От Сталинграда до Люксембурга ч. 4 Кровавая колошм

          
                ч.4  КРОВАВАЯ КОЛОШМАТИНА

            Приказано - выстоять!

     29 июля.

       С зарей стало припекать, небо выдалось чудесно голубым. Высоко кружил коршун-стервятник. Пахла гарью выжженная, развороченная снарядами земля, сиротливо торчали  обгоревшие кусты перекати-поле.

       Федор Бичехвост всем нутром чувствовал, что с утра добра не жди. От стелящегося по земле дыма першило в горле. От солнца некуда спрятаться, ни облачка, ни  малого тенечка. Он провел рукой по автомату, щелкнул затвором, проверяя готовность. Отодвинул котелок с недоеденной кашей.
       Потрогал в пришитом на тыльной стороне кармане гимнастерки билет кандидата партии, выданный ему в Киевском военном округе. Засунул в полевую сумку огрызок чернильного карандаша и листок бумажки – так и не дописал письмо матери…

       В это время дежурный офицер генерального штаба сухопутных войск вермахта, аккуратно переворачивает лист Дневника боевых действий и отмечает:
       «Западнее и северо-западнее Калача противник при поддержке 30-40 танков предпринял слабые, чем накануне, атаки, которые были отбиты.
       Дальнейшее продвижение на этом направлении зависит от подвоза горючего и боеприпасов», и четко расписался.
        Взгляд немецкого унтер-офицера Алоиза Хеймессера.
 «Сегодня мы оказались в тяжелом положении. Русские прорвались на участке 522 полка и захватили мост через реку Чир, оказавшись в 2-х км позади нас. Навели порядок наши танки.
        Все пленные, взятые во время этого прорыва, расстреляны за то, что русские расстреляли несколько наших раненых и одного спрыгнувшего на парашюте летчика». 

                30 июля.

        Гитлер ходил по кабинету, огибая кресла. Мягкий ковер заглушал стук сапог. Плафон под потолком излучал ровный свет. Брови нахмурив, и наклонившись над картой, прикидывал.
        В той огромной излучине Дона Красной Армии положено было обороняться, а она еще изловчается вести контратаки… Выходит, фон Паулюсу со своей армией одному не справиться. Значит, надо  направить в подкрепление ему бронетанковую армию Германа Гота. Вдвоем эти два матерых генерала загонят русских повариться в котел, не хуже  харьковского.
        И отдал приказ – немедля повернуть танковую армию Гота с кавказского направления на горячую Сталинградскую ось.
        Но пока тяжелые танки Гота в долгом марше катились на роликах на Кавказ  да    обратно под Сталинград, их прожорливые моторы истратили неимоверные запасы драгоценного горючего. А его, ох, как не хватало в этих прокаленных самим дьяволом, бесконечных  варварских степях! Не то, что в маленькой и уютной Европе, где обильные запасы были под боком, под рукой.
       Чего не преминул заметить наш генерал Чуйков:
       «На наше счастье у противника в 4-й танковой и 6-й армии в средине июля также начались перебои в снабжении горючим – это замедлило маневр его танковых дивизий и средств усиления».

       Но когда Гитлеру огласили документ, что Сталин в состоянии стянуть к северу от Сталинграда до одного с четвертью миллиона своих солдат, (это при наличии полумиллиона  их на Кавказском направлении), и что русские наладили выпуск до 1200 танков в месяц,  то на глазах у всех он взбеленился.
       Гитлер с остервенением набросился на офицера, читавшего ему этот документ:
       - Я возьму вот-вот этот треклятый Сталинград! Хотя русские собираются за него драться фанатически. И тогда Москва будет отрезана от всей страны, от резервов!  Москва –это голова Союза, в Сталинград - его сердце! И я его вырву!
        И он с пеной у рта оборвал  «чтение такой идиотской чепухи», вспоминает эту неприятную сцену генерал-полковник Гальдер, начальник Генерального штаба  сухопутных войск. 
      
                2 августа.

         Немецкие войска прорвали оборону 51-й армии и, развивая наступление вдоль железной дороги Тихорецкая-Сталинград, заняли станцию Котельниково в направлении Сталинграда
        Особенно сильный натиск оказывали бронированные чудовища названной 4-й танковой армии. 
       Взгляд немецкого солдата. Дневник Курта Хоппе.
       «2 августа. Утром начался танковый бой. Уничтожено 7 русских и 3 наших танка. Мы снова замкнули кольцо.Стали в оборону».
        Войска Сталинградского фронта, слабо укомплектованные и вооруженные, нередко без связи с высшим командованием, шатаясь под ударами противника, отходили на северный берег реки Аксай - и отбивались. Насколько хватало боеприпасов и людских сил.

        …Седой отец рассказывал нам, сыновьям, как он с позиции глядел на взгорочек, на котором виднелись хатенки и вербы. Вдруг из-за ближнего бугра начала вылазить тупорылая немецкая танкетка. Из люка высунулся немец, и видно было, как  он во весь рот щерился.
        «Ах ты, гад! - воскликнул я. – А я неплохо тогда стрелял из винтовки, прицелился и вдарил по тому фрицу. Он сразу исчез. Попал я в него, ранил или может, убил… Не знаю. Факт тот, что танкетка стала пятиться назад и пропала за тем бугром». 
         Федору Бичехвосту казалось тогда невероятным, что от этих пронизанных смертью     степей, всего в нескольких десятках километров лежит большой мирный Сталинград.   
          И что километров этак за триста, тихо дремлет натруженная за день-деньской его хуторок Новокиевский, сопят в люльках малые дети. Во дворе, привязанные налыгачами, жуют жвачку и вздыхают коровы; в загоне чмыхают овцы, хлопает крыльями и пробует голос петух… Эх, хорошо там, дома!..
         Шли чредой боевые фронтовые дни. Который день сменялся ночью, но никто не сменял их, солдат…
         И сон сморил его.
         Перед зарей застучали в степях, над балками вдалеке ручные пулеметы, разбудили. Наступал новый, очередной день боя…   
 
           Взгляд немецкого офицера. Клеменс Подевильс пишет в августовском письме:      
          «Слово «балка» стало для нас привычным понятием...
          Одно из ответвлений большой балки было сегодня местом импровизации под открытым ночным небом, ареной для демонстрации кинофильма. Со всех сторон в сумерках собрались солдаты… На той стороне крутого склона был установлен экран, тогда как на этой стороне пологого склона расположились зрители. Стемнело. Из демонстрационного автомобиля свет из проектора падал на белый прямоугольник экрана. Насекомые и крупные мотыльки ударялись о проектор.   
         Далеко вокруг были установлены наблюдатели за воздушным пространством,.. чтобы оповестить о возможном приближении ночного бомбардировщика, но зрителям удалось посмотреть фильм без перерыва.
        «Дело Стикса», приключенческий фильм. Перед нами были прокручены сцены из далекой сферы роскоши и благополучия. Гостиницы, кавалеры и авантюристы в полном параде, вспененное шампанское, дамы в вечерних платьях.
        Мы расположились в стороне, облокотившись или растянувшись на спине на склоне. Слабый поворот головы вверх, и ты смотришь на звездное ночное небо, а не на то, что показывается на экране. Я видел, что некоторые солдаты мечтали и усмехались, когда слышали веселую музыку. Без конца ночью слышалась песня «Кто любит родину так, как ты и я», которая добавляла бархатисто-мягкую грусть в сердца мужчин».

                6 августа.

           В полевую армию Паулюса вермахт влил значительные подкрепления. Она упруго зашагала, задвигалась - и  вновь возобновила наступление. Вытесняя, крепко выдавливая наши войска из большой излучины Дона. 
          Непрерывный свист пуль, трескотня пулеметов, грохот наступающих танков, разрывающихся снарядов, вой бомб.
           Стоны и вопли раненых. Изрытая воронками, исполосованная гусеницами земля. На ней трупы своих и немцев; то там, то сям ворочаются с перебитыми ногами, ранами головы, живота с виднеющимися внутренностями, кто-то надрывно просит пристрелить, другие лежат без сознания… От занимаемых позиций не оставалось живого места. Такое впечатление осталось от тех дней у отца.

          Взгляд немецкого солдата.
          «В России жестокие бои. Того, что русские будут так упорно защищаться, вначале никто не предвидел», - признавался старший фельдфебель Пауль Брант.
 
          Да, бойцы в обугленных степях и балках между Доном и Волгой стояли намертво.  Наверное, герои те напоминали больше страдальцев, а мужественные страдания тех бойцов приравнивались к геройству.
          Гулко катился в кровавой мгле
          Сотой атаки вал.
          Злой и упрямый, по грудь в земле,
          Насмерть солдат стоял.
          Знал он, что нет дороги назад –
          Он защищал Сталинград…

                7 августа. 

         Немцы, собрав воедино свежие силы, утром перешли в массированное наступление - и вышли оборонявшимся в тыл. Их моторизованные части, наткнувшись на ожесточенное сопротивление, обходили эти узлы обороны. А жестким подавлением их занималась шедшая следом пехота. Однако, даже находясь в окружении со всех сторон, солдаты продолжали драться, отвлекая на себя немалые силы наступающих.   

         Взгляд немецкого солдата. Дневник Курта Хоппе.
         "6-7 августа. Вечером поступил приказ:" Завтра утром в 5 часов наступление". Наше отделение пошло впереди. Мы были в ста метрах от русских позиций, когда они начали свое огневое нападение.
        Пули буквально взбивали пыль вокруг меня. Я плотно прижался к земле, руками закрыл голову и молился предсмертной молитвой.
        ...После обеда мы вторично пошли в атаку - и на этот раз, в отличие от первого, нас поддержали тяжелые орудия и все шло замечательно. Русские позиции взяты."

         «Фактически действующие на этом участке фронта 229, 1 д6, 181, 69, 147 стрелковые дивизии, а также наша, (то есть 33 дивизия), с остальными частями оказались в окружении», констатирует участник тех трагических  боев наш офицер С. Мирзоян.
         Большая дуга Дона, круто вогнутая в сторону Волги и Сталинграда, из страшной угрозы для наших армий, начала превращаться в их реальное разбитие.
         Мелкими группами окруженцы пытались просачиваться сквозь оборону противника.

         И летели в штаб 62-й армии такие рапорта: «…Продолжается выход из окружения бойцов и командиров 33-й гвардейской стрелковой дивизии, 147-й, 181-й и 229-й стрелковых дивизий на восточный берег Дона, раздетых и нуждающихся в продуктах питания. Снабжение одеждой и пищей этих людей никем не организовано, места сбора не указаны. Некоторые наши бойцы снимают с себя белье и отдают раздетым командирам…»
        Лишь незначительное число окруженцев вырвалось из смертельного кольца, а остальные продолжали ожесточенно биться…
        «Гвардейцы 33-й и других дивизий дрались до последнего снаряда, до последнего патрона», так сказал маршал В.И. Чуйков.
        Кровавая колошматима в излучине Дона подходила к трагическому концу…
        Из военного дневника начальника Генерального штаба Сухопутных войск Ф.Гальдера.
         «7 августа 1942 года, 412-й день войны
         Обстановка на фронте: 
         Группа армий «Б». Тяжелые бои у Гота. Наступление с целью окружения у Паулюса закончилось успешно во второй половине дня. По данным, предположительно, уничтожено восемь стрелковых дивизий и 10 танковых бригад. На остальных участках незначительная деятельность противника». 


                8 августа.

       Немцы оперативно подтянули войска в районе Калача-на-Дону и станции Абганерово. Теперь против ослабленных боями наших войск на этом остром рубеже ринулось еще   двадцать переброшенных от Кавказа дивизий.
       Полевая 6-я армия Паулюса уверенно громыхала, считай, пятидесятью усиленными дивизиями. Эта огромная масса вышколенных вояк и крепкой боевой техники, скопившаяся в   излучине Дона, теперь рвалась, как хищник, на вольный простор - чтобы вцепиться мертвой хваткой в Сталинград, в горло Волги!
       Ведь до Сталинграда оставалось дойти каких-то 35 километров и эта крепость на Волге,поди, в их руках!

        Признаемся, что на высоте находился и выигравший это наступление  командующий армией Фридрих Паулюс.
       «Его острый, как клинок, ум, его непобедимая логика снискали ему уважение всех сотрудников. Я не помню такого случая, когда бы он недооценил противника или переоценил бы собственные силы и возможности. Решение его созревало после длительного и трезвого обсуждения», писал о нем Вильгельм Адам.

       После войны «маршал победы», Г.К. Жуков, откровенно признавался, что в сражения   он и его военачальники вводили много дивизий, «которые совершенно не были подготовлены, были плохо вооружены, приходили сегодня на фронт – завтра мы их толкали в бой; конечно и отдача была соответствующая».

         Лейтенант стрелкового полка, бившийся под Сталинградом,  А.Козлов вспоминает,  какое пополнение получили они из Татарии.
         Мало того, что новобранцы ничего не понимали по-русски, военная подготовка у них была - ноль. К нему, лейтенанту, прикрепили таких человек тридцать и приказали в три дня обучить их разбирать и собирать винтовки и научить стрелять. На всё-про всё выделили три стареньких винтовки… 
         Это были жестокие бои в большой излучине Дона. «Их трудно вспоминать без содрогания. Когда мы вступили в бой, в бригаде было 35 тяжелых и 53 средних танков. К концу сражения их осталось всего три. Да и те мы вынуждены были затопить в Дону, чтобы не достались немцам», пишет участник тех боев.
 
       - Погибнуть тогда было, что дважды два, главное не позволяй себе сдрейфить, - говорил мой худой, выживший в той кровавой мясорубке батяня. - Война, сынок, труд тяжелый.

         Взгляд немецкого солдата.
        «Мы находимся южнее Сталинграда… У русских тоже снарядов нет и жрать нечего, но та небольшая горстка людей, которая осталась здесь от их многочисленных дивизий, бросается порой вперед, как будто их подгоняют сзади каленым железом», - писал домой обер-ефрейтор Герман Вигребе. 
        Этот ефрейтор наверняка забыл или не знал, что еще на фронтах Первой мировой войны 1914 года его земляки-вояки столкнулись с таким же мужеством русских. И еще тогда немецкие газеты предостерегали: «…Русский солдат выдерживает потери и дерется даже тогда, когда смерть является для него неизбежной».   
 
                9-го и 10 августа.
             
       Спадает неимоверная жара. Ночи над Доном темнеют, светлые зори становятся прохладнее. Пожухли травы, затаились суслики, притихли ветра, словно оцепенели от безумия  людей, уничтожающих друг друга.
       «Вдруг в тревожную тишину рассвета ворвались голоса громкоговорителей из расположения противника. Это было так неожиданно, что мы насторожились, затаив дыхание. Громкий, четкий, лающий голос, эхом раскатившийся вокруг, на чистом русском языке приказывал прекратить сопротивление и добровольно сдаться немецким войскам. Предварительно уничтожив всех коммунистов, комиссаров и евреев. Немецкое командование гарантировало тогда всем сохранить жизнь и возвращение к семьям по окончании войны, исход которой уже предрешен.
       Из репродукторов неслось, что с запада немецкие войска вошли в Сталинград, который прекратил сопротивление. Начался решающий штурм Москвы и Ленинграда, дни которых сочтены. Красная Армия разгромлена. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Настойчиво и часто повторялась угроза полного уничтожения всех, кто не прекратит сопротивление.
       Все это оказывало жуткое, парализующее действие, будто сковало. Конец каждого слова эхом повторялся, дробясь в отдалении. Ни бомбежка, ни артобстрел не наводили такую жуть, как этот лающий голос в гробовой тишине. Предлагалось выходить группами и в одиночку с личным оружием в направлении переднего края, неся впереди себя древко с любым белого цвета материалом». Так описывал утро 9-го августа наш офицер-танкист Леонид Фиалковский.

       И словно в ответ на этот вызов взревели гарью моторов танки, загрохотали сотни минометов и пушек, затрещали очередями пулеметы.
       Бои продолжались с неслыханным остервенением.
       Среди сражающихся бойцов я вижу высокого, сухопарого, русого, голубоглазого   лейтенанта, бьющего короткими очередями из автомата - своего батю.
       Его командир, начальник 33-й дивизии Александр Утвенко рассказывает.
       «К вечеру 9 августа, когда получили по радио приказ отходить на восток, у меня оставалось от дивизии не более трех тысяч человек. Немцы тоже несли большие потери. Во время этих боев на участке капитана Ермакова, командира батальона, мы собрали своими руками и стащили в овраг 513 трупов фашистов – мы контратаковали и устояли на месте, а много убитых немцев оставалось в глубине нашей обороны. Нечем было дышать – смрад.
       В контратаках брали у немцев трофеи, в том числе 19 пулеметов. Было туго с едой, слишком далеко оторвались в степях. Голодных, с немецкими пулеметами и патронами, выбрасывали ночью вперед на высотки наших пулеметчиков, и они бились до конца, не давая немцам подходить к нашим основным позициям. С августа почти нечего стало есть. Варили и ели пшеницу, смолотую на самодельной крупорушке. К 9 августа ничего съестного не осталось.
       К моменту приказа о прорыве на восток у меня было до трех тысяч людей, семнадцать орудий, тринадцать легковых танков. Двинулись двумя колоннами напролом через овраги. Пушки на руках. Прорвались на узком фронте, потеряв около трехсот человек. Немцы за ночь и утро перекинули полк пехоты восточнее нас и опять замкнули кольцо.

       11 августа с четырех часов утра начался бой. Нас бомбили и атаковали танками. Общий бой шел до полудня, а потом нас рассеяли на группы. Сопротивлялись до конца. Я сам пять раз перезаряжал маузер. Секли из автоматов. Несколько командиров застрелились.    Было убито до тысячи человек, но жизнь отдали дорого.
       Один боец вынул из кармана листовку и пошел к немцам. Галя, переводчица штаба дивизии, крикнула: «Смотрите, сдается, гад!» - и выстрелила в него из пистолета. Танки били по нам в упор. Я стрелял из последней пушки – кончились снаряды. Шесть расчетов было выбито, адъютанта убило. Немцы подскочили к орудию, я спрыгнул с обрыва, метров с девяти, в болото, там была осока высокая. Сверху на краю обрыва сидели немцы, я иногда терял сознание, но слышал их речь. Отовсюду доносились выстрелы.

        Уже в темноте с двумя бойцами выполз наверх, на следующий обрыв. Там нашли еще четырех человек, потом нас набралось двадцать. День просидели в подсолнухах. Я гимнастерки не менял своей, шел со шпалами. «Если умирать, - думал, - то надо в своей форме. Форму получил полковничью, а умирать в гражданском платье? - это тяжело, это позор! Тем более для меня. Я бы без советской власти был батраком».
       Выбралось нас сто двадцать человек с оружием. При переправе через Дон утонуло восемь человек.
      …После переправы я собрал шестьсот человек с оружием, и мы с 16 по 25 августа держали оборону под Алексеевкой, а потом дрались под Сталинградом. После этого осталось от дивизии сто шестьдесят человек».
    
        Читатель, это были солдаты, которым чудом повезло выкарабкаться из окружения. Изможденные, бледные и суровые.
        Стальные танковые клинья немцев рассекали отряды наших защитников, брали   в клеши, уничтожали, а оставшихся тысячами  гнали, гнали в плен, в ненавистный плен…
        Однако обугленные, развороченные курганы и  холмы, то там, то здесь продолжали дымиться - и отстреливаться. То солдаты дрались до последнего патрона, и пускали последнюю пулю не себе в лоб, а в проклятущего фашиста. Потому что чувствовали в себе  силы  и дальше продолжать борьбу, бежать, коли случиться, из плена, и драться затем с неослабевающей яростью.

       «Войска 62-й армии вели ожесточенные бои в излучине Дона и под давлением превосходящих сил врага отходили на его левый берег. Четыре дивизии (33-я гв. сд, 181, 147, 239-я сд) оказались в окружении противника и были вынуждены пробиваться через его боевые порядки к своим частям», констатируется в энциклопедии «Сталинградская битва».   

        Последние бойцы 33-й дивизии бились в плотном огневом кольце немцев. Среди них, в окровавленных бинтах и грязных, порванных гимнастерках взвод лейтенанта Бичехвоста.
       «Находясь в обороне 9-го августа,1942 года, - письменно показывает он    сотрудникам военной контрразведки «Смерш»,- было сообщено, что все дивизии должны были сняться с обороны  и двигаться в направлении на х. Сычевки. В районе Сычевки приняли бой.
        С 9 по 10 августа 1942 года был приказ продвигаться дальше в направлении Калача. Ночью при движении мы были обстреляны минометным и пулеметным огнем противника.
        Утром 10-го числа противник перешел в наступление с поддержкой танков, где все атаки танков и пехоты были отбиты. Впоследствии чего нам стало известно, что мы находимся в окружении.
       По всей дивизии был приказ выхода с окружения путем прорыва немецкой обороны.
С 10 на 11 августа мы прошли первую линию немецкой обороны и наутро, достигнув х. Остров, противник открыл по нам ураганный пулеметный и минометный огонь, при этом пустив танки.
        Дивизия в этом жестоком бою была разбита и понесла потери в живой силе.
        Выходил я из окружения в составе 91-го стрелкового полка 3-го батальона 9-й рты в районе хутора Савинского 11 августа. Здесь полк попал в окружение немцев, подвергся бомбежкой авиацией».

        На этом трагическом рубеже, их, обескровленных, уже поджидали сильные немецкие  заставы. 
        «Я с взводом находился в окопах, - продолжает отец, - при прохождении обороны немецкими танками за последними двигались автоматчики, которые поравнявшись с нашими окопами, бросились в них и стали вытаскивать из них красноармейцев и командиров.
        Такая же участь постигла и меня. В мой окоп бросились немецкие автоматчики, кто-то из них, я не видел каким образом, ударил меня  автоматом по голове. Я не успел опомниться, как последними был поднят и сразу был обезоружен, они оттащили меня примерно 10-15 метров за укрытия, где находилось несколько человек из рядового и офицерского состава Советской армии под охраной немцев.
       Примерно через полчаса после этого всякая стрельба прекратилась, наш полк был разбит, а оставшиеся в живых рядовой и офицерский состав был пленен немцами. У меня немцы изъяли автомат и полевую сумку, в которой находились Б.У.П. и наставления по инженерному делу. Последние на моих же глазах немцы порвали.  Свой партийный билет я изорвал. После обыска я был отведен на сборный пункт, где собралось военнопленных несколько сот человек. Нашего брата была тьма.      
       В этот же день нас выстроили колонной и пешим порядком под охраной немцев направили на станцию Миллерово Ростовской области»…

        В извивающейся по степи колонне ступал он. Глотая пересохшим ртом сухую пыль, поднятую ногами тысяч военнопленных. После удара автоматом кружилась голова, обмотанная повязкой. Рядом брели рядовые и командиры, шаркая кирзовыми сапогами, кто в обмотках, в изодранных гимнастерках, раны перевязаны лоскутами из нижнего белья. 
 
        И думал он, что в этих неравных боях они уже отхлебнули из Дона горькой водицы. Но если останется жив, значит, нужен земле своей, и матери, и братьям-сестрам... Ведь он  не успел завести семьи  и негоже так прожить, не оставив после себя детворы…
        «Нет, не согнусь перед фашистом, не дождутся эти падлюки моей смерти. Пройду, проползу на животе через все, будет и на нашей улице праздник. Это наши степи. Это  моя земля и наши люди… И они ждут, надеются, что мы  одолеем немца.   
        Нет, я выживу! Погибнуть, застрелиться - ума  много не надо. А я выдюжу,я смогу,  -  гудело в его голове, едва не проломленной немецким «шмайсером». 

                Я ЕЩЕ ВЕРНУСЬ!

        И думается мне, что в тех смертоносных боях отцу несказанно повезло – ни один осколок, ни одна пуля не тронули его. Может потому, что страшнее физических ран ему было уготовлено испытание более тяжелое - ад лагерей, этот психологический  и физический ужас и кошмар.
       Когда душу выворачивало, выматывало увиденное и пережитое, и от той боли вовсе не хотелось жить, хоть руки на себя накладывай.
       Но прокаленная служба на границе и на белофинском фронте, закалка в училище, яростные бои, да крестьянская жилистая натура подготовили его к грядущим испытаниям.

        Взгляд немецкого солдата.
       «Солдаты чрезвычайно устали – это главное: устали от постоянной опасности, от напряженных маршей вслед за быстро передвигающимися моторизованными войсками, устали от жары летом и от бесконечных степей… 
       Русский солдат очень упорен и немецкий тоже. Вопрос в том, кто больше выдержит…
       Мы с товарищем как-то подсчитали, что если германская армия будет продолжать наступать такими темпами, как в эти два лета, то для полной оккупации Советского Союза потребуется 14 лет»,- показывает взятый в плен южнее Сталинграда солдат Вольдемар Зоммер. 

       Вот и думаю я, что Гитлер, заточив клыки на покорение России, вряд   ли помнил (или начисто проигнорировал) давнее предостережение немецкого националиста канцлера  Бисмарка.       
       «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах русских… Это - неразрушимое  государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей…»
        Заметим, что при «железном канцлере» Бисмарке набирал силу пангерманизм – предтеча фашизма – и тогда начали вылупляться на свет божий птенцы со стальными клювами и когтями, будущие крупные гитлеровские генералы Гудериан, Манштейн, Гальдер и Паулюс…

         Сталин стремился выправить свое ошибочное решение о наступлении этим летом на всех стратегических направлениях, что привело к трагическому прорыву немецких войск к Волге и на Северный Кавказ. 
          Принеся в жертву огромное количество солдат, не говоря уж о разбитой   технике, войска Сталинградского фронта приостановили стремительное наступление 6-й армии Паулюса. Темп продвижения врага снизился до 3-4 километров сутки.
         Но «Под натиском превосходящих сил части и соединения 62-йармии начиная с 9-го августа с боями отходили на левый берег Дона, чтобы занять там оборону… Закончился первый этап наступательной операции врага – ликвидация плацдарма советских войск на правом берегу Дона в районе Калача», заключает  академик А.М. Самсонов. 
        «Вначале августа пал советский плацдарм на правобережье Дона, где погибло восемь дивизий», подытоживают современные историки. 
 
        Откроем оперативную сводку штаба 62-й армии от 14 августа:

        «Новых сведений о положении 33 гв., 181, 147,  229-й сд не поступило. Отдельные  мелкие группы переправлялись на восточный берег р. Дон…»
        На следующий день Ставка Верховного Главнокомандования  указала генерал-полковнику А.И. Еременко, что считает делом чести сталинградского командования спасение окруженных частей. Потребовала, чтобы была оказана помощь окруженным дивизиям. Ставка полагает, что у командования имеется достаточно сил и средств, чтобы пробиться  к своим окруженным дивизиям и вывести их. О принятых мерах по прорыву фронта противника и спасению окруженных дивизий Ставка обязывала донести ей.
        Но выполнить этот приказ на месте, организовать встречный удар, не получилось…

        Утром 16 августа в штабе 62-йармии было отмечено: 
        "Связи с 33 гв., 181, 147, 229 сд. установить не удалось. На вызовы по радио не отвечают, при работе на прием не появляются".
        17 августа в оперативной сводке этого штаба записано: «Из опроса командиров из состава 33-й гв.сд и 147-й сд установлено, что воздействием противника дивизии расколоты на мелкие группы, которые выходят на восточный берег р.Дон». 

        А что же думал о той схватке генерал Паулюс?
       «Самоотверженное сопротивление русских в боях за высоты западнее Дона настолько задержали продвижение 6-й армии, что за это время оказалось возможным планомерно организовать оборону Сталинграда». 
        Однако инициативу в боях продолжал удерживать враг.   
        В тоже время силы армии Паулюса были не безразмерны, и они иссякали. В жертву   амбиции Гитлера непременно и скоро взять город, носящий имя его главного врага,        были принесены лучшие войсковые соединения. И эти потери были невосполнимы.
        Коммуникации немцев теперь растянулись по необозримым степям и пустошам. Необходимый им до зарезу тыл, базы и резервы, оставались далеко позади, а тут начинали  громить пути снабжения партизаны. В дерзких рейдах сталинградские партизаны        взрывали склады с боеприпасами, железнодорожные мосты и эшелоны с бомбами и снарядами,  воинские гарнизоны.

         А из глубин крепкой Сибири и других российских просторов наперекор рвущемуся к  Сталинграду немцу спешили эшелон за эшелоном - свежие, выносливые бойцы, мощные дивизии  и новая боевая техника.
 
        Уточним, что 33-я стрелковая дивизия за время сражений с 15 июля по 30 августа жаркого лета 1942 года разгромила 7 немецко-фашистских дивизий и 2 дивизии разбила частично. Так  свидетельствуют документы Центрального архива Министерства обороны.
        Отбивая огнем на позициях до двадцати танковых атак в день, бойцы ее только в   июльских боях уничтожили около 20-и тысяч фашистов, подбили и сожгли более 100 танков и 20 автомашин, несколько минометных батарей. Выходит, не зря немцы называли   её «Дикой». 
        Характерно, что в 62-й Армии, в которую входила 33-я дивизия, вообще не было штрафных рот, которые направлялись на наиболее опасные участки фронтов. Ибо в них бойцы  62-й не нуждались; они, жизни не щадя и о смерти не думая, заслоняли собой Сталинград.
 
       Но был и терновый венок того выигрыша, и имя ему, читатель, было горькое и ужасное - ПЛЕН!
                На фото.Идут бои в большой излучине Дона
 
               ПРОДОЛЖЕНИЕ здесь:  http://www.proza.ru/2011/11/01/1287