Армейская служба. Дедовщина 1

                СПОРТ НЕ ДЛЯ ВСЕХ.
            

  Здешний спортзал представляет собой небольшую комнату, заставленную тренажерами и силовыми снарядами самодельного производства. Различные траки и шестерни от танков или другой тяжелой техники, валы, оси, и прочие увесистые предметы скреплены между собой газосваркой, стянуты болтами, покрашены и взвешены – на каждой такой штуке цифрами указан вес. Исключение составляет разве что боксерская груша: не самодельная, она множество раз заштопана, перетянута цветным скотчем. Этот боксерский снаряд является здесь самым почитаемым, и в то же время, даже больше «духов» избиваемым предметом. Из-за ежедневных поколачиваний, кожаная оболочка  груши лопается, внутренняя набивка смягчается, груша не оказывает должного сопротивления ударяющему по ней кулаку. По этому трагическому поводу наши «старики» собирают целые консилиумы, а которых судят-рядятся, где раздобыть кожаные шнурки для латания, скотч покрепче, чем набить внутренности. Песок и земля отпадают сразу – просыпаются через трещины. Лучше всего будет найти конский волос, он жесткий, но для этого надо остричь табун лошадей. Подойдет и волокно кокосового ореха. Тут тоже проблемка.
      Несмотря на всеобщее внимание к судьбе боксерской груши, главный хозяин у спортзала один: «дедушка» с военно-туристической фамилией Походный. Поговаривают, именно он привел заброшенный спортзал в его нынешнее отличное состояние. По этому праву Походный выбирает достойных для посещения спортзала, решает, кого пускать, кого не пускать. Например, из солдат его призыва не каждый может заниматься в спортзале.
       Увидев Походного впервые, мы были ошеломлены его атлетической фигурой. Современная версия Геракла, он действительно хорош: широкая грудь, тонкая талия, кубики пресса, литые бицепсы. После занятий со штангой, источая запах мужского дезодоранта, царственной походкой он вышел из спортзала. Мы как раз скоблили битым оконным стеклом паркетный пол казармы, когда это неземное существо показалось на ЦП. С оголенным торсом, в галифе с подтяжками и домашними тапочками на босу ногу оно отправилось восвояси, не одарив нас и взглядом.
       Единственным и непререкаемым авторитетом в деле накачивания мышц, для Походного является Арнольд Шварценеггер. Всякие другие имена яростно отметаются. Великолепный Арни, во множестве разных образов взирает с плакатов в тренажерном зале. Я вспоминаю его игру в американских фильмах, его манеру двигаться и улыбаться, и вдруг понимаю, что наш бодибилдер полным ходом копирует своего кумира.
       По сроку службы я «дух», как и Ниндзя, Бобер, Ведрич и многие другие мои сослуживцы. Заниматься спортом в тренажерном зале мне не положено. У меня, и таких как я, есть своя программа физического воспитания: отжимания от пола, приседания, ходьба на корточках с руками за головой, утренняя пробежка в десять кругов вокруг плаца. В разумных пределах такой спорт полезен. Но, слово «разум» к нам применить нельзя. Брошенные на нас нагрузки непомерны, изматывают, обессиливают, вызывают непрекращающиеся крепатурные боли. Каждое утро мы выбегаем на обледеневший плац, приседаем на корточки, закладываем руки за голову, идем «гусиным шагом» десять кругов, падаем на колени, поднимаемся и проходим эти чертовы десять кругов. Упражнение дается нелегко, без «залетов» проходят только самые выносливые. Того, кто свалился, Чернозеров называет «залётчиком» и бьёт кулаком ниже спины. После этого нужно пробежать те же десять кругов, но в другом направлении. Далее мы становимся кулаками на асфальт, в «упор лёжа», отжимаемся от пола столько, сколько скажет Чернозеров, затем зависаем на полусогнутых руках в положении «полтора». Эта поза наиболее трудна и болезненна, Чернозеров об этом прекрасно знает. По поводу и без, он ложит нас в «полтора». Почти всегда, в такие минуты к Чернозерову подходит Походный, и предлагает ему нагрузить нас еще парочкой каких-нибудь упражнений. Наш качок любит это делать. Чернозеров тоже.
       У Походного спорт другой. Иногда мы бываем в запретном месте, но только в качестве уборщиков. Походный эстет и большой чистюля, в любимом своем уголке лишь бы какой уборки он не терпит: мы обметаем паутину, протираем пыль, моем полы, выносим на улицу и протряхиваем резиновые коврики, проветриваем помещение. Почему-то для этой работы Походный предпочитает выбирать меня, и я, между уборкой, рискуя попасться на горячем, успеваю несколько раз отжать штангу, или толкнуть от плеча гирю.
       Здесь я Армии, физически я гораздо слабее, нежели был до нее. Думая об этом, понимаю, насколько коварно продумана унижающая структура «дедовщины»: один комплекс спортивной нагрузки, направлен на приобретение сил и здоровья, и, как следствие, собственной уверенности. Другой – наоборот, подавляет физические возможности лавиной не восполняемых питанием и отдыхом нагрузок, заставляет убеждаться в собственной беспомощности.               
        Сейчас как раз такой случай – я иду убирать спорткомнату. Ко мне в помощники напрашивается Ниндзя, я не против, идем вдвоем. Первое время работаю, а мой друг занимается жимом гантелей. Смотрю на него, прерываю уборку, откладываю тряпку на подоконник, набрасываюсь на висящую рядом грушу, наношу серию быстрых ударов. Очень хочу, чтобы на месте груши оказался какой-нибудь особо злобный «дед». Или, Чернозеров. Да и Ниндзя, наверняка, качает мускулы, мечтая свернуть шею кому надо. Мы так увлекаемся, что теряем приобретенную за время службы бдительность, и не замечаем шарканья обуви за дверью.
       Старший сержант Кошевой собирается в отпуск. Глядя на его старания, Походный  плохо скрывает насмешку. Десять суток вожделенного пребывания на родине приходятся на май, поэтому Кошевой готовится. Мечтает поразить друзей и женщин мощью мускулатуры. Высокий, но очень худой, он набирает массу – с настойчивостью полоумного «двигает железо», ведрами поглощает молоко и протеин. Для полноценного развития мышечной клетчатки ему нужно мясо. В условиях, где доступ к пищевым продуктам строго регламентирован, поддерживать диету нелегко. Но, Кошевого это не останавливает – по его приказу,  у нас, «духов», отбирают мясо из порций. Делают это солдаты, несущие наряд по столовой. О сливочном масле и куриных яйцах тоже говорить не приходится. Молоко и протеин ему поставляют почтальоны, солдаты, имеющие право свободного прохода за территорию части в определенное время. Вместе с письмами и бандеролями, они возвращаются в часть с витаминами для «дедушки». Деньги на приобретение всего нужного, «шестерки» Кошевого отбирают у нас.
       Дверь открывается, двое, стоящие на пороге, выпучивают глаза: Походный в распираемом грудью расстегнутом кителе, Кошевой с перекинутым через плечо полотенцем. Несколько секунд они  даже забывают дышать, так сражает их неслыханная дерзость недостойных. Специалист в деле наказаний за ослушание, Кошевой первым врывается в комнату, за ним входит Походный, закрывает за собой дверь. Ниндзя отбрасывает гантели, в его глазах страх. Я останавливаю летающую грушу, отхожу к окну. Кошевой выстраивает нас у стенки. Сзади нас, на стене улыбается Арни.
       - Стой! Я посмотрю! – Походный приоткрывает дверь, бросает взгляды в коридор. Он немного трусоват, несмотря на силу и внушительность. Напыщенность и мускулы его защита. Мимикрия.
        - Вы что «душары», вообще охамели? – Кошевой корчит страшную рожу, смотрит нам в глаза, приблизив лицо настолько близко, что мы чувствуем вонь от его зубов.
       - А почему нельзя? – Только и успеваю сказать я, как в мою грудь врезается кулак Кошевого. Удар очень сильный, я чувствую внутри грудной клетки треск, ухудшается дыхание, мне кажется, мое сердце останавливается. В глазах темнеет, но я стою на ногах. Вижу, как таким же ударом в грудь бьет  Ниндзю Походный. Этот удар слабее, он не сопровожден жестокостью.
       Кошевой замечает мое состояние, и белеет в лице. Он боится.
       - Дыши! Дыши! – Говорит он мне, в его голосе мольба и отчаяние. – Давай, братан! Тебе лучше?
      Мне ни лучше, ни хуже, все та же тупая боль и затрудненное дыхание. Но я киваю – да, лучше!
       - Вы поймите, парни, - извиняющимся голосом, поясняет Кошевой. Его испуг за мое здоровье частично прошел, - такие правила. Мы ведь тоже «шуршали», когда были «духами». Отгребали побольше вас. Такие законы. Если будете их соблюдать, «стариками» лучше нас жить будете!
       Отложив полотенце в сторону, Кошевой садится на лежак. В таком положении его голова оказывается на уровне моей груди. На подоконнике стоит пятикилограммовая гантелька, стоит руку протянуть. Голова – гантелька, гантелька – голова. Рука – гантелька – голова. Будь что будет!
      Чья-то хватка за запястье, останавливает мою месть. Оборачиваюсь, Ниндзя стоит сзади, загораживает собой меня с гантелей в руке. Ничего не заметившие, «деды» отпускают нас.
       - Тварь! – Говорю я. – Нарочно в пуговицу бил, чтобы больнее было!
       - Хорошо, что из-за нас других не наказали! – Радуется Ниндзя. – Сейчас бы в «полтора» стояли, или «гусиным шагом» по цетральному проходу!
        - Раньше нам не нравилось, когда за кого-то отдувались всем коллективом, а теперь мы радуемся, что нас лупят индивидуально. Дожили!
       Мой товарищ останавливается, заговорщицки смотрит мне в глаза. Его голос переходит на шепот:
       - Надо бежать! Уже есть желающие!