20. Урал-1. Габитка и белужонок

    Старт третьей осетровой экспедиции,  «финансируемой Конструкторским бюро машиностроения»,  состоялся в пятницу после обеда. Командор наш, Виталий Палыч, к сорока пяти годам приобрёл уверенные навыки организатора, соблазнителя и провокатора. Поэтому никаких вопросов по составу команды, маршруту, снаряжению и транспортному средству не возникало. Мозги водителю, Славке Мерзлякову, промывались, начиная с весны. Основные сюжеты полоскания мозгов – машина должна окупать себя, мужчина должен красиво отдыхать на лоне природы, осетрина и чёрная икра это полезно и вкусно, а пиво с воблой, а водка с салом, а кумыс, а кок-сагыз, а гарбузы…

    В снаряжении были предусмотрены снасти, лодка, водка, бусы и зеркальца для подарков местному населению. Индийский чай, патроны, самовар и мешок яблок, этой экзотики для степного края.
Экипаж завершали два маленьких зелёных человечка, свежеиспечённых выпускника мехмата «Казанского Императорского Университета имени В.И. Ульянова-Ленина».  С таким загробным юморком  стали именовать этот славный университет в разгул перестройки, а в те времена называли просто и коротко – КГУ.

    Итак, команда состояла из трёх балбесов и водителя, который по большому счёту тоже был балбес, только поприличнее. Опишу вкратце каждого, для внятности изложения.
Виталий Палыч, командор,очень даже неглупый уральский мужик довоенного разлива с дипломом Челябинского политеха, всю жизнь проболтавшийся на бескрайних кадровых просторах Конструкторского бюро, как клоун на арене.  Характер он  имел буйный и свободолюбивый, и когда он заходил в комнату на работе, то присутствующие там красавицы почему-то начинали злобно шипеть и залегали под письменные столы. Милые, но размашистые шуточки женщинам почему-то не нравились.

    Славка Мерзляков, водила, питомец Казанского Авиационного института, ведущего поставщика алкашей и фантазёров для советских почтовых ящиков, был квалифицированным инженером и механиком, ему что «жигули» разобрать и собрать на обочине дороги, что БРПЛ с плавстенда запустить, всё едино и всё неплохо получалось. В свободное время он проектировал с трудными пацанами квадроциклы и пил водку. Деятельность эта была богоугодной, но убыточной, поскольку водки выпивалось много.

    Мой друг Валера Сафин за пять лет общения с лучшими умами человечества успел поднабраться разных привычек нехороших, научился борзеть и пить водку, после условно аскетичных лет учёбы это было правильно и  необходимо. При этом он старался не позорить родной Университет и борзел деликатно, а пил умеренно.
    И, наконец, бесстрастный летописец крестовых походов и автор этой бессмертной эпопеи Лёха, покинувший ради экзотической рыбалки свою молодую жену на девятом месяце. Впрочем, под надзором бдительной и опытной тёщи.

    Итак, мы погрузились в «жигули» и стартовали по «пекинке» в сторону Уфы. Начало октября, прохладный денёк, зелёные сосны, золотые берёзы и алые осины. Ты не поверишь, читатель, но мы рассекали километр за километром пустынную дорогу М5, сейчас перегруженную днём и ночью, разбитую в хлам «дорогу смерти». Мы проскочили Златоуст, подъём на Уреньгу, и любовались синими хребтами, сокровенными красотами седого Урала. Представьте картину – сумерки, синие страшноватые хребты, снежинки вдоль стёкол и роскошная рыжая лиса с белой кисточкой на хвосте перебегает «федеральную  трассу».
Такой лисы я больше в жизни не видел, всё какие-то драные…

    Славка оказался водителем опытным и неутомимым, нам везло на дороге, мы успели проехать Уфу, одолели паром через Белую и встали на ночлег в придорожных кустиках. Отцы-предводители тяпнули пузырь, нас не угостили, берегли, то ли нас, то ли водку.
Утром встали по-военному, и снова по коням! С похмелья Славка оказался ещё неутомимее и вцепился в руль - не оторвёшь. Что запомнилось – запомнилась великолепная дорога в две полосы между Оренбургом и Уральском, которого сейчас и слова такого нет. День казался бесконечным, автомобиль фурычил исправно, мы проехали Уральск и двинули по Чапаевским местам в сторону Хвалынского моря.
 
    Мы вернулись в лето. В воздухе жарко запахло полынью и саксаулами, охvевшие верблюды приветствовали нас радостными криками на просторах казахстанской саванны.
И всё-таки силёнок и светового дня не хватило, и случилась вторая ночёвка на обочине. Непривычные запахи и невиданные «тропические» кусты с красными ветками, степь с далёким и ровным горизонтом. И мы, безупречно трезвые и в предвкушении великих свершений.
    Утром мы мигом доскочили до позиционного района на берегу Урала, мимо забытого аллахом кишлака. По накатанной дороге в ногайской степи можно ехать с закрытыми глазами. Выбрали площадку для машины и установили палатку в прибрежном урмане.

    Река Урал в те времена состояла под эгидой ЦК КПСС, ибо нет другого, вернейшего способа отрастить начальственную морду, и даже ряшку, кроме как регулярно закусывать осетриной, а для блеска в глазах и морды в целом изредка переходить на чёрную икру. Покой осетров защищался специальным постановлением Совета министров № __  от ___ ___ ____. Называется это экология, брат читатель.

    Итак, экипаж машины боевой обустраивал территорию и суетился вокруг да около, а внезапно обессилевший Лёха вполз до половины в брезентовый домик и заснул сном праведника. Он успел проспать сорок минут, и тут почувствовал, как «кто-то вошкается под его левым боком». Он ласково обнял пухлый бок красавицы жены, но она не устремилась к нему навстречу, и вся была какая-то холодная. Мокрая, скользкая и сопливая. Лёха открыл глаза, не приходя в сознание, и содрогнулся. Босх и Брейгель! Он увидел злобную улыбку на  кувшинном рыле  и круглый белый глаз. Солидных размеров рыбья харя принадлежала белужонку килограмм в сорок, лежавшим рядом с ним на куске брезента.
Пока у Лёхи был «тихий час», на берегу Урала происходили удивительные и легендарные события.

    Рыбачки разобрали снаряж и разожгли костёр, вскипятили чаёк-чифирёк. Раздавили пузырь, начали второй. Виталий Палыч оттаял душой и приступил к решению оргвопросов. Он вышел на утес, до воды было метров восемь глинистого обрыва, и оглядел из-под руки речные просторы. Внизу около лодки плоскодонки копошился чернявый мужичонка, как выяснилось чуть позже, доблестный джигит и потомственный браконьер Габитка. Чего-то он там доставал и мотал какую-то тесёмку. Наш командор мгновенно въехал в обстановку и кинулся вниз по кривой козьей тропе.

    А надо вам доложить, что росточку он был метр девяносто, плечистый и крепкий, и морда у него была красная и строгая. Наряд командора состоял из добротной штормовки цвета хаки, и достойно завершался уценённой комиссарской кепкой из искусственной кожи. Над козырьком кепки за каким-то хреном блестел большущий круглый значок, козёл на голубом фоне среди звёзд. Тоже уценённый знак зодиака, типа женской брошки, образ, родившийся в воспалённом воображении фабричного художника, уставшего халтурщика, страдавшего от сильного похмелья.

    Увидев стремительно надвигающегося то ли инспектора, то ли мента, да ещё и с непонятными знаками отличия на фуражке, Габитка бросил рыбу, самоловку и лодку, и шустро кинулся вверх по косогору и в кусты. За поимку на берегу с крючьями и рыбой можно было схлопотать от двух до пяти.
    С большим трудом злоумышленник был остановлен криками типа - стой, падла, продай рыбки, брат Митька ухи просит.

    Когда Лёха успокоился после кошмарных видений и подошел к костру, Виталий Палыч и Габитка уже приняли по второй, развеселились и скорешились, и, в пятый раз примеряя кепку с голубым козлом, рассказывали друг другу и остальным слушателям о злобном рыбнадзоре, нелёгкой браконьерской жизни и смешной ошибке распознавания  «свой-чужой». Ощупанный на предмет отсутствия икры белужонок был подарен бригаде «на новоселье».
К вечеру белужонок был разделан, филейная часть засолена, а из головы и хвоста сварена двухведёрная кастрюля ухи, которую мы и жрали с восторгом сладострастия два с половиной дня.

    Нас ожидала неповторимая неделя приключений и удивительных событий, спиннинги и перемёты, личные рекорды на воде, серьёзная рыба и мелкая рыбья сволочь.
            Ну, об этом во второй главе.