Экология писательского творчества, полная версия

Предварительное замечание:
ЭТО – ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ «ЭКОЛОГИИ». ПОДЕЛЁННУЮ ПО ГЛАВАМ (ЕСЛИ КОМУ-ТО ТАК УДОБНЕЕ) ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ ЗДЕСЬ ЖЕ, В РУБРИКЕ «О ПИСАТЕЛЬСКОМ ТРУДЕ», СРЕДИ ПРОЧИХ МОИХ ЗАМЕТОК НА ЭТУ ТЕМУ.
ИТАК:


ЭКОЛОГИЯ ПИСАТЕЛЬСКОГО ТВОРЧЕСТВА

Оговорюсь...
Я представляю вам этот материал не потому что я, аз есмь, такой умный. Просто где-то нагорело - на эти темы сейчас пишется так мало толкового. Газета, называющая себя "Литературной", помещает на своих страницах материалы, которые по большей части, к литературе имеют отношение весьма слабое, а если и имеют, то эти бесцветные опусы как-то не удовлетворяют потребностям. Руководствоваться по-прежнему принципами Ермилова и Храпченко? Но мы ныне живём в совершенно другую эпоху.
Может быть, идеи и соображения мои кому-то помогут. С этой мыслью и приступаю.

1. Об экологии собственно

Писатель, как и всякий творец, создаёт мир. В этом он уподоблен Богу. Однако, прежде чем создавать в том или ином из своих произведений новый мир, не мешает более подробно узнать о том, как устроен мир Божий.
Есть такая наука экология, которой я посвятил немало своего времени.
Экология это не просто «охрана окружающей среды», каковой её пытаются представить именно те, кто эту многострадальную среду усиленно изничтожает.
Экология – наука о мире (от греч. «ойкос», «ойкумена» – мир). Есть экология не только дикой природы, но и экология истории, науки, культуры…
А тем более – человеческого общества.
А тем более – творчества.
А тем более…
А тем более…
А тем более…
Представьте себе, например, лес.
Лес имеет ярусную структуру.
Самые могучие, высокие и древние деревья. Их стволы, ветви и корни пронизывают всё и вся. В их густых кронах гнездятся птицы… Большей частью лес – это именно они…
Это – наши аксиомы, постулаты, незыблемые истины, традиции… В том числе и традиции изображения действительности. И ещё наш с вами язык, растущий, изменяющийся, но вечный в своей основе. Это – смысл. Это – невидимый с земли (шапка падает!) подтекст произведения.
Далее идёт подлесок. Деревья помельче ростом и не такие долговечные. Рябина там, ольха, черёмуха, осина…
Это – те представления, которыми мы руководствуемся в нашей реальной исторической повседневности. Общепринятые стили. Мода. И соответствующие веяния в изображении событий и идей. Новоприобретённые слова, выражения. Быть может, иные приживутся и поднимутся выше. А может быть и нет… Это – наша речь.
Подрост. В основном мелочь предыдущего и кустарники – орешник, жимолость, ирга, бересклет, калина…
Здесь каждый находит свой язык – в надежде, что его поймут и оценят. Это матерщина, как средство выказать, что ты, оказывается, как никто другой близок простому человеку – как у Ерофеева. Это сюжет, присев на хвост которого можно ездить до бесконечности – как у Лукьяненко. Это занудное возвращение к одному и тому же, когда читатель ждёт и не дождётся когда эта китайская пытка наконец закончится – как у Улицкой.
Когда начисто вырублены предыдущие два, этот ярус становится наиболее заметным.
Далее идёт ещё более мелкий ярус – кустарнички: черники-брусники-ежевики…
А это уже то, что делает писателя писателем. Его неповторимый стиль. Слова, словечки, сравнения, описание диалогов, идей, мыслей…
Далее – трава, грибы, мохи-хвощи-папоротники…
Набор приёмов, пунктуации, определения абзацев, графическое определение самого вида произведения.
И, ниже – сама земля-матушка.
Наши замыслы, надежды, впечатления и озарения. То, что приходит ниоткуда…
И что на самом деле смыкается посредством Неба с самым верхним ярусом нашего Леса.
Это – наши силы написать, запечатлеть, вознести в строки всё то, что скопилось, что не может найти выхода иначе, чем будучи представленным в ознакомление другому…

Всё это, разумеется, неполно и довольно коряво. Куда автор сих строк поместил бы птиц и зверей, ящериц и прочих гадов, комаров и леших, дождь и ветер, облака и пыльцу с цветков?

А вот дело в том, что это, дорогие мои – всё уже ваше, исключительно ваше, и совершенно неважно, идёт ли речь о конкретно лесе средней полосы или же о лесе таёжном, горном, заболоченном, о собственно лесе или саванне, или пустыне, или о тундре, или о высокогорных лугах, или о домашнем садике…
В соблюдаемую вами экологическую зону входит путник.
Что же он видит перед собой?


2. С чего мы обычно начинаем

Итак, у вас возник замысел поделиться с другими своими мыслями, впечатлениями, мнениями…
Поглядите вверх - туда, где в небе покачиваются далёкие верхушки древних могучих деревьев.
Оглядитесь вокруг. Поглядите вниз, просветите взглядом траву, почву, увидьте гранитную основу, из-под которой фонтанчиками вверх выбиваются родники...
Перед вами – краеугольный камень.
Опыт.
Шолохов написал «Тихий Дон» не просто так. Он видел всё то, о чём писал. Кстати, с «профессиональной» точки зрения роман написан безобразно. Нет чёткой композиции. Множество второстепенных героев, о которых можно было бы и вовсе не упоминать. Мнение автора? – чаще субъективное. Главные герои… а вот здесь-то мы и попались.
Тема раскрывается сквозь восприятие конкретных героев, участников тех событий, переживающих их с болью и надрывом, стремящихся к счастью, которого они никогда не сумеют достичь…
Почему?
 А потому что так складывается. Сам современный им мир противоположен их любви. Он бесчеловечен, этот мир. Он затаптывает любую индивидуальность, стремится уравнять всех – и великого человека, и мерзавца, и радетеля за эфемерное счастье, и консерватора, видящего в счастье лишь источник новой опасности для существующих устоев…
Язык. Вот что спасает это произведение. Язык – это то, что объединяет всех. То, что придаёт неповторимый оттенок намерениям персонажей и самих героев.
Итак, два слагаемых.
О чём вы хотите сказать?
Почему вы хотите об этом сказать?
Ради чего вы хотите это сказать?
Во имя чего вы хотите об этом сказать? И -
Как именно вы хотите об этом сказать?

Кто-то из критиков ещё 19-го века заметил: в принципе, и «Евгений Онегин», и сказка о Журавле и Цапле содержат один и тот же сюжет. Сначала она к нему, потом он к ней. И так далее…
Но… разница?
Так и хочется начать советовать: выберите тему. Желательно, более точную с исторической точки зрения. Желательно более приближенную к реалиям современности. Ну, например, сначала наркоман ходил к подруге перехватить косяк, потом она к нему…
Бертольд Брехт сказал однажды, что не во всех обществах принято описывать буквально то, что всех волнует конкретно, сейчас. Например, писатель может свой сюжет передвинуть куда-нибудь в Средние века, хотя то, что происходит по сюжету напрямую перекликается с событиями, реальными в жизни писателя. Отсюда, например, его пьеса «Кавказский меловой круг», где основу составляет анекдотичная история… из жизни Германии.
То есть.
Создавая произведение, вы создаете, в отличие от сугубых документалистов, не реальный слепок с действительности. (А можно ли в действительности, объективно и непредвзято, подобный слепок создать???)
Вы создаёте МИФ, хотите вы этого или не хотите.
Согласуется ли это с вашим первоначальным замыслом или не согласуется.
Приложимо ли это к конкретному случаю или приложимо, тем более, к миллионам подобных случаев во всём существовании человечества.

Мифы надо знать. Мифы (они же архетипы) пронизывают всё существование наше в пространстве и во времени. Одни и те же мифы и мифологемы, с одними и теми же героями, ситуациями, сюжетами и развязками.

Есть понятие «натурализм». Это когда писатель начинает описывать всё дотошно, пытаясь сделать слепок идентичный действительности. Дескать, я «пишу правду, единственно правду и ничего кроме правды». Герои произведений начинают жить жизнью «правдивой»: писают и какают, матерятся и хлещут водку, бьют друг другу морды, совокупляются во всех подробностях и проч. Чем больше я упомяну этих гадостей, очевидно считает автор, тем я буду правдивей. При этом, как правило, как-то уходят в сторонку положительные аспекты и выпячиваются отрицательные. Мол, глядите, вот я какой, описываю жизнь такой, как она есть! А то, что вас корчит и корёжит, когда вы всё это пытаетесь читать - признак вашей слабости. Слабости, в частности, передо мною, великим знатоком жизни...
В натурализм нередко впадали, кстати, и писатели советской поры, тот же Шолохов. Его "Донские рассказы" (и, не только они) отвратительны описанием анатомических подробностей убийств. Мол, вот, человек, каким ты, оказывается, бываешь отвратительным, жестоким, бесчеловечным... Хотя, те, кто действительно бывали на войне, участвовали в ней, в рассказах своих о подобных событиях стараются не вспоминать и подробностей избегают. Вот почему бы это?

Ещё китайцы в своё время заметили: что толку, если вы даже очень хорошо нарисуете кошку? Это будет всего-навсего ещё одна кошка…
Флобер писал, что несчастливый конец в произведении вовсе не есть признак верного описания реальности. И наоборот, конец хороший, счастливый оказывается, в большинстве случаев, намного более реалистичным.
Горький, Гиляровский, Куприн, Глеб Успенский, даже, кстати, Грин – судьба дала им возможность узнать жизнь и с хорошей, и с плохой стороны, видеть жизнь не только сверху, но и во многом – снизу. Встречали ли вы на страницах этих писателей хотя бы одно словечко мата (хотя собственно О ругани писали, бывало)?
Ведь обходились как-то!
Матерится автор устами своего персонажа тогда, когда не знает, что сказать. А зачем тогда брался?

 И есть понятие «реализм». Реализм не подразумевает подробного описания, въезжания по уши в те детали, наличие которых и без того понятно. Он может выбрать одну-две – но единственно из-за того, что они выделяют и подчёркивают главную идею произведения. И наоборот, то, что эту идею не подчёркивает или не служит развитию сюжета, из реалистического описания должно бы всё-таки удаляться. Иначе вы рискуете отвлечь читателя от своей основной линии, исказить восприятие им вашего произведения.
Например, в своей «Сказке» я не даю подробного описания лица профессора Баданова, хотя отчётливо вижу: чёрная бородка, густые брови, шрамик у левого глаза. Но зачем я буду об этом писать, коли Баданов, при всём моём к нему уважении, не относится к числу главных героев и это описание уведёт читателя в сторону?
Но я привожу подробную цитату из труда 18 века о разведении садов и парков. Почему? Непосредственно к сюжету это не относится… Однако описание это исподволь даёт характеристику мышления главной героини произведения. Она мыслит категориями создателя садов! – вот в чём причина.
Например, мне очень хотелось описать ситуацию, как Апраксин сдирает обои в своём новом жилище. Содрал, но прежде чем клеить новые, присел на корточки, куря. Остатки бумаги, потёки клея на стене создали в его воображении разные картины, взглянули лицами…
Но эта сцена резко затормозила бы развитие сюжета!
Одна маленькая деталька может дать в характеристике героя столько поводов к размышлению!
В «Илиаде» Гомера есть такая реалистическая деталька: Андромаха, супруга Гектора, решает к возвращению его наполнить горячей водой ванну. Он устал после битвы, пусть отдохнёт, расслабится, потом поест, поспит… Она его по-настоящему любит... но конкретно об этом уже можно и не писать - и так понятно.
Потом она выходит на стену и вдруг видит своего супруга – окровавленного, привязанного за ноги к колеснице Ахилла. Данайцы тычут в него копьями и говорят: какой мягкий Гектор…
Всё! Более можно было и не описывать! Поруганные надежды, боль, ужас, бессилие и трагедия женщины!

Миф пронизан тысячелетним опытом развития человеческого мышления и столь же многолетним опытом личной и социальной жизни человека. Для мифа даже не важна чистая логика… как, кстати, далеко не всегда встречается она и в жизни. Логика мифа - это логика нашего подсознания, глубинного, интуитивного, чувственного восприятия действительности.
Язык мифа – эзопов язык, язык иносказаний, подтекста, подводных камней, внутреннего смысла.
Почему, например, нам интересны сказки о животных?
Потому что они - о людях.
Почему вид несчастной лягушки, распятой на столе препаратора, так задевает нас? Лягушка ведь существо примитивное. Быть может, сама она и не переживает особо за то, что с нею происходит? Но...
Мы неосознанно ставим себя на её место. Мы сочувствуем, переживаем, испытываем боль...
Потому что мы люди и в этот миг вспоминаем об этом.
Потому одна из главных задач писателя - используя жизненный опыт и умело подбирая слова, выражения, образы помочь своему читателю вновь и вновь находить в себе ЧЕЛОВЕКА.

О ЯЗЫКЕ мы ещё поговорим особо. Впрочем, именно о Нём мы, в основном, и будем говорить...


3. Для кого мы пишем?

Кто ваш читатель?
Кто читатель Ваш?
В простейшем случае – это Вы сами. Просто Вам захотелось занести на бумагу или в файл свои соображения, сохранить воспоминания, переживания, одним словом информацию.
Если Вы предложите эту информацию другим?
Ваши друзья и домашние информацию эту, быть может, и оценят. Скажут: да-а… А ты помнишь, был ещё такой случай… и т.д.
Ваши жизненные воспоминания, как очевидца чего-то или участника событий могут быть интересны и большему кругу читателей.
Но всё это пока субъективно, не выходит за некие пределы.
А если Вы возьмётесь сочинять художественную прозу? Здесь держитесь. Каждый, хочет или не хочет, начнёт судить о Вашем произведении «со своей колокольни». У каждого есть, порой пусть не очень большой, но опыт. Опыт жизненный, а часто притом ещё – достаточно стереотипный опыт восприятия художественных произведений.
Будут ли Вас читать? Будут ли Вас дочитывать до конца? Будут ли прочитывать вновь и вновь понравившиеся строки?
Иными словами – насколько Вы, именно Вы окажетесь другому, незнакомому человеку интересны, поучительны, утешительны, вдохновляющи, полезны?
О, здесь-то как раз очень многое может выясниться!
И то, что тема для читателя неинтересна.
И то, что неинтересен сюжет.
И то, что главные герои какие-то непонятные. (Видите ли, большинство читающих, да и Вы в том числе, волей-неволей, читая, отождествляют себя с одним из главных героев. Человеку всегда в первую очередь интересен он сам. А если он себя не находит?)
И то, что обстановку Вы описали либо неверно, либо на сей счёт у читателя своё мнение, резко расходящееся с Вашим.
И то, что пишете Вы как-то странно. Быть может, описываете вначале будущее, потом возвращаетесь в настоящее, потом в прошлое и т.д. Быть может, у Вас параллельно идут несколько сюжетных линий, а читателя нервирует вынужденная необходимость постоянно скакать туда-сюда. Или включаете по временам стихотворные строчки. Или нагромоздили множество эпиграфов, а к эпиграфам читатель не приучен…
И… И… И…

Всякий творческий человек – существо чрезвычайно ранимое, а за своё произведение страдает как за родное дитя. Это так понятно.
Здесь есть два выхода. Наиболее простой – писать то и так, как это доступно «среднему» читателю, то есть человеку невысокой культуры и недалёкого кругозора, стремящемуся к комфортной и сытой жизни, одним словом – обывателю. Сделайте ему красиво! Расскажите ему о том, что он и без Вас хорошо знает, что ему близко и притягательно. За темами можно далеко не ходить. Посетите, например, поликлинику или собес, посидите на скамеечке в коридоре, послушайте, о чём говорят постоянные члены тамошнего клуба пенсионеров. Ну, об иуде-президенте, о том, как страшно выходить ночью на улицу, о врачах – убийцах, которых не судят, и проч., и проч. Зайдите перекусить в какую-нибудь кафешку-подвальчик, где слоняются бомжи и пьют пиво футбольные болельщики. Навестите тусовку молодёжи. Постойте в очереди за дешёвыми продуктами для питания. И т.д.
В простейшем случае – накупите книжечек популярных писателей. Или даже проще – устройте себе телевизионный день. Полнейшее въезжание во вселенную ширпотреба обеспечено.

С другой стороны…
Если Вам есть что сказать;
Если Вы считаете, что сказать об этом так, как конкретно могли бы сказать Вы, более никто не сумеет;
Если Вам неинтересно писать о чём-то так, как это пишут все…

Вот тогда Вам надо всерьёз подумать о том, быть может даже немногочисленном читателе, с которым Вы могли бы вступить в контакт.

За кого и за что Вы выступаете?
Против кого, а точнее против чего Вы выступаете?
К чему зовёте?
От чего предостерегаете?
Что высмеиваете?
Чему поражаетесь?
По поводу чего огорчаетесь или радуетесь?
И т.д., и т.д., и т.д.

То-онкие, ой, тонкие струночки – на которых Вам придётся играть.
И на «гонорарии» большие при этом не рассчитывайте. К тому же редакторы современные, в большинстве, увы, ориентируются более на прибыль, а менее – на просветительскую деятельность. К тому же, все места удобные и хлебные давным-давно забиты иными талантами (прочтите, кстати, как-нибудь определение таланта у Белинского).
И опять – и т.д., и т.д., и т.д. до бесконечности.

Характерная ошибка всех нас, начинающих (вечно начинающих) – в том, что мы пытаемся писать сразу для всех. Можно, конечно, и так, но это очень и очень трудно.
Поглядите-ка, кто собрался на нашей солнечной лесной полянке! Как они себя ведут?

Пара пенсионеров расположилась в тени на складных креслицах, они в панамках и тёмных очках, потягивают полезный для здоровья йогурт и ведут неспешную беседу.

Дети прыгают по травке, терроризируя бабочек и безжалостно вырывая «цветуёчки».

Кто-то из них, тем не менее, усиленно таскает из лесу хворост для костра.

Вот опытный походник, поглядывая на небушко, занимается укреплением своей палатки.

В это время молодая парочка, забившись в дальнюю палатку, начинает предаваться утехам любви.

Длинноволосый парень, нацепив наушники, отчуждённо подпрыгивает в такт ударникам.

Две дамочки на брёвнышке перемывают косточки кому-то, кто сейчас отсутствует, но уж очень мешает им по жизни.

Некий одиночка, присев чуть поодаль, не обращая ни на кого внимания, углубился в чтение журнала… Ага, да он с карандашиком! Кроссворд решает! Ни к кому не обращаясь, оставляя кроссворд для одного себя.

Томная девица с лунным взглядом ушла в чащу и там страдает под пенье птиц и шелест молодой листвы…

Кто-то побежал купаться на речку.

Кто-то пошёл к роднику по воду.

Кто-то включил на полную громкость «радиопопсу».

Кто-то деловито шуршит пакетами с шашлыками и прочей снедью.

Кто-то уже разливает по стаканам спиртное.

И это ещё далеко, далеко не все…

Вот что. Пора разводить костёр.


4. Костёр

Итак, остановимся на мальчике, таскающем хворост к костру. Это – Ваш потенциальный первый читатель – любопытный, любознательный, интересующийся всем, жадно впитывающий информацию, верящий в то, что если что-то написано – это не просто так. Это во многом – и Вы, читающий эти строки.
Хворост для костра – это Ваш, и ни чей иной жизненный опыт. Ой, как много здесь всего!
Разберитесь с дровами. Вот сосна – она будет гореть хорошо, но быстро. Вот клён – загорается легко, даёт много жара, но тоже быстро прогорает. Берёза – горит неважно, но жарко. Ель – даёт много искр. Лиственница – очень плохое дерево для костра, фактически бесполезное. Но её можно уложить в основание, не обжигая излишне землю…
Что из Вашего жизненного опыта могло бы послужить антуражем Вашего литературного произведения?
Не спешите. Далеко не всё, что Вы хорошо знаете может быть интересно всем. Ну, а если спектр Ваших знаний специфичен? И Вам придётся долго объяснять что к чему, в ущерб течению сюжета?
Прежде всего, очевидно, надо подумать что именно, какие особенности, какие аспекты Вашего опыта наиболее согласуются с некими вечными проблемами, волнующими человечество. Проблемами, которые люди решали и будут решать впредь. Над которыми страдали и будут страдать. Человеку во все времена интересен прежде всего человек, и это не я сказал первым.

Окружающую среду человек ассоциирует с собой, со своими переживаниями. Это может быть природа. Это может быть дом. Это может быть улица. Это могут быть какие-то особенности его занятий. Художник всегда рисует себя, даже если он рисует формально что-то иное. Почему нам присуще одушевление предметов? Почему нам бывает так тяжело расставаться со старыми вещами? А потому что это часть нас самих, и факт выбрасывания, например, на помойку, в грязь старых ботинок внутренне нередко ассоциируется у нас со смертью близкого существа…

Об этом можно говорить бесконечно и недооценивать этот аспект нельзя, какую бы тему для будущего произведения вы ни взяли. Допустим, описываете вы космический корабль. Подумайте: что герою этот космос? Что герою этот корабль? Просто фон или что-то иное?
Или начинаем писать «фэнтези». Этот клинок в руке эльфа… Почему он эльф? Почему именно клинок? С чем ассоциируется у эльфа сей клинок? Какую часть своей души он в него вкладывает?

Короче, если Вы задумаетесь над этими простыми, казалось бы вещами, Вы сумеете передать своё настроение читателю, и ему уже будет интересно. Тем более, если Вы сумеете при этом отыскать что-то такое, присущее исключительно Вашей наблюдательности, Вашей индивидуальности, что-то, о чём еще никто не писал.
Вы – индивидуальность, и так, как умеете видеть и оценивать мир с его особенностями, предметами, явлениями, существами – этого, так как именно Вы и только Вы, никто и никогда не сумеет.

Где и как Вы будете разводить свой костёр?
Под деревьями? Пламя будет обжигать их листья и ветви…
На открытой местности? А там ветер.
На уединенной полянке?
Что за почва здесь? Каменистая (кстати, что надо!)? Сырая? Песчаная? А корни тех же деревьев?

Какой именно костёр Вы собираетесь развести? Он сигнальный? Он для света? Он для тепла? Он для приготовления пищи? Он ритуальный?
Он большой или маленький?

Есть писатели, умелые в малом жанре: рассказы, скетчи, юморески, миниатюры, реже небольшие повести. Например, Роберт Шекли – удивительный мастер небольшого рассказа. Романы его читаются с трудом…
Есть писатели крупного жанра. Достоевский – тому яркий пример. За что бы такой мастер не взялся, это тут же начинает возрастать многократно, ширится-топырится пока не достигнет крупных размеров. Малые вещи такому даются трудно, потому что его мысли тесно в малом объёме, хочется сказать больше и больше, и дополнить, и укрупнить аспекты…
Наконец, относительно немногие бывают успешны и там, и там. Станислав Лем, у которого великолепны и рассказы, и повести (почему-то называемые романами, ну да ладно…)

Кто Вы?

Приступим.
В идеале костёр должен начинать разгораться с одной спички.
Какой будет Ваша первая фраза?
Чем привлечёт она читателя?
О чём, в таком случае, эта фраза должна читателю сообщить?
О том, что «взошло солнце» или «взошла луна»? Или о том, что «всю неделю лил дождь»? Или что «городок наш стоял у реки»?
Погода, природа… Многие начинают с этого. Конечно, я не против, но… Как Вы преподнесёте погоду с природой? Найдёте ли какие-то новые для читателя краски?
Иные начинают непосредственно с действия. Иные – прямо с диалога.
С чего начать Вам?

Учтите, что верно определённое Вами начало поведёт за собою всё Ваше дальнейшее повествование.
Ваша писательская записная книжка. Это и есть Ваш коробок спичек. Если, например, Вам когда-нибудь в голову приходит интересная фраза, подтекст которой, в данном случае, может повести за собою нить дальнейших размышлений – пожалуйста, не ленитесь её записать. Память – союзник не всегда надёжный. Какая-нибудь точно сформулированная мысль или удачный словесный оборот… Вам представляется: пустяк, и так запомню, ан нет!

Загляну-ка я в свою книжку! Вот, например, зародыши будущих рассказов:
«Из облаков выскользнул самолёт…»
«Жил-был на свете кот. Звали кота Мякушкин…»
«Дверь в подвал открывалась с трудом…»
И т.д.
С первого своего шага Вы должны создать читателю НАСТРОЕНИЕ. То есть, должны его НАСТРОИТЬ эмоционально, заинтересовать, заинтриговать: а что будет дальше?
Читатель ждёт исходного, начального символа. Дверь в подвал – это символ. Сразу же возникает интерес: что там, за этой дверью?
Попробуйте на досуге поинтересоваться, как начинали свои произведения уже состоявшиеся писатели. Что служит той искоркой, которая даст начало костру?

Первая возможность. Необычное утверждение.
«Пешеходов надо любить…» (Ильф/Петров). Это – наживка, на которую читающий непременно клюнет, задавшись вопросом: а за что же так надо любить пешеходов?
Фраза, в принципе, может быть любой, желательно – соотноситься с дальнейшим повествованием и главной идеей.
Этот способ нередко используется в юморесках. Например, совместить в одной фразе два несовместимых понятия. Скажем, «Сантехник дядя Вася, смакуя, отведал коньячку «Камю» из хрустального бокальчика». Ясно, что такое в жизни вряд ли происходит, но… интерес-то уже появился, появились вопросы: почему? как это? разве такое может быть? и кто же этот дядя Вася?..
Читатель начинает жаждать дальнейшей информации – что Вам, в принципе, и нужно.
Замечательное в этом плане начало было в первоначальной редакции орловского «Альтиста Данилова», а именно: «Данилов работал демоном. На договоре». Мистика плавно смыкается с реальностью, и нам уже интересно…

Вторая возможность. Установка. Это один из традиционных способов.
Например, констатация события. Например, установка времени. Например, установка места события.
«26 июня 1864 года по волнам Северного канала шла на всех парах при сильном норд-осте великолепная яхта» (Жюль Верн). Коротко, ясно, информативно.
Одновременно присутствует уже упомянутый выше мотив движения/проникновения. Возникает интерес: что за яхта? (и моментально следует ответ: «На мачте развевался английский флаг»). Читатель уже понял: писатель ведёт с ним диалог, диалог интересный и в дальнейшем последует интересное продолжение.
Описание плавно переходит в знакомство с героями и событиями.
Можно начать и сразу со знакомства с главным героем. «Питер Блад, бакалавр медицины…» Почему-то эту фразу запоминают все, мало-мальски соприкоснувшиеся со знаменитым романом о пиратах.

Третья возможность. Прямая речь. Помните?
«– Том!
Нет ответа.
 – Том!
Нет ответа.
– Куда же он запропастился, этот мальчишка? Том!
Нет ответа…» (Ну, конечно же Марк Твен).
И т.д.
Зачин появился. Тем более, он закономерно перетекает в характеристику главного героя.
Ваш рассказ может начинаться и напрямую с диалога. Можно, умело играя словами, не объясняя сразу что и к чему, заинтриговать читателя: кто это разговаривает? О чём идёт речь? И – что логично: что же будет дальше?

Четвёртая возможность. Прямое обращение к читателю. Скажем: «Дорогой читатель! Вы держите в руках гениальную книгу моего начальника по работе!..» Создаётся обстановка доверительного общения. Это может быть и, например, некое письмо, которое пишет кому-либо главный герой. Вспомните роман «Дракула», практически целиком составленный из таких писем.
Это может быть цитата, допустим: «Водка есть витамин, сказал Хошимин». Ну, или более глубокая мысль, начинающая тему.
Это может быть стих. Это может быть некий документ, например, исторического характера. Это может быть умело подобранный эпиграф… И т.д.

В принципе, четыре этих возможности могут достаточно гармонично сочетаться друг с другом.
Поищите у Мастеров, у классиков! Наверняка найдёте ещё множество разных приёмов!

Можно, конечно, в костёр и бензинчику плеснуть. Сразу же взять быка за рога и начать, например, с эротической сцены, скажем: «герой внимательно рассматривал в зеркало свои гениталии. Выше нависал необъятных размеров живот… и т.д.»
Или с темы, которая наверняка привлечёт стариков в панамках: «эх, пенсионная реформа, пенсионная реформа!..»
Или, допустим, с темы иного плана: «в зарослях изломанных, сожженных берёзок догорал фашистский танк…»
Или, с популярной ныне темы: «вампир оторвался от горла бездыханной жертвы и аппетитно сглотнул, торжествуя свою победу…»
Однако согласитесь: подобные темы и сцены – в принципе, на любителя. Этим Вы сразу же сужаете круг читателей. Впрочем… сие, разумеется, исключительно Ваше и только Ваше дело.

Огонёк, что Вы подносите к костру, должен найти своё продолжение.
Не спешите сразу же бросать в огонь большие брёвна, а тем более – сырые сучья. Остерегайтесь с первых строк оглушать читателя гигантскими абзацами, умнющими рассуждениями, тяжёлыми темами. Пусть костёр Ваш разгорается постепенно, от сухой былинки к сухой былинке, от щепочки к щепочке, от мелочи к мелочи, постепенно набирая жар и силу…


5. О чём подчас забывают

Какие чувства должен вызывать Ваш костёр?
Видите ли, в обычной жизни мы подчас очень мало придаём значения нашим ощущениям. А ведь каждый из нас постоянно ощущает, например, запахи, температуру и влажность воздуха, одежду на теле, что-то слышит…
Почему это бывает недоступно Вашим героям?
Очень интересное произведение одного из наших авторов – описание битвы. Всё правильно, всё на месте, исторически верно, но вот чего-то не хватает. Чего-то, что бы заставило меня как читателя «въехать» в эту ситуацию и остаться в ней, и, завершив чтение, сожалеть, что всё закончилось.
Опишите ощущения, чувства, страхи, мысли солдата, что с копьём в руках стоит в первом ряду обороны. Что проносится в его голове, когда он видит наступающую на него толпу врагов? Может быть, пахнет дымом? Может быть, пробиваясь сквозь решётку шлема, слепит его солнце? И ладонь, держащая копьё, запотела… Он думает о том, что обязан ценою жизни исполнить приказ и о том, что вряд ли доживёт до полудня? Он бросает косые взгляды на товарищей справа и слева – не подвели бы? Он молится? Он вспоминает, как его звала в детстве мама?
Мелочи, мелочи, мелочи. И это – одна из тех мелочей, которые сделают из Вашего читателя союзника, сопереживателя, друга.
Каждая такая мелочь (кстати, совершенно не обязательно выявлять их сразу все!) – мощное подспорье к манифестации той идеи, которую Вы вкладываете, составляя то или иное произведение.
Возьмём, для примера, роман Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна», который сам писатель считал вершиной своего творчества. Помните тот эпизод, когда Гек и Том сидят в засаде? Был приказ: молчать и не шевелиться. Но… «и, конечно, у меня сразу же зачесалось в четырнадцати местах!» Какая деталька! Как она характеризует восприятие мира подростком! Как мы сразу же понимаем это!
Вы, быть может, спросите: а где же здесь главная идея?
Да вот она! Герой – человек, которому никогда не чуждо человеческое! Именно потому, что он никоим образом не пытается возвеличить себя, тем более подмять под себя других, осудить безоговорочно кого-то. Но, быть может, сочувствуя, помочь кому-то? Он и сам смеётся над собой и своими чисто человеческими особенностями! Он – живой, он человек, и этим всё сказано.
И мы, прочитывая, улыбаясь, эти строчки, тоже сочувствуем ему. И вспоминаем эпизоды из своей собственной жизни, как вспоминал их Марк Твен, создавая этот образ. Через ощущения мы вникаем в скрытый смысл произведения, понимаем внутренне, что хотел сказать автор.
Что бы там ни говорили критики, внутреннее, подсознательное понимание мысли автора всегда важнее чисто внешнего.
Дым от нашего костра поднимается всё выше и скоро достигнет верхушек самых больших деревьев. Это к хорошей погоде.
Ярусы деревьев… Это ярусы Вашего произведения.
Начинающие чаще имеют в виду всего один ярус, им важно бывает показать чисто событийную сторону жизни. Позднее приходит догадка о том, что должны существовать и более глубокие слои. Их может быть… ой, очень много.
Поэтому, прочитывая раз за разом одну и ту же понравившуюся книгу, мы постоянно находим в ней всё новое, новое, докапываемся подчас до таких истин, которые и не думал вкладывать автор, а вот же – взяли и появились сами по себе…
Читатель – соавтор автора. Он домысливает «слепые пятна», которые автор не додумал или пропустил, считая несущественными. Многое к тому же он понимает по-своему, и это так понятно. Мы говорим на разных языках.
Отсюда соображение: подумайте, как одну и ту же Вашу фразу воспримут мужчина, женщина, рабочий от станка, студент, старик, академик, продавщица мороженого…
Нам, конечно, совсем необязательно под всех подстраиваться. Однако подумать надо бы.
Огонёк внимания скользит от мелочи к мелочи. Вот они перешли одна в другую, дополнив и продолжив мысль писателя… Вот одна и та же непрерывно возникает всякий раз на новом уровне, повторяясь и развиваясь... Вот одна, невесть откуда взявшаяся, сыграла на впечатлении и исчезла навсегда... Вот одни и те же, а может быть данные в своём развитии казалось бы пустячки, детальки, мелочи способствуют развитию сюжета… Вот одна из таких мелочей проскочила будто ненароком, а нам становится понятным, о чём в данную минуту подумал главный герой…
А вот одна из них, проскальзывая огненной змеёю, всё-таки выскочила, взвилась к небу, осветив окрестности, и… привела читателя к определённому выводу.
Сочетаясь, контрастируя, борясь и сливаясь, именно мелочи и создают гармонию, к которой обязан стремиться писатель.


6. О речах и беседах

Костёр горит и все собрались у огня…
Как там у Всеволода Рождественского? «Стучит чубук, на стол ложится шпага, дымясь как грог запенился рассказ».
Все ли собрались? Кто именно подтянулся к Вашему огоньку?
О чём они станут беседовать?
Как именно это будет происходить?

Начинающий, не очень опытный писатель нередко стремится просто скопировать реальные разговоры, с реальными словами и выражениями, реальными темами бесед и диалогов и проч. Но, как мы уже говорили, «даже если вы очень хорошо нарисуете кошку, это будет всего-навсего ещё одна кошка».
Поговорим о речи.
В обыденной жизни мы употребляем множество слов, которые не имеют прямого отношения к предмету разговора. Все эти «свой», «какой-то», «ещё»… Все эти «прикинь», «в натуре», «вообще» (то есть, «ващще» – вот же уродливое слово!)… Крепкие выражения… и т.д.
Но ведь мы должны создать не КОПИЮ обыденной речи. На что нам «ещё одна кошка»?
И читатель заскучает, потому что он взял с полки Вашу книгу совсем не с той целью, чтобы извлечь из неё то, о чём он и так осведомлён достаточно.
Вы должны создать ОБРАЗ речи.

Речи персонажей, будь то монолог или диалог, в произведениях мастеров служат двум целям.
Во-первых, речь персонажа должна его характеризовать. Она характеризует его как личность. Она характеризует его как представителя определённого класса, социальной группы. Она характеризует его кругозор и жизненный опыт. Наконец, она характеризует его отношение как к предмету разговора – в частности, так и к основной теме произведения – в общем.
Заметим одну интересную особенность.
О чём бы ни вёл свою речь человек, он всегда говорит о себе. В психологическом анализе текстов есть такое понятие – опорные слова. Даже если речь его – обвинение, опорные слова всегда подскажут, что внутренне говорящий всё время прикидывает: а сам-то я – не такой ли?

Печорин, обращаясь к доктору Вернеру, произносит немало опорных слов, например:
«Ожидание насильственной смерти не есть ли уже настоящая болезнь?»

Это он не только Вернера спрашивает, этот вопрос он задаёт и самому себе.
Люди – животные общественные, посему им совсем небезразлично, кто из их племени находится рядом. Нельзя ли, можно ли попросить помощи, найти сочувствие, понимание, как минимум – простой отклик?
В то же время, сталкиваются друг с другом не просто люди. Сталкиваются миры, сталкиваются не просто системы мировоззрений, но мироздания.
Каждый из нас живёт в своём особом космосе, который сам же непрерывно строит в течение жизни.
Как эти космосы общаются между собой?

Вот это будет во-вторых.
Разговоры, диалоги, монологи должны работать на действие, служить его развитию.
Они могут быть, например, неплохой заменой описаниям. То есть, писатель, вместо того, чтобы давать подчас занудливые развёрнутые описания природы, портретов, политической обстановки, каких-то имеющих отношение к действию событий, может вложить слова об этом в уста беседующих между собой персонажей.

У Льва Толстого солдаты беседуют о Хаджи-Мурате:
«– Сколько душ загубил, проклятый, теперь, поди, как его ублаготворять будут, – сказал один.
– А то как же. Первый камандер у Шмеля был. Теперь, небось…
– А молодчина, что говорить, джигит.
– А рыжий-то, рыжий, как зверь, косится.
– Ух, собака, должно быть…»

Сами описание конкретных событий в этой знаменитой повести нередко и даётся именно посредством прямой речи, в рассказах героев и персонажей. Произведения некоторых других писателей могут даже почти целиком состоять из таких рассказов. Славится этим, например, Гашек в «Похождениях бравого солдата Швейка».
Кстати, вспомним, диалог может быть передан не только посредством прямой речи. Например, кто-то из разговаривающих задаёт вопрос, а ответ другого идёт в описании автора (в ответ ему такой-то сказал то-то). Диалог может быть передан конкретными действиями (один сделал то-то, другой, допустим, в ответ покрутил пальцем у виска).
Речь персонажа может сопровождать описание. У того же Толстого в повести «Хозяин и работник» автор даёт описание загнанной лошади. Сразу же, подкрепляя его, звучат слова:

«– Вино-то что делает, – сказал Никита. – На отделку замучили лошадёнку. Азиаты как есть!»

Диалог способен присутствовать далеко не только в том случае, когда общаются персонажи. Автор может затеять диалог сам с собой, автор может передать диалог в описании событий (в ответ на это случилось то-то) или в описании, например, природы, играя на контрасте или противостоянии различных природных сил.
Описания обстановки, действия, монологи и диалоги закономерно и плавно перетекают одно в другое, ведя за собою внимание и мысли читателя.

Одна и та же фраза, «повёрнутая» под различным углом, имеет всякий раз иной смысл. В воспоминаниях А.С. Макаренко мне встретилось такое мнение: «Я не счёл себя пригодным к педагогической работе, пока не понял, что могу по крайней мере двадцатью различными способами произнести: «Иди сюда!»».

Есть слова, а есть подтекст. Поговорка о том, что "слово - серебро, молчание - золото" несколько неверна. Не "молчание", а "умолчание".
Вспомним: "Я - не слова, я - то, что за словами".
Если девушка в порыве чувств бросается парню на шею и, целуя его, приговаривает: "Я тебя убью!" - это вовсе не означает, что она и в самом деле собирается его убивать.
Если серьёзный человек в галстуке, глядя собеседнику прямо в глаза, произносит: "Вы же умный человек! Вы должны понимать, что наше совместное предприятие..." и т.п., то под этим почти неизбежно кроется иное, допустим: "А я тебя, лоха-дурака, в конце концов обломаю!"

Каков подтекст в речах Ваших героев и персонажей?

Представим, скажем, случай в офисе: со стола одного из сотрудников пропадает авторучка. Что он скажет окружающим, обнаружив пропажу? Варианты:
– Фу ты, чёрт, опять куда-то ручка запропала!
– Народ! Кто моей ручке ноги приделал?
– Кто взял с моего стола ручку?
– Сколько раз говорить: взял – положи на место!
– Зачем вы взяли с моего стола авторучку?
И т.д.
Последнее, если оно обращено к тому, кто авторучки, быть может, и не трогал (тем более, мало ли, вдруг сама куда-то укатилась!) несёт явный оттенок агрессивности и может свидетельствовать, как крайний случай, о явных патологиях в мышлении говорящего.
В конце 80-х, в постановке театра-студии МГУ не кто иной, как Сталин говорит такими стихами (увы, виноват, не помню, кто автор):

– Сознайся, если ты не враг народа,
Так для чего, скажи тебе свобода?
С усмешкою хочу вам всем заметить:
На это враг не знает, что ответить…

Конечно же, не знает! Потому что в самой постановке вопроса уже содержится обвинительное заключение. Патология, в силу своей предвзятости, переступает через обычные законы логики, переступает через обычную последовательность человеческого общения.
Словом, если Вы хотите привести в своём произведении речь и мысли отрицательного персонажа, не забывайте о том, что сами людские пороки на то и пороки, что идут от аномалий в восприятии мира.
Боремся-то мы в своих произведениях не с «плохими людьми» как таковыми. Мы боремся с пороками, присущими всему обществу.


Как именно проходит диалог?
В современной психологии есть такое понятие как трансакция. Поясню.
Человек может обращаться к другому (человеку, животному, природе и проч.) с трёх точек зрения: 1 – высшей (свысока), 2 – средней, 3 – низшей (наоборот, снизу вверх). Отвечать ему могут соответственно, эти линии разговора и называются трансакциями.
Соответственно, могут быть, например, такие случаи:
Скажем, общение на равных двух сильных личностей, трансакция 1 – 1.
Общение двух слабых личностей, трансакция 3 – 3.
Общение на среднем уровне, трансакция 2 – 2.
Всё это пока на равных, но могут быть случаи общения, например учителя с учеником (1 – 3) и в ответ ученика с учителем (3 – 1).
Или, например, иной случай, когда первый персонаж обращается ко второму трансакцией 1 – 3, а второй, желая избежать конфликта – трансакцией 1 – 1 или 3 – 3.

У меня, в романе «Тропа Исполинов»:
«…Командовавший ими здоровенный рыжебородый кирасир, на ходу отвинчивая крышку фляги,добрался-таки до брёвен и – застыл вверх бородой.
– Что, парнишка, жя-абры пересохли? – осклабился кто-то. (1 – 3)
Келлангиец, в позеленевшем панцыре и остроконечной каске здорово походил на рака, только что извлечённого из воды. Это служило поводом постоянных насмешек со стороны тагров. Глотнув, он с усилием отвалился от фляги и замер, тяжело дыша в своих доспехах. Выпученными голубоватыми глазами обвёл окружающих, мол: да, братцы вы мои...» (3 – 3)

И правильно сделал, не ответив на насмешку, сведя свой ответ к примирительной констатации событий. Кстати, порой отсутствие прямого ответа поражает противника по спору гораздо сильнее, чем его наличие. Это как при игре в пинг-понг: противник ждёт шарика, чтобы ударить посильнее, а шарика-то – нет…
Перекрёстные трансакции (например, 1 – 3 плюс 1 – 3, 1 – 2 плюс 3 – 1 и т.д.) – это уже конфликт, противостояние, скрещивание мнений.

Вот первый попавшийся диалог из «Героя нашего времени»:
«– В таком случае ступайте домой, выпейте стакан воды и ложитесь спать, возразил Печорин, пожав плечами, – и хотел идти. (1 – 3)
– Нет, постойте, – сказал чиновник, придя несколько в себя, – и выслушайте меня!.. (2 – 2, попытка свести разговор на средние тона)
– Чего ж, наконец, вы от меня хотите? – сказал Печорин нетерпеливо. (снова 1 – 3, перекрест)
– Я хотел вас заставить раскаяться. (2 – 3)
– Вы, кажется, забыли, что не я начал ссору. (1 – 3)
– А разве задавить человека ничего – шутка – потеха! (2 – 3)
– Я вам обещаюсь высечь моего кучера… (1 – 1, попытка сгладить конфликт, не унижая себя ни в коем случае)
– О, вы меня выведете из терпения!.. (1 – 3)
– Что ж, мы тогда будем стреляться!..» (1– 3, что накладывается на предыдущие 1 – 3; по сути – действительно вызов. Шпаги скрестились!)

Попробуйте сами поискать в литературных произведениях, в жизни примеры трансакций. Попробуйте разобрать с точки зрения этой теории свои собственные произведения.

Немного об особенностях речи Ваших персонажей. Естественно, простой пастух не будет разговаривать как профессор, женщина не будет как мужчина, ребёнок – не будет как взрослый.
И т.д.
Мне как-то потребовалось описать диалог между женщиной из столицы с мужчиной, который всю жизнь провёл в глухой таёжной деревушке.
Как он должен разговаривать? Описать это стандартными оборотами речи? – выходило скучновато. И тут я вспомнил, как разговаривают люди в Пензенской области (и, кстати, не только там, но и на севере России). Они не терпят смягчений в окончаниях глаголов, то есть, вместо «сказать» скажут «сказат», вместо «пахать» – «пахат»…

«– А как тут наши зверята жить-поживат? Где там наши сладеньки? – огляделся бородач. – А почему не на улице бегат? Погодка-то! Утятей на озере, правда, не видат… Да и ладно.».

Всё изменилось! Речь персонажа мгновенно приобрела особые краски, новый колорит, в ней появилась толика юмора. Словом, всё встало на свои места.

Немного о нецензурщине. Вообще-то, и по не только моим наблюдениям, человек употребляет мат как некую молитву, когда сказать-то ему нечего, но сказать хочется, а словарного запаса не хватает.
Даже в общении людей низкой культуры мат как таковой присутствует далеко не всегда.
Ну, хорошо, допустим, героям что-то хочется сказать друг другу, а слова на ум не приходят. Но… Вы пишете не для них, Вы через эти образы обращаетесь к читателю.
Поймёт ли он Вас? Не станет ли ассоциировать их образ мышления с Вашим?
Крепкие слова, в какие-то моменты, разумеется, могут употребляться. Допустим, Вы захотели сделать на чём-то особый акцент.
Но они – перец острый. Прошу: не переперчивайте свои произведения.
Кстати, переперчить можно не только руганью, но и той же акцентизацией. Например, Вы описываете какую-нибудь тяжёлую сцену, где героя или персонажа унижают другой герой или персонаж. Избегайте лишних слов.

В одном из произведений мне встретилось:
«Он продолжал избивать её, бил по щекам, по носу, стараясь чтоб до синяков, до крови, чтобы визжала и мучилась…» и т.д.
Отвратительная сцена! Но автору этого показалось мало:
«Безжалостное унижение ни в чём не повинного существа…» и проч., рассуждение на полстраницы.

Ну, неужели автор не понял, что читатель и так проникся состраданием и сочувствием?
То же, нередко, например, в описаниях войны…
То же, между прочим, в описаниях каких-либо положительных сторон бытия. Льётся и льётся сладкая патока…
Лишнее – один из самых подлых врагов писателя.

В своих статьях и письмах Гюстав Флобер всячески призывал многочисленных его учеников к тому, чтобы они были безжалостны ко всему лишнему, попадающему в их произведения. Мой учитель, Григорий Михайлович Левин воспитывал в нас повышенную требовательность к качеству слова, фразы, описания.
Его знаменитая череда пожеланий:
«Вы должны чётко представлять себе, о чём Вы пишете,
Как Вы пишете,
Что Вы пишете,
Кому Вы пишете,
Для чего Вы пишете,
Ради чего пишете,
Во имя чего пишете».

7. Смотрите – и увидите

«Искусство заключается в том, чтобы скрыть искусство», говорят на Востоке.
Что происходит вокруг нашего костра? Какими Вы видите окружающих? Какими Вы видите предметы? Какими словами опишете обстановку? Шумят ли деревья над вашими головами? Поют ли птицы? Грохочет ли гром издалека?
Описание. Зачем оно вообще необходимо и почему применяется?
Почему применимо в некоем данном, конкретно взятом случае?

1. Мы хотим «поставить картинку» читателю. Создать, например, некое лирическое отступление, создать определённую настройку на смысл и подтекст произведения.
2. Мы хотим показать своё, авторское отношение к чему-либо: явлению, поступку, персонажу, предмету, прямо или косвенно, дать ему определённую характеристику, раскрыть его значение – в сюжете в частности, в жизни вообще. В этом случае описание подчеркнёт нашу позицию, поможет нам более определённо высказать своё мнение и т.д.
3. Описание способствует развитию сюжета (см. диалог). В этом случае тот или иной предмет или явление начинают играть роль своеобразного персонажа нашего произведения.
4. Разумеется, описание даёт определённую характеристику герою, персонажу – в каком-либо аспекте.
5. Описание «разбавляет» повествование, превращая его из схематичного изложения фактов в литературное произведение.
6. Описание объясняет мотивы поступков, причины чего-либо, само являясь, по сути, частью сюжета.
7. Чаще всего именно описание даёт тот самый необходимый подтекст, который выделяет истинного Мастера среди просто пишущих графоманов.

Несомненным плюсом начитанного автора является его владение определёнными приёмами описаний, которым он непрерывно учится, знакомясь с сочинениями предшественников.
В то же время, зацикленность на этих приёмах, а тем более – зацикленность на определённых словах и выражениях, является несомненным минусом. То есть, автор усваивает, что, например, портрет следует давать так-то, описание природы – так-то, описание предмета – так-то… И, как следствие, литературная речь начинает пестрить штампами и штампами.

Не забывайте, что Вы – неповторимая индивидуальность. Вы и только Вы на самом деле ощущаете мир так, как это свойственно только Вам. Попробуйте найти Себя в Себе!
Ищите именно Своё, неповторимое.
Но как этого добиться?

Существует один неплохой, зарекомендовавший себя способ. Он заключается в том, чтобы в какой-то момент, немного расслабившись, увидеть мир как бы впервые, по-новому, а именно – взглядом ребёнка.
Ведь ребёнок не знает ни как что называется, ни как это живёт, ни как это работает, ни зачем это нужно. Он оперирует простыми понятиями, ориентируется на показания органов чувств, интуицию, подсознание…
Вот предмет, который Вы «видите впервые».

Допустим, он блестящий, гладкий, поверхность его зеркальна, в неё можно посмотреть как в зеркало, но отражение в нём искажено, потому что предмет этот слегка изогнут и удлинён. Его можно лизнуть, он безвкусный и холодный. Он ничем не пахнет. Его можно потрогать и попробовать оторвать, но он только поворачивается со скрипом и не отрывается, потому что накрепко привинчен к двери…

А теперь представьте, что Ваш герой берётся за… дверную ручку. Какой она ему представится?
И Вы тут же догадаетесь, какими именно словами – и чтобы они были нестандартными, незатёртыми, а именно Вашими, – следует это описывать.

Или возьмём портретное описание какого-либо персонажа.
Помню, когда-то, ещё в детском саду, я был озадачен, впервые увидев девочку с коротко остриженными волосами. Я её так и называл про себя – «девочка-мальчик» и относился с настороженностью – уж очень это тогда для меня было необычно.
Что в Вашем герое или персонаже обычно, а что необычно? И для кого это обычно/необычно? Что в нём привлекает, а что, например, отпугивает? Ведь это же – главное! Отсюда потянутся многие ниточки и цепочки сравнений, аналогий, отношений!

Скажем, я вижу перед собой стройную девушку в полосатом платье. Что мне приходит в голову?
Она полосатая – значит, оса, которая способна и ужалить?
Она символизирует полосатую жизнь?
Её движения пробуждают в памяти рябь на воде?
Вообще, какого цвета эти полосы? Есть ли в них какие-либо узоры? И какие именно?
Полосы эти подчёркивают её фигуру?
И т.д.

Описание не должно превращаться в этакий «лирический довесок», с которым читатель не будет знать, что делать – усвоить или пропустить. Описание – необходимая часть сюжета.
Пишете ли Вы о животном, растении, доме, хорошо бы помнить, что и сами эти предметы, и то, какими именно словами Вы их представите, тоже должны не просто произвести впечатление, но и направить мысль по определённому пути.
Например, сравнение вытекает из:
- формы, вида,
- назначения,
- исторических и подобных им особенностей (сомнительно, например, у Вознесенского сравнение глаз Петра I с колёсами мотоцикла),
- поведения, движения (оно стоит? движется? как именно? под воздействием чего?),
- особенностей речи, если Вы упоминаете человека,
- запаха,
- вкуса…

Если Вы даёте портрет героя… Конечно, в сочинениях писателей, например, XIX века в нём зачастую можно просто заблудиться: здесь и брови, и пуговицы, и белоснежные зубы, и вены на запястье, и проч., и проч. В наше время так подробно не пишут, мы дети века скоростей. Отсюда вытекает необходимость отбора и подбора небольших по количеству, но точных деталей. Остальное читатель домыслит сам – дайте же и ему побыть в Ваших соавторах.
Из портрета вытекает характер, следует биография, проявляются наклонности, жизненная позиция, просматривается дальнейшая сюжетная линия.

У поэта А. Гатова есть поэма, состоящая из одной-единственной строчки:
«Он в зеркало смотрел как в Уголовный кодекс.»
И всё! Конечно, здесь проглядывает определённая поэтическая вольность, однако уже по этой строчке мы можем понять, о ком идёт речь.

Из одной детали сравнения неотрывно следуют дальнейшие цепочки аналогий. Например, если Вы употребили слово «стальной», то, скажем, жёлтого цвета этот предмет уже не будет, как не будет мягким, податливым, тусклым и т.п. Неследование этому правилу характерно лишь для произведений юмористического плана. В сказке «Незнайка в Солнечном городе» читаем следующий диалог:

« – А пуговицы и пряжки у вас позолоченные или просто золотые? – спросил Незнайка.
– Просто золотые, - ответил волшебник».

Григория Михайловича Левина восхищала лермонтовская строчка, он любил её цитировать ученикам:

«Он в кольчуге драгоценной, в налокотниках стальных!»

И не надо добавлять, что доспехи воина сверкали как солнце… и т.п. И так понятно.

Почему порой тот или иной рассказ кажется читателю скучным? Или герой неинтересным?
А потому что автор сам не видит ни героя, ни обстановки, не потрудился поработать над описанием, не сумел абстрагироваться от стандартов, пишет случайно пришедшими в голову словами, не протягивает цепочки аналогий, не нашёл необходимых деталек-щепочек для своего костра.
Помню, как я целую неделю искал одно-единственное слово. Из облаков должен вылететь самолёт. Он вылетел? Показался? Вырвался?..
И только когда я сумел  с р а в н и т ь  его,  у в и д е л  это, необходимое слово появилось.
Он  в ы с к о л ь з н у л  из облаков. Так иголка выскальзывает из ткани, так сабля выскальзывает из ножен… И тут же возник, появился, стал ясно понимаем и видим этот самый злосчастный самолёт.

Ни один предмет с его качествами не должен появляться в повествовании просто так. Он – знак, он – сигнификатор, он – буква, из которых будет складываться подтекстовая речь повествования.

Попробуйте, как это советовал в своё время Леонардо да Винчи, присматриваться к предметам, лишённым какой-либо изначально заданной формы, например узорам на стволе дерева, облакам, пятнам на стене, на обоях, на полу…
С чем и как Вы их сравните?
Быть может, Вы посмотрите, посмотрите, понаблюдаете, вглядитесь, заметите?
И в голове у Вас сама собою сложится история, притча или сказка?