Надя плюс Юра, сентиментальный роман

 
    Повествование в романе идёт от лица героев. Главы, помеченные "Надя", написаны Надеждой Кармановой http://proza.ru/avtor/niekoll, а помеченные "Юра" написаны Юрием Басиным http://proza.ru/avtor/4z5lf.
     Пусть вас не смущает сходство имён авторов и героев романа. На самом деле герои - это не автопортреты авторов (простите за тавтологию), а плоды их воображения, ну может быть кое-где, говоря словами поэта, скреплённые нитями, выдернутыми из их собственной судьбы.

Глава 1. Надя
      ...Какую же мерзкую бурду здесь делают вместо кофе! Да еще этот парень за столиком напротив почему-то всё время пялится на меня, как будто на мне узоры нарисованы.
      То, что сегодня произошло, конечно, не катастрофа - подумаешь, подруга парня увела. Но всё же...
      Да собственно и парнем моим он не был. А вот подруга, была ли она на самом деле подругой? Удар по самолюбию я получила ощутимый. Ну и ладно, ну и пусть!
      С этим парнем всё равно не о чем было поговорить, а уж помолчать - тем более. Пыжился-пыжился, а те две мысли, которые умещались в его голове, были так очевидны, что моя милейшая тетя Аня сразу бы определила их как "все они одного хочут"!
      И почему так получается, что с ребятами я только дружу? Вроде не уродка, и с головой всё в порядке. Подруга как-то поставила мне диагноз: нет, мол, во мне женской тайны. Зато она вся из себя такая таинственная и загадочная!
      Опять он на меня смотрит. Вот уж не вовремя. Во мне сейчас не только загадки нет, но и вообще ничего женского - я как поверженный гладиатор. (Ага, пошел высокий штиль. Дурной признак...).
      - Молодой человек, ну что вы смотрите на меня исподтишка? У меня лоб сажей испачкан? (Боже, сколько яда! Он-то в чем виноват?)
      Парень покраснел и отвёл глаза. Что-то не встречала я в здешних местах парней, которые вот так краснеют и смущаются. Неожиданно я увидела в витринном окне, вдоль которого были расставлены стоячие вечно липкие столики под мрамор, наши отражения. Мы, как в зеркале, встретились взглядами. Пришла моя очередь отвести глаза. Так мы переглядывались еще несколько минут, и тут парень улыбнулся такой заразительной обезоруживающей улыбкой, что на нее невозможно было не ответить. Но мне-то полагалось еще некоторое время пострадать, попереживать коварство подруги и ветренность мнимого поклонника. Поэтому я одним глотком допила свой кофе, взяла сумочку и, не глядя по сторонам, отправилась к выходу.
      Литейный был суетен и гулок. Где-то рядом звенел трамвай, а со стороны улицы Пестеля доносилась приглушенная музыка. Люди, обрадованные наконец-то начавшимся летом, предавались праздному шатанию по городу. Тут и там раздавался женский смех и громкие голоса. Этот праздник жизни меня раздражал.
      Почти машинально я свернула на звук музыки, и пошла в сторону Фонтанки. Кажется, я понимаю, почему ленинградцы в своей массе такие настороженные и углубленные в себя люди: здесь вечно плохая погода, и они мало гуляют. Вечер только начинался, десятый час, дома одиноко, серо и неуютно - опять начну думать о природе коварства и любви. Прогуляюсь-ка я лучше по Фонтанке, устану как следует, и усну крепким сном. Глядишь, завтра всё происшедшее увидится иначе.
      Я ускорила шаг в такт "чучи", все отчетливей доносившейся из открытого окна. И тут меня кто-то тронул за локоть. Я резко обернулась. Передо мной стоял парень из кафетерия. И улыбался. И смущался, и не знал, куда спрятать руки, и смотрел на меня так, как будто мы с ним давние приятели, случайно встретившиеся в большом городе. Все-таки на такую улыбку невозможно не ответить! Так мы и стояли, глупо улыбались и смотрели друг на друга.
      - Вам не кажется, что пауза затянулась? – спросила я.
Все равно молчит. Молчит и улыбается.
      - Может быть вы - немой? - это я с легкой издёвкой.
      - Я Юрий, Юра, - и через паузу, - ты не помнишь меня?
      - Я рада за вас, что вы Юрий, но я вас не помню. Думаю, что мы не знакомы, - и я сделала движение, чтобы повернутся и пойти дальше.
      И тут меня накрыло какое-то смутное даже не воспоминание - ощущение: деревянный, занесенный по крыши снегом город с вечными метелями. И мальчик в куцей телогреечке с короткими рукавами, который катает меня на санках по заснеженным аллеям городского сада. Он обеими руками тянет санки за скрученную проволоку, приспособленную моей бабушкой-рационализатором вместо веревки, пятится назад, глядит на меня и улыбается. А между передними зубами у него щёлочка, через которую так хорошо свистеть. У меня такой щёлочки почему-то нет, и я никак не могу научиться свистеть, как соседские мальчишки, как этот Юрка!
      - Юра? Ты - Юра? Неужели это ты? - он радостно закивал в ответ.

Глава 2. Юра
      Со мной произошла удивительная, почти мистическая история. Расскажу всё по порядку. Но сначала разрешите представиться. Меня зовут Юрий, лучше просто Юра. Я уже почти год после окончания Ленинградского Политехнического института работаю старшим лаборантом в Институте полупроводников АН СССР. Институт расположен на Кутузовской набережной, а живу я в общежитии для молодых специалистов на Социалистической улице. Если погода хорошая, я не сажусь после работы на трамвай, а иду к себе в общагу пешком сначала по Литейному проспекту, потом по Владимирскому и Загородному. Иногда захожу по дороге выпить кофе в довольно неряшливом кафетерии на углу Литейного и улицы Пестеля. Между нами говоря, кофе в Питере варить не умеют, его вообще тут не варят, а портят. То ли дело кофе в Сухуми, где живут мои родители! Там его в кафешках на набережной варят мастера этого дела, в медных "джизвейках", которые погружают в горячий песок. От этого в чашке ароматного кофе сверху густая пенка, "каймак". Уф-ф-ф! Как вспомню - слюнки текут!
      Однако я отвлёкся. Так вот, я зашёл в кафетерий, взял чашечку кофе, и стал за свободный столик у окна. Отпил несколько глотков. Конечно, не сухумский, но пить можно. Огляделся. За соседним столиком стоит девушка. По лицу видно, что чем-то расстроена. На меня не обращает внимание, я пользуюсь этим, и потихоньку её рассматриваю. Надо прямо сказать, что я влюбчивый. У меня между передними зубами щёлочка, которая меня выдаёт. Влюбчивый, но очень застенчивый, и поэтому мне с девушками не везёт. Я был влюблён в школе в свою одноклассницу, но потом наши пути разошлись. В институте я настолько влюбился в однокурсницу, что на последнем курсе решился с ней объясниться. Это был кошмар! Она сначала удивилась, потом расхохоталась, и сказала, что ведь она уже замужем за нашим же однокурсником! Оказывается, все это знали, кроме меня. И ещё - я несколько раз получал прямые предложения лечь в постель от женщин старше меня. Например, от медсестры в больнице, когда лежал там с острым отитом. Не знаю почему, но мне каждый раз делалось страшно и противно от одной только мысли о том, что произойдёт, если я соглашусь. Поэтому должен вам признаться - я в свои 25 лет до сих пор девственник.
      Но я слышу, что девушка мне что-то говорит. Я её глупо спрашиваю: "Что вы сказали?" Она раздражённо отвечает: "Что вы на меня так смотрите? У меня что, лоб сажей измазан?" Оказывается, я задумавшись смотрел на неё в упор. Со мной так бывает. Я в полной растерянности отвернулся к окну, и в оконном стекле увидел её отражение. Она тоже смотрела на меня! И тут, именно в этот момент мне показалось, что я её где-то видел, причём очень давно, может быть в детстве. Этот настойчивый взгляд. Всё остальное забылось, а эти требовательные глаза. Я не мог от них оторваться, но она взяла свою сумочку, и пошла к выходу. Я не мог, не должен был её потерять! И я пошёл за ней.
      Не очень-то вежливо с моей стороны преследовать девушку, которая явно этого не хочет. Но я был не в силах повернуться и пойти своей дорогой. Она свернула на Пестеля в сторону Фонтанки, я за ней. И вдруг мне стало страшно от мысли, что она где-то здесь живёт. Сейчас свернёт в какую-нибудь парадную, и всё! Ведь я не буду приставать к ней в парадной. Надо её остановить. Я тронул её за руку. Она остановилась, резко обернулась, и явно хотела меня отчитать, но наверное моя нелепая физиономия показалась ей смешной, и она засмеялась. Вот теперь я точно её узнал! Это была маленькая девочка, которую я много раз катал на санках по заснеженному городскому саду в одном сибирском городе, где прошло моё детство. Теперь я был уверен, что это она, хотя в ней ничего не осталось от той малышки. Кроме глаз и какой-то власти надо мной, о которой не расскажешь словами. Я спросил её, ещё не веря, что это она: "Надя, ты не помнишь меня? Я - Юра!"
      Что-то в её глазах просветлело, она неуверенно спросила: "Юра, это ты?" Она меня узнала, узнала!

Глава 3. Надя
      От неожиданности меня разобрал какой-то нервный смех. Передо мной стоял совершенно незнакомый молодой мужчина, с открытым симпатичным лицом, ослепительной улыбкой и глазами, которые когда-то давным-давно я видела в своих снах. Нет, на принца он явно не был похож. Он был СВОИМ, а это значительно важнее. До сих пор в моих снах он всегда оказывается рядом, когда нужно спасать меня. Да и наяву именно Юрка учил меня играть в футбол тряпичным мячом, лазать через забор в Городской сад и не бояться бродячих собак. А еще он научил меня читать. Буквы я знала, мне их показывала бабушка, а вот читать не умела. Когда я приставала ко всем взрослым с просьбой научить меня этому волшебному искусству, от меня просто отмахивались – мол, в школе научат. Да и не до меня было – время-то какое… Однажды я увидела Юру с книжкой в руках, и по обыкновению начала канючить научить меня читать. Он присел на корточки прямо на дорожке, палочкой начертил несколько слов и объяснил мне, как из букв сложить слоги и слова.      
      - Поняла? Я кивнула. А Юра помчался дальше по своим делам.
     Жили мы в ту пору в бывшем купеческом доме. Дом был бревенчатый, добротный, и разделённый при советской власти на четыре части – три больших, а одна совсем крошечная, на две комнатёнки, в которых жили мы с бабушкой и папиной сестрой Аннушкой. Вход у нас был отдельный, прямо с улицы. Иногда зимой нас заваливало снегом так, что двери не открывались. Тогда бабушка брала деревянный валик, которым катала белье, и стучала в стену нашему соседу дяде Иосифу, чтобы он откинул снег с крыльца.      
     Остальные комнаты в доме были огромные, как мне тогда казалось. В одной комнате жил милиционер с молодой женой и маленьким ребенком, во второй - баба Паша со взрослым сыном-инвалидом дядей Мишей, а в третьей комнате (или все-таки это были две смежные комнаты?) жила семья дяди Иосифа, который всегда топил огромную плиту на общей кухне, чистил снег, и любил подтрунивать надо мной. Мы, дети, вечно толклись на этой кухне – там было тепло и интересно.
      А еще в будке во дворе, там где были сараи с дровами и всякими нужными вещами, жила собака Буся – всеобщая любимица. За буськиной будкой был лаз в ничейный сарай. Это было наше с Юркой секретное место. Летом мы устраивали там штаб.      
     В конце зимы 45-го вернулся отец с фронта. Я увидела его первой, но не поняла, что это отец. Он шел на костылях, разъезжающихся на скользкой дороге, в заляпанной грязью шинели, и шапка сползала ему на глаза. Он свернул к нашим дверям и вдруг сел прямо на плотный снег, который дядя Иосиф за зиму накидал с нашего крыльца. Сел и стал смотреть прямо на меня. Мне почему-то стало страшно. Тут же за моей спиной раздался ужасный крик – это кричала Аннушка, папина сестра. Дальше я плохо помню. Много позже я узнала, что бабушка в 44-м получила на папу похоронку.
      А весной нас с папой и Аннушкой отвезли в деревню Бакчар к родне. Бабушка говорила, что там папа быстро встанет на ноги. Когда осенью мы вернулись в Томск, мне надо было идти в первый класс. Но Юры уже не было. Бабушка, подперев кулачком щеку, жалостливо говорила нараспев: "Улетел твой дружок в тёплые края". Я не понимала, почему он улетел, но спросить стеснялась. Так закончилась наша дружба.      
     И вот теперь Юра, мой друг Юрка, стоит передо мной посреди вечернего Ленинграда, и смущенно улыбается. От нахлынувших воспоминаний у меня вдруг сами собой брызнули слезы из глаз. Я уткнулась ему лицом в грудь, и заревела, как в детстве.

Глава 4. Юра
      Я не успел ничего сказать, как она вдруг прижалась ко мне лицом, и заплакала. От неожиданности я совершенно растерялся, и стоял столбом, опустив руки. Но тут до меня дошло, что наверное у неё сегодня был тяжёлый день, может быть кто-то её обидел, и ей было просто необходимо выплакать свою обиду кому-то близкому. Так значит, я ей близок! Она меня узнала, признала, и мы с ней как будто не расставались, росли вместе. Господи, какое это счастье, что я её встретил! У меня стало так тепло на душе, и промелькнули в голове какие-то странные мысли о судьбе, предопределении. Ну в самом деле, вероятность нашей встречи была практически нулевая, но кто-то могущественный свёл нас вместе спустя столько лет и в совершенно другом городе! Другого объяснения нет!      
     Я обнял Надюшу, МОЮ Надюшу, хотя я, признаться, не умею это делать. Когда-то в школе попытался обнять одноклассницу, получил такую отповедь! Но здесь я понимал, что всё будет по-другому. Однако как её утешить, отвлечь от плохих мыслей? Я стал гладить её по голове, как маленькую девочку. Потёрся подбородком о её макушку (она как раз доставала ею до моего подбородка) и сказал: "Эй, кто здесь прячется? Вылезай, поговорим!" Показалось такое знакомое и одновременно незнакомое, родное лицо с мокрыми глазами. Мне нестерпимо захотелось их поцеловать, но я не знал, можно ли. Кроме того, вокруг было много людей, играла музыка. Я только сейчас стал это замечать. Я достал свой носовой платок (как хорошо, что вчера постирал свои платки, и даже погладил!), вытер её заплаканные глаза, и мы не сговариваясь взялись за руки, и пошли к Фонтанке. Тут я сообразил спросить её:      
     - А где ты живёшь?      
     - На Загородном.      
     - А где конкретно? Я в общаге на Социалистической.
Она остановилась:      
     - Юрка, это правда?! Ты не врёшь?!      
     - А зачем мне врать?      
     - Так ведь это рядом со мной! Я живу в доме 21 на Загородном! Он выходит двором на Социалистическую.      
     - Нет, ну это точно судьба! И мы сможем часто видеться? Тут я спохватился, что не знаю главного.      
     - Надя, скажи, ты не замужем?      
     - Нет!      
     - Может быть у тебя есть сердечный друг, и я буду третьим лишним?      
     - Нет, сердечного друга больше нет, и ты не будешь ни третьим, ни лишним.      
     Я всё ещё никак не мог придти в себя. Ещё час назад в моей жизни не было ничего, кроме работы, и никого, кроме моих сослуживцев. А сейчас у меня есть Надюша!
     Пока мы шли с ней по набережной Фонтанки, мы вспоминали весёлые случаи из нашей жизни в Томске, и от души насмеялись. Но вот мы вышли на Загородный проспект, и остановились у её дома. Ещё поговорили, и Надюша пригласила меня к ней и её тёте Аннушке в гости на следующий вечер:      
     - Если у тебя есть невеста, приходи с ней.      
     - У меня нет невесты. Можно проводить тебя хотя бы до твоей парадной? Ух, какой громадный ваш дом!      
     - Не надо провожать. Господи, как я устала! Мне даже есть ничего не хочется. Сейчас приду, скажу Аннушке, чтобы не приставала с разговорами, и сразу лягу. До свиданья, спокойной ночи!      
     От надиного дома до моего общежития всего полтора квартала по Социалистической улице. Мне совсем не хотелось торопиться в общагу, я ещё немного погулял по Загородному. Было уже поздно, но погода была хорошая, и небо было светлым, хотя белые ночи ещё не наступили. Но вот наконец и я устал от событий этого дня и переполнявшего меня счастья. Скорей в общагу, под душ - и спать!

Глава 5. Надя
      Я как маленькая плакала на груди у Юры, всю рубашку ему замочила слезами. А Юра гладил меня по голове, потом слегка отстранил, достал платок, и начал вытирать мне слезы. Мы рассмеялись.
      Не знаю, что вдруг на меня нашло, обычно я очень сдержана в проявлении своих эмоций. Всё напряжение, вся обида последних дней была смыта этими слезами, как летней грозой. Мы, не сговариваясь, взялись за руки и молча пошли к Фонтанке. Я всегда знала, что должно произойти нечто подобное. Глубоко внутри, в тайне даже от себя самой, я жила надеждой, что судьба нас еще сведёт. Господи, а ведь он мог меня не увидеть, и мы бы разминулись навсегда, даже не поняв, что нам выпал шанс, один из миллиона. От этой ужасной мысли сердце вдруг бухнуло в груди с такой силой, что мне показалось - Юра услышал этот грохот.
      - Где ты живёшь? – спросил он.
      - На Загородном.
      - А где конкретно? Я в общаге на Социалистической.
      Выходило, что мы жили практически рядом! Возможно, встречались где-то в сутолоке, может быть даже задевали друг друга локтями в трамвае или стояли рядом на остановке.
      И тут он спросил, серьезно так спросил:
      - Надя, скажи, ты не замужем?
      - Нет!
      - Может быть, у тебя есть сердечный друг, и я буду третьим лишним?
      - Нет, сердечного друга больше нет, а ты не можешь быть третьим или лишним. Потому что ты – уникальный и неповторимый! Ты – мой единственный друг, почти старший брат!
      От переполнявшего меня восторга я забежала вперед и закружилась, вскинув вверх руки.
      - А помнишь, как вы с бабушкой вытаскивали меня из бусиной будки? – спросила я, продолжая кружиться.
      - Это когда Буся чуть не съела твою соломенную шляпку?
      Новая модная юбка, которую я надела по случаю так и не состоявшегося свидания, взметнулась вверх, я попыталась удержать её руками, и чуть не свалилась самым позорным образом. Но юрина рука оказалась рядом.
      - Да. Мне её мама привезла из Омска, - ответила я, слегка запыхавшись, - а я её забыла на брёвнышках, где собирались мы все. Вы, мальчишки, еще там в ножички играли. А потом я увидела, как Буся её треплет. С горя я залезла в её будку и, наревевшись, уснула там.
      - А мы с тётей Марусей весь вечер искали тебя, я даже в рощу сбегал. А потом Аннушка заметила твои торчащие из будки ноги.
      - Ага, и начала тащить меня оттуда за ноги!
      - А ты упиралась и орала на всю округу!
      Мы так громко смеялись, что одинокий прохожий на другой стороне Фонтанки остановился и долго смотрел на нас.
      - А помнишь, как я тебя потащил через забор, и ты зацепилась подолом за огромный гвоздь, и повисла?
      - Разве такое забудешь? Знаешь, как мне влетело от бабушки – ты же срезал мой подол перочинным ножичком!
      - Да нет! У меня тогда еще не было ножичка, ты сама рухнула в крапиву и опять разбила свои коленки и локти.
      - А помнишь…
      - А помнишь…
      Так, смеясь и вспоминая наши похождения, мы незаметно дошли до моего дома. И только тут я догадалась спросить:
      - Юра, а сколько тебе сейчас лет?
      - Двадцать пять. А тебе?
      - Мне двадцать два. Разница всего три года! А в детстве ты казался мне таким большим! Скажи, почему ты сегодня оказался на Литейном?
      - Я там недалеко работаю. На Кутузовской набережной, почти у Литейного моста.
      - Вот оно что! А я учусь в Мухинском училище!
      - В Соляном переулке? Так вот почему мы встретились! Нет, честное слово, это судьба! Так ты художница?
      - Ну, пока ещё нет. Юра, а у тебя, наверное, есть невеста? Познакомишь? Ты обязательно должен придти с ней к нам с Аннушкой на чай.
      - Надя, у меня нет невесты. Когда придти?
      Мы договорились на вечер следующего дня, я сказала ему номер квартиры. Радость встречи стала сменяться усталостью. Немудрено. У меня сегодня был такой насыщенный день! Я попрощалась с Юрой, и пошла домой, не чувствуя ног от усталости. Мелькнула мысль - как бы не заболеть. Это будет совсем несвоевременно.

Глава 6, Юра
      Давайте я напишу о своих родителях, а то кто-то из вас подумает, что меня в капусте нашли или аист принёс.
      Мой отец был бухгалтер. Он закончил в 20-х годах бухгалтерские курсы в Ленинграде, любил вспоминать это золотое время, молодость, прогулки по набережной Невы во время белых ночей. У меня от его рассказов сложился образ сказочного города, и я с детства мечтал о Ленинграде, но попал сюда в первый раз только уже студентом. Учёба в Политехническом институте была такой напряжённой, тяжёлой, особенно на первых двух курсах, что я почти не видел города. Институт - столовка - общежитие, вот и весь мой студенческий ареал. Тем более, что всё рядом, ни на что не надо напрасно тратить время, ничто не отвлекает. Даже девушки. Но однако я сам отвлёкся от темы родителей.
      Отец поехал по назначению в сибирский город Томск, бухгалтером на большой завод. Быстро дорос до должности главного бухгалтера. Встретил мою маму, которая тоже была бухгалтером, поженились, и вскоре появился на свет ваш покорный слуга.
      Когда началась война, отца мобилизовали, и после месяца тяжёлого обучения в запасном полку (он рассказывал об этом времени с мрачным юмором) направили рядовым пехотинцем на Южный фронт. Под Севастополем его тяжело ранило, и вместе с другими ранеными его вывезли в трюме танкера на Кавказ. После лечения в госпитале в Моздоке он попал в полк морской пехоты под Новороссийском. После тяжёлых боёв полк отправили на переформирование в Геленджик, и там отец в числе других вызвался добровольцем в десант на Малую Землю около Новороссийска. А закончил войну моряком в бригаде торпедных катеров.
      После демобилизации в декабре 45-го года отец вернулся на завод, но его неудержимо тянуло на юг. Он только об этом и говорил, совсем извёл маму уговорами переехать на Кавказ, к морю. В Сухуми или в Сочи. Мама коренная сибирячка, почему-то боялась юга, он казался ей враждебным, неуютным. Но уговоры отца сделали своё дело, и когда я закончил третий класс, мы переехали жить в Сухуми. Сначала снимали комнатку у какого-то грузина, потом родители купили половину недостроенного дома - две комнаты. Сами своими руками достроили до такого состояния, чтобы можно было жить, и переехали туда.
      Для меня в Сухуми всё было в диковинку: пальмы, фрукты прямо на дереве, и главное - рядом море! Оно было в трёх минутах ходьбы от дома. Плавать я уже умел, научился плавать на речушке Ушайке в Томске, и смело заплывал далеко от берега. Осенью пошёл в школу, подружился с ребятами. Школа была рядом с домом. Странным для меня было то, что в классе были и девочки - в Томске у нас была мужская школа, а девочки учились в отдельной школе.
      Наш дом был почти на окраине города, через несколько домов от нас начинался лесопарк - тоже часть нашего мальчишеского ареала. Дом стоял под горой, на вершине которой были развалины старой крепости - обитель змей и скорпионов. Буквально рядом с нашим домом проходила линия железной дороги, и мама жаловалась, что по ночам ей кажется, будто электричка проезжает у неё прямо по ногам. Я ночью не слышал никаких электричек.
      В нашей школе был настоящий интернационал: русские, украинцы, грузины, армяне, абхазы. Мы все забывали о том, кто есть кто, и отношения в классе между ребятами были такие же, как у нас в Сибири, где были в основном русские. Драки были редкостью, и только в том случае, когда кто-то нарушал неписанный кодекс чести: неуважительно отзывался о чьём-то друге или родителях. О себе можно было услышать что угодно - никто не был свящённой коровой. Это было хорошее время.

Глава 7. Надя
      Когда я впервые вышла в наш двор после возвращения из деревни домой в Томск, мир вокруг меня показался мне враждебным и чужим. В этом мире не стало Юрки. Нужно было учиться защищать себя. И внутри меня родился этакий ёжик, иголки которого были направлены во все стороны.
      В школе было невыносимо скучно – одноклассники тянули слога и писали в тетрадках овалы и палочки. Я читать уже умела, и чувствовала себя переростком. К тому же из-за плохого зрения меня посадили на первую парту, которая мне не подходила по росту. Школьная жизнь превратилась в медленную пытку.
      Естественное желание – спрятаться. И я спряталась в книжки. Читала всё подряд, и совсем не по возрасту, поэтому в голове получилась сплошная каша. А когда в голове каша, в душе образуется полный раздрай. И моим собеседником стал, да-да, именно Юрка. Надо сказать, что он иногда давал мне дельные советы. Например, когда я натыкалась на незнакомые слова в книжках, он советовал найти их значение, а не пропускать. Из-за этого я записалась в библиотеку, которая была через дорогу, и регулярно испрашивала там толковый словарь.
      Но даже не это главное. После очередных неприятностей я зарывалась с головой в старую бабушкину шаль, закрывала глаза, представляла своего Юрку и начинала рассказывать ему о своих злоключениях. А он слушал.
      Я росла, бабушкина шаль канула в Лету, беседовать с воображаемым Юрой я перестала. Правда внутри у меня поселился другой оппонент – тот самый ёжик, который вырос и стал вести себя довольно нагло: он, точнее, она – ежиха, так ловко умела вывернуть мои поступки и слова, что мне за них делалось стыдно, и я начинала себя нещадно ругать: "Вот дура-то, набитая дуррра!" Примерно так.
      Сегодня, когда я поняла, что передо мной стоит Юра, сработал тот самый рефлекс – поплакаться у него на груди, рассказать об очередной катастрофе. "Вот дурррра!", - подала голос неусыпная Ежиха. Действительно, хороша же я была – прилюдно кинуться на шею совершенно незнакомому мужчине! Это же надо до такого додуматься! Всё дело в том, что в тот момент я как раз и не думала, голова была выключено напрочь. Я размазывала воображаемые слезы и сопли по воображаемому лицу, переживая очередное фиаско в личной жизни..
      По сути, Юра стал невольной причиной моих неудач на личном фронте. В голове прочно закрепился стереотип: дружба – любовь - семья, то есть любовь могла следовать только за дружбой, никак не наоборот, и не сама по себе. Понятно, что сильный пол начинал относиться ко мне, как к "своему парню". При таком раскладе у меня не было "сердечного друга", как выразился Юра.
      Мысли мои стали тягучими, несвязными, и я погрузилась в сон. И не просто в сон, а в долгоиграющий кошмар с продолжением под кодовым названием "Семь километров". Однажды в детстве я увидела страшный сон. Наверное, я плакала во сне, и бабушка меня разбудила. Я стала ей рассказывать, что мне приснилось. Она послушала-послушала, махнула рукой и вынесла свой вердикт: "Семь вёрст до небес, и все лесом". "А что такое – семь вёрст?", - спросила я. Бабушка засмеялась и ответила: "Семь километров". Так мы и стали между собой называть все неприятные сны.
      Обычно "семь километров" мне снятся накануне болезни. И точно! Я проснулась оттого, что в дверях стояла Аннушка и смотрела на меня. И в ту же секунду я поняла, что у меня опять сел голос.
      Аннушка заохала, напоила меня какой-то дежурной гадостью, намазала шею скипидаром, замотала полотенцем и велела молчать три дня. С грехом пополам я все-таки объяснила ей, что у нас сегодня будет гость. "Эх, Надюха, Надюха! – сказала она жалостливо уже в дверях, - ты шибко много думаешь, поэтому и сидишь в девках".
      Это она специально так меня злит. Знает, что я не могу сейчас ей достойно ответить. С этой мыслью я опять начала проваливаться в сон…

Глава 8. Юра
      За свои 25 лет жизни я влюблялся множество раз. Объекты моей влюблённости в большинстве случаев даже не подозревали о том, что я по ним страдаю. В первый раз я влюбился в свою учительницу в третьем классе. Я написал первое в своей жизни сочинение о том, как хорошо на нашей общей кухне в бревенчатом доме, где мы жили. Как там тепло и уютно. Учительница прочитала моё сочинение всему классу, подошла ко мне, и ласково погладила меня по голове. Я в неё сразу влюбился, и закончил третий класс с похвальной грамотой. Мы ведь всегда стараемся для тех, кого любим. Для себя какой смысл стараться?
      В девятом классе к нам пришла новая ученица, в которую я немедленно влюбился. Правда, как вскоре выяснилось, не я один. Половина мужского состава нашего класса и кое-кто из соседних не сводили с неё глаз. Она была светловолосая, и этим очень выделялась на фоне наших остальных девочек. Опасаясь конкуренции, я решился признаться ей в своих чувствах. Но видимо не был первым. В чётких выражениях она объяснила мне, что ни я, ни все остальные окружающие её коленопреклонённые рыцари не в её вкусе. У неё уже есть свой идеал мужчины, и никто из нас под этот сияющий шаблон и близко не подходит. Я уже начал было хорошо учиться, но после того, как это потеряло всякий смысл, с облегчением вернулся в привычные ряды середняков. Но любовь окончательно не прошла до сих пор. Наверное она как оспа - болезни уже нет, а на сердце остались ямочки.
      В институте это было уже серьёзно. Я не думал, что когда-нибудь потеряю сон (люблю поспать!) и начну писать стихи (был к ним равнодушен). Пришлось и это пережить; как выснилось, поезд уже ушёл, и наверное всё к лучшему. Потому что тогда я не встретил бы Надю.
      Собственно, я только сейчас понял, что я люблю Надю. Это не влюблённость, а любовь, и не с первого взгляда, а с детства. Она никогда не проходила, только стала другой, взрослой. Как и мы с Надей.
      Я рос нормальным мальчишкой, и был своим в мальчишеской компании. Девочек в нашей компании не было, кроме Надюши. Но и её мы допускали далеко не до всех наших игр: во-первых маленькая, во-вторых всё-таки девчонка. Например, мы не разрешали ей плавать вместе с нами на лодке по речке Ушайке, потому что наш дырявый "обласок" беспощадно протекал, и мог утонуть посреди речки, где взрослому по шею. Кроме того, нашей самой распространённой забавой было так раскачать лодку, чтобы она перевернулась со всей командой. Я потом плавал на разных лодках, но такой неустойчивой посудины больше не встречал.
      Зимой у нас была ещё одна забава, к которой мы Надюшу не допускали. В ясные морозные дни, когда воздух был совершенно неподвижен, и белый дым из труб поднимался вертикально вверх в яркоголубое небо, мы брали двуручную пилу, и шли в городской сад. Там из сугробов выпиливали большие блоки плотного слежавшегося снега, и строили из них крепость. Потом делились на две команды, и бросали жребий, кто будет защитником крепости, а кто атакующим. Защитники отбивались от атакующих кусками того же плотного снега, а войдя в раж, обрушивали на их головы целые блоки. Распахнутые куртки, красные лица, из разбитых носов текут кровавые сопли, которые никто не замечает. А крик, а выражения! Какие там девочки?! Когда от крепости ничего не остаётся, сражение останавливается. Кровотечение из носов прекращали, прикладывая тот же снег. Потом сообща восстанавливали крепость, и команды менялись местами. Эх, жаль, что зимой дни коротки. Не успеешь оглянуться - уже темнеет.
      С Надюшей мы тоже играли большей частью в городском саду. Всю зиму он был закрыт, но разве для нас забор - препятствие? Летом, с мая по сентябрь, в горсаду было много людей, работали аттракционы, так что нам там было нечего делать. Но было много и других мест. В детстве даже небольшая полянка на берегу Ушайки - это целый мир, вмещающий в себя горы, океаны и африканские джунгли. Счастливое время!

Глава 9. Надя
      Проснулась я уже далеко заполдень. Первым делом попыталась испробовать свои связки: шептать могла, а говорить не рискнула.
      Эта напасть с голосом приключилась у меня уже в третий раз. Когда это случилось впервые, мама повела меня к отоларингологу. Врач, осмотрев мое горло, а заодно и уши, сказал, почему-то глядя на маму: "Детка, если ты не хочешь всю жизнь говорить как биндюжник в одесском порту, строжайший режим молчания семь дней, и через неделю ко мне", - и выписал кучу рецептов. С перепугу я молчала как миленькая. Второй раз немота меня настигла уже в Ленинграде, в первый же слякотный ноябрь. Лечила меня уже Аннушка какими-то своими снадобьями, и тоже запретила говорить. С чего вдруг сегодня, посреди лета, я ни с того ни с сего охрипла – ума не приложу. Не иначе как на нервной почве.
      И тут события прошлого вечера всплыли в моем мозгу отчетливо и сразу. Не последовательно, не по кадрам, а именно все и сразу, единым громадным массивом, с четко прорисованными деталями. Я увидела все как бы со стороны, чуть приподнявшись над своим правым плечом .
      И я испугалась.
      Испугалась, что Юра забудет или в последний момент не сможет или, что самое плохое, не захочет больше видеть меня. Действительно, что собственно произошло? Ну, встретились случайно друзья детства, ну, поболтали, ну, вспомнили детство, посмеялись. Ну, показалось мне что-то в романтических летних сумерках - с кем не бывает. Почему он должен тратить свой единственный выходной день на посиделки с двумя малознакомыми особами, когда на улице лето, праздник жизни, цветы, пиво, девушки наконец, и практически любая из них готова прогуляться с таким парнем по городу.
      "Ну и ладно, ну и пусть", - подала голос моя Ежиха. "Ну и ладно", - эхом отозвалась я.
      Тут я испугалась второй раз, испугалась, что он... придет! Что он скажет, что я ему отвечу? Господи, у меня же голос пропал! А вдруг я ему не понравлюсь при свете дня, вдруг он мне не понравится? И совсем уж дикое – а вдруг он и правда придёт с невестой? И, о ужас! – что я надену?!
      Опять началась затяжная перепалка с игольчатым существом внутри меня. И так бы меня мотало из стороны в сторону, если бы на пороге не появилась Аннушка.
      - Проснулась? Ну, слава богу!
      Она подошла, потрогала мой лоб тыльной стороной ладони и сказала:
      - Жить будешь. А теперь скажи, негодница ты этакая, кого ты пригласила в наш дом? Что-то не водилось раньше за тобой таких привычек.
      Я было открыла рот для ответа, но Аннушка жестом велела мне молчать.
      - Твой новый кавалер?
      Я замотала головой.
      - Неужели какой старый объявился? Нет? Так кто же?
      - Юра. Юра из Томска, - прошептала я.
Она замолчала, потом вспомнив, заулыбалась и всплеснула руками:
      - Неужто нашёлся? - я энергично закивала в ответ.
      - Ну-ну…, - и погладила меня по голове, - поднимайся уже, соня. Я тебе там полосканье приготовила на кухне, разведи из чайника, да только не сильно горячо делай, горе ты моё! А я пойду посмотрю, что у нас в доме есть съестного.

Глава 10. Юра
      Надюша пригласила меня к себе в гости. Она живёт вместе со своей тётей Аней, сестрой отца. Я смутно помню её по Томску, а вот надиного отца не помню совсем. После возвращения с войны почти одновременно с моим отцом надюшин отец мало жил в Томске. Он был ранен в ноги, с трудом ходил на костылях, и его отвезли в деревню к родственникам, где ему было во всех отношениях лучше. Там он был занят посильным крестьянским трудом, и не чувствовал себя инвалидом и обузой для семьи, как в городе. К моему несчастью, вместе с ним в деревню уехала и Надюша, так что мы даже не попрощались, когда я с родителями уезжал в Сухуми.      
    Я не мастак ходить в гости. Для меня это большая проблема. Тем более, что я иду в гости к женщинам. Что купить, что подарить? Ну конечно прежде всего цветы. Какие? На что-то большое, красивое и дорогое у меня попросту не хватит денег. Если я куплю им по букетику фиалок, которые сейчас продают в Питере на улицах, не покажусь ли я им скаредным невежей? Чёрт, я только сейчас понял, что я ничего не смыслю в цветах, хотя столько лет прожил на юге, среди цветов. Они были для меня просто яркими пятнами, и всё. И ведь они пахнут! Будет ли им приятен запах фиалок или надо поискать что-то другое? А вдруг у кого-нибудь из них аллергия на запах определённых цветов, тех же фиалок? То-то я им подсуроплю таким подарком! И ещё: я ведь раньше никому не дарил цветов, и не знаю, как это делается. Дожил до преклонного возраста 25 лет, и такой серый лапоть! Господи, что мне делать, у кого спросить?      
    Теперь о подарке. Нужно ли его покупать при первом визите, и какой? Духи? Но я в них разбираюсь ещё меньше, чем в цветах. Я знаю только, что у каждой женщины есть свои любимые духи, свой любимый запах. Подожди-ка, а чем пахло от Надюши, когда мы шли с ней по набережной Фонтанки? Теперь выясняется, что я только смотрел на неё во все глаза, а органы обоняния не включал. Вот идиот! Что же теперь делать? Тут я уже и совета не могу ни у кого спросить, сразу скажут: что ей нравится, то и купи. Ну ладно, Надюше духи в качестве подарка - это ещё как-то логично. А тёте Аннушке? Ведь не сковородку ей дарить! Хотя может быть, она именно сковородке больше всего обрадуется.      
    В общем, делаю вывод. Дарю каждой по букетику фиалок, никаких духов и прочих подарков. Вот когда познакомлюсь поближе с ними, буду знать вкусы и привычки каждой, подумаю о подарках. Вот как я мудро рассудил!      
     Как вспомню, что сегодня вечером увижу Надюшу, так тепло делается в груди! Какая она стала красивая за эти годы! И хотя она изменилась, в ней что-то осталось такое знакомое и близкое с детства. Наверное вот что: ожидание помощи, участия. Поэтому она сразу прижалась ко мне и заплакала, когда признала меня. Бедняженька моя, ей так нехватало защитника, ей было одиноко и страшно, хотя вокруг неё всё время были близкие и хорошие люди. В детстве она была смелой, если не сказать хулиганистой, но всё время требовала, ожидала от меня защиты. Я только сейчас понял: она была женщиной, всегда ею была, с момента рождения. А я всегда был мужчиной, и был самой судьбой предназначен её защищать, оберегать от всех бед и неприятностей. И всё это мелочи - цветы, подарки. Главное - я должен быть с ней до конца жизни, что бы ни произошло. Я буду её любить несмотря ни на что. И сколько у меня хватит сил, я буду защищать её, чтобы она больше не чувствовала себя одной против всего остального мира.

Глава 11. Надя
      Наверное пришла пора рассказать немного об Аннушке, а заодно и о том, как я оказалась в Ленинграде.
      Моя тётушка, Анна Ефимовна, старше меня на 13 лет. Когда началась война, ей было 16. Всю войну она проработала в госпитале в Томске, сначала нянечкой, а после окончания курсов – медсестрой. Потом уже в Ленинграде она закончила медучилище, и получила диплом фельдшера. Медицинская профессия ей очень подходила: было в ней какое-то врождённое милосердие и сердечность, присущее только русским женщинам. Раненые её любили, называли "сестричкой", и она часто получала солдатские треугольники с фронта от своих бывших подопечных. Эти простые и трогательные письма Анна хранила всю жизнь.
      Среди прочих писем было несколько от бравого капитана Ивана Ивановича Данилова, которые Аня хранила отдельно. У Ивана было несколько осколочных ранений и тяжёлая контузия, в госпитале он пролежал долго, несколько месяцев. В письмах Иван называл Аннушку своим ангелом-хранителем, и обещал обязательно вернуться к своей "сестричке". Потом писем не стало. Все слишком хорошо знали, что могло означать это молчание. Но летом 46-го Иван неожиданно появился на пороге нашего дома в Томске. Он выжил, уцелел, и как обещал, нашёл нашу Аню после Победы, и увёз её к себе в Ленинград.
      Так получилось, что я росла у бабушки, и Аннушка была для меня и подругой, и старшей сестрой, и отчасти заменяла мне мать. После бабушки она была мне самым родным и душевно близким человеком. Ясно, что я тяжело переживала разлуку с ней, и не могла в силу своего возраста понять, почему ей надо было уезжать куда-то далеко даже с таким бравым красавцем.
      Время шло, я закончила школу, благополучно поступила в техникум, проучилась год, и… влюбилась в молодого преподавателя. Любовь эта закончилась полной катастрофой.
      Надо сказать, что бабушка моя была очень строгих правил, и характер имела весьма суровый. Поделиться с ней своими сердечными переживаниями я не могла. С Аннушкой мы вели редкую переписку, так что и она не могла меня поддержать. Поэтому я не нашла ничего лучшего, как просто сбежать из техникума, забрав свои документы накануне сессии. Предстать пред ясны очи бабушки у меня душевных сил в тот момент не было. В панике я рванула к родственникам в Бакчар, зная, что там меня ни о чём не будут расспрашивать, приставать с советами, не прогонят и не попрекнут куском хлеба.
      Всё лето тётя Дуся отпаивала меня парным молоком, не лезла с расспросами, и предоставила мне полную свободу. Считалось, что я приехала на каникулы. А я тенью бродила по окрестностям, сочиняла жалостливые стишки о несчастной любви, и усердно выращивала траву забвения.
      Эту деревенскую жизнь прервала бабушкина телеграмма с единственным словом "Приезжай". Ослушаться её я не могла, и уже на следующий день с видом побитой собачонки стояла перед бабушкой.
      В нашей семье никто никогда специально не воспитывал детей. Бабушка была, как бы сейчас сказали, эмоционально закрытым человеком. Она научила меня печь пироги, вязать носки, содержать дом в чистоте, и прочим женским премудростям. Но никогда не читала мне нотаций, и я не помню, чтобы она меня наказывала. Воспитывал сам уклад семьи. И вот теперь мне предстояло тяжёлое объяснение.
      - Сядь и послушай свою старую бабушку, может быть, в последний раз, - сказала она необычайно серьёзно, жестом прерывая все мои возражения, - что бросила учёбу, знаю. И одобряю. Не своё дело выбрала, мёртвое, не по тебе, - помолчала и продолжила, - то, что к Дусе с Федором уехала, понимаю – смятенной душе покой и смирение обрести надобно было. Могу понять. Но как ты могла посмотреть в сторону женатого мужчины?! Молчи, верю, что не ведала, что творишь, иначе исхлестала бы тебя своими же руками. Должна была знать! Скажи спасибо, что этот прощелыга и краснобай не обрюхатил тебя.
      Я сидела, не в силах поднять глаза, и беззвучно плакала. Бабушка, конечно, сжалилась, погладила меня, как в детстве, по голове, и уже другим голосом сказала:
      - Девочка моя, не пытайся его забыть, не получится. Наоборот, запомни накрепко, на всю жизнь запомни. А еще запомни, что нет на свете такого мужика, что стал бы твоим хозяином, если ты сама этого не позволишь. А ты не позволишь, вижу. Наша кровь, казачья. Теперь о деле. Вот тебе деньги, вот тебе адрес подробный. Завтра ты едешь в Ленинград к Анне. Иван умер. Пришла твоя пора помочь семье.
      Три года назад, в день своего девятнадцатилетия, 7-го октября 1957 года, я вышла на Московском вокзале в городе-герое Ленинграде. Началась новая жизнь.

Глава 12. Юра
      Я иногда сам удивляюсь, как это я, прожив столько лет до самого окончания школы в курортном городе, избежал соблазнов и сохранил бережное, уважительное отношение к женщинам и способность к чистой любви вместе с никому не нужной девственностью. Некоторые из моих одноклассников ещё чуть ли не с седьмого класса начали хвастать лёгкими любовными победами над приезжающими с севера курортницами. Я думаю, что они не врали. Очень многие из таких прелестниц для того и приезжают на юг, чтобы развлечься с местными "кобельерос". Толпы этих бездельников в неизменных белых рубашках и чёрных брюках, с торчащей из заднего кармана картонной коробкой "Казбека", целыми днями шлялись по пляжам, цепляясь к загорающим курортницам, независимо от их возраста. А вечерами они толпились у ворот Сухумской турбазы, прорываясь на танцплощадку. Турбаза была недалеко от нашего дома, и нам до самой ночи надоедала громкая музыка из мощных динамиков. Особенно противно было, хош-не хош, слушать будущую звезду советской и зарубежной эстрады Жана Татляна. Козлиный голос с утрированным "кавказским" акцентом вызывал сумасшедший восторг у северных красавиц, всех поголовно крашеных под блондинок, что в свою очередь вызывало сумасшедшую страсть у "кобельерос". Они тоже все как один говорили с "кавказским" акцентом, хотя при необходимости легко переходили на вполне приличную русскую речь без всякого акцента.
      Образцом настоящих женщин были для меня наши девочки в школе, которые ничем, ни одеждой, ни поведением не напоминали северных блондинок. Скромное, сдержанное поведение девушек традиционно было нормой в грузинских и армянских, а тем более в абхазских семьях, но и другие наши девочки вели себя очень достойно.
      Я не могу сказать, что я избегал девушек или они меня избегали. Я в то время ходил в Морской клуб, где был кружок по освоению элементов морской практики и хождению на шлюпках-шестёрках. Одна команда состояла целиком из девушек, и мы конечно невыносимо выпендривались перед ними, стараясь выглядеть этакими старыми морскими волками. Однажды мы задержались у шлюпочного причала до темноты, и я вызвался проводить домой одну из девушек. Её звали Люба. Она жила на окраине города, так что мы с ней шли довольно долго. Была середина мая, в тёплом весеннем воздухе летали светлячки, один из них залетел в её пышную причёску, и запутался там в волосах, а я его вынимал. От её волос и от неё самой так заманчиво пахло чем-то женским, что я сам не заметил, как обнял её за плечи. И получил строгий выговор. До её дома мы дошли вместе, но от её весёлого настроения ничего не осталось. Я чувствовал себя виноватым, извинился перед ней, она ничего не ответила, попрощалась и зашла в дом. Этот случай никак не прибавил мне уверенности в себе при общении с девушками.
      Ещё один случай был прямо анекдотическим! Я познакомился в кафешке на набережной с девушкой пожалуй постарше меня. Она так же, как и я, взяла кофе с мороженным, и встала за тот же столик. Она со мной заговорила первой, и проявляла ко мне такой явный женский интерес, смотрела так откровенно, что я с замиранием сердца рискнул попросить её о свидании вечером на набережной. Она очень охотно согласилась. Мне почти не пришлось её ждать, но когда она пришла, от неё так несло чесноком (запах которого я терпеть не могу), что я поторопился попрощаться с ней. Я так и не понял, зачем ей понадобилось приходить на свидание в облаке острого чесночного аромата. Если ей хотелось избавиться от меня, могла бы вовсе не приходить. Просто посмеялась надо мной? И этот случай тоже не прибавил мне уверенности.
      Надо сказать, что этот возраст был для меня далеко не самым счастливым. Я старался не думать о женщинах, но они были постоянно вокруг меня, по-южному полураздетые, и в большинстве своём очень привлекательные. Многие встречные женщины на улице не опускали глаза, а смотрели так призывно, что у меня внутри всё холодело. Мне часто виделось во снах, что я кого-то из них обнимаю, и я просыпался от острых ощущений. После ночных поллюций оставались пятна на простынях, и мне было очень стыдно перед мамой. Во время учёбы в институте стало полегче. То ли я перерос самый неприятный период развития, то ли напряжённая учёба задавила во мне излишние желания, то ли сказался прохладный, умеряющий страсти климат. Да и женщины в Ленинграде даже летом ходят далеко не так легко одетыми, как на юге, и не заглядываются на встречных мужчин. Если случайно встречаются со мной глазами, то в них одни заботы.

Глава 13. Надя
      Аннушка в очередной раз осмотрела моё горло, и огласила диагноз:
      - Нет, у тебя дело не в горле! То, что у тебя случилось с голосом, называется "реактивное состояние", а по-простому – отходняк. Если уж лечить, то надо всю голову, а не связки. Ты просто почему-то не хочешь говорить. Какую страшилку ты придумала для себя на этот раз?
      Я сделала круглые глаза.
      - Давай разбирать кучу с краю. Первый вопрос, который наверняка тебя гложет, прост как три копейки: придёт – не придёт. Так?
Я кивнула.
      - Ты можешь на это повлиять? Нет. Значит, успокойся – от тебя уже ничего не зависит.
Стало легче – Аннушка загнала мою Ежиху в угол.
      - Второй вопрос, судя по выпотрошенному шкафу, во что бы такое-этакое тебе одеться?
Ну понятное дело – я же всё-таки женщина.
      - Ты сегодня собиралась выходить из дома, погулять, например, или в гастроном за кефиром? Так и одень то, в чём ты собиралась выйти. Если он не придёт, то твои страдания бессмысленны, а если придёт, то поверь, ему будет всё равно, какого цвета на тебе кофточка. Так о чём переживать?
Хм, а ведь она права! Как же мне самой это не пришло в голову?
      - Значит так: хочешь молчать – молчи. Только не делай лицо Жанны д'Арк на костре, ладно?
      По квартире плыл аромат корицы. Обожаю бабушкин яблочный пирог с корицей! У Аннушки он получается даже лучше, чем у самой бабушки – верхняя корочка тоненькая, и яблок много.
      - Да, и вот ещё что, - она остановилась в дверях, - если ты не забыла, мне надо вечером сделать укол соседке. Так вот, я могу отлучиться на пять минут, а могу задержаться у неё на часок поболтать. Дай мне знать незаметно. Поняла? А теперь приведи себя в порядок, и пора накрывать на стол.
      Пока мы с ней суетились, протирали парадные чашки, искали чайную скатерть в сине-голубую клеточку, словом, пока были заняты делом, я почти забыла о своих тревогах. И тут в дверь позвонили.
      - Иди встречай гостя.
      - Аня, я боюсь, - опять осипшим голосом прошептала я.
      - Ну и дурёха же ты, Надя! – и пошла открывать дверь.
      Конечно, это пришёл Юра! Конечно, он опять смущался, и конечно не знал, куда деть руки, и смотрел на меня влюблёнными глазами, и конечно было невозможно не ответить улыбкой на его улыбку. Интересно, я ещё боюсь или уже перестала? Это же мой Юрка, только повзрослевший…
      У меня было такое впечатление, будто выключили звук. Аня что-то говорила, но я её не слышала. Потом она взяла у Юры два маленьких букетика фиалок, и пошла за водой для цветов. А мы так и остались стоять друг против друга, не говоря ни слова. Наверное я выглядела как кисейная барышня на первом балу, готовая упасть в обморок от волнения. Юра спросил:
      - Ты что, не рада меня видеть?
      - Как ты можешь говорить такое? Я тебя ждала-ждала, а ты все не шёл и не шёл.
      - Я уже здесь, я пришёл.
      - Ты больше не уедешь в свои тёплые края?
      - Я больше никуда без тебя не уеду.
      Всё сразу стало ясно, просто и легко, солнце заиграло на белых чашках, мир наполнился радостью и смыслом – в нём опять появился Юра, мой Юра.

Глава 14. Юра
      Какой я всё-таки дикарь! Так боялся идти в гости к Надюше и тёте Аннушке, будто мне предстояло идти на Голгофу. И в то же время сердце замирало от ожидания счастья. Просто увидеть Надюшу было счастьем. Меньше суток прошло с момента нашего расставания, а я уже по ней страшно соскучился. Со мной ещё никогда такого не было.
      Я очень боялся им не понравиться. У меня прямо-таки болезненная неуверенность в себе из-за неудач с девушками в школе и институте. Хотя я довольно часто замечал проявление интереса ко мне у своих однокурсниц в институте, а также у девушек и даже вполне зрелых женщин на улице, я считал, что они воспринимают меня всего лишь как удачно подвернувшийся тренажёр для отработки техники очарования и личного обаяния. Если они видят ответную улыбку или заинтересованный взгляд, значит сработало, можно удовлетворённо поставить "галочку" в своём текущем списке маленьких побед. Но как только я пытаюсь заговорить с ними, тут же отчуждённое выражение лица. На нём прямо как буквами написано "Я не такая!" Может быть я просто не понимаю женщин?
      Но в гостях у Надюши и Аннушки я с первых минут почувствовал себя как дома. Напрасно я сомневался, что мои скромные букетики фиалок не понравятся дамам. Аннушка сразу с удовольствием уткнулась в них лицом, и сказала, что в детстве она с девочками ходила на ту сторону Томи в Городок, и там в лесочке на берегу речной протоки рвала фиалки. Только они почти не пахли.
      Пока Аннушка ставила цветы в воду, мы на несколько минут остались вдвоём с Надюшей. Для меня самым важным было понять, есть ли у меня шансы на что-то большее, чем просто дружба с Надюшей. Я знал, что она воспринимает меня как своего хорошего друга, вроде старшего брата, покровителя и заступника. Но я её уже по-настоящему люблю или по крайней мере готов так полюбить. Вчера она в ответ на мой вопрос сказала, что у неё сердечного друга БОЛЬШЕ нет. Значит, был? И наверное ещё будет, и может быть не один. Она такая красивая, живая, умница, наверное у неё немало поклонников. Я уже сейчас, не имея на это никаких прав, чувствую глухую ревность к этому неизвестному мне "другу", а что будет, если я полюблю Надюшу по-настоящему?
      Я ещё в школе задумывался о том, как я буду относиться к той девушке, которая согласится стать моей женой. Конечно, любить её, стараться избавлять её от тех забот, которые я в состоянии взять на себя - это понятно, очевидно. Но как я отнесусь к тому, что у неё могут быть какие-то сердечные отношения, даже романы с другими мужчинами? Брак - не тюрьма, это всего лишь соглашение двух людей жить вместе, вести общее домашнее хозяйство, растить и воспитывать своих детей. Но каждый при этом остаётся хозяином своей души и своего тела. Я даже сам за себя, за свою верность жене не могу ручаться на все сто процентов, это было бы глупо. Бывают такие обстоятельства, что не успеешь сообразить, как уже совершилось что-то, казавшееся невозможным всего несколько минут назад.
      И я решил: буду любить свою жену, что бы ни случилось, никогда её не оставлю в беде, даже если она уйдёт от меня. И сам по своей воле от неё не уйду.

Глава 15. Надя
      Вошла Аннушка с цветами, мы уселись за стол, я разлила чай, и все дружно принялись уплетать яблочный пирог. Говорили всё больше о Томске, вспоминали всякие смешные случаи, от души посмеялись. Я с удивлением обнаружила, что мой голос полностью восстановился. Аннушка поставила мне правильный диагноз. Кстати, Юра спросил, как ему обращаться к моей тётушке. Порешили, что он будет её называть так же, как и я - просто Аней или Аннушкой.
      Наконец Аннушка сдвинула чашки на край стола, мы общими усилиями достали со шкафа и поставили на почётное место посреди стола патефон, который когда-то принадлежал Ивану. Он был большой любитель музыки, и после него осталось много грампластинок с музыкой самых разных жанров, от классики до популярных когда-то песен и танцевальных мелодий. Юра очень обрадовался патефону, назвал его "консерваторией своего детства", с интересом разглядывал пластинки. Я поняла, что Юра, так же как и я, любит классическую музыку, только он в отличие от меня её ещё и знает. А вот джаз не жалует. Подозреваю, что он его толком никогда не слушал. Пока Юра с Аннушкой танцевали, я отложила несколько пластинок с джазовыми вещицами, чтобы поставить их специально для Юры.
      Мы потанцевали парами друг с другом, и слегка утомились. Я с удовольствием скинула тесные туфли, забралась с ногами на диван, и слушала музыку, наблюдая за Юрой. Видимо, он чувствовал это, и мы встречались глазами, как тогда в кафетерии, но уже без смущения и неловкости. Конечно, он не был тем вихрастым мальчишкой, которого я помнила все эти годы. Молодой мужчина с внимательными и серьёзными глазами, без столь ненавистного мне дешёвого пижонства, без тени фальши в голосе. Мне нравилось смотреть, как ловко он управляется с патефоном, как аккуратно ставит иглу на край пластинок. "Если сейчас он поставит танго, я выйду за него замуж", - совершенно неожиданно пронеслось у меня в голове. Юра немного помедлил, как бы взвешивая две пластинки, которые держал в руках, улыбнулся какой-то своей мысли, и поставил ТАНГО!
      Аннушка пошла делать укол соседке, а Юра пригласил меня на танец. Мы даже не танцевали, а просто стояли, обнявшись и слегка покачиваясь в такт музыке. В моей душе был покой и всё крепнущая уверенность, что меня ждёт счастье. Музыка кончилась, только игла продолжала потрескивать и шипеть, я подняла голову и увидела совсем близко его глаза. Мне не нужно было никаких слов, его глаза сказали всё...

Глава 16. Юра
      Какой я вчера ел вкусный яблочный пирог с корицей в гостях у Надюши и Аннушки! Точно такой, как печёт моя мама. Вообще-то я не гурман, но когда вкусно - это вкусно! Во время учёбы в Политехническом институте я не особенно разбирался, чем кормят в нашей студенческой столовке. Впрочем, там кормили вполне прилично. В этом я убедился в первый же день работы в ИПАНе. На обеденный перерыв все как-то очень быстро ушли без меня, я замешкался. Я знал, что в институте своей столовой нет, нет даже буфета. Прошёл немного по Литейному, увидел вывеску "Рабочая столовая завода "Арсенал", зашёл в неё. Это оказалась такая тошниловка, и вдобавок довольно грязная, что я не доел свой обед, и ушёл голодным. Пожаловался на работе своим соседям по комнате. Они надо мной посмеялись, и на следующий день взяли меня с собой на обед в столовую Дома писателей в Кричевском переулке. Чудеса, да и только! Там цены оказались ниже, чем в заводской столовке, а выбор и качество блюд как в ресторане! С тех пор я только туда и ходил. Вкуснее и дешевле, чем там, я ел только однажды в столовой Дома учёных на Лесном.
      Оказывается, Надюша и Аннушка специально для меня приготовили сюрприз - старый патефон и набор старых пластинок начала 50-х годов и даже более ранних выпусков, с песнями и танцевальными мелодиями. Мы все поочереди потанцевали друг с другом под эти мелодии. Танцор из меня никакой, но я по крайней мере не сбиваюсь с ритма и не наступаю на ноги ни себе, ни партнёрше. И то хорошо.
      Я узнал, что Надюша любит джаз и обожает слушать саксофон. Признаться, я довольно равнодушен к джазу, и не очень люблю саксофон. За время моего студенчества я не упускал случая попасть в Филармонию на хороший концерт симфонической музыки. Теперь буду привыкать к джазу и любить его. Если есть что-то на свете надюшино, значит, это и моё.
      Потом Аннушка ушла делать укол соседке (оказывается, она фельдшер), и мы с Надюшей остались вдвоём. Я выбрал пластинку со своим любимым танго "Adios muchachos", и пригласил Надюшу на танец. Пластинка кончилась, а мы всё танцевали и танцевали, почти не двигаясь с места. Я хотел только одного: чтобы это никогда не кончалось. Когда она подняла голову и посмотрела мне в глаза, я понял, что это и есть настоящее счастье...

     Мы не ставим точку в завершение своего романа, а заканчиваем его многоточием. Наши герои теперь живут самостоятельной жизнью, и мы не знаем, как сложится их судьба в дальнейшем. Будем следить за их жизнью, и если повезёт узнать о них что-то интересное, обязательно напишем. До новых встреч с Надей и Юрой!