Василёк - цветок земной, бесхитростный

                Рассказ.               
                Василёк – цветок земной, бесхитростный.

 Настенька была девчонка шалая. Взбредёт что в голову – не вышибешь. Пётр долго ходил вокруг да около неё. Хворая мать его подмогу просила, жениться уговаривала, на Настю кивала: « И своя деревенская, и домовитая».               
  Пётр и сам жениться  хотел – замуж Настю звал. Смеётся, привередничает!
Плюнуть бы! Мало  ли их, невест – то? Но крепко за сердце зацепила
пересмешница. Ни вздохнуть, ни охнуть! Парень все звёзды на небе за лето пере-считал, стоя под её окошками, а толку – чуть.

  Стукнуло ему осенью девятнадцать. Повестку из военкомата принял радостно.
 Настя провожать пошла. В райцентр за 2 часа до сроку прибыли.
   Взяла Настя Петра за руку и тащит за собой.
- Куда? – спрашивает он.
 Глаза – омуты синие, дремучие, хитрющие. Смеётся:
- Не съем, миленький! Я не серый волк!

В загс привела. Встала перед столом регистраторши, глаза вытаращила, слезу натуральную пустила и говорит:
- Тётенька! Миленькая! От сраму спаси! На четвёртом месяце я! А его, шалопая, в армию забрили! За руку Петра дёргает тихонько, чтоб помалкивал.
- Дай, - приказывает, - повестку, родненький! Тетенька! Не бери грех на душу, не отказывай: любовь – дело святое!
- Не положено! – отвечает женщина. А сама разглядывает девчонку.
- Что я, тётенька, на деревне с дитём - сиротой делать буду?!
В речке топиться от сраму – то?!
- Вы, молодой человек, что молчите? Подтверждаете? Женитесь?
 Петенька от неожиданной радости «онемел» как с печи свалился.
Опомнился, кивает:
- Да, жениться очень хочу, давно собирался.
Уговорила Настенька регистраторшу: у неё дочка уже на сносях была.А жених – то, городской, заезжий, сбежал.
  Шлёпнула она им, сердобольная, по печати в паспорта.
Поцеловались молодожёны в загсе разок да на платформе – второй.
И отправился муж не солоно хлебавши в далёкие края от жены – невесты.

Проводила Настя Петра осенью, в августе следующего года он сообщил:
  « Приеду на неделю!»
Настеньку будто ветром выдуло из избы на станцию.
А встретила – глаза хитрые прищурила, посмеивается.
« Снова за старое! – понял Пётр.– Ты так, и мы этак!»
Шагнул на платформу, руку подал и говорит:
- Кого вижу! Как жить – поживать изволите, супруга моя бумажная?
   Оторопела на мгновенье Настенька. 
Но виду не показывает, что растерялась.

    Лесом со станции идут: цирк, да и только!
Топает солдат каблуками поодаль от строптивой жены своей.
На неё украдкой поглядывает. Мать писала письма хорошие:
« Боялась я, сынок, за здоровье своё, коли тебя в армию взяли.
Но всё, слава Богу, хорошо. Ходит ко мне Настенька, помогает по дому.Она словно дочь родная. Придёт – на душе радость. И в избе – светло».

    Идут молодые по дороге, болтают. Так ни о чём.
Щёки у Насти пылают, в глазах «чёртики» прыгают. Пётр думает:
« Что ещё отколет суженая? Вся жизнь так пойдёт, как сейчас сложится».
   Солнце сияет. Жаворонки поют. Гречиха цветёт. Дурманит голову.
Завораживает бедолага – кипень.
« А что же Настенька? Ага! – видит Пётр. – Притихла, закручинилась».
Выжидает солдат: не зря в армии почти год пробыл. Набрался ума – разума.
Идёт спокойно, про солдатское житьё – бытьё рассказывает. На жену поглядывает.

   И она на него запоглядывала: Петенька добряк – добряком был, хоть с кашей ешь.
Не пожалуется! А сейчас рядом идёт чужой какой – то. Ростом выше стал.
В плечах раздался. Загорел. Брови густые, смоляные, на переносице срослись.
Карие глаза строгие, независимые. « Иль завёл на чужбине дролечку? –
ножом полоснуло по сердцу.

   Впереди – поле ржи. Золотая, полуденным жаром сморённая, истомно  шелестит она спелым колосом, к земле клонится. Обочь поля, встречь траве луговой,вырос кустик васильков на три цветика. Смотрят они на Настю с межи,цветы синие, земные, бесхитростные, дивятся её глупости, манят призывно:
« Иди сюда, Настенька! Сердца слушайся! Ишь, как оно трепещется, бедное!»
    Забеспокоилась Настенька! Жарко ей! Сомлела совсем! Остановилась, шагнула к Петру, прижалась. Он обнял её. Длинные, шелковистые русые волосы окутали тёплой волной руки мужа. Сладкая дрожь пронзила его. А рядом – глаза ласковые,тревожные, губы сухие, ждущие.
- Что ж ты, муж мой названый, аль не любишь свою Настеньку? – нежность и преданность так и хлынули слезами.
Пётр обнимал её бережно:
- Эх, милая Настенька! Сколь ждал от тебя, бывало, слова единого, улыбки приветливой!
А о таком счастье и помыслить не смел!

     К дому добрались, когда роса пала. Решили: «Дочь будет – Полюшкой, сын – Васенькой назовут». Через несколько дней уехал Пётр.             
Родился сын – крепкий бутуз. Настенька и бабушка его Васильком кликали.
Глаза голубые, волосы смоляные, с кучерявинкой. Слит – вылит: отец – мать.
- Ладушка моя! Лада, - холила сына Настенька.
И было ему три месяца, когда припозднилась она в лесу: за грибами - колосовиками ходила.

    На том месте, где год назад были они, рожь желтеется. Настя Петра вспомнила.
« Вернётся осенью папка наш! – за сына порадовалась.
   Идёт тихо, корзину несёт, ноши не чует. Задумалась, а дорога сама ведет.
Шагов десять до хлебов не дошла – стала как вкопанная, будто ударил кто.
Смотрит – глазам не верит: « Волк!» Недалече, во ржи, поперёк дороги, во всю её ширь.
Справа – перелесок и слева.
«Крадучись, небось, шёл. Заприметил издали? Дожидается? Или сам не ждал – не гадал?»

   Стоят… Смотрят глаза в глаза. « Не овчарка ли? – гадает Настя. – Нет! Та иль хвостом махнёт, ушами шевельнёт, увидев человека. А этот осторожный, не шелохнется!
Матёрый! Спина широкая. Шерсть густая, длинная, с проседью. Глаза круглые, стылые,« стеклянные».
   Стоят… А страх льдом сердце сковал! И вдруг вспомнила  Настя, что дед учил её:
« Зверь человека понимает: не тронет, если страха не окажешь. Встретишь – иди смело,будто не видишь. Не суетись, не беги. Говори что – нибудь громко или постукивай по железу железом».
« Легко сказать – иди! Вон лапищи какие! – думает она и видит: василёк голубенький у волчьей лапы на тонком стебельке качается.

   « Вася! Меня сынок Васенька ждёт!» - и сделала она шаг навстречу зверю. Первая!
Приказала себе: « Иди! Не посмеет он тронуть! Не посмеет и всё!»
Сделала два шага – он повернулся, осторожно, с достоинством ступая, лениво перешёл дорогу и скрылся во ржи.
   Шла Настя и говорила громко. Что?  Да разве она помнила? Разве слова были важны?
Важно, чтобы голос не дрожал, был сильным, уверенным. Перешла черту, где он стоял,лоб испариной покрылся. Но шаг размерен, тверд и спокоен голос. Кожей на спине чуяла:
следит зверь». Не оглядывайся! Нельзя! Иди!» - приказывала себе. И шла!
 
 Рожь кончилась. В гречиху вошла, половину поля миновала. Все силы уходили на то, чтобы не оглянуться, не побежать. Далеко отошла. Перевела дух, переложила корзину
с одной руки на другую и оглянулась…
    Тихо. Ни хлеба вдали, ни гречиха не шелохнутся.
И будто разом навалился на неё ужас, толкнул в мокрую спину и погнал вперёд.
Она бежала так, будто гнались за ней десяток волков, до изнеможения.

   На краю поля ноги подкосились, она рухнула в солому и завыла в голос.
Кто – то тронул её за плечо. Села, концом платка лицо вытерла.
   Пастухи! Старик и подпасок.
- Чего бежала – то? Стометровку сдаёшь? – усмехнулся подпасок.
- Ага! – говорит Настя. – Сдала! Как бы вам самим не пришлось!
Скотину – то в ночь выгнали?
_ - Да, - отвечают. – Днём гнус замаял. А что?
Настя рассказала.
- Ишь, Сатана! – чешет в затылке старик. – К нам пожаловал. Вчерась черновяне
собаками пугнули. А ты так и пошла на серого?
- Боялась очень!
- Сказывай! Если бы струхнула, не пошла!
- Молодец! Смелая! – зауважал паренёк.
- Что вы?!  - засобиралась Настя. – Мне василёк помог, если б не он?!
Прощайте, люди добрые, пойду я: меня сынок ждёт.

Встреча с волком – реальный эпизод, правдиво описан. Я повстречала его
в 11 часов вечера, будучи на 7-ом месяце. Остальное – вымысел.