Бывает. Ее звали Валя и у нее была маленькая грудь

Ее звали Валя и у нее была маленькая грудь. Я уже не помню цвета ее глаз и название ее любимых цветов, не помню… Из всего набора ассоциаций первыми вспыхивающих  в голове  (начальник – дурак, работа – скука, зима - холода, Андрей - воробей) при имени Валя первым выскакивает – эта самая грудь, вероятно первого размера.  Я не большой специалист по женским наворотам, не знаю… и еще не знаю почему, вдруг, спустя столько лет вспомнил о ней. Возможно, кто-то рядом произнес это имя, и сработала это ассоциативная цепочка Валя – маленькая грудь –  весна – тихие улочки утренней Риги – прогулки по взморью – шум накатывающих на берег волн и звуки органа - нелепое расставание – досада на себя и обстоятельства и еще что-то внутри такое щемящее, льдинка какая-то. Льдинка во эта – если бы… И еще, если бы этот кто-то произнес не это имя, а какое либо другое, скажем, Наташа или Лена, тут бы ни чего не сработало, слишком широк круг этих самых Наташа – Лен, а вот Валь в моей жизни почему-то почти не было. И возможно и меня она уже не помнит. И когда она слышит имя Андрей, у нее тоже срабатывает этот  Наташкин синдром, а точнее ни чего у нее не срабатывает. Она идет по улице по своим делам, слышит имя Андрей и даже не оглядываясь, идет дальше. Идет на свидание. У нее появился мужчина. Конечно же, это не первый в ее жизни мужчина, и у нее даже был муж, и ребенок остался от этого самого мужа. Но мужа сейчас нет и нет смысла разбираться почему и как и кто виноват. А ей уже давно за тридцать и она даже как-то уже успокоилась на предмет устройства своей личной жизни, у нее есть ради кого жить и за кого радоваться – за Лешку,  сына, сыночку, сыночка.  Но тут появился этот мужчина, тоже не молодой и тоже с грустной историей. И они уже долго встречаются, почти полгода. Гуляют по паркам и скверам, часто ходят в кино. У них уже есть своя любимая кофешка и любимый столик в этой кафешке и еще лавочка в конце парка, совершено такая незаметная лавочка на берегу пруда под плакучей ивой. И еще они не молоды и внутри уже поселился какой то страх, страх неосновательности отношений. Это двадцать лет тому назад можно было рисковать, можно было просыпаться в одной постели, а вечером оказываться в другой с другим или другою. Не был тогда этого неловкого чувства – неисправимости ситуации. Не было, не то что сейчас. Да какая там постель, они за этих полгода даже не поцеловались ни разу. И вот она идет на очередное свидание, слышит имя Андрей и идет дальше, не оглядываясь. Проходит десять шагов и видит его, он стоит на дорожке парка с большим букетом роз и с какой то неукротимой решительностью во взгляде. Он сказал себе - «Я сейчас ее поцелую, обязательно, сейчас или никогда. Поцелую ни говоря, ни слова. Она подойдет ближе, я обхвачу ее за талию и притяну к себе и…». И ни чего конечно у него не получиться, потому что когда она подойдет совсем близко и он соберется притянуть ее к себе, согласно вышеозвученого плана, и выставит для этой цели вперед руки, то в правой почему-то окажется дурацкий букет цветов.  Вторая попытка состоится несколько часов спустя, на той самой лавочке. И к этому очень будет располагать и дорожка заходящего солнца в зеркале пруда и проплывающие мимо лебеди и гитара Криса Ри из окна ближайшего общежития. И когда до соприкосновения губ останется два с половиной сантиметра расстояния и одна целая две десятых секунды времени, кто-то в моем мире произнесет имя Валя, цепочка в моем мозгу замкнется, я вспомню ее, хорошо и подробно и... Валя икнет громко и неожиданно...
И еще мне как-то надо закончить этот рассказ. Как-то оптимистично... Может быть, она просто рассмеется этой возникшей неловкости. Рассмеется непринужденно и заразительно, как она это умела делать двадцать лет тому назад. Может быть…