Антиквар

III
1-я глава - http://www.proza.ru/2019/05/13/492
2-я глава – http://www.proza.ru/2011/09/03/651


День для Георгия Арутюновича Мовсесяна начался крайне неудачно. Утром перегорела лампочка в ванной комнате, а ближе к полудню стало известно, что у него буквально из под носа увели этюд к картине Малявина «Вихрь». Георгий Арутюнович – в среде антикваров и художников Жорик Ереванский – был коллекционером живописи. Этюд он приметил на даче у знакомого писателя и сразу понял, что перед ним подлинник. По сочному пурпурно-алому колориту, по залихватскому водовороту цветастых – до рези в глазах – юбках, по-малявински дерзкой композиции. Самой значительной чертой антиквара, наряду, конечно, с непомерным тщеславием, была удивительная интуиция  на раритеты. С нездоровым упорством коллекционера Жорик обследовал почти все блошиные рынки и антикварные лавки не только России, но и Европы, выискивая картины неизвестных художников (благодаря способностям реставраторов они вскоре становились «неизвестными ранее» полотнами Гогена, Кандинского, Петрова-Водкина). Не обходил стороной Мовсесян старинный фарфор, литьё и, конечно, иконы. Шёл на различные, порой уголовно наказуемые ухищрения, чтобы благополучно миновать таможню. Собиратели, в большинстве своём – братья по утробе, но не по духу, и готовы за редкую марку, позеленевшую монетку, а то и за потертый спичечный коробок изжить конкурента со свету, причём в буквальном смысле. А уж за картину или икону, так и подавно!
Георгий Арутюнович был сердит на писателя Головащенко, обещавшего уступить этюд ему, а продавшему холст ненавистному конкуренту Осе Зильберману. Ох, уж этот Ося (Но о нём чуть позже)! Ещё больше злился Жорик на реставратора Красовитова, который вынес вердикт о подлинности картины и разболтал об этом всё тому же Зильберману. Выходит, эта троица обвела его вокруг пальца! Хотя Георгий Арутюнович знал не понаслышке, что в среде антикваров есть люди – и не мало – готовые стянуть медяки с глаз покойника (особенно, если эти пятаки раритетные), но его самолюбие коллекционера было чрезвычайно ущемлено. Чтобы привести себя в состояние физической и психической релаксации  у Жорика был испытанный и безотказный метод. Антиквар принимал контрастный душ, облачался в велюровый тёмно-лиловый халат, наливал себе солидную рюмку «Камю» и, раскурив гаванскую сигару, усаживался в глубокое кресло. Отхлебнув изрядный глоток коньяку, хозяин обводил взглядом своё жилище.  Интерьер его четырёхкомнатной квартиры был приведён в тщательный галерейный порядок. Как отчётлива связь между генотипом личности и жанром живописи, которому отдает предпочтение тот или иной коллекционер! Из вековой глубины потемневших холстов в Георгия Арутюновича вглядывались нагие обворожительные вакханки, непротиворечиво соседствующие с мускулистыми услужливыми сатирами. Шаловливые пастушки, соблазняя своих туповатых ухажеров, игриво обнажали белоснежные ножки. Смуглые монголы хищно щерились на оцепеневших от ужаса и безысходности  юных пленниц.  Да, да – Жорик Ереванский принадлежал к сладострастному племени стареющих эротоманов, и, как любой кавказский мужчина, жутко гордился этим. Георгий Арутюнович был элегантно, по-армянски, тощ, высок и, естественно, чернобров. Его биография по части женщин была невероятно насыщена,  но столь же однообразна: прелестниц антиквару, как правило, молоденьких натурщиц, поставлял коллега по цеху Ося Зильберман. Шустрость последнего обозначалась не только на ниве сводничества, но и на перепродаже фальсифицированных под старину картин и икон. Исполнителем был художник-реставратор Генка Красовитов, а Иосиф реализовывал поддельные холсты. Старался находить чайников – начинающих коллекционеров, которым и впаривал «редкое полотно» очередного «неизвестного художника». Генка в совершенстве знал технику кракле – как получить микротрещины краски и лака на картине. Для него не были загадкой  приёмы старения ткани  и древесины подрамника. За несколько лет сотрудничества коммерческий альянс обмишурился лишь однажды. Крутые эксперты, к которым покупатель не поленился отнести холст Куинджи, признали его подделкой. Однако мошенникам тогда удалось замести концы. Причём, Генка с Осей сунули их не в воду, а на кладбище: якобы Иосиф купил этюд Архипа Ивановича у недавно почившего в бозе коллекционера Параскевича. А что с покойника взять?
Георгий Арутюнович допил коньяк. Взгляд антиквара заскользил по картинам и остановился на «Олимпии» Эдуарда Мане. Естественно, копия, но как мастерски написана! Игривое настроение нагой красавицы передалось Жорику – внизу живота приятно потеплело. Георгий Арутюнович затянулся сигарой. «Позвонить Оське, что ли? Пусть девочку привезёт… Заодно и разберемся с этюдом «Вихря».
Антиквар вздрогнул от звонка в дверь. «Кого ещё нелёгкая принесла? Наверное, Зильберман. Легок, сука, на помине. Оправдываться, видать, приехал»…
Георгий Арутюнович убрал бутылку под стол – «хер ему!» – сунул сигару в пепельницу  и зашаркал в прихожую. Взглянул в глазок. Перед дверями стоял Николай,  талантливый, но не в меру выпивающий художник. Поговаривали, что он уже совсем спился. Но в живописи Коля шарил капитально. «А этому чего надо»? – вздохнул Жорик, щёлкая замками и задвижками.
– Здравствуй, Георгий Арутюнович.
– Привет, Коля, – хозяин протянул руку. – А я тебя только что вспоминал, – Мовсесян кивнул на «Олимпию». – Молодец! Здорово копию написал.
– Я по делу, – Николай, словно не услышал комплимента, чуть приподнял дорожную сумку.
– Ну, коли так, проходи.
– Давненько у тебя не был, – гость нахмурил брови, задержав взгляд на «Олимпии». «Надо бросать пить – сейчас хрен так напишу».
– Присаживайся, Коленька, – хозяин указал на диван. Достал из под стола бутылку. – Выпьешь?
– Ого! – художник наклонился, разглядывая этикетку. – Чё ж такого нектару не выпить… Правда, от самогона к коньячку переход лёгок; обратно труднее получается.
– Да ладно, Колёк, не горюй, – Георгий Арутюнович наполнил рюмки. – Художник и нормальная жизнь? Как-то не по-русски, дорогой…
– Может, по-армянски? – усмехнулся Николай.
– Молодец, хорошо шутил, – захохотал Жорик. Его портил и, собственно, выдавал смех – недобрый надтреснутый. Точно он говорил: «Кто ты такой, чтобы так шутить со мной»?
Выпили.
– Слушай, а меня тут недавно на этюд Малявина кинули, – Георгий Арутюнович снова раскурил сигару.
– А знаешь почему, Жорик? – Николай обвел рукой периметр комнаты. Достал из кармана сигареты. – Потому что ты хочешь решительно всего: и рыбку, и х…й, и этюд Филиппа Андреича.
Антиквар на миг застыл. Сделал подчёркнуто-вежливое движение плечами, как бы одновременно и пожимая ими в недоумении, и соглашаясь с собеседником.
– Ты ведь не ругаться сюда пришёл, быдло? – тонкие губы Мовсесяна зазмеились в недоброй ухмылке. Но никакой восточной жестикуляции – профессия антиквара предполагала выдержку и хладнокровие.
– Упаси Бог, Жорик, – Коля щёлкнул зажигалкой. – Человек цивилизованный и, как ты выразился, быдло, всегда одинаковы, поскольку в каждом задействованы базовые инстинкты. Ещё неизвестно, кто глубже погружен в пороки. Между ними, – если тебе  угодно, между нами, – нет этической дистанции. Только социальная.
– Хватит умничать! – антиквар затушил сигару. – Говори, зачем пришёл?
– Я, Жорик, скорее чувствую, чем умничаю, – Николай полез в сумку и вынул из неё пакет. Взглянул на хозяина и вытряхнул на стол икону и складень.
– Ни фига себе! – Георгий Арутюнович привстал с кресла. – "Нечаянная радость» и «Троеручница»! – он поднял голову и взглянул на Николая. – Где взял?

Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/11/27/681