Барзель, великая воительница света. Глава 7

- И вы утверждаете, что тан Изервиль и понятие не имеет, что за артефакт хранится в его доме? – Уточнил у Элль Етимий.               

– Абсолютно точно. Наш добрый друг, домовой, что проживает в доме славного тана, поведал нам об этом. От него же мы узнали и всю иную необходимую информацию. Он же обещал, за умеренную плату, конечно,  показать вам дорогу к заветному подвалу, в коем, и установлена дверца – временной портал – Пояснила первогремлин. – А, наш достойный тан, уверен, что необычная дверь – вход в гробницу предков или, на худой конец, в потайной лаз, через который его семья, сможет, в случае чего, сбежать от врагов. Охрану он, конечно, поставил, но, всего-то пару человек. Всё, что от вас требуется – проникнуть в дом Изервиля, остаться в сей крепости на ночь, а, как стемнеет, добраться до портала времени. Как его активизировать, мы вам подскажем. Мы с КваКрыланом отвлечём стражу, а, вы уж тогда времени не теряйте. В случае удачи, уже не увидимся точно, но, мы всё же, на всякий случай, ещё поболтаемся в соседнем лесочке пару дней, если вдруг что пойдёт не так, мы вас отыщем, и будем думать над нашей проблемой дальше.               

– Спасибо вам, милые создания, за помощь вашу. - Иша поклонилась гремлинам низко. – Если всё получится, я вашу доброту до конца дней помнить буду….               


– Если всё получится, о нашем существовании ты и знать не будешь, разве что, из легенд. – Хохотнул КваКрылан. – Ну, удачи вам.            

               

***         


- И как же попасть нам в дом тана? – Задумчиво произнесла любимая моя. – Не можем же мы просто подойти к воротам, постучать, и сказать, простите мол, у вас тут имеется временной портал, мы им воспользуемся с вашего позволения?               


- Почему же не можем? – Улыбнулся я. – Я, если ты ещё не забыла, милая жёнушка, являюсь странствующим музыкантом, ты тоже поёшь довольно сносно. Нашему достопочтенному жрецу, как лицу духовному, вообще будут рады. Мы скажем, что желаем сыграть и спеть для уважаемого тана и нас не только пригласят войти, нам ещё и заплатят. И уж конечно, выступление наше затянется до поздней ночи, уж об этом я позабочусь!!!               

– Ты гений, о, любимый муж мой. – Иша кинулась мне на шею и горячо поцеловала.               

               

***


Собственно говоря, дом тана был не так уж и велик. Простой деревянный рубленый дом, но, такой, добротный. Окошки маленькие, закрытые бычьим пузырём. Изгородь вокруг него довольно крепкая, ворота дубовые. По обе стороны ворот располагались не высокие башенки. Достопочтенный Изервиль, судя по всему, был человеком весьма зажиточным, но, не более того….               

Я не спеша приблизился к воротам и осторожно постучал.               


– Кто там ещё заявился? – Раздался грубый окрик.               


– Простите меня, уважаемый, что смеем беспокоить вас. – Я низко поклонился. – Мы всего лишь странствующие музыканты. Слышали мы, что господин ваш, достопочтенный Изервиль является большим ценителем музыки, вот и решились мы явиться сюда, дабы усладить слух такого достойного человека своими скромными песенками. Молю, не откажите мне в столь скромной просьбе.               


– Хм, повезло тебе, бродяга. - Ответствовал мне тот же грубый голос. – В любой другой день я прогнал бы тебя прочь, но, сегодня господин мой даёт пир в честь дорогих гостей, и потому будет весьма рад вам.               

Раздался скрип отодвигаемого запора. Ворота плавно открылись и вошли мы во двор.         


Кроме главного здания, в задней части двора виднелись многочисленные хозяйственные пристройки. В одной из них, наверняка и был вход в подвал с сокровищем, какой вот только?               

Встречали нас четверо стражей в простом кожаном доспехе с длинными копьями и деревянными щитами в руках и пухленький, хорошо одетый человечек, судя по всему, управляющий.               


– Вы можете называть меня достопочтенным Мутом. – Заявил человечек. - Следуйте за мной, я провожу вас в вашу комнату, где вы будете ждать, пока я вас не вызову. Надеюсь, вы не посмеете потребовать за ваши жалкие песенки слишком высокую цену? Лучше назовите сразу, сколько вы хотите получить за ваше выступление.               


– Что вы, что вы. – Я низко поклонился. – Надеемся мы исключительно на щедрость вашего господина, мы люди скромные, простые….               


– Отлично. – Кивнул управляющий. – Вам принесут еду и питьё.               


Помещение, куда поместили нас, было всего лишь обыкновенным сараем. На полу солома, окон нет. Дверь за нами заперли на щеколду снаружи. (Наверное, чтобы мы не бродили по двору напрасно и не украли чего ненароком.)               


Ох, и долго же и нудно тянулось время!!! Моя бедная Иша металась по сараю, грызя пальцы от нетерпения. Я спасался лишь тем, что вспоминал самые красивые песни из своего репертуара, дабы не ударить лицом в грязь пред достойным таном. Етимий то ли молился, то ли медитировал в углу….               

– Простите, что беспокою вас. – Раздался чей-то тихий голос.               


Я заозирался, пытаясь отыскать нашего собеседника. Жена моя любимая быстро преобразовала свой палец в нож. Жрец вскочил, готовый к битве.               


Пред нами стоял крохотный старичок в простом сером балахончике, да только, да только, лицо его было покрыто шерстью!!!               


- Ох, простите. – Старичок  сложил умоляюще руки на груди. – Я ни в коем случае не хотел напугать вас. Вы ведь друзья Элль и КваКрылана?               


- А, вы, уважаемый – тот самый славный домовой, коего рекомендовали нам гремлины. – Кивнул жрец. – Мы очень рады видеть вас, можно узнать ваше блистательное имя?             


- Простите, - домовой виновато улыбнулся. – Никаких имён, кто знает, вдруг вы попадётесь, а, мне не хотелось бы, чтобы меня с позором изгнали из этого дома, заклеймив, как предателя. Я только хотел сказать вам, что, после выступления, буду ждать вас здесь же. Я вас выпущу и проведу до места, а, там всё будет зависеть от вас. Ну, ладно, простите, я вынужден покинуть вас, пока никто не заинтересовался и не зашёл к вам сюда.      


– До вечера. – Кивнул жрец. – Мы будем ждать вас.            

                ***    


Наконец, скрипнул засов, дверь открылась, и нас вывели наружу. Проводили по двору до главного дома, запустили в главную залу.                               

Даже не знаю, стоит ли описывать ту залу? Ничего в ней особенного не было, ну, полы, соломой присыпаны, на стенах факелы чадят, да шкуры развешаны. На тех шкурах оружие закреплено разнообразное. Под потолком покачиваются лампы кованные серебряные.               

По зале быстро и тихо перемещались слуги, кои разносили блюда и напитки.               


Посередь залы, столы стоят широкие, от еды ломящиеся. Хозяева, сам Изервиль, могучий краснолицый толстяк и жена его разлюбезная, да четыре старших сына, обликом схожие с отцом своим. Ближе к хозяевам, сидели гости дорогие, да ближние дружинники, за дальними столами простые воины и управители.               


Гости и хозяева были уже  изрядно навеселе. По правую руку от тана сидел шут. В руках сей гаер держал арфу. Судя по всему, он же был и музыкантом при Изервиле.               


Узрев нас, уважаемый тан поднял кубок свой и рявкнул, так, что огонь в факелах заколыхался.               


– О, му-муз-зыканты. Эй, вы там, ну, ка сп-спойте ка н-нам, только п-помните – п-понравятся мне п-песенки в-ваши, оз-золоч-чу, нет, в-велю шкуру с вас спустить.            


Выступил я вперёд и поклонился низко.               

– Приветствую вас, достопочтенные господа и вы, о, прелестнейшая леди Изервиль. Молю, позвольте  нам, скромным менестрелям, порадовать вас нашими песенками. Споём мы вам о деяниях героических, о прекрасных леди и отважных витязях. О коварстве и любви, о красоте и благородстве.               

– Ха, - шут хихикнул и перевернулся. – Что может знать мальчишка о столь высоких материях? Судя по его виду, он всего лишь жалкий деревенщина, сей сладкоголосый споёт нам о красоте коров в его деревне и храбрости петухов, бьющихся за любовь прекрасной курицы.               

– Конечно же, мой жалкий талант не идёт ни в какое сравнение с гением такого великого менестреля, как вы, простите, не знаю я вашего блистательного имени, о, повелитель бубенцов. – Я улыбнулся так вежливо, как только смог.  – Несомненно, готов я уступить вам и позволить первому продемонстрировать своё дарование пред достойными господами.               

– Ещё ч-чего, ослиные вопли Квакоряка мне уже порядком пр-прискучили. Хочется чего-то нового. Пой уже! – Рявкнул вновь благородный тан. – Е-если з-захочу я слушать слова велеречивые, при-и-изову вашего т-товарища – жреца.               


Гости и дружинники  одобрительно зашумели.               

Я снова поклонился, ещё ниже и начал:               

- О, прекраснейшая из женщин,
под ногами у Вас целый мир,
бисерами расшитые вещи,
бриллианты, рубины, сапфир,
завоеваны дальние земли,
королей превратил я в рабов,
королевы ж рванину надели
и сады развели у дворцов.
В Вашу честь сочиняются оды,
красоту славит каждый поэт,
чародеи лишь в Вашу угоду
создадут даже то, чего нет!
Почему ж на моё предложенье
о женитьбе Вы шлете отказ?
Почему же я вижу презренье
в уголках Ваших солнечных глаз?
- А меня Вы спросили, любезный,
нужен мне под ногами весь свет?
Вместо этого спели бы песню,
прочитали бы просто сонет!
Ни к чему мне был завоеватель -
победитель далеких земель,
лучше рядом мечтатель-романтик
иль над ушком поэт-менестрель.
Предпочла бы садам я цветочек,
бриллиантам - простое кольцо!
Вместо этого долгие ночи
утирала от слез я лицо...
Я была только Вашей невестой,
берегла свою девичью честь,
ожидая, когда же мы вместе
сможем счастье в чертоге обресть.
Восвояси же, витязь, уйдите!
Дайте смерти спокойно дождать,
жизнь сгубили, так старость почтите -
не хочу Вас ни видеть, ни знать!


- Эй, му-музыкант, а, п-повеселей, ничего нет? – Поморщился достопочтенный Изервиль. – Х-хороша твоя песня, да больно грустна!               

- Судя по всему, мой юный дружочек собирался на похороны, а, попал на пир. – Хихикнул Квакоряк. – Посмотрите, гости грустят и вот-вот расплачутся.               

- Тогда позвольте жене моей порадовать вас песней красивой. – Я низко поклонился. – Надеюсь, её исполнение не разочарует вас.               

Иша вышла вперёд с улыбкой скромной и милой. В свете факелов казалась она ещё более очаровательной, чем обычно. Поклонилась всему блестящему собранию низко и запела. И голос её дивный наполнил залу. Замерли гости и хозяева, восхищённые и поражённые, столь потрясающими по красоте звуками. Даже мерзкий шут прикусил язычок свой:               

На ладонях нежится пригоршня малины,
сладким соком тешится лета середина
полотно небесное синей нитью сшито,
бахромою облака по краям подбито
по ковру зеленому, под ноктюрн кузнечика
плещутся медовые, взбиты солнца венчиком,
запахи, веселыми пчелами разношены
на поля, где стелется сено свежескошено.
Радуется жаворонок, перепелка вторит
под напевы щебета, теплотой разморит
ярких дней соцветие, мне зимой приснится -
праздник среднелетия ж вряд ли повторится.


- Клянусь душой, - Благородный тан хлопнул могучим кулаком по столу с такой силой, что блюда на столе подпрыгнули. – Такого чудесного пения я отродясь, не слыхивал. Давай дева, спой дева ещё, порадуй меня.               


Ободрённая похвалой, жена моя завела другую песенку:


Под капли звонкого дождя
приходят вновь воспоминанья,
что греют, душу изводя,
как чье-то теплое дыханье.
И сердце сладко вновь заноет,
заслышав отзвук громовой,
почувствовав свое, родное
в домине темной, неживой.
На стеклах струи дождевые,
как незнакомые глаза,
роняют слезы  проливные,
пока беснуется гроза,
а, я опять уйду в раздумья
от тела мыслью далеко,
в меж тучных окнах, полнолунья
озоном дышится легко.


- Ох, х-хорошо-то как. – Изервиль вытер усы. – Порадовала ты меня весьма, прекрасная дева. Спасибо тебе. Проси чего пожелаешь, клянусь, потребуй ты хоть кошель золота, хоть меч мой верный, всё отдам.               

– Нет для меня большей награды, чем ваше одобрение, господин мой. – Иша поклонилась низко и улыбнулась тану.               


– Простите господа любезные, жена моя вынуждена просить вас позволить ей отдохнуть. – Я вежливо кашлянул. – Постараюсь я заменить её хоть отчасти.               


Вновь я взялся за арфу и запел мою любимую балладу:               


Хранит легенду камень у дороги,
на перевале, что зовется Золотым.
Присядь же, путник, отдохни немного
и слушай о Ветеке Шель - харим:



Давным - давно, в одной из деревушек,
что затерялась средь высоких скал,
жил с виду мирный, добрый и тщедушный,
но мудрый, справедливый аксакал.



И всё бы ничего, но вот потеха,
немного странным слыл в своем краю
одну и ту же басню, всем для смеха,
любил рассказывать, как - будто жизнь свою:



-О, люди,- он вешал, - я славный воин,
в роду моем - одни богатыри!
Я был силен и почестей достоин,
мог даже стать героем всей Земли,



но вот однажды ведьма нагадала,
что смерть приму я после ста побед,
с судьбою этою смириться предрекала,
всё в жизни так: семь бед - один ответ!



Под эти россказни всегда и все смеялись,
пока в один из теплых, летних дней,
в село ворвался грязный оборванец,
моля к старейшинам его вести скорей.



-Плохие вести у меня,- гонец поведал,-
на земли ваши варвары идут.
Король Харуг, вожак их, сеет беды,
и люди гибнут, и деревни жгут!..



Старейшины вздыхали опечалясь:
бросать нажитое нельзя, остаться - смерть!
Как вдруг вперед нисколько не стесняясь,
ступил старик, чтоб смело произнесть:



-О, мой народ, я стар и видел много,
на белом свете вдоволь смог пожить,
мой пробил час-с мечом стать у порога,
село от супостата защитить!



-Молчи, глупец,- старейшины серчали,-
не время сказкам..Прочь поди, чудак!..
Глаза Ветека гневом засверкали:
- Я - воин, мне сей, послан знак!



Коль суждено судьбой в бою погибнуть -
злой рок не обмануть, не обойти,
в последний час я устою, не крикну,
смогу народ от гибели спасти!



Достал старик кольчугу, меч и латы,
и твердо встал на горный перевал,
чтоб не смогли деревне супостаты
устроить разрушительный финал.



И вот навстречу движется разведка-
отряд Каисов, им неведом страх,
когда рука крепка да с глазом метким-
кого бояться в поле и в горах?



Не старикашку ль, что вздымает руку?
И что-то несусветное гласит:
- Каисы, путь закрыт вам, нету проку,
в наш край идти, пред вами страж стоит!



Вожак отряда бросил издеваясь:
- Уйди с дороги, червь, покуда цел,
не то снесу головушку играя,
а череп переделаю в фужер!



-Ну что ж,- старик промолвил,- будем драться,
пусть скажет за меня мой верный меч,
не будут варвары по Родине топтаться,
не будут реки крови в скалах течь!



И грянул бой. Сраженье закипело.
Погиб отряд и выстоял Ветек.
Король Харуг Каризов бросил в дело -
сильней солдат не отыскать вовек.



Да только войско снова проиграло,
стремясь с наскока массой задавить,
в бою друг другу войны мешали.
И меч Ветека смог их поразить.



Харуг гневясь, Гаисов отправляет,
снести преграду через перевал,
Ветек стрелою всадников встречает
и войско варваров опять настиг провал:



один упал, за ним все остальные,
а меч поет, а лук стрелой разит,
сложили головы и всадники лихие..
Король Харуг от ярости кипит:



-Немедленно пусть вступят в бой Кешеты,
чьи стрелы метко бьют: не в бровь, а в глаз!
Сметут вконец с пути преграду эту.
Мы - варвары и нет сильнее нас!



Ветек меж тем закончил подготовку,
он знал, что смертный час настал:
воткнул в траву копье, достал веревку,
к древку себя покрепче привязал.



Кешеты тучу стрел пустили метко..
Но что за дьявол? Старец устоял!
Хоть кровь ручьем, вцепились стрелы крепко,
страж не сломился, мертвым не упал!..



Бежали лучники от этого виденья,
хотя никто из них того не знал,
что страж погиб от первого раненья,
но не пустил врагов на перевал.



И сам Харуг приблизившись к герою,
с почтеньем заглянув в застывший взгляд,
сказал: - Тебе бы быть со мною,
соратнику такому был бы рад!



Весь мир давно лежал бы под ногами,
и разделив его по-братски пополам,
на шумном празднике совместно пировали,
и все народы б поклонялись нам..



Была моих бойцов отважных сотня,
которым равных не сыскать нигде.
И вот их нет, ни пеших и ни конных,
погибли все на каменной гряде..



Как воевать мне с доблестным народом,
который может воинов рождать,
что даже после смерти с взглядом гордым,
свой край родной умеют защищать?



Король Харуг со склоненной головою,
мрачнее тучи, войско развернул,
и вдаль повел неспешно за собою,
родные земли стража оминув.               

На этот раз, я угадал верно, гости зааплодировали, затопали ногами, раздались одобрительные выкрики.               

Изервиль поднял кубок свой и воскликнул. – Прекрасна баллада твоя, о, юный музыкант. Эй, кто там поднесите этот кубок мой с вином, сему чудесному менестрелю.               


– Ха, - вмешался Квакоряк. – Я слыхал, иную версию сей песни. Послушайте, ка лучше меня. И начал шут:               


*В окружении ручьев и цветов полевых,
Там, где тропы не ведали ноги чужих,
В незапамятно давние времена
Затерялась средь гор деревенька одна.



Жил старик в той деревне. Такой же, как все.
Правда, утром босой он гулял по росе…
Но, в селенье привыкли к делам старика,
И любили рассказы того  чудака:



Про драконов и эльфов чудесные саги,
Про великих героев, полных отваги!
В тех историях вымысла было немало,
Но зато толпа никогда не скучала.



Лишь одно до сих пор было всем неизвестно:
Из какого старик заявился к ним места?
Где он жил, что он делал в прежние годы? -
То не ведал никто из простого народа.



Время шло, а старик совсем не менялся.
Бодр и крепок он телом всегда оставался,
И еще он прекрасно рубился мечом,
Словно годы земные ему нипочем.



Да, это было его увлеченье:
Старичок тот мечом махал в упоении.
Будто помнило тело битвы былые…
«Что же было с тобою в годы иные?» -



Доводили расспросами старца сельчане,
Словно к горлу приставив кинжалы с мечами.
И старик, наконец, всем поведать решил
То, что долгое время на сердце хранил.



«Эта повесть, друзья, вряд ли будет веселой, -
Но кому-то пусть служит уроком и школой.
…Был я молод и зелен, и силы не мерил,
Ни в гаданья, ни в сны никогда я не верил.



И смеялся над теми, кто хранил талисманы,
Потому что считал их жалким обманом.
«Не поможет игрушка, что виснет на шее,
Меч - надежней защита куда, и вернее!



А от скуки спасет озорная подружка.
Если ж нет ее – доверху полная кружка!»
Я смеялся с презреньем над самою Судьбой,
Пока жизнь не столкнула со старухой одной.



То была умудренная жизнью ведунья,
Но ее все боялись, считая колдуньей.
Будто мор без труда наводить она может,
И читать в зеркалах то, что каждого гложет.



Я как раз похвалялся перед целой оравой
Своей храбростью и своей силой удалой.
Тут старуха меня к себе поманила
И слова весьма странные мне говорила:



«Смел и храбр ты, о, воин, я вижу, и честен.
Но трагичный конец твой, увы, мне известен!
Сотню недругов ты в своей жизни убьешь,
После этого сам в лютой схватке падешь!..»



«Вздор и бабьи досужие страхи!»
«Ты не веришь?..» - «Прикажешь податься в монахи?
Никогда пред врагом я не праздновал труса,
Не поддамся и ныне на волю искуса.



Недосуг мне убитых средь битвы считать!»
«Когда сотый останется – ляжет печать
На тебя, а верней, - на твое отраженье.
Ты почувствуешь это в любом из сражений.



Не спасешься от Смерти пустыми речами.
Ведь она, паренек, у тебя за плечами…
Вижу я, ты словами моими расстроен…
Но мне нечего больше сказать тебе, воин».



Посмеяться хотел я над старой цыганкой,
Все, мол, то, что сказала, было обманкой,
Но на сердце с тех пор поселилась печаль.
И с тоскою смотрели глаза мои вдаль:



Что я встречу теперь за крутым поворотом?
Кто он будет, старухой предсказанный сотый?..
Как умру я, в кровавом бою иль без чести?
И когда то случится, в каком будет месте?..



Не хотелось лежать бы в вонючем болоте,
Ну, меня тут, я думаю, все вы поймете.
Не хотелось бы быть и расклеванным птицей,
И собакам на пищу пойти не годится…



Так я думал ночами, и снились мне лица,
Всех убитых, с какими пришлось мне рубиться.
И шептали сраженные: «Мы лежим под травой.
Срок настанет – и она зашумит над тобой…»



Я проснулся от крика. «Проклятье настигло», -
Понял я; мысль вонзалась в мой мозг, точно иглы.
Чтоб забыться, стал пить я  не мерено браги.
Только хмель мог придать мне для битвы отваги.



…Как-то раз среди боя, где мечи все звенели,
Мои руки вдруг словно заледенели.
И, взглянув невзначай на поверхность меча,
В отражении на нем разглядел я печать:



Как клеймо палача – на правом  запястье.
«Что, закончилось, воин, недолгое счастье?»
Я бежал с поля боя и стал дезертиром…
Страх вселился в меня и гонял по трактирам.



Знал я: нет и не будет во веки прощенья,
«Сотый» мой, будто совесть, жаждет отмщенья…
Я нашел этот тихий средь гор уголок,
Постаравшись забыть обо всем, - если б смог…



Вправе вы относиться ко мне, как к изгою,
Потому что гроша я, как воин, ныне не стою…
С тяжким грузом на сердце я от вас ухожу.
Может, где-то прощенье себе заслужу…»



Призадумались люди в корчме и умолкли.
Всех рассказ изумил. Враз развеялись толки
Что витали все годы вокруг старика.
«Что ж, судьбина твоя была нелегка, -



Крякнул староста, знатный в округе купчина. –
А от смерти бежать –  у любого причина
Отыскалась бы. Так что тебя мы не судим.
Кем пред небом в дни тяжкие сами мы будем?..



…Словно чувствовал староста. Двери раскрылись,
И гонцы короля на пороге явились.
Страшной вестью сельчане поражены:
Королевство на грани кровавой войны.



Их сосед- супостат вдруг явил притязанья
На все земли и трон, обуянный желаньем
С королем их за власть стакнуться лбами,
Остальных же просто сделать рабами…



«Уходите все в горы, детей уводите,
Если только вы в цепи попасть не хотите.
Бросьте всё, и скорее отсюда спасайтесь!
Промедления, как смерти самой, опасайтесь!»



Так промолвил измученный скачкою вестник,
И тревожный вопрос ему задал Наместник:
«А куда подевалась  королевская рать?
Почему мы должны из домов убегать?



Разве наш сюзерен, повелитель и щит
Бросит нас и не сможет в беде защитить?»
Усмехнулся гонец и промолвил устало:
«Насмерть бился Король, но осталось с ним мало



Тех, кто дожил до этого горького дня…
Только горстка осталась, включая меня.
А врагов, что напали на нас – легион».
По рядам прокатился сдавленный  стон.



«Если есть у вас те, кто оружье держал,
Пусть идут защищать Золотой Перевал.
Только эта расщелина в диких горах
Остановит на время орду. Дикий страх



Там внушают и скалы и странное гулкое эхо,
Ширина же его – для войска помеха.
А еще там частенько гремят камнепады…
Место очень подходит для знатной засады».



«Разве сможем мы целое войско сдержать?»-
Зароптали сельчане. Ведь всем умирать
Положа руку на сердце, вряд ли охота…
«Мы не воины, вестник… Вот вызвался б кто-то



Добровольно пойти и врагов задержать!
Мы б успели уйти и скотину угнать…»
«Вас самих всех угонят, трусливое стадо!» –
В гневе крикнул гонец. – «Горячиться не надо».



Прозвучал тихий голос, сильнее чем крик.
Перед всеми предстал тот самый старик.
«Я пойду к Перевалу, - и займу оборону», -
Он сказал, как отрезал, и голос не дрогнул.



«Ты??. – спросил в удивленьи глашатай. –
Ты ведь дряхлый старик, твое дело лопатой
И киркой на полях потихоньку копать!
А никак не мечом в жаркой битве махать!»



«Хоть старик я, юнец, и давно не у дел,
Меч когда-то мой много чего-то умел…
Рад он будет привычному в прошлом занятью».
«Погоди! Разве ты позабыл о проклятье?» -



Так спросили сельчане, припомнив рассказ. –
Так зачем же тебе умирать из-за нас?»
«Даже если поляжет единственный воин
От меча моего, и умру я, то буду достоин



Я того, кто вручил мне сей доблестный меч!
Так смогу навсегда я позор  свой пресечь!
Пусть свершится Судьбы надо мной приговор:
Жить иль кануть безвестно средь леса и гор».



Он ушел. Вслед за ним ускакали герольды.
А сельчане попрятались, будто кобольды
Среди тайных пещер и в укрывищах дальних.
Ожидая вестей о разгроме печальных…



…Что ж случилось в горах, в Золотом Перевале,
Вам поведаю далее, чтобы вы знали.
Деревеньки уж нет, а легенда жива
Про деянья и подвиг того старика.



Приближался к засаде огромный отряд,
Перевал же был узок; лишь двое солдат
Там могли без труда в ряд один поместиться,
Чтобы можно было спокойно сразиться.



Каково ж оказалось их удивленье,
Когда вдруг из-за скал, словно бы привидение,
Показался худой, седовласый старик,
И преградой нежданной пред ними возник!..



- Передайте властителю, нет здесь прохода.
И идея плохая была для похода.
Мы вас в гости, «друзья», к себе не просили.
Не сдадимся ни грубой осаде, ни силе.



А кто далее ступит, тот будет убит.
- Что за пугало здесь перед нами стоит? –
Засмеялись солдаты, схватясь за бока.
- Что ж, шутите, ребята, шутите – ПОКА…



Усмехнулся старик и меч обнажил.
А потом свою волю врагам объявил:
- Я стою здесь и никуда не уйду.
А вот каждый из вас утро встретит в аду.



Этой дерзостью он оскорбил Короля.
Тот, пылая от гнева, от злости горя,
Своих лучших наемников бросил вперед:
«Пусть наглец этот жалкою смертью умрет!»



Мчались воины в битву, но ждал их лишь меч,
И никто не сумел своей жизни сберечь.
Злой Король конных воинов в битву  послал.
Но лишь конник один мог пройти перевал.



Лишь мешали друг другу, слетая с седла,
Скоро там появилась куча - мала.
А воитель спокойно в них копья метал,
И сердца находил вороненый металл…



Страх проник в их сердца, словно вор в чей-то дом,
Не хотели сражаться они с стариком…
Словно псы, заскулив, они отступили,
И стрелкам свое место в ряду уступили.



Тучи стрел те пускали черной стеной,
Но старик отразил их все до одной.
Его меч, словно рыбка златая, блистал,
А старик исполином застыл среди скал.



Тогда вышел вперед арбалетчиков строй,
И пронзен оказался навылет герой…
Лишь успел опереться о сломанный меч,
В его сердце взорвался невиданный смерч…



Хоть и мертв был старик, но стоял, как гранит,
И, как смерть сама, грозен был так его вид,
Что враги отступились, а Король приказал:
- Посчитайте бойцов, павших средь скал.



Сосчитали солдаты сраженных в бою:
Ровно сотню Косая смела на корню.
От руки одного лишь из них каждый пал.
Им могилою стал Золотой Перевал…



- О великое горе! О, злая потеря!
Я теперь даже чуду охотно поверю!
Коль старик тот принес столь много вреда,
От отряда бойцов, что же будет тогда?..



…Обрядите героя, он умер, как воин.
И за мужество почестей высших достоин.
Пусть свершится торжественно то погребенье!
Вы ж услышьте, бойцы, монаршее решенье:



Закажу своим детям делать, что захотят,
Но не трогать страны, что герои такие хранят!
Славы выше, чем эта, вряд ли кто-то добудет,
И героя такого никто не забудет!               

- О, - воскликнул я восхищённо. – Поистине, мастер Квакоряк, ты превзошли меня. Рад я искренне, что Единый преподнёс мне чудный дар, позволив встретить столь талантливого собрата. Не знаю, могу ли я, после такого потрясающего исполнения и далее беспокоить гостей своими жалкими песенками?               

- Конечно же, ты всего лишь лягушка, что мнит себя соловьём. – Шут раздулся от гордости. – Но, слушая твоё убогое исполнение, я ещё больше убеждаюсь в том, что равного мне певца не было, нет, и не будет никогда. Я величайший из великих менестрелей. Квакоряк подмигнул мне и снова кувырнулся. Ну, что квакушечка, попробуешь спеть хоть вполовину так хорошо, как я?




*Это стихотворение даровала мне Елена Серебряная, за что я ей безмерно благодарен.