Вампир Ван Ден Пир и Мир. Глава Вторая

Сбривая усы и подстригая бороду перед старинным, уже начавшим мутнеть, зеркалом, вампир размышлял о той роли, к которой его хотели подтолкнуть некие таинственные люди. 

- Надо придать себе более или менее цивилизованный вид, а то я совсем одичал мордоворотничая в этих полях да лесах. Ведь возможно придется обивать лбом порог дома какой-нибудь аристократки, снова корчить полные игривой любезности рожи, выделывать все эти ритуальные па и пируэты, задыхаясь от собственной галантности. Но, как ни крути, а это поинтереснее, чем ставить силки на зайцев, да сцеживать крысиную кровь. Вот только друзей и любимых у меня гораздо больше среди мертвых. Живые - напоминают мне молодое, но прокисшее вино. Рядом с ними мне даже трудно дышать. Потому что с ними у меня нет ничего общего. И если люди, которые горят желанием меня втолкнуть в свою игру, захотят моей смерти, я не буду слишком уж сопротивляться, особенно, если будет возможность умереть с честью. Да, пожалуй, не буду сопротивляться излишне усердно. Хотя бы потому, что мне уже порядком начало надоедать это бессмысленное занудство зовущееся жизнью.

- Хватит красиво врать! Вот, сейчас замаячит перед тобой перспектива встретить Айрис во плоти и всё! Не отлепить тебя тогда от жизни! - подало голос его второе "Я".
 
- Айрис..., - задумчиво произнес Ван Ден Пир и лицо его на миг просветлело, однако уже в следующую секунду он наморщил лоб, - Это мертвая мечта. Вот и ведьма говорит мне о том, чтобы я забыл об этой идее.
 
- Но ты ведь не забыл?
 
- Нет. Я попробую ее оживить. Пусть она и будет полутрупом, как я, но....рядом. Я сделаю ее вампирессой, передав ей свой темный дар. У нас будет свой мир. В противовес этой гнусности, которая похабно раскинулась повсюду.
 
- Ладно, убийца-романтик, заканчивай скоблить свою физиономию! Пора в Город!
 
- Какой там романтизм?! Я не романтичнее вальдшнепа. Не видишь - я же брежу! Только бред и позволяет мне быть здравомыслящим, и лишь отчаяние придает мне веру.
 
 
Один из стражников, читая поданный вампиром свиток, не сдержал эмоций:
 
- Никак второе пришествие, Ван Ден Пир?! Сколько ты выложил золотых за эту бумагу, признайся? Наверняка на эти деньги можно было открыть таверну. 
 
- Не понимаю о чем ты. Всем известно, что я лучший врач в округе.
 
- Ну да! Как бы не так! Гремучая смесь лекаря дамских недугов и патологоанатома! - рассмеялся вояка, сотрясаясь всем телом и сгибаясь пополам в судороге и восторге от собственной шутки.
 
Острота пришлась по вкусу и его товарищам, которые дружно подхватили ржанье юмориста, жирный подбородок которого желеобразно дрожал, скрывая в своих складках короткую, безобразно тонкую шею.
 
-  Следи за своим языком, кирасир, а то порежешься. Он у тебя настолько острый, что вполне может стать причиной смертельного пореза на твоей евнушьей шее. 

- Что?! Ты мне угрожаешь, кровосос?! - побагровел страж, моментально изменившись в искаженном яростью лице.
 
- Боже упаси! Я бы не посмел. Ты так страшен в гневе, что у меня ноги подкашиваются от ужаса, - с улыбкой бросил Ван Ден Пир вполоборота, уже минуя Городские Ворота.
 
- Да ладно, Дик, остынь! Его всё равно вздернут. Ни сегодня, так завтра, - пришел на помощь стоявший рядом алебардщик.
 
- Таких не вешают на виселице. Им вбивают осиновые колья в сердце, - прошептал Дик, провожая взглядом спину удаляющегося вампира.
 
 
Ван Ден Пир вышел на Базарную Площадь и, неприязненно щурясь от солнечного света, в очередной раз поразился чудесным свойствам мази, подаренной ему Эрикой.

Окинув взглядом разношерстую толпу, удушливыми коричневыми волнами, - с деликатными благовониями давно застарелого пота, прошлогоднего сыра и перегара - расползавшуюся по мощеной булыжником мостовой, он пробормотал: 
 
- Искать своё счастье среди этой навозной жижи - что может быть глупее? 
 
- И тем не менее, это единственный путь, - прошептал некто внутри него, - Но ты отыщи вначале свое несчастье, а потом, переодень его в свое наслаждение.
 
- А разве я поступал всю свою жизнь как-то иначе? 
 
Подойдя к доске объявлений, он выбрал два самых дешевых варианта из многочисленных предложений по съему жилья и, так как прекрасно знал Город, то не мешкая ни секунды отправился ознакомиться с условиями своего будущего проживания самым кратчайшим из известных ему путей. 
 
Залихватски перемахивая через заборы, играючи перепархивая через клумбы, цветники и ограждения, он лишь улыбался в ответ на удивленно-испуганные взгляды обывателей, неприязненно-робко косившихся в его сторону, так как им явно внушала опасения та ловкость и легкость с которой Ван Ден Пир управлял своим телом, весившим чуть больше центнера при росте на несколько дюймов менее шести футов. 
 
Выбранная им комната отличалась крайним убожеством обстановки, но в наличии присутствовал стол из красного дерева, пара покореженных временем и тяжестью людских задов стульев, да странный, весь в колючках, цветок на столе.
 
- Где кровать, хозяйка?

- Так ведь потому и цена такая, что кровати нет, - отвечала ему женщина без возраста, двух передних зубов и талии, периодически чихающая в скомканный, серый от грязи носовой платок.
 
- Кто соседи?
 
- Предупреждаю сразу, чтоб жалоб не было: справа - кузница, а с другого бока живет музыкант, - и она чихнула, словно кошка, прикрыв ладошкой будто лапой длинный, весь в угрях, похожий на чистилку для карандашей, нос.
 
- На чем играет музыкант? 
 
- Фиолончел или виолончельт....как-то так называется эта похожая на гроб деревянная штуковина.

- Подходит, - улыбнулся вампир, - Славная музыка будет баюкать меня в этом клоповище!
 
- У меня нет клопов! - возмутилась хозяйка.
 
- А крысы?
 
- Крысы...., - она замялась, явно не зная, что сказать.
 
- Крысы мне как раз и не помешают. Я бы даже сказал - крысами уют не испортить.
 
- Вы серьезно? - ее глаза округлились и стали похожи на дыры, которые проделывают подростки в стенах женских купален.

- Конечно. Я же врач. Я опыты над ними ставлю.

- Аааа......, - только и нашлась, что протянуть заглавную букву алфавита, старательно изображая понимание, совершенно сбитая с толку сухощавая женщина.
 
- Что за колючка на подоконнике?
 
- Это заморское растение из теплых краев. Называется кактуц.

- Кактуц? А похож на член в иголках.
 
- Убрать?

- Нет. Пусть останется со мной эта тропически ершистая фалличность.
 
- Что вы сказали? Фалличность? Что это?
 
- Тоже, что и личность, только падшая. От немецкого слова фаллен - падать.

- Какой вы умный, доктор.

- Спасибо. Самого тошнит от этого.
 
Распрощавшись с хозяйкой, Ван Ден Пир навестил гробовщика и попросив того снять с себя замеры, сделал соответствующий заказ. 
 
Последний не удержался от комментария: 

- Сколько работаю, но такое у меня впервые. Умирать собрались? 
 
- А вы - не собираетесь? - с улыбкой спросил вампир.

- Так ведь....Даст Бог еще поживу, - несколько растерялся гробовых дел мастер.
 
- Зачем вводить в расходы родственников? Я стараюсь максимально сократить возможные траты родных в случае моей непредвиденной смерти. В идеале каждый покойник, не будь он бессовестной свиньей, должен сам приходить на собственные похороны.

Его собеседник о чем-то тяжко и тупо задумался и в конце концов провозгласил:
 
- Эх! Всем бы иметь такую сознательность и предусмотрительность, какой Господь наделил Вас!
 
- Переборов врождённую скромность, соглашусь с Вами. В некоторых вещах я прямо-таки образец для подражания. 
 
Заглянув в кузницу на звонкий и ритмичный звук гулко ударяющего по наковальне молота, Ван Ден Пир попросил выковать медную табличку с гравировкой: "Бакалавр Медицины Эдвард Ван Ден Пир", а когда зашла речь об оплате, то предложил посостязаться в борьбе на руках с условием, что если выиграет он, то кузнец будет работать бесплатно, однако в случае проигрыша сумма его возможного платежа удваивается.
 
Высоченный и крепкий кузнец, оглядев фигуру Ван Ден Пира, секунду другую о чем-то поразмышлял, но затем, махнув рукой и азартно потерев крупные жилистые предплечья, согласился на поединок.
 
Спустя несколько минут вампир с довольным видом направлялся к дому живущего по соседству музыканта: 
 
- Если есть возможность сэкономить, то глупо ею не воспользоваться, - пробормотал он, вспоминая свое краткое соперничество с кузнецом.

Дверь ему отворил молодой человек с бледным лицом со впавшими скулами и мечтательным взором серых глаз.
 
- Я ваш новый сосед. Моё имя Эдвард, - протягивая свою широкую ладонь, тихо молвил вампир, которого уже начинало клонить в сон.

- Очень приятно, - грустно ответил музыкант, - Эдмунд.
 
- Эдмунд, а в какое время суток вы упражняетесь в игре на вашем инструменте?
 
- Обычно днем, - несколько напрягся молодой человек.
 
- Скажите, а вы не хотели бы перенести ваши эксерсизы на ночное время?
 
- Вы шутите? - в глазах мужчины одиноко зажглась надежда.

- Я серьезен, как человек которому только что отрезали голову.
 
- Видите ли, у меня бессонница. Я хотел бы играть по ночам, но госпожа у которой вы снимаете дом, несколько раз жаловалась на меня в префектуру и в жандармерию, хотя я играл очень тихо.

- Теперь вашим соседом буду я. В связи с чем, вы можете играть исключительно по ночам.
 
- Я не знаю, как мне благодарить вас, Эдвард! - обрадовался молодой человек в радостном волнении накручивающий на указательный палец руки непокорный локон ниспадавших ему на плечи русых волос. 
 
- Откровенно говоря, я тоже не знаю. Хотя нет...Могли бы вы по моей просьбе отыграть какую-нибудь изысканную мелодию некой прекрасной даме, в случае, если в этом возникнет крайняя нужда?
 
- Безусловно. Только предупредите заранее, - с живостью откликнулся Эдмунд.
 
- Вот и замечательно. Договорились, - и вампир, пожав на прощанье руку своему новому знакомому, отправился в свое новое пристанище.
 
Войдя в комнату, Ван Ден Пир первым делом занавесил заблаговременно купленной тяжелой и плотной гардиной из теснённого ворса единственное окно в своем новом жилище. 
 
Даже эта нехитрая работа отняла у него много сил и он скорбно простонал, в изнеможении соскальзывая на один из уродливых стульев:
 
- Вот в такие минуты мне и хочется, чтобы пришел некто и добил меня. Эта блаженно-подлая, постыдная усталость в теле, так схожая с началом стремительно развивающейся болезни...как любовь, которая делает таким же слабым, слепым и зависимым. Айрис! Почему тебя никогда нет рядом, когда я дохожу до последнего предела своей тоски?! И где же то лекарство, которое могло бы меня вылечить от тебя? Где обещанный ведьмой яд о двух ногах? И как можно вообще любить привидение?! 
 
- Ты крови просто хочешь, вампир! - прошептал внутри него некто, - Крови! Тебе нужна доза! Именно это и делает тебя безумным.
 
- Не сейчас! Мне необходимо забытье, - произнес он вслух и безвольно, словно раненое животное, опустился прямо на пол.
 
Он так и погрузился в свой особенный, какой-то жуткий, неведомый мир, заменяющий всем вурдалакам человеческий сон: лежа на спине на несколько сомнительной чистоты сосновом полу, со скрещенными на животе подобно покойнику руками и с глазами, плотно зашторенными посеревшими от недомогания веками. 
 
 
Проснувшись несколько раньше обычного и в связи с этим не восстановившись как следует, Ван Ден Пир медленно поднялся с пола и машинально коснувшись пальцами потяжелевшей головы, обратился к упрямо тянувшемуся ввысь из глиняного горшка колючему растению:
 
- Вот что значит - спать не в полной темноте и в не подобающих традициям условиях, кактуц! Такое ощущение, будто моя голова отлита из чугуна. Но....мне снился сон! И такой необычный!
 
Он уже хотел было выйти на улицу, как вдруг услышал игру музыканта, доносившуюся из-за стены, разделяющей два дома. 

От неожиданности и восторга Ван Ден Пир растерянно сел на совершенно для этого не подходящий стул и замер, чувствуя как от ярчайшего, обволакивающего и терпкого наслаждения по его бедрам разбежались мурашки. 
 
Взгляд его затуманился, а затем, когда к нему вернулась привычная ясность, приобрел, словно море в дождь, какую-то болезненную глубину и спокойствие:
 
- Только эти нездешние звуки и могут выразить то, что не в состоянии передать никакой речевой аппарат. Все эти жалкие вязанки слов, наспех повязанные скотчем логики, не могут выразить самого главного - оттенка в чувстве и переживании! Как убийственно красива эта мрачно-льдистая, безжалостно-нагая мелодия, тонущая в моем сердце, словно лодка с пробитым днищем! Сколько здесь гордой, холодной и одинокой печали, которую нельзя разделить ни с кем. Какое горестное, четвертованное счастье сочится в каждом такте! Сколько изъязвленной болью нежности к тому, что, возможно, ее недостойно. И сколько темной, бесчестной и пьянящей радости исполосованной скорбным осознанием ее преходящести. Да он гений! Этот парень - гениален!
 
Совершенно позабыв о том, что несколько секунд тому назад у него болела голова и он едва передвигал ноги, вампир бодро шагнул за порог дома и удовлетворенно втянув ноздрями вечернюю прохладу, постучал в дверь соседа.
 
Эдмунд отворил не сразу.
 
Ван Ден Пир встретил его улыбкой: 
 
- Я давно не слушал такой музыки. Она божественна.
 
- Другие находят ее слишком мрачной и тяжелой для восприятия. На ней никогда не сделать денег, - музыкант усталым жестом пригласил Ван Ден Пира пройти внутрь.
 
- Если что-то и имеет ценность в этом мире, то лишь те вещи на которых нельзя сделать деньги, нельзя продать, - целиком поглощенный своими мыслями вампир прошел в точно такую же бедную, с хамским аскетизмом обставленную комнату, в какой жил сам и, без приглашения усевшись на пыльное, с ободранной обшивкой кресло, забросил ногу за ногу.
 
- Благодарю вас. Вы - один из немногих, кто ее понимает.

- Ваша музыка бесценна и потому - никому не нужна. Живые ее недостойны. Так бывает порою - творец опережает свое время на несколько столетий. Вы просто рано родились, Эдмунд. Или слишком поздно. Ваш удел - играть либо для мертвых, либо для тех, кто еще не родился.
 
- Но вы же ее понимаете. Значит - не все безнадежно.
 
- Я в некотором смысле мертв, дорогой мой сосед. Возможно, благодаря этому я и понимаю ее. Она прекраснее, чем все наши мечты о любимой женщине, чем все наши ощипанные нежными женскими пальцами надежды, в ней больше сердца, чем в самом высоком порыве, на который мы только способны.
 
- Вы говорите такие тонкие вещи...Мне кажется, вы потому прониклись услышанным, что наши души прошли одну и ту же жизненную школу. Нас стегали одними и теми же розгами. Только человек имеющий схожую болячку, сможет понять другого человека.
 
- Да. Разумеется, вы правы, Эдмунд. Я спал, затем внезапно проснулся, проснулся с головной болью и....вдруг ваша виолончель..
 
- Я разбудил вас?
 
- Нет! О! Мой сон! Я чуть его не забыл! Рассказать его вам? 
 
- Давайте. Я целыми днями ни с кем не разговариваю. Так что послушаю вас не без удовольствия.
 
- Мне снилось, что я покоюсь в своем обычном гробу, но только во мне отчего-то полно всемозможных и разнообразных бабочек. Я принимаю это как должное и спокойно чего-то жду, зная наверняка, что нечто пугающее вот-вот произойдет. Я лежу, явственно ощущая, как переполняюших меня бабочек становится все больше и больше - они везде во мне: свисают гроздями с сердца, обвивают нежными хоботками цветки моих бронхов, робко расправляют лапки увязнув в моих легких, заполняют все мои внутренности, нетерпеливо бьют крыльями по стенкам моего черепа, щекоча мой старый, глупый и мечтающий о покое мозг. И тут я слышу шепот. Некто, лицо которого я не могу рассмотреть, произносит какое-то имя. Женское. И это служит неким тайным сигналом для бабочек. Они вырываются из меня прочь, вылетают вон из моего тела, а затем - и из гроба. И вот, хотя я и нахожусь как бы уже в полусне, но тем не менее чётко вижу эту отчего-то чрезвычайно волнующую меня картину. Бесшумно парящих в вязкой тишине комнаты загадочных насекомых, таинственным образом связанным с некой женщиной, энергия которой вошла в меня без всякого моего на то соизволения. И от этой зловещей тишины и беззвучного полета беспокойных, отчаянно работающих крыльями бабочек, я наконец просыпаюсь. 
 
- Вы, наверное, хотели сказать не "гроб", а "постель"? - без тени беспокойства поправил собеседника хозяин дома.
 
- А я произнес "гроб"? Серьезно? Ну, надо же! - весьма правдоподобно удивился сам себе Ван Ден Пир, - Какая странная и нелепая оговорка.
 
- Не знаю, как это объяснить, но я вас почему-то представляю не иначе, как лежащим в гробу. Вы уж простите мне мою откровенность и дикость моих мыслей.

- Пустяки! Я и сам себя только так и представляю, - отмахнулся вампир. - Кстати, кроме футляра для вашего инструмента, я не вижу в вашем жилище никакого намека на кровать.

Хозяин квартиры обеспокоенно заморгал, кашлянул и, отвернувшись от Ван Ден Пира, смущенно проговорил куда-то в сторону: 
 
- А зачем таким как мы - кровати?
 
- Спите в футляре, Эдмунд? - тихо спросил вампир.
 
Музыкант едва заметно кивнул.
 
- У тебя свежатинки не найдется? Я верну через сутки, - хрипло проговорил Ван Ден Пир.
 
Эдмунд носком сапога подковырнул половицу в дальнем углу комнаты и, присев на пол, засунул руку в тайник едва ли не по плечо.
 
Спустя четверть часа два вампира, утолив жажду, сидели прямо на полу в блаженной расслабленности и вели непринужденную беседу в такой тональности, будто знавали друг друга ни один век, а их зрачки маслянисто поблескивали во тьме лучистым сиянием сокровенной удовлетворенности.
 
- Чья эта кровь, Эдмунд? Судя по характерному сочетанию сладости и терпкости, бархатистости и некоторому ягодному привкусу, явно женская.

- Да, женская, - в грустной задумчивости кивнул хозяин дома. - Я забыл, когда в последний раз пил мужскую. Женскую преимущественно....Иногда пускал кровь животным. 

- Ты лишил ее жизни? Не похоже, чтобы ты мог это проделать с легким сердцем, - Ван Ден Пир, казалось, параллельно думал о чем-то еще, о том, что захватывало его дух и куда уносились почти все его мысли, а настоящее служило лишь сценой, подмостками, на которых плясали тени и персонажи его внутренней жизни.
 
- Я никогда не убивал и никогда не делился темным даром, передавая наше проклятье дальше по цепи.
 
- Откуда же тогда у тебя кровь молодой женщины? Ведь она довольно молода. Это чувствуется. 
 
- А разве кровь мужчины так уж и отличается от крови женщины?
 
- Разумеется. Как мерло - от хереса. А если быть более точным - она лишена сложного букета, зато в ней присутствует некоторая солоноватость и густота, насыщенность, которой никогда не найдешь в венах женщины, - взгляд Ван Ден Пира затуманился и Эдмунд понял, что его собеседник в этот же самый миг был пленен и похищен каким-то воспоминанием. - Ты что-то хотел мне рассказать о той женщине, кровь которой мы только что пили.
 
- Не хотел, - улыбнулся Эдмунд, - Но расскажу. Хотя я мало предрасположен к разговорам о женщинах. Мне больше нравится о них молчать. 
 
- Согласен с тобой. Но твоя музыка выдает тебя с головой. Она соткана из этого твоего молчания.
 
- Не только из этого вида молчания. 
 
Помолчав с минуту, музыкант прислонил к серой в темных пятах стене свою спину и глядя куда-то в угол, в мутный сумрак сгущающейся ночи, проговорил:

- Услышав мою игру, эта девушка сошла с ума. Ненатурально конечно, а лишь так, как заболевают любовным недомоганием некоторые склонные к экзальтации дамы. Это весьма напоминало преследование. Обычно так ведет себя влюбленный мужчина. 
 
Эдмунд опять затих, обдумывая или вспоминая что-то. 

Но вскоре опять заговорил: 
 
- Я овладел ею, но скорее так, как если бы это было одолжением, ибо я не чувствовал к ней влечения. А она поразила меня тем, что наслаждалась мною так, как обычно это делает самец.
 
- То есть? - не сдержал кривоватой улыбки Ван Ден Пир.
 
- Она ласкала меня так, как ласкают тела своих пассий сладострастные кобели. Вылизывая с ног до головы. Я чуть ли не впервые ощутил, что значит быть по-настоящему предметом вожделения и обожания. Когда же она узнала о моей тайне, то добровольно вызвалась быть моим донором. Она наносила себе порезы и сцеживала свою кровь, почти одновременно с тем, как пила мои соки, приговаривая:" Я пью квинтэссенцию твоей крови. Пью твое белое вино. А возвращаю - красное."

- Подвально-поэтично, мой юный друг, - кивнул Эдвард. - Ты ведь не так давно в нашем братстве?
 
- Да. И меня это иногда весьма тяготит.
 
- Пустяки. Привыкнешь. Ненависть к жизни, которая иногда тебя переполняет - это лишь ступень на пути к подлинной в нее влюбленности. Ведь именно шлюхами и потаскухами сильнее прочего склонны опьяняться самые высокие мужские сердца. Ибо непостоянное и бездушное кажется им глубочайшим и никем не понятым. Так и с жизнью. Ее поверхностный блеск, пышные одежды, в которые она рядится, многообещающие улыбки и развязные жесты - всего лишь грим, скрывающий обвислый худосочный зад, морщинистую мопсообразную физиономию, да сдувшиеся воздушные шарики грудей, висящие на обтянутых сухой кожей перекладинах ребер и раскачивающихся во время совокупления словно молочные каймаки, ненароком прилепившиеся к краям опорожненной фарфоровой чашки. 

- Поэтично-помоечно, - вздохнул музыкант.

- Да, чёрт побери! - скривив рот в едкой ухмылке, воскликнул Эдвард. - Но мы отвлеклись. Чем закончилась твоя история?
 
- Ничем. Она вышла замуж, как и хотели того ее родители. Но продолжает бегать ко мне тайком. 
 
- Поздравляю. Ярчайший случай самоотверженной и редкой любви. Ни хлыст церкви, ни страх быть разоблаченной ее не останавливают. Подлинный раритет среди всеобщей купли-продажи. Стоит женщине проявить искренность и отвагу в чувстве, как тут же это обзовут аморальным и преступным, особенно если принять во внимание тот очевидный факт, что брак в том виде, в каком он получил наибольшее распространение - лишь разновидность проституции, - с этими словами Ван Ден Пир поднялся и расправил свои крепкие плечи. 
 
- Я не пойму тебя. Ты то нападаешь на женщин, то защищаешь их в своих речах. Мне не ясна твоя позиция.
 
- Женщины в том виде, в каком эта порода дошла до нас, сохранились такими, какими их хотели видеть правящие здесь мужчины. Они всегда сгибались перед общественным мнением и так называемыми правилами. Их уступчивость связана с гормонами, которые вырабатывают их железы. Но они жестоко мстят за свое рабство. Хотя рабство это, делает их, по существу, правящим классом, но вторые роли, которые вынуждены играть эти великолепные актрисы, раздражают их, поэтому в них столько безжалостности и мелочного упрямства. Души в них, увы, мало, но в качестве компенсации - бездна острого и холодного рассудка. Разве виновны они в том, что даже свою великолепную животность они вынуждены продавать? Из века в век к ним подходили с подношениями, так чему удивляться, если они стали бойкими торговками?

- Никогда не покупал то, что можно принять не иначе как в дар, - задумчиво изрек Эдмунд.
 
- Да?! А разве не случалось тебе оплачивать снисходительность этих вампиров-наоборот искромсанностью своих нервов, кровью своей души?
 
- О, да! Но ведь это уже иное.....
 
- Согласен, иное, - устало вздохнул Эдвард и, после некоторой паузы, сделал несколько шагов по направлению к выходу. - Ладно, вампир! Прочь философию! Мне пора совершить несколько бессмысленных, но необходимых действий. Я удаляюсь.
 
- Заходи, - его собеседник продолжал лежать с застывшей на лице грустной полуулыбкой, прислонившись спиной и головой к неопрятного вида стене. - Всегда буду тебе рад, вампир.

- За мной должок, - уже в дверях улыбнулся Ван Ден Пир.
 
 
 
Оказавшись на улице и с наслаждением обозрев пустоту ночной улицы, вампир весело подмигнул раскисшей от вечной меланхолии Луне: 

- Эй, Орден Тоски на груди ночи! Пойдем прогуляемся по кладбищу, моя грустная небесная собачонка?
 
Спящие бюргерские дома, дружно прикрывшие ставни своих век, мерно выдыхали в ночь запахи живших в них людей. 
 
Проходя мимо их стройных шеренг, вурдалак брезгливо морщился от ароматов людского быта, ощущая как в душе начинала медленно тушиться на огне презрения его просроченная ненависть к лживому теплу всякого сожительства.
 
Спелёнутые тряпьем вялых компромиссов, в шапочках обоюдных предательств и подгузниках обязательств, крепко спали добропорядочные горожане в зарешеченных колыбельках своих семей.
 
Ловко поддев носком ноги пробегавшую мимо крысу, а вторым касанием мастерски ее подфутболив, Ван Ден Пир выверенным в своей безупречной жестокости движением раздавил ей голову, нежно хрустнувшую в полупрозрачной августовской тишине.
 
Убив вторую крысу, он швырнул ее в сумку, где покоился трупик первой: 

- Ein und zwei! Надо же! Такая ночь, а гуляют только крысы!
 
Он посмотрел чуть в сторону: Луна, и впрямь будто преданная собака, покорно плыла за ним по свинцово-сиреневым волнам облаков, вздымающихся и пепельно пенящихся в черном море ночных небес. 

Ван Ден Пир уже перелазил через кладбищенскую ограду, когда, обращась к своей глухо-немой подруге, проговорил:
 
- Вот скажи мне, Сырная Голова, разве не больше жизни в нас, в мертвецах, чем во всем том, что считает себя живым и что дрыхнет сейчас так по-настоящему мертвецки, устав от своих снов наяву, таких однообразных и серых?
 
Залитые лунным светом надгробия, молочно поблескивали в широко разинутой пасти кладбища и только одинокая черная точка, словно блуждающий кариес в трогательной надежде как можно скорее сделаться пульпитом, пробивалась вглубь некрополя, - это и был Ван Ден Пир прилежно и методично читающий эпитафии, в стремлении отыскать последний приют своей призрачной возлюбленной среди мрачной россыпи многочисленных усыпальниц.
 
Эдвард перекусил находу одной из крыс и теперь молодцевато-мальчишески вращал в воздухе ее обглоданным остовом, цепко удерживая пальцами за голый, почти полностью лишенный шерсти, еще теплый хвост.
 
Когда в отдалении он заметил некий белесый силуэт, миновало больше часа и уже останки второй съеденной им крысы, подобно наскучившей игрушке, были сию секунду же с хулиганской элегантностью выброшены в растущие между рядами памятников можжевеловые кусты.
 
Без тени сомнений, Ван Ден Пир решительно свернул на тропу ведущую в направлении подозрительно яркого пятна, нескромно выделяющегося на застиранном фартуке сумерек.

Чем ближе подходил он, тем больше деталей становились для него очевидными: не было уже никаких сомнений в том, что эта одинокая, лилией расцветшая во тьме фигура, принадлежала высокой даме в любовно облегавшем ее лирообразные линии бедер белом платье, которая, выпрямив свой стройный стан и с очаровательной грациозностью чуть выставив вперед правую ногу, строго смотрела в сторону приближающегося путника, гордо приподняв подбородок в каком-то темном ожидании. 
 
Неизвестно откуда взявшийся ветер любовно играл с роскошно густыми прядями ее темно-каштановых волос, развевающихся вдоль ее висков, отлетающих от ее безукоризненно изящных плечей и шеи, подобно языкам прекрасного, но не ведающего жалости таинственного пламени.

И словно вспышка, словно яростный разряд прошедший сквозь всё его тело молнии, Эдварда пронзила отчаянно-благостная мука узнавания:

- Айрис?! - вначале прошептал, а затем выкрикнул он ее имя, прозвучавшее среди окруживших их скульптурные силуэты плотным могильным кольцом бесчисленные гробницы, будто заклинание: - Айрис!
 
- Прелесть моя..., - вырвался у него радостный шепот, неожиданно проросший сквозь гранитную твердь его внутренней мужественности, эйфоричным побегом смешанной с опьянением боли.

Вурдалак уже приближался к объекту своего обожания и между ними оставалось не более десяти шагов, как вдруг по всему телу женщины, с головы до пят, противоестественно покачнув ее стан, прошла неестественная, подобная судорге волна, а ее казалось бы обретшая в этот слепой ночной час подлинную плоть безупречная фигура внезапно взорвалась изнутри и разлетелась в стороны не разноцветными кусками, а выстрелила в кладбищенский мрак живым фейерверком ослепительно-ярких бабочек. 
 
Ошеломленный упырь окоченело наблюдал как сонмище ангело-насекомых животно-нежно шелестя крыльями, парит над ним наподобие мистических конфетти, судорожно переливающихся в теплом августовском воздухе под мертвящим взглядом луны своим дерзким флористическим многоцветием.

Пару минут покружив над головой Ван Ден Пира и словно от этого резко обессилев, очаровательные летуньи начали опадать на его волосы, грудь и плечи, будто начавший осыпаться застигнутый неожиданными заморозками цвет абрикосовых деревьев.
 
Однако, другая их часть, облюбовала скромный и ничем внешне не приметный надгробный камень, покрыв его заплесневелую поверхность наподобие марокканской накидки, оживленной искусным факиром.

Медленно повернув лицо в сторону могилы, вампир машинально прочитал грубо вытесанную безымянным резчиком, надпись:
 
- Мелисса Веркотерен. Родилась 13 ноября 1313 года. Умерла 9 декабря 1339 года.
 
Едва ли не в тот же миг откуда-то сверху донесся вкрадчивый шепот:
 
- Ме-лис-са....Ай-рис....Ме-лис-са....Ай-рис....

Подняв голову кверху и передернув плечами в попытке стряхнуть с себя наваждение, Ван Ден Пир обнаружил, что бабочки исчезли так, будто их никогда и не было.
 
Столбообразно постояв еще с минуту пригвожденным к одному и тому же месту молотком размышлений, он повернув назад, побрел обратно, склонив голову в глубокой задумчивости.
 
- Надо же! Прожить 26 лет и 26 дней! Какая избирательность в цифрах встречается иногда у смерти! Мелисса...Какая связь может быть между нею и Айрис? Бабочки...чертовы бабочки из моего сна....они - определенно некая часть энергии Айрис, эманации ее "Я". Так кто...чьё тело покоится в этой могиле?! Мелиссы или Айрис?! И, черт возьми, я уверен, что тут не обошлось без Эрики! Во всем этом точно замешана маленькая мадьярская цыганка!

               
                28.08.2011г.
 
http://www.youtube.com/watch?v=Ml9FRbaWt3c&feature=related
http://www.youtube.com/watch?v=Ml9FRbaWt3c&feature=related