Ариадна 12

После банно-лечебных процедур и краткой уборки дома, мы расположились в каминной. Я включил телевизор. По одному из каналов шел «Скалолаз». Вирочка открыв рот смотрела на Слая.

- Ты разве не видела этот фильм? – спросил я ее.
- Видела отрывками и очень давно. Это ведь, кажется, начало?
- Да!
- Давайте смотреть!

Теперь было все для того, чтобы открыть Гренмаранджи, и мы это сделали.

Я смотрел на этих ребят и радовался. Меня посетило теплое чувство общечеловеческой любви, причастности к чему-то большому, безобидному, гуманному. Я, наверное, весь светился, потому что Ариадна смотрела на меня восхищенно и с удивлением. Но я не мог позволить себе приблизиться к ней с банальным поцелуем в такой момент. Наши взгляды соприкасались, и это было настолько важно, что я даже отошел несколько метров назад от тусовки, чтобы случайный импульс не подвиг Ариадну подойти ко мне.

Получилось так, что я оказался около сейфа. Потихоньку открыл его и заглянул в свои записи. Это были стихи, которые я писал на лекциях по истории английского языка, пропуская важную инфо мимо ушей. Здесь были и новеллы. Мои первые новеллы. У меня задрожали губы, когда я понял, что не читал это уже лет двадцать. Я ничуть не изменился. Сейчас писал так же и про то же. Пропускал детали, выбрасывал целые пласты событий, и делал несоединяемое соединяемым. Избегал пошлостей. Заводил мелкую рыбешку последовательности в сети одного простого вывода, который выводом-то назвать нельзя. Просто – безответственность, возведенная в ранг искреннего признания и бескорыстной правды.

Женщины, в моих юношеских записях, были лишены деталей. Это, собственно, была одна женщина, образ которой был собирательным. Мечта, которой было суждено уже очень скоро когда-то в прошлом сбыться и перестать быть мечтой, а позже перестать быть моей. Именно в те дни я бросил писать и на долгие годы забыл это желание. Желание мечтать и писать об этом.

Ходя по дому в наушниках, в которых со смартфона звучала закольцованная Owl City – To the Sky, я не мог остановиться. Периодически заходил в каминную, обитатели которой участливо смотрели, и, понимая, что я не слышу их, знаками спрашивали: «Помочь? Ты как?»
Я знаками отвечал, что все - ваще…

Ариадна подловила меня в гараже, вынула наушники из избалованных хорошей музыкой ушей и подарила мне поцелуй. Я скептически ответил на неожиданные ласки. Она не задавала вопросов. Просто брала то, что ей было нужно. И приходилось отдавать то, что принадлежало мне, но было востребовано ею. Так прошло около часа. Эндорфины делали свое дело, и я мягко смотрел на нее.

- Хватит прятаться от людей. Набудешься еще один. Пойдем, - тихо сказала она и потянула за руку.



***   

- Что-то случилось, - сказала она, когда мы попрощались с Вирочкой и Станиславом. – Ты грустен. И грустен так, что я тебя понимаю, но помочь ничем не могу.
- Ты преувеличиваешь, - ответил я, осознавая, что она попала в точку. Проницательная Ариадна сидела рядом. Я вел автомобиль, напряженно вслушиваясь в звук двигателя.
- Отвези меня домой, - тихонько сказала она. Я промолчал.


*** 

По прошествии нескольких дней она позвонила. Мы спокойно и по-дружески поболтали, не задавая вопросов, на которые каждый из нас или не знал что ответить, или просто избегал мыслей на тему.

Еще через пару дней я ехал домой и остро ощутил желание видеть ее. Но сдержался и заехал в какое-то кафе, где мило пообщался с одной старой знакомой.

А еще через пару недель Вира и Станислав пришли к нам в гости. Мы смотрели кино, болтали на профессиональные темы, и, спустя пару часов, ребята начали переглядываться, будто задавая друг другу вопрос: «А Ариадна-то … где?»

Так прошли несколько недель, и однажды, когда туман и промозглая погода загнали меня в небольшое уютное кафе где-то на Остоженке, после первого глотка глинтвейна я посмотрел в мутное стекло с дождевыми подтеками и грустно подумал: «Ариадна…»