18. Отречение апостола

        Году в 93-ем это было.

        Как у Гюго всё, только через двести лет. Такая же разруха, такой же бардак, такая же борьба за власть. Вся арена в дерьме, публика в дерьме, и режиссёр тоже. Крови поменьше, а смертей… не сосчитаешь.
Но есть такая поговорка – кому война, а кому мать родна. Вот мои и мать, и отец родились в 1919 году, в самой гуще гражданской войны, и спасибо их родителям, моим дедам и бабушкам, и слава богу, что война эта всех их пощадила. И выросли папа с мамой, и людьми стали.

        А теперь настала моя очередь отдуваться. Два сына-подростка, самый такой возраст, начинающие тинэйджеры. Их же воспитывать, подлецов, надо! Не только кеды и кусок хлеба, хотя и это не всегда просто. Но и личные воспитательные усилия, и личное время. Деньгами от детей не откупишься, и учителка за твоих балбесов перед богом не ответит.

        Подумал я и стал воспитывать своих сыновей-погодков сначала как в Древней Греции, а потом как в «Гитлерюгенде». К семи годам пацаны хорошо умели читать, свободно плавать и лихо кататься на спортивной велосипедке. А стали постарше, тут «Гитлерюгенд», походы, палатки и песни у костра. Вернейшие средства воспитания, проверенные на миллионах!
Ну, дрова, топор, костёр - это пацаны с четырёх лет умели, как зулусы, разве что на крокодилов самостоятельно не охотились, палатки и рюкзаки папаша шил сам под руководством мастера спорта по туризму, и имел походного снаряжа  двойной комплект, а вот с песнями было похуже.

        Ни таланта, ни гитары, слушатели, одним словом. Поэтому поступил я как в умной книжке по педагогике советовали, а книжек и брошюр таких я прочёл хvеву тучу, чтобы соответствовать. А там один умный человек сказал так, если отец охотник, то и сына ему воспитывать в тайге, и будет хорошо, а если отец скрипач, то засадить обоих в оркестровую яму, и пусть там сидят, и будет им хорошо!

        Отец был заядлым рыболовом, и поэтому начал осваивать с сыновьями два своих любимых рыбацких полигона, горную речку, где водилась божественная рыба форель, и небольшое мелковатое озеро, щуки в котором была такая же точно туча, как и умных книжек. Про форель в другой раз, а сейчас расскажу про Кысыкуль. Названий у нас много башкирских, в  переводе означает - Узенькое озеро, на нём ещё первобытные люди промышляли, и никаких ментов с лесниками они не боялись. И река, и озеро замечательные, да вот беда, форель, она из Красной книги, и ловить её совсем нельзя, а Кысыкуль – питьевой водоём, к нему и близко подходить нельзя, санитарная зона! Но если нельзя, но очень хочется, то можно, и был я к сорока годам квалифицированным старослужащим браконьером со спортивным уклоном. Промышляли с друзьями и на реке и на Кысыкуле, но водоёмы берегли и к природе относились уважительно.

        Форель в таёжной речке сама себя неплохо защищала, при помощи комаров, слепней и главного защитника – энцефалитного клеща, а вот на заветном щучьем озере охрана свирепствовала, бывало, и поддатый лесник гонялся за «спортсменами» на моторке с двустволкой, и комсомольцы на лошадках продавали нас ментам, как Павлики Морозовы. Озеро-то в хорошем лесу, но почти в черте города, километрах в семи от дома.

        Но наступила году в 88-м митинговая страда, сучья перестройка, и ментам, и лесникам стало не до нас, и настал для браконьеров золотой век. Прихожу на свой любимый полуостров, а там две сети, поплавки с живцами болтаются среди травки, и какой-то оголодавший пролетарий на камере от «Урала» вдоль по бережку плавает и блесну мечет. И нагло так, по рабоче-крестьянски, двух приличных шурагаек прямо у меня на глазах вытаскивает.

        Разговорились, что да как, он мне обстановку доложил, и опыт передал, как Данила-мастер. До десятка щучек за день на блесну, да с резинок, да из сетки кой-чаво, так мы отсюда уже два месяца не уходим, только за водкой, да за хлебом гонцов посылаем. Охраны никакой не видали, не то, что в прошлом году, шнауцер ихний меня на дерево загнал и всю ночь стерёг, зубами клацал! Рыбу продаём, тем и живём. И глянул на меня неопохмелённо, но доброжелательно, скоро, мол, Витька с пузырём самогона придёт, подходи к балагану, за бугорок.

        Скорешился я с этими мужиками, и с пацанами со своими туда же тропу протоптал. Научились на троллейбусе дорогу сокращать, пока мостик на речке водой не снесло, и асфальт рассекать со скоростью до восьми километров. Всё было, и тройник в руку втыкали, и за щучкой в воду прыгали. Неплохо получалось, щучки сабанеевские клевали, по два фунта, поднабрались мы опыта и в конце августа задумали с ночёвкой на Кысыкуль сходить и всех, кто плавает, переловить. Две недели готовились, выбирали благоприятное расположение светил. Готовили снасть, снаряжение и точили крючки.

        Опять же, времечко выбрал дипломированный браконьер в тяжёлый день, в понедельник с вечера, а на вторник отгул взял. Чтобы ни конкурентов, ни охраны не было с полной на то гарантией. Охраны хоть в этом году никто и не видел, но бережёного бог бережёт, отберут три спиннинга, было когда-то и такое. Главное в нашем браконьерском деле – точный расчёт, стремительный наскок и психологический фактор!

        Собрались заранее, жратва, котелок, полиэтиленовый тент и семейный спальник из двух одеял. Снасть отдельно, своя у каждого. Всё забили в красный капроновый рюкзак, да не рюкзак, а так, покупной «сидор». Вылетели из дома в пять тридцать и бегом, бегом. К семи были на берегу. Проскочили по лесной дороге вдоль озера, спрятали рюкзак в сторонке, где ночевать будем. Местечко выбрали грамотно, в ямке, от берега метров пятьсот, и от дороги в стороне. Как спецназ учат, петли на ходовой тропе надо делать, и не гадить около норки, чтобы по запаху не нашли!

        Размотали снасть, прицепили блёсны и давай махать! Папаша старательно заветные места утюжит, а эти бобики гавкнули по разу и в кустах исчезли. Не впервой, места знакомые до звона и пацаны тренированные. Но перед началом процесса построил я личный состав и проинструктировал – ловим до темноты и встречаемся на поляне. Поляна там большая посерёдке, с двухметровой крапивой, не иначе как жильё было когда-то. Где рюкзак лежит, знаете, спички есть. А ежели вдруг на охрану нарвётесь, то я вас не знаю и вы меня тем более. Поняли?!

        - Так точно, - ответили хунвейбины и кинулись врассыпную, как белорусские партизаны. И с чего я про охрану вспомнил и такую конспирацию развёл? Наверное, подумал, что пацанов одних любая охрана пожалеет и отпустит. Брат Митька, мол, помирает, свежей рыбки просит.
Времени до темноты оставалось час, а у нас ни хвоста, ни пёрышка. Побежал я к любимому всеми полуострову, самые клёвые места, но и сидишь там как в капкане, на выход одна тропка и болото с камышом. Вышел на позицию, а уже сумерки, кинул блесну вдоль камышиков, и выволок со второго заброса щучку на килограмм. Пацанов не видно, и темнеет уже, а меня азарт разобрал, второй экземпляр зацепить, вот щас я его, вот он, миг удачи! Кидаю и кидаю, откуда прыть взялась, и тут слышу за плечом:
         - Эй, парень, вылазь-ка наверх, да смирно, не дёргайся!

         Оборачиваюсь, мать моя родина, стоят, видно и в темноте, два пятнистых омоновца и кобелино при них. Ротвейлер, чёрный и мордатый. Ну, думаю, приплыли, и деваться некуда, кроме как причаливать.
Стою я спокойно, звёзды считаю, а хули делать, годы мои не те и замужем не первый раз. И всем всё ясно, и говорить особо не о чем, а пацанов моих так и не видать. Один омоновец со мной за жизнь разговаривает, ротвейлер сопит, на травке разлёгся, а второй рысью так побежал вокруг полуострова. Там метров триста всего-то, и камышики…

         Смотрим, возвращается герой, «наша служба и опасна, и трудна», и ведёт двух арестантов с поджатыми хвостами. Мои рыболов-спортсмены, даже на сердце полегчало, живы и здоровы. Боевое браконьерское крещение приняли, идут, руки за спину, спиннинги тащат.
Подошли, морды у пацанов кислые и скушные. Вот тебе и сходили за хлебом. Тут опять допрос начался, с учётом вновь открывшихся обстоятельств. Старшего спрашивают, а он с меня ростом уже бугаёк, пятнадцатый год парню пошёл:
- Этого мужчину знаешь?
Вылупился на меня Андрюха, как Брежнев на Индиру Ганди, глазами туда-сюда поводил, и заявляет в соответствии с инструкцией:
- Нет, не знаю, первый раз в жизни вижу.
И опять смотрит строго, теперь на омоновцев, волнуется парень.

         А мне и придраться не к чему, сам учил, но про себя и смеюсь и матерюсь:
- Ах, ты падла ушастая! Я тебя пятнадцать лет кормлю и сопли вытираю, а ты меня знать не знаешь! Тоже мне, любимый ученик Христа нашёлся. Обделался, как апостол Петр перед римской стражей…
Такой меня смех разобрал, что тут же я и заявил:
- Ладно, пиши чистосердечное признание, оба мои, и кроме спиннингов у нас ничего нет, хотел вечерок с детишками железку покидать. Тренировать же надо пацанов, им в армии служить, чтоб Урал не позорили.
Это я слезу подпускать начал. А железками у нас рыбачки всякие блёсны называют.

         Спиннинги жалко, конечно, да они не новые, не стреляться же теперь! В гараже по сусекам поскребём, второй комплект соорудим, сам про себя злобно думаю.
- Э, нет, ты нам лапшу на уши не вешай, лодку давай, сети давай. Где сеть-то поставил?
- Мужики, да вы что, откуда у бедного татарина сети? Я их в жизни в руках не держал!
- Ну-ну, а рюкзак красный ваш?

         Ёпсель-мопсель, да они за нами с самого начала ещё на дороге следили, видать, из засады, до рюкзака-то добрый километр назад волочиться, мы его в семь часов в укромном месте прикопали! Не знаю, что и отвечать, засуетился я, как Анатолий Карпов  в решающей партии. Скажешь, что не наш, а они ответят, вот и замечательно, значит, наш будет. Несолидно получается. Сознаешься, что наш, опять дурак дураком окажешься. Но если не знаешь, что говорить, говори правду – наш рюкзак, одеяла там.

         - Давай посмотрим, что в рюкзачке, какие такие одеяла, да какие сетки, сколько метров?
         - Да что Вы докопались, в самом деле! Одеяла, да хлеба булка, хотели, может, до утра останемся! До рюкзачка полтора километра, сначала по дороге, потом по лесу, пойдём?
         - Хорошо, следующий вопрос. На блесну взяли что-нибудь?
         Я гордо выхватил прозрачный пакет, и в нём вполне приличная килограммовая щука.

         - Вот, полчаса назад в озере плавала.
         - Ты глянь-ка, Василий, на железяку клюёт, едрёна вошь. А у меня послезавтра отгул! Самому, что ли, вдоль озера пройти? Что охраняем, то и имеем…
         - Из-за неё и попались, а то бы ушли мы вовремя в лес, за бугор, сидели бы там и чаёк попивали.
         - Ну, ладно, вроде можно поверить, ботаники, любители комаров кормить. Значит, отец и два сына. Это как в заповеднике, в пропуске для блатных пишут, отец, и с ним два сына, а посмотришь на них, три одинаковые щетинистые морды кирпича просят.

         Тот, что постарше, закурил, бросил спичку в воду и принял решение:
         - Ну, вот что, отпускаем мы вас. Времена щас хреновые и жизнь такая… И щучку забирайте, и спиннинги. Но два условия. Чтоб в этом году на озере вас не было, это первое. И второе, валите домой, да вдоль озера не вздумайте ходить, на том конце тоже наши стоят, поймают второй раз и уже не отпустят. У нас своя рыбалка.

         Ну и дерганули мы, как пропеллер в жопе завели. До поляны рысью, подхватили рюкзачок, и в лес, в августовскую непроглядную темноту. И спиннинги при нас, и потерь нет, но погано как-то…
         Выбрались мы к двенадцати на трассу, а до дома с этой стороны километров семь натощак, и рыло в пуху. И троллейбус не ходит. На душе и скушно, и грустно, и скорость уже не восемь, а разве что четыре километра в час… Пришли домой досрочно и с одной щучкой, дураку понятно, что трагедия у нас, большой беда пришёл в наш аул, а жена даже не спросила, что да как…

         Да что с неё взять, одно слово, бабы!

                ЛЛК           24.08.2011