22. Урал-1. Спортивный осетр и дедукция

    В последний вечер Славка перебирал движок, а Виталий Палыч трамбовал малосольный продукт и прятал в картер банку с чёрной икрой, прикупленной у Габитки  по всесоюзной браконьерской цене – «один к двум». Высушена сетка и смотаны перемёты, уложены в карманы не пропитые гроши, в путь.

    Им под конец повезло, и на перемёт был пойман заветный спортивный осётр, небольшой такой осетрёнок на два пуда, но очень вкусный. Из носатой головы и хвоста было изготовлено ещё два ведра живительной и совершенно пи…, пи… питательной ухи. Что главное в ухе из осетрины? Как и в танке, в ухе из осетрины главное - не обосраться.
Не жадничать.

    Кому интересно про осетров, почитайте «Царь-рыбу» Астафьева, этот убогий перепев Хемингуэя. Поймал мужик осетра, обычное дело, а шуму сколько, а моральных проблем и мировой скорби, а сколько печатных листов наворотил борзописец, как будто Шекспир ему фамилия, словно последний экземпляр вкусной рыбы в Енисее был при нём изловлен. И вали всё на злобного и жадного браконьера Емелю, пять крючков ему в жопу! А лицензии для местных кто продаст, а почём нынче профсоюзные путёвки на ход воблы, а кто расскажет, как выглядит Гурьевская набережная во время хода севрюги, кто вспомнит про «шекснинску стерлядь золотую» и про свежую икру для Хлестакова? Но всё это в прошлом, таком же прекрасном и недоступном, как бизоны и бобры…

    Уехали командор и Славка рано-рано, пацаны загрустили и тупо топтались на опустевшей полянке. Сначала позавтракать. Уха хранилась в испытанной двухведёрной ёмкости, была предусмотрена защита от котов, ночью коты орали и в бессильной злобе гремели крышкой от кастрюли, придавленной здоровенным бревном. Пошарив ложкой в густом суточном вареве, Лёха выловил передний плавничок осетра, с полкило вкуснейшего тёмного мяса на удобной косточке, типа киевской котлеты, и с урчанием сожрал этот деликатес.

    Налопавшись осетрины, Лёха оживился, навел резкость в глазу и строго так заявил:
- Береги природу, твою мать! Уберём свой и чужой мусор!
У него разыгрался хронический природоохранный заскок.  Валера не протестовал, вспомнив, как лазил под укоряющим взглядом напарника в колючие кусты шиповника за выкинутой кефирной бутылкой. Лёха прошёлся по берегу и натащил всякой дряни, включая куски полиэтилена, обглоданную рыбу, картонки, рваный резиновый сапог и пластмассовые детские игрушки. И начал побрасывать всё это в хорошо горевший костёр, приговаривая:
- Пять минут, и на флоте полный порядок…

    Из костра повалил клочкастый и вонючий дымок, мерзкий запашок тухлецы и диоксина дополнил утреннюю свежесть. Лёха перешел на наветренную сторону и услышал из-за кустов злобный мат и голоса соседей:
- Кости жгут, ёпамать! Следы заметают!
Крематорий получился, и практические занятия по экологии.

    Утро последнего денёчка выдалось вполне погожим, нас ждал заветный перекат. Уходя на последнюю трудовую смену, мы оставляли свой опустевший лагерь на целый день. Палатку, кастрюлю с ухой в кустах поодаль, и всё барахло. Ничего особо ценного там не было, но береженого бог бережёт, подумал Лёха, прибрал всё добро, придавил крышку кастрюли и тщательно застегнул палатку. Клёв был отменный, и опыт нам помогал, к вечеру снова образовалась промышленная партия рыбы и тот же вопрос - кому нести мешок с добычей! Несли честно по очереди. А разделкой рыбы топором Лёха овладел в совершенстве, голь на выдумки хитра и шустра необычайно.

    На утоптанной полянке стояла привычная тишина, и только еле слышалось бурчание соседей в сотне метров за кустами. Но приход наш оказался – к разбитому корыту. Вроде бы всё на месте, только палатка свёрнута набок и выглядит жалко и неправильно. И ощущения такие же. А ветра сегодня никакого не было, это факт! Лёха бросил снасть и рюкзак, принял командование на себя и строго заявил напарнику:
- Кто-то ел из моей чашки! Сидеть под деревом и следы не затаптывать!
Лёха был сыном юриста, и более того - прокурора, «Настольную книгу следователя» читал ещё в начальной школе и к месту любил цитировать. Валера тоже был сыном старшего опера, но ни хvиночки от отца не унаследовал, раздолбай, которого даже за пивом опасно было посылать!

    При осмотре места происшествия было обнаружено следующее. Палатку явно специально уронили вбок. Хулиганство, статья 137-я, до двух лет. Боковину палатки кто-то цинично обоссал! Вандализм и нарушение общественного порядка, исправительные работы сроком до года. Злоумышленники оставили палатку застёгнутой, но у Лёхи потемнело в глазах при виде жуткой картины. Еврейский погром в стиле Аркадия Гайдара, всё разбросано, изодрано, клочья газеты и корки хлеба. Но кто же застегнул палатку?

    Сын юриста примостился на коряге, закурил и злобно посмотрел в сторону соседского лагеря. Так эти невоспитанные грубияны стали основными подозреваемыми. Но Лёха был непрост, он приступил к дедуктивному анализу ситуации:
- Валера! Мы с тобой находимся на востоке, ты «Восточный экспресс» читал?
И продолжил интеллектуальные потуги любимой присказкой:
- Думай, голова, думай, шапку куплю!

    А голова у него была большая и светлая, и использовалась не только для еды. Выкурив пару сигарет, Леха изложил свою выстраданную и логически безупречную версию. Могли нагадить соседи, но нет причины. Лагерь наш могли посетить любопытные деревенские пацаны. Но не так они воспитаны, чтобы гадить на палатку и в палатке. И ни те, и ни другие не стали бы застёгивать палатку. Лёха нахмурил брови:
- Будь внимателен и слушай сюда, мой юный друг!
Он был старше приятеля на три месяца.

- Итак, мы покинули лагерь в восемь утра. Старшие товарищи уехали в шесть. В лагере наступила полная тишина. Первой пришла из кишлака местная полудикая корова, голодная, как Плисецкая на диете! Учуяв через брезент запах последней нашей булки хлеба, она начала глодать хлеб вместе с палаткой. Отсюда мокрое пятно на палатке, и свежая куча дерьма, которую ты даже не заметил, а я в неё чуть не наступил. Позднее корова ушла восвояси, а к обеду прилетела стая сорок, наглых до предела. Они и вчера тут летали, голодные и расторопные, как троешники с филфака! Эти пернатые суки бесцеремонно залезли в палатку, там снизу одной пимпочки не хватает, всё обшмонали и оприходовали наш хлебушек. Они же и мыло из мыльницы тяпнули! К вечеру на поле боя подвалили два борзых кота, голодных как магаданские пидоры, навели порядок и разогнали воровок. До осетрины они не добрались, но вчерашние кости около кастрюли исчезли. Приговор окончательный и соседи ни в чём не виноваты.

    Закончив свой вдохновенный спич, оратор отправился в гости к соседям, где нашёл полное взаимопонимание, сто грамм и обещание доставить завтра двух спортсменов вместе с рюкзаками в Уральск.
Мордой в куст стояла невиданная ретромашина - трофейный восьмиместный мерседес, уже сорок лет исправно возивший нацистов, коммунистов, брянских партизан, уральских браконьеров, а теперь и любознательных балбесов. Теперь-то я понимаю, застой - это когда в восьмидесятом году ездят в трофейном мерседесе!

    Вокзал Уральска был в те времена образцом  восточного стиля и  состоял из кассы и пятнадцати ларьков. Между ларьками, как и положено, слонялись разбойники в полосатых халатах и нетрезвые товарищи Суховы. Минут сорок мы искали пивнушку для неверных и нечестивцев, и нашли. Подкрепившись и освоившись, за пивом начали размышлять над проблемой ночлега. С шестого захода в привокзальные частные дома мы впарили тяжелые рюкзаки с «расчленёнными трупами» доброй самаритянке. Под рыбой местные жители понимали только осетрину и чёрную икру, и попадать под статью вместе с нами отнюдь не желали.

    Переночевали мы в гостинице, это вам не Москва, никаких проблем, доступные цены и ненавязчивый советский сервис. Четырёхместный номер разделили с нами два басмача, торговцы арбузами с местного рынка. Мы долго пили портвейн за дружбу народов и вникали в мудрость Востока – арбузы берут, пока нет снега, а как выпадет снег, ну ни хvя не берут!

    Утром успешно взгромоздились с рюкзаками в обшарпанный полупустой поезд и благополучно отчалили. До свидания, осетры и верблюды!
Впрочем, верблюд махал нам хвостом и на Южном Урале, в Карталах. Неспроста это свободолюбивое вьючное животное присутствует на гербе Челябинской области. Мы подъезжали к дому, любовались напоследок степными пейзажами за окном вагона, и пили чешское пиво в совсем опустевшем вагоне. Красиво жить не запретишь!

    Дома меня ждал подарок – новорождённый сын, потомственный балбес и браконьер, этот мордатый младенец лежал в заранее купленной детской коляске, изготовленной на Ташкентском авиационном заводе. Коляска была очень плохого качества, за два следующих года я ремонтировал её раз двадцать, много мне понадобилось проволочек и гаечек. И во время двадцатого ремонта сын произнёс свои первые слова:
- Чурки поганые! Как они самолёты делают?
Но папаша и сын были неправы в своих призывах к экстремизму и межнациональным конфликтам. Надо было выражаться примерно так:
- Перенос высоких технологий машиностроения в социально отсталые и культурно неразвитые регионы не продуман политически и экономически не обоснован. Местным жителям венчурные и ебvшливые затеи ни к чему!

    А цена вопроса оказалась такова – больше я летом на Урале не побывал.
Происходило это тридцать два года назад. Из всей команды остался я один… жаль мужиков, да и себя – немного.

    И не с кем мне выпить соточку и закусить осетриной…




ЛЛК    12.08.2011