Челдон. гл. 20. Снова в школу

                глава 20. СНОВА В ШКОЛУ

                На первый урок в ульпан я пришел с новой тетрадкой и русско-ивритским словарем. В одноэтажном здании с прилегающим к нему просторным двором, где были организованы курсы иврита, до этого,  по-видимому,  располагался детский сад. Наша группа расселась за парты в одном из классов. Остальные классы были заняты более продвинутыми группами учеников, поточный метод обучения. В нашей группе все оказались  русскими.
                В класс вошли две дамы, поздоровались с нами на иврите, а одна еще и по-русски. Русская представилась сотрудницей вездесущего министерства абсорбции. Она представила нам будущего преподавателя, и сразу предупредила, что преподаватель не знает ни слова по-русски. 
                Поздравив нас с приездом на историческую родину и  началом обучения, министерская провела с нами «инструктаж по технике безопасности». Первым делом она рассказала о табличках с надписью на иврите: «Будьте  внимательны к подозрительным предметам» Как я позже заметил, такие таблички имелись во всех публичных местах.  Затем  она предупредила,  что не стоит пинать и  брать в руки валяющиеся на дороге пустые банки из-под пива и соков, и пустые коробки, и не вестись на такие «приманки» как лежащий на тротуаре якобы утерянный кем-то портмоне с торчащей из него пачкой банкнот.  Любая  банка, коробка, «потерянный» портмоне могут таить смертельную опасность — могут оказаться заминированными, что не раз бывало.
 
                Перед тем как уйти, министерская  сделала странное заявление, дословно: «Если вас будут спрашивать — зачем вы приехали в Израиль? отвечайте, что вы приехали по приглашению правительства Израиля!» Попрощалась и ушла.

                Вот это: «Зачем вы приехали в Израиль?» — не понял никто. Я видел растерянность на лицах моих одноклассников. Со слов министерской получалось, что  на нашей новой родине есть и такие,  кто не рад нашему, и моему лично, приезду. Нихуя себе! «Да я ради этого Родину  продал!» Ну и кто они после этого?! Затем я  призадумался.  Пофантазировал. У меня получилось следующее.  Если заменить «приехали» на «пАнАехали» с московским аканьем, то  все сходилось.  Неужели была  необходимость делать подобные заявления?  Значит, так надо.
 
                Нас, первоклашек, набралось в классе человек тридцать, разных возрастов, от восемнадцати и старше.  Как это бывает, в каждом коллективе обязательно найдется  заводила, балагур.  У нас им с первых минут стал — Моше,  в  миру — Миша. Лет тридцати, высокий, здоровенный детина, почти лысый, с тонкими усиками-мерзавчиками. Моше жил в Израиле уже несколько месяцев, и, как мне показалось,  свободно владел ивритом. Моше  где-то работал по ночам, а в ульпан пошел учиться ради диплома, зачем-то он ему был нужен. Моше стал играть роль посредника между нами и преподавателем. Наши, в большинстве своем славянские, имена никак не давались учителю, она их невыносимо коверкала (да, министерская нам сказала, что преподаватель сама только что окончила курсы учителей ульпана, и мы были у нее первой группой. В связи с огромной волной репатриации учителей ульпанов не хватало, в учителей   переквалифицировались, по желанию и по предложению службы занятости, те, кто  имел хоть какое-то отношение к образованию, и не только. Преподаватель в другом ульпане,  где я затем учился, переквалифицировалась в учителя из социальных работников). Балагур    Моше  предложил дать всем нам новые, ивритские, имена, созвучные, а порой и нет с настоящими, и тем самым облегчить работу преподавателя. Мне он предложил взять ветхозаветное — Шломо (Соломон).  Я не стал отказываться, тем более что изначально меня так и хотели назвать, в честь прадеда (того который сидел на Соловках), но мама воспротивилась, видимо, не желая «усложнять» мне жизнь.
                Мудрый Соломон: « И это пройдет».

                Есть юморное выражение: «Евреи иврит не учат, они его — вспоминают», и мы принялись вспоминать иврит.

                На дневном отделении я проучился всего пару недель.  Такой график учебы  шел вразрез с поисками  работы, и я перешел в другой ульпан на вечернее отделение. 

                В новом классе заводилой  был — Давид — молодой, щуплый армянин. Был ли он  армянским евреем,  я  не знаю, мне все равно, но он часто заострял на этом внимание.

                Когда я трудился в Ленинакане, местные армяне вели со мной, по моей же просьбе,  просветительскую работу.  Так,  я узнал, что из всех советских республик Армения имела самый большой процент легковых    автомобилей, и пианино на душу населения, и самый маленький процент евреев, и совсем не имела — вытрезвителей. Армения была единственной союзной республикой, где не было вытрезвителей.

                Давид «прокололся» во время экскурсии в Иерусалим. В Армянском квартале Старого города он потащил всех в Армянскую церковь. Наша мора (учительница) Нава, помню, остановилась на пороге церкви и удивленно хлопала глазами.

                Эта экскурсия входила в программу ульпана. Вообще, в программу ульпана входили   три политически-грамотные экскурсии. Первая из них как раз  была в Иерусалим.

                Посещение святого города произвело на всех неизгладимое впечатление. Все о чем я когда-то читал и слышал, предстало передо мной вживую! Гробница царя Давида, дворец царя Ирода, комната, где по приданию происходило Тайное Вечере,  и еще множество интересного.
 
                Стена Плача была последним пунктом нашей экскурсии.
                Все подходили к стене,  трогали древние камни,  стараясь  не мешать молившимся  возле стены.  Некоторые из нас  пытались засунуть в щели между огромных камней записки  с просьбами к Б-гу, привезенные еще из Союза от родственников и знакомых, или тут же наспех написанные. Щели от подножия стены до высоты человеческого роста и поднятой вверх руки были буквально зацементированы свернутыми, скрученными и вдавленными клочками бумаги.

                Я спросил Наву и нашего русскоговорящего гида о том, пройдем ли мы по Via Dolorosa к Храму Гроба Господнего? После «выходки» Давида с Армянской церковью, все как-то косо  на меня посмотрели. Я уточнил, что интерес мой сугубо научно-познавательный.  Гид  вяло ответил, что якобы бы  в целях безопасности экскурсии из ульпанов туда не делаются.

                Один наш одноклассник, вертевший  в руках  новенький «поляроид», предложил  сделать всем желающим фотографии на фоне Стены Плача.  Все с радостью согласились. Когда же фотограф-любитель добавил, что каждая фотография будет стоить 10 шекелей, то одноклассники посмотрели на него хуже, чем на «вероотступника» Давида! Коммерческая составляющая предложения отбила желание у экспозантов. Наш меркантильный одноклассник был смущен, и даже покраснел, он явно не ожидал, что  лозунг: «Делай деньги!», поощряемый, как он думал,  в капстране,  будет принят вот так в штыки.
                Все оказалось старо, как библейская притча.


                *****


                Вторая экскурсия была в поселок Кфар Хабад. Поселок как поселок, похожий на кибуц, куда мы с Мишкой ездили навестить его приятеля. В этом поселке живут хасиды (те, что со спецпляжа).

                После этой экскурсии большинство из нас, и я в их числе,  задавали себе вопрос: с какой целью было нужно привозить сюда на «экскурсию» новых русских репатриантов – в подавляющем  большинстве своем людей светских, да к тому же   нарушать привычный уклад жизни обитателей поселка?
 
                Там к нам приставили гидом одного  молодого неофита из бывших-новых  сограждан. Неофит был одет, как и все хасиды: черный длиннополый лапсердак, черная широкополая шляпа, черные брюки, заправленные в черные гетры, застегнутая на все пуговицы белая рубашка, и туфли без шнурков, на резинках. Из-под шляпы свисали закрученные спиралью  пейсы.  Жидкие усики и бородка обрамляли пухлые губы.

                После обязательной программы ознакомления с историей и традициями Кфар Хабада, наш разговор с гидом перешел на вольную тему.  Неугомонный Давид лез к нему со своими язвительными вопросами: почему хасиды не признают  государство Израиль? и почему они отказываются служить в армии? Я в охуении посмотрел на Давида.  Но гид  ничуть не смутился, и начал нести, на мой взгляд, какую-то околесицу. Он говорил, на полном серьезе, что, мол, если все евреи соберутся   в Израиле, то они погибнут (как хочешь, так и понимай), и  что, мол,  когда евреи живут в галуте (в странах рассеяния) то это очень хорошо. И так как хасиды светскую власть не признают, то и в армии они служить отказываются. Тут  я совсем охуел! Это он нам — репатриантам — говорил! Такое мировоззрение  полностью противоречит теории сионизма — борьбе за  воссоединение всех евреев на земле Израиля. По кфархабадской теории получалось, что мы здесь нахуй не нужны!  Выходит, министерская  была права, когда предупреждала нас на счет «приехали-панаехали». Тогда  ответьте мне на милость —  зачем нас привезли в этот Кфар Хабад?  Хрен  поймешь этих соотечественников.

                Под конец дискуссии разговор зашел о кошерной пище. Я спросил гида на счет кошерности выкуриваемой им сигареты. Он, не задумываясь, ответил, что если сигарета приятна на вкус, то она кошерная! Слышал бы это его раввин-наставник!


                *****


                Третья, заключительная, экскурсия была самой масштабной, двухдневной, с ночевкой. Я пригласил с собой на экскурсию моего нового товарища — интересного собеседника,  знатока истории и географии, и собутыльника — Костю Клурфельда, из Биробиджана.
 
                Первым пунктом этой экскурсии стал  кибуц-миллионер на берегу Галилейского моря недалеко от Тверии. После посещения кибуцного музея и обильной жратвы в коммунальной столовке, мы купались в водах библейского моря, предварительно выпив из взятых запасов. Артек, бля!

                Товарищи! Вас наебали с коммунизмом! Вы не то строили! У вас как всегда нихуя не получилось, а евреи построили! Я сам там побывал, хоть и несколько часов всего, и даже вкусил его щедрых плодов, в кибуцной столовке! Вот интересно, Зюганов в кибуце бывал?! Если нет, то тогда не слушайте его, он не знает, о чем говорит! Сочувствующие могут сами приехать и убедиться — евреи уже все сделали!   

                Наконец мы погрузились в автобус и двинулись дальше.
                По дороге кто-то вспомнил, и предложил подъехать к месту, где по библейской притче Иисус накормил народ хлебами и рыбой. Эрудированный Костя тут же указал на розовую церковь, возвышающуюся на берегу озера. Перед поездкой Костя перелопатил кучу литературы по этой теме. Но нас уже ждали на ночевку гостеприимные фермеры-мошавники, и мы ограничились видом и фотографиями издалека. Наша мора Нава, по-моему, стала  сомневаться  по поводу нашей репатриации!

                В мошаве для ночлега для нас были приготовлены несколько бунгало.  Мы  быстренько приспособили один бунгало под банкетный зал, стаскав туда столы и стулья из остальных бунгало. Мы сервировали стол овощами и консервами, оплаченными мошаву министерством абсорбции. Кроме нескольких бутылок вина купленных вскладчину нашей  симпатичной учительницей Навой, на стол было выставлено изрядное количество, взятых   добровольно, по зову сердца, бутылок всевозможных спиртных напитков.
                Воцарилась такая знакомая и теплая атмосфера, как во время вылазки на дачу.
                Мы пили, закусывали, пели песенки на иврите разученные в ульпане.

                Но «русский ген» уже давал о себе знать.
 
                Я вышел покурить на свежий воздух, и в сумерках разглядел одноклассника, стоявшего на четвереньках и блевавшего на газон.

                А ведь  Антон-коммунар  не врал на счет кибуцной дискотеки!

                Затем начались танцы под  кассетник взятый в дорогу кем-то из одноклассников.
                В разгар веселья я стал замечать, как некоторых одноклассников уже тянуло на эротику.
                Самые сознательные одноклассницы, видно, зная по себе, чем обычно заканчиваются такие пирушки,  унесли вырубившуюся любимую учительницу Наву, и сдали ее под охрану одной непьющей однокласснице в ее бунгало, от греха подальше.

                После нескольких настоятельных просьб мошавников  вечеринку пришлось свернуть, и мы, недовольные, отправились спать.

                Утром, наспех умывшись и перекусив, и опохмелившись, кто, чем мог,  мы погрузились в автобус и отправились на Голанские высоты.
 
                Мы пересекли по мосту реку Иордан. Иордан оказался почти ручейком метров пять шириной, заросший по берегам кустарником.

                Русским, привыкшим к огромным пространствам, все кажется маленьким.  Меня всегда прикалывает реакция моих гостей из России, когда они видят брюссельскую достопримечательность – «писающего мальчика». Большинство гостей знают о его существовании еще до приезда, видели на фото и видеокадрах. Но когда они видят мальчика вживую,  фигурку высотой меньше метра, то всегда удивляются: «Он такой маленький!» Вероятно, они представляли его себе высотой с дом и с членом размером с  Царь-пушку,  бьющего  струей как из брандспойта!

                На Голанских высотах мы посетили развалины древней синагоги и еще одно образцово-показательное поселение.

                Чтобы вы не подумали, что я ошибаюсь, или путаюсь, поясню. Выше я  упоминал, что никто не агитировал новых репатриантов селиться на контролируемых, называйте, как хотите, территориях: на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа. Но Голанские высоты это особый случай, они, высоты эти, присоединены к Израилю по решению Кнессета и считаются его территорией.
 
                Мы смотрели с высокого плато на Сирию, на безжизненный город-мираж Эль-Кунейтра,  находящийся в нейтральной полосе. Прошлись по бывшим сирийским укрепленным позициям. Двоякое чувство испытывал я разглядывая  экспонаты трофейного сирийского вооружения советского производства.
 
                Мы помахали сирийцам на прощание и тронулись в обратный путь.

                Небольшой участок дороги пролегал вблизи  ливанской границы, с правой стороны  по ходу автобуса. Это Нава нам об этом сказала. Я отчетливо видел ряды колючей проволоки.  «А из нашего окна Иордания видна! А из нашего окошка только Сирия немножко!»  Вот юмористы!

                По дороге нам попадались трейлеры, перевозившие на  платформах танки и бронемашины. В воздухе пахло напряжением, грозой пахло. 

                Наш автобус повернул налево и взял строго на Юг.

                Через несколько минут  мы остановились у придорожного кафе.
                Все вышли из автобуса и разбрелись кто в туалет, кто купить мороженое или напитки.

                Я расположился на лавочке, под зонтом, в теньке,  и с наслаждением потягивал  холодное пиво из банки.  Вдруг, неожиданно,  над нашими головами,  на бреющем полете, с диким ревом пронеслось звено «Кфиров». Я чуть не выронил банку из рук. Все инстинктивно пригнулись.

                «Кфирами» в израильских ВВС называют модернизированные французские «Миражи». «Кфир» на иврите — львенок, мило, не правда ли. Это Нава нам сказала, как они называются, она служила срочную на авиабазе. 
               
                Львята с рыком пронеслись в направлении ливанской границы, от которой мы находились в четырех-пяти  километрах. Через  считанные секунды  раздались  раскаты  мощных взрывов.  Земля  содрогнулась. Под моими ступнями пробежали сейсмические волны,   гофрирую поверхность.  Мы в недоумении уставились на Наву. Нава  сидела земле, на сумке, прислонившись спиной к дереву, прищурив глаза, прижимая ко лбу холодную банку сока.   «Ничего страшного — учения идут!» — успокоила нас безмятежная похмельная Нава.  «А город подумал …»



                Продолжение следует