Бегом к бессмертию

«...Бессмертие, милый Фауст,
Простое до идиотства –
Чем больше от сердца отрываешь,
Тем больше жить остаёшься».
А. Вознесенский



В городе N, одним прекрасным летним утром объявлено новое шоу-реалити «Трасса здоровья». Предполагалось, что несколько сотен, а то и сотен тысяч, добропорядочных граждан прибудут в анонсированное место, где им прилюдно, всенародно раскроется еще одна правда жизни. Главный кормчий шоу – Юрик Долговидцев, пробудился в это утро чуть только начал синеть чёрный сумрак ночи, и пробудился преисполненный брызжущей радостью наступившего праздника.


Хорошо и приятно, благостно и велеречиво когда то, о чем мечталось, о чем думалось, куда щедро и беззаветно положены собственные силы, предстанет вдруг перед страждущим взором как несомненно существующее, избавляя, очищая от тягостного сомнения и гнетущего недовольство собой. Так и сегодня заброшенный уголок городской окраины, захламленный мусором и буреломом, в результате немалых трудов, щедро положенных сил и средств, откроет озадаченным горожанам основание позитива в их будущей жизни. Того ценного и положительного, что было скрыто мраком непросвещенности, и что развили, приспособили к местному бытовому колориту и укрепили, пока что примером  собственного подвижнического опыта, Юрик и его друзья-соратники.


Что и говорить, Юрик в самом деле испытывал особое ликующее счастье, от которого, утверждают знатоки человеческих душ, растут крылья, и потому помпезное открытие трассы здоровья – это больше, чем обычное открытие вновь выстроенного сооружения, и не то, чтобы шире и грандиознее. Нет, это открытие в первоначальном смысле слова, возможно, и сродни открытию закону природы.


Раньше-то – что умалчивать! – зубоскалов не счесть было, что язвили и ерничали над Юриком и иже с ними. Как им, смехачам пузатым, уразуметь, что этакое может выманить спозаранку из постели, когда сон более всего сладок, нежен и пленителен.


Выскочить на улицу, где со всех сторон сквозит промозглым холодом, уныло мочит хмурый дождь, и бегать кругами по сумеречному стадиону пока сердце учащенным стуком не напомнит: «Хватит, братец, ты свои километры здоровья на сегодня набегал».


Общество любителей бега, основанное Юриком, в силу неведомых доселе причин сразу стало соперничать с другим обществом – обществом любителей теплого и холодного пива (ЛТИХП - ау! и ура!). Девиз Юрика: «Километры здоровья – в годы долголетия!» был немедленно переиначен неприятельским пивным обществом в другой лозунг: «Километры жизни – в годы и горы удовольствий».


Два лагеря схлестнулись не на шутку. Крепчали ряды и в том и другом обществе, пока перевес был у любителей пива, потому что когда еще намотаешь, эти километры здоровья, а с бутылкой в руках ты уже счастлив, уже состоялся. Юрику еще бегать и бегать, как шаману трястись над своим бубном, чтобы войти в желаемый астрал, а тут три движения: откупорил, поднял, открыл рот – и вот она нирвана облекла блаженством и живот и голову.


Безусловно, пройдут десятилетия и придет черед Юрику ухмыляться над тем, что осталось от шумного противника: нестройная рать полуживых гнойных развалин, сопящих и пыхтящих, обрюзгших и оплывших протухающим жиром, и, разумеется, хилыми чахлыми больными, живущими благодаря ежедневной пригоршне таблеток и пилюль в одной руке и неупиваемого стакана алкоголя – в другой.

Физкультура. Радость. Здоровье.

Извечный вопрос, что такое счастье, приведет в замешательство не одного смельчака, объявившегося ответить на такой простой и сложный вопрос. Соискатель точного ответа с превеликим трудом облечет требуемое в некую алхимическую формулу, а скорее попросту запутается в иносказательных категориях тонких духовных материй, что-то будет мямлить, растягивая слова, заикаться и кашлять, пошло, нудно и уныло талдычить, пересыпать из пустого в порожнее, блуждать с непонятными словесами, как со слабым фитильком в темной чащобе заповедного леса. Наконец, растерянный, взъерошенный и жалкий, с глазами полными отчаяния и отчасти безумия, затопает ногами и закричит исступленно: «Пусть прошибет понос первого, кто вякнул о счастье! Для меня счастье, когда я перестану думать о нем».


Быть может, так оно и есть, однако дьявольский хохот обуревает Юрика. Вдосталь потешив себя смехом, он, многоопытный Юрик, важно объявляет: «Счастье – это только здоровье!»


Быть здоровым – быть счастливым.


Здоровье – это бодрость, это ясная свежая голова, это простые естественные желания, это хорошее настроение и прекрасное пищеварение.


Иметь здоровье – значит  не иметь ничего, что омрачает, угнетает, страшит, раздражает. Найдется ли безумец, который отважится это оспорить, отринуть и заклеймить?


В свои годы, когда Юрику довелось служить в армии, он бегал в составе взвода многокилометровые кроссы, бывало, что и в противогазах бегали и в химзащитных костюмах из толстой прорезиненной ткани. Бежит взвод без отдыха три, четыре километра, пять, шесть, семь: глаза на лоб уже вылезли, в глазах и вокруг плывет, туманятся очертания дороги и взводного; легкие с громадным усилием расширяют грудную клетку и пропускают через себя в десятки раз больше воздуха, отнимая кислород и отдавая его разгоряченной крови, бешено мчавшейся по вздувшимся жилам. Пот струями стекает по лицу и закрывает клапаны в противогазе. Одной силой воли поддерживаются мускульные силы, чуток расслабишься – и рухнешь оземь бездыханным.


Но звучит команда: «Снять противогазы!» Рывком Юрик освобождает лицо. Сноп солнечных лучей и ароматного воздуха обдает благодатной свежестью. «А теперь раскройте шире глаза и смотрите, как хорошо на Руси нашей древней!» В самом деле, чего раньше не замечалось, открылось вдруг в чистой первозданной красе: нежный солнечный свет щедро ласкает раздольные луга с тучным плодородным черноземом, травы росные искрятся, целебный воздух бесподобен своим ароматом. С небесной выси, из чудесной голубизны – пристанища добрых волшебников – разливаются переливчатые трели жаворонков и коноплянок. Все мысли и все чувства проясняются, промываются, очищаются и полнятся естественной радостью.


Такого же состояния легкости и свежести Юрик всегда добивался физическими тренировками уже будучи дома, сменив военную форму на гражданскую одежду. Знакомые Юрика недвусмысленно крутили пальцем у виска, не находя привычной житейской логики в странном увлечении спортивными занятиями энергичного соседа. Он не ставит цели достичь рекордных результатов в беге, прыжках, плавании, в поднятии тяжестей и т.п. – чудак! – он отрицает её.


Цель была иная – здоровье. И рекорд, которого Юрик жаждал добиться, был иного склада: не допустить на века вечные физическую дряхлость, а то и саму смерть. Вне всякого сомнения, это дерзко фантастически, с легким шизофреническим душком. Однако, почему бы и нет? Учеными не найден ген смерти. По Священному писанию Бог создал человека бессмертным. Разве не странная жизнь: человек живет 70-80 лет, слабеет, чахнет, умирает. Семьдесят лет – много это или мало? Оставляя для отдельного разбора содержание этих лет, и попросту механически соотнести с миллиардами лет, которые живет Земля, и с непостижимой вечностью Вселенной, сразу начнет жечь адским огнем бескомпромиссная мысль: не насмешка ли это, не злорадство ли столь мизерный срок человеческой жизни? Или же ум в плену иллюзий, ложных правил и ошибочных взглядов?


Как-то  Юрик основательно задумался над столь сакраментальными вопросами, посетил библиотеку, полистал подборку книг по означенной теме, и не вдаваясь в изложенные подробности, в детали и тонкости, порешил для собственной драгоценной жизни сделать нечто такое, чтобы раздвинуть обычный срок жизни, вырваться вперед, пробить брешь в стыдливом смирении перед умопомрачительным концом, именуемым смертью. Для чего сначала исключить из своего обихода все глупое, вредное, лишнее, оставив лишь, что достой и ценно. А достойно и ценно –  редкий сплав физкультуры и спорта, где во главу угла поставлено, всегда быть в тонусе, в активном позитиве, так что никакой микроб, бактерия и инфузория не сможет пробить оборону защитных сил крепчайшего организма увлеченного оздоровительным спортом Юрика, никакой приверженец любителей теплого и холодного пива не сможет доказать, что есть напиток, уже содержащий порцию счастья, что есть дым, который несет в себе нирвану.


Обществом Юрика готовится мощный удар по пивному обществу: в означенное время исчезнут сигареты и алкоголь, чудовищная развлекаловка с экранов и страниц. Достаточно будет недели, чтобы противник был деморализован: обрюзгшие и неповоротливые, с водянисто-студёнистым телом, жеваным лицом, на котором тупо и сонно хлопают в недоумении два глупых глаза, они приковыляют хрюкающей толпой – живые ходячие тухлятины, с животом на полметра, набитым гнилью, чтобы поклонится ему в ножки и взять их на перевоспитание.


Ему уже не надо будет растолковывать, что в сигаретном дыме нет удовольствия, что вдыхать в себя гадость и отраву из 4000 вредных веществ – потерять кусочек свободы, пристраститься к пенному, шипучему, беленькому и красненькому – потерять еще один кусок свободы, на работе – теряется третий…, четвертый, пятый – и уже раб! РАБ! ТЫ – РАБ!


 А нам же, чтобы быть в тонусе нужна ледяная вода, которой мы совершаем ежедневное утреннее омовение, комплекс тщательно подобранных  физических упражнений, который включает мой славный мозг, искрящейся, упругий, думающий, деятельный. Нужен бег трусцой, чтобы закрепить свой позитив.


Итак, сегодня праздник. Юрий облачился в лучший, парадно-выходной, спортивный костюм, обулся в шикарные кроссовки, легко и живо выбежал на улицу.


Прелесть, что за день! Везде чистота, ухоженность, каждый листочек и травинка омыт и словно причесан. Ясное солнышко растеклось по голубому небосводу как румяный блин по сковородке, пышет жаром  и ароматом. Бесконечные клумбы цветов разрастаются на глазах. Народ тусуется приветливый, веселый, лица их украшены улыбками, как блистательными изящными звездами, рождающими ауру благоденствия и благодарения.


Народ между тем прибывает, и становится удивительным, что нашлось еще одно объединяющее всех дело, и отозвалось множество людей, вознамерившихся жить долго, а лучше бы вечно. Если поспрашивать старожилов, подобные столпотворения бывали крайне редко. Посему поводу местные органы печати и телерадиовещания командировали разом всех сотрудников: мастистых и начинающих, творческих и не творческих, чтобы они совокупно постарались и явили оставшемуся сонму лежебок и лентяев, хмурому и бесшабашно-веселому обществу любителей теплого и холодного пива грандиозное празднество здорового духа, тела, мыслей и желаний, увековечить его пером и кистью грядущим поколениям. Из веб-камер ноутбуков вылезла тьма-тьмущая инетовских писателей и поэтов с картонными наградами и электронными знаками отличия и сразу вцепились друг в друга во всёпоглощающей борьбе за рейтинг.



Дворец культуры эпохи развитого социализма в усиленном составе отправил духовой оркестр. Музыканты загодя, проникнувшись выпавшей честью и важностью события, изнурили себя репетициями и разогрели докрасна трубы: страсть желания воплотилась в ощутимый жар, опаливший пальцы и введший во вдохновенный астрал – в таком нереально зажигательном порыве музыканты вызвонили мощный автомобиль с широкой грузовой платформой, лихо прыгнули в кузов и, сотрясая лес и дол бравурными звуками, примчались и попытались пробиться в эпицентр эпохального праздника. Народ теплыми овациями поприветствовал рьяных музыкантов, но потесниться никто не пожелал. Как же быть? Они же музыканты! Поклонники и служители древней и вечно юной Музы, чья великая тень и длань во все века облагораживает жизнь. Музыканты не иначе как представители высшего начала должны быть в почетном месте, в центре и на высоте. Находчивый дирижер с блеском вышел из скабрезной ситуации: не мешкая взобрался на крону сосны, красноречивым жестом пригласил коллег занять места на близлежащих соснах. Оркестр проворно возвысился и комфортно расселся,  подобно лихим разбойничкам из русской сказки, вспугнув вдобавок стаю любопытных галок и ворон, так же прилетевших поглазеть на неординарный людской праздник. С высоты полилась бодрая веселая музыка, выдуваемая вдохновенными музыкантами из сверкающих солнцем, горящих от усердия разно великих труб.


Толпа шумела и горячилась, торопя начало праздника. Наконец пронесся вздох облегчения: на деревянную трибуну вышел почетный гражданин города. Бьют литавры, громовое «Ура!» сотрясает округу.


Почетный гражданин города, представительный пожилой мужчина, с импозантной шевелюрой седых волос, с красивым суровым лицом и неторопливыми спокойными движениями, исполненными достоинства и ответственности, поднял над головой сцепленные в рукопожатие руки и энергично потряс ими. Вероятно, таким образом он пожал всем руки и призвал публику утихомириться. Затем заговорил, как всегда неспешно и веско, с обстоятельностью мудрого человека.


Он говорил, что отрадно видеть людей здоровыми и жизнерадостными, что здоровье людей – это наш золотой резерв и наша главная сила, и, может быть, наша новая национальная идея. Отметил, что культура человека в значительной мере проявляется в том, как он отдыхает. Призвал отринуть вместе лень и расхлябанность, прекратить отлеживать бока в постели, просиживать часами у телевизора, у монитора и т.д. и т.п.


В противовес убийственной пассивности, создано место, где в полной мере раскроется как будто бы избитый постулат «движение – это – жизнь». И место это назовем трассой здоровья, у отправной точки которой мы сейчас и стоим. Давайте сделаем трассу самым многолюдным и любимым местом, где будем и заниматься спортом, и встречаться, и общаться! Давайте возродим, разовьем и укрепим традиции здорового образа жизни! В путь, друзья, смелей раздвинем горизонты жизни!


Вновь раздались литавры и на общее обозрение выбежала группа молодых людей в спортивных костюмах – это энтузиасты, начинатели, первопроходцы. Возглавлял стройную колонну бегунов уже известный Юрий – именно ему, как лучшему из лучших, выпала честь первому опробовать совершеннейшую в техническом отношении беговую дорожку. Юрий явно захотел блеснуть перед многотысячной толпой своими отточенными легкими движениями, вобравших в себя благородную грацию древних эллинов, запечатленной во фресках храма… и рванная нервная экспрессивность современности. И Юрию удалось поразить толпу: тысячи глаз залюбовались им и тысячи ртов возопили: «Браво! Браво! Ура! Виват! Виват!»


Юрий был дьявольски доволен и несравненно рад. Гордая и самолюбивая мысль очаровывала и завораживала. Он бежал легче ветра, желая сказать своими движениями: «Смотрите и завидуйте! Я лучше всех! Где вам, несчастным, узреть такого супермена, как я? Шире раскрывайте глаза, запоминайте, гордитесь, что удалось увидеть. Расскажите всем, разнесите по всему свету, что узрели-таки чудо. И чудо – это я!»


Вдруг – о злой рок! – Юрий носом протаранил беговую дорожку: он споткнулся и рухнул. Бежавшие за ним, друзья-соратники, также ослепленные своим величием, налетели на распростертого Юрия и ухнули оземь под изумленные возгласы взволнованной толпы, образовав потешную кучу шевелящихся, копошащихся, барахтающихся ног, голов, рук, туловищ. Раздался сложный звук гибнущих титанов: вой и скрежет, хула и проклятия, визг и стоны.


Зрители опешили и, озадаченные, хмуро взирали на случившееся безобразие, недоумевая, что самим-то делать: бежать ли на помощь, стоически ли выждать. Быть может, падение в кучу мала есть гвоздь праздника, эпатажный ход в театре абсурда. Однако, вряд ли. Устроителей праздника закидать бы сейчас гнилыми помидорами  и – батюшки мои! – нашлись среди зрителей предусмотрительные типы с пивными животам и саквояжами гнилых овощей. Точно по команде полетел кучный боезаряд отборного гнилья в распростертых в прострации бегунов, чтобы убить остатки достоинства. Громовой хохот потряс округу.


Юрий, между тем, спасаясь от позорной буро-красной метки, забурился  неистово в землю подобно кроту, улепётывающему от грозной напасти. Бугорок вздыбленной земли протянулся на несколько метров. В мгновение ока пласт земли взлетел вверх и гулко ухнул комьями вниз, являя миру восставшего из плена и праха Юрия – он с бледной и торжественной улыбкой огласил округ победным кликом, от которого содрогнулись пивные животы и земля, и воздух, всколыхнулись деревья и редкие души людей. Юрий снова доказал, что он – The best!


Он первым освободился из оков безобразной сумятицы. Он по славной русской традиции стал не убиваемым Ванькой-встанькой. Он снова проворный, гибкий, мускулистый. Он – яркий пример для других, распластавшихся на сырой земле, стонущих и грязных, безвольных и бессильных, и для глумящихся активистов пивного общества. Между тем дикая боль пронизывала ноги, словно голыми ступнями бежал по разбитому стеклу: так долго не выдержать. Второе падение уже от болевого шока будет окончательным. Что это: вечное коварство судьбы? слепота счастья? козни недругов? Или он где-то ошибся? Что-то не рассчитал и не учел, чем-то безосновательно пренебрег, чем-то безрассудно увлекся.


Юрий оживился, надежда прибавила силы. Надежда, что его конфуз, его падение, не следствие загадочной роковой силы, но следствие допущенной ошибки. Раз так – ошибку отыскать, определить, в чем она состоит, уяснить причину и исправить. Юрий с феноменальной скоростью вспомнил, пропустил в воображении прожитую часть дня с первых минут пробуждения. Перебирал минуту за минутой, выискивая ту единственную и злосчастную, как червяка в спелом яблоке. Как будто все было правильно: ни к чему не придраться, некого и нечего и нечего обвинить, упрекнуть. Разве что мгновенное отвлечение за доли секунды до падения.


«Да-да, – еще больше оживился Юрий. – Точно-точно! Я взглянул налево, что-то как будто увидел – и тут же упал, рухнул кем-то или чем-то ушибленный. Что же это было? Что отвлекло?... Был лес. Деревья стояли плотно друг к другу. Темно в лесу. Неожиданно вырывается сноп солнечного света и ослепляет. Я инстинктивно отвожу глаза. В поле зрения ненароком попадает небольшая лесная полянка: колодец в лесу, наполненный доверху солнечным светом. В плотном кольце высоких деревьев свет плескался и выливался через край. Этот необычный солнечный водопад и поразил меня. Я закрыл глаза, снова открыл и вдруг увидел в солнечном сверкании гранитное изваяние, как будто бы памятник. И вот здесь последовал удар: глаза застили радужные круги. Я продолжал бежать слепой и безумный, пока мне  ровно поддали пинка сзади – и тут же позорно распластался. Что же это за неведомая поляна и странный памятник в глухом нехоженом лесу. Помнится, читал где-то или слышал, что в нашей округе существуют с древних времен культовые памятники: каменные глыбы, отесанные в языческие идолы, в который порою снисходит древний верховный дух, осеняя и освещая своё каменное подобие равно и служителей и паству…Чушь это, скорее всего, но до поляны доберусь».


Юра скакнул в сторону и резко повернул назад. Краешком глаза он видел, что праздный люд, было собравшийся на так и не состоявшийся праздник, с раздражением убирался восвояси, оставляя за собой помятую траву, поломанные кусты, пивные банки и бутылки, окурки, упаковку от пиццы, обертку от печенья и конфет и прочего, которого становилось больше, чем листьев на деревьях – это производило впечатление покинутого города.


Впрочем Юру это не заботило, важно было отыскать поляну и убедится, что памятник в сгустке солнца не мираж. Он бежал на проблеск света между деревьями и выбежал на вылизанный небесным светилом пятачок земли. С первого взгляда это была обыкновенная лесная поляна, поросшая густой высокой травой. Посредине поляны возвышался гранитный памятник внушительных размеров. Казалось странным: зачем он здесь? для кого? кто его соорудил?


Памятник представлял собой словно приземлившуюся и окаменевшую комету, тело её состояло из сплоченных человеческих фигур. «Матушка родная! – ахнул Юра. – Лица их известные!»  Целая когорта знаменитых людей всех времен и народов от Аристотеля, Гомера, Евклида до Эйнштейна, академиков Капицы, Королева, узнаваемы и  редкие величайшие политические деятели. В этой славной упряжи самых совестливых сынов и дочерей рода человеческого однозначно различался и гордый облик Спартака, и несгибаемый Коперник, вдохновенный Пушкин, прозорливый Достоевский, бесподобная Мария Кюри, бесстрашный Александр Матросов и даже рвущийся из оков и сухожилий с оголенными нервами и брызжущей алой кровью гитарой Высоцкий. Все они словно шли в неведомую другим светлую даль и шли, точно по пятам друг за другом, сцепляя столетия и бережно удерживая в раскрытых ладонях то доброе, истинное, вечное, что прорастает в грешной среде, пропитанной злостью и завистью только через их плоть и кровь, через их сердца и нервы. Они шли торжественно и просто, и путь их был вечен, вслед тянулся нескончаемый гранитный шлейф, из которого высекались новые продолжатели, последователи святого предзнаменования. Земля под ногами священных проводников высшего начала мироздания преображалась дивными цветами, необыкновенные очертания которых бросали ослепительные загадочные лучи на окружающее, и оттого ли, что этот свет сливался с солнечным светом, – и рождался новый свет, завораживающий, живой и осмысленный, как воплощение изначального духа.


Юра осматривался, прищурившись и невольно склонив голову. Вдруг его осенила мысль: здесь явно не хватает его, и почему бы ему не принять и тут эстафету. В самом деле, он – Юрий Долговидцев – разве не сможет показать примером собственной жизни как 100-150 лет жить и сохранять бодрость в теле и ясность в мыслях?! Что 150 лет? – гораздо и гораздо больше! И вдруг он трагически погибает. «Это будет романтическая впечатляющая концовка замечательной подвижнической жизни, – размышлял Юрий. – Смерть паразит воображение сограждан. И все поймут, что смерти нет, что смерть – случайность, несоблюдение всёохватывающей техники безопасности. Обо мне, быть может, сложат песни, поэмы, легенды. Я стану исторической личностью. Любовь сограждан будет безграничной. В моей судьбе узрят указующий перст ищущим и страждущим. Умиленные и взволнованные сограждане пустят шапку по кругу и соберут достаточно денег, на которые наймут скульптора купят глыбу гранита. Из трех ипостасей: я, гранит и скульптор, родится впечатляющий шедевр. Я бежал и как будто бы окаменел: вдаль уходит мой жизненный путь – беговая дорожка, на ней метки: граничные столбики, на которых две цифры: одна цифра указывает преодоленный отрезок пути, вторая – соответствующий год моей жизни. Жизнь – это бег, бег – это жизнь.


Неожиданно столбики обрываются и следует композиция, воссоздающую мою архидраматическую гибель. Моя трагическая тень будет вечно витать здесь, знаменуя великие и непреходящие ценности, служению которым была без остатка отдана жизнь… Что ж совсем неплохо. Кстати, еще один момент: здесь, в этом многоликом памятники я замечаю, как бы ни были различны люди, гранит выказывает их некую общую объединяющую связь. Она мне не очень понятна, черт побери! Сквозит идея, идущая вразрез с краеугольным камнем человеческой мудрости, хозяйственности, практичности. То бишь, не брать, не тащить, многоумно и многохитро, в свои закрома серебро и злато, сладости и славу – но отдавать, отдавать щедро, без остатка, напрягаясь в этом желании…Такое ощущение, что окажусь лишним, родимым пятном на здоровом теле. Если попробовать изменить компоновку моего памятника. Допустим, я тот же  атлет, но не бегу – стою…Гм! Опять, что-то не то. Попробуй, остановись в толпе или строю – нагрубят сию минуту, какого хрена, дескать, пнем стоишь. Не лучше ли так: я гордо шествую со счастливой улыбкой, а впереди эти знаменитости, эйнштейны и наполеоны, своею грудью прокладывают мне дорогу, телами своими устилают каждую рытвину, чтобы мне и иже со мной не споткнуться, не набить шишек, не мозолить в кровь ладони.


Им выпала честь и предназначение думать как мне комфортнее жилось, как удобнее одеться, мягче поспать, отвязнее развлечься. Гм! Опять памятник раздваивается: на тех, которые впереди и меня, как чужеродное тело, нелюбимое дитя. Попробую с другой позиции взглянуть. У китайцев, как известно три религии, к одной из которых они периодически обращаются, в зависимости от складывающихся обстоятельств. Так вот, почему здесь одни гомеры, ньютоны, марксы и деминги? Почему нет рабочего с молотом, крестьянина с серпом, интеллигента в очках и с логарифмической линейкой, олигарха с нефтяной трубой? Что за чудовищное прославление интеллектуального индивидуализма?

…Я, кроме того, что борец за здоровый образ жизни, являюсь техническим специалистом на крупном заводе. Помнится, начинал работу я с азартом и рвением, с горячим желанием внедрить новые оборудование и технологии и быстро споткнулся о бюрократическую рутину: чтобы ввести новшество потребовалось создать ряд распорядительных документов, которые потом должны согласовываться с рядом придирчивых вышестоящих инстанций, где прежде чем поставить визу предлагают выполнить невыполнимые требования.


Даже если я побелею и почернею, сменю пол и национальность в угоду этим требованиям – заполучу желанные визы, то попаду в новый виток злоключений: согласованное и утвержденное техзадание должно пройти экспертизу в независимой организации – смогу и там соблюсти все строжайщие требования промышленной безопасности. А потом мне просто не дадут денег на на это новшество, не дадут те, которые согласовывали и утверждали, так нудно и кропотливо вчитываясь, вникая, соглашаясь. Подлинный театр абсурда! Мой запал кончился, я хожу теперь как винтик, как шестеренка в отлаженном крючкотворами механизме, как сверчок, который знает свой шесток. Вспомнил свое юношеское увлечение легкой атлетикой, вычленил бег и отдался ему с нерастраченным жаром души. А что, если сегодняшнее падение снова поставит точку и в этом?»


Ужас объял Юрия, и в этот же момент вернулась невыносимая боль, огненным буром прошла по ноге, по жилам и нервам и вышла через темя, обагрив кровью лицо. Мысли снова обратились к ноге. Какая степень травмы? Что повреждено? Сможет ли он бегать? А если, нет? – это же смерть! Это начало тления, постепенное угасание и отмирание частей тела. Юра глянул рассеянно на памятник, на первое попавшееся гранитное мужественное лицо – мороз пошел по коже: явственно он узрел усмешку с толикой жалости и презрения. Значит, вот какое начало своего нового качества: он тронулся рассудком. Однако, на всякий случай Юра посмотрел на небо – оно ясное голубое, всмотрелся в лес – стройные разлапистые деревья, глянул на свои руки и ноги – обычные человеческие ноги и руки, не клешни и не когти. Тогда он тихонько, исподволь, перевел глаза на гранитную голову – она усмехается! Юра лбом несколько раз стукнулся оземь, закусил губу до крови, – гранитная голова готова уже была разразиться гомерическим хохотом.


Юра сел и уткнул лицо в колени. И так сидел долго, целую вечность, промчались годы и столетия в одном невозможном мгновении. Легкое веяние чего-то непонятного коснулось и пробудило. Юра поднял лицо, как пробудился после глубочайшего сна и осмотрелся, с натугой вспоминая, что было с ним. Неясные тени и невнятные ощущения никли и растворялись в редком просветленном спокойствие. Почему-то сразу всплыло воспоминание о том тяжелом инциденте, перевернувшем судьбу.


Он, недавний выпускник солидного вуза, в странном еще качестве бакалавра, прибыл по запросу в крепкий полугосударственный завод, где еще цвела как в заповеднике пресловутая административно-командная система. Юрия спросили, кто он таков по образованию. «Бакалавр» – ответствовал он. «Не хрена себе! А че это такое? Медицинский работник, что ли? У нас вроде как техника, механизмы, гайки, шурупы». –  «Нет. Я специалист по таким-то машинам». – «Что знаешь?» – «Всего понемногу. Возможно, продолжу обучение. Еще два года учебы и стану магистром». – «Ё-моё, вааще каким-то средневековьем попахивает».


Будущий магистр вопреки насмешкам коллег не прибыл, для того чтобы устроить шабаш потусторонней силы в стенах заслуженного предприятия, увенчанного правительственными наградами за огромный вклад в индустриализацию страны – с молодым азартом он включился в работу и предложил администрации несколько смелых проектов. Например, один из них заключал в себе оригинальное техническое решение водородно-кислородных топливных элементов. Это то, что спасет мир от экологической катастрофы. Известно, что смесь водорода и кислорода представляет собой жуткую гремучую смесь, и следует разделить эти среды перегородкой, которая должна строго дозировать взаимодействие электродов водорода и кислорода. Перегородка есть суть изобретения. Это новый материал, матрица, не названная еще субстанция, похожая на мокрую промокашку, толщиной 0,3 мм. Эта несерьёзная с виду «промокашка-перегородка» выдерживает давление в десять атмосфер и гарантирует отсутствие аварии! Для большей очевидности это давление можно представить грузом в десять килограмм, поставленным на ноготь мизинца. Проведены лабораторные испытания: все подтверждается! Но изготовить техническую документацию на новое изделие и запустить его в серию оказалось делом совершенно неподъемным. Сколько они обили порогов вышестоящего начальства! И все впустую! Юрия так потрясла эта свинская несуразица, вельможное чванство начальства, их бравирующее сумасбродство под маской строгости и требовательности, их контрольные обходы и проверки, скрупулезное выискивание недочетов, чтобы окончательно поставить подчиненного раком или на колени. Юрий плюнул и растворился в общей массе трудящихся.


В эти мгновения у памятника его давняя идея о новой конструкции водородно-кислородных топливных элементов оживила мысли. Он явственно увидел с закрытыми глазами свои прежние расчеты, формулы, обоснования. Тот год, заполненный радостным творчеством, был самый светлый. Теперь редко возвращалась та легкость и свобода. Именно в эти минуты он почувствовал веяние тех счастливых дней. Экологический двигатель актуален теперь еще более. А те технологические новшества, что разработал Юрий, смогут сделать двигатель лидером на будующем рынке продаж, особенно в аспекте ужесточения экологического законодательства. Юра встал и не чувствую боли пошел. Предстал в новом свете изначальный постулат, что смерть – результат неустроенности человеческой жизни, сопряженной с постоянной блуждающей ошибкой. Эта ошибка рождает грех, рождает мирскую злобу, что преждевременно обрывает жизнь. Сгинет ли когда-нибудь в черное небытие последний грешник, унося с собой первопричину, творящегося веками безумия, отступничества от истинного предназначения?


Безусловно, это произойдет, но произойдет нескоро. С телесною дрожью Юра понял, что объединяет увенчанных славой людей в граните…Благое дело! Служить благому делу без остатка на что-то другое, трепетно и бескорыстно. И он, Юрий, может и должен послужить благородной миссии очеловечивания, внесение высшего в суету сует. Начать с нового экологического двигателя, добиться воплощения его в реальность и взяться за другие задумки…


Как будто неведомый груз рухнул с плеч, треснули и оборвались путы – Юрий, сияя светлой радостной улыбкой, побежал вперед как раньше, упруго и быстро. С каждым метром бега крепла уверенность в себе, разгоревшийся новыми идеями мозг получил крепкую опору в здоровой пружинистой мускульной силе.


Юра бежал едва касаясь земли.
Он летел!
Он парил над поверхностью земли!
Он был счастлив!
Он понял главное!

Навстречу попались люди, шедшие прочь с незадавшегося праздника и, увидев его, с неизвестно откуда взявшимся жаром воодушевления, захлопали в ладоши и повеселевшими голосами закричали:
«Браво! Браво! Ты победил!»