Дива

             На небольшом пятачке возле павильона "Соки-воды" у магазина "Восход" под одним из ярких цветным навесом-зонтом за круглым столиком одиноко сидела красивая девушка. 

Зрелище настолько незаурядное, что Николай, парень двадцати трех лет, обратил на него внимание сразу, как только перебежал улицу на уже вспыхнувший желтый свет.

Перед девушкой стояла металлическая вазочка на высокой ножке, в которой она рассеянно помешивала ложечкой, словно в стакане с чаем, изредка поднимала голову и смотрела на спешащих  отсутствующим и одновременно покорным взглядом.

Николай, не отрывая глаз, так и прошел мимо неё с вывернутой шеей, что было не совсем удобно, натолкнулся на толстую тетку, пахнувшую резким запахом свежего пота, она хотела возмущенно завопить, но, увидев выпученные глаза,  молча ушла к переходу. Бог знает, что она подумала. Николаю было не до неё. Он отошел к краю тротуара и остановился, с затаенной грустью наблюдая за прелестной незнакомкой. 

Он не виноват, что в суматошной жизни редко встречаются красивые девушки. Даже в этом большом городе, в котором он живет с осени, они возникают не так часто, как того хотелось бы, вполне возможно, именно тогда, когда он работает на главном конвейере, собирая автомобили, чтобы на них могли ездить вот такие обворожительные небожительницы.

Сегодня у Николая скользящий выходной, первый летний выходной среди недели, и надо же - такая удача, воспоминаний об этой красотке хватит надолго. Но, можно ведь и ближе подойти, кто помешает купить мороженое и сесть за соседний столик, там виднеется свободное место.

Ковбойской, расслабленной походкой он приблизился к павильону, купил порцию дорогого мороженого и неожиданно обнаружил, что свободные места только за столиком прекрасной дивы. Так мысленно окрестил он любительницу кооперативного мороженого.

Николай не спросил разрешения присесть,  не видел в этом необходимости, все остальные три стула свободные, не заняты, хотя бы сумочкой, для видимости. С какой же стати спрашивать разрешение? Не частная лавочка. Сдуру может и отказать.

Он, молча сел напротив и осторожно тронул ложечкой соблазнительную мякоть уже подернувшуюся оплавленной белой пленкой. Жара стояла не то чтобы невыносимая, но довольно приличная, вероятно, под тридцать градусов.

Вблизи дива ещё неотразимей. Волнистые локоны обрамляли совершенное по красоте лицо. Возможно, кому-нибудь оно и показалось бы кукольным, чересчур слащавым, но Николаю нравилось, даже очень.  А об остальном другом - нечего и говорить, Смотреть больно на оголенные плечи из розово-нежнейшей кожи под ультрамодной блузкой из одних лямочек, а на стройные ноги, картинно заложенные одна на другую, и вообще, трудно взглянуть, того и гляди, сердце выскочит.

Правда, Николаю не нравился излишек грима - кроваво-пунцовые губы, фиолето-салатовые тени вокруг глаз, искусственный румянец. Но это дело хозяйское, кому что нравится. Каждый хозяин своего лица, распоряжается им, как умеет.

Дива, не моргая, тоже смотрела на него, и он понял, что совершил какую-то бестактность,

- Доброго здоровичку! - сказал он, и от усердия даже приподнял свой зад от шаткого стула. — Я тут, это... Слова непостижимым образом повылетали из головы и приходилось тянуть канатом. - Проходил... Вижу, ты сидишь.  Одна. Дай, думаю...

Он замолчал и снова ухватился за спасительную вазочку, пусть думает, что он мороженое хочет поесть. Он не то чтобы робел, но ему никогда не приходилось разговаривать с такими красивыми и сверхизящно одетыми, поэтому заметно тушевался.

Будь она понеприглядней, куда было бы проще, и слова бы нашлись, и нахальство, Помнится, в деревне он ни одну девку не пропускал, чтобы не задеть двусмысленной фразой, и редко от какой слышал отказ.

Конечно, среди городских парней он не может быть первым, но уж далеко не последний. Где-то посередине, что совсем неплохо, а может быть, даже и хорошо. Такой же, как все, ничем, не лучше и не хуже, А почему не лучше? Чем он хуже? Почему не может взять и пригласить в кино эту диву? Сидит-то одна, без парня. А я вот он, тут как тут. Вечером, глядишь, на дискотеку пойдем, шуры-муры. Возьму и женюсь. В деревню приедем, у дружков от зависти глаза на лоб повылезают.

Эта мысль придала смелости,  и он сказал:

— Я это... Прохожу... Да. Погода хорошая. Травы в рост сильно пойдут, сенокос будет отменным.

При этих словах дива пристально посмотрела на него и сказала приятным грудным голосом, отчего у Николая сердце сладко заныло:

— Ты что, снять меня хочешь? Так бы и говорил. Стольник есть?

Николай открыл рот с остатками уже растаявшего мороженого. Он, явно, чего-то не понимал. С трудом проглотил сладкий комок и, не мигая, уставился на диву.

- Как это?
- Ты зачем ко мне подсел? Я тебе нравлюсь? Если деньги есть, могу с тобой пойти. Хаза есть?

- Хаза? - не понял Николай. И вдруг осенило. - В смысле - хата? Конечно, есть! Пятистенок. Отец в шестьдесят пятом поставил. Здоровый домище. На всех хватит. Там сейчас…
- Я не о том, - с досадой сказала дива, снова отворачиваясь, посмотрела на часы и нетерпеливо забарабанила тонкими пальчиками по белой крышке стола.

Сколько ей лет? Неожиданно подумал Николай. Ни почем не определить. Такой слой краски - и шестнадцать можно дать и все двадцать пять. Гордая девка, ишь как глазами стреляет. Как понять её слова? Уж не хочет ли она сказать? Невероятно. Зачем ей это нужно?

- Ты что, за деньги? Того самого... - осторожно спросил он.
- А ты как хотел, за так? Нашел дурочку. Слушай, ты долго собираешься здесь торчать? Я из-за тебя клиента упустила, - прошипела она, провожая взглядом пожилого дядечку в светлом костюме.

Николай бордово покраснел. Он всё понял,  и ему стало стыдно за свою бестолковость.  Он вскочил и бросился зa мужчиной.

- Эй! Эй! Эй!

Но мужчина в просвечивающей шляпе шел, не оборачиваясь, словно глухонемой. Николай догнал и охватил за край рукава пиджака.

- Вы меня? - сильно удивился мужчина, останавливаясь,
- Вы клиент? - спросил Николай, оглядываясь на диву, которая удивленно смотрела в их сторону.

— Какой клиент? Вы о чем? С ума сошли? - Мужчина забегал глазками. - Пустите рукав.

— Я сидел просто так. А она просит за себя стольник.
 — А я при чем? Отстаньте от меня, молодой человек. Я таких шуток не понимаю.

Мужчина вырвал свой рукав и с обиженным видом удалился. Николай оглянулся на диву, не зная, как поступить, то ли вернуться к ней, объяснить, почему клиент ушел, то ли пойти дальше своей дорогой, ведь и вышел он в город просто так,  прошвырнуться, на людей посмотреть.

Впрочем, возвращаться к диве не имело смысла, в кармане брюк лежало одиннадцать рублей с копейками, все его деньги, на которые ещё нужно прожить до аванса.  Прожить, конечно,  можно,  если бы не непредвиденные расходы. Короче, эта красотка, явно не по его карману.

Ему впервые пришлось так близко столкнуться с... скажем более пристойно, путаной. Слово - проститутка - звучит для нашего уха грубо, оскорбительно. А от путаны - несет флером таинственности, загадочности.  Пусть будет путана, вот, с путанами Николай никогда не имел дела, так уж получилось. В деревне они не водятся, а в городе тоже не на каждом шагу встречаются, и у них на лбу не написано, что она ... язык не поворачивается произнести. Как-то всё это непривычно. Вот, в первый раз столкнулся, и такой казус приключился; опростоволосился, как дурачок.

Он и забыл, когда в последний раз держал в руках этот стольник. Вернее, держит в каждую получку,  но не долго, он тут же расходится, растекается ручейками, и всё мимо пальцев, мимо кармана. Остаются замызганные купюры, на которые нужно умудриться протянуть до следующей выдачи денег.

Николай всё продолжал стоять и смотреть издали на недоступное диво. Новые туфли нестерпимо жали, вызывая непреодолимое желание снять их и пойти босиком. Недавно купил по талону выданному на бригаду. Талон разыгрывали по жребию. Повезло вытянуть ему. На рынке такие туфли стоят о-го-го.

Вдруг Николая осенило, и он с радостным лицом вернулся к путане, которая уже с нескрываемым любопытством смотрела на странного малого, который снова сел за стол, загадочно улыбнулся и выставил левую туфлю на всеобщее обозрение, кокетливо ею покачивая, как бы приглашая всех полюбоваться чудом сапожного мастерства.

- Вот. Ленвест. Семьдесят рублей, отдал. Первый день надел. На рынке за сто пятьдесят с руками оторвут.

— И что? - не поняла путана.— Мне-то какое дело?
— Хочешь, твои будут?
— Собираешься ими заплатить? — догадалась дива.
— Эге ж. Ты не сомневайся, совсем новые, могу снять и показать.
- Нет-нет, я верю. Ладно, всё равно день потерян. Куда пойдем?

- Как куда? - растерялся Николай, ясно представляя, что к проходной общежития с такой дивой бесполезно подходить, не поверят, что приехала сестра и хочет посмотреть временное пристанище братишки. И в лес не совсем удобно: далеко, и кто её знает, согласится ли под кусточком?

- Ко мне обойдется дороже, на двадцатку.
— Но и туфли можно дороже продать, — резонно заметил Николай.
- Ладно, хрен с тобой,    идем.

Она легко поднялась, словно бабочка взлетела с цветка, и понеслась по жаркой улице, на расстоянии рассекая встречный поток. Николай шел рядом, гордо выпрямив плечи, он видел завистливые взгляды парней и мужиков, и на душе звучал победный марш. Шутка ли, уломал такую красавицу. Туфли? Плевать, Зато какие воспоминания останутся! Можно оказать, на всю жизнь.

Скоро они завернули в арку пятиэтажного здания, замкнутого чуть ли не в квадрат, образовавший тенистый дворик из разросшихся рябин и пышных кустов пыльной сирени. По выщербленной лестнице поднялись на третий этаж. Дива достала из сумочки ключ и открыла дверь, оббитую коричневым коленкором и узорными мебельными гвоздями.

Николай предполагал и в квартире увидеть нечто достойное красивой хозяйки, но действительность превзошла все ожидания. В однокомнатной квартире было голо и неуютно, словно хозяева ещё не въехали, или уже выехали. В дальнем углу просторной комнаты стояла двуспальная кровать, покрытая выцветшим розовым одеялом, и у окна большой обеденный стол с четырьмя табуретками. И больше ничего. Штор и занавесок на окне тоже не было. Впрочем, из-за густой листвы рябины никто ничего не сможет увидеть, даже при большом желании.

Дива бросила сумочку на стол и подошла к Николаю, нежно положив руку на его плечо, обдав волнующим ароматом духов. Она повела носом и неожиданно спросила:

- Ты когда в последний раз мылся? Иди в ванную, смой козлиный дух. Это невыносимо.

Николай покраснел. Она была права, он не любил мыться, не видел особой необходимости.  Разве не достаточно раз в неделю пойти в баню? Зачем же каждый день-то?

Но спорить не стал. Ещё заломит несуразную цену - без брюк оставит.
Из ванной вышел,  завернув чресла в большое банное полотенце, чтобы не терять время на бесполезное одевание-раздевание.

Дива лежала растелешившись, кокетливо согнув одну ногу, руки призывно закинуты под роскошные волосы, разметавшиеся на подушке. Груди, умопомрачительными холмиками, смотрели в потолок, откуда голо торчал изогнутый провод с пыльной, слепой лампочкой.

— Как ты красива! - только и проговорил он, опускаясь.

Дива снисходительно улыбнулась, обнимая его. Ей не привыкать выслушивать восторженные комплименты.

Через минуту Николай понял, что длительное воздержание, а именно, недостаток интимного общения за последние месяцы, не пошёл ему на пользу. Он начинал неудержимо плыть, и ничто не могло удержать. Ему слишком было хорошо.  И он…

- Всё? - спросила она, протягивая руку к халату, лежащему на табуретке.

Он молчал, всё ещё не веря, что то, ради чего он сюда пришел, так быстро кончилось.

Дива встала и накинула халат, сразу став чужой и недоступной.

- Ну, что же ты, вставай, своё получил.
- Можно я через полчаса снова?

- Ты что, на целый день меня снял? У тебя появилась вторая пара туфлей, или зимние ботинки принесешь? Давай, уходи, некогда мне с тобой. Зря время теряю,

Она прошла в прихожую, взяла его туфли, осмотрела, хмыкнула и засунула в ШПР.
Чтобы я не ушел в них, догадался Николай. Он чувствовал себя обманутым и опустошенным. Зря он сюда пришел.

Он поднялся С кровати, подошел к этой размалеванной кукле и крепко поцеловал в накрашенные губы. Но всё было бесполезно, ничто не шевельнулось в нем, чувства были мертвы. Словно не он десять минут назад заходился от страсти и любви к этой ледяной красавице.

Она молча вытерпела бесстрастный поцелуй, и это его обидело: подумаешь, облапошила на туфли, а теперь ещё и выгоняет.

- Я не тороплюсь, - сказал он, - Туфли новые,  хорошие. Ленвестовские. А я за них ничего не получил. Еще раз, и уйду.

- Как это не получил? Ты чего? - вздыбилась она, словно кошка при виде собаки. — На неприятность нарываешься? Оденься и выгляни через балкон. Выгляни, не бойся, там нечто интересное для тебя.

Заинтригованный Николай натянул джинсы и, по пояс обнаженным, вышел с путаной на узенький балкончик, наполовину уставленный использованными посылочными ящиками.  Она посмотрела куда-то вниз и приветственно подняла руку.

Николай увидел, сидящего на скамейке,  парня с круто выпирающими бицепсами из-под рубашки с короткими рукавами. Он поднял голову и уставился на Николая тяжелым,  немигающим взглядом.

— Ну что, будешь выступать или тихо слиняешь?
— Ладно, твоя взяла.  Муж твой?
— Подельник. Половину заработка отбирает.
— За что? — удивился Николай.
— За охрану от лохов.
— От кого?
- Ну, таких как ты, которые денег не имеют, а все норовят на дармовщину поживиться.
- Я - на дармовщину?! Такие туфли отдал! В чем сейчас пойду?

Она пожала плечами.

- Это меня не волнует, ты сам предложил. Сколько можно базарить? Выметайся, иначе подмогу позову.

Николай надел рубашку, носки, немного подумав, носки снял и сунул их в карман брюк. Взялся за ручку двери и оглянулся на хозяйку.

- Ну, ты этого...

Дива стояла красивая и такая недоступная, что не верилось в недавнюю близость, словно легкое сновидение, чудом застрявшее в памяти. Ему хотелось многое ей сказать, может быть, даже предложить замужество, ведь жалко, девка пропадает, не от хорошей жизни на такое решилась, вдобавок нещадно обирают. Оттого и в квартире так бедно.

- Пойду что ли?

Ему так не хотелось уходить. За этот час он успел полюбить её и прочувствовать все эмоции, которых бы хватило на год жизни. Он на что-то надеялся, и понимал - бесполезно, ей нужно только одно, чтобы он ушел тихо, без скандала и драки.

- Прощай, - тихо сказал он и вышел на лестничную площадку.

Бетон приятно холодил ступни ног. Вспомнилось босоногое  детство, и он усмехнулся. Не привыкать. Как-нибудь, выкрутится, зато есть что вспомнить. Он вышел из подъезда и с любопытством посмотрел на, вольготно развалившегося на скамейке, парня. Надо же так устроиться, не работать, а большие деньги зашибать. Ему хотелось присесть рядом и поговорить по душам, может быть, даже рассказать о приключившемся казусе и вместе посмеяться, но глаза у парня были какие-то неживые, мутные, и нелепое желание быстро исчезло.

Николай прошлепал босыми ногами мимо, и по горячему асфальту направился к себе в общежитие.

                1990 год

                Ставрополь-на-Волге