Сверхновая. Ч II

I
Когда Сирены квохчут: «Себе поём. Не Вам!». Врут они. Сирены не самоубийцы».

 Стареть? В том нет ничего предосудительного. Позорно «оставаться молодым».

ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
Искусство, отнимая время от жизни, увеличивает его волшебным образом.

Одна книга – яд. Противоядие? Много книг!

Витиеватая, холодная, фальшивая проза стукача.

Моя жизнь? Кругосветное путешествие вокруг себя. И порт, какая радость, уже на горизонте.

Толкаясь на пятачке дозволенной деятельности  мы (поколение) перемен не ждали. Когда всё обвалилось, выяснилось, что революции возможны и без революционеров. Крови меньше.

Халдейская какая-то военщина…

Надо жить так, словно вокруг тебя нет никого и, как завещал  дедушка т. Мао «опираться исключительно на собственные силы». Но, в самом деле, так оно и есть.

Мы с ним люди были разные, но воспоминания-то были общие, на разных концах  большой страны нам промывали мозги одни и те же фонограммы. Но люди мы всё-таки были разные.

Фашизм, как любое испрямление человеческой жизни, возможен, когда универсальные понятия бывшие фундаментом цивилизации низводятся до частных переменных.

Катишь в гору камень с налипающим грунтом. Как снежную бабу катаешь.  И каждый шаг тебе достаётся тяжелее предыдущего. И камень больше и склон круче. Но это единственная дорога, в которой ты способен стать, быть и остаться человеком.
   
ДИАГНОЗ
Было мне хорошо, а стало ещё хуже!

В ЭПОХУ ВАВИЛОНСКОГО СТОЛПОТВОРЕНИЯ
Это было приблизительно за тысячу лет до начала нашей эры: «Корыстолюбие, алчность, холодный и расчётливый эгоизм, жестокость, мстительность …

А что? Планета, как планета. Не лучше, не хуже  других. Возможная жизнь везде одинаково невозможна.

Я всемогущ? Относительно!

Рукописи кто же нынче покупает? Скупают на корню вдохновение -  не за дорого!

Время от времени, на уютных национальных кухоньках разжигают огонь и начинают разделывать надоевших соседей. Кухонная книга, та же, что и тысячи лет назад.

Для математика и философа личные его качества играют в его науке разную роль.

Насмотревшись на своих коллег, Ницше сословие профессоров презирал превентивно. Видимо он что-то предчувствовал, ибо именно они: «Немецкие профессора были одними из горячих сторонников прихода нацистов к власти в 1933 году». Причинами такого энтузиазма, кроме самого очевидного - тупости, были страхи (по Фрейду): боязнь большевистской революции, экономического упадка, культурного вырождения. Вот-то Адик им помог…

Хайдеггер поднявший высоко знамя нацизма был ими не понят  и не оценён. Что не помешало ему «ариизировать» философию…

Наци тоже ничего особенного не придумали для законопослушного бюргера, они беззаконие подвели под рамки закона. Даже не  в законе дело, а в отмене нравственных запретов, человека делающих человеком.

Ознакомившись с текстом «Прав человека» понимаешь, что, в общем-то, их нет и те, что вроде бы есть, стараются объявить не существующими.

Перечитываю книжечку и нахожу в ней неожиданное, удивительное размышление, вздрагиваю от неожиданности:  словно старый друг выкидывает невероятное коленце.

Если судить по людям, то, боюсь, обезьянки тоже не Б-г весть какие образцы духовности и морали.

Иные мыслители (философствующие богословы) собственную ничтожность рассматривали, как общечеловеческое свойство. По-моему,  они погорячились.

Молодость имеет никем не оспариваемое право смотреть на всё и на всех сверху вниз. Жаль только, что это право быстро отходит к другим.

Талант имитировать творчество вовсе не говорит  о присутствии хотя бы каких-то способностей.

Как благотворен физический труд – за всё время ни единой мысли.

По мнению Победоносцева, изложенное им в письме - доносе Александру III, картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван», «оскорбляет правительственные чувства».

Когда человек заявляет: «Я знаю, что делаю!» он даже предположить не может, «Что он делает».

«У Александра III были вкусы и замашки настоящей деревенщины» Ламздорф, из "Дневника".

Лабрюйер как-то очень складно сказал, что: «Боязнь смерти мучительнее самой смерти». Скончался он, без малого, три сотни лет тому назад: встретимся Там и поговорим, насколько одно мучительнее другого.
 
Если судить по верованиям, ритуалам, обрядам, то человечество переболело всеми мыслимыми и немыслимыми видами безумия ещё в древности. К сожалению, они иммунитета не дают. И прививок от них не придумано. Каждый может наслаждаться их лицезрением в любой точке Земли.

Пишущий, более зависит от написанного ранее, нежели от своих впечатлений и таланта. Если, конечно, он обнаруживается.

На времена гаона Саядии (первая половина X века) пришёлся расцвет школы мутазилитов. Учёный этой школы, бичуя пороки своего времени (как не бичуй, они крепчают), сказал: «Мусульмане, евреи, христиане, маги пребывают в заблуждении. Существуют только двоякого рода люди: одни обладают умом, но не веруют, другие же веруют, но ума у них нет».

Человек – мера всего? Но как измерить человека?

Время, материя сверхчистая, испаряясь оно никакого осадка  не оставляет.

И у меня есть мечта! Часа три-четыре постоять перед «Звёздной ночью в Арле», наговориться на всю жизнь, а там и трава не расти! «В сущности, говорить за нас должны наши полотна» Ван-Гог».

Дело даже не в том, что Вагнер не «дожил» до Шикельгрубера, дело в том, что он его пережил.

Вечный тип российской политики – Иудушка Смердяков.

Как, кому попенять, ежели и зеркало криво и рожа неказиста?

Может-то, конечно, быть всё, но только происходит не всё.

В этом вечном Мире всё временно.

Это «сливки общества»? Но уж очень быстро скисли!

Заратустра выкипает, чуть не взрывается от негодуя на проявления жалости, любви, сочувствия, то, что называется «человечность». Словно прошедшие тысячелетия демонстрировали переизбыток этих продуктов жизнедеятельности.

Они не только не пишут книг о квантовой механике, они, кажется, их и не читают.

«Падает камень на кувшин. – Горе кувшину; падает кувшин на камень, горе кувшину, так или иначе, горе кувшину». Л.Н. Толстой (Из Талмуда) (Л.Н. стр. 148). В, общем, о том же сказал Игорь Холин: «Поэт? Сосуд!// Судьба сосуда обычно трагична».

Казнили Андре Шенье не за его стишки, они были  известны немногим его друзьям и не потому, что ему «завидовал Робеспьер» и не потому даже, что якобинцы чувствовали в нём опасность для режима. Всё не так! Его убили! Ему отрубили голову вместо младшего его братана, действительно путавшимся с роялистскими заговорщиками.

Я ползаю по самому дну социальной лужи и через слои мутной воды совершенно не различимы институты государства, основы общества. Короче, выживаю сам по себе.

Мудрость есть знание вещей, которые от тебя не зависят.

Самый невероятный из оксюморонов: «Happy End».

«Муки творчества»? Имитация оргазма!

Греки татуировку использовали для клеймения рабов.

Что такое «Бицзы?» Это жанр Таллемана де Рео. Да, собственно, «Декамерон» и есть те самые «Бицзы».

Кому Бетховен посвятил своё сочинение «Элизе» или «Терезе»? Но вот кажется, что самому композитору было не всё равно.

С идиотами не шутят, они всё воспринимают «кроме шуток».

Искусство это то, что  вне контекста таковым остаётся.

Говорить о нравственности шлюхе не помнящей, что когда-то и она не была ею, так и составителю стихоидов о поэзии говорить бессмысленно.

И болтается писанина этого господина между жанрами: «Исторического романа» и «Исторического поноса» на букву «д».

Любое время оставляет пространство где есть развернуться мыслящим идиотам.

В жизни, как в землетрясении, можно всё предсказать, но, вот сказать точно, когда рванёт, невозможно.

Знали бы они Декарта, так сказали бы: «Я не мыслю и лишь потому существую».

Март Апрелий в Сибири желанный император.

Красота «обыденности» ни в коем случае не есть «обыденная» красота.

К счастью человек не может знать «всё», но, к несчастью, у него обо всём своё мнение.

Справедливо, конечно de qustibus non est disputandum, но не менее справедливо диспутандум, когда мне навязывают свои вкусы лжецы, негодяи и развращённая чернь.

Есть просьбы, исполнение которых невозможно: «Не забывай». «Не уходи». «Не оставляй» и, конечно, «Не умирай».

Во все времена существуют пространства, где  разгуливают мыслящие придурки.

Вот уж точно проза и «историческая» публицистика деток стукачей и внучков вертухаев.

О вкусах не спорят? Спорят, ещё как,  когда вкусы навязывают!

Присутствие прыщей, как и отсутствие таланта, скрыть невозможно.

Это интеллектуальная мразь и нравственная дешёвка…

Инсталляцию строят в контексте вне текста. А зритель-то вне … контекста. Всегда.

И в детстве познаёшь свое тело. И в старости познаёшь своё тело.

Осип Брик процедурно отличал плохие стихи от хороших. В плохих запоминаешь самые плохие строчки, а в хороших, самые хорошие.

Законные власти? Служат закону абсолютно незаконными методами.

С незапамятных времён известен рецепт счастья. Для достижения оного требуется желать чуть-чуть меньше, чем у тебя есть. Но почему-то всегда хочется чуть-чуть больше.

Лжец-то хорошо знает, где лежит истина и где правда зарыта.

У лжи короткие ноги, но длинная тень.

Вечно они всё путают: в быту они артисты, они художники. Но,  в творчестве - трусливые обыватели и тупые пошляки.

Старость есть цинизм, помноженный на бессилие. (Отношение цинизма к бессилию).

Формулы преобразования движущихся систем, называемые ныне «формулами преобразования Лоренца», были впервые установлены немецким физиком Фойгтом ещё в 1877 году,  в рамках, разрабатывавшейся им упругой теории света.

Каждый живёт в своём времени. И, может даже быть, в своём тысячелетии личном, персональном.

Всех персонажей Перевёрнутого мира объединяет,  как заметил Станислав Ежи Лец, «антисемитское происхождение».

Время, оно любое такое. Всегда на поверхности в изобилии нравственные и интеллектуальные ничтожества.

«Нежный» Карамзин читает «грубого» Брантома.

Чудный, дивный слог Карамзина. ****ство он именовал «нежной слабостью».

Вагнер, по мнению Брехта, навязал европейским и американским монополиям «германский мир богов» и «националистические эксцессы».

В это время, когда я совсем ничего дурного не делаю и не замышляю, оказывается, сотни, если не тысячи людей озабочены моей будущностью. Они мне желают от всей души: «Чтоб ты сдох». Спасибо, - скажу я, - и в ответном слове пожелаю юдофобам претерпеть хотя бы малую толику того, что по их милости испытали евреи.

Бездарные писатели и поэты пишут для бездарных читателей. Бездарные режиссёры ставят бездарные спектакли и снимают фильмы для бездарных зрителей.

Жизнь как трёхсторонний куб: вчера, сегодня, завтра. Не можете представить? Вот и я не могу!

Старость это когда есть уже что сказать. Только некому «это» сказать.

Видя другого, я наблюдаю себя. Но взглянув в зеркало, я вижу не себя – другого. Что тут поделать? Убедить себя, что я это он, а его в том, что он это я?

 Как не согласиться с жившем в XIII веке старым хреном Камо-но Тёмэйем: «Нет ничего лучше, как своими друзьями сделать музыку, Луну, цветы».

Эти людишки, что могли, так лишь облаивать мимо идущее время. Но зато, так громко!

Это трагедия, трагедия вдвойне, трагедия бездарности, пытающейся оставить след во времени. Поскольку, конечно, никто, не сочувствует ей.

Вечно всё путаю. Альфреда де Виньи и Альфонса де Ламартина. А ещё через несколько времени они, вообще, станут одним лицом, неразличимыми и в ни какие приборы невидными. Как мы все грешные и безгрешные.

У каждого человека где-то есть встроенный в него компас, по которому он и движется к одному ему известной истине. Даже не осознавая того. Или, движется к той стороне света, что предназначенной лишь ему.

 Есть люди сами по себе чепуховые, неосновательные, пустобрехи и пыль на ветру. К ним нельзя относиться серьёзно, да к ним никто по иному и не относится, разве, лишь по ошибке (Хлестаков и Городничий, к примеру), но дела их, безделье их могут иметь самые оглушительные последствия.

Иерархия отношений: любовные, семейные, дружеские. Но испаряются «любовные», опадают «дружеские», остаются «семейные» это уж навсегда.

Куда деваться от этих балерин на букву «б»?

Конечно, человек доказавший, что Hienrich Heine не великий, не немецкий, не поэт доказал, прежде всего, что он дурак. В самом простом исконном смысле этого всем известного определения.

Муки так искажают лицо, что лишается оно черт божеских, ангельских. Человек, пытаемый  кажется не человеком. А вот палачи, наоборот, вполне респектабельны и могут сохранять черты лица, делающих их похожими на людей.

Опыт приходит, когда отпадают порождающие его причины.

Да, я родился через столетия после того как ушли из жизни, умерли Монтень, Агриппа д;Обинье, дю Белле, но за это время ничего не произошло такого, чего бы эти люди не поняли.

Если книжка готова и напечатана, то, независимо от её качества (а какой автор может его оценить «объективно»?) она подымает. Не напечатанная, напротив, в землю вгоняет.

Если он не понимает, что обманывает тебя (обманываясь сам), то он дурак. Если понимает и делает, то – негодяй.

Гаже коллективного бессознательного может быть лишь коллективное сознательное.

Живу долго и уже ничему не удивляюсь, как во сне.

Юдофобия болезнь, поражающая на смерть не её носителя, а объект ненависти.

В процессе жизни, чем её больше понимаешь, тем меньше можешь хоть что-то в ней изменить.
 
Сократ, Толстой, Гегель … Почему, ученики идиоты?

Христос всегда как комета, но зато уж Иуды клубятся, как комары.

Взрослость приходит, когда научаешься говорить «нет» и придерживаешься этого самого – «нет!».

Они на нас смотрят снизу вверх. Высокомерно. Мы на них сверху вниз. Выжидательно. Им есть нечто нам сказать. Нам есть нечто им поведать. Но мы не понимаем друг друга. Нет, не изобрели ещё язык межпоколенческий.

Всё очень просто, ложь побивает правду, но и правда не беззащитна, восстаёт, когда её ругатели вымрут.

В 1937 – 1938 годах в СССР были произведены 2,5 миллиона арестов. С 1921 по 1953 годы было расстреляно 800000 тысяч человек и 600000 тысяч умерло в тюрьмах.

В искусстве цель недостижима в принципе.

Поэт уходит вперёд и современники уже не понимают его, он творит для себя и, получается по факту для будущего, которого он не узнает.

История, к сожалению, не всегда возвращается фарсом.

Что-ж это люди как люди, но всё человеческое им по-прежнему чуждо.

Этот? Внебрачное дитя Арбата!

В Перевёрнутом мире «умён лишь тот, кто также глуп, как мы». Дидро из «Племянника Рамо».

Эти люди были щедро обделены Природой.
 
Это ж надо же, какой убогой должна была быть жизнь, что только служба в СА осталась ярчайшим её воспоминанием.

Поэзия всегда чудо, чудо в том смысле, что нельзя предсказать и предположить кто и где прокладывает её поток. Постфактум всегда можно объяснить, но это потом, а что сейчас?

Здесь уж приходится полагаться на себя. Я сам себе определю, где стих, а где стихоид.

За что же Господь юдофобов лишь ума лишает, а евреев жизни?

Как наставления по «технике» любви скорее снижают прирост населения, так и исследования по технике стихописания нисколько не увеличивают число поэтов.

«Бог входит в существа,   Как солнце сквозь окно». Бальмонт

Босх на людей насмотрелся, Босх от людей так натерпелся, что иначе не понять, как и почему за человеческими занятиями он изображает чучела, пугала с отвратными рылами.

Математик может доказать всё, но зато уж и всё математику не докажешь.

Людям, даже из нас лучшим, свойственно недолюбливать себе подобных.

Если бы Мир был не познаваем, то человека в Этом Мире не существовало бы.

«Кто ясно мыслит, тот ясно излагает»? О Гегеле, по-моему, так не скажешь.

 Они очень доверчивы и внимательны к собственной лжи. Истина, идущая другими путями, вызывает в них священную ярость и немедленную реакцию. Уничтожить. Смешать с грязью. Закопать.

Их творчество? Упражнения в жанре: «Доносы в никуда».

Булгаковский Иешуа разговаривает с генералом Пилатом теми же интонациями, что через долгие  тысячелетия слышны в интонациях кн. Л.Н. Мышкина легко и без опаски (почти) говорящим приятную правду в глаза генералу Епачину. Уважительно, без подобострастия, но с тактичным пониманием расстояния между штафиркой и Генералом. С незаметным таким чувством собственного достоинства, но тоже понимающего, что в любой миг оно может юркнуть куда-то. Спрятаться.

В 70-е годы XIX века, если верить наблюдательности Достоевского, девичьи предпочтенья распределялись так: «Князья, гусары, секретари посольств, поэты, романисты, социалисты даже». 

Мода, есть вкус людей ленящихся или не умеющих думать.

У вкуса важна генеалогия. О носителях вкуса можно сказать то, что физика говорит об инерционных системах.

Ты движешься по кругу, я а бьюсь об углы N-угольника и вроде бы влачусь вперёд, чтобы в результате в синяках вернуться к точке, откуда начал свой путь. Там, где меня не существовало до и, где не буду после.

Интернет позволил каждому высказаться во весь голос. И ничего нового. Потоки помоев, хамства, гнусности непрерывные. Изредка, кое-как прорывается голосом нормального человека. Но редко, как и в доинтернетную эру.

Если Вы деньги считаете б-гом, то стоит ли удивляться, что вы переходите на ту ступень развития, с которой человечество понемногу становилось человечеством - фетишизм. И поклоняетесь-то вы богам-фетишам. Монетке, банкноте, банковскому счёту. Всему тому, что, в общем-то, было, есть и будет – нуль.

Идешь: в себе пустыня. Пустыня вокруг. Такая же точно, что до тебя была и после тебя пребывать будет.

А ведь такой феномен не феномен, а вполне повсеместное явление - поэт, романист, критикесса, например, или вовсе сценарист «начисто лишённый способности понимать художественную литературу».

Поэт опирается на ресурсы налично существующего языка, псевдопоэты пережёвывают слова и смыслы уже не однажды б/у в чьих-то стихах и, поэтому, конечно, их стихоиды становятся несуществующими. Но, подчеркну, и у них есть свои почитатели.

На могилу Салтыкова-Щедрина должен был возложен «венок из терниев с надписью «От благодарных евреев», но он был заарестован полицией ещё на квартире покойного».

Кем-то подмечено, что авторы афоризмов, несмотря на тысячелетия их разделяющие, отлично бы поняли друг друга. Оно и понятно, поле, на котором они трудятся, по сию пору не в малейшей степени не освобождено от сорняков, обильно там произрастающих. Как был человек в большинстве своём скотиной и сволочью, таковым и остаётся.
 
Когда-то на банкнотах гравировали «обеспечено все достоянием государства», и они обязаны были быть приняты на всём пространстве его по нарицательной стоимости. Так и поэзия, обеспечивается всем достоянием языка. Если этого нет, то рисуют боны, предположим, Урюпинского сельсовета, обеспеченные именно всем достоянием урюпинцев. И не удивительно, что стихи такого сорта ходят среди  граждан этого славного места. Случаются и фальшивомонетчики, но, если, любое государство бьётся с ними свирепее, чем  ворогом внешним, то стихотворцы, чеканящие фальшивые стишки, остаются наедине с ними. Поскольку сбыта они не имеют никакого, а принудить читать дрянь государство не всегда вменяет себе в обязанность.

Я, атеист, но вступаюсь за христианство, когда подымают головы его гонители - «язычники». Им хочется вернуться домой. В палеолит, там антропофагия была делом привычным и даже излюбленным.

Мысль, в сущности, очень простая: Геростраты, чтобы их запоминали,  уничтожают всё, что, заслоняет, по их мнению, их персону и их творения.

Самообразование это образование без экзаменаторов, диплома и уверенности, которые дают все эти причиндалы.

Наступает мгновение, и ты делаешь всё, чтобы не делать то, что необходимо сделать.

Вообще, то, что понимается под словом «вкус» чаще всего немыслимое переплетение взглядов, предпочтений, отторжений без всякого выбора и отбора.  Поэтому, среди этих извилистых путей начинаешь, поневоле искать свою дорогу для своего взгляда. 

Когда у тебя в левом  кармане карманное издание Афинея на греческом, а в правом, в соответствующем формате,  сочинения Авла Геллия на латыни…
 Я всегда думал об особости людей образованных: они видят мир в правильной перспективе.
У меня за плечами провинциальная hohschule готовившая управленцев, (по нынешнему, «менеджеров») в неисчислимые островки индустриального архипелага Сибири.

Если вспоминать, … если вспомнить кое-кого и кое-что. Так вот, я -  «самообразованец».
А самообразование такая штука, ты никогда не будешь уверен в том, что ты действительно что-то знаешь. Ум, не пройдя необходимой выучки, способен на рывки, но не на постоянное, методичное  движение к неизвестному. И, соответственно, его постижению.
 
Что означает иметь тренированный дух?
1) Делать то, что ты считаешь нужным
2) Не обременять никого своими заботами
3) Решиться на то, что представляется невозможным и потому крайне опасным, но и не жалиться, если авантюра не удалась и ты … !

Что же тебя больше огорчает? Будущее, которое ты никогда не узнаешь, или прошлое, которое ты и знать не хочешь!

Границы до 91 года это скобки в которые мы все были заключены, конечно, не без небольших и от того не менее обидных исключений.

Революция всегда следствие, но не причина крушения предшествующего ей порядка.

Разгадывая тайну человека, Босх увидел ТАКОЕ, впрочем, все могут увидеть то, что он увидел.

Когда ты прав, ты не прав! Ты ошибаешься, даже когда ты не ошибаешься!

Талант? Он, ведь, как сорняк, если не выдирать с корнем, то может и пробиться.

С такими средствами, жить по средствам просто не получиться.
 
Лучшее, на что один человек способен для другого человека. Не заметить его.

Прошлое важнее настоящего? Да! поскольку, твоё настоящее такого, какого было прошлое.

Я  уже в том возрасте, когда будущее более или менее ясно. Но вот настоящее совершенно недоступно для понимания.

Сколько бы людей спасли свои жизни, если бы знали, а знали б, ещё бы и помнили мысль Гвиччардини:  «Нет правила, ни средства, которое годилось бы для спасения от тирана зверского и жестокого, кроме разве одного, предписываемого во время чумы: бежать как можно дальше и как можно скорее».

У «прошлого» нет ни «прошлого» ни «будущего».

У Гегеля есть потрясающий афоризм № XVI: «Это дураки на ошибках учатся, а умники, увы, не умнеют».

Все мы, да что «все мы», сам я живу так, словно у меня будет возможность  ещё раз пережить жизнь.

Так и мы живём свою жизнь, не подозревая, что повторяем, ну, не жизнь, конечно, но некоторые пути и мысли давно ушедшего и даже незнакомого нам человека. Где-то высоко, высоко в стратосфере чиркнет метеор и исчезнет, навсегда исчезнет. Но пройдёт время, и следующий метеор параллельно высветит дорогу предыдущего.

Почтеннейшие поставщики непотребного чтива – необходимая профессия. Но требовать своей доли у Вечности, это, знаете ли, надо и честь знать.

Самопознание невозможно без знаний, интуиции и безжалостности.

Домушник, из самых тупых, соображает, что наличие универсальной отмычки ко всем дверям, есть проявление неуёмной  фантазии. Однако, люди, сделавшие интеллектуальные упражнения своей профессией, уверовали, что можно сочинить теорию, объясняющую всё и вся. Таких теорий немало и они друг друга, почти по Дарвину, поедают…  С помощью людей, которые друг друга убивают.

Надо бы поставить памятнику некоему существу: он мог бы стать, быть и остаться человеком. Но не стал, не был и, конечно, не остался.

Массовые преступления совершаются именно «массой». Эта масса, подчас, равна народу. Иногда она подлежат суду. Вопрос лишь в степени соучастия в этой этнической банде. Но на то существует суд. Например,  «Нюрнбергский».

Всё неживое живое переживёт.

II

Механике Вселенной вторят человеческие взаимоотношения. «Я» - центр системы вокруг которой вращаются на разных орбитах близкие и дальние мне люди. Видимые и невидимые звёздочки на небосклоне – все остальные. Какие-то гаснут, какие-то вспыхивают. И «Я» кружусь вокруг кого-то. И одновременно на многих разных, близких дальних. И все мы вращаемся вокруг того, что приличного имени не  имеет.
Молодость – Мир беспределен и ты хозяин его. На тех, кто постарше смотришь снисходительно и сверху вниз. Ты знаешь и понимаешь то,  что «они» не знают и не узнают никогда. Старость – Мир не намного шире удавки удавленника. То, что знаешь ты, значения особого не имеет ни для кого, и для тебя - первого. И смотреть не хочется ни на кого вообще.

Человек вполне может перестать быть им быть: «Немцы, бывшие в 1933 году обычным европейским  народом, к 1939-му полностью утратили всякие европейские черты».

ДЛЯ ИСТОРИКА
Прошлое мягко растворяется в настоящем, но нет той центрифуги, что способна отделить одно от другого.

К ЭТИМОЛОГИИ
Слово, как сосуд, принимающий в себя любое содержание.

О ВОСПИТАНИИ
Если ты в детстве уже такой дурак, то подумай, что с тобой будет в дальнейшем.

КАК ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ НИЧТОЖЕСТВОМ
«Человек, подошедший близко к колоннам дорического храма  … чувствует себя ничтожеством. Это замечательное чувство». Алпатов

У стукачей своя иерархия. Хозяин даёт направление. Сверху заправляет резидент, затем идут агенты, а уж в самом-то низу, собственно, стукачи, сексоты  (секретные сотрудники). Если кто соблаговолит заглянуть в том «Большевистское руководство. Переписка. 1912 – 1927». М., Росспэн. 1996. На стр. 18 и далее, классический отчёт агента резиденту - письмо И.В. Сталина – Р.В. Малиновскому.

Личный состав «Русской партии», недостаток таланта, способностей,  возмещал восхождением  по административной лестнице. Умело перекрывая кислород конкурентам. Социально близкие двигали их вверх. Что, конечно, увеличило их доходы, но не прибавило читателей. Что взять с убогих? Пусть будет хорошо, а то другим будет ещё хуже.

 «Книгопечатание не только не спасает от варварства, но, наоборот открывает ему дорогу. … Именно оно сделало всеобщим достоянием нелепые схоластические споры   и посвятило общество … в туманные доктрины и вздорные измышления церковников. … помогло ли книгопечатание человеческому разуму с религиозными предрассудками или, напротив, помешало? … главный недостаток книгопечатания:  оно безвольно и бездумно, оно подчиняется не рассуждая, и распространяет как хорошее, так и дурное; оно сделало доступным некоторые духовные радости, но оно же породило тысячи заблуждений и безумств…». Шарль Нодье. «О совершенствовании рода человеческого и о влиянии на книгопечатания на цивилизацию».

Суть поэзии, пожалуй, в том, что она изменяет её каждый раз, когда в очередной раз развитие её дальнейшее невозможно и привычные приобретает классическое завершение. Необходимы новые слова и новые формы, чтобы выразить до них не виданное. Всё остальное, имитация изготовление стихоидов. Притом, что нет единственного, одного приближающегося к идеалу. Это дело не одного, а группы людей одарённых слышащих новое и говорящих о новом. Сколько бы их ни было – поэтов, при всём, что их разъединяет их, объединяет новизна, подчас, резко выраженная. Отсюда «непонятность» и частое одиночество. Наши герои не таковы. Они держатся форм привычных, тиражируя свои не слишком невиданные чувства и повторяя не слишком свежие мысли. У них, безусловно, есть свой читатель. И это было бы совсем хорошо, если бы они знали бы своё место. Конечно, они его знают, но оно их не устраивает.
            Поэты, новые, иные, великие впоследствии, на свой страх и риск, поскольку, они не могут иначе, без гарантированного выигрыша (приза) впереди  пытаются найти и освоить землю ещё незнаемую. Иначе они не могут. Ярчайший и нагляднейший пример Хлебников. Поэтому авторитеты, знатоки, побоку. Я сам, да, я сам себе и авторитет и знаток и всё прочее. Но имейте в виду, что я со своими вкусами, предпочтениями к вам не лезу. У каждого свой разбег, свой потолок, своя, в конце концов, смотровая площадка, яма, кресло.  Но поэзия – чудо! В прямом смысле, чудо. Невозможно предсказать в какие формы отольётся в ближайшем будущем. Может быть, её начатки уже здесь с нами, но они не заметны? И так бывает, но лучше дать слово поэту, он то знает, что поэзия «незаконная комета в ряду расчисленных светил». 

ИЗ ПЬЕСКИ
Настолько он не любил её, что перестал замечать её уродливость.

НОВОСТИ ФОРТИФИКАЦИИ
- Блин-дажь?
- Блин-нет!

ИЗ ДИАЛОГОВ УЧЁНЫХ
«В Пасадене Эйнштейн спросил Майкельсона, почему он тратил столько времени на измерение скорости света. Майкельсон ответил: «Потому что меня это забавляет».

О ТОМ, на чём КРАЙНОСТИ СХОДЯТСЯ
 И Лосев, и Ильенков находились на таких краях философического фронта, что не было единого пункта, на котором они могли бы сойтись, кроме … фанатичного обожествления деревянно-картонного байретского сидельца – Вагнера. Они бы этому гаду дуэтом закатили такую осанну, что Господь мог с небес навернуться. Ненависть к Aurum, понимаемая двояко, одна ненависть. Со стороны марксистов – деньги, капитализм и пр. И со стороны фашистов, что деньги это сила движущая миром, у нас их нет, но они есть у евреев, которых надобно истребить и направить денежный поток в нужное русло.

«Где люди, там пристрастие и зависть … Истинные дарования не остаются без награды: есть публика, есть потомство. Главное дело не получать, а заслуживать. Не писатели, а маратели всего  более сердятся за то, что им не дают патентов». Карамзин из «Письма русского путешественника».

«Удивительно, как в наше время под вывеской «Российское» стало появляться черносотенное, словно это синонимы». Кондратович. Новомирский дневник. С. 128 и там же, и о них же «полное отсутствие таланта они замещают горлопанством» с. 179 Там же «У нас шовинизм под вывеской советского патриотизма стал официальной идеологией». С327. Цензор – редактору: «… поосторожнее, Вы же знаете, что на Вас пишут туда…». С. 361. Вот такие и писали.

Когда я услышал как поют Brothers Four Greenfields, песенку далёких пятидесятых, я вспомнил вот эти строчки из очень красивого рассказа Аксёнова «На пол пути к Луне»:«Три мужика пели на разные голоса и так здорово, как будто прошли они весь белый свет и видели такое, что ты и не увидишь никогда» , но умер Василий Павлович,  и уже его не спросить об этой ли песне там шла речь.

Попадая в Перевёрнутый мир из всех возможных свобод они выбирают свободу хамства, освобождаются от порядочности, душевной опрятности, стыда, ум там, в Перевёрнутом мире тоже не нужен, поскольку всегда находится вождь. У которого своего ума на много палат хватит раскинуть. Неспособные к творчеству они оказались способными на сочинение доносов в разнообразной форме. От «критических» статеек в разных регистрах, до прямых доносов «куда следует».

 «Чем меньше слов, тем больше филологии, потому что любить слово, значит не злоупотреблять им». Ключевский

Но, зато, именно  в Перевёрнутом мире подонок есть истинно благородный человек. Это мир безумный, мир сумасшедший. Нормальный человек чурается его из-за одного его аромата. Это запах пещер каменного века… Нравственное одичание и историческое беспамятство. Евнух в том же перевёрнутом мире становится потомком Геракла и может оспорить его самый знаменитый тринадцатый подвиг.  Есть люди – пусты и лживы, бесталанны и горлопанисты. Они никто и ничто, но при случае, вполне, освоят палаческую науку и пойдут вверх, пока не станут главпалачами. Дела их мерзки и страшны, как они сами. Их бездарность равна их злобности ко всему, что чуть выше их.
Перевёрнутый мир, это единственное во всей Вселенной место, где бездарность начиняется одарённостью, трус затмевает всех храбрецов, каковые были, есть и будут. Где неопрятные уроды от взгляда на которых женщины вздрагивают и инстинктивно переходят на другую сторону улицы  становятся исключительно удачливыми участниками галантных приключений. Короче, все те, кому природа недодала того, что, по их мнению, им причитается. И здесь-то в этом антимире (а что такое Перевёрнутый мир, не антимир), они захватывают то, чего у них нет.

Эфес, - город прославленный двумя именами Гераклита и Герострата. Если второго все знают, то о первом, к сожалению, придётся напомнить. Это тот, кто так сказал о Вечности: «Дитя играющее, кости бросающее, то выигрывающее, проигрывающее». Так тот второй, спаливший храм, уничтожил не только жилище Богини, достояние сограждан, но и сочинения Гераклита, по постановлению отцов Города долженствующих сохраняться в Храме вечно.

 «Похвала глупости» описывает этот самый Перевёрнутый мир, с точки зрения его коренного обитателя.

Я как-то по случаю, купил «Латино – русский» словарик. Словарик, потому что маленький, карманный, изданный в сорок аж первом году, непотрёпанный и вполне годный для общения с римлянином, будя, таковой встретится мне, вдруг в моём городе, достаточно удалённом от собственно Рима. Выпав с полки, на которой я его искал, он открылся на нужном мне слове “vanitas”. “Vanitas” означает много важных понятий. Вот они: 1) пустота; тщетность; бесполезность; 2) бессодержательность; ничтожность; лживость; хвастовство; 3) тщеславие; суета. Художник, изображая Перевёрнутый мир, явно имел в виду, что зрители разберутся, какие именно оттенки слова он имел в виду, изобразив сферу крестом вниз.

Попасть, протиснуться в Перевёрнутый мир легче лёгкого, надо в нашем мире оставить совесть, стыд, брезгливость,  чувство собственного достоинства, порядочность, чистоплотность, причём, не только физическую. В общем, всё то, что измерению не поддаётся. Ни в каких системах счисления. Но очень ценится в обычном человеческом общежитии. Поскольку, именно они человека делают и оставляют человеком. Кстати, надо низко нагнуться, чтобы протиснуться в узковатый по всем меркам другой мир. Есть старинная фламандская поговорка: «Чтобы пройти сквозь мир, человек должен согнуться». Наши персонажи понимали её слишком буквально. Они уже ползают на брюхе «то пред тем, то пред этим».

В перевёрнутом мире имитаторы выглядят творцами, а комментаторы, как-то научившиеся связывать три слова и две заёмные мысли выглядят вообще людьми подобными Платону и Шопенгауэру, например.

«Когда одни сыты, умны и добры, а другие голодны, глупы и злы, то всякое благо ведёт только к раздору, увеличивая неравенство людей». «Одинокие ходят в рестораны и в баню, чтобы поговорить». Чехов из "Записных книжек".

В сюжетах иных картин непонятное значение имеет идеальная сфера, выточенная из прозрачного камня, похоже, из горного хрусталя. Этот идеальный, таинственно и матово мерцающий шар означает весь мир. Если Вы не любитель классической живописи, но иногда перекидывались в картишки, то такую сферу вполне можно было наблюдать у карточных королей. Король крестей, вроде бы держит её, означает она не меньше, как обладание всем миром.  На некоторых картинах Брейгеля Старшего видна прозрачная сфера крестом вниз. Она там нарисована не просто абы как. Она означает Перевёрнутый мир. Чтобы попасть в Перевёрнутый мир надо очень немного – перестать быть человеком.
Об обитателях Перевёрнутого мира, следует рассказать особо. Физическое, нравственное, интеллектуальное (все виды убожества) и прочее убожество там становится качеством, но со знаком плюс.

Гегель не мог не коснуться проблем Перевёрнутого мира он, по его мнению, возникает, когда «наше сознание из «внутреннего» как предмета перешло на другую сторону – в рассудок и в нём находит смену.
 [(Y) Закон чистого различия. Мир наизнанку.] … одноименное отталкивается от себя;
…иначе говоря, что неодноименное притягивается». В мире наизнанку, полагает философ «что в первом черно, то во втором – бело… где в почёте то, что в первом презирается, а к тому, что в первом в почёте, относятся с презрением. Наказание, которое по закону первого мира, позорит и уничтожает человека, превращается в соответствующем ему перевёрнутом мире в помилование, сохраняющее человеку жизнь и доставляющее ему почёт».
 
Если в Природе одноименные заряды отталкиваются, то существа заключённые (существующие в перевёрнутом мире), заключенные в невидимые простому глазу сферы, обозначенные крестом, притягиваются друг к другу. Стекаясь подобно ртутным шарикам,  друг к другу они расширяются.

Что же остается, в конце концов, обитателям Перевёрнутого мира? Зависть, ненависть, рассуждения о наилучших путях подлости и водка, водка во всех её видах и во всевозможных её количествах.

 «Только перенесение страдания без всяких утешений, без надежд на иную жизнь он (Ницше) считал героическим». Н.А. Бердяев. «Истинные мученики остаются неузнанными». Ежи Лец.
 
О ТЩЕСЛАВИИ АВТОРА
- Моя книжка "Происхождение романа" переведена на двенадцать я зыков!
- На какие же?
- Суахили, банту, албанский и некоторые языки народов Индонезии.

Путь в геростраты самый обыкновенный. Подвиг Герострата, в отличие от, предположим, подвига Павлика Морозова повторить невозможно. О любом безумце спалившим ради славы что угодно от Кремля до, ни дай Б-г, Эрмитажа, будут, говорит как о ещё одном недоноске, идущим вослед Герострату легендарному. Открывшему, но и одновременно закрывшему, путь в Геростраты. Но геростратово начало жжёт, как и не отпускает, необходимы, видимо, какие-то паллиативы. Т.е., они, конечно убивают, грабят, насилуют, присваивают чужую славу, чужую жизнь. Т.е., пытаются это сделать, хотя у лжи и тень длинная, но ножки коротенькие. Далеко она не убегает. Скорее рано, чем поздно становится ясно, что слава дутая, что этот недоумок не способный связать и двух слов, вряд ли способен на нечто … Но, тем не менее, спрятавшись в своём Перевернутом мире, они из него пытаются добыть то, что в нём ценится. Исподтишка,  незаметно, тот, кто не может добиться ни славы, ни почестей, ни известности ничего, что способны дать человеку талант, честность и ум. Они вынуждены всё это добывать.

«Мне говорят, что я своими утверждениями хочу перевернуть мир, но разве было бы плохо перевернуть перевёрнутый мир?». Дж. Бруно

Обитателей Перевёрнутого мира в числе прочего (зависть, отсутствие способностей к избранному поприщу, собственная неказистость) объединяет по наблюдению Ежи Леца «антисемитское происхождение».

Большинство моих соотечественников воспитывались на “Der Sturmere”, к сожалению, разумеется.

Конечно, это огромная и для целого поколения, думаю, библиотека, представленная к прочтению. Т.е., столько книг, что всем поколением читать, времени не хватит. Поэтому, я воспроизведу две мысли, первая из них Макса Нордау в «Вырождение» рассмотрел антисемитизм как опаснейшую форму «Мании преследования, которая доводит человека, якобы преследуемого до того, что он сам готов на всякое преступление, даже самое дикое, чтобы отразить  мнимое нападение». Выр. Стр. 150. Вторая же принадлежит  – Н.А. Бердяеву.
 
Несчастие составителей стихоидов в том, что они лишь имитируют стихи. Дивная, запредельная меткость особ из перевёрнутого мира они стараются изничтожить талантливых, одарённых, удачливых и известных.

  Скажите, и чёрт с ними пусть живут в мире как угодно повёрнутом, нам-то, что за беда. Верно, но они лезут в наш мир, они отравляют наши источники, они пакостят везде, где могут. Они Геростраты, но без геростратовой судьбы. Их не возьмёшь за хвост и не выставишь за пределы пространства, в котором живём мы, люди обыкновенные.

«Поэтическое произведение отличается от прозаического вовсе не имманентным звучанием, не ритмом как данностью, не музыкою, непременно осуществлённою … Все стиховые элементы не даны, а заданы … важен заданный ключ. … значение слов в поэзии модифицируется звучанием, в прозе же звучание слов модифицируется их значением. Одни и те же слова в прозе значат одно, в поэзии другое». Тынянов. Поэтика. Стр25-26.  Если отличие поэтического слова от прозаического установить можно, то суть поэзии в самой поэзии и, его конечно проще отыскивать в отличие от той же прозы. Суть поэзии в том, что у неё сути-то нет. Она, суть эта перетекает каждый раз новым вином в новые мехи. «Поэт тот, кто в предмете видит, что без его помощи другой не увидит, и вот это-то открытие, эта высшая правда нас так радует каждый раз, когда мы с ней встречаемся». Афанасий Фет из предисловия к «Превращениям Овидия».  Но поэзия уже бывшая, она, задаёт уровень и новые вступающие на поприще стихотворцы, талантливые, его держат, а, если, гении подымают ещё выше.  Поэт, в своём развитие «забегает вперёд» как выразился как-то, но по другому поводу В.И. Ленин, что подтвердил и Афанасий Фет: «Что же касается до массы читателей, устанавливающих так называемую популярность, то эта масса совершенно права, разделяя с нами взаимное равнодушие. Нам друг у друга искать нечего». А вот составители стихоидов ищут и, не найдя проклинают. А как же составители рифмованных и не рифмованных стихоидов имя, которым – легион.. Они, бедолаги, не Ахиллес догоняющий черепаху, а как раз наоборот, черепаха, бегущая за Ахиллесом. И поскольку, Ахиллес удаляется всё дальше, пока не превращается в точку едва различимую на горизонте, предпринимаются некоторые меры. Свои меры. Когда доносец вовремя поданный, когда отъём последнего куска хлеба, чтобы уморить гения с голоду, когда подосланный убийца.  В советское время была выведена целая порода Литпалачей, буквально и фигурально убивающих людей. Они одновременно штатно стучали в КГБ, был такой  Ермилов, например, и не знаю, живёт ли сейчас  Лобанов, из этих же. Он ещё в начале шестидесятых, помнится, определял Окуджаву как поэта без дарования, певца, без голоса, музыканта без музыкальности.  И ведь угадал всё, кроме того, что Окуджава гений и, как таковой, определениям штатного стукача, сексота  по сердечному велению, неподвластен. «Новая поэзия переносится в незнакомые формы и ищет новые слова не бывшие доселе никогда». Хлебников.

А при чём здесь Герострат и его незаметные последователи. Они существуют лишь в мире, созданном для себя – Перевёрнутом. Деваться им бедолагам некуда. И оттуда из Перевёрнутого мира вытянувши свои щупальца,  пытаются изменить наш мир, чтобы в нём чувствовать себя комфортно. Поскольку их не устраивает, что они талантливы,  лишь там, в своём мирке они активно перестраивают наш мир в свой. Иногда это удаётся. Почти. Самый кровавый случай это Шикельгрубер и его партия национально и расово озабоченных недоумков. Такие  мирки ещё кое-где сохранились. Типичный пример - Северная Корея.

Масштаб скандала зависит от того с какого уровня начинается скандал и кто, собственно, закатывает скандал. Если это, скажем, президент, то это заметно. Или, предположим, Есенин или Маяковский, уровень таланта их таков, что их выходки и теперь вспоминают не без некоторой почтительности. А, если, скандалит, предположим, какой-нибудь Кузнецов Юрий Поликарпович, то, что бы он ни сделал, какие бы самые чудовищные стишки не изготовлял, то кроме ухмылки, пожатия плеч, его ничем более не удостоят.

Если в Природе одноименные заряды отталкиваются то в античеловеческом мире они, наоборот, притягиваются. Поскольку, если человек он больше сам по себе. Стянутые общими законами Перевёрнутого мира они давно известны, как «толпа», как «масса». Хорошим тоном представителя, насельника Перевернутого мира открещиваться от толпы. Но их всегда можно узнать - они «художники» в жизни. Художники, в смысле, богемы той, которую представляют. А вот в искусстве они, наоборот, тупые мещане и трусливые новаторы. Тот мир, нами исследуемый,  он посюсторонний. Он даже не параллельный. Он в нас, он около, человек вибрирует он как будто здесь и там одновременно. И без всяких чудес Специальной и Общей теории относительности.

Математики люди со своеобразным мышлением. Стал человек гюйгенсом в теории, предположим, чисел или наваляет нечто значительное в теории групп и алгебр Ли, то им кажется, что мир должен и обязан плясать под эту их дудку. Тогда один из них  вдруг начинает упирать на малый народец, коему в бедах всех обязан народ большой.  То вдруг целых два из них, Носенко-Фоменко пишут невыносимо вульгарным слогом о том, что, дескать, поколения людей умных, трудолюбивых жизнь положивших на изучение истории, оказывается, обманывали, как дурачков,  всё население Земли, минимум, лет пятьсот. Конечно, сначала удивляешься, как их так занесло. Потом, понимаешь, что ребята это не из жёлтого дома пишут обращение в стиле персонажей Высоцкого во внешний мир, а живут в мире перевёрнутом. Естественном убежище для не для не переводящихся уже тысячелетия геростратов.

О Герострате неизвестно ничего. Но то, что он сделал и, главное как он это сделал. Говорит о его несомненном уме и мужестве. Он рассмотрел варианты, выбрал самый острый. Предусмотрел необходимую  систему доказательств. Не бегал же Герострат по улицам с воплями, дескать, я это, я, а никто  иной спалил наше всё самое великое! 

Ну, что сделал такого Герострат, ну, сжёг храм. Ну, кассу (общак) видных эфесских граждан истребил. Ну, оставил без ночлега богиню, покровительницу города. Ну, что, в конце концов, ей переночевать нигде, что ли? Мы  не помним и никогда не вспомним тех, кто сжигал города с жителями. Жителей, которых спалили, тем более не помним. Где это было? Когда это было? Кто это делал? С кем и когда это происходило? Историки, которые знают не всё. Это тоже не знают.  И на их фоне Герострат?! Так вот, тех не помнят, а этого помнят. Вот, что означает точный и тонкий расчёт! И стал не просто именем, именем нарицательным.

 «Как отвратны маленькие глупцы, которые тщатся совершать великие глупости». Франц Кафка.

Кто я такой, чтобы осуждать некоторую пошлость в дневниках Тарковского? Во-первых, он писал не для меня, а во-вторых, жизнь пошла сама по - себе, достаточно лишь записывать свои занятия. И, в третьих, самое главное. Художник, если он художник, а не позёр, желает, чтобы художества жизни его от собственных художеств не отвлекали. И щей горшок и сам большой, давно как сказано.

 «Свобода – это возможность уважать в себе и других чувство достоинства». Тарковский.
В ПМ невежа заскорузлый, выглядит и действительно является светочем разума.

Тупица, неспособный к наукам становится профессором и академиком. Кавалером орденов и лауреатом всех мыслимых премий.

«В часы социальных кризисов на поверхность неизменно всплывает отребье». Золя.

С точки зрения поклонников Тряпкина, Передреева, Кузнецова, Куняева, Васьки Фёдорова и господь им имена сам веси, я недостоин наслаждения жизнью. Я им прощаю, поскольку, наслаждение творчеством вышепоименованных господ для меня равно не существованию.
Сегодняшние программы TV оставляют полное впечатление парада войск СС в столице, отданной на милость победителю.

 Сегодня геростраты проживают в мире бреда и иллюзий. И их всё больше, поскольку, средства коммуникации изобретательно доносят до всё большего числа недоумков как раз те идеи,  которые им, этой швали, по уму. Для которого им хватает их  небольшого мозга. Даже, если, он спинной.

Солнце на горизонте и пёрышки на поверхности моря, там, где грохнулся Икар, может сказать о расстоянии от Солнца до Земли.

Стихи от прозы отличаются и этим для многих их различие и оканчивается, т.е., всё то, что по формальным признаком относится к стихотворению, соответственно к поэзии и относится. Поэтому их производители уверенно причисляют себя к поэтам. Стихи же, относятся к таковым по признакам неопределяемым в принципе. Тут, как однажды выразился Бродский «панует» вкусовщина. Ведь поэзия существует, но существует одновременно как нечто написанное, произнесённое, но и как воспринимаемое. Здесь уж точно ум писателя ограничен умом читателя. А, если, спросите, писатель дурак? Что ж, скажу, умный читатель дурака писателя читать не будет. Дурака и в смысле прямом, и в смысле плохо пишущего. Поэтому вернёмся к школьной алгебре, оттуда известно, что если в уравнении два неизвестных, то они неопределимы. А здесь мы как раз и имеем классически нерешаемое уравнение. Текст один. Но качества его заданы двумя людьми. Один – X, это автор его, другой же – Y, тот, кто читает его. И уж как он прозвучит, что оттуда выловит читающий, один Господь ведает.

Перевёрнутый мир – население его гораздо врать и верить в собственные выдумки. «Протоколы сионских мудрецов» тому наиярчайший пример. В.И. Ленин по их уверениям «немецкий шпиён», а как иначе, дочь квазиисторика м-ль Нарочницкая  подтверждает, как же такому авторитету можно не верить? И, верят.

Это такой вид сорняков – в отличие от прочих они мечтают быть главными на орошаемом поле и влиять на жизнь людей. Но чем отчаяний они пытаются это сделать, тем больше их травят и выдёргивают с корнем. Уж очень они мешают. Жить остальным.

Бедный, несчастный Геростратушка – пострадавший за всех будущих Геростратов.

Как масса звезды искривляет пути планет, так и чужой опыт изменяет мою судьбу.

Если хорошо бегаешь, неужели, важно в какую сторону ты хорошо убегаешь.

«Поэтическое произведение искусства не преследует никакой иной цели, кроме порождения прекрасного и наслаждения им … Художественная деятельность – это не средство достижения результата вне её самой, а цель, которая по мере достижения непосредственно замыкается в самой себе». Гегель. Эстетика.

Гегель, мастер  определений, к определению поэзии даже не подступился. «Дать определение поэтического как такового или описать, что вообще поэтично – от этого с ужасом отворачивается все кому, когда-либо писать о поэзии».

Гегель изящно обходит определение сущности поэтического, поскольку, ни одно определение по определению не сможет быть полным. Мы знаем, что река течёт, но мы не за что не сможем предсказать,  какие конкретно извивы и изгибы ей придётся совершить в своём течение: «Что такое поэзия мы сказать (Гегель) не можем, но, зато, можем сказать, что есть главная задача поэзии.

Между перевёрнутого мира и нашим отношения, так сказать, диалектические. Соотношение этих двух миров нисколько не напоминает соотношения мира и антимира физических частиц.

Поговорить с Чеховым, конечно, в смысле послушать, что думает А.П. Он же в свою очередь…: «С таким философом, как Нитче, я хотел бы где-нибудь в вагоне или пароходе, и проговорить с ним всю ночь».

 На пути в Геростраты вполне могут случиться открытия. Кто бы вспоминал такого даже для Италии исключительного подонка Джованни Мочениго? Никто и никогда, если бы не он сдал инквизиции Джордано Бруно. А ведь это тоже один из насельников перевёрнутого мира. По уверениям людей знакомых с этим кренделем он «сочетал в себе редкостную бездарность  с неумеренным честолюбием … озлобленный и завистливый, он надеялся с помощью магического искусства власти, славы и богатства». Горф. 52 – 53. Через сотни лет тишайший … Лосев, с пониманием отнёсся к сожжению Дж. Бруно, сказавшим своим убийцам: «Вы, может быть, с большим страхом произносите этот приговор, чем я его выслушиваю».

Представьте, что, если бы не Колумб открыл Америку, а кто-нибудь из аборигенов, автохтонов открытых земель, открыли и завоевали очумевшую от удивления Европу. «Инки в Париже» - картина. Каждое утро по пять парижан и парижанок волокутся на алтарь, где гуманно и искусно у них вырываются сердца. В Афинах устроена общеамериканские молельни и т.д.

«Кто желает философствовать, должен вначале сомневаться во всём». Джордано Бруно.

Природа не терпит пустоты, но, кажется, и разнообразия Природа тоже не выносит.

Соотношение праведников и подонков в любом обществе пещерном ли, в парламентском, в космосе в пещере примерно одинаково. Т.е., праведников всегда исчезающе мало. Подонков, это скажет любой, всегда больше и гораздо. Но, общество из одних сволочей не состоит. Иначе, оно гибнет и потому вынуждено инкорпорировать и терпеть некоторое число Швейцеров. И не для оправдания перед непонятно кем, а просто, для самосохранения.

Ты движешься по кругу, я а бьюсь об углы N-угольника и вроде бы влачусь вперёд, чтобы в результате в синяках вернуться к точке, откуда начал свой путь. Там, где меня не существовало до и, где не буду после.

Интернет позволил каждому высказаться во весь голос. И ничего нового. Потоки помоев, хамства, гнусности непрерывные. Изредка, кое-как прорывается голос нормального человека. Но редко, как и в доинтернетную эру.

Так, в своём перевёрнутом мире эти хлыщи – аристократы. Белая кровь и голубая кость.

Вам не нравится Бродский? Он вам ненавистен? Так оставьте его в покое! Не трогайте его. У вас ведь много есть чего. Жуйте Тряпкина, обоняйте Передреева (это фамилия, не ругательство), кладите в постель вместо жены сборник канцон Куняева. Никто у вас их не отнимет. Оставьте в покое Иосифа Бродского. Доносы в этом мире уже не ходят. Они вместе с вашими кумирами, вашими предпочтениями остались там, в прошлом. И нет такой силы, которая вернёт его вместе с приметами того, милого вам времени. Вместе с Васькой Фёдоровым, но не тем знаменитым «Василием Фёдоровым, иностранцем, торгующим шляпами и фуражками», а другим, который, сочинял «стихи  и поэмы». Там, где ходили фальшивые триолеты Кузнецова, печатали зачем-то поддельные сонеты Егора Исаева. Наслаждайтесь огненным слогом В. Бондаренко. У вас есть все и всё. Одно от вас хочется – уйдите! Прочь, прочь – сгиньте, как «рогатая нечисть» от стиха Есенина.

Геростраты сегодня не посягают на сохранность архитектурных памятников. Их и без них истребляют: от люфтваффе когда-то, до новомодных архитектонов, им всегда надобно уже кем-то занятое место. Они сосредоточились на другом. Они нашли новое поле охоты: творцы! Здесь двоякое: убрать великана и на его месте герострат глядится вполне прилично. Рослый мужчина, лицо волевое.  Это в перевёрнутом мире он величина, а здесь-то в нашем неразличим, там-то, они ого-го! Так вот, что бы здесь выглядеть прилично они убирают своих, как они думают, конкурентов.  И вместо них самим стать. Поэтом, художником, учёным, архитектором.

Аналогия, говорят, хромает и почему-то хромает всегда. Но, подчас, иногда она прёт, как машина, когда случайно вместо тормоза нога скользнёт на педаль газа. Так несёт, что из-под седалища вырывается. Инерционные системы уникальны и одна перед другой не имеет никаких преимуществ перед другой.  Та же ситуация, представьте себе, со вкусом, каждый сам себе своя инерционная система. И мой вкус ничем не лучше, но, правда и не хуже вкуса соседней инерционной системы. И каждый волен выбирать в своей «системе отсчёта» - свою эстетическую и, следовательно, этическую иерархию. Нет и не существует в мире физически привилегированных систем отсчёта и, увы, в мире человеческом их тоже не существует. Т.е., вкус г-на «А» не имеет  изначально никаких преимуществ перед вкусом г-на «Б». И взгляд, может быть противоположный на творения художника г-на «И». Стихотворение, есть уравнение с двумя неизвестными, первое неизвестное, примем его за X, – есть, собственно, талант поэта. Второе - неизвестное, назовём его Y, - есть, уровень восприятия текста. Т.е., талант читателя. Из математики известно, что, если уравнение содержит два неизвестных, оно решения не имеет. Поэтому никто, никому, никогда не может указать однозначно, что оно, именно, вот это стихотворение гениально, или, наоборот, бездарно. Нет, конечно, если ты признаёшь и уважаешь, талант чтения этого человека, ты к нему, безусловно, прислушаешься, но надо помнить основательное высказывание Канта: «Суждение вкуса принципиально неопределимо». «Суждение (вкуса) не имеет никакого права на необходимое согласие других». Конечно, «ум писателя ограничен умом писателя», ну а если писатель глуп, что бывает нередко, то читатель, если он умнее писателя, писателя читателя его не будет. Надо признать, что существует право неотъемлемое и неделимое писать плохие стишки, отвратную прозу, ставить гнусные спектакли и тошнотворные фильмы. Поскольку, существуют плохие читатели, неудачливые зрители и ничего не понимающие зеваки. Не исключено, что паршивые читатели и отвратные зрители исторгают из недр своих – своих писателей, режиссёров, поэтов, художников. Т.е., свою, собственную, специально для них изготовленную высокохудожественную смердяковщину им понятную и необходимую.
Вкус, это вообще иерархия. Пирамида на вершине которой всё равно кстати, иерархии или пирамиды находится нечто о чём не  спорят, но что необходимо понять … Вообще познание начинается с самых значительных образцов искусства. Любая культура для начала  предлагает именно образцы, усвоить коею юная  душа просто не в состоянии именно в связи с упомянутой юностью. И  короткостью глаза. Поэтому в постижение искусства вход  идут низовые образцы те, что попроще. Собственно, это и не хорошо, и не плохо. Каждый, в нашей стране, может сегодня свой вкус шлифовать. Для этого существуют множество возможностей. А то, что большинство к этому прикосновения не имеет, так ведь умственные упражнения не всем к лицу.
 
 «Друг народа» - алкал славы. И на всех поприщах, где он её домогался она, по причине отсутствия необходимых способностей, ему не давалась. Парень он был упорный: литературные упражнения, занятия естественными науками: физика, физиология, вдобавок, философия и везде вместо триумфа ожидало его фиаско. Тем более обидное, что человек-то он был умный: понимал смысл новейших открытий, наслаждался творениями лучших писателей, но вот лишь пустячка, талантов, необходимых, чтобы войти в круг избранных у него не было. А вот это он уже не понимал и, как водится, искал врагов, препятствующих ему на законных основаниях вкусить от пирога славы.

Галилей не произносил пафосно: «А всё-таки она вертится!». Людовик XIV не одарял французов фразой: «Государство – это я!». Более того, историки уж сколько веков ищут и не могут найти парня, приписавшего сию глупость королю Франции. А вот Джордано Бруно действительно сказал своим палачам: «Вы, быть может, с большим страхом произносите этот приговор, чем я его выслушиваю».

 «Друг народа» дорвавшись до власти абсолютной: формальной и духовной …  казнил и миловал кого угодно. Как он этой властью распорядился? Вот по каким основаниям «Друг народа» полагал, что тот или иной  крендель жизни не достоин. Весь список можно обнаружить в третьем томе «Избранных произведений» Жана Поля Марата на стр. 125-126 страницах.
Лишь избранное из избранного.
Барер де Брезак, ничтожный человек, лишённый добродетели и характера.
Дюран де Майан, патриот, лишённый дальновидности и энергии.
Бурдон, ничем не известен.
Шамфор, секретарь изменника Конде.
Пуллено, недальновидный патриот.
Против козлищ находятся овны одни «апостолы свободы», «верные защитники свободы», «превосходные патриоты». Тоже, классификатор, видна привычка работать с учёным материалом. Ну и, конечно, о себе «о Друге народа». Вы знаете, что он сделал для отечества, но, может быть, вы не знаете, что он сделает для вашего благоденствия».

«Поэзия, должно быть, состоит
   в отсутствии отчётливой границы».
Бродский из “POST AETATEM NOCTRUM”

Смысла в революциях не больше чем во взрыве магмы и последующем извержении вулкана. Представьте: вам не нравится старое ветхое, неудобное строение. Представили? В нём живут притершись друг к другу и традиционно ненавидя один другого миллионы людей. И вот одновременно многим приходит в голову одна мысль: «Доколе?». И дом разрушают, разваливают до тла. Даже фундамент выкорчёвывают. Множество людей гибнет. Ненависти  меньше не становится, но жить-то надо. Из обломков и ещё откуда придётся  натащат и строят казалось бы, лучшее строение. Но здание такое же некультяпистое как раз для убогой новой жизни. В новом, старом, так же неказистом и так каждый раз.

ПАРАЛЛЕЛИ
Мне попались мемуары некоего французского физика, избранного во Французскую академию за успехи в разработке туземного ядерного оружия. Академикам приходится на академические мероприятия облачаться в расшитые золотыми пальмами сложно скроенные мундиры. Их, по смерти владельца, как некоторые ордена в России, сдают в тамошнюю академическую каптёрку. И когда очередной счастливец приходит в академию, ему подбирают костюм предшественника. Неважно, сколько тому десятилетий назад он опочил. Пусть даже лет сто пятьдесят, но костюмчик как новый и сидит на новоиспечённом академике добро.

Осип Брик вывел интересный принцип отличия плохого стихотворения от хорошего. Это, говорит, когда ты в хорошем стихотворение запоминаешь лучшие строчки, то в плохом, соответственно, самые плохие. Вовенарг, бог  знает за сколько лет до Брика, выразил ту же мысль несколько иначе: «Буало судил о лирических стихах Кино только по их недостаткам, а поклонники этого поэта – только по их достоинствам». «Среди множества вояк мало храбрецов, среди множества стихоплётов мало поэтов. Целые толпы людей хватаются за почитаемые в обществе ремёсла, хотя всё их призвание ограничивается тщеславием или, в лучшем случае, славолюбием».

Революция это не только и не столько потребность в промышленном и экономическом переустройстве страны. Это, в первую очередь, установление справедливости и разрушение старых прогнивших социальных связей. Но насильное установление справедливости ведёт к такому порядку, который продуцирует новую несправедливость. Ну, а это уже дело потомков. Так и происходит.

Для тех, кто с умом готовит одёжку для встречи, его проводят тоже по одёжке.

Молодость кончается, когда сходит на нет снисходительный взгляд на потёртых, потасканных циников. Теперь понимаешь, что они-то как раз  знают о жизни то же самое, что теперь ты знаешь сам.

Как заметил Heine, поэты демократы отстаивают личное право писать как угодно дурно, взамен оставляя за собой право, накидываться стаей на всякого, кто пишет хорошо.  Heinrich Heine получил ответ не сразу, лет через сто пятьдесят получил. Ответ от математика. Он, математик, разъяснил, что Генрих Гейне не немецкий, не великий, не поэт. Если сказать, что фамилия математика Шафаревич и он страдалец за русскую идею, то остаётся лишь заметить, что надо было бы ему у немцев уточнить. Они бы вспомнили, что и у них была великая эпоха, но пережившие неохотно её вспоминают. «Тысячелетний Райх»  околел в муках через двенадцать лет и, действительно, эта дюжина лет вместила десятки миллионов смертей, Heine, тогдашними властями  был объявлен не бывшим. Стишки  же его как печатались в хрестоматиях и в сборничках народной поэзии, так и продолжали печататься. В общем, немцев даже в страшном припадке общегерманской юдофобии не удалось уговорить отказаться от сочинений Heine. Великого, немецкого поэта. Но Шафаревич рассудил по иному, что ж, и быть по сему. 
 
Я, четвёртую часть жизни занимался тем, что к этой самой жизни ни малейшего отношения не имело. Я искал и, надеюсь, находил мысли до меня не произнесённые, а если и сказанные, то мне неизвестные. Каждую из них я старался пройти до конца. Т.е., найти в ней, по критерию Л.Н. Толстого предел её выразимости. И вместе с ним какие-то новые, иные оттенки до меня не слыханные и невиданные. Для чего мне это? Если бы человек всегда знал, что он что-то делает для чего-то, то многое из им сделанного не принесло бы  и пользы и удовольствия. Хотя, конечно, встречаются и польза без удовольствия и удовольствия без пользы.

Что и как предсказать, когда каждый соотносит будущее всех исходя из своего личного прошлого и  личного настоящего.

 «Чернь в веселии так же необуздана как в ярости». «Безделье губило их тела, низкие страсти – душу». «Во времена смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные». «Всегда легче воздать за зло, чем за добро; люди тяготятся  необходимостью проявлять благодарность, но с радостью ищут случая проявить мстительность». Друг Нерона, негодяй, миллионер, доносчик,  сенатор … Марцелин, тем не менее, очень точно выразился о сути власти Прицепса: «Плохим императорам нравится неограниченная власть, хорошим – умиренная свобода». «Чернь, лишённая руководителя, всегда безрассудна, труслива и тупа …». Корнелий Тацит из «Анналов» и «Истории».

Рембо, бросивши сочинять и занявшись негоциациями в Сомали или Адене, стремился к тому, что было ему изначально природой отказано, стать обывателем. И умер, лишённый настоящего, не вспоминая прошлое.  Первое сочинение «Венечки» Ерофеева стало книгой разительно схожей с теми, что была для Рембо последней. Мотивы «Озарений» и «Одного лета в аду» явно видны в «Записках психопата». Конечно, Венедикт, знавший о существовании Рембо, мог читать его стихи, но вряд ли он держал в руках «Одно лето в аду». Сегодня, «Записки психопата» пребывают в тени поэмы «Москва - Петушки», но сама по себе она есть книга, по-видимому, вечная, ведь история о неприлепляемости поэта к социуму тоже вечная. И это чувствуют поэты и, именно в девятнадцать – двадцать лет, тогда, когда были написаны эти книги.  Ну, если продолжить аналогию, то копай Рембо  канавы в Париже, он вполне мог через некоторое время написать и прославиться поэмой «Париж – Шарлевиль».

Интерес к биографии человека известного, творческого, объясняют, как правило, интересом к механике самого творчества. Но, нередко случается так, что одна и та же идея, мысль, образ приходит людям разделёнными пространством и временем и никак друг с другом не связанными, кроме общих рассуждений о единстве рода человеческого, и  о сходстве в устройстве некоторых голов. Так что биографии (особенно, художественные) всего лишь легальная возможность прильнуть к замочной скважине и увидеть то, что порядочным людям видеть не пристало.

Вкус, а чаще отсутствие его, серьёзно влияет на потоки культуры. Формирование его есть дело этих самых потоков. С другой стороны (замечание Бродского «не было спроса на «Божественную комедию», пока её не было).

III
«Суть черносотенства, фашизма и других  родственных течений – антиинтеллектуализм. Ненависть к интеллигенции, как таковой» (Аврех). Ну и к евреям, разумеется, (добавлю от себя) куда ж без этого.

«Обыденное сознание всегда следует линии наименьшего сопротивления» (Аврех).

УЖЕ НЕ НАДЕЕТСЯ
«При полной беспринципности у многих руководителей страны и при огромном количестве плохо оплачиваемых чиновников народ  всё-таки надеется, что демократическая форма правления будет иметь успех! Дарвин. «Путешествие натуралиста на корабле «Бигль». 151

«Один известный пьяница имел обыкновение утешать себя тем, что он никогда не бывал пьян раньше полуночи». К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Издание второе. М., 1955. Т.2. стр. 131. 

 «Мне ненавистен «простой человек», т.е., ненавистен постоянно и глубоко, противен и в занятости и в досуге, в радости и слезах в привязанности и злости, и все его вкусы, и его манеры, и вся его «простота», наконец …» (355) Веничка.

«Душа его не выполняла никаких иных функций, чем те, что душа устрицы в своей раковине» Сирано.

ПОЖЕЛАНИЕ
«Жизнь без мыслей о смерти в голове, молодость без старости впереди, радость без омрачения справа,  покой без страха слева». Универсальное пожелание для всех на все времена готикой написанное на Гентском алтаре.

«В нескольких собравшихся вместе людях накапливается жестокость, которой нет и быть не может у каждого в отдельности». Джорж Савил Галифакс.

  «Следует оплакивать людей, когда они рождаются, а не тогда, когда они умирают» Монтескьё.

«Мы в состоянии придумать столько выражений, сколько у нас есть понятий» Свифт.

«Смотрит на меня взглядом, который, казалось, мог бы меня убить, если бы я мог умереть от чего-либо другого, кроме голода».  «Из Земли образуется дерево, из дерева свинья, из свиньи человек» Сирано де Бержерак.

«У людей непреодолимая потребность в козле отпущения, во враге, который виновен во всех их несчастьях и которого можно и даже должно ненавидеть. Это могут быть евреи, масоны, якобинцы, иезуиты, большевики, буржуазия, международные тайные общества и т.п. … Это есть объективизация зла, выбрасывание его во внешнюю реальность».  (Бердяев   300-301).

«Умер мой любимый кот. Скажут, что эта смерть не трагична, потому что животное не имеет личности. Этот аргумент для меня, пережившего глубокую печаль, не имеет значения по разным основаниям. Животное, в котором обнаружены большие качества красоты, ума, нежности, очарования, имеет яркую индивидуальность, неповторимую, единственную в своём роде. Это не есть личность в человеческом смысле, но всё же  личность другой степени. Самое главное то, что моя большая любовь к моему коту требует, как и всякая любовь, бессмертия, вечности. Я не могу мыслить Царства Божьего без моего Мури». Бердяев с.332.   

«В основе антисемитизма лежит бездарность. … В этом есть что-то жалкое. … Бороться с преобладанием евреев в культуре можно только собственным творчеством культуры. Эта отрасль свободна. Свобода есть испытание силы. И унизительно думать, что свобода оказывается благоприятной для евреев  и неблагоприятной для не евреев». Бердяев. «Христианство и социализм».

ИЗ ВЕНИЧКИ
«Гнусные жиды, они истязали нас (в) газовых камерах, гноили в эшафотах». Т.2 с. 333
 «Теперь, действительно, наша держава, как все говорят, лидирует по части по части антисемитизма и антиизраильщины. Даже отвергают кроссворды где … было слово «Израиль»». С. 351

Вот точная метафора революции: «Грандиозная картина ручьёв и потоков, с естественной неизбежностью устремляющихся друг к другу со многих вершин и из многих долин и в конце концов разлив большой реки и наводнение, в котором гибнут как те, кто предвидел его, так и те, кто о нём и не подозревал … В этой чудовищной эмпирии проявляется одна лишь Природа и нет ничего из того, что нам, философам так хотелось бы именовать свободой».  Из письма Гёте Шиллеру. 9.03.1802. Переписка. Т II. № 848 Стр. 376

«Этих людей надо бить палками при жизни: ведь после смерти их нельзя наказать, нельзя опозорить их имена, заклеймить, обесчестить, - ибо от них не остаётся даже имени». Гейне. 1937. Т. X стр.195.
 
«Чем больше я размышляю о недавнем или давно минувшем, тем больше раскрывается передо мной, всегда и во всём, суетность дел человеческих. Ибо молва, надежды и почитание предвещали власть всем прочим, чем, тому, кому судьба определила стать принцепсом и кого она удерживала в тени». Тацит. Анналы.  L III. 18.
«…большие события всегда остаются загадочными, ибо одни, что бы им не довелось слышать, принимают это за достоверное, тогда как другие, считают истину вымыслом, а потомство ещё преувеличивает то и другое». Анналы. L IV.  18.
«Кончина властителей всегда связывается молвою со всякими ужасами». L IV. 11

«… и общественные бедствия используются иными, как способ выдвинутся» L VII 31.
«Что вам писать почтеннейшие отцы сенаторы. Или как писать, или о чём в настоящее время совсем не писать»? Тиберий (из письма) Анналы. L VI 6
 «Древность темна» Анналы. L XVI 28.

«… при поблекшем уме он удержал неумение сохранять молчание».  Анналы. L IV 52

 «… жизнь наша при взгляде на неё в начале поприща кажется бесконечной, а при оглядке на неё в конце – очень короткой». Шопенгауэр.

«Народ, - по мнению Казановы, - сборище палачей», но и Эразм Роттердамский видел в нём, прежде всего «Исполинского, мощного зверя».

«На всякий товар свой покупатель найдётся, … чем бездарней такой человек, тем больше у него почитателей, самая низкопробная дрянь всегда приводит толпу в восхищение, ибо значительное количество людей … заражено глупостью». Эразм Роттердамский. Похвала глупости».  L XLII

«всё лицо его было смазано маслом, как железный замок», вот такие красоты стиля можно встретить и у Достоевского.

«Господство над народом утверждают самые мрачные и кровожадные вожди». Бруно.

«Не могу кипеть от возмущения, слыша имя Герострата, пока не увижу архитектуры сожжённого им храма». «Думаете, этот автор немного достиг? Он снизил средний уровень». «Не клеймите Геростратов! Им только этого и нужно». «У него пустая голова, до краёв наполненная эрудицией».

«Любой, кто цитирует по памяти – это саботажник, которого следовало бы привлечь к судебной ответственности. Искажённая цитата – всё равно что предательство, оскорбление, ущерб тем более серьёзный, что нам хотели бы оказать услугу».  Эмиль Чоран. Признания и проклятия. Стр.148

«Троцкизм – это доведённый до своего абсурда гуманизм». Пришвин. Из дневника. Записи 1931 – 1932 годов.

ИЗ ТАЛМУДА
«Когда любовь наша была сильна, мы на острие меча лежали; теперь, когда не сильна наша любовь, кровать в 60 аршин недостаточна для нас».

«Человеческое достоинство так важно, что ради него можно обойти запрещение св. писания».