Псхолог и Социолог

Под вечер повезло —  поступил большой заказ и им пришлось работать на обоих ксероксах в четыре руки.
             Социолог ксерил полуразваливающуюся книгу и сетовал, слюнявя палец:
             —  Такие книги выдавать нельзя. Она ж, вон,  разваливается вся. Их надо уже клеить, склеивать и аккуратно ставить на полочку, а тут с него ксерокс делают. Их  беречь надо, как раритет.
              Психолог, кряхтя, укладывала  книгу на стекло ксерокса — книга была большого формата, страниц много, сама тяжелая. Мельком взглянув, что ксерит, Психолог, заулыбалась — это была книга об истории искусства. Множество иллюстраций, старые гравюры. Психолог засмотрелась на них и прослушала, о чем щебетала рядом Социолог. А та сетовала на новые личные отношения, что они складываются непонятно как, что «ну, все как-то так - что не так, а так хочется чтобы было тихо и спокойно, а еще так и так!» И сыпала интернетными цитами как быть дОлжно. Психолог прислушалась, услышала море штампов и переключилась на иллюстрации в книге. И вдруг:
             — Ух, ты! Смотри, какая красота — Пьета! Знаешь, а я ее ведь   видела  настоящую, в Ватикане. Она там сразу почти у входа, справа. Я как увидела, так  больше никуда и не пошла — не за чем было. Кругом роскошь и блеск, а тут… — она задумалась, погрузившись в то время и место, —   а тут душа. – Повторила она. Помолчав, продолжила:
             —  Понимаешь, когда  смотришь на нее, то чувствуешь ее, видишь, как слеза бежит по щеке и хочется смахнуть ее рукой,  почувствовав теплый  мрамор. А если пристально на нее смотреть, то становится слышно ее дыхание — легкое, трепетное — она прислушивается к его дыханию, а вдруг??? А как она нежно держит его на руках  —  свое дитя, свою любовь, свою надежду, свое счастье. И казалось, что я  видела ее слезы и боль, но больше я их чувствовала сердцем и душой. И я дышала вместе с ней. И тоже надеялась…
              Задумавшись, добавила:
              —  У меня до сих пор сердце щемит, когда вспоминаю.
               Потом психолог помолчала, кинула взгляд на сумку социолога — оттуда торчал хвост декоративного дракона, расписного — на стенку,  и сказала:
              —  Дорогой Социолог, возьми  своего дракона и явись с этим драконом пред очи своего любимого и скажи: «Здравствуй, это мы! Мы замерзли, и мы хотим, есть — отогрей и покорми нас! А еще - мы тебя любим!!! Очень-очень любим!!» И больше ничего  не говори, заберись к нему на колени, свернись у него в  руках клубочком, обвейся вокруг его шеи рыжим теплым шарфом и помурлыкай ему на ухо. Услышь его дыхание и начни дышать вместе с ним! Ферштейн? — неожиданно закончила свою речь Психолог, и зыркнула на Социолога карими глазами.
              —  Йесссс! - задорно ответила Социолог и  засмеялась, в ответ, засияв синими звездами глаз, — Так и сделаю! Как все просто, оказывается — прийти, покушать, свернуться шарфиком и помурлыкать . Спасибо!!!!
              —  Ну, вот и молодца! Бери своего дракона  -  пошли домой!
               И они, действительно, пошли домой. С крыльца, под арку, мимо проходной, вокруг Казанского. Дул пронизывающий морской ветер, сулящий городу наводнения, но Психологу и Социологу было не холодно, и даже не страшно — в них была мощь дракона и нежность Пьеты!