Жмот

 
 – Как жаль, что Вы не любите зелёный чай! – сказал мне пятидесятивосьмилетний электромонтёр Олег Полозов и с какой-то особой нежностью стал наливать дымящийся кипяток в фаянсовую кружку. Он всегда пил только зелёный чай и ко всем независимо от возраста и должности обращался на Вы. Даже кошке, иногда забредавшей то ли по ошибке, то ли из-за любопытства к нам в мастерскую, говорил: «Вы, кажется, ошиблись дверью» и выпроваживал ту прочь – на кошек у Полозова была аллергия.
Утром перед началом рабочего дня, сидя за столом,  мы, работники электроцеха, жевали бутерброды, пили чай и вели незатейливые разговоры на всевозможные темы. На этот раз речь зашла о службе в  армии. Полозов, внимательно выслушав мою историю, задумчиво погонял ложечкой в кружке чайный пакетик и неторопливо начал свой рассказ:

«В армию я уходил поздно, переростком, после того, как отучился пять лет в Политехническом институте. Все мои сверстники давно уже отслужили, вернулись домой, кое-кто даже умудрился обзавестись семейством, а мне лишь на днях принесли повестку из военкомата. И стал я собираться в дорогу.
К тому времени отца моего уже не было в живых, и мы с матерью жили вдвоём в собственном домике на окраине большого города. Проводов, как таковых –  с выпивкой, танцами, гуляньем до утра – не устраивали. Друзей школьных я уже успел растерять, институтские же, большей частью, поразъехались, а  уличной шпаны я сторонился. Мать зазвала на посиделки несколько своих старых подруг да соседку. Женщины, как полагается в таких случаях, поохали, повздыхали, попричитали – мол, как же ты, Петровна, теперь одна-то будешь? – выпили по несколько чашек чая, дали мне стандартные напутствия и разошлись по домам.
Спать лёг пораньше, не засиживаясь до полуночи – не хотелось завтра на сборном пункте клевать носом, да и голова от бессонной ночи могла разболеться. Не смотря на то, что особо я и не переживал в связи с предстоящими переменами в моей жизни, ночью всё же спал неспокойно – то и дело просыпался, глядел на часы, переворачивался с бока на бок. Мельком успевал заметить, что мать так и не ложилась спать до самого утра, всё сидела на кухоньке, низко склонившись над столом, и при свете настольной лампы что-то писала, утирая передником набегающие на глаза слёзы.

На следующий день, когда ворота сборного пункта распахнулись, и нас, новобранцев, в сопровождении нескольких офицеров и сержантов нестройной колонной повели на железнодорожный вокзал для посадки в вагоны, мать подбежала ко мне и сунула что-то в рюкзак.
   – Чуть не забыла, вот голова дырявая! Это конверты тебе. Адрес я уже написала, только и остаётся, что черкнуть пару строк, мол, жив и здоров. Не забывай, каждую неделю пиши, я буду ждать, сынок!

Через сутки с небольшим прибыли в часть. Первые три дня прошли в заботах и хлопотах: обустраивались на новом месте, приспосабливались к новой, пока ещё непривычной для нас, армейской среде…
Сесть за письмо нашёл время лишь на четвёртый день. Обстоятельно описал дорогу, новых друзей, поделился первыми армейскими впечатлениями. Несколько раз перечитал написанное и остался, в целом, доволен. Полез в тумбочку за конвертом, вытащил один и ахнул: через весь конверт по диагонали пролегла грязно-фиолетовая надпись «ЖМОТ!» с жирным, немного сбитым на бок восклицательным знаком! Достал другой – та же картина! Пролистал пачку – так и есть, какой-то поддонок не оставил мне ни одного неиспорченного конверта…
Чистый конверт попросил у одного из своих новых товарищей, письмо отправил, но несколько дней кряду мне не давала покоя мысль о том, кто и, главное, зачем это сделал?
Лишь через некоторое время выяснилось, как это произошло: один из старослужащих, будучи дневальным, воспользовавшись отсутствием роты в казарме, рыскал по тумбочкам в поисках конверта. Перерыл с десяток тумбочек – пусто! И вдруг – о, счастье! – целая пачка! Но, к великому его разочарованию, все они оказались подписанными. И тогда из-за досады этот подлец не поленился (благо, ночью свободного времени хватало) вырезать из резины штамп со словом «ЖМОТ!» и на следующий день проштемпелевать всю полусотню моих конвертов. Подумал, чудак, что конверты подписали специально для того, чтобы ни с кем ими не делиться.
А я после этого случая, долгое время ещё, лёжа на койке после отбоя, не мог уснуть, с щемящей болью в сердце вспоминая свою мать, которая, сидя на маленькой кухоньке за столом, старательно выводила на конвертах адрес, то и дело вытирая упрямо набегающие на глаза слёзы…

Она умерла через месяц после моего возвращения домой.»

Полозов замолчал.
Я взглянул на него: в увлажнившихся его глазах, отражалось окно, за ним голубая небесная высь со стайкой безмятежно плывущих куда-то белоснежных облаков.
Он глубоко вздохнул и добавил:
   – А всё же напрасно вы не любите зелёный чай…