Прихлопни их проворной эпиграммой. А. Пушкин

Поверь, когда слепней и комаров
Вокруг тебя летает рой журнальный,
Не рассуждай, не трать учтивых слов,
Не возражай на писк и шум нахальный:
Ни логикой, ни вкусом, милый друг,
Никак нельзя смирить их род упрямый;
Сердиться грех – но замахнись и вдруг
Прихлопни их проворной эпиграммой.

Александр Пушкин  воплощал в жизни это свое кредо очень даже успешно. И от  стрел  его эпиграмм не мог  укрыться ни один человек, который так или иначе задел его  чем-то - пусть  это  даже любезный друг Вяземский, или поэт-отец Жуковский.
 
А своих врагов он разил беспощадно.

Эпиграмма на Фаддея Булгарина – литературного врага:

Все говорят: он Вальтер Скотт,
Но я, поэт, не лицемерю;
Согласен я – он просто скот,
Но что он Вальтер Скотт – не верю.

Не то беда, Авдей Флюгарин,
что родом ты не русский барин,
Что на Парнасе ты цыган,
Что в свете ты Видок Фиглярин:
Беда, что скучен твой роман.( "Иван Выжигин", изданный многотысячным тиражом)

На тех, кого за отличия в службе были пожалованы званиями и забыли, откуда они родом, но самого обвиняли в том, что он - потомок негров:

Ваш дед портной, ваш дядя – повар,
А вы – вы модный господин, -
Таков об вас народный говор,
И дива нет – не вы один.
Потомку предков благородных,
Увы, никто в моей родне
Не шьет мне даром фраков модных
И не варит обеда мне.

На мужа, не примирившегося с женой даже после  её смерти:

Вдовец, через Стикс (река смерти) переезжая,
Харона спрашивал:-"Скажи, пожалуй, брат,
Жену мою судьба постигла здесь какая?»
«Она в раю». - «Вези ж меня ты в ад!»

На льстецов:

- Что ты, Архип, Луку уже хвалить пустился?
- Да, да, он добр, умен; поверь.
- Помилуй! да намнясь не ты ль при всех божился,
  Что он и глуп, как скот, что он и зол, как зверь?
- Эх, братец! Да Лука ведь староста теперь!

На графиню Орловскую-Чесменскую:

Благочестивая жена
Душою богу предана,
А грешной плотию -
Архимандриту Фотию.

На критика и журналиста Каченовского:

Охотник до журнальной драки,
Сей усыпительный зоил
Разводит опиум чернил
Слюною бешеной собаки.

 На Уварова - министра образования, бывшего в молодости единственным наследником графа Шереметева, который почти умирал, но потом взял и выздоровел, нарушив все планы хапуги:

Ты угасал, богач младой!
Ты слышал плач друзей печальных.
Уж смерть являлась за тобой
В дверях сеней твоих хрустальных...

А между тем, наследник твой,
Как ворон, к мертвечине падкий,
Бледнел и трясся над тобой,
Знобим стяжанья лихорадкой.

Уже скупой его сургуч
Пятнал замки твоей конторы;
И мнил загресть он злата горы
В пыли бумажных куч.

Он мнил: "Теперь уж у вельмож
Не стану нянчить ребятишек;
Я сам вельможа буду тож;
В подвалах, благо, есть излишек.
Теперь мне честность - трын-трава!
Жену обсчитывать не буду,
И воровать уже забуду
Казенные дрова!"

Но ты воскрес. Твои друзья
В ладони хлопая, ликуют...

На графа Дондукова-Корсакова, тайного интимного друга Уварова, которого он тянул за собой вверх, по служебной лестнице:

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому, что ж... есть.

На бездумного рогоносца:

 У Кларисы денег мало,
Ты богат,иди к венцу.
И богатство ей пристало,
 И рога тебе к лицу.

Стихотворцу:

Внимает он привычным ухом
                Свист;
Марает он единым духом
                Лист;
Потом всему терзает свету
                Слух;
Потом печатает - и в Лету
                Бух!

 Какие точные и разящие слова подбирал поэт, чтобы пригвоздить недостойного!