Последний день

Ирина сошла с душной электрички на маленькой дачной станции и побрела к дому. Шла она медленно; сумки были тяжелые. Она везла с собой из дома старое постельное белье, которым давно уже не пользовалась, и кое-какие продукты. Можно было, конечно, попросить сына Сережу помочь, но она сама строго-настрого наказала ему побольше времени проводить с Машей – невестка была беременна и ее мучил страшный токсикоз. Ирина хотела, чтобы Маша пожила с ней на даче, воздухом подышала, но невестка боялась, что не сможет доехать без эксцессов, и Ирина собиралась жить на даче одна. Был конец мая, вокруг цвела сирень и виднелись маленькие полянки незабудок. Идти предстояло 1,5 км. Вены на ногах распухли, сумки тянули к земле, ноги в босоножках на высокой танкетке то и дело подворачивались на гравии. «Был бы Миша…», - грустно подумала Ирина. Но Миши, ее мужа, уже 4 года не было в живых. Его смерть подорвала ее здоровье: разыгралась вечная бессонница, варикоз появился… Вот если бы Миша был жив, не пришлось бы ей самой сумки нести – он всегда ее оберегал и считал, что негоже маленькой женщине тяжести таскать.
Она прожила с Михаилом чуть больше 30 лет – прожила душа в душу. Было у них полное взаимопонимание, единодушие, и Ирина все 30 лет чувствовала себя  как за каменной стеной. В последние минуты она не была с ним… Но жалеть об этом не было смысла – не вернешь ведь…
Она шла все медленнее, все тяжелее. А ведь еще 4 года назад она и не замечала этих 1,5 километров… Примерно на полпути она стала намечать себе вехи – то дерево, то ворота, стоящие друг от друга на небольшом расстоянии, то куст. Каждая новая веха казалась маленькой победой. Так, отмечая вехи, она добрела до знакомой поляны, где стоял ее дачный дом. Она отперла дверь, взглянула на созданный ее руками интерьер. Сколько сил и фантазии было сюда вложено! В доме было очень уютно, хоть уют этот и складывался из старья – бабушкина мебель, шторки, сшитые и скомбинированные из старых, скатерки. Одна подруга как-то сказала, что здесь лучше, чем у нее дома. «Сколько времени я ей не звонила?» - подумала Ирина. «А другим сколько?» Но на новой работе у нее совсем не было свободного времени.
Она бросила сумки, вытащила на крыльцо стул и тяжело опустилась на него. Разгружать сумки сил не было. Ни на что не было сил.
Ирина принесла зеркало и начала снимать со щек румяна. Раньше она и румянами не пользовалась, только губы красила. А теперь очень бледная стала. Из зеркала на нее смотрело интересное лицо со жгуче-черными волосами и светло-зелеными глазами. «Со следами былой красоты», - подумала она, глядя на морщинки вокруг глаз и на начавший обвисать подбородок, - «но годы свое берут. Хотя Мише я бы и сейчас нравилась».
Она глубоко вдыхала свежий воздух и любовалась на заросший сад. Вот  незабудки, вот молодой куст сирени, который она недавно посадила… И лесные деревья, которых осталось совсем мало. В этом году три елки засохли, не выдержали прошлого жаркого лета. Молодые ели почему-то больше не росли… А год назад засохла одна из ее любимых берез. Сколько она себя помнила, на высоком холмике около дома росли из одного корня три березы. И вот одна из них засохла и пришлось ее свалить. Ирина тогда плакала.
В голову полезли воспоминания. Вспомнилось, какой она была здоровой и жизнерадостной девчонкой, как бегала по большому саду, искала грибы, собирала землянику. И бабушку вспомнила – маленькую, но очень властную женщину, и как она носила воду из колодца – тогда еще они жили в старом разваливающемся доме без водопровода. Еще вспомнила, как она прибегала домой за бадминтоном и  в игре побеждала соседа Лешку, а он все время повторял, что она очень красиво играет…
«С чего это вдруг вспоминается?», - подумала Ирина. «Наверно, потому, что с этой дачей вся жизнь связана». Ее впервые привезли на дачу в 8-месячном возрасте, и она до сих пор не забыла, как она, городской ребенок, боялась травки и птичек. Тогда она уже говорила, а ходить начала в конце августа. С тех пор ни одного лета без дачи не проходило.
Когда она выросла,  привезла на дачу Михаила. При первом знакомстве бабушка сказала: «Очень приятно. Моего мужа тоже Михаилом звали». Ирина сильно смутилась, а Мише это понравилось – он будто почувствовал поддержку.  Потом они долго гуляли в березовой роще, зашли на луг у реки и долго целовались, скрываясь за высокой травой. Тогда она «перегуляла» Мишу, хоть он спортсмен был. Но былую силу, видимо, было уже не вернуть… Хотя она надеялась поправить здоровье на даче.
Вспомнилось, как они с Мишей привезли сюда месячного Сережку, как Миша бесконечно таскал воду из колодца и собирал траву на лугу, которую они добавляли в воду для купания. И Сережкины первые слова. Когда ребенок махнул Ирине ногой в лицо, и она ласково сказала ему: «Ах ты, бандюга!», а Сережа радостно повторил: «Бадюга! Бадюга!»
Сережка не боялся ни травки, ни птичек, ни белочек; наоборот, хотел с ними пообщаться и очень переживал из-за того, что у них не возникало ответного желания.
«Теперь он совсем взрослый», - размышляла она. И на хорошей девочке женился, и ребенок скоро будет – что еще для счастья нужно (кроме Миши, конечно)? Хотя для  счастья нужно было больше, гораздо больше. Например, интересная работа. Ирина работала корректором в журнале по строительству  и страшно ненавидела свою работу. Но после смерти мужа она получила сильный ожог, т.к. ходила, как сомнамбула, и халатик подхватил пламя от плиты. После этого ей пришлось уйти из науки, и она рада была, что хоть сюда взяли… Теперь она работала только за зарплату, страшно раздражаясь на неграмотность «строителей». Вдобавок, дорога занимала 3 часа в оба конца. Правда, журнал выходил ежеквартально, и первый месяц после выпуска у Ирины работы было мало, и она брала с собой разные вещи на переделку и починку, благо, она сидела в комнате одна, хоть и без окна.
Ей очень хотелось выйти на пенсию и заниматься любимыми делами – пойти на курсы живописи (надо было, наверно, в юности учиться, но выбрала другую специальность). Но и теперь можно еще порисовать, и повышивать, и на выставки походить. Но у Сережи скоро будут большие расходы, она просто не могла уйти на пенсию и сесть ему на шею…
С какой радостью она, бывало, бежала на работу! Раньше она была специалистом по современной истории России и попала в это НИИ сразу после истфака МГУ. Вернее, почти сразу. В тот год распределения в науку не было, и Ирина взяла свободное распределение. Она подобрала себе институт и пришла в отдел кадров. Начальник ей сказал, что в ноябре будет открыт новый сектор как раз по ее специальности, а пока предложил ей поработать машинисткой. Ирина согласилась. Когда подошел ноябрь, ее будущий начальник попросил у нее почитать диплом, и сразу решил принять, тем более, что к тому времени у нее уже была публикация. Первое время она, как и все молодые специалисты, занималась технической работой. Когда подошло время сдавать годовой научный доклад, начальник попросил ее считать его на предмет опечаток. После прочтения он спросил у Ирины ее мнение. Она сказала, что в докладе необходим еще один раздел, и тогда все встанет на место. Начальник спросил, не возьмется ли она написать этот раздел. Ирина написала, и больше она технической работой не занималась.
Через год Ира поступила в заочную аспирантуру при институте, но через 4 года, когда ее диссертация была готова, взгляды на историю подверглись реформированию, и ее диссертация полетела в мусорную корзину. Надо было писать снова, но через месяц родился Сережка. Первый год жизни он каждую ночь плакал, а Ирина сильно болела. Когда она вернулась на работу, писать диссертацию уже не было смысла – за степень перестали платить, да и запал прошел…
К этому времени образование Ирины, основанное на Марксизме-Ленинизме, несколько обесценилось – Россия начала переходить к капитализму. В институт как раз пришла разнарядка на переобучение за границей, и руководство выбрало ее как подающего надежды младшего научного сотрудника. Тем более что она свободно говорила по-английски. Ира уехала на полгода в Австрию, и Сережка пошел в первый класс без нее. Потом ее еще трижды отправляли учиться за границу.
«Но это все в прошлом», думала Ирина, «и зачем только я столько училась? Ведь ничего после меня не останется, кроме полусотни статей, теперь уже устаревших и никому не интересных, десятка рассказов и сотни стихотворений – к тому же, плохих». «А сыну я что оставлю? Ну, дачу, ну, квартиру… Конечно, я научила его любить, научила отдавать, доброте научила – может, этого достаточно?». Все равно у нее оставалось ощущение, что не сделала она чего-то самого главного, что от нее требовалось… «И теперь уж не сделаю – ведь не знаю даже, что это…», - возникла мысль.
Ирина поднялась со стула и пошла выгружать сумки. Потом посмотрела на часы и поняла, что пора было ложиться спать. Она умылась, разделась и легла в прохладную кровать. Несмотря на то, что очень хотелось спать, сон не шел – как всегда в последние 4 года. Заснула она около часа ночи, а проснулась в 6 – как всегда. Во всем теле была слабость, болела голова. Но она заставила себя встать, ведь дел было полно. Выпила крепкий кофе, обмотала распухшие ноги эластичным бинтом и прежде всего пошла на поляну за водой. С большим трудом принесла она два ведра, и сердце стало бешено колотиться. Но она решила, что если обращать на такие вещи внимание, то жить и смысла не будет. Надо было идти в магазин – купить переходник для водопровода. В прошлом году старый сломался, Сережа его снял, а новый поставить не успел – начались свадебные хлопоты. До магазина было 2 км. Ирина вышла в путь. Как и вчера, она намечала вехи, но ноги болели страшно, сердце сильно билось, да и слабость какая-то одолевала – видимо, давление совсем упало. В магазине нужного переходника не оказалось, и надо было ехать в соседний город. Там она нашла нужную деталь и купила, ведь Сергей обещал приехать и подключить водопровод, а времени у него было мало.
Обратно она шла, уже совершенно измученная. Кое-как доползла до дома, приготовила себе обед, помыла посуду. Посидела полчаса с книжкой на крыльце. Она читала книги только на английском языке, чтобы не забыть его окончательно. Но эта попалась очень скучная, и к тому же, уже подходила к концу. Ирина решила оставить ее на ночь – спалось от нее хорошо. А пока надо было в доме прибраться. Толком не отмоешь, ведь с водой проблемы, но хотя бы пол помыть…
Она налила воду в ведро, нашла тряпку и принялась за работу. Можно было взять швабру, но ведь после зимы пол был очень грязный, и шваброй каждую впадинку не отмоешь. Ирина тщательно вымыла три комнаты; сердце стучало, ноги ломило. Она решила прилечь. Лучше не становилось. Она стала задыхаться, приняла валидол, но воздуха по-прежнему не хватало. «Недосып сказывается», - подумала она, - «сейчас пройдет». Но не проходило. Наконец, появилась жгучая, невыносимая боль под левой лопаткой. Хотелось закричать.  Ирина почувствовала неладное  и подумала: «Надо бы скорую вызвать». Но телефон остался на террасе, а вставать не было сил. Боль нарастала. Теперь уже болело и справа, и левая рука стала отниматься. Тело под грудиной стало горячим. «Похоже, инфаркт», - пришла в голову мысль, - «но я же не могу стать инвалидом и обузой для Сережи с Машей - им и без того хватает». Потом мысли начали сбиваться. Она подумала: «И дался мне этот пол? Как будто с грязным нельзя жить… Как же так? Ведь мне всего 57 лет!» И с недоумением посмотрела на линию жизни на своей правой ладони, которая показывала, что она должна была прожить лет 80. «Может, еще пронесет? А как же живопись? А вышивание? Ведь я еще столько хотела сделать!» Следующая мысль была: «Зато с Мишей там встречусь… Ведь я с Сережей и с Машей не попрощалась, да и внука не увидела… И как Сережа это перенесет? Ведь только что смерть отца пережил…». Больше она ни о чем не думала…
В это время у Сережи на душе стало тревожно. Он набрал мамин номер, но она не отвечала на звонки. Тогда он сказал: «Маш, надо мне на дачу поехать, что-то нехорошо у мамы». Маша возразила: «Да что там может быть? Но если волнуешься, поезжай». Она сунула ему пакет с бутербродами и чаем в термосе – «Тебе силы могут понадобиться». Он забыл этот пакет в электричке. Всю дорогу от станции он бежал. Калитка была открыта, а дверь в дом заперта. Он подбежал к сараю, снял с петель дверь и достал ломик. Ломом он взломал ставню, одновременно выбив стекло, и забрался в дом. Нашел он Ирину еще теплой; выражение лица у нее было умиротворенное…
Через 6 месяцев у Сергея и Маши родилась девочка. Они назвали ее Ириной. Ириша подрастала и все больше становилась похожа на бабушку, которую она ни разу не видела…