Колдовское наследие - сказ второй

               
   1 глава

  -Вот напасть-то. Опять мы с тобой, Гришуня, в переплёт попали,  -ругался Федор, выпрягаялошадь.                - Глянькося, ночь, какая уже, а мы с тобой только приползли.
Рядом,  помогая,суетился Гришка.               
  - Да ничё, Федюня, ночь от длинная, успеем, помоемся.
  -Да помыца то, могет и помоемся, а вот, ужо, попарицца-то, - не придёца. Пар, какой и был в баньке, да весь вышел. Вода и та давно уж остыла, наверно, в тёпленькой  брандаться  будем.
  -Ну, погреемся хоть,  пот да грязь смоем, - утешал Гриня.
        Ещё накануне, друзья повезли в Котельнич зерно ржи, чтобы перемолоть его на  муку. Лето катилось к осени, впереди предстояла длинная зима, как без хлебушка то? Вот и покатили. Рассчитывали по знакомству побыстрее смолоть. Фёдор три года работал в помощниках у мельника, и только год, после смерти старого кузнеца, как начал работать в кузне. Мальчишкой, он много времени проводил в кузне, помогал, приглядывался, сам пробовал ковать.
   Нравилось ему огневое дело. Кузнец, дед Ерофей, наблюдая, как на лету всё схватывает крепкий парнишка, видел в нём своего преемника, но тот, став взрослее, по натуре своей непоседа, ушёл с другом на заработки, побродить, да и мир повидать.    Побродили, заматерели, построили себе с Гришкой по дому, обзавелись жёнами да детьми, и осели. Но счастье Григория оказалось недолгим.
   Были они с Фёдором в отъезде,  а вернулись - окаменели. Вместо дома Гришкиного - пепелище. Жена его, Анастасия, угорела и погибла в огне, а двое погодков, Мишка да Анька, сумели выскочить. Так и стали они  жить у Фёдора одной семьёй. Три годочка пролетело, а Григорий так и не женился. ,,Куды я, – говорит, – жену приведу? Вот деньжат наработаю, дом построю, хозяйством обзаведусь, а уж там и видно будет,,.  Но, пока, денег так и не собрал сколь надо.
   Расчёт их с молотьбой зерна, не оправдался. На мельнице, как на грех, собралось много желающих молоть. Фёдор хоть и поругался, но лезть без очереди не стал, вот и проваландались, чуть не два дня. Да дорогой новая напасть. Лопнул обод переднего колеса у телеги. Сваривать надо, а где, только в кузне своей.  Кой как вышли из положения. Хорошо веревка с собой была. Добрались, а вернее доползли, до дому.
      Разгружать муку не стали, в темноте-то все и ноги переломаешь, пока в амбар мешки волохаешь. Лошадь Гриня отвел на конюшню, попоил её, насыпал овса: ,,ешь милая, досталось тебе за энти  дни.,, Та благодарно фыркала.
    Прошли в избу. Темноту чуть разгоняла  лампадка под образами.  Как ни тихо старались идти, Александру, жену Фёдора разбудили таки.
   -Ты,  Федя? – высунулась она из дверей спаленки, - Спим мы давно. Где вас черти носили? Дети все глаза проглядели, всё гостинчиков дожидались, да так и заснули на полатях, не дождавшись. Случилось чё? – шёпотом проговорила она.
   -Мы, мать мы, с Гриней. Добрались, слава Богу. Обод у колеса лопнул, вот и провозились. Да и на мельнице пришлось задержаться, народу много. Заночевали в Котельниче.
   -Ну и ладно, живы и хорошо. Идите-ка на кухню, в чугуне картошка ещё наверно тёплая, я его на шесток поставила. Молоко  на столе, в крынке. Поешьте. Да лампу зажгите.
   -Мы, Саня, хотим в баньку сначала сходить, день от субботний. Топила ты баньку та?   
   -Топила, топила. Мы то все помылиса, попарилиса хорошо. Всё думали, ну вот вы чичас появитесь. Ан и нет вас во время. А теперь, какой пар в бане, всё остымши  давно. Ну да сходите, хоть помоетеса. Вона тама, на лавке, бельишко вам приготовлено. Подьте. – она закрыла за собой дверь.
   -Пошли, Гришуха, - сказал Фёдор, ощупью пробираясь к лавке и забирая с неё корзину с чистым бельём. Они вышли через заднюю дверь во двор, чтобы огородом пройти к реке.

    2 глава

      -Глянькося, как вызвездило то, - произнёс Гриня, задирая голову.
   -Да-а, - глядя в небо, восхитился Фёдор. – Вот ба, энти звёздочки, да в червонцы превратились, да к нам в корзину. То-то, деньжищ было б.
    Неожиданно, одна из звёзд сорвалась со своего насиженного места и стремительно полетела к земле. Прочертив на небе длинную дугу, она ткнулась в землю, где-то на берегу Вятки, как раз в районе банек, длинной цепью опоясывающих побережье. Друзья отчётливо услышали глухой удар, дрогнула земля.
    -Ну, Федька, твои слова да Богу в уши, Не иначе, как здоровущий кусок золота  кинул он нам на бережок. Айда скорее искать! - восторженно прошептал Гриня, от удивления потерявший голос. Друзья, забыв об осторожности, не думая, что в темноте и башку сломать можно, бросились через огороды, прыгая по грядам, чертыхаясь, спотыкаясь и падая, как безумные, с треском, напрямик  продираясь сквозь кусты и перепрыгивая заборы. Встрёпанные, ободранные выскочили на берег. Вдоль него, неровной, прерывистой цепью выстроилось десятка три разнокалиберных бань.
   -И чё мы с тобой Гриня, найдём здеся в темноте то, не знаю, - тяжело отпыхиваясь произнёс Фёдор.
   -Да, как это, не найдём, найдём. Он, кусок от, светиться должон. Золото ведь, да и нагрелся,  наверное, летел пока.
  -Как же, золото, разевай рот шире. Бог то, дурак што ли, такими то кусками золота бросаться.
  -Так чё ж ты тогда, как дурной, мчался? - хмыкнул Григорий.
  -Чё, чё, так ить  антиресно, што там грохнулось? - ответил в некотором смущении Фёдор. – Ладно, давайко-ся пошарим малость, могет и найдём чего..
     Долго они ходили от баньки к баньке, до боли в глазах всматриваясь в темноту. Осмотрели весь берег, но так ничего и не нашли.
   -Тьфу ты, - плюнул, наконец, Фёдор, - только время зря потеряли, уже вымылись ба давно, да и спать легли.
   -Ну ладно, Федюнь, надо будет завтречка походить, посмотреть, а ну, как и найдём чё, то-то шуму будет. Пойдём, помоемся пока, время то за полночь, пожалуй.
    -Пойдём-то пойдём, да вить и вода-то совсем остыла, наверное, - ворчал Фёдор, таща корзину с бельём, как только не растерял его. Они с трудом разыскали свою баню, и, отворив  дверь, вошли во влажную, тёплую темноту.

    3 глава

     -Во, темень то, глаз выколи, -  проговорил Фёдор, ощупью, по стенке пробираясь к окошку предбанника, на котором обычно стояла стеариновая свеча и лежал коробок со спичками. Пошарив по подоконнику, он к своему удивлению, кроме свечи в подсвечнике, больше ничего не нашёл. Спичек не было. Наклонившись, провел руками по скамейке стоящей под окошком. Нет ничего. Присев, на всякий случай, пошарил и под скамейкой.
-Твою мать, - выругался он, - спичек нет. Гриня, зайди-ка в парную, погляди, могет в печке уголёк какой найдёшь. Вздуем, да щепку зажжём, а там и свечу.
   Григорий, стоявший молча в дверях, отворив дверь парной, вошёл туда, закрыв за собой.
   -А жарко ишшо, и вода в котле горяча, ух ты, -  пробуя воду рукой и обжёгшись, бубнил он, нащупывая около печи кочергу. Поворошив ею в печке, не обнаружил ожидаемого сверканья угольков.
   -Не, Федюнь, прогорело всё, ни искорки, - с сожаленьем сказал он,  выходя из парной. – А камни в каменке горячи ишшо и парку поддать, пожалуй, можно б.
   -Вот чёрт, -  чертыхнулся Фёдор, - пробегу-ка я по банькам, могет, где и есть жар.  Больно уж не хочется в темноте-то мыться. А ты раздевайсь, да иди в парную, полежи покамест я хожу.                Нащупав ногой в углу загремевшее пустое ведро, для золы, он, взяв его, вышел на улицу.
     Смутными, темными пятнами, на фоне едва  видимой свинцовой глади реки, просматривался ряд бань, расположившихся вдоль берега в десяти-двадцати саженях от воды.
    Его банька была предпоследней, поэтому к крайней бане он не пошёл, а пошёл к ближней в длинном их ряду. В ней горячих углей он не нашёл и, ворча, пошёл к другой, за ней к следующей, уходя всё дальше и дальше по длинному ряду бань. Нигде в печках жара не было, угли погасли. Ругаясь и проклиная всё на свете, Фёдор остановился и огляделся, пытаясь понять, как далеко он забрался. Так и не поняв, около чьей баньки он находится, решил, что эта будет последней, куда он зайдёт, а потом возвратится к своей. Гриня там уже, наверное, и в темноте сумел помыться.
    Отворив дурным голосом заверещавшую дверь, он с некоторым содроганием, удивляясь неожиданно появившемуся вдруг какому то страху, вошёл во внутрь.
 
   4 глава
               
    Почти все баньки в деревне строились по одному, общепринятому образцу и отапливались по ,,чёрному,,. У всех был предбанник, где можно было раздеться, перед тем, как идти в парную. В нём можно было передохнуть, после яростной порки себя веником, поостыть перед следующим заходом на полок.
     Как правило, таких заходов было несколько, и парились до изнеможения, охая, кряхтя и стеная от удовольствия получаемого от контакта с веником и лютым паром, который сами же и создавали, поддавая воду на раскалённую каменку. Камни в ней нагревались с помощью печи, со специальной нишей, в которую укладывались они, и ставился котел для воды. Печь разжигалась, огонь снизу нагревал камни и воду. Большая часть дыма уходила через дымоход на улицу, но часть его попадала в помещение парилки, так как печь клалась в ней, для большего тепла.
    После того как, камни и вода в котле нагревались, парную проветривали от набравшегося в неё дыма и пожалуйте мыться. На раскалённую каменку плескалась вода, и после нескольких ковшей, дышать от жара и пара можно было с трудом. Недостаток такой бани был в закоптелых стенах, к которым не дай Бог прикоснуться, не отмоешься.
    Бани по ,,белому,, строились несколько иначе. В парилке, так же, стояла печь, с каменкой и котлом, но отверстие топки выводилось в предбанник, создавались ещё некоторые ухищрения, и дыма в парную попадало значительно меньше.

   5 глава

       Фёдор, нащупав дверь в парилку, и громко брякнув ведром о косяк, вошёл в парную.
   -Ну, слава те Господи, есть угли, - облегчённо произнёс он, увидя в раскрытой топке печи, приглушённое золой, золотистое сияние. На его слова, с верхнего полка, раздалось громкое фырканье, заставившее Фёдора от неожиданности подскочить. Он отчётливо почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом, сердце, громко ёкнув, провалилось, куда то вниз, а непонятная слабость подкосила ноги, и он упал на колени перед отверстием печи.
    -Кто здесь? – сразу осипшим голосом произнёс он. В ответ ни звука, тишина. Далеко не робкого десятка, много раз бывавшего в различных переделках Фёдора, охватила вдруг непонятная истома, лишившая его всех сил. Ему  захотелось растянуться, прямо на полу парной и, закрыв глаза, погрузиться в сон. Превозмогая себя, он снова спросил:
   -Ну, так кто же здесь есть, ответь, сучье племя, черт тебя побери, не видать ведь ничо.
И снова  фырканье, но на этот раз такое мощное, что из открытого отверстия печи, полетела зола и раскаленные угли прямо в лицо и на одежду сидевшего, на своих собственных пятках, Фёдора.
   -Ах ты, нечистая сила, - бросив ведро, заорал не своим голосом Фёдор, вскакивая с пола стряхивая и охлапывая с себя угли.  Несколько из них попали  за ворот рубашки,и теперь, провалившись вниз, немилосердно жгли ему брюхо, заставив скакать козлом, вытряхивая их. Ладно, хоть брючный ремень   затянут.
   -А ну, покажись, кто ты там ни наесть, выдь сюды, - распаляясь, кричал Фёдор.
   Стены парной неожиданно начали светиться странным, постепенно усиливающимся красноватым светом, осветившим помещение парной, стоящую под окошком у стены лавку с ведрами, полки.
    Кой-как, продрав слезящиеся глаза от попавшей в них золы, Фёдор, в тусклом, призрачном свете, узрел на верхнем полке, чудо-юдо. Гигантскую, в добрую сажень, приплюснутую сверху и от своей тяжести  расплывшуюся по полку, как большущий ком теста, голову - колобок, иначе и не назовёшь. Только в сказках колобок, который замесила бабка, пометя по амбарам и скребя по сусекам, был милым добрым, несколько самоуверенным и весьма симпатичным созданием. Здесь он был до жути страшным и отвратительным. У Федора, от изумления, отвалилась челюсть.
   -Чур, меня, чур, чур, чур – забормотал он, - с нами крестная сила. Чур, меня, чур!
    Голова, удобно расположившаяся на верхней площадке полка, заняла почти всю его поверхность. Огромные, с большую тарелку, красные, без век  и ресниц, светящиеся, как бы изнутри, глаза, зло смотрели на Фёдора, казалось, желая испепелить его.
    Большущий рот с толстенными губищами, кривился в злобной гримасе.  Небольшой нос судорожно раздувался, то, выворачивая, то, втягивая ноздри. Казалось, что голова собирается чихнуть,
    но никак не соберётся с силой. Ушей Фёдор вообще не увидел. 
    Но вот, всё быстрей и быстрей, глаза головы начали вращаться.  Щёки колобка и без того толстые, да круглые, стали надуваться, краснеть, наливаться жаром,  губы вытягиваться в трубочку, наподобие хобота. Красные глаза, став ещё огромней, полыхнули огнём, и вдруг закатились вверх. Нос сморщился и провалился, куда то внутрь головы. Две огромные щеки сомкнулись, образовав одну большую, вертикальную складку, ограниченную, в нижней части, вытянутым  вперёд и теперь полуоткрытым наподобие клюва, ртом. Похоже, что колобок собрался чихнуть.
   Какой это будет чих, Фёдор сообразил быстро и понял, что если он не уберётся отседа, сей же момент, может статься, что этот момент будет последним в его жизни.
   Голова, теперь, полыхала ярким светом, стены светились, раскалённым железом и источали ужасающий зной, а в бане было светло, как днём. Затрещали на голове волосы, рубаха начала дымиться, горло перехватило жаром. Ещё чуток и он вспыхнет, как факел. Подхватив с пола ведро, Фёдор стремглав бросился вон.      
    Выскочив на улицу и пробежав с десяток саженей, он, хватая широко открытым ртом живительную, ночную прохладу, остановился и оглянулся назад. Окна баньки пылали, как пылают отражённым солнцем стёкла домов. Этот свет растворил далеко всю темноту ночи, и Фёдор, с удивлением и ужасом отметил, что занесло его в поисках угольков, в баню бабки Акульи, знахарки и колдуньи, и, как утверждали многие деревенские, знавшейся с нечистой силой.
     Самое интересное было в том, что бабка два года, как померла, и баньку её старались обойти стороной и, конечно же, никто и подумать не смел, что бы затопить её.
   -Ну, мать честная, курица мясная, - только и смог пробормотать Фёдор, глядя на баньку и ожидая чиха, который развалил бы её на куски. Но чиха так и не последовало. Окна баньки начали тускнеть, и через минуту все вокруг погрузилось в темноту.
     Федор, прокашлялся, и, всё ещё содрогаясь от внутреннего напряжения, от ужаса, который ему пришлось пережить, позвякивая ведром, побрел по дорожке в сторону своей баньки. И тут, глаза его, узрели некое сияние, исходившее от ведра.
   Приподняв его и заглянув внутрь, он увидел насколько раскалённых угольков, попавших в него, по-видимому, во время  фырканья головы, или во время козлиной пляски Фёдора, при стряхивании их с одежды.
   -Вот то да, - удивился Фёдор, яростно скребя затылок,  значится, со светом будем.

   6 глава

         Он прибавил шаг и через пару минут, отворил дверь своей баньки.
   -Ты живой тут, Гришуня, - крикнул он в темноту. – Аль помылся уже.
   -Тута я, на полке.  Пригрелся, тебя ожидаючи, да и заснул. Где ж это  черти-то тя носили? Думал, до утра тя и не увижу. А знаш, как есть хочется, прям  невмочь уже.
   -Принёс я, Гриня, угольки то, - не отвечая на реплику друга, сказал Фёдор, - нашёл в баньке бабки Акульи, чичас свет вздуем.
   -Ты чё брешешь то, Федь? Бабки давно на свете нет, кто баню то топить будет? Не кому. Все боятся, стороной обходят её, - после некоторого молчания, произнёс Гриня.
   -Ан и нет, - сказал Фёдор, зажигая свечу, и высыпая угольки в печуру, - значит, есть кому. В подробности вдаваться не стал, решив, что расскажет о ночном своём приключении  завтра, при свете дня. Не стоит пугать друга, на ночь, чертовщиной такой.
    Поставив, раздвинувшую тьму, горящую свечу на подоконник, Фёдор, выскочил в предбанник и быстро разделся. Зачерпнув из котла ковш, ещё  горячей воды, плеснул на каменку. Зашипела,  испаряясь, вода. Ещё ковшик, ещё. Вместе с образовавшимся паром пошёл жар. Но вода из ковша, попадая на камни, не взрывалась,  как обычно, а так, шипела лишь не сильно.
   -Да, - промолвил Фёдор уныло, - не будет у нас пара, остыло всё.
   -Будет те причитать то, хватит ишшо нам, - расправил заранее распаренный в горячей воде веник, Григорий. – Ложися-ка на полок та, я тя вздую малость, вот токо чичас водички наведу. Он налил из котла в деревянные  шайки горячей воды, разбавив её холодной из ушата, стоящего на скамейке у двери.
   Фёдор, бросив ещё несколько ковшей воды на остывающие камни, покряхтывая, взобрался на верхний полок и ничком вытянулся на нём.
      Парились не долго, какой там пар, не пар, смех один, баловство. Да, в общем то, они и не рассчитывали на лучшее. Слава Богу, хоть так сподобились.
   -Ну, всё, Гришуня, давайкося, и я еще разок, пройдусь веничком по тебе, да и помоемся, - яростно взмахнул веником Фёдор. От его замаха, пламя свечи, стоящей на оконце, заметалось в разные стороны, да и оторвалось. Друзья остались снова в темноте.
   -Ах, што б тебя, - в один голос воскликнули оба и рассмеялись над своим дружным восклицанием. Хоть и плохонький свет от одной свечи, да все ж таки лучше, чем тьма кромешная.
   -Угольки наши, конешно, погасли уже, - спустил с верхнего полка ноги Григорий, собираясь слезть на пол.
Фёдор заглянул в печь и  подпрыгнул от удивления, увидав в ней яркое сияние.
   -Мама родная! Да энто што ж за чудо! Полна печь жару! – осеняя себя крестом, воскликнул он.
– Было-то три горячих уголёчка всего, а теперича, эвон сколь! Ну и ну! Чудно, однако!
    Гришка тоже удивлённо охал. Давно погаснуть бы должны уголья, а они разогрели даже и те угли которые были в топке холодными.
    Снова зажгли свечку и стали мыться, обсуждая происшедшее.
      -Нет, брат ты мой, - натирая мочалом грудь, говорил Гриня, – штой-то тут не так. Так ты, Федь, баешь, што из печки баньки бабки Акулины выгреб энти уголёчки? А чёж, тогда, только три штуки, а не пол ведра, а-а?
   -Чё, чё, да через плечо с цветочком! На кой хрен, мне было выгребать из печи все уголья то. Нешто нам и трёх не хватило ба, штоб свечку зажечь? – отфыркивался Фёдор, злорадно думая про себя: ,,ну, погодь, Гришунька, я тя удивлю завтрева”.
Но, отбиться от Грини с его расспросами было не просто.
  -Отвяжись ты от меня, нечистая сила, - разозлился Фёдор, выплеснув оставшуюся в своей шайке воду, на голову Григория. 
   -На-а-а-ших бьют, - завопил тот, в свою очередь, выливая воду на Федьку.
   Потузили друг друга, потолкались и стали домываться.  Свеча догорала и давала скудный свет, который даже тени в углах парной не мог разогнать. Зато из открытой топки печки исходило яркое сияние и свеча, со своим жёлтым язычком пламени, была, в общем, то и не нужна. Окатились, пофыркали и пошли в предбанник.
   -Антиресно, - произнёс Гриня, обтираясь полотенцем и глядя на сияние в парной, через открытую дверь. – Сколь же, уголёчки энти, гореть будут? По всем статьям, в печке одна зола должна ба быть давно. Ан нет, сияют себе. Антиресно, - повторил он.
   -Могет, в сам деле, заколдованные они, вот и горят так долго. Зайдём сегодня сюды вечерком, поглядим, - напяливая рубаху, высказал свою догадку Федор.
   -Да, - притопнул сапогом Григорий, - уж и петухам пора ба петь.

   7 глава

      Выйдя на улицу, друзья дружно перекрестились: ,,слава те Господи, вымылись,, и направились по тропинке вдоль банек на центральную дорогу, которая делила всю деревню на две части и спускалась к перевозу у реки. Небо всё также звездило, но на востоке стало светлеть.
    Фёдор шёл позади Григория и, вглядываясь в силуэты банек, мучился ожиданием чего-то необычайного, что должно сейчас произойти. И оно не заставило себя ждать.
     А вот, похоже, и банька бабки. Сердце Фёдора учащённо забилось в груди, слегка отдавая в горло. Снова непонятная слабость начала накатывать на него, но на этот раз ещё более отчётливо.
   -Стой-ка, Федь, - внезапно остановился Григорий, - штой то ноги не идут. Перегрелся, наверное. С какого-такого пара, однако.
    Остановились, как раз напротив баньки колдуньи. И вдруг, с треском распахнулась дверь, и друзья, разинув рты, обалдело уставились на огромное, круглое, огненное страшилище, которое пыжась и надуваясь, заняв весь проём двери, пыталось выбраться за порог.
   -О-о-ох, - застонал Гриня,  опускаясь на землю и почти теряя сознание от неожиданности и страха.
    – Ш-ш-т-т-о-о за чу-у-до?
   -Не видишь, што ли? Колобочек!  Такой вот, миленький, симпатишненький, - ухватив Григория под мышки и оттаскивая подальше от дверей, бормотал Фёдор, морщась от невыносимого жара, который источала голова, даже на расстоянии.
   Между тем, голова, не сумев выбраться на улицу, начала свирепо вращать глазами и надуваться, вытягивая губищи вперёд, готовясь, то ли чихнуть, то ли дунуть. От жара занялись косяки у двери, и языки пламени, устремляясь вверх, начали жадно лизать  доски.     Фёдор,  сообразив, что сей час что-то должно произойти, подхватив на руки беспомощного Григория, бросился прочь от баньки. Вслед им раздался ужасающий свист, затем взрыв, и огненный вихрь, кувыркая, понёс их. Одежда на них горела. Фёдор, обжигая руки, судорожно  начал сбивать с  себя и лежащего без сознания Григория огонь.
  От  увесистых шлепков Фёдора, Гриня пришёл в себя:
   -Што это,- слабым голосом произнёс он, устремляя взгляд на обьятую пламенем баню.
   -Што, што? Горит, как вишь, банька бабкина, синим огнём горит, проклятая.
   -А голова где, иль мне токо померещилось энто всё?
   -Да не-е, не померещилось, - протянул Федя. – А головка     лопнула, наверное, от злости. Похоже, нетути головушки. Ну,страшилушка !
   Они долго, обмениваясь репликами, смотрели на горящее строение и лишь когда обрушились догорающие брёвна, встали с земли и, не сговариваясь, направились к пожарищу. Занималось утро, но деревня  ещё спала.

   8 глава

   Подойдя к сгоревшей бане, или к тому, что от неё осталось, они обошли несколько раз вокруг неё.  Но сильный жар от пожарища, не дал им подойти близко, и, порешив   заняться своими исследованиями позже,  они отправились домой.
     Как ни старались пройти в дом потихоньку – не получилось. На скрип дверей и половиц вышла Александра
   -Мужики, вы чё? Утро ведь уже, а вы заявляетесь токо. Ну, опять штой то приключилось?
    В слабом утреннем свете она не смогла сразу рассмотреть их, но приглядевшись  ахнула:
    -Што такое, на кого ж вы похожи? Чумазые, обгорелые, вонючие! На пожаре, штоль, были где?
Её вдруг осенила догадка: -Никак баньку нашу умудрились сжечь, паразиты. Так ведь?
   -Да нет, Саня, - запротестовали оба, - цела наша банька, да и помылись мы мал-мала.
   -Не похоже штой-то, - подняла она грязную, руку Фёдора. Тот, ойкнув и зашипев, отдёрнул её.
   -А ну, выкладывайте! - грозно приказала, накидывая  на плечи пуховый плат. - Токо тихо, дети спят.
 Шёпотом, несколько бессвязно, перебивая и дополняя, друг друга, обрисовали происшествия сегодняшней ночи. Александра  охала, удивляясь происшедшему, но не очень то верила рассказанному.
   -Давайте-ка, помажу я вам волдыри та, - доставая кринку с топлёным маслом, сказала она.
   -Так вы ведь так и не поели, бедненькие, - пожалела  их, смазывая волдыри и пятна на теле, снявших свои рубахи мужиков. –  Ладно горемыки,  волосья т пообгорели – ништяк, отрастут.
Забинтовывая тряпицей правую руку Фёдора, которая пострадала больше всего, спросила:
   -Как, в кузне та, работать будешь, долго, чай, болеть та будет?
   -Да ты не  печались, Саня, на мне, как на собаке. Заживёт. Вот живички сосновой надо-ть принесть из кузни, есть там у меня в банке. Живичка та, от ожогов, завсегда хороша.
    -Мы, чичас, Саня, молочка хлебнём малость, да пойдём в сенцы, поспим чуток, а уж потом поглядим, што к чему, - заправляя рубаху в порты сказал Фёдор.
    -Ладно, поспите. Да ведь мне уж и вставать пора скоро, Зорьку доить, да и в поле выгонять. Буду ходить, разбужу вас, в сенцах та. Да и дети встанут. Шли б на сеновал, да и спали б себе. Токо морды-то, сполосните хоть, а ня то дети увидют, спужаюца.
   -А и то, верно, пойдём Гришуня, - охотно согласился Фёдор.

   9 глава

    Поспать долго не удалось. Разбудили дети. Младшенький, Петюня, забрался по лестнице на сеновал, увидал спящих, да и заорал:
    -Ре-е-бя, батька тута, да и дядька Григорий здеся!
Навалилась орава в шесть человек, подняли, не дали поспать, подарки им подавай. Пришлось сползать с сеновала, подарки раздавать. Роздали. Всем по большому петуху на палочке, да по прянику медовому. То-то радость детворе, то-то счастье.
    Позавтракали блинами со сметаною, что ожидали их в миске на столе, накрытые чистой тряпицей, ещё горяченькие, заботами Александры. Самой дома нет, видать к соседке ушла новостями делиться, какая баба удержится.
   -Ну, как, Федюнь, - спросил Гриня, - пойдём на бережок ,,вчерашний день,, искать, аль как?
   -Пойдем, сходим, да заодно поглядим на баньку бабкину, да на еёнае наследие. Давай, токо, лопаты возьмем, на случай.
      Яркое летнее солнце ослепило их. На дороге никого не видно. Кто в поле, кто по хозяйству справляется. Детвора вся, какая ни есть, на реку умчалась. Где, как не на воде, день такой проводить. Святая детская забава. Положив на плечо заступы, друзья не спеша, пошли вниз, по дороге к реке.
    У причала стоял паром, который, в это время дня стоит без дела и нужен только вездесущей детворе. Вопли, визг и  хохот заполняли всё пространство у берега. Мальчишки и девчонки, лихо прыгали и ныряли с настила и с перил парома, по одному и по несколько человек сразу, нисколько не боясь, покалечить или утопить друг друга. Друзья, перед тем, как повернуть на тропинку, ведущую к баням, постояли, наблюдая за резвящейся  детворой.
   -Во-он, наши бесятся, - ткнул пальцем Григорий.
   -Да вижу, вижу обормотов, - кивнул головой Фёдор. – Эх, скупнуться б тоже, да подкоптелые-подгорелые мы с тобой Гриня, привяжутся, ещё, с расспросами. Пойдем-ка, поглядим на наследство наше.
      Они пошли вдоль банек, с сожалением поглядывая сквозь кусты и редкие деревья, растущие на берегу, на заманчивое сверкание реки. А вот и сгоревшая банька. Возле неё стояла кучка деревенских бабок, мужиков и ребятишек, шумно обсуждая происшедшее.
   -А я вам грю, што видала ночью, как звезда скатилась с небес, прям на Акулькину баньку. И удар слыхала, прям так -,, Бу-ум!” Вота и сгорела банька т! – размахивала батогом баба Ефросинья, известная деревенская сплетница и балаболка.
  -Ну да! Всё т ты знаш, - визгливо возражала ей бабушка Нюра, худая, согбенная старушка, с лицом как, печёное яблоко, всегда и всё берущая под сомнение. – Как ты, ночью, могла увидать, в какую баньку звезда т упала, когда и кота белого в трёх шагах не видать было.
   Вышла я на крылечко Ваську кликать. Со мною он спит. Ко спине привалица и легче мне опосля, не так гнёт та. Зову: -,,кис, кис, кис Васинька,,. А он мне: -,,мяу, мяу,,. Да где ж ты, нечистый дух, не вижу ничо. Он снова мне ,,мяу,,. Тута же, на крылечке сидит, в трёх шагах, а не видать, хоть и белай. А то, баньку она Акулины увидала, издали, да такой ночью.
   -Так ить я подумала, куды ж ещё звезде звездануть, как не в баньку колдуньи, - не сдавалась баба Фрося. – Вот и сгорела, а с чего б ишшо?
    Приход Фёдора с Григорием, повернул разговор в другую сторону.
   -Чагой-то вы, мужики, с лопатами та, - набросилась на них Ефросинья. -Аль картоху решили подкопать, аль здеся, в огарышах покопаться? И што тута тока найтить можна, окромя горелок? Вона, токо печь с каменкой та и сохраниласа. Осталь всё, подчистую, сгорело,
  -А вота мы, чичас, в печь та и заглянем, - в тон ей серьёзно ответил Гриня. -Могет, пирог от, не очень сильна подгорел, есть можна.
  -Какой такой пирог, гри, хотим знать! - зашумели старухи, приняв всерьёз шутку Григория, но тот, шагая по угольям, ещё сохранившим жар ночного пожара, наклонился к отверстию топки.
  -Глянь-ка, Федюня, сияют уголёчки та!
Фёдор, присев, заглянул в отверстие печи. Несмотря на яркий, солнечный день, в топке её, отчётливо было видно сияние раскаленных углей.
   -От то да, - удивлённо произнёс он, хотя нечто подобное и ожидал увидеть. – Ну, бабки, тащите-ка плошки каки, да берите кажна по уголёчку из энтой печки. Не простые уголёчки та в ней, заколдованные. Никогда не загаснут, всегда жар в печи будет и растоплять не нада. Никаких вам спичек. Энто, ведь бабка Акулина наследство нам оставила, пользуйтесь. Верьте, верьте, так оно и есть. В сам деле. Не вру, ей Богу!
   Бабки заохали, запричитали, стали тоже в открытую печь недоверчиво заглядывать, переговариваться. Вот двое уж и за плошками поскакали на своих клюках, как бы не опередил кто.
  -Пойдем-ка мы, Гришуня, до своей баньки, глянем, так ли всё энто, как я сказал тут.
   Они, закинув лопаты на плечи, направились к своей бане, оглядываясь на громко споривших оставшихся старух. В общем хоре голосов, выделялся пронзительный дискант бабки Нюры:
 - А я, грю вам, што враки всё энто, брешет Федька, все брешет!
               
   10 глава

      Прислонив лопаты к стене баньки, они вошли внутрь и сразу же, через открытую дверь парной, в полумраке помещения, увидели в топке печи яркое сверканье углей.
   -Ну-у, сияют и жар хорошай, - присел на корточки Фёдор и бросил в печь щепку, чтобы убедиться, что это ему не чудится. Щепка тут же занялась огнём.
- Похоже, Гриня, у нас, теперича, забот со спичками никаких не будет. Надо б, пожалуй, и домой, в избу, взять угольков та.
   -Здорово, - восхищённо произнёс Григорий, - вечный огонь. Вот, токо, вечный ли? Могет, погорят-погорят, да и перестанут.
   -Ладна, што там гадать, время покажет, - поднялся с корточек Фёдор, - пойдем-ка чичас, по бережку побродим, сдаётся мне, што в откос энта штука т влепилась.
    Они вышли на улицу, и, забрав лопаты, спустились по тропинке к воде. Если у перевоза берег был достаточно пологий, то с этой стороны, начиная с последней бани в ряду, а их баня была предпоследней, береговой откос круто поднимался  вверх. Идя по кромке берега, они, задрав головы, внимательно оглядывали песчаный скат. Гриня первым увидел нагроможденья песка и земли:
    -Вона, Федюнь, есть чтой та, на самом верху откоса, саженей  пятьдесят отселя.
   -Ага, вижу, - присмотрелся Фёдор.
    Подойдя ближе, они остановились напротив нагромождений земли и песка, и, стоя у воды, подняв головы начали разглядывать этот хаос, не решаясь подняться наверх. Огромная сила удара разметала откос по сторонам, обрушила верхнюю часть берегового склона, вместе с растущими на краях его соснами и вырыла большую яму, в которой и спрятался гость. Насмотревшись, друзья поползли по осыпающемуся под ногами песку наверх.
   -Што й-то не похоже энто на золото, - разглядывая лежащий на дне воронки голубой, сверкающий на солнце миллионами  переливающихся вкраплений камень, задумчиво произнёс Фёдор.
      -Батюшки, - охал в восхищении Гриня, - красота то, какая небесная, глаз не оторвать, так и смотрел бы без конца, не насмотрелся.
   -Вот так чудо к нам пожаловало с небушка, - погладил Фёдор поверхность камня и, охнув, отдёрнул руку, - глянь, жжётся то как.
Грубая, привыкшая к работе и огню ладонь Фёдора моментально покраснела  и начала набухать волдырями.
  -Ну, вота ишшо – посочувствовал Григорий, - мало праву руку попортил, так  и левой досталось. Я чичас, пожалуй, раскапывать начну, а ты уж не лезь, волдыри сорвёшь, - и он, с трудом удерживаясь на осыпающемся склоне, начал окапывать камень. Фёдор, не удержавшись, тоже начал потихоньку, держа лопату в правой руке и слегка придерживая левой, ковырять песок. Через полчаса они сумели подкопать камень и стали спихивать  его вниз, к реке. Оставляя глубокую борозду на песке, тот пополз к воде и, плюхнувшись в воду, зашипел, окутываясь паром.
    Друзья, рассматривая камень, присели рядом на песок откоса.
   -Не больна велик та, - произнёс Фёдор, - в обхват пожалуй, ну, а весу будет пудов на десять. Но, красив та как! Ишь, сверкат.
   Камень, лёжа своей нижней частью в воде, ещё парил и пар заставлял то гаснуть, то ярко вспыхивать сверкающие искорки звёздочек на нём. Остывая, посланец небес становился заметно голубее и эта переливающаяся, сверкающая, небесная чистота, захватывала дух и вызывала восторг.
    Насмотревшись, порешили перевезти камень до переправы на небольшом плотике, невесть кем и когда построенном и приспособленном бабами для полоскания белья, а ребятнёй для купания и ловли рыбы. А там, на телегу и  до кузни, попробовать плавить, а вдруг, что-то выплавится.  Так и сделали. Правда, не обошлось без некоторых осложнений. Когда перегоняли плот, за ними увязалась целая армия ребятишек, которые, впрочем, оказали весьма существенную помощь при затаскивании камня на плот.   
    Слух о том, что Федькой и Гришкой найден небесный камень, красоты необычайной, мгновенно облетел всю деревню и на берег, полюбоваться на чудо, пришли все свободные от полевых работ и домашних дел.
  -Што ж, Гриня, - сказал Фёдор, - пойдём домой, разгрузим муку, да лошадь запряжём.

   11 глава

      Немного времени понадобились, чтобы освободить стоящую во дворе под навесом телегу от груза. Гриня таскал мешки на горбу, а Фёдор под мышкой. Если б руки не были обожжены, то брал бы по паре мешков, под каждую подмышку, силушкой Бог не обидел, а так только под левую, придерживая правой. Но долго ль в амбар стаскать десяток кулей двум сильным мужикам. Запрягли лошадь, бросили на телегу пару длинных, толстых досок и выехали со двора.               
    На берегу собралось добрых полдеревни поглазеть на красоту необыкновенную. Кругом только и слышны были охи да ахи, а камень, лёжа на прибрежном песке, горделиво сиял своей небесной красотой, заставляя людей изумлённо восторгаться. Дружными усилиями он был водружён на телегу, и они поехали в кузню, стоящую несколько на отшибе, на окраине деревни, около небольшого, заросшего пруда. Определили его на небольшом возвышении,  рядом с кузней.
   -Ну, ты глянь, што деется та, - ворчал Федор, пытаясь отбить зубилом кусок камня, - почище кремешка будет, никак не сколоть. Нет, ты токо глянь, зубило село!
   -А ты, - посоветовал Гриня, - тресни по нему большим молотом, могет и отколешь кусок от. Хотя руки то твои плохи.
   -Скажешь тоже, по такой красоте да молотом, - возмутился Фёдор, - да и не смогу я молот то чичас в руках удержать.
  -Ну к, дайко-ся я разок тогда вдарю, раз ты не могёшь, - притащил, все же, большой молот Григорий.
   -Варвар ты, Гриня! Отодь, брось молот, не то я чичас тебе вдарю  -оттолкнул его в сердцах Фёдор. 
   Так и не сумев отбить от камня ни кусочка, друзья оставили эту затею и, растянувшись на траве недалеко от небесного красавца, молча уставились на него.
   -И чё мы с ним теперича делать будем, - задумчиво ковыряя в носу, спросил Гриня.
   -Чё-чё, через плечо, так и будем любоваться на него. Пусть лежит, хлеба не просит. Пользы никакой, зато глазу приятно. Да и народу поболе могет быть. Приедут посмотреть на него, а там, глядишь и заказ лишний.
     Неожиданно на дороге ведущей к барской усадьбе, послышался  топот копыт.
   -Никак к нам ктой -то пожаловать решил, - прикладывая руку ко лбу, приподнялся с травы Григорий.
   Следом за ним встал и Фёдор, вглядываясь в приближающийся тарантас.
   -Никак управляющий пожаловал, - рассмотрел он возницу, - сам Карл Францыч. Заказ, какой везёт, што ли?
   -Тпрруу - остановил коня управляющий и, бросив на сиденье таратайки поводья, молодцевато спрыгнул на землю.
    -Ну с, молётые люти, показайт мне фаш непесный  странник, - подошёл он к друзьям.
   -А-а-а, -протянул управляющий, увидев лежащий на пригорке камень, - фишу, фишу.
    Он, что-то бормоча себе под нос, несколько раз обошёл его, внимательно разглядывая поверхность.
    Снял пенсне, протер его носовым, тщательно выглаженным платком, и снова водрузил на свой породистый, угреватый нос и опять пошёл вокруг камня, приседая и заглядывая под низ.
   -Вот так, - сказал вполголоса Гриня, - ни тебе здравствуйте, ни до свиданья.   
   Слух у управляющего, по-видимому, был отменный, он услыхал сказанные слова и тут же живо поднялся с корточек:
   -О-о-о! Entschuldigen Sie bitte. Прошу меня извиняйт, што мой оказался такой нефежлифый. Мой отшень интересант этот камень. Мне сказайт, што ви находить его на берег и везти в кузница.
  -Быстро же вам доложили. Да, вот мы с Григорием нашли его на берегу, правильно вам сказали.
   -Та, та, - засмеялся управляющий, - телеграф рапотайт пистро. Это очшень красифый камень и его надо определяйт в музей. Я будет разкофарифать с графом, штопы этот камень у фас забрайт.
   -Это как же так, извините, забрать? Мы нашли  энтот камень, он наш и мы его не отдадим, - возмутился Фёдор, а Гриня почувствовав, что из всей этой истории можно получить определённую выгоду, добавил:
   -Ну, нет! За просто так мы вам его не отдадим. Придётся немного подраскошелиться.
   -Nein, nein, - смутился Карл Францевич, - ви меня не так поняйт. Ми покупайт у вас камень за кароший теньги.
   -Меньше чем за триста рублёв мы его вам не отдадим, - ляпнул Фёдор, и прикусил  язык, испугавшись названной огромной  суммы.
   -Sehr gut! Wunderbar! Карашо, карашо, - засуетился управляющий, - я думайт, што камень этих тенек стоит. Я путу кофарить с графом, а фы, - садясь в тарантас и блестя золотыми фиксами зубов и стёклами пенсне, показал он на камень, - переките  ефо!
     -Ну вот, Гришуня, мы с тобой и богачи, - глядя вслед уезжающему экипажу, сказал Фёдор.
   -А ведь и впрямь, Федь, твои слова оказались Богу в уши. Нутко, триста рублёв! Да нам, таких денег и за десять лет не заработать. Эх, мать чесная! Будет  у меня теперича и дом и жена и корова! Как без коровки та? Пару лошадок надо б ещё приобресть. Эх, ма, жисть та кажись настаёт разлюли-малина!
    Восторги и радость Григория с удовольствием разделил Фёдор, хотя эта радость была несколько омрачена мыслью о том, что с камнем они продешевили. Уж больно быстро согласился управляющий на названную сумму. Похоже, что  стоит то камушек  в десять, сто, а может и в тыщу раз больше.
   -Гришуня, - обнимая друга за плечи, задумчиво сказал Фёдор, - а ведь камень та энтот, стоит таких деньжищ, что если б мы их получили, то они, пожалуй, в корзинку-то нашу и не поместились ба. Вот ведь, пирожочки та какие, с котятами !