Чужая кошка в зеркале, часть12- Не своего не бери

ЧАСТЬ 12.  «НЕ СВОЕГО НЕ БЕРИ»


- Маленькая моя, ну ты чего?
Он взял ее за руку, повел за собой по коридору, и она не помнила, как спускалась по ступенькам. Пришла в себя только на улице.
- Ну вот, теперь официально мы жених и невеста, – сказал Алексей, прижал Ленку к себе и поцеловал. Они посмотрели друг на друга и засмеялись. – Это дело надо отметить, я знаю хорошее кафе возле дома. Пойдем!

Они ели мороженое, пили холодное шампанское, горячий кофе, сидели, разговаривали, смотрели друг на друга и хихикали. Почему-то Алексей страшно волновался, когда они шли домой, и Ленка не понимала, что с ним.
- Ну что, – сказал он, – кофе – это, конечно, хорошо, но хочется чего-то посерьезнее. Будем готовить ужин?
- А что мы из продуктов утром купили?
- Сейчас посмотрим…

Ленка хозяйничала на кухне, тихонько напевая, а Алексей сидел за столом и с улыбкой за ней наблюдал. Она ловила его взгляд, смущалась, и он поймал себя на мысли, что мечтает только об одном – чтобы она не ушла… чтобы она никогда не ушла. Он с удовольствием проглотил все, что она приготовила, и даже удивился:
- А ты еще и готовить умеешь?
- Конечно.
- Это хорошо, а то я перед сватовством забыл поинтересоваться, – он смеялся. – Значит, у меня будет жена, которая умеет готовить.

Почему-то слово «жена» смутило обоих. Потом он помыл посуду – у них всегда в семье так было заведено: мужчины моют посуду и убирают квартиру, мама – готовит и стирает.
- Ну, чем теперь займемся? – взгляд Алексея красноречиво скользнул в сторону спальни, Ленка сделал вид, что не поняла. – А я, кажется, придумал.
Он подхватил ее на руки и понес на кровать. Ленка вдруг смутилась:
- Леш, я ночнушку забыла.
- А зачем тебе ночнушка? Все равно снимать! – он плотоядно посмотрел на нее.

Ей было не по себе. Она волновалась, и он догадался. И еще понял, что ради нее готов на все: перевернуть мир – пожалуйста, залезть на самую высокую гору – не проблема… Лишь бы она была счастлива! А уж он постарается, сделает для этого все! Алексей подошел к ней, обнял, стал целовать, пока ее колени не дрогнули.

- Иди ко мне!.. – позвала она, закрыв глаза, и реальность для них закончилась. 
Он брал ее снова и снова, голодный до любви. И уносились под потолок ее крики и его стоны. А когда она забылась сладким сном, он лежал рядом, все смотрел и смотрел на нее и не мог насмотреться, пока не провалился в блаженное небытие. Впервые за последние годы своей жизни он был счастлив от того, что в его постели лежит девчонка. Любимая.


Утром Ленка проснулась от запаха кофе. Она непонимающе огляделась по сторонам, увидела одежду, брошенную вчера на пол, раздернутые занавески на окнах, а потом – его, в одном полотенце на бедрах, с большим подносом в руках.
- Доброе утро, моя маленькая блудница! – сказал он и улыбнулся. – А вот и завтрак!
На подносе стояли медная турка с ароматным кофе, маленькие кофейные чашечки и куча бутербродов.
- Как, – удивилась Ленка, – мы будем завтракать прямо в постели?
- А разве нам кто-то может помешать?

Она села, поправила за спиной подушку. Одеяло упало, открыв грудь, и руки Алексея дрогнули. Ленка, покраснев, тут же натянула одеяло до подмышек. Он обожал ее смущение: она становилась в этот момент такой беззащитно-трогательной! Они позавтракали. Алексей отнес поднос на кухню и вернулся, присев возле нее на корточки:
- А спасибо будет?
- Спасибо!
- Это маленькое спасибо, а я хочу большого!
- Как это? – она удивилась.
- А так это! – он, улыбаясь, кивнул на кровать.
- Ну, Леш!
- Что, «спасибо» отменяется? – в его голосе было столько искреннего разочарования, что она рассмеялась и откинула одеяло в сторону.

Алексея обожгло желанием и, скинув полотенце с бедер, он ей тут же это показал. Но вот, напоенный ее страстью и лаской, отдохнувший, он вдруг сказал:
- Нам пора собираться.
- Куда? – Ленка округлила глаза.
- Как это куда? К твоей бабушке. Нет, конечно, если ты хочешь, мы можем остаться дома и продолжить… – красноречивый взгляд на кровать.
- Не уж! Собирались же к бабушке, это ты… оттягивал время.
- Я оттягивал время? А кто, интересно, меня соблазнил своими прелестями? А?!
Она соскочила с кровати, не заметив, с каким обожанием смотрит на нее Алексей. Сегодня утром впервые в своей жизни он принес девушке в постель кофе. И это ему понравилось.

Когда они выходили из метро на Пушкинской, Алексей поинтересовался:
- А какие цветы любит твоя бабушка?
- Белые гвоздики.
- Здесь недалеко продают чудесные цветы, – и потянул Ленку за собой.


Поднимаясь на второй этаж, Алексей волновался. Он представлял себе маленькую сморщенную старушку с седыми волосами, собранными в пучок, но дверь им открыла статная женщина с модной молодежной стрижкой. Она была в брюках, голубой джемпер обтягивал высокую, не по годам, грудь.
- Бабушка! – кинулась к ней Ленка.
А Алексей так и стоял, открыв рот от удивления.
- Вот, бабушка, познакомься: это Алексей, – повернувшись к тому, добавила, – а это моя бабушка.
Та, довольная произведенным эффектом, протянула ему руку и серьезно сказала:
- Называть меня бабушкой ты еще не дорос. Меня зовут Нина Николаевна, – у нее оказался бархатный, завораживающий, как у Ленки, голос.
Алексей пожал протянутую руку. Это была сильная рука сильной женщины.

- Ну-с, молодые люди, проходите в дом… Цветы, наверно, мне? – заметив, как волнуется Алексей, Нина Николаевна улыбнулась. – Давайте сюда, я поставлю их в воду.
Потом они пили чай с тортом, разговаривали. Нина Николаевна поинтересовалась у Ленки:
- Ты что в городе делаешь?
- А мы, бабушка, вчера приехали… Мы с Лешей заявление в ЗАГС подали, свадьба назначена на 29 октября.
- Вот как! Ну-ну… На счет приглашения не спрашиваю, думаю, ты понимаешь, что это само собой разумеется.
- Конечно, бабушка!
- Жить где собираетесь? – Нина Николаевна повернулась к Алексею.
- У меня двухкомнатная квартира, – ответил он, – от родителей осталась.
- А родители твои где?
- Пять лет назад за границей при землетрясении погибли.
- Да-а, беда… И такое бывает…
Нина Николаевна пристально разглядывала Алексея, он смущался под ее взглядом, но  глаз не отводил.
- Ты вот что, Леночка, иди-ка посуду помой, а я с твоим женихом побеседую, – Нина Николаевна пересела в кресло возле журнального столика, кивком головы показала Алексею, чтобы он сел в соседнее, дождалась, пока Ленка вышла из комнаты и без обиняков спросила:
- Баб много было?
- Много, – честно ответил Алексей, глядя в глаза.
- Я так и думала… Ленку любишь?
- Да.
- Первую-то свою девку помнишь?
- Помню, она на три класса старше была.
- Ты что, в школьном коридоре ее приходовал-то?
- Да, мы тогда дождались, когда из школы все уйдут, ну и …
- Понятно. И было тебе лет четырнадцать?
- Тринадцать.
- О-па! Однако!.. Что не соврал – это хорошо… Про цветы мне сам догадался?
- Конечно.
- Я так и думала, Ленка бы забыла. Ты вот что, Алексей, должен понять. Моя внучка – девушка хорошая, но темперамент у нее бешенный. Такую тяжело удержать.
- Да, – задумчиво проговорил Алексей, – темперамент у нее бешенный.
- А ты откуда знаешь? – удивилась Нина Николаевна.
- Ну…
- Понятно. Спите уже вместе. Тут она в меня пошла. Чего смотришь? У меня сейчас любимый мужчина на пятнадцать лет моложе. Бегает за мной как школьник, даже неловко бывает. Но в постели… – она мечтательно причмокнула, потом опомнилась. – Правда, это к делу не относится…

Улучив момент, Нина Николаевна сказала Ленке:
- Мужик тебе достался трудный. Такой либо по молодости нагуляется, а потом женится и успокоится,  либо не нагуляется никогда. Ты смотри, Лена, если он хочет – дай, не дашь ты – даст другая…

Прощаясь, Алексей не удержался и поцеловал Нину Николаевну в щеку. Та в ответ широко улыбнулась и прошептала:
- Ты Лену береги. Другую такую не найдешь!
- Спасибо, Нина Николаевна, я очень рад, что познакомился с вами.
- Не подлизывайся! – и она захлопнула дверь.

Домой они шли медленно, взявшись за руки. Стояла чудесная тихая погода. Уже стемнело, в окнах домов загорался свет. Проезжавшие мимо машины шуршали шинами по сухому асфальту.
- Ну что, как тебе моя бабушка? – Ленка хитро посмотрела на Алексея.
- Потрясающая! Честное слово! Нина Николаевна мне очень понравилась!
- Ну, и слава богу! Бабушка моя – та еще штучка! Знаешь, я, когда в медучилище училась, жила у нее. Однажды мы как-то с однокурсниками решили посидеть у кого-нибудь дома, на улице уже холодно было. Думали, думали – решили пойти ко мне. Сначала, конечно, все было чинно и благородно, чай, конфеты и все такое. Потом вдруг бабушка и говорит: «Ну, чего сидите? Думаете, я не знаю, что у вас в сумке брякало? Вы что сюда чай пришли пить? А ну-ка все на стол!» Веселились мы до глубокой ночи, а бабуля моя так зажигала, что этот вечер мои однокурсники до самого выпуска вспоминали.
- Да, бабушка у тебя, точно, штучка!
- Я ее очень люблю.
- А то, что она мне про молодого возлюбленного рассказывала, правда?
- Скорее всего. Вокруг нее всегда мужчин много было.
- А дедушка твой… ну, муж ее… он где?
- Погиб, давно. Бабушка тогда была беременная моим папой, а дед так и не узнал, кто у него родился. Бабушка замуж больше не выходила, говорила, что для постели себе забаву всегда найдет, а так, чтобы каждый день кто-то по дому шарился – это уж нет.
- Да, бабушка у тебя на язык остра.
- Это что. Ты не слышал, как она матом ругается.
- Нина Николаевна? Матом?
- Угу. Я помню, еще маленькая была, как-то оказалась вместе с ней на автобазе, где она работала. Из-за чего там сыр-бор разгорелся – не знаю, только бабушка моя такой семиэтажный мат выдала, что ей мужики аплодировали. А на следующий день, бабушка говорила, ей выговор объявили за некорректное поведение с руководством.
- Никогда бы не подумал. Надо же!
- Да, такая вот у меня бабушка.
Они еще много о чем говорили, но Ленка устала от впечатлений за эти два дня. Ей хотелось спать. Потом они еще долго целовались в подъезде, оторвавшись друг от друга только чтобы войти в лифт. Усталость пропала, словно ее кто-то сдунул. От жарких и настойчивых поцелуев Алексея у нее стала кружиться голова, хотелось почувствовать его руки на своем теле. Едва вошли в квартиру, Алексей стал судорожно снимать с нее одежду. Теперь он дышал горячо, не скрывая желания. Она торопливыми пальцами расстегивала его рубашку, пока он пытался снять брюки и путался в штанинах. Сбросив одежду, он взял ее тут же, в коридоре. Ей было неудобно и смешно, но он совсем потерял голову и хотел только одного – чтобы она снова ласкала его. Продолжили они в спальне. Их одежда так и осталась лежать сиротливыми тряпочками в коридоре.

Проснулась Ленка рано, еще было темно. Алексей спал на животе, обхватив руками подушку. Она почувствовала, как теплая волна любви и нежности накрывает ее, как просыпается, пока еще стыдливое, желание близости с ним. Провела пальчиком по его плечу, но он крепко спал. Она осторожно стянула с него одеяло, маленькой ящеркой скользнула по его телу и села ему на бедра, стала осторожно поглаживать его спину, касаясь ягодиц грудью,  целовать, сначала легкими прикосновениями, затем все жарче и жарче. Если он сейчас же не проснется и не возьмет ее, она умрет от желания! Дыхание его сбилось, и она поняла, что он проснулся и сейчас наслаждался ее ласками. Она скользила по его телу, чувствуя, что не в силах сдерживать себя. Он медленно перевернулся на спину, она провела руками по его груди, животу, соскользнула ниже, сначала руками, затем языком. Он застонал, запрокинув голову. И больше их ничто не сдерживало.

Насладившиеся радостью пробуждения, они лежали, утомленные любовью, стараясь не думать, что сегодня Ленка уезжала домой. Она так и задремала у него на плече, и он тихонько гладил ее волосы, боясь подумать о том, как он будет теперь жить без нее следующие две недели.

Он поехал провожать ее на вокзал. Они всю дорогу держались за руки, он украдкой целовал ее на эскалаторе, а она прижималась к нему грудью, мечтая, чтобы этот миг никогда не закончился. Но вот уже захлопнулись двери электрички, она грустно смотрит на него через толстое грязное стекло и боится глубоко вздохнуть, чтобы не заплакать. Алексей еще долго стоял на перроне, глядя вслед ушедшей электричке, и ему хотелось кричать от безграничного одиночества, нахлынувшего вдруг на него. Потом он бродил по городу, боясь возвращаться в опустевшую без нее квартиру. Он все еще помнил ее сладкие губы на своих губах, жаркое дыхание. И ему сейчас так хотелось прижать снова к себе ее тело, запустить пальцы в локоны рыжих волос, ощутить дрожь ее желания. В квартире ходил из угла в угол, пока часы не пробили одиннадцать вечера. Ложась на кровать, вслушивался в тишину. Ее бархатный голос не звучал возле уха, ее губы не звали его. Дом спал, и эта тишина давила до невыносимого отчаяния. Он впервые ощутил, какой холодной и одинокой может быть постель. Подушка еще хранила дурманящий запах ее волос, он уткнулся в нее лицом, сердце сжалось, и он не знал названия этому чувству, которое накатывалось как речная волна, все снова и снова, пока он не провалился в сон, обнимая ее подушку.


Ленка возвращалась домой с ощущением нереальности происшедшего. Казалось, ее старая жизнь осталась где-то далеко в прошлом. Она вспоминала каждое мгновение, которое провела с Алексеем, и сейчас ей хотелось плакать. Только сознание того, что через две недели она навсегда будет с ним, возвращала ее к жизни.

Поселок встретил ее тишиной и редким ленивым лаем собак. После трех дней, проведенных в городе, у Ленки звенело в ушах. Мать была дома одна. Увидев дочку, всплеснула руками:
- Доча!
Они обнялись и поцеловались, будто давно не виделись.
- Ну как там, в городе?
- Все также. Бабушка тебе привет передавала. Вчера мы с Алексеем ездили к ней.
- Не шокировала наша бабушка твоего Лешу?
- Шокировала, конечно! Но она ему очень понравилась.
- Как она, здорова?
- Еще как! У нее сейчас молодой любовник, поэтому она вся просто цветет.
- Узнаю нашу Нину Николаевну.
- Да, мам, а еще мы с Лешей подали заявление в ЗАГС.
Мать тихо ахнула, села на табуретку, с которой только что стала подниматься. Помолчав, спросила:
- А свадьба-то когда?
- 29 октября.
- Господи, что ж так рано-то? Мы же подготовиться не успеем.
- А чего готовиться-то? – Ленка пожала плечами. – Леша сказал, что закажем кафе или ресторан, а кольца и платье купим, когда я приеду.
- Да дорого в ресторане-то!
- Зато возиться не надо.
- Это, конечно, верно, но, говорят, продуктов много остается после ресторана-то.
- Да ладно, мам, разберемся. Леша 14 октября на Ванькину свадьбу приедет, там и разберемся. По мне, так ничего не надо.
- Ну, это не по-людски как-то, нет, праздновать надо.
- Вот Леша приедет, тогда и поговорим.
- А приедет он в гости или как?
- Да он же свидетелем у Ваньки будет. А после свадьбы мы с ним уедем – уже к своей свадьбе готовиться. Мам?
- Что, доча?
- Как он тебе?
- Леша-то? Не простой молодой человек.
- Что значит – не простой?
- Я не знаю, как тебе объяснить, – мать развела руками, – ну, понимаешь, есть люди, у которых все на лице написано, есть другие – их только сердцем можно почувствовать… Есть в нем что-то… ну сила мужская… Эта сила может сделать тебя счастливой, а может принести несчастье… С таким, как твой Алексей, жить будет непросто, каждый день как на вулкане. Но с другой стороны, познать женское счастье на все сто процентов можно, наверно, только с таким, как он.

Они помолчали, Ленка осторожно спросила:
- Мам, а как у тебя с Тереховым?
- Все хорошо, доча. Иногда даже странно.
- Что странно?
- Ну… что я встретила его, замуж за него вышла, и что моя постель теперь не одинока. Я думала, что после смерти Павла в моей жизни уже никогда такого не будет. Вот Сергей сейчас на дежурстве, придет только завтра, а я завтра на сутки ухожу, увидимся мы с ним только утром на часик – а мне и то в радость. Понимаешь?
Они проговорили до самой ночи, пока Ленка не стала засыпать. Легла в кровать – и мгновенно уснула, не успев ни о чем подумать. Почти ни о чем. Об Алексее не успела. Последнее, что всплыло на волнах засыпающих чувств, было почему-то мысль о Ванечке и его серых, как дорогой бархат, глазах.


Утром, когда Ленка доедала бутерброд, с дежурства пришел Терехов. Увидев ее, он замер, через силу улыбнулся:
- Что, подруга, вернулась уже? Ну как там, в городе?
- Да все нормально.
- Они, Сереж, – вмешалась в разговор мать, – с Лешей заявление в ЗАГС подали, свадьба 29 октября.
- Что-то быстро, там же очереди, – Терехов как-то странно дернул плечом и сглотнул.
- А у Леши в ЗАГСе работает подруга его матери, – допивая чай, вскочила Ленка.
- Понятно, – спокойно сказал Терехов и повернулся к матери. – Ну что, Сонь, корми мужа, да я пойду спать, ночь была дерганная.
- А что такое? – моментально выросла в дверях Ленка.
- Да ночью по скорой из соседней деревни женщину привезли с инфарктом, еле откачали.
- А сейчас-то она как? – Ленка все еще стояла в дверях, застегивая плащ.
- Когда я уходил, было все нормально. А у тебя сегодня дневное дежурство?
- Да, до восьми вечера.
- Ты там присмотри за ней.
- Конечно! Мог бы и не говорить, – и Ленка выскочила в темное октябрьское утро.
Придя на дежурство, первым делом зашла к женщине, поступившей ночью:
- Доброе утро, Тамара Николаевна, меня зовут Лена. Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, милая, сейчас уже хорошо. А вечером вчера думала – все, конец!
- Ну уж нетушки! Не бывать такому!
- Бог даст, выкарабкаюсь.
- Еще как! Даже не сомневайтесь! У нас, знаете, какие врачи! – и она показала женщине большой палец.
- Спасибо, Леночка.
- Ладно, вы отдыхайте, я еще к вам забегу.
Дождавшись прихода главврача, скромно зашла к нему в кабинет:
- Доброе утро, Иван Ильич!
- Доброе утро, стрекоза! Ну, что случилось?
- Да ничего не случилось. Я вот заявление принесла.
- Что?! Опять отпуск?! Не подпишу!
- Иван Ильич, я в город уезжаю, насовсем.
- Как это насовсем?
- Я замуж выхожу.

Иван Ильич кричал, топал ногами и размахивал руками, говорил, что городские парни совсем обнаглели, лучшие кадры забирают, что Ленка его режет без ножа, и многое другое. Он бушевал минут десять, бегая по кабинету из угла в угол и без конца перекладывая бумажки на столе, но заявление подписал и выгнал ее из кабинета. Ленка провела день в будничных хлопотах, а когда выдавалась свободная минутка, она, прикрыв глаза, вспоминала Алексея, его городскую квартиру, такую уютную и светлую, большую и широкую кровать – она раньше никогда на таких не спала, смущалась, словно кто-то мог подсмотреть ее мысли.

С дежурства пришла уставшая, едва перекусила. Терехов, выглянув на кухню, поздоровался, налил себе чаю и ушел. Ленка помыла посуду, взяла несколько полешек для камина. Долго сидела, глядя на пляшущие языки пламени, поставила экран от случайных искр и легла в кровать. Она показалась ей маленькой и узкой. И как это они с Алексеем проделывали на ней всякие такие штуки и не свалились? Она представила его руки на своем теле, нежные поцелуи – и губам стало жарко. Как ей хотелось, чтобы сейчас он был рядом, чтобы можно было прижаться к нему, гладить его плечи, густые волосы, услышать его голос – ну хоть на минуточку! Хоть на секундочку! Так, с мыслями об Алексее она и уснула, крепко, без снов, уставшая и счастливая.


Спросонок не сразу поняла, что происходит. В комнате было тепло и темно. Глухая черная ночь стояла за окном. Тусклый уличный фонарь сквозь облетевшие наполовину листья деревьев едва рассеивал густую мглу комнаты. Она лежала почти голая – подол ночной рубашки был задернут под самое горло, одеяло сброшено на пол. Чьи-то сильные жадные руки больно тискали груди, теребили соски. Чьи-то влажные губы неприятно обжигали кожу поцелуями. Она вскрикнула, но мужская широкая ладонь закрыла ей рот, и она чуть не задохнулась.
- Ну что ты бьешься? – услышала она шепот Терехова. – Леночка, девочка моя, как же я мечтал об этом! Я схожу от тебя с ума! Не было дня, чтобы я не думал о тебе. Да я рвусь на части от того, что ты отдаешься другому мужику! Как же я ждал этого часа!

Она отчаянно пыталась вырваться, кричала. Но он был силен в яростной ревности, в слепом желании, чтобы она принадлежала ему, сейчас, немедленно! Он по-прежнему зажимал ей рот одной рукой, а другой пытался гладить ее тело. Но она билась под ним, и он ударил ее по щеке.
- Молчи, сука! – злобно прошипел он и сорвал с нее ночную рубашку. – Молчи, а то прибью! Сегодня я буду тебя иметь столько, сколько захочу! Я слишком долго этого ждал! А скажешь кому – пеняй на себя. Мне терять нечего!

И пока она безвольно лежала, испуганная его неистовой яростью, он насиловал ее. Слезы отчаяния и боли катились по ее щекам, но ему было все равно: он хотел сейчас только ее тела. И какая разница, что будет завтра? Главное, что сейчас она под ним! После стольких рваных ночей, после стольких мучительных ночей он имеет ее, он может наслаждаться ее грудями, ее телом! Пусть потом она будет снова отдаваться своему Алексею, но сейчас она принадлежит ему. Ему одному!

Он очень долго не мог кончить, и Ленка проваливалась в бездонную яму звенящей боли, но он приводил ее в чувство и снова насиловал, пока, наконец, не свалился рядом в полном изнеможении, опустошенный, но довольный.
- Девочка моя… – шептал он, гладя ее волосы. – Ну что ты, что? Ты вспомни, как мы любили друг друга! Вспомни, как нам было хорошо! Да я с ума чуть не сошел, когда вдруг понял, что потерял тебя навсегда! Маленькая моя девочка, как же ты хороша… Я думал, что смогу жить без тебя, но я не могу! Я все время вижу твои глаза, груди, губы!.. Ну что ты, что? Не плачь, моя хорошая, не надо! Об этом никто никогда не узнает, честное слово!..

Потом они сидели на краю кровати, спустив ноги на пол, оба по-прежнему голые, и она словно заледенела, застыла в отчаянии. Тихо спросила:
- Как ты мог?
- Так и мог. Ты думаешь, мне легко было слышать, как ты кричишь в экстазе, когда тебя трахал твой Алексей? Да я с ума сходил, представляя, как он имеет тебя. Я же знаю, какой ты можешь быть в постели.
- Но ты же говорил, что любишь мою мать! Как же ты мог?
- Да, люблю, но с тобой – это другое. С тобой – это как в омут страсти с головой!.. Да ладно, Лен, не в первый же раз. Все равно все уже случилось.
- Я тебя ненавижу!
- Пусть! Но зато я имел тебя сейчас столько, сколько хотел. И перестань из себя целку строить.
Когда, надев трусы, он ушел, Ленка кое-как натянула на холодное дрожащее тело ночнушку. Ее била мелкая дрожь. Она накрылась с головой одеялом, уткнулась лицом в подушку и завыла. А Терехов спал сном младенца. Он получил то, что хотел, то, о чем страстно мечтал последнее время. И сейчас ему было все равно, что там, в комнате на другом конце дома, бьется в истерике та, которая сводит его с ума. Он насытился на сегодня ее телом, отомстил чужому парню, который имел его Ленку. Сегодня ему не надо было дрочить в ее трусы – для этого наслаждения у него было жаркое молодое тело с большими упругими грудями.

Утром, когда Ленка вышла на кухню, чтобы позавтракать, Терехов уже был там. Он улыбнулся ей, будто ночью ничего не произошло, ущипнул за грудь, и как ни в чем ни бывало, допил чай и ушел к себе – у него был выходной. Когда пришла мать, Ленка ни о чем ей не рассказала. Терехов был весел, шутил, балагурил. Но его поведение ее насторожило. Теперь она не знала, что от него ожидать. В их доме комнаты никогда не закрывались на засов – их просто не было на дверях. Ленка думала, что надо как-то закрываться изнутри на ночь. Но если она привинтит засов, мать или Алексей могут что-то заподозрить. Кроме того, она не была уверена, что в слепой ярости желания Терехов не сломает дверь или не разобьет окно, чтобы до нее добраться. Она думала о том, что если Алексей узнает про то, как ее насиловал Терехов, он его просто убьет и попадет в тюрьму на долгие годы.


Пока мать была дома, Ленка дышала спокойно, но ловя на себе хищные мужские взгляды, которого не смущало даже присутствие жены, нервничала. А Терехов продолжал щипать ее за грудь, прижимал где-нибудь к стенке дома и лез к ней под платье, если знал, что Соня его не видит. Ленка с ужасом подумала, что завтра у матери снова ночное дежурство. Может, к Светке на эту ночь уйти? Якобы для подготовки к свадьбе. Но, улучив момент и зажав Ленку, когда она выходила с кухни, Терехов яростно прошипел:
- Даже не думай куда-нибудь свалить на эту ночь! Поняла, сука? Иначе я отымею тебя на глазах у всей улицы посреди бела дня! И сделаю все, чтобы об этом узнал твой Лешечка.

Стукнув кулаком в стену, он ушел. А Ленка, съежившись, бросилась к себе в комнату. Захлопнув дверь, прижалась к ней спиной. В бессильном отчаянии ее глаза бегали по комнате. «Что же делать?! Господи, что же делать?» – она едва не задыхалась при мысли, что сегодня ночью Терехов снова залезет в ее постель. Взгляд упал на медицинский чемоданчик за тумбочкой. Она подскочила к нему, раскрыла, стала торопливо перебирать лекарства. Все не то! Ну где же? Где?! И тут она вспомнила! То, что ей было нужно, лежало за томиками Лермонтова на книжной полке.


Когда в наступившей темноте вечера Терехов осторожно открыл дверь Ленкиной комнаты, замер от неожиданности. Окна плотно задернуты, одеяло чуть откинуто, словно зовет в кровать. Комнату освещал только свет огня из камина, бросая причудливые отблески на стены. Перед ним на расстеленном пледе сидела Ленка лицом к огню. На ней  фиолетовый сарафан на пуговицах – он узнал его, в нем Ленка приходила к нему домой.

Она сидела, изящно оголив гладкое бедро, босая. Пламя заманчивыми отблесками играло на полуобнаженной груди. Рядом с ней стоял графин с наливкой, два больших бокала, один – наполовину полон, видимо, она из него уже отпивала.
- Иди сюда, – не двигаясь, позвала она.
Он медленно подошел к ней. Сейчас она была божественно хороша! Ленка, не поворачиваясь, указала ему рукой рядом с собой. Он сел, удобно устроившись и скрестив ноги по-турецки. Она подняла свой бокал, отпила из него, не глядя на Терехова, налила второй бокал до краев, молча показала – пей. Он выпил залпом. Она снова налила ему, а из своего бокала чуть пригубила, дерзко взглянула на него и стала медленно расстегивать сарафан. Когда он увидел, как обнажились ее груди, руки у него задрожали, кровь прихлынула к лицу. Он залпом выпил второй бокал. Голова приятно кружилась: она ждала его!
- Лен…
- Подожди, позже, я еще не готова, – шепотом сказала она, и он задохнулся от этих слов.

Ленка снова налила ему вина, отпила из своего бокала, отставила его в сторону. Очень медленно сняла сарафан, откинула его в сторону, поднялась. Она стояла лицом к Терехову, освещенная пламенем камина. Он с наслаждением и в предвкушении предстоящего секса смотрел на ее вздымающуюся грудь, торопливо расстегивая рубашку, но она остановила его:
- Позже, потом я сама раздену тебя…

И сделав несколько шагов, встала перед ним, медленно опустилась ему на бедра, все также лицом к нему. У него кружилась голова от ее запаха, близости, от того, что она касается его обнаженной грудью, покачиваясь из стороны в сторону, от того, что она сидит на его ногах голая, широко раздвинув бедра. Он допил вино, отставил нетвердой рукой бокал в сторону. Теперь ее ягодицы были в его ладонях, и он сжимал их. Она прильнула к его губам, он зашелся в желании: она сама – сама! – целовала его. Голова у Терехова кружилась все сильнее. Она пристально посмотрела ему в глаза:
- Хочешь меня?
- Хо… хо-чу… – его язык не слушался, тело налилось тяжестью, глаза закрывались.
Она подставила ему грудь, он открыл рот, но медленно завалился на спину. Она упала вместе с ним, успев подставить руки, чтоб не удариться лицом. Встала на четвереньки, опасливо глядя на него. Но он не шевелился.
- Эй! – тихонько толкнула его рукой.
Глубоко вздохнув, поднялась, накинула халат, висевший возле двери, вернулась, еще раз опасливо взглянула на Терехова. Тот лежал, ровно дыша. Взяв графин с остатками наливки, открыла окно и выплеснула содержимое на землю. Убрала все на полку.

Она перекатила Терехова на середину пледа, на котором они сидели, задыхаясь от тяжести, и, взявшись за уголки, потащила расслабленное тело через весь дом. Плача, пыталась как-то перекатить его через порог на половину матери. Ее сердце билось в горле, больно отдаваясь в висках, она в изнеможении падала на колени, вставала, снова тащила тело на пледе и ревела, то и дело вытирая слезы.

Неожиданно в коридоре вспыхнул свет. На пороге стояла мать. От неожиданности Ленка вскрикнула. Та, в расстегнутом плаще, яростно пылая, задыхаясь, прижалась к дверному косяку. Перевела взгляд на бездыханное тело, в ужасе безмолвно закрыла рот рукой, выдохнул чуть слышно:
- Ты… ты убила его?..
Они испуганно смотрели друг на друга.
- Помоги, он тяжелый как сволочь, – опомнилась Ленка. – Да жив он. Спит.
Мать ойкнула, скинула плащ на стул в коридоре, и они вдвоем дотащили Терехова до кровати, с трудом взвалили его на постель.
- Надо его раздеть, – задыхаясь и вытирая пот, прошептала Ленка.
Снимая с него одежду трясущимися руками, мать вытирала слезы.
- Как он спит после того, как вы с ним.. . позанимались любовью? – спросила Ленка. – Голый?
- Да.
- Снимай с него трусы, одежду повесь так, как он обычно вешает.
Ленка ушла к себе в комнату, без сил опустилась на кровать, бездумно глядя в никуда. Тихо вошла мать, села рядом:
- Что у вас произошло?
- А ты не догадываешься?
- Он что, приставал к тебе?
И Ленка разрыдалась, рассказала матери все, что на днях произошло. Та гладила ее по волосам:
- Бедная моя девочка! Ну как же так?
- Мам, я не понимаю, – она подняла заплаканное лицо и посмотрела на мать, – он же говорил, что любит тебя.
- Да, доча, бывает и так, что мужчина любит одну, но страсть… испытывает к другой.
- Но как же, мам?!
- Не знаю.
- А как ты дома оказалась? – вдруг вспомнила Ленка.
- Не знаю, почувствовала что-то, домой неслась, как ошпаренная, не дай бог кто видел. Вхожу, а тут ты… тело Терехова тащишь… Я думала, ты его убила!
- Да нет, мам. Я ему в вино снотворного подмешала.
- А он не окочурится?
- Да ничего твоему Терехову не сделается, – с досадой сказала Ленка, – утром встанет бодрый, как огурец, и помнить ничего не будет… Ты вот что, мам. Если не хочешь, чтоб что-то плохое произошло, откажись от ночных смен.
- Да я уж подумала об этом.
- Ему можешь сказать, что начальство график пересмотрело, ну, сама придумаешь. Неделю продержимся, там Леша приедет. А с ночными сменами тебе придется распрощаться совсем, иначе он быстро замену тебе найдет… А сейчас возвращайся на работу и забудь обо всем, что здесь произошло.

Когда мать ушла, Ленка вымыла посуду, налила в графин чуть-чуть наливки, отнесла к себе в комнату, поставила на тумбочку. Потом осторожно заглянула к Терехову, но тот крепко спал, лежа на боку. Она вернулась в комнату, разделась и бухнулась на постель. Ее фиолетовый сарафан так и остался лежать возле камина – сил поднять его и повесить уже не было.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...