Город настоящего

               

В этом городе очень много курящих женщин. Причём, курят они торопливо,сигарету держат не изящно, а по-мужски большим и указательным пальцами. И "бычок" бросают под ноги или в сторону урны, не отслеживая его полёт. Курящие женщины - это первый признак неблагополучия города. Это, возможно, их демонстрация нежелания быть женщиной. 
В окно трамвая было видно, как навстречу  и в попутном направлении медленно ползли, подобно ленте конвейера, колонны автомобилей, способных разгоняться до скорости сто километров в час за десять секунд.  Иногда среди них попадались ещё совершенно новые машины с целыми, неразбитыми бамперами и фонарями.  Где-то впереди потоки их пропадали из вида, словно куда-то падая подобно фаршу из мясорубки.
Как далёкое эхо наскальных рисунков, по стране расползлось «искусство» граффити. Что скажут  о нас потомки, если увидят эту разноцветную мазню через несколько веков?
 Краской через трафарет рекламу пишут даже на тротуаре. Людям так много нужно  сказать друг другу…Всё вокруг от стен домов до мусорных урн  обклеено объявлениями и рекламой.   
Многие жители города научились читать, глядя в окно, именно по этим надписям, постепенно складывая известные буквы и слоги. Причём, с каждым годом скорость обучения возрастает пропорционально снижению скорости транспорта.
Совершенно противоестественно аварийность на дорогах также возрастала вопреки снижению скорости движения. 
Люди уже практически не реагировали на то, что какой-то водитель, сворачивая и проезжая пешеходный переход, слегка заденет или сшибёт с ног настаивающего на своих правах пешехода. Небольшая толпа зевак собирается иногда только в том случае, если виноватый водитель, повинуясь какому-то древнему инстинкту приличия, даст пострадавшему на лекарство или водку.
Несколько раз в год движение по центральным улицам перекрывают для того, чтобы провести эстафетный забег школьников или спортсменов-инвалидов, посвящённый Всемирному дню здоровья.
В это время улицы приобретают просто экзотический вид: несколько спортсменов в ярких спортивных одеждах совершенно безбоязненно бегут по дороге, как по руслу высохшей на короткое время реки, а тысячи автомобилей кружат по разным закоулкам или просто стоят, смирившись с  жалкой участью транспортного средства. 
В эти минуты бессмысленность технического прогресса достигала наивысшей точки, впрочем, как и уважение к традиции эстафетных пробегов.
Все пешеходы, приобретали, как крошки с барского стола на празднике пустых улиц, право пересекать перекрёстки не глядя на светофор.
                Из всего обилия рекламных объявлений выделялись приглашения детей в различные студии, кружки и секции. От ускоренных курсов изучения иностранных языков до студии брэйкданса, от музыкальных школ до секции шахмат - всё можно было найти в этих объявлениях. По первому впечатлению может показаться, что дети в этом городе пользуются привилегией и всеобщей любовью.
Смутное сомнение в этом закрадывалось сразу же, стоило только вчитаться в адреса предлагающих свои услуги секций, студий и кружков и представить, как дети будут несколько раз в неделю добираться из своих домов до места занятий и обратно; стоило только ещё учесть, что  часть объявлений попросту дезинформирует людей потому, что кружки и студии рождались и умирали по разным причинам, как светлячки, на короткое время  то в связи с переездом, то из-за отсутствия лицензий, а исправлять или снимать свои объявления было себе дороже.
 Среди спортивных объявлений выделялись приглашения в секции восточных единоборств. Их названия излучали тайну и обещали волшебное могущество, чему способствовали красочные картинки; например, на плакате, приглашающем в айкидо всех без ограничения возраста,  изображён некто с восточными чертами лица в чёрных расклешённых брюках, напоминающих удлиненные семейные трусы.
В высоком полёте он метит пяткой в чью-то голову, и нет сомнений, что она не увернётся, если, конечно, не будет посещать такую же секцию.
          Удивляют студии, где обещают научить в 3 раза быстрее читать и осваивать иностранные языки и в 4 раза больше запоминать.
Удивляет эта тенденция к ускоренному и раннему развитию всех способностей…
 Куда спешит этот город? Как парадоксально и многозначительно всей этой спешке противоречат медленные потоки городского транспорта с его регулярными тромбами из-за аварий, ремонта дорог и снежных заносов!
Какой горькой усмешкой кажутся лозунги и кое-какие реальные  дела для облегчения жизни инвалидов: в городе всё труднее становится жить даже людям формально здоровым. Как это случилось, когда наступил тот момент, после которого совместные поселения перестали быть целесообразными и началось их перерождение в рассадник бытовых и экологических проблем?
Как укор всякому унынию и пессимизму высятся и блестят золотом купола церквей.
Немую сцену их величия иногда озвучивает колокольный звон.
И все жители наполняются ощущением того, что истина где-то рядом.
Нищие у входа кажутся театрализованным представлением, имитацией старины, наглядным пособием к евангельскому рассказу о нищем Лазаре.
А стаи голубей невольно напоминают того единственного, который известил Ноя о близости Земли, о спасении от всемирного потопа.
              В центре города редко можно увидеть стаи собак. Они делали попытки устроить себе логово под голубыми елями напротив Администрации. Их долго не трогали, считая, что в этом есть какой-то колорит.
Да и чьё сердце не дрогнет: живые же…
Но разум, как всегда, восторжествовал. И дикие случаи нападения собак на людей изредка случались только на окраинах, где они чувствовали себя среди многочисленных куч мусора хозяевами жизни.
               Дети ездят в школы и в детские сады за несколько кварталов от своего дома, потому что рядом нет ничего подходящего… Их родители тратят по часу и больше на дорогу до работы и обратно… Города становятся непригодными для проживания!
             Бросается в глаза пышность форм и внутреннего интерьера зданий администрации на фоне традиционной грязи и бездорожья окраин города.
И трудно понять, что собой представляют такие внешние признаки гуманных устремлений, как афиши культурных заведений и центров ускоренного развития:  судорожные цепляния за жизнь в условиях малопригодных для неё или изощрённые меры анестезии для тех, кто хочет и пытается выжить в них.
Смутные подозрения в недоброжелательности создателей города  рождаются при виде мокнущих под дождём очередей к банкоматам или автоматов по оплате коммунальных услуг. Эти подозрения подкрепляются на автобусных и трамвайных остановках с худыми крышами или с исправной крышей, но расположенных в низинках так, что вся грязь и вода скапливается как раз там, где могли бы стоять люди.   
Говоря об окраинах города, нельзя не упомянуть посёлки, где процветает строительство коттеджей. Одни  заборы некоторых домов уже внушают уважение.
Архитектура некоторых из них вызывает невольный трепет перед могуществом их владельцев. А некоторые дачные посёлки, сохранив высокомерие в отдельных зданиях, представляют собой памятник неуёмной жажды вырваться из плена мегаполиса любой ценой по принципу «в тесноте да не в обиде»: узкие улочки с высокими заборами напоминают какой-то кишлак. Почти  в каждом доме есть своя электростанция: частые отключения электричества приучили… И не покидает ощущение, что вот-вот кто-то выскочит из-за забора, и одинокий путник навсегда и бесследно исчезнет за ним.
Чисто символически иногда в заборах торчат острые пики, как напоминание о жестоких и диких нравах наших предков, изредка ещё можно встретить, как атавизм, колючую проволоку, заботливо положенную поверх ограды в добавление к камерам видеонаблюдения.  Всему этому особый колорит придают свирепые, судя по истошному лаю, собаки. Найдя малюсенькую щель в заборе, они пытаются достать своими клыками или когтями прохожих, но, как правило, из этого ничего не получается, а звон цепей придаёт загородной тишине зловещий оттенок и рождает у прохожих мрачные ассоциации, будто, это они идут по городу и гремят цепями привязанности к нему.
.   
                Изредка на улицах города встречаются босоногие и смуглолицые дети, просящие милостыню, но не Христа ради, а молчаливо, даже с некоторым вызовом и презрением к потенциальным подателям. Забежит в трамвай такая смуглянка, что-то пролепечет на своём языке вперемешку с местным наречием, полагая, что поёт песню, и гордо пойдёт с протянутой рукой  по вагону…
Шумные диалоги и громкие реплики на языках, которых никто не изучает в студиях и в центрах развития, стали уже для всех привычными, хотя и остаются для коренного населения непонятными. И таким загадочным и нелогичным кажется то обстоятельство, что всюду приглашают изучать ускоренным методом английский язык, а звучат вокруг все, кроме английского.
                Здания супермаркетов поражают своей красотой внутри и снаружи. В них совершенно не пахнет мочой, как в подъездах и платных туалетах, не пахнет канализацией и мусоропроводом; на стенах и потолках нет ни одного эскиза граффити или резьбы гвоздиком по штукатурке, ни одного чёрного следа копоти от сгоревших спичек. Все стёкла  вызывающе целы  и словно дразнят своей чистотой. Полы из плитки светлых тонов  всегда чисто вымыты. Эскалаторы тупо работают, даже, если на них никого нет, а продавцы и кассиры всем говорят «здравствуйте» с такой душевной теплотой, будто встречали старых знакомых.
И только выйдя из магазина, оказавшись в общественном средстве передвижения или в автомобиле, приковав себя к нему ремнём безопасности и заняв своё место в ползущем потоке с горящими фарами, люди вновь ощущали себя изгнанными из рая, о котором им теперь снова напоминали, медленно меняя друг друга, рекламные щиты и плакаты.
   Если бы захотелось из всех впечатлений  выделить те, что могли бы символизировать дух города и эпохи, что бы я выбрал? Может быть, благотворительную столовую, которая горделиво ютилась среди красивых высотных зданий из стекла и металла?
Или юного звонаря во  дворе красивого деревянного храма?
Или платный биотуалет в непосредственной близости от киоска по продаже газет и прохладительных напитков?
                Город этот был настолько счастлив, что по радио всегда играла весёлая музыка, причём, одновременно в эфире звучали около десятка разных мелодий, чтобы каждый мог выбрать по вкусу. Музыку в этом городе уважали так, что весёлые ведущие программ прерывали её только на время рекламы, коротких новостей и сообщений о транспортных пробках.
И это было очень гуманно - предупреждать людей о пробках, потому что попасть в пробку без предупреждения было гораздо тяжелее, чем после него.
Гуманные полицейские вежливо не давали водителям парковаться там, где им заблагорассудится. И это было похоже на то, как в Китае боролись с нашествием воробьёв, не давая  им садиться, от чего они, рано или поздно обессилев, падали замертво.
                Изюминкой города был строящийся элитный квартал, в котором воплощались самые передовые достижения науки, техники и коммунального хозяйства. В его подъездах Вас встретит охрана в таких мундирах, которых не носят даже гардеробщики элитных ресторанов.
Нулевой этаж его язык не повернётся назвать подвалом: всё сияет кафелем и мрамором, как в метро.
Невозможно представить, чтобы в коридоры этого дома кто-то выпустил погулять свою кошку.
И споров за место для стоянки автомобиля у жильцов этого дома быть не могло.
 Старый город жил в томительном  ожидании того  дня, когда некоторая часть его населения переедет в новый район, а оставшаяся заживёт счастливо, предоставив освободившуюся жилплощадь детским центрам ускоренного развития или тем детям, которые зарабатывают себе на  игрушки и конфеты исполнением популярных песен на понятном только им языке в трамваях и в подземных переходах.
Кстати, именно в детском центре «Фантазия» нашлось то, что могло бы стать символом времени: на стенде танцевального кружка красивым шрифтом, так, как раньше любили писать цитаты классиков марксизма, было написано:
«Человек – совершеннейшее творение природы только тогда, когда он умеет ещё и танцевать». И, чуть более скромным шрифтом, подпись: «Фридрих Ницше»……
Почему-то первыми после прочтения вспомнились ещё два его изречения:
«Если дрессировать свою совесть, то и, кусая, она будет целовать вас».
«Мысль о самоубийстве – сильное утешительное средство…».
С новым классиком  нас….
Для полноты картины надо упомянуть озёра и речку в черте города, в которых нельзя купаться по причине отравленной промстоками воды.
И огромный рынок, где среди продавцов ещё иногда встречаются и местные жители.
Однажды среди ночи рынок загорелся так, что зарево было видно даже на окраинах города. Выгорели дотла несколько павильонов.
Жители почему-то восприняли пожар как знак перемен к лучшему, хотя запах гари стоял вокруг много дней после зачистки территории.
                А в день города к всеобщей радости, не смотря ни на что и на средства спонсоров  устраивают красивый салют.
К Новому году на центральной площади возводят красивый ледяной Город. Вечером включается подсветка, и дворец кажется не ледяным, а хрустальным. Жители вместе с детьми ходят среди  дворцов, впитывают в себя их великолепие, наполняются сказочными впечатлениями, загадывают желания…
И это даёт им силы жить в реальном городе до следующего года, когда на месте растаявшего Города воскреснет новый, может быть, ещё более прекрасный.