Чёртово озеро - сказ первый

 
                Посвящается любимой бабушке,
                Александре   Фёдоровне  Князевой



   - Ну, слава те Господи, дошли наконец! - воскликнул Григорий, истово крестясь и смахивая крупные капли пота, обильно катившиеся  по лицу. Внизу, в распадке, как в круглой чаше, открывалась панорама небольшого озера, густо поросшего лесом со всех сторон. Пять часов пути, по старой, заросшей тропе, временами теряющейся в зарослях, хоть и налегке, но дали о себе знать. Оба изрядно притомились, и обоим хотелось поскорее дойти до цели, а потому, увидя озеро, почувствовали некоторое удовлетворение. Рядом встал Фёдор, с любопытством оглядывая открывшийся вид.
  -Ничо, вроде, озерко та. Я, правда, думал, что поболе оно, а тута саженей двести  всего. А, гляди ко, кругло то како, как в миску большую налито.
   Действительно, озеро, при взгляде с высоты, выглядело абсолютно круглым. Ни мысочков, ни перешеечков. В тёмной воде отражались заросли противоположного, густым кольцом деревьев окружившие озеро, берега, несколько размытые,  растущим на мелких местах камышом.
   -А глыбко оно, знаш как, жуть - произнёс Григорий жмурясь.  - Дед мой хотел, было дно померять, так веревки т не хватило, а в ней никак саженей тридцать было. Прям безна кака то,- передёрнул он плечами.
   -Да баял ты уж об глубине та. Как мы сетку  та будем ставить? На той стороне, что ль, там вон камыш, должно быть мелко.
   -На той, на той поставим. С энтого то нельзя, сразу глыбко.- Гришка пошмыгал носом, -эх, и караси здеся. Дед баял, фунтов по десять, а то и поболе. Годков двадцать назад, он бывал часто тута. Лавливал отменно! Вот, токмо, назад тяжко волочь, рыбу та. Но, раньше то, хоть тропа кака-никака была, а, теперича, заросла вся. Эвон, как мы с тобой намучились. Энто с пустыми то коробами. А ну, рыбы наловим, много ль упрём та?
    - Ну, пудков пять-шесть я сволоку, - самоуверенно произнёс Федя, - да ты, пару, глядишь, с деньгой будем. Короба у нас хороши, травкой, котора рыбу хранит - запаслиса. Переложим кажыну рыбину, не стухнет.
   Действительно, огромные короба-корзины, с любовью и тщательностью сплетённые из очищенных от коры моченых ивовых прутьев, с хорошо подогнанными наплечными ремнями, заслуживали внимания. В них были сложены кой-какие харчишки, нужный в дороге припас, да инструмент. В одной из них была уложена тридцати метровая сеть трёхстенка, плетёная из крашеной в зелёный цвет суровой льняной нити, да травка особая, сохраняющая рыбу от порчи. Здесь они не рассчитывали найти её, а потому прихватили  с собой.
   -И чё энто озеро ,,чёртовым,, кличут? Озеро, как озеро, глыбко токмо, да водица черновата.
     -Дак вить как, – протянул Григорий, - ране то оно Карасиным прозывалось. А вот годков пятнадцать тому, чертовщина кака  то стала проявляться здеся. Ну, народ то и испужалса. То один, то другой небылицы плетёт о ём, озере та. Вроде, как чертей видали тута, ну и отхлынул народец, рыбачки там, охотники, а озеро Чёртовым и прозвали. Сторожка рыбацка, вродя, как должна ба сохранитца. Ишшо ба лодку найтить, была тута кака та долблёнка. А ня то плот сварганим, если чё.
   -Ладно, - произнёс Фёдор - пошли, што ли, сторожку искать, вечер скоро. Да и пожрать ба надо, да сеть разобрать, попуталась, должно быть
   Они, проскальзывая на склоне, в густой, по пояс, траве стали спускаться с холма.
   Странновата была эта пара, их привязанность друг к другу, их дружба. ,,Не разлей – вода,, говорят о таких, или ,, куда иголка, туда и нитка,,. Всегда и везде вместе.      Товарищи смеялись:
   -Вы как, женитесь когда, одной семьёй будете жить, али одну жену заведёте на двоих?
   Друзья отшучивались.

 Друг на друга они были совершенно не похожи. Несколько медлительный, высокого роста и мощного телосложения Фёдор, был черноволос, с ясными, искрящиесями голубыми глазами. Красиво посаженная на широченные, косая сажень, плечи, темнокудрая голова с чёрными вразлёт бровями, с тонким, прямым носом. Яркий, резко очерченный рот, обрамлённый усами и небольшой, курчавой бородой. Раскатистый бас при разговоре или смехе, открывал чудесные, белые зубы. В сочетании с мощным, мускулистым телом, весь облик тридцатилетнего красавца, сводил с ума весь женский пол, где бы ни приходилось быть обладателю столь роскошного мужского тела.
   В противоположность Фёдору, Григорий был быстр, энергичен, решителен в действиях.
    Невысокого роста и вроде бы, не крепкого телосложения, он был весьма вынослив и жилист. О таких говорят: ,,Там где мускула не хватит, там он жилой возьмёт,,.
    Светлые волосы, слегка отдающие в рыжину, широковатые скулы, нос картошечкой, немного сутуловат, с длинными, цепкими руками. Такие же, как у Фёдора, голубые глаза, составляли, пожалуй, и всё внешнее сходство приятелей. Умный, изобретательный, Григорий, был необыкновенно добр и отзывчив. А такие великолепные качества, как честность, верность, надёжность и прямота, сближали обоих обладателей этих свойств, делая их дружбу ещё более крепкой и неразрывной. Друзья прекрасно понимали и дополняли друг друга.
   Озеро, к которому они спускались по крутому склону, по мере их приближения к нему, исчезало из поля зрения, становясь невидимым  из-за  деревьев и густых кустов орешника, в изобилии произраставших на берегу озера и местами делавших заросли просто непроходимыми.
   -Во где, пропасть орехов то, по осени будет - сказал Фёдор, - надо будет придтить!
   Чертыхаясь и вспоминая всех святых угодников и Мать Пресвятую Богородицу, продрались, наконец, к озеру. Берег был невысок, сух. Кое- где, упавшие в воду деревья , наклоном своих стволов, показывали крутизну дна. Из-за деревьев и кустов ивы, ни в одну сторону толком ничего не было видно. Фёдор вытер рукой лицо:
   - Давай, Гриня, ты дуй направо, я налево. Наткнешься на сторожку – свисни. Я тож посвищу. 
   Разошлись.Не пошло и минуты, как Фёдор услышал резкий Гришкин свист, а затем крик, эхом прокатившийся по озеру и нарушивший его многолетний покой: -Фе-е-дька, давай сюды-ы-ы! Тута она-а-а и челно-ок здеся-я!
   Фёдор,  с большим трудом, пробиравшийся сквозь заросли кустов вдоль берега, повернул назад и скоро вышел на небольшую полянку, почти чистую от поросли. В глубине её, под деревьями, около неказистого, бревенчатого строения, с криво торчащей жестяной трубой, стоял Григорий.
   -Вота она, тута. Стоит ишшо! 
Небольшое, тёмное окошко без стёкла смотрело в сторону озера. Досчатая, грубо сколоченная дверь, была прикрыта и подпёрта колом. Казавшаяся издали зеленоватого цвета  избушка и крыша её, вблизи оказались покрытыми зеленым, кустистым мхом.
   -Ну, как, - спросил Гриня, - войдём, што ль?
   Сбросив   наземь короб, Фёдор пнул ногой кол, который отлетел в сторону, переломившись на две части. Дверь, скрипнув петлями, чуть отошла. Взявшись рукой за грубую, деревянную накладку, служившую вместо ручки, Фёдор осторожно приоткрыл заверещавшую дверь, и приятели заглянули внутрь.
    Скудный свет из маленького окошка, не позволил им сразу рассмотреть внутренность избушки, но когда глаза привыкли к полумраку, они увидели в левом углу, почти под окошком, стол, грубо сколоченный из тонких, обтесанных топором с верхней стороны, бревнушек. По обе стороны - скамейки из жердей. На углу стола, притулился сиротой, закоптелый котелок, а рядом с ним две жестяные кружки, одна из которых лежала на боку. В углу сложенный из камней очаг, а над ним почерневшая от дыма и времени воронка - вытяжка, как в кузне. Присоединённая к верхней её части труба, другим концом входила в скат крыши. На полу, перед очагом, какая то тёмная масса, оказавшаяся пересохшим сеном. В избушке стоял, еле уловимый запах дыма, мха, трав и тления. И тут они увидели, что все стены избушки увешаны пучками засохших, неведомых теперь растений, которые так и не обрели своего хозяина.
    Осторожно перешагнув порог, Федор, потопав ногой по полу и, боясь провалиться, сделал несколько осторожных шажков в сторону стола. За ним, с опаской, последовал Гриня. Фёдор сел на скамью, попрыгал на ней:
    -А ведь не сгнило ничо, сухо. Чудно, крыша хороша!
    Он постучал костяшками пальцев по бревнушкам стола и скамье. Раздался отчетливый звон сухого дерева.
   -Вот, то да,– удивился Гриня – надо же, сухотень какая. Вот то баско. Ни мокринки, ни гнилинки. Живём Федька!
    -Да чё ты радуешься то, - пробурчал Фёдор, - мы чё, не можем у костра переночевать што ли? Обязательно в избушке? Не хочу я в ней спать. Хоть и конец летечку, но не осень жа.
   -Нет, Федь, ты подумай. Мы с тобой, после того, как лет пятнадцать, никто в ней не был, будем спать здеся! Знаш, это даже, как то оченно антиресно, хоть могет и не по себе маненько. Говорят, што в старых домах сны больно антиресные.
 -Да чё ты лепишь то. Заладил ,,антиресные, антиресные.,, А привидений каких, не хош повидать? Лешака, русалку аль чертяку какого?
Гришка задумчиво поскрёб затылок:               
   - А чё, я согласный, Оченно даже антиресно!
    -Тьфу, заладил одно. А как увидишь чертяку – так и обоссисся, али ещё што, похуже! Давай ка, пойдём, лодку глянем, да сетку разберём. А, ня то, могет ишо, плот варганить придётца.


   Подойдя к берегу, Фёдор увидел, лежащий на двух козлах, перевёрнутый кверху днищем, достаточно большой челнок, выполненный в форме корыта. Передняя часть судёнышка была немного заострена, корма с полкой, служащей, по-видимому, сиденьем, обрублена. Днище тщательно просмолёно. Друзья осторожно перевернули лодку. Оказалось, что и внутри челнок был просмолен, сух и чист. В носу и в середине вделаны сидения. К передней части лодки было приделано ржавое, металлическое кольцо, к которому была привязана полуистлевшая веревка. На толстых бортах приспособлены железные накладки с отверстиями под уключины вёсел.
   -Батюшки, - воскликнул Гриня, - а вёсла то где? Может в избушке? -  И он помчался искать вёсла. Фёдор несколько раз стукнул кулаком по лодке и остался доволен.
   -Вота, – услышал он крик Григория, - нашёл!               
К берегу бежал его дружок с вёслами в руках.               
   - За скамейкой, у стенки были.
   -Ну, давай, теперича, спустим наш кораб на воду, спытаем, - подытожил Федя.
     Взявшись за нос и корму, друзья приподняли лодку и понесли к воде.
   -Чижолая, однако - пробормотал Гриня, держась за корму.
Опустив судёнышко на самый край берега, они осторожно спихнули его в воду.
   -Поддержи-тка, - забираясь внутрь и вставляя уключины в гнёзда, попросил Фёдор.
Сев на скамью и поплевав на ладони, взялся за рукоятки вёсел:
   - Толкани. И-эх, пошла!
    Развернув лодку носом к противоположному берегу, он сделал небольшой гребок, ещё, потом гребанул сильно, резко. Лодка стала быстро удаляться от берега.
   -Федька, - заорал Григорий, - ты больно то не увлекайся. Смотри, не утопни раньше времени. Давай назад. Будем сеть разбирать, да пожрем хоть чуток. Брюхо всё, аж, стянуло. Кишка - кишке бьёт по башке!
   Фёдор, описав небольшой круг, ткнулся носом в берег.
  -Ишь ты, ходкая какая. Соскучилась, чай, по воде та, - выбираясь из лодки, произнёс он.
   -Я за топором слетаю, да пару  колов сварганю, - сказал Григорий и помчался к избушке. Выбрав, в густотени берёзового молодняка, прямые, высокие деревца, он срубил их.  Очистив от ветвей и разрубив на несколько частей заострил их, и полукругом повбивал  в мягкий, податливый грунт. Достав из короба сеть, друзья осторожно распустили завязки и развесив её на кольях, стали поправлять запутавшиеся в ячейках сетки поплавки и тяжёлые, каменные грузила.
    -Ну, вот и баско, - оглядывая сеть, произнёс Фёдор.  - Всё вродя. Теперича соберём её, навострим и в лодку. Токмо не запутать ба.
  -Да опосля соберём та, давай-ка  харчи-иш-ки доста-а-нем, да кинем на зубок и перекуснём чуток, - пропел Гриня. - А где жеванём та, в избушке, али здеся, на бережочке?
  -Скажешь тоже, в избушке, - сплюнул на землю Фёдор, - давай здеся.
    Разложив на куске рогожки нехитрую снедь, друзья, наконец ощутили сладость пищи при голодном брюхе.
   -Ух, ты, – вгрызаясь в горбушку хлеба и аппетитно хрустя луковицей, мычал Гриня, - скусно то как! А чё,- проглатывая кусок, продолжал он, -  могет  по глоточку нашей огненной, а? Суховато как- то.
   -Ну, нет, - запротестовал Фёдор, в иной раз, с удовольствием поддержавший бы предложение друга глотнуть самогонки.
   -Вот сеть поставим, а вечерочком, на сон грядущий и хлебнём.


    День клонился к вечеру. Солнце почти касалось верхушек деревьев на взгорке противоположной стороны озера и скоро должно было скрыться, погрузив всё в тень. По бледно-голубому небу медленно проплывали лёгкие серебристые облачка. Где то далеко куковала кукушка.  Хотя лёгкий ветерок лениво и пошевеливал листву  деревьев, поверхность озера была совершенно гладкой, зеркальной.
   -Давайко-ся мы пошевеливаться, - посмотрел на солнце Фёдор, - поехали.
Тщательно собрав сеть, они пошли к челноку.
   Много раз друзьям приходилось ставить сети в самых разных водоёмах. Лавливали рыбу и в заводях быстрой Вятки и степенной Моломы. В мелких, узких речушках и озерах разных калибров. Приходилось  промышлять и с рыболовецкими артелями на Каме. Они были единодушны, в своих исследовательских стремлениях, познать, что- то новое, неизведанное. Других людей, незнакомые места, новые ощущения. Шустрый, быстрый в действиях Григорий, был скор и на выдумки. В Фёдоре он нашёл прекрасного единомышленника, которого так же влекло куда-то, что-то манило, притягивало незнакомое.
   Григорий, аккуратно разложив  сеть на корме, и устроившись  на носу лодки, бодро изрёк: - Айда, вперёд!
  -Ишь, раскомандовался, командир - проворчал Фёдор, разворачивая лодку носом к противоположному берегу.               
Заскрипели уключины, зажурчала вдоль бортов лодки вода, от мощных гребков Фёдора.


   Спустя час, они, поставив сеть вдоль камыша, на мелководье противоположной стороны озера, возвратились к своей полянке. Надвигались сумерки, но из-за леса бодро всходила полная луна.
   -Эх, припозднились мы с тобой, Гриня, - с сожалением произнёс Фёдор, - к ночи не подготовились. Давайко-ся, чичас ты, пока ишшо видать чуток, наруби веток берёзовых пару-другую охапок, на пол в избушке покидаем, а я поприметил сухие валежины. Попробуем очажок развесть. Да и сенцо та старое, повыкидать ба надо.
   Вытянув нос лодки на берег, чтобы не уплыла, не дай Бог, каждый занялся своим делом.
Через двадцать минут, стены избушки, много лет не видавшие живого огня, озарились трепещущими бликами, а друзья сидели за древним, видавшим виды столом. Посреди его, в окружении нехитрой закуси, возвышалась, его величество, бутылка первача.     На краю стола теплился огонёк свечи, припасённой Григорием для этого случая. Её язычок пламени и огонь очага, бросали на стены фантастические, колеблющиеся тени, придавая полумраку избушки некую таинственность, волшебство и ожидание чего- то необычного.
    Кашляя и протирая глаза от плохо уходившего дыма, Фёдор плеснул в кружки самогонки и, пополоскав их, выплеснул содержимое в угол.
   -Да ты чё делаешь та, - возмутился Гриня.
   -Не вякай, Гришуня. Знаю чё. Хозяину тож плескануть надоть.
   -А и верно, забыл я про ёво. Давай плескай и мне - подвинул кружку Григорий.
   -Слухай, а ведь этак мы с тобой, чего доброго и угореть могем, - ворчал Федор, разливая самогон.
   -Ветерка нет, вот и плоховато вытягиват. А, ня то, ковырнуть в трубе надо ба. Могет и пауки забили всюю дыру та. Ну да ладно. Давайкося, выпьем сначала, душа притомилась ожидаючи, поиссохлась вся, а ужо потом и глянем. Так чё, за рыбалку?
    -Давай, за её – согласился Фёдор. Звякнули кружками Выпили. Крякнули. Занюхали корочкой и зажевали, начиная долгий разговор о житье-бытье, о том и о сём, не забывая добавлять в кружки, и со смаком уничтожая со стола съедобную благодать  ночного застолья.
    Притушив, едва теплящийся остаток свечи, друзья добрались до своих благоухающих постелей и с кряхтеньем растянулись на них. В очажке дотлевали последние угольки. Паутина в трубе сгорела, и дым хорошо вытягивался. Угара не чувствовалось. Тепло и мрак небольшого помещения приятно обволакивали, создавая почти домашний  уют. Григорий тут же захрапел, а Фёдор, укладываясь поудобнее, долго ещё ворочался, перебирая в голове события минувшего дня. Но усталость, выпивка и еда сделали своё дело, сон смежил веки. Заснул и Фёдор.


     Что- то больно щёлкнуло его по лбу, заставив мгновенно проснуться. В помещении была абсолютная, кромешная тьма и Федор, поначалу, никак не мог сообразить, где он и что с ним.   Наконец сознание полностью восстановилось. Он дотронулся рукой до лежащего и тихонько сопевшего рядом Григория, нащупал ударивший его предмет. ,, Так, похоже на щепку. Кто ж это там балует? Но где же окошко?,, Там где должно было быть отверстие окна – было темно. ,,А ведь луна полная и на  улице светло, как днём. А там чернота. Да что ж это такое?,, И вдруг, в том месте, где было окно, он отчётливо увидел два горящих уголька, чьих то глаз, которые, помаргивая, разглядывали его и лежащего рядом Григория. Непонятная истома, охватила Фёдора. Нет, не страха, страха не было. Все тело онемело и лишилось способности двигаться. Он не мог шевельнуть рукой, не то, что поднять её, что бы осенить себя крестным знаменем.
  ,,Мать Пресвятая Богородица, защити, помоги, избавь от наваждения”! - лихорадочно  молил  про себя Фёдор, сознавая свою беспомощность, перед колдовской силой бесовских глаз. Кто- то ехидно фыркнул,  на мгновение отпрянул от окна, и Фёдор, на фоне
появившегося светлого пятна окна, отчетливо увидел тёмный силуэт небольшой головы с остренькими, оттопыренными ушами и, о ,,мать честная,, с небольшими рожками на голове. ,,Господи, спаси и помилуй! Да ведь это чёрт! В сам деле, чёрт, чтоб ты провалился!,,
   Как бы в ответ на безмолвную, горячую речь Фёдора, в окошко вдруг полетел целый каскад, поток, больших и мелких щепок, которые пребольно стукали его по голове лицу, телу. Неожиданно вернулась способность двигаться, и Фёдор прикрыл лицо руками, спасаясь от болезненных ударов. Григорий спал, ничего не чувствуя.
    -Мама родная! Да что жа энто деется та? Хватит, нечистая сила, будя измывацца та! - прохрипел тихонько Фёдор. На   громкий крик духу не хватило. Как будто услышав слова его, удары и шлепки стихли. По крыше пронесся лёгкий топоток. Избушка вздрогнула, встрепенулась, затряслась в лихорадке, как живая. За стеной раздался  неожиданно   душераздирающий, не человеческий вопль и такой омерзительный хохот, что у Фёдора прокатился по телу мороз, и волосы встали дыбом. Да, таких звуков человек издать не может. На Фёдора вдруг напала неудержимая икота и  до судорог, дрожь. Все тело кидало и гнуло, как в припадке. 
   -Гриня, Гриня, проснись,проснись паразит, проснись сукин сын! Гринька!! 
Никакой реакции. Он с трудом разгрёб покрывавшие его щепки, а это, на ощупь, были именно они, и, сотрясаясь от колотья, оскальзываясь и теряя равновесие, на полусогнутых ногах, подобрался к окошку и выглянул. На него глянула яркая, полная луна. Ему, вдруг, на мгновение, почудилось, что она ехидно улыбается и как будто издеваясь, спрашивает: ,,ну, что приятель, струхнул малость, наложил в  штанчики?,,
   -Дура толсторожая! - держась за косяк, с трудом проговорил Фёдор. Подойдя к двери, он, перекрестясь, отворил её и, глубоко вздохнув, пересиливая себя, шагнул за порог. Огляделся. Тишина резала уши. Настороженный взгляд, искал хоть какого то движения, но его не было. Поверхность озера была скрыта под толстым слоем голубого тумана, в котором едва проглядывались контуры противоположного берега. Утихшая было дрожь, снова начала доставать Фёдора, но это уже было действие ночной прохлады. Зайдя за угол избушки, он помочился и поспешил в тепло помещения, где счастливый Григорий, скрытый под слоем щепок, виртуозно выводил почти соловьиные рулады. Ощупью Фёдор добрался до своего места и растянулся прямо поверх щепок. Думая, что  теперь не заснёт до самого утра, он принялся размышлять об удивительном происшествии, не предполагая, что их ждут ещё более удивительные.

    
    Проснулся он от крепкого тычка в бок и голоса Григория:               
- Ты что энто, Федюня, заболел што ли, али совсем с ума рехнулся?   Откедова стоко щепок припёр, заместо одеяла решил прикрыться? Ну и отмочил ты штуку, это ж надо!
    На улице было совсем светло и в избушке вполне хватало света, что бы рассмотреть, что пол в ней был на аршин засыпан, свежей сосновой щепой, на которой восседал Григорий, недоуменно оглядываясь и протирая усердно глаза.
   -Да и откедова здеся сосна, я штой то, ни одной не видал? Берёзка, осинка, ёлка – энти есть, а сосны нетути. Где ты её надыбал, да и зачем энто всё?
   -Слушай, Гришуня, - с волненьем сказал Фёдор, вспоминая пережитое, - тута ночью такое было, такое…!  И он подробно рассказал о ночном приключении.
    Григорий со вниманием всё выслушал, помолчал, задумчиво почесал в затылке и растянув рот в кривой ухмылке, ткнул кулаком в плечо Фёдора:               
  -Брешешь ты всё, Федюня, разыгрываш меня. Сон свой рассказываш.
  -Больна нада разыгрыват тебя - вспылил Фёдор. -А энто чё? – стукнул в сердцах рукой по толстому слою щепы.- Да мне полночи токо таскать её надоть. А ишшо нарубить, где то б. Да вот те крест святой не брешу! - перекрестился Фёдор, доставая из-за пазухи крест и целуя его. Григорий продолжал недоверчиво смотреть на него, всё ещё сомневаясь в правдивости его рассказа.
   -Ну ладно, ладно. Будя вопить та. Было, так было,- примирительно произнёс он.
    Оскорблённый недоверием друга, Фёдор, так и сидевший на щепе,  некоторое время ещё дулся, затем поднялся: - Иди, по стопарю на опохмелку кинем, да верно уж пора и сетку проверить.
   В несколько расстроенных чувствах, друзья сели за стол и плеснув в кружки самогонки, хмуро чокнулись:               
   - Ну, давай!               
И они вяло, стараясь не встречаться взглядами, начали доедать остатки вчерашнего  ужина.
     На улице их встретило ясное, погожее утро. Похоже, что солнце, находящееся где то за их спинами и не видное из-за деревьев,  было уже достаточно высоко, так как противоположный берег озера был светел и хорошо просматривался. С поверхности озера исчезали последние клочья тумана. Небо поражало своей бездонной голубизной. Прохладный, чистый воздух, проникая в легкие, вызывал лёгкое головокружение, сходное с ощущениями вызываемыми рюмкой вина.
   -Ии-эх-ха-ха,– пропел Григорий, – хорошо то как!
Друзья не спеша, направились к озеру. Не доходя до лодки с десяток метров, Фёдор вдруг резко остановился:               
   -Ну к, стой ка! – почему то шёпотом произнёс он, - смотри- ка! На корме!!                На корме лодки, свернувшись в тугой, черный комок, лежала собака. Григорий сделал несколько осторожных шагов к лодке.
   -Эй, хватит спать, пора вставать! – громко произнёс он. Такой реакции на слова Григория друзья никак не ожидали. Собака стальной пружиной на метр подлетела кверху и, распрямившись в воздухе, упала на корму на задние лапы, при этом деревянно стукнув ими о доску. Лишь на мгновенье увидели незадачливые рыбаки, полный негодования блеск маленьких, узко посаженных красноватых угольков глаз, да маленькие рожки на круглой детской головке. В следующий миг небольшое тельце, высоко подпрыгнув и описав в воздухе дугу, почти вертикально вошло в воду, оставив после себя лишь расходящиеся круги. Гришка с размаху грохнулся задом на песок берега.
   -Да э-эн-то чёж тако? – заикаясь, произнёс он.- Ба-а-тюшки-светы, никак сам чертяка был!
   -То-то и оно, што сам. А ты мне, дура, не верил! - ожесточённо дёргая себя за бороду обеими руками и яростно царапая голову, проговорил Фёдор. Друзья остолбенело уставились друг на друга, не в силах говорить. Долго они сидели на берегу, молча переваривая виденное.
   -И чё же мы теперича делать будем? - опомнился Григорий.
Федор, раздумывая, молчал.
   -Што жа, – после долгого молчания, наконец, произнёс он, -уходить нам отседова совсем пустыми, ну, вроде бы как, обидно. Да и сетка стоит. Надо ба снять, жалко оставлять та.
   -Слушай, Федюха, могет  плюнем на всё, соберем свои манатки, да и айда с Богом отседа, а? – простонал Гриня. -На хрен и сетку эту, жисть та  дороже. А ну, как утопит нас посерёдке озера черт от этот, али ишшо кто? Ведь кто ж его ведает, кака тут друга дъявольщина имеется! Пошли, а? - просительным тоном закончил он.
  -Нет, Гриня – сказал Фёдор, - ты как хош, а я поеду сетку сниму. Она денег больших стоит. Не оставлять жа чертякам на память. 
   Он решительно встал и пошёл к лодке. За ним, постанывая и ругаясь, поплёлся Григорий.
   -Стой-ка, – приостановился Фёдор, – сбегани, Гришуня, за топором, да выруби шестик подлиньше.  Попугаем чертяк ежли что                Григорий охотно помчался выполнять просьбу друга, лишь бы подальше быть от страшного озера. Но как ни крутись, а в лодку всё же пришлось сесть и ему.


   Мощные гребки Фёдора позволили судёнышку быстро преодолеть водное пространство, отделяющее их от другого берега. Осторожно подгребли к поставленной сети. Колья, к которым была привязана сетка, стояли на месте, но поплавков не было видно.
   -Што такое – приподнялся в лодке Григорий, - где жа сетка та наша, не видать што та?..
Фёдор, развернув лодку, подплыл к ближнему колу, наклонился вглядываясь, опустил руку в воду :
  - Фу-у-у!  А то я ужо спужался. Ну, тута она тута,  вота и верёвка, токмо под воду ушла с поплавками вместе. Нутко, дёрнем, подернем, - ухватившись за шест и потянув его к верху, произнёс он.   От его усилий, челнок погрузился в воду чуть не по самые борта.
   -Ух, ты, как подзасосало-то. Гриня, иди-ка, подмогни, давай вдвоём потихоньку.
Григорий подобрался к корме и они, осторожно покачивая лодку, начали вытаскивать шест, с привязанной к нему сеткой. Вытащив и бросив его на носу лодки, взялись за верёвку и стали перебирать её, подтягивая судёнышко. Показались поплавки.
  -Мама родная – сдавленным голосом произнёс Григорий, - ты глянь, што деется то!
Вся сеть была забита рыбой. Фёдор, с трудом вытянул край сетки на борт лодки. Огромные, круглые, как поросята, золотистые караси, тяжело заворочались на дне лодки, запутывая сеть. Фёдор крепко прижал рукой к борту лодки шнур сети, а Григорий, восхищённо ругаясь, освобождал запутавшихся рыбин.
     Больше часа освобождали они сеть от фантастического улова. Лодка, почти до бортов наполненная живым, червонным золотом, стала неповоротливой, тяжёлой. Некоторые караси, лежащие в лодке сверху, на горе своих собратьев,  подпрыгивая, выскакивали из-под сети накрывавшей их и плюхались с громким плеском за борт. Из оставшейся части сети, друзья, вынув рыбин, просто отпускали их в воду. Наконец, вся сеть была собрана.
    -Вот так-та-а-к,  - протянул Григорий, - и чё же мы с энтой рыбой делать то будем? Здеся её пудиков за двадцать будет! Ежели б лошадку хорошую с телегой, да дорогу каку-никаку, увезли б.
    -Вот, што – задумчиво произнёс Фёдор, -  можно б коптильню сварганить, так соли у нас мало. Придётся, однако, лопатки стругать, да в берегу запруду копать, да решётками загораживать и туда карася запускать. А потом делать несколько ходок домой.
   -Ну, отец мой, совсем ты одурел от жадности. Да мы с тобой  за энти ходки, ноги-то, до жопы сносим. Не согласный я. Давайкося выкинем к чёрту  рыбу энту, обратно в озеро, оставим себе немного, да и домой с Богом!
   -Да ты што, такую рыбу и обратно в озеро? Да ни за што! -вскричал Фёдор, и вынимая весло из гнезда: -Вон бери лучше второе весло, да погребём обратно.
    -Дурак ты, однако, Федька, боком бы не вышла нам энта рыбалка, - зло бросил Григорий, беря в руки второе весло и на карачках, по прикрытой сеткой, расползавшейся под весом Грини рыбе, пополз на нос лодки. С трудом развернув её в сторону противоположного берега, они начали грести, держа весла в руках и стараясь одновременно опускать их в воду.
   -Не серчай, Гришуня, - немного  виновато произнёс Фёдор, -всё будет путём.
     Кой как добрались до середины озера. Размеренный плеск весел да журчанье воды за бортом, разгоняли гнетущую тишину озера.   Солнце уже поднялось высоко над лесом и ярко заливало своими лучами окружающие берега и поверхность озера, создавая слепящие блики, заставлявшие жмуриться наших рыбаков.
     От сильного толчка оба чуть не вылетели за борт лодки. Ощущение было такое, как будто судёнышко налетело на невидимую преграду, или село на мель. Друзья изумлённо уставились друг на друга.
   -Энто ишшо што за черт – выругался Фёдор, - на што-то сели? Нутко, Гришуня, гребанем-ка посильнее. Они яростно принялись работать вёслами, но, сделав по два десятка гребков, убедились, что не сдвинули лодку ни на аршин.
   -А ведь чёрт и есть! - выпучив глаза, и почему-то шёпотом произнёс Григорий.
    -Дайко-ся, я попробую шестом, могет, и в сам деле, сидим на чём.
Фёдор схватил шест и, наклонившись над краем лодки, стал яростно пихать его в воду, пока тот полностью не погрузился.
   -Глыбко. А, нутко, так! – и, взявшись обеими руками за конец шеста, стал водить им под лодкой: - Нету ничё, чисто! - выдохнул он.
   -Мать Пресвятая Богородица, - запричитал Григорий, - заступись, спаси и сохрани!
   -Ну, хватит выть то – в сердцах прикрикнул на Григория Фёдор, - водяной энто с нами балует! - и он, выпрямившись в лодке во весь рост, заорал  на всё озеро:
   -Ах ты, образина длиннобородая! Ты энто чё же вытворяешь, с православными то христьянами? Отпусти нас, сей же час! Не держи лодку, а ня то доберусь я до твоей бородищи, да и повырываю её к чертям    собачьим!                Резкий толчок чуть не перевернул лодку. Фёдор, потеряв равновесие, вылетел за борт, а Григорий со всего маху упал спиной на рыбу. Фёдор, вынырнув из воды с вытаращенными глазами, увидел, что лодка начала вращаться на одном месте, всё время, убыстряя своё движение. Верхом на куче рыбы восседал Григорий и беззвучно раскрывая рот, что- то кричал. Фёдор сообразил, что в уши ему попала вода, и поэтому он ничего не слышит. Работая одними ногами, Фёдор несколько раз ударил себя по ушам ладошками и услышал вопль Григория: -Дале, дале-е отплывай Фе-дька! Энто водоворот, во-до-во-рот! За-со-сёт! От-плы-вай да-ле!
   -Гри-и-ня - отплевываясь от воды, заорал Фёдор, - сигай в воду, к берегу поплывём! Сигай скорей!
     А между тем, лодка с Гриней, вращаясь, всё стремительней, начала погружаться в быстро образующуюся воронку. Во вращение пришла и та часть воды, где плавал Федор, и он инстинктивно начал отгребать от края  воронки, пытавшейся затянуть и его. Дикий страх, вдруг, судорогой стянул всё тело, и ему стоило огромных усилий, удержаться на поверхности воды. Лодка с Григорием опустилась уже ниже уровня поверхности озера. С того расстояния, где плавал Фёдор, была видна одна лишь голова Грини, с бледным, судорожно искажённым лицом. Вот исчезла и голова, остались лишь быстро вращающиеся, вытянутые кверху руки. Послышался  последний, сдавленный крик Григория: Проща-ай, Фе-едька, про-о-щай!!! – и всё было кончено. Не осознавая, что он делает, Фёдор изо всех сил, колотя руками и ногами по воде, поплыл к краю воронки и стремительно соскользнул вниз, прямо во вращающееся, страшное, тёмное горло.
    -Держи-ись, де-ер-жи-и-сь Гришу-неч-ка,– хрипло шептал он, - я иду к тебе!!!
   Перед тем, как сознание оставило его, Фёдор успел поднять голову и, высоко-высоко вверху увидел яркий, маленький кружок голубого неба. Потом не было ничего.


    Жизнь медленно возвращалась к нему. Перед внутренним взором вращался калейдоскоп потрясающих цветных узоров, которые, наслаиваясь, друг на друга, создавали совершенно фантастическое буйство красок, сопровождающееся необыкновенной музыкой. Плывя по её волнам, Фёдор ощущал себя крохотной капелькой, качающейся в такт волшебной мелодии.   Хотелось раствориться в этой фантасмагории, быть частью её, навсегда слиться с ней, но какой то голос, настойчиво и требовательно шептал: - Очнись, Федечка, очнись, просыпайся Федюня! Открывай глаза, вставай, вставай, вставай!   
    И Фёдор очнулся. Над ним тормоша его и толкая, склонился Гришка, друг дорогой:
 -Ну, слава тебе Господи, очнулся наконец. А ня то я уж подумал ,что ты кранты отдал.  Ан нет! Ну да ведь мы же вячкие, а вячкие завсегда хвачкие. И огонь и вода, для нас всё ерунда.  Вставай, подымайся Федюня, пойдём рыбку выгружать с лодки.
  Фёдор обалдело уставился на Григория:                -Каку рыбу? Кака лодка? Гриня! Да как же ты та живой от остался, не утоп!? Матушка моя, Пресвятая Богородица! Да энто што жа произошло? Я спал што ли, и всё энто во сне видел?
   -Да нет, Федюня, всё энто с нами взаправду было. Хорошо однако, пошутковал  с нами Батюшка Водяной. Ни в жисть ба не поверил, што тако могет быть! - высморкался и снова протёр глаза Григорий. 
    -Вот вить хреновина кака. Это когда в трубу то меня затянуло, я как приклеенный был, не шевельнуться. А уж крутило, – ну прям карусель. Гляжу вверх, а тама токмо неба кружочек, да ты на стенке трубы, как муха прилипшая крутишься. И вить видать всё отменно! Токмо гудёж стоит, да  чмоканье како-то. А дышать лехко было, водицы и не глотнул! Ну, а потом та темно стало совсем, токмо поточки в голове запели, защёлкали. И всё. Больше ничё не помню. Очнулся в лодке у берега. Лежу на рыбе и в небо смотрю. А оно сине-сине, прям безна. И высоко-высоко поточки летают. А я лежу и в башке кручу, сон ли, наважденье ли како, али  взаправду было? Но таки встал, огляделся, смотрю, а в лодке  рыбы та и четвертины нетути. Отпустил Батюшка рыбку та в озеро, но и нам не пожалел, отвалил порядком. Стою, гадаю: да где жа мой Федюня, да неужто утоп, аль ишшо как уморил его Водяной? Стою, плачу. Слышу, кашляет кто-то, пырхает во всю! Я шасть по берегу. Гляжу, а ты за кустом лежишь, ноги в воде, а тулово на берегу. Вытащил я тя, давай отхаживать. Ну, и вота, мы снова с тобою вместе! – радостно закончил Григорий, крепко обнимая Фёдора. Не менее пылкими были  и  объятия друга.
- Ну и ну, вот так-так, - стоя около лодки, и разглядывая оставшуюся в лодке рыбу, качал головой Фёдор, - это ж надо, што сотворил длиннобородый. Ну, да ладно, спасибо, что хоть жизни нас не лишил!
    И он, расправив плечи, набрав полную грудь воздуха, чувствуя как тот живительной силой вливается в него вызывая восторженное, радостное чувство жизни, заорал во всё горло:               
-Спа-а-си-и-бо-о,  де-е-ед! Спа-си-и-бо!!!