Интеллигентская сволочь

«ИНТЕЛЛИГЕНТСКАЯ СВОЛОЧЬ»

Последний апрельский день выдался чудесным. Карельская весна наступает поздно, но сразу. За несколько дней лед сходит с Онежского озера, солнце быстро нагревает землю, и деревья сразу же покрываются листвой. Заметно удлиняется день. Жизнь, после долгой предполярной зимы, пробуждается. Мир воспринимается оптимистично.
Сергей Кольцов, тридцатилетний кандидат наук, в прекрасном настроении вышел утром из дома и отправился на автостанцию. Ехать предстояло недалеко, в гарнизон, расположенный в десятке километров за городом. Автобус высадил его у нужного поворота. Пройдя несколько сот метров, он подошел к КПП, предъявил свое удостоверение и вступил на территорию военного городка.
Здесь он бывал неоднократно. В гарнизонном  Университете марксизма-ленинизма он в течение нескольких месяцев вел занятия по философии. Сегодня его слушателям предстояла сдача экзамена.
В Доме офицеров он поднялся в кабинет начальника майора Нестеренко, где кроме хозяина находился и замполит полка подполковник  Юдин.
- Ну, что ж, - приветствовал он Кольцова, - приемная комиссия в сборе. Как настроение, Сергей Михайлович? Будете рубить моих хлопцев сразу или дадите им все-таки шанс?
- Сначала дадим им шанс, - ответил, улыбаясь, Кольцов, - а затем будем рубить, если они им не воспользуются.
Втроем вышли из кабинета и отправились в аудиторию, где их ждали офицеры.
Экзамен прошел нормально. Офицеры летного полка были людьми молодыми и грамотными. К экзамену подготовились серьезно и на вопросы отвечали четко и внятно. Начальство было довольно.
После окончания экзамена Кольцов и старшие офицеры вернулись в кабинет начальника. Майор открыл сейф, в котором, как Кольцов уже знал, хранилась «дежурная» бутылка «Московской». После занятий, которые заканчивались поздно вечером, Виктор Иванович Нестеренко, - мужчина «преклонных лет», дослуживавший до пенсии, неизменно доставал из сейфа эту бутылку и они вдвоем пропускали пару рюмок «на посошок». У Кольцова было такое впечатление, что это всегда одна и та же бутылка.
Офицеры и Кольцов выпили за успешное окончание экзамена. Закусили ломтиками лимона.
В дверь заглянул капитан Рязанов, староста учебной группы:
- Сергей Михайлович, все собрались. Мы Вас ждем.
Кольцов удивился, так как никакого разговора о «продолжении» не было. Однако все вышли из кабинета и направились по единственной улице городка в сторону леса. Здесь была накрыта «поляна». На белой скатерти стояли бутылки водки и  закуска. Офицеры, явно, уже успели пообедать, поэтому  ограничились  легкой закуской: соленными огурцами, квашенной капустой, варенной картошкой и прочее. Обстановка была вполне располагавшая к отдыху. Яркое и теплое солнце освещало кроны деревьев, вокруг была тишина, прерываемая лишь чириканием птиц и гомоном повеселевших офицеров.
«Посиделки» были недолгими, но «интенсивными». Вскоре Кольцов почувствовал, что ему пора покидать кампанию. Тем более, что вечером ему предстояло присутствовать в Финском театре на Торжественном заседании в честь предстоящего праздника. Ехать в таком состоянии на рейсовом автобусе было рискованно. Кто-то предложил отвезти его в город на мотоцикле с коляской. Но мотоцикл пригодился только для того, чтобы подъехать на «причал», так как Рязанов взялся доставить «товарища лектора» в Петрозаводск на своем катере.
Кольцов занял место рядом с капитаном в небольшом катере, типа «Казанка», и они бодро отправились в приятное путешествие по волнам Онежского озера. Настроение у него было чудесное. Пьянило ощущение простора и свободы. Хотелось петь. И он запел…
«Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны…»
Песня неслась над гладью бескрайнего озера и уносилась к голубым облакам. Капитан за штурвалом подпевал ему. Так, завершив песню, они подлетели к пристани. Выскочив с катера на причал, Кольцов помахал на прощание удалявшемуся катеру и повернулся, что бы направиться к театру, куда он уже опаздывал.
…И увидел прямо перед собой двух молодых милиционеров.
- Здравствуйте, - опешив, произнёс он и попытался пройти мимо них.
Когда он поравнялся с милиционерами, они, не говоря ни слова, резко заломили ему руки за спину.
От неожиданности он закричал:
- Что вы делаете?
Милиционеры, не отвечая, потащили его на глазах гулявшей в этот вечерний час на берегу озера публики к машине. Здесь они передали Кольцова двум другим милиционерам, которые бесцеремонно затолкали его в «газик». Один из них сел напротив, другой рядом.
- Товарищ старшина, - обратился Кольцов к старшему из них. – В чем дело? Почему меня задержали? Я ничего не нарушал? Я опаздываю. Мне надо быть…
Договорить он не успел. Тот, который сидел рядом схватил его за галстук и стал душить. Другой нанёс ему тяжелый удар в живот. Кольцов согнулся пополам, его вырвало, и он потерял сознание. Последнее, что он услышал, было:
- Заткнись, интеллигентская сволочь!
…Очнулся Кольцов на кровати. Он лежал в одних трусах на голом, грязном матрасе. С потолка комнаты свисала тускло горевшая лампочка. Рядом на соседних кроватях лежали такие же голые люди. Вероятно, было уже поздно. Окон в комнате не было. Он попытался повернуться и почувствовал, как болит все его тело, как будто он упал с большой высоты. Отрывочно начал вспоминать, как его привезли, вытолкав из машины как мешок  на землю, как с ним говорил какой-то лейтенант, говорил что-то издевательски вежливое, потом его неожиданно почему-то стали бить, сбросив ударом сзади с табуретки на пол, потом он уже ничего вспомнить не смог…
Кольцов почувствовал, что замерз. С усилием, преодолевая боль в пояснице, встал с кровати, подошел к двери и начал в нее стучать. Окошко в двери открылось и оттуда спросили:
- Тебе чего? Что стучишь? Люди спят.
- Позовите дежурного офицера, - потребовал резко Кольцов.
- Тебе что, мало досталось? Хочешь еще? Иди, проспись.
- Вызывай офицера! Или я буду стучать всю ночь.
- Ты, кто такой? Фамилия? – с угрозой прозвучал голос за дверью.
Кольцов назвал свою фамилию. Окошко захлопнулось.
Он не отходил от двери. Ждать пришлось недолго.
Дверь открылась. В ее проеме стоял толстый молодой милиционер с одеждой в руках. Он кинул одежду Кольцову и негромко произнес:
- Одевайтесь и выходите (?!).
Он подождал, пока  Кольцов оденет  мятые рубашку и костюм. Галстука и обуви не оказалось. Так он  босиком прошествовал по затемненному коридору  за милиционером. Тот без стука открыл дверь комнаты.
- Проходите.
В кабинете за небольшим школьным столом сидел капитан милиции, лет сорока. Он поднял голову и сказал:
- Здравствуйте, Сергей Михайлович. Присаживайтесь, - показал на стул у двери. – Можете обуться.
Кольцов увидел рядом со стулом свои туфли, начищенные так, будто сделал он это сам. Носков не было.
Капитан дождался, когда он закончил обуваться и заговорил:
- Произошло досадное недоразумение. Я приношу извинения за наших сотрудников. Они - люди молодые. Деревенские. Ну, перегнули палку. Но Вы должны понять… - капитан взял со стола какую-то бумагу. – Вот протокол, который мне оставил старший лейтенант.
- Вы устроили пьяный дебош на пристани в присутствии десятка свидетелей. Оказали сопротивление сотрудникам милиции. Оскорбляли их. Но, самое главное, Вы были даже не в состоянии назвать свою фамилию. Вот в протоколе записано: «неизвестный». Откуда сотрудники могли знать, кто Вы такой? Потом, правда, разобрались… Но Вы уже отдыхали и я решил Вас не беспокоить.
Говоря это, капитан, через стол протянул Кольцову его удостоверение. Тот поднялся со стула, боль в пояснице напомнила о себе. Сидение на жестком стуле давалось ему с трудом, он все время боялся с него упасть. Удостоверение нашли, конечно, в кармане пиджака. Но лежавших там денег не оказалось. Как и часов.
- Который час? – спросил Кольцов. – И где мои деньги?
- Сейчас, - капитан посмотрел на часы, лежавшие у него на столе, - четыре пятнадцать.
И протянул Кольцову его часы «Полет». Ему опять пришлось встать со стула и подойти к столу. Вопрос о деньгах капитан проигнорировал. Он, очевидно, ни о каких деньгах не знал. Он же заступил на дежурство «позже». И в протоколе о деньгах, наверняка, ничего не сказано.
- Я позвонил Вашей жене. Скоро она здесь будет.
Кольцов понимал, что узнать номер его домашнего телефона было нетрудно, но жену он никак не хотел бы здесь видеть. Вернее, он не хотел, чтобы она увидела его в таком состоянии. Но он промолчал.
Через несколько минут дверь открылась и в кабинет вошла Лариса.
Увидев ее, капитан вскочил из-за стола и устремился к ней навстречу. Лариса умела произвести впечатление. Ее появление в этом убогом кабинете среди ночи было подобно выходу Афродиты из морского прибоя.
- Проходите, садитесь, пожалуйста, - засуетился капитан. – Извините, что побеспокоили Вас так поздно.
Лариса была невозмутима как статуя ее предшественницы. Она холодно улыбнулась милиционеру, окинув взглядом его тщедушную фигуру сверху вниз и, оставаясь у дверей, коротко спросила:
- Мы можем ехать? Такси ждет.
Только после этого, она посмотрела на мужа, продолжавшего сидеть на стуле у двери.
- Да, конечно, вы свободны, - брякнул по привычке капитан, но тут же сообразил… - Извините, оговорился.
Он вернулся за свой стол, за которым вновь обрел уверенность в себе. Оттуда он обратился к уже вставшему и повернувшемуся к выходу Кольцову:
- Одну минутку, Сергей Михайлович, - капитан держал в руках бумагу, в которую Кольцов так и не заглянул. – Я уничтожаю Ваш протокол. Но полагаюсь на Ваше благоразумие. Пусть это недоразумение останется между нами. Вы, думаю, согласны? – капитан демонстративно медленно порвал бумагу.
Кольцов промолчал, понимая, что милиционер прав. Огласка не нужна была ни ему, ни милиции. Опротестовывать «протокол» было бессмысленно.
Они вышли на ночную знакомую улицу. Вытрезвитель оказался в двух кварталах от места работы Кольцова, который до этого не обращал внимания на этот небольшой деревянный домик в глубине двора. В такси они сидели молча, до их дома ехать было недалеко.
Войдя в квартиру, Кольцов сразу же направился в ванну. В горячей воде боль постепенно отпускала тело, но сосредоточилась теперь в районе почек. Он не сразу заметил, что вода в ванной стала черной. И  испугался.
- Тебя сильно били, - сказала вошедшая в ванну с полотенцем Лариса. - Об этом меня предупредил капитан еще по телефону. Он не знал, сможешь ли ты выбраться оттуда сам. Вероятно, били сапогами или ботинками, поэтому у тебя вся спина черная от грязи. Дай бог, чтобы не отбили что-нибудь внутри!
Приходя в себя, Кольцов только сейчас начал осознавать весь ужас, произошедшего с ним. И дело было не столько в том, что его впервые в жизни избили, и он даже не мог оказать сопротивление. Это тяжело было осознавать, но боль, наверное, со временем пройдет. Но он уже знал, что никогда не забудет то острейшее унижение, которое испытал. Своими сапогами какая-та безмозглая сволочь, исключительно из инстинкта садизма, растоптала его как человека!
Он на всю жизнь запомнит это чувство попранного человеческого достоинства. И тогда, когда будет смотреть популярные советские «мыльные» телесериалы о бравых «ментах». Глядя на знаменитых киноактеров, с талантом и упоением играющих роли непорочных «борцов» за справедливость и закон, у Кольцова будет желание спросить этих интеллигентов: а вы сами, хотя бы раз, побывали в «гостях» у советского гестапо? Вряд ли он в ответ услышал бы что-нибудь вразумительное.  Не даром, русская мудрость гласит: от сумы и от тюрьмы не зарекайся!
…Сейчас же, в эту весеннюю ночь, Кольцову хотелось только одного: чтобы она никогда не заканчивалась. Он не хотел, чтобы наступил день. Потому что не  мог себе представить, как он будет жить дальше. Да, вероятно, никто ничего не узнает. Но он то знает! И знает об этом еще один человек. Лариса!
Кольцов отдавал себе отчет, что произошедшее явилось для нее, может быть, большим потрясением, чем для него. Она была свидетельницей его уничижения, он на ее глазах на мгновение превратился в  н и ч т о. Но этого мгновения вполне достаточно. Он хорошо знал свою жену. Как у любой женщины, у нее были свои недостатки. Но главным в ее жизни было чувство собственного достоинства. Может быть, не всегда оправданное, но всегда уместное. Она не скажет ему ни слова, но он знал, что в эту ночь он потерял ее уважение навсегда. Этого она ему не простит никогда!
Кольцов хотел умереть, хотя понимал, что это невозможно.
…Вскоре Лариса уехала в Ленинград и подала на развод…