Глава десятая, где ревность плещет через край

"Проводила друга до передней…" - так некстати всплыло.  Катюша босыми ступнями все стояла на крыльце и вслушивалась в отдаляющийся мерный рокот дизеля. Проследила, как мелькнули на трассе габариты мишаниной «бригантины»  и вернулась в теплую постель. До уроков  три часа поспать можно, а сон не шел. Зарылась лицом в подушку, втянула еле уловимый запах его волос, тела, тот особенный только ему присущий: солярка, туалетная вода, и  смола что ли? Странно так, её теперь Мишка, а страх не уходит. Путанный страх, нелепый, несуразный. "Брошена - придуманное слово" - повторила вслух. И опять нос в подушку, родным духом от себя дурные мысли гнала. Лежала, себя слушала или трассу далекую?

Сунулась Катюшка утром милого будить, а он все еще там, с женой.
- Встал, встал Томыч – пробормотал сонно.
Не сказала. А он будто и не заметил.
«Томыч» - вот значит, как он жену звал.

Накануне Катя удалила из телефона её фотки. А вот из души как стереть? Где у человека клавиша «delete»? Чтоб разом перечеркнуть все, скинуть в корзину, нет, совсем убрать, чтоб даже памяти не осталось?
И простились они суховато, как будто стыдясь утренних звезд и тумана. Чмокнул в щеку, закинул в машину полупустой рюкзак. Катя даже спросить не успела, что в том рюкзаке? Успокоила себя, что шашлычки на каждом шагу. А на душе вина и страх. И что тяжелее?
***
Машину начальства полагается замечать за три кэмэ, ну проморгал Мишаня. Бывает. Да и кто предполагал, что Мозгуй, черт занудный, спозаранку на базе будет?
Залетел к  Михалычу, схватил доки, и в кабину. Едва тронулся, как тормозить пришлось, нате вам – Мозгуй. Маякнул поворотником, мол прижмись. Прижался.

– На, – шеф сунул в руки увесистый рюкзак.– Томка передать велела.
Мишаня взял машинально. А через брезентуху – хлеб руки жжет. Спросил осторожно:
– Когда передала?
– Вчера заезжал. – сказал и повернулся, к машине.
– Вчера-а-а-а? – просипел Мишка. – Хлеб-то горячий!
Мозгуй глянул через плечо насмешливо:
– И что?
– Заехал вечером, утром ушел?!

Хотелось от души ему врезать. Что греха таить. Уже и руку в кулак сжал...
Вчера вечером он Томке на свою беду проболтался про рейс. И началось:
-Александрфедорыч, я соберу, увези, ой увези...Голодный, молодая...Не сумеет.
Мозгуй  в который раз одурел от Томкиного всепрощения, сколько же сердца дано этой бабе, что она, брошенная, про мужа не забывает. А она все в лицо глаза заглядывала, собачонкой виноватой , и такая мольба в глазах  стояла, что не отмахнулся. Кто знает, может быть, торбосок дорожный ей нужнее, чем Мишане, ведь пока собирает, пока суетиться, пока заботиться и не брошенная вовсе?
Утром едва глаза открыл, уже Бориска под воротами плясал.
- Мать-то хоть спала? - буркнул спросонок Мозгуй.
Мальчишка только плечами пожал. Взвесил тюк, и понял, нет не прилегла в эту ночь Тамарка.И в который раз Дьякову позавидовал.
А Дьяков ничего, слюной брызжет.И её же тут... Да и пусть думает, что хочет. Глядишь, и мозги на место встанут.

Мозгуй бабочку вытащил из под «дворника», на желтые разводы посмотрел внимательно.
– Дьяков, ты «мухомоем» пользовался?
– Чего? – не понял Мишаня.
– Бабочек нынче много, лобовое потом отдирать чуть не с песком приходится. – пояснил вполне миролюбиво уже из машины. – Давай, не тормози.

Остался Мишаня стоять посреди дороги, со злополучным рюкзаком в руках.  И вроде, что ему Томка, и что ему Мозгуй? Их дело, хотят - пусть кувыркаются. Но ведь долбит в виски то ли желчь, то ли кровь. Эх, Томка, Томка,  размазать бы стерву по стеклу, как ту бабочку…
***
Бориска, как с утра метнулся к дяде Саше, так после и не прилег, за комп упал, пока мелкие спят, надо компанию завершить. Три дня назад Юлька притащила новый диск. Интересная стратежка, и сложная в меру, и главное вся по фентази. Странный мир этот с нежитью, орками, драконами, эльфами затянул с головой. И даже когда корове пойло выносил, казалось Борьке, что на плечах его – доспехи, а в руках не суковатая палка, а черный меч Фростморн - ледяной клинок, дающий силу Проклятых. Светло в этом мире было и сказочно. И не страшно, ведь в любой момент можно сохраниться, а потом взять да и начать  уже без ошибок.

– Ты отцу еду отдал? – окликнула Тамара.
От сына ни ответа, ни привета.
 
А нежить перла и перла, наседала, вихляя костями, взмывал вверх тяжелый молот. Фростморн будет нашим!

Тамара вздохнула и прикрыла дверь, и подгоняемая многоголосьем деревенского стада, поспешила в стайку.

Верный Мурадин бился рядом, они с ним – сила. Вдвоем можно драться смело. Вот если бы золота побольше! Тогда можно и артиллерию нанять, и разнесет он эту нежить по косточкам. Но вот не ладилось с золотом – хоть тресни!
 
Вякнул, пробуя голос, разбуженный Денька, Бориска прислушался руки с мыши не убирая. Может и заснет опять. Денька громкости прибавил.
– Отвали, а! – пробормотал пацан.
Брат послушался. Разве кряхтел что-то, но этого Борис не слышал, вампиры перешли в атаку, в небе метались горгульи, и ледяные драконы обдавали ядовитым дыханием!

– А на сына я имею право посмотреть?! – вдруг раздалось совсем рядом, за окнами.
 Тот час же забухали уверенные шаги, что-то закричала мать, не понятное, торопливое и испуганное.

Бориска едва успел в кухню выскочить. И нос к носу с Мишкой. Хотя, какой там "к носу",уж точнее носом в грудь ткнулся. Мишка, не глядя, отодвинул пасынка в сторону и шагнул к детской кроватке. Кто его знает, что он там увидеть хотел? Но узрел необходимое. Денька с упоением размазывал по голубой пеленке собственные какашки. Перепачканная рожица ни о чем, кроме удовольствия не сообщала.
– Гы-ы-ы-ы, – улыбнулся он отцу.

Мишка на улыбку не ответил, обернулся к Томке резко и выплюнул в лицо:
– Что пока Мозгую подмахивала не до ребенка было?
– Какому Мозгую? – вырвалось у жены.
– Сука! – рванул к себе женщину, собрав в узел хлипенькую кофточку.
И... осел на пол.
Бориска табуретку на пол поставил, собственному спокойствию удивляясь.

– Ваш герой мертв! – возвестил комп.
***

– Что ж ты дурной то такой? – спросила Томка, подкладывая пузырем со льдом под пострадавший затылок.
– Ну да, дурак, – согласился Мишаня.
И в самом деле, с чего он решил, что Мозгуй на Томку полезет? Баб шеф выбирал таких, что Тамарка рядом не стояла. Мишаня присмотрелся придирчиво к жене, силясь найти что-то такое, от чего бы шеф мог обезуметь. Не нашел.
Хотя, если приспичит, то кто под тобой по фигу. И потому сомнения еще бродили жиденькие и хлипенькие, но все же…
– Как ты теперь в дорогу-то?
– Нормально. Борьку позови– Мишка шишку ощупал.
Да вырастил волчонка, и не заметил как.
– Зачем он тебе? – насторожилась Тамара.
– Не трону, не бойся.
Тамара и сама уже знала, что гроза миновала. Мишка же, как порох, быстро вспыхнул, шуму наделал и погас. Но все же на пороге еще потопталась: звать – не звать? Но Бориска уже и сам вошел. А пусть не думает, что напугал.
– Ну? – уставился с порога на отчима
– Не нукай - не запряг. - и начал издалека к самому главному подбираться - Мотоцикл мой  наладить сам сможешь?
– Уже. - ответил мальчишка, впрочем аккуратненько еще ответил, не понимая к чему Мишка клонит.
Отчим бровь приподнял:
– И как?
– Движок перебрал, на герметик посадил. Теперь масло не течет, и заводится с полпинка.
– Молодца-а-а-а!  – довольно протянул Мишаня.
Хотел добавить, что не зря Борьку тягал с собой ключи подавать, но остерегся. Не о том речь. Подождал, пока Томка скроется и спросил, между прочим:
– А что Мозгуй часто бывает?
– Дядя Саша? Каждый день почти. А чего?
Мишаня замялся, впрочем, ненадолго:
– А нашел откуда воздух сосал?
– Из под картеров.
– Ночует тоже у вас?
– Да, нет, что он бездомный что ли. Так с Наськой поиграет и уходит. А как бы там мощности кинуть? Я б цилиндр расточил.
Мишка сел резко:
– Цилиндр? Соображаешь...коня два точно добавишь, короче с рейса приду, гляну. Пока так давай. А мать с ним как?
– Да никак я, хотел в магазин свозить, а она: я боюсь мотоциклов
Уточнять вопрос Мишаня поостерегся. Но Борька с него точно тонну груза снял. Не ночует, значит, шеф, а днем Томку в койку уложить, даже Мишке не под силу было, улыбнулся.
– Ну-ну, мать- не девчонка, вон, Юльку катай.
– А, наверное, сильно я его по голове? – спросил Борис Тамару, когда та отвела взгляд от дороги и давно растаявшей вдалеке фуры.
Мать не ответила, лишь обняла сильно-сильно, как бывало, когда накатывало на неё негаданное счастье.
***
Нина торопливо шагала прочь от здания сельской администрации. Самой было уже неловко и стыдно от этой торопливости, будто бы  место преступления покидала. А если вдуматься, что такого она совершила? Сообщила о брошенном ребенке? Но разве не таков её долг? Троих Тамара не вырастит. Так к чему обрекать на голод невинного ребенка?
 Да и Сашка, что-то слишком привязался к семье Дьяковых. Слишком.  Жениться ему надо, может быть успела бы Нина и племянника дождаться…И брат бы таким неприкаянным не был.

Сашка, Сашка – любимый братишка, баловень общий и любимец. Его трудно было не баловать, доброты в нем столько, что казалось, всем помочь готов. «Моё солнышко» – так мама звала. Саша со школы приходил и в доме, точно светлее становилось. Все у него открыто и слезы, и радость.
Сколько же лет прошло, с той страшной минуты, когда мать крепко вцепившись в руку дочери, до последнего вздоха твердила «Сашу не бросай! Не бросай Сашу». А он приехал с армии на неделю, помог похоронить мать и потерялся на пять лет. Отделывался открытками к праздникам и денежными  переводами. Нет, деньги, конечно, всегда кстати, но грезилось Нине совсем иное, Саша умница приедет и все у него будет и институт, и карьера, и семья. Она даже на девушек поглядывала, примеряясь, подойдет - не подойдет на роль невестки. А Сашка с  северов вернулся остепенившимся, но совершенно чужим. Купил Нине дом, себе громадную машину, один вид которой в ужас приводил. Рыкающее чудовище! А брат смеялся, счастливый до бесконечности.… Вот только в душу уже никого не пускал. Попыталась Нина посоветовать, что мол шофер - это не профессия, надо бы думать о серьезном деле. Сашка губы скривил:
-Слышь, Нинка, если от меня солярой прет, так я могу и не у вас жить.
И в самом деле ушел. Вот тогда и  исчез окончательно  милый открытый мальчик. Куда? Кто скажет? Остался грубоватый и упрямый мужик, иногда совершенно непонятный. Мозгуй - по другому и не скажешь. Только сердце болело за него по-прежнему. И кому за него еще переживать? Кто еще есть у него, кроме Нины?

В парке Нина остановилась. Впрочем разве это парк? Одно название, вечно неработающий фонтан три лавочки да тополя вокруг разросшиеся до безобразия. Нина на скамейку присела, предварительно газету постелив. Надо было взвесить сейчас всё и слова найти нужные. Рано или поздно Саша узнает,  что это Нина о девочке сообщила и тогда…., что тогда Нина даже представить боялась. Но чем дальше, тем больше понимала вытягивать надо брата из этой странной семейки. Чем все это кончится, только дураку не ясно. Если Михаил не вернется, то так и будут из Саши деньги сосать. А он точно разум потерял, ведь всегда копейке счет знал, а тут только и слышно:
- Купи то и то. А еще вот это и это.
И даже не спрашивал: сколько все это стоит.
Зато Нина знала. Упаковка памперсов –полторы тысячи рублей . Детское питание еще столько же, а ведь еще игрушки, ползунки, вот кроватку велел присмотреть….
Он даже к племянникам так не привязывался,как к этой девочке с очень непонятной генетикой.И с чего бы? Чувства, даже самые добрые должны быть разумны и объяснимы.  Человек, охваченный неосознанными и противоречивыми страстями, привязанностями и любовями  опасен, и прежде всего, для себя самого. Но вот как раз этого Саша никогда не поймет.

Иногда Нине казалось, что брат напрочь забывает о своем теперешнем положении, ни степенности, ни некоего, обязательного впрочем, отчуждения от толпы, точно он и не предприниматель вовсе, а все тот же шофер Саня. И не знает как будто, что на всякое добро охотники есть..  Какое-то время еще Нина ждала, что Саша непременно поймет, что теперь он не ровня всем этим дьяковым, петровым, сидоровым. Что давно он уже стоит на  иной ступеньке, и этот подъем пусть не крутой, не благоухающий ницами, канарами, куршавелями, не осыпающий его миллиардными доходами, все же  обязывает его смотреть на людей чуть-чуть сверху вниз.В противном случае,толпа жаждущих пожить за чужой счет просто поглотит.Такова природа человека, если есть возможность поживиться на дармовщинку, он её не упустит. Это естественно и понятно…Всем, кроме Сашки.
Но кто-то же должен был ему напомнить? Вот напомнила!

Сидела теперь в парке чертила в пыли знаки зонтиком.И чувство гадливости к себе не проходило, ведь все  правильно сделала, и отмотай часы назад, она бы так же вошла в тесный кабинет отдела по опеке и попечительству…Но отчего же так на душе кошки скребут?

ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2011/08/11/1254