Гуманитарная месть

Древние учили, что, если тебя ударили по левой половинке, то подставь правую. А если ударивший остался недоволен твоим жестом доброй воли, что сними штаны с трусами и подставь обе половинки сразу. Честно говоря, так я и поступал почти всю свою жизнь. Поскольку с младенчества принципиально не признаю авторитетов, то руководствовался я при этом не поучениями мудрецов, а чисто практическими соображениями. Во-первых, месть непродуктивна. Она не только не создаёт ничего примечательного и достойного, но она разрушает нервную систему и делает человека мелким пигмеем и рабом злобы. Во-вторых, число идиотов среди людей намного больше, чем может показаться. По этой причине всегда можно оказаться в положении человека, который мстит идиоту, даже не подозревающему, что он - идиот. Наконец, в-третьих, и это касается сугубо моей личности, что если я уже решусь отомстить, то обе половинки просто сольются в воспалительном экстазе. Говорю я это, естественно, имея ввиду, что кроме физических действий существуют действия с намного более тяжёлыми последствими. Расскажу об одном случае мести, о котором я до сих пор не жалею, поскольку мстил из сугубо гуманитарных соображений.

У меня в Баку был один знакомый, очень приятный интеллигентный парень, которому я был, видимо, чем-то обязан, хотя и не помню чем. Работал он в Азербайджанском НИИ нефтепереработки, в котором в своё время работал и я. К тому времени - это было в середине 60-х - я жил в другом городе и работал старшим научным сотрудником в лаборатории хроматографии Института синтетических спиртов. С этим парнем у нас было мимолётное знакомство, мы улыбались друг другу при встрече, но нормально беседовали не более пары раз. И вдруг я получаю о него письмо, в котором он обращается ко мне с большой просьбой. В их институте работает хороший парень, специалист по контрольно-измерительному оборудованию. Фамилия его Образцов. Но, поскольку он русский, то ничего ему особенного не светит: ни продвижения по службе, ни квартира. Он снимает небольшой закуток, в котором живёт с семьёй и за который платит чуть ли не половину зарплаты. Мой бакинский приятель, кстати, азербайджанец по национальности, просил меня сделать большое ему одолжение и попытаться устроить на работу Образцова. В подобных случаях я механически приступаю к выполнению задания.

Заведующий лабораторией, в которой я работал, доктор наук, в глубине души меня ненавидел, хотя внешне всё обстояло вполне респектабельно. Он вбил себе в голову, что дирекция института, разумеется, при моём огромном желании, собирается скинуть его с должности и заменить мною. Объяснить этот пунктик начальника можно было двумя объективными причинами. Во-первых, меня устроили в его лабораторию на должность старшего научного сотрудника, практически его не спрашивая. Выделили дополнительную ставку и подарили её вместе со мной. Немалую роль при этом сыграло то обстоятельство, что я приехал устраиваться в институт, где заместителем директора работал отец моего университетского друга. Вторая причина заключалась в том, что я невероятно быстро, практически с места в карьер начал лепить статьи по теме лаборатории, в которой я перед этим совершенно не разбирался. Я придумал новое интересное направление работы и опубликовал несколько статей за границей, разумеется, включив в соавторы заведующиего лабораторией. Последний же был просто тупым ревнивым дураком. Я не только не имел кандидатской степени, но она меня совершенно не интересовала. Работал я круглые сутки не за деньги, а за любовь к науке.

Кроме того, человек хотя бы немного разбирающийся в психологии, без труда раскусил бы очень важную особенность моего характера: я ненавидел руководить людьми. Мог, но ненавидел. Если бы меня назначили отвественным за укладку километрового кирпичного забора, то я наверное хорошо справился бы с такой работой. Всё рассчитал бы, составил план,оценил с какой силой подгонять рабочих, жестко контролировал бы подвоз строительных материалов и т.д. Но в науке мне нужно было не более 1-2 лаборантов. Мне и в страшном сне не снилось руководить коллективом научных и ненаучных работников в количестве свыше трёх десятков. Но начальник твёрдо уверовал в то, что я собираюсь его подсидеть, и сделать с этим нельзя уже было ничего. Как уже потом выяснилось, он готовился переехать в другой город и занять кафедру в университете.

Когда я обратился к начальнику с просьбой устроить Образцова, он сказал, что такой инженер ему нужен, но пока что у него нет свободной ставки. Пусть, мол, этот человек приедет для переговоров. Я написал своему приятелю в Баку, и вскоре в моей квартире появился Образцов, невысокого роста блондин с серыми мутноватыми глазами и слегка бегающим взглядом. Он пообщался с начальником лаборатории и, по его словам, решил дожидаться появления вакансии инженера. Он целыми днями лежал на раскладушке, читал газеты, которые я выписывал, и непрерывно курил. Я приходил с работы, готовил обед, мы с ним обедом ужинали, он обедом завтракал и обедал. Периодически я приносил домой что-то выпить. Мы с ним выпивали и вели длинные вялые беседы о том, о сём. Мне он как собеседник был совершенно не интересен. Через месяц он начал курить мои сигареты, а свой интим я вынужден был справлять чёрт его знает где, что знакомые девушки сильно не одобряли. Положение тотального иждивенца Образцова нисколько не волновало. У него был неплохой аппетит, пил он дармовую водку с большим удовольствием и, перейдя на мои сигареты, интенсивность курения не уменьшил. Так прошло два с лишним месяца.

Конечно такое счастье, как Образцов, мне и в страшном сне не снилось. Но, поскольку я обещал своему бакинскому знакомому, то без особого драматизма переносил все неудобства, связанные с тем, что на мою бедную голову свалился этот иждивенец. Вскоре его всё же приняли на работу, и я обратил внимание на то, что о его судьбе до странности трогательно начало заботиться руководство, в том числе не только начальник лаборатории, но и директор, и партийно-профсоюзное руководствов. Случайно я выяснил, что он - махрово партийный. Позже у меня возникла полная уверенность в том, что он ещё и махрово-кагэбэшный сексот. Просить место в общежитии он не собирался и попрежнему жил у меня. Он нацелился получить квартиру на правах общежития. При средней очереди на квартиру в нашем институте в 15 лет это было нереально. Образцов мне сказал, что в дирекции ему обещали выхлопотать общежитие, чтобы он забрал семью из Баку, но только при условии, если его назначат на должность исполняющего обязанности старшего научного сотрудника, а это невозможно сделать из-за отсуствия у него научных публикаций. Я включил Образцова в соавторы подготовленной мною статьи и через некоторое время он добился получения семейного общежития.

До устройства на работу я кормил, поил и курил его постольку, поскольку он не зарабатывал деньги. После того, как он стал получать соразмерную с моей зарплату, у него и в мыслях даже не было тратиться на собственные нужды. Он продолжал есть, пить и курить за мой счёт. Пока он жил у меня, я попрежнему готовил ему обеды и он не считал себя обязанным даже подмести пепел под раскладушкой, лёжа на которой, курил. Поскольку он теперь работал со мной в одной лаборатории, то наши разговоры стали более предметными. Он спрашивал меня моё мнение об отдельных сотрудниках, обсуждал со мной лабораторные дела. Я много и сочно шутил по поводу начальника лаборатории, который почему-то становился всё более скрытно злобным по отношению ко мне. И вдруг однажды вечером за ужином сводкой я сделал открытие: Образцов употребил словосочетание, которое до этого я слышал только от жены начальника. Обладая неплохой реакцией, я тут же сочинил хохму про жену начальника и через пару дней по её взгляду понял, что Образцов эту хохму в точности передал по назначению. После этого открытия я сделал ещё пару пассов и убедился, что все разговоры со мной Образцов передаёт начальнику слово в слово. После того, как мы с ним поужинали и выпили по сто граммов водки я, не повышая голоса и не меняя выражение лица, сказал Образцову, чтобы он забирал свои манатки и шёл ночевать в гостинницу. Тот бросил на меня быстрый взгляд, видимо всё понял, собрал вещи и ушёл. Я с удовольствием допил водку и вновь почувствовал себя белым человеком.

Прошло около года, Образцов стал большим авторитетом по партийной линии, всё у него было в полном порядке, но меня он абсолютно не интересовал. Я совершенно забыл о том, что служил акушером при его рождении научным работником. К этому времени начальник лаборатории переехал в другой город и меня назначили заведующим лабораторией. Образцов практически сразу же после того, как стало известно решение о моём назначении, подошёл ко мне и спросил: "Мне увольняться?" Честно говоря, для меня это было очень неожиданным обнаружить, что он прекрасно знал, что я всё знаю. Но я, как уже говорил в начале, не будучи человеком мстительным, ответил ему, что меня  волнует только качество выполняемой им работы и больше ничего. По нему было видно, что он почувствовал огромное облегчение и был страшно рад тому, что я такой незлопамятный.

Лаборатория, в которой я работал, отличалась тем, что получала импортное оборудование со всего света. В министерстве нефтехимической промышленности существовала группа, которая подпольно закупала оборудование, на которое ведущие западные страны объявили эмбарго. Отечественное оборудование напоминало изделия каменного века и было в те времена просто ужасным. Поэтому бывший начальник, переходя на новую работу, нацелился украсть несколько приборов. Эти приборы, как правило портативные, например газовый хроматограф фирмы "Бекман" размерном не больше книги, были складированы в многочисленных стенных шкафах лаборатории под видом неработающих. Вся операция по уводу оборудования была расписана в деталях. Были подготовлены фальшивые документы на вынос из института, охраняемого тётками с винтовками. Аспиранты бывшего начальника, которые были от него сильно зависимы, должны были проделать всё необходимое для того, чтобы оборудование исчезло из лаборатории бесследно.

Однажды утром в мой кабинет постучался Образцов, сел без приглашения на стул и стал очень подробно рассказывать о планах начальника по уводу оборудования. Совершенно очевидно, что в этих планах начальник, с которым у него давно наладились почти родственные отношения, придавал Образцову центральную роль. Я поблагодарил Образцова, перенёс приборы в кабинет, сорвав запланированное мероприятие, и сказал себе, что буду большой сволочью, если не испорчу карьеру этому всепогодному предателю. Я знал, что на свете немало подонков и это меня, честно говоря не сильно волновало. Но если подонок находится от меня на расстоянии вытянутой ноги, то не дать подножку такому подонку я считаю крайне непорядочным.

К тому времени я неоднократно замечал, что Образцов регулярно выпивает. В том числе предположительно и в рабочее время. Пару раз я почувствовал от него особый запах перегара от дешёвого портвейна. Я придумал исключительно простой план, который сразу же сработал. Накануне я сказал в лаборатории, что ухожу на весь день на похороны и поминки. Часов в 11 дня я вернулся на работу, и попросил трёх моих сотрудников сопровождать меня. Одна из них была профсоюзной деятельницей, бескомпромисной в оценке своей величественной роли в среде людей, которые имели честь с ней общаться, двое других были старыми девами с гипертрофированными представлениями о духовном богатстве настоящих советских людей. С тремя этими тётками я прямиком направился к одной из 13 комнат лаборатории.  Дверь комнаты была закрыта. Стучали мы в неё довольно долго. Мои спутницы ничего не понимали в разворачивающихся событиях и периодически бросали на меня вопросительно-доверительные взгляды. Они чувствовали, что всё это не просто. Просто не может быть просто.

Наконец, дверь отперли. В комнате был Образцов с молоденьким лаборантом - любителем выпить за чужой счёт. На лице у Образцова было написано деланное удивление, лицо лаборанта выражало тоску ординарного алкоголика по лучшей жизни. Я сказал Образцову: "Ну-ка дыхни!", но что он мне ответил перегаром в сопровождении слов "Я не понимаю!..." Обменявшись быстрым взглядом со старыми девами, я сказал "А я понимаю!" и прямиком направился в ту часть комнаты, где стоял неработающий термостат. В термостате взору команды ревизоров предстали три пустые бутылки портвейна, одна полная и одна, выпитая наполовину. Лица моих помощниц приняли выражение безграничного брезгливого презрения к подлым пьяницам, а я сказал Образцову: "Ты же бакинец! Как же ты мог опуститься до дешёвого портвейна!" Эти мои слова на него почему-то очень сильно подействовали, он скосил глаза и был почти что готов расплакаться, а я почему-то вспомнил, что палачи и предатели бывают очень сентиментальными.

Комиссия в полном составе направилась ко мне в кабинет, где мы составили в нескольких экземплярах акт с красочным описанием картины беспробудного пьянства и совращения  малолетнего. Акт вместе с моим заявлением на увольнение Образцова по статье был препровождён в отдел кадров, в профком и партком. Через час меня вызвал директор и попросил забрать заявление, на что я ответил категорическим отказом. Директор был членом куйбышевского обкома партии (http://1001.ru/arc/andreevl/issue5/) и связываться с ним было весьма и весьма опасно. В дальнейшем наши отношения были испорчены серьёзно и навсегда. Но я был непреклонен. Меня уговаривали довольно долго, но я не сдался. Образцова где-то на время спрятали. Потом я уволился и уехал в другой город. Я не сомневаюсь, что Образцова в дальнейшем неплохо устроили. Но, испытывая органическое отвращения ко всякого рода кляузным процедурам, я, тем не менее, был очень доволен собой, своей  гуманитарной местью, совершенной не корысти ради, а ради ограничения степени мобильности подонков на этом белом свете.