3. О деяниях Асклепия Пэана

3. О ДЕЯНИЯХ АСКЛЕПИЯ ПЭАНА И ЕГО ЖРЕЦОВ.

предыдущее - http://www.proza.ru/2011/06/08/1524

- Где же теперь твой брат Григорий? – спросил Каллист Кесария, после того, как они возлегли на пиршественные ложа в доме Митродора. У тучного здоровяка были дома и в Новом Риме, и в Никомедии, и в Кесарии Каппадокийской – но туда он редко наведывался, проводя большую часть времени при дворе и приезжая в древнюю языческую Никомедии за древней мудростью и благочестием. Вифинцы быстро смекнули, что Митродор платит за старинные благочестивые истории золотом, и всякий раз к его приезду таких историй ему представляли на выбор несметное количество.

- Григорий сначала поехал к Василию в Понт – за поддержкой. Сказал, что от меня ведь он вряд ли ее получит – я все время твержу ему одно и то же, без риторических ухищрений. «Надо стремиться к свободе, Григорий! Надо быть тверже!» Отец ведь тоже возмущался тем, что младший сын, подумать только, остался при дворе, а не вернулся в родной Назианз. Метал громы и молнии, не хуже Зевса из трагедий. Мне удалось сбежать в Новый Рим от его тирании, а Горгония, наша старшая сестра, вышла замуж. В заложниках у папаши осталась только наша бедная мать, чью статую как раз надо бы изваять, и из чистого золота, и несчастный сын-первенец Григорий.

Кесарий поставил кубок на стол и подул на ушибленные пальцы. После удара о колонну – там, в банях – они распухли.

- Приложи компресс из бараньей травы, - посоветовал Каллист.

- Знаю, приложу, - слегка раздраженно ответил Кесарий и продолжал уже спокойнее:
- Василий, конечно, сможет его утешить. Так он говорил, - недовольно произнес Кесарий. - Григорий ценит его дружбу, как ничью другую. Кажется, что это Василий – его брат, а вовсе не я. Представляешь, когда они учились в Афинах…

- Василий тоже учился в Афинах? – удивленно спросил Каллист.
- А что в этом странного?

- Он же, как ты говоришь, очень искренний христианин, а Афины – эллинская школа. Ваши же учителя ненавидят нашу мудрость.

- «Наши учителя», как ты выразился, бывают очень и очень разные, Каллист, - серьезно сказал Кесарий. – А что до Афин, там не смотрят, эллин ты или христианин, только деньги плати и будь достаточно разумным, чтобы понимать то, что тебе преподают. Там среди учителей много христиан, кстати. Проэресий софист, например. Он – армянин из Каппадокии.

- Как-то не верится, - пожал плечами Каллист. – Судя по большинству пресвитеров и епископов, они совершенно далеки от философии, риторики и софистики, но только и знают, что ее ругают, ибо ничему подобному не учились. Даже ваш беспокойный египтянин Афанасий, который тебе по душе, не учился у философов.

- В Египте жил и Ориген, в присутствии которого стеснялся говорить сам Плотин философ.

- Я читал про него в «Жизни Плотина» Порфирия. Но ваш Арий, который теперь зовется великим мудрецом, изобличил этого последнего разумного последователя Христа в каких-то грехах и ересях, так что надежды на то, что я встречу христианина-философа, кроме тебя, все меньше и меньше.
- Я не совсем христианин, - заметил Кесарий. – Я еще не крестился.

- Видимо, поэтому мне так легко с тобою общаться! Не крестись, прошу, как можно дольше – я не вынесу, если ты начнешь ужасаться и затыкать уши при словах Гиппократовой клятвы!

- Я ее не давал. Я не клялся богами. Моим пациентам достаточно слов «да, да» и «нет, нет», как говорит Христос в Евангелии.

- Это я знаю. Но уши ты не зажимаешь?

- А что может повредить моим ушам? Имя Аполлона? – усмехнулся Кесарий. - Но мы говорили про Василия.

- Да, - кивнул Каллист.

- Так вот, в Афинской школе у старших учеников был такой обычай – с насмешками и непристойными танцами вести нового ученика в городскую баню, а потом, к тому же, не входить в нее, а вламываться, как дионисийствующие безумцы, в запертую дверь. При этом они не скупятся на острые слова, и это все называется у них Афинской мистерией. Если новичок выдержит все это варварство, то они принимают его в свой круг, если нет, то горе ему!

- Диомид рассказывал, что такое есть в армии, но я никогда не думал, что в философской школе…

- Ну, наш Григорий прошел через все это, покорно вломился в баню, а когда приехал Василий, мой благородный брат сумел уговорить весь этот философский сброд сделать для Василия исключение. Оратор он искусный, и это был первый его успех. Василий ведь почти императорских кровей, больше, чем племянник императора. Юлиана ведь в баню водили, а Василия – нет.

Угол точеного рта Кесария дернулся в судороге. Он смолк.

- А какие у него были неприятности, когда он стал на сторону Василия в софистическом состязании с армянами? – продолжал он. -  Глупее ничего было нельзя и придумать! Сначала поверить, что эти ученики искренне хотят поупражняться в науке и обещать им поддержку, чтобы и они поразились мощи мысли Василия. Василий только-только прибыл в школу, но мой брат сразу счел его совершенным, как будто встретил платоновскую идею, а не человека из плоти и крови. С чего бы Василию знать софистику лучше Григория, проучившегося более года в Афинах? Конечно, армяне едва не заклевали его, как неоперившегося птенца, и поделом ему было бы. Но мой брат, как он с гордостью мне сказал, «развернул корму», когда понял, что соревнование приведет не к славе Василия, а к противоположному. И тогда мой Григорий с легкостью, - скажу как Марк евангелист, потому что его слово порой грубо, но живописует события в точности – надел на них намордники. Нажил себе врагов на оставшиеся восемь лет, зато, по его же словам «возжег факел дружбы». Факел факелом, но Василий сам живет так, как сам выбирает, а Григорий…

- Уже пришел рассказчик, - возвысил голос Митродор, возлежащий во главе стола. – Внемлите ему.

- Мой дед, - неторопливо сказал старец в белом хитоне, - был дарован родителям самим Пэаном. Было это так. Мать его долго не имела детей, и отец хотел разводиться с нею. Однако его тесть был человек зажиточный и влиятельный, и это останавливало отца от такого решения. Наконец, по настоянию тестя и особенно тещи, они решили отправиться в благочестивое паломничество к Асклепию*   Пэану Сотеру, Целителю и Спасителю. Тогда еще не взошел на престол император Константин, и многое было иначе… Но времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, - торопливо прибавил он, глядя на Кесария, отодвигающего подальше от себя блюдо с сырыми перепелиными яйцами.

- Кесарий врач, - раздался шепот.

- Что такое? – Кесарий привстал на ложе. Рядом с ним стоял безусый человек в длинном хитоне, с деревянным крестиком на шее, скуластый – наверное, фригиец.

- Вам письмо от брата… и еще – вот катаплазма* , приложите к руке.
Кесарий растерянно смотрел то на письмо, то на вестника.

- Мне указала на вас Лампадион, - сказал Фотин. – Она сейчас не может подойти, она петь готовится. Я никому ничего не скажу, я – могила.

Кесарий быстро написал что-то на вощеной дощечке и отдал Фотину, добавив золотую монету.

- Спасибо за хорошую весть, - сказал он.
- Эй, Кибелин жрец, здесь не для христиан собрание! – раздались тем временем голоса - пирующие заметили Фотина.

Фотин ничего не отвечал и бесшумно удалился.

- Что это странное собрание у вас? – спросил Каллист Митродора. – Почему вы жреца матери богов прогнали? Они хотя и скопцы, и вообще странные, но ведь тоже – древнее благочестие…

- Ах, Каллист, - покачал головой Митродор. – Позволь мне самому разбираться, кого звать, а кого нет. Ты даже не понял, что этот молодой скопец – христианин.
- В софронистерий *  бы тебя, Митродор, - раздраженно пробормотал Каллист, так ничего и не поняв.
___
(*) «софронистерий» - «дом, где приводят в разум» у Платона в «Законах», тюрьма для безбожников в идеальном государстве.
___

- Асклепейон в Эпидавре (*) был – да и есть по наши дни – самое священное местопребывание Асклепия…Пелопонесская земля Арголиды хвалится, что он был там рожден от Аполлона-Иатроманта Коронидой, дочерью Флегия, и вскормлен козой пастуха Аресфана, а пастушья собака охраняла его на Миртовой горе Титион! Эпидавр, стоящий на море, божественный Эпидавр, знавший времена запустения и славы! Великий благочестивый император Адриан отстроил его и обновил – и с тех пор его статуи из золота и мрамора украшают святилище Асклепия! Туда-то они и отправились – с пением, с молитвой, ведя жертвенных животных и надеясь на испытавшего смерть и возвращенного к жизни сына бога Аполлона, целителя смертных и облегчителя злых страданий…
___
(*)Асклепейон – храм Асклепия, где больные, приезжающие из разных мест, получали лечение, как религиозное, так и рациональное. Таких храмов было множество во всей Римской империи. В огромный храмовый комплекс входило множество зданий, в том числе театр. У входа был источник проточной воды, на территории храма находилась кипарисовая роща.
___

Он кивнул музыкантам, и под нежные звуки лютни и флейты девичий голос вознесся ввысь, через крышу особняка, к звездному небу, где на небосклоне Змееносец, Офиухос, воскрешенный и вознесенный в сонм богов Асклепий, держал обеими руками своего верного спутника - ужа. Лампадион пела прекрасно.

- «Рыжая как-то пришла, с волосами, покрывшими плечи,
Дочь Кентавра; ее когда-то нимфа Харикло
Около быстрой реки родила, и имя дала ей
Окиронея. Она постиженьем отцова искусства
Не удовольствовалась: прорицала грядущего тайны.
Так, исступленье едва пророчицы дух охватило,
Только зажглось божеством в груди у нее затаенным,
Лишь увидала дитя, — «Для мира всего благодатный,
Мальчик, расти! — говорит, — обязаны будут нередко
Смертные жизнью тебе: возвращать ты души им сможешь.
К негодованью богов, однажды, на это решишься —
Чудо тебе повторить воспрепятствует молния деда.
Станешь ты — ранее бог — бескровным прахом, и богом
Станешь из праха опять, два раза твой рок обновится». (*)
___
(*)Публий Овидий Назон. Метаморфозы. /Перевод с латинского С.В. Шервинского. Вступительная статья С.А. Ошерова. Примечания Ф.А. Петровского. – М.,1977. – С.640-655.
___
 
- Я не думал, что нас позвали на Пэанову мистерию, - прошептал Каллист Кесарию.
- Красивый голос у Лампадион, правда? Митродор дорожит ею, больше чем своим ученым рабом-секретарем Мамантом.
-Она ведь фригийка? – спросил, не зная отчего, Каллист, всматриваясь в широкоскулое лицо девушки.

- Да. Прошлый раз она пела о Кибеле и Аттисе. У нее приступы меланхолии, тоскует по родине. Красный перец ей в первый раз хорошо помог, а теперь она снова начала таять…Говорит, у нее где-то есть брат, а может, был – их корабль захватили пираты и всех продали в рабство…

- Так! Эпидавр – место явлений Асклепия! Оттуда его священную змею передали в Афины, на Кос и в царственный Рим! Недаром поэт сказал:
«Привет тебе, Пэан-владыка, царь Трикки,
Обитель чья - и Эпидавр, и Кос милый!» (*)
___
(*)Герод. Жертвоприношение Асклепию. Перевод Г. Церетели. /По изданию: Менандр. Комедии. Герод. Мимиамбы. –  М., 1984. –  С. 225-230.
___
 
 
- В Афинах его почитание ввел Софокл, который и удостоился его видения, и стал его жрецом, а в Рим он отправился, милостиво вняв мольбе посланцев, прибывших за ним на корабле и, в виде огромной змеи, поднявшись на их корабль, - продолжал старец, полузакрыв глаза.

Каллист сладко зевнул, отпил из кубка, и откинулся на бархатное ложе. Голос благообразного старца становился все более и более неразборчивым, сливаясь с шумом ночного ветра, пока не исчез совсем.

++++++…Ветер затих. Высоко на цветущих ветках весело щебетали птицы. Перед Каллистом стоял старик в жреческом хитоне и льняных сандалиях * . Он говорил, поглаживая благородную седую бороду:
___
(*)Сандалии из кожи убитых животных считались нечистыми, оскверняющими ритуальную чистоту храма.
___

- Нет, я не могу тебя взять. Иди в другое место, пусть тебя примут там.
- Священнейший Иасон – мне некуда идти…Я же рассказал вам! Неужели мне нельзя остаться здесь даже младшим помощником младшего лекаря? Неужели Асклепий Пергамский…
- Ты дерзок, юноша. Ступай!
Каллист в отчаянии схватился за край безупречно белого хитона, но жрец брезгливо оттолкнул его.

- Если ты не понимаешь, я скажу тебе прямо. Я не собираюсь вызывать недовольство императора Констанция. Твой дядя сослан за государственное преступление, его имение конфисковано – зачем мне в асклепейоне врач с таким прошлым?

- Священнейший Иасон! Но дядя был осужден несправедливо! Он увлекался философией, читал божественного Плотина…

- …занимался теургией,* чтил богов. Все это похвально. Непохвально то, что его судили и сослали. Извини, Каллист, но сейчас власть в руках христиан. Я не могу их злить. Тем более, если главный христианин – император. Не задерживай меня. Я не могу ставить под угрозу существование асклепейона в Пергаме. Это ты можешь позволить себе думать о своей жалкой судьбе, а у меня под началом – сотни людей.
___
(*) теургия - религиозная неоплатоническая языческая философия эпохи поздней античности
____
- Но вы же знали моего дядю! – простонал Каллист.

- Возьми себя в руки. Знал. Так что, мне тоже сдать имение в казну и ехать вслед за ним? Уезжай из Пергама как можно скорей.

- У меня нет ни гроша, я все истратил на дорогу сюда…

Лицо жреца Иасона мгновенно побагровело, бородавка на благородном крупном носу затряслась.

- А это уже кара богов за твое расточительство. Ты что, вздумал у меня денег клянчить?! Вон отсюда! К христианам иди клянчить!

Каллист пошатнулся, как пьяный, закрыл лицо руками и пошел назад, в цветущую весеннюю рощу храма Асклепия Пергамского (*). Он шел долго, не разбирая дороги, потом упал на землю. Ветер нес запах кипарисов и роз.
___
(*) Пергам – один из крупнейших храмовых центров культа Асклепия в античности.
_____

Он приподнялся на локте и вытер кровь из разбитой губы. Внезапная догадка осенила его, и он усмехнулся.

«Боишься осквернить асклепейон моим присутствием, Иасон? Ну подожди…Посмотрим, что ты будешь делать, если я и в самом деле оскверню его…» (*)
____
(*) смерть на территории храма оскверняла языческий храм -именно поэтому даже в храме Асклепия не принимали рожениц (из-за боязни смерти в родах и от осквернения родами как таковыми) и умирающих,обреченных больных.
____


Он снял с плеча запыленную дорожную сумку и, достав буковый пенал, вынул оттуда два хирургических ножа. Деловито потрогав лезвия, он выбрал один из них, а другой спрятал.

Теперь надо найти место, где его нескоро найдут… Надо, чтобы его тело увидели паломники – тогда слухи мгновенно распространятся по городу. А если его увидят, когда он будет еще жив, и успеют вытащить за пределы асклепейона?

Мысли стремительно неслись в голове Каллиста, словно охваченной бешеным суховеем из нубийской пустыни. Он поднял взор – сверху на него презрительно смотрел кто-то, с носом, поразительно похожим на нос главного жреца. На постаменте было написано – «Гален *  , врач, любимец Асклепия Сотера».

___
(*) Гален (ок. 129-217 гг), знаменитый античный врач, проведший большую часть жизни в Риме, при императорском дворе, был родом из Пергама.

____
Он вдруг вспомнил, что Гален молился Асклепию, чтобы стать врачом, а не архитектором, как желал его отец, сам богатый и знатный архитектор. И Асклепий явился во сне отцу Галена, и изрек, что его сын должен поступить на обучение жрецам Пергамского асклепейона – храма Асклепия.

Асклепий тоже был неподалеку. Он стоял, обнажая правую половину торса в величественном жесте. Его плащ опадал на постамент легкими, невесомыми складками, у ног сидел верный пес, а верный уж обвивал дорожный посох бога – целителя и странника. Печально глядел он на Каллиста – он не мог ничем помочь молодому вифинцу.

Не может помочь… Человеческая злоба сильнее благости вознесённого Асклепия, сына бога. Рядом с этой статуей Каллист молился вчера. Здесь же он и убьет себя – кровь от мрамора будет долго не отчистить. Главное – чтобы правильно перерезать жилы, так, чтобы никто не успел перевязать, даже если и заметят, и не успели вытащить за ограду.

Он посмотрел – до ограды было далеко. Рядом проходит аллея для паломников. Рано или поздно сегодня на ней кто-нибудь покажется. Его заметят. Асклепейон будет осквернен.

Он решил привязать себя к статуе – чтобы его подольше не могли освободить и выбросить прочь, пока он еще будет жив.

«В асклепейоне нельзя умирать!» - цедил он себе под нос, прикручивая веревку к посоху Асклепия. – «А обманывать и предавать друзей можно? Да, Иасон?»

Вдруг до него донесся разговор – кто-то шел по аллее.

«Ни раньше, ни позже!» - раздраженно подумал он.

- Вот уж спасибо тебе, сынок, - дребезжал голос. – Вот уж спасибо! Увидела я свет великого Феба! Да у тебя в руке, воистину, его крот подох! Ты уж возьми, возьми петушка-то! Не гнушайся! Мы с дедом небогатые, но петуха-то, петуха Асклепию Спасителю позволить можем!

- Ты, бабушка, отдай петуха-то бедным. Пусть похлебку сварят, - раздался молодой веселый голос.

- Ах ты, сынок! Как можно! Бедным! Скажешь тоже! Асклепию надо петуха в жертву, а не бедным в похлебку! Не кощунствуй!

- Бедным нужнее, бабушка, а мне и Асклепию петух ни к чему. Иди с миром, я тороплюсь очень.

- Сынок, ты вот послушай меня – я хоть и дура старая, как ты думаешь, но всегда Асклепию молилась, и петуха на все-все праздники приношу сюда. И когда слепнуть стала, всегда приносила, и по два петуха в год приносила. Только вот припаду к его статуе, зажмурю глазоньки да и молюсь, молюсь: «батюшка Асклепий-Целитель, отец родной, дай здоровьичка! Дай моим глазонькам свет видеть! Прими петуха этого!». И Гигиее, матери нашей милосердной, тоже завсегда лампаду возжигала. И не оставили, благодетели, тебя послали! Как ты ловко иголкой-то эту…как ты ее назвал…катаракту енту…Здешние врачи дорого за катаракту берут, а ты и петуха взять не хочешь.

- Да зачем мне петух, бабушка? Я уезжаю сегодня! – начал раздражаться ее собеседник.

- Асклепию в жертву! Чтобы дольше прожить, не болеть, и большим человеком стать, может, ко двору к императору попадешь! Даром, что император христианин, наш батюшка Асклепий Пергамский все может! – хитро подмигнула бабка, всовывая корзину с петухом высокому молодому человеку в легком золотистом плаще.

- Да не буду я приносить петухов Асклепию, бабушка! Я христианин! – отмахнулся он от старухи.

- Что это ты, сынок, такое говоришь?! Ой, горе-то… Ой, нечестие какое…Ой, бедные твои родители…Что ж ты хулишь-то Асклепия Сотера? Вот увидишь, помянешь мое слово – покарает тебя Аполлон, отец его! Стрелу огненную пошлет в грудь! Он за сыночка своего знаешь, как стоит?

Она погрозила молодому врачу толстым коричневым пальцем.

- Хорошо, бабушка, хорошо. Пошлет стрелу. Уже послал. Иди с миром.

- Умен, да уж, умен! Насмешник! Будешь ли счастлив, поглядим! Нечестивец! Срамник! А петуха возьми! - заключила она, и решительно поставив к его ногам корзину, быстро, не оборачиваясь, заковыляла прочь, то и дела что-то шепча и сплевывая в сторону.

Ее собеседник раздосадовано махнул рукой и повернулся к Каллисту.

- Эй, а что ты там делаешь? – крикнул он. – Ты служка храмовый? Забери этого петуха.

- Заберу, - процедил тот и тихо, сквозь зубы, добавил: – Проваливай.

Но молодой человек уже подходил к нему.

- Погоди, а я тебя видел сегодня. Это ты с рассвета Иасона ждал?

Каллист не ответил.

- Поговорил с Иасоном?
- Поговорил…- процедил Каллист.
- Ты откуда? – быстро спросил незнакомец. – Не вифинец?
- Вифинец, - с вызовом ответил Каллист.
- А что сюда приехал? От Никомедии до Пергама путь неблизкий.
- А ты каппадокиец? - злобно спросил в ответ Каллист.
- А как ты догадался? – рассмеялся его собеседник. –  По акценту? (*) «Кгхаппа»!  – засмеялся он, нарочито гортанно произнося название первой буквы имени Каллиста.
____
(*) Каппа, греческая буква. На эту букву начинаются имена «Каллист» и «Кесарий». Каппадокийцы имели своебразный гортанный акцент – Каппадокия граничила с Арменией.
____


Взгляд его упал на хирургический нож в руке Каллиста, и тот в замешательстве выронил его в траву.

Лицо незнакомца сделалось серьезным.

- Что, Иасон тебя не принял? – уже другим тоном спросил он.

- А тебе какое дело? – голос Каллиста сорвался.

- Ты где учился?

- В Никомедии, а потом – на Косе, - неожиданно для себя ответил Каллист незнакомцу.

- А почему не вернулся в Вифинию?
- Ты любопытен сверх меры. У вас, христиан, это пороком не считается?
- А ты не хочешь назад в Никомедию?
- Знаешь, что? – Каллист сжал кулаки.
- Мне кажется, лучше быть помощником архиатра в Никомедии, чем младшим кадиловозжигателем в Пергаме, - спокойно ответил незнакомец.

- Мне нельзя в Никомедию, - сумрачно ответил Каллист.

- Почему? Император запретил?

- Я племянник теурга *  ! Понял? – крикнул Каллист в лицо незнакомцу. - Понял? Теперь иди отсюда! Я – эллин, язычник, пес, свинья! Мне с обрыва в бездну броситься надо! Ясно? Я – не хрис-ти-а-нин! Ты слышал?

___
(*)
  Теург – античный религиозный философ-неоплатоник
_____

- Слышал, - невозмутимо продолжил таинственный путник. – И что теперь? Не жить? У тебя же лично нет запрета на проживание в Никомедии? Так?
- Ну… нет, - уже тише ответил Каллист.
- Ну, вот и поехали обратно в нее. Как тебя зовут, племянник теурга?
- Каллист.
- А я – Кесарий. Тоже «Кгхаппа»! На одну букву имена – добрый знак. Ведь так вы, эллины, говорите?
Он весело рассмеялся. Рассмеялся и Каллист, пожимая протянутую руку Кесария.
- Не забудь свой нож…Вон он валяется. Ты голоден? Сколько дней не ел? Два? Три? Скоро в обморок падать начнешь…
Кесарий говорил быстро, то и дело отбрасывая темные волосы со лба.
- В баню не успеем, сегодня уже надо ехать. Не могу ждать. И так задержался с этой бабулькой. Поешь по дороге, рабы соберут нам что-нибудь…Ты что любишь? Петухов жареных?
Он нагнулся, поднимая корзину.
- Кесарий, послушай, я должен тебя сразу все сказать…
- Вареных?
- Мой дядя был сослан за теургию, его имение конфисковано…У меня нет ни гроша.
- Ты не раб, я надеюсь?
- Нет, конечно.
- Значит, выкупать из рабства тебя не надо. Уже меньше сложностей и большая экономия.
- Кесарий, император может быть недоволен, что племянник теурга…
- При чем тут племянник? Хотя про твоего дядю, и то, что его имение несправедливо прибрали к рукам, знают очень многие. Император велел мне найти хорошего помощника архиатра в Никомедию. Я его нашел. В Пергаме.

Каллист онемел.

- Император? Тебе? – вымолвил он.

Кесарий, по всей видимости, наслаждался произведенным эффектом. Потом он сказал с деланной небрежностью:

- У меня поручение от императора Констанция – составить отчет о проверке Пергамского асклепейона. Постоянно стоит вопрос о его закрытии, так как это не только лечебница, но и действующий храм Асклепия. Я проверил. Везу отчет. А заодно налог с храма. Так что у нас будет сопровождение из легионеров. Эскорт.
В глазах Каллиста появилось сомнение. Кесарий, заметив это, откинул свой золотистый плащ. На  его тоге была сенаторская кайма.

- Веришь теперь?

Каллист судорожно сглотнул.

- Бери свои вещи, и идем. Петуха тоже бери – не оставлять же его здесь…Бабушка так радовалась, что стала видеть хорошо, после того, как я низдавил у нее катаракту…Все видит, сказала, лучше прежнего!

- Погоди, - сказал серьезно Каллист.

- Что? - встревожено обернулся Кесарий.

- Хорошо видит, говоришь, теперь?

- А ты сомневаешься?

- Это не петух, а курица, - торжественно сказал Каллист, и через мгновение оба расхохотались.+++++++

…

- Какая курица? Ты что, уснул? Митродор тебя не простит!

- Кесарий? Далеко еще до Никомедии?

- Дружище, ты уже два года, как здесь!

- А, точно…приснилась какая-то ерунда. Я подумал, давай ты меня сводишь на христианскую мистерию какую-нибудь.

- На мистерию нельзя. Могу на огласительные беседы. Только так, чтобы нас не узнали, - сказал Кесарий, правда, без особого энтузиазма.

- Давай, - согласился Каллист. – Это как подготовительные беседы перед Элевсинскими мистериями? Думаю, что это тоже интересно. Прямо завтра и сходим. Спрошу у Фессала, он интересуется всем этим.

- Погоди спрашивать Фессала, я кое-что другое придумал, - сказал Кесарий.
- Что?
- Потом, - шепнул Кесарий.

-У тебя на каждый вопрос это «потом», - несколько раздраженно произнес Каллист.
- Угу, - ответил Кесарий немногословно.

Каллист протер глаза и изо всех сил уставился на старца в хитоне.

- …и тогда мать моего деда отвели на абатон *   – все ли вы знаете, что такое абатон?
___
(*)Галерея в храме Асклепия, где спящим паломникам являлся исцеляющий бог.
____

- Расскажи, благочестивый старец! – кто-то пискнул из угла.

- Это особая галерея храма Асклепия, где жаждущие исцелений погружаются в священный сон…Со времен Константина выросло уже поколение, которое не знает, что такое абатон!

- Но-но, - сказал Митродор, косясь на Кесария.

- Я знаю, что такое абатон, - сказал Кесарий. – Приглашали туда консультировать…как-то раз…в Потамее…сложный случай катаракты.

Он зевнул и странно замолчал.

- … отвели на абатон. И там она увидела сон, как будто к ней Асклепий подвел маленького мальчика, едва научившегося ходить, белокурого, как младенец Аполлон Летоид. И Асклепий Мегалос посадил этого ребенка к ней на колени и сказал: «Это твой сын, Ксенофаниана!» А когда она проснулась, маленький белокурый мальчик сидел на ее коленях и улыбался.

Каллист хмыкнул. Митродор укоризненно посмотрел в его сторону.

- Отец моего деда сначала не поверил, что Асклепий мог совершить такое чудо. Но жрец, который был поблизости, упрекнул его в неверии и показал ему мраморную табличку, в котором точно такое чудо было описано и засвидетельствовано много лет назад, а так же вотив – статую маленького мальчика на дельфине. Родители чудесно рожденного таким образом ребенка отблагодарили Асклепия Пэана, заказав у лучшего скульптора статую для украшения храма.

- Как мальчика-то назвали? Палемон? – спросил набожно Митродор.

- О нет, хозяин – ибо не из вод он был спасен богами, умерший, но подарен Асклепием и создан как бы из ничего…Назвали его Асклепиад, потому что его вторым отцом словно был сам Асклепий…И Асклепиадом назвали моего отца, а потом и меня, и я так назвал своих сыновей, а они назовут внуков…

Митродор о чем-то усиленно размышлял.

- Как вы там не путаетесь, - пробормотал Каллист. – Номера даете?
- Моего старшего сына зовут Асклепиад Рыжий, второго сына – Асклепиад Долговязый. Мы привыкли чтить традиции, - с благородным упреком в голосе обратился к Каллисту, расслышав его вопрос, старец в хитоне.
- Пэан воистину дал тебе хороший слух! – ответил Каллист. – Налей мне еще красного вина, мальчик, - обратился он к рабу.
- А как же правило, что в асклепейоне нельзя рожать? – спросил, наконец, Митродор.
- Благороднейший и благочестивейший Митродор прав, - нараспев продолжил старец. – Роды и смерть оскверняют храм Асклепия. Но здесь было рождение не как одно из рождений! Мой дед родился по воле великого Асклепия Пэана.
- Радуйся, Пэан! – грянули певцы из тьмы, и зазвенели струны невидимой арфы.
Митродор прижал к уголкам глаз кусочек тончайшего полотна.
- Как милостив ты, Пэан! – умильно вздохнул он.
- Хорошее вино! Передать тебе, Кесарий? Да ты спишь?


***[Леонта взял за руку Вассиана и произнёс: «Пойдём со мной в сад – скоро рассвет!»
«Я много лет не видел рассвета, Панталеон врач», - невесело засмеялся Вассиан.
 
– «Но откуда ты знаешь, что я люблю встречать рассвет? Я надеюсь, что однажды Асклепий Пэан исцелит меня, солнечным светом на рассвете, и я увижу его – благого, милостивого, бога, любящего людей… Я слышу щебет птиц, встречающих солнце, и доли мгновения надеюсь, что сейчас, сейчас он отверзет мне очи…»
«Расскажи мне о себе! Я так мало о тебе знаю, Вассиан!» - попросил Леонта. – «Ты образованный человек – говорят, что ты учился в асклепейоне?»

«Говорят… - усмехнулся Вассиан. – «Что ж ты не договариваешь? Я был иеревсом, жрецом Асклепия, но был изгнан из Эпидавского асклепейона, когда стал терять зрение, и не мог оперировать катаракты, так хорошо, как в былые времена».
«Изгнали больного?!» – возмутился Леонта.

«Ты искренний и добрый юноша, - вздохнул Вассиан. – Или… уже научился очень хорошо притворяться при дворе Диоклетиана. Неужели ты не слыхал, что я оскорбил Пэана Асклепия ложью, и он меня наказал? Наказал не сразу, нет… Я думаю, Леонта, что это не его наказание, это просто Тюхе-Судьба. Но, когда я стал терять зрение, другие иеревсы (*) мне припомнили мою хитрость – тогда-то они ничего не могли сделать, да и за ребёнка родители внесли большие деньги… они-то, родители, были рады… А потом иеревсы решили на всеобщем совете, что я поплатился зрением за свой обман, и изгнали меня, как нечистого, как оскверняющего своим присутствием храм Асклепия».
___
(*) иеревс - жрец
____

«Разве иеревсы в асклепейонах не лгут людям? – спросил Леонта. – Разве не устраивают там представлений, в которых людям являются и Асклепий, и Гигиейя, дочь Пэана, словно живые – а на самом деле переодетые иеревсы со своими дочерьми?»

«Это – священное действие, а не обман, - отвечал Вассиан. – Обман – это то, что сделал я. Принёс годовалого ребёнка женщины-вдовы, умершей в ту ночь в гостинице от фтизы, и посадил его на колени другой женщины, Ксенофанианы, бесплодной, пришедшей со своим мужем изделека…»

«Ты совершил благое дело», - в трепете произнёс Леонта.

«Но Асклепий покарал меня, - покачал головой Вассиан. – «Наверное, ему виднее. Я не знаю, почему Асклепий, человеколюбивый Асклепий, так поступил со мной!»]***


(продолжение - http://www.proza.ru/2016/12/03/2215 )