АзъАртЪ

Дмитрий Криушов

АзъАртъ


                Лукавство не удел излишних
А промысел Господень
Просто так


               


Меня никогда не удивляло встречное желание, мне казалось (и не зря), что тогда я касаюсь незримости, жадности и жалости. Ну, а потом – отчего-то мне всегда хотелось петь «Lament». Была такая песня. И зачем они ее спели? Явно не для меня… Или же правильнее сказать: « За что?».

Вообще-то я полагаю, что человек глуп, пока мыслит. Поверьте – мне это хорошо известно, хотя… Хотя что может быть в этом хорошего? Так вот, я сейчас вам расскажу одну историю. Впрочем, история никогда не бывает одной, поскольку одна история слишком добра к другим, а люди – не очень.
Воот…

                1. Я попробовал заснуть.


Ну, люблю я что-нибудь попробовать, и ничего с этим не поделаешь. И неважно, в первый раз это творится со мной, иль в  сотый. Отчего? Оттого, что по вечерам мне порой кажется, что я уже давно сплю, когда смотрю в свой потемневший от сумерек потолок. Причем – именно «в свой», а не «на свой», и будто бы пытаюсь вытащить из его серовато – белесой нутрянки нечто самое важное для очередного грядущего дня.

Вот ведь какая дрянь мне лезет без спроса каждый вечер в голову (прошу прощения, но я надеюсь, что не мне одному). Сразу предупреждаю: на момент написания этих строк я еще жив, и, следовательно, будет продолжение, хотя возможно, с самим сном и не связанное. Как обычно, сон пришел не сразу: мешали комары и соседи. Вы, конечно, понимаете, почему мешали комары, но вот соседи… Ну да ладно, о них, дражайших моих, попозже.

А попозже было утро. Мягко говоря, я это время суток недолюбливаю (и, полагаю, хоть кто-нибудь со мной, да  солидарен). Утром тоже были комары. И когда они спят, гады кусачие? Специально ждут, что ли, когда я на работу пойду?

Зато у соседей вроде бы уже тоже  все тихо. «Спят, сволочи», - промелькнуло в озлобленном пробуждением разуме, и он ладонью прихлопнул, как комара, злобно верещащего монстра, тренькающего возле самого уха. Пожалуй, после комаров эти механические чудовища, что до поры до времени таятся у нас на прикроватных тумбочках, менее всего мне симпатичны.

Интересно, если в суд по правам человека, нет! - Человека (с большой буквы) подать претензию на этих не совсем гуманных производителей будильников, что им за это будет? Я уже просто ликую, поскольку и судьям тоже наверняка лень вставать в такую рань. И чтобы там не случилось, я однозначно буду на стороне самых суровых из судей. А случилось вот что…

               
                2. Отображение.


Как всегда, утром я себя в зеркале не узнал. Я был глубоко несчастлив внутри, но вполне счастлив снаружи, несмотря на свой давно уже не детский возраст. Тьфу, до чего противно! Интересно, как такой диссонанс может отразиться на моей психике? И тут я решил проверить ее одним незамысловатым образом. И что бы вы думали? Мне не удалось найти даже тени сомнения на своей бреющейся физиономии!

Она просто жила вне меня, невзирая на свою принадлежность, задокументированную в паспорте! Тогда мне стало настолько обидно, и я перестал бриться ей назло, оставив пол-лица заросшим щетиной. А ведь это было еще утро… Да, вот еще что: я до сих пор горд тем, что на работу приперся именно в таком виде (ха - ха, а я ведь – простой бухгалтер). Мой шеф даже дыхнуть не попросил, он не дурак: возможно, ему просто  стало интересно, что будет дальше.

А дальше… Дальше было еще интересней. Вам еще не надоело? Ну, тогда  ладно. Сначала, перед шефом, меня увидела секретарша. Как вам сказать, ниче такая… С фигуркой, симпатичная. Но я к ней как-то равнодушен: не в моем она вкусе, а это - приговор. Может, феромоны у нас с ней не совпадают, и леший с ними, с этими феромонами. Так вот, она мне прямо с порога сказала, чтоб я лучше пошел куда подальше  и проспался. Но я  до сих пор не уверен, что в ее глазах я видел именно свое истинное отражение.

                3. Бездельник.


Я надеюсь, вы уже поняли, что, увидев меня, директор меня обидно обозвал. Меня! И кем?! Бездельником и разгильдяем, вот кем. И что тут во мне такого? Подумаешь, пол-лица не брито! Некоторые вон и вовсе с бородами ходят, и ничего… Даже портреты с них рисуют.

Кстати, о бездельниках: в этот день мне пришлось работать за двоих. Как говорится «между нами, девочками» - но эта сволочь вчера была на каком-то дне рождения или где-то там еще, хорошо хоть, что позвонила, предупредила. Вот такие пироги с котятами. Мне не хотелось бы говорить о своей соседке что-нибудь негативное, но, поверьте, иногда хочется пожаловаться.

День тянулся так долго (для человека, которому не только коллегам, но и посетителям со своей полубритостью показываться уже стыдно), и так быстро (ведь, когда работаешь за двоих, время тоже, наверное, бежит в два раза быстрее), что я устал. Мне жутко хотелось есть и зарплату. Точнее – в обратном порядке, но до зарплаты еще как до Луны пешкодралом.

Вот и вечер. Вот туточки мы слегка и остановимся. Ну, представьте себе: идет (по Карлсону), «мужчина в самом расцвете сил», а навстречу – ОНА! А я взял и прошел мимо, бездельник! Прав мой шеф, ой как прав.



                4. Тот же вечер.


Эта встреча испортила мне настроение напрочь. Вы знаете, что такое «напрочь»? Я-то точно не знаю, но тогда, тогда я почувствовал это всей кожей, всеми ее мурашками, и вот теперь стою, смотрю, дышу, да проще сказать, - просто глазею и грущу. Напрочь.

Нехорошо, конечно, но меня взяла злость на весь женский род: и на свою соседку-прогульщицу, и на эту очаровашку, которая на меня даже и не взглянула.
Опустив голову, чтобы больше не смотреть на женщин, пошел дальше.

                5. Как же без нормального вечера?

Я шел домой в окрыленном состоянии. Если вы считаете, что окрыленность – это только в позитивном смысле, то вы глубоко заблуждаетесь. Окрыленность – это состояние, при котором реальность теряет свои свойства. И не имеет значения, в плюс или в минус. У меня тогда был минус.

Но мне повезло: когда я покупал в супермаркете пиво, передо мной оказались двое немцев, которые по-русски и «мама» - то сказать были не в состоянии. Ну, не то чтобы, что они были совсем того, но… Так, лучше скажем, это был еще промежуточный этап. Да еще и  по-немецки. Естественно, кассирша ничего не понимала, ни на их ломаном английском, ни тем более на чисто нетрезвом немецком.

 Я тут весь в печали, которую надо срочно залить. А они – мешают, стоят возле кассы и бормочут, фашисты. Пришлось переводить мне. И, прошу вас, только не смейтесь: одного звали Гансом, а другого – Фрицем. Я прятал улыбку как только мог, но все-таки мы умудрились подружиться. Я их отвел в мой заветный дворик, а что еще немаловажно – мы захватили с собой из супермаркета дармовых буклетов, чтоб на них сидеть, и потом весь оставшийся вечер зачем-то говорили по-немецки. Хотя: на каком еще языке нам было разговаривать?


                6.Ночь.

Я забыл купить пластинки для фумигатора. Во всем виноваты немцы.

                7.Утро туманное.


Интересно, чистил я вчера зубы или нет? И если нет, то чем? Ооо, блин, что-то с утра с логикой у меня слегка неладно…
Так… Надо постараться найти доказательство моего вчерашнего пребывания в центре моих же событий. Эге: эта сволочь вчера была… Ой, блин, вспомнил, точно – Фриц! И как их до сих пор такими именами называют?! И где ж его визитка? Он же вроде бы мне ее давал, поищем в кармашках. Так, и что тут у нас  написано? Ууу, елки, как все запущено – то: Fleischhauer (словарь дает как устаревшее, современное Fleischer - мясник). Блин, может лучше ему  не звонить?


                8. Днем.


Суббота. Все-таки позвонил. Интересно, сколько за роуминг сдерут? Привожу разговор почти что в оригинале (полностью не помню). Не… все же лучше в переводе:

- Привет, Фриц!
- Привет (недоуменно) .
- Это я!
- Ну, я рад тебя слышать!

Естественно, я понимаю, что он не понимает. А мне хочется завершить вчерашний спор. О чем? О простом, насущном. Опаньки! Вспомнил! Мне же Ганс вчера бутылку продул, и я немедленно, и, так знаете, строго, заявляю:

 – Где эта редиска Ганс? И где мой выигрыш?

В ответ лишь гудки.
Обиделся.
Сам дурак. Остался без бутылки.
Ох, как хорошо, что сегодня не на работу.

- Знаешь, - сказал я себе, - давай, сходим в зоопарк!
- Мысль свежа… - ответил внутренний голос, а потом добавил, - там и Фрица встретишь!

В общем, в зоопарк я так и не пошел. Бесцельно бродил по городу, заглядываясь на девчонок, и сетуя на друзей-товарищей: кто на дачу уехал, да меня не пригласил, а кто семьей оброс до такой степени, что порой даже про мой день рождения забывает.

                9.Еще солнце не зашло.

Блин, после этих немцев уже все русские слова из головы вылетели! Не удивляйтесь только, но порой и мужчины тоже покупают бананы. Это было возле продуктовой палатки.

- Мне точно не везет, – нудел  мне возле уха первый внутренний голос.
- Мне точно сегодня не везет, - отвечал оптимистично мне второй.

И тут вмешался третий:

- Мужик, дай закурить!

Банально, да? Но знаете, с такой мордой, как у него, и с такой фигурой, как у меня, поневоле курить начнешь. Если жить, конечно, хочешь.

                10. Затворничество.

Вообще-то я люблю гостей. Но сегодня… сегодня мне что-то не хочется… Не хочу никого обижать, но это немного маняще – побыть один на один со своим  одиночеством.

Мне стыдно и смешно признаться, но домой я вернулся с уже вполне назревшим фингалом. Ну,  недооценивают меня порой люди. «Хорошо», - пытаюсь успокоить я себя, - «если тебя начальник уволит, синяк все равно пройдет. И – радуйся». Но радоваться не получилось, по крайней мере, в одиночку. Я вам уже говорил про соседа? Странная личность мой сосед, скажу я вам. Хуже меня. Вот я, к примеру, со своим ящиком пива к соседу никак бы не пошел, а этот взял – купил – донес – пришел – и денег не спросил! Несправедливо…

                11.Для Прокопьевича.

Мне, вообще-то, Прокопьевич не очень-то и нравится, но он прознал, что графоманы тоже люди. Откуда? Приходится писать и про него. Вот только представьте себе: за полтинник, но не лысый, глаз хитрый, но не умный, и при всем при этом – длинный язык! Ну, и как после этого про него не написать?

Я полагаю, что Прокопьевич, вообще-то настоящий, подлинный Симбиоз. С большой буквы. Вы полагаете, что я шучу? Нисколько! Вот послушайте, что я вчера от него услышал:

- Аллёоооо! Тьфу, да я не тебе звоню!

Как догадался? – я ведь и слова еще ему не сказал, бедолаге. Но это еще далеко не все. К моему великому сожалению, он служил в ГСВГ (кто не знает, что это такое – загляните в Интернет). Городишко назывался Эберсвальде, самое подходящее название, нечего сказать!

И немцы все-таки придумали, как испортить мне жизнь – они подарили ему губную гармошку! С тех пор (или же, по крайней мере, сколько я его знаю), Прокопьевич со своим изумительным слухом и потрясающим чувством юмора на всех праздниках и днях рождения играет нам то, от чего, - вы не поверите! – русские люди торопятся допить поскорее водку, лишь бы этого не слушать! Вот такой у нас Прокопьевич!

12.Выходной.

Я умудрился отпроситься с работы. Вы полагаете, что это не праздник? Еще какой праздник! Вообще-то, я просто ничего не хотел делать, но меня заставила сама судьба: кран течь начал. А сантехник вечером не хотел приходить бесплатно. И днем, конечно, тоже, но днем – дешевле. Вот я и решил: отпрошусь, отосплюсь, ото….

Сантехник пришел. Классический вариант. Слегка нетрезв, слегка небрит (впрочем, директор мне приказал побрить вторую часть лица, сейчас я не брею первую). Вот… И денег не спросил. Взял, и настроение испортил.

                13. Шеф.


Да, независтливый я человек, что ж уж делать? Но: я завидую своему шефу. Представьте себе коттедж (ну и леший с ним, с коттеджем), но внутри - изразцовая печь. Елки-палки! Ведь красиво же, на самом-то деле! Наверное, так и надо, чтобы у моего шефа такое было. На вид он – директор как директор, коттедж у него - как коттедж, но – печь… Если бы вы ее видели, вы бы меня однозначно поняли.

После моей не слишком обременительной травмы прошла уже неделя. Зачем прошла? Мне директор все-таки разрешил носить бороду, но только целую. Хотя…? Мне интересно, вот если целую бороду отрастить до пояса, что он бы мне на нее сказал? И я решил попробовать. Признаюсь, скучно мне в этой бухгалтерии, не поймите превратно. Да и бриться тоже лень. Так что пусть себе растет.

14.Я горжусь комарами.

Мне эта мысль пришла внезапно, впрочем, как и все остальные мысли. Поясню: по-моему, если у человека в голове лишь одна мысль, то, наверняка, он болен. А если сразу несколько, то он болен на всю голову. С вами такое случалось? В это смысле я – просто рецидивист. Хотя… Какой-то недоделанный, что ли. Как-то, признаюсь, пытался посчитать, сколько мыслей у меня в голове крутятся одновременно, насчитал что-то около восьми. Устал…

Так, вернемся все же к нашим комарам. Хотя это и мошек касается, и прочей кровососущей мелочи. Я в детстве не знал, что они, оказывается, питаются не только кровью. Потом, почитав всякие умные книжки и поразмышляв над этим, понял, что не все книжки врут. В той книге было сказано, что эти сволочи (опять жужжит над ухом, гад!), вполне могут питаться всякой там травкой-муравкой, цветочками, короче говоря, вести себя как приличные пчелы: мы тебя не трогаем, и ты нас не трогай.

Теперь подойдем к сути вопроса: ведь та же пчела, ужалив, умирает, но – умирает, чтобы защитить свой улей, свою семью. Ее вполне можно, и даже нужно понять и  простить. А комар… Это – совсем другая песня. Звонкая. Даже, я сказал бы, звенящая. Наверное, и тишина, если она полная, тоже так называется.

Где же тут логика: ты можешь спокойно, без риска для жизни, кушать травку, иметь семью, детей, какой-никакой дом (хотя не знаю, какой дом может быть у комара, только надеюсь, что дом этот – не мой). Так ведь нет, все неймется ему, надо кровушки отведать, удаль богатырскую показать… Вот поэтому я и горжусь комарами.

15.Запах.


С утра, (правда, оно у меня начинается часов в 11) я пошел в библиотеку. Вот уж точно не знаю – зачем? У меня дома книг вон еще сколько пылится недопрочитанных. Это в смысле – которые либо недопрочитал, либо недопонял, или, возможно, недовоспринял. Хотя, конечно, это дело – ну, уж нет! – не вкуса, - это дело умопостроения, или как сейчас говорят, менталитета. А ведь хорошее слово менталитетом не назовут. И с что ругаться?

Да, теперь перейдем к примерам: кто-то может читать Волошина с Гумилевым часами, а я вот до сих пор не понимаю Северянина… И перечитывать не тянет. Кстати, мой самый отвратительный писатель, несомненно, Достоевский. «Отвратительный» - в самом душевном смысле этого слова. От - вращать. Отвращать от зла, от всего ненужного, низкого и безрассудного (я полагаю, Федор Михалыч написал бы «БЕСрассудного»).

Я зашел в библиотеку, где вроде бы все знакомо, хотя давненько и не бывал. Вот и пальмочка моя любимая стоит, лапки свои длинные развесила. Кстати,  когда я впервые ее увидел, лет этак двадцать назад, мечтал, что дома, когда он у меня будет, тоже будет пальма расти. Сбылась мечта. На все сто. Но почему-то моя пальма меня не сильно волнует, как вот эта, что в библиотеке.

 Хотя…я ведь пришел сюда не из-за пальмы, я пришел из-за запаха. Люблю я запах книг, и ничего не могу с собой поделать. Запах бумаги, типографской краски, чернил, да, пожалуй еще, запах сотен и сотен рук, прикасавшихся к этим книгам. Что может быть прекраснее? Знаете: есть такой термин «намоленная икона»? А тут – начитанная книга. Пусть порой и зачитанная до дыр, но она уже – как подарок от всего сердца предыдущих читателей последующим. Ну ладно, мне пора, я книжки глазами нюхать пошел.

16.Магазин.

Вечером я по-настоящему понял, что лето кончается. Воспринял мужественно, но на женщин особенно не заглядывался. Поэтому решил срочно заняться спортом. К примеру, купить лыжи. Благо, вот он – магазин. И кредитка в кармане. Зашел…

И зачем я сюда зашел? Горные – слишком дорого, беговые, эх, ладно, куплю такие. Да! Были ж времена, когда и креплений не надо было покупать! Всунул валенок в ремешок, и кати себе! А сейчас мне суют под нос всякие там крепления, как будто я в них что-то понимаю. Я купил желтенькие, ну прям как женщина! Зачем? – Не знаю, зато блестит. Или я - сорока?   

  Осчастливленный покупкой, я с лыжами и креплениями потопал до дома. К превеликому огорчению, пошел не только я, но и дождь. Та еще картина: мужик идет с лыжами под дождем! Вымок весь, как цуцик. Кстати, если кто знает, что значит «цуцик», позвоните, мне интересно. Пришел домой, вытер мокрые от дождя лыжи и вдруг понял, что никакого спортсмена из меня не получится: лыжные палки-то в комплект не входили! Представьте себе мое отчаянье: идти опять под дождь – неохота, а завтра – точно передумаю. А там  и зима пройдет.

17.День на день не приходится.

Сегодня мне приснилось, ой! - точнее, - сегоночью, что моего соседа опять выгнала жена. К моей превеликой радости. Думал: ну, наконец-то он от нее отделался. Но оказалось, что не тут-то было. Он вернулся. Блин. Зачем? Чтобы мне приснилось, что его выгнали во второй раз? Ха! Нужны ему мои сны! И тут у меня появилась идея: поскольку ему мои сны не нужны, то, быть может, он нужен моим снам? Бред, конечно, но, чем черт не шутит, тем более, если он соседский? Был бы свой… Уж он-то тому показал! Я уверен, свой – он весь в меня! Только я – безрогий. Надеюсь. А! -  и бесхвостый! Почти.

Хмм… А вообще-то это мысль. Ведь были же схватки гладиаторов с гладиаторами, терминаторов с терминаторами. А у нас, на лестничной площадке, чертинаторы с чертинаторами! Ух! Аж дух захватывает! Вот вы бы, например, на какого бы поставили? Я даже представил себе: мой – слегка темноватый, серебристый, но с рыжинкой. Блин, опять голый. Хвост распущен, рога расставлены, глаза косые! Лепота!

И его – хмырь недоупитанный, посудите сами – ручки трясутся, рожки кривятся, - и как же ему моего не бояться? И сидим мы с моим соседом на ступеньках, а наши черти рядом, и никто драться не хочет. Видать, решили дружить семьями. А я что, против? Лишь бы не размножались, а если что, то в другом месте.

Вернемся к началу. Нет, не сна, не дня, а того факта, от которого не отделаешься и не откупишься. Факты – они не менты. Ведь что из них первичнее? То-то же!

17.Ночь на ночь.

Который раз смотрю в потолок одним глазом. Может, это мой организм так  энергию экономит: на самом деле, зачем в темноту смотреть двумя глазами? Он умный, мой организм. Но - недальновидный. Я только что такой сон видел! Ууууу! Там были соседи, черти, … Прошу прощения, у меня с грамотностью всегда было плохо. Где и какие ставить знаки препинания, чтоб вы не восприняли, что черти – это не совсем соседи.

Ладно, разберетесь. Или это орфография? А, один черт, что сосед, что орфография с пунктуацией вкупе. Одно недоразумение. (Если кто не понял, это русский язык так называется). Вот эстонский, я полагаю, гораздо проще. Пока скажешь «Привет!», твой собеседник уже спит. Причем, без храпа, так ему страшно. Сами подумайте, это как бомба: «Приииииивеееееееет!» Уже страшно? Вот и я так думал, пока не встретил настоящего эстонца.

Это тоже было ночью. Он был похож на негра. Хотя, возможно, я для него –тоже. Мы так резко шарахнулись друг от друга, что чуть не выронили пиво. Это нас и познакомило. Ведь этот полубожественный напиток есть смесь огня и выдержки, расчета и принципиальной беспринципности. Ну и т.д…..

Может быть, конечно, это был не совсем эстонец, а лишь частично, - думалось мне спросонок, - Бывают же карелы, латыши, эрзя, финны наконец (впрочем, в хоккей они играют лучше, чем эстонцы). Он меня уж очень долго убаюкивал своим тягучим псевдоанглийским.

 Пожалуй, это невозможно передать: когда он произносил дежурные фразы, у меня автоматически тоже открывался рот, но я уже забывал, о чем он спрашивает, когда я его закрывал. Наверное, он подумал, что финн – это я, и как говорится, ушел, не попрощавшись. Может, это был англичанин, и он обиделся, но, чтобы не обижать финна, вежливо ушел, это именно  я ничего не понял? Странные они, англичане.

Когда я окончательно проснулся, то вдруг понял, что это был не совсем сон. Вернее, это был сон, но на прикроватной тумбочке лежала визитка: Торговый представитель республики Або-Гуна в Российской Федерации такой-то (если перевести с английского). У меня сразу отлегло от сердца. Значит, все-таки негр, и мне ничего не привиделось. Но! – чего уж тут легче! – мы же с ним даже не познакомились. Вроде.

Осторожно прошлепамши в соседнюю комнату, обнаружил там тело. Нет, скорее – тельце. Оно было маленькое, как говорят, «метр с кепкой», и нагло спало, укрывшись с головой на диване перед включенным, но без звука, телевизором. Скудоумно поскрипев мозгами, я, полагаясь на интуицию, вернулся в спальню и прочитал на визитке далее: (блин, ниче не понятно, ну хорошо, есть ориентир – с большой буквы написано «Гунага»). Я решил, пусть будет «Кунак».

                18.Кунак.

Тихо повздыхав и памятуя о том, - сверившись с часами, - что сегодня рабочий день,  я все же решил вздремнуть еще часок. Потом очнулся: кто-то чем-то брякает. Сволочь! На этот раз оба глаза открылись почти одновременно. И – тишина…- В ушах и мозгах!

 Я не дома. Где я? Осторожно поднимаясь, опять замечаю визитку на тумбочке. Не моя, блин! Ни тумбочка, ни визитка. Ни квартира. Вот, влип. Ладно, как говаривал Карлсон: «спокойствие, только спокойствие!» Тихо одемшись, как ни в чем не бывало, иду на запах, на кухню. Стоит негритосик, ростику небольшого, но бородатый. Внутренне сжавшись, я говорю – «Кунака?». Он в ответ качает головой и довольно-таки внятно произносит «Гим – Зым – Жим – Гунага». «Кунак? Гунага?» - с тайной надеждою спрашиваю я. Тот морщится: мол, что с вас, белых, взять. Устало говорит – «Гунага».

Я б тоже его понял: наследный принц, 52 года (это я узнал потом), а ему какой-то белый говорит, что он не Кыш – Мыш – Пыш – Гунага, а просто Гунага. Обидно, да?

Кстати, надо посмотреться в зеркало, может после вчерашнего я уже и не белый вовсе? Забыв про все языки, кроме языка жестов, я медленно показал себе между ног спереди, потом сзади. Что тут началось! До меня не сразу дошло, что его так возмутило. Путая слова, видимо, своего родного языка, он начал кричать, причем довольно громко. Настолько громко, что у меня разболелась голова, хотя ее возможностей еще хватило на то, чтобы подумать: «А как у него самого-то голова не трещит?».

 Но она у него тоже трещала. Угомонился, гад. Не доверяя больше рукам и языку жестов вообще, я прохрипел: «Toilet», и все-таки не удержался, показал спереди и сзади. Пусть поймет, скотина, какой же он дурак. Он понял. Я впервые увидел, что негры тоже краснеют. Ну да ладно. Я протянул ему руку и сказал: «Влад». Он долго смотрел мне в глаза и, протянув руку, произнес задумчиво: «Кунак». Вот так… Уел он меня.
 
19.Полуутрие.

Все-таки счастливый народ эти негры. Вот я, к примеру, на работу уже опоздал, а ему – хоть бы хны. Никуда, сволочь черномазая, не торопится. Да и куда ему торопиться?

Подумав, Кунак выставил на стол пару пива и холодец. Нет, я понимаю – заначка – дело святое, но что негру нужно от холодца? Мы неторопливо это оприходовали, и Кунак наконец-то показал мне дорогу в туалет и ванную. Странно, я и не заметил, что он уже и помылся и, возможно, даже зубы почистил. Я загрустил. Цивилизация, блин. Рассея, мать ее.

Через полминуты он меня вообще опустил ниже плинтуса. С довольной мордой притащил мне халат, полотенце, зубную щетку и зачем-то шампунь. Новый, запечатанный, хотя шампунь возле ванны уже стоял. Или что, для его кудряшек и моих рыжашек один и тот же шампунь не подходит? Хорошо, что ванная комната была с окном.

У меня дома – без окна. Я хоть тут примерно смог определить, где я нахожусь. Сердце возликовало: «Ирония судьбы – must die!». Я – в родном городе. Это утешило, ведь эта морда за столом на мои вопросы только хмыкала и ручками махала. Ладно, отольются кошке мышкины слезки. Тщательно помывшись, причем не без чувства мстительности, его шампунем, вытершись его полотенцем, одев его халат, я вдруг пожалел, что не попросил у него трусы. Было бы забавно.

Хотя, впрочем, его трусы на меня вряд ли бы налезли. И вдруг! – меня как током дернуло! – ну какой же я дурак! Финны – онни же растягивают гласные и согласные, а этот только гласные, как москвич. Филолух я! Утешало только одно: во-первых, я нашел одноразовые станки (буду спрашивать разрешенья, как же!), и – второе: рожа у меня была, вопреки опасениям, не черная, а красная, что, несомненно, гораздо лучше.

20.Послеутрие.

Кунак категорически отказывался объяснить, как я оказался у него дома. А, забыл еще сказать, что это какая-то съемная квартира, но, по-моему, очень приличного класса, с полной, абсолютно новой обстановкой. Зато он мне так подробно и так протяжно начал повествовать историю своего рода, его страны, причины появления в нашем городе, что я начал нервно поглядывать на часы и на сотовый телефон. Кунак спросил неожиданно, прямо в лоб (я не ожидал, что это у них так принято) – «Я тебе надоел?».

Поаплодируйте мне: я просто сказал ему, что где-то через два часа я буду уволен с работы. Он заморгал, задумался. Молодец. Встал, прошелся, вышел, пошуршал минут пять - десять и – вышел! Блин! В бабочке, в костюме «Не-знаю-от-кого» и говорит: «Сейчас мы едем к твоему шефу и я говорю, что делаю тебя своим торговым представителем. ОК?» Оторопев, решаюсь задать еще один дурацкий вопрос: «А запах?»

21.Маленький балаган.

Все-таки Кунак – не дурак. Оценив ситуацию, он вернулся в комнату, вновь пошуршал там какое-то время, и вернулся – да простят меня Боги, и ты – Господи, прости – уж чего я из спиртного не видел, не пробовал, но это было нечто. Кто не видел, тому не понять. Кто видел, тому не стоит и рассказывать. Где эти негры столько денег берут на такую дороговизну?!

 Пока я любовался столь уникальным предметом далеко не первой необходимости, коротышка притащил мне штук пять-шесть галстуков (на мой выбор). Честно говоря, мне было все равно, на каком из них мне вешаться, но учитывая презент (такой!) моему шефу от негритосского гостя, я выбрал наиболее нейтральный вариант: как вам понравится галстук огненно-красный, с черным черти-каким (прости Господи) орнаментом? Я выбрал его.

Все-таки Кунака правильный мужик. Надо будет спросить, чё он без бабы живет. Но да это потом. Перед выездом в офис он достал еще по пивку, мы выпили, покурили и – если я поехал сдаваться, он поехал, так сказать, презентоваться. Но! – что удивительно! – ведь чурбан чурбаном, а цветы для секретарши купил. И не дешевые. Лучше бы мне подарил. А я – ЕЙ. Той, что мимо меня прошла.

В офисе нас встретили с легким недоумением. Я – при галстуке, а со мной негр-недорослик в бабочке и с цветами. Тут же сунул их (я показал украдкой пальцем) секретарше, и хлопает ее по попе. Я оторопел. Пунцовая, та взглянула на дверь шефа. Наглая негритяка, невзирая на мои шаманские жесты, поманил меня рукой, и вошел к шефу в кабинет, торжественно доставая свой треклятый столетний презент.

Я вошел следом. В прострации и при галстуке. Шеф в полном обалдении только вытаращил глаза, и оттого просто указал нам на стулья. Кунак, не мешкая, представился: «Гопри – Топри – Мыр - …» дальше вы знаете. И протягивает визитку одной рукой. Другой – коньяк. «Друзьба», - нет, «Дужбба» или «Дудьба» - говорит он. Научился, блин. Мой шеф заворожено глядит на меня, на него, на коньяк и – спохватывается.

- Юлечка! Принесите нам, пожалуйста, лимончику и что-нибудь к столу.

Это он, сволочь, опасается, что мой негритос по-русски понимает, а так бы рявкнул: «Быстро сюда! Видишь, чё надо? – Так быстро отсюда и опять сюда с тем, чё надо!» Боится, гад, выгоду потерять. Юлечка прибежала быстро. Еще бы! С ее-то талией, да за такую зарплату! Но, видимо, шефу что талия, что секретарша нравится. Их дело.

Все-таки русские умнее негров. Шеф сказал, что хотел бы угостить дорогого гостя лично. Подошел к бару, поставил туда столетний подарок и достал обычный «XO». Нет, для меня, конечно, и это выше крыши, но – все же забавно. Забавно было и следующее: Кунак взял предложенную (целую) бутылку коньяку и предложил следующий тост (мы сидим, ничё не понимаем: ведь рюмки пустые, бутылка – закупорена, Юля вот только - только закуску принесла… Что за тост?). Итак, тост:

- У нас бедная страна, у вас – не только (или я совсем плохо знаю английский, или он опять хотел пошутить, потрясая при этом бутылкой. А у меня с похмелья аж сердце зашлось: ведь нельзя же так трясти, в конце-то концов!) - Я, понимая финансовые затруднения наших двух сторон, предлагаю бартер: менять бивни слона на бивни моржа. Причем, и слоны, и моржи должны быть взрослыми, чтобы не возникло недоразумений.

Бред какой-то времен перестройки, короче. Я уже даже сам забыл, что такое бартер, а схемы взаимозачетов для нынешнего поколения бухгалтеров – вообще тьма кромешная, а я ведь столько коридоров с ними оббегал.

- Один к одному, или по весу? – настороженно спросил шеф, недоуменно косясь на меня.
- Один к одному. И – один за всех.

Это Кунака открыл, наконец-то бутылку и начал разливать по рюмкам. Странный тост. Двусмысленный. Но мы выпили. Всё. Всё, что только было в баре у шефа. Когда мы перемещали свои тела вдоль стенок его кабинета на выход, я краем сознания заметил, что Юлечка усердно прячется за подаренным букетом. Я  тоже был бы не прочь там спрятаться…

Но завтра было завтра. И этим все сказано.

22.Что было завтра.

Блин, это же уже сегодня! И опять я не у себя дома. И что же Кунаку не спится, в конце-то концов! Разбудил тут спозаранку, кофе под нос сует. Я что, его дама сердца, что ли?

Дождавшись, когда я приду в себя, он принялся меня пытать, какие виды моржей у нас в области водятся, и какие лучше. Я все-таки идиот, что с ним связался, и вдвое, что привел этого мелкого придурка к шефу. Сами посудите: какие в нашей области, к черту, моржи! Разве что из тех безумных людей, любящих по холодку поплавать в полынье. Но, надо заметить, бивней у них нет. Я ему на это мягко намекнул. Кунак, подумав чем-то, ответил, что если в Африке слоны есть везде, то и в России моржи быть тоже должны почти что в каждой луже. Я задумался.

С одной стороны, объяснять ему, что Россия большая, - бессмысленно, он ответит, что Африка больше. Леший его знает, не мерил, может и больше. После этого мне в голову пришел совершенно дурацкий план: объяснить, что моржи живут в морях-океанах, ровно так же как слоны – только на суше. Когда он меня спросил: «А что, они в реках и озерах не живут?» - терпение мое иссякло. Я вспомнил про еще одного своего соседа по лестничной клетке, Максом  зовут. Ха, заодно еще и дома побываю, переоденусь.

А этот сосед у меня тоже уникум. Начнем с того, что он – студент. В его годы у меня квартиры еще не было. Так. Далее… Учится он в театральном и, когда я пытался ему читать свои стихи, он так мастерски меня передразнивал, что я сразу же забросил это дело.

Но сейчас он может быть полезен. Он – филателист. Тематика – животные всякие да водоплавающие, он про них мне все уши прожужжал. Молодой, но уже не совсем дурак. Я, к примеру, в его годы на девчонок заглядывался, а он – марки собирает. Короче, просто талант. И еще: объясните мне, какая связь между филателией и театром?! Ведь есть же она где-то, наверное? Но, на мой взгляд, это антиподы: ведь люди умеют жить как звери, а звери не могут играть как люди. Учиться надо. Друг у друга.

Сегодня обошлись без вчерашнего лимузина, на котом мы доехали до офиса, а жаль. Там такой барчик! А у Кунака я попросить постеснялся. Так, на сухую, мы и добрались до моего дома. Но не могу я так, насухую, да после этаких возлияний, мыслить! Мне пришлось сказать, что Макс без пива нас не пустит, всяко. Купили. Как говорят, к хорошему привыкаешь быстро, а к плохому – еще быстрее.

23.Макс.

Сначала мы зашли ко мне домой. Уух, как хорошо-то здесь, прохладно. А Кунак вдруг, как вкопанный, остановился возле стенки и смотрит на семейные фотографии. Признаться, я до сих пор считаю глупостью, что их развесил, но, почему-то мне все равно приятно. А он стоит и смотрит. Рот открыл, глаза круглые, потом обернулся на меня и тычет пальцем в прабабушкину фотографию.

 Дурак, что ли? На простой вопрос «Ты чего?» не ответил, но как-то сник. Сколько я его не пытал, уговаривал, - молчит, и все. Ладно, всему свое время. Затем, с внутренним содроганием, я повел его к соседу. Позвонил. Макс открыл. Елки-палки, я ж забыл предупредить, что со мной будет вот уж до такой степени «Маугли». Надо отдать должное соседу, увидев в моей руке пакет с пивом, он сразу отошел от шока, показывая жестом: входите мол, гости дорогие.

Начать разговор было сложно. Максимка разговаривал только по-русски, ну и еще чуть-чуть по-немецки. Мое подопечное – немного по-английски, а я уже и не то что разговаривать - думать устал. Вы пробовали, ну, хотя бы когда-нибудь столько времени подряд ненавидеть чужие языки?! Всем надо учить русский! Вот, к примеру, вы знаете как по-английски «морж»? А «бивень моржа»? (Хотя, у нас его называют клыком, да какая разница!) А у меня – стресс…


24.Марки.


Нет, не зря я притащил Кунака к Максу. У того оказалась такая коллекция с водными млекопитающими, что я даже растерялся, увидев, как эти два придурка, практически не понимая друг друга, пытаются что-то один другому доказать. Я не знаю, чем они там занимались дальше, и тихонько пошел пить пиво на кухню.

К счастью, мой сосед был не женат, а его подруга (стыдно признаться, но мне приходится звать ее просто «соседушка», когда мы встречаемся. И не обидно, пусть немного странно, но я вечно путаю, как ее зовут – то ли Маша, то ли Даша, пусть лучше будет «соседушка», и нехай она меня считает лучше дураком, чем маразматиком), была на работе. В отличие от этого оболтуса, она пыталась прокормить малую ячейку общества вполне достойно. Извините, но я скажу по-русски: - молодец, баба!


Соседушка заявилась поздненько, где-то за полночь. И как ее Макс не ревнует? А, их дело! Главное то, что эти чудики умудрились-таки вычислить, куда ехать за этими моржовыми бивнями.

Когда я зашел в комнату, соседушка еще не спала. Она тихонечко сидела в кресле и, абсолютно обалдевшая, пялилась на эту сладкую парочку, машущую руками. Они там что, размеры бивня друг другу показывают? Психи. Почему я не спросил у филателиста, как ее зовут? Я улыбнулся. Такой недоуменной улыбки в ответ я давно не видел. Вроде бы как вопрос: «Это че?!» Мне пришлось пожать плечами и сказать: «Это Кунак, это Макс». Вот ведь дурак, как будто она Максуда не знает… Взгляд соседушки стал еще настороженнее. Я ее понимаю. «Самое оптимальное решение – включить музыку!» - сама по себе родилась мысль. И я – включил. Первое, что попалось. Попался Том Вэйтс.

Ооой! Все три пары глаз встревожено уставились на меня. Да не волнуйтесь вы, это не я сбрендил! Просто жизнь такая… А вообще-то мне Том нравится, особенно в дурной компании. «Дурной», - не значит, что человек злой, нехороший или еще как. «Дурной» - означает, что он ищет то, что жаждет найти, совсем не там. Поэтому и дурной. По глазам Кунака я вдруг понял, что он тоже «Дурной», причем с большой буквы, и как-то слегка его зауважал. Нравятся мне такие люди, и все тут.

Скучно рассказывать, как долго еще Макс с Кунаком лазили по И-нету. Да уж, вот ведь, назовут такое: «Ищешь: И-нету».

25.Эврика 50/50.

Нашли, сволочи. Вы не поверите, но таки там столько много предложений! По-моему, столько моржей не бывает. Кунак просто воспрял духом. Особенно когда увидел фотографии (бивней или клыков, какая разница?) И – расценки. Приуныл. Видимо, понял, что договоренность с шефом 1:1 для него слегка не выгодна. А что делать? Видимо, в этой, блин Або-Буна или Або-Гуна (я путаю еще с Абрау-Дюрсо) слово – закон.

А слово должно быть за мной! Надо брать инициативу в свои руки, а то так можно и не у дел остаться. Поверьте, я был этому не рад. И я решил: если что, лучше ехать на севера, пока еще тепло, чем на юга, когда там пекло. На всякий случай подстраховался: попросил соседушку кинуть «орел-решка». 50 на 50. Хотя я уже все решил, но… Выпал герб России. С надписью: «Банк России» выпуклой такой, с хвостом. Издеваются они, что ли? Мне бы так улыбаться!
 
Однако наконец-то я снова дома! Правда, с нагрузкой в виде этого вездесущего пигмея, но все же. Посудите сами: где я, там и он. Хотя я уже начал привыкать, признаться. Первым делом я не стал бриться – все же на север ехать, вторым – сказал Кунаку, чтобы сварил кофе. Не все же одно только пиво пить! Потом позвонил шефу, мол, давай денег, ехать надо. Моему звонку он обрадовался, а я – не очень. Хотя… Деньги лишними не бывают, да и вообще я отчасти авантюрист. А на севере до сих пор ни разу не был. Что бы на халяву не скататься? Да еще в этакой компании, разэтакой.

Я опять почистил зубы. Себе. Первый раз. За три дня. Или нет? Ничего уже не помню, все перепуталось. Да и зубы белизной мне не ответили. Курить надо бросать. Но – потом. Ха, может их на бивни поменять? Да,…дурак. Зубы, говорят, лечатся, а вот мозги – увы.

Пообедав кофе с одной конфеткой на двоих, поехали в офис. Само радушие! В Одессе, наверное, сказали бы: «Чтоб я так жил и чтоб мне так платили!» Признаться, я чувствовал себя немного не в своей тарелке, - на тарелке были бутерброды с черной икрой, - красная уже не в счет, какие-то еще рыбно-мясные закуски, ну, и конечно, опять… И зачем ему эти слоновьи бивни, блин! Но бутерброды хорошие. Нет, вот я, к примеру, уже лет пять черной икры не лопал, и голод проснулся. А этот черный Карлсон (надо будет его переименовать) сожрал уже полтарелки, почти ничего не выпив. Явно нерусский человек.


26.Судьбоносная.


Итак, мы летим завтра. Сначала – на самолете, потом – на вертолете (и это с негром-то! Пилоты, боюсь, из-за гипертрофированного чувства юмора нас все-таки где-нибудь когда-нибудь… Прости, Господи, и сохрани). Нас и их, гогочущих придурков. Как будто бы мне легче?! Болтанка до умопомрачения, и никаких поселений внизу, если не считать сараюшек, над которыми мы зависли.

Это был Айякол, или Айяукол, или еще как так, но – смешно. Смешно, если бы не было холодно. Даже Кунак радикально цвет поменял. Ну, просто Блэйд недорощенный! Дальше был вездеход и аборигены (я у них прошу прощения, название народа не записал, а потом – забыл). Хочу похвастаться: если за самолет, за вертолет мы платили живыми деньгами, туточки – ха! – я взял в городе две канистры спирта. Одну всучил Кунаку, другую взял себе. И, если вы сможете договориться заплатить за 200 километров пути по тундре до моржового лежбища за десять литров спирта, то мы с вами – коллеги.

27.Север.

Когда мы на второй день пути наконец-то доехали до поселения (условно-досрочно-поселения), было уже холодно даже для меня. Кунак смотрел на меня искренне растопыренными глазами. «Это лето, щас тепло», - радостно издеваясь, хотел я ему сказать. Но - побоялся. Вдруг там, в Африке, будет жарко. Палка – она ведь о двух концах.

Поселенцы были крайне дружелюбные: два мужика неизвестно какого возраста, куча баб с детишками. Но! – на меня они уже не смотрели. Сперва это, конечно, шокировало, но потом я увидел Кунака, несущего канистру, и все понял. Им точно было не до меня, и даже не до него. Может, оно и к лучшему? Нас с моим (уже – приятелем) и двумя вездеходчиками разместили в самой большой юрте, - или яранге? Ну, о вездеходчиках особо: оба местные жители, но зовут-то как красиво: одного – Павел, другого – Даниил. Это вам не олень чихнул. Глобализация, однако.

Обогревшись у очага, заметили, что за нами подглядывает какой-то пацан. Позвали. Он радостно зашел, радостно поклонился (что за радость: геологи, что ли?), и проговорил, как бывало раньше, в пионерлагере на построении: «Старррейшина пррросит позволения пррройти к дорогим гостям!» Вездеходчики, видать, к такому привыкли, а мы с Кунаком переглянулись. Недоуменно. Это кто ж у кого в гостях?

Но что ж делать – я важно встал, выдержал паузу и, проигнорировав присутствие мальчика, крикнул, - «Ну, входи же, уважаемый!» Уважаемый, недолго думая, и недалеко ходя, вошел. Подслушивал, наверное, у входа, редиска. Его имя было намного сложней, но я хотя бы попытаюсь его перевести. Вы знаете, что значит «Ыплыкытыт»? Елки-палки, вряд ли в каком-нибудь другом языке найдется слово с таким большим количеством букв «Ы». Оказывается, оно означает орудие для ловли гусей в период миграции.

Наверное, чтобы у него было больше гусей, родители его нарекли «Ыплыкытын»  – то бишь, ловец гусей. Бог ему в помощь. Я сразу спросил: можно ли называть его «Павлик»? Он радостно закивал головой, поглядывая на кружки. Что ж, мы с мужиками не дураки, поняли. И, так как у нас еще осталась целая канистра спирта, создалось впечатление, что в этом чуме мы можем жить хоть целый год. Но в мои планы это явно не входило.

28.Бизнес.


Вы когда-нибудь слышали про доллары? Наверное, даже видели, и в руках держали. Павлику отчего – то эти бумажки нужны были позарез. Он прослышал, что доллар в сотни раз больше рубля, чему я, признаться, был несказанно рад. Дело в том, что, движимый каким-то -  десятым? – чувством, я сотню долларов привез по одному. Под недоуменные взгляды моих собутыльников, я начал объяснять суть существования мировых валют, их роль в товарообороте, чем окончательно заворожил захмелевшего после несчастной первой половины кружки Павлика.

Но! Смущало одно обстоятельство. Видать, Кунак все-таки насобачился немного по-русски, и теперь, глазами и жестами приглашал меня к выходу. Сволочь! Оказывается, он неплохо знал русский язык и до этого, редиска, в Москве учился. А я-то, дурак, все думал, что у него глаза такие хитрые?!

Он потребовал с меня 50%. Я смотрел слегка отупело: ты, елки-палки принц, так что, папу хочешь обворовать? Мы на всякий случай опять перешли на английский. В конце концов порешили так: что я решаю в России, это – мое, что он там – ну, то его.

 Хотя хотелось бы чуть-чуть отъесть и от Африки. Вот так вот дружно мы с моим другом Кунаком пописали. Зато - выступили общим фронтом: один бивень – один доллар. Дурдом, конечно, но я был немного обозлен. Че он раньше не сказал, что меня понимает? Нет, в Африку я точно поеду, и там все свое отобью. Из спортивного интереса, а не корысти для. Павлик согласился – за один клык либо доллар, либо тыщу рублей. Ответ был прост: либо тыщу, либо полдоллара. Павлик купился, но за большие потребовал-таки по целому зеленому.

И потянулись к нам нарты за долларами да за спиртом, везя вожделенные моим шефом и Кунаком бивни (то бишь – клыки). Все были довольны, кроме меня. Если у кого-то совести уж совсем с червячок, то у меня она разрослась в целую Годзиллу. Эх, зря, некстати, вспомнил я о жене. При виде ее Годзилла в моей душе просто подохла от ужаса.

 И все же, не до конца задавив в себе муки совести, я повелел загрузить вездеход, и возвращаться обратно, щедро оставив полканистры спирта местным жителям. Они были в восторге. При баксах, да еще и с выпивкой! Ляпота. А совесть все равно мучила.

29.Что делать?

В сухом остатке нам с Кунаком досталось по  десятку тысяч долларов, не считая, конечно, вожделенной зарплаты и премиальных от шефа. Живем! Смущало одно: а не надумал ли меня кинуть этот отъявленный напарник? Почему он делал вид столько времени, что по-русски ни бельмеса? И, вообще, может он никакой не принц, да и про эту Каабу-Герну тоже наврал? А сам родом из Эфиопии, или ЮАР, или… Все страны Африки перечислять не буду.

Сидит рядом, гад, улыбается. Я тоже улыбаюсь, даже подмигиваю. Хорошо хоть, в вездеходе по тундре не трясет, не то, что в вертолете. Достав фляжку с разбавленным спиртом, глотнул, и, протянув ее Кунаку, сказал: «За победу!» Он тоже глотнул, скривился и выдавил из себя: «За нашу победу!» Вот ведь сволочь, подумал я, забирая флягу обратно, и это знает. Но, с другой стороны, слишком уж нагло себя ведет, может и доиграться: я обидчивый.

Или это игра на то, кто кого переиграет, либо он все-таки принц. Я понял, что мне просто таки необходимо подстраховаться. Расскажу шефу правду. Но – не всю. Одно дело, если – (блин, только на него взглянул, тот затянул какую-то свою аборигенскую песню. А я-то думал, что заунывные песни только в России поют) – если, - перестав слушать его галиматью, если. Как же он мне мешает!

Пришлось опять протянуть ему фляжку. Все же рэп, к примеру, и тот лучше, чем это завывание. Хотя раньше я думал, что хуже рэпа может быть только комариное жужжанье ночью. После глоточка он столь же воодушевленно, но чуть побыстрее, опять принялся что-то петь. Нагло перебив его, пришлось спросить, - «Ты, когда в Москве учился, что пел?». «Помню Новый год, - говорит, - холодно, как сейчас, только тундра вся в елках».

Тут пришла моя очередь делать большие глаза: «Это как?». Оказывается, их зимой вывозили на турбазу в лес. Тундра в елках. Сам он тундра! А разучивали они там – ха!- «В лесу родилась елочка». На мое возражение, что лес – это где деревья растут, он мне со снисходительной улыбкой возразил, что, если холодно, значит – тундра. И начал петь: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла…» Оба вездеходчика обалдело обернулись: мол, у кого это из нас крышу снесло? А, дурить, так дурить! Я подхватил: «зимой и летом стройная, зеленая была». И тут же оборвал себя, одновременно пихая Кунака. Молчи, мол! Он, вроде, понял. И перешел на художественный свист, скотина. И что мне с ним делать?

Я опять достал фляжку – а она у меня большая, не сувенирная какая-нибудь, - и сунул под нос этому музыкальному террористу. И добился-таки своего! После пары глотков он прикрыл на своей наглой морде свои невинные глаза и уснул.

30.Пересадка.

Наконец-то мы добрались до зачатков цивилизации. Возле барака стоял вертолет, накрытый тентом, а в бараке присутствовала рация. Сотовый здесь еще не брал. Но тут возникла проблема. Паша с Даниилом наотрез отказались перегружать эти бивни, - тьфу, клыки, в вертолет. Дай за работу спирт, конечно, поможем, а нет спирта – не хотим помогать.

Едрена-матрена! У них и так целая канистра, куда им еще?! А нам с Кунаком тоже что-то делать руками совсем не хотелось. Я пошел в барак, разведать, как там и что. После свежего воздуха тундры и затхлости вездехода это утлое строение мне показалось золотой серединой. Тепло, не укачивает, даже электричество, и то работает. Мужики сидят, чай пьют. Бородатые. Впрочем, я тоже с бородкой, а уж Кунак тем более. Сделав улыбку поозорней, здороваюсь. Ну, что же делать? Спирта нет, бивни переносить надо, лететь надо. Неужели придется самим таскать?

После чашки чаю с сушкой закинул удочку: мол, такая вот проблема, чё делать? Все-таки хорошие у нас люди, отзывчивые. И любят менять шило на мыло. Прознав про наш с Кунаком «ченч», они предложили: три бивня слона за один бивень мамонта и их погрузку. Я предложил два бивня, но мне дали добавки – небольшую резную фигурку из бивня того же мамонта, как презент. Я согласился. Жадина.

31.Вертолетчики.

Обиженные до глубины души, Павел с Даниилом топтались у вездехода. И чё им еще надо? А веселые вертолетчики с диспетчером и метеорологом грузили добычу. Кстати, добавив туда под мое честное слово и бивень мамонта. Фигурку из кости я решил не светить. Сунул в рюкзак, предварительно упаковав, и все тут. Мое это, честно прикарманенное.

Вылетели утром. Где-то в течение часа меня мучил вопрос: а как мы будем перегружать это хозяйство из вертолета в самолет? Опять бартер? Но тут, слава тебе, Господи, зазвонил сотовый. Вслед за Табаковым мне захотелось закричать: «Ура! Заработало!». На связи оказался шеф. Вот и незачем теперь самому голову ломать. Обстоятельно доложив обстановку, я пояснил нашу небольшую проблему.

И все-таки шеф у меня не всегда злой, иногда даже добрый. Он пообещал, что сейчас же даст поручение, чтобы заказали билеты и контейнер, оплатили, а уж местные авиаторы свяжутся со мной сами. Я, улыбаясь, подмигнул Кунаку. Тот зачем-то показал большой палец вертолетчикам и тоже подмигнул. Те помигали нам в ответ. Прямо дурдом какой-то.

32.Аэропланные страдания.
 

Я плохо разбираюсь в самолетах, но при виде этого раритета что-то защемило сердце и захотелось срочно ехать отсюда на поезде, пускай даже и в плацкарте. Конечно же, мне позвонили, уложили груз в специальный самолетный контейнер, но зачем же так шокировать пассажиров?! Тем более, что один из них – русский. Среди пассажиров там были и золотодобытчики, как я понял по разговорам в буфете, и геологи, ну а мы с Кунаком, видимо, так, для комплекта. Кроме меня с ним, похоже, никто лететь не боялся. Привыкли, что ли?

Вы когда-нибудь ездили на «Жигулях» этак 80-го года выпуска с бомбилой? Если да, то представьте себе, что к этой консервной банке приделали консервные крылышки. Когда Кунак при взлете, посинев, закрыл глаза, я тоже решил закрыть. Какой у меня был цвет лица, не знаю. Через минут сорок предложили покушать.

 Есть мне окончательно и бесповоротно не хотелось, но надо же получить компенсацию за стресс! Из съестного нам подсунули кусок курицы с рисом, любезно наградив при этом ложкой, и кусок хлеба. Хорошо хоть, что не один на двоих. А то бы какая-то тайная вечеря получилась. Из выпивки была только минералка. С градусами. Комнатной температуры. Я попросил чай, Кунак – кофе. Но ему тоже принесли чай: кофе не было.

Нееет, на северах было всяко лучше. Аппетит, похоже пропал только у нас. Мужики – опять бородатые и веселые! – громко смеясь, разливали взятую с собой водочку, не брезгуя при этом принесенной курочкой. Поймав мой завистливый взгляд, один из них сказал, показывая на себя пальцем: «Серега». Ну, ладно, я тоже ткнул себя в грудь и, поскольку в этой жестянке было шумно, прокричал: «Влад». Потом показал на своего напарника и представил его: «Кунак». Кунак обернулся на меня и заморгал, - дескать, чё надо?

Я в ответ показал ему пальцем на попутчика и говорю: «Это – Серега». Серега, - добрейшей души человек, - протянул нам стакан с водкой леший знает какого розлива: угощайтесь, мол. Ну, на безрыбье и рак – рыба. А то эту снулую курицу с чаем что-то неохота. Он тоже поднял свой стаканчик и произнес весьма примечательный тост, - видимо, так как мой подопечный его заинтересовал больше, чем я, - и, вот только послушайте, что этому чудику пришло в голову: «Кунак – friend, very good, Серега - good, Влад - good too».

Ну почему меня все обидеть норовят, даже того не желая? Ответив: «За нас, за наше здоровье!», я опрокинул положенную мне половину стакана и отдал остальное Кунаку. Занюхал курицей. Есть ее до сих пор не хотелось. Это после такой рыбы-то, что мы у аборигенов лопали! И откуда они здесь эту курицу берут?! Еще бы ананасов предложили.

Несмотря на Серегины старанья, долетели мы еще вполне адекватными. Вот что значит курица.

33.Очередные осложнения.


Шеф встречал нас лично. Морда бритая, лощеная, после наших северян хочется плюнуть, - ну баба просто какая-то. Стоит, лыбится. Сразу повел нас на контейнерный терминал, смотреть, что мы привезли. Даже не покормил. Ан нет, - он все же сохранил в себе остатки человечности. В терминале нас ждал стол. Пока контейнера сортировали, да наш искали, нашли, распечатали, я вдоволь успел наесться суши с сашими и прочей белибердой. На мой взгляд, строганина лучше.

Вы бы видели, как у шефа затряслись руки при виде бивня мамонта! И – остального! Бивень он сразу решил оттащить в машину. Я, проклиная свою глупость, встал на его пути. «Ты чё?» - опешил тот. Мне пришлось собрать все внутренние силы, чтобы ответить, что этот бивень находится у меня лично на ответхранении до тех пор, пока бородачи не получат три обещанных слоновьих бивня.

Шеф в недоумении посмотрел на меня, потом – на Кунака и, плюнув, сунул мне бивень в руки, и уехал. Даже не попрощался. Прощай, премия. Судя по глазам, эта неблагодарная черная образина все поняла. Сочувственно взяв меня за рукав, он повел меня обратно к столу. Благо, грузчики есть, бивни переносят, а вот мне-то что с этим бивнем на руках делать? Присел за стол и задумался.

 Возможно, чтобы меня утешить, Кунак пообещал мне подарить на родине тотемную маску их рода. Вот ведь, блин, подарок! Что, на стенку повесить? Так ведь мне и эта-то физиономия еще долго будет сниться. Вот сидит, пялится на меня – обрадовался, нет? Я обрадовался: не обижать же человека. Вдруг это дорогой подарок, вроде как у нас крестиками поменяться. Может он мне брататься предлагает? Так ведь могу и принцем стать. Боже упаси.


34.Мамонт.

Кто придумал выражение: «Вымерли как мамонты»? Почему не как саблезубые тигры? Нет, у меня точно уже бзик на зубах, клыках и бивнях.

Бивень в камеру хранения без страховки и ветеринарной карточки ни в какую не принимали. В банковскую ячейку он тоже не влезет. Мы шли по городу, я терпеливо нес бивень, но грустили оба. А что, если? Я резко остановился. Кунак, наверное, метров 30 прошел, прежде чем заметил мое отсутствие. Присев на ближайшую скамеечку, я положил себе бивень на колени. Кунак осторожно присел рядом.

Помолчали. Я поглаживал рукой бивень, а это чучелообразное, скалясь, глазело на девчонок. Тоже мне, мужичок-с-ноготок! Но нас обходили стороной не только девчонки, но даже и милиционеры. Еще бы! Бородач белый с бивнем в руках и бородач черный. Колоритно, но непредсказуемо, и кто знает, что у них на уме. А на уме у меня было следующее: «Все-таки редкостная я редиска. Вспомнил через лет, наверное, десять про своего старого товарища, который работает в краеведческом музее. Агаа. Эврика».

Я резко поднялся и сказал Кунаку, что мы идем смотреть целого мамонта. Видели бы вы его взгляд! Только на выкате. Но он тоже встал и пошел вслед за мной. Молча. С бивнем и Кунаком мы дошли до музея минут за десять. Если бы не Кунак, дошли бы быстрее. Мне то и дело приходилось оборачиваться, пугая прохожих невольным, вслед за плечами, разворотом бивня. Честно говоря, меня это забавляло. Ну и парочка.

Леха…Леха. Как же его фамилия? Вот приду я сейчас в музей и попрошу Леху… Нет, что за напасть! Какая-то простая, то ли Рабинович, то ли Абрамович. Запоминающаяся. И отчество тоже запоминающееся. Э, да ладно, где наша не пропадала! Тем более, что до музея мы уже дошли.
 
Я мотнул головой Кунаку, чтоб тот дверь открыл и придержал: все-таки бивень-то большой. Подошли к охраннику, поздоровались. Прошу прощения, но охранник просто охренел, на нас глядя. Не теряя зря времени, ему вопрос: «Алексей Маркович у себя?» «Алексей Гершевич?» - переспросил тот. «Ну, зови!» - кивнул я. Тот, потыкав кнопочки, и сказав, что «тут к Вам эти», уставился на нас, вытягивая шею, дескать, чё сказать-то? Я решил поиздеваться и просто махнул рукой. «Свои», - неуверенно сказал охранник.

Леха подошел через пару минут. Сначала уставился на бивень, потом – на Кунака, потом – на меня и, наконец, на охранника. Выбирал, видимо, кто из нас «свой». Его взгляд опять остановился на бивне. Наверное, это было ему ближе. «Леха!, - чтоб отвлечь того от праздного созерцания, произнес я. - Познакомься, это мой друг – Кунак, - тычу я пальцем в белозубую бороду. - А это -  охранник», - издеваться, так по полной.

В глазах у Лехи промелькнуло узнавание, вернее, сначала его тень, а потом вырвался крик (бывает и такое, что глаза кричат вместе с голосом). «Влад! Ты?!». «Чё орать-то, посетителей распугаешь. Видишь, вон экскурсия идет», - невозмутимо ответствовал я.

По дороге до его кабинета я наслушался столько специфических национальных ругательно-ласковых эпитетов, что даже слегка позавидовал евреям: у всех народов они берут самое лучшее. Вот и у нас нашли, что взять. Зайдя в кабинет, я торжественно, с облегчением, положил бивень на стол. Демонстративно по-английски попросил у Кунака дать Лехе визитную карточку. Тот как-то совсем по-деревенски, хлопнул себя по лбу и, извиняясь, протянул хозяину визитку. Леха был непроницаем: видимо не знал, что мы от него хотим. Но потом, спросив, что именно мы будем пить, направился к барчику.

«Ээ! – остановил я его, - Постой, мы с Кунаком выберем сами». Нагло оттерев его от собственного бара, открыл. Странно, даже на ключ не закрыт. Что-то непохоже. Да… Тут не только XO не пахло, вон только VSOP полбутылки. А это что, в глубине? «Чивасик» пятнадцатилетний! Так, иди же сюда, милый! «Ты что, столько лет меня ждал?! - нагло спросил я, потряхивая вискариком, - Леха,  давай стакашки, разговоры будем разговаривать». Видимо, последняя фраза вернула музейщика из полной прострации к тотальной действительности. В лице меня. Самостоятельно дойдя до шкафчика, он достал три стаканчика и, что самое главное, водички не забыл. Ай, молодца!

Разливал Кунак, говорил я. «Слышь, Лех, давай выпьем по двум поводам: за встречу и за знакомство». Леха опять взял в руки карточку, пошевелил губами, но говорить ничего не стал. Видимо, на этот «Кыш – Пыш» тоже плюнул. Вот что значит отечественное воспитание! Невзирая на национальность и возраст. Вот и Кунак тоже про свое «Кыш - Мишь» уже давно не вспоминает, и правильно делает.

Пригубив, я приступил к делу. Подмигнул Кунаку, чтобы слушал и помалкивал, заявил, что наш уважаемый африканский гость очень-очень хочет осмотреть скелет мамонта, уж так сильно он его интересует. И сравнить с бивнем, что лежит на столе. Самопровозглашенные палеонтологи по моей команде заинтересованно закачали головами, закатывая глазки. Быстренько дохлебав из стаканчиков, мы пошли наслаждаться скелетом мамонта. Да… Что-то он за последние лет тридцать совсем не изменился. Скучно, наверное, ему тут одному.

 Ткнул Кунака в бок, чтобы тот открыл рот от восторга. Он понял и открыл. Я тоже начал бродить вокруг мамонта, размышляя, что же мне все-таки на самом деле хочется. С одной стороны, хочется приключений. Да, каюсь, засиделся я в офисе! С другой – денег, хотя мне их и в офисе хотелось. С третьей и, возможно главной, мне хотелось бивень. Уж очень он мне пришелся по душе, особенно, когда я его наглаживал на скамейке.

Решено! Воскликнув: «Ах ты, елки-палки! Надо же срочно позвонить! Слышь, Лех, давай к тебе в кабинет, оттуда позвоню, а наш друг пусть тут на мамонта любуется». Кунак вроде опять все понял. Леха тоже. Нехорошо, конечно, обманывать всех подряд, но уж очень я с этим бивнем сроднился, да и если никто ничего не узнает, все будут довольны. Так что я почти что чист.
 
И я предложил нашему уважаемому Гершевичу сделку. Он делает мне справку, что бивень мамонта с таких-то времен, в идеальном состоянии, а я за это ему даю денюшку. 100 долларов. Он возмущенно обвел кабинет глазами, взгляд остановился на «Чивасе» и, видимо, решив, что мы только выпили на столько, резко заявил: 500! Я положил на стол 200, сказав, что это – все, и предложил выпить за дружбу.

Нет, и чем я не еврей! Ведь все равно сдеру с шефа за экспертизу. Теперь главное убедить Кунака, что мне нужен еще один бивень слона для проведения экспертизы. Вот его-то я и подсуну дорогому начальнику вместо вожделенного бивня мамонта. Зато – с заключением экспертизы. Пусть хвастается, мне же проще. Полагаю, сбыт бивней слона он поручит тоже мне, так что… Если когда-нибудь и поймет, - что сомнительно, - что у него не бивень мамонта, вряд ли станет поднимать шум. Ведь он же его демонстрировал десяткам высокопоставленных людей. Уберет в кладовку, на крайний случай. Ладно, будущее покажет.

Пока я размышлял, моему напарнику вискарика осталось не так уж и много. Только запах. Пусть помечтает.

35.От-бытие.

Отпросившись у Лехи в туалет, я вернулся в зал с мамонтом. Мой негатив пялился на его (или ее) хвост. Точно, совсем уж сбрендил! Понятно, конечно, столько времени без баб тяжко, но чтоб на мамонта заглядываться…

Внутренний голос возразил: «А ты что сегодня наглаживал? И что ты хочешь себе оставить?» Ооох, не было жизни в ЭсЭсЭсЭре, и это тоже не жизнь. Тут либо думаешь, либо живешь. Оба варианта практически несовместимы. Посудите сами: если начинаешь жить, нет – Жить! – мозги уже не нужны, за тебя думают другие, и наоборот, - стоит задуматься, - так и жить не хочется.

Эти псевдоразмышления ни в коем случае не стали поводом для пессимизма: во-первых, я приобретаю очень нужную ненужную вещь. Далее, я развлекаюсь. Потом, заявив Лехе, что я не очень-то тороплюсь и у него на экспертизу хоть целый месяц, избавился от лишней головной боли. Не нужно думать, где я буду хранить все то время, пока я в Африке, столь понравившийся мне, - ну, не скажу, что артефакт, - но вещь, которая мне пришлась по сердцу. И, вообще, может я в прошлых жизнях мамонтом был! И, конечно же, маленький шкурный моментик: храниться он будет на халяву. Ох, и люблю я это слово! А шеф пусть холит и лелеет бивень слона. Будет знать, как бухгалтеру недоплачивать.

Через два дня мы отбыли в Африку. Летели какой-то экзотической авиалинией с почти симпатичными кучерявенькими стюардессочками. Самолет мне понравился. Айрбас номер какой-то. Зато еда… Выбор был прежний – мясо, курица, рыба (тунец). Тунец я вообще не перевариваю, мясо не хочу. Видимо, из упрямства опять заказал курицу. Та же песня!

Они что, специальную породу кур для всех авиакомпаний мира вывели?! Но это же на сухую есть никак не- возможно! Тоскливо переглянувшись с Кунаком, - а он тоже взял, глядя на меня, курицу, решили взять водочки. Он настаивал на виски, но я решительно отказал, аргументировав тем, что виски и в Африке можно купить, а вот «Столичную» - вряд ли. Довод подействовал. Нескоро, конечно, часа через полтора-два. Кудряшка заснул. Все-таки какие-то они слабаки.

36.При-бытие.

Когда мы приземлились, было, похоже, самое пекло. Это осенью-то! У нас, поди, дожди, люди картошку собирают. Невольно вспомнились студенческие годы: дождь со снегом, ты весь мокрый, дрожащий, а собирать надо. Хотя, когда пальцы уже просто не гнулись от холода, эту картошку мы просто втаптывали в жирную грязь. Втихушку так, чтобы бригадир не заметил. Мол, не было тут урожая, и все тут! И, как я вполне обоснованно полагаю, так делало не одно поколение студентов. А они еще нам твердят про кризис продовольствия!
 
Ладно, пора на выход. Растолкав все еще спящего Кунака, говорю, что мы на месте. Он подозрительно хитро заморгал глазами. Неужели опять?! Да, оказалось опять. Мы прилетели, - черт, ё-моё! – знает куда, и до его вожделенной родины дня два на грузовике. Это же просто подарок судьбы! Заодно и по Африке покатаюсь, глядишь и зеброчку или льва какого-нибудь за хвост потаскаю.

 По моему взгляду этот недомерок, кстати – да! и недоумок! – все же понял, что лучше пока помолчать, а то придушу. Вот все закончим, и придушу. Браконьер черномазый! Бивни ему подавай! Моржей и так мало осталось, а теперь еще меньше, так ведь нет, хочет, чтобы и слонов не осталось?

Все что я пытался сказать вслух, конечно же, в первую очередь относилось ко мне самому. Проклятая Годзилла! Да, мучает меня совесть, ну мучает она. А что делать? Попробуйте-ка посидеть за отчетами часов по восемь – девять – десять в день и поймете, что значит пусть и относительная, но свобода.

Меня вывел из жесткого, я бы сказал безжалостного депрессняка мой чернокожий брат. Оказывается, все уже вышли, лишь мы с ним вдвоем сидим и пялимся в пустоту. Я напрямую, ну а он, видимо, посредством меня. Заразно это.


37.Поездка туда, не знаю куда.

Это была та еще машина! Не уверен, что она участвовала во Второй мировой, но – «Мерседес». Естественно, грузовик. Я такие в кино как-то  видел. Здоровый, рычащий, и облезлый до степени камуфляжа.

И зря эта бородатая бестия пытается меня убедить, что так и дешевле, и – безопаснее. Если бы не внутренний голос, я, конечно, отказался бы. А он, гад такой, постоянно подначивал меня: « А где же ты еще такого экстрима хапнешь?» Я и сел за руль. Таак, три передачи. Гидроусилителя, конечно нет, но – где наша не пропадала?!

Кстати, в стоимость двухнедельного проката входили еще пустые канистры для бензина и ружье с патронами. Хозяин раритета объяснил, что можно охотиться и на львов (тут он рычал), говорил –  «пух!», на зебр, рисуя на себе воображаемые полоски, и еще на кого-то рогатого. Мне было все равно, лишь бы зверюги не бодались и не кусались. А мы как-нибудь мимо проедем. Это вам даже не Сибирь.

Осознание данного факта пришло ночью: везде что-то или точнее кто-то шуршал, рычал, бегал, завывал. Я все-таки не зря лег спать в кабине. По-моему это безопаснее. А Кунак был в кузове. Блин, а вдруг его кто-нибудь за ночь сожрет? Надо было ружье ему отдать. Но он лишь улыбнулся и рукой махнул. Спокойных снов, дорогой товарищ.

Следующая ночь прошла проще. Хотя Кунак опять не взял ружье. Зато у меня болели руки и спина. Что сказать: фашисты, они и в Африке фашисты. Руль крутился с трудом, передачи переключались через пень-колоду, педали жесткие, мука сплошная. Зато спал я крепко, не чувствуя ни рук, ни ног, не слыша воя-рыка-лая. Кунак, по его словам, будил меня минут пять. Да… Я уже так привык к его физиономии, что даже не испугался, увидев над собой это извращение над человеческой природой.

38.Он сказал: приехали.

 Это был забавный городок, почти как из вестерна. А еще – пара-тройка странной архитектуры пятиэтажек, и – все. Но – нас здесь ждали. Радостно так, непосредственно. Мы вышли из машины возле дворца. Удивительно, но оказалось, что Кунак повел меня сначала не к папе, во дворец, а к верховному мудрецу, что жил напротив.

 Тот, видимо, уже знал о нашем прибытии и, ничтоже сумняшеся, протянул нам, - с поклоном! – две ритуальные маски. Что с ними теперь делать? Обозленный голосок внутри советовал напялить маску на эту блаженно улыбающуюся черную физиономию. Но я с поклоном принял одну, Кунак – другую. А вы как бы на моем месте поступили? Тут я вспомнил про бартер, или, в данном случае, про взаимовежливость. Начал рыться в сумке. Что же ему отдать? Матрешек я как-то не взял, балалайки тоже, а человека отблагодарить надо. Я просто чувствовал кожей, что надо.

Моя сумка меня не подвела. Когда я бываю на озерах, собираю красивые камушки. Они были в боковом кармане. Я их выгреб и с легким поклоном протянул пригоршню  жрецу. Кстати, как его там зовут? Тот, как ни странно, принял мой дар с энтузиазмом – каждый камушек вертел-вертел, на просвет смотрел. Как дите малое, ей богу.

То есть, вроде меня самого: я тоже камушки люблю. Особенно, если их намочить, они обретают такие незабываемые цвета! Эх, вам не понять. А этот местный шаман, похоже, понимал. Посмотрел на меня с уважением и произнес: «Кыша – Мыша – Гунага». Что, опять Гунага? Я ткнул пальцем в своего напарника и спросил: «Гунага?» Тот радостно закивал головой, обвел руками все вокруг и торжественно произнес: «Гунага!»

Ух. Подумав секунду, я встал, показал на предполагаемый север, и не менее торжественно ответствовал: «Владлен Иванович!» Пусть язык сломает. Видимо ширина моих разведенных рук не слишком-то впечатлила жреца, но он открыл рот, улыбаясь, и собираясь что-то сказать, но, к моему немалому удивлению, был перебит Кунаком. Что за привычка - показывать пальцем? Кунак указал им на меня и сказал: «Влад». Потом на себя: «Кунак».

 Вы бы видели глаза жреца. Придя в себя где-то через полминуты, шепотом произнес: «Гунага». Как у них тут все сложно.

39.Освоение территории.

За время наших скитаний, многотрудных, но захватывающих, у меня выросла вполне приличная борода. Окладистая такая, рыжая. Не то, что у Кунака. Ну просто вылитый Троцкий, только черномазый. Но в данном случае она сыграла со мной злую шутку. На улице, когда мы уже шли к местному «Папе», нас окружила толпа детей и подростков. И всем до единого хотелось потрогать мою бороду. Кто-то щупал, кто-то гладил, некоторые даже дергали, бесенята мелкие. Особенно больно дергали девочки. Они что, клок моей бороды себе на память хотят оставить?

Так, слегка осчастливленные, мы и дотопали до дома папы Кунака. Перед входом стояли два негра с ружьями. Поклонившись, открыли дверь: «Заходите, гости дорогие!» Все таки у нас век акселерации: папа Кунака был еще мельче моего напарника. Кунак представил сначала меня, потом папу. Оканчивалось его имя, как вы уже, наверное, догадались, тоже Гунага. Все-таки не зря я прозвал Кунака Кунаком. Я бы в этих Гунагах точно запутался.

После обмена улыбками, я спросил у большого Кунака, можно ли называть его папу, ну так, для простоты, Великим Гунагой? Тот радостно закивал – мол, тому понравится.

Наверное, насмотревшись в детстве фильмов про индейцев, я поступил правильно: встав, я торжественно произнес: (Кунак переводил) «Великий Гунага! - король был вне себя от счастья быть названным таким именем. - Мы с твоим бесстрашным сыном совершили великий подвиг. Мы доехали до самого края света, мерзли во льдах, нас засыпало снегом». Интересно, подумал я, как его сынок меня переводит? Ведь его папик, по всей видимости, воочию этого всего и не видел. А, впрочем, вон в углу телик стоит. Хоть там-то наверняка показывали и если не наши севера, то хотя бы Канаду.

«И когда мы совсем замерзали в тундре, нас нашли местные охотники. Спасли нас, за что мы им обязаны до скончания века». У папы Кунака отвисла челюсть. Кунак снова покраснел. Сдерживается от смеха, сволочь. «А дальше мы пошли с Вашим сыном по Вашей воле, и по воле моего отца (эх, пусть шеф побудет пока моим отцом) охотиться на злых моржей. Они такие злые, что если б слоны плавали, один морж мог бы побить десять слонов». Кунак переводил, все больше краснея. Плохо это или хорошо?

Я продолжал свой эпос. «Мы убили их столько, что Белое море стало красным (ну откуда ему знать, где Белое,  где Баренцево?) от крови кровожадных хищников». Меня несло. «Но эти твари настолько живучи, - продолжал я, – что даже после смерти не оставляют души своих убийц. Даже местные шаманы не смогли нас вылечить. И теперь их души приходят к нам, требуя вернуть им их бивни. Что Вы, Великий Гунага, сможете нам посоветовать?».

Кунак стал совсем краснокожий, скрипел зубами, но так ни разу и не рассмеялся. Молодец! Гунага-старший торжественно встал и, обведя вокруг руками, произнес: «Гунага! Я дам вам в два раза больше бивней, чтобы духи моржей вас не тревожили. Отдадите им, когда вернетесь, бивни их братьев – слонов».

Вообще-то я к этому и стремился, но слонов как-то жалко. Опять проклятая совесть мучила. Покачав головой, ответил: «Великий Гунага мудрый, но я все же думаю, что моржей устроит, если мы к ним вернемся всего с четырьмя бивнями: два – для вашего уважаемого сына, и два – для меня. Они признают нас братьями, и перестанут к нам приходить со злом».

По-моему, мое предложение удовлетворило всех, даже сидящую во мне Годзиллу. Гунага-старший, по-моему, даже прослезился. Пристально посмотрев нам в глаза, вдруг повернулся и пошел в другую комнату. Я замер. Раскусил, что ли? Вернулся он минут через пятнадцать. И не один. За ним шли слуги. Двое несли какие-то балахоны, еще трое – маски. Мы с Кунаком встали. При полном молчании эти балахоны надели на нас, двое других отдали нам маски, третью маску один из слуг отдал Гунаге.

Церемониально подойдя ко мне, он произнес протягивая третью маску, причем на вполне приличном английском: «Эта маска для твоего великого отца, воспитавшего такого достойного сына, - и, не удержавшись, подергал - таки меня за бороду. Покачав головой, добавил с грустью: «Я всегда жалел, что у меня нет брата, но сейчас я обрел его. И мой сын отныне – твой брат, ты - сын. Это маска царей. Передай ее своему отцу. А сейчас – идите».

Да уж… Опять проснулась Годзилла. Я только-только начал предвкушать, что увижу шефа в маске, и чтоб он ее лет сто носил не снимая, а я его набившую оскомину рожу столько же не видел. Так, сопровождаемые охранниками и восторженными взглядами, два принца потопали в сторону дома. Сбылась мечта идиота.

40.Дома.

Несмотря на некоторую неказистость, дом у Кунака был неплохой. И даже  неважно, что на Рублевке он служил бы, наверное, сараем. А что касается  меня – очень даже неплохое жилище.

Все хорошо, если бы не служанки. И где он таких набрал? Высокие, длинноногие, грудастые, радостные такие все, как будто первый раз в жизни карамельку попробовали. И – безо всяких приличий. Даже без лифчиков. Жарко им, что ли? Кунак гордо смотрел на меня: мол, а тебе слабо?

Мне стало по-настоящему плохо. Ну, красивые же, блин! А у них тут в Африке СПИД, болезни всякие, даже подумать страшно. А мне страшно было даже на них посмотреть. И кто этих женщин придумал?! Очень и срочно захотелось охладиться. Жарко, да тут еще эти… Спросил у моего нового братца, где у него тут душ: жарко ведь. Хитро посмотрев на меня, коротышка взял меня под локоть, и через полминуты мы стояли у бассейна. И почему у меня нет бассейна? Я же уже принц!

Кунак скинул подаренную хламиду, и оказался в чем мать родила. Прыгнул в воду, обернулся, что-то крича. Не слышно. Я последовал его примеру. Хорошо-то как! Прохладная водичка, пальмы кругом, и никаких комаров. Но они прилетели. Точнее, пришли. Это были обнаженные служанки. Одна с визгом плюхнулась рядом со мной, вторая… Я уж и не знаю. И вообще, пусть в Африке тоже будут рыжие дети.

41.Три дня.

Оказывается, мой брат не так уж хорошо разбирается в математике. Когда приносили бивни, подсчет их количества и запись размеров он поручил мне. А сам… Эх, ладно, я тоже не без греха. Так в сладком дурмане и прошли три дня. За это время я набрал достаточное количество товара. Жаль, что торговался не я, а то наверняка бы еще что-нибудь, да спер. Хотя бы эту Машу.

Я ее Машей назвал. Просто не вмещает мой скудный мозг сложные имена! Понравилась она мне, хоть и поговорить толком не получилось. Даже странно: пытается говорить на английском, даже книжку вслух адекватно читает, а все равно непонятно, что сказать хочет. На утро четвертого дня, когда мы загрузились под завязку бивнями, масками и прочей экзотикой, - я с помощью Маши купил еще несколько безделушек, - настала пора ехать обратно.

 Я как-то невзначай спросил у Кунака – может, мы и Машу с собой возьмем? – тот, покачав головой, сказал, что пока нельзя. «Почему? Что мы, ее в России не прокормим?». – расстроился я. «Да прокормим, конечно, - ответил мой друг, - просто пойми, что она – моя вторая жена. Любимая. И я не хочу отдавать ее тебе насовсем».

Я оху…л. Я охр…л. Я офигел.

Но чувство юмора все-таки взяло свое через минуту. Помолчав, я якобы грустно спросил: «А хоть пару раз в год можно?» Чему-то обрадовавшись, Кунак ответил: «Конечно! Для тебя я и первую отдам!» И начал инструктаж: «Ты», - говорит, - «главное, их вместе с собой не ложи в постель, они этого не любят. Извини, у нас еще не Европа. Но уж что поделать». А затем вдруг грустно улыбнулся: «В следующий раз заберешь». Елки-палки, я, оказывается, вообще живу в Средневековье. Да на костер за такие дела надо, на костер! Хотя… тут и так жарко.

42.Дорога от дома до дома.

Попрощавшись уже с каким-то другим чувством еще пару раз с Машей,  начал одеваться. Нет, вы только представьте себе мое состояние! Я думал, у меня вообще после заявления Кунака ничего не получится. Но жену, признаться, он выбрал себе что надо. Она даже расплакалась, поняв, что мы уезжаем. По кому она плакала? Уезжая, вспомнил хороший фильм - «Сеньор Робинзон и его Пятница». Как же похоже! Не то что грустно - больно.

Но я ехал и ехал, благо Кунак молчал. Не знаю уж, что он там думал но, по-моему, он мне сочувствовал. Еще бы предложил женами поменяться! Ох…опять – бартер! И сколько же можно! Хватит, дело есть дело. Сдуру я решил проверить «Мерс» на крепость. Нажал педаль газа до упора.

Удивительно, но трясло меньше, чем в России. Тут даже братишка не выдержал: «Ты чего? Убить нас хочешь?». Смерти я не хотел ни для себя, ни для Кунака, ни для кого-нибудь еще. Несмотря на мои старания, доехали мы также за два дня. Со ставшими уже почти привычными ночными завываниями и прочими акустическими сюрпризами. Человек ко всему привыкает, особенно если он такой идиот, как я.
 
Теперь дело осталось за малым, но для меня весьма затруднительным. Как-то: организовать контрабанду отсюда туда, потом подменить бивень, еще три бивня отвезти на Север, потом доставить опять-таки контрабандой груз сюда, и снова увидеться с Машей. И что я в ней нашел?

Из городка я позвонил в офис. Странно, но шеф взял трубку сам. Ему что, Юля разонравилась? Я доложил, что груз готов к отправке, все в порядке, меня сопровождает принц, дабы удостовериться, что с обратной посылкой все получилось. Шеф меня и не обрадовал, и не огорчил. Просто спросил, есть ли у меня еще деньги на кредитке. Мне пришлось соврать всего один раз – я ответил:

- Есть.
- Сколько?
- Может, долларов двести. (Тут я соврал.)
- Хорошо, я тебе пошлю тридцать тысяч, но чтобы отчитался. А теперь едете в морской порт, через пару дней придет сухогруз, погрузите туда все хозяйство и через Питер – ко мне.

У меня закралось сомнение: а успею ли я до Нового года домой, или мне придется с этой негритосиной его встречать в каком-нибудь Зимбабве? Поймав мой взгляд, Кунак почему-то съежился. Не понимаю, испугался, что ли? Или соболезнует? Я сразу его простил. Ничего не объясняя, только лишь достал карту, поводил по ней пальцем, и поехал.

Лучше бы за рулем был он, а то уже все затекло, да еще эти бивни в кузове стучат. Опять-таки, ничего не говоря, в каком-то поселке я остановился возле «отеля», и заказал номер на двоих. Сперва забрали вещи из машины. Маску шефа я взял в первую очередь, - вдруг украдут, а мне так хочется на него ее одеть! Кунак же так и не произнес ни слова. Он что, специально меня бесит?! Ну и ладно, тоже буду молчать. И пусть я буду похож на попугая, меня это не волнует.

Утром ради спортивного интереса я решил посмотреть, сколько у меня денег на карточке. Это ж надо, уже дошли! Хоть прямо сейчас снимай. Не дождетесь, они мне еще понадобятся.

Порт появился внезапно, сразу после горки. Название города на дорожном знаке и название порта на карте совпало. На сей раз по поводу выбора места я целиком и полностью доверился брату. Хотя, похоже, он мне даже больше, чем брат. Я же еще с его женой спал, а он был совсем, совсем не против. А, одно слово – Кунак!

Мы повернули направо, потом налево, потом я почти заблудился в этих поворотах. Море видел, и это – главное. Заехав в какой-то дворик, остановились. Оказывается, у Кунака здесь жил почти родной дядя. Степень родства выяснить не удалось, да не очень – то и хотелось. Улыбка хозяина при нашей встрече была столь же обворожительна, как и демонстрация зубов его осла при въезде нашей колымаги во двор. Что он имел в виду? Ладно, я его прощаю. Лишь бы накормил и кровать дал.

За ужином, после омовения, он представился. Да, вы угадали только в одном, зато в главном. Его звали просто Гунага, без всяких там «Кыш – Мыш». Видать, совсем уж захудалый Гунага. Чтобы не обидеть хозяина, я, показав на себя пальцем, представился: «Владлен Иванович». Потом, демонстративно махнув рукой, сказал: «Влад». И, ткнув в его сторону, назвал новое имя хозяина этого дома:  «Гуня». Кунак опять начал краснеть. Ну, что тут такого смешного? Гуня же радостно закивал и повторил – «Гуня». Какие все-таки отзывчивые люди эти негры.

43.Черепашьи бега.

На следующий день, когда мы наконец-то почти по-человечески выспались, Гуня предложил во время завтрака культурную программу. Гвоздь сезона – черепашьи бега. Не мог же я такого пропустить! Мы опять пошли куда-то направо-налево-направо и т.д., и мои попытки запомнить наш маршрут оказались в конечном итоге тщетными.

Вышли к площади. Представляете себе африканский базар? Ну, можно китайский, только гораздо громче. Плюс еще добавьте в эту картинку всякие там фрукты с рыбами. Пованивает, однако. На краю базара было особенно громко и многолюдно. Там и проходили черепашьи бега. По дороге Гуня посвящал меня в суть предстоящих событий. Толпа липнет к стенам лавок и к площадке для бегов, образовывая тотальный затор, это понятно.

Далее: оказывается, беговые черепахи очень дорого стоят, даже по нашим меркам. Вполне могут и до тысячи зеленых. Вот так-то. Недоумевая, как можно заставить черепаху бежать, я спросил, как это достигается. Выяснилось, что черепахи очень боятся огня. Как огня. Это естественно: кому же охота зажариться живьем в своем собственном панцире? Поэтому, какая из черепах умеет больше бояться, на ту и ставят. Вот потому-то и ставят на самых трусливых.

На месте соревнований народу было на самом деле много: и негры, и европейцы, и китайцы. Слышалась немецкая, английская, и, естественно, прочая тарабарская речь. Гуня сказал, что за доллар можно постоять в VIP-секторе. Это утешило, а то и не протолкнуться. Вот только у меня минимум десятки в кармане. Пришлось отдать одну из них Гуне, сказав, что остальные семь я поставлю на ту, которая мне приглянется. Судя по тому, как резво он метнулся к какому-то толстенному негру (что для Африки редкость, здесь вам не Америка), - он был обрадован.

Решено: если я выиграю, то деньги отдам ему. Может, хоть накормит получше. Поле для состязаний выглядело следующим образом: это была прямоугольная площадка, где-то четыре на пять метров, а вдоль, разбивая этот стадион на сектора, установлены доски. Чтобы черепахи бежали куда надо, а не туда, куда их черепашьи мозги хотят. Беговых дорожек – штук восемь или десять, это максимум. Черепахи находились на старте в открытых сверху коробках, чтобы каждый играющий лично мог оценить степень их трусости.

Я тоже обошел черепашек. Не сильно-то они отличались от наших среднеазиатских, разве что покрупнее. Обошел еще раз. Гуня начал нервничать, даже за рукав меня подергал. Я понял: скоро старт, а еще ставку сделать надо. Выбор, конечно, не из легких, но пал на самую, на мой взгляд, симпатичную. Она так смешно таращила глазки!

По сигналу толстого негра к ящикам подошли, - я назвал их погонщиками черепах, -  с зажженными факелами. Что тут началось! После свистка дверки ящиков открыли, погонщики стали пугать бегунов факелами. Черепахи побежали. Погонщики – за ними. Кругом свист, крики. Болельщики «Спартака» просто отдыхают. Кажется, я тоже кричал. Матерно, по-русски. Через полминуты был финиш.

Я давно так не радовался. Моя, моя прибежала первой! Я был готов расцеловать эту отважную трусиху. Павлюченко с Аршавиным не стал бы, а вот ее – с радостью. Еще одно приятное известие принес Гуня. Моя избранница еще ни разу не побеждала, поэтому мы выиграли аж где-то около двухсот пятидесяти баксов. Уже открыв рот, внутренне сожалея об обещании отдать деньги Гуне, меня вдруг перебили. Вмешался случай:

- Земляк, ты где так матюкаться научился? Здорово, меня зовут Аркадий, - прогудело наверху.
- Я – Дима, а это – Кунак и Гуня, - представил я своих этому здоровенному матросу. – Ты откуда? – спросил я немного невпопад.
- С корабля, - не моргнув глазом, ответил он. Ну да, логично. – Слышь, - говорит, - я на эту рептилию тоже доллар поставил, так что гуляем! Ставил еще на ту и на ту, ну так в итоге все равно выиграл. Пойдемте все в бар, обмоем победу.

Вот так я и не узнал, как звали мою черепашку. Даже поцеловать не успел. Этот верзила одной рукой обнял меня за плечи, другой – Гуню, и потащил вместе в … ой, даже вспоминать не хочу. Из выпивки там был только сомнительного происхождения виски. Сначала он угощал нас, потом я – всех. Все клялись в вечной дружбе, даже Гуня.

На утро от Гуниного выигрыша осталось всего сто баксов. Да, Аркашка, и пить же ты здоров!




44.Банный день.

Утро опять началось лишь тогда, когда солнце уже было в зените. Приподняв свое измученное тело, понял, что мне просто необходимы две вещи – пиво и душ. Холодный. Добредя до комнаты, где мы вчера завтракали, обнаружил, что эти два негодяя уже сидят довольные, о чем-то своем курлыкают, и пьют пиво. Сволочи, даже меня не позвали. Кунак все понял сразу. Понял, что сейчас лучше не нервировать братика. Так быстро пиво, по-моему, я не пил никогда. Но – отлегло.

 Вспомнив про вчерашнее обещание самому себе, пошарил в карманах, и протянул оставшееся Гуне. Тот сначала, оторопев, уставился на меня, потом на Кунака. В смысле – что, этот рыжий хочет меня в магазин послать? Я объяснил Кунаку, что к чему. Тот перевел. Гуня просто расцвел. И, без всякого принуждения рванул за пивком. Кунак посмотрел на меня так, как я, наверное, вчера глазел на бегущих черепах. Потом махнул рукой и достал еще по баночке.
 
Все-таки негры быстро бегают. Не успел я допить вторую, как до сих пор счастливый Гуня принес еще упаковку. Блин, надо с этим завязывать. Так и спиться можно. Хотелось в баню. Или хотя бы в душ. В ответ на мой совершенно естественный вопрос, Гуня ответил – зачем душ, когда рядом море, но там сейчас жарко, лучше вечером. Спасибо тебе, братец.

45.Морская болезнь.

Вчера вечером мы все же искупались в Атлантическом океане. С мылом. Из вас кто-нибудь мылся с мылом в океане? То-то же. А на утро прозвенел звонок. Как ни странно, я выспался, даже был бодр и свеж. Зубы бы еще почистить, ну да по телефону запах пока не передается.

Звонил капитан сухогруза, Михаил Ефремович. Сказал, что у нас два часа, край – три, и что он ждет нас у Лысого причала. Признаться, я ничего не понял. Какой такой Лысый причал? Спросил у Кунака, тот – у Гуни. Гуня радостно закивал: знаю, мол. Слава Богу.

Оказывается, с этого причала рабов-негров отправляли в Америку, а чтобы они не сбежали и команду бякой всякой  не заразили, им брили голову. Потому он и «лысый». У меня даже появилось искушение – а не обрить ли Кунака? Что-то такое в моих глазах он заметил и отвернулся. Экстрасенс, блин.

«Ну что, - как говорил один мой старинный приятель, - встали, заревели?». Быстро собрав вещички, - ведь надо еще затариться на дорожку, - загрузили все добро  в машину и поехали до ближайшего магазина. Со времен СССР я такого изобилия не видел. Сельпо, да и только. Правда, с Кока-колой. Надо было ехать на рынок – запоздало подумал я. Но времени уже было в обрез. Набрали всего самого необходимого: военные сухпайки (и откуда они здесь?), сигарет, виски. На остальное у меня наличных денег не хватило, а карточки здесь не принимали. И да ладно, надеюсь, этот Михаил Потапыч нас не обидит.

Как в воду глядел! Доехав до Лысого причала, мы заметили мужика в форменной фуражке и с трубкой в руке. Он радостно замахал нам свободной от курения ладонью. Мы подъехали к нему. Я вышел из кабины, представился, и вдруг заметил, что он – косолапый. Нет – Потапыч и Потапыч! Главное, не перепутать как-нибудь, а то вдруг обидится.

 Да уж, не везет мне в последнее время на транспортные средства. То откровенно на ладан дышащий самолет, то трофейный грузовик, то вот это… А «это» было страшно. Большое, ржавое, с черти знает каким флагом, оно гордо стояло у причала. Наверху были матросы. Я удивляюсь, что, кроме капитана кто-нибудь окажется русским. Или украинцем, на худой конец. Гоп-компания какая-то. Но, как оказалось, слушалась его беспрекословно. Молодец, Потапыч! Общался он с ними на рычащем английском, и также, видимо, по привычке, по-немецки, от всей души.

Все разгрузили минут за пятнадцать. Те вещи, на которые я указывал, отнесли в каюту для пассажиров. Оказывается, зря я это сделал. Зайдя в нее, просто обомлел. Это был натуральный скворечник, посреди которого были свалены, нет – вру – аккуратно сложены наши пожитки и подарки.

Таак… Двухъярусная койка, стол, стул и иллюминатор. Господи, и куда же я попал? Судя по еще более почерневшей физиономии Кунака, он тоже был явно не в восторге. Зато Потапыч был, похоже, неописуемо горд за предоставленное нам обиталище:

- Лучшая каюта на корабле, - заявил он, но потом поправился, - Это после моей, конечно.

Что мне оставалось делать? Только спросить, есть ли здесь чулан, или просто закрытое помещение, куда мы могли бы поместить то, что заняло половину нашей каюты, после того как мы отберем необходимое нам в дорогу.

Все таки Потапыч – настоящий капитан. Сказав, что у нас полчаса на сортировку, так как потом вся команда будет при деле, мы уже почти отплываем, и, если не хотим таскать вещи сами, то лучше поторопиться. Улыбнулся, развернулся и пошел. Куда пошел?

Через десять минут появились два матроса явно азиатской наружности. Вежливо ждали, пока мы лихорадочно откладываем то, что может понадобиться в пути, и то, что будет востребовано только по прибытии. С масками я им повелел обращаться особенно аккуратно. Похоже, они поняли. Мы уложились в двадцать минут. Отнеся все остальное в кубрик, - или как его там? – заперли его на ключ, который отдали нам. То есть, мне. Улыбаются, бестии. Не дай Бог, если у них второй ключ есть.

Мы вернулись в нашу каюту, заодно проведав, где гальюн. И через два часа началась морская болезнь.

46.Кругом – вода.

Чертова посудина! Сначала мы с Кунаком бегали блевать по очереди, потом – на пару. И откуда это все взялось? Мы же столько и не съели. Обретя полноценно синюшный цвет, я поплелся к капитану. Я читал, что есть какие-то таблетки от морской болезни. Совершенно измученный, зашел к капитану в рубку. Как и положено, он стоял у штурвала, что-то там намыкивая себе под нос. Я кашлянул. Обернувшись, он сказал, довольно прищурившись на солнце:

- Гляди, какая красота!

Вяло поглядев на красоту, я через силу вымолвил:

- Потапыч, у тебя таблетки от морской болезни есть?
- А ты откуда знаешь? – опешив, спросил капитан.
- Так читал, что есть такие.
- Нет, ты прозвище мое откуда знаешь?

Мне было одновременно и плохо, и смешно. Оказывается, его еще в мореходке так прозвали. Он совсем даже не обиделся, передал помощнику штурвал, и лукаво глядя на меня, спросил:

- Что, обоим хреново?

Мне оставалось лишь развести руками. Слегка подталкивая меня в спину, он повел мое истерзанное качкой существо к своей каюте.

Да уж. На самом деле, немногим лучше нашей. Зато имелся рукомойник и постель нормальная. И вокруг стола – целых три стула. Ага! У него еще и шкаф есть! Вот туда-то он и полез. Шарил недолго, хмыкнул, - видимо нашел, - протянул мне бутылку минералки и пачку таблеток. Потом достал бутылку водки. Мне сразу же стало плохо.

-Да уж. Ладно, приходи завтра, хоть с нормальным человеком поговорю, а то сам ведь видишь…, - капитан вдруг сник. – Ну, пока. До завтра.

47.Змей-искуситель.


Таблетки помогли. Безо всякого отвращения мы с моим соседом сверху, - я боялся там спать при качке, и поэтому лег снизу, - проглотили калорийный, но вряд ли полезный завтрак и пошли смотреть на море. Заодно и с кораблем познакомимся, хотя если внутри он такой же страшный, как и снаружи… Но лучше бояться, когда знаешь что стоит бояться, чем дергаться и нервничать просто так.

Мы с Кунаком до обеда смотрели на море и обходили этот железный монстр, чуть не погубивший нас вчера. Ух, ты, дельфины! Прямо рядом с кораблем. Выпрыгивают – ныряют. Как они не устают? Брателло тоже вытаращил глаза и кричит:

- Рыба, рыба!

Я честно пытался ему объяснить, что дельфины – это млекопитающие, а не рыбы. Но, по-моему, он мне не поверил.

На обед Потапыч нас с Кунаком зазвал к себе в каюту. Мы же гости, как-никак, и негоже кормить нас всякой соевой баландой. Сперва я не поверил своим глазам: нам принесли окрошки. Как я люблю окрошку, особенно в жару! Даже моему сокамернику она понравилось. Говорит, даже в Москве, когда учился, такой вкусной окрошки не ел. Капитан, видимо, рассчитывал на похвалу, встал, весь довольный собой, и достал-таки бутылку водки:

- Так я же сам готовил. Не доверять же этим…

Тут он споткнулся, оборвал себя, и посмотрел на Кунака. Тот, конечно же, все понял, но благоразумно сделал вид, что он просто на вершине блаженства и ничего не слышит. Чтобы разрядить обстановку, я задал вопрос:

- Потапыч, а где у тебя рюмки?

Тот, видимо оценив нашу деликатность, сам метнулся к шкафчику и достал три рюмочки. Железные. Наверное, чтобы при качке не разбились. Выставил все на стол, нагнулся и вытащил из-под стола ананас. Мне-то что, а Кунака аж перекосило. Он что, ананасы не любит? Хозяин, торопливо разделывая это ершистое чудо природы, заявил, что водка с ним чудо как хороша. Потом, глядя мне в глаза, с болью произнес:

-Не смотри так, нету у меня груздочков, нету! И солененьких огурчиков тоже ни хрена нету!

Я заржал, Кунак – за мной. Капитан выдержал секунды четыре. Отсмеявшись, вполне довольные друг другом, хлопнули по рюмочке. А вообще-то с ананасом не так уж и плохо. Главное, привыкнуть. Вот что значит – одна на троих. И не пьяный, и как-то на душе светлее стало.

Капитан пошел к себе в рубку, Кунак – спать, а я – поболтать с матросами. Кто да  откуда, вот любопытный я такой. Первого же попавшегося угостил сигаретой. Поблагодарив, он юркнул в какую-то дверь. Вот и поговорили. Со вторым я повел себя иначе: выпятив подбородок, важно спросил, как его зовут. Ответив – Джон, он тут же прошмыгнул мимо меня.

 Стало даже интересно – смогу ли хоть кого-нибудь разговорить. И тогда направился к коку. Уж он-то, наверное, доволен жизнью, и что-нибудь не откажется мне поведать. Кок категорически улыбался, но на все вопросы на тех языках, которые я худо-бедно знал, отвечал по-английски, что он не понимает. И – все. Что за команда такая партизанская? С горя я тоже пошел спать.

48.Экватор.

Таинственно улыбающийся Потапыч разбудил нас рано утром, когда солнце еще едва вставало, и объявил, что через полчаса мы будем пересекать экватор. Так что прошу, дескать, всех на палубу. И подмигнул при этом.

Мы сделали всякие утренние дела и, дойдя до палубы, оцепенели. Вся команда в чистой форме выстроилась вдоль борта. Тут же вспомнился старый еврейский  анекдот – «кто в лавке остался?».  Обернувшись на капитанский мостик, я успокоился: там кто-то был.

Капитан был в белом кителе, при погонах и даже с аксельбантом.

- Ну что, - сказал он слегка злорадно, - будем посвящать вас в моряки?

Я все понял. Я же читал, а теперь забыл, тупица! При первом пересечении экватора положено искупать счастливчиков в море-океане. Подошел к борту, выглянул. Так и есть! За бортом привешена сеть, от акул ли, или чтобы мы не потонули.

Эх, где наша не пропадала! Как был, в одежде, спустился по специально опущенной лестнице и погрузился в воду. Это была не вода, а молоко. Тепленькая, мягонькая, прозрачная. Блаженство. Наверху все что-то наперебой кричали. Да и пусть там себе на солнышке поджариваются, мне и здесь очень даже хорошо.

Вскоре ко мне присоединился еще один новоявленный моряк, подплывая ко мне по-собачьи. Через минуту на палубе, кроме Потапыча, уже никого не осталось. Все полезли купаться. Я, опрокинувшись на спину, видел лишь бездонно синее небо и абрис склоненной над бортом головы капитана. По-моему, она улыбалась. Боюсь сглазить, но полагаю, что с капитаном нам точно повезло. Но долго побездельничать он все-таки нам не дал.

Первым, причем даже еще до команды, смешно загребая руками, до лестницы добрался Кунак. Надо будет научить его плавать, а то на него без смеха вся команда смотреть не могла. А моего братца стоит похвалить: хоть принц, но не обиделся. Тут послышался усиленный рупором голос Потапыча. Закончилась лафа. Все обреченно потянулись к лестнице. Я, само собой, в хвосте. Надо же продлить удовольствие.

49.Якорь.

Обсохнув на солнышке, мы пошли на завтрак. Была рыба, зато – с гречкой. И чем бы себя развлечь, а то совсем уж скучно? Решил дойти до капитана. Чтобы никто не слышал, отозвал его в сторонку покурить. Он неохотно передал штурвал помощнику, - видимо, сам любил порулить, и мы спустились с мостика.

Да... Теперь я понимаю моряков. Океан – просто завораживающе красивое зрелище. Ну, ладно, к делу. Я заявил, что мы с Кунаком прям-таки жаждем принести пользу команде, как новообращенные моряки. Тот кивнул: это хорошо, мол. «Да, - добавил я, - мы хотим наточить якорь».

У Потапыча стало такое выражение лица, как будто бы его кто-то схватил за одно место. Глаза круглые, рот открыт. Потом закрыл, но глаза оставил. Видимо, думал, издеваюсь я над ним или как? Или что у меня крыша от жары съехала. Опасаясь за его психическое здоровье, я поспешил объяснить, что хочу развлечь моего негритосика, а заодно себя и команду.

Шумно выдохнув, капитан наконец-то улыбнулся и, показав рукой на какую-то дверь, сказал, что я могу взять напильники у Сергея – механика. Потом покрутил пальцем у виска и пошел обратно к себе на мостик. Рулить. Я же еще разок посмотрел на океан, постоял, помечтал о разном. Нет, и вправду красиво же! Просто дух своей безбрежной мощью затягивает. Но – надо искать Сергея. Иначе настроение уйдет, а чем себя еще занять, я не представлял.

Добравшись до машинного отделения, я закричал в открытую дверь:

- Сергей!

Через какое-то время высунулась чумазая рожа. И когда он успел испачкаться? Вроде всего час назад все купались.

- Ээ, Сергей, тут вот какое дело, - промямлил я, - нас как двух только что посвященных в моряки, капитан попросил наточить якорь. Дай напильники, а?

Серега сразу отвернулся и пошел. Но при ходьбе трясся. Сам знаю, как трудно сдерживаться от смеха. Где-то через минуту вернулся. Морда по-прежнему грязная, только под глазами вертикальные полоски с разводами. Ох, и тяжко же ему пришлось! Выставив перед собой ящик с инструментами, механик собрался уходить. Ага, как же, дал я тебе досмеяться!

- Сергей! Постой, остальное-то забери!
- Ну чаго тебе ишшо?
 «Из Сибири, что ли», - подумал я, - «или может хохол». А, не важно.
- Забери, - говорю, - взял я, что нужно. А нужно мне было два драчевых напильника.

Посопев, Серега взял ящик и вновь потопал куда-то вглубь. Надеюсь, настроение я ему не до конца испортил, даже раззадорил. Я мысленно потирал руки. Сейчас он расскажет всей команде… А потом… Нет, сегодня скучно мне точно не будет. Еще бы Потапыч подыграл, покрикивал бы на нас. Да уж, надо было мне идти в театральное, на режиссерский.

Торжественно войдя в нашу каюту, я объявил, что капитан нам доверил ответственное задание – точить якорь. Лишь бы Кунак этот анекдот раньше не слышал. Радостно закивав, он спросил, как и где. Так, что ж, пошли к якорю. После беглого визуального осмотра, поцокав языком, я заявил Кунаку, что все запущено и якорь уже где-то с год не точили, и если мы его сейчас не наточим, может случиться беда. Сам подумай, дескать, не капитану же его точить? Остальные тоже при деле, придется нам.

Братишка попросил показать, как и что делать. Отдав ему напильник, я пояснил, что сначала, до достижения необходимого угла на плоскостях лап якоря, надо пользоваться самой грубой стороной напильника. Зубчатой, понимаешь? Потом – просто грубой. А уж затем, для доводки, мягким напильником. Показав для примера угол, необходимый для заточки, я отсел в уголок, сказав, что я-то свою работу всегда сделать успею, а пока покурю. Кунак трудился самозабвенно, иногда оборачиваясь на меня, - все правильно? Да, да, - кивал я головой.

Вопреки моим ожиданиям, матросы приходили поглазеть на это зрелище по одному, а не гурьбой. Но так оно и лучше. А то бы начали ржать и испортили весь праздник. Для виду с минуту пошоркав якорь, я проверил работу Кунака, похвалил и сказал, что меня зовет капитан. Тот был на мостике. Я ему помахал, Потапыч помахал в ответ. Куначок, глядя на капитана, начал работать с двойным усердием. Бедолага.

В душе опять завозилась Годзилла. Взяв по дороге пару пива, мы с Потапычем пошли в его каюту. Промочили горлышко, покурили. Совесть так и не давала покоя. Надо что-то подарить братцу в компенсацию за этот розыгрыш. И тут меня осенило!

- Потапыч, - говорю, - а у тебя есть тельняшки?
- Конечно, есть.
- Дак давай их нам вручим после обеда, а то если я своему черномазенькому расскажу, а я расскажу, что это я его так подставил, он может и обидеться. А с тельняшкой можно сказать, что это традиция такая.

Потапыч – правильный мужик, все сразу понял. На обед опять позвал к себе в каюту, зачем-то пригласив еще и доктора, а по совместительству – радиста. Китайца, в общем. Звали его тоже Сережа. Точнее, если я не ошибаюсь, Сунь Чинь Яо, но для русского слуха это как-то не то. Капитан, оценив стол, опять достал водочки и на сей раз четыре рюмочки. Сережа тоже достал китайскую водку. И лишь мы – с пустыми руками.

Тут наступил решающий момент. Потапыч залез рукой под подушку и достал оттуда тельняшки. Одну вручил мне, другую – Кунаку. Радости моего напарника не было предела. Он несколько раз поклонился, прижимая тельник к сердцу. А ведь принц!

Вот так вот, с бусами и прочей ерундой, и завоевали европейцы Африку. Ничего не меняется в этом мире. Мы переоделись в тельняшки, хозяин стола произнес что-то там про море и моряков, матросов и капитанов. И кто меня дернул за язык?! Выпив, я сделал испуганное лицо, и пробормотал:

- А кто же теперь якорь точить будет?

Кунак тут же сорвался с места и убежал. Я знаю, куда. Мужики тоже знали. Такого осуждения в глазах я давно не видел. Годзилла торжествовала.

Оприходовав еще по одной в полном молчании, я пошел за моим братишкой, точить якорь. Правду гласит поговорка: «Не рой яму другому»…

50.Гавань.

На пару с Кунаком мы точили якорь еще где-то около часа. Экипаж, смотря на нас, уже больше не надсмехался, а смотрел как на мучеников. Причем - добровольных. Видимо, Сережа проболтался про мою глупую шутку. Может, даже сочувствовали. Спасла погода. Вернее, непогода: по рации сообщили, что надвигается шторм, и лучше укрыться в каком-нибудь порту. Или уйти подальше в море. Потапыч выбрал порт. И где-то часа через два-три мы зашли в бухту и встали на недоточенный якорь.

Полкоманды капитан оставил на корабле, а остальных отправил на берег, земельку потоптать. Мы с Кунаком потоптать не отказались. Не помню, как этот городишко назывался, но он почему-то мне сразу не понравился. Улочки – узкие, прохожие – какие-то запуганные, и – тишина, даже собаки не лают. Я пожалел, что не взял с собой пистолет. Что-то у них тут неладно. Мои попутчики, похоже, были того же мнения. Может, лучше вернуться и не нарываться?  Ладно, дойдем до ближайшего бара, а там посмотрим.

Если я правильно понял, то перевести на русский название бара можно было как «На полпути». Крайне двусмысленно. Не удивлюсь, если у хозяина этого заведения на книжных полках окажется Монтень и Паскаль, Гегель там всякий, ну и прочая, прочая, прочая. В барчик мы зашли все почти разом и почти целиком: прямо перед входом у Кунака с головы сдуло бейсболку. Видимо, шторм начинался. В зале было тоже тихо. Что за ерунда такая? Портовый город, все от шторма укрываются, а где моряки, хотя бы  мордобой там, на худой конец.

Оказывается, в стране был траур: король ихний помер. Не дожил чуть-чуть до девяноста, бедолага. Да, тяжелая у них тут жизнь. Положение, как ни странно, спас Кунак. Оказалось, что бармен – тоже Гунага. Очень-очень далекий, но – Гунага. И как он мог отказать принцу, точнее даже целым двум. Это я понял, когда, напрягая слух, услышал, как, показывая на меня, братец говорил хозяину – Влад-Иванна-Гунага. Тот сразу проникся уважением и к моей персоне тоже. А тут – «Влад-Иванна». Круто, наверное. Надо будет новые визитки заказать. Для особо одаренных дураков.

Нарушая траур, хозяин, как говорится, закрыл избушку на клюшку, и за счет заведения решил нас угостить. Разумеется, в кои-то веки в одном заведении два принца сразу! И похожи… Ну просто как две капли воды. Одна – из-под крана, а другая – из скважины. Что-то я не то сказал. Да ладно, пусть из-под крана буду я, а Кунак нехай свою скважину бурит. Хозяин быстро подбежал обратно от запертых дверей, поинтересовался, что уважаемые гости желают.

Как же его назвать? Похоже, это у меня превращается в какой-то комплекс, надо кого-нибудь как-нибудь, да назвать. Что он Гунага, это понятно. Кунак уже есть, Гуня – тоже. Может, Хуня? Нет, это уже перебор. А тот все бегал вокруг нас, гундел. Сам виноват. Будет он у меня Г;ндосом. Г;ндос – это звучит гордо.

 Надеюсь, ему понравится, а остальные не поймут. И ударение, как  я полагаю, тоже правильно поставил, а то вдруг его новое имя ему понравится, а сюда придут русские, да  начнут издеваться. А так – скромный паллиативчик. Хотя надо спросить у Кунака, вдруг это на их языке что-нибудь обидное значит. Тот одобрил мой выбор имени. Красивое, говорит, лучше бы ты меня так назвал. Да уж, специфика.

Мне захотелось мяса. Не перемороженного, а нормального с подливочкой и свежими овощами. Подозвал хозяина и положил ему руку на плечо. Тот вздрогнул. Чтобы усилить эффект, я, привстав, торжественно нарек его  Г;ндосом. Тот вздрогнул во второй раз. Опасливо обернулся на Кунака. Тот ему – тыр-тыр-тыр  Г;ндос-Гунага! У того аж коленки затряслись. Видать, от радости. Бросился мне руки целовать, но что мне сейчас делать?

Погладив его по голове, показал, пусть пойдет к моему братцу. Похоже, я посвятил Г;ндоса в какие-нибудь африканские рыцари. Он теперь не просто Гунага, а – с приставкой. А мне-то что, жалко, что ли? Пусть себе порадуется. Новоявленный рыцарь стоял возле Кунака, глядя на нас влюбленными глазами. И как же мало нужно человеку для счастья! Я объяснил Кунаку, что бы я хотел закусить и чем запить. Г;ндос закивал и умчался на кухню.

Настоящий принц смотрел на меня с хитрой укоризной, потом произнес по-русски, но как-то ласково:

- Ну и мудак же ты!

В ответ я только улыбнулся. Тоже хитро. Мы заржали. Остальные так ничего и не поняли. Через пару минут примчалась какая-то бабулька, может жена хозяина, или еще кто, не знаю. С поклонами начала выставлять холодные закуски, потом убежала, вернулась, принесла всякую выпивку, поклонилась и опять убежала, предварительно сообщив Кунаку, что, дескать, извиняйте, но мясо будет где-то через час, муж пошел резать барашка. А она – всегда к нашим услугам. Ее глаза просто лучились обожанием, когда она на меня смотрела. Тьфу ты, пропасть африканская.

Сопровождавшие нас китайцы-малайцы с радостью накинулись на угощение в надежде, что за все заплатит Кунак. Как же! Это для нас – халява, а с них точно сдеру по сувенирчику. Но - не зверь же я, денег брать не буду. Наверняка у них завалялось по специфической безделице с исторической родины. Им – пустячок, а мне приятно. Так и в коллекционера превратиться можно.

Посудите сами, - за какой-то месяц я приобрел фигурку из бивня мамонта, целых две маски африканских аборигенов, и амулетик от Маши. Об остальном я умолчу. Не удивлюсь, что за звание рыцаря хозяин заведения мне тоже что-нибудь презентует. Только вот масок больше не надо.

Я не ошибся. Через часок, в течение которого мы усердно уничтожали доставленное женой  местного олигарха съестное, нам торжественно внесли блюдо с целым жареным барашком. На вертеле его, что ли, готовили? Запах был такой, что у всех опять потекли слюнки. Поддон несли двое негриков, а впереди шествовал Г;ндос с кинжалом в вытянутых руках.

Что он так любит кланяться? Протянув мне кинжал, он начал что-то лопотать, заискивающе глядя мне в глаза. Кунак переводил синхронно, слегка удивленно поглядывая на лепечущего хозяина. Мне доверялась великая честь. Я был должен жертвенным ножом разделать барашка. Этим кинжалом его и прирезали. Оружие было старинное, явно раритетное. Кунак переводил, я растерянно внимал. Оказывается, это фамильный кинжал одной из ветвей Гунага, и у кого он в руках, тот и является их предводителем. Или вождем.

Вот только вождем мне еще не хватало! Но, почувствовав, что отвертеться не получится, торжественно отрезал у барашка ногу. Потом – вторую. Одну отдал Кунаку, вторую взял себе. Потом, подумав, отрезал еще переднюю, - а она поменьше, и протянул хозяину.

Как тот не упал в обморок, не знаю. Взяв в трясущиеся руки лапку, он, кланяясь на каждом шагу, задом выбежал из зала. Не удивлюсь, если он ее высушит или заспиртует, и будет всем показывать, - это мне подарил великий принц Влад-Иванна-Гунага! Или я еще в кого-то его до кучи посвятил? Невзначай так. Вопросительно взглянул на напарника. Тот пожал плечами. И нехай, главное, ничего страшного не натворил.

Наши спутники, черт их подери, тоже начали относиться к нам тоже с каким-то благоговением. Малайки, блин! Похоже, чтобы моим кинжалом отрезать себе кусочек барашка, речи и быть не могло. Сидели они молча, томно глядя на тушку. Ручки сложили, ножки скрестили. Медитируют, что ли?

Оценив ситуацию, начал зазывать хозяйку. А ладно, ее обзывать я не буду, неохота. Жестами показал, что моим спутникам нужны ножи. Понятливая. Раздав каждому по ножу, та тихо скрылась за стойкой бара, только глаза поверх зубов сверкали. Может, дорогим гостям еще что-то надо. Матросики ели с энтузиазмом, но деликатно и молча. Перед тем, как они отрезали кусочек, вопросительно смотрели сначала на меня, потом – на Кунака.

Мы важно покачивали головами. Тот уже давно покраснел. Мне тоже хотелось смеяться. Вышли во двор, и там уже отвели душу. Потом посидели, покурили. Похоже, каждый думал о своем. Да уж… Что-то на душе неспокойно. И борода чешется. Надо у нашего неофита потребовать баню, пускай хоть турецкую. Надоело мне в море мыться.

Какие же все-таки эти китайцы вежливые! Пока мы отводили душу во дворе, те сидели, скрестив ручки-ножки, не притрагиваясь к барашку. Вот это дисциплина! Пришлось опять вспомнить инглиш. Чтобы не разочаровывать в нашем величии, махнул рукой, сказав:

- Остальное ваше.

Что было после, ну это, как говориться, что-то. Минут через десять от барашка остались только ребрышки. Во дают! Мы с Кунаком демонстративно лениво ковырялись в ножках, - вкуснятина, на самом деле, с душой сделано! И напитки хозяин тоже приволок явно не из местной лавки. Слегка раздобрев, я поманил его пальцем (за стойкой белели уже две пары глаз). Подбежав рысцой, мой подопечный спросил у Кунака, что господину угодно? Это я понял и без перевода. Я жестом указал ему место на скамейке, но не рядом с собой, а рядом с матросиками.

Тот осторожно присел, застенчиво улыбаясь. Щедро налив его же собственный вискарик, я решил произнести тост, - да, люблю я поболтать! Мысли ворочались в черепушке уже с трудом. Решил поднять бокал за семью хозяина, пожелал всего-всего. Кстати, почему детей не вижу? Кунак перевел.   Г;ндос нервно выпил вслед за мной и что-то там прокричал. Мы даже не успели покурить, как строем вышли мальчики-девочки. Ну и плодовитый же, зараза. Детишки дружно поклонились, продекламировав:

- Гыр-гыр-гыр-Влад-Иванна-Гунага!

Вот ведь, так и местным божком можно стать. Я похвалил Г;ндоса за красивых детей, потом – их умственные способности. Больше я не знал, что сказать. Хозяин просто расцвел. По-моему, его детишки навострились целовать мне ручки. Только этого не хватало! Встав, я погладил каждого по головке и махнул рукой. Прямо фюрер какой-то! Детишки моментально смылись.

Кроме Кунака, все были в экстазе. Господи, куда я попал? Решил срочно вернуться на корабль, а то уже манией величия пованивает. Как меня ни уговаривал хозяин, остаться на ночь я отказался. Похоже, братишка меня понял. Хотели уйти по-английски, но упрямый туземец вручил нам еще одного жареного барашка и ящик чего-то.

Нет уж, я точно не потащу! Матросики радостно подхватили подарки и последовав за нашими высочествами, понесли то, чем нас хозяин отблагодарил за приставку к его родовому имени. А меня радовал кинжал, который я привесил к поясу. Что делать, люблю я красивые вещи! Есть у меня такая слабость.

51.Опять Потапыч.

Море волновалось, но – не сильно. Ветер был, это да, но больших волн не было. Мы безо всяких проблем добрались до сухогруза, и с помощью матросов подняли добычу на палубу. Потапыч на все это представление смотрел сверху. Неудивительно, что, когда я поднялся на палубу, он попросил меня зайти к себе.

 Войдя в раж, я сказал «шерпам»,  чтобы несли все в каюту капитана. Те быстренько побежали. Потапыч удивленно посмотрел на меня – кто тут капитан, я или ты? Не уловив в моих глазах ни тени раскаяния, махнул рукой, и мы пошли к нему в каюту. Я-то, конечно, есть не хотел. Да и пить – тоже, но вдруг Потапыч чего захочет. Мне ж еще с ним до Питера плыть! Вернее – идти.

Перед входом в кубрик капитана стояли два матроса с подарками. Слегка подозрительно взглянув на меня, Потапыч скомандовал матросикам:

- Заноси!

Утром, за завтраком, капитан сказал, что шторм стих, и мы можем выходить в море. Барашка в камбузе на столе не было. Вот ведь проглоты! Что, и нам не оставили? А мы о них заботились, почти что жизнью рисковали, а тут – вон оно что… Я нахмурился, посмотрел на Кунака. Тот тоже как-то сник. Несмотря на качку, мне опять хотелось мяса.

Начал издалека, - а что было вчера на ужин? Ведь мы-то его проспали. Потапыч ответил, - мясо, с лапшой, вот такое. И порывшись в шкафчике, достал что-то вроде «Доширака», добавил – вот такое. А наше мясо будет на ужин.

 Вот ведь людоед нашелся! Затем тот достал бутылочку, продемонстрировал, но сразу спрятал. Правильно сделал, а то Кунак уже стакан начал искать. И после этого говорят, что все русские – алкаши! Ничего-то они не понимают. Это до первой – алкаши, а потом – как придется.

Благо мы уже снялись с якоря, и было чем заняться. Взяв напильники, мы пошли к этому чуду металлургии. Как-то мне этот процесс понравился, как ни странно. Может, бабы давно не было? Принялись за работу. Команда, прослышав про вчерашние наши приключения, взирала на нас просто-таки как на святых страстотерпцев. Я ликовал внутри, не показывая, конечно же, виду, - нравится мне дурака валять! А если не одному, то – вдвойне. Потапыч вышел на мостик, вздохнул и начал спускаться на палубу. Сперва я подумал, что он идет к нам, но он развернулся к глазеющей на нас команде, и отдал приказ.

Нет - нет, такого просто не бывает! Услав полкоманды на вахту, остальным тот раздал принесенные механиком напильники. И когда он успел механика вызвать? Оставшаяся часть экипажа, прознавши про то, что это идея моя, просто готова была порвать меня на месте. Вместе с Кунаком. Но, что-то бормоча под нос, уселись рядом и присоединились к нашему многомудрому занятию. Вот что значит авторитет! Уважаю Потапыча.

После дежурно-скудного обеда мы отправились опять точить якорь. Правда, уже со второй сменой. Если выражение «смотреть волками» вам понятно, то это было гораздо… ну, очень гораздо больше. Я почему-то внутренне ликовал. Это же надо – заставить несколько бедолаг, включая капитана, плясать под мою дудку! Мелочь, а приятно.

Когда я объявлял перекур, матросы разбегались, якобы в поисках сигарет, и еще может, в туалет сходить. Минут десять их каждый раз не было. Потом – возвращались покурить. И – опять пилили. Я устал и только командовал. Прынц я или не прынц? Вразвалочку, по-морскому, пошел к Потапычу. Тот смотрел на меня с грустью, - вот, мол, навязался на мою шею! – а я на него вполне радостно (внешне) и, с содроганием от чувства собственной глупости – внутри.

- Может быть, разделаем кабанчика для всех на ужин? – я перепутал, ведь это был барашек, - Для этого, чтобы не обижались?
- Вот ты и разделывай! – И – отвернулся. Настоящий капитан.

Преисполненный восторженного злорадства, я отправился на кухню. Объяснив коку, что капитан хочет сегодня вечером устроить праздник, намекнул, что было бы неплохо разделать кабанчика. Как не понял? Тьфу ты, барашка! Он понял, закивал, уверяя, что все будет в полном порядке. Нехотя – якобы – я поднялся опять на капитанский мостик.

Глядя в слегка взбешенные глаза капитана, предложил ему устроить торжественный ужин по поводу окончательного посвящения нас в моряки и отменить якорные экзекуции. Все же будут рады! Только вот бескозырки выдать бы нам неплохо. Нет, все-таки наглость – второе счастье. Некоторое время поглотав ртом воздух, Потапыч, махнул рукой, и, сказав – «делай, что хочешь», опять отвернулся. Обиделся, что ли? Он еще просто не понял, что на таких как я, не обижаются.

Хм. Надо еще что-нибудь такое придумать, чтобы позадорнее вышло. А то как-то скучно: разделают барашка, выпьют за здоровье и – все. Чего-то не хватает. Изюминки. Так  думай, башка, думай! Первая мысль была такая… Нет, это не пойдет. И другие три тоже как-то мне не понравились. И что за скудоумие такое?! Стоит на капитанском мостике, курит, глядя на этих обалдуев, которые без моего приказа не могут прекратить бессмысленное занятие. А сверху наблюдает капитан.

Что, влип, очкарик? Тут я решился на жертву. Ну, виноват я, вот сам и расхлебываю. Вспомнил, что у капитана была гитара. Пусть смеются, но у него есть еще и сборник испанских песен. Мы что-нибудь с ним споем. За ужином. Вернулся на мостик. Не объясняя свой план, сказал, что мне надо. И еще – потребовал братца. Для… ну, надо, и – все.

Вечером все собрались в кают-компании. Последним, как положено, зашел капитан. В руках – пакет и гитара. Наверное, ему тоже было интересно, что я на этот раз придумал. Кок уже минут пять как притащил барашка, все опять смотрели на нас в восхищением, несмотря на бессмысленные упражнения с металлическими предметами. А мы с Кунаком уже даже  порепетировать успели на юте, где нас никто не слышит. Я в меру своих способностей пробовал вспомнить, как играть на гитаре, а мой соседушка изо всех сил пытался заучить текст, переписанный мною из книжки капитана.

Тот же, окинув нас каким-то задумчивым взглядом, объявил, что отныне и я, и Кунак вааще конкретные моряки. Сказал по-русски, так что экипаж встал только после того, как Потапыч воскликнул: - Ура! Радовались все, жадно глядя на барашка. Но – всему свое время. Он вручил, вернее, напялил, не спросив даже размер головы, нам на головы бескозырки, и сунул мне в руки гитару. Вот ведь, елки-палки, отомстил. Моя бескозырка упала, именно – упала, - до бровей, а Кунаку, я полагаю, даже тюбетейка была бы комфортней.

Достав гитару из чехла, я вновь провел рукой по струнам. Расстроена. Ничего, мой голос тоже не подарок. Пусть мучаются, да и песня – соответствующая. Я бы вам, конечно, такого бы не пожелал, но по моей команде мы с Кунаком затянули: «Бессаме мучо». Как ни странно, это был фурор. Все были в восторге, косясь на остывающее мясо.

Вот так мы и стали настоящими моряками.

52.Европа.

Дизельного топлива нам хватило только до Португалии. Оставалось еще тонны две, но для корабля это тоже самое, как для «Бентли» - два литра. В Португалии я был впервые. Язык – непонятный, лица – загорелые, но улыбающиеся шире, чем в Африке. И – никто никуда не спешит. Отрадно. Хоть что-то общее между нами.

Некоторых прохожих, правда, отвлекала моя борода, отросшая за все это время до почти неприличных размеров, но в целом здесь мне понравилось. И вообще, кто там на меня как глазел, - быть может, англичане? Ну, может, просто не понимают они мужской красоты? Кто у них был там последний  бородатый? Генрих III, был последним, по-моему. И – все. А у нас Ленин – и тот бородатый! До сих пор, заметьте себе.

В порту мы оставались целых два дня. Якорь уже никто не точил, и делать было нечего. По местным притонам как-то не тянуло, и я решил устроить турнир по дартсу. Так, чтобы народ не расслаблялся, да и самому тоже интересно. Мы купили, - за свой счет! – мишень для дартса, дротики, а вот правила я перевести не смог. Было написано по-португальски. Ничего страшного, придумаем свои.

 Но, во-первых, не на щелбаны же играть? Значит, надо приз. Потом, не мешало бы еще разработать систему подсчета очков. Впрочем, почему бы и не на щелбаны? Попал в десятку – на тебе десять щелбанов, в пятерку – пять, в зеро – свободен. И так будет с каждым… У моих попутчиков либо пальцы устанут, либо лбы опухнут.

Экипаж правила воспринял с энтузиазмом. Эта посудина, пожалуй, столько смеха не слыхала с тех времен, когда ее спускали на воду. Смеялся даже Потапыч. О спорт, ты – мир! Я, разумеется, судил. Не мальчик ведь уже, чтобы на щелбаны играть. Кунак оказался самым метким. Лоб был почти не красный, но – как у него глаза горели! Вот что значит правильные правила игры придумать. Он даже по инерции пытался и мне щелбан влупить, но вовремя спохватился. В самый разгар сражения за целый лоб нас прервал капитан.

- Отбой! Всем – отбой!

Все в возбуждении разошлись. Ага, уснут они сейчас! Каждый своими шишками будет хвастаться. Потапыч молча спустился с мостика и, подойдя к мишени, снял ее со стенки. Отдав мне дротики, кивнул головой, - «пошли за мной».

Естественно, в кают-компании не дует, поправки на ветер делать не надо, но, глядя на горящие азартом глаза капитана, я понял, что надо что-то делать. Нет, это же  просто какой-то бык на корриде. Надо придумать такое, что если он проиграет, он не обиделся, а если выиграет, - в чем я сомневаюсь, - не обрадовался. В любом случае я в прогаре не останусь. Универсальный вариант: - «выпить че есть?» - спросил я. Потапыч радостно закивал и рысцой отправился за перегородку. Ну и походка же у него! Но на скорость доставки это не повлияло. DHL какой-то, разве что на сухую не работает.

Обоюдно выпив, я пояснил правила игры. Глаза моего оппонента прям-таки  лучились от возбуждения. Знал бы он, с кем связался. Пусть я толком правил и не помню, но в Екатеринбургских барчиках всегда занимал первые места. Возник вопрос – на что играем? Мы ведь не матросня какая-то, а… И пусть я тоже матрос, но играю все же с капитаном. Вот этой вот сухогрузины.

И пусть Саакашвили на меня не обижается: надо было посвежее фрукты поставлять, сам виноват. Сговорились, что я ставлю маску – а пофиг, у меня все равно их две, на, - не поверите, - якорь. Что, я зря его точил? На корабле их тоже два. Понятно, что ни один из них мне не нужен, но вы когда-нибудь выигрывали якорь? Когда-то надо начинать. Настороженно глядя на меня, Потапыч протянул мне руку: - «Договорились».

Эх, надо было на штурвал играть.

53.Качка.


Утром болтало так, что я уже решил, что Потапыч в отместку мне дротик в голову засадил. В самый что ни на есть мозжечок. В гальюне меня тоже ничего не обрадовало: отекшая морда, вяло пытающаяся улыбнуться, вот, пожалуй, и все. Однако к  моей превеликой радости, при выходе оттуда я наткнулся на капитана: та же картина. Видимо, он при виде меня испытал аналогичные чувства. Кивнув, он сказал, - «Якорь – твой!» Мне опять захотелось в туалет. И где же на свете  справедливость?

Потапыч, хитрая морда, сдержал свое слово. На ужин он явился в парадном кителе, и предложил, вернее – приказал всем поднять кружки с чаем и выпить за нового офицера Российского флота. С этими словами он подошел ко мне, отцепил с кителя форменный якорь и прицепил мне на грудь. Молодец, слава тебе, Господи, все же надумал, как отмазаться.

Весь экипаж был в восторге. Матросики услышали волшебное слово – «выпить», и поставили чай на стол. Поморщившись, Потапыч подал знак коку – тащи, мол. Это был спирт. Надеюсь, что медицинский. После пары-тройки-пятерки рюмок, когда Кунак уже начал с завистью посматривать на якорь на моей тельняшке, а Потапыч, дергая меня за рукав, горячо доказывая, что Россия – великая морская держава, меня вдруг потянуло в сон. «Мы до сих пор плывем, мы до сих пор плывем» - нудел внутренний голос. Вот и приехали…

Встав возле борта, я не нашел ничего лучше, чем облегчиться за борт. Неплохо, я вам скажу. Может, конечно, каким-нибудь рыбам это на вкус и не понравится, но ответьте – приятно ли мне, или вам – кушать эту рыбу? После всего этого. Так что всегда впредь спрашивайте у официанта, где она поймана.

54.Страна цветов.

После болтанки, длившейся несколько дней, мы наконец-то прибыли в порт. Ухоженный такой, даже с цветочными вазонами на пирсе. И еще - вежливые таможенники. По - быстрому просмотрев документы на груз, сказали «добро пожаловать», - и убрались восвояси. Даже паспорта не спросили! А у меня даже  Шенгенской визы нет. Да уж, до нашей таможни этим еще далеко, им же за державу не обидно…

В поисках какого-нибудь приемливого  заведения провели минут двадцать. Это надо ж такое! То панки-отмрозки, то псевдомузыка грохочет, а в последнем заведении, - так вообще одни голубые. Может, конечно, у них и обычные люди так одеваются, и к мужикам пристают, но – это уже перебор. Шпенглер был прав, катится Европа невесть куда.

Но нормальное заведеньице мы все-таки нашли. Мне понравилось. Старинный, красивый дом со всякими там резными финтифлюшками, а внизу, - я сразу понял, что этого-то нам и не хватало, - нормальные веселые мужские голоса.

Предчувствие меня не обмануло. Кто-то был в форме, кто-то в тельняшках, как мы с Кунаком. Даже у Потапыча, похоже, на лице полоски нарисовались! Усевшись за свободный столик, подозвали официантку. Марта, тьфу ты: у моей тетки так кошку звали! Но двуногая Марта даже улыбаться умела. И – разрез на юбке чуть ли не до шеи. Прощена. С трудом оторвав взгляд от этого местного колорита, начали наперебой заказывать выпить-закусить. Марта только успевала записывать.

Похоже, морячки за соседним столом над нами откровенно смеялись. А французский я тоже не знаю. Это обижало вдвойне. Тут после этого показа мод в ушах булькает, Кунак с Потапычем вообще взгляд от стола боятся оторвать, нестриженными когтями его царапают. Да уж, тяжело без баб.

Ну не могу я без приключений! Простите меня, неуемного.

- А ну, молчать! – по-русски выкрикнул я в сторону соседей.

Те испугались и замолчали, особенно когда заметили братишку, который вертел в руках столовый ножик. Просто так, безо всякой задней мысли, в раздумьях человек. Вот что значит – командный голос и демонстрация силы. Потапыч посмотрел на меня с уважением. Тебе бы, мол, дипломатом быть!

 Зал немного приутих, но основным предметом разговора, похоже, стали мы. Пялились, как на крестный ход под дождем. Ну что ж, играть так играть. Поднявшись, спросил, есть ли здесь русские? Из угла зала тут же взметнулась рука. Точно, нет мне покоя от этих русских!

Его звали Миша. Красивое имя, патриотическое. Поздоровавшись, и познакомив его с друзьями, я предложил устроить соревнование. Вот нас – почти четверо русских. Кунак, как-никак, все же мой брат, а значит – почти что наш.

В армрестлинг. С другими командами посоревноваться, из тех, кто тут есть. Мишины глаза просто загорелись азартом, но потом он скептически уставился на Кунака. Да и на меня тоже с сомнением посмотрел. Знал бы он, сколько мы с якорем упражнялись! Короче, за сборную России он выступать согласился.

Еще здесь были: англичане, немцы и турки. Их-то как сюда занесло?

В качестве арбитра я назначил Марту. Никто был не против. То ли ее знали, то ли совсем не знали. Я вот, к примеру, что у нее в голове творится, пока не пойму. Объяснив Марте правила соревнований, разбились по командам.

Хе, а через несколько минут  мы уже – в полуфинале. Минимум четвертое место гарантировано. Но не время ерничать. Мы сели против турок, - а все здоровые такие мужики, что даже боязно, блин.

Англичанам достались немцы. И что меня вечно на авантюры тянет? Встав, я объявил, что призом станет якорь с тельняшки русского офицера. Что тут началось! Кто-то выкладывал зажигалки, как я успел заметить, «Ronson». Это англичане. Турки сняли часы.

Немцы замялись, видимо, выжидая. Отведав порцию укоризненно-выжидающих взглядов, первым положил на стол портсигар немецкий капитан. Надеюсь, что серебряный. Его подчиненные тут же выложили рядом то, что было не так уж им и дорого. Истинные арийцы.

Первыми к столу подошли Потапыч и турецкий, - ну, не знаю я их языка! – пусть будет просто начальник, паша, короче. Немцы почему-то болели за нас, а англичане – так, для спортивного интереса. Потапыч все же победил. Вытерев мокрый лоб руками, плюхнулся рядом со мной. А очередь была именно моя. Я без всякого удовольствия посмотрел на своего соперника. Здоровенный, как горилла, но улыбка – добрая. Протянул мне руку, сказал: «Махмет».

Их что, всех там Махметами зовут? Я ответил – Гунага. Вы бы видели моего братца! Понял, видать, что я буду бороться не только за Россию, но и за его Або-Гуну. Бог мне в помощь, и его боженька – тоже.

 Уже через минуту мне стало стыдно. Я проиграл. Как я ни сопротивлялся, - он гнул и гнул, давил и давил. И – задавил. Что я проиграл такому бугаю, мало утешило. Настал черед Кунака. Этому маломерку попался тоже, мягко говоря, рослый мужчина… Марта, скомандовав – старт, отошла от стола. Вернее, отпрыгнула. Наследный принц просто припечатал руку турка к столу. Нет, кто бы мог подумать?! А турок, похоже, даже подумать ничего не успел.

Так, 2:1. Остался Миша. Все заведение уже забыло про выпивку, смотрит и, даже, кажется, за нас болеет. Особенно немцы.

3:1! Мы вышли в финал. Мне бы такой слабак попался, подумал я, завистливо глядя на Мишу. У меня-то вон какой здоровый был!

Потом боролись англичане с немцами. Ох, и азартная борьба была! Орали даже те, кто живет наверху: « ну когда же вы там заткнетесь, спать мешаете!». Победили немцы. Англичане, как положено, оставили свои ставки на столе и молча удалились. Турки кровожадно ждали нашего поражения.

Первым пошел я. Сосредоточился, вспомнил молниеносное движение братца, когда он победил турка. Не знаю, что мне помогло, но через долю секунды рука соперника была на столе ладонью вверх. Оставалось еще три подхода. Никогда я так не нервничал, даже на чемпионате мира по футболу. Мы выиграли – 4:0. Весь барчик, прыгая, уже сходил от восторга, а я – недоумевал: за что они так немцев не любят?

Все участники соревнований, исключая огорченных англичан, бросились качать меня на руках. Почему меня?! Кунак, он-то полегче будет. Не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг захотелось подарить немецкому капитану якорь. Типа того, что, ну, - проиграл ты, бывает, че тут сделаешь? Отцепив с тельняшки, с как можно более искренней улыбкой протянул ему:

- Цум глюк!

Очевидно, мои напарники вообще по-немецки не шарили. Уставились на меня – у кого глюк? Эх, не знают, что «глюк» - это «счастье». Только – немецкое. Вот и наркоши, к примеру, тоже плохую вещь «глюком» не назовут. В отличие от компьютерщиков. Хотя еще не известно, кто из них лучше.

Похлопав по скамейке рукой, я сказал – присаживайся! По-моему, он был не против. Странно. По-моему немцы – чрезмерно экономные. Что, кстати, мы сегодня и наблюдали. Если не считать его портсигар, остальные трофеи от немцев и двадцати-то долларов, наверное, не стоят. Немец был точно неправильный. Заказал всем пиво и, когда принесли, произнес тост:

- За настоящих мужчин!

Мне бы его лаконичность. Невольно вспомнились «Особенности национальной охоты». Улыбаясь, я перевел. Мои подопечные в ответ гаркнули:

- За нас! – и жестами подозвали наших не столь осчастливленных соперников.

Только этого не хватало! А те, сволочи этакие, радостно откликнулись и потянулись к нам за столик. Даже – турки. Пришлось сдвигать два стола. Тот турок, что у меня выиграл, сел поблизости. Скалился, гад. Но, водку – пил. Мусульманам, похоже, Аллах запрещал только вино пить. Про водку в Коране ничего не сказано. Может, они ее и придумали? А совсем даже не Менделеев.

55.Отплытие.

Ну что за тенденция такая? Как только я проснулся, - а проснулся не только я, но и этот… венценосный. Сначала мы несколько секунд пялились друг на друга, и тут меня словно электричеством ударило, - где наши трофеи? Все было возле кровати, в мешке.

 Еще пару минут я хотел подремать, но даже сквозь закрытые глаза чувствовал, что Кунак за мною наблюдает. Внимательно так. Вот ведь, сволочь иноземная, русскому богатырю поспать не дает! Вчерашний вечер вспомнился, может, как у Наполеона после Аустерлица: голова побаливает, но настроение – лучше некуда. Вздохнув, поднялся. Что же такое с Кунаком? Так и пялится на меня, не мигая. Не дай Бог, помер! Фу ты, улыбнулся. Заморгал. За такие шутки в следующий раз я точно его опять якорь точить пошлю.

Тот присел, достал откуда-то из-за спины, звякнув, тарелку, и протянул мне. Говорит, что из барчика вчера две спер. Со стенок. Одну – мне, другую – уж извини. Мейсенский фарфор, 1803 года, ручная работа! Да я за такой подарок эту воровскую морду расцеловать готов! И когда он успел?

Сделав то, что не только матросы с утра делают, - вы уж не подумайте чего, - но мы умылись, и так далее. Потом – позавтракали. Единственное верное решение, на мой взгляд, было вернуться в каюту и поделить вчерашние выигрыши. А то как-то совсем уж нечестно будет. Демонстративно не заметив взгляд Кунака, засунул себе в карман портсигар. Он мне, конечно, не понадобится, но красивые вещи, как я уже говорил, я люблю.

Братишка в ответ, порывшись, тоже что-то достал и сунул себе в штаны. Вот ведь гад, наверняка же перстень турка откопал! А я про него и забыл. Но, кто не успел, тот опоздал. Опять снаружи послышался какой-то гул. Не сильный, но навязчивый. И, так как мы с моим конкурентом на корону из всего остального мешка интересного для нас не нашли, я пошел с добычей к капитану. Пусть сам делит. Кстати, мы Мише хоть что-то отдали? Как-никак, а он тоже на одну четверть – герой.

За бортом на самом деле гудело: нас заправляли. А Потапыч, негодяй такой, стоял на мостике и хитро щурился. По-капитански. Переть ему наверх мешок я однозначно не хотел. И что мне остается? Призывно помахав ему рукой и, показав на поклажу, присел покурить. Тот поморщился, но спустился. Было бы из-за чего. Турецкие, английские, немецкие сувениры, вот и все. Вручив ему эту торбу, я произнес:

- Дели, как хочешь.

А глазки-то, глазки-то как у него загорелись. Капитан – он на то и капитан, чтобы путь освещать. Ну не думал же он, надеюсь, что это хозяйство я один себе присвою? Пошли обратно к нам в каюту. Нет, надо что-то все-таки с этой черномазиной делать. Опять лежит, делает вид, что дрыхнет. Да не верю я ему! Пришлось гаркнуть для порядку. Пускай и капитан знает, что я не хуже его орать умею.

Фу…ну и запашок же тут у нас! Кунак опять был в носках. Хорошо, что хоть в одних, а то мы с капитаном уже точно лежали бы возле, парализованные, даже если они просто шерстяными были. Отдышавшись и выгнав братца мыть лапы, приступили к разделу имущества. Нет, Потапыч все-таки не человек слова. То говорил, что капитан уже я, а теперь сам распоряжается. Ничего, ладно, посмотрим, что он мне выделит. Мне, конечно, все равно, но как-то интересно.

Просияв, тот протянул мне заколку от галстука. Да я в галстуке ходил в последний раз, когда в пионерах был, если не считать тот случай, когда мы впервые с Кунаком к моему шефу пожаловали. Но да ладно, как говорит мой друг Леха, в кулацком хозяйстве и пулемет не помеха. И что мне с этим совершенно бесполезными двумя вещами делать? Портсигар еще туда-сюда, а с заколкой что? Но тут раздался гудок, и мы поспешили на палубу.

А нас заправили уже и соляркой, и водой, даже еды что-то там натащили. Ай да  голландцы, ай да паразиты! Додумать не дали. Точно я сюда больше не поеду. Пусть потом себе локти кусают и на рынках цветочками торгуют.

Где-то через час мы отплыли. И куда же на этот раз?

На сей раз мне повезло. Влекомые Гольфстримом, мы за пару дней добрались до берегов Финляндии. Почти дома. Кунак, правда, покрылся пятнами, но отнесся к этому совершенно спокойно. Из-за переохлаждения, якобы: это у него бывает. С полчаса посомневавшись, я все же решился заглянуть в медпункт.

Опять – двадцать пять! Пришлось махать руками, утверждать, что друг уже умирает, весь – пятнистый. Эта кукумария сорвалась с места и, попутно испепелив меня взглядом, умчалась в сторону нашей каюты. Ох, что-то сейчас будет. Причем – со мной. И неважно, с какой стороны.

Правильно говорят, баба на корабле – быть беде. Кунака уже трясло, как в лихорадке, даже губы посинели. Тот, вопреки ожиданиям, все-таки посмотрел на меня с благодарностью. А на врачиху – с надеждой. Видимо мужику совсем поплохело. И не видать ему Финляндии, как своих ушей.

Сестричка (елки-палки, как же ее зовут?) – неожиданно резким тоном безапелляционно бросила:

- Срочно – носилки, и в карантин!

Не став тратить времени на поиски капитана, я, выскочив из каюты, схватил за шиворот первого попавшегося матроса. По-русски тот не понимал. А как носилки по-английски, я не знал, хоть убей. Похоже, сколько я жестами не показывал, что такое – носилки, он – тоже ничегошеньки не понял.  Подумав со злостью: «и набрали же, блин, дебилов всяких по справкам», я побежал на мостик.

Слава Богу, Потапыч был на месте. Задыхаясь от бега, объяснил ему ситуацию. Моментально указав своему старпому на штурвал, тот ринулся со мной вниз. Там он открыл какую-то дверь, достал носилки, и мы просто вихрем помчались с ним до каюты. Вот ведь напасть! Кунак уже стонал. Сестричка, хлопоча над ним, шлепала себя в отчаянье по ляжкам.

Осторожно перегрузив это тельце на носилки, мы самолично, вернее – саморучно, отнесли его в санчасть. Сестричка, надев марлевую повязку, тут же нас выгнала. Просто никакого уважения! А нам тут сиди в каюте капитана, смотри друг на друга, мучайся. Он, отдышавшись, предложил мне выпить тыквенного сока. Зато – из холодильника. Ну ладно, не все же водку глушить, можно и сока иногда.

Сок мы пили часа два, нервно курили. Выпили, наверное, литра три, - чисто сокоманы записные, и все тут. В перерывах между сигаретами Потапыч подходил к карте, оценивая, где бы лучше пришвартоваться и, если понадобиться, сдать принца в больницу. Я тоже тупо смотрел на карту, заранее понимая, что это ничего не даст. Даже ведь не знаю, где мы находимся. Но – все равно смотрел.

56.Почти рядом с домом.

Где-то сутки мы провели в Финляндии. Местные жители почему-то не улыбались, глядя на нас, а вот в той же Або-Гуне, к примеру, у всех рот был шире плеч при нашем появлении. И какая страна после этого более цивилизованная?

На развлечения и обзор окрестностей времени просто не хватило. По- быстрому купив свежего хлеба, мяска, воды и так далее, отправились с провизией обратно в порт. Экипаж переносил ящики, а мы опять засели в капитанской каюте. Потапычу пить было нельзя: скоро Питер, а там за выхлоп морские гаишники могут и лицензии лишить.

 До отплытия еще оставалось часов пять. Надо что-то делать, не сидеть же так, тупо глядя друг на дружку! Так вот, оттого мы и придумали половить рыбу. Прямо с корабля. Признаюсь, с корабля я никогда не ловил. Да и так-то раз пять в жизни. Хотя – занятие увлекательное. Кто не пробовал, я не виноват.

Потапыч, весело улыбаясь, заявил, что мы по-всякому ничего не поймаем: чутье у него, видите ли. Я тоже в этом не сомневался. Он вручил мне спиннинг, показал, как им пользоваться и ушел, зараза, на корму. И ладно, мне и одному не скучно. Если что-нибудь поймаем, будет для команды стерео: я ловлю с носа, а капитан – с кормы.

В рыбах я разбираюсь также, как и в жизни. Какая тут рыбалка?! Ветер холодный, - злился мученик добровольного промысла, - хлесткий такой, но я не переставал закидывать крючок все дальше и дальше. Вошел во вкус, видимо. Как ни странно, первую рыбеху вытащил я. Отцепив с крючка, заорал Потапычу: «Есть!» Тот нахмурился и начал забрасывать с удвоенной энергией. Эх, зря я его огорчил. Часа через три, когда мы уже устали от физических упражнений, подытожили улов. У Потапыча вышло раза в полтора больше. Но – да я же и не против, а очень даже и за! На уху всем точно хватит. Добытчики, одним словом.

А шпионы все равно были. Наверное, полкоманды, включая кока, за нами наблюдала. И – счет вела. Рефери тоже мне нашлись. Интересно, если кок здесь, будет у нас ужин или нет? А то что-то уже в животе бурчит, о чем-то напоминает. Или это выражал свое возмущение сам живот, а не его содержимое. Как говорится, смотав удочки, мы, довольные собой, отдали улов коку. Тот поклонился и побег на кухню. То бишь, камбуз. Объявил, что через сорок минут будет ужин. И – радостный такой. Мне даже завидно стало. И за кого, интересно, он болел? По-моему, явно не за меня. И почему за меня так мало народу болеет?

В азарте, забыв почти про все и вся, я лишь теперь спохватился: а что же там с братом? Отдав удочки матросам, мы поспешили к санчасти. У обоих глаза были виноватые: мы тут развлекаемся, а наш друг, может быть, уже загибается. Сестричка нам входить не позволила, заявив, что больной спит. И не надо ее беспокоить больше по пустякам!

Вот ведь вредина какая. Капитан обиду проглотил, развернулся и пошел. Даже мне ничего не сказал. Видимо, направился к себе в каюту. Или – на мостик. Ну, а я двинулся к себе. Леший с ним, желудком и ужином! Обиделся тоже, в общем.

Обижаться мне пришлось недолго. Где-то через часик в дверь вежливо постучали. Кого же там опять несет! Это был кок. Промямлив, что рыжего господина у себя ждет капитан, он быстренько захлопнул дверь. Нет, и сволочь же все-таки Потапыч! Как будто не мог сам прийти, извиниться, или еще что-нибудь придумать. Да еще и поспать не дал. Мне как раз такие…, ну, вы понимаете, такие снились! В древности они «суккубами» назывались, но что-то в России это название не прижилось.

Хотя последняя была даже совсем ничего… Сон быстро вымылся из головы, подчищая свои возможные огрехи, но так и не дал мне рассмотреть лица той, последней. Лежа на спине, я задумался – а откуда берутся все эти лица? Ладно, лиц за жизнь, быть может, я миллион и повидал. А как же быть со всем остальным? Сначала они разговаривают о чем-то возвышенном – о поэзии, о театре. Потом, глядишь, уже без одежды.

А другие, напротив, говорят, извините меня за выражение, - полную лабуду. А потом – опять без одежды. «Золотой середины» мне не хочется. Если одновременно и то, и другое, то это явный перебор. Ну не мог я столько голых женщин в жизни видеть! Продолжая лежать на спине, подумал, что, может быть, просто мой идеал, - продукт моего собственного воображения? Но как-то этот идеал, кроме физических параметров, мне совершенно не подходил. Любви не хватало. Вот и все.

57.Питер.

Примерно через день я увидел «Аврору». Конечно, основной мотивацией было взглянуть: как она там? Может, почувствовать вкус времени, может – пальнуть? Самое же на то время. Кунак, почти оклемавшись, поплелся за мной. Обойдя почти весь крейсер, попали в столовую. То есть в кают-компанию.

 Офигеть, и цены тут у них! Дороже только в парижском «Максиме», наверное. Россия – мать! – где же твои сыновья?! Что, мы с Кунаком вдвоем остались? Ну, разве что еще Потапыч. Не-ту-ти в нашей стране любви к ближнему своему, ну не-ту-ти! И вы сами поразмыслите, - почему. И ведь это еще не Москва. Ох-хо-хошеньки. Дерут, как с негров. А нас ведь всего-то навсего полтора.

Не удержавшись, я повел моего верного Кунака в Эрмитаж: как же так, в северной столице быть, и Эрмитажа не видать? Кощунство какое-то. И надругательство над Российской историй. Кстати, и всемирной – тоже. Я забыл купить схему расположения залов, так что мы брели наугад.

Надо отдать должное моему попутчику, он то и дело показывал мне пальцем на какую-нибудь картину, и восклицал, - а-а-ооо! Емко. Но надо было возвращаться на корабль. Шефу я уже позвонил, и теперь надо хоть как-то закамуфлировать наш груз.

Эх, заворочалась опять в душе жабочка, - что же ты эти бивни, к примеру, львиными шкурами не обтянул? Пригодились бы. «Ну и жаба же ты, Иваныч!» - это уже Годзилла. Ну что она у меня такая здоровая?! Вон Кунак рядом идет, улыбается, и никакая-растакая совесть его не мучает, не терзает. Нет, русским родиться – и правда вредно.

58. И я передумал.

Трейлер за нашим грузом должен был подойти часов через пять-шесть.

Крайне воодушевленный Эрмитажем, Кунак ворочался и что-то бормотал по-своему. Тоже мне – любитель прекрасного. А спать все равно надо. И что я этого бурчальщика в санчасти не оставил? Да еще в город потащил. Сидел бы он здесь на корабле, под присмотром капитана. Может поумнел бы. А то у меня-то чего наберешься? Все-таки мне удалось задремать. Пришли таможенники, попросили вежливо так показать документы. Даже не развернув, вернули их обратно.

Вот это связи у шефа! Говнюк он, конечно, но – первосортный. Затем – суета: погрузили хозяйство в кузов. Выписали накладную. Что в ней было написано, я не читал. Лучше и не знать. Что-то там везут, так и пусть везут. Мы с Кунаком и водилой поехали отдельно, на джипе, а за нами тащилась фура.

 Но нельзя же так медленно ехать на такой машине! Да еще и братец через каждые полчаса порывался попросить, чтобы ему дали порулить. Водитель, Коля, был весом в два Кунака. Однако – терпел. Что будет, когда мы выйдем отлить? Остановились на парковочке часа через четыре. У Коли – глаза дикие от явного перевозбуждения, а у моего бедолаги – счастливые такие.

 Думал, наверное, порулить ему дадут. Щас. Я немного придержал Кольку, объяснив ему, что эта негритосина – их принц, так что будь аккуратнее. И, по возможности, повежливее. Хотя – куда уж вежливей? У меня бы, к примеру, нервов на столько времени могло бы и не хватить.
 
Коля плюнул и пошел за грузовик. Я же показал Кунаку кулак и, где-то через полминуты, пока тот внимал мою речь про врожденное скудоумие всяких там принцев Африканского континента, мы двинулись к фуре вслед за Николаем. Вот ведь гады! Они уже и тушенку успели открыть, пока я разъяснял политику партии. Никакого уважения.

Заметив наши с принцем, - ох, молодец, тот уже научился, - гневные взгляды, один из дальнобойщиков быстренько удалился, появившись с еще двумя банками. Протянул нам, переводя глаза с одного на другого. Так, понятно, - та еще картина. Только вот ему все равно было непонятно. А мне разыгрывать его было лень. Да и устал я, к тому же проголодался.

Поэтому я лишь широко улыбнулся и сказал: «Danke sehr!». А зачем же мне в России по-русски -  то разговаривать? Это же неуважение к национальным меньшинствам, а им, может быть, после этого нехорошо. Напрочь забыв, как по-немецки будет «открывашка», просто брякнул - «Кундецунде» - сопровождая это самой доброжелательной улыбкой и жестами, - что, мол, как это у вас открывается?

Дальнобойщик, даже еще не успев присесть, забрал банки у нас из рук, и так же лучезарно улыбаясь, начал открывать тушенку, и попутно вполне внятно произнес: «Вот пид…сы!» Я тут же схватил Кунака за руку, - черт его знает, что в этой черной башке творится, второй показал Коле, не переживай, нам все еще интересно. И только начинается.


Все-таки в великой стране мы родились. Досадно, конечно, что мы в ней живем, но ведь и это тоже  не вечно. Тут я окончательно передумал подменять шефу бивень мамонта на бивень слона. Нет, на кой мне он сдался? И какая в них разница? Суета все и томление духа, честное слово. Я доел тушенку безо всякого аппетита. Обозвали нас, а отвечать просто категорически неохота. Или что, с этим придурком драться теперь? Нет уж, увольте. Вон, если Кунаку неймется, пусть он и идет. Прикончив, что было на походном столике, закопали банки с прочим мусором, закурили. Помолчали.

Ну что же, домолчались. Встав, я скомандовал: «По машинам! И шевелитесь, вашу мать!» Мой обидчик сначала просто опешил, стоял, изображая из себя то ли Ихтиандра, или еще какую водную рептилию, и, наконец, прозрел. Перестав ритмично разводить руками и открывать рот, выдавил из себя: «Вы, что – русский?».

«Высечь бы тебя», - подумал я мечтательно. И для коллектива в воспитательных целях полезно. А этому обалдую – тем более. Но я все же не садист. А вот Кунак, наверное, справится. Ведь есть же за что! Хотя и у самого руки так и чесались.

Но – не стоит, пока не доехали, главное – груз. И лишь злобненько так ему улыбнулся. А этот бедолага пусть  потом всю дорогу мучается. Все-таки, наверное, в глубине души  я – садист.

59.Коля.

Коля был просто счастлив. Понятно, конечно: покушал, да еще такое шоу повидал! Но, похоже, дело не только в этом. Ведя машину, он радостно скалился и, покачивая головой, посматривал на нас, дураков. Я улыбался в ответ. Может он этого дальнобойщика тоже недолюбливает, или чувство юмора у него такое? Однако не могу я столько времени улыбаться. Чтобы разрядить обстановку, спросил у Кольки, - где мы вообще едем? Тот сразу сник. Помолчав, произнес:

- А можно, мы километров через восемь ненадолго остановимся?

Я недоуменно кивнул. Почему через восемь? Если бы хотел куда-то, мог бы и где-нибудь здесь притормозить. Что-то непонятно. Мутно как-то. Не подстава ли? Но, глядя на его лицо, как-то не верилось.

Пока я размышлял, мы доехали. Недалеко от дороги стоял памятник со звездой. Такие во всех городах и весях России стоят, где-то – ухоженные, почти как в Германии, а где-то – как здесь. Позвав меня взглядом, водитель вышел. На всякий случай осмотревшись, - нет, вроде никакой опасности, - последовал за ним. За нами – все остальные. Даже – дальнобойщик. Это же  просто неорганизованный бардак какой-то!

Я просто недоумевал. Зачем мы здесь остановились? Может, еще до мавзолея доехать или до вечного огня? Коля просто ткнул пальцем в список погибших, сказав, что вот этот – его дед. Да уж, список был, мягко говоря, великоват. Не хотел бы я жить в то время. А вот Колька, видимо, деда любил. Заочно, конечно. Хотя я и своих тоже люблю, даже того, который умер, когда мне было всего полгода. Кровь есть кровь. Молча поклонившись, пошли обратно к машинам.

А Коля – улыбался. Странный они народ, эти водители.

60.Наконец-то дома.

Не буду описывать дороги, их у нас и так все знают. Даже в джипе трясло, а что было с мужиками в длинномере, мне и думать не хотелось. А хотелось иногда поспать, иногда – поесть, и всякое такое. Километров за сто до поворота нас ждали. Первым ко мне подошел шеф:

- Ну что, как дела? – не здороваясь, спросил он.

А я ведь не могу обойтись без шуток.

- Задница болит, - отвечаю.
- Ерунда, это пройдет, а в городе я тебе такой вазелин найду, что ты про это место напрочь забудешь, - утешил он. Да уж, пошутить иногда он тоже умеет. Ничего, придет время, я тоже что-нибудь забавное придумаю.

Про него, а чем не персонаж? Радостно ухмыляется, к машине меня подпихивает. Давай, мол, там поговорим. Ага, не на того напал. И тогда я заявил, что, мягко говоря, Кунак будет опечален, если мы будем разговаривать без него. Без малейшего намека на взаимную приязнь, попросили позвать братца.

И что я все время на неприятности нарываюсь! А вот Кунак был, напротив, доволен. Да уж, ему-то что терять? Якобы нехотя подошел к нам, пояснил, что ему со своим братом нужно вернуть долг северным людям. Бивни отвезти. Директор завертел головой, выискивая еще какого-нибудь негра и, не обнаружив, спросил:

- А где твой брат?
- Да вот же он, - сказал Кунак, кивая на меня. – Теперь он тоже наследный принц.

В очередной раз мне удалось увидеть, как люди перестают дышать не только носом – ртом. Шеф дышал чем-то другим, изумленно переводя взгляд с одного принца на другого. Глаза раздваивались. Вроде не пил еще, а зрение – вон какое. Сплошная экономия. Судорожно сглотнув, он отчего-то мягко спросил:

- Тогда что, по машинам?

Вот так-то! Этих начальников тоже иногда строить надо. И – децимацию проводить, чтобы другим неповадно было. Семь бивней, заранее заготовленных, мы положили в джип и, накоротко попрощавшись с шефом, отправились ко мне домой.

И на кой они мне сдались? На стенку вешать, что ли? И дырки надо будет делать еще, и крепеж покупать. Колорит, конечно, но ведь еще и наверх, в квартиру, тащить надо. Жалко, что дальнобойщика нет - отработал бы свою вину, зараза. А соседи, как обычно сидевшие на лавочках, были просто в изумлении.

 Вот  представьте себе: три мужика тащат вот такое вот разэтакое в наш подъезд. Даже никто не поздоровался, а ведь обычно – вежливые такие. Вот, наконец-то я дома. Выгрузив все хозяйство на пол, мы стали прощаться. Сначала ушел Колька, а Кунак почему-то решил остаться. Хотя мне хотелось бы, чтобы он тоже ушел. Просто возжелал невозможного: побыть одному, и в тишине. Но ведь не обижать же человека! Он мне вот же жену свою отдавал, а мне для него что – кровати жалко?

 Выспавшись к обеду, я вперил взгляд в потолок. Кунак в соседней комнате что-то бормотал, охал. Пришлось встать, проверить: что живой, - это понятно, но вдруг еще и больной? И заразный. От него всего можно ждать. Открыв дверь, я осторожно заглянул внутрь и увидел следующую картину: братец лежал на спине и, чего-то выкрикивая, мотал головой, да еще при этом дергал ногами.

Я вежливо постучал в дверь. Тот быстро вскочил, и начал мне что-то энергично объяснять на своей тарабарщине. И как прикажете мне справиться с этой образиной? Как только я демонстративно покрутил пальцем у виска,  Кунак сразу заткнулся. Посмотрел на стены, мебель, потом на меня и, похоже, прозрел. И начал даже вполне внятно, хоть и сбивчиво, разговаривать. Стресс был у бедолаги. Ему приснилось, что его отец, вкупе с шаманом, подыскали ему третью жену, а отказаться – никак нельзя.

- Так и что теперь, на весь дом орать надо? - возмутился я, - Что же тут такого страшного?

Он аж отшатнулся:

- Ей уже почти тридцать лет, и она худая, как… как…, - пошарив вокруг глазами, и уронив взгляд на стол, воскликнул, - как ручка!

И смех, и грех. Было бы из-за чего расстраиваться. Тоже мне, подарок нашелся. Все ему молоденьких подавай. А ведь тридцать лет – это же просто песня. Да и сорок – совсем даже ничего. Даже если она такая, как ручка. Это же хорошо, что следит за своей фигурой человек! Задумавшись, осторожно поинтересовался у друга:

- А роста какого?

Тот, вздохнув, показал рукой на шкаф: такая. Ага, вот теперь понятно, почему он мне Машу отдал. Она ведь тоже почти на голову его выше. Комплексует, что ли? Нет, все-таки эти негры какие-то ненормальные. Да и откуда он вообще взял, что его по возвращении домой заставят жениться? Да и хрен – то с ним: приснилось и приснилось. Зачем же нервничать?

На мой вопрос новоявленный жених ответил, что этот сон ему их шаман передал. И чтобы Кунак был готов к свадьбе и прикупил в России какие-нибудь подарки родственникам невесты. Да уж, похоже, либо братишка совсем с катушек съехал, либо в Африке сотовые совсем ни к чему.

Тот состроил наикислейшую физиономию и пошел в туалет. Плакать, что ли? Вот ведь, а я-то не сходил! А захотелось! Не дай бог этот чудик еще и помыться решит. Через пару минут он вернулся, все еще встревоженный. Так правильно – горячую воду же отключили, а нагревателя у меня нет. Вы ведь наверняка ни разу не видели негритянского «моржа»? А вот я пойду и, матюкаясь, стерплю. Дома и стены помогают. Особенно если пьяный.

Сочувственно погладив его по грязной кучерявой башке, я пошел мыться. А что вы хотите: чтобы я воды ему нагрел, да на балконе тазик искал? Брат брату – рознь. И непонятно еще, кто из них хуже. Опять Годзилла проснулась, сволочь такая. Решив из чувства солидарности тоже не мыться и, благо время уже было подходящее, да и деньги еще были, предложил ему сходить в сауну. Заодно и помоемся. Тот радостно закивал головой.

Что, по африканской жаре соскучился? Нет, не в сауну, - в русскую баню тебя отведу. И – веничком, и – веничком! Чтоб не скалился так. И ведь даже про свой сон позабыл! - удивился я. Вот что баня с людьми делает! Еще там не был, а уже счастлив. Вон как быстро побежал к своей сумке, порылся и вернулся уже в темных очках.

- Очки-то тебе зачем? – спрашиваю.
- Для контраста.
- Дак ведь осень уже, видишь, солнышко низко, - продолжал недоумевать я.
- Для контраста, - радостно повторил Кунак.

И что с ним поделаешь?!

61.Причуды.

Собирались мы недолго – и собирать-то особенно нечего, да и ни к чему оно. Там и так все есть. Захватил лишь любимую шапочку для бани, рукавички, сед;шку, да и всякое там прочее. Наклонив голову, Кунак молча смотрел за моими сборами. А ладно, тебе тоже полотенце положу.

Вытянув губы, он что-то пробормотал, и вскоре вернулся с носками. Причем – с моими. И где он их нашел? Я и то их порой ищу минут по пять, а он – раз и все. По запаху, что ли искал? Еще бы трусы принес. Может, у него на них просто нюху не хватило?

Так. Это – взял, это – взял. Вроде все в комплекте. Остальное возьмем на месте, а с банщиком я уже договорился. Нормальный мужик, но, правда, если встретишься с ним в темном переулке, то точно захочется не в баню, а – в кустики. Что есть, то есть: морда у него на самом деле протокольная. Менты его постоянно останавливают, требуют предъявить паспорт, а затем фотографию сверяют.

И что там сверять, спрашивается? Как в паспорте рожа бандитская, так и в натуре. Да еще и обыскивают до кучи, чтобы не скучать, видимо. На это он мне жаловался почти каждое мое посещение, просяще заглядывая в глаза, - мол, может, хоть ты-то меня пожалеешь? И я его жалел. Каждый раз привозил литр водки. И его грусть сменялась радостью. Вот так и надо утешать людей, без лишних слов: учитесь.

Забыл сказать, что сидел он всего один раз, да и то – за кражу. Но почему-то до сих пор этим гордится. И сколько я его не выпытывал, так и не понял, в чем предмет его гордости: в том, что он сидел, в том, что его поймали, или же в том, что он украл? А если кто мне скажет, что чужая душа – потемки, я возражу – загляни в свою. А Вовчик был такой… - полосатый весь… Кстати, надо добавить, что его зовут Владимиром. Но себя он предпочитал называть «Вованом». Ну и ладно, мне-то что?

Вкратце объяснив Кунаку, куда мы едем и, что там будем делать (не вдаваясь в подробности), мы прибыли к месту назначения. Совсем рядом с городом, бревенчатая баня, все услуги на месте, - что еще желать? А Вовчик, как всегда, был на высоте. Проводив нас в дом, также, как и баня, построенного из оцилиндрованных бревен, и, выделив каждому из нас с братцем по комнате, удалился, сказав, что вернется через пару минут. Спокойно распаковавшись, мы с Кунаком уже собрались было выйти на воздух покурить, но тут наш заботливый хозяин позвал нас в гостиную.

Все произошло примерно так, как я и рассчитывал. Был обильный стол, уютная обстановка, каминчик. Братишка сразу же начал подбрасывать туда дрова. Замерз он, что ли? И вдруг остановился, опешив.

 В комнату не вошли, а именно – вплыли – четыре дивы. Сбросив простынки, они вежливо улыбнулись. Стоя за ними, пусть и не столь вежливо, но естественно, радушно, скалился Вовочка. Куначок зачем-то в каком-то порыве ударил себя поленом по голове. Лучше бы он углем топил. Темпераментный ты наш.

- Это твои жены? – спросил, не отрывая взгляда от девчонок, братишка.

И что-то показал рукой. Однако не обманывать же мне еще и его! И я щедро сказал, осклабившись:

- Выбирай любую.

Он так огорошено-счастливо посмотрел на меня, что даже закралась одна тайная мысль: либо он дурак, либо – я. Впрочем, не исключены оба варианта одновременно. Тот обошел всех кругом, потом еще раз. У Вовчика глаза просто светились, а улыбку он делал просто вежливо-приветливой.

Дескать, привел к своему боссу и его уважаемому гостю жен дорогого хозяина, и – все тут. Даже, дескать,  на женские попы не смотрю. И подмигнул. Я – в ответ. Гад, ведь чуть весь концерт мне не сорвал! Закашлявшись, он пулей вылетел во двор. Чтоб он там до слез смеялся!

Кунак с надеждой зачем-то заглядывал каждой проститутке в глаза, при этом трогая их за соски. Что это за манера знакомиться? Вова, только зайдя в комнату, увидел такое чудо. И опять умчался кашлять. Нет, у девчонок нервы покрепче. Стояли, молчали. Молодцы, бабы.

Тут принц, резко обернувшись ко мне, робко спросил:

- Можно вот эту?

А это была, как я и думал, невысокой, но пухленькой особой. Что крашеная, так это пройдет, отмоется. Недолго думая, я описал рукой дугу, и сказал:

- Наташа.

А как ее на самом деле там зовут, естественно, не знал. Хорошо, хоть Вовочка опять не успел не ко времени вернуться.  А то бы, наверное, снова кашлять побежал. Но девочки не  подкачали. Что ж, себе я выбрал худенькую: глаза у нее были очень уж красивые. Может, и душа у нее тоже есть?

 А то я как-то без души не могу. Знаете ли, противно. Пусть будет без любви, но осадок останется – не отмоешь. Эх, пусть она будет Машей. Может, и Кунаку приятно будет? Хотя нет, мне только в его темной душе копаться не хватало.

Гордо уперев руки в бока, Маша гневно произнесла:

- Сколько тебе раз говорить, что я – Маруся, а не Маша!

И с озлоблением переводила взгляд с меня на Кунака. Тот аж съежился. Нет, это какая же актриса пропадает: так качественно подыгрывает! Ведь в первый раз меня видит. Вроде. А может, и психолог бы из нее получился? Остальные девчонки умчались кашлять. Да на здоровье! А Маруся, потупив глазки, спросила:

- Извини, дорогой, можно я за стол присяду?

Наташенька просто заливалась слезами, содрогаясь всем телом. Да уж, тяжело ей. И, всхлипывая, повисла на плече братца. Нет, это идиллия просто! Тот гладил ее по голове, что-то бормоча, а она только и делала, что вытирала слезы. Маша не выдержала и пошла кашлять с остальными. А Кунак все наглаживал и наглаживал.

И, видя степень его наглаживания, я отправил их в так называемую «комнату отдыха». Пусть лучше там поутешает. Он благодарно кивнул и повел свою безутешную спутницу за собой. Она все еще вытирала слезы, содрогаясь, но – молчала. Обернувшись тайком, показала мне палец.

Не тот, про который вы подумали, хотя, быть может, и – тот. Кто знает, что у вас там в голове? Вот ученые говорят, что там – мозг. А мне оно зачем? Там же сплошные жировые клетки со всякими нейронами. Нет уж, ожирение и облучение мне всяко ни к чему. Так что догадывайтесь лучше сами…

- Марусенька, присаживайся, - предложил я, указывая место рядом с собой, – Ты не против, что я тебя так назвал?

Та пожала плечиками и, подстелив простынь, села рядом. А потом попросила пива и сигарету. Ну, пиво-то ладно, а вот курящих женщин я, честно говоря, не люблю. Но – у нее были такие лучистые глаза! И я не смог устоять. Прикурив одну, отдал ее этой очаровашке, второй затянулся сам. Эх, и до чего же жизнь баб доводит! А она, потягивая пивко, украдкой смотрела на меня.

Может, и не совсем пропащая? Вон какие бесенята в глазах пляшут. Прямо как у меня, только мои умело маскируются. И правильно делают, а то бы я уже столько раз по морде получил, что и им мало бы не показалось. Чтобы отвлечь красотку от вредных привычек, повел ее в парилку. Та, быстро затушив сигарету и, шлепая босыми ногами, ушла в прихожую.

Чем-то там пошурудив, вернулась в шапочке. В буденовке. А во лбу – звезда горит. Да уж, надо было ее Аней назвать. Да уж: просто вылитая Анька-пулеметчица, только голая. Правда, в руках две пары тапок держит, но это совсем не портит картины. Малевич с Кандинским отдыхают!

Банька была – что надо: Вован запарил венички, в предбаннике поставил запотевшее пивко, квасок, я отхлебнул – ядреный. Только вот в самые ответственные моменты тот заглядывал и спрашивал:

- Не нужно еще чего-нибудь?
- Сгинь! – не удержавшись на второй раз, заорал я.
- Куда сгинь? Куда я из-под тебя сгину? – нежно спросила Маша.

Ну что делать с этими бабами! И презерватив даром пропал… Отсмеявшись за столом, я закурил. Пива или квасу? Пива что-то больше не хотелось, и я плеснул себе кваску. Маша, подумав, сделала тот же выбор. Покурили, помолчали. Правильно говорили древние: «Post coitum bestia trista est» . Я, правда, слово «post» как-то заменил на «ante» , а уж «бестию», извините, трогать не стал. И так хорошо.

Однако где эту черномазину носит? Нажал на звонок, и в дверь сразу вошел ухмыляющийся Вовочка. Он там что, подслушивал? Ох, ну и рожа все-таки у него до чего мерзопакостная!

- Что, все же надо? – еще шире улыбаясь, спросил он.

Нет, такую вот морду даже улыбкой не испортишь. Маруся, до того нежно поглаживая меня по бороде, начала ее нервно дергать.

- Ты че, сдурела? – воскликнул я. – И вообще, у себя подергай!

Вован уже не сдерживаясь, начал ржать, а вот Маша куда-то умчалась. Да ладно, на обиженных воду возят. Я-то немного пар выпустил, теперь надо еще и на Кунаке оторваться. Обещал попарить, значит попарю. Объяснив хозяину этого достославного заведения, что мне надо, отвернулся к столу. И что ты будешь делать! Прямо на столешнице тлела недокуренная сигарета. И пятно осталось. Главное, чтоб Вован не заметил, а то обижаться будет.

Тот вскоре пришел с братцем и двумя зареванными девчонками. Чего они так? Кунак только развел руками.

- Ты что, гад, с ними сделал? – заорал я.

Тот аж попятился в испуге.

- А ну, садись сюда, будешь рассказывать, почему и за что барышень обидел!

Тот послушно присел, робко заглядывая в глаза, вымолвил:

- Я не обижал, они сами обиделись. Прости, пожалуйста, я больше не буду.

Остальных как ветром сдуло. Опять, наверное, кашлять пошли. Зато Кунак по-русски говорить начинает все чище и чище. Даже почти без акцента. Ему бы Пушкиных плодить. Но для острастки надо ему как следует вдарить. И я повел его в парилку. О чем минут через пять сам и пожалел.

Я его хлестал от души, но, конечно, аккуратно: брат все-таки. Он сжимал пальцы даже на ногах, но терпел. Только улыбался. Вот что значит королевская кровь! Пусть даже африканская. А я вот вымотался. Бессильно кинув веники в тазики, - а я всегда предпочитаю париться и парить двумя вениками, направился к выходу. Кунак сполз с полки и поплелся за мной. Прямо как зомби. Хорошо хоть, ведра с холодной водой Вова поставил почти у входа. Это я его попросил. Опрокинул на себя одно, радостно закричав:

- Эх, хорошо!

Второе ведро, заставив братишку нагнуться, вылил на него. Тот заорал так, что было слышно, наверное, даже у него в Африке. Даже эти банные страдалицы на крылечко выбежали. Увидев у меня в руках ведро, расхохотались и вернулись обратно. Зато  хоть слезы просохли. Да и время у них закончилось. Пошли одеваться, гадюки такие. Я отправился за ними.

 Жестом отозвав в сторонку «Наташу», начал рассказывать ей про Кунака. А та то и дело перебивала, - да ты што? – Это што, правда? – И он – принц? – И жениться хочет? И все эти фразочки по очереди произносила во время моей недолгой речи. Особенно меня поразило ее «што». Шипящее такое, с придыханием. Порывшись в сумочке, протянула мне визитку, сказав:

- Только смотри, чтобы без кидалова.

Маруська щенячьими глазами глядела на эту картину. Ревновала, что ли? И, посопев носом, тоже дала мне свою карточку. Так, теперь главное – их не перепутать. «Наташу» звали Жанной, а Марусю, как ни странно, Машей. Да, бывают в жизни совпадения.

А насчет Наташи, если что, братцу скажу, что имена жен перепутал. Проглотит, как миленький. Ведь я же столько времени дома не был! Мог и подзабыть, а кто обманываться рад, тому и шкаф – купе побольше размером в спальне ставить. Тут как раз подошла машина за девчонками. Из нее вышел водитель, поинтересовался, - как оно? Я кивнул.

Кунак в расстроенных чувствах смотрел на сборы наших красавиц. Те, виляя бедрами, подошли к нам и поцеловали в щечки. Наташа-Жанна что-то еще шепнула на ушко братцу. Тот просто расцвел! Эх, как мало нужно человеку для счастья. Но джипчик, развернувшись, вскоре увез предмет его воздыхания. Вот ведь бедолага. Кунак спросил:

- А зачем они уехали?
- Да им по домам надо, - лаконично ответствовал я.
- И что, у каждой из твоих жен свой дом? – оторопело поинтересовался он.

Я  просто улыбнулся в ответ. Как говорится, - ври, да не завирайся. Пусть думает, как хочет. А тот глядел на меня с явным пиететом. Нет, не зря же меня в принцы посвящали! Махнув рукой, я демонстративно зевнул и пробурчал:

- Пошли спать!
- Пошли…

62.Сват и брат.

Вернувшись домой, предварительно попросив разрешения, Кунак начал звонить по телефону. Что-то сбивчиво лопотал, потом замолчал, потом внезапно в его голосе зазвенел металл. Вот уж чего-чего, а этого я от него не ожидал. Ведь, как я понял, наверняка со своим папиком разговаривает. Или с колдуном, какая разница.  Минут через пять словесных баталий он повесил трубку, и, вытерев пот со лба, плюхнулся рядом в кресло. Улыбаясь, объявил:

- У меня есть две новости, одна – хорошая, другая – плохая.
-Я всегда предпочитаю начинать с плохих новостей. Остается хоть какая-то надежда, что хорошие перевесят.

- Ты помнишь тот сон, о котором я тебе рассказывал, а ты еще смеялся? Так вот, это оказалось чистой правдой. Мне придется жениться на этой дылде.
- Так, а хорошая? – отчего-то я не удивляюсь, что бывают пророческие сны.
- Я буду жениться дважды! Мне отец позволил взять в жены Наташу.

Тут он споткнулся, покосившись на меня:

- Если, конечно, ты не против. А я тебе взамен свою Машу дарю. Навсегда. Ведь мы же братья!

O tempore, o mores! 
И что я с этой Машей буду в России делать? Мне что, тоже жениться? Хотя, конечно, детишки интересные получатся. Черненькие такие, кудрявенькие, но – рыжие. Да, хочу я рыжих детишек! Нету у меня еще таких, а я хочу! Что же я такое делаю?!

Но я - кивнул. Кунак тут же восторженно вскочил с кресла и, бросившись ко мне, начал обнимать. Было бы за что. Да заткнись ты, Годзилла, проклятая! Ведь доброе же дело делаю – этого осчастливлю, девчонку пристрою. Не вечно же ей на панели-то быть. Зверюга, недовольно побурчав, стихла.

- Видишь ли, у нас так принято, что надо спрашивать разрешения у женщины, предлагать ей руку и сердце, и все такое, - осторожно начал я.
- Так я ведь, так я – прямо сейчас! – вспыхнули у того глаза.
- Что сейчас?
- Спрошу, нет,  попрошу, черт! – предложу!

И глаза такие дикие…
Ага, как же! Сейчас! Проститутки в это время все дрыхнут, как сурки. Да и подготовить барышню надо, проинструктировать, чтобы чего лишнего не брякнула. Поэтому, тяжело вздохнув, я заявил, глядя на часы, что до двух она в фитнесс-центре, и вообще будет лучше, если я с ней сначала один поговорю. Тот смирился с судьбой.

Сначала мы пошли покушать в ближайший ресторанчик, потом я повел его в наш музей. Тоже ближайший, геологический. К счастью, там как раз начиналась экскурсия. Оперативно пристроив Кунака к остальной группе, я пошел на выход. Куначок покорно поплелся вслед за экскурсоводом.

Значит, минимум полтора часа у меня есть. Пока они обойдут все четыре этажа, пока он покупает всякие там финтифлюшки из камня для своей родни, я успею поговорить с Наташей. Завернув за угол, убедился, что он за мной не следит. Набрал номер с визитки и, к своему удивлению услышал бодрый голос:

- Приветики!
- Привет, Наташ, тьфу ты, Жанна.
- Это кто?
- Это Влад, который с негром.


- Ааа! Здравствуй, Владик! – радостно воскликнула она.
- Слушай, у меня нет времени, надо срочно повстречаться по поводу нашего вчерашнего разговора, - прервал ее выкрики я, - у тебя максимум пятнадцать минут, чтобы доехать до станции «Геологическая». Там рядом кафушка, там и встретимся.
- Хорошо, хорошо! Уже бегу.

И чем этот негритосик эту бабу так заинтересовал? Принцессой, что ли, хочет стать, или просто денег срубить? Но минимум полчаса все равно ждать придется. Знаю я этих женщин. Подкраситься, подмазаться, напудриться, потом перед зеркалом повертеться. Нет, это платье мне не подходит, лучше вот то, вот с этой юбкой, и так далее. Вопреки моим ожиданиям, Наташа появилась минут через двадцать. Уже накрашенная. Терпеть не могу крашеных женщин.

- Туалет – вон там, - показал я ей пальцем.
- Зачем? Я не хочу, - недоуменно посмотрела на меня та.
- А я – хочу! Смой всю свою эту бяку с лица, негры этого не любят.

Та, найдя глазами дверь в туалет, поспешила к ней. Ха, а вход-то платный! И сумочка с кошельком – вот она, впопыхах оставленная на соседнем стульчике. Подергав дверку, Наташа наконец-то обратила внимание на надпись, висевшую прямо перед ней.

Злобно порывшись в карманах, подошла к барной стойке и отдала деньги, которые, как известно, не пахнут. Бармен молча отдал ключик.  И что за архаизм! Нет, чтобы поставить электронный замок, а лучше – дактилоскопический детектор. А еще лучше – сканер для считывания сетчатки глаза. Мало ли кто к ним в туалет заберется.

Наташа, отдав ключик, вернулась ко мне за столик. Вот так-то лучше! Хоть рассмотреть толком, а то просто Чиччолина местного разлива какая-то. Так, вроде ничего. Без видимых изъянов. В зубы я, конечно, заглядывать не буду, не лошадь она, да и не мне на ней пахать. Ладно, сойдет. Выдержав паузу, сказал:

- Твой принц хочет взять тебя в жены. Даже с отцом договорился. Правда, четвертой.

Девушка сникла.

- Но, может быть, назначит любимой.

Ой, и как же широко мы улыбаться умеем! И пищать при этом. Гюльчатай тоже нашлась.

- Только есть одно препятствие, – та недоуменно воззрилась на меня, - А может, и больше, - грустно покачал я головой.
- Какие такие…такие…, - запинаясь, спросила проходимица.
- А вот такие-растакие! Во-первых, я до сих пор не знаю, как там на самом деле тебя зовут.

Она опять пошмыгала носом, и достала паспорт. Жанна. Не соврала. Молоденькая совсем. Хм, дальше. Прописка в селе Красьеозерское. Хорошо хоть не в «Крысьозерское». Целое озеро крыс, это же куда деваться. Молча вернув паспорт в протянутую руку, положил на нее ладонь.

- Так вот, теперь рассказывай, какую лапшу ты будешь вешать на уши своему суженому-ряженому.
- Я, я, я скажу, что учусь. В Сельхозакадемии, вот! – просветлев, воскликнула она. – Я и коров люблю, и доить их умею, и подружка у меня там учится, она показывала мне их внутреннее устройство.

- Кого?
- Коров! Знаешь, они такие интересные, и у них все не так как у людей.
- Потому что коровы молоко дают, а люди – пьют? – не удержался я.

Обиделась.

- У тебя загранпаспорт-то есть?

Та вновь открыла сумочку и протянула мне уже заграничный. Запасливые мы какие! Не удивлюсь, если она с собой еще и зубную щетку прихватила. Из виз был только Израиль. Ну, Израиль, так Израиль. Может кровь родная ее туда, на юг, тянет. Ведь среди иудеев и негры есть. Главное, чтоб она моему Кунаку обрезанье не сделала.

- В общем, запомни. Мы с тобой женаты около года в гражданском браке. Кроме тебя у меня еще три жены – Маша, Наташа и, - как там звали у вас четвертую?
- Катюха которая, что ли? – недоуменно поморщила она лобик.
- Вот хорошо, пусть будет Катюша. Патриотично. И еще: у каждой есть свой дом с домохозяйкой и так далее. Ты же хочешь, чтобы в Африке у тебя тоже был свой дом?

Та радостно закивала. Ой, и попьет же она кровушки у братца. А, сам виноват. Захотелось белую жену – получай еврейку. Хотя, судя по внешности, о ее национальности можно судить только по паспорту. И что она в Израиле не осталась? Доила бы там своих коров, под солнышком загорала. А тут вон чем занимается. Но, видимо, доить коров ей нравится меньше, чем доить мужиков, так получается.

Я грустно опустил голову. Может, сказать Кунаку, что она не хочет? И, раз пообещала мне, что будет мне всю жизнь верна, никуда ни с кем не поедет? Нестыковочки, однако, получаются. Что же тогда в постель к нему полезла? Нервно закурив, посмотрел на часы. Скоро закончится экскурсия и надо на что-то решаться. А, собственно говоря, что тут решать, когда все уже и так решено.

- Ты смотри, - грозно посмотрев на нее, сказал я, - там у них нравы суровые: облажаешься – и твоя голова на копье.

Та испуганно посмотрела на меня, закусив губу.

- И я тебя не пожалею, - добавил внагрузку.

И затянул от всей души: «и молодая не узнает, какой у парня был конец». Хороший все-таки у меня голос, красивый. Жанна аж прослезилась. И губки кусает. Только почему-то аплодисментов не слышно. Не зря заставил ее всякую косметику смыть, а то еще чудище получилось бы. Вытерев салфеткой глаза, посмотрела на меня и, резко тряхнув головой, ответила:

- Все равно поеду!

Вот ведь стерва. Ну что ж, придется идти на встречу с Кунаком, - с грустью подумал я, - а то он наверняка уже все каменюки  пересмотрел и теперь ждет у выхода, мается. Допив пиво, пошли к музею. Возле выхода, вопреки ожиданиям, стоял совершенно счастливый братишка с кульком в руках, что-то там разглядывая. Потом, заметив нас, кинулся на встречу. Шагах в двух остановился, настороженно переводя взгляд с меня на нее и обратно.

- Знаешь, я перед тобой виноват, - протянул я, потупившись.

Бедолага чуть в обморок не упал.

- Ее зовут не Наташа. Ее зовут Жанна. Извини, что перепутал, - продолжил грустно.

Нет, это просто надо видеть! Столько радости в таком маленьком теле! Глазки сияют, про пакетик забыл, и повторяет, как заведенный:

- Жанна, Жанна.

С кем я связался? Что за детский сад?!

- Ладно, пошли домой, помолвку отмечать. А то у Жанны химическую обработку в доме ведут. Мураши завелись.

Кунак недоуменно уставился на меня.

- Ну, это термиты такие, только – маленькие. Понимаешь?

Брат радостно закивал головой. Потом сочувственно покачал, даже поцокал. Надо же, такая напасть – термиты дома! Жанка, отвернувшись, начала вздрагивать. Кунак бросился ее утешать. Дурдом.

Вечером обсудили дальнейшие планы. Проблемы с визой взялся решать Куначок. Жанна заявила, что займется сборами, но просит оставить дом с термитами младшей сестре. Я кивнул. А что, Кунак рассчитывал, что я специально для черненькой Маши дом куплю, чтобы в его глазах вруном не оказаться? Хотя, с другой стороны, а кто я такой, как не врун? Правда, безобидный.

63.Второй поход на Север.

Все-таки до чего же эти женщины народ прилипчивый! Прям-таки вцепившись в Кунака, Жанка за завтраком заявила, что тоже вместе с нами отправится на Север. Тоже мне, жена декабриста. Братишка только счастливо  улыбнулся.

 И что она такого с ним ночью делала? Про тяжелую женскую долю рассказывала, что ли? Про мужа-деспота? Что и денег мало дает, коров доить по утрам заставляет, да и вообще рыжий. А Кунак черный да пригожий. Ну, да и леший с ними.

- Ее повезешь за свой счет, - заявил я братцу,  – И чтобы, если что, спать мне не мешали!

Голубки согласно закивали головами. Блин, еще не поженились, а медовый месяц уже начался.

- Может ты тоже с собой жену возьмешь, а? Или двух? – это уже Куначок решил вставить реплику.
- Нет. Они все, кроме Жанны, от холода зубами клацают. А она – только пупырышками покрывается, и это меня не раздражает. Почти. Ну, короче, сам увидишь, они крупные такие.

Кунак сочувственно поглядел на свою пассию. Та, фыркая, побежала в ванную. Через минуту заглянула и, сказав, что помчалась за теплыми вещами, начала одеваться. Тот бросился ей помогать. Только этого не хватало. Если он увидит ее «дом», то пиши пропало.

- А ты пока занимайся визой! А ты – билетами! – безапелляционно заявила она.

Тоже мне, командирша нашлась. Надо чуть-чуть проучить.

- Ты паспорта-то оставь, - промурлыкал я, - А то как же мы без твоих бумажек твои приказания будем выполнять?

Горестно вздохнув, Жанка протянула мне паспорта. Что, - страшно, да? Хотя -  зачем нам эта виза? Нет, надо все же сделать. В прошлый раз и как зовут-то там, в Африке, не спросили, но ведь ехали-то мы за грузом, а не с грузом. Вдруг чего. Получается, и мне виза нужна.

- Делай что хочешь, - протягивая загранпаспорта, твердо сказал я братцу, - но чтобы через неделю визы были. Через DHL перешлешь, или еще как, неважно. – И протянул ему пятитысячную. Тот отшатнулся.
- Да я сам, я – за свои, у меня есть, – возмущенно возразил он, и рванул к двери.
- Стой, блин! Паспорт свой оставь: как я билеты на самолет покупать буду, - на тебя или на Пупкина Ивана Ивановича?

А смешной у них, оказывается, паспорт. Черти что накалякано, ну да ладно, пусть там, в порту, и разбираются. Тем более что наверняка опять через VIP пойдем, а там попроще. Только вот с грузом определиться надо. И геологов этих предупредить, когда прилетаем. Ну не хочется мне опять на вертолете трястись! Доставим бивни и – баста!

 Кстати, - решил я, - отвезу все семь. Только надо сразу сейчас договориться на ченч. На сколько фигурок, интересно, потянет один бивень? Лишних у меня четыре. Нужных – ни одного. А вот фигурки нужны. Вон какой красивый чукча на нартах у меня за стеклом в серванте стоит. В очередной раз, погладив его по голове, решился звонить бородачам. Хотя и сам уже такой.

А, позвоню на спутниковый. Дорого, конечно, зато надежно. Ответили сразу. Почти.

- Але! Это Иваныч – борода с негром!
- Какая такая борода с негром?! – был недоуменный ответ.
- Да елки-палки, не борода с негром, а я – и с бородой, и с негром. За бивень мамонта вам отдачку хочу привезти.
- Ааа! Иваныч! Че ты сразу не сказал-то! – восторженно продудел тот.

Кто этот «тот», я не знал, но понял, что «тот» понял, кто я. И это – главное.

- И еще. У меня в заначке еще четыре бивня есть. Хочу поменяться на костяные фигурки. Сколько дашь?
- А бивни хорошие?
- Да хорошие, хорошие, гладкие такие.
- А большие?

- Вот такие, - развел руками я. Как будто он по телефону размер видит.
- Ну, тогда за бивень дам по шесть штук.
- Нет, по десять! – возражаю я.

- Ты че, сдурел? Из них всего штук пятнадцать выходит! А мне что останется, ты совесть-то имей. А остальным? А за работу?
- Ну ладно, пусть будет семь, - смиловался я, - Но чтобы все были разные.
- Тогда – шесть!

Вот ведь торгаш. Хотя меня и пять бы устроили. Этакая красота, да ручной работы… Но – азарт не покидал.

- И еще одно условие, - плюс еще две фигурки, побольше, для моего шефа и еще одну – для короля.
- Идет, - продудела недовольно труба, - пока!
- Пока. Сообщу, когда встречать.

Как же, отдам я шефу большую фигурку! Маленькой обойдется. А Великому Гунаге придется отдать в дар… Э, пусть сам Кунак выбирает. Конечно, его доля – двенадцать, но ему хватит и пяти. Не зря же я заказывал все разные. Расставлю их по полочкам, и тихо, в одиночку, а может – с Машей, будем ими любоваться. Эх, Маша, Маша…

Но хорош рассусоливать, пора за дело браться. Во-первых, позвонить шефу, кто там сегодня и завтра с утра в порту дежурный. Во-вторых, созвониться с ними, договориться, чтобы все было как по нотам. В-третьих, организовать доставку уже почти не моего груза на контейнерную и оплатить перелет вкупе с доставкой. Всего делов-то!

Но промотался я практически до ночи. Хорошо хоть, у Кунака ключи были. А то куковали бы здесь напару с Жанной перед подъездом. Чем-то поздно поужинав и отдав последние распоряжения, поставил будильник и лег спать.

Елки – палки, до чего же я не люблю эти будильники! Злобно шипя, пошел в ванную, пока никто не опередил. Нет, все-таки одному жить лучше. И правильно эти арабы делают, что женам отдельные дома покупают. Никто не нудит, детишки не орут, красота. Правда, денег у них, как у дурака фантиков, а я – не дурак. Потому и денег нет. Наскоро ополоснувшись, пошел будить этих счастливчиков. Сейчас так осчастливлю, мало не покажется.

- Подъем! На самолет уже опаздываем!

Те повыскакивали из постели в чем мать родила. Начали судорожно метаться по комнате в поисках деталей туалета, порой сталкиваясь друг с дружкой. Чудо, а не картина! Наконец-то разобрав, где трусы, где лифчики, оделись и схватили сумки в руки. Кунак, запыхавшись, спросил:

- И что мы ждем?
- Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, - процитировал я.

А я на самом деле уже приготовил глазунью. Быстро и нехлопотно. Но Кунак почему-то обиделся. Бросил сумку на пол, отвернулся, и начал что-то бормотать по-своему. Ну вот, я тут для них стараюсь, продукты перевожу, а они еще и недовольны!

Первой от стресса отошла Жанка. Улыбнувшись, поставила сумку в коридоре и занялась приемом пищи. Вскоре к ней присоединился братец. А я пока займусь собственными сборами. Да и что тут собирать? Свитер, дубленка, шапка, рубашка, еще кое-что из мелочи. Три минуты на все про все.
Гости синхронно побежали в туалет.

- Я первый!
- Нет, я!

Первым оказался сильнейший. Кунак молча стоял у двери и пальчиком царапал обои. Потом, вдруг обернувшись ко мне, едва разжимая губы, проговорил:

- А ты вообще молчи!

Как будто бы я хоть что-то сказал. Может, у них там так принято, что в туалет сначала идет мужчина, а лишь потом – женщина? Хотя - какой там туалет? Такой же, как у нас в тайге – везде. Только у них, если пошел в кустики, надо бояться львов, то у нас – медведей. Вот и вся разница. Что ж, пошел на кухню.

 Так и знал! Эта наглая баба даже посуду не помыла. И я не буду. Пока братишка свои дела делает, пусть сама моет, а я проверю. Куда она денется с подводной лодки? А у нее ситуация весьма схожая. Присел, закурил. Обычно я дома не курю, но тут, - вон какое дело. Воспитывать надо девчонку. И она, естественно, помыла. Посмотрел на часы и выглянул в окошко. Машина стояла.

- Ну что, встали, заревели? – спросил я, раздавая паспорта с билетами.
- А реветь-то зачем? – это уже Жанна.
- Как это зачем? Во-первых, с цивилизацией прощаемся, - говорю, проверяя, везде ли выключен свет, закрыты ли окна, не течет ли вода, - Во-вторых, женщина даже на воздушном судне не сулит ничего хорошего. А вашего брата, точнее сестры, там просто уйма. Так что присядем на дорожку.

Кунак недоуменно хлопал своими глазищами: надо ехать, а они тут расселись. Но тоже сел. Помолчали. Начался очередной этап славной эпопеи. Правда, уже втроем.
Ну что за цирк! Неподалеку от машины стояли, – видимо только что с работы, – мои «жены». При нашем появлении начали стенать, заламывать руки, вытирать платочками глаза.

- На кого ты нас покидаешь? С кем мы останемся? Хозяин, возьми нас с собой! – наперебой твердили они, приведя этим в смятение не только братишку, но и меня. А Жанна, стерва такая, сзади радостно скалилась. Она подстроила! Вот ведь гадюка подколодная.

- Не плачьте, милые, утешьтесь, красавицы, - высоким стилем начал я, - не пройдет и года, как я вернусь из странствий. – Те завыли и запричитали еще громче. Хоть бы весь двор не разбудили! Краем глаза заметил, как водитель оторопело глядит на нашу теплую компанию, порой вертя головой – может, где гроб выносят или еще что.
- А старшей назначаю тебя, Марусенька. И чтобы, когда вернусь, ты мне предоставила ежедневные отчеты за все траты-растраты. И не балуйте без меня! – завершил речь я.

Те закивали настолько дружно, что хоть в синхронное плавание отправляй.
 
- Это и тебя касается, - развернувшись, заявил этой прохиндейке, - ты еще до сих пор моя жена, хоть и спишь с кем попало, - кивнул на Кунака.

Девчонки уже залились настоящими слезами, обнявшись в кружок. Водитель в недоумении аж из машины вышел, но, по всей видимости, так ничего и не понял. Я бы на его месте тоже был бы в ступоре. Вроде Куначка. Тот стоял и, похоже готов уже был заплакать вместе с остальными. Только – от умиления.

Я подошел к Марусе, погладил ее по волосам. Она вдруг бросилась мне на шею. Потом отошла. Да, тушь потекла… Данную экзекуцию со мной проделали и остальные, оставляя мокрые «чмоки» на моей щеке.

- Ну ладно, поехали! На самом деле опаздываем.

И я решительно двинул к машине. Колька, - блин, вспомнил, как его зовут! – быстренько открыл багажник и поставил рядком туда наши баульчики. Какой молодец эти спортивные сумки придумал? Туда все швырк-швырк, и всего-то делов. А чемодан? Нет, это целая головная боль. Укладка, потом – где его хранить, потом – не дай Бог поцарапается, - вещь-то дорогая. А сумку, если что, выкинул – и все. Или под всякие там автомобильные железяки приспособил. Я заметил, у многих автомобилистов есть такая.

На прощание помахали провожающим руками. Те посылали воздушные поцелуи. Кое-кто наверняка Жанке завидовал. Но, может, придет и их время, пристрою еще кого-нибудь. Ведь у моего африканского друга наверняка родня есть. И Жанне веселее будет. Надо об этом подумать. Ту же Машу, например. А что, так сказать баш на баш, а Маш на Маш.

Может, остальных двоих геологам сбагрить? Ведь изголодались же, бедолаги, без женщин-то. И девчонок пристрою – авось себе счастье найдут, и я вдруг чего-нибудь опять выменяю. Только вот ведь жалость – геологам-то лапшу на уши не сильно повесишь. Да скажу, что те в трудное положение попали, бандюки замучили, а дальше пусть сами что хотят, додумывают.

Даже не заметил, как доехали до порта. Коля припарковался, любезно взял сумку Жанны и мою. Кунак, ничуть не обидевшись, понес свою сам. А мы шли налегке. Нас уже ждали. Дежурный радостно поздоровался и повел в VIP-зал, взяв оформление багажа и регистрацию билетов на себя. Вот и хорошо, нашим легче. Начали прощаться с водителем: его-то туда не пустят. Тот робко попросил привезти ему рыбы.

- Пожалуйста, я заплачу! Хоть сейчас! – взмолился он. – Ну не могу я эту магазинную есть, она невкусная, а?

Как отказать такому гурману?

- Денег нам не надо, а вот встречать ты нас будешь обязательно.
- Да хоть каждый день!

Еще один псих, - констатировал я факт, хотя, конечно, молча.

- Телефон свой продиктуй.

Тот быстро достав бумажник, протянул мне оттуда визитку. Подумав, еще по одной – Жанке и Кунаку.

- Всегда к вашим услугам! – и, пожав всем руки, удалился. Даже – испарился. Вот ведь что любовь к рыбе с людьми делает!

В VIP-е мы взяли халявного, - а одно это уже приятно, - совсем недурственного коньячку и уселись рядком на диванчик, каждый думая о своем, изредка отхлебывая из бокалов. Синхронно закурили. Сосед, сидевший неподалеку, - весь такой: при галстуке, на заколке что-то блестит, да и костюмчик явно не из ближайшего супермаркета, - порой украдкой бросал на нашу троицу удивленные взгляды. Дескать, что эти-то здесь делают?

Я усмехнулся. Понимаю его, конечно. Посередине сидит рыжая бородатая образина в поношенном свитере, рядом – еще одна, только черная, но тоже бородатая, и – девица с шальными глазами. А та все то нюхала коньяк, то щупала диван. Наконец-то не выдержала:

- Это что, натуральная кожа? – шепотом спросила она.

Хорошо хоть, я глоток успел до конца сделать. А то мог бы и конфуз получиться.

- Из кожи жопы носорога, - также тихо ответил я, отдышавшись.
- Не врешь?
- Она особо прочная, VIP-залы только из нее мебель и заказывают.

Фух! Ну точно дурдом. К счастью, пришла девушка в форме и попросила нас пройти на посадку. Быстренько добив коньячок, пошли за ней. А сосед так же недоуменно, но уже не скрываясь, смотрел нам вслед.

64.Теплая встреча на морозе.

Только мы успели сойти с трапа, как сразу же попали в тесные объятия геологов. Заждались, блин. Отдышавшись, показал на Жанну:

- Это Жанна, жена моего друга. – И я положил ему руку на плечо. Тот радостно засверкал зубами.

Новоявленная жена сделала что-то вроде книксена и, - не поверите, - покраснела. Это с ее-то опытом! Мужики робко потянулись знакомиться. Тут уже никто не обнимал, каждый подходил по очереди, представлялся и отходил в сторонку, ко мне поближе.

Честно говоря, я пытался запомнить, как кого зовут, но после минуты самоистязаний плюнул на это дело. Ну похоже они! Все бородатые, в камуфляже, разве что кто-то повыше, а у кого-то в бороде седины больше. Хоть бы бейджики привесили. Надеюсь, хоть наколки на руках есть. Многие же по молодости делают. Вася там, Федя. Некоторые, правда, Люда или Лена, а это уже мне вряд ли поможет.
Неподалеку стоял вертолет. Что, опять? Не хочу!

- А это наш вертолет? – спросила молоденькая ведьмочка.

Бородачи радостно закивали.

- Мужики, послушайте, может лучше я здесь вам груз передам, и не надо никакого вертолета? – с чувством обреченности спросил я.
- Нет, нет, нет, - замахали руками эти обалдуи, - мы для вас такую программу приготовили! И для Вас, мадемуазель! – галантно поклонившись Жанне, - Хоть и не знали, что Вы будете, гарантирую: Вам обязательно понравится!

Все, Кунак точно попал. А если он, - значит и я. Опять трястись. Зачем я согласился взять с собой эту неведому зверушку? Сидела бы сейчас у меня дома, квартиру сторожила, цветочки поливала. Вернее - кактус. Он один от моего разгильдяйства выжил, от остальных растений одни горшки остались. Цветы мне прежняя жена зачем-то оставила. Как память, что ли? Вот такая у меня память: только колючки и остались.

Пошли в «здание» порта. Тут у них тоже был свой VIP-зал. Только – махонький. И мебель из кожзаменителя. Жанка расстроено поглаживала диванчик. Да уж, к хорошему быстро привыкаешь. За раздумьями пропустил что-то важное. Автоматически прихлебывая водочку и, закусывая строганинкой, я вдруг очнулся.

- Что? – спрашиваю у геолога.
- Говорю, чтобы вы обязательно называли его Александром, а не Сашей или Шурой.
- Кого? – не понял я.
- Ты че, не слушал?

Я помотал головой. А что, может, мне есть очень хотелось. Или выпить. Оказалось, мы сейчас летим совсем в другое место. И их главу, а по совместительству и шамана, зовут Александр. И никак иначе.

- А Ыплыкытын будет? – спрашиваю.
- Да нет, он уже давно откочевал. Но, если так хочешь, вертолет за ним пошлем.

Отрицательно покачав головой, я начал складывать туда икру. Прямо ложкой. Вон ее сколько принесли! Не пропадать же такому добру! Жанка тоже немедленно взялась за дело. Куначок, поглядев на нас, тоже. Геологи лишь сочувственно вздыхали и подливали. Чтобы что-нибудь где-нибудь не застряло, наверное. Тут принесли бумаги на контейнер. Мужик, жадно глядя на стол, сказал, что и груз, и наш багаж уже в вертолете. И слюнки при этом глотал.

А мне что, жалко? Пригласил его присесть. Ой, батенька… Похоже, кроме водки, его ничего больше не интересовало. У меня даже аппетит пропал. Три целых стакана за минуту! И – без закуски. Да еще и на рабочем месте. Правда, он тут же сник, и один из геологов бережно куда-то его повел. И что за кайф? Ни поговорить, ни хотя бы чуть-чуть пошаять, сразу бряк – и все. Не понимаю. Не по-русски как-то это.

- Ты зачем его за стол посадил? – спросил меня недовольный геолог.

Я недоуменно поднял глаза.

- Ну скажи, зачем?

Вот заталдычил одно и тоже.

- Есть такое понятие, как гостеприимство. Надеюсь, оно вам тоже известно, - буркнул я, и демонстративно отправил очередную ложку икры в рот. Хотя, признаться, уже не лезло.

Вернувшийся же геолог, увидев патовую ситуацию, разлил еще по чуть-чуть водки и утешил, что с Васей все нормально. Уже дрыхнет. Да уж, их «чуть-чуть» и мое – это две большие разницы. Не могу я пить в таких количествах! Поэтому я лишь слегка отхлебывал. Лишь бы еще Кунак, до кучи, не скопытился. А вот его супружница, похоже, опасения не вызывает. Только розовеет. Но жесты – точные, уверенные. Начала бы пьянеть, было бы заметно. Поплыла бы.

Бывают же такие женщины! Иной и рюмки хватит, а другие – вон оно что… Одеваясь, с долей грусти мы поглядывали на стол. Столько всякой вкуснотищи осталось! А геологи взяли с собой только водку. Извращенцы. Столько еды пропадет. Тысяч на десять, как минимум. Вот чем торговать-то надо. А меня – то клыки, то бивни. Суета и зломысленность.

В вертолете и на самом деле было все в порядке – и багаж, и груз. А накладную-то я этому Васе так и не подписал, вдруг возникла ехидная мысль. А нечего напиваться с такой скоростью.

Долетели сравнительно быстро. Жанка от страха, похоже совсем протрезвела. Даже в иллюминатор боялась взглянуть. Да, впрочем, и смотреть-то не на что. Приземлились неподалеку от стойбища. Рядом ходили олени, привыкнув уже, видимо, к вертолетам, и, в отличие от нас, грешных, не испытывая никакого страха перед ними, что-то там разрывая копытами. Ягель, наверное. Откуда мне знать, что тут растет?

Из близлежащих чумов-яранг высыпал радостный народ, но подходить не спешил. Следом степенно вышел старичок с такой же козлиной бородой, как и у братишки, и важно отправился в нашу сторону. Хотелось курить, но – вдруг это невежливо? Или, не дай Бог, целоваться придется. Всего можно ожидать. Нет, не пришлось. Обошлись простым пожатием рук с легкими поклонами. Сначала он поздоровался с летчиками, потом – с геологами, и уже затем подошел к нам. Цепкими глазенками окинул нашу троицу. И начал знакомиться:

- Александр, - это он мне.
- Владлен. Влад.
- Александр, - это он Кунаку.

И, не выпуская его руки из своей, поплевал на левую и потер ей щеку братца. Убедиться, что ли хотел, что черный цвет не стирается? Тот терпел, улыбаясь.

- Александр, - представился он Жанне.
- Жанна.
- Жанна. А-а-а-а-а, как хорошо, что вы к нам прилетели, - пристально глядя ей в глаза, пропел он.

Та, похоже, слегка испугалась. Хотя чего ей пугаться? Не съедят же ее, а остальное – пройденный этап.

- Пойдемте ко мне в дом, пожалуйста! – сказал он, делая жест в сторону юрт. Правда, похоже, это касалось не только Жанны.

Все, включая даже пилотов, потянулись следом, хотя местная детвора проявляла явно повышенный интерес к этой летающей кастрюле. Вождь вдруг остановился как вкопанный:

- Нет, я сначала покажу вам мое стадо.

И зачем мне это, спрашивается, надо? Еще в оленью лепешку наступишь, или боднет какая-нибудь буйная тварь. Я сказал об этом Жанне, чтоб была осторожнее. Та тут же начала сканировать поверхность.

 А братец уже вовсю семенил за шаманом, который поторапливал нас жестами и многообещающей улыбкой. Геологи с пилотами тихохонько зашли за вертолет и справляли там малую нужду. Черт, и мне бы не помешало. Ничего, спрячусь за какого-нибудь оленя, авось ничего не откусит. Он же травоядный.

- Александр! Послушай, уважаемый, а у оленей блох нет? Или других там паразитов? А то Жанна боится, - перевел я стрелки.
Та тут же замерла. Жена Лота, тоже мне.
- Нет, нет, мой олешка чистый. Чистый воздух, чистый ягель, все чистое. Пусть не боится, однако!

И тут же начал рассказывать, чем отличается один олень от другого, как и где их пасти, и какие они умные и хорошие. Зоолог, елки-палки! Подведя нас к стаду, подмигнул мне сразу двумя глазами:
- Влад! Выбирай!

Нет, мне только оленя не хватает. Еще езди потом на нем. Поэтому, как говорится, пойдем другим путем. Сказав «спасибо», отправился к стаду. Недалеко пасся олененок. Размером с большого дога, но видно, что еще маленький.
Александр восторженно зацокал языком.

- Как ты хорошо, Владлен, в олешках разбираешься! Самое лучшее мясо – вот в таком возрасте. Сейчас мы рыбу поедим, а потом уже и олешек готов будет.

Мне стало жалко олешка. Получается, это я его к смерти приговорил. Но Александр уже накинул олененку на шею аркан, и, передав его пастуху, что-то сказал по-своему.

- Завтра выберешь ты, - он показал на Кунака, - а послезавтра – ты, – Это уже Жанке.

Не понял, мы что, здесь три дня торчать будем?! Я был возмущен до глубины души, но смолчал. Тем более не хотелось смотреть, как бедную животинку сейчас забивать будут, и поэтому поспешил к тому чуму, на который изначально показывал местный глава. Около него уже зубоскалили летчики вкупе с геологами, потягивая сигареты. Блин, а я даже и покурить забыл, и пописать. Спросил шамана, где тут можно облегчиться. Тот широко улыбаясь, махнул рукой: «Там».

Где – «Там»? Что, мне до Северного ледовитого океана топать, чтобы сделать свое дело? Закурив, я пошел «туда». Оказывается, и идти почти что никуда не надо. «Там» тут тоже везде. Вот и хорошо. Ну и правильно – оленям можно, собакам, - а их вон сколько бегает, - тоже можно, а мне – нельзя?

Слегка замерзнув, зашел в ярангу. Все уже были внутри, собравшись вокруг центра. Посередине горел очаг. И где они тут дрова берут? Народ расселся на оленьих шкурах, что-то обсуждая. Заметив меня, смолкли. Александр указал мне место через аборигена помоложе. Сына, наверное. Вроде похожи. Хотя они все тут похожи.

Однако хозяин сперва все  же попросил снять сапоги. Странно. Остальные-то вон – в обуви сидят. Встретив мой недоуменный взгляд, он объяснил, что, так как я первый раз у него в гостях, так надо. Ну, надо так надо. Усевшись на предложенное хозяином место, начал было снимать сапоги. Но тут подбежала шустрая барабулька и начала мне активно помогать. Быстро стянув с меня обувь, она умчалась с ней на воздух. Кунак с Жанкой тоже сидели босые.

- За здоровье дорогих гостей, - провозгласил шаман, передавая мне кружку и цельную, но чищенную рыбину.

Вот бы сицилийцы такому подношению обрадовались! Но я, естественно, виду не подал и, хотя совершенно в одних носках вставать не хотелось, все же поднялся и ответил:

- За уважаемого хозяина и его семью, за то, чтобы на столе не переводилась рыба и мясо, а стада размножались настолько, чтоб геологам места не хватило.

Все сперва замерли, потом дружно заржали, рискуя расплескать водку. Особенно рисковал Александр. Отсмеявшись, он с какой-то хитрецой посмотрел на меня и выпил. Ну, просто вылитый Ильич!

Я тоже, выпив и прищурившись, посмотрел на него с этакой скрытой улыбкой. Тот опять засмеялся, хлопая себя руками по ляжкам. Ну да ладно, выпил-закусил, а куда теперь надкусанную рыбину девать? Просто понятия не имею. Стола-то нет.

А, будь что будет! Отдал ее соседу справа. Тот, обрадовавшись, вскочил, откусил и передал хозяину. Шаман тоже куснул и передал дальше по кругу. Ко мне вернулся хвостик. И что с ним делать? Опять проблема. Подумав, встал и торжественно положил его в костер.

- Да не исчезнет никогда великий дух рыбы в реках и морях! – и поклонился костру.
- А ты можешь стать шаманом, настоящим шаманом, если захочешь. Это немногим дано. Иди ко мне в ученики, – Это уже Александр. И кому – мне!

Только этого не хватало. Из огня да в полымя! Я только улыбнулся в ответ, показав крестик. Хозяин тоже улыбнулся, показав своему сыну на кружки. Тот забегал по кругу, разливая водку. Когда наливал мне, я спросил:

- Тебя хоть как зовут-то? – Тот замотал головой. Немой, что ли?
- У него завтра свадьба, - мягко сказал Александр, - и ни называть свои имена, ни разговаривать ему нельзя. Духи не велят. А вот после свадьбы – можно. Вы – почетные гости, тогда и познакомитесь.

Тут как раз вернулась женщина с нашей обувью и, начав с меня, стала помогать обуться. Правда, пока добралась до Жанки, та уже была в своих красных сапожках. Пижонка. Мне захотелось прояснить ситуацию. Выпив, я позвал геологов якобы покурить. Один из них, пожевав губами, вышел за мной. Курили-то все равно в яранге, дым отлично выходил через верхнее отверстие.

- Ну че тебе? – спросил он, закуривая.
- Ты можешь объяснить, что завтра будет и, вообще, надолго ли мы здесь застряли?
- А тебе что, не нравится? – флегматично вопросом на вопрос ответил он.

Откуда-то доносился безумно вкусный аромат. Олешек, наверное…

- Да ниче.
- Ну вот и расслабься. Все через это проходили.
- Послушай, - схватив его за рукав, торопливо произнес я, - мне хоть бабу ихнюю в постель подсовывать не будут? А то я слышал, что положено у них так.
- Как знать, если ты шаману понравишься, тогда подсунут. Его жену, любимую. Ту самую, которая с обувью бегала.

Ой мама, мамочка… Пойду лучше напьюсь до бесчувствия. И аппетит куда-то сразу пропал, зря олешку загубили. Уж лучше бы меня. Чтоб не мучился.
С утра, с трудом разлепив веки, увидел сидящего передо мной на корточках вчерашнего соседа. В нарядном национальном костюме, а улыбка – от уха до уха. Протянув мне руку, чтобы помочь встать, он произнес:

- Парацетамол.

Зовут его, что ли так? С трудом усевшись, опухшими глазками посмотрел на это чудо. Ведь ему же до свадьбы разговаривать нельзя, тем более имя называть.
- Чтоб голова не болела. – И сует мне в руки кружку. – А меня зовут Иосиф. Иосиф Александрович – красиво, да?
 
Я кивнул. Фармацевт нашелся…Тяпнув водки, увидел прямо перед носом ложку икры. Закусил. Опять эта икра! Ну да лучше, чем ничего. Полегчало. Оказывается, сам обряд свадьбы я благополучно проспал, но главные торжества еще впереди. Начал шарить глазами в поисках сапог. Нету. Иосиф показал мне на стоящие рядом расшитые сложными узорами унты.

- Это твои. Вчера мерку сняли, всю ночь шили, – довольно сказал он.
Так вот зачем они вчера с нас обувку запрашивали! Тогда я не в обиде. А он, в довершение всего, протянул белоснежную песцовую шубу и такую же шапку.
- Это тоже твое.

Ни хрена себе! У меня, откровенно говоря, не было слов. И я просто обнял щедрого дарителя и, по православному трижды поцеловав, предложил выпить. Наливал сам. По чуть-чуть. А в это время пытался хоть как-то воспользоваться своим замутненным разумом.

Чем отдариваться-то буду? Бивень – жалко. А что, если тот серебряный портсигар, который немецкий капитан проиграл? Он как раз у меня где-то в сумке. Может, хоть как свадебный подарок сойдет. Напялив на себя все это богатство, попрыгал на месте. Как в элитном ателье кроили.

- Это что, тоже за ночь сшили? – повернулся я к нему.
- Да нет, мы тут на продажу готовим, а ночью только размер подобрали.
- Ну, спасибо, в долгу не останусь.

Наклонившись к своей сумке, якобы за сигаретами, осмотрел сувениры. Так, портсигар здесь, - ага! – вот и «Ronson»! Это вам не «Zippo» какое-то завалящее. За такой дар и отдать не жалко, да и люди хорошие, - почему бы приятное не сделать? Рассовав подарки по новоприобретенным карманам, вышел на улицу.
 
Хотя, какая тут улица. Тут улица также, как и туалет – везде. На главном перекрестке этого «везде», хотя, может это здесь называется площадью, горел большой костер, а вокруг него были вертикально вкопаны доставленные нами бивни. Александра я узнал не сразу.

Он плясал по кругу между костром и бивнями в ритуальном костюме, что-то напевая и ритмично ударяя в бубен. Собравшийся вокруг импровизированного забора из бивней люд также приплясывал. Я вслед за остальными тоже попробовал поприплясывать, пока не почувствовал, что мне срочно нужно в другое «везде», куда ходят по одному.

Вернулся я совершенно счастливый. Подойдя к кругу, нашел попутчиков. Те воззрились на меня с откровенной завистью. Им подарили только унты, а геологам и пилотам – вообще одни лишь рукавички.

- Владлен! Владлен! Иди сюда! – это меня звал Александр, не переставая бить в бубен и приплясывать.
Я подошел к изгороди.
- Да сюда, к костру! Становись напротив меня и делай, как я.

Иосиф уже совал мне в руки бубен с колотушкой. И что за жизнь такая?! Еще не хватало обновку подпалить. А дураком себя выставить – это всегда, это пожалуйста. И я, сунув шубейку с шапкой сыну вождя, - не замерзну, мол, - вошел в круг. Шаман, не останавливаясь, продолжал свое движение.

Я попытался подстроиться. Вроде получается. И в ритм попадаю, и раскачиваюсь, как он, признаться, даже напевать начал что-то такое, неродное. Жанка, дура, начала аплодировать. На нее зашикали,  и та тут же заткнулась.

Знаете, а мне понравилось! Есть в этом обряде нечто сакральное, непонятное, но – действенное. Не знаю, сколько мы так пританцовывали, но я весьма нескоро заметил, что мы с Александром ходим в одну сторону, а толпа вне ограды – в другую. Может, еще и это усилило эффект?

Шаман вдруг резко остановился, прекратив песнопения. Я – тоже.
- Подойди!
Я подошел.
- Наклони голову!

Я наклонил. «Рубить, что ли, собрался?» - промелькнула очередная мысль. Любит у меня башка похохмить. В том числе и надо мной. И тут почувствовал, как мне на шею вешают какой-то амулет. Вернее, видел лишь кожаный мешочек на кожаном же ремешке. Хотел поднять голову, но шаман ее придерживал сверху рукой. Второй же подсунул мне под нос глиняную тарелку с куском, похоже, печени. Явно свежей. Вон даже кровь еще сочится.

- Ешь!

Ну что за сволочная у меня натура! Так и подмывает попросить нож с вилкой! И набор специй в придачу. А то наверняка ведь эту свежатинку не солили. Но я молча взял ее руками. Понимал, что момент, наверное, важный. Да, это была печень. Еще горячая, но, как я и предполагал, несоленая. Зато мягонькая. Ниче, сойдет.

Правда, интересно, вид у меня сейчас какой? Морда – в крови, борода – в крови. Упырь какой-то. Стараясь думать на подобные отвлеченные темы, дожевал остатки печенки. Хорошо, что шубу снял, а то бы точно закапал. Вон, еще и свитер в крови. Отпустив мою голову, Александр громогласно провозгласил, обращаясь, видимо, не только ко мне, но и окружающим:

- Теперь ты, Дмитрий, член рода Рыхтэу! И мне – как сын.
Тоже мне, еще один папочка выискался. Но я, поклонившись, произнес:
- Спасибо, отец!

Тот обнял меня, окончательно запачкав моей залитой кровью бородой мой же свитер, и повлек между бивней от костра. Народ ликовал, Кунак даже прыгал от восторга. Только Жанна смотрела на меня с каким-то ужасом. Да уж, хорошо, что зеркала нет. Черт! Геологи нас фотографировали! Или даже на камеру снимали. И не разберешь: сейчас все маленькое такое. Наверняка потом покажут.

Слава богу, догадались хоть воды принести. Кадушку держала в руках, похоже, жена Александра. Надеюсь, чтобы умыться, а не попить. Я с опаской посмотрел на шамана.

- Вымой лицо и пойдем кушать. Сегодня у меня два праздника: еще один сын и еще одна дочь.

Тьфу ты, пропасть! И вода-то у них какая-то не такая, а настой чего-то на чем-то. Надеюсь, не на оленьих какашках. Зато – теплая. Я старательно отмывал кровь, откуда возможно. Куначок подсказывал. Ну, вроде все. Поблагодарив хозяйку, пошел было переодеваться. Ну не в этом же кровавом свитере ходить? Но тут подскочил Рытхэу-младший и начал пытаться вернуть мне шубу с шапкой.

- Ты че, сбрендил? Я же все в крови запачкаю! – замахал я отставленными ладонями назад руками, - Сейчас переоденусь и заберу.
- Нет, нет, стой здесь! – слегка заметавшись, воскликнул он.

Потом сунул мое добро Кунаку и поспешил в соседнюю ярангу. Ну ладно, я пока хоть покурю. Толком не удалось. Во-первых, из-за мокрых усов сигарета быстро промокла, а во-вторых, Иосиф вернулся достаточно оперативно.

- Это мой тебе подарок, брат! – сказал он, протягивая мне шмотки, - Правда, красивые? Мои любимые. Ты не волнуйся, брат, они чистые-чистые.

Вот тебе и «Брат – II» нашелся. Поблагодарив, я поклонился. Тот с готовностью поклонился в ответ, щедро улыбаясь на все 22 зуба. Они тут что, вообще не знают, что есть такие люди – дантисты? Вон Кунак, и тот знает. Хотя, возможно, если ему даже его белоснежные зубы выбить, новые отрастут? Кто их, негров, знает.

Минут через пять, переодевшись и тщательно вытерев полотенцем лицо вместе с тем, что на нем выросло, вышел на воздух. Посмотрел на одежки, и пришел к выводу, что в таком наряде у нас в городе я просто произведу фурор. Но – колоритно. Я в этом виде даже в офис как-нибудь загляну, пусть припухнут.

 У выхода торчал Кунак. Сразу же напялил на голову шапку и даже помог шубейку надеть. Ну да, он-то всего лишь единожды принц, а я, получается, уже дважды. За мной ухаживать надо, а то капризничать начну. Опять порылся в карманах. Что же делать? Отдать портсигар Иосифу, а зажигалку – главе рода? Как-то мелковато получается.

- Слушай, - обратился я к Кунаку, - а у тебя тот перстень, что мы выиграли, с собой?
Тот кивнул.
- Хочешь породниться? Скажешь, что это – от тебя и твоего отца, короля. Побрататься с северным коллегой, мол, хочет. В гости зовет.

Куначок похлопал глазенками, затем, просияв, метнулся в ярангу. Пошуршав, выбежал и протянул мне перстень. Вроде ничего. Даже камушки есть.

- Ты мне-то что его суешь? Сам и подаришь. Пошли, что ли?
- Пошли.

Какой же счастливый у него вид! И как немного нужно, чтобы сделать счастливыми сразу двух людей, причем – даром. Шаман наверняка обрадуется, а Кунаку будет приятно, что он – тоже дважды принц. Да может, и ему еще полная северная экипировка перепадет.

- Мы идиоты! – отойдя шагов на пять, вдруг опомнился я.
- Почему?
- А невесте ты что дарить будешь?

Братец застонал. Лихорадочно закурил. Я тоже, перебирая варианты. В голову лезли самые идиотские варианты. Что понятно: кесарю – кесарево.
Кунак вдруг просветлел:

- Есть вариант! У меня есть камень на шнурке с родины от сглаза. – И начал расстегивать рубашку. – Вот! –протянул он мне искристый камущек.
- А что, красивый камень, и идея, полагаю, неплоха. С меня причитается. Давай сюда.

Камень я потер о куртку брата, - ну не о свою же, уже любимую, шубу тереть? Да, неплохой камушек. Положив его тоже в карман, мы направились к бивням. Торжество только начиналось. Все сидели на нартах. На них – оленьи шкуры для комфорта. Посередине – длинный стол. Во главе, как положено, сидел хозяин, по правую руку – Иосиф с, как я полагаю, женой. Симпатичненькая. Места слева пустовали.

-Владлен, иди сюда! – воскликнул Александр, -  С другом подходи, да.

Вот и хорошо, а то я уже размышлял, не послать ли того первым с поздравлениями. Для повышения статуса, так сказать. А Жанку придется вытаскивать. Вон она там где-то притулилась вдалеке.

- Извини, но можно жена моего друга и брата сядет рядом с ним? Они тоже недавно поженились.
- Конечно, конечно! – воскликнул мой третий по счету папа, и согнал с соседних нарт какого-то мужичка. Ну да я здесь жить не собираюсь, так что враги мне не страшны. Да он, похоже, и не обиделся.
- Жанна! Иди сюда, уважаемая!

Та закрутила головой. Ну ясное дело, у чукчей Жанна – самое популярное имя, вдруг не к ней обращаются.

- Иди сюда, тебя же зовут, - не выдержав паузы, крикнул я.
Та подошла к шаману и робко сказала:
- Да, здрассьте.
- Я прослышал, что ты тоже недавно замуж вышла.
- Да, здрассьте.

И глазки такие испуганные. Александр рассмеялся.

- Садись вон там, рядом с моей, развлекать ее будешь, а вы, дорогие мои, однако, сюда.
И показал рядом с собой. Я присаживаться не стал. И Кунака держал за шкварник.
- Говори, доставай перстень и говори! – шепотом сказал я. И уже погромче, для окружающих, - Сейчас мой названный брат хочет сделать обращение к уважаемому хозяину тундры.

Смотри-ка, братец быстро оклемался:
- Ваше величество! Я прибыл к Вам с важной миссией по поручению моего отца, короля (Тынга-бынга – ну никак не запомню) – Гунага. Он, услышав о Вас от Владлена, моего брата, и попросил меня передать Вам этот перстень с редкими камнями в знак братской любви.

Вот ведь базарить научился! Видать, есть у кого… Прохиндей!
Александр с удовольствием принял кольцо, спросил, на который палец его одевать, но сразу же поняв, что лучше на тот, с которого не свалится, начал украдкой любоваться. Так, один уже доволен.

Теперь можно и перекусить, а  остальное подождет. Затем, внезапно встав, хозяин прилюдно объявил, что у него сегодня поистине великий день: у него появились не только еще один сын и одна дочь, но – и еще один брат, и еще один сын. И, сев, заплакал.

Не переборщил ли я? С этим бардаком надо что-то делать. Толкнув локтем Кунака, поднялся. Тот синхронно повторял мои движения. И остальные тоже встали.

- Дорогой наш отец! – выспренно начал я, - Мы с братом знаем тебя совсем недавно, но уже любим, как родные сыновья, как Иосиф, как весь твой народ. Но позволь нам сделать подарки и новобрачным, у них сегодня великий день.
- Помни, ты даришь невесте, я – жениху, - это уже Кунаку, тишком.

Александр, подняв зареванное лицо, следил за происходящим, любовно поглаживая перстень. Я залез в карманы и протянул узкоглазому брату портсигар.

- Этот серебряный портсигар я вез из Германии, он очень хороший, - Иосиф дрожащими руками взял реликвию, - А это – зажигалка из Англии, с золотой эмблемой, - И протянул ему второй подарок. У него уже даже губы дрожали, и глаза тоже были на мокром месте.

Тут подключился Куначок.
- А это – твоей красавице-жене, - достав камушек на шнурке, сказал он, - Он от сглаза, и помогает, - тут он слегка потупился, - в деле умножения семейства.

Та задрожала всем телом, принимая дар. Так детей хочется, что ли?
На шамана уже просто страшно было глядеть. Слезы лились ручьями, но улыбка была, - за исключением явного кариеса, - просто солнечная. Все остальные местные тоже плакали от умиления. И, если чукчи плакали открыто, то наши прикрывали лица руками. Особенно Жанка. Смеются, гады. Ну, правильно, где еще такое увидишь?

Слегка срывая голос, глава рода произнес:
- Мы тут все родня! – и как-то робко посмотрел на геологов.

Они, что, уже отметились? Я оглянулся на детишек. Вроде чукчата и чукчата. Правда, вон у некоторых глазки какие-то не слишком узкие, а у пацана, который стоял неотступно рядом, вообще светлые. Да уж, без геологов, видать, не обошлось.

Придется опять напиваться. Ну не хочу я, поверьте, с новобрачной спать. А опасность есть. Жена брата – как не поделиться самым дорогим. Нет уж, мне Маши хватило. Мои размышления прервал Александр, продолжая, видимо, тост, - а середину я прослушал:

- За наш род, да будет он вечно!

Все быстро перестали реветь и, похватав кружки, выпили. Закусив, шаман подозвал Кунака. Так-так, интересно.

А оказалось, ничего интересного. Они просто отправились выбирать олешка. Вот ведь нравы! Нет чтобы рыбу лопать – им все мясо подавай. Зато местные были в восторге. Видать рыба-то уже приелась. А завтра еще Жанкина очередь. Просто праздник живота какой-то. Экзотика, конечно, но оленей все равно жалко.

- Ты чего? – выпучил на меня свои узенькие глазенки сын вождя. 

Оказывается, я накладывал, совершенно отрешившись от реальности, икру ложкой в кружку с водкой. Чуть-чуть поразмыслив, я ответил:
- Коктейль. У нас так модно.

И демонстративно сделал глоток. А ничего получилось, даже – классно. И в горле не застревает, и закуску искать не надо. Вот оно все тут, как говорится, в одном флаконе. Все тут же последовали моему примеру. Икра быстро кончилась. А мне чем прикажете закусывать? Но уже через пару минут на столе образовались еще пара чеплашек с икрой. Вот ее-то мы, родимую, с другой, не менее родимой, и будем кушать. Жаль, дома такое не получится, - больно уж икра дорогая. Да и не такая вкусная, как эта.

Пока Куначок выбирал оленя, Иосиф, оказавшийся совсем недурным рассказчиком, развлекал меня разговорами. О местных обычаях, об охоте, о рыбалке, время от времени отхлебывая «коктейль». И ведь как увлекательно все описывал. Любит, видимо, свою так называемую малую родину.

Его соседи кивали головами, иногда добавляли комментарии. Но, по большей части, молчали и курили трубки. Даже женщины. Я тоже достал сигареты. Но только успел прикурить, как появились Александр с небольшой тарелкой в руках, Кунак с подносом, а за ними шли еще двое с полными дымящимися, источающими аромат тазиками мяса.

Шаман с тарелочкой остановился возле меня. Я на всякий случай тоже встал.
- Это тебе! Мне твой черный брат все о тебе рассказал. И про Машу, и…, - тут он запнулся. – Это яйца молодого оленя, сам жарил.

Хорошо хоть олений член не принес. На этой же тарелочке. Эротично бы смотрелось. Но я взял, поблагодарив, однако тут же предложил:
- Может, одно отдать Иосифу, как-никак он сегодня женился?

- Нет, так никак нельзя, - покачал головой шаман, - Их затем и два, чтобы рождались и мальчики, и девочки. Так что ешь, пусть у тебя будет много детей, а у меня – еще больше родни. А за Иосифа не беспокойся – мы еще неделю гулять будем, ему тоже достанется.

Как же хорошо, что мы завтра улетаем! С надеждой посмотрел на геологов с пилотами. Похоже, те тоже пить устали. Быстро схрумкав оказавшееся весьма и весьма вкусным угощение, подошел к бледнолицым братьям.
- Надеюсь, мы завтра все-таки улетим?

Один из пилотов пожал плечами:
- А у нас летное задание такое – вернуться завтра.

Присел рядом с ними, закурил.
- Ну, и как вам мое посвящение? И это они так со всеми?
- Как ни странно, ты – первый. Наверное, Александру понравился.

Вот те на. Геологи тоже сделали недоуменные физиономии. Да уж. Вернулся к себе на место. Там уже стояла новая тарелка со шматом мяса. Сколько же жрать-то можно?! Я так скоро лопну. Но что делать, надо, согласно плану, во избежание чего, напиться и тихонечко забыться. Но сначала – дело. Я подошел к шаману и спросил, почему это его так заинтересовали бивни слонов.


- Видишь ли, резьбу по кости мамонта очень охотно покупают американцы, мы даже их сертификат имеем. А клык моржа маленький, непохожий. А бивень слона – в самый раз, - и гордо посмотрел на меня.
Что ж, логично.

- Знаешь, а у нас в городе еще много бивней есть, - заметил я с ленцой.
- Сколько?
- Больше ста, - чтобы уж совсем не врать, ответил я.

Тот аж подпрыгнул:
- Вези, сынок, все вези!
- Понимаешь, есть одна загвоздка – когда предложение превышает спрос, цены падают. А тебе это надо? – не был я готов к такой бурной реакции.

Александр, поразмыслив, пыхнул трубкой и отрицательно покачал головой.
- И поэтому нужно установить оптимальное количество, которое не вызовет подозрений и не обрушит цены, - продолжил я.

Тот с уважением посмотрел на меня.
- Ты прав. Знаешь, я подумаю неделю-другую, поговорю со своими друзьями из Нома, это город такой американский, там наши родственники живут. И тогда тебе позвоню. Они как раз где-то через неделю приезжают в гости, заодно и спутниковый телефон привезут. Главное, ты мне свой номер оставь.

Я кивнул, подивившись его благоразумию:
- Завтра. Визитки в куртке, там. И еще: на какой основе будем сотрудничать? На что меняться, или за деньги?
- А тебе что лучше? Давай еще клыков моржей тебе достану. Я же слышал, как ты здорово этого дурака Ыплыкытына провел. Но я не сержусь: нечего в тундре сидеть сиднем, цивилизоваться надо, однако. Правильно? Только клыки – совсем по другой цене, сам понимаешь.

Э, нет. Годзилла вместе с Гринписом меня точно сожрут. Хрен редьки не слаще, кто из них. Так мы всех моржей со слонами истребим, и неважно, за какую цену, но хватит. Ну, пару белых медведей там, ну, сотню-другую песцов, что еще? Не знаю. И я поделился частью своих сомнений с мудрым Александром. Тот задумался, мы с ним по чуть-чуть выпили, и тут его осенило:

- Слушай, только это тайна, - почти на ухо шептал он, - наши геологи тут золото моют, алмазы всякие, может, тебе их надо, а?

Затея, конечно, опасная, но перспективная. Шеф наверняка согласится. И я, в который раз кляня себя за глупость, кивнул.

- Аркаша! Аркаша! – закричал шаман одному из геологов, маша рукой, - Подойди сюда, однако, поговорить надо.

Я поскребся в памяти. Вроде, в прошлый раз на самом деле какой-то Аркадий был. Ну да ладно. Только запомнить надо. У этого нос немного набок. Хорошо ему, видать, попало. Я делал вид, что мне на все наплевать, пока Александр что-то талдычил на ухо Аркаше, время от времени посматривая на меня. Тот же только бороду чесал. Потом встал, дошел до своего места и вернулся уже с кружкой. Поставив рядом свою, наполнил также все остальные.

- Ну что, как говорится, за успех нашего безнадежного дела? – подмигнул я.

Шаман, видимо, впервые слышал этот тост. Он уставился недоуменно на меня, но потом, видя мою улыбку, до него дошло. Захохотав так, что все за столом вздрогнули, поднес кружку ко рту и залпом выпил. А кто-то еще говорит, что чукчи пить не умеют. Я тоже опрокинул внутресь свою долю.
- Знаешь, - смущенно начал я, - Я еще обещал друзьям-соратникам рыбы там привести, сувениров, может быть шкуру какую-нибудь. Я куплю.

Тот гневно воззрился на меня.
- Ты мой сын! Тут все – твое!
И отвернулся. Я еще чуток плеснул в кружки.
- Извини, отец. Просто у нас принято отдариваться. А у меня уже ничего такого нет. Вертолет, разве что, да и тот – уже не мой.

Александр посмотрел на вертолет, на меня и – опять громогласно засмеялся.
- Любишь шутить, однако! – с одобрением в голосе произнес он.
- Люблю. И не только пошутить.

Мы чокнулись. Вроде бы все насущные вопросы, которые планировал, - и даже не очень, - на сегодня разрешены. Можно смело надираться от греха подальше и – баиньки.

Проснулся я в слегка опостылевшем состоянии. Конечно, тут похмелье переносится гораздо легче, чем в городе, но потряхивает. Хоть бы свет кто включил! Добрел в сумерках до столика, налил грамм 50 водки. Запил холодненьким оленьим молоком. Какая умница догадалась его принести! Просто жить захотелось. Вдруг взгляд упал на большой картонный ящик, стоящий возле моего лежака. И как я его сразу не обнаружил?

Открыл. Внутри были многочисленные коробочки. Вскрыл одну. Фигурка. Ух ты, красивая. Во второй коробочке – другая. И так далее. Вы играли в детстве в солдатиков? Если да, то наверняка были любимые. А тут любимыми оказались сразу все. И я любовно брал каждую в руки, рассматривал, гладил, с жалостью клал обратно в коробочку. Да. Это уже почти музей.

Упаковав все обратно в ящик, в самом замечательном расположении духа вышел на воздух. Там уже прогуливался счастливый Кунак. Тоже в новой шубе. Только с полосками. Ну, прямо ниггер мафиозный с Бруклина! Только здоровенного золотого креста на толстой цепи не хватает, да и ростом не вышел. Вдобавок – улыбка добрая.

- Как спалось?
- Смотри, какую шубу мне Александр подарил! – игнорируя мой вопрос, гордо произнес братишка.

Сделав маленькое дефиле, подошел поближе, и сказал, погладив шкурку:

- Мягкая такая. И теплая, однако.
Мне еще одного чукчи с этим «однако» не хватало! И где только нахватался.
- И папе такую же подарил, только длиннее, - продолжал хвастаться он.

Зачем им в Африке шубы? Странный народ эти негры.

- Запомни! – это уже я. - Слово «однако» - это слово-паразит, и если я еще раз его услышу, получишь в лоб. Во второй раз – шубу отниму. Понял?
- П-понял.

Вот так-то. Что за напасть? Всех воспитывать надо. И тут появилась его суженая в расшитой узорами шубке, по-моему, оленьей. И счастливая такая! Обновке ей шла. Поэтому настроение решил не портить, и просто, показав большой палец, сказал:

- Супер! Мне, правда, нравится.
- Ой, спасибо вам, мальчики, что привезли меня сюда. Я так еще никогда не отдыхала. Да еще и подарки такие!

И завертелась на месте, раскинув руки. За нами поодаль, улыбаясь, наблюдал «папа». Вот и хорошо, даже он доволен.

- Доброе утро, отец! – помахал я ему рукой.

 Тот с радостной улыбкой подошел к нам. Сначала погладил шубку Жанки, потом – Кунака, потом – мою, спрашивая у каждого:
- Нравится?

Мы дружно закивали головами, наперебой заверяя его – «конечно, конечно, спасибо!» И все такое. Тот, хитро прищурившись, поманил нас за собой. Нет уж, пить я больше не могу! Печень у меня одна. А вот от рыбки с икоркой не откажусь. Может, среди моих предков были шведы или финны? Ведь как увижу хорошую рыбку, мне больше ничего и не надо. Разве что – на сон грядущий с кем-нибудь интимно пообщаться.

Хозяин завел нас в ярангу, и, показывая на шкуру белого медведя, величественно изрек, глядя на Кунака:

- Это моему брату и твоему отцу. Я уверен, мы обязательно подружимся.

У Кунака челюсть просто отвисла, но у негров это, видать, на резинках, словно бы трусы. Судорожно сглатывая, он, косясь на меня, спросил:
- Пощупать можно?
- Это ты теперь у своего родного отца спрашивай, его это, - вновь хитро прищурив  и без того узенькие глазки, ответил хозяин.

- Теперь ты, – это он уже Жанне, - Ты не успела сегодня выбрать себе оленя, поэтому я взамен дарю тебе вот это, – и показал на развесистые оленьи рога, – Это был очень красивый и сильный олень. Все мне завидовали. Забирай.

И что за намеки? Жанке, я полагаю, все равно, будет ей братишка изменять, или нет. А вот за ней, боюсь, не заржавеет. Хотя, вроде, не дура, такого мужика терять. Да еще и в Африке. Я же ее предупреждал. Уверен, что она запомнила.

Но! – не дай Бог, «папа» мне тоже рога подарит, придушу на месте, несмотря на то, что я обычно тихий. Тот отозвал меня в сторонку. Остальные деликатно вышли. А я, - я с наслаждением потоптался по медвежьей шкуре. Мне-то ни к чему разрешение Гунаги Великого. С ухмылкой глядя на эту картину, Александр повлек, обняв меня за плечи, за занавеску. Он что, извращенец?! Но я робко последовал за ним.

- Вот, – задумчиво сказал он. – Ты теперь Владлен Рытхэу. А это много значит. И поэтому я дарю тебе несколько вещей, которые для нашего рода значат очень много. Наклонись!

Я подчинился. Мне опять вешали на шею амулет. Да у меня этих амулетов уже больше, чем у патриарха панагий! Но судьба есть судьба, и от нее не уйдешь. Поэтому ваш покорный слуга лишь поинтересовался, какая сила в нем заключена.

- Ты сам поймешь, - ответил он, протягивая бубен с колотушкой. – Когда будешь вспоминать меня, одевай этот амулет, и, как я тебя учил, танцуй и бей в бубен. Поверь, ты поймешь, - заверил он, отечески положив мне руку на плечо.
- Спасибо тебе, - искренне растрогался я, -  Я обязательно буду тебя вспоминать. И, надеюсь, еще вернусь.
- Ты вернешься.

Поклонившись по русскому обычаю до земли, я пошел к выходу. С одной стороны, я живо представлял себе, как с бубном скачу посреди квартиры, напевая что-то вроде: «Ты увидишь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он – бескрайний, я тебе его дарю-ю-ю.» А с другой – чем черт не шутит? Может, шаман и прав? Нравится он мне, даже не сформулировать, чем конкретно, но – определенно нравится.

Все-таки, выпив моего фирменного «коктейля» на дорожку, эти… короче, начали собираться. Я самолично загрузил свой драгоценный ящичек, задвинув его в самое надежное место, чтоб никакая сволочь не повредила. Потом закинул сумки – свою и Кунака. Позови черта, он тут как тут. Робко дергая меня за рукав своими грязными пальцами, попросил:

- Помоги мне со шкурой, пожалуйста! Тяжелая, однако.

И тут же Кунак получил в лоб. Обещания надо выполнять, а то верить никто не будет.

- За что? – хватаясь за лоб, вознегодовал он.
-За «однако». Я тебя предупреждал? Предупреждал. Ты согласился? Согласился. Так что – не дуйся.
- Ой, извини, оно как-то само.
-То-то же. Я тебе еще Кузькину мать не показывал. Ладно, веди, помогу.

Предусмотрительно сняв шубейку, аккуратно положил ее на сиденье. И Кунаку посоветовал:
- Запачкаем ведь.

Тот закивал, и бросил свою прямо на мою. Вот ведь бармаглот! А я тогда – Бармалей, что гораздо страшнее. Или, точнее, Карабас-Барабас, уж больно мне за ниточки дергать нравится. Но все же – сам пропадай, а товарища – выручай. И я пошел выручать.

Это было… нечто. Несмотря на то, что помогал даже Иосиф, - это после первой брачной-то ночи! – мы втроем едва свернули эту шкуру. Да она еще и тяжеленная оказалась! Едва запихнули ее в вертолет. Геологи, гады, помогали чисто символически, пальчиками. Завидовали, что ли. Хотя и сами какие-никакие, но подарки получили. Да еще и от меня фигурки получат.

Эх, прощай, севера! Весь род нас провожал, махая руками при нашем взлете. Я заметил, у Александра на глазах были слезы. Хороший мужик этот шаман. Прав он: наверняка я сюда еще вернусь, и пусть даже просто так, за свой счет.



65.Выдать замуж за геолога.


Итак, у нас целый день в этом Урюпинске. Нет, чтобы через Анадырь лететь, там, говорят, и аэропорт нормальный, и гостиницы человеческие имеются, так ведь нет – опять сюда: ближе, мол. Надо срочно что-то предпринять, а дела еще остались. Сначала мы устроились в каком-то подобии гостиницы неподалеку от здания аэропорта, сдав на хранение проклятущую шкуру, естественно, предварительно завернув ее в половичок, который я выменял на пару рыбин в столовке. Ну куда мне столько рыбы! И тащить тяжело, и не съешь столько. Даже за месяц. Впятером.

Хозяйка камеры хранения с подозрением спросила:

- А что это у вас такое?
- Понимаете, мы археологи-энтомологи. Вот, нашли в тундре древнюю мумию. Замечательно сохранилась! Почти как живая! – импровизировал я, - Вот, везем в столицу на исследование. Так что Вы не трогайте ее, пожалуйста, и не распаковывайте, вдруг испортится.
И испугался сам, услышав:
- Бзззз, бзззз. Убззерите ее туда, в угол! – и рукой, словно от мошкары,  машет.
- Хорошо, как скажете, - пожал я плечами.

Опять я палку, похоже, перегнул… При выходе из помещения заметил, как она мечется в противоположном углу. Конечно, можно было бы ее и подменить, но мне еще с геологами дела завершить надо. А «мумия», я уверен, останется в полной неприкосновенности. Вот только бабульку жалко. Боится ведь!

В этой псевдогостинице, которая выглядела как натуральный барак, да впрочем, таковым и являлась, нам выделили две комнаты: одну – геологам, другую – нам на троих. Лишь бы клопов не было.

Ох, грехи наши тяжкие… Надо делить добычу.
- Коктейль сделай! – это я Кунаку, - Только сам много не пей.

Тот начал священнодействовать. Славный все-таки у меня рецепт получился! Главное, если будете такое сами творыжить, вот вам мой совет: с кабачковой икрой не перепутайте. И не кладите белковую ради экономии: наверняка дрянь получится.

И я, встав на коленки перед кроватью: стола-то почти и не было, так, подобие  размером с прикроватную тумбочку, - начал распаковывать богатство. Жанка бухнулась на коленки рядом со мной. Мы бережно доставали фигурки, подолгу их рассматривали, спорили, сортировали и, уже потом, определившись в категориях, ставили в определенный сектор кровати.

Ну, вроде все. А Куначок, оказывается, все это время стоял рядом с нами. Елки-палки, ведь уже минут сорок прошло, как мы начали ковыряться. А он что, все это время стоял и тупо молчал? Охх! Ножки-то как затекли. Жанка тоже с трудом поднялась. Ага, коктейльчик нам точно поможет. Закурив, протянул братцу две большие фигурки:

- На выбор! Одну – от меня твоему отцу, вторую – отдаю шефу. Выбирай, которая больше нравится.

Тот с осторожностью вытащил из коробки первую фигурку. Мне тоже было интересно, и что там такое? Это было изображение мамонта. Солидно. А у меня вон мелкие какие…Мамонта он бережно положил на кровать и начал открывать вторую большую коробку. Я просто подпрыгивал от любопытства.

- Вот эту! – обернувшись, крикнул Кунак, показывая фигурку.
На меня смотрел бюстик то ли Хемингуэя, то ли геолога.
- Это ты! И подарок – от тебя! Папа будет всегда помнить, и фотографий не надо! – в экстазе тыча пальцем то в меня, то в бюстик, твердил братец.

Неужели у меня такая борода отросла? Попросив у него «Хемингуэя», подошел к зеркалу. А что, что-то общее есть. Хоть прям здесь садись, и «Старик и море» пиши. Только вот знойных кубинок вокруг как-то не хватает. Зато у меня негр есть.

- Ну что ж, эту, так эту, - и отдал ему фигурку. У него ее сразу отобрали.
- Иваныч! Иваныч! Ну, Иваныч! – затеребила меня эта бестия.
- Ну что тебе? – недовольно взглянул я на Жанку.
- Обернись, сравнить хочу.

Вот вредина. Я посмотрел на нее. Все. Десять секунд кастинга вполне достаточно.

- Иваныч!
- Да че ты пристала, в конце-то концов! – возмутился я, - Не видишь, человек делом занят!
- Ну, извини, просто ты так на него похож…, - сникшим голосом пролепетала она.
- На кого похож? На эту черную образину? Которая только и делает, что мой коктейль поглощает? – ткнул я пальцем на братца.

Кунак быстренько вернул мою кружку на место

- Извини, брат, перепутал, - вздернул он брови.
- Чего извини, ты сюда ее дай. Только сначала наполни.
- Щас, щас! – засуетился тот.

Так, значит, две большие уже не считаем. Остается на нас двадцать четыре фигурки. Остальное – этим хапугам. Минус пять – это Кунаку. Посмотрел, что же ему отдать. Пусть будет серия. Морж, олень, мамонт, опять же медведь, и песец.

Так, выходит полный набор. Зато все первого-второго сорта, как мы определили с Жанкой при сортировке. Я аккуратно сложил их в коробочки и отложил в сторонку. Так. Осталось отобрать еще девятнадцать. И тут…

- Эй, ты! Ты че на меня водку-то льешь?! – заорал я.
Оказывается, Кунак тоже засмотрелся на фигурки, и с моей кружкой наклонился, чтобы лучше их рассмотреть.
- Ну, дурак дураком! – обращаясь к Жанне, воскликнул я. - И кого ты себе в мужья только взяла?  Ну, шучу я, шучу, успокойся, - глядя в обиженные глаза дважды принца, с раскаянием проговорил я. – Это твои фигурки, - показал на пять коробочек.

Тот, сразу позабыв обиду, радостно их сгреб и начал по очереди рассматривать, время от времени произнося что-то вроде «У-у-у-у», и «О-у-у-о».
Ладно, не надо отвлекаться. Надо отобрать срочно свое, а то не дай Бог, Кунак очнется и начнет предлагать поменяться. Нет уж. Так. Высшего сорта восемь штук. В коробочки их. Первого сорта осталось…много. Надо выбрать одиннадцать. Минут через пять терзаний дележ был закончен. И очень даже вовремя. Только я успел убрать коробочки в сумку, как, постучавшись, вошли геологи.

- И что это вы тут делаете?
- Да вот, вашими фигурками любуемся, уж извините, что без спросу: они просто у меня в багаже были.

К нам подошел один Аркаша. Двое других куда-то удалились. Он долго разглядывал их с такой нежной улыбкой, что мне даже опять стыдно стало. Себе-то я забрал лучшие! Молчи, Годзилла, молчи. Геолог разделил фигурки на три части. Тут пришли и остальные двое. Что я вижу! И не с водкой, а с шампанским. И где они его в этой дыре нашли?

- Мы решили отпраздновать свадьбу по-нашему, с шампанским. Вы ведь недавно поженились? - это он Жанке.
- Нет, - пролепетала она, - Мы поженимся только на его родине.
- Вот и хорошо, - воскликнул Аркадий, - отметим помолвку! Согласны?

Против никто не был. Открыли, как положено, шампанское с хлопком. Чинно разлили, выпили. Хорошо хоть, обычное «Асти Марти», а не «Вдова Клико», а то я бы уже совсем не знал, что думать.

- Аркадий, поговорить надо, - твердо сказал я, показывая глазами на дверь.
Тот набычился, но – пошел. До меня вовремя дошло, что он решил, что я драться с ним хочу. И начал посмеиваться про себя.
- Слушай, может в вашей комнате лучше, а? – на всякий случай, дабы опередить непредвиденное, спросил я, - А то о делах в коридоре как-то не так.

Дикий свет в его глазах погас, кулаки разжались. Рассмеявшись, он хлопнул меня ладонью по спине:
- Пошли! А я-то подумал, ты мне за что-то в морду дать хочешь.
- Я что, на психа похож? – усмехнулся я.
- Ну, есть немного…

Да уж, что есть, то есть. Не обижаться же на правду. Уселись возле такого же обшарпанного стола.

- На, смотри! – высыпав из одного мешочка немножко золота, а из другого – штук пять алмазиков, предложил он.
И что я тут должен смотреть? Золото на зуб пробовать, или алмазами стекла резать?

-Тут экспертиза нужна, - удивленный абсолютным собственным равнодушием, развожу я руками.
- А я тебе что, уже не экспертиза? – слегка возмущается тот, - Да я на этом собаку съел.
- Ты пойми, ты – эксперт заинтересованный, и мой шеф вряд ли тебе поверит. Он – не я. Я-то верю. Согласен?

- Ладно, согласен, - подумав, прогудел он. – Но если не получится, все вернешь до грамма!
- Взвешивай, - придвигаю я к нему ладонью фитюльки.
- Да пошел ты! – всерьез возмутился он, - Такое количество ты можешь хоть сейчас с этой… с шампанской выпить, а потом в туалет сходить - я за час больше добуду. Так что забирай свои пробы.

- Так, стой, погоди. Во-первых, засыпь обратно в пакетики это хозяйство – я не умею. Во-вторых, я предлагаю решить вопрос доставки. Или он у вас уже решен? – зажужжала у меня в голове идейка.
Геолог задумчиво почесал в голове:

- Ну, говори.
-Буду с тобой максимально откровенен, - и я похлопал себя по карманам, -  Блин, сигареты забыл, сейчас вернусь.
- Икру не забудь! – крикнул вслед он.
- Ладно, - меланхолично ответил я.

Вернувшись, поставил на стол банку с икрой и продолжил, уже видя внутренним взором нити того, о чем я хочу сказать. Теперь главное – подыскать для ниточек слова-бусинки, да нанизать их в необходимом порядке:
- Так вот. Я всегда стараюсь совместить собственное благо с благом для других. Вот тебе, к примеру, плохо, что ты со мной познакомился?
- Не, ты че, ты наш, свой, так сказать, ваще.

Да уж, емкий ответ. Фух, ладно, как в омут с головой:

- Ну, тогда слушай, - выдохнул я ничего не значащие слова. - Правду слушай. Буду говорить прямо, а ты мне, уж будь любезен, прямо ответь. Есть у меня две знакомые, обиженные судьбой девушки. Молоденькие, красивые, но запуганные нашими бандюганами. И я хочу увезти их из города. Как можно дальше.

Почему бы и не к вам? Вам ведь тоже женского общества не хватает. Только ты не подумай чего, они только по желанию. Даже я – и то ни с одной из них не спал. Не подхожу, наверное, - и я грустно развел руками, тайком подглядывая за реакцией собеседника. - Только не подеритесь из-за них, хорошо? - Он кивнул. - И еще… Им же можно предложить подзаработать на перевозке вот этого, - указал я на пакетики. – Сначала мы их поднатаскаем, а потом пусть уж сами. Ну, посуди, на баб и внимания меньше. Допустим, работают они тут, а прописка – там. И – все. Логично?

- Идет, – задумчиво протянул он, поглядывая на… (на это квартиру даже в Московии можно купить). – А они правда красивые?
- Слушай, на вкус и цвет товарища нет, - искренне заметил я, и не менее честно присовокупил, - но я, к примеру, не отказался бы

Хмыкнув, Аркадий протянул мне ладонь:
-Лады. Десять процентов, если все нормально сложится – твои.
-Лады, - ответил я рукопожатием.

Вот и славненько: и этих сосватал, и насчет бизнеса договорился. Эх, и полегчало же! Дело осталось за малым: по – умному проинструктировать Жанку и Кунака. И, естественно, еще и этих двух обормотиц. Они-то уж точно в прогаре не останутся. Главное, разговаривать со всеми порознь, оставив лишь общеизвестную канву, и пусть каждый свои тайны прячет сам, как может. В своих же собственных интересах.


-Кстати, Аркаша, а еще с кем-то из твоих о делах говорить можно? – спросил я, спохватившись.
-Очень осторожно, - закурил он вонючую сигарету без фильтра. - Ты можешь спросить, к примеру, про то, как там у нас погода, как солнце светит, или что с делами в стойбище. Если будет невнятный ответ – все, суши весла, пока я сам не выйду на связь.
-Хорошее у тебя мышление, - похвалил я, - образное такое, поэтическое.

Тот, ухмыльнувшись, сделал нам коктейль. До чего же он всем тут понравился! Выпили. Я слегка задумался: с кем бы сначала поговорить? Наверное, лучше с Жанкой. Только вот как ее выманить? Или наоборот?

-Слушай, - обратился я к геологу, - Подойди, пожалуйста, к Жанне, и шепни ей на ушко, что ее уже, дескать, тошнит от табачного дыма, так что пусть все остальные, кроме нее, выметаются во двор – там не холодно.

Через пару минут услышал незлобивые матерки и топот удаляющихся ног по коридору. Аркадий, вернувшись, кивнул головой. Так, трех минут мне хватит. Зашел в нашу комнату:

-Так, принцесса, слушай сюда! Похоже, наши друзья – геологи уже готовы в бой идти, лишь бы на твоих подружках жениться. Молчи, ничего не говори. Твоя задача – объяснить этим Катям – Наташам, что легенда сохраняется только для Кунака и прочих африканцев. Для геологов они – жертвы бандитского произвола, но – честные и разборчивые. Ни со мной, ни с моим братцем, что, впрочем, правда, никаких таких контактов не было. В этом смысле подготовь их так, чтобы комар носа не подточил. Придумаете сами. И еще: работа у них будет непыльная, но – курьерская. Со всеми такими предосторожностями. Я сам их обучу для начала, а затем пусть геологи за все отвечают. Поняла?

-Поняла, котик, как же тебя не понять?- замурлыкала та.

Я показал ей кулак:
-Запомни раз и навсегда: про Кунака и про бошки на копье я не шутил. Кстати, это касается и твоих подружек: тундра большая. Могут несколько десятков тысяч лет в мерзлоте храниться, как новенькие, но оно им надо?

Жанка, кроме того, что начала мельтешить руками, так еще и вдобавок головой затрясла. Цирк шапито, блин. Я вновь закурил.
-У меня же голова от дыма болит, ой, нет – тошнит! – вспомнила она, и тоже закурила, стервочка такая.
-Ты уже негритянка или еще чукча? – усмехнулся я.

Та недоумевающее взглянула:
-Почему?
-А ты сама себя послушай: голова тошнит. У нее голова тошнит, господа! – обернулся я ко входящим геологам.
-Чего?!
-Того, друзья мои: не входит туда больше шампанское, вискарика у нее голова просит.

-Чего? - опять спросил Кунак.
-Того, блин, ясно же объясняю. Виски знаешь что такое? «Чивас» там всякий, «Джонни Уокер», да мало ли еще всякой там заморской дребедени. Но еще лучше – водку.
-А, это можно, - и один из геологов удалился, что-то недовольно бормоча, громко топая по коридору.

Фигурки из кости до сих пор стояли тремя стройными рядами. Эх, до чего же с ними жалко расставаться! Пока бегали за водкой, потом делали коктейль, я успел все их заново перебрать, потрогать. Но это все – уже не мое. Смирись, человек.

-Мы хотим выпить за молодую жену нашего друга, - поднял кружку Аркадий, - За твою красоту, Жанна, за то, чтобы ты нас никогда не забывала. Поэтому позволь нам, скромным геологам, подарить тебе на память по сувениру, - и, забрав из каждого ряда по фигурке, подал их Жанке.

Та чуть стакан не выронила. Запищала, как мышь в «Щелкунчике», залпом выпила, и, позабыв про стол, вцепилась в подношение, переводя счастливый взгляд с подарка на мужиков и обратно. В куклы она не наигралась в детстве, что ли? Впрочем, как и я сам, наверное, в солдатиков.

Ладно, теперь, видимо, настала очередь Кунака. Отозвав его в комнату геологов, попытался пооперативнее разрешить его недоумение:

-Видишь ли, мы тут большое дело затеваем. Настолько большое, что я отдаю двух своих жен, да ты их видел, провожали они нас, - геологам. А Маруську в знак нашей вечной дружбы отдаю твоему брату, или кому сам скажешь. Но только -  в хорошие руки.
-Это зачем? – поперхнулся тот.

-А ты сам подумай. Мы отсюда – золото, алмазы, меха, финтифлюшки разные. Сюда от тебя – бивни, опять – таки меха, да много чего наверняка еще найдется. А как иначе дружбу крепить, если не кровной связью?

Как же быстро его можно убедить ничтожными доводами! Легковерный, как будто бы Москве не учился. А цель-то у меня, признаться, была совсем другая: девчонок пристроить. Вот такая я дремучая сентиментальная провинция.

И мы ударили по рукам.

                74. Вот мы и дома.

Как мы и договаривались, Коля ждал нас в порту. В зале прибытия, как назло, первой с транспортера выехала наша рыба, тщательно лично мной упакованная. Плюс к ней несколько пластиковых контейнеров с икрой в отдельном баульчике.

-Бери, - кивнул я водителю, - неси в машину.

Однако тут на Колька напал ступор: не отрываясь, он пялился на наше новехонькое облачение. Достав один из амулетов, я покачал им перед его носом:
-Очнись! Вокзал отходит! Бери шмотки, говорят, и тащи в машину.

Тот ухватил, сколько мог унести, и, кряхтя, направился к выходу. Вернулся неожиданно быстро. А, понял: его наши менты под шлагбаум прямо сюда пропустили: машина-то знакомая, да и пропуск имеется. Мы как раз, шипя от напряжения, сгружали шкуру. Я выругался:
-Ну что встал, как пень, помогай!

После того, как мы совместными усилиями одолели – таки отголоски медвежьей мести живущим, спихнув ее с ленты, тот поинтересовался:
-А что это там такое тяжелое?
-Как что? – вытер я испарину, - Труп, конечно: не все такие холода выдерживают.

Тот испуганно отшатнулся, зачем-то вытирая руки о штаны:

-Иваныч, ты извини, но труп я не повезу. Ни за какую рыбу, даже не проси.
       -Да шучу  я, шучу, - усмехнулся я вслед за Кунаком, - Там подарок его вон отцу от тамошнего чукотского коллеги. Да, мужики, отдохнули, теперь понесли, черт бы побрал этот подарок. А ты, Жанчик, посторожи пока мой ящичек.

Не мог же я, в самом-то деле, самую главную ценность в багаж сдать. Поломали бы там все, сволочи. Это вон шкуре ничего не будет, а фигурки пускай со мной остаются. Правда, пришлось один лишний билет для них покупать, но да ничего, зато сердце спокойно. Так весь полет мой ящичек так и стоял рядом со мной, немного выступая в проход. Стюардесса сначала ругалась, но потом, когда я купил у нее дорогущий коньяк среднего качества, смирилась.

Два «К», Коля и Кунак, ухватились за края, предоставив мне возможность делать вид, что я сильно помогаю им посередине. И как же это чудище теперь впихнуть в другое, уже железное, чудище? Джип, конечно, машина большая, но ведь все же не грузовик.

Пришлось сперва доставать то, что Колек уже успел аккуратно расставить, затем, перегнув шкуру, впихивать ее в нутро монстра на колесах. Вот, вроде и вошла, остальное – мелочи. Да, не думал я, что столько много добра получится. А ведь это все придется еще и в квартиру тащить, а лифта нет. Тоска.

Заветный ящичек я пристроил на «директорское место», даже ремешком его пристегнул. Колька тут обиженно засопел:

-Иваныч! Испачкаешь ведь! Ящик-то грязный.
-Да чистый он, Колямба, чистый, я его весь полет на коленях вез. Ладно, я тебе еще и икры дам, потерпи, ничего не сделается с твоим драндулетом.

Похоже, водитель моим предложением остался удовлетворен:
-Ну что, тогда поехали? – обернулся он на меня из-за кресла. - Вы точно ничего не забыли?

Так, ящик на месте, документы в кармане, ключи от дома я заблаговременно переложил из дубленки в шубейку. Одно в ней плохо: внутренний карман не предусмотрен. Поэтому приходится таскать кошелек в штанах, а это чревато. Надо будет что-то придумать. Пока я размышлял, как и в какое место этот карман пристроить к шубе, мы уже доехали до дома. Сначала занесли багаж. Я лично нес самое драгоценное: ящик, внимательно смотря под ноги. Не дай Боже споткнуться! Но нет, не споткнулся. Бережно поставив его в уголок, нежно погладил. Как-никак, достойное продолжение моей коллекции. Так и до музея с такими темпами недалеко.

Потом, оставив Жанку сторожить двери, спустился вниз. Оставалось самое страшное: шкура. Мужики стояли возле машины, курили, с ужасом поглядывая на разверстый зев багажника. Я задумчиво присоединился. Очень уж неохота ее тащить. Хорошо хоть, мамонты вымерли: представляю себе, сколько мамонтиная шкура весила бы. Полтонны, никак не меньше.

-Это, - обратился я к Кунаку, - Ты что, ради своего папы и шубу свою не пожалеешь?
Тот, спохватившись, быстро скинул шубейку и сунул мне в руки:
-Мы с Колей вдвоем понесем, ты только двери открывай.

Водитель был явно недоволен таким предложением, даже набычился.
- Коль, тебе рыба-то нужна?- спросил я его, - А то она уже вся там, наверху. Там и делить будем.

Тот горестно вздохнул, тихонько матюгнулся, бросил сигарету, и начал вытаскивать наш стратегический груз. Вытащить-то вытащил. Напару с братцем они положили его рядом с багажником. Коля поставил машину на сигнализацию, и, вздыхая столь душещипательно, что даже мне стало его искренне жаль, взялся с одного конца, посматривая на Кунака. Тот, напротив, улыбался. Ну конечно же: своя ноша не тянет. А я лишь открывал и придерживал двери. Затащив шкуру в мой коридор, Колек вытер рукавом мокрый лоб и сказал:

- Все, дальше – сами. Пошли делить рыбу.
-Ты хоть ботинки-то сними, не в офисе ведь, - показал я ему на обувь. -  А уборщица ко мне уже который год не ходит. Развожусь, мол, с тобой, и все тут, - тот ухмыльнулся понимающе, - Тапочки – вон там.

Но Коля сначала начал разглядывать наши унты, а потом с горящими глазами попросил потрогать мою шубу.
- Руки сперва помой! Туалет – вон там, – махнул я рукой.
- Ага. Я быстро.

Пока он мыл руки, я на всякий случай достал из кармана мешочки с золотишком и алмазами. Убрал их в сервант, в чайничек. Жанка заинтересованно смотрела, что же я там делаю.
- Потом объясню. А пока молчи, - и прижал палец ко рту.
- Пошли затаскивать! – это я Кунаку, - Или мы через твою шкуру салочки устраивать будем?

Двусмысленно как-то получилось, ну да ладно. Волоком затащили шкуру в гостиную: не поднимать же ее. Да и пол заодно протрем.
Коля с чистыми руками уже стоял в прихожей.
- Сейчас-то можно?
- Смотри.

Как древнюю китайскую вазу династии Цынь, этот ценитель искусства взял ее в руки, погладил, потом слегка встряхнул.
- Мягкая такая. И легкая, - завистливо произнес он.

Кунака передразнивает, что ли? Тот тоже примерно так говорил, пока самому не подарили.
- А можно мне такую же? – предательски задрожал у него голос.

- Такую – нет, - усмехнулся я, -  Вон посмотри, даже у нашего черномазого принца и то – с полосочками. Тебе могу приобрести только серую, или черную. Положено так, по статусу.
- Я на черную согласен!
- Ладно, поговорим, когда в следующий раз на севера поеду.
- Договорились! – радостно кивнул тот, – Ну что, пошли делить рыбу?

Вот ведь редиска! Шуба-шубой, а про рыбу не забывает. На кухне Жанка уже распаковала пакет со всяким там муксуном-стерлядью, доставая за хвостики одну рыбу за другой. Она там у них что, половые признаки ищет?

- Они все женского пола, - пояснил я оторопевшей Жанке, - Видишь: там, где надо, у них ничего нет. И не будет.
После произошло то, что даже я от себя самого не ожидал.
- Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Со святыми упокой! – пропел я по-церковному, перекрестив сначала рыбу, а потом и шкуру медведя.

Ну, совсем у меня с этого «коктейля» крыша съехала. Или мое подсознание так со мной играет?

- Поделим же все по-братски, как завещал апостол Андрей, - судорожно пытался выпутаться я из неудобного положения, - Богу – десять процентов. Завтра с тобой, - глядя на Кунака, сказал я, - поедем в церковь. Коля – не бог, поэтому пусть берет, сколько хочет. Кто-то против?
Выдержав паузу, провозгласил:

- Бери, как договаривались. И икру не забудь, – и кивнул на контейнеры с искомым продуктом.
На что Коля выдержанный человек, но тут, достав, по-моему, две стерлядки и муксуна, он подошел к икре.
- Мммммы? – наклонившись, промычал он.

Совсем охренел мужик от радости.
- Ммммы! – передразнил его я, - Бери маленькую баночку, и чтоб я тебя сегодня больше не видел! И будь на связи. Пока.
- Пока! Всем пока! – и водитель, развернувшись, вдруг остановился, - Дверь-то за мной закройте.

Видать, не весь разум растерял человек, не то, что некоторые.
- Она захлопывается. Надеюсь, справишься?
- А, ну тогда пока.
- Ты хоть бы пакетик взял! Как понесешь-то!
- Да ниче, донесу! – радостно скалясь, ответил Коля.

У него что, восемнадцать пальцев на руках, что ли? Ну, его дело. Дверка захлопнулась. Вот и хорошо. Теперь можно сосредоточить свое внимание на моих подопечных, а то они, похоже, уже заскучали: вон у братишки какие глаза потерянные:

- Ты папину шкуру так и оставишь, или все же развернешь? А то вдруг кому ночью приспичит, запнется и искалечится.
- Разверну, разверну, - торопливо проговорил Кунак, - Только вы по ней не ходите, на нее только смотреть можно.
- А трогать можно? – ехидно интересуюсь я.

- И трогать нельзя. Без разрешения отца – нельзя, - нахмурился тот.
- Тогда вот что! Сейчас ты берешь ноги в руки, шкуру на одно плечо, Жанку – на другое, и топаешь по холодку к себе домой. Ферштейн?

Тот засопел, набычился и закурил. Кто ему позволял, кстати?
- Пепельница у тебя где? – каким-то обреченным голосом спросил он. - И можете ходить, - тут он ласково погладил сверток. -  Пока… пока никто не видит. Только потом не говорите, что ходили.
- Так я уже по ней ходил, причем – в сапогах.
- Когда? – в ужасе промямлил Куначок.

- Там, на Севере.
- Ничего не говори отцу! Пусть думает, что…что...
- На нее не ступала нога человека, – продолжил я.
- Да! Не ступала! – с жаром подтвердил он.

Мне то что? Ну не ступала, значит – не ступала. А вот Жанке было опять смешно. Хохотушка нашлась, тоже мне.
- Только запаковывать обратно сам будешь, - расставил я точки над «и».
- Ладно, ладно, - и что за манера у братца вечно повторять слова.

Развернули. Красотища. Тут тебе и башка с зубами, и лапы с когтями. Жалко, остальное отрезали: интересно было бы посмотреть. Я не удержался и, сняв носки, прошелся по шкуре. Приятное ощущение, надо сказать. Но, видимо, не для всех: Кунак аж глазки закатил. И что так страдать? Ноги у меня чистые, ногти – подстриженные, не поцарапаю и не порву. А вот Жанка – может. Тут же последовав моему примеру, принялась расхаживать по шкуре.

И когда она успела педикюр сделать? Вот ведь, таинственная женская душа. Куначок чуть не взвыл.

- Ты сам-то попробуй, вдруг потом папа тебе не разрешит. Приятно же! Хоть раз в жизни медведя потопчешь, - подмигиваю я ему. -  Вдруг его потом моль покоцает, или еще что?

Кунак, вздыхая, тоже снял носки и осторожно вступил на шкуру, благо места хватало всем. Потоптавшись, слегка просветлел лицом.
- За это надо выпить, за это надо выпить! – подпрыгивая, закричала в восторге Жанка.

Что у меня за напарники? Негр – алкаш, эта еврейка – тоже. Ну и я, наверное… Поэтому, еще немного поелозив босыми ступнями по меху, скомандовал:
- Хорош, всем обуваться – и на кухню!

И, если Жанна с сожалением обулась в свои шлепанцы, то Куначок был явно рад окончанию надругательства над памятью животного. Пусть даже и чужого, доселе незнакомого. Быстро натянув носки, он метнулся на кухню. Не дай Боже опять «коктейль» делать! Надоел он мне уже, хочется чистенькой. Поэтому, оперативно обувшись, поспешил следом. Жанка, естественно, за мной. Рассадив их по местам, я начал тоненько нарезать стерлядочку, благо она еще не оттаяла.

- Рюмки достань, - это я ей. – И тарелочки приготовь.

Нарезав пол-стерляди, остальную положил в морозилку. Настала очередь муксуна. Также, безжалостно обезглавив, начал его бережно строгать. А головы я завтра собакам скормлю во дворе. Вон их сколько развелось! Гавкают всю ночь напролет и гавкают, сволочи. Спать не дают. Но – все равно их жалко. Пусть хоть раз в жизни деликатеса покушают. Хотя, конечно, им не понять, но мне-то приятно. Может, потом буду рассказывать, как бродячих собак стерлядью и муксуном кормил. А что только головами и хвостами – не так уж и важно.

Разложив все красиво по тарелочкам, поставил их на стол. Водку уже налили.
- Так, если кто-то будет с солью – вот соль. Кто просто так – это тоже неплохой вариант.
- Что, так вот сырую, и есть? – робко спросила Жанна.
- Не есть, а закусывать, дурында.

Дурында не обиделась, и только робко взяла пальчиками тонюсенький ломтик. Поднеся его к носику, принюхалась. И чего там нюхать?
- За победу! – и провозгласил я, подняв рюмку одной рукой, другой рукой держа солидненький шматок муксуна.

Ох, красота-то какая! Рыбка просто таяла во рту. Если кто не пробовал, весьма рекомендую. Песня! Фантастика! Ничуть не хуже моего «коктейля». Похоже, «песня» понравилась всем. Налили по второй. Повторили. Нет уж, сегодня напиваться не будем, это точно, хватит уже, надо организму передышку дать. Вот этого «меньшевика» добьем на троих, и все.

Пошел звонить шефу. Не став вдаваться в подробности даже отдаленно, сказал, что завтра надо встретиться. Тот, чем-то пошуршав, спросил:

- Часа в три тебя устроит?
- Буду. С подарками.
Тот, поперхнувшись, выдавил:
- Жду.

Вот пусть теперь всю ночь думает, что за подарки, и о чем будет разговор.
Вернувшись на кухню, обнаружил полную идиллию. Мои голубки сидели, о чем-то там воркуя. Или – замышляя? Да нет, непохоже.
- Всем спать! Завтра получите инструкции.

66.Разговор с шефом.

Проснувшись, почувствовал аромат кофе. Так может пахнуть только настоящий кофе, который у меня в заначке. И как он, гады, его там нашли? Я же его даже сам от себя прячу. В дверях, улыбаясь, стоял Гунага. Ну, натуральный же злобный Гунага, сволочь такая африканская! Нельзя же так со мной с утра, да еще и по нервной системе. Наверняка же весь мой н. з. извели, кофепивцы клятые: там совсем немного оставалось.

-Кушать подано! Хорош спать уже.
-Иди ты на… - тут я споткнулся: не люблю материться при женщинах. А та стояла, и, улыбаясь, выглядывала из-за плеча братца. - Я еще зубья не чистил, и все такое прочее.

-Так вот зачем у тебя щетка рядом с унитазом стоит! – расплылся в улыбке братишка, - А я – то все думал – думал: зачем тебе она?
Он что, издевается надо мной, или всерьез не знает? – думал я, всячески пытаясь сдержать эмоции. Жанка пуле вылетела на кухню.
-Гадина заморская! Ты…

Дальнейшее я опущу из повествования, нехорошо такое писать, да и говорить – грех. Кунак, по-рыбьи хлопая глазами, и молчал, слышны были мои матюки и судорожное всхлипывание из кухни.

-И ты, змея подколодная, тоже молчи! – забежал я в ярости в одних трусах на кухню, - Сионистка, твою мать! Надо было тебя белым медведям на сожрание отдать! Молчать!

Та испуганно замолкла, закусив губу, но дрожать всем телом не перестала. Выругавшись напоследок, я пошел чистить свои зубы, чтоб их, и все такое, чтоб его. О чем там в мое отсутствие эти два извращенца разговаривали, я не знаю, но, когда вернулся, так и не притронувшийся к кофе Куначок лишь тихо водил пальцем по столу. При моем появлении он еще больше съежился, а эта бестия, напротив, опять закрыла рот ладошкой: спросить, наверное, хотела, все ли я себе прочистил. Хорошо хоть, не спросила: убил бы на месте.

-Ты извини, я правда не знал, ну извини, Иваныч! – с мольбой обратился ко мне Кунак, - Честное слово, не знал! Когда я в Москве учился, там тоже были ершики, но они совсем другие, и на деревянной ручке. Откуда мне знать, зачем там у тебя эта хрень! На родине я ей не пользуюсь, да и в посольстве тоже нет нужды: унитаз слуги помоют. Хочешь, возьми себе мою шубу, только давай не будем ссориться.

Я поморщился, пытаясь вспомнить квартиру Кунака: а ведь точно, унитаз у него, мягко говоря, грязноватый, да и щетки тоже вроде рядом нет. Бывает же такое. Я присел за стол, принюхиваясь к кофе:

-Ладно, проехали. А твоя шуба разве что на таракана налезет, тебе в самый раз по чину: ты такой же черный.
-А ты – ры… - но Жанка вовремя опомнилась, перехватив мой взгляд,  - ты… ты рыбки хочешь?

Я рассмеялся, прогоняя из души накипь злобы. Увидев это, за мной принялись смеяться и остальные. Вот и хорошо. Сняв стресс, мы принялись наконец за кофе, благо, тот еще не совсем остыл. Наверное, поэтому я и разрешил курить прямо на кухне. А может, мне просто вставать лень было?

-Так, ты, - показал я на Кунака, - выясняешь, что там у нас с визами. Ты, пигалица, разговариваешь с Машей, Катей и Наташей. Все, как мы договаривались. Уяснила? То-то же.
Оба тут же заверили меня в своей полной боеготовности. Ну а мне, как всегда, досталась самая трудная доля: командовать.

-Что расселись-то? По коням!
-По каким коням? – недоуменно спросил Куначок.
-Садишься сейчас на своего медведя и скачешь на нем в свое посольство! Что же тут непонятного?

У Жанки сегодня с утра просто праздник живота: содрогаясь, она закрыла лицо руками и прям – таки рухнула на стол. Нет, смех точно заразен: у меня самого  внутренности тоже уже спазматически сжимались в предвкушении посмеяться.
-Я один с ним не доскачу, он тяжелый, помочь бы надо, - ошалев, прошептал братец, округлив в полном непонимании глаза.

И тут я наконец не выдержал. Жанка, та и вовсе уже билась в истерике. Хорошо хоть, что соседи на работе, а то бы точно «скорую» вызвали. Кунак недоуменно переводил взгляд с меня на свою супружницу.

-Это фразеологический оборот такой, - отсмеявшись, пояснил я, - Понимаешь? Это значит: за дело! Работать! И вообще молчи, а то снова заставлю якорь точить. Все, хорош, все за дело!

Вымыв холодной водой лицо, чтобы успокоиться, я пошел топтать шкуру. Молодожены же вовсю собирались – одевались.
-Общий сбор здесь, в шесть часов. Я могу задержаться, но чтобы к шести мои жены и документы были здесь. Что-то непонятно? – посмотрел я с напускной суровостью на этих притихших сусликов, - Кыш отсюда!

Похоже, все понятно. Попробовали бы они у меня не понять! Внезапно вспомнилась строчка из «Наутилуса»: «Круговая порука мажет, как копоть». Да уж, прав был Кормильцев. Вот и все: закрыв дверь за зваными гостями, я остался один на один со своими мыслями. Хотя, впрочем, не совсем один: вон у меня сколько рыбаков, охотников, животинок всяких, в том числе и невиданных. Даже дракон, и тот есть. Он-то у них, на Чукотке, откуда, спрашивается?

 Змеев Горынычей мои предки, может, и видели, но чтобы те до Чукотки долетали – крайне маловероятно. Но – пусть будет. Главное, что никто не кусается. Напоследок хлебнул еще немного кофейку, с печалью глядя на отдаваемого моему шефу на заклание мамонта. Тот стоял на столе напротив меня, набычившись. Или – намамонтившись? Как правильно?

Короче говоря, он был явно недоволен. Чтобы утешить, погладил его сначала по голове, затем – по хребетику. Авось простит? Нет, не прощает. И что с ним делать? Нет уж, пусть потерпит: предавать другие фигурки мне тоже не хотелось. Так что как предрешено, пусть так оно и будет: мамонт достанется шефу.

И вдруг тот, глядя на меня своими немигающими глазами, как мне показалось, понял. Но – не простил.
-Так шеф же тоже неплохой человек! – воскликнул я, отвечая прямым взглядом на взгляд.

Мамонт вроде бы даже сморгнул. Нет, только слез мне еще здесь не хватало!
-Ничего, держись, рано или поздно ты ко мне еще вернешься, наверняка вернешься, я правда постараюсь.

И ведь не пил сегодня ничего! А несу невероятную чушь, и главное – кому? Испортил меня Александр, как пить дать, испортил. Вон и бубен тоже неподалеку лежит. Может, постучать, пока есть время? И я ритмично постукивал, расхаживая по кругу, кружил по медвежьей шкуре, чувствуя каждый ее волосок, каждую шерстинку, и мое сердце радостно отвечало своим ударом на удар бубна. Я вспоминал шамана, вспоминал Иосифа, бивни, олешков, дым от костра, и умиротворение переполняло мою душу. Это на первый взгляд нелепое занятие отняло у меня (или – подарило мне?) около часа, и теперь я радостен и свободен. Хорошая все-таки вещь – бубен!

Вполне довольный собой и окружающим миром, я оделся во все чукотское. Нехай на меня такого в офисе полюбуются. Да и тепло в таком одеянии, а сейчас не май месяц на дворе – вон какая холдрыга. Даже на северах, по-моему, потеплее было. Или во всем виноват коктейль?

Еще разок погладив напоследок мамонта, я бережно упаковал его в коробочку, и пешком пошел в офис: Колю вызывать было неохота. Прохожие порой даже оборачивались, глядя на меня, некоторые, как правило – старушки, даже останавливались, впадая в ступор. Еще бы! Идет по улице мужик в непонятной одежке, вот с такущей бородой, и всем улыбается.

В конторе меня уже ждали. Но – немного не такого. Лучезарно улыбаясь, прошел сразу к шефу. Тот остолбенел, вернее – окаменел, поскольку сидел в кресле.

-Это… что? – только и смог он сказать.
-Это – я. Добрый день. Не нравится? Или я рано пришел?
-Да нет, нормально, садись, вот стул, присаживайся, - растерянно проговорил мой начальник, разминая в руках сигарету.
-Разговор у меня к Вам есть, Максим Игоревич, но я все же начну с приятного. Вот Вам мой подарок, - и бережно распаковал мамонта.

-Ух ты! – схватил он фигурку, - Слушай, а ведь здорово! Это кость?
-Именно. Бивень мамонта. Так, и еще: не знаю, нужна ли Вам экологически чистая икра, но я привез, - достал я из сумки контейнер, - Сам рыбе брюхо вспарывал, - зачем-то соврал я, - сам солил, но – уже под руководством местного вождя. Вот, - и развел руками.
-Так это отметить надо, - потянулся тот к барчику.

Блин, что – опять? А куда денешься? Шеф, он и на Чукотке шеф. Пока он наполнял рюмки, я достал пакетики с золотом и алмазами. Высыпав содержимое на стол, повторил: «Вот».

-Что это?
-Разве не понятно? Это вот – золото, а это – алмазы. Если вам не надо, могу забрать себе, и пусть алмазы мелковаты: для крупных еще время не пришло.

Тот аж ладошкой накрыл содержимое пакетиков, пялясь на меня. Потом, очнувшись, протянул мне руку:
-Макс. Зови меня Макс. Мы теперь – партнеры, договорились?
-Доля? – поспешил уточнить я, пока Макс не отошел от шока.
-Пятнадцать, - немного помедлив, ответил шеф.
-Минимум – двадцать пять, и торговаться даже не буду. Сам знаешь, почему.

-Ладно, будь по-твоему, грабитель, - кивнул Макс, перебирая камешки.
-И все расходы по транспортировке и накладные расходы – тоже твои. Плюс оборотные средства, - добавил я на всякий случай, - я уже и курьеров нашел.
-Без базара. А это точно алмазы? Да, и сколько денег тебе нужно?

А вот над этим вопросом я как-то не подумал. На какую сумму он, интересно, согласится?

-Как золото, так и алмазы я взял именно под тебя, на экспертизу. Слегка потратился, но это потом, - и сам задумался: понятно, что этот Аркадий блефовал, что за несколько часов может столько нарыть, но ведь отдавал-то он их, не жалея? А если у него крупные где-нибудь под корягой или же под подушкой есть?, - Потом, я уверен, цена будет настоящая, а не чисто символическая. Так что для начала надо штук пятьдесят евриков плюс дорога и представительские. На большее пока я и сам не пойду: рискованно. Ты пока это добро на экспертизу отправь, да пусть меня тоже азам научат, а то жизнь – сложная штука.

-Сложная, - поворошил тот пальцем блестяшки, - тут мы все сделаем. Пятьдесят, говоришь. Ладно, может ты и прав: начнем с пятидесяти. Да, и всякие там расходы пусть тоже делятся в зависимости от доли. Только ведь, Влад, рискую-то пока один лишь я, от меня икрой не откупишься. Ладно, молчи, сам все знаю: твоя задумка, твой проект, значит, мои деньги. Но все расходы будем делить. Да, и где отчет о тех деньгах, что я тебе в Африку посылал?

-Ты тогда не спросил, вот я и не сделал. Но часть из тех средств – здесь, у тебя под рукой. Что же касается будущего – здесь постараюсь за каждую сотню отчитаться, точнее не получится: не упомнишь, сколько где на бензин, на оружие, да на взятки и подношения потратишь. Но то, что двух – трехкратная окупаемость будет – в этом нисколько не сомневаюсь. Так что, по рукам? Если по рукам, зови своего юриста, бумажки будем подписывать. Иначе я в Африку не поеду, хотя там тоже есть чего купить – продать.

Тот недоуменно взглянул на меня:
-Ты что, с дуба рухнул? Какие могут быть бумажки? Вася Пупкин дал наличные деньги Пете Перепелкину? Ты что, нашу бухгалтерию не знаешь? Или структуру бизнеса еще не уяснил? – и подвинул мне рюмку. -  Выпей-ка, может, и мозги у тебя на место встанут. Вот молодец, закуси лимончиком. Так какие тебе бумажки надо, хороняка?

-Все равно не поеду, - осознал я нелепость своих требований: и в самом деле, что здесь можно на меня переписать? Долю в чем? В пустышках, между которыми крутятся большие деньги? Да хоть все их себе прибери – один хрен завтра за бортом голый окажешься. - Придумай что-нибудь, ты же у нас директор. Понимаешь, гарантии я хочу, и не обижайся: ничто не вечно. А с вашим братом опять чехарда началась, как в девяностые.

-Это правда, - поморщился тот, вновь наполняя рюмки, - давай Олежку помянем. Блин, летом же с ним вот так же, как с тобой сейчас, сидели. Пятеро детей осталось. Две жены, сейчас не знают, куда бежать и что делать.
-Олег – это тот, который толстый? – взял я бокальчик.
-Ну да. А ты что, и не знал? На глушняк, в голову, смотреть страшно было: заштукатуренный весь на отпевании лежал.

-Да уж, - постарался я вспомнить лицо Олега, - жалко, мне он нравился. Давай помянем.
Посидели, помолчали. Наконец шеф встал, и, закурив, принялся расхаживать по кабинету:
-Хм, а ведь это вариант. Помнишь наш завод в этой, как ее? Пусть будет Югославия. Помнишь?

-Помню, а что? Я и капитализацию там помню, и нашу долю в общем пакете, если ничего за последнее время не изменилось там, конечно.
-Так вот, - продолжил он расхаживать, помахивая сигаретой, - я тебе предлагаю нулевой вариант: ты уже сегодня становишься как бы миллионером, но ни хрена со своими миллионами сделать не сможешь. Но они – твои.
-Это как, я что-то не понял, - на самом деле не понял я.

-Экий ты тупой. Я тебе дарю пятнадцать процентов акций завода, ничего при этом не теряя, а ты их приобретаешь, ничего не приобретая. Так, опять не понял. Объясняю еще раз: я не теряю потому, что твои пятнадцать процентов голосов для меня – пустой звук. Да, являясь хозяином акций, ты можешь их продать конкурентам, но здесь я тебе не завидую: получишь за них миллиона два, и что дальше? Вечно в бегах? Не верю, ты не такой, да на эти деньги долго не побегаешь. Так что если хочешь гарантий – вот тебе мое предложение. Да, и еще: если ты на мою жертву согласен, с тебя тоже причитается: пятьдесят процентов от того, что ты будешь зарабатывать в нашем с тобой конгломерате, ты вкладываешь в выкуп моих акций того же самого завода. Так что к пенсии ты вполне можешь стать его единоличным владельцем, и жить себе на Мальдивах на дивиденды. Причем – в самом лучшем отеле.

-Не нравятся мне Мальдивы, - пробурчал я, - скучно там, одни туристы да море, с тоски помрешь. А что за завод-то? А то я только название помню, да число сотрудников.

Макс пожал плечами:
-Врать не буду, не вижу смысла, но с этим долбаным кризисом хреновато там. Краны там всякие делают, да бетономешалки с прочей строительной ересью. А кому это сейчас надо? Блин, ведь в два раза дешевле продаем, чем немцы, и качество у нас не хуже, а один черт все хреново: все в лизинг, да в долг просят. А рабочим чем зарплату платить? Обещаниями? Там же Европа, а не Россия, синюшкин ты колодец! Так что?

-А, зови, и пусть я буду миллионером только на бумаге, - и закурил хозяйские, - Может, хоть детям чего останется от папки их непутевого.
-Здесь уже я не понял, - наконец-то занял Макс свое место, - У тебя же вроде один только сын? Или дочь, извини, я уж не помню, кто.
-Сын, ты не ошибаешься. Но ведь жизнь-то не кончается?

-И то верно, - плеснул он еще по чуть-чуть, - Давай за детей. Цветы жизни, чтоб их, разгильдяи. Я вот таким точно не был. Эх, хорош коньячок. Так, юриста, говоришь? – и нажал на кнопочку.

Юрист появился буквально через десять секунд. Шеф протянул ему листочек:
-Так, крючкотвор: оформишь на него дарственную, проценты я написал. И чтобы твоя нотариус была здесь через полчаса! Иди!

Юрист в недоумении удалился. Так тебе и надо, зануда! Как попросишь его что-нибудь сделать, так вечно: «Завтра», «да мне некогда, дела». Сейчас-то я на нем, паршивце, и оторвусь.

-За тебя, Иваныч, - поднял шеф рюмку.
-За тебя, Макс. И за нас обоих, - не придумав ничего поумнее, ответил я.

Закусывали мы опять икрой. Сколько же нужно ее съесть, чтобы она надоела? Верещагину я, разумеется, не завидую, но что, интересно, находилось в той лохани у Луспекаева? Неужели на съемки одного эпизода столько икры выделили? Нет, наверное, там все же просто похожая на икру бурда у него была.

-Значит, канал поставки у тебя отлажен? – облизал ложку директор.
И до чего же смачно он ее лижет! Так ведь ложку и насквозь протереть можно. Да уж: больше никогда не буду облизывать ложки, а то еще подумают про меня, что я икры целый год не ел. Я кивнул.

-Так, но все же уточним: предполагаемый объем какой?

-Полагаю, в пределах разумного: здесь главное - никого не разозлить, а с добычей – сколько денег хватит. Не миллиарды, конечно, но то, что за следующий год до лимона евро в месяц добраться можно, думаю, реально. Извини, но не люблю загадывать: вдруг наши власти опять чего надумают, или народ взбунтуется, кто его знает? Кто летом шестнадцатого предполагал, что через год такая буча будет? Кто летом семнадцатого думал, что все мы окажемся в полном дерьме? Кто знал, наконец, в год трехсотлетия дома Романовых, что вся Россия на целое столетие будет смешана с говном?

-Только не надо патетики, - осуждающе взглянул Макс на бутылку, - Хороший у нас с тобой темп, задорный.

И тут меня словно бес в ребро толкнул:
-Знаешь, Макс, а я ведь сказал в Африке, что ты – мой отец. Может, твоему брату и моему отцу что-нибудь туда зашлем? Я, конечно, и так подарков взял, но сам понимаешь: куда мне до тебя. Если хочешь, я от тебя ему нечто достойное вашей братской любви увезу.

Да, сегодня у шефа на самом деле трудный день. Замерев, он смотрел на меня с явными признаками душевного расстройства. Потом очнулся, и, выпив до дна свой бокальчик коньяка, направился к сейфу.

-Прибери пока себе, - подал он мне пачку евро, - и поехали.
-Куда поехали?
-Подарок покупать, чтоб его! И тебя тоже, – неожиданно жестко ответил шеф, сердито поглядывая на меня.

Тут кстати и почти без стука отворилась дверь в кабинет, и показалась робкая физиономия юриста:
-Все готово. Ознакомьтесь, пожалуйста. Или позже зайти?

-Да заползай уже, - недовольно мотнул начальник головой в сторону стола.
-Вот, пожалуйста, - подошел тот к столу, косясь на коньяк, - если со всем согласны, подпишите. Вот там, вот здесь, ой, - извините! – Вы и сами все знаете, - и, оставив один экземпляр у Макса, второй протянул мне, моргая непонимающими глазками.

Я посмотрел на пачку: по-русски вроде все понятно, все правильно: обременений нет, доля акций в пересчете на проценты указана верно. Бумаги на тарабарском языке с печатями и закорючками я проглядел мельком: все равно все через пень – колоду понятно. И я подписал. Шеф тоже. Нотариуса, переминающуюся возле входа, Макс небрежным жестом пригласил к столу. Та попросила у Юли снять для нее копии, записала наименования и номера документов в свой талмуд, заверила все печатями, и убралась напару с юристом восвояси.

-Ну как, доволен? – взглянул на меня шеф.
-Да как тебе сказать? Тебе-то хорошо, а мне еще полмира объезжать придется, и это только в одну сторону. Ты вот, к примеру, морской болезнью страдаешь? А мне – опять придется.

-Есть за что бороться, - плюхнулся в кресло он, - И – не скули. Думаешь, мне легко? Я тут каждый день допоздна мандавохаюсь, чтобы вас, гадов, прокормить. И семью свою еще, блин, обеспечить, - отчего-то горько добавил он.
-Что – жена?

Тот поморщился:
-Не береди душу.

Я молча наполнил стопарики. Может, и ему какую-нибудь негритянку привести? Выпив, я решился:
-Слышь, Макс, а хочешь, я тебе из Африки бабу привезу? Благородную, королевских кровей. Хочешь? Я уже для себя одну такую практически взял, не вру, правда. Машей ее зовут.

-И куда я ее дену? – фыркнул тот.
-Ничего нет проще: купишь ей квартирку неподалеку, зато душой отдыхать будешь! – в азарте продолжал я, - и, кстати, они послушные и сексуальные, - тут я потупил взгляд, вспоминая Машку.

Макс размышлял недолго:
-Вези. Но учти: если она мне не понравится, тебя самого в жены возьму. Мало не покажется.
Да уж, инициатива наказуема. Хотел, как лучше, а получилось… Продолжение вы и сами знаете.

-Может, тогда двух, на выбор? – после небольшой паузы спросил я.
-Да хоть пять!
-Тогда учти: они все – благородные, и если кого обидишь, про Африку придется забыть.

Поморщившись, Макс решился:
-Одну. На твой выбор. Не подведи меня. Ты же знаешь толк в бабах, нет?
-Знал бы – никогда не женился. А вот теперь опять. Да, квартирки придется покупать две: я брату обещал, что у Маши тоже квартира будет. И лучше – поблизости друг с дружкой, а то ведь они чужие здесь, скучно одним-то будет. Ты же не сможешь с ней денно и нощно проводить? Нет. Вот пускай вдвоем и общаются.

-Хрен с тобой, - махнул тот рукой, - куплю две.
Нет, до чего же женщины мужиков доводят! Такие деньжищи – и куда? Все ведь псу под хвост! Но попробуем дожать, а вдруг получится?

-И – по машине. Хотя бы «Гольф».
-А вот это видел? – продемонстрировал он дулю, - Своей куплю, а своей ты сам покупай! Усек?

-Усек, - забрал я свой пакет документов, внутренне ликуя: я и на квартиру-то не очень рассчитывал, а одной машины девчонкам за глаза хватит, по магазинам-то ездить, - Ну что, поехали?
-А, ну да, - убрал шеф в сейф свой экземпляр, не забыв, естественно, и про пакетики.

Коля при нашем появлении, так и не допив свой кофе или чай, вскочил, все еще с вожделением глядя на мое облачение:
-Куда едем?
-Покажу. И Борю позови. А ты будешь возить вон его, - все еще находясь в раздумьях, мотнул головой в мою сторону шеф.
-Когда возить? Куда?- это Коля.
-Всегда. И – куда скажет.

Просто-таки неожиданная щедрость от моего начальника, уж чего – чего, а этого я от него точно не ожидал: ведь такая сволочь прижимистая, на лицензионное программное обеспечение, и то жмется. Но – машина мне точно не помешает, хоть я и не любитель таких вот монстров на колесах.

В машине мы расселись, как мне нравилось: Макс – сзади, на директорском месте, а я  - спереди, рядом с водителем. Терпеть не могу эти подголовники перед носом. Ехали мы совсем недолго: до антикварного салона дорога заняла минут семь, не больше. Все время за нами кралась черная 750 – я бронированная «бэха» Бори. Едва зайдя в магазин, Макс пальцем поманил продавца:

-Маркелыч здесь?
Тот кивнул.
-Так зови, что башкой-то трясешь!

Маркелычем звали хозяина заведения, несколько раз его видел. На самом – то деле он никакой не Маркелыч, а какой – то там Маркштайн или Меркович, не помню. Вон и Лехину фамилию в музее тоже тогда забыл. Директор магазина через минуту выкатился к нам колобком, лучезарно улыбаясь:

-Максим, дорогой ты мой, как же тебя давно не было! Я тут для тебя даже такое… - и остановился, взглянув на меня.
-Не бойся, говори, это мой партнер, можешь говорить при нем все.

Что это опять за провокация? Чтобы шеф, мало того, что машину дал, так еще и прилюдно меня своим партнером назвал?! Ему что, золотишко с алмазами совсем мозг попортили?

-Владлен Иванович, если помните, - протянул я руку Маркелычу.
-Как же, помню – помню. Вы у меня еще трехтомник «Мужчины и женщины» в хорошем состоянии покупали. Продешевил я тогда, но да что теперь об этом вспоминать.

Ну и память! Я-то его хитрую физиономию уже успел подзабыть, а он – помнит. А книги я тогда покупал на день рождения жены, вспоминая фразу  незабвенного Васисуалия Лоханкина: «И книгу спас любимую притом».

-Сразу ко мне, или еще здесь посмотрите? – заметался хозяин глазками между нами.
-К тебе, к тебе, веди уже, старый плут, - слегка приобняв того за плечи, повлек с собой Макс хозяина вглубь магазина.

В кабинете, напоминающим запасник не самого захудалого музея, Маркелыч отпер стоящий в углу сейф, и с гордым видом извлек оттуда шкатулочку:
-Вот, смотри, специально для тебя придерживал. Настоящий Фабер, отвечаю. Прелесть же, и не говори, что тебе не нравится.

Да уж, куда мне с моим костяным «музеем» до такого уровня! Чтобы сильно не огорчаться, принялся рассматривать висящие на стенах иконы. Пока Макс в одиночку любовался шкатулкой, ко мне подошел антиквар:
-Владлен… Эээ…
-Иванович, - подсказал я.

-Владлен Иванович, вы не на то смотрите. Иконы тут, конечно, хорошие, но самое-самое я храню в запасничке. Вам достать, или уже не надо?
-Разумеется, надо, уж будьте так любезны.

Тот вытащил из бездонного сейфа пять коробок, как будто пиццу предлагал:
-Смотрите. Тут у меня разные школы иконописи, и просто вижу по Вашей бороде, что я здесь не единственный любитель иконописи. Взгляните, к примеру, вот на эту! Она мне мою Яночку в молодости напоминает, такая же глазастая, да худенькая, - бережно достал первую икону Маркелыч.
 
Одигитрия. Уже неплохо. На глазок – век восемнадцатый, ближе к концу. Хотя, может, и середина. Хорошая вещь, ничего не скажешь.  Ладно, будем дальше посмотреть, что там у него есть.

Ух, ты! Черноликая Казанская! Где же вы, мои денежки?! Однозначно себе бы купил. Я пооблизывался, бережно держа в руках икону. Она была именной: на обратной стороне была выцарапана надпись на церковнославянском вязью буковицами, обращенная неведомой Авдотье. Или, это наоборот, дар от нее храму? Не разберешь, плохо я понимаю эти буковицы с точками да палочками. Ну, честное же слово, вещь! Даже не вещь, а нечто настолько сакральное, что, не омыв рук, к ней и прикасаться грешно. Я подал икону шефу:

-Как тебе? На мой взгляд, твоему африканскому брату обязательно должна понравиться черная Мадонна.

Пока тот рассматривал икону с разных сторон, я попросил достать остальное. Так, Николай – чудотворец у меня уже и так есть. Кстати, тоже Невьянской школы. Отложим его в сторону, невзирая на прекрасное состояние. Так, далее: «праздники». Да ну их, у меня зрение плохое, а тут только с лупой разглядывать.

Последняя иконка оказалась совсем небольшой, овальной такой, на раковина написанной, и она светилась изнутри. Интересно, что за лак такой монахи применяли? Сергий Радонежский, - разобрал я мелкие буковки. Не Бог весть какая старая, максимум века полтора, но так и тянет еще разок на нее взглянуть.

-Можно мы посоветуемся? – спросил я у Маркелыча, - И кофе, будьте любезны. А цены у Вас где указаны?
Тот вытащил из стоечки на столе готовый прайс – лист:
-Кофе вам сейчас принесут. Понадоблюсь – позовете, - и вышел из кабинета.

-И что ты мне предлагаешь? – спросил шеф, огорченно глядя на цены.
-Покупать. Однозначно покупать. Это на самом деле иконы из того разряда, которые не стыдно оставить потомкам. Бери свою шкатулку и вот эти две иконы.
-Зачем две? Одной хватит. Они знаешь, сколько стоят? – и шеф протянул мне листок с расценками.
Да уж… Но – все равно лет через пять, когда кризис окончательно устаканится, это богатство, которым несведущие люди решили пожертвовать ради сытного пропитания, будет стоить раза в три, а то и больше – дороже. Я высказал свое мнение шефу. Тот, слегка поразмыслив, спросил:
-Может, тогда еще что-нибудь взять? Советуй, ты же в этом кнокаешь, как я вижу. Так что?

Пожав плечами, я указал на Одигитрию. А что, состояние – хорошее, следов реставрации я не заметил, исполнено – мастерски. Спасибо тебе, богомаз, за твою работу. Может, себе ее втихушку прикарманить? Но ведь и Сергий мне тоже понравился. А, там посмотрим:

-Есть за что столько платить. Только ты скидку за опт попроси.
-Нашел кого учить! – огрызнулся шеф, - Маркелыч! А, наконец-то кофе. Так, - подержал он паузу, - Надеюсь, мы договоримся.

Если кто-то и может торговаться на равных с евреем, то это – мой шеф. Я успел две кружки совсем даже недурного кофе выдуть, пока эти финансовые маньяки препирались друг с другом. В итоге утихомирились: Макс сбросил от базовой цены аж двадцать с хвостиком процентов. Но все равно получилась очень даже приличная сумма: пока я отсчитывал за наше приобретение деньги, чуть не сбился со счета. А ведь мне эти бумажки считать – раз плюнуть! На глазок определяю, сколько в пачке купюр, и редко ошибаюсь больше, чем на одну. Но вот как Макс торговался о том, о чем понятие не имеет – ума не приложу.

Рассчитавшись, мы, несмотря на уговоры Маркелыча выпить по такому поводу коньячку, сразу отправились по машинам. Тут шеф вдруг спохватился:
-А вторая икона тебе зачем нужна?

Вот ведь гад, допетрил наконец-то.
-Знаешь, если тебе, к примеру, Фаберже нравится, так почему я не могу взять себе скромную иконку? Мы же партнеры, и, заметь, я не считаю, сколько ты тратишь на себя, а сколько – на меня. Согласен?

Тот, плюнув, забрал коробку с Сергием, и пожал на прощание мне руку. А я поехал домой с двумя ликами Богоматери, а куда он направился со своей шкатулочкой, понятия не имею. И леший с ним.

-Во сколько завтра? – спросил Коля, подвезя меня к подъезду.
-Я тебе позвоню. Но будь готов с самого утра: мало ли что.
-Понял, шеф, до завтра.

Весь мой обезьянник уже был в сборе. Распаковав черноликую Божью Матерь, протянул ее Кунаку:
-Это – для твоего отца. Этой иконе уже три сотни лет, - слегка приврал я, заранее припрятав сертификат, в котором значилось: 80 – 90 гг. восемнадцатого века,  - если не больше. Как ты думаешь, твоему отцу понравится?

Куначок благоговейно принял у меня из рук образ, и, нежно его поглаживая, пролепетал:
-Да. А почему у Мадонны все лицо такое черное? – вдруг встрепенувшись, спросил он, - Она что, наша?
-Знаешь, брат, есть и такое поверье, - присел я на диван рядом с Кунаком, чтобы лучше видеть икону, и, подбирая слова, дабы не обидеть невзначай этого растамана, - Но я не уверен. Не хочешь – не бери.

Кунак с испугом прижал образ к груди:
-Нет – нет! Она - наша! Она будет хранительницей нашего рода, ты не сомневайся! Отец просто все отдаст за нашу Богородицу! И я  - тоже! – вскочив с места, прям – таки вжимал в себя икону братец, - никогда! Никогда у нас не было такой драгоценной вещи!
-Это тебе не вещь! – перебил я его, - Это – реликвия! Ее передают из рода в род, и так без конца. И не смей ее попортить: сам перед отцом отвечать будешь! Понял, малахольный?

Угроза подействовала мгновенно: еще раз нежно погладив икону, тот проигнорировал протянутые к нему руки: остальным тоже хотелось на нее взглянуть, и бережно уложил образ обратно в коробку. Даже перекрестился, но не по –нашему, а на западный манер.

 Годзилла попыталась было поднять голову, но я ей только шепнул на ушко: пусть этому лику лучше молятся и искренне  поклоняются  негры, чем она пылится у безбожного нового русского в его  бильярдной. О чем тот попросит? Чтобы «французик» правильно закрутился, да куда надо пошел? Да пошел он сам туда вместе с этим французиком! Один им всем путь: в лузу!

-Что, девочки, пошли? – позвал я Катю с Наташей на кухню, - присаживайтесь и отвечайте: готовы вы к испытанию?
Те, похоже, были ко всему готовы.
-Рассказывайте, - отмахнулся я от заверений в вечной преданности, - Тихо, я сказал! Рассказывайте: мне правды не надо, говорите лишь то, главное, что вы будете своим любимым северным друзьям рассказывать.

Те поведали на самом деле душещипательную историю. Что ж, такое и на самом деле может сработать. Недослушав, я встал с сигаретой у окна:
-Вроде бы у вас все красиво, правдоподобно (Разгильдяйки довольно переглянулись), только теперь ответьте мне честно: зачем вы едете туда? Ну-ка, не шептаться! – увидев их стремление посекретничать, воскликнул я.

За все ответила Катя:
-Мы замуж хотим, семью. И денег – тоже. Честное слово.
Так, первым пунктом она обозначила «замуж». И лишь вторым - деньги. Может, и не врет? Но все равно надо их попугать:

-Надеюсь, что вы в курсе, что жители севера делают с неверными женами. Жанка, надеюсь, вам рассказывала, какие у них там нравы. Они там не грузины: истерик да сцен устраивать не будут: отвезут в тундру, и нет состава преступления: заблудилась. Никогда не найдут, там песцы голодные, они даже косточки, и те зубами перемалывают.

 А что я сделаю с вами, если вы что-нибудь якобы потеряете при перевозке груза, и вовсе говорить не хочу. Тундра земным раем покажется. Серьезно, серьезнее некуда: может, ваши мужья вам что и простят, от меня не уйдешь. А от тех людей, что надо мной – тем более. Ну дак как? Не передумали?

-Да, - как перед алтарем, произнесла трясущимися губами Катюша. Ее напарница просто кивнула, - мы все понимаем. А отпуск хоть будет?
-Когда на него заработаете, тогда и будет. Хоть в Новую Зеландию летите. Хоть в эту долбаную Америку, мне все равно. Всем понятно? Я вам даю одновременно два шанса: выйти замуж и хорошо подзаработать без опасения подхватить сифилис, - начал я терять терпение. - Ваш окончательный ответ жду. Или выметаетесь прочь, или беспрекословно слушаетесь меня, Кунака и Жанку. Остаетесь?

Обреченно переглянувшись, девушки дружно сказали «Да»:
-Мы в тебя с первого взгляда поверили. Тогда, еще в бане, помнишь? Нет, не в последний раз, а еще тогда. Мы еще  с сестрой поспорили, кого ты выберешь.
-И что?
-Ты нас путал. Ты ведь нас не бросишь?

Ни хрена себе. Нет, чтобы меня запомнить, много ума не надо: дня, наверное, не проходит, чтобы тень прошлых знакомств со мной не поздоровалась, и не поинтересовалась о моих делах. А я вот эти тени напрочь не помню! Да, я когда-то говорил с этими людьми, называл их по имени – отчеству, но кто они такие – понятия не имею.

Сами посудите: только за последние годы минимум день в неделю я провел в коридорах разных солидных ведомств, и каждый второй, даже пусть каждый третий со мной здоровается, многие из них называют по имени – отчеству, и я почти всегда отвечаю им тем же радушием, только вот напрочь не помню, кто они такие. А ведь их, этих лиц, тысячи! Даже страшно подумать, сколько в нашем городе уважаемых  людей меня знают. А тут еще и эти, междуногие, меня запомнили.

-Я вам что – муж?! – оторвался я от бесконечной череды чиновных лиц, - Познакомлю, обучу, а дальше – сами. Все, хватит лирики. Вы все уяснили?
-Все уяснили, - робко ответила Наташа, до сих пор тихо таившаяся в уголке, - А жить там мы где будем?

Так и хотелось сказать что-то вроде: в землянке, в юрте, в теплушке, и так далее, но я сдержался:
-Где все живут, там и вы жить будете. Или вы думаете, что всякие там аспиранты, да доктора наук рядом с собаками спят? Разве что, - задумался я, - с душем и прочим комфортом придется временно распрощаться: это вам не жизнь в городе. Последний раз спрашиваю: не пугает? Согласны?

Переглянувшись, девчонки, вздохнув, ответили:
-Мы согласны. Нам бы только денег на дорогу подзаработать. Так что мы, наверное, пойдем.

-Никаких «на дорогу»! С «этим», - помахал я рукой между ног, - завязывайте. Все, хватит уже, назарабатывались. Вот вам деньги, - протянул я Катьке примерно тысячу евро, - Купите себе что-нибудь потеплее. А жить пока вы будете вон там, - показал я на пустующую комнату, - пока мы не вернемся, квартира в вашем распоряжении. Но: не дай Бог, не дай Бог будет какой-нибудь косорез, пеняйте на себя. И цветы чтобы поливали, - посмотрел я с тоской на одинокий кактус, -  И: хоть одна жалоба от соседей, хоть одна царапина на мебели – вам не поздоровится. Посуду – мыть, окна – мыть, пол – драить. Да вообще, что я вам объясняю? Чтобы все сверкало, как яйца дятла!

-А что, у дятла еще и яйца есть? – вкрадчиво, с лукавой улыбочкой, спросила Катерина.
-Да почти что как у меня, только они – с крылышками.

Заносит же меня иногда, порой такое отморожу, что сам от стыда краснею. Нет, точно я зря это сказал: залившись смехом, эти жрицы любви тотчас же попросили продемонстрировать мои:

-А у тебя правда без крылышек?
-Отстаньте, они у меня инвалиды, одна нога на всех. И ту поделить никак не могут: она как раз посередине. А мне – мучайся.

Давки мой скабрезный юмор ухватили сразу. И что за народ эти бабы? Сказал бы мне такое мужик, я бы только закурил, искренне сомневаясь в его умственной полноценности. А им – смешно. Бедные геологи. И зачем мне это все надо? Золота с алмазами никогда не видел, что ли? Или денег очень уж надо? Так ведь не надо ни того, ни другого, ни третьего, вот ведь беда. Но: раз уж начал игру, не стоит останавливаться, неспортивно это.

 Упрямый я аж до настырности, весь в отца: тот ни за что работу не бросит, даже на обед не пойдет, пока то, что задумал, не закончит. Вот и я такой же, только, в отличие от отца, мне можно доверить разве что якорь точить, да лампочки в коридоре менять. А то, чтобы телевизор починить – ну уж нет, увольте, там внутри электричество злобное живет. Меня как-то раз так долбануло, что до сих пор каждой розетке кланяюсь. Наверное, оттого и установил их дома пониже, на европейский манер, возле плинтуса. Чтобы кланяться пониже: а вдруг помилует?

-Ну что, раз все согласны, устраивайтесь вон в той комнате, -  поднялся я из-за стола, - постельное белье купите сами, комплект ключей я вам оставлю. И еще: заплатите за квартиру. Квитанции вон в этом ящике, а то я терпеть не могу в очередях стоять. Денег вам хватит. Или что-то не устраивает? Говорите сразу: не маленькие дети уже.

Девчонки, отрицательно замотав головами, в унисон откликнулись:
-Нет – нет, все хорошо. Мы сделаем все так, как Вы сказали.

Мне это «Вы» как-то не понравилось. Сами посудите: с чего бы это? Хорошо, замуж выдаю (хотя, в каком статусе они там будут, от них зависит), да работенку непыльную предложил. Что же так прогибаться-то? Подозрительно, что ни говори, как бы не кинули. Придется все-таки на время отлучки мой музей сдать в камеру хранения от греха подальше.

Что-то я этим пигалицам не очень верю: несмотря на то, что они, наверное, мне в дочери годятся, да ясные глазки, мрази в жизни повидали наверняка побольше моего. Если что, остальное хозяйство пусть выносят, мне не жалко: новое куплю, не обеднею. При острой необходимости, если что, коль не украду, то хотя бы сворую. Да и договор о разделе доли тоже на полочке не зря лежит: пусть маленькие, но дивиденды капать будут.

Но стараться все равно придется, чтобы Годзилла не мучила. Абсолютно и напрочь не хочется мне с ней общаться! Вот выгоню сейчас девчонок: ох и порадуется же она! Всю жизнь, гадюка, грызть будет: дескать, не помог. Мог, но – не захотел. И почему меня родители таким наивным дураком воспитали?! Рос бы нормальным ребенком: надул кого нибудь – твоя заслуга, тебя надули – сам виноват.

А я, видимо, с самого рождения инвалид: обману – совесть мучает, скажу правду во вред себе – опять мучает. Поэтому на душе у меня постоянно как-то нехорошо. Наверное, просто не в той стране я родился. Жил бы, допустим, в Германии, или, боже упаси, в Америке – совесть наверняка бы в тряпочку молчала. А тут, в России, она столь же необъятна, как и ее просторы. Неуютно нам, русским, на родине.

Ладно, хорош сопли жевать. Осторожно упаковав фигурку из серванта, положил ее вместе с остальными: так оно надежнее. А кактус пусть эти Наташи с Катями поливают. Может, и квартиру даже выдраят. А то она вон уже сколько лет не мыта, с развода еще. Я-то только пылесосил слегка, и то изредка, оттого и пылюга опять кругом. А тряпкой я вовсе один только телевизор и протирал, чтобы хоть что-то видно было, да кухонный стол еще иногда. Что же касается остального, то делал вид, что надеюсь: якобы, само пройдет.

-А ведро с тряпками у тебя где? – поддержала мои самые радужные надежды Наташа.
-Да там, где-то на балконе.
-А балкон где? – вытянула она шейку.

-Да где-то там, почти на улице, - неопределенно покрутил я пальцами. - Вот как выходишь из этих дверей, вот этих, которые за занавеской, так там почти что улица. В прошлый раз там был и балкон, сейчас не знаю, где он. Но если он там – на нем должны быть тряпки и ведра. Сама ищи, не знаю я! И – не отвлекай. Видишь, я думаю.

Та нерешительно открыла балконную дверь. Интересно, сколько ей времени понадобится, чтобы найти искомое? Я уже, к примеру, года четыре как там ничего не искал. И зачем мне этот балкон? Разве что хлам туда всякий выбрасываю, потому что до помойки нести лень. А накопилось там…

Внезапно, прервав мои холостяцкие мысли, вернулась доброволица:
-Это? – покачивая ведром, спросила она.

Как будто я знаю. Я этим ведром пользовался всего один раз. Да и то – когда его покупал. Я его нес домой: вот и все использование. Катюха присела на корточки возле меня:
-А мне ты ведро дашь? С тряпкой.

Свалились же на мою голову!
-Ведро ищи сама, вроде на балконе еще одно должно быть, а из тряпок бери что хочешь: их там много валяется. Нет ведра – кастрюля старая точно есть. Но чтобы к вечеру здесь все было чисто. На крайняк – к утру. А нам работать надо: жизнь-то коротка, - грустно констатировал я.

И вновь впал в задумчивость. Девчонки дружно приводили мою квартиру в божеский вид, а я все еще размышлял: «И чего это мне так приспичило – всем счастье устраивать? Почему именно я? И что теперь со всем с этим делать?!». И так далее. Даже сперва не услышал, как Катя, протирая пол, попросила меня поднять ноги.

-А? – очнулся я.
-Ноги подними, пожалуйста. И – не думай ни о чем, мы все как надо сделаем. Мы тертые – перетертые, ну, сам понимаешь, но честно не подведем. Ни тебя, ни твоих друзей. Ноги подними, я протру, - добавила она.

Поелозив у меня под ногами, Катюха вдруг спросила:
-Влад, ты извини, но ты знаешь, что ты – идиот? Зачем мы тебе нужны? Ведь мы же б…ди. Настоящие! Зачем?

Тьфу ты, опять проблемы. Неужели и ее тоже что-то вроде совести грызет?

-Оттого-то и нужны, - закурив, ответил я, -  Я помочь вам хочу, да и себе тоже. И я не вру. Я хочу, - взмахнув сигаретой, продолжил я свое повествование, - очень простое и малое: чтобы вы обрели нормальную семью. И чтобы геологи тоже получили то, что хотят. Сможете – выйдете замуж, дурака начнете валять – пеняйте сами на себя. Дура набитая, ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы всем было хорошо. Всем, - тут я поперхнулся, - я это делаю для вас, и – не подводите меня. Никогда. Иначе…, - затянувшись, с неожиданной даже для меня тоской в голосе, проговорил, - иначе я совсем разуверюсь в людях. Вот так-то.

-Я поняла. Я все поняла. Все-все, - и она вдруг зашмыгала носом, - я – тоже дура, только мне не повезло, вот и все. Помоги нам, а? Я честно тебя никогда не забуду, не хочу я на панели подыхать, как последняя сука. Мы не колемся, веришь? На, посмотри, - закатала та рукава, - видишь? И колеса не глотаем, пьем только. Мы хотим из этого болота хоть куда, хоть на Северный полюс, лишь бы не на вокзал вроде наших старушек. Я тут недавно встретила одну из наших, так мне ее стало так жааалкоооо, - залилась та слезами. - Раньше она красивая была, а теперь – опойка, не хочу я так. Я для тебя все что хочешь сделаю.

Только слез мне тут не хватало. Не люблю я женских слез, слабая у меня психика:
-Делай, что я тебе говорю, а больше мне ничего и не надо. У меня жена есть.
-Зовут-то как? – шмыгая, спросила эта пигалица.

-Меня – Иваныч, ее – Машей, вроде, - задумался я о Машином настоящем имени. Может, она, как и Кунак, тоже Мыны – быны?
-Это что, наша Машка?

-С дуба рухнула?! Моя – черненькая такая вот, как… ну, как… пульт от телевизора, - продемонстрировал я. Остальное было либо не черное, либо пыльное.
-Что, крашеная? – перестала сопливить Катька, - А натуральный цвет какой?

Эх, ну кто же этих баб придумал!
-Негритянка она, идиотка!
-Она что, еще и идиотка? – опешила та.
-Нет, ты! Понимаешь: она – негритянка, а ты – идиотка! Это же просто идиллия получается, - наконец-то улыбнулся я.

-Мне твои деньги вообще не нужны! – вспылила вдруг Катька, отбросив тряпку, - И мужья – тоже! Ты зачем меня сюда позвал?! Ты вообще зачем? Зачем? Я же хотела, чтобы было лучше, - размазывая слезы по щекам, прогундосила она, - никого мне не надо. Просто ты – сволочь, так и знай! Ты… - и наконец замолкла, уткнувшись мне в плечо.

Что у меня за манера такая: как волнуюсь, сразу же тянет схохмить. Погладив ее по голове, я заявил, что если ей моих денег не надо, то я и не настаиваю. И что мужей у меня никогда и в помине не было: не нравлюсь я мужикам. Да и меня самого тоже только на баб тянет.

-Ладно, ты прости меня, дуру, - просморкавшись все в ту же половую тряпку, попросила она.
-Ты и на самом деле дура, - отстранился я, - Ты только посмотри, во что сморкаешься. И что ты теперь, свои сопли по моему полу размазывать собираешься? Иди, меняй воду.

Та, напоследок всхлипнув, пошла в ванную. Да уж, наверное, я и вправду дурак. Причем – злобный. «Злобный дурак», как окультурено перевели ту фразу с кошелька из «Криминального чтива», хотя там было написано совсем другое. Может, оно и правильно: нельзя же российского зрителя, воспитанного на великой отечественной и прочей мировой культуре, шокировать безбашенными американскими приколами.

-Пойдем, пройдемся, братишка, - заглянул я из кухни в большую комнату, - Освободим помещение, пусть здесь девочки прибираются. Не будем им мешать.
-А… Это? – показал пальцем на иконы братик.
-Не волнуйся. Если они поцарапают, или еще что, поверь, ответят по полной. Все нормально будет. Пошли?

Он, засопев, положил свою на диван, еще разок бережно ее погладил, с опаской поглядывая в сторону кухни, где шуршали в прямом и переносном смысле слова «жены». Выйдя в коридор, он погрозил им пальцем:
-Не трогайте, даже не дышите на папину черную мадонну! И – не смотрите! Не подходите к ней! – и обреченно вздохнул. - Пошли.

Благодать, а не погода: легкий снежок мягко опускался на наши шапки и шубы, Куначок жадно ловил эти искры небес ртом, посмеиваясь:

-Знаешь, когда я учился в Москве, такого красивого снега там ни разу не видел. Посмотри, как он падает! И, видишь, видишь, летит, как искры от ночного костра, только у вас эти искры – холодные. И – белые, а не красные. У нас считается, что белый цвет – это оборотная сторона красного, а не черного, как у вас, белых.

Ага, европейцев, наверное, колбасили, вот и решили, что под белой кожей должна быть красная кровь, вот оттого-то так и решили, - вяло подумал я, прислушиваясь к скрипу дороги под унтами. Хотя… не совсем вяжется: свою-то кровь они тоже видели.

-У тебя какая кровь? Красная? – продолжил я вслух свои рассуждения, - красная. А кожа – черная. У меня кожа белая, а кровь все равно красная. Так что, по-моему, красный цвет объединяет как черное, так и белое. Согласен?
-Иваныч, ты всегда прав. И я горжусь, что у меня есть такой брат, - обнял меня за плечо Кунак.
-Я тоже тобой горжусь, брат, - в ответ обнял я его.

Вот ведь гад! Тоже носом подозрительно зашмыгал. Но ведь птица говорун не зря отличается умом и сообразительностью:
-Ты это, только не смей мне заболеть! И чихать на меня тоже не надо. Нам завтра предстоит еще кое-что сделать, а там уже и в твою Гунагию полетим. Ты мне здоровый нужен. Так что рассказывай, что там у нас с визами.

-Все готово. В Москве они, - сдавленно промямлил тот.
-Вот и хорошо: все равно через Москву лететь.

Кунак вновь с жадностью кита, поглощающего планктон, принялся ловить снежинки, изредка вытирая лицо рукавом:
-Хорошо-то как! Как хорошо! У вас всегда такая погода? – спросил он, принявшись своими розовыми ладошками ловить снежинки.

-А ты приезжай сюда в декабре – январе, февраль тоже хорош бывает. Мало не покажется: за тридцадчик зашкаливает. Иногда даже за сорок, особенно по ночам.
-Это чего – холода? По Цельсию? – с ужасом воззрился на меня Куначок.

Блин, никаких сил на него у меня уже не хватает:
-По Менделееву! Сам-то как думаешь? Не дай Бог пописать захочется – струя до земли не долетает, застывает. (Вру, долетает: проверено). А если уж покакать приспичило – то уж лучше в штаны: иначе все хозяйство отморозишь. Это тебе не Африка. У нас даже медведи в города погреться приходят, так мы их в подъезды отогреться пускаем: они же тоже божьи твари, - зачем-то добавил я.

-Шутишь? – оглянулся по сторонам мой спутник.
-Ну, шучу, шучу. Про медведей – шучу, остальное – как повезет. Да и сам еще все зимой увидишь.
-Не поеду я к вам зимой! – убрав руки за спину, нервно воскликнул братец, - Мне детей хочу! Мне женщин хочу!

Да уж, похоже, Кунак с испугу даже русский язык слегка подзабыл.

-Да не волнуйся ты так! Если сесть там, где ветра нет, то может, и обойдется, - продолжал издеваться я, - Да и в любом супермаркете бесплатный туалет есть, добежишь. Хочешь, я тебе прямо сейчас укромные уголки покажу, где от ветра укрыться можно? Поверь, очень удобно: даже туалетной бумаги не надо: вытер жопу снегом, и все дела. Только по яйцам не елозь: отпадут нафиг.

-Опять шутишь? – настороженно спросил тот.
-Ты пойми: мы – народ закаленный, - устав врать, сказал я, - Мы после бани в снегу купаемся, да в прорубь ныряем, это очень даже для здоровья полезно. После этой закалки нам хоть бы хны, честно. Нет, гриппом тоже болеем, конечно, но это ерунда. Так как, тебе-то самому позакаляться со мной слабо?

-И что, ты – тоже? – с изумлением посмотрел на меня Кунак.
-Что «тоже»?
-В снегу купаешься. В воду холодную лезешь.

-А то как же! Знаешь, какая это благодать: после баньки – да в сугробчик, а затем – снова в парилку! Не чувствуешь ни жара, ни холода, и веничком, веничком! Сказка! – припомнил я последний новый год, который мы с друзьями отмечали где-то этак числа четвертого января на даче Васьки, нашего завсектора по железнодорожным перевозкам. - Так что приезжай к нам настоящей зимой, закалять тебя будем, точно не пожалеешь. По сравнению с зимней баней наша прошлая баня просто баловство для инфантильных особей.

Братишка, похоже, закаляться не хотел. Помотав головой, улыбнулся:
-Неет уж, только летом.

Слабак. Мне вон сейчас на его родину, в жару к павианам всяким ехать со львами, а он обычного морозца испугался. Зима ему, видите ли, наша не по нраву, цаце. А я вот даже не жужжу, даже в самые лютые холода зубами не стучу: поджал губы, чтобы не обветрить, да не обморозить, и топаешь весело по холодку, смахивая куржак с бровей.

-Ладно, как хочешь. Но все равно много потеряешь, честно говорю.
-Может, нам пора домой? – видимо, перестав любоваться снежинками, спросил братишка.
-Хорошо, домой – так домой.

                67. Событие отбытия.

Отчего-то я проснулся рано. В идеально чистой квартире царила тишина, разве что Кунак слегка похрапывал. Но – негромко, деликатно так, как будто извиняясь за свои счастливые сны. И – время от времени открывал невидящие глаза. Как он так спит? Слегка помешкав, я поплотнее задернул шторы и отправился на кухню.

Странно: холодильник был полон еды. И когда они успели все это приготовить, ума не приложу. Ага… это – овощное рагу, со сметанкой сойдет, вот еще что-то мясное, да рыбка заливная соседствует с салатиком. Ну и дела! Молодцы, бабы. Геологи с такими с голодухи не подохнут. А если подохнут, так только ввиду отсутствия продуктов, но в это не верится.

Нет, надо сначала принять душ, а потом уже брюхо набивать. Тщательно помывшись (когда еще придется?), высушил феном голову, и в приподнятом настроении заорал на всю квартиру:

-Общий подъем! Туалет свободен!

В глубине квартиры что-то засопело, заворочалось, недовольно забурчало, но – проснулось. В коридор одна за другой, позевывая, выползли абсолютно голые Катька с Наташкой. Или как их там?

-Ты чего? – глядя на мою изумленную физиономию, спросила одна.
-Я-то ничего, мне все равно. А вот Кунак и удивиться может.
Не переставая зевать, Катька, махнув рукой, сказала:
-И что теперь? Вы же братья, - и девчонки вместе пошли в ванную.

Да уж, логика. А, пусть делают, что хотят: заслужили, вон сколько вкуснотищи домашней наготовили. Вскоре появился и братец, но уже в трусах. Хоть этот что-то одел. Хотя не стоит, конечно, исключать возможность, что он просто мерзнет.

-Доброе утро, - кивнул я ему, - ты бы хоть халат одел, а то просквозит: вон вчера как чихал.
-А где он?
-В ванной посмотри, сразу слева от входа.

Тот, кивнув, пошел за халатом. Интересно, что сейчас будет? Кто будет орать – «жены» или братец? Но – тишина. Настолько безразличная, что я уже начал сомневаться в удачности своей бредовой идейки. Тут, неся в трясущихся руках халат, появился Куначок:

-Они там голые. Совсем.
-Ну?
-Их две, и они моются.
-И что дальше? – разбирало меня любопытство.

-Я зажмурил глаза и достал халат, как ты говорил.
-И что же ты здесь нашел, в конце-то концов, такого?! – воскликнул я.
-Это жены не мои, мне совсем нехорошо смотреть.
-Да? А ты подумал своей черной башкой, что я, может, просто похвастаться хотел? Зови их сюда. Пусть вытираются и идут.

Ладно, напоследок и попользоваться не грех, пока желудок не набил. А то я с полным животом не очень люблю: утомительно это. Через пару минут девочки, слегка прикрывшись полотенцами, зашли на кухню. Так, одно полотенце – мое, нашли, партизанки. Хотя: чего его там искать, когда оно на сушилке висело.

-Ну, что, Куначок, на день грядущий? – подмигнул я тому.
-Чего? – оторвал он взгляд он жриц любви. - Чего на день грядущий?
-Ээх, - вздохнув, взял я Катюшу за руку, - Пошли. А ты, Наташ, - покрутил я пальцами, - Сделай так, чтобы он тебя никогда не забыл, даже с Жанкой. Угу?

Та тут же уселась на коленки Кунаку.
-Можно, Иваныч, можно? – выглянул тот из-за Наташкиных волос.

Я только еще раз подмигнул. Вот, через несколько минут полегчало. И не спорьте со мной: никак нельзя мужику без женщины, злой он от этого становится. А вот некоторые этого не понимают, бестолочи. Счастья своего не понимают. А вот эти – поняли: и пол вымыли, и мебель протерли, да жрачки наготовили столько, что мой холодильник в изумлении до сих пор довольно урчит. И к тому же – на все и всегда согласные, так и хочется позавидовать геологам.

Вполне довольные друг дружкой, мы наконец пошли на кухню, энергию восстанавливать. Только мы подогрели пищу, как тут же появилась и эта парочка. Оба, как говорится, в чем мать родила. Я поморщился:

-Кунак, хоть ты-то оденься. Я что, тебе зря халат давал? Или думаешь, что мне на твою черную задницу смотреть интересно?
-Я присяду, тебе ничего видно не будет, – продемонстрировал он свою белоснежную улыбку.

-Ты!.. , - я уже просто слов не находил, чтобы выразить свое возмущение, - ты, может быть, еще и есть им будешь?! – указал я ему ниже пояса, стараясь быть как можно спокойнее, но, похоже, получилось не очень.
-Халат одену, - сердито посверкивая глазами, недовольно произнес братец, - А трусы – нет.

-Это почему?
-Я их ей подарил, на память.
Сдержав рвущийся из гола смех, я спросил:
-А она тебе что?
-Вот! – показал тот мне мое же собственное полотенце.

Да уж. Леший с ним, пусть забирает, только бы дал покушать спокойно, без этих вот приколов. Хватит их мне уже, надоело. Хотя: сам затеял, сам и расхлебывай:

-Ладно, присаживайтесь, пока все горячее. А ты, чудо, забирай свое полотенце и напяливай на свою тщедушную грудь халат. Голых жен я еще потерплю, а тебя в таком виде видеть не хочу. Иди уже, одевайся, - взял я вилку.

Катюха молча разложила еду по тарелкам. И, в таком же безмолвии, лишь пожелав друг другу дежурного «приятного аппетита», принялись за поглощение завтрака. Поразмыслив, я достал бутылку красного вина:

-На сегодня это все. И, если есть возражающие, то могут прямо сейчас выметаться из квартиры к едрене фене. А нам с тобой, - взглянул я на братца, предстоит сегодня очень большая работа. Очень, - поставив ударение, завершил я.

Так, с едой покончено, посмотрим, что там у нас с транспортом. Ага, Коля стоит возле подъезда, хороший мальчик. Надо будет ему что-нибудь из Африки привезти, пусть порадуется: старается мужик все-таки. Насмотревшись в окошко, набрал шефа.

Нет, все-таки непредсказуемый народ эти директора! То баклуши днями напролет бьют, то уже подсуетились, и делать самому ничего не надо: он, оказывается, уже и контейнер заказал, и с таможенниками договорился. Нам осталось только купить билеты на нас с братцем, да на Жанку с Машкой. Да, еще шкуру с иконой в контейнер до кучи пристроить. И зачем она сдалась Кунаку! Оставил бы мне, и все тут. Решил позвонить Коле:

-Коль, привет! Поднимись ко мне, пожалуйста, хорош в машине париться.

Тот через пару минут зашел. От кофе отказался, но да это его дело: пускай сейчас таскает. Я взял с собой икону и ящичек с фигурками, шкура же, естественно, досталась этим двум «К». Девочки им помогали, но как-то несмело. Распрощавшись возле машины, я напоследок на них порычал, постращал, но все же поцеловал. Загрузив все в машину, поехали сперва в банк. Там я положил  свои статуэтки в сейф: береженого Бог бережет. Потом… Да, потом было уже скучно, рутинно: забрали Жанку с Машкой, купили билеты и поехали в порт, до кучи засовывать в контейнер подарки для Великого Гунаги. Как ни странно, даже шеф лично нас провожать приехал. Отозвав меня в сторонку, сказал:

-Ну, счастливого тебе пути. Не знаю, что тебе еще, кроме удачи, пожелать, но без добрых вестей не возвращайся: хотя бы оффшор, но открой.


                68. Бывает и на старуху проруха.

До Москвы мы долетели, естественно, без проблем. В самолете опять предлагали всякие там коньяки – арманьяки, водку и прочую гадость, приводящую людей в неадекватное состояние. Поэтому, поймав мой злобный взгляд, Куначок, как и я, ограничился пивом, барышни же предпочли вино. Ладно, по бокальчику можно.

Москва, как всегда, встретила нас суетливой ленцой: все вроде бы при деле, суетятся, а работать никто не хочет. Ну, да, понятно: на кой им эти провинциальные шлемазлы сдались? Поэтому, что с документами, что с грузом мы провозюкались достаточно долго. Но хуже всего дела обстояли с нашим контейнером: местные таможенники вдруг затребовали его открыть, невзирая на все бумаги и печати.

-Мы же таможню у нас, в Екатеринбурге, проходили! Печать на документах – вот, пломба на контейнере есть, что же вам еще-то надо? – пытался возмутиться я, потрясая бумагами.
-А мы вашим таможенникам не верим, - меланхолично ответили москвичи, - так что решайте все вопросы с нами.

Как же! И правильно, что не верят: там сотни клыков моржей, шкура медведя, да икона. Голимая контрабанда. А в накладной у меня – оптические инструменты. У этих москалей на эти «инструменты» точно глаза в кучу съедутся. Поэтому, недолго поразмыслив, я тихонько спросил у старшего:

-Сколько?
-Десять, - так же равнодушно ответил мне капитан, - Это если ничего такого там у вас нет. Пятьдесят – если что найдем.

Вашу же мать! Макс же обещал, что все будет на мази!
-Минутку, я позвоню шефу, - попросил я.
-Надо, так звони, - опять-таки задумчиво ответил таможенник.

Отойдя в сторонку, набрал Макса:
-Макс, тут такая байда: таможня добро не дает.
-Сегодня кто там у них за главного? – встревожено спросил тот.

-А черт его знает, я разговаривал с одним капитаном, сытый весь такой, аж полтинник зелени затребовал.
-Тысяч? – недовольно крякнуло из трубки.
-Да был бы фантик, я бы из своих ему отдал и тебя не спрашивал.
-Ладно, жди. Будь на связи, я сейчас разберусь. А этому эмбицилу скажи, пусть ждет звонка.

Вот и ладно: жди – значит, жди. Объяснив, естественно, слегка искаженно, ситуацию капитану, я оставил Кунака присматривать за контейнером. Блин, а ведь время-то уже на исходе! Благо, хоть паспорта с визами гунаганский посольский человек прямо в порт привез, в саму столицу заезжать не пришлось.

 Ну все же на руках! Только груз этот долбаный никак не выпускают, мздоимцы хреновы. Да, есть у меня еще на карте деньги, но – не полтинник же! Да и жалко столько денег этой держиморде отдавать. Фух. И жарко же в этой шубейке. Перекинув ее через руку, я повел девчонок в кафушку: делать-то что-то надо.

Цены там меня опять неприятно удивили. Они тут что, каждый день к ценнику нолик подрисовывают?! На что у нас в порту цены помножены где-то на пять от оптовых, здесь же вообще за гранью всяческого разума. Сами посудите: ну не может обычный «Будвайзер» стоить шестьсот рублей! Оттого пива я взял только себе, ограничив выбор девчонок чаем и кофе. Кофе оказался тоже недешевый, в супермаркете на эти деньги можно целую упаковку купить, и пить ее потом месяца три по утрам, а тут… Ненавижу Москву. Быстрее бы позвонил Макс!

Но он позвонил поздно, когда я начал совсем уж грустить: контейнер еще на складе, регистрация вот-вот закончится, как и вот это дорогущее пиво в моем бокале. Девкам-то хорошо: купили себе в киоске журнальчики, и жарко обсуждают свои дурацкие моды да духи, даже пробники на страницах по очереди нюхают. Фу, какая гадость! Человек, нюхающий журнал: это ли не определение женщины?

Тут подошли таможенник напару с Кунаком:
-Вы извините, пожалуйста, мы не знали, что это гуманитарный груз. Можете забирать.
-Куда?! – выкрикнул я зло, - Куда забирать? Все уже! Время прошло! – и показал тому на табло, - До вылета – тридцать минут. Вы что, успеете?

-Нет, конечно, - пожала плечами эта амеба, - давайте следующим рейсом. И – безо всяких хлопот?
-Это через сколько часов? – саркастически улыбнулся я.

-Так это, - начал приобретать былую самоуверенность таможенник, - в арифметике я не силен. Но: через неделю. Мы туда каждую неделю летаем.
-Кто это – «мы»?! Вы вот что, лично каждую неделю туда летаете?  - вымещал я на нем злобу за часы ожидания и цены на напитки.
-Нет, - слегка сдулся капитан, - я там не разу не был.

-Аааа, - закинул я ногу на ногу, - «Нас и здесь хорошо кормють», так? Так что на родину моего любимого брата советую тебе, капитан, не соваться: живьем сожрут: обиделись они. Понял?
-Да больно мне туда надо, - вновь начал отходить от стресса москвич. Но – на Кунака все же посмотрел с опаской.

 Надо дожать, обязательно  надо. Я выложил на стол билеты, квитанции, и прочую мишуру обремененного багажом путешественника:

-Так, слушай меня внимательно. Ты и так задержал нас на неделю с препаратами и медсестрами высшей квалификации, так что представь себе, сколько там, в Африке, за это время народа помрет в страшных муках. Про свиной грипп слышал? Еще бы: вон и намордник носишь. Так там вторая волна сейчас, если не остановить, может и до нас добраться. Жить хочешь? Ладно, хорош лирики: неважно как, но ты безо всяких там доплат и проволочек регистрируешь нас на следующий рейс. Все ясно? Или еще один звонок нужен?

-Не нужен, - поморщившись, подал он мне визитку, - Если что – звоните.

Видать, на самом деле крупная шишка ему звонила, раз такой послушный стал. Забрав наши бумаги, он, еще раз извинившись за недоразумение, отправился восвояси. А нам что прикажете делать? Неделя в Москве, да еще и с этими погрязшими в грехах бездельниками?! И – жить где? В гостинице – дорого, квартиру, наверное, немногим дешевле будет. Не в приюте же для бездомных ночевать. Я принялся нервно водить ладонью по своей давно не стриженной шевелюре, кривя губы.

-Ты это чего? – озабоченно спросил братец, - Голова болит?
-Болит! Еще как болит! Где мы неделю жить-то будем? И – на какие шиши? Или, может, в колодцах на теплотрассе устроимся? – продолжал я жалеть уже ставшими своими деньги, - И станем бомжами всесоюзного значения? Вернее, даже, международного?

Тот, довольно хмыкнув, ответил:
-А ты дурак, Иваныч: для меня и для отца у нас в посольстве всегда комнаты есть. И для гостей тоже есть комнаты. Так, может, поехали туда, или ты в колодце ночевать хочешь?

Вот гад, и молчал. Да и я тоже об этом не думал: ни разу еще не ночевал в посольстве, как и эти наши барабульки. Интересно даже, что там и как. Я кивнул:
-Поехали!

Тоже мне, Гагарин нашелся. Забрав сумки, мы двинулись к выходу. Да уж, ну и погодка же в этой Москве! Под ногами хлюпает, с неба на серую беспросветную землю падает какое-то подобие снега. Мне даже стало жалко, что не захватил с собой зонтик, и вместо сапог надел полюбившиеся мне унты. А ведь еще топать и топать, ехать и ехать. Но будем надеяться, что чукотские мастера все сделали на совесть, авось моя обувка не развалится. За нами следом со своими сумками тащились дамы.

«Да уж, гордыня тебя подводит», - перемывал я косточки самому себе. Да, ни одного прокола за последнее время, вот и возгордился: мол, самый умный, самый удачливый, так что теперь иди, меси эту снежную жижу. Дурила! И самолет профукал, да еще и целую неделю в этой мерзкой Москве среди негров жить».

На улице мы все, дружно закурив, двинулись, невзирая на многочисленных зазывал, наперебой предлагавших довести до Москвы почти что даром, особенно если мы скинемся по паре штук. Ага, так я вам восемь тысячи выложил! Поэтому, опустив глаза в пол, чтобы не приставали, направился к электричке. Оно и дешевле, и быстрее. А на Павелецкой мы на метро сядем, и леший с ней, с толкучкой.


                69. Москва. 


Добравшись почти без проблем до посольства (Кунак забыл, в котором доме оно находится), мы позвонили в видеодомофон. Вернее, звонил братишка, а мы стояли рядом и слушали эту тарабарщину. Вскоре выбежал охранник и, подобострастно каждому кланяясь, по-английски предложил помочь с багажом. Вот собака: русский язык, гад такой, выучить не может. Я кивнул девчонкам:
-Сумки ему отдайте, пускай сам тащит.

Те с радостью избавились от своей ноши. И чего они туда понапихали? Альбомы с фотографиями, что ли? Или запас провизии на неделю? Мужичок с радостью подхватил эти баулы, и пошел по тропинке, головой приглашая нас за собой, при этом в полголоса что-то восторженно приговаривая.

И что такого Кунак ему успел сказать? Из того, что он там в экстазе бормотал, я расслышал лишь «Гунага», регулярно повторяющееся. Куначок только головой кивал, изредка вставляя односложные комментарии. Затем вдруг, уже на крыльце, перешел на английский, обращаясь к своему верноподданному:

-Мы все здесь – Гунага. Это – мой брат, - указал на меня оторопевшему охраннику он. - Это – моя жена, а это – новая жена моего отца.

Ни хрена себе! Он что, эту пигалицу своему папику решил сбагрить? То есть она… она мне будет мамой?! Спасибочки за такую маму, всю жизнь о такой мечтал. Охранник, не выпуская сумок из рук, церемонно поклонился всем, начиная с «королевы». Хорошо хоть, что она по-английски, похоже, не в зуб ногой. И как она со своим муженьком венценосным общаться будет? Хотя, может быть, это и к лучшему: поосмотрится там, пообтешется, глядишь – и поймет, что к чему. И что надо говорить, и что – врать.

Несмотря на внешнюю неказистость посольства внутри все оказалось вполне пристойно. Может, и не пять звезд, но четыре – наверняка. Разве что бассейна с морем не хватает. Шустрая негритянка, выслушав краткую речь охранника, тут же подхватила наши с Кунаком сумки и понесла их на второй этаж, то и дело оглядываясь, расплывшись в самой искренней улыбке.

Мужичок отправился за ней, попросив нас обождать в комнате отдыха, пока они апартаменты дорогих гостей готовят. И  тоже улыбался. Не понимаю, что у них за зубы такие. Вон у меня – кариес на кариесе, от зубного не вылажу, а у негров зубья всегда как новенькие. Они что, из какого другого материала, или же мне просто давно уже пора на покой?

-Если уважаемые господа желают до ужина развлечься, то к их услугам бильярд. Ваше Высочество, прохладительные напитки, - обратился он к Кунаку, - как Вы приказали, а закуску скоро принесут.

Бильярдный стол был на удивление нормальный, не пул какой-то там. У меня аж руки зачесались. Бережно поводив рукой по бортам, принялся осматривать кии. Да уж, мой личный, который я покупал, наверное, лет шесть как назад, ни в какие подметки этим не годится. Сам того не заметил, как зацокал от удовольствия языком.

Короче, кто играл, тот меня поймет. И кто для этих негритосов такую красоту выбирал? Ладно, я тоже выбрал. Ох, это просто сказка, а не палочка! И в руке сидит емко, и по весу, и по длине – в самый раз. Чуток коротковата, но незначительно, привыкнуть можно. Про остальное я просто молчу. Нельзя, просто нельзя такие шедевры делать: народ же с ума от восторга сойдет. Вздохнув, я обернулся:

-Здесь кто-то играет?
-Ну, я где-то немного, - с одобрением посмотрел тот на выбранный мной кий. - Хороший выбор. Это мой любимый. Теперь он – твой, - и взял тот, что стоял правее, тот, к которому я тоже примеривался, - Во что играем?
-Раз уж мы в Москве, давай в «Москву».

Тот кивнул. Играли трудно, тяжело. Вот чего-чего от братца не ожидал, так это того, что он играть умеет. И шарики прячет, гад такой, и крутит не хуже меня, и глазок рабочий: никак не хочет проигрывать, сволочь черномазая. Но все же проиграл. Восемь – семь.

 Ничего не скажешь, счет достойный. Оба старались изо всех сил, я даже взмок, несмотря на то, что остался в одних штанах и футболке. Братишка, похоже, тоже упарился: вон пот чуть со лба не капает. Пожав друг другу руки, и, поблагодарив за интересную игру, мы присели попить пивка, которое девчонки уже беззастенчиво дули.

-Знаешь, я никак не ожидал, что ты в бильярд шпилишь, - сделал я первый сладкий глоток. - Хорошее пиво. Нет, честное же слово: русский бильярд – это же искусство! А ты вон, негритосина этакая, сколько мне сопротивлялся.

Тот, улыбаясь, вновь протянул мне руку:
-Этот стол я сам выбирал. И палочки, как ты их называешь, тоже. И – я хотел у тебя выиграть. Но – не получилось: наверное, бильярд – на самом деле русский. А кий ты честно выиграл, так что забирай.
-Куда забирать? В Африке я что, слонов гонять им буду? Нет уж: пусть остается здесь – будем вместе в Москве, еще разок сразимся. Договорились?

Тот, наморщив лоб, немного подумал и направился к шкафу. Побренчав там чем-то, подошел, протягивая перстень:
-Это когда я чемпионат Африки выиграл. Теперь я проиграл. Бери.
-Так я же не африканец! – отстранился я.
-Бери, а то обижусь, - не отставал тот, -  Бери – бери! На!

Пришлось взять. До чего же я не люблю эти цацки! А что делать? Вдруг этот чудик и вправду обидится? Потом его успокаивай, «контру» предлагай, чтобы проиграть, а я проигрывать не люблю. Кунак настойчиво совал мне «гайку» в руки:

-Примерь. Если не подойдет, размер изменить можно.
Вздохнув, я примерил. Вроде ничего, не болтается. Показал девчонкам:
-Нравится?

Те наперебой кинулись рассматривать. Во дикие! Как будто «рыжья» с камушками никогда не видели. Тут кстати пришел этот… как там его?
-Тебя хоть как зовут? – сделал я недовольное лицо.
-Простите меня, господин. Зовите меня Джон.

-Тогда объясни мне, Джонни, почему ты без стука входишь? Тебя что, хорошим манерам не учили? – я с удовольствием заметил, что мой английский, как и русский у Куначка, становится все лучше и лучше: вот что значит практика, - Тебя что, мой брат плохо воспитывает? Смотри, скоро сам король приедет, так ты что, и к нему без приглашения врываться будешь?
-Там совсем остывает! – нелепо разводя руки, начал оправдываться Джон.

Для профилактики помедлив, чтобы еще немного попугать и без того запуганного мужика, нехотя сказал:
-Веди тогда, Сусанин.

В столовой было просто нечто, я аж опешил. Кунак, обратившись ко мне, пояснил:
-Это – катумба! Вот для вас, русских, вкуснее всего пельмени, а для нас – катумба!

Может, в шоке я не так расслышал, или что-то неправильно понял, но на столе лежало то, что в приличных домах только собакам дворовым выбрасывают: возе каждого стула на толстой доске лежали, разделенные пополам, здоровенные кости. И я отважился присесть к своей порцайке:
-Это что – грызть?

-Ни в коем случае! – с жаром возразил братишка. - Вон видишь, здесь посередине, тут, где кость на изломе, видно круглое пятно: это наши специи, мы с ними отвариваем. Сейчас мы мозг кушать будем, он всеми запахами саванны пропитался. Смотри, как надо делать.

И принялся, стуча половиной кости об доску, доставать костный мозг, с удовольствием высасывая сок из образовавшейся порой полости. И причмокивал при этом, смахивая бульон с бороденки:
-Кушайте, кушайте, пока горячее! Остынет – плохое будет, а сейчас, брат, вкуснее только твой коктейль.

Смирившись с судьбой, я принялся на братишкин манер выбивать об доску мозг из кости. Девочки тут же последовали моему примеру, и дружный перестук заполнил комнату. Украдкой переглянувшись, первой начала поглощать неведому катумбу Жанка:
-А что, вкусно, мальчики! Мне нравится.

 -Конечно, вкусно! – с жаром подхватил Куначок, - Только из антилоп куда как вкуснее: они мягкую травку кушают, не то, что ваши коровы.
-А наши коровы, они что, дерьмо едят? – поинтересовался я его мнением.

-Разумеется! – долбил уже второй половиной кости по доске Кунак, - Вот сам посуди: наши антилопы кочуют с места на место, а ваши коровы где посрут, там и жрут. Так что они там жрут? То-то же! Если бы не мои приправы, есть совсем было бы нельзя.
-Что – совсем?
-Совсем, - подтвердил братец.

Я задумался: в чем-то он прав. Что наши коровки в жизни видели? Только хлев да выгон, вот и вся их картина мира. Да, еще и бойню напоследок. А африканские антилопы бродят себе по степям, ни в чем себя не ограничивая. А если и едят что-то выросшее на дерьме, то оно осталось от их же прабабушек и прадедушек, перегнившее.

Наверное, огурцы там всякие с помидорами, выросшие на моих отходах, я тоже жрать бы не стал. Хотя: что там у нас в магазинах продают, я ведь тоже не знаю? Может, оно на соседском дерьме выросло. Никто ведь толком не знает, куда все с очистных девается: не исключено, что в те же теплицы, как идеальные органические  удобрения для тех же огурчиков да укропчиков. Ну, вот: даже аппетит сразу пропал.

Вяло доев мозги, я принялся за пиво, откинувшись на спинку стула. Надо срочно что-то придумать, а то неделю здесь еще торчать, а месить эту мяшу под ногами мне однозначно не хочется. Может, имеет смысл через какую-нибудь соседнюю страну полететь? Подойдя к политической карте мира, висящей на стене в, как я понял, курительной комнате, поводил по ней пальцем. Ага, нашел:

-Слушай! – обратился я к Кунаку, - А у вас с какими соседями отношения хорошие? Может, чтобы столько не ждать, туда и полетим? Что время-то терять?
Куначок тоже подошел к карте, и, потыкав пальцем, сказал:
-Можно сюда: и ехать недалеко, и аэропорт там нормальный. Можно – сюда, - переместил он палец, - но тут дорога плохая.

Прикинув расстояние, и посчитав по масштабу, я пришел к выводу, что первое «сюда» явно предпочтительней. Ладно, позвоню шефу: может, он что-то переиграет. Тот, выслушав мой доклад, согласился, что время – деньги, но ждать звонка мне все же придется. И – вдруг опять заговорил про оффшор.

-Макс, ну помню же я! – устал я слушать его бесценные указания.
-Вот и хорошо. Будь на связи, - и повесил трубку.

Допив пиво,  мы пошли спать. Мне отвели отдельную комнату, вернее, две смежных, Маше – также отдельные апартаменты: будущая жена короля, как никак, да и Кунаку с Жанкой еще одну. Ну, что за беда: опять я без бабы остался! Хоть бы служанку какую подсунули, никакого гостеприимства. Но – нет, не подсунули.

 Утром я проснулся, как всегда, первым, впридачу с редко встречающимся у меня дурным настроением. Абсолютно безо всякого удовольствия сходив в туалет, где тоже были по стенам развешаны картины с видами саванны, поплелся чистить зубы и принимать душ. Но, едва я начал выходить их душевой кабинки, ко мне тут же подошла негритянка с халатом и полотенцем. Поклонившись, протянула мне.

Нет, фигура еще туда – сюда, то рожа – как у Кощея бессмертного. Кондолиза Райс по сравнению с ней просто Василиса Прекрасная.  И поэтому, молча приняв у нее полотенце, принялся вытираться. Та мышкою выскользнула за дверь, стараясь на меня не смотреть. Все, настроение окончательно испорчено.

Но – от этого есть лекарство: чтобы было не так одиноко, решил попортить удовольствие и остальным. Чисто русское же желание! Какой-нибудь итальянец, наверняка сейчас бы за других радовался, а я так не могу. Мы, засранцы, только гадить и умеем: без этого нам белый свет не мил. Поэтому  я немилосердно поднял своих попутчиков, весьма этим напугав служанку:

-Извините, мистер! – легко затронула она меня за рукав, - Но Ваша одежда немного неправильная.
Тьфу ты! Я, оказывается, халат одел на левую сторону.
-Это к счастью, дура, - ответил я по-русски.

-Я не понимай, - запинаясь, произнесла негритянка, - инглиш, плиз.
-Это – к счастью, - повторил я по-английски, правда, уже без «дуры».

Даже на душе полегчало. Много ли мне надо? Соседей разбудил, служанку дурой обозвал, вот оно и легче, и жить как-то сразу стало веселей. Сволочь я редкостная, одним словом. И – пусть это два слова, но процентов на пятьдесят, я, возможно, и соглашусь. Тем временем в коридорчик начали выходить слегка озлобленные «родственники»:

-Ты что нас так рано разбудил? – с обидой произнес Кунак.
-А кто вчера просил меня вас в Алмазный фонд, да в Оружейную палату отвести? А в храм Христа Спасителя? Я, что ли? Или Пушкин? Когда мы это все успеем, по-твоему?

Конечно же, меня никто об этом не просил, но меня опять понесло. Вдруг захотелось посмотреть на все это богатство не по телевизору, и все тут.

-А… - только и смог выдавить из себя Куначок, двинувшись было в сторону ванной. Вдруг остановился. - Так это, может, на посольской машине туда поедем? Она большая, и шампанское там в холодильнике есть, хорошо ведь? Представляешь: холодненькое такое, ядреное! Я сейчас Джону скажу, он и ананасов порежет.

Кто про что, а братец о выпивке. Нет уж:
-А за рулем кто будет? Тоже ананас? Или баклажан твой неумытый?
-Почему баклажан? Джон и будет, - оторопело ответил тот.

И как он меня до сих пор не прибил на месте? И так его обзываю, и этак, а он все терпит. Не понимает? Или уже просто привык? Наверное, второе: ведь когда я его «черномазиной» или «ниггером» называю, он тоже молчит, даже и не морщится. Хоть бы «снежком» меня как-нибудь в отместку обозвал, или еще как пообиднее, а то диссонанс во взаимоотношениях получается. Придется, видимо, с ним себя повежливее вести, - утешил я свою Годзиллу. А он пусть меня «снежком» зовет, или «рыжиком», мне все равно: заслужил.

-Не надо машины: на метро поедем, брат. Оно и быстрее, и демократичней. Ты же не хочешь отрываться от народа? – брякнул я.
-Хорошо, отрываться не будем. А как насчет позавтракать?
-Вот там твоими ананасами и позавтракаем.

Братец, показав мне спину, пошел в ванную. Христосик, тоже мне, нашелся! Моя Годзиллушка запрыгала в душе так, что, кажется, даже пол начал сотрясаться. И за что мне такие муки? Вроде ведь неплохой человек, а совесть мучает, как будто какого маньяка – убийцу. Хотя, быть может, как раз их-то она и не мучает. Счастливчики.

В столовой нас ждал шикарный завтрак: кофе, чай, салаты – это понятно. Но зачем здесь эти огромные лобстеры? Этого я понять никак не мог. Или это муляжи? Так, для антуража, так сказать. Когда мы расселись, Джонни у каждого спрашивал, что тот будет пить, и согласно пожеланиям наливал искомый напиток. Мне хотелось кофе, но в качестве наказания я выбрал зеленый чай. Тот с готовность наполнил мою чашку.
 
-А это здесь зачем? – указал я на морскую живность, с легким недоумением поглядывая на Жанку, которая дергала лапки морской живн… - хорошо, уже мертвенности -  с явным интересом.
-Осторожно, дура, он кусается! – заорал я невзначай.

Та заорала в ответ, отпрыгнув от стола. Все засмеялись, даже ничего не понимающий Джон, и тот хихикал возле стола, прикрывшись салфеткой. Может, из уважения, а может – догадался.

-Дурак! Дебил драный! – придя в себя, воскликнула Жанка.
-Ты, девочка, говори, да меру знай, - понизив голос, наклонился я к столу, - Или обратно хочешь? Это никогда не поздно. Так что жало-то свое прикуси. Навсегда: я теперь за тебя в ответе, или позабыла? И, если что, моя башка будет на копье рядом с твоей, его вон папа об этом и позаботится. Так ведь? – повернулся я к брату.

Тот кивнул:
-Папу нельзя сердить. Правда, выбор все же есть: можно преступника львам отдать, можно к гиенам, а можно просто к термитам засунуть. Вот, - начал он театрально размахивать руками, - идет, к примеру, лев к связанной по рукам и ногам добыче. А та шевелится, ругается. А лев ничего не понимает, что ему говорят. Мы только веревки поутру обратно уносим, их и хороним.

К гиенам решаются более безрассудные люди: до последнего надеются, что удастся выпутаться и убежать, - с жаром в глазах продолжал Кунак, - но никто – никто! Не убежал! Съели их всех. А вот к термитам никто не хочет: боятся, - с сожалением добавил братец. - Что же касается копий, то на них мы только головы государственных преступников насаживаем, да изменников королевской крови.

 Вот меня папа может, и тебя, Влад, тоже, да и вас двоих, тоже: вы уже члены семьи. Хотя, конечно, можете отказаться, и умереть в пасти льва или гиены, как обычные простолюдины, дело ваше.

Если девчонки позеленели, то я сидел в раздумьях: врет, конечно, но ведь в каждой правде есть доля правды. Может, и на самом деле скармливают непокорных, поди проверь потом, да у льва признательные показания сними. Никакая полиция ничего не докажет, как ни крути: ну, съели, и съели бедолагу. А «Гринпис» только «за» будет: как-никак, голодных зверушек накормили. На взаимовыгодных, так сказать, условиях.

-Ладно, поехали на машине, - отставил я кружку, - Джонни, ты заказываешь нам билеты в алмазный фонд, да на экскурсию по Кремлю: не в очереди же нам там толкаться. Да и все такое прочее тоже не мешало бы.

Я уже успел докурить, когда вернулся расстроенный Джон:
-Извините, мистер, но сегодня получается только Кремль, в фонд дозвониться пока не можем. Но, если хотите, можно заказать билеты в Большой театр, там сегодня вечером «Тоска», - сверившись с бумажкой, искательно склонил голову тот.

-Не «тоска», а «Тоска»! Классику знать надо! Закажи. Есть кто-то против оперы? – обратился я к сотрапезникам по-русски.
Девчонки пожали плечами:
-Они там что, все время поют, да? – слегка недовольно спросила Машка, - Громко так?
-Поют, поют, - помотал я головой, - Там вам программки дадут, так что все поймете, если грамотные.

-А так что, еще и непонятно будет? – удивилась та.
-Ты что, итальянский знаешь? Нет? Вот и я не знаю. Но поют красиво.

-Раз красиво, пошли, я же не против, - легко согласилась Машка. - Мне вон тоже Бритни Спирс нравится, хоть я ее и не понимаю. Зато танцует так прикольно! Наши «Блестящие» тоже ничего, только титьки у них ненатуральные, - и гордо продемонстрировала свой бюст, - не то, что у меня! Я ж с деревни: попервости мамкино молоко пила, потом – коровье. А эти столичные мокрощелки, небось, кроме «Данона», и не пили ничего. Вот, - и отвернулась, гордясь собой.

Жанка втихушку сравнила грудь подруги со своей. Вздохнув, сказала:
-А я вот оперу люблю. Особенно – «Лебединое озеро». Там девчонки все такие стройные, как я, рядком под скрипки пляшут. Их еще потом мужики на руках таскают, - добавила она, по-прежнему зло косясь на Машкин бюст.

И что прикажете мне со всем этим безобразием делать? Ума не приложу. Наверное, лечить их надо. Причем: где-нибудь в лепрозории, чтобы нормальных людей своим «IQ» не заражали.
-Машина готова, - прервал мои размышления Джонни.

Мы с братцем по-быстрому оделись во все северное, а вот девчонки побежали мазаться – краситься.
-Минимум косметики! – только и успел я крикнуть им вослед.
Ладно, надеюсь, минут за пятнадцать они управятся. Служанка уже хлопотала у стола, и, как мне показалось, демонстративно гремела посудой.
-Слушай, - поинтересовался я у братца, - а посол-то твой где? Да все прочие там работники.
-Они на первом этаже: на второй им нельзя. На второй, кроме нас, входят только Джон да прислуга, остальным тут делать нечего. Вон там они сидят, по коридору и налево, - махнул он ладонью.

-А посетителей-то много? – посмотрел я в сторону его руки.
-Да откуда? Десяток – два в день, вот и все посетители. Как правило – русские, на сафари к нам едут, а наших я давно уже не видел.
-То-то ты так быстро нам визы и сделал, - пробурчал я.

Тот лишь ехидно улыбнулся, закуривая на свежем воздухе:
-А чего ты хочешь? Гунага сказал, Гунага сделал. Не хочешь – вообще не едь, не особо-то ты мне и нужен.
Вот это хамство! Я, понимаешь ли, таскаюсь тут с ним по белу свету, пою – кормлю, а он мне вон оно что! Фигвамы рисует!

-Ну и вошкайся теперь сам со своими бабами! Скотина неблагодарная! Пошел ты нахрен, Гунага! Я собираюсь, и – домой, - и, в гневе выкинув в сугроб  недокуренную сигарету, пошел за вещами.
-Влад! Иваныч! Я пошутил, постой! – схватил меня изменник за рукав, - Ну прости меня, хочешь – ударь!

Я был настолько зол, что без раздумий врезал, о чем тут же пожалел: из Кунака текли аж четыре струи: две – из глаз, и две – из разбитого носа.
-Пригни голову, дурак! Шубу же запачкаешь! – с силой надавив ему на шею, крикнул я.

Тот повиновался. На снег продолжала легким ручейком литься кровь, перемешанная со слезами. Достав свой вечно сопливый платок из кармана, я  принялся утирать ему лицо:
-Ты прости меня, братишка. Но ты же первый начал! А я – человек обидчивый. Да и еще и вдарить сам предложил, вот я и не сдержался. Я же тебе как к брату, а ты – выметайся! Ну, виноват я, прости! Хочешь – потом отомсти, только львам не скармливай.

Тут некстати подъехал из гаража лимузин. Из него пулей вылетел Джонни, размахивая руками, и что-то там восклицая по-своему.
-Ты, задница черномазая, когда последний раз с крыльца снег убирал?! – заорал я на него, - Видишь, хозяин расшибся, а ты бездельничаешь, сволочь этакая!
-Не понимай ты, - залопотал тот, - Английский.

Вкратце повторив вышесказанное, я добавил:
-А сейчас выйдут молодые госпожи: королева и принцесса! Если еще и они упадут, я вообще не знаю, что с тобой сделаю!

И, если мы с вами от страха бледнеем или краснеем, то Джонни пожелтел. Вы когда-нибудь желтого негра видели? А они – есть. Только бегают быстро. Охранник просто пулей помчался в гараж, и столь же стремительно, уже с лопатой, вернулся обратно, и тут же принялся расчищать от мокрого снега крыльцо. Кунак то ли сморкался, то ли всхлипывал. Я обнял этого коротыша за плечи:

-Ну что, может, без обид, а? – тот кивнул. Я взглянул в его растерянное лицо. - Ух ты! А ну-ка иди, лицо вымой, а то тебя с такой рожей не то что в Алмазный фонд не пустят, так даже и в СИЗО не заберут.
-А што такое СИСО? – пробубнил братец.

-Следственный изолятор.
-А што такое следственный изолятор? - вновь прогундосил он. Ему бы слоника в мультике озвучивать: цены бы не было.
-Тюрьма это. Ты в тюрьму хочешь?

Кунак настолько решительно замотал головой, что я едва успел отскочить: капли крови, все еще струившееся из разбитого носа, веером полетели в разные стороны. И откуда в этом пигмее столько крови?
-Джон! – позвал я то ли охранника, то ли дворецкого, - Помоги своему хозяину умыться: не дай Бог еще раз упадет.

Тот, немедленно бросив лопату, подбежал к своему шефу и бережно повел его обратно в дом. Я же, закурив, задумался. Хотя: чего тут думать? За работой и время быстрее летит, и думается легче, правильнее как-то. Поэтому, взяв брошенную лопату, принялся за расчистку двора. И наплевать, что обо мне эти посольские служащие думать будут. Обычаи у нас в России такие. Вон, тот же Николай Второй дрова колоть любил, да и лопатой тоже махал, и ничего. Про Петра Первого я вообще молчу.

Я еще не успел припомнить всех тех самодержцев, что любили собственными ручками поработать, как во двор вошла довольно-таки импозантная пара: ему – лет под шестьдесят, в очках и с палочкой, ей – явно поменьше, но слишком уж все какие-то гламурненькие. Вот и хорошо: отведем душу. Я встал во фронт, лопату наподобие ружья поставил рядом, и гаркнул: «Милости просим!».

-Старайся, старайся, голубчик, - одобрительно кивнул мужичок, засовывая мне в карман пятерку баксов. Затем, слегка покачиваясь, подошел к двери, - А ты что, нам даже двери не откроешь?
-Никак нет! – выпучил я глаза. - И вообще – пошли на фиг! Не мешайте работать! – и как ни в чем ни бывало принялся дальше чистить двор.

-Как ты так смеешь? – завизжала очнувшаяся от шока барабулька, - Мы на тебя жаловаться будем!
-Кому?! Ему? – показал я им пальцем на выходящего из дверей Куначка, за которым все так же послушно топал Джон. - Братишка, тут тебе на меня пожаловаться хотят. Уж даже и не знаю, чем не угодил. Может, двор плохо убираю, или еще что. Знаешь, давай пошлем их в жопу!
-Кого – их? – взглянул на посетителей братец, - Да посылай, куда хочешь, поехали давай. Девочки уже оделись, идут. А ты чего это за лопату схватился?

-Физзарядка.
-Ааа, ну тогда ладно.
-Эй, вы, вы вообще кто такие? – продолжила нервничать женщинка.

-Это – принц Гунага, - пожал я плечами, - Я – тоже. Сейчас выйдут королева с принцессой. Вам что, автографы оставить? Послушай, - обратился я к Кунаку, - Тебе такие туристы нужны?
-Мне – нет, а папе, может, и да.

-Ага! – решил я не терять кураж, - Ты хочешь сказать, что твой отец желал бы их иметь на обед?
-Ммм. Не знаю, не знаю, - замялся Кунак.
-Да объясните же наконец, что это все значит! И что значит это ваше «на обед»? – более сдержанно спросил щедрый посетитель.

-Да не волнуйтесь вы так: по-моему, король лет как уже десять никого не ест. Язва у него, понимаете? А вот он, - кивнул я на Гунагу, - он может, но вами вряд ли заинтересуется: ему все молоденьких подавай. Вам лично ведь тоже молоденькие нравятся? – подмигнул я тому.

Мужчина зачем-то подвигал свою шапку пирожком вправо – влево, и, глядя мне в глаза, спросил, закусив губу:
-Издеваетесь?

-Ага! – довольно кивнул я, воткнув лопату в сугроб, - Просто там, в Африке живут такие же идиоты, как и мы с вами, поэтому я туда и еду уже во второй раз. Тепло там, понимаете? Да и вся экзотика тоже в наличии. Даже сексуальный  экстрим есть, если желаете, - фу ты, ну ты, совсем ведь не хотел ничего такого говорить, само вырвалось. - А он на самом деле мой брат, если серьезно, можете хоть у кого спросить, и, по секрету говоря, если вы к его папе приедете не с пустыми руками, а еще лучше – с деловыми предложениями, на обед к королю вы все же попадете. Причем – как почетные гости. Но – только если идея ценная, это я лично проверю. Вы, извиняюсь, по профессии кто будете?

-Археолог я, - задумчиво протянул мужчина с сомнением, но уже вполне адекватно рассматривая наше с Куначком одеяние. - Вот Вам моя визитка. Да, кстати, именно из профессионального интереса, там остров есть ну очень… Знаете, такой неправильный, каких быть не должно!

Сама конфигурация и структура доказывают, что он явно искусственного происхождения! – начал заводиться тот, жестикулируя, - Но! С другой стороны! Я заказывал съемки из космоса, так вот: там нет ни – ка – ких следов цивилизации! И поэтому я сам с моей женой - а она биолог - решил отправиться к вам на родину, да посмотреть, как там все на самом деле.

Вот как, значит. А я-то их за обычных зажравшихся буржуинчиков принял. Хотя, судя по одежке, этот археолог явно что-то накопал, да не все сдал, а биологичка – наловила, а затем еще и размножила.

-Так, Джонни, помоги этим господам побыстрее оформить визы: мы вместе полетим, - за полсекунды была решена судьба этой парочки.
Тот, поклонившись, повел наших будущих попутчиков в посольство.

-Зачем тебе это надо? – спросил брат.
-Подумай: если у вас там на самом деле есть некий удивительный остров, и ты участвуешь в его исследовании, находите там ценности, тебе что – хреново?
-Нет, не хреново. А если не найдут? – перестал наконец теребить нос братишка.

-Так платят-то все равно они, да еще и аппаратуру наверняка с собой возьмут. А если ни хрена не найдут – американские газеты выйдут с заголовками: «Очередной провал русской археологии». Найдут – русские газеты напечатают: «Новый успех отечественных археологов». А тебе – ни жарко, ни холодно. Но если найдут, - тут я постучал по дереву, - сокровища там всякие, артефакты, так может, и вовсе разбогатеем: ты ведь в доле? Туристов туда возить будем, чем не бизнес?

-Я согласен. Пусть ищут. Найдут – половина моя.
-Щас! – вновь взялся я за лопату, - А отцу ты сколько отстегнуть собрался?
-Тоже пятьдесят.

-Не наглей, или полетишь один. Пятьдесят – это вам напару с папиком. Остальное делим так: двадцать, нет, пятнадцать процентов этим гробокопателям, а прочее – наше с Максом, - продолжая чистить площадку, твердо заявил я. - Согласен?
-Иного от тебя и не ожидал. Согласен, - и принц протянул мне руку. - Да что ты мне лапу-то свою тянешь? Отдай лопату, я тоже размяться хочу.

Он успел расчистить где-то квадрата два – три, как из посольства показалась донельзя довольная парочка в сопровождении Джона. Последний, опешив, встал на месте как вкопанный.

 Еще бы! Его принц (целое, и почти невредимое, высочество!), самостоятельно лопатой работает! Тот же явно начал расходиться: высунув от усердия язык, он поднимал наполненную снежной массой лопату, и, неся в руках, тащил зачем-то содержимое метров за десять, тем самым образовав там уже изрядную кучу. Чтобы не мешать столь многомудрому занятию, я решил обратиться к археологам, заглянув в карточку:

-Владимир! Можно, я буду звать Вас просто Владимир?
-Конечно, спасибо Вам за помощь. А мою жену зовут Лара. Полностью – Лариса Петровна, но можно и Лара. Да, Ларочка?

Та, слегка поморщившись, подала мне руку для поцелуя. Ага, разбежалась, твои ручки целовать я буду! Да я лучше руку брата поцелую, чем твою!
-Владлен, наследный принц родов Гунага и Рытхэу, - представился я. - Прошу прощения, что как-то упустил момент первоначального знакомства, - и подал ладонь ребром вниз: пожмет – так пожмет, нет – так и не надо.

Та пожала:
-Лариса… Лара.
-Вот и замечательно. Как вы уже, наверное, поняли, вон тот физкультурник с лопатой – принц Гунага. То оторопевшее создание возле входа – наш водитель Джонни, а рядом с ним, - тут я слегка споткнулся, - королева Мария и принцесса Жанна.

Надеюсь, не перепутал. Нет, точно не перепутал. Обе церемонно поклонились. Володя с Ларисой поклонились куда как глубже. Я еще раз взглянул на визитку:

-Вижу, вы москвичи. Быть может, Владимир, пока Ваша жена собирает вещи, а нам на днях вылетать, если и вовсе не завтра, Вы тем временем нам город немного покажете? Машина – готова, - кивнул я на лимузин с флажком, - Лара, а брать с собой ничего особенного не надо: там жарко. Нет, конечно, если не хотите вместе с нами лететь – пожалуйста, никто не неволит. Разве что визу еще год получать будете.

-Надо, надо! – горячо заверил меня Владимир, - Но мне помощников надо: один-то не справлюсь.
-Ерунда: помощников мы вам там найдем, правда, братишка? – помахал я трудоголику.

Тот только кивнул, продолжая упражнения с лопатой. Псих.
-Вы, Владимир, главное, возьмите с собой необходимое вам оборудование, остальное найдем на месте.
-Так ведь у меня инструментов да приборов килограмм сто пятьдесят, - осторожно возразил археолог.

Вздохнув, я выудил из кармана визитку таможенника и набрал его номер:
-Виктор, ты? – и, услышав утвердительный ответ, продолжил, - Слушай, тут такая ерунда: с нами полетят археологи со всякими своими железяками, давай их в мой контейнер до кучи запихаем?
-А ты кто такой? – был ответ.

Тьфу ты, забыл представиться:
-Да Влад я, рыжий – бородатый, помнишь такого?
-А, это ты, - пауза. - А там точно ничего такого нет? Ведь мне придется свою печать ставить, - как-то робко спросил тот.

-Эти приборы можешь хоть до винтика разобрать, да с собаками проверить. Точно нет. Ты только мое медоборудование не открывай, не распаковывай, ну их, этих политиков, так что даже не трогай: пахнуть не будет. И еще: ты в ближайшие дни, будь любезен, будь уж на связи: может, мы другим рейсом полетим. А уж сувенир из Африки, и не фуфло какое, даже не сомневайся, я тебе привезу, - торопливо добавил я.

-Хорошо, вези, - через пару секунд ответила трубка, - Только предупреди не позже, чем за два часа до вылета, так что сувенира – тоже два.
-Идет. Пока.
-Пока.

-Э, подожди! – запоздало крикнул я, но связь на том конце уже прервалась. А всего-то навсего и хотел спросить, для кого второй подарок: для мужчины или для женщины, - Итак, Владимир, слушайте меня внимательно. Пока Лара пакует свои вещи, Вы комплектуете свое хозяйство.

-Оно у меня уже скомплектованное, в институте все стоит, - с опаской посмотрел он на меня.
-Это замечательно. Как Вы, наверное, слышали, все ваше добро мы положим в мой контейнер, а как прилетим, там и разберемся, где чье. Только позвольте еще один вопрос: в аэропорт кто Ваше богатство повезет? Я на этом катафалке, - постучал я по крылу лимузина, - точно не повезу.

-Что Вы, что Вы! – замахал тот ручкой. - У нас в институте и «газели» есть, все будет в лучшем виде. Устроит?
-Да мне хоть «ЗИС – 5»! Главное, в самолет его не засовывать. Так что звоните, чтобы грузили, опечатали, и были в полной боевой, как говорится.

Володя тут же начал набирать номер:
-Але! Это кто? Саша? Саша, оперативно загрузи полевое оборудование… Да, ящики номер два и пятый, остальные не надо. Когда? Жди звонка, и водитель тоже пусть дежурный будет под рукой. А меня волнует? Да хоть день, хоть два! Учти: иначе тебе диссертации вовек не видать! Я спецрейсом вылетаю, отстань. Да, как самолет будет готов, так и позвоню. Что? Чего тебе? – и поморщился,  слушая трубку, - Ладно, помогу, - и нажал отбой.

Отвернувшись, я еще раз взглянул на его карточку: Владимир Ильич. Да уж, такого на кривой козе не объедешь, даром что с палочкой ходит, да хромает. Есть у меня еще один Владимир Ильич знакомый, тот и вовсе…

Мало того, что день рождения – восьмого марта, да лысоват до интеллигентности, но – если услышишь от него что-нибудь простенькое, навроде «политической проститутки», то можно считать, что его Божья благодать посетила: обычно он такое заворачивает, что даже цветы вянут. Но если мой, проверенный годами и литрами Ильич хоть как-то услаждал мою русскую душу матюками, то от этого археолога еще неизвестно, что ожидать: в тихом омуте черти водятся. Встряхнув головой, скомандовал:

-Все в машину! Время уходит!

Но Кунак все с тем же азартом чистил снег, несмотря на все попытки Джонни отобрать у него лопату. Естественно, тщетные. Брат только бурчал невнятно, и с прежним упорством продолжал свое общественно – полезное занятие.

-Гунага, блин! – крикнул я, - Цигель – цигель! – и показал на часы.
Тот с сожалением воткнул лопату в сугроб и подошел ко мне, то и дело оглядываясь на осиротевшее орудие труда.

-Да не огорчайся ты так! – подмигнул я ему. - В Африке я тебе новую лопату куплю, там у тебя песка – хоть год греби, не перегребешь.
-Физзарядка, - с щемящей грустью произнес тот, - цигель – цигель. Совсем. А песок мне нехорошо, неудобно: не поймут.
-А в чем же дело? Езжай к Александру, у него снега на весь твой век хватит! И оленям свою травку легче добывать, и тебе потеха.

-Потеха? – недоуменно спросил Кунак. Потом пощупал у себя под мышками, -Да, потный совсем. Мыться надо, а то пахнуть будет на весь Кремль. Я минут пять, не больше! – и умчался.
Вот тебе и вся потеха. Ильич безмолвствовал.


                70. Кремль.


Доехали почти без проблем: выпили всего-то пару шампанского, разве что Жанка постоянно мешала, пытаясь найти по телевизору что-то навроде «МТВ», щелкая каналами. Володя же время от времени делал комментарии, по каким мы улицам мы едем, и чем они знамениты, кто на них жил, а кто - умер.

К сожалению, он нашел только одного благодарного слушателя, а именно – меня. Интересно так рассказывал: археолог, одним словом. Он даже, углядев во мне родственную душу, порой хватал меня за руку:
-Вот здесь бы порыть! Тут знаешь, что можно найти?! И пусть потом этот Голобецкий свои книжки на помойку выкидывает!

-А кто такой этот Ваш Голобецкий? Извините, но я не знаю.
-О, это тот еще козлина, компиляторщик! – закатывал он глаза к потолку, -  В науке совсем ничего не понимает! Тварь наемная! – со злостью в голове продолжил Володя.
-И кто же его нанял? – посочувствовал я Ильичу, разделяя его неприязнь к более счастливому сопернику.

-Да власти же наши! – размахивая фужером, продолжил тот, - Им надо, к примеру, кусок земли, так тот приедет, да заключение составит, что тут ничего интересного для науки нет. А оно – есть! Есть! – продолжал горячо доказывать он, - Мне студенты, которых на раскопки посылали, что… Стыдно мне за нашу науку, Владлен, ой как стыдно, - уже тихо добавил он.
-Да уж, у нас то же самое, - чокнулся я с археологом.

Утешение вышло слабое. Тот, выпив залпом остатки шампанского, совсем поник головой. Из задумчивости нас вывели менты. Не пускали, сволочи. Опустив стекло, я спросил:
-Вы что, не видите, что машина – с дипломатическими номерами? Или вам флажок с капота на память подарить? Встреча там у нас.

-С кем? И представьтесь, пожалуйста, - улыбаясь, сказал мент, доставая папку со списком.
-С Алмазным фондом! И – со всем прочим, пока не надоест, - не найдя ничего получше, ответил я.
-А туда сегодня нельзя: закрыто, - захлопнул он папку.

-То есть как закрыто? – недоумевал я, - Мы же сегодня с администрацией договаривались.
-Нельзя – значит, нельзя, - повторил он с тоской во взгляде: мол, понарожает же страна идиотов, вот они все в Москву и прутся. Но потом все же снизошел до объяснения, - Премьер сегодня там канцлера водит, да разговоры разговаривает. А вы кто такие? – ткнул он пальцем в флажок, - Танзания какая-то.
-Мы – не Танзания! – возмутился Куначок, - И не какая-то!

Мент, устав препираться, махнул рукой:
-Если так хочется, пешую прогулку разрешаю, но машину все же уберите с глаз долой. Так пойдете, нет?

Настоящий полковник, блин! Чтобы тебе никто не писал, кроме ЖЭКа и налоговой! Да, и чтобы тебе за телефоны да за электричество счета перед ужином приносили. Приятного аппетита, морда. Я посмотрел с участием на обиженно сопящего братца, оскорбленного в самых своих светлых патриотических чувствах:
-Как, идем? Когда еще в Москве-то будем, на самом деле. А на них, - кивнул я на ментов, - ты не обижайся, служба у них такая: мозги не положены.
Тот, усмехнувшись, кивнул.

-Вы нам расскажете – покажете? – спросил я у Ильича.
-С превеликим удовольствием. Только вот обувка у меня не по сезону, - горестно взглянул он на ботиночки.
-Ничего, я Вам потом новые куплю, не переживайте Вы так.

И мы вышли месить снег, хоть и убирали его здесь получше, чем возле посольства.
-Мужики, покажите, пожалуйста, человеку, где здесь припарковаться поблизости можно, - обратился я к ментам, - Только он по-русски не бум – бум, надо по-английски.

Тот, что полковник, лениво наклонившись к окошку, стал объяснять Джонни, куда ехать. Тем временем наш археолог, невзирая на слякоть, и, по всей видимости, позабыв уже про свои драгоценные штиблеты, принялся рассказывать историю Кремля.

Ну-ка, ну-ка, навострим ушки, а то наверняка я много чего не знаю, хоть и прочитал про все это великолепие предостаточно. И, если Куначок просто слушал, изредка поглядывая на стены и башни (видать, он здесь уже был, а может, и не один раз), то барабульки, явно не утруждая себя прослушиваем лекции, просто пялились на Кремль. Даже под ноги себе не смотрели.

Еще бы! Им и наш Урюпинск – столица, а тут – вон оно все, настоящее. Да и премьер с канцлером тоже где-то там внутри бродят, и дедушка Ленин рядышком с ними лежит. Ну, вот, только его помяни, как тут же в разговор встряла Жанка:

-А Ленина нам увидеть можно? Я бы и цветочков ему купила. Или веночек.
-Он что, тебя осчастливил? Или ты его родственница? – с укором взглянул я на нее.
-Да нет, я его на картинке видела. Хороший такой дядечка. И борода у него аккуратная, и голова лысая. Значит – умный.
-Ага, значит, Хрущев был просто гений, - негромко прокомментировал я.

Ильич, поперхнувшись, ответил за меня:
-Видите ли, милочка, в мавзолей сейчас редко пускают. А вот если Вы желаете поклониться памяти Сталина, или, скажем, Брежнева, то милости прошу, я Вам покажу, где их памятники.

Та, слегка наморщив лобик, произнесла слегка нараспев:
-Сталин – тоже хороший. Помню, он еще всех фашистов победил. С трубкой еще такой, улыбчивый, да? – спросила она. - А вот кто этот ваш Бр… Бер… Как его там? Не помню.

-Брежнев, дура, блин! – не вынес я такого творческого подхода к истории. - Он жил еще во времена Аллы Пугачевой!
-А что, она тоже умерла?  - встрепенулась она, - Я же ее недавно по телику видела! Живая она, че ты тут мне врешь! – и, отвернувшись, добавила. - Значит, и этот Брежнев ваш тоже живой.

Да уж, железная логика. Воистину женская, непробиваемая. Ильич, также не возражая, молча повел нас к елочкам. Сперва мы дошли до бюста Сталина. Возле него лежали, слегка припорошенные снегом, цветы. Эта дурында торжественно, словно государственный деятель какой при возложении венков, подошла к постаменту, вздохнула, отряхнула цветы, положила их обратно, поклонилась, и попятилась, не сводя взгляда с бюста:

-Когда я вернусь в Москву, я ему обязательно трубку куплю. Ему же трудно там, наверное, без трубки. Вон у нас в селе как мужик помрет, то, если курил, ему в гроб обязательно сигареты кладут. А водку клали всем. На первое время, говорят, должно хватить, а дальше сами найдут. Ой, нет – вру! Нашему председателю не положили: он непьющий был, а положили, - с жаром в глазах продолжила Жанка, - только рюмку: вдруг он там передумает и тоже начнет.

-Чего начнет? – заинтересовался я похоронными обрядами народов Урала.
-Так пить же, чего же еще-то? Непонятливый ты какой.
-Так, - прищурился я, - а если бывшие некурящие вдруг там курить захотят, а вы им сигарет не положили, им-то что делать?

Та после недолгого раздумья ответила:
-А остальные на что? Мужики они или не мужики? Поделятся.
 
Да уж, с такими бабами лучше не спорить. Но все же интересно, что она мне ответит на следующий вопрос:
-А презервативы вы им туда не кладете? Ну, типа, на первое время. Там же бабы тоже, наверное, есть.

-Зачем? – посмотрела та на меня, как на полоумного. - На том свете все же на халяву. Пусть бабы рожают, не страшно. С дитями-то, оно веселее, да и заняться есть чем, а Боженька поможет, он добрый. Мне батюшка в нашей церкви говорил, что он всех – всех нас любит!

-Кто любит – батюшка? – вкрадчиво спросил я.
-Да боженька же, дурак! У батюшки жена есть, Мариной Леонидовной зовут. Ему и с ней-то не сладить, а ты говоришь невесть что.

Кругом царило почти полное безмолвие, лишь Ильич деликатно сморкался в сторонке в платочек, да братишка, закусив губу, дергал за ветку ели, невзирая на падающий на него с верхних лап снег.

-Оставь елку в покое, да! А то новую из Африки привозить придется! Сам будешь садить и поливать. И это… Как тебе сказать?  - отряхнул я снег с его шапки, - Мозги женам, как и ментам, тоже не положены, не бери в голову.

Тот, слегка оклемавшись, оставил ель в покое и поплелся вслед за археологом. Лишь бы ничего такого не заподозрил. Надо будет еще раз этим горгульям мозги промыть, чтобы язык за зубами держали, да и самому от своего вечного ерничанья воздержаться. Я двинулся следом. Да уж, Ильич явно в легком замешательстве.

-Ничего не спрашивайте, потом все объясню, - тихонько сказал я ему. - Пойдемте лучше дальше, пусть хоть Царь – пушку посмотрят, да Царь – колокол. А Вы еще что-нибудь занимательное расскажете, хорошо?
-Да-да, разумеется, - убрал он в карман платок. - Я только отдышусь, хорошо?

-Понимаю. Может, тогда хоть покурим? Нам же, наверное, можно: мы сопровождаем особу королевского рода – звания, авось простят за святотатство.
Тот, кивнув, достал пачку:
-Вы такие курите?

Хотя я и терпеть не могу «легкие», но все же угостился: оно сближает. Следом за нами задымили и остальные. Вскоре подбежали двое зорких охранников этого пантеона:
-Здесь курить нельзя!

И черт же меня опять за язык дернул:
-Мы не просто курим, мы воскуряем дым над прахом первых похороненных здесь красноармейцев, погибших под этими стенами в неравном бою в 1919 году. А они, кстати, все курящие были. Вон и Сталин курил, и Брежнев, как и все остальные. Один Гагарин, по-моему, не курил.

-Так, попрошу вас покинуть Кранную площадь: здесь не место для шуток, - строго сказал, по всей видимости, главный: уж больно длинный вымахал, даже звездочек на погонах не видать.
-Мы же сами-то не местные, просто того вон принца на экскурсию привели, -  и я указал на Куначка.

Тот помахал в ответ, скалясь белозубой улыбкой.
-Забирай своего черномазого принца и выметайся, - наклонившись, прошептал мне на ухо этот здоровяк. - Во избежание, все понятно? Предупреждаю: мало не покажется. Протрезвеете – добро пожаловать.

-Да понятно, понятно. Слушай, служивый, а можно нам с принцем хотя бы на вашем с коллегой фоне сфотографироваться? А то быть в Москве, на Красной площади, и уехать без единой фотографии – это же неправильно, а?

Тот аж застонал:
-А вы точно уберетесь? – спросил он сквозь зубы.
-Конечно, как договаривались – ото всей души улыбнулся я ему.
-Тогда валяйте, но только – быстро.

И я махнул рукой Кунаку: иди сюда, мол. Следом за ним подбежали и барышни.
-Так, становимся возле вот этих бравых офицеров, и фотографируемся на память: они любезно согласились попозировать. Ильич, будьте так любезны, вот Вам мой сотовый, снимите нас, пожалуйста.

Тот, пренебрежительно повертев мой «тамагочи» в пальцах, вернул его мне:
-Я лучше на свой: пикселей больше.
-Нисколько не возражаю. Только, если можно, захватите в объектив что-нибудь характерное: красиво ведь! – обвел я вокруг рукой.

И мы построились возле этих переростков: не то что на корточки приседать не было необходимости, но и просто пригибаться. Они были минимум на голову меня выше, не говоря уж об остальных.
-Три кадра, хорошо? – обратился я к главному из «Шварценеггеров».

Тот лишь скрипнул зубами. Ну и пусть себе скрипит: это он нас в Кремль не пустил, так что пускай потерпит.

Фотосессия закончилась быстро, даже поулыбаться толком в камеру не успел. Что эти два амбала за нашими спинами делали, не знаю, но не дай Бог, «рожки» ставили! Я им тогда назавтра, а может – в следующий раз, здесь такой цирк устрою, что над ними весь кремлевский гарнизон потешаться будет. Такая я вот бяка. Но настроение вдруг кардинально переменилось, и я припомнил грустные стихи моего друга Булычева, но – не фантаста. Вновь замесив ногами свежевыпавший, но уже подтаявший, снег, я начал декламировать вслух:

-«День грустный, как у осени украли:
   Попал в декабрь денек из сентября.
   Его за что-то будто наказали,
   И он – в слезах промозглого дождя.

   И мне под настроение погода:
  Ведь на душе-то тоже моросит:
  Любимой кошкой чувствует себя природа,
 
  Когда хозяин у нее грустит ».

-Это стихотворение – Ваше? – искоса взглянул на меня Ильич.
-Нет, что Вы, друга. У меня хуже.
-Так Вы что, еще и стихи пишете? – искренне заинтересовался тот.

Я задумался:

-Пишу – но не хочу.
Когда хочу – не смею:
Боюсь, наверное, того, что есть,
Что после лучше не сумею.

И не смешите меня, друг:
Я на расправу скор,
В бесувственнось поверив.

Но если смолкнете Вы вдруг –
О чем тут разговор:
Я Вам Ваш час отмерил, - Экспромтом выдал я, изредка, правда, запинаясь, подыскивая подходящую рифму.

-Это что, тоже Вашего друга?
-Да нет, это, знаете ли, - и усмехнулся, - это так, душа у меня подудонилась, вот и все. Она у меня такая: вечно с дудою ходит.

Ох, лишь бы опять меня не понесло! И я умолк. Археолог, видя мое настроение, спросил:
-Тогда скажите, куда сейчас пойдем.

- Можно в музей, - безразлично ответил я, - Можно – в магазин, или, на худой конец, в ресторанчик, а то у меня ноги уже совсем промокли, а унты жаль.

Тот, встрепенувшись, посмотрел на свои туфли:
-А давайте в Манежный двор! Там, конечно, ничего интересного, но коньяк наливают. А дамы тем временем могут по бутикам походить, они это любят. А Вы что любите? – и, без перехода. - Я вот лично бересту люблю. И все, что из нее сделано, - мечтательно добавил археолог.

-Какого века? – ехидно спросил я.
-А?
-Береста-то какого века должна быть? – продолжал обнаглевший в моем лице распорядитель дня, - Новгородская устроит?

-Устроит. И – не ерничайте, пожалуйста, - сердито ответил обиженный землекоп.
-И что же тогда стоим? Может, тогда и пойдем?
-Может, тогда и пойдем, - передразнил меня любитель древностей.

Вот ведь язва какая! Я с ним глупо шучу, а он ни с того, ни с сего обижается. Может, он маньяк? Типа, который обижаться любит? И я решил на свою беду проверить:
-А где тут у вас женское нижнее белье продается? – возле входа спросил у Володи я.
-Пойдемте к карте, поищем.

Уже поняв свой прокол, я обреченно подошел к монитору, который тут же бодро высветил запрошенные сектора продаж. Это же часа на два – три! Нет, гораздо больше: девчонки явно ни одной мало – мальской тряпки не пропустят, чтобы их не пощупать. Так что у них это явно до вечера. А денег у них – одна карточка на двоих, на которой явно не густо. Как бы не подрались. Но – коготок увяз, теперь от смолы надо держаться подальше:

-Так, девочки, магазин в вашем распоряжении, а мы пойдем, пивка попьем, пока вы покупки делаете. Договорились? Вы звоните, как освободитесь, - добавил я уже в спину уходящему женскому народцу.

Эх, гулять – так гулять!
-Ильич! Ты же тоже к королю в гости собираешься. Неужто без подарка поедешь? – еще раз взглянул я на схему, - Ты там что-то про бересту говорил.
-И то правда! – воскликнул тот, обрадовавшись неведомо чему, - Пойдемте все вместе, может, присоветуете чего.

-Советовать будет он, - кивнул я на Кунака, - Папа – его, так что и вкусы у них примерно совпадать должны.
-Хорошо, господа, пройдемте со мной: бутик где-то здесь поблизости, я помню, - взял инициативу в свои руки Ильич.

Прохожие на нас все, как один, оглядывались. Я уже по своей наивности полагал, что они тут, в столице, ко всему привычные, ан нет. Мы тоже кое-что могем: только представьте себе такую картину: в ряд идут три мужика. Один из них – интеллигентный, при очках и при палочке, в солидном костюме ковыляет посередине.

Справа – тоже тип в очках, но с длиннющей рыжей бородищей, да еще и в непонятной северной одежде, к тому же весь в амулетах: от жары я расстегнул шубейку, и теперь все мои обереги напоказ. Честно признаться, мне нравится, что они со мной. Да, и, наконец, третий, примерно в такой же шубейке, тоже с бородой, но – без очков и весь черный.

Так, дружной троицей, мы и ввалились в искомый павильон. Чего там только не было! И иконы из бересты, и шкатулки, и кружки – туески, и черти знает что еще. Даже берестяная книга была. Продавцы, почувствовав запах денег, перестали нюхать свой товар, и засуетились вокруг нас: посмотрите то, посмотрите это. А вот я лично терпеть не могу.

-Вон их консультируйте, а мне лучше этот фолиант дайте посмотреть. Если понадобится, я вас позову, - небрежно отогнал я консультанта.

В отличие от форзаца, листы книги были мягкие, тонкие, но, естественно, тоже берестяные. Я принюхался: пахло березой и спиртом. «Вымачивают, наверное, для мягкости», - решил я. Так, почитаем. Напечатано было на старославянском, с трудночитаемыми знаками, но понять можно. Евангелие от Матфея. И хочется, и колется. Посмотрел на цену. Колоться стало еще больше: четыреста пятьдесят баксов. Да и наплевать! Подарю кому-нибудь, а не пригодится – дома поставлю, красивая же вещь.

-Беру! – подозвал я продавца, протягивая карточку. - И еще: во-первых, нам нужны справки, что данные изделия не обладают культурной ценностью, и…
-Я понял, понял, сию минуту сделаем, - заверил продавец.

-И, во-вторых, - продолжил я, - полагаю, что к такой крупной покупке должен прилагаться бонус от магазина.
-Выберете, пожалуйста, сами вон с той полки, - слегка разочарованно произнес сотрудник бутика.

Это что, его деньги? Что же до такой степени расстраиваться? Или хотел подарок себе забрать, а потом на Арбате его толкнуть? Не исключено. Выбирал я недолго: вон какой берестяной образ стоит. Спас нерукотворный, впервые его таким вижу. Я протянул продавцу:

-Упакуйте, пожалуйста, чтобы не попортить в дороге.
-Сделаем, - с уважением посмотрел на мою бороду тот. - А дорога, извините, у Вас  дальняя?

-В Африку, - показал я глазами на братишку. - Да, и его не обидьте, тоже что-нибудь подкиньте: он у нас, в Рассее,  не в последний раз.
-Все сделаем. Как говорится, клиент всегда прав, - и снял почти что мою, почти что кровную денежку с карты. Сверив подпись, протянул ее обратно, - Заходите к нам еще. Вам Ваши покупки как упаковать: вместе или порознь?
-Порознь.

Тем временем между братцем и археологом разгорелся жаркий спор. Вот уж никак не ожидал такого упорства от «нашего Ильича»: если Кунак настаивал на огромном коробе, почти что – сундуке, разукрашенном видами старой Москвы, да всякими там елками – березками, то профессор упорно отстаивал свою точку зрения:

-Вот посмотрите! – с жаром доказывал он, порой переходя с «Вы» на «ты». - Вот это, несомненно, копии с тех вещей, которые я самолично находил на раскопах, я все их до последней мелочи помню. Посмотри получше: та грудная накладка с оручами, она надевалась женихом при венчании, а вот эта – для невесты!

Знаешь, им еще вручались такие вот, похожие, двуручные чаши, братины, для хмельных напитков. Правда, на свадьбе новобрачным пить не полагалось, даже есть, и то нельзя было, так что из них только гостей и потчевали. Вон, видишь, буковицы какие! -  и принялся, подслеповато щурясь, разбирать вслух написанное.

-Да зачем моему отцу ваши буковицы! – стоял на своем братишка. - А тут – картинки, все просто и красиво.
-Да что вы тут головы ломаете? – надоело мне слушать их перепалку, - Берите и то, и другое. Только ты, братец, лично эту бандуру, - указал я на саркофаг, - в самолет потащишь.

Тот, оценив ситуацию, сник: не хотелось ему, видимо на себе этот расписной гроб нести:
-Ладно, Ильич, убедил, - и с жалостью посмотрел на сундук, - Давай купим твои эти накладки.

-Это не накладки, дурила доморощенная, - поймал я идею, - Это же свадебное облачение! А ты кому жену везешь? – и с прищуром сам себе ответил, - папе. Вот и поженим их по-нашему, по-славянскому, обряду. Ильич у нас в этих обрядах спец, да, Ильич? Нет, не подумайте чего: с отказом от жратвы – питья, это, разумеется, перебор, но остальное пусть будет честь по чести. Усекаете мою мысль, путешественники?

Куначок заинтересованно кивнул:
-Ты все-таки голова, Иваныч! А давайте тогда еще и вот это купим! – и указал пальцем на берестяную корону.

Хм, красивая, ничего не скажешь. Сразу видно, что руками сделана, а не из какого другого места получилась. Разве что не припомню королей в таких коронах. Да и ладно, не мне же ее носить:
-Тогда за корону платишь ты, а Ильич – за свой подарок. ОК?
-Договорились! – прихватив корону, направился к кассе братишка.

И вдруг, как споткнувшись, остановился возле зеркала, и надел корону на себя. Это надо было видеть! Что же простая береза с людьми делает! Только что был человек, а теперь – дуб дубом. Тот, повертевшись и так, и этак, спросил:

-А можно, я себе ее оставлю?
-Да оставляй, - фыркнул я, - твои же деньги. Можешь еще и скипетр с державой прикупить: будет полный комплект самодержца.
-А скипр – это что? – робко спросил Кунак.

-Скипетр, балда. Это палка такая специальная, чтобы тупых министров по башке лупить, если те накосорезят.
-А она здесь есть? -  жадно зашарил глазами по полкам братец, мнящий, видимо, себя уже королем, казнящим непутевых министров.
-Нет, - успокоил я того, - Здесь точно нет. Он должен быть металлический, чтобы побольнее было.

Ильич, уже расплатившись, с удовольствием слушал эту ахинею, в глазах аж чертики озорные заплясали:
-Может, тогда сейчас зайдем в тот отдел, где репликатами торгуют? Уверен, там и скипетр, и держава найдутся.

Я однозначно не обрадовался:
-Только тащить все, что вы там накупите, будете сами! А что я приобрел, понесу, так уж и быть, самолично. То есть, собственноручно. Пойдемте тогда быстрее в ваш бутик, и пиво пить: в горле уже пересохло.

Забрав покупки, пошли за репликатами. Каждый из нас получил до кучи дисконтную карту, а Кунак с Ильичом – еще и по берестяной шкатулке. И, если Ильич, хмыкнув, просто закинул ее в пакет, то братишка с удовольствием на ходу обозревал храм Василия Блаженного на крышке, и что-то там еще по бокам.

Вот ведь беда! В указанном этим клятым гробокопателем заведении было столько переливающегося всеми цветами радуги добра, что даже я слегка опешил. Куначок же, похоже, совсем дар речи потерял, но вскоре воспрял:

-А где тут палка? Палка где?
-Сюда, молодые люди, сюда, - с кровожадной улыбкой пригасил нас за собой Владимир, - вот вам скипетр, а вот и держава. Даже корона есть. Уверяю: это копии настоящих императорских регалий.

Кунак заворожено смотрел на все это великолепие, похоже, уже сожалея, что купил себе берестяную корону, затем обратился к продавцу:
-А можно это посмотреть?
-Конечно, сей момент, - живо откликнулся тот, и радостно забренчал связкой ключей, направляясь к нам.

Видать, покупателей у них тут не густо: сплошные зеваки. Эх, лучше бы Кунак сначала на цены посмотрел: у мне аж сердце зашлось. Прикинул в уме: за весь комплект получалось около двадцати пяти тысяч. И – не рублей, конечно.

-Вот это – Большая императорская корона, позолоченная, украшена стразами из горного хрусталя. Точная копия, - начал продавец, - вот это…
-Не надо! – воскликнул принц – вредитель, - Я беру весь комплект!

И что прикажете мне с ним делать? Негры, наверное, все такие: издревле блестяшки любили.
-Ты хоть на цену-то посмотрел? – спросил я в осколках надежды.

-А. А. А, - начал заикаться братец, взглянув на ценник, - А все равно беру. Ты же мне займешь, Иваныч? Мы же братья! Ты же знаешь, я отдам!

Господи, помоги мне сладить с этим обалдуем! Если я за него заплачу, у меня на карте останется максимум пять единиц евриков.  Мне-то одному, конечно, хватит, а вдруг форс – мажор? Но я кивнул и развел руки:

-Займу.
-Спасибо, брат! Спасибо, дорогой! Это же на самом деле царский подарок! – принялся прыгать от счастья тот. Хорошо хоть, целоваться не лез.
-Упакуйте все крайне тщательно. И – вложите вовнутрь историю каждого предмета, обратился я к прыщавому продавцу, который уже начал действовать мне на нервы. - А я пойду себе бонус выбирать. Он у вас какой?
-Пять процентов.

Что,  я себе за тысячу баксов безделушку здесь не присмотрю? Хотел было сперва шахматы в стиле а-ля Екатерина великая, но передумал: как я их тащить буду? Так, сабля Шамиля мне тоже не подходит: в самолет не пустят, так что пусть будет что-то маленькое и безобидное.

Не мудрствуя лукаво, я выбрал яйцо Фаберже. Симпатичная реплика, аккуратненькая, авось пригодится. Расплатившись, пошли в ресторан, покупки обмывать. И если вы скажете, что негры не могут светиться, вы не правы. Кунак просто сиял, то и дело посматривая на покупки.

Ей-богу, его теперь можно вместо торшера ночью ставить: хоть газету читай. Наверное, даже  яркость можно регулировать, не вставая с дивана: отодвинул от него пакет – свет меркнет, придвинул – ярче светит. Вот ведь что искусство с людьми делает.

Дошли до заведеньица. Хорошо хоть, не китайское, или, Боже упаси, американское. «Градара» какая-то. Интересно, чья здесь кухня: испанская или итальянская?  Я взглянул на меню: итальянская.

-Я угощаю! – решился просветленный Куначок. - У меня сегодня просто праздник! Спасибо тебе, брат, никогда не забуду!
Не забудет он. Я тоже тебя, любитель побрякушек, не забуду. Выбрал пасту с чем-то, и лазанью. Кунак, глядя на меня, заказал то же самое. Ильич ограничился одной пастой. Так, а что же пить-то будем? Здесь мои размышления прервал бармен:

-Рекомендую Вам наш фирменный напиток. Если желаете, могу принести на пробу.
-Ну что ж, неси, - обрадовался я избавлению от необходимости выбора.

Тот уже через минуту вернулся с подносом, на котором стояли три рюмки:
-Прошу вас, отведайте.
Я отведал. Да, правда, вкусно.
-А что это? – принюхался я.
-Это – настойка, которая готовится прямо здесь, в нашем ресторане. Могу показать, где. Желаете?

Сначала я, а потом и мои сотрапезники потянулись за пареньком.
-Вот, - показал он на огромную, литров на пятьдесят, стеклянную бутыль, висевшую над столом, - видите, - постучал он пальцем по стеклу, - Здесь и апельсин, и лимон, и персик, перчики, да прочие специи. Все это перманентно настаивается, и в любой момент можно открыть этот краник внизу, через него и наливаем. Каждый, заказавший два блюда и более, может наливать себе совершенно бесплатно, за счет заведения. Рюмочки – здесь, рядышком. Угощайтесь, господа.

Ильич, ничтоже сумняшеся, тут же заказал себе пиццу. Наполнив бокальчики по новой, вернулись ко столу.
-Мужики, а давайте пересядем поближе к напитку, чтобы далеко не ходить, - предложил я.

И мы пересели: перенесли все свои пакеты, и тут подоспела паста. Какие там спагетти! Они и рядом здесь не лежали. Все-таки умеют итальянцы готовить. И в футбол играть, не то, что наши. Сравнение, кстати, вполне корректное: та же самая разница.

Так мы, регулярно пользуясь этим чудодейственным стеклянным агрегатом, просидели часа три. Честно говоря, меня даже штормить слегка начало. Хорош. Еще рюмочку, жульенчик сверху – и точно хорош. Даже визуально можно определить, что в чане с апельсинами изрядно убыло. Да, похоже, бармен тоже уже вовсю жалеет, что сказал нам, что пойло – бесплатное. Хрен с ним, оставлю долларов десять на чай: «Да не оскудеет рука дающего», как сказано в писании. Наконец-то мне позвонили девчонки, и наперебой начали чем-то там хвастаться.

-Ладно, хорошо, - промямлил я уставшими губами, - идите к выходу, мы сейчас тоже туда подойдем.

Фух. Ну и налопался же я! Кунак осоловевшими глазами пялился в «Евроньюс» на телеэкране, а Ильич, тот так и вовсе носом клевал. И как мы с этими любителями халявы до машины доберемся, право, не знаю. Расплачиваться опять пришлось мне: эти два неадекватных типа только моргали.

Мол, все – потом, все – потом, а сейчас – не трогай нас. Мы в нирване, мы в нирване, мы играем на баяне. Ух, и забористая же вещь эта настойка! Пьется, как «Фанта», только без пузырьков, а ноги даже до туалета идти не хотят. А этих двоих и вовсе хоть прямо сейчас в вытрезвитель сдавай. Поэтому я слегка поменял план и набрал Жанку:

-Девочки, вы кушать хотите?
-Нет, мы в «Макдоналдсе» поели.
-Так, хорошо, а где вы сами-то сейчас? – поморщился я от такого выбора общепита.

-Под куполом, тут красиво так! – защебетала она.
-Так-так, - передразнил я, - идите сейчас направо, там найдете ресторан «Градара». Только написано по-английски. Найдете?
-Ну, хорошо, - недоуменно произнесла она, - уже идем.

Как ни странно, нашли они нас быстро: пяти минут не прошло. Посмотрев на нашу захмелевшую братию, Жанка возмутилась:
-Вы тут что, совсем охренели?!
-А нехрен так долго ходить! – заявил внезапно очнувшийся Ильич.

-Так, девочки, - вмешался в дискуссию я, - берем сейчас еще по одной сумочке, и, бережно нас поддерживая, идем к машине. Кто вам деньги на шмотки давал? Я? Я! Вот и не рыпайтесь. Пошли давай, - тряся за плечо, начал я приводить в чувство вновь отключившегося Ильича.
-П – пошли. А куда? Туда? – недоуменно взглянул на меня тот, показывая пальцем в пространство.

-Туда мы всегда успеем. Вставай, на паровоз опоздаем!
-Куда мы? – вновь недоуменно повторил тот.
-Туда! Да поднимайтесь же, черти безрогие! Это же надо за четыре часа так нажраться! Кунаку, ладно, простительно, а ты-то что, нерусский, что ли?

Археолог, широко раскрыв глаза, повертел растопыренными пальцами:
-А мы все тут нерусские. Мы – последние, - и, опираясь на свою трость, вполне успешно поднялся на ноги.

Да уж, ну и логика, почище женской. То – все нерусские здесь, то одни мы и остались. Похоже, Куначку для того, чтобы последовать примеру Ильича, посторонняя помощь не помешала бы. Держась за стол, он попросил свою будущую:

-Помоги, а? Видишь, мы тут вас ждали – ждали.
-Да вижу я, как вы нас тут ждали! – слегка шокировав других посетителей, крикнула Жанка.

Но сумку все же взяла, и, подхватив братца под локоток, повела к выходу. Тот, пыхтя, прижимал к груди пакет с царскими регалиями, но был не против такого вольного обращения со своим высочеством. Дело осталось за Ильичом. Маша, на удивление нежно поддерживая его за поясницу, направилась вслед за первой «сладкой парочкой». Мне же, как всегда, осталось лишь проверить, все ли забрали, и следовать за ними. Догнав Кунака, спросил:

-А где Джонни?
-О! – подняв указательный палец, воскликнул тот, доставая телефон. -  Сейчас позвоню, узнаю.

Оказывается, верный водитель – охранник находился неподалеку, в подземном паркинге. Из разговора Куначка с Джонни я понял лишь то, что он сейчас подойдет и всем нам поможет. Вот это водитель, не то что мой Колька: тому, если рыбу не пообещать, вообще ничего делать неохота. А этому даже и карасика малого не надо.

И появился-то как вовремя! У Ильича уже и ножки подкашивались, и палочка из рук выпадала: я то и дело ее поднимал. Увидев такую картину, Джонни подхватил под микитки Куначка с археологом, не оставив нам никакого выбора: нам пришлось тащить все пакеты, и присматривать за этой троицей, чтобы самим не потеряться. Вот и хорошо, что до машины недалеко. Джонни аккуратно рассадил своих подопечных по местам, и убрал в багажник покупки:

-Едем?
Мне припомнилась старая песенка «Yello» - «Drive – drivin. Dream – dreamin», и так далее по тексту:

-А ты что, хочешь нам своих денег дать, чтобы мы еще что-нибудь купили? А то мы все свои уже потратили, - и я столь ароматно дыхнул на водителя, отчего тот мелко заморгал:
-Не хочу.
-Тогда поехали.

Мужики уже вовсю кемарили в салоне, отнюдь не освежая воздух. Да уж, компания. Может, тоже вздремнуть? Но нет, до посольства я как-нибудь дотяну, а дальше можно и на бочок.
Спали мы все, без исключения, часов до одиннадцати утра, пока меня не разбудил звонок. Звонил Макс:

-Ты где, черт побери! Пятый раз тебя уже набираю – а ты не отвечаешь! Спишь, что ли?
-Спал, - искренне ответил я, пытаясь очнуться. - Мы тут все спим после экскурсии.
- У тебя самолет через шесть часов, а ты дрыхнешь?! Совсем охренел?! Контейнер готов к погрузке, так что быстро в порт!

-Сейчас – сейчас, всех бужу, - вскочил я, - А билеты у кого? И порт какой?
-Через пятнадцать минут тебе позвонит человек, он все и объяснит. Давай мухой, ни пуха, ни пера!

Вот и побывал в Москве.

-Всем подъем! Быстро встаем, на самолет уж опаздываем! Я не шучу! – забарабанил я в двери, по привычке торопясь занять туалет первым, хотя на этаже их было два, - подъем! Джонни, поднимай всех, я сейчас, быстро, и тебе помогу, - торкнул я положившего на руки голову спящего охранника.

Тот поднял на меня заспанные глаза:
-Что?
-Да вылет у нас через пять часов, дубина! Буди всех!
-Я не понимай русски, - виновато посмотрел на меня тот.

Выругавшись про себя, я вернулся, и, стараясь не сорваться, объяснил ситуацию. Тот, выпучив и без того блестящие глаза, побежал выполнять приказания. Сзади раздались крики, стук, ругательства, - а как же без них? А мне-то что? Кто первый встал – того и тапки. Оперативно ополоснувшись под душем, пошел собираться. Хорошо хоть, из багажника ничего вчера не выгрузили: было кого разгружать. Меня и то едва растолкали. Опять зазвонил телефон:

-С Вами говорит Петров. Павел Федорович Петров. Мне нужен Владлен Иванович.
И голос-то какой солидный! Каждое слово – как гиря. Но я вновь не смог удержаться от сарказма:
-И зачем это он Павлу Федоровичу понадобился?

-Вы - Владлен Иванович? Да или нет? Или я трубку вешаю, - металлом прозвучало из телефона.
-Да, это я. Вы извините, но по какому поводу Вы звоните, извольте узнать.
-Я могу позвонить и по поводу, и без повода, так что запоминайте: вылет у Вас из Домодедово, и через четыре часа двадцать минут у вас закончится регистрация. Все документы получите у Жени, он вас на посадку и проведет.
 
-Какого Женю? – пытался я прийти в себя.
-Спросите его на входе, неважно, каком. Вы же рыжий – бородатый, так?
-Так.
-Он Вас сам найдет, - как малому ребенку, продолжил втолковывать мне он. - Так что не опаздывайте, до свидания.

Точно: не меньше, чем генерал. Уж я-то их интонации отлично различаю. Могу максимум на одну звездочку ошибиться, но этот Павел Федорович – однозначно генерал. А уж генерал – майор, или генерал – полковник, дело пятое. Надо бы его номер на всякий пожарный записать: а вдруг пригодится?

Ага, как же: высветилось, что номер засекречен. Пока я в коридоре разговаривал, стоя в одних трусах, вокруг меня сновали мои попутчики, впопыхах одеваясь и собирая вещи. Лишь бы эти две прохиндейки под шумок из посольства что-нибудь до кучи не стибрили. 

-Ильич! – схватил я того за руку, - Срочно звони своему аспиранту, пусть дует с аппаратурой в Домодедово, и ждет звонка.
-А как же Лариса Петровна?
-Пусть и ее забирает по дороге, только чтобы быстро. Звони! Хотя нет: ее мы сами заберем, так быстрее будет. Напиши мне номер своей «Газели» и как зовут водителя.

Тот черкнул все, что я просил, на фирменном бланке посольства, даже сотовый телефон указал. Я набрал Виктора:

-Привет, извини, что в столь неурочный час. Что? На дежурстве? Отлично, сочувствую. Так, часика через полтора подойдет «Газель», - и продиктовал ему координаты, - Запихай там эти ящики ко мне в контейнер. Какой рейс? Слушай, спроси у Жени. Что? Да, значит, это про меня тебе звонили. Ну все, жди из Африки с подарками.

Поездка по предутренней Москве кардинально отличалась от дневной: где-то часа через полтора, считая наши сборы, мы уже были у Ларисы. Та стояла с баулами у подъезда, поеживаясь от холода. Ничего, скоро обогреется, да причем так, что мало не покажется. Еще через часок мы были в порту. По пути отзвонился таможенник: «Все ОК, счастливого полета, Иваныч». Пока ставили на тележки наш багаж, я спросил у праздно шляющегося мента:

-Женю можно позвать?
Тот пожевал губами, посмотрел на меня скептически, но все же достал рацию и сказал в шипение:
-Привет, это очко, тут к тебе. Рыжий, с бородой. Понял.

Я что-то не так расслышал, или что?
-Очко – это я, - пояснил для меня мент, глядя на мое слегка удивленное лицо. - Позывной у меня – двадцать один. Мне нравится. Вот Вы, к примеру, обижаетесь, когда Вас рыжим зовут?

-Нет. Можно даже очкариком, мне все равно.
-Вот и у нас так. Тут все свои, - зачем-то постукивая дубинкой по ладони, проговорил он, - Да и ты, я думаю, уже наверняка наш.

И юмор же у этих ментов! Но ведь как он, гад, хитро улыбается, поигрывая дубинкой! Или Виктор раскопал-таки бивни в контейнере, и теперь вместо Африки меня ждут нары? Только не паниковать и не дергаться!

-Влад, - протянул я ему ладонь.
-Ярослав, - кивнул тот, пожимая мне руку. - И что твои там так долго копаются? Пошли лучше в зал со сквозняка, а то и так уже чихаю. Женя нас сам найдет.

Ничего себе Женя! Это же просто помесь Карелина с Валуевым! Добрый, слегка отстраненный взгляд, полуулыбка на губах, и на все на это даже дыхнуть не получится: высоковато.

-Владлен Иванович, - подал я свою ручонку в его лапищу.
-Женя. Я тут для всех – Женя.
Интересно, в каком это смысле для всех «Женя»? Имеет он всех, что ли? В смысле – женит.

-Пойдемте ко мне, - прогудел тот сверху, поманив меня за собой.
-Так мне же остальных подождать надо, - оглянулся я на нашу братию, - потеряться могут.
-Не потеряются, боец проводит, - кивнул на Ярослава Женя.

Обстановка в его кабинете была, надо сказать, не по деньгам иному директору. Мебель люкс, сразу видно; в углу флаг стоит, над головой – резной герб, на столе стоит рамка с донельзя довольными друг дружкой президентом и премьером, в шкафчиках – безделушки. И так далее. Пока я крутил головой, хозяин рылся в столе.

-Женя, извини за столь странный вопрос, но ты вообще-то верующий, нет?
-Православный я, а что? – оторвался тот от рытья в ящиках.
-Да вот смотрю, у тебя тут кругом президенты – флаги, безделушки, а даже малой иконки нету.

-Дак понимаешь, - продолжал он разбирать одной рукой бумаги, вторая же была занята: он ей в носу ковырялся. - Дарят все хрень всякую. Вон, погляди сам: черти какие-то мексиканские, шакалы египетские, а… - и замолк, удрученно глядя на бумаги.
-Жень, я сейчас вернусь. Я знаю, что тебе не хватает. Лады? – и подмигнул ему, приподнимаясь с места.

-Если только ненадолго, - недоуменно посмотрел он на меня.
-Разумеется.

Я вышел из кабинета. Неподалеку стояла наша компания с багажом и ментом в придачу. Тот поинтересовался:
-Куда теперь?
-Пока никуда: документы ищет.
-А, тогда это надолго.

Может, его начальник – и надолго, зато я нашел быстро. Достав берестяной Спас, направился обратно в кабинет Жени:
-Нравится? – протянул я ему явно неосвещенную картинку.
-Ох, … тать! Это мне? – на всю ширину стола раскинул руки тот.
-Тебе, кому же еще? Как можно в кабинете, да без иконы?

-Ну, братишка, ну, удружил! Христос ведь, да?– растроганно проговорил хозяин, - А вешать-то его куда?
-Если по правилам, то в дальний правый угол, где у тебя флаг стоит.


-Дак мы это сейчас поправим! Ты же мне подсобишь, братка? – и бережно положил бересту на стол, даже подул на нее.
Тьфу ты, еще один братец нашелся.
-Конечно. А что мне надо?
-Да ничего не надо, ты просто флаг поддерживай, чтобы ни за что не зацепился, остальное в левый угол я сам перенесу, - и, кряхтя, поднял нехитрую конструкцию.

Подставка и флагшток, по всей видимости, были и взаправду тяжелые: литое латунное основание, толстый флагшток из крепкого массивного дерева с блестящим золотистым двуглавым орлом в навершии. По-моему, килограмм шестьдесят это точно весило: и зачем такой в кабинете? Да его на улице при ураганном ветре, и то, наверное, не сдует.

-Уф, - дотащив в противоположный край кабинета свое богатство, любовно погладил он флаг, - Тяжелый, однако.
Был бы на его месте Куначок, живо получил бы в лоб. За «однако».
-Так что, повесим твой подарок? – скорее утвердил, нежели чем, спросил, Женя.
-А мы на самолет-то не опоздаем? – осторожно спросил я.

Тот, любуясь иконой, поворачивая ее и так, и этак, произнес:
-Да никуда вы не опоздаете. Я вас мухой проведу, так что не дергайся. Давай лучше икону вешать.

Подкатив к углу тумбочку, и, к моему удивлению, достав оттуда молоток и гвозди, попросил меня подержать тумбочку, а то, мол, та на колесиках. Тумбочка затрещала под его тяжестью, но выдержала: хорошее, видать, дерево.

-На такой высоте пойдет? – обернулся на меня он.
-Сам смотри, тут главное, чтобы верхний край иконы находился на одном уровне с навершием флага. Понял?

Тот начал примериваться, и, наконец решившись, стал забивать гвоздь в стену.
-Звали? – тут же залетел мент.

-Мими ма муй! – промычал в его сторону зажавший гвоздь во рту Женя.
-Чего? – опешил мент.
-Послали тебя, - поспешил ответить за того я, чтобы Женин гнев не достиг через открытую дверь до ушей пассажиров. - Удались пока от греха подальше.

Сержант послушно захлопнул дверь.
-Момовет, - одобрительно кивнул местный босс, и продолжил забивать гвоздь в стену. Затем, достав изо рта следующий, попросил уже внятно, - Слушай, поройся в верхнем правом ящике стола, там резинки для денег должны быть.

Кроме резинок, там была еще целая куча и самих денег. Какие – в открытых конвертах, а какие – просто так, в резинках.
-А тебе зачем резинки-то? – спросил я у Жени.

-А на что я буду икону вешать?
-Хм, тогда их надо минимум штук пять, чтобы икона удержалась: они тонкие, иначе, боюсь, не удержится.
-Ну и сними с пачек, что как маленький-то? – забив второй гвоздь, удовлетворенно пробурчал тот. - Давай сюда, вешать будем.

Продев в специальные ушки резинки, он связал их узлом и пристроил наконец свою икону. Спустившись с тумбочки, довольно спросил:
-Ну, как тебе?
-Здорово, честное слово – здорово! Как тут и была, – с удовольствием оглядел я преображенный кабинет.

-Вот то-то же. А тебе, братишка, огромное спасибо. Ни у кого такого не видел, а у меня вот – есть. Так, ты возьми в ответку что-нибудь из шкафчика. Хочешь – божка какого, или еще что, мне все равно.
-Не хочу.

-Это почему? – округлил в удивлении глаза хозяин.
-Ты мне свою визитку подари лучше, да слово дай, что поможешь, когда мне надо будет, - решил отказаться я от искушения приобрести малое, потеряв большее.

Тот, хмыкнув, достал блестящую коробочку:
-Ты извини, братишка, но для таких раздолбаев, как ты, у меня только такие визитки, - и протянул мне одну, - Золотая, по спецзаказу, - не удержался похвастаться тот.

Да, на самом деле тяжеленькая: граммов пять, если не все десять. На ней было лаконично выгравировано: Евгений. И два сотовых телефона.
-Ты уж не обессудь, у меня простые, бумажные, - достал я из кармана свою.
Тот взял ее, недоуменно повертел, затем еще раз вчитался:
-Не понял: ты что, бухгалтер?
-И швец, и жнец, и на дуде игрец, - с усмешкой погладил я бороду.

-Да уж, непростой ты, ох, непростой! – отложил тот визитку, по-ментовски глядя на меня, - Все, давай выпьем за знакомство.
Интересно, я когда-нибудь вылезу из этой синей ямы?
-Давай. Только я один не пью.

-В смысле – один? А я? – остановил он руку, в которой держал жаждущую выплеснуться наружу влагу.
-Я без брата не пью, - показал на дверь я.
-Ну, зови тогда, раз так надо.

Выйдя в зал, я подозвал Кунака:
-Братишка, иди сюда.
Когда тот зашел, Женя аж рот открыл:
-Это что, твой брат?!
-А ты наши документы нашел?  - незаметно подмигнул Кунаку я. - Там же черным по белому написано, что он – мой брат.

-Да нашел, нашел, сейчас посмотрю. Как его звать-то? – и опять начал рыться в документах, но вдруг остановился, уставившись на меня. Понял наконец, что я над ним подшучиваю.
-Его зовут принц Гунага, и он на самом деле мой названный брат, а про то, что это в документах записано, так это я пошутил, извини.

Хозяин зашелся громоподобным хохотом:
-Ну, ты и гад! Вот молодец! Я даже не понял сперва, что ты меня просто разводишь.
-Сам понимаешь: хотел убедиться, что документы все в порядке, и ты их нашел, - как можно более дружелюбно улыбнулся я.

-Мне можно идти? – спросил до сих пор стоявший возле дверей Куначок.
-Куда идти?! – возмутился хозяин. - У вас еще полтора часа времени, это как минимум. Присаживайся давай, что встал там, как неродной? Видишь: твой брат уже сидит, и ты тоже сядешь! – хищно добавил тот.

-Ты по званию-то кто? – спросил я хозяина с его крамольными речами: недолюбливаю я шуточки подобного рода.
-Я – самый главный Дед Пихто! – оперевшись на стол руками, угрожающе наклонился ко мне до сих пор вполне миролюбивый Женя. - Усек?

А как не усечь, если я таких Женей (если не по росту, конечно), уже предостаточно навидался? Они – цари и боги, причем злые, но это лишь для чужих, а для своих – прекрасные мужики, и вообще – рубаха-парни. Главное – меру знать, да не зарываться, а то, несмотря ни на что, живо переведут тебя из разряда «своих» в «чужие»: такие уж здесь правила игру. Но и подыгрывать им тоже нельзя: презирать начнут.

-Уже давно, - лаконично отвечаю я.
-Вот и хорошо. А сейчас – по вискарику. Достань пока вон оттуда стакашки, а я на самом деле документы проверю. Так, угу, точно твои. Четыре старых и два новых. Слышь, Влад, не в службу, а в дружбу: кликни там Сашка.

 Да уж, такому не откажешь. Я уже поднялся с кресла, но вдруг предложил, остановившись возле порога:
-Слышь, с нами друг – инвалид, с палочкой там мается. Может, четвертым его возьмем?
-Да о чем речь! Только Сашка сперва позови.

Выглянув из дверей, я наугад крикнул:
-Сашок! – как я и предполагал, это был тот мент, что недавно заглядывал на стук молотка. - Заходи, зовут тебя. Ильич, ты тоже заходи.

Увидев ковыляющего Ильича, Женя заорал на своего подчиненного:
-Ты что, свинья морская, не мог сказать, что у меня инвалид в очереди?! Да ты, б… га такая, на руках его до самого самолета понесешь, понял?! А теперь иди, вот тебе документы, вот билеты, все регистрируй, и багаж сдай. Вечерком еще поговорим.

Того как ветром сдуло.
-Присаживайтесь, пожалуйста, эээ? … - указал хозяин Ильичу на кресло.
-Владимир Ильич, - подсказал я.
-Влад, ну что же ты три стакана-то достал? – попенял мне Женя.

-Так ты же вон какой здоровенный, я и подумал, что ты из горла будешь, - сделал я невинное лицо.
-Эх, ну и гадина же ты, - покачал тот головой, опустив руки на подлокотники. - Но что-то мне подсказывает, бухгалтер, что в разведку я бы с тобой пошел. По крайней мере, не скучно.

-Спасибо, - ответил я, доставая четвертый стакан, - я бы с тобой тоже пошел. И при обстреле укрыться есть за чем, и пошутить над кем: красота, а не разведка. Только вот раненого тебя с поля боя я не стал бы вытаскивать: тяжелый ты. Пристрелил бы, и все дела.

Так, в легких словесных перепалках и пролетели полтора часа. Напоследок, перед прощанием, я спросил у Жени на ушко:

-Сколько, если что, возьмешь с меня в будущем?
-Десять.
-Идет! Пока!

Впереди ждала Африка.


                71. ЗЛАЯ ДОБРАЯ АФРИКА.

Почти весь перелет я проспал, очнувшись лишь единожды: поклевал завтрак или обед, и опять в отруб. Вторично проснулся уже при посадке: ремешки им, видите ли, приспичило пристегнуть. А мне вот пописать приспичило. И я вскочил и направился в хвост самолета. Мне попыталась было преградить дорогу негритянка, призывая по-английски меня к порядку. Не на того напала, дуреха:

-Оставь меня, старушка, я в печали. Иди лучше, русский учи. Мы тут с братом скоро у вас такого наворотим, что не только английский забудете, русский родным считать начнете!

Преодолев это неожиданное препятствие, я продолжил путь к столь желанному для меня месту. Вернулся, пристегнулся:
-И что, теперь твоя душа спокойна? – спросил я стоящую цербером возле моего места стюардессу.

Жалко, не знаю, как «душенька» по-английски. Не «маленькая душа» же! Поэтому и пришлось обойтись «душой». Была бы она немкой, я бы ей наверняка такого наговорил, что на рейсы этой авиакомпании меня уж точно больше бы не пустили.

А может, все-таки попробовать? Но – было уже поздно: та уже ушла за занавеску, и слова, уже вполне построенные в по-немецки логичную цепочку нелицеприятных эпитетов, пришлось просто проглотить.
 
Как только подали трап, к нему тут же подкатил «Ренч Ровер». Или «Ленд Ровер», вечно я их путаю. «Уазик», короче. Из него высыпали негры и начали, размахивая руками, что-то кричать.

-Это не твои? – показал я на них Кунаку в иллюминатор.
-Мои, мои! – аж вжался тот  с радости в стекло. - Вон мой брат, с ним – его брат, да ты же их помнишь!

Не понять мне, видимо, никогда этих негритосов: как это понимать – брат брата, он уже что, не его брат? Как же у них тут все запущено… Но: пусть сами разбираются, кто чей брат, мне это до лампочки. Главное, что встретили на машине. Еще хотелось бы, чтобы вместо того антикварного грузового «Мерседеса» подали что-нибудь покомфортнее.

Из самолета, естественно, первыми выходили мы. Куначок тут же одел свою шубейку, ласково поглаживая ее рукой. Я, слегка поразмыслив, сделал то же самое, разве что гладил не для удовольствия, а чтобы мех улегся. Может, надо так свой статус так подтвердить? Тем более что Ильич смотрит на меня с явным одобрением.

Ладно, тогда и свои бирюльки на груди покрасочнее развешу. Двинулись к выходу. Внизу нас ждал настоящий фурор: братья наперебой полезли целоваться – обниматься. Сперва Кунака, а затем и меня, повторяя «Гунага, Гунага». Я им отвечал тем же «Гунага». Ильич с Ларисой и девчонками скромно стояли в сторонке, наблюдая за процедурой приветствия.

 Куначок, как ни странно, первым из них представил археолога, что-то им талдыча по-своему. Братья заулыбались, подошли к нему, и протянув руки, назвали свои имена. Но я все равно их не запомнил: заканчивается-то все равно одинаково. Но, если старший ограничился фразой «Ильич – гуд», то второй даже вполне внятно произнес:

-I’m glad to meet you! My country is your country!
-Лариса, - взяв супругу под локоток, сказал Ильич, - my wife.

Оба брата почтительно поклонились. Кунак, продолжая процедуру знакомства, подвел к своим родственникам Жанку:
-Моя новая жена, Жанна. Нравится?

Те, похоже, поняли не все, но про жену явно усекли. И начали опять церемонно кланяться, приложив ладони к груди.
-А это новая жена нашего отца, Маша.

Те начали с удвоенным усердием отбивать поклоны. Еще бы! Им новую мачеху привезли, и неизвестно, что от нее ожидать. Девочкам представление, похоже, понравилось: они лишь царственно наклоняли головы, и вежливо улыбались.

И кто их этому научил? Или это у всех баб в крови, головы мужикам дурить? Мои размышления прервала разгрузка багажа и контейнера: все делалось тут же, на месте, безо всякой там транспортерной ленты и лишних ожиданий. Пока мы отбирали свои вещи, подъехал грузовик. «Вольво», похоже, почти новый, даже со спальным местом.

-Это – наш? – с надеждой спросил я у того Гунаги, что получше владел английским.
-Наш, конечно, - ответил тот с улыбкой, - Дорога – далеко, мягко ехать – хорошо.
-Хорошо. Но погрузкой буду руководить я лично. Понял?

Похоже, тот не понял. На помощь мне пришел братец, и перевел тому, что я сказал. «Родственничек» обрадовался, кивая головой:
-Белый босс работать хорошо.
-Да не работать, а руководить! – возмутился я перспективой одной только мыслью о возможности собственноручной разгрузки. - С вас – только грузчики.

Кунак опять перевел.
-Да, да, вон они! Хорошие рабочие! – обрадовался местный брат, показывая пальцем в сторону фуры. И вправду, там уже топтались в ожидании с десяток аборигенов, - А красный Гунага только думать.

Это что, еще одно прозвище?
-Хорошо. Начнем! Кунак, родимый, помогай переводить, а то ведь непременно поломают что-нибудь.
-Пошли, какой базар!

Вот ведь, и когда наблатыкался? Я вроде ничему такому его не учил. У Жанки, что ли? Контейнер уже открыли, невзирая на наличие пломб, и явное отсутствие таможенника, которого я здесь в упор не видел. Нашим легче. Приказав отложить подарки пока в сторону, я показал на ящики с клыками:

-Сперва грузите их, но только – в два ряда. Одну треть ящиков поставили, на них – вот это, и все хорошенько закрепить. Загрузили вторую треть, - на низ вот это и вот это, и тоже закрепите. Дальше – по аналогии. Я лично буду проверять каждую треть. И – аккуратнее, не свое таскаете.

Кунак переводил, но затем, слегка нервничая, спросил:
-А зачем подарки наверх? Лучше пусть возле самого входа будут, чтобы сразу и подарить.
-Да? – ехидно прищурился я, - А если при тряске ящики сдвинутся и все к едрене фене переломают? Ты об этом подумал? Нет уж: пусть будут сверху, так надежнее. Хотя твои регалии все же, как я полагаю, лучше убрать в джип. Согласен?

Братец, естественно, с радостью согласился. Но – как же мне надоел этот англоязычный Гунага! Он все время кружил вокруг нас, то пытаясь дотронуться до шубеек, то разглядывая мои амулеты. И, наконец решился:
-Это какой зверь?
-Это – песец, - закурил я, испытывая после перелета острое никотиновое голодание, - Это, брат, полный песец.

Куначок, слегка задумавшись, перевел, но столь многословно, что даже мне слегка неудобно стало.
-Ооо! – в итоге в полном восхищении произнес брат (или – брат брата) Кунака, благоговейно воззрившись на шубу.

Я же лишь подумал, что мне уже совсем жарко:
-Так, Гунага, - скинул я надоевший мех. - Ты будешь, пока я не улечу обратно, хранителем шубы. Гладить руками можно, мух отгонять – нужно, носить – нельзя. Все понятно?

Куначок перевел. Младший брат радостно закивал, и подставил, вытерев руки об штаны, свои розовые ладошки:
-Не сомневайтесь, Красный Гунага, я все сохраню, и пусть меня гиены растерзают, если хоть волос с Вашей мантии упадет, - заверил тот меня с улыбкой верноподданного. Естественно, через братца.

-Ты что, сказал ему, что это – мантия? – обратился я к переводчику.
-Мы же с тобой, как-никак, принцы северного царя. Нам без мантии – никак. Так что и к отцу в них пойдем, и потом тоже.
-Чего – тоже?! – ужаснулся я.
-Ходить будем.

-Так жарко же, черт возьми!
-Да ничего, потерпишь несколько дней, зато у тебя сейчас новое имя: Красный Гунага! Если отец утвердит, то ты по положению будешь почти как я.
-А почему «почти», позволь узнать? – подставил я влажную спину под легкий ветерок.
-Потому, что я – черный, а ты – рыжий. Это значит, что в тебе слишком много огня, а это – плохо.

Расисты, блин, доморощенные. Нет уж, так просто я этого не оставлю:
-А ты знаешь, что остается после огня? Сажа! Головешки черные, такие же, как и ты. Понял, жопа черномазая?
-Ты это чего? Я же не обижаюсь, когда ты меня ниггером называешь! – оторопел от агрессии братишка.

-А кто ты такой, как не ниггер? – заело меня.
-А ты сам-то что, не рыжий, что ли?
-И все равно у вас тут дискриминация, - только и нашел я, что сказать, но злиться не перестал.

-А у вас что, ее нет? За последнее время мне в России три раза уже морду били! И ты тоже уже два раза бил. А я тебя – ни разу.
-Что, хочешь?
-Хочу! – сжались у того кулаки, - Ты фашист: не любишь ни нас, негров, ни евреев, ни русских! Женщин не любишь! Гадина фашистская!

Ох, бедовая моя головушка. Под зонтиком за столом сидели Ильич с барабульками. Ему-то я очки и отдал. Надо будет хоть разок от Кунака пропустить, а то на самом деле не очень красиво получается. Вот ведь беда: опять до драки дошло.

-Ты хоть мантию-то свою сними, - посоветовал я Кунаку, - испачкаешь ведь.
-Спасибо, брат. Сейчас, подожди, - и он отдал шубейку тому же Ильичу. - Ну что, за дело?

Вокруг нас уже начал собираться немногочисленный народец, чувствующий близкую потеху. Больше всего интересовались происходящим бабы. Братья же Кунака, уже вовсю приплясывали, и ритмично восклицали: «Ух – ух!». Сперва мы слегка примеривались друг к другу, нарезая круги, и делая ложные выпады. На его стороне была скорость, на моей – длинные руки и дворовое детство. Но первый удар пропустил именно я: Жанка – дура взвизгнула, вот я и отвлекся. Уйдя от дубля, перешел в неспешную контратаку.

-Из-за чего весь сыр-бор то? – лениво спросил Ильич.
-Да эта обезьяна меня фашистом назвала, - уклоняясь от очередного удара, ответил я. - Вот кто кого из нас побьет, то и будет настоящий фашист.

Куначок слегка подрастерялся от такой трактовки результатов боя, за что и поплатился: отлетев метра на полтора, сел на задницу, и схватился за щеку. Я тут же подошел к нему:

-Не больно, брат?
-Нормально, брат, - поморгал тот глазами, и улыбнулся. - Мир?
-Мир, конечно! – и подал ему руку, помогая подняться.

Тот с огорчением потрогал назревающую гематому:
-И зачем ты так больно бьешь?

-А затем, родной, что у меня сердце больное, и ему еще больнее станет, если кому-нибудь не врезать. Может, даже и на всю жизнь стенокардию или еще что похуже случиться может. Ты же не хочешь, чтобы у меня сердце болело? – заглянул я в глаза Кунаку. - А виноват в этом будешь ты.
-Так, а если тебе моего младшего брата ударить, это твоему сердцу лучше поможет? – показал братец на Гунаг.

-Сдурел?!  - опешил я. - Нет, просто так не поможет. Надо, чтобы он, к примеру, мне хотя бы на ногу наступил, или сказал что-нибудь нехорошее, и тогда я ему – хрясь! И на сердце сразу как-то легче становится. Тебе же вот стало, когда ты меня ударил? Только честно.
-Я все понял. Сейчас сделаем, - немедленно среагировал братишка, направляясь к своим родичам.

Группа поддержки не расходилась, заинтересованно ожидая продолжения. Даже Ильич, и тот, забыв про зонтик, выдвинулся в первый ряд, опираясь на свою клюшку. Куначок тем временем что-то втолковывал своему младшенькому. Тот, с опаской посматривая то на вполне дружелюбно улыбающегося меня, то на вполне оформившийся фингал старшего брата, пытался было возразить, но все было безуспешно. Ему все равно пришлось подойти ко мне и сказать:

-Я тебя не любить! – и сразу закрыл глаза, ожидая удара.
-Как не любить, если мы – братья? – парировал я.
-Ударь меня, - и еще плотнее поджал свои лопоухие губы, оттого ставшие вполне схожими со среднеевропейскими.

-За что? – мне эта игра уже начала нравиться.
-За лицо, - слегка подглядывая, ответствовал тот.
-Так, решено! – продолжил я свое иезуитство. - Пока не выучишь русский, как твой старший брат, даже и не мечтай, что я на тебя обижусь. Мы же с ним по-русски поругались.

-Я не понял, - жалобно протянул жертвенный братец.
Куначок, усмехаясь, перевел.
-Я буду учить, - облегченно, но неуверенно произнес тот.
-Да, и учти: если «Евгения Онегина» мне наизусть не прочитаешь, вызов не принимается, - не хватало мне еще всех местных принцев по мордасам лупить, - У нас перед дуэлью так положено.

Пока братишка переводил мой бред, Ильич разочарованно поковылял обратно к себе под зонтик, а за ним потянулись и эти негодяйки, так и не дождавшиеся очередной порции крови. Вампирши какие-то: шампанское им не нравится, что ли? А крови они больше не дождутся: хватит уже. Вон у Кунака синяк какой, да и у меня тоже челюсть потрескивает.

-Я не понял, что за бардак?! – накинулся я на братца. - Почему народ у тебя не работает? Они сюда что, на бокс пришли? Или все-таки работать?
-Работать. Хорошо работать, быстро! – закивал тот.
-И что стоишь? Командуй!

Тот сразу же побежал к грузчикам, на ходу что-то им крича. Я же направился к своему месту под зонтиком, передохнуть. Поднял все еще подрагивающими после драки пальцами бокальчик с шампанским, наконец-то закурил. И, если Володя смотрел на меня с каким-то пытливым изумлением, то Жанка принялась гладить меня по щеке:

-Тебе больно?
-Ему больней, - отдернулся я. -  Извини, что слегка переборщил. Так что это: иди, лучше мужа своего погладь. Ты чья жена: моя или его?
-Ой, и правда! – сорвавшись с места, воскликнула эта авантюристка.

Одновременно подперев голову рукой, мы с Ильичом смотрели друг на друга. Действительно, иногда и слов не надо: Володины глаза враз отражали и сожаление, и осуждение, и понимание. Не знаю, что выражали мои, и поэтому я просто показал ему язык, и пошел проверять груз.

Все-таки наши родные вечно пьяные грузчики лучше африканских, сообразительнее. Я пришел к этому выводу, лишь взглянув на то, как они в кузове ставят ящики.

-Вы зачем ящики вдоль ставите? – через Кунака спросил я. - Вот смотрите, идиоты, если их ставить не короткой стороной к выходу, а длинной, то они занимают все пространство от борта до борта, потом останется только распорки поставить. А у вас что? У вас ведь весь груз будет туда-сюда по дороге елозить! Быстро переставить!

Через пять минут ящики были переставлены и закреплены под моим чутким руководством. Сверху  положили подарки. За их крепежом я следил особенно тщательно, объясняя все жестами, и не прибегая к помощи переводчика. И мы все сделали, без ложной скромности, образцово: сколько я ни дергал, груз под моим напором двигаться не хотел. И поэтому я остался весьма собой доволен, своей смекалкой, расчетливостью и… Ну, кто хоть в чем-то гордится собой, тот поймет.
 
-Налей всем грузчикам шампанского, - кивнул я Кунаку, - пусть выпьют за Красного Гунагу и его братьев.

Тот, слегка опешив, что-то сказал пролетариям, и подошел ко столу. Достав из походного холодильника бутылку, обратился к своим соотечественникам, изредка кивая в мою сторону. Те в ответ кланялись, а я лишь надувал щеки. Работа у меня такая: щеки надувать. Ну, и еще попутно кого-нибудь, кто слепо верит в мою бескорыстность. Как говорится: кто не спрятался, я не виноват.

Цепочкой подходя к бокалу, каждый из рабочих выпивал свою дозу, и, кланяясь, произносил короткую фразу с «Гунагой» на конце. Похоже, довольны были все. Допив так кстати привезенное братьями шампанское, решили трогаться в путь. Только вот как их всех рассадить? Наверняка по статусу девчонок надо в джип, затем…

-Сколько мест в джипе? – поинтересовался я у не дождавшегося поединка молодого Гунаги.
-Восемь, - и зачем-то нарисовал палочкой на песке цифру.

-Ты что, думаешь, я не знаю, как по-английски восемь?! Все, ты меня обидел. Сегодня же начнешь русский учить. А где ты Пушкина достанешь – твои проблемы. Кто за рулем грузовика?
-Трак - я не понимай, - развел тот руками.

-Тракдрайвер! Ху? – слегка напирая на него, продолжил допытываться я, но затем смилостивился, и постучал по кабине, - Это – «трак», «драйвер» - это мужик, который рулит, - и показал ему, как будто я кручу баранку, - Кто? Понял?
-Понял! – обрадовался тот, - Я могу! Я – Тракдрайвер могу!

Вот и хорошо: мы на грузовике поедем втроем, Ильич, если захочет, присоединится, а остальная бабская шобла пусть на «Ровере» едет, а то их дебилизм меня уже порядком достал. Да и Куначок без дела не останется: будет моего неудавшегося спарринг-партнера русскому языку учить.

Кстати, и с Володей мне тоже поближе познакомиться охота: места в этом доме на колесах явно хватит на всех. И я направился к Ильичу. Тот, слегка наклоняясь, и опираясь на палочку, рассказывал то ли Ларисе, то ли девочкам, об особенностях местного ландшафта. Лариса то и дело перебивала его, и начинала рассказывать о здешней флоре и фауне. И – ведь интересно рассказывала! Ее бы к Сенкевичу в передачу. Но дело есть дело. Отозвав археолога в сторонку, поинтересовался, где он хотел бы ехать: в джипе или грузовике:

-Там и туалет внутри есть, и кухонька, а если тебе трудно будет, так я подсажу, - продолжал я его убеждать, - Да и поговорить будет с кем.
-А ты чего меня убалтываешь? Я и так с тобой поеду, не с твоими же дурами, - дал он прямой ответ.
-Тогда послушай. И попытайся по возможности меня понять, а также объяснить все Ларисе. В какой интерпретации – решай сам.

И я поведал ему про девчонок и мотивы моих поступков все так, как есть. Или - прочти все.

-Только, пожалуйста, не сорви мне все. А Ларису Петровну попроси, пусть она с ними общается, пусть даже как с глупыми, но – принцессами. Хорошо? Пусть всякие там бабские разговоры ведет про шмотки – безделушки, можно даже про то, насколько у слона член длиннее, чем у жирафа, или наоборот, я не в курсе. Этим дурочкам наверняка понравится. Да они, я полагаю, и так по дороге сами что-нибудь такое, да спросят. У тебя же жена биолог, может, и придумает нечто дельное? – с надеждой в голосе спросил я.

-Придумает, не волнуйся. А какого сорта эти барышни, я давно уже понял. А ты правда все это бескорыстно делаешь? Ну, этих вот…, - и он замялся. - Не в бордель, не на продажу?
-А ты мне в глаза посмотри. Посмотри – посмотри, не стесняйся!  - приблизил я свои глаза вплотную к его лицу. - И не обижай меня так больше, будь любезен. Хотя, если честно, моя корысть тут тоже есть.

-И какая же?
-Понимаешь, я меняю свою якобы жену Жанну на его, - кивнул я в сторону Куначка, - настоящую жену Машу. Ты не поверишь: не Маша – а просто шоколадка! Стройненькая, все при себе… Красивая, короче. Да, так вот: если не дура, точно на ней женюсь, веришь?

Тот, хохотнув, только махнул свободной рукой и поковылял к джипу. Лариса тут же подошла к нему. Наверное, помочь залезть хотела. Ильич, помотав головой, тут же начал ей что-то рассказывать, помогая себе рукой. Та лишь изредка посматривала на меня и вздыхала, изредка в раздумьях морщась.

Пока Володя терпеливо втолковывал своей жене неведомую мне истину, я уже успел выкурить до самого фильтра две сигареты, и, соответственно, дважды обжечь пальцы. Наконец Ильич, поцеловав Ларису в щечку, направился ко мне:

-Все в порядке, - подмигнув, заявил он, - Лариса будет им всякие байки травить, пока едем, и их героически терпеть. Так что нам можно смело отправляться в путь.

У меня отлегло от сердца: если по пути эта ботаничка еще их хотя бы основам хорошего тона научит, я ей лично сорву какой-нибудь редкий африканский сорняк: пусть порадуется. Или она – биологичка? Ладно: тогда неведому зверушку отыщем – вот и все дела. И мы тронулись в путь: грузовик впереди, джип сзади.

Пока Куначок на первом сиденье пытался начать обучение своего родственничка основам русского, я принялся обживать наш хозблок. Весьма уютно, надо заметить. Две лежанки, рукомойник, микроволновка, туалет. И, что немаловажно, холодильник был полон пива, чем я не преминул воспользоваться: кто не успел, тот опоздал. Ильич с энтузиазмом разделил мою точку зрения.

-А послушай, Володя, - протягивая ему открытую банку, спросил я. - А что все-таки в этом твоем острове такого необычного? Сколько вон в мире островов необычной формы, а ты именно сюда поехал.

Вопрос, похоже, задел того за живое:
-Понимаешь, Влад! Или – Иваныч, как тебе лучше?
-Да хоть Гунагой назови, только королем не назначай, - улыбнулся я.

-Хорошо, вот смотри, - и раскрыл свой ноутбук, - Вон видишь: кругом – саванна, а посередине – абсолютно круглое озеро, а посередине озера – остров, тоже круглый, и посреди этого острова – водоем! Каково?
-Прямо как в сказке про яйцо Кощея получается, - рассмеялся я. - А посреди водоема что – игла?

-Вот это-то я и хочу узнать! – (да, давненько я не видел таких горящих глаз!) - Ведь это же явно не вулканического происхождения,  я проверял: тектонических разломов тут и близко нет, про коралловые рифы я и вовсе молчу, их бы и следа за эти миллионы лет, что мировой океан отступил, в порошок бы стерло! Уверяю, дело тут не чисто! – не переставая отхлебывать из банки, заверил меня он, - И, что самое главное, уровень воды во внутреннем водоеме на десять метров выше уровня озера, представляешь? И где: в пустыне!

Чокнувшись с ним, я честно ответил:
-Не представляю.
-Вот и я тоже! – с восторгом одобрил наши умственные способности Ильич, - Жалко, что у нас аквалангистов нет, а то бы мы самому Кусто такую Кузькину мать показали!

-Ему уже поздно показывать, - вспомнил я красную шапочку неугомонного француза. - Он уже снизу на все посмотрел. Вряд ли он на небеса попал: не его это стихия.
-Ну и юмор у тебя, - похоже, обиделся за весь научный мир Володя. - Я помру, про меня тоже такое скажешь?

-Про тебя – нет. Про себя – тоже нет. Так только про великих сказать можно: им и на том свете неймется. Так что давай его помянем, авось он нам и поможет. Только – водочкой, я тут чуток припас, а то как-то не по-русски получится: человека пивом поминать. Согласен?
-За Кусто я и бутылку выпью, - вдруг сменив минорное настроение на мажорное, заявил Ильич. - Только бы вот закусить не грех.

Да уж, послал Боженька мне попутчика. В холодильнике была только колбаса вроде нашего сервелата, да еще неведомые фрукты. В супермаркете, разумеется, нечто подобное видел, но даже и на сей раз пробовать не рискнул: туалет, он хоть и рядом, но вдруг обоим враз приспичит?

Поэтому я весьма обрадовался, обнаружив родные сердцу апельсины. Выгрузив добычу на стол, принялся за поиски ножа и рюмок. Да и пару тарелок отыскать не мешало бы. Начал с выдвижных ящичков, где обычные нормальные люди хранят ложки – вилки.

 Негры, по всей видимости, ни теми, ни другими, не являются: в верхнем ящике лежали топор и два пистолета. В среднем - бережно уложенные в опорожненную коробку из-под яиц гранаты. Я осторожно заглянул в самый нижний ящик, опасаясь найти там еще что-нибудь вовсе смертоубийственное. Но там была только пыль. Прошерстив еще на раз полки, обнаружил лишь консервы и лапшу быстрого приготовления. Ножа нигде не было. Даже простой открывашки, и то не было.

Видя мои затруднения, Володя предложил: «А может, мы колбасу так, зубами? А водочка и из горлышка хорошо идет». Я был зол и несогласен, и, бормоча про «долбанных ниггеров», на четвереньках пополз к кабине. Урок русского языка там все еще продолжался:

-Дерево. Де – ре – во, - показывая пальцем на чахоточную африканскую иву, проплывающую за окном, твердил Кунак брату. Тот послушно кивнул и повторил:
-Де – ре - во. Я - Де – ре – во.

-Это он – дерево!  - перебил того я, показывая на Кунака. - И будет баобабом тыщу лет, пока помрет!
-Ты что, мне такой долгой жизни желаешь? – улыбнулся мне братишка.
-Если за минуту найдешь ножи – рюмки – вилки, то пожелаю, - пообещал я.

-А если не найду?
-Тогда будешь всю оставшуюся дорогу шкуру белого медведя в кузове русскому языку обучать! И не дай Бог она не заговорит: с самого шкуру спущу. Я жду, время пошло, - и попятился в сторону нашего с Ильичом обиталища.

Тот сидел, нервно барабаня пальцами по столику:
-Найдет, думаешь? Или, может, все-таки, так? Я неприхотлив: и спирт из фляжки пил, и водку из консервной банки пил, а однажды, - понизив голос, прошептал он, - Даже из черепа пил, когда докторскую защитил. Хорошая такая черепушка, скифская, в золотом обрамлении, - мечтательно проговорил тот, задрав голову, - Знаешь, такое ощущение, что всю мудрость веков в себя вбираешь при этом: захватывающее чувство!

-Ага, и глупость, похоже, тоже, - ответил я ядовито, задумчиво посмотрев на него. - Это к бабке не ходи.
-Я узнал, где! – прервал нашу только нарождающуюся дискуссию Кунак, - Вон в том шкафчике, за панелью. На нее надавить надо, она и откроется.
-Сам и дави, а то вдруг я чего поломаю.

Тот послушно подошел к панели, и, надавив на нее слева, предоставил нашему взору великолепие сервировки от «Вольво», с завистью поглядывая на стол.
-Что встал-то, как вкопанный? Ставь давай! – потребовал я.
-А рюмок сколько? – сглотнул слюну Куначок.

-Твой брат будет?
-Нет, он за рулем, и молодой еще! – запротестовал Кунак.
-Тогда одну, - и, выдержав паузу, продолжил, - мне – одну. Ильичу – тоже одну. А себе бери хоть пять, все равно тоже в одну налью.

Просветлев лицом, тот достал три рюмки, тарелку, и так далее. Все, как положено на троих в походных условиях, как полагается. Хорошая все-таки машина эта «Вольво», даже не трясет, и лишь слегка покачивает. Я вспомнил про поездку в «Мерседесе», и меня аж передернуло от воспоминаний. Надо срочно от них отвлечься:

-Слушай, а пусть младшенький нам музыку включит, - попросил я у Кунака.
-Вот сам и попроси, - хитро прищурившись, ответил братец.
-По-русски, или по-английски?
-А ты попробуй, - повторил тот.
 
Я пробрался к головной части кабины: «Музыку включи!». Гунага – младший про музыку-то понял, а вот какую, видимо, не знал:
-Регги? Кантри? Рок? Диско?
-Лю – бу – ю! Doesn’t matter! Understand?

Тот радостно закивал и включил регги. Честно говоря, мне этот стиль тоже нравится. Широко улыбаясь, вполз обратно в нашу кают – компанию.
-Ну, как? – поинтересовался братишка.

-Он выучил еще одно русское слово: регги. Слышишь?
-Так это же наше, негритосское, слово! – возмутился тот.
-Ну да! Вот скажи, «рок» - это чье слово?
-Английское, - уверенно ответил Куначок.

-А вот и нет, - пожевал я ломтик колбаски: невкусная, -  Это наше, русское слово: оно означает судьбу, неизбежность. Начал слушать рок – и все, влип, как куря в ощип.
-Не понял, извини, - попросил тот.
-Что же тут непонятного? Стоит лишь один раз услышать зов рока – и все, никогда его больше не забудешь.

Ильич, согласно кивая, наполнил рюмки.
-А какая разница тогда между судьбой и роком? – продолжал интересоваться братец. - Мне все еще непонятно.
-Видишь ли, судьба у человека может быть и счастливой, а рок от тебя совсем не зависит, он не знает жалости. Не зря же говорят: «злой рок». Англичане это, правда, перевели как «хард рок», но хрен редьки не слаще. Теперь понял?

Но тот лишь, выпятив и без того большую нижнюю губу, задумчиво смотрел куда-то в пространство сквозь стенку кабины.
-Ты пить будешь, филолог? – перебил его размышления Володя.
-А? Да, - вздохнул Кунак, подняв бокальчик, - Наверное, есть такой рок. И нам надо выпить за него, чтобы он не был такой злой.

Едва мы успели оприходовать содержимое, как грузовик остановился. Куначок по-русски, и, по всей видимости, специально чересчур внятно, спросил у своего меньшого:
-Что? Здесь? Есть?
-Есть! Спать! – отчетливо ответствовала кабина.

Мы с Ильичом зааплодировали:
-Молодец! Скоро будешь «Евгения Онегина» в подлиннике читать! – крикнул я в темноту.
-Читать! Ред Гунага читать!

Вот ведь язва! Так при его упорстве и молодости, глядишь, лет через пять и на самом деле русский выучит и попытается мне морду набить. Хотя отмазки всегда можно придумать: сказать, к примеру, что я тоже перед дуэлью должен их язык из уважения выучить, да местную сагу ему пересказать, а то иначе не канает: нарушение устоев. Ладно, будущее покажет, и нечего морочить себе голову. Пора на свежий воздух, там и думается получше.

-Ильич! Тебе помочь? – крикнул я в темноту кабины.
-Не надо, дорогой, - схватился тот рукой за поручень, - Мне твой брат помогает. Ты только снизу меня подстраховывай, хорошо?

Пока мы совершали торжественный спуск Ильича, пока орошали виртуальные придорожные кустики, которых в наступившей темноте и не рассмотреть, шустрые братцы уже развели костер, и поставили на него котелок, расставив по кругу походные стульчики. Рассевшись, все дружно замолчали, слушая лишь потрескивание костра, шорох травы да далекие крики зверей.

-Это – гиена, - задумчиво подняла Лариса Петровна палец,. - Похоже, жертву нашла, слышите? Сейчас других зовет.
Через минуту вдалеке что-то зарычало, закричало и почти стихло, доносились лишь совершенно невнятные звуки.

-Вот и все. Была зеброчка – и нету зеброчки. Больная, наверное, была, от стада отстала, - горестно добавила она.
-Где – где? – повскакивали со своих мест девчонки.

-Да не волнуйтесь вы так, до них километра два – три, не меньше, и скоро они будут сытые, - попробовал успокоить я их.
-А вдруг они бегом?! И – всей стаей? И разрывать нас начнут, как вон ее! – воскликнула Жанка, ткнув при этом почему-то в Машку.

Во дура. Хотя: вывезли бы меня, нет! – не совсем меня, а как бы меня, только  из деревни, двадцатилетнего пацана, в идеале – не служившего, да закинули в Африканские дебри, я тоже бы, наверное, испугался. С другой стороны, когда мы вдвоем с братцем здесь на грузовичке пылили – я ведь тоже трухал, если уж честно? То-то же.

-Успокойся, на огонь они не пойдут: боятся они огня, поняла? Да и на взрослого здорового человека они не нападают, если тот не лежит вдупель пьяный в одиночестве под баобабом.
-Да? А если я споткнусь? – и пересела поближе к костру.

Ильич же, напротив, подвинул свой стульчик ко мне во тьму, и принялся выпытывать мои музыкальные пристрастия, уж больно его моя интерпретация «рока» заинтересовала.

-Сложный вопрос, Ильич. Я, признаться, в музыке не очень-то и разборчив, почти всеяден, - почти не утруждая себя анализом, лениво отвечал я, -  Разве что попсу на дух не переношу и блатной шансон. Хип – хопы эти не перевариваю, но стерпеть могу. Наверное, классику все же больше всего люблю. И очень жалею, что мы по собственной глупости в Большой не попали. А про рок я тебе потом расскажу. Наливай уже, а то выдохнется, - устало произнес я, - Сейчас выпьем – покушаем, и – баиньки.

Утром проснулся от легкой тряски. Что, уже едем? Выглянув в окошко, убедился, что дело обстоит слегка наоборот: мимо нас, совсем рядом, буквально в метре от капота, проходило стадо слонов, сотрясая могучими ногами землю. Да, это вам не зоопарк, там такого восхитительного зрелища не увидишь.

Тут же проснулась Годзилла и аж завопила от восторга: «Это ты сто пятьдесят таких гигантов загубил! И – ради чего? Ради твоего дурацкого музейчика в шкафу?! Ради потехи твоего самолюбия? И моржей ты столько же укокошил! Что скажешь, браконьер?!». Я, застонав, подошел к столику. Права Годзиллушка, ой как права. Приключений ему захотелось, сувениров всяких. Да еще при этом и в джентльмена поиграть. Говнюк я, одним словом. Вздохнув, наполнил себе почти полную рюмку.

-Ты это почему без меня пьешь? – донесся с полки голос Ильича.
-Совесть мучает: сколько из-за меня животин поубивали!
-Этт – хорошо, этт – можно, - осторожно опуская ноги на пол, вымолвил он, - И давно мучает?

-А этт – уже нехорошо, этт – уже чересчур: сколько лет живу, столько и мучает! – в сердцах бросил я.
-И что, за столько лет еще не понял, что это на самом деле хорошо? – продолжил этот воспитатель с явно садистическими наклонностями, - Наливай по-полной, а я тебе взамен одну историю расскажу, хочешь?
-Хочу, - выполнил я его просьбу.

Закурив натощак, Ильич вдумчиво начал:
-Дело было в Монголии, еще в студенческие времена. А звали ее Энхэ.
-Вы что там, - донеслось вдруг с верхней полки, - на улицу уж выйти покурить не можете?
-Не ворчи, Кунак, видишь, человек про жизнь рассказывает. Лучше окошко открой, раз душно, - посоветовал я.

Тот недовольно выполнил мои пожелания и, как был в одних трусах, так и присел за столик:
-Про меня-то что, забыли? – и он придвинул свой стаканчик.

-Так вот, - наполняя посуду Куначка, продолжил повествование археолог, - звали ее Энхэ. Симпатичная такая монголочка, тоже на археологическом училась, только – у них, в Улан-Баторе. А преподаватели там были, естественно, русские, так что русский она знала вполне прилично. И чем я так ей приглянулся, до сих пор не знаю: я ведь уже тогда ходил с палочкой. Вот я вам сейчас покажу, как мы с ней пили водку, - и, накрыв сой стакашек рукой, перевернул его на вытянутой ладони, - видите, ни капли не утекает. Но если я слегка подвину большой палец, то водка по ложбинке будет стекать прямо в рот. Вот смотрите!

Жидкость в стакане и правда убывала. Я попытался было сделать то же самое, но Ильич меня остановил: «Не надо, только разольешь все, сперва на воде потренируйся».

-А смысл-то в чем? – поинтересовался Кунак.

-В экономии. От ста грамм хмелеешь так, как будто бы целую бутыль выпил, - тыльной стороной руки вытер Ильич подбородок. - Но – давайте лучше я вам дорасскажу свою историю.  Так вот: с Энхэ мы очень сдружились, и так получилось, что однажды, после этого вот, - показал он на ладонь, - даже и слюбились. Она девочкой была, да… , - и зачесал голову. - Но любила меня, ребята, так, как больше никто не любил! Одежду мне стирала, в работе помогала, нет – нет, да и погладит украдкой, а в столовке все норовила мне мяса побольше подсунуть. Даже ноги мне мыла, - зашмыгав носом, добавил Ильич. - И так все два месяца, что мы в экспедиции были, пока срок не вышел. Мне – на пятый курс, ей – на третий. Только адресами и обменялись. Я не писал, она – тоже. Лишь лет через десять я узнал, что у нее родился сын, Илья. А я-то так ни разу его и не видел! – стуча кулаком в грудь, воскликнул Володя. - И ее – тоже. И не увижу.

Быстро допив свой стакан, он попросил:
-Пойдемте на воздух, мужики, а то здесь душно.

Закурив возле орошенного нами колеса, добавил:
-Запомни, Влад, да и ты, Кунак, тоже: вот загубили вы животину, да хоть тысячу, ее же всегда расплодить можно, а вот семью, вот самую что ни на есть любовь – не расплодишь никогда. Так что плюнь пока на свою совесть, Иваныч, главное, не забудь моего горького урока: не бросай любовь, не предавай ее. Ни- ко – гда! Остальное – мелочи.

Почти без аппетита позавтракав, отправились в дальнейший путь. У меня в голове всплывали воспоминания: где-то любовь была, где-то – нет, и кого я, возможно, предал, и кто – быть может, меня. Благо, настоящих персонажей оказалось не так уж и много: либо я однолюб, и помню только Светку Сорокину из школы, либо я черствый, как сухарь: еще несколько влюбленностей, и все.

 А может, я на самом деле никого и не любил? Вот и себя я тоже не люблю, так, может, и других просто не могу? Я оглянулся вокруг: Кунак продолжал свои уроки русского языка, я сидел возле столика с унылым видом, о чем красноречиво свидетельствовало зеркало, висящее напротив. Ильич же, разлегшись на спальном месте, вновь нагло похрапывал.

-Володя! – тормоша его, попытался я вырвать попутчика из сладких объятий Морфея, - Проснись!
-Чего тебе? – разлепив глаза, недовольно пробурчал тот.
-Паспортный контроль! У тебя паспорт где?

Быстро вскочив, то начал лихорадочно шарить сперва по сумкам, а затем – по карманам: «Где-то здесь был».
-Ладно, охолонись, и прости меня, дурака. Я просто хотел тебя немного взбодрить, адреналинчику подкинуть, чтобы у тебя мозги побыстрее работали. Так вот: ответь мне, пожалуйста, что такое любовь?

Ильич, намеревавшийся было возмутиться, поперхнулся, и присел рядом:
-Влад, этого никто не знает. Вот что такое ненависть, что такое предательство – это пожалуйста, это все знают. А что такое любовь – не знают. Может, это оттого, что мы просто злые люди, и любовь нам недоступна? Вот ты, Иваныч, к примеру, знаешь, что такое ненависть?

-Нет. Такого чувства у меня точно не было.
-А предательство? – подбавил масла в огонь Володя.
-Как тебе сказать? Клянусь, я сознательно никого не предавал, а если что из-за меня такое и случилось, то надеюсь, если не люди, то Бог простит. Что же касается всего остального… Налей.

Глядя на мои скривившиеся губы, Ильич плеснул:
-Не переживай ты так, ты же не виноват.

-Да не знаю я, не знаю: виноват или не виноват! Понимаешь, я… Ну, в людей я всегда верил. И – до сих пор верю. Не может себя человек по-скотски вести! На то ему Господом душа и дана, чтобы друг друга было чем любить! Разве я не прав? – допытывался я, скорее, у себя самого, чем у археолога. - Вот и Гурджиев говорил, что человек зарабатывает себе свою душу сам, своими добрыми делами, своими поступками. И если поступок – злой, душа у него от этого умаляется, а если добрый – то прибавляется. Согласен, нет?

-Давай выпьем сначала, а потом я тебе еще одну историйку расскажу, - задумчиво пригубил попутчик. - Хотя и не знаю даже, стоит или нет. Я никому еще эту историю не рассказывал, даже Ларисе. А! – махнув рукой, с горечью отхлебнул он еще раз, как будто пил виски, а не водку. - Ладно, ты мужик свой, перед тобой и исповедоваться не грех: ты ведь тоже застал те времена. Учился я тогда в институте. Помнишь, там такой первый отдел был.

-Помню, как не помнить. Я их еще куда подальше послал.
-А вот на меня сочинили компромат: дескать, во время последней экспедиции, той самой, что в Монголию, пропали артефакты. А я, как назло, расписывался при описи, а что в ящиках - не посмотрел. Не до того было: с Энхэ прощались. Ну, не крал я тогда ничего, веришь?

-Верю, - ответил я, внутренне усмехнувшись: «Значит, потом-то было?».
-Спасибо. Так вот: мне предъявили ультиматум – либо я стучу на всех, либо меня с позором отчисляют, и заводят уголовку. И я выбрал первое. А ты говоришь: животные, совестно ему, - и замолк.

Тут мы очень вовремя остановились на обед: не хотелось мне ничего ему говорить, я-то учился в несколько иные времена, уже при перестройке. Даже за то, что я наговорил тогда на семинарах по научному коммунизму преподавателю насчет трудов Ленина, мне ничего не было, даже оргвыводов не сделали. Повезло мне, дураку, что раньше не родился: живо бы пригодился.

Напару с Кунаком помогли Ильичу спуститься с грузовика. Братья уже вовсю шуршали, накрывая стол сухим пайком, и даже без водки. И костер не запалили. Заболели они, что ли?

-А что, мы сегодня варить ничего не будем? – поинтересовался я, повинуясь зубовному скрежету в желудке.
-Нам километров сто пятьдесят – двести домой ехать, нет времени, - продемонстрировал свою белоснежную улыбку Гунага – младший, - Вы кушайте, а мы поехали.
-Как поехали? – опешил я.
-Джип впереди и быстро, пояснил тот. - Мы – после и медленно. Встречу делать надо.

И старший Гунага,  позвав накурившихся бездельниц, запрыгнул в машину, так и не притронувшись к еде. Вот ведь незадача, - думал я, ковыряясь ложкой в тушенке. Тогда сейчас самое время разложить подарки, переместив их к самому входу, чтобы удобнее доставать было, заодним и проверить, не сдвинулось ли внутри что. А для этого надо все развязать, рассортировать, а нас всего трое: Володя не в счет. Вяло дожевав съестное, скомандовал подъем:

-Ты, молодой Гунага, сейчас открываешь кузов, и то, что лежит на ящиках, подаешь вниз. Я здесь сортирую, потом ты на свободное место в том порядке, какой я укажу, укладываешь хозяйство обратно. Ферштейн?

Побросав чинарики все, даже Ильич, поплелись к кузову. Гунага, открыв борт, тут же полез вглубь.

-Ты на хрена вглубь-то лезешь, дубина?! – уже начал я отчаиваться от непроходимой неспособности братца. -  Сначала с этой трети отвяжи, и нам сюда подавай! А то как ты будешь из дальнего конца-то все хозяйство тащить? – забыв про крайне рудиментарный уровень познаний принца в великом и могучем, воскликнул я.

Куначок перевел, причем – не на английский, а на свой тарабарский, после чего его братец крайне смутился и пополз по ящикам обратно к выходу, и, сопя, принялся развязывать все веревки, крепившие груз, подряд.

-Ты что, чудило, делаешь?! – не выдержал я. - Отвязывай только верхнюю часть, что на ящиках, остальное – не трогай! – еще раз убедился я в интеллектуальном превосходстве наших доморощенных пышущих перегаром Санек и Сережек.

Тот смущенно начал привязывать веревки обратно, услышав перевод Кунака. Да уж, с таким можно не один час проковыряться, так что опять не обойтись без моего участия. Опершись на плечо братца, я поднялся в фуру:

-Так: отвязываешь вот это и вот это. Эту веревку не трогай. Понял? И – чтобы осторожно, не поломай чего.

Зашуганный принц лазил по ящикам с клыками, то и дело спрашивая: «Эту?». И, если я кивал, отвязывал, и, соответственно, наоборот.  Первой оказалась освобожденной шуба для Великого Гунаги. Я осторожно подал ее Кунаку:

-Тащи в салон, там места много, положи ее куда-нибудь, хоть на мою лежанку, все равно спать уже больше не придется.

Потом пошли коробки с берестой, которые временно складывал внизу возле выхода Ильич. И вдруг, уже развязав второй ряд, Гунага подал мне ящик. Не может этого быть! Это же регалии, которые братишка хотел положить в джип! Тот стоял внизу напару с археологом, радостно улыбаясь. Но, увидев мое немое возмущение, начал оправдываться:

-Оно же тут всегда при мне, так спокойнее. И я первым хочу вручить отцу подарок, а то вдруг они, - кивнул он в сторону дороги, - раньше меня все откроют. Это не их подарок.

Выругавшись, я осторожно подал ему короб:
-В самое безопасное место. И – мухой обратно, тут еще икона, которую ты будешь держать на руках всю оставшуюся дорогу. Да, и еще шкура. Шкуру ты с братцем положишь возле самого выхода, никуда она не денется.

Тут Гунага как раз подал мне коробку с «Черной Богоматерью». Осторожно положив ее на край кузова, я спрыгнул на землю, и, закурив, спросил у Володи:
-Что скажешь – нормально?
Тот, покачав головой, поковылял к кабине, но, вдруг остановившись, резко спросил:

-А как ты думаешь: из России такие иконы вывозить – это нормально? Купил бы новодел, и дело с концом!
-А ты что, остров за сотню долларов хочешь?! Нету теперь таких цен, и не морочь мне голову! – обиделся я.

Годзиллушка тут же радостно проснулась. И откуда она взялась на мою шею? Радостно урча, она немедленно принялась выпытывать у меня истинные мотивы моих поступков, как будто я сам их не знаю. Решив, что, может, ее хоть дым отпугнет, вновь закурил. Эх, выпить бы еще! Она после спиртного у меня тут же засыпает, несмотря на многолетнюю тренировку.

Но – даже столика возле фуры уже не было. Вручив братцу икону, отправился осматривать саванну. В сидячем положении это как-то не очень получалось, но мир показался вдруг более дружелюбным Вернувшись, и, вполне удовлетворенный работой собственной перистальтики, со злорадством принялся наблюдать за извлечением из дальнего угла на свет Божий шкуры: пыхтя, братушки беспорядочно дергали бренные останки белого медведя из одной стороны в другую.

-Эй, дурилка картонная! – окликнул я Кунака, - Знаешь, поговорка такая есть: квадратное – кантуй, круглое – кати. Шкура круглая или квадратная?
-Она – продолговатая, - ответил братец, вытирая со лба пот.

-А вы не пробовали вдоль кузова, по ящикам катить, архимеды? Только не уроните вниз после третьего штабеля, здесь еще коробки стоят.
-Вот и убери их оттуда, - огрызнулся Кунак.

Проглотив заслуженную обиду, я от греха подальше спустил на землю остальные подарки, наблюдая тем временем за процессом перемещения в ограниченном пространстве северного раритета. Дела шли почти успешно: шкура порой застревала между рядами ящиков, и братьям приходилось применять поистине титанические усилия, чтобы прокатить ее дальше в тесном пространстве кузова.

Но минут через десять она все-таки лежала возле выхода. Куначок уселся на свой драгоценный дар папе задом (а ведь еще недавно вопил, что по нему и босиком-то ходить нельзя!), и, дрожащими от напряжения руками показал жестом, что ему невтерпеж закурить. Пожалев несчастного, я прикурил за него сигарету и подал ему. Тот только кивнул благодарно, затянулся и прикрыл глаза:

-Ну и гад же ты, Иваныч! Ты зачем ее в самый конец затолкал?
-Братишка, я же не знал, что твой брат на джипе от нас удерет! – принялся оправдываться я. - Я рассчитывал, что твои родичи со всем этим и без нас справятся, потому самые легкие подарки, которые для нас, и положил поближе. А ты чего подслушиваешь?! Крепи шкуру, это подарок от короля Чукотки!

Минут через двадцать тронулись  путь. Молча так, обидевшись друг на дружку. А больше всех – на меня. Вот ведь невезуха! Нарушив игру в молчанку, поинтересовался у «малыша»:

-Слушай, а у тебя «Дорз» есть?
-«The Doors»? Есть! Коллекшн! Я его очень любить, это великая группа! Включать?
-Разумеется, нам же еще часа полтора, наверное, ехать.

-Два! – довольно ответил тот, ставя диск, - Красный Гунага, а тебе который песня хорошо?
-Да мне почти все хорошо: и «Spanish Caravan», и «Riders on the Storm», «the End», конечно, и … эта, не помню названия, в которой оптимистический заряд в припеве: «уверяю тебя, нам суждено умереть». А, точно: «Alabama Song»! Прумь – тюм – тюм, прум – тюм, тюм, и так далее. Класс, а?

-Ну вот, все больше узнаю, чем ты живешь, чем дышишь, - обратился ко мне археолог, - Что, Моррисон нравится?
-Знаешь, в реальной жизни он вряд ли мне бы понравился, читал я его биографию. Но: его стихи, его музыка, его напор – это что-то, недаром же они в чартах не то что «Роллингов», «Битлов» переплевывали. Жалко Джимми, рано он крякнул.
-Это точно, - кивнул он, начав отбивать ритм. Даже губами шевелил.

А сборник был на самом деле неплохой: минут через двадцать, кто хоть что-то понимал в «Дорзе», начали подпевать. Таковых обнаружилось трое: Ильичу с его слухом досталось место на подпевках, мы же с малышом оспаривали пальму первенства в вокале. Произношение у него было ни к черту, но голос хороший, моррисоновский. Последней на диске была, естественно, «The End», а я ее практически наизусть помню. Где-то посередине я не выдержал и крикнул:

-Driver, will you takin` us?
Гунага довольно закивал головой:
-This is the end, - и показал на появившееся впереди поселение.

-Не узнал, что ли? – со смешком спросил Кунак. - Скоро и дворец уже покажется, все еще не узнаешь? Вон, смотри: и что? – ткнул он пальцем в направлении машущей руками толпы. -  Да уж… Ну, раз уж папу не узнаешь, посмотри хотя бы налево.

Там стояли отдельной группкой, чуть поодаль от всех остальных, Лариса, две этих профурсетки, и – Маша! Ох ты, батюшки – светы, и надо же было влюбиться в негритянку! «А что, ты и вправду влюбился? – ехидной вполз в мозг внутренний голос. - Ты же сам недавно тут причитал, что, кроме Светки, у тебя почти никого и не было».

 Но времени для дискуссий уже не оставалось: Кунак подавал мне свою «мантию», Ильич, покряхтывая, шарил руками под лежанкой в поисках своей палки, так что оставалось лишь смириться с неизбежностью. Расправив амулеты, я направился, поддерживая Ильича, к выходу.

Если кто-то кого, как нас, и встречал, то разве что Гагарина. Одно плохо: пришлось целоваться со всеми желающими. Мало того: каждый норовил подарить какую-нибудь побрякушку.

И, если сначала я по простоте душевной складывал их в карман, сердечно благодаря за подарок, то вскоре осознал всю бессмысленность этого занятия, и попросил Ильича все это добро скидать в один пакет: в очереди поприветствовать нашу делегацию оставалось еще человек пятьдесят, и каждый дарил кто шкурку, кто амулетик, поздравляя нас с прибытием.


                72. ПРИБЫТИЕ.

Когда схлынул толпа, к нам подошел Великий Гунага:
-Я ждал вас и верил, что вы скоро вернетесь, сыны мои, - и посмотрел на свой «Ролекс». - Через двадцать минут я вас всех жду за столом. А ты, человек с палкой, можешь сразу идти за мной. Мне поговорить с тобой надо.

Ильич послушно захромал следом, недоуменно оглядываясь на нас. Я, сам ничего не понимая, и не желая его разочаровывать в своей предусмотрительности, лишь отмахнулся: «Иди, мол, не отсвечивай». Последней подошла ко мне Маша, поглаживая свою ладошку, как будто выискивала там ответ в линиях судьбы:

-Я тебя ждала. Люблу, - по-русски сказала она. И – поцеловала.

Лариса Петровна, по-моему, аж запищала от восторга. А эти две гадины, закурив, только ухмылялись. Что же я наделал?! Они же тут всех построят: и Кунака, и папика его, а вслед за ними – и всю Африку: знаю я этих стервозных русских. Ладно, придется, по всей видимости, их впоследствии как-то разделить, а то они тут такого наворотят, что и ООН не разберет. Но у меня сейчас немного иная проблема:

-Братишка! – позвал я Кунака. - Ты, пожалуйста…
Не успел договорить: тот подошел сам:
-Вот твой муж и мой брат. Его обида – моя обида, его радость – моя радость! – и, повернувшись, собрался уходить.
-Кунак, леший тебя дери! – крикнул я вослед.

-Чего тебе еще? Печатей в паспорт у нас не ставят!
-Охолонись, братишка. Не понял? Успокойся, короче, - погладил я его по рукаву шубы. -  Так, ты подумай своей башкой: и как мы сейчас потащим все подарки отцу, на Машу, что ли, их все загрузим?

Тот, опомнившись, созвал с десяток почетно – обязанных и заставил их перетащить все дары в закуток, за которым уже виднелся здоровенный стол, и прохаживались в ожидании торжества гости. Хотя: какие они гости? Это я – гость, а они – хозяева, но ждут отчего-то именно меня, пусть даже и не одного, а с девчонками. Все было бы хорошо и лестно, если бы не жара. Может, Маше эту шубу подарить? Пусть она и парится, она к жаре привычная. Но – нет, лучше сегодня ночью буду потным я, чем она, потерплю денек. Да и имидж поддерживать надо.

-Ты иди, Маша, мы с твоим бывшим один вопрос обсудить должны, - обратился я к ней по-английски.
Та, поклонившись, отошла в сторонку. Неужели все-таки не дура? Но – надо на всякий случай еще раз проверить:

-И попить принеси, - добавил я.
-Что?
-Сок, воду, неважно.
-Минуточку.

Меньше, чем через минуту, она вернулась с подносиком. Один стакан протянула мне, другой – братцу.
-Это хоть не яд? – спросил я с подначкой. - А то, представляешь, одним махом с обоими мужьями разделаться: это же просто сказка, - уже чисто по-русски подмигнул я братцу.

Тот, отхлебнув из стакана, панически заорал, дергаясь: «Открывашка! Яд!».
-Какая такая открывашка, ты что, сбрендил?  - и отхлебнул в свою очередь. Покатав напиток во рту, до меня дошло. - Отвертка это, а не открывашка. Так что давай за работу, распаковывать надо. Маша, ты нам поможешь?

Та тут же подбежала к коробкам, немедленно намереваясь разрывать их на куски голыми руками, лишь бы побыстрее увидеть, что там внутри. Ох уж это женское любопытство, ему все нации покорны.

-Начни вот с этого, - перебил я ее познавательный порыв, и указал  на сверток со шкурой, - С остальным мы сами разберемся.
Помогать Маше подвизалась подошедшая Лариса. Пока они там возились со шкурой, мы с братцем повскрывали ящики.

-Ты что себе оставишь? – спросил я у него.
-Ну, мне хотя бы корону из дерева, и еще что-нибудь, - просительно вымолвил Кунак.

-Хорошо: бери вот это, это, и, - поискав глазами, обнаружил искомое, - вот это. И – неси к нам в дом. Остальное сейчас дарить начнем: не видишь, народ уже волнуется? Да, и братков своих кликни, пусть они дары носят, а мы с тобой речи говорить будем.

Женщины оказались проворнее нас, мужчин: распаковав шкуру, они принялись ее расчесывать невесть откуда взявшейся щеткой, что-то там друг с дружкой обсуждая. Тут в наш закуток вошли две уже слегка захмелевшие Гунаги мужского пола. И, словно наткнувшись на невидимую стену, остановились перед шкурой. Наконец старший, присев на корточки, начал наглаживать мех. Вскоре к нему присоединился и младший:

-Это кто? – робко спросил он.
-Это – шкура короля медведей, а остальное я потом скажу. Так, вы пока стойте здесь, и как я только скажу, несете по очереди подарки. Ясно?
-Кому? – болванчиками вскочили они на ноги.

-Кому ясно, или кому нести, чудики? Отцу нести, кому же еще. Это подарки от его братьев и сыновей, что же тут неясного? А вот вы, к примеру, что за последний год отцу подарили, позвольте узнать?

Благо, с переводом никто пока особо не торопился, так что пока смущенные моим напором Гунаги просто продолжали пожирать взглядами медведя, изредка посматривая в мою сторону. Тут подошел Кунак:
-Иваныч, все только нас и ждут. Да, и отец тоже прямо сегодня жениться хочет.

Вот ведь неймется старому! За шестьдесят ведь уже, а все туда же. Впрочем: если Кунаку – пятьдесят два, то его папе, соответственно… Бедная Маруська. Впрочем, не исключено, что бесшабашная молодость победит всякую там зрелость и знатность.

-А Ильич где? – прищурясь, посмотрел я на кучкующийся народ.
-Да вон он, рядом с папой присел, о чем-то с ним разговаривает.
-Так и зови его сюда, ни к чему пиршество задерживать.
Археолог вскоре приковылял.

-Ильич, ты помнишь, что обещал? Короче, самолично вручишь эти свадебные причиндалы королю и его невесте, да одеть поможешь. Но – это уже после того, как Кунак подарит ему регалии, - стараясь зрительно представить себе картину предстоящих событий, просто повествовал я то, что проносится перед моим внутренним взором. -  Затем со шкурой к нему подхожу я, говорю речь, а дальше – твоя очередь. Усек? Так, а вы, дармоеды, хватайте вот эту коробку и ставьте ее рядом с местом Владимира, и мухой обратно.

Кунак перевел. Нет, не так надо все обстряпать, криво выходит. Господи, как же все красиво-то обстряпать? Поразмыслив, я передумал:
-Так, Куначок, зови сюда еще одного добровольца.

Тот что-то крикнул, и от стола к нам подошел еще один Гунага.
-Мужики, вы берете шкуру за лапы, а я – за голову, и пошли дарить. Прямо сейчас. Лариса Петровна, присмотрите, пожалуйста, за остальным, хорошо? Пусть у них тут нравы и суровые, но все-таки не хотелось бы, чтобы что-то пропало. Вон видите, детишки так и норовят что если не стырить, так хотя бы потрогать, - кивнул я на пузатую мелочь.

И мы начали этаким кораблем выплывать ко столу: эти четверо держат за лапы, а вот что касается башки, здесь я слегка погорячился: тяжелая, сволочь! Но – отступать некуда. Великий Гунага привстал. С трудом дотащив свою ношу до полутрона – полукресла, мы постелили медвежачью шкуру поверх. Слегка отдышавшись, я сказал:
-Это Вам, великий Гунага, от Вашего северного брата. Присаживайтесь, пожалуйста, Ваше Величество.

Тот с превеликой осторожностью вновь занял свой трон, поглаживая мех:
-Это кто?
-Это – король медведей, он такой же сильный, как и король львов, - заверил я его.

Сказал – и задумался: а ведь, пожалуй, я неправ: белый мишка, пожалуй, эту кошку полосатую на раз уделать сможет. Лев без прайда кто? Голодный одиночка, обреченный на голодную смерть, и все тут, а наш медведь нигде не пропадет, да и что по массе, так и по «зубовооружению» всяко своего африканского хищника превосходит.

-А душа у него где? – вдруг поинтересовался колдун, принюхиваясь своим приплюснутым носом к дару.
-Вы не волнуйтесь, душа у него на небе, у нас, на севере, ее хорошо видно, даже созвездие такое есть – «северный медведь». Так вот, она – там. Мы с сыном Великого Гунаги, моим братом, сами ее туда отправили.

Жаль, что бубна моего с колотушкой с собой нет, показал бы сейчас им камлание: то еще представление получилось бы! Местный Мерлин внимательно посмотрел на меня, затем подошел, и, перебрав мои амулеты, что-то громко произнес. Честно говоря, я слегка струхнул: чего это ему от меня надо? Но вскоре сидящие за столом принялись дружно кричать в ответ, улыбаясь. Фух, аж от сердца отлегло. Но – хватит на сегодня ворожбы, пора говорить самому:

-А теперь наш дар преподнесет Ваш сын, - отчасти присвоил заслугу братца себе я. А что, кто ему денег занял? – Пошли за регалиями, - это я уже Кунаку.

Вдвоем мы донесли ящик к уже ерзающему в нетерпении папику. Достав оттуда коробку с короной, пояснил:
-Короновать должен священник, - достал я заблиставшую на солнце стразами корону, протянул ее колдуну. - Одевайте, ваше Святейшество, и скажите молитву. Но – короткую.

Тот, почтительно взяв искрящийся всеми цветами радуги новодел, зашел за спинку трона, водрузил его на голову застывшего в неподвижности короля, бормоча при этом что-то на своем туземном наречии. По-моему, даже ветер стих, а что касается гостей, так те, похоже, даже дышать боялись. Пока народ не дышал, я достал коробки со скипетром и державой, Себе я взял державу, палку же отдал Кунаку:

-Так, ты подаешь в правую руку, а я – в левую.
-А как подавать? – осторожно взял тот символ власти.
-Очень просто: папа раскрывает ладонь, и суешь туда скипетр. Можешь даже объяснить, зачем он нужен: я уверен, что отцу понравится.

Мы зашли с двух сторон, и, когда закончились причитания колдуна, вложили в подставленные руки символы державной власти. По-моему, Великий даже прослезился. Ладно, теперь очередь за иконой. Быстро сбегав за ней, вернулся и с поклоном протянул вождю. Похоже, то был в растерянности: руки заняты, а икону с Черной Богородицей он явно хотел.

-Ваше Величество, передайте на время скипетр и державу Вашим сыновьям, - посоветовал я, видя его затруднения, - Они вам непременно вернут.

Двое Гунаг уже были тут как тут. Бережно приняв из отцовых рук наши дары, сразу же принялись их рассматривать. Но, если вождь, разглядывая икону, смотрел поверх нее на меня с явным дружелюбием, то взгляд шамана мне однозначно не понравился. Еще бы! – новое божество привезли! Эх, была не была! Вернувшись из закутка, я с сожалением протянул ему берестяное Евангелие:

-Это – Вам, - объявил я, - Это священная для всех нас летопись, и я не сомневаюсь, Ваше Святейшество, что она вам очень пригодится.

Тот настороженно принял книгу, затем открыл, и, внезапно просветлев лицом, рысью помчался к своему дому. Словарь с церковнославянского искать, что ли? Но, главное, он был явно доволен, и даже – польщен, так что деньги потрачены не зря.

-Иваныч, а можно я вас всех сфотографирую? – прервав общую тишину, спросила Лариса. - Вместе с королем.
-Так вы сами у него и спросите, - пожал я в недоумении плечами.
-Извините, Ваше величество, - набравшись храбрости, обратилась та к королю, - Вы не против, если я Вас с Вашими сыновьями запечатлею?

Тот, похоже, английский знал немного похуже Куначка, но кивнул:
-Ты и ты, - царственно наклонил он голову к браткам, прижимавшим к груди российскую красотищу, - становитесь позади меня. Ты, - показал он на меня, - вставай здесь. А ты, странник, вставай здесь, - показал он Кунаку место рядом с собой, с другой стороны трона.

Мы выстроились так, как он велел: в центре, на шкуре и в короне, восседал сам король, за ним – эти «братки», а мы с Куначком по бокам. И, если коренные Гунаги были при регалиях, а папик даже и при иконе, то мы стояли просто так, парясь в своих мантиях.
-Фотографируй, - скомандовал хозяин.

Лариса сняла нас в нескольких ракурсах, изредка прося сказать «чиз». Не люблю я улыбаться на камеру, раздражает меня это. Мне легче язык показать, чем губы в бессмысленной улыбке растягивать.

-А может, стоит колдуна позвать? – спросил я у братца. - Пусть он Евангелием нас всех осеняет: нам пофиг, а ему приятно.

Тот, одобрительно кивнув, послал соплеменника за шаманом, вкратце объяснив, что надо. Колдун, сияя от удовольствия, встал между братьями, и, подняв над собой берестяное Евангелие, с радостью присоединился к фотосессии. Вот и хорошо, никто не остался обойденным, значит, обид не будет. А что женщин не пригласили, так это, может, положено у них так.

Теперь можно и выпить – закусить. А затем начнется еще один важный момент – короля женить будем, а то вон как Ильич нервничает, не зная, когда ему эти нагрудники с наручами дарить. Усевшись за ломящийся от изобилия стол, состоявший из мясного – овощнофруктового, с удивлением обнаружил «Столичную».

-Ты? – нагнулся я к Куначку.
-Дьюти – фри, - лукаво взглянул тот на меня.

И когда успел, спрашивается? Вроде все время возле меня торчал, или это его братцы расстарались? Пиво же в грузовике было, а ни он, ни я его точно не покупали. Подняв стаканы, все чего-то ждали, переглядываясь. Великий еще этот на меня странно посматривает. А мне-то откуда знать, кому право первого голоса предоставляется?

Вон, метрах в пятидесяти от нас, черепушка чья-то бесхозная на копье болтается, и разбери потом, чья она: обезьянья или человечья. Разумеется, наверняка для колорита, туристов привлекать, но ведь чем черт не шутит? Ляпнешь что-нибудь не то, и туда же, пару ей составлять. Посмотрел на Кунака. Тот лишь кивнул ободряюще. А, была не была! Поднявшись, и, попросив братца переводить, начал здравницу по-русски:

-Я хочу поднять бокал за Великого и Справедливого Гунагу, настоящего, подлинного короля Африки (не перебарщиваю ли?), за его скромность и щедрость, за то, чтобы и внуки наших внуков передавали из уст в уста сказания о его достославных подвигах. Лишь он в одиночку способен сразиться со львом! – и тут же почувствовал существенный пинок по ноге:

-Ты что мелешь? - шипел Кунак, - Один на охоту пойти хочешь, с копьем против льва?! Сдурел?
Я, осекшись, продолжил:

-Но всегда лучше быть со своими родными, они никогда не подведут, и пусть за Вашим правым плечом всегда будут Ваши сыновья, а за левым – жены!

Вот ведь, блин, сморозил! Но, к счастью, никто, кроме Ларисы и Ильича, этой оплошности не заметил.
-Ура! – чтобы не давать времени на раздумья, закричал я.
-Урааа! – подхватили остальные.

Осушив стакашек, я подошел к Володе:
-Спасибо, что не засмеялся. Так, мой хромоногий падре, ты к обряду готов?
Тот, жалобно вздохнув, спросил:
-Поможешь?

-Помогу, куда же я денусь. Давай попробуем так: когда ты будешь свои колядки произносить, я время от времени стану голосить что-нибудь православное. Сойдет, как ты думаешь?
-Лишь бы твои дуры не мешали, - с сомнением произнес тот. - А так, думаю, справимся.
-Ну, тогда с Богом, - выдохнул я, внутренне перекрестившись.
-С Богом.

И мы с веселыми лицами обреченно пошли с очередными подарками к молодожену
-Маша! – позвал я.

На призыв метнулось сразу две Маши.

-Масяня, это только тебя касается. Женушка, посиди пока на месте, - и, чертыхнувшись, попросил на английском Машеньку оставаться на месте, - Так, Машка, мы тебя сейчас замуж выдавать будем. Передумывать поздно. И, если во время церемонии ржать начнешь, или отчебучишь чего – вон, видишь, башка на копье висит? – и показал в сторону черепушки.

Лишь бы не описалась со страха, курица мерзлая. Но та, вместо того, чтобы испугаться, спокойненько подошла к копью и весело так спросила:
-А как его звали?

-Тутанхамон, ешкин кот! – уже на взводе бросаю я, пытаясь тем не менее поймать кураж. - Иди сюда, сейчас обряд будем совершать. Кунак, пусть наш отец встанет рядом с этой… с его новой женой рядышком, дальше… И не перепутай! – так, колдун берет корону, и мы вместе с новобрачными трижды обходим по кругу стол. После каждого обхода ваш священник по очереди возлагает корону на головы новобрачных, и пусть говорит себе при этом все, что хочет. Лариса, мы с вами будем петь. Ты знаешь «ой, то не вечер, то не вечер?», - та кивнула в недоумении. - Вот и хорошо: ее и будем петь.

Хорошо хоть, что в голову не пришло что-то вроде «В лесу родилась елочка», а то эти пигалицы нам однозначно все бы испортили. Да и Кунак не понял: русская народная еще туда – сюда, может, и вправду эту песню петь положено, но про елочку явно был бы перебор.

-Так, Ильич, - закусил я удила азарта, - ты по окончании трех кругов одеваешь им на грудь берестяные украшения, произнося попутно славянские заклинания, ты в них спец. Только время от времени делай, пожалуйста, паузы, я буду басить: «Во имя Отца, Сына, и Святого Духа». Не покоробит?
-Поехали, - только и смог произнести белыми от волнения губами Володя.

И мы – поехали. Даже у меня коленки дрожали: не до шуток ведь, могут и на самом деле шакалам скормить. Но все вышло как по писаному: парочка чинно обходила стол, шаман после каждого круга, бормоча, надевал им на голову корону, а мы с Ларисой тем временем заливались, идя позади, русской народной песней. Голос у нее откровенно неплохой, с переливами: мы даже на два голоса пытались исполнять, и это – без репетиции! Но, хоть получалось и не всегда гладко, все сидящие за столом были поистине околдованы красотой мелодии.

Наконец наступил решающий момент. Ильич, показав шаману, что пора вернуть королю его шляпу, принялся привязывать Великому Гунаге нагрудник и оручи, приговаривая при этом нараспев. Затем сделал паузу. Я спохватился: «Во имя Отца, Сына, и Святого Духа!», и перекрестил новобрачных.

Умеет же рожать Россия на свет Божий всяких там Лжедмитриев и прочих самозванцев, вот и я до кучи. И не надо мне напоминать по Донского и Менделеева, но ведь Ленин, в честь которого я был столь безжалостно обозван родителями,  был настоящий?

Нет, надо это дело срочно заканчивать. Пока Ильич, воркуя суесловицы, завязывая последние веревочки на брачных облачениях, я жестом пригласил доблестный туземный народ поднять бокалы. Как только тот справился с завязками, я опять возобновил «служение»:

- Во имя Отца, Сына, и Святого Духа! Горько!

Сперва подхватили только россияне, да Кунак, который, видать, уже бывал на наших свадьбах. Братишка что-то крикнул присутствующим по-своему. Местное население сначала вразнобой, а потом уже и дружно, начали скандировать «Горько!».

Машка тут же обняла вождя и принялась целовать его взасос. Я же начал отсчет: «Раз – два – три», и так далее. Что она там у короля во рту своим языком вытворяла, даже не представляю, но я уже устал считать, а глаза у Великого Гунаги, похоже, и вовсе закатились куда-то за затылок.

-Машка! – на правах бывшего мужа одернул ее я. - Водка греется, хорош уже! Садись со своим новым мужем, и давайте за все хорошее выпьем. И пусть у вас будет столько детей, сколько у вас на двоих пальцев; сорок один!

Куначок, похоже, перевел только последнее. Великий сперва задумался, но вскоре до него дошло, и он, загоготав, поднял свой бокал. Елки зеленые, я же совсем забыл! Где же эти славянские пиалы?

-Ильич! У тебя что, с памятью совсем нелады?
-Это почему? – сползла у него с губ облегченная улыбка.
-Мы из чего с тобой пьем? А должны были? Где там эти твои рынды, или ковши, как их там? – закрутил я руками, и вправду позабыв название, - Пусть молодожены потрудятся, да гостей обносят.

Тот хлопнул себя по лбу: «я сейчас». Подойдя к молодым, поставил перед ними эти монстроидальные сосуды и наполнил до краев водкой. У бедного вождя, похоже, глаза опять начали за затылок закатываться. Маша от него не отставала.

-По русскому обычаю вы должны, - и Володя сделал паузу, гад такой: не дай Бог у короля еще инфаркт случится, - Вы обязаны обойти с этими чашами гостей, чтобы каждый смог отпить из ваших рук.

Все, инфаркт отменяется. Вождь, радостно тряся короной, осторожно поднял братину и, стараясь не расплескать, двинулся по кругу. Маша последовала его примеру. Как же жарко-то здесь у них, особенно – в шубе! «А шуба-то!» - нашло на меня очередное озарение. Склероз проклятый!

И я метнулся в наш закуток. Какая сволочь шубу на гвоздь повесила? Оттого-то я ее и не заметил в прошлый раз, роясь в коробках. Оперативно освободив от полиэтилена королевскую мантию, пошел обратно к столу, где застал странную картину: Великий Гунага с ковшом в руках нерешительно топтался возле моего места. Недолго думая, я накинул на того шубу:
-Это – Ваша мантия, Ваше Величество.

Народ в очередной раз восторженно закричал. Великий же просто сунул мне в руки эту баклажку и поцеловал, вытирая глаза. Затем вдел руки в рукава, и, приняв обратно слегка пригубленную мной чашу, степенно направился дальше. Царь, эфиоп его мать. Усевшись рядом с Ильичом, я вздохнул с облегчением:

-Ну, теперь вроде все. Он – наш. Еще немного подпоить, а дальше, помнишь, как в той песне: «Какое небо голубое, мы не сторонники разбоя»? Применим все методы сразу, и чем больше их сработает, тем лучше. Согласен?
-Согласен. Давай выпьем, как говорится, за успех нашего безнадежного дела. Только по чуть-чуть, чтобы голова соображала, что в ней язык делает.

Но чокнуться нам не дали: оказывается, венценосец уже вернулся на место, и поднял руку, призывая всех к тишине. Говорил он много, непонятно, время от времени показывая то на небо, то на землю, обводя рукой вокруг, и при этом, похоже, говорил он в том числе и обо мне. Не дай Бог на охоту зовет, или на войну с соседним племенем.

 Куначок, встав позади меня, вкратце перевел. Оказывается, я ниспослан тому с небес, и я такой же сын земли, как и он сам, и весь его народ будет помнить вечно Великого Красного Гунагу. Переводя последние слова, братишка засопел: видимо, новая добавка к моему имени здорово пошатнула статусные позиции этого националиста.

-А теперь давайте выпьем все до дна! – поднял король свою братину.

Вот ведь хитрюга! У него ведь после обхода стола если что и осталось, так капель пять на самом донышке, а у меня – грамм сто в этом стакане. Да еще и жара, да шуба эта треклятая. Так и скопытиться раньше времени можно, а это в мои планы однозначно не входит.

Но – делать нечего. И я залпом выпил, радостно улыбаясь в сторону трона. Затем быстро ухватил тарелку, чтобы закусить это теплое пойло. Мозги. Пусть будут мозги: они жирные, и обволакивают стенки пищевода и желудка. Может, хоть торкнет послабже, а то уже в головушке зашаяло. Я активно продолжил поглощать закуску, игнорируя всякие там фрукты.

-Нравится? – ехидно поинтересовался Куначок. - А знаешь, чьи это мозги?
Я в напряжении замер: от этих негров чего угодно можно ожидать.
-Льва! – с довольным видом развеял мои сомнения братец. - Кушай, и к тебе его сила и храбрость перейдет!

Облегченно вздохнув, я с удовольствием продолжил трапезу. Но, к сожалению, уже слегка завеселевший Великий Гунага, одобрительно глядя за процессом поглощения мною кошачьих мозгов, внезапно поднялся с места:

-Ты теперь не просто Великий Красный Гунага, ты теперь Великий Красный Лев Гунага! – провозгласил он на английском, а потом сказал, видимо, то же самое на туземном, чем привел народонаселение в крайнюю ажиотацию.

 Все принялись экстренно наполнять посуду. Я, выругавшись про себя (он что, решил от меня одними только титулами отделаться?), тоже наполнил свою, и с поклоном подал ее королю:
-Напополам, Ваше величество.

Тот, довольно кивнув, опрокинул в себя половину емкости. Я, одной рукой прижимая рукой тару к груди, второй засунул тому в рот ложку мозгов. Тот милостиво принял закуску, даже ложку облизал. Мою ложку! Языком, который своим так усердно обрабатывала эта прохиндейка, и который, в свою очередь, заранее известно, в чем доселе участвовал. Я, якобы споткнувшись, уронил ложку:

-Извините, Ваше Величество, Вы что, гостей ждете?
-А ты откуда знаешь? – расплылся тот в белозубой (и сколько же лет этим зубам?), улыбке.

-Понимаете, - пристроил я ложку на столе, - У нас примета такая есть: если ложка или вилка падает – жди гостей.
-Правильная примета, - дернул головой вождь. - Скоро приедет мой брат. Он сын брата жены моего деда, - с трудом ворочая извилинами, сформулировал он. - Тоже король. Да скоро сам его увидишь. Ты что не пьешь?

Я, обернувшись к столу, подхватил первый попавшийся кусок мяса. Быстро допив оставшееся, закусил. Вкус, конечно, странноватый, но вроде ничего, съедобно.
-А это чье мясо? – поинтересовался я, - Тоже лев?
-Тоже лев, - пригладил тот бородку. - Большой лев.

Я взглянул на стол:
-А остальные, они что, тоже львов едят?
-Понимаешь, здесь кто что выбирает, - с трудом подыскивая слова, задумчиво протянул тот, - женщины вон, как я вижу, едят антилопу, твои братья – буйвола, а ты выбрал льва. Однако все тарелки рядом стоят. А ты выбрал именно льва, - повторился Великий, -  над этим надо подумать.

И, наклонив набок голову, пошел к своей новой жене. Я же вернулся на свое место, и даже не заметил, как Володиной ложкой доел львиные мозги, изредка запивая остывающее блюдо водочкой. Да, понятно, на льва я сейчас слегка похож: грива отросла до плечей, а борода – и вовсе до неприличия. Ну, чем не лев?

А что касается выбора блюд, так я хапал со стола, что мне приглянулось, и все. Но: червячок сомнения все же оставался. Варианта два: или меня разыгрывают, на что непохоже, либо… Вздохнув, плеснул себе еще чуток. И даже вздрогнул, когда об мой стакашек стукнулся другой.  Куначок. Налил и ему: мне что, чужого жалко?

-Ты отчего такой грустный?  Должен вроде быть счастливый: ты теперь – Великий Красный Лев Гунага, а я – всего лишь Первый Сын Второй жены Великого Гунаги, - с явно кислой миной спросил он.

Случаются же с людьми беды! Он что, мне завидует, дурила?
-Слушай, а давай я тебя тоже как-нибудь назову, - предложил я, - Мы же с тобой братья.
-Нельзя, - замотал тот головой, - Может только либо старший брат, или сам отец. Тебе нельзя.

Вот ведь напасть! Воистину: нет преимуществ без недостатков. Мои размышления о бренности иерархии прервал маленький кортеж, состоящий из черного чемоданообразного джипа и микроавтобуса: по всей видимости, пожаловал этот «брат – жены – не разберешь – кого», так как Великий Гунага самолично отправился встречать гостей. В короне и в шубе. Пижон. А мне тут сиди, потом обливайся, давно бы уже с Машенькой куда-нибудь сховался, в прохладу, да в усладу. Но: тут и дураку ясно, что нельзя.

Гость тем временем с восторгом рассматривал облачение хозяина. А тот, зараза этакая, уже повел того к своему трону, показал шкуру, похвастался скипетром и державой, а затем принялся знакомить с Машкой. У соседнего короля при ее виде аж кадык дернулся. Затем Великий, вполне довольный собой, повел своего гостя в нашу сторону:

-Вана – манна – уна – Гунага, - представил он меня.
Или нет? Хрен их поймешь. Но я, привстав, на всякий случай поклонился.
-Гуна – шунда – гыр – Гунадана, - ответно поклонившись, сказал местный Алеша Попович, и перешел на английский. - Я очень рад, что у меня появился еще один брат.

-Я тоже, - крепко пожал я его руку, как можно шире улыбаясь, думая при этом: хорошо хоть, что я не в Китае, а то там уж наверняка, побратавшись с одним, получил бы с миллиончик – другой родственников.

Интересно, как бы они там меня прозвали? «Сын красного дракона»? Или (они же любят там всякие закавыки),  «голубоглазый брат золотого тигра»? Из прострации меня вывел новый сосед, которого хозяин усадил слева от  себя, и справа от меня. А я-то все думал, отчего это место пустует?

-Зови меня просто Гунадана, а то, я вижу, тебе затруднительно. Давай за знакомство.
-Влад, - поднял я свою чеплашку. - За знакомство.

Оказалось, что он король именно той страны, через которую мы в прошлый раз с грузом бивней проезжали. Учился он в Кейптаунском университете на юриста, что изредка ему в жизни пригождается. Я же в ответ пожаловался, что мое образование практически не повлияло на мою дальнейшую судьбу, разве что окончательно разбудило наивно спящий до начала университетского обучения в глубине души цинизм.

-А ты знаешь, кто такие циники? – заинтересованно спросил Гунадана, видимо, соскучившийся по болтливому слушателю.
-Да те же хиппи, только на два с лишним тысячелетия пораньше. « А мне все по…, я сделан из мяса, - заголосил я вдруг, перегревшись, видать, на солнышке, «Ленинград» - Самое страшное что может случиться – это стать..».
Эти гадюки возле короля все же закончили фразу.
-И что это значит? – спросил сосед.

И я, как мог, перевел. Зачем? Тот задумчиво посмотрел на меня, потом – на девчонок, и произнес, покручивая свою тарелку против часовой стрелки:

-Да, зря мой отец вашему Брежневу отказал в строительстве военной базы: вам вон жарко, а вы веселитесь, вам холодно, а я в кино это видел, на «Дискавери», по-моему, - вам тоже смешно. И медведи у вас там ходят с волками. Это – правда?

-А ты что, не видишь, на чем твой брат сидит?
-Вижу, оттого и спрашиваю.
-Можно, я тебя напрямую спрошу? – уже захмелев, скосил я на того и без того закосевшие глаза, - Ты не обидишься?

Тот кивнул.
-Тогда ответь: ты – дурак?
Он помотал отрицательно головой.
-Вот и посмотри в Интернете, и увидишь, где живут белые медведи, и где – умирают. На крайнем Севере! А у нас умирают только… - и задумался, как бы перевести слово «бурые», - коричневые. Те еще сволочи: в лесу после них малины не найдешь: всю подчистую сжирают. А уж грибы – тем более. И не дай Бог ему попадешься: и тобой закусит.

-А ты можешь мне шкуру коричневого медведя привести? – слегка занервничал он от таких новостей.
-Да хоть какого. Список составь, что тебе надо. Либо я, либо он, - кивнул я на Куначка, - обязательно привезем. Если хочешь, и военную базу построим: нам сейчас на НАТО наплевать. У тебя бухта подходящая есть?

-Есть! – заскреб он нервно бритый подбородок, - Знаешь, я уже сам хотел с тобой об этом поговорить. Что мне эти яхты? В год меньше миллиона дохода дают, а вот если база – тогда да, это и мне хорошо, и тебе, как я думаю, хорошо. Поговори с президентом, пожалуйста!

Чуть не поперхнувшись, я все же поинтересовался:
-А ты в наше посольство не обращался с таким предложением?
-Нет, туда мне нельзя: соседи обидятся, они тоже хотят. А вот если инициатива будет исходить от Москвы, тогда они ко мне претензий иметь не будут.

Опять я ничего не понял: или он дурачка мне тут валяет, или всерьез думает, что я к президенту на прием попасть могу? Это здесь я аж сразу с двумя королями за одним столом сижу, а у нас на родине любой вшивый депутатишка меня только через неделю примет, и то – по протекции.

-Давай поступим так, - вытер я пот со лба, - Ты мне даешь карту акватории бухты, с глубинами, с проходами, ну, сам понимаешь. К ней – письмо, которое кроме меня и еще пары ответственных лиц никто не увидит. Оригинал вложи в конверт, опечатаешь, как положено, а его копию без своей подписи и печати, один текст, тоже отдаешь мне, чтобы я с генералами знал, о чем говорить. В этом письме, если, конечно, ты мне доверяешь, ты передаешь часть переговорного процесса мне, оставляя, естественно, окончательное решение за собой. А я сделаю все, что смогу. Идет?

-ОК! Если все получится, десять процентов – твои.
-А министру? – сам собой включился у меня в башке калькулятор.
-Какому министру?

-Который в Москве. Министру вооруженных сил: ему тоже десять надо. Хотя обычно они берут пятнадцать.
Тот заморщился, и плеснул в стакашки:
-Попробуй все же десять.

-Не бери в голову! – чокнулся я с ним. - Мелочи все это.  Мы с тобой возле военной базы такую инфраструктуру построим – ахнешь, - слегка понесло меня. -  Ты, главное, побольше земли вокруг бухты скупи, пока никто не пронюхал. А с российскими моряками я договорюсь: бизнес будем делать. Что-то перевозить из Африки к нам, я что-то от нас – к вам. Их же никакая таможня не остановит: попробуй крейсер, или фрегат остановить. Подводная лодка – тоже вариант, - разыгрался у меня аппетит. - Да твой миллион ни в какое сравнение не идет. Так что, я полагаю, года через два - три про яхты ты смело можешь забыть.

-Нет, это никогда, - мотнул король кучерявой башкой. -  Я все же оставлю две яхты: одну – себе, другую – тебе. И не смотри, что они маленькие, зато – океанские. Знаешь, как это классно – плавать на собственной яхте? Да знаешь, конечно: в новостях то и дело показывают, как вы, русские, по Европе куролесите. «Ламборджини» в хлам разбили! Этот ваш, не помню его фамилии, замок во Франции взорвал, лишь бы жене при разводе не отдавать! Нет, откуда у вас столько денег?

Я сдержался. Надо мыслить конструктивно: предлагает мне яхту, и то уже немало, пригодится. Можно будет, глядишь, адмирала какого-нибудь на ней покатать, а если потребуется – то и подарить. Пятьдесят процентов. Хрен с ним, не обеднею, тем более что я и не богател никогда. Все мое богатство – квартира, да кактус в ней.

-ОК. За наш общий бизнес, -  и поднял стакан.
-За дружбу! – согласился Гунадана.

Чокнулись, выпили. Ох, что-то меня совсем штормит. Попытался было встать, да уже не смог. «Эх, ты, а еще говорил, что русские не сдаются», - промелькнула последняя мысль.


                73. МАША.

Оказывается, это она, увидев мое бедственное состояние, отвела меня домой. Под белы рученьки, так сказать. Потом, по ее словам, я самостоятельно разделся и рухнул на постель, совершенно не интересуясь наличием рядом живой женщины. Но она, дескать, не в обиде, и все понимает. И при этом поглаживала меня по моей отросшей бороде. Вот и хорошо.

То есть – совсем нехорошо. Рассольничку бы сейчас. На худой конец – пивка, наличием которого я и поинтересовался. Кивнув, та черной мышкой (или – пантеркой?), выскользнула и вскоре вернулась с двумя запотевшими… О, елки! Зажатыми между обнаженных грудей банками, держа в руке бокал. Застонав, я присел на кровати, и, отмахнувшись от бокала, открыл банку. Холодненькая, Ешкин кот! Как же хорошо-то. Мигом прикончив баночку, потянулся было за второй, но передумал:

-Туалет где?

Машенька, радостно закивав, осторожно повела меня по коридору, и, указав на дверь, объяснила, что там не только туалет, но и душ. Это что-то новенькое. И, хоть туалет был то ли «био», то ли другой какой непривычной системы, зато из душа текла вполне приятная водичка, не такая вонючая, как в нашем городе. Тут же стояли моющие средства и висело веселенькое полотенце с пальмами. Китайское, наверное. Почти закончив омовение, и даже почистив зубы, почувствовал, что из утреннего «недочеловека» превращаюсь в полноценного члена общества.

-Маша! – позвал я, постучав в стенку.
Та засунула свою очаровательную головку в дверь.
-Спинку потри, - попросил я по-русски: не все еще шестеренки в голове как надо закрутились, - Спинку, - показал я на область между лопатками, - спинку, soap! Поняла?

Та улыбнулась, скинула свою набедренную повязку, и, забравшись в кабинку, принялась нежно намыливать мне спинку пальчиками, а может, и еще чем. Я уже был ко всему, как пионер, готов. Так мы промылись вдвоем, наверное, минут тридцать или сорок. Затем она вытерла меня полотенцем с пальмами, и, вполне удовлетворенный как душем, так и всем прочим, я вернулся в комнату, где меня ожидала маленькая мужская радость: сигарета и пиво. Теперь можно его и из бокальчика. Только начал его наполнять, как Маша, присев рядом в костюме Евы, робко объявила:

-Влад, у нас будет сын. Это тогда случилось, в прошлый раз. Я так боялась, так боялась, что ты не вернешься!
Минуточку, и к чему такие стрессы за одно утро? Хотя: видно, что она не врет, взгляд у нее переменился, в нем что-то женское появилось, сучье, кормящее. А я-то вчера и не заметил, да и сегодня не до того было.

-А почему именно сын? – постарался я сдержать эмоции.
-У всех Гунаг первым рождается сын.
-А если дочь?

-Тогда она уже не Гунага, отец может за ней ухаживать, но Гунагой она никогда не станет, - слегка облегчила мои опасения насчет признания общественностью  как в предположительно дочкиной, так и в моей собственной «Гунагости», она.
-Видишь ли, у меня в России уже есть сын, так что зачем переживать?

-Тогда и мать дочери тоже уже не Гунага, - нагнула та голову. - Она неправильная, духам и Богу неугодная, - машинально продолжила та наглаживать мое плечо.
Вот ведь, нашла проблему! Возьмет мою фамилию, и дело с концом.
-Ну и что? – усмехнулся я.
-Тебе придется взять еще одну жену, потом – еще одну, пока сын не родится. А я не хочу тебя ни с кем делить!

Нет, надо срочно утешать, а может, и вправду мне Господь еще один шанс продлить свой род дает?
-Да сын у нас родится, кто же еще? – обнял я ее.

Та подняла на меня свои заплаканные глазки: «Правда?». И разревелась еще пуще прежнего. Так, надо ее отвлечь:
-А где ты английский выучила?
-В школе, при церкви, - утерла та нос моим полотенцем.
-Так, значит, ты – христианка?

Та в изумлении подняла на меня свои покрасневшие глазки:
-Конечно!
-А православной христианкой не хочешь стать? – показал я свой крестик.
-Мне что, можно? – робко спросила она.
-Конечно, ведь у тебя муж православный.  Это даже хорошо, приветствуется, да и сына крестить тоже надо.
-Я согласна!

Вот, и слезки сразу высохли. Но у меня все равно в голове сумбур: а если, допустим, это не мой ребенок, а того же Кунака? Что же теперь, ждать, пока у него рыжея борода отрастет, чтобы не сомневаться? Но наверняка же тот черненький родится: нордический – цвет рецессивный, угадывай потом, что за чудо на свет появилось. А, и хрен с ним! Воспитаю, как своего, если что: соскучился я по маленьким детям. Я погладил Машу по голове и хотел было уже закурить, как вспомнил вполне разумную надпись на пачках: «Оберегайте детей от табачного  дыма»:

-Да, еще вот что: увижу тебя еще раз с водкой или сигаретой – ты мне больше не жена, - поднял я ее пальцем за подбородок. - Глоток шампанского можно, и не больше, понятно?
-Это почему? – недоуменно спросила она.
-Это! Может! Повредить! Нашему! Сыну! – делая ударение на каждом слове, заявил я.

-Хорошо, - испуганно распахнула та глазищи. -  Я буду хорошей женой. Я буду православной. Я буду слушаться. А вдруг меня Великий Гунага попросит?
-Что попросит?
-Чтобы я виски с ним пила, мы так часто, когда вечер. Но ты не подумай ничего, наш папа – он добрый, только в карты заставляет играть. Кроссворды еще из газеты разгадываем, я тут знаешь, какое слово угадала? Месопотамия, вот! А ты смог бы?

Я протер очки:
-Подходящее слово. Да, - и посмотрел их на просвет. -  Грустное только: была держава – и нет ее, не докричишься. Сколько ни рой землю, все равно ничего, кроме черепков, не найдешь. Так и с нами. Ладно, теперь ты будешь сидеть только рядом со мной. Возражения есть?

Возражений не было. Захватив сигареты, пошел к выходу, на крылечко. Хорошо хоть, что двери со стеклом: возле входа, если не ошибаюсь, столпилось уже полдеревни. Бездельники, блин! Им бы в поле пахать, да антилопам хвосты крутить, так ведь нет: им зрелищ подавай. Но курить хотелось, и я отправился за «мантией».

Выйдя на крыльцо в одной шубе и полотенце, был встречен приветственными криками. Мне оставалось лишь закурить, и, как Сталин с мавзолея, с благосклонной улыбкой помахивать рукой. И чего они все так радуются? Я им кто – сват, брат? По корове каждому подарил? Внезапно толпа расступилась, и ко мне вышел Великий Гунага с распростертыми объятиями. А позади него уже стоял огромный накрытый яствами стол.

Господи, и чем же я так перед тобой провинился? Ведь только – только голова начала проходить. Выкинув сигарету, я обнял вождя:
-Ваше Величество, приветствую Вас!
-Привет и тебе, сын мой!

Эх, сейчас сказать, или повременить?
-Отец, у меня к Вам одна просьба, - не отпуская того из объятий, прошептал я на ухо.
-Проси, что хочешь! – расстелил он передо мной жестом пространство саванны.

-Понимаешь, Маше больше нельзя пить спиртное, - кивнул я в сторону стола.
-Это почему? – освободился от объятий «папик».
-Видишь ли, врачи не рекомендуют. У нас будет сын, только это…

Слово «секрет» я сказать не успел: Великий Гунага, взметнув руки, громко закричал по-своему верноподданной толпе. Что тут началось! Такого не было даже вчера, когда нас встречали, да когда мы подарки дарили. И, слава Богу, что меня бросились обнимать лишь трое: сам король, его старший сын, и Куначок, который, подмигнув, с едкой улыбкой произнес:

-Ну, теперь держись. Это на неделю.
-А меньше – никак? – с ужасом спросил я.
-Да есть, конечно, способы, я тебе потом о них расскажу.  Эх, Иваныч, Иваныч, что же ты наделал.

Да уж, наделал, что называется, по самое нихочу. Вслед за братцем подошел король Гунадана, и, усмехаясь, пожал мне руку:
-Я рад за вас. Искренне рад, - и понизил голос, подмигнув. - Сам когда-то хотел на ней жениться. И даже если у вас будет девочка – все равно рад. Вы прекрасная пара: уж я-то знаю.

И отошел. Лучше бы он не отходил: следом потянулись вереницей бессчетные Гунаги, а их ведь в этом полугороде – полудеревне, если я не ошибаюсь, живет тысяч восемьдесят. Пусть тысяч сорок из них – дети, еще тысяч десять – пятнадцать за стадами ходят, да бананы срывают, этих вычеркиваем, но остальных-то куда девать? Вон они – все идут и идут.

 Хорошо хоть, женщины целоваться не лезли, а стояли себе в сторонке, да кучкуясь штук по десять – двадцать, разговаривали. Странно: наши все толпой стоят, а эти полплощади заняли своими компашками. Однако рука уже всерьез болела, впрочем, как и щеки от непрерывной улыбки, и шея от благодарственных поклонов. И что за жизнь такая?! Я позвал Кунака:

-Слушай, может, мне хоть пивка глотнуть можно? И покурить? А то стою тут, понимаешь, как Маргарита у Булгакова. Встань, пожалуйста, рядышком, и, когда попрошу, дай отхлебнуть из баночки, да сигаретой затянуться.

Тот, сглотнув слюну, вдруг спросил:
-Это что, ты меня на свадьбу свидетелем зовешь?
-А кого же еще! Ты же мой брат.

Лучше бы я этого не говорил: когда братец перевел мои слова окружающим, мою бедную лапку стали пожимать с удвоенным усердием. Даже улыбка, и та у меня стала, наверное, совсем уж вымученной. Выручал время от времени Куначок: тот подавал мне в мою пока что еще здоровую руку то бокальчик с пивом, то сигарету. Наконец-то все закончилось: последним подошел колдун. Постучал после поздравления своей кочергой в дверь дома.

Дверь тут же открылась: видимо, Маша давно уже все поняла, и на крыльцо вышла в полном черти чем. Посудите сами: на голой груди какие-то висюльки, на бедрах – шкура то ли леопарда, то ли еще кого пятнистого, на голове – взрыв на макаронной фабрике, в ушах – серьги размером с мою ладонь. Но это еще не самое страшное: в носу было кольцо. Кое-как опомнившись от шока, хотел было подать ей руку, но Кунак опередил меня:

-Это я должен сделать. А ты иди пока к Жанне.
Хорошо, иди – так иди. Найдя эту любительницу приключений в толпе, по дороге сжимая – разжимая опухшую руку, направился к ней:
-Привет, кукумария.
-Привет! – игриво ответила она.

Признаться, я только сейчас, вблизи, понял, что на ней фата и светлое платье. Ничего себе!
-У нас сегодня сразу две свадьбы: твоя, и твоего брата, - вывел меня из оцепенения Гунадана. 

-Тогда сам и рассказывай, что делать надо. Пожалуйста, - взмолился я, хватаясь за него, как за последнюю соломинку, поглаживая опухшую ладонь.
-Магистр подскажет. Если непонятно, ты делай так, как он, - и махнул в сторону Кунака.

-Ничего даже не сказал, - разочарованно посмотрел на него я. -  Закурить-то хоть дай, а то рука болит.
-Это что! Моя столица раза в три больше этой, да и жен тоже побольше будет. Так что, - хохотнул тот, - скажи еще судьбе спасибо, что не на моей дочери женишься: до ночи бы руки пожимал, - снисходительно пояснил он. Но сигарету для меня прикурил.

-Так что, эта вакханалия еще неделю длиться будет? Есть же варианты, - со слабой надеждой в голосе спросил я.
-Только государственные интересы или война, - равнодушно ответил он.

-Да ты пойми: я прямо сейчас Америке войну объявлю! – вновь с ужасом представил я себе грядущую вакханалию. - Мне уже все равно: от цирроза помирать или же от пули. От пули даже проще.
-Ладно, придумаем, напарник, - утешил меня тот, - я уже и указание вчера дал, чтобы все бумаги готовили. Смотри лучше вон  туда.

И действительно, действо уже началось: по знаку колдуна, когда-то успев вместо привычных шорт и футболок переодеться в национальное, местное население, построилось если не кругом, то хотя бы, ввиду недостатка места, эллипсом слоя в четыре, как приплюснутый рулет. А посередине его, вместо начинки – я, грешный.

Загремели барабаны, колотушки, трещотки. Все, кроме барабанщиков, двинулись в ритуальном танце по кругу, при этом что-то ритмично выкрикивая. Значит, мне вчера это не приснилось: сквозь сон я слышал то же самое. Видимо, они так Великого  Гунагу женили. Пришла теперь и наша с Куначком очередь, и хорошо хоть, что вместе, а не порознь: тут надо дела делать, а им лишь бы выпить да поплясать. Черная Россия какая-то. 

Но, подчиняясь жестам колдуна, мы с братцем пошли, держа девчонок за руки, навстречу друг другу. Встреча, как я понял, должна состояться возле шамана: возле него уже собралась группа тамтамщиков, а перед колдуном из раскуроченной бензиновой бочки поднимался дым. Я в очередной раз пожалел, что не захватил с собой ни бубна, ни копытца: сейчас точно показал бы этому шарлатану, как надо камлать по правилам. Ну и пусть остается в своем темном невежестве! Вуду у них тут, видите ли, водятся. И что? У нас в России с утра в понедельник что ни мужик – то Вуду.

Проснулся я уже засветло: сквозь веки просвечивало солнце. Надо вспомнить, пока все воспоминания не смыло суетой дня, что же вчера было. В голове вязко потянулись фрагменты: вот я за столом что-то говорю, потом пытаюсь Машу учить русскому, затем мы парами, Кунак с Жанной, я – с Машей под тамтамы танцуем подобие кадрили, потом… И – вдруг меня осенило!

 Батюшки – светы! Мало того, что Ильич получил в свое полное распоряжение столь желанный для него остров в саванне, так и нам с Куначком перепало по островку, правда, уже в океане – море. Вернее, это сначала король хотел подарить нам по острову. Потом, выпив еще чарочку, Великий Гунага и вовсе расщедрился и подарил нам целый архипелаг, мотивируя это тем, что, во-первых, - разгибал он на европейский манер пальцы,- их восемь, так делить проще.

Далее: они – далеко, и он там был всего два раза, так что, дескать, забирайте. Камска волость, блин. И, как один из главных аргументов, завершил он свое предложение тезисом, что раз уж Куначку здесь, на родине, ничто королевское, не светит, так пусть хоть там поцарствует напару со мной.

-Хочешь, можешь даже государство там свое образовать, - помнится, продолжал разглагольствовать он. - А я признаю. Если я признаю – то и ООН признает. Берете?

И мы взяли. А дальше, как у Шекспира: «The rest is silence”. Видать, чем-то мы с Гамлетом похожи: оба – принцы в чужой для них стране. Но я, в отличие от него, датского, пока живой, лежу и думаю, приснилось мне это или нет. Вроде бы нет: ни одного сна я за сегодняшнюю ночь не припомню, а это со мной случается редко. Одна сплошная чернота и муть бесцветная. Вдруг рядом что-то зашуршало.

 Открыв глаза, обнаружил возле меня напряженно ерзавшую  в кресле Машеньку с бокалом в руке. Я хотел было возмутиться: «Дескать, я же вчера тебе говорил?!», но она молча наполнила стакан пивом  и подала мне. Спасительница. «Чип и Дейл» и рядом с ней не стояли. Они бы точно ни черта не принесли бы, сколько их не зови.

-С добрым утром, Ваше Величество! – приветствовала она меня, подавая бокальчик с вожделенным напитком.
-Морген гутен не бывает, - ответил я, с трудом спуская ноги с кровати. - А чего это ты так меня назвала?
-Вас же вчера с Вашим братом королями провозгласили.

Ох – хохоюшки. Значит, точно не приснилось.
-Спасибо за пиво, Ваше величество, очень кстати, - сделав живительный глоток, ответствовало мое величество.
Та покрутила головой и спросила:
-Кто «Ваше Величество»?

-Ты. Если я король, то ты – королева и, следовательно, тоже «Ваше Величество». Как английскую королеву зовут, помнишь? А обращение ко мне на «Вы» забудь. И вообще, - вдруг дошло до меня, - кто тебя по-русски «Ваше Величество» научил говорить?
-Вы. То есть – твое Величество.

У меня аж волосы на голове зашевелились: это что, я ее вчера спьяну еще и строил? Дисциплину учил нарушать и старшим по званию наличность отдавать? Нет, это вряд ли: иначе Маша меня боялась бы, а так… Просто ласково смотрит. Кстати, и какой дурак отменил в английском «ты»? Говорили бы, как раньше, до шестнадцатого, по-моему, века, «thou», и меньше путаницы было бы.

-Это хорошо, что выучила. Но на «Вы» будешь обращаться ко мне только в официальной обстановке. Дома – только на «ты», - и протянул ей обратно пустой бокал. Получив обратно уже вполне весомый, глотнув, продолжил, - А то вон у нас в России что из этого вышло.
-И что вышло? – поинтересовалась супруга.

-Сначала Империя распалась, а короля с его женой и детьми расстреляли, а с ними и всех остальных, кто на «Вы» обращался. Кто после этого в живых остался, те со страху друг с другом только на «ты» разговаривали. Но это – пока Сталин был жив. Как тот помер, королем стал Хрущев.
-Он что, был его родственник? – перебила меня Маша.

-В каком-то смысле да. Такая же сволочь, только слегка подобрее.
-У вас что, королями только сволочи становятся? – задала вполне естественный вопрос Машенька.
Вздохнув, я продолжил:
-Короче, этот самый Хрущев отрезал от России огромную территорию, больше вашей страны, и подарил ее соседнему государству. Оттого, что на «Вы» начал разговаривать. Потом был Брежнев.

-Тоже сволочь? – подавая мне бокал, поинтересовалась Маша.
-Он, понимаешь ли, себя очень любил, и в итоге довел страну до полного обнищания. За ним был добрый ко всем Горбачев.
-Я его помню! – хлопнув в ладошки, воскликнула жена. - По телевизору в детстве видела, у него еще на голове грязь! А так – хороший.

-Да уж, хороший. А грязь у него не на, а в голове. Так он и вовсе пол – Европы Америке подарил, да треть страны разбазарил. И все потому, что чересчур вежливый был, и на «Вы» ко всем обращался. А я не хочу, чтобы мой дом развалился, а с ним и наша семья – тоже. Так что давай на «ты».

Та согласно закивала. Закончив эту шизоидную политинформацию, направился в ванную:
-Я тебе постучу, когда «шир – шир».

Машенька только улыбнулась. Выйдя из ванной, мы направились в разные стороны: Маша – одеваться, я же – к холодильнику и за «мантией». Очень уж покурить хочется.

Так и есть: меня уже ждали. Опять радостные крики, идущий мне навстречу Великий Гунага, и так далее. Хорошо хоть, руку срочно никто не порывается пожимать: быть может, мой нынешний статус уже не позволяет им ничего такого? Вождь тут же, приобняв меня, попытался было придвинуть к столу.

-Извините, отец, но мне пришло экстренное сообщение на сотовый (я опять почти не соврал, связь худо – бедно, но была), и нам необходимо созвать совещание. И чтобы никто, кроме меня, Вашего сына, Ильича, Гунаданы, и, если Вы соизволите присутствовать, дабы сказать решающее слово – Вас. Я очень надеюсь на Вашу помощь, - прижав руку к сердцу, горячо произнес я. - Давайте посидим в доме. Минут двадцать, я думаю, нам хватит. Хорошо?
-Хорошо, - слегка недовольно ответил король.

Отдав указание братцу, который стоял неподалеку, отчего-то начал внимательно наблюдать, как я прикуриваю. А тут, как назло, ветер. Наконец, закурив, я попытался составить логическую цепочку грядущего разговора так, чтобы всем было интересно, и никто не остался в обиде, благо, пиво уже впиталось в мой ватный мозг, который, узрев угрозу в виде стола, тут же начал панически соображать. Вскоре, пообщавшись с колдуном, Кунак направился в нашу сторону. Тот был явно недоволен. «Блин! – рассердился на себя самого, - Надо и его пригласить тоже, а то ведь непорядок получается».

-Ваше Величество, а можно еще один вопрос?
-Спрашивай, отвечу, - пробухтел тот, оглядываясь на стол.
-Можно Вашего уважаемого провидца тоже пригласить? Если ваша мудрость затмевает его дар, то его, соответственно, нашу.  Вместе мы ведь лучше придумаем, так?

Тот, одобрительно кивнув, попросил братца пригласить на наш совет и шамана. Вот и хорошо: мне любые союзники нужны. Приглашенные подошли к слитной группой: кто нес мясо, кто фрукты, даже Ильич, и тот тащил в своих скрюченных пальцах бутылку, дымя на ходу.

-Господа, - остановил я процессию, - Давайте будем курить только на улице, сами знаете, почему. Покурим здесь, хорошо? – махнул я в сторону дома. - А потом уже и посидим мужской компанией.

Тут я впервые обратил внимание на сам дом. Не помню, чтобы он в прошлое мое посещение здесь стоял. Нечто вроде жилища американца среднего достатка, или чуть похуже, но дом абсолютно новый, даже спутниковая антенна есть. И гараж на два машино-места. А я-то в этом угаре ничего и не заметил. Не удивлюсь, если там и ультрасовременная кухня есть.

-Веди, хозяин, - кинул окурок в клумбу Гунадана, - А то, как говорили у нас в Кейптауне, «теплый виски похож на блюющую женщину: самому блевать охота».

Усмехнувшись, я повел нашу венценосную группу внутрь дома, первым вместо кошки пропустив вождя:
-Маша, организуй нам стол, тот, что на колесиках (и откуда я про него вспомнил?), и бумаги принеси, мы планы составлять будем. Великий Совет тут у нас. А сама потом посиди на кухне, пока не позовем.

Ильич посмотрел на меня с явным неодобрением, не ведая, что я именно из-за этого со своей первой и развелся: хотел в уютной домашней обстановке с партнерами, да с друзьями посидеть, о будущем подоговариваться за бутылочкой (куда же без нее), а затем, возможно, и пульку расписать.

А жена хотела обратного: чтобы я пришел домой не с друзьями, а с деньгами, обсуждал ее глобальные проблемы с подбором гардероба, да еще и, моя посуду, слушал ее сплетни про подружек. Не вышло: ничего не могло сломить мою тягу к свободолюбию, и отвращения к домашней работе.

Гвоздь забить – пожалуйста! Два – да на здоровье! Три – уже перебор, я его лучше завтра забью, если домой приду: ведь не один лишь только я гостей домой приглашаю, они меня тоже. Особенно регулярно названивает один бывший шахматист, КМС, по-моему. Вот и последний наш с ним разговор, к примеру:

-Иваныч! Это я, Олег. Ага, слегка есть. Давай сегодня вечером ко мне, сыграем, а? У меня уже и пиво в холодильнике стоит, и рыбка, какую ты любишь. Семгочка, жирненькая, слабосоленая, пальчики оближешь! Только прошу: как в прошлый раз, грязными руками за фигуры не хватай: я их едва отмыл. Ну, так едешь? Рыбку резать или как?

Знает ведь, чем меня купить: у меня аж слюнки потекли:
-А твоя-то где? – в робкой надежде отмазаться спрашиваю я.
-Да выгнал я ее на х…! Представляешь: она вчера наши с тобой шахмотья в мусорку выбросила: сказала, что они ей не нужны. Хотел было достать их из ведра, но было уже поздно: она их каким-то говном залила, не ототрешь. Вот я и купил новые. Обмоем?

Вот такие, или примерно такие звонки я и выслушиваю каждую пятницу, причем почти с одними и теми же аргументами в пользу того, что мне просто необходимо встать на лыжи и бежать к нему, дабы утешить. Хотя, признаться, некоторые особи у него задерживались чуть ли не на полгода, но это были совсем уж редкостные экземпляры: они стирали, гладили, готовили, да нас, паровозов, терпели.

Но: все же мешали. Через некоторое время они внаглую начинали приводить домой подружек, и смотреть с ними единственный в доме телевизор. Естественно, мы на это рычали, и я думаю, всем понятно, чем это заканчивалось. Вот такой вот у меня друг Олег. Геннадьевич, кажется.

 Да, и до сих пор не пойму, отчего это он именно меня выбрал в свои соперники: я ведь до сих пор путаю, где при расстановке фигур конь от офицера должен стоять – справа или слева (шутка). Наверное, все-таки оттого, что я его порой выигрываю, а он так и не может понять, отчего.

-По наитию надо играть, по наитию, - объяснял я этой оторопевшей роже, играющей по всем канонам.
-И все равно я не понимаю, где ты меня тут обскакал, - недоуменно глядел тот на доску.

Такое, правда, случалось не часто: в лучшем случае одна партий из пяти оставалась за мной, а ничьи мы не считали. Вот такие у меня друзья. Про преферанс я вообще молчу: гады они все, эти картежники, обязательно коньяк с лимоном с собой притащат.

Затем – трубки-сигары, обсуждение партии, взаимные упреки, типа: «Ты зачем с этой сходил? Забыл, что ли, какую масть я тебе показывал? Сходил бы с бубы – нет базара, а в пики-то зачем? У него же всего одна бубна оставалась! Развели бы, как миленького, без лапы оставили!». Впрочем, претензии были редки, чаще всего, посмотрев на карты, просто говорили каждый свое слово. И – все были довольны. Или – недовольны.

Опомнившись от милых сердцу воспоминаний, вернулся к жестокой реальности. Кунак держал перед моим носом рюмку, вот я и очнулся.
-Кто сообщение-то послал? – наконец-то добившись моей адекватной реакции, спросил тот.

-Это по его душу, - кивнул я на Ильича, - Москва недовольна, что мы с исследованиями затягиваем. Я попытался было дозвониться, узнать, в чем там дело, но секретарша постоянно говорит, что шеф занят. Злится, наверное.
-И что? – спросил Гунадана.

-А то, что от этого зависят все наши планы. Ты же не хочешь, чтобы они не сработали? Бухта там, и все прочее.
-Твои предложения, - осторожно глянул тот на местного короля.
-Давайте сначала выпьем, а то закуска остывает, а потом уже и за планы. Все со мной согласны?

Не знаю, как согласны, но выпили все. Великий Гунага подвинул мозги ко мне поближе:
-Тебе это надо. Думай.

Может, Верещагину икра и приелась, а мне вот что она на севере, что мозги здесь до сих пор нравятся. Хотя, наверное, его понять тоже можно: он ее, года три без передыху каждый Божий день трескал, а я – всего-то навсего третий день.

-А яйца льва вы едите? – вдруг спросил я у вождя. Отчего спросил – не понимаю.
-Мы их обычно в землю закапываем, чтобы львиный род не пресекался. А у тебя что, - показал он жестом, - с этим уже проблемы?

-Да что Вы! Все хорошо. Просто у нас в России мужики яйца быков да медведей едят, чтобы у их сыновей было бычье упрямство и медвежья сила, - принялся фантазировать я, дабы вернуть тонус, - А если к этому добавить еще и львиную храбрость, то тогда твоему сыну вообще ничего не грозит.
-Если ты до кучи еще и ослиные не съешь, - скептически прищурясь, по-русски добавил Ильич.

И наполнил по новой, гад такой. Взял, ни за что ни про что, оскорбил в лучших побуждениях, да крылья моей неуемной фантазии подрубил.

-Ослиные – это по твоей части, - попытался я мелочно отомстить. - Говорили же тебе: не пей, козленочком станешь, а ты не послушался. Вот вместо того, чтобы искать в пустыне твой Алатырь – камень, мы сидим здесь, да бухаем. Хромай теперь до туда на своих копытцах, - и продолжил уже на английском. - Я предлагаю, - придвинув к себе лист бумаги, взял ручку, и начал писать по-русски: не хватало еще чтобы кто-нибудь мои ошибки увидел. Если с устным английским у меня еще худо-бедно, но вот с письменным – швах, самоучка я. - Следующий план. Первое: нам необходим транспорт. Джип для нас и грузовик для рабочих. Полагаю, - обратился я к королям, - вы это сможете организовать.

Те легко согласились.
-Так, второе: подбор персонала. Человек десять, я думаю, хватит. И если Великий колдун не возражает, я хотел бы попросить именно его заняться этим лично. Вы же, Ваше Святейшество, лучше всех в людях разбираетесь? Вот и хорошо, значит, согласны. Только чтобы были неглупые, сильные, и трудолюбивые.

-ОК, - коротко ответил шаман.
-Тогда третье. Надо решить, кто из нас поедет. Бесспорно, это Ильич, - тот кивнул, - его жена Лариса, - тот кивнул вторично, - Это как научное ядро экспедиции. Затем – я, потом, - взглянул я на Великого. Похоже, ехать ему совсем не улыбалось. Понимаю: здесь жена молодая, и вдруг – куда-то переться, - Ваше Величество, Вы простите меня, но мне кажется, что король должен оставаться со своим народом. Или Вы хотите ехать?

-Я останусь со своим народом, - пряча улыбку облегчения, соизволил тот от радости снизойти до того, чтобы собственноручно наполнить всем бокальчики.
-Тогда, может, Вы не против, если с нами поедет мой брат? – обняв Куначка за шубу, для проформы спросил я.

Вот этого я никак не ожидал: пожевав губами, король ответил:
-Против.
-Это почему? – вырвался недоуменный вопрос.
-Ему через неделю жениться, - строго посмотрел тот на сына. - На своей длинноногой антилопе.

Вот ведь елки! Я и забыл об этом совсем, стратег хренов. Кунак под моей рукой лишь безвольно опустил плечи.

-Выпей, выпей, - пытался утешить я его, лихорадочно соображая, чем тут можно помочь или хотя бы соврать для общего блага. Эврика! И зашептал ему на ухо, – Слушай, а если она тебе на самом деле за неделю – другую не понравится, ты ведь можешь подарить ее, к примеру, моему шефу? Он длинных любит, я точно знаю.

-Могу, - с расцветающей надеждой в глазах на русском ответил Куначок. - Надо будет только вот с ним поговорить, - и осторожно показал в направлении шамана, - да откупные дать, пусть скажет, что у нее судьба другая – за белого выйти. Только вот денег у меня мало осталось, - и замолк задумчиво.

Хмыкнув, я поинтересовался:
-А ты свою берестяную корону еще не сломал? Если нет, ее и предложи. Здесь же ни у кого такой нет! Представляешь: отец – в своей, колдун – в своей. По-моему, хороший вариант, ему должно понравиться.

-Должно! – с энтузиазмом встретил мою идею братишка. - Если получится, я твой должник. Мне ни островов, ни титула не надо!
-Вы это там о чем? – одернул нас вождь.
-Думаем, Ваше величество, кто вместо него поедет, - перехватил инициативу я, - Гунадана, ты едешь?

-Еду, конечно: мне тоже интересно.
-Хорошо. Великому Колдуну, похоже, придется остаться здесь, чтобы присутствовать на свадьбе, так?

Тот важно кивнул: «Так». Это важно: не хватало мне еще там наблюдателя из числа служителей культа. Что-нибудь отчебучит, местные будут в первую очередь слушать его, никак не меня. Я-то приехал и уехал, а шаман и в Африке шаман, с ним не поспоришь. Так, получается, что едет нас всего четверо.

 И – это без переводчика: Гунадана, как я понял, избегал разговаривать на местном диалекте. Видимо, языки соседей отличались примерно так же, как, скажем, русский от польского или чешского: поймешь-то поймешь, но с трудом, и лишь при желании участников разговора донести информацию друг до друга.

-Мне переводчик нужен, - обратился я к Великому. - Может, тогда хоть младшего сына со мной отпустите, того, что по-английски говорит?
-Он пусть едет, - важно, как на церемонии, махнул тот рукой, и вдруг вздохнул, -  Может, хоть чему-то у тебя научится.

-Тогда четвертое, - влил я в себя еще немного жидкости и задумался: надо будет что-нибудь обязательно упустить, иначе нехорошо выйдет. Пусть сами мне напомнят, пускай себя самыми-самыми незаменимыми, да догадливыми посчитают. - Так, это инструменты. Это за тобой, брат, - и опять перешел на русский, - Ты на картошке был?
-Да.

-Тогда готовь лопаты, ведра, совки, мешки. Десять комплектов должны быть в грузовике. И еще: втихушку положишь к нам в джип палатку со спальниками и прочее, как будто мы на пикник едем, и четыре ружья с патронами. Понял? ОК?
-О чем это вы? – толкнул меня в бок Гунадана.

-Да признаться, я названия инструментов на английском не знаю, потому и объяснял по-русски. Кстати, ты-то как, в грузовике поедешь, или в своем джипе?
-В любом случае с вами, а то мне мой водитель давно уже надоел: они или курит, или поет. Но самое страшное – это когда он про свою семью начинает рассказывать, - и помотал головой, как будто отгоняя дурные воспоминания, -  Денек я его послушал, а потом запретил, и теперь он только курит и поет. А уволить нельзя: двоюродный брат.

-Курит, говоришь? – заметил я, - А не пора ли и нам покурить? А то все пьем и пьем. Заодним и Гунагу – младшего просветим насчет его миссии.

Все радостно, доставая по пути сигареты, потопали к выходу. Младшой стоял неподалеку от входа, скалясь в улыбке. Надо его тоже как-то назвать. «Быр – мыр – Гунага» точно не подходит. «Младшой» для местного уха тоже наверное не лучший вариант. Может, «Пацан»? О, нет – «Пацак»!

-Гунага – Пацак! – подозвал я его, - Ты не против, если я тебя буду звать «Пацак»? А то мне сложно произносить твое полное имя. А меня зови просто Иваныч, безо всяких там «Великий Красный», и так далее.

-А что такое «Пацак»? – осторожно спросил тот.
-Это вроде младшего брата. Так ты не против?
-Младший брат Пацак – хорошо! Иванич – Пацак. Хорошо, - попеременно показав на нас пальцами, ответил он.

Так он, смотришь, и свое собственное племя пацаков организует. Только вот зря он меня «Иваничем» назвал, вонью попахивает, но да ладно: произношение можно исправить. Эх, как же четланина на них на всех не хватает! Обернулся. Все, кроме Ильича, безмятежно курили на крылечке. И только археолог, стоя возле перил, дымил в одиночестве, укоризненно посматривая в мою сторону. Заметив мой взгляд, и, опираясь на клюку, ритуально присел: «Кю!». Я лишь улыбнулся и пожал плечами:

-Ильич, без шуток же скучно. Только Ларису предупреди, а то вдруг чего, хорошо?
-Ку! – только и ответил гробокопатель.

-Так! – отбросив ненужные мысли, обратился я к Пацаку, - ты – ответственный за провиант. Вода – еда, ложки – котелки (надо же, даже вспомнил, как «котелок» по-английски). На двадцать человек и на двадцать дней. И все грузите в машину. Если еды не хватит – будем есть тебя. Ты же за  своего отца готов жизнь отдать?

Тот неопределенно покрутил руками. Может, у них тут и в самом деле людей при необходимости жрут: что ни говори, черная душа – потемки, а в сочетании с черной кожей – и вовсе тьма, да мрак непроглядный.
-Господа, - обратился я к членам совета, - давайте каждый из нас назначит ответственных за сборы, а завтра с утра все проверим. Договорились?

Похоже, договорились: все разошлись в разные стороны, подзывая к себе людей из толпы. Только вот мне ничего другого не оставалось, кроме как вернуться домой и, плюхнувшись на диван, смотреть на Машу, ковыряясь в чужих мозгах.   

-Русский будем учить? – не выдержал я ее пристально – просящего взгляда.
-Расший – гуд, - робко ответила она.

Причем «Расший» у нее прозвучало почти как «рыжий». Зато через часок мучений она вполне сносно научилась здороваться, говорить «спасибо» и считать до десяти. Еще через полчасика, когда мы уже добрались до папы, мамы, и прочих там братьев с тетками, без стука вошел Кунак:
-Иваныч, народ требует. Остыло ведь уже все!

Поморщившись, я накинул шубу и поплелся за ним следом. Странно: если сперва в шубейке мне было страшно жарко, то сейчас – вполне терпимо. Привык, наверное. И опять все пошло по накатанной: помню лишь, что, пытаясь отвлечь Великого Гунагу от возлияний, спросил его:

-А не хотите ли Вы взглянуть на тот груз, что мы из России привезли?
-А я его уже смотрел, - хитро прищурившись, ответил вождь, - На складе все лежит. Очень хорошие бивни, сын мой. Из них я столько кинжалов сделаю, что ко мне все соседи за покупками съедутся. Кинжал из бивня моржа – это же чудо! Шедевр! – сжал он кулаки в азарте. - Я на вырученные деньги наконец-то себе новый дворец построю, да и на аэродром останется!

Я попытался так же, как и Александру, объяснить, что сразу все кинжалы продавать не стоит, так как цена упадет, но не сработало. Великий только отмахнулся:
-Ты не понимаешь, - снисходительно улыбаясь, ответил он. - У нас кто больше заплатил, тот и круче.

Слово «круче» он произнес со смаком: «Кююль». Да уж, просто африканская версия старого анекдота про нового русского, когда тот объяснял своему знакомому братку, что тот – лох, и в магазине за углом точно такой же галстук стоит на тысячу баксов дороже, и поэтому надо было покупать именно там. После  таких вот навеянных невеселой аналогией раздумий я попросил:
-А можно на этот ваш кинжал взглянуть?

Король кивнул Куначку, и через минуту я держал в руках костяное оружие. Не хочу никого обижать, но в нем мне понравились только ножны. Видимо, это стриженая шкура леопарда, украшенная по периметру пятен узорами из стекляшек, а может, и чего подороже. Сам же кинжал – ничего особенного, как в охотничьем магазине, разве что костяной.

Ни тебе особенного орнамента, ни навершия. Абсолютно ничего интересного, как его не крути. И я, уже будучи под воздействием пекла и винных паров, в свою очередь послал Кунака (просто лень самому вставать, невмоготу), за «Хемингуэем». Подав его вождю, снял очки:

-Похоже?
Как великий Гунага, так и его ближайшие родственники, толпясь, принялись сравнивать меня со статуэткой. И, если судить по цоканью языков, та им понравилась.

-Если хотите, Ваше Величество, - продолжил я. - Могу пригласить к Вам великого мастера из России, он обучит ваших резчиков кости своему искусству. И тогда Ваши кинжалы Вы продадите раз в десять дороже, так что не только на аэропорт, но и на университет хватит.

Идея с университетом вождю явно понравилась. Видимо, это тоже было у них «Кююль». Эх! – махнул я мысленно рукой: я-то ничего не теряю:
-Только у меня к Вам будет еще одна просьба: Вы построите в Вашей столице православную церковь. А священника Вам пришлют. По рукам?

Разве я неправ? Экспансия так экспансия. Что растеряли за последние десятилетия, придется восстанавливать нам, играющим с огнем молодящимся сорокалетним. И, если я смогу внести в это великое дело свой маленький вклад, надеюсь, хотя бы на том свете мои скромные заслуги зачтутся.

Недовольных было двое: колдун (а кому конкурент нужен?), и, как ни странно, Гунадана: в его королевстве, как я выведал чуть попозже у братца, университета не было. Завидки, наверное, мужика взяли. Ничего, и в его столице, даст Бог, и церковь построим, и университет откроем, если надо.

Глядишь, лет через пятнадцать – двадцать местные по-русски будут шпарить не хуже, чем Верка Сердючка. Ведь всякое завоевание начинается с чего? С мозгов, правильно. А если к этим мозгам еще и военную базу прибавить – на, Россия, кушай: две страны – твои. И все это – безо всяких выстрелов и почти без подкупа.

-А преподавателей в Ваш университет мы подыщем, - заверил я.
-Хорошо, по рукам, - встав с трона, протянул мне ладонь Великий, - Только ты еще архитектора своего пришли: я ведь даже не знаю, как ваша церковь выглядит.

-Пришлю, Ваше Величество, - обнял я его. - Даже не сомневайтесь. Вы настоящий друг России и патриот своего отечества. И Россия – тоже Ваш друг.


                74. АЛАТЫРЬ – КАМЕНЬ.

С утра, ополоснувшись, вышел на улицу. Вроде еще рано, а уже пекло. Вокруг машин вовсю суетились аборигены под присмотром начальства. Ни Кунака, ни «папика» видно не было.

Пока я проверял комплектность груза, подошли и они. Вслед за ними подтянулся и Ильич со своей благоверной. Интересно: догадаются они или нет? Но Кунак лишь планомерно водил пальцем по своему списку и ставил галочки. Я же специально для них, обалдуев, забыл!

-Все! – радостно выдохнул братец.
Все, да не все. Но: не тыкать же людей в их собственную непредусмотрительность. Может, сами догадаются еще.

-Там озеро, - как бы невзначай заметил я.
-Что? – насторожился Куначок.
-Что слышал.
\
-Я слышал – «озеро». Так?
-Тогда и думай, что мы еще забыли, - уже начал я слегка нервничать. Дотумкает он наконец или нет? Похоже, что нет. Придется опять подсказывать, - Кунак, ты по воде ходить умеешь?

-Неет, - нерешительно протянул тот.
-Вот и я не умею. Еще раз спрашиваю: что мы забыли?
-Лодки! Лодки забыли! – и тот с радостным криком побежал к отцу.

Странное счастье у человека: лодки забыли, а он – счастлив. Догадливый, блин. На всю округу нашлось всего три приличных лодки: две надувные, с моторами, и еще одна – я еще долго сомневался, брать ее с собой или нет, - деревянная, весельная, зато – большая. А, возьмем и ее: авось не потонет.

Если что, ее и на буксире таскать можно, чтобы крупные грузы на берег переправлять. Так, осталось только проверить комплектность груза, и можно в путь. Да уж, места в кузове грузовика явно для десятерых маловато. И даже пусть в кабину как селедки набьются, все равно кому-то в этом кошмаре ехать придется. А, и хрен с ними: пусть скажут спасибо, что не на Колыму их везут.

-Поехали! – только и оставалось, как скомандовать мне.

Провожал нас, похоже, весь этот городок. Наверное, даже из саванны пришли всякие там буйволопасы с антилопопасами. Хотя кого они там пасут – леший его знает. Может, и слонопасы среди них тоже есть. От городских они отличались незначительно: всего-то пара колец в ноздрях, да разрисованы, как яичко на Пасху, а так – те же Гунаги. Разве что чересчур здоровый блеск в их глазах меня немного смущает.

Король был, как и положено, при короне и в мантии, и лишь босые ноги слегка портили весь антураж. «Подарю в следующий раз ему валенки, - злорадно подумал я, - нехай себе парится». А что делать, если я никогда еще короля в валенках не видел.

Смакуя такую картину, дождался окончания процедуры прощания. И, если у Машеньки глаза были на мокром месте, то эти две дурехи просто радостно помахали нам в ответ. Я, как всегда, сел на свое любимое переднее место. И, если кто возразит мне, что место директора – сзади, там, дескать, безопаснее, лишь посоветую ему пересесть еще куда подальше: в багажник.

Дорогу описывать не буду, сплошное однообразие. Изредка дорогу пересекали всякие там зебры, антилопы, и пробегала прочая там местная живность. Встречались и слоны, конечно. Но даже они мне настолько приелись, что окрестности разглядывать вскоре стало скучно. Вот вы бы, к примеру, стаю бродячих  собак, роющихся на вашей помойке, стали рассматривать? Или кошек с голубями? Вот то-то же. Похоже, даже Лариса уже фотографировать устала.

Однообразие единожды скрасил баобаб, под сенью которого мы устроили привал. Здоровенный, зараза. Правду говорят: лучше один раз увидеть. Я попытался обойти его по периметру, считая шаги, но, если в первый я раз я перепутал место, с которого начал отсчет, то на второй раз эта тупая древесина меня обидела: сосредоточенно считая шаги, я не заметил торчащий из земли корень и растянулся прямо при всех во весь рост. Хорошо хоть очки не разбил.

 Со злостью пнув ствол, вновь припомнил Высоцкого: «Чтобы на тебя еще тысячу лет здесь коршуны гадили!». Но на его фоне я все-таки сфотографировался. Взглянув на экранчик фотоаппарата, почти ничего не понял: возле раскидистой сосенки стоит рыжий бородатый карлик, раскинув в стороны крохотные ручки: ну, просто вылитый Гимли! Видать, не понравился я этому баобабу.

К ночи мы добрались до озера. И, если бы не свет фар, черта с два мы бы тут обосновались: темнота – хоть глаз выколи. Первым делом я распорядился поставить палатку, а сам вместе с Ильичом и Ларисой отправился к озеру. Водичка в нем была теплая и мягкая, как парное молоко. Эх, искупнуться бы!

Не знаю, как вы, но я лично в декабре еще ни разу не купался. Одна проблема: а вдруг в этом озерке кто-нибудь голодный водится? Мои сомнения развеял Пацак: он радостно плюхнулся в эту черную муть, переливчато поблескивающую отражением незнакомых звезд. Вот и хорошо.

Хорошо и еще одно: я уже давно перестал стесняться женщин. Поэтому, раздевшись догола, устремился вслед за «Малышом». Вскоре нас стало трое: подключился Гунадана. И, как оказалось, они здесь в Африке понятия не имели о нашем северном водном развлечении. Правда – увы! – весьма быстротечном ввиду особенностей климата.

 И я научил их, что вдвоем, взявшись за руки «замком», очень легко подбрасывать третьего. Напрыгавшись по очереди в воду, в самом лучшем расположении духа вернулись в лагерь. Там уже было все готово: палатка стоит, костер горит, ужин накрыт на импровизированном столе: под него приспособили перевернутую вверх дном плоскодонку.

Вот и славно, уже и пригодилась, не зря брали. Пассажиры джипа, как белая кость и голубая кровь, достаточно комфортно разместились на стульчиках, остальные же просто присели на карачки, глотая слюнки. На днище лодки все было, как обычно: мясо, овощи, хлеб и водка. Они тут что, вообще не просыхают?! Нет, надо срочно наводить порядок:

-Переводи! – зыркнул я на Пацака. - С сегодняшнего дня у нас в лагере такой же порядок, как и у нас в России. Сто грамм наркомовских перед сном – и все, больше ни грамма! – и понял, что я слегка переборщил со словом «наркомовские»: Младшой явно затруднялся при переводе. - Сто грамм от короля – и спать. А если утром или днем кого с запахом замечу, пусть пеняют на себя.

И, если Гунадана с Ильичом встретили мою инициативу с явным одобрением, то остальные члены экспедиции, включая самого Пацака, от идеи были явно не в восторге. А что они, собственно говоря, думали? Что они сюда пузо на солнышке греть, да купаться приехали? Держи карман шире! Но пряник все-таки нужен:

-А по окончании работ, когда вы найдете все, что нужно Великому профессору, - и показал на Ильича, - вас всех ожидает праздник. Так что: раньше сядешь – раньше выйдешь.
-Чем они быстрее закончат работу, тем быстрее вволю напьются, - пояснил Пацаку Ильич.

Наскоро поужинав, поинтересовался у аборигена:
-Пацак, здесь хищники есть?
-Конечно, есть. Где вода, там и животные, - и показал на себе рожки, - А где животные, там и хищники.

-А на нас они напасть смогут? В смысле – ночью, пока мы спим, - оглядел я непредсказуемые, темные в прямом и фигуральном смысле, окрестности.
-Могут, - грустно ответил Младшой. - Только я ружья не взял. Будем их огнем отгонять.
-Зато я взял, деревня. Пошли за мной.

Вручив возле джипа ему… Не знаю, как оно называется, но назову «Винчестер»: красиво же звучит, солидно, с коробкой патронов, и назначил Пацака разводящим караула. Тот кивнул: «Ес, сэр!». Захлопнув багажник, я направился к палатке. И чего эта сволочь Кунак ни одного «Калаша» не положила? Это же сказка, а не машина. Да и мне как-то попривычнее было бы. Но да ладно, спокойной ночи, дорогой ты мой Иваныч.

Наутро я наконец-то проснулся безо всяких признаков похмелья. Откуда-то снаружи доносились подозрительные, и весьма настораживающие звуки. И, если далекое «му» я еще как-то выделял из общей какофонии, то остальное просто ни в какие рамки не лезло.

Выбравшись наружу, понял причину моего недоумения: вокруг лодки крутилась целая свора шакалов, торопливо поглощавших остатки от вчерашнего ужина. А наш боец мирно спал, притулившись рядом с колесом. Карабин валялся рядом. Подняв его, я выстрелил в воздух. Негры тут же, кто в чем, повыпрыгивали из кузова, размахивая руками. Шакалы, естественно, мгновенно разбежались, оставив после себя истоптанную позицию без боя.

-И что мне с тобой делать?! – ткнул я прикладом незадачливого «сторожа».
Тот не понимал, что я сказал, но гнев в моих глазах явно разглядел. Тут подоспел Пацак, продирая заспанные глаза.

-Десять плетей, - кинул я ему.
-Что?! – покрутил тот головой в поисках подсказки. - Извините, но я не понял. Чего десять?
-Пошли со мной, сейчас покажу, - и вместе с ним направился к кустарничку, росшему возле озера. -  Вот прямо сейчас все тебе и покажу, - и срезал вполне приличную розгу. - А теперь – идем к лодке.

Тот покорно последовал за мной, отчего-то пряча руки за спиной.
-А теперь – ложись, - жестко приказал я.
-Как ложись? - дрожащими губами спросил Пацак срывающимся голосом.
-На лодку ложись. Жопой – кверху.

Тот, боязливо оглядываясь, прилег. Вздохнув, я в полсилы оттянул его по заднице. Бедолага аж подскочил на месте, обеими руками держась за травмированный орган:
-За что?!

-Тут  кто был старшим по караулу? Кто вахту проспал? Твой человек. И это значит, что из десяти осталось девять ударов, - и я потряс для вящего устрашения перед его носом ветками, -  Как вы их со своим охранником делить будете – ваше дело. Если хочешь, я все всыплю тебе, если нет, то наказывать его за проступок, - кивнул я на негра, - будешь ты. Но – девять раз на двоих, понял?
-Понял! – все еще держась за задницу, попытался выхватить он у меня из рук розги, - Я лучше его сам!

Оно и понятно: своя попа ближе к телу.
-Только бей не слишком сильно: так, чтобы он работать мог, а сидеть – нет. ОК? – и отдал наконец ему орудие наказания.

Закурив, пошел обратно к палатке. Лариса Петровна глядела на меня, как на средневекового инквизитора, время от времени вздрагивая от криков наказуемого.

-А что, Вы хотите, - бросил я в раздражении, - чтобы на следующую ночь нас лев сожрал? Это, слава Богу, сегодня просто шакалы понабежали. А что может быть завтра с утра, Вы подумали? – начал заводиться я. - Просыпаемся: а где Лариса? Нету Ларисы! Львы ее стрямкали! Только лоскутки от лифчика и остались! Понятно?

-Тихо – тихо, не переживай ты так, - положил мне руку на плечо Гунадана. - Ты все правильно сделал. Разве что принца бить без позволения его отца никак непозволительно. Тем более – по заднице.
-Я могу королю и сам все рассказать, как все было, он тому еще добавит. Рассказать, нет? – не отпускал меня адреналин.
-Не стоит, - покачал он головой, -  Он молчать будет, да и остальные – тоже.

«Вот и ладно, вот и хорошо», - думал я, возвращаясь к лодке. И, если Пацак с розгой в руке выглядел вполне удовлетворенным, то его подопечный был явно не в настроении: закусив губу, он с превеликой осторожностью дотрагивался до своей филейной части. Я развернулся к рабочим:

-Объявляю всем! Пацак, переводи! – поднял я руку. - Сегодня было мягкое наказание, чтобы вы поняли, что я не шучу. В следующий раз наказание будет настоящим. Разойтись! – и наклонился к младшенькому. - Ты этому пострадавшему грамм пятьдесят плесни, ему сразу полегчает, сам знаю.
-Откуда знаешь? – засунул тот розги под лодку.

-Было такое, - одобрил я про себя такое хозяйственное отношение к орудиям наказания. - У нас в университете в бойцы стройотряда так посвящали, да еще и тебя самого при этом количество ударов заставляли считать, гады. Но да я не в обиде, все через это проходили, - с легкой ностальгией ответил я, – разве что после шестого – седьмого удара память напрочь отшибает, сколько там тебе досталось, да… А они стоят и допытываются, сколько раз было. Вот я тогда сдуру и ответил: «До хрена». И тогда мне всыпали «до хрена»: сам же просил, мол.

-И что?
-Да ничего особенного. Потом выпили – закусили, форму одели, да песни попели. Хорошие были времена.
-А этот ваш отряд – это что? – искательно заглянул он мне в глаза.

И как ему объяснить? Сказать, что чтобы в студенчестве стать строителем третьего разряда, надо было через такой вот обряд пройти? Не поймет. Поэтому я вспомнил о старом анекдоте:

-Это спецназ такой, университетский. Круче нас только стройбат: им тоже кроме лопат, никакого оружия не давали.
-Почему?

-Боятся его очень.
-Я тоже хочу в ваш отряд! – горячо заявил Пацак. - Давай еще девять раз! – и протянул мне лозу, достав ее из-под лодки.

И неймется же чудику! И что же с ним делать? Мазохист, блин, хренов, свалился же на мою голову. Подавив негативные эмоции, заявил:
-Тебе нельзя: ты – принц, а значит, как минимум прапорщик. А прапорщиков испытывать не положено.

-А «прапорщик» - это кто? – продолжил домогательства этот юный мньяк.
-Это человек, который несет знамя королевства. Он впереди всех воинов в бой идет, понимаешь? – терпеливо нес я эту полубелиберду. - А если его убьют, знамя поднимает другой, и теперь он – прапорщик. И так – до победы. Ты что, до сих пор хочешь стать прапорщиком? Прапорщика ведь дают не просто так, а за заслуги. Ты должен подвиг совершить, или, в крайнем случае, пользу отечеству принести, да причем такую, чтобы тебя еще многие поколения помнили. Сможешь?

-Смогу! – азартно вращая глазами, воскликнул Пацак, - Что сделать надо?
-Сперва ты выучишь русский, - наскучило мне общение с ним. - А пока делай все так, как я скажу, и никак иначе. Если все будет в порядке, я тебе лично из России погоны прапорщика привезу, вместе с кителем. А пока пошли лодки грузить: работать надо.

Все-таки рудиментарная стыдливость во мне еще осталась: при свете дня я купался уже в трусах. Освежившись, вышел на берег. Рядом находились, покачиваясь на легких волнах, две резиновые лодки. В деревянную, построенную из неведомого дерев, ладью, аборигены укладывали шанцевый инструмент, и прочее колюще – режущие, а к тем, что с моторами – тяжелое, но тем не менее гладкое: канистры с водой, еду и сумки.

Ильич аж весь извелся от нетерпения, поглядывая на вожделенный возвышающийся из воды остров, и даже пытался помочь при погрузке. Негры его вежливо оттирали, недовольно меж собой бормоча по-своему. Судя по их физиономиям, наверное, матерились. И правильно: нечего людям мешать, когда они работают.

Наконец отплыли. И, если наши надувные лодки достигли берега уже через пару – тройку минут, то плоскодонка находилась еще даже и не на середине пути. Лишь бы не затонула со всем скарбом и неграми. Хотя, похоже, те старались: рулевой покрикивал, задавая темп, остальные же дружно налегали на весла.

-Ильич! Осторожнее! – услышал я голос Гунаданы.

Оказывается, этот одержимый, опираясь на свою клюку, вовсю спешил выбраться из лодки. А наконечник на палке – железный. Вот ей-то он, кряхтя, и  упирался со всех сил о резиновое дно лодки, пытаясь перекинуть ногу через борт.

-Ильич, мать твою! – дернул я того за руку,  - Лодку ведь порвешь своей кочергой! Быстро сел, где стоишь, я сам тебе помогу.

Тот нехотя послушался и плюхнулся на дно лодки. До чего же хорошие люди эти негры! Мне даже не пришлось обувь мочить: один из тех, что приплыл на соседней лодке, вытащил нас всех по очереди, как котят, на берег. Здоровый мужик, не то, что Кунак: у того даже на то, чтобы пятый раз поднять стакан водки, силенок не хватает. Археолог, похоже, решил быть первым белым, ступившим на этот островок.

Своим именем его хочет назвать, что ли? А то вон на нашем городском пруду остров под названием Баран есть. Пусть и этот так называет в свою честь, старый упрямец. С помощью аборигена археолог успешно выбрался на берег, и, несмотря на окрики, уже начал восхождение к вершине. Оступался, упрямо вставал, цеплялся за камушки, но – полз. «Ползи, улитка, ползи. По склону Фудзи» - с каким-то нежным садизмом подумал я. Наверное, успел-таки уже полюбить его, дурака.

Оперативно разгрузив лодку, мы с Гунаданой отправились вслед за этим «Паганелем». Догнали быстро, хотя и не без труда: склон был достаточно крутой, да и обувь постоянно скользила по камушкам. Подхватив его с двух сторон, дотащили его до вершины.

И это того стоило: перед нами открылось еще одно озерко, почти идеально круглое. Вода была слегка зеленоватая, но – чистая: даже рыбок видно. И как они сюда попали? Ума не приложу – уровень основного, кольцеобразного озера и на самом деле метров на десять с лишним  ниже. Списал бы все на птиц, но их здесь не видно. Странно: у нас возле самой заплесневелой лужи, кроме обычных веселящихся отдыхающих, водится хотя бы с десяток чаек. Лишь бы рыба плавала, да народ их хлебушком подкармливал.

Но да ладно: Лариса у нас биолог, пусть и разбирается, а мне сейчас просто искупаться охота. Да, и пусть я буду первым белым, искупавшимся в этой странной лохани. Даже не обижусь, если ее, как и сам остров, назовут тоже Бараном. Или Бараньим озером, мне наплевать. Вдоволь наплававшись, выкарабкался на бережок. Вот ведь черт! Уже Лариса стоит рядом с этой парочкой первооткрывателей.

-Лариса Петровна! Вас не смущает, что я голый?

Та лицемерно отвернулась. Не совсем понимаю я ее, признаться. Ей – тридцать с хвостиком, а этому маньяку с палочкой – лет шестьдесят. И что она в нем, колченогом, нашла? В дочки ведь годится. Но мужик он в принципе неплохой, хоть и жадноватый. Да что я-то об этом думаю, почему осуждаю, какое право имею?

 Самому ведь за сорок, а сколько лет Машеньке – даже знать не знаю. Не удивлюсь, что ей и двадцати нет. И, в конце-то концов, мне тоже когда-нибудь шестьдесят будет, если моя дурная и склонная к авантюрам башка раньше не решится проверить, что крепче – топор или шея.

-Вода теплая. Рыбы – не кусачие, - одевшись, подошел я к остальным, - Лариса, а откуда здесь рыба? Высоко ведь, да и до моря далеко.
-Птицы, - кратко ответила она.
-А ты где тут птиц-то видишь? – указал я на безоблачное небо. - Я тоже думал, что птицы. Ни одной не вижу, сама посмотри.

-Это перелетные птицы, - протянула Петровна, внимательно приглядываясь к озерной живности. - Вон видишь – «дрохус», а вот это – «мрохусы» (Я, разумеется, прошу прощения, но совершенно не запомнил, как они там на самом деле называются), - показала та тоненьким пальчиком на кишащую рыбками гладь озера. - И это не их естественный ареал обитания.

В ее глазах загорелся маниакальный блеск: ну, вылитый Ильич в юбке!
-Даже мутации наблюдаются! Дай сачок! – резко выкинув руку в мою сторону, воскликнула она.
-А ты своей шляпкой ловить не пробовала? Сама посмотри: где я, и где – сачок. Если тебе так приспичило, то он там, внизу.

Та удрученно посмотрела вниз. Я же уселся на бровку, к мужикам, рядом с Володей:
-Ты думаешь, что то, что ты ищешь, именно здесь?
-Здесь, именно здесь! – увлеченно размахивая руками, воскликнул Ильич, чуть не задев своим костылем Гунадану. - Надо побыстрее осушить это озеро, а там и копать будем, - и принялся радостно потирать руки.

Осмотревшись, я предложил:
-Давай канаву выроем: по ней вода сама из этой лужи уйдет в нижнее озеро.
-Ты – гений! Давай копать прямо сейчас! – засуетился тот, призывно махая руками копошащимся внизу рабочим, - Все сюда, сюда! Берите инструменты и копать!

-Не дам! – с визгом оттолкнув меня, ринулась к нему Лариса.
-Что?! – оторопело спросил наш хромоногий следователь.
-Не дам! Это – мои рыбы! Таких нигде больше нет! И, если тебе наплевать на мою докторскую, то мне наплевать на тебя! И на тебя тоже! – обернувшись ко мне, добавила она.

Семейная драма, етит ее. Бедный Ильич под таким натиском просто растерялся. Здесь до исполнения мечты всей своей жизни вроде бы рукой подать, да другая не дает: стоит, и, гневно поджав губки, буравит того взглядом. Володя, похоже, сдался: обхватив голову руками, он горестно уселся на окоем своей надежды, уставившись в зеленоватую холодность воды. Петровна принялась его утешать, поглаживая по голове:

-Вовочка, это ненадолго. После докторской рой здесь сколько хочешь!
-Да – а?! – гнусаво протянул археолог. - А потом твою лужу заповедником сделают, - уже со всхлипывания продолжал тот, - А мне так совсем ничего и не останется – а – а.

Нет уж, надо прекращать этот спектакль. Надо просто проверить, что там, вот и все.
-Лариса, отвернись, а купаться пошел.

Та, фыркнув, отвернулась: дескать, тут у человека драма, а этому рыжему лишь бы искупаться. Тщательно провентилировав легкие, зашел в воду. Затем, как еще в детстве, нырнул. Тогда мы, будучи еще совсем зелеными пацанами, соревновались в бассейне, кто дольше всех проплывет на шестиметровой глубине. Среди них я был не лучший, но и не худший, вот старый навык и пригодился.

На глубине метра в три появились какие-то водоросли, жадно стремящиеся к солнцу, совершенно не пугаясь пришельца. Вернее, приплывца. Глубже пошли камушки, покрытые неведомой растительностью. Внезапно, ориентировочно на восьми – девяти метрах, резко похолодало. Так и есть: из темного углубления на самом дне били ключи.

 На большее меня не хватило: резко оттолкнувшись от дна, начал стремительный подъем. Едва дотерпев до поверхности, пулей вылетел из-под воды. Фух, как дышать-то, оказывается,  хорошо! Отдышавшись, поплыл к берегу, где эта троица, не отрываясь, смотрела в мою сторону. Да уж: курить надо бросать, в прежние времена я бы наверняка даже и травки для Ларисы успел бы нарвать.

-И что вы на меня все так уставились, как на Ихтиандра? Понырять мне захотелось, да и проблему вашу заодним решить, - выходя их озерка, пробурчал я.

Лариса, не отрываясь, смотрела мне ниже пояса. Что там не так? Я тоже посмотрел. Ну да, скукожился немного от холода мой дружок, таким маленьким я его никогда не видал. И, если Петровна (хрен ей, а не растения!) лишь отвернулась, покачивая головой, то Гунадана веселился вовсю. Даже эта скотина Ильич, ради которого я и нырял, и то хихикал, размазывая по щекам былые слезы.

-Ну и наплевать на вас! – демонстративно сплюнул я. - Я там жизнью, так сказать, рисковал, чтобы вам помочь, а вы еще надо мной и смеетесь. Тогда сами и придумывайте свой план, а мне все пофиг! - и встал обсыхать на солнышке.

Светило быстро сделало свое дело. Чтобы не сгореть, что со мной случается регулярно, оделся, и направился вниз, к лодкам:
-А вы, мыслители, пока подумайте, как одним выстрелом двух зайцев убить.

-Иваныч! Иваныч! – взбаламошенно закричал Ильич, пытаясь догнать меня по этой круче, - ты пойми: просто смешно нам было. Прости ты нас, дураков, а?
-Стой там, где идешь! – в испуге вскинул я руку. Не хватало еще, чтобы эта колченогая образина здесь шею себе свернула. - Так, а теперь тихонько возвращайся обратно наверх. Гунадана, что уставился? Помоги же ему в конце-то концов! Какой-никакой, но Володя все же человек.

Вернувшись к этим неблагодарным тварям, уселся на край этого нерукотворного бруствера: это с внешней стороны он выглядит как остров, а с этой – просто насыпь меньше метра высотой. И вновь закурил, редиска. Недавно же еще хотел бросить, а в Африке это, похоже, легче, чем у нас: жарко, во рту – сушняк, так нет ведь, опять закурил.

-Так что ты там надумал, скажи уже, не томи, - сложил страдальчески брови домиком Ильич.
-Пива хочу. Без пива ничего не скажу.

Усмехнувшись, Гунадана крикнул вниз. Через пару минут подошел Пацак с небольшой упаковкой пива:
-Холодное! – поспешил обрадовать меня тот. -  Я же знаю, что ты холодное любишь.

Благодарно кивнув, принялся рассматривать бутылку. Местное какое-то. Все, что я понял, так это плотность и количество градусов. Да, еще слово «пиво» на нескольких языках прочитал, вот и все.

-Это из моей собственной пивоварни, - похвастался Гунадана, - Попробуй, оно вкусное. Директор завода у меня немец, и он уверяет, что вода у нас очень хорошая, поэтому и пиво хорошее получается. И сырье тоже я закупаю только в Германии.

-А почему по-русски ничего не написано? – вновь присмотрелся я к этикетке. - И как наши моряки будут разбираться, где тут хорошее пиво, королевское, а где – моча? – и, отхлебнув, оценил: на самом деле недурной напиток, однозначно лучше нашего магазинского. - Ты бы вот здесь, - и провел пальцем по окружности наклейки, - написал по-русски: «Собственная пивоварня Его Величества Гунаданы», да медальки подрисовал с короной наверху для солидности, народ это любит, уверяю тебя.

-Ты выпил? – перебил меня этот маниакальный археолог. - Говори уже, что ты там надумал!

-А ты вообще помолчи! Похоже, не по твоей это части. Был бы ты геологом, тогда другое дело, а так на дне ничего рукотворного я не обнаружил. Так что сиди и помалкивай в тряпочку, - и тот сразу сник. - Да не отчаивайся ты так, - шутя толкнул я его в бок. - Перед всплытием я заметил дырищу в самом центре этого котлована.

Может, там чего и найдем. Разве что у меня здоровья не хватит на одном голом энтузиазме дотуда донырнуть: больше десяти метров. Акваланг нужен, а еще лучше – аквалангист. А то я последний раз акваланг одевал еще при Брежневе. Сам понимаешь, аппаратура вся изменилась, да и я сам тоже все подзабыть успел. Гунадана, у тебя есть аквалангист?

-Лучший на побережье, а что? – и он принялся лениво кидать в рыбок камушками.

Как там у Козьмы Пруткова? «Кидая камушки в воду, гляди на круги, ими образуемые, иначе твое занятие будет пустым времяпрепровождением»? Вроде так, если мне память мне  не изменяет. Так что поступим согласно заветам Козьмы: тоже побросаем камушки. Однако вскоре то ли на воде, то ли перед моими глазами уже поплыли круги:

-Да ничего, можешь сам нырять, если хочешь. Есть желание?
Тот отрицательно помотал головой.
-Тогда есть предложение послать за этим твоим специалистом Пацака на джипе. Ты только письмо ему напиши. Да, и пусть еще пивка твоего волшебного побольше захватит: мне понравилось. Можешь своему немцу от меня благодарность вынести.

Тот самодовольно улыбнулся:
-Я рад, что ты оценил мое пиво. Но мне-то хоть одну бутылку все же дай.
Оказывается, ящичек я поставил по-куркульи между ног, забыв поделиться с остальными содержимым.
-Извини, не корысти ради, просто задумался. Еще кто будет?

Ко мне протянулись две руки: одна – черная, другая – белая. Лариса отказалась. Не хочет – как хочет, уговаривать не будем.
-Открывашка есть? – спросил Гунадана у окружающих, с надеждой глядя в основном на меня.

-Нет.
-А как тогда открыл? – завистливо сглотнул слюну он.
-Руками и головой, - и я отхлебнул из горлышка.
-А нам что, открыть головы уже не хватает? – и ко мне потянулись те же самые руки, и те же самые бутылки.

-А у вас самих что, руки уже отсохли, или голова не работает? – со строгостью усталого судии посмотрел я на них. С одной стороны – помочь надо, но с другой – мне уже так голову напекло, что ни о чем, кроме как о том, чтобы плюхнуться обратно в эту заветную лужу, и не вылезать из нее до самого заката, душа просто и слышать не желает.

Эта парочка лишь пожала плечами. Деревня просто, и глушь африканская! Уже и бутылку сами открыть не могут.
-У тебя зажигалка есть, брат? – взял я у него бутылку.

Тот достал «Зиппо». Золотую, похоже. Да уж, явно не тот вариант.
-Не пойдет. А что-нибудь металлическое или пластмассовое, как это? – и показал свою зажигалку.
Тот отрицательно помотал головой. Вздохнув, я обратил внимание на его обувь: здоровенные такие бахилы на толстой кожаной подошве, да еще и подкованные. Как раз то, что надо.

-Положи ногу на ногу вот так, - показал я на себе.
Тот повторил. Укрепив ободок крышки на ранте каблука, я ударил по ней сверху. Пиво, радостно шипя, освободилось из заточения, выдавая на-гора пену.
-Все понятно? Ильичу сам откроешь, или еще раз показать? – подал я королю вожделенный напиток.
-Давай еще раз.

Я забрал бутылку у Ильича и привычно открыл ее «Федором». Наверное, лучше зажигалки я не встречал: и безотказная, и универсальная, да и хватает ее надолго. (Это – как бесплатная реклама, в качестве благодарности).

-Это ты как? - зачарованно смотрел на меня Гунадана.
-Зажигалкой. Вот этой, - и повертел ей у него перед глазами.
-Слушай, подари ее мне, а я тебе – свою, - и протянул мне «Зиппо».

-Ты что, сдурел? – запротестовал я, и тут же почувствовал недовольное бурчание собственной Годзиллушки. Да не видать тебе, гадина, моих угрызений совести. По крайней мере – сегодня, - Моей зажигалке красная цена – тридцать центов, а твоя баксов триста, наверное, стоит.
-Тысячу двести, - поправил он меня. - Это спецзаказ.

Проклятая Годзилла, зная мою жадность, радостно заскрежетала своими когтями прямо по душе: а вдруг соблазнюсь. Надо срочно перевалить проблему с больной головы на здоровую:
-Прибереги ее для других. Военным она точно понравится, они на золотишко падкие, знаешь ли.

-Ерунда, у меня еще много таких осталось, я оптом заказывал, - продолжая совать мне в руки зажигалку, уверял он. - Посмотри! Видишь, здесь наш герб! Бери! Я же тебе говорю: много осталось.
-Военных тоже много, - как мог, отказывался я от искушения.

И на кой, спрашивается, на самом-то деле, мне эта игрушка? Девчонок ей привлекать? Перед друзьями-знакомыми хвастаться? Да у меня и так уже все есть, и даже больше того, чем надо, так зачем же мне сдалась эта зажигалка? Неужели я до сих пор хапаю чисто по привычке, как выскочка последний? Когда же я от этого отвыкну? Не хочу я брать эту безделку, ни к чему мне она: уж коли я не для нее рожден, значит, и она не для меня сделана. А для меня сейчас главное – игра, которую я затеял, и которая мне, признаться, чертовски нравится.

Однако Гунадана, не слушая возражений, все же умудрился засунуть мне ее в карман со словами:
-Знаешь, раньше я думал, что ты умный, а теперь понял, что дурак. И даже дважды.

-Это-то почему? – отдал я ему свою зажигалку, вновь проклиная себя за слабохарактерность. Однако мнение короля мне все-таки интересно послушать.
-Во-первых, от таких подарков не отказываются. А, во-вторых, Пацака, как ты его назвал, мы никуда посылать не будем.
-А это почему?

-Почему, почему, - и махом сделал такой объемный глоток, что бутыль почти опустела. - Заладил, как попугай. В джипе спутниковый телефон есть. Я ему позвоню, и через пару – тройку дней он здесь. А мы тем временем на сафари сгоняем. Ты любишь охоту?

Как-то неудобно говорить ему, что я на охоте был всего дважды, да и то стрелял исключительно по бутылкам. Однако посмотреть, что такое сафари, а тем более – поучаствовать в нем, это, пожалуй, крайне заманчиво. Поэтому ограничился полуправдой:

-У нас я охотился всего несколько раз: некогда все. У вас – так и вообще никогда. И, вот еще что: я к другим карабинам привык, которые на основе «Калашникова» сделаны.

-О, Калашников, да (Йе)!  - не совсем деликатно хлопнул он меня ладонью о коленку. - У меня вся армия ими вооружена, да и у меня самого тоже несколько модификаций есть. Это неважно, что я всего один взял, если хочешь, можешь из него стрелять, я из ружья могу. Но на охоте из автомата все же немного неправильно, по-моему. Ладно, разберемся. Мы тут неподалеку с твоими братьями в позапрошлом году охотились, так такого льва завалили! – гордо выпятив нижнюю челюсть, предался воспоминаниям он. - Ты бы наверняка его в одиночку съел!

-Что, маленький такой, размером с кошку? – ехидно поинтересовался я.
Тот, осознав, что сморозил глупость, продолжил:
-Да нет же, большой, как буйвол! А ты у нас – Великий рыжий. Сразу бы не съел, из остального консервы бы сделали, потом, дома, и доел, - нес он уже полную ахинею.

-Ага, а его скелет нашему краеведческому музею подарил, а то там скелет мамонта есть, динозавра – есть, а вот льва им просто катастрофически не хватает.
Тот только вздохнул, и, махнув рукой, предложил:
-Пойдемте лучше вниз.

А визу находилась наша доблестная стахановская бригада, отчасти задремавшая, да порой покуривающая.

- Так, постой, - притормозил я Гунадану на склоне. - Я тут что подумал: пока мы на сафари, чем все эти бездельники заниматься будут? Они же без нас сперва сопьются, а затем и передерутся от нечего делать. Надо их срочно чем-то занять. Правильно: тема есть. Пацак! – остановился я. - Эй, Пацак! Ты меня слышишь? Кликни сюда бригадира! И сам подходи!

Через некоторое младшенький поднялся к нам с щупленьким негритосиком. Странно, я-то думал, что главный у них здесь тот, кто побольше, к примеру тот, что Ильича на берег сгружал. Ладно: кушай то, что дают, может, хоть толковым окажется.

-Пацак, переводи, - достал я пару бутылок пива. Одну отдал переводчику, другую – бригадиру. - Тебя как зовут?
-Быр – Гунага, - нерешительно принял тот бутылку.

-Так вот, теперь ты  Бригадир – Гунага, а для здесь начальства – просто бригадир, - решил я идти и дальше вопреки советам дедушки Оккама в плане присваивания всему и вся новых имен.
-Бригадир, - радостно скалясь, заверил тот присутствующих в своей лояльности.

-Тогда слушай. Пока мы с Великим Биологом и Великим Археологом ездим по делам, вы должны сделать следующее: нужна плоская площадка здесь, примерно на этом уровне, - показал я черту примерно сантиметров на десять выше уровня воды. - Семь метров длиной. Землю скидывать только в ту сторону, - и ткнул пальцем в сторону внешнего озера.

Нет, что-то маловат фронт работ, за день управятся. Они, конечно, не китайцы, их куда как меньше, зато к жаре привычные. Однозначно уже назавтра заскучают. Надо загрузить их по максимуму:
-Ты что пиво-то не пьешь? Присаживайся рядом, я тебе открою.

Тот присел. Заодним я открыл по бутылочке и всем остальным:
-Так, переводи, брат. Затем вы должны сделать ступени вниз, только не напрямую, а по дуге, чтобы поположе было. По краю натянете веревку, чтобы держаться. Понял?

Тот отрицательно помотал головой.
-Это плохо. Гунадана, Лариса, вы помогаете археологу спуститься вниз, а мы пойдем прокладывать маршрут будущей лестницы.

Не буду вдаваться в подробности, но до бригадира минут пятнадцать доходило, зачем мне все так сложно надо. Он все пытался настоять на своем: дескать, напрямую быстрее. Разумеется, кому охота лишнюю работу делать. Даже Пацак, и тот уже начал на того злиться. Но после того, как я сказал, что если лестница будет не такая, как я ему тут четверть часа втолковываю, он сам лично будет носить наверх и Великого Биолога, и Великого Археолога, тот живо переменил настроение, и лишь уточнил угол наклона у Младшенького, и провел линию по дуге.
 
-Хорошо, все сделаем, - заверил меня он.
-И еще. Внизу сделаете еще одну площадку, но побольше, чем наверху, вроде пристани. Чтобы и лодки закрепить, и столы поставить, и все такое прочее. Метров десять в длину, три – в ширину. Есть еще вопросы?

После перевода тот только согласно закивал.
-Пацак, объясни ему еще, пожалуйста, что раз он остается здесь за бригадира, то и дисциплина тоже на нем. Водка – только по вечерам и в тех пределах, что я сказал. А если что не так, то я, Великий Красный Лев Гунага, сам его печень съем. Переводи!

Бригадир после перевода опасливо посмотрел на меня, отодвинулся, и выкинул пустую бутылку в озеро.
-И чтобы не сорили! Все отходы зарывать в землю, засранцы! – и пошел в сторону лодки. - Всем за работу! Командуй, бригадир!

-Это ты хорошо с лестницей придумал, - уже подходя к машине, сказал юрист, - так что беру свои слова обратно.
-Какие слова?

-Насчет дурака. Дважды. Жалко, что у нас всего одно ружье и автомат, ружья я как-то не захватил, не думал, что на охоту поедем.
-Зато я думал. Есть у нас и ружья, и патроны. Пошли звонить, да с оружием разбираться, объяснишь мне, что там к чему.

Пока король разговаривал по телефону, я, ругаясь, рылся в багажнике. Наконец-то под грудой одеял и всякой прочей дребедени обнаружил ружья и ящик с патронами.

-Все в порядке! – присев на приступочку джипа, сказал Гунадана, - Будет через три дня. Все возьмет, даже пиво.
-У меня тоже все в порядке. На-ка, проверь, - и протянул ему сначала ружья, а за ними – и патроны.

Тот, наскоро проверив наш небольшой арсенал, заверил меня, что можно охотиться хоть на льва, хоть на антилопу. Даже на слона пули есть.
-Да? – прищурился я, взяв патрон для слона, - И куда ты этого слона потом запихивать будешь? На коленки себе положишь?

Тот посмотрел на багажник джипа и, закурив, ответил:
-Зато льва можно смело на верхний багажник забросить, мы так уже возили: выдерживает.
-И, разумеется, жрать целиком его буду именно я, - не унималось во мне желание отомстить королю за его слишком дорогой подарок. - Или ты уже и банки для консервирования приготовил? Он же протухнет за день, пока мы едем. Так что давай лучше какую-нибудь антилопку – и все.

Он нехотя согласился:
-Тогда уж двух: одну там съедим, а вторую сюда привезем.

Мне-то что? Двух – так двух. Разве что меры предосторожности принять не мешало бы: наши черные работяги, может, только при нас так суетятся на том берегу, дружно ковыряясь лопатами под чутким руководством бригадира. А как уедем, тут же побегут за водкой. И наплевать им на бригадирскую печень.

 Может, даже сами ей и закусят. Так что, оставив работягам в грузовике три литра, остальное перетащили в джип: а вдруг самим пригодится? После краткого перекуса, и, еще раз убедившись, что местный бригаденфюрер все понял правильно, мы отправились в путь.

-Долго ехать-то? – лениво спросил я водителя, опуская сиденье.
-Часа за четыре должны добраться, а там и заночуем. На жирафов вон пока посмотри, - и Пацак показал пальцем на длинношеюю животину.
-А что на нее смотреть? Она же не кусается, - и я задремал.

Очнулся, лишь когда мы остановились: были уже сумерки, вокруг росли деревья, в которых что-то неприятно ухало, визжало – кричало. И даже – рычало. Последнее мне совершенно не понравилось. Я даже начал подумывать, а не заночевать ли мне в машине, и ну ее, эту палатку: сожрут еще, даже сон не дадут досмотреть.

Причем – на самом интересном месте: ведь хуже этих хищников может быть, наверное, только наша телевизионная реклама: только увлечешься фильмом, слюни распустишь, как тебе тут же прокладки предлагают. Но мои попутчики, включая Ларису, уже разошлись по кустикам.

 Чтож, пойду искать свой. Лесок разве что настораживает: темные заросли, лианы всякие, да гуки из темноты. Да ну его нафиг! И я по примеру Гагарина просто встал возле колеса. Опосля, захватив ружье, начал движение в сторону остальной группы, жестикулирующей неподалеку при свете фар.

-До чего договорились, первопроходцы? – подошел я к группе теней.

Нет, я серьезно: когда идешь от автомобиля по саванне к попутчикам, только что и видишь, на что можешь ориентироваться, так это яркую траву под ногами, сливающиеся с ней фигуры людей, и резкие тени от них, остальное же – кромешная тьма. Так что, выходит, я шел во тьме на тени, пусть это даже и парадоксально звучит.

-Да мы тут никак к  общему мнению прийти не можем, - посетовал Гунадана, - Я предлагаю палатку поставить вот там, чтобы всю рощу видно было, а Лариса хочет туда, подальше за машину.
-Мой дорогой брат, ты прав, и Лариса тоже права, - как обычно, соглашаюсь я со всеми, - так что давайте выберем нечто среднее: палатку мы ставим вплотную к багажнику джипа, чтобы там укрыться, если что, а между лесом и палаткой разведем костер. Согласны?

Согласны-то согласны, только вот палатку отчего-то никто ставить не хочет, да и за дровами сходить в эту чащу тоже никто не рвется.

-Пацак! – позвал я. - Бери свое ружье и пошли за дровами, а вы, трусы, ставьте пока палатку. И, от греха подальше, в лес не суйтесь, а то сами вас в темноте подстрелим.

Младшой, зарядив ружьишко, потопал вслед за мной. Надо бы хоть узнать у него, во что стрелять надо:
-Ты не молчи, объясни лучше, что тут горит, а что – нет. Давай будем собирать так: мы оба смотрим по сторонам, ты подставляешь руки, а я на них кладу дрова. Если увидишь что-то опасное, кричи «стреляй». Усек?

И мы так сделали три ходки, пока не случилось не такое уж и непредвиденное: из полутьмы вдруг вспыхнули два светящихся глаза. На голом инстинкте я вскинул карабин и шмальнул между них. В зарослях что рыкнуло, и упало, задергавшись. Вокруг воцарилась тишина. Ее слегка нарушал  только Пацак, все еще державший в руках кучу хвороста: он с шумом вдыхал сквозь свои приплющенные ноздри воздух, и каким-то «Бу – бу» выпускал его через рот. Вскоре с автоматом прибежал Гунадана:

-Что тут у вас?
-Не знаю. Хочешь – посмотри. Знаешь, мне взгляд не понравился, - пытаясь унять дрожь в руках, ответил я, - Вот и выстрелил. Наши-то все на месте?

-Все, не волнуйся, не в человека стрелял, - и тот бесстрашно попер в чащу. - Иди-ка сюда! – Я, пуча глаза во все стороны, подошел. Тот стволом потрогал что-то светлое возле кустов. - Твоя первая добыча. Поздравляю! – пожал он мне руку. - И метко как! Прямо в глаз, даже шкуру не испортил.

Я подошел ближе: большая кошка. Побольше рыси, но не пятнистая, гак ягуар. Может, пума? Нет, те вроде только в Америке живут. И я опять соврал, уже не знаю, зачем:

-Знаешь, у меня предки из сибирских охотников были, так они белку в глаз били, а в это попасть – ничего особенного.
-А белка – это кто? – принялся тот рассматривать при неверном свете зажигалки тушку.

-Что? – оторвался я от фантасмагорического зрелища. - А, это такая очень большая мышь с пушистым хвостом и ценным мехом. Она на деревьях живет. Так что для них в такого зверя попасть было вообще раз плюнуть.

Тот лишь хмыкнул и взялся за переднюю лапу:
-Бери за другую, дотащим до костра, там рассмотрим. Ильич, а ты что здесь делаешь? Сумасшедший? Мы же опять выстрелить могли!

-Смотрю, - по всей видимости, до сих пор не понял серьезности предупреждения тот, флегматично пожимая плечами.

Так мы и двинулись: спереди мы с Гунаданой, за нами – кошка, затем – Пацак с дровами и Ильичом. Если вы думали, что палатка уже стояла, то вам нечего делать в саванне с этими неграми. Одно утешение: хотя бы костер горит. Рядом с ним стояла Лариса, напряженно всматриваясь в темноту.

-Кто здесь? – нервно спросила она, подвигаясь к костру.
Я в ответ лишь одной рукой поставил карабин на предохранитель. Наверное, это получилось слишком громко:

-Ааа! Мальчики! Меня убивают! Помогите! – зачем-то присела она за костром.
Представление прервал Ильич:
-Это мы, Ларочка, не бойся.

И она ему такое ответила! То, что биологи столь грамотно переводят термины физиологии на исконно русский, я понял только теперь: для каждого из нас Петровна назначила сразу по несколько мест, куда нам стоило бы пойти. И слава Богу, что Гунадана с Пацаком не знают русского. Подтащив тушку к огню, я уселся на нее сверху.

-Нравится? – спросил я Петровну, приподняв клыкастую голову зверюги.
-Вы что, ее убили, варвары?! – вновь завопила она.

-Понятно: ты бы предпочла, чтобы она убила нас. Это – джунгли, и если не убьешь ты, сожрут тебя. А потом – и некоторых других, которые стрелять не умеют. Ты хочешь, чтобы тебя живьем сожрали? Нет? Тогда молчи.

Пока мы ставили палатку, Лариса только и делала, что наглаживала голову хищной твари, что-то ей нашептывая.

-Ты хоть бы ужин сделала, - заворчал Володя. - Все лучше, чем так сидеть.
-Вот сам ее убил, сам и делай! – навзрыд ответила Петровна.
-А я-то что? Я, что ли, в нее стрелял? – недоуменно развел руками археолог.
-Да все вы, мужики, такие! Вам лишь бы убить и попользоваться, попользоваться и убить! – и, хлопнув дверью, закрылась в машине.

Да уж, Фрейда бы сюда: он бы живо растолковал, что ей ближе – сначала быть использованной, а потом – убитой, или же наоборот. Но я не Фрейд, и даже не иже с ним. Единственная из его работ, которая мне понравилась – «О забывании иностранных слов», Так, вроде, называется.

Сколько раз ловил себя на мысли, что простейшее же слово, тысячу раз его говорил, а вот именно теперь даже вспомнить не могу. И только минут через пять нужное слово само всплывало в памяти. И, как правило, оно ассоциативно связывалось с чем-то неприятным, когда-то случившемся.

 Самый банальный пример: порой не могу вспомнить, как по-английски или же по-немецки «бумага». Хотя чего же, кажется, проще, звучат почти одинаково. А все из-за того, что в детстве пытался спереть у нашей соседки – хохлушки, которая торговала мороженым в ларьке на углу, целую коробку этого лакомства, пока она оставила его без присмотра по дороге в нашем дворе.

Но – невовремя вернулась. Я уже предвкушал полное счастье для всех местных пацанов, а тут это укоризненное за спиной: «О, папир-то, кацап, папир!». Стыдно было страшно, но, что еще хуже, одну мороженку она отдала-таки мне даром. А я ее так и на съел, и, плача в кустах от угрызений совести, просто выкинул.

 С тех пор у меня затруднения с бумагой. Да, остальные слова тоже вылетают из головы, но по несколько другой причине: они напоминают наши родные русские ругательства, либо просто дурные слова. Примеров, полагаю, приводить не надо: каждый мыслит в меру своей испорченности.

-Пошли уже, что сидишь? – отвлек меня от самокопания Гунадана.
-Куда? – недоуменно спросил я.
-Шкуру снимать, куда! Или ты хочешь, чтобы мы прямо возле костра тушу разделали и вокруг кровью все залили, чтобы шакалам до нас добраться легче было? – и, громыхая железяками, принялся шариться в багажнике.

-Это кто хоть был-то? – показал я на кошку.
-Ты даешь! Не узнал, что ли? Львица, молоденькая совсем. Странно, конечно: в это время они обычно спят, да и в одиночку не охотятся. Голодная, наверное, была, а тут тропа к водопою, - пыхтя из джипа, продолжил он. - Поджидала наверняка кого.

-Вот и дождалась, - невесело усмехнулся я.
-Дождалась. Вот, бери, расстелем, и потащим на ней твою львицу подальше от палатки, - и протянул мне угол толстой полиэтиленовой пленки.
-Так может, шкуру лучше здесь, при свете костра, снимем, а уж остальное потом утащим?

-Тоже верно, - кивнул тот, вновь зашуршав в машине, - Мой любимый, - похвастался он, демонстрируя что-то большое и блестящее навроде мачете, - башку с плеч только так сносит.
-Кому сносит?

-Кому надо, тому и сносит, - довольно потрогал он лезвие пальцем, улыбаясь. - Все, начали. Я делаю разрез здесь, здесь, и … Сам, короче, увидишь. Твоя работа – тянуть шкуру на себя, она тогда, как чулок с дамской ножки, слезает. Не возбудись только, брат.

Как ни странно, вся процедура, по моим прикидкам, заняла немногим более десяти минут. Напоследок Гунадана, садюга этакий, вырвал у обнаженной львицы плоскогубцами клыки и когти. Мне стало искренне жаль зверушку. Все-таки попасть в руки к людям – не самая лучшая доля.

 Пока Гунадана выскабливал шкуру, да посыпал ее солью, чтобы та не протухла, мы с Ильичом и Пацаком просто тупо пили водку, слушая джунгли. Больше всего звуков доносилось с той стороны, куда мы оттащили тушку: там смешалось все: и рык, и тявканье, перемежающееся с визгом и отчего-то с кашлем.

-Это гиена кашляет, - пояснил нам младшенький, заметив мой интерес к саванне. - Объелась, наверное.

«Хоть кому-то хорошо», - подумал я, укладываясь спать в палатке.

Выйдя с утра на воздух, не буду говорить, зачем, обнаружил интересную картину: буквально в десяти метрах от джипа, не шевелясь, стояло маленькое войско местных сусликов, поджав лапки к груди. Штук двадцать – тридцать, никак не меньше. И все таращились на меня. «Сурикаты – цурикаты», -  вертелось у меня в голове.

Желая подружиться, взял кусок вчерашнего хлеба и кинул в их сторону. Все тут же попрятались. Вот так всегда: стоит тебе протянуть кому-нибудь руку – или цапнут, или убегут. Настроение подпортилось, несмотря на безоблачное небо. Даже захотелось кого-нибудь вновь убить. Чтобы еще гаже стало, наверное. Сжевав без аппетита галету, взял ружье и направился к речке.

В зарослях вовсю кипела жизнь: наши лохматые – хвостатые предки прыгали с ветку на ветку, щерясь на меня своими крупными зубами, вдалеке кто-то ухал и рычал, но мне было все равно. Так что я просто присел на бережку, положив ружье на колени, без опаски поглядывая по сторонам.

Это же надо! Какая наглая лягушка! Сидит в шаге от меня, да зоб свой, урча, надувает. И чего ей от меня надо? Или, может, это самец, и напугать меня старается? Решил поиграть с ней в гляделки: кто кого пересмотрит. Эта ярко – зеленая тварь, похоже, правил игры не знала, и, время от времени смаргивая, тем не менее не отводила взгляд.

Я понял, что такую не пересмотришь, и хотел было отодвинуть ее в сторону прикладом. Не тут то было! Это земноводное, перепрыгнув через ружье, уселось еще ближе ко мне, видимо, горя желанием продолжить игру.

-Что тебе надо? – обратился я к ней. - Целовать все равно не буду.
-Ты с кем это тут разговариваешь? – услышал я голос за спиной.
-Да так, с царевной – лягушкой. Говорят, что если ее поцеловать, она превратится в принцессу.

-Насчет ее – не знаю, а вот ты наверняка превратишься в труп, - нарушил нашу идиллию Гунадана. - Она ядовитая.
-А ты когда-нибудь неядовитых принцесс видел? – задумчиво спросил я, глядя на ее мерно вздымающееся зеленое горлышко. - Нет? Если нет, тогда не о чем и говорить.

Тот что-то невразумительно пробурчал про диснеевские мультики, но ответ, похоже, не удовлетворил и его самого.

-Вот – вот, они в сказках только такие розовые и пушистые, - продолжая вглядываться в загадочные глазки лягушки, изливал я свое мутное настроение на первого попавшегося. - Вот ты, к примеру, с какой такой радости от своих жен уехал? То-то же.

Юрист присел рядом. Ядовитое земноводное попеременно, видимо, находясь в сомнении, кого из нас отравить первым, переводила взгляд с одного на другого. Так ничего и не решив, попрыгала к речке. Согрелась на солнышке, наверное.

-Слушай, а тут рыба водится? – поинтересовался я.
-Водится. Но крокодилов – больше.
-И кого же они здесь едят? – плюнул я в речку.
-Всех, - фыркнул Гунадана, - Кого поймают, того и едят.

Видимо, мое квеленькое настроение передалось и ему: вон он как невесело на мутную, как мое состояние, воду, смотрит.

-Гунадана, а давай одного из них заколбасим, может, и хандра пройдет?
-И зачем тебе крокодил? – слегка пощелкал тот затвором. Звонко получилось, даже зверушки слегка притихли.

-Ну, его можно выпотрошить, как львицу, сделать чучело и на стенку повесить, - начал я придумывать повод, по которому крокодила и убить не грех, -  У нас же они не водятся, гости ходить будут, да смотреть. Или подарить его кому. К примеру, чукотский царь Александр от такого подарка точно не откажется. Что скажешь?

-Хорошо. Давай тогда сразу двух, - поднялся тот на ноги.
-Двух-то зачем?
-Один – твоему Александру, другой – тебе. Идет?

Я пожал плечами: мне-то что? Крокодил в доме еще никому не мешал. Если он  мертвый, разумеется. Гунадана покрутил головой, прицелился, и шлепнул ни в чем неповинную мартышку, мгновение назад наблюдавшую за нами с искренним любопытством.

-Сдурел?! – возмутился я. - Крокодила же, а не мартышку! За что ты ее?!
-Если ты хочешь, чтобы я на тебя крокодилов приманивал, это твое дело, -  и пошел в сторону лагеря. - Подожди, я сейчас.

В недоумении я сидел, глядя на трупик обезьянки. Зато Годзилла ликовала: хотел крокодила, получи еще и мартышку в нагрузку. Тут вернулся безжалостный истребитель обезьян с веревкой. Один конец он примотал к шее жертвы, другой подал мне:

-Закидывай макаку в реку, метров на пять – шесть, не больше. Как увидишь крокодила, быстро тяни веревку с приманкой на берег, где-то  до сюда, - и указал на точку метра за два от берега. - Сам стой здесь, и будь готов, если что. Но – не волнуйся: я его точно подстрелю.

Кивнув, я пошел к реке. Легко сказать: кинь на пять метров. С учетом того, что я боялся близко подходить к воде, получалось семь. А мой лохматый предок был тяжеленький, килограмм под десять, наверное. Раскрутив вокруг себя тушку на манер олимпийских метателей молота, зашвырнул ее в воду.

Метатель обезьян, блин! Похоже, параолимпийское золото в разряде умственно отсталых мне светило: я зашвырнул ее метра на два дальше, чем было надо. Тут же из-под воды показалась зубастая пасть, стремясь настигнуть нежданный подарок судьбы. Но: не тут-то было: я начал быстро выбирать веревку, подтягивая наживку к себе. Да и сам тоже задом пятился. Ну, так, на всякий случай.

 Рептилия буквально вылетела на сушу, преследуя такую близкую добычу. Однако – не успела: Гунадана двумя выстрелами прекратил эту стремительную игру в догонялки. Речное чудище еще немного подрыгалось и затихло. Здоровый, сволочь! Метра три с хвостом, наверное.

И куда я его вешать буду? У меня и голой стены такого размера дома нет: или картины висят, или шкафы стоят. Не вертикально же его вешать? Так он и по высоте не войдет, скотина.  Да и как я такого монстра в Россию доставлю, ума не приложу. Не ручку же к нему пришивать, и утверждать, что это чемодан такой.


-Что стоишь? Наживку забрасывай, - вернул меня с берега Исети на берег африканской реки Гунадана.

И я забросил нашу малютку обратно искупаться. Но та даже приводниться не успела: навстречу открылась зубастая пасть, с радостью принимая наше подношение. Через мгновение мартышка скрылась под водой вместе с веревкой. И я, честно говоря, рад, что не обмотал ее вокруг руки, а то сейчас бы напару с обезьянкой в чьей-нибудь пасти барахтался. Недолго, правда, но это слабое утешение.

-Ты что, не догадался другой конец веревки к дереву привязать? – накинулся на меня король. - Сейчас бы того, как миленького, на берег вытащили. А теперь опять макаку стрелять, да в машину за новой веревкой идти.

-Не надо, я передумал: на кой мне сдалось это чучело? Этого вот, - пнул я чудище. - Подарю от твоего имени Александру, если ты не возражаешь. А что? Хороший подарок, по-моему. Кожу выделать, лаком покрыть, должно красиво получиться. Как думаешь?

-Тебе виднее. Наши мастера все как надо сделают, такое и подарить не стыдно. Так, постой, - задумавшись, поднял он руку. - У нас положено зубы золотом покрывать. Надо, нет? Или Александру лучше так сделать, чтобы стало похоже на настоящее, естественное?
-Делай, как положено.

Решено: на самом деле, зачем мне дома эта монстрятина? Первые полгода всякие там родственники – друзья – знакомые будут еще изучать строение его пасти, выпытывая подробности и особенности охоты на крокодилов. Я, естественно, с каждым разом буду все больше и больше приукрашивать сегодняшнюю историю.

А затем мне все это надоест до такой степени, что даже пыль с этого чемодана станет лень стирать, и придется опять придумывать, кому бы его сплавить. И я настолько живо представил себе, как я захожу на день рождения к Максу или Гершевичу, или еще кому, с крокодилом под мышкой, что невольно улыбнулся.

-Ты что сегодня такой задумчивый? – опять перебил меня Гунадана. - Я пошел за джипом, а ты  пока посматривай по сторонам, и держи ружье наготове.

Мучения с крокодильим трупом длились больше часа: я тысячу раз обозвал себя дураком, идиотом и так далее, порой разнообразя свой внутренний монолог из лексикона Потапыча. Если бы не помощь Пацака, мы бы, наверное. провозились еще на час дольше.

Саму процедуру снятия кожи можно сравнить разве что с тем, как будто бы вы голыми руками пытаетесь снять кузов с лимузина. Весь перемазавшись в крови, я просто уселся рядом с останками и, повинуясь неведомому доселе инстинкту, выдернул из нее то, что наиболее походило на печень. Откусил, пожевал.

Вроде ничего, есть можно. Передал кусок Гунадане. Тот тоже откусил и передал Пацаку. Младшой, наклонив голову, также откусил порядочную часть, остальное же, забормотав по-своему, с размаха закинул в реку. Надеюсь, что это нечто вроде «вечная память», а не ругательство в мой адрес, тем более, что родичи жертвы, несомненно, обрадовались подношению: кусочек даже минутки поплавать не успел.

Опасаясь окончательно изгваздать машину, к лагерю мы с младшим братом пошли пешком. Там нас ждал неоднозначный прием: если Ильич с интересом разглядывал выпотрошенное чудище, то Петровна смотрела на нас, как на врагов рода человеческого. Да и всего сущего впридачу.

Ополоснувшись с Пацаком по очереди из канистры, я пошел переодеваться, благо, есть во что: не напрасно я захватил с собой родную российскую камуфляжку.  А вот с предыдущей одеждой мне всяко придется расстаться: даже бейсболка, и та кровью заляпана. Хорошо, что на мне были только джинсы с рубашкой, а не подарки с северов: такой потери я мог и не пережить.

 И чего я тогда, возле реки, до трусов не разделся? Мухи ему, видите ли, мешают. Выгребя остатки наличности из карманов, кинул старую одежду в костер. Пусть это будет мой собственный ритуал сожжения в память о крокодильей душе. И вообще, пора уже и подкрепиться.

Но, похоже, опять придется обойтись одними консервами: львицу сожрали еще вчера, крокодилом тоже наверняка уже закусывают, да и не очень-то мне хочется ровесника динозавров есть. Так что мы быстро перекусили, чем Бог послал. После фаст – фуда по-африкански мы закрепили на верхнем багажнике джипа предварительно набитую под руководством Гунаданы травой кожу крокодила. Рядом с ней расстелили шкуру львицы: красота!

-Ты куда полез? – остановил меня чернокожий юрист, видя, что я уже нацелился на свое место в машине. - Наверх залезай, рядом со мной. Зря я, что ли, шкуру стелил? Или ты из окошка по антилопам стрелять будешь?

Наверх, так наверх. И я послушно забрался по лесенке к Гунадане, тем более, что вдвоем веселей. Искать стадо антилоп долго не пришлось: минут через двадцать мы уже вовсю пылили сбоку от несущихся в страхе животных.

-На раз – два – три стреляй, - скомандовал наш черномазый егерь.
На счет «три» выстрелили. Как ни странно, скоптилась всего одна животинка, остальные дружно убежали. Кто же промазал, интересно? Наверняка я, хотя даже при тряске по такой толпе промазать было сложно даже с завязанными глазами. Спешившись, подошли к антилопке.

-Так и знал! – недовольно помотал головой мой наставник по охоте. - Вот эта пуля – твоя, - ткнул пальцем он на окровавленную голову, - А та, что в сердце – моя. Ты что, не мог другую корову выбрать?

Я пожал плечами:
-Я ты?
-Ладно, давай ее перевернем, чтобы кровь вытекла, - поморщился он, - Берись за рога, а я за задние ноги. На счет «три».

Перевернув и дождавшись, пока из вен не вытечет вся бурая, пузырящаяся жидкость, мы уселись рядышком на еще теплое тело. Закурили. Но скотинка напоследок все-таки немного нам отомстила: пока Гунадана устраивался поудобнее на ее животе, она пукнула. Да еще и опорожнилась впридачу. Ильич хихикал, Пацак посмеивался, и лишь Лариса Петровна была в печали: жалко ей было козочку, по всей видимости.
 
-Где остановимся на ночлег-то? – спросил я у нашего штурмана.
-Да где хочешь: до базы далековато, да и пока здесь передохнем, да мясо приготовим, ехать будет уже поздно. Есть поблизости заросли, конечно, - и махнул неопределенно рукой. - Но там хищников уйма. Если хочешь еще пострелять – поехали.

Стрелять мне однозначно не хочется.
-А если здесь? Здесь безопасно? – оглянулся я вокруг, однако ничего, кроме опостылевшего ковыля (или как он у них там называется?), не обнаружил.
-Я полагаю, что да, - слегка успокоил меня Гунадана, - Разве что шакалы прибегут, или гиены, но это ерунда. Они кровь далеко чуют. Так что, если ты не против, сейчас будем шкуру снимать, затем мяско разделаем, приготовим, а всякую там требуху твой братец подальше отвезет.

И мы принялись за дело: король возился с антилопкой, а мы с Пацаком ставили палатку. Ильич по мере сил помогал. Только лишь Лариса не занималась никаким общественно-полезным трудом: она бродила по саванне, похоже, всяких букашек – таракашек искала, то и дело с баночкой в руке наклоняясь к земле. Установив палатку, пошел помогать Гунадане. Тот уже отрезал жертве ручки – ножки, небрежно отбрасывая в сторону требуху и обрезки.

-А, это ты, - заметив меня, констатировал он. - Тебе шкура нужна?
Я отрицательно помотал головой.
-А рога?

-Да на кой они мне сдались? Ильичу вон предложи: у него жена молодая, пусть тренируется, - неловко пошутил я, глядя на кишки, валяющиеся на полиэтиленовой пленке.

Улыбнувшись во все свои шестьдесят четыре зуба, тот направился к Володе. Археологу, похоже, рога были нужны: подойдя к козочке, он, наклонившись, погладил их кончиками пальцев. Но затем, внимательно посмотрев в сторону Ларисы, твердо заявил:
-Не нужны.

Сложив пригодное в пищу мясо в пакеты, остальное завернули в ставшую никому не нужную шкуру. Пока Пацак отвозил ее в степь, мы развели костер, благо, остатки дров Гунадана предусмотрительно захватил с собой. Начало быстро смеркаться. Лариса Петровна тоже подошла на огонек с уже вполне адекватной физиономией, и тут же подсунула свою баночку под нос своему благоверному:

-Смотри, что нашла! Надо, конечно, проверить, но такого экземпляра я не припомню. Милый, мы же возьмем его с собой в Москву?
-Только кормить его сами будете, - некстати влез в разговор я.

Та только молча ожгла меня взглядом и, прижав баночку к груди, направилась в палатку.
-Ильич, - вздохнул я. - Ну, сорвалось с языка, извини. Поговори с Ларисой, пусть на мои глупые шутки не сердится, хорошо?
-Да ничего, Иваныч, я ее знаю. Минут двадцать подуется, а как запах еды почувствует, сразу же выйдет, как миленькая.

И вправду, только наша козочка начала благоухать, Петровна наконец-то сменила гнев на милость. Подойдя к костру, она показала мне язык:
-А такого жука у меня в ноутбуке нет! Если подтвердится, что это – новый подвид, я его «Иванычем» назову, понял?

-Да понял я, понял, - обрадовался я восстановленному миру. - Хоть «Козловичусом Иванычоусом» назови, только не сердись больше, хорошо? Лучше за водкой сбегай. Она там, в дальнем правом углу палатки. Стаканчики рядом, в пакете.

И что у меня за характер! Только что же помирились, а я опять хамлю. Во избежание разрастания конфликта за напитками направился сам, не дожидаясь вполне предсказуемой реакции.

А антилопа у Гунаданы удалась на славу: она пахла (пахнула, пахала?), короче, благоухала травой, свежим воздухом и, даже можно сказать, полной, пьянящей и крылатой, свободой. Просто ей сегодня слегка не повезло.

Несмотря на не вполне веселые мысли о бренности бытия, я с наслаждением уплетал за обе щеки источающую дивный аромат ножку. Для пущей гармонии попросил Пацака включить что-нибудь вроде Вангелиса. Но тот, увы, нашел лишь нечто туземное, чему я, пожалуй, был впоследствии даже рад: как нельзя лучше подходило местное пение к местному эху, оно перетекало друг в друга, подсвечивая особенности, оно, как говаривал Бонд, взбалтывалось, но не смешивалось. 

В поющей саванне завораживало все: и черное небо в ярких блестках звезд с горошину величиной, и вторящие им глаза на просторе, сверкавшие при свете костра. Даже пожухлая трава под ногами, похоже, тоже прислушивалась к музыке, отражая всполохи огня. Так, сопровождаемые полной идиллией, мы и отправились спать.

А утром, оперативно позавтракав остатками ужина и собрав палатку, снова тронулись в путь. Гунадана опять затащил меня на багажник:
-Иваныч, давай так: как настигнем стадо и пристроимся рядом с ним. Ты выцеливаешь ту козу, что поменьше, я – что побольше, - для наглядности сводил и разводил он ладони. - А то опять завалим одну и ту же.

-А на кой ляд нам две? И как я буду козу от козла отличать?
-Отличить просто: у козлов на спине полоски потемнее, вроде твоей бороды, а у коз – посветлее, как твоя башка. Понял? – я кивнул, слегка покоробившись от сравнения. - А зачем две, это, по-моему, и так понятно: мы впятером за пару присестов одну съели, а в лагере еще плюс десять рыл.

Все-таки это скучно, стрелять с машины. Зато удобно и практично. Заметив вдалеке стадо жвачных, мы тут же направились в их сторону. На счет три я опять выстрелил. Когда остальное стадо умчалось, мы с королем, отплевываясь от пыли, обнаружили два трупика и еще одну антилопку, тщетно пытающуюся подняться с колен. Пришлось и ее добить, чтобы не мучилась.

-А ты говорил: зачем две, -  укоризненно посматривая на меня, покачал головой юрист, подходя к добыче.
-Так я же всего один раз стрелял! Как и ты! – и на всякий случай прибавил, - У нас, в России, поговорка есть такая: Бог троицу любит.

-Как и я. Троицу, скажешь тоже. Ты ведь опять в голову целился? – продемонстрировал тот отверстие от пули.
-Ну да, - наклонился я к тушке.
-Тогда смотри: ты попал не в голову, а в шею, и пуля прошла навылет, и попала вот в ту бедолагу.

-Промазал, бывает, - только и оставалось мне что сказать.
-Ерунда, это даже к лучшему. Давай сольем кровь и поехали.
Лариса, тяжело вздыхая, опять отправилась бродить с баночкой по степи, с немым упреком глядя в нашу сторону.

-Петровна, а что ты так зло смотришь? – надоело мне вытирать вместе с кровью свою совесть о жухлую траву. - С чего бы это? Мы всего троих животинок сгубили, и то ради собственного пропитания. А ты своих жучков – паучков сколько? Они же тоже живые были, им жить хотелось, а ты их в банку, с голодухи помирать, обрекла!

Я хотел было продолжить, но, увидев, как Лариса смотрит в свою банку, заткнулся.
-Это – для науки, – растерянно пояснила она, и задумчиво побрела дальше в поисках букашек.

До лагеря ехали почти в полном молчании, несмотря на бодрую музыку, которую поставил наш младшенький. На берегу нас уже ждали, обнаружив, по всей видимости из-за шлейфа пыли, который тянулся за нами. К своему удивлению, среди черных лиц вдруг обнаружил одно белое. Загорелое до черноты, но – белое.

-Это мой лучший дайвер, из Европы его нанял. Берет дорого, зато результаты работы – грех жаловаться. Знакомься, - и Гунадана подвел меня к водолазу. - Зовут Тарас. Он то ли из Греции, то ли из Турции, где-то рядом, не знаю.
-Ну, здорово, Тарас! – протягивая ему руку, по-русски произнес я, сердечно радуясь прибытию земляка.  - Меня Иванычем звать.

-Здоровше бачилы! Ласкаво просимо, - искренне, тепло ответил рукопожатием Тарас. Да уж, крепкая у него лапа.
-Ты что, еще и турецкий понимаешь? – спросил Гунадана.
-Он не турок, он – хохол, а это две большие разницы, - глядя в глаза соплеменника.

-А Хохланд – это где? – продолжил допытываться тот, - в Европе?
-«Хохланд» - это сыр, а Тарас родился на Украине, есть такая морская страна, - подмигнул я украинцу. - У них даже герб в виде оружия морского бога Посейдона, в виде трезубца.
-А ты – кацап, москаль клятый, - попробовал было обидеться дайвер.
-А кацап – это кто? – опять заинтересовался юрист.

-Ты. И все остальные – тоже. Как ты думаешь, почему я младшего Пацаком назвал? Потому, что на кацапа похоже.
-Як я разумию, ты супротив нашей незалежной шо имаешь? – вопреки моим ожиданиям, и не подумал даже возмущаться Тарас, и лишь усугубил мое замешательство. - Шо до мене, так я тильки за: моя матка уже скильки рокив от нашего президенту гривен не бачила. Вин я роблю на круля, а деньгу до дома шлю, шоб не вмерли.

-Да ладно, не грусти, если что, я тебе какую-нибудь землицу подыщу, - начал я робко выбираться не свою, уже проторенную, колею. -  Построишь себе там нормальный дом, семью туда перевезешь, только и моего брата Гунадану не обижай: будешь работать и на него, и на меня. Прорвемся, Тарас.

Так как мы разговаривали на родных языках, юрист ничего не понимал, но, услышав свое имя, попросил:
-При мне, будьте любезны, по-английски говорите, иначе обижусь, – и, закурив, отошел в сторонку.

-А землица-то где будэ? - дергая меня за рукав шубы, которую мне опять пришлось на себя напялить, возбужденно спросил наш жовто-блакитник.
Вот уж действительно: когда хохол родился, еврей заплакал. Слегка поразмыслив, я ответил:
-Не бойся, не на Колыме. Если заслужишь, дам тебе участок на моем острове. Гектар возле моря тебя устроит? Только это в рассрочку, а стройся уж сам.  Если все будет так, как надо, то, может, и вовсе тебе эту земельку подарю.

-А ты шо, и остров имае? – возбужденно обхватил тот рукой подбородок.
-Имае! Целых четыре! – слегка рассердился я на дотошность дайвера. - И, если ты не дурак, то поймешь, кого слушать надо. Дальше говорить ничего не буду. Но если проворуешься – пеняй сам на себя.

-Та ведаю я, не дурной, - горячо заверил меня аквалангист. - Тильки зараз мне гуторь, шо робиты надо.
-Сперва по-русски начни разговаривать, а то устал я уже тебя, сепаратиста, слушать. Ты что, наш великий и могучий в школе не учил?
-Учив, як не учив. Тильки погано: дюже невнятно було, як так зараз столько словив попокалечилы.

-Погано ему, - за пять минут устал я от «мовы» больше, чем от Ларисы Петровны за все дни. -  Погано – это «плохо» по-русски. Так что теперь учи, земляк. Тут тебе не твоя школа, у меня каждая ошибка – доллар. Если вообще ничего не пойму – пять. Надо будет слово подсказать – спрашивай, охотно отвечу. Причем – бесплатно. А то ведь позорище какое-то: брат-славянин по-русски говорит хуже, чем Гунага.

-Який Гунага? – нахмурился тот.

Салага совсем. Лет двадцать пять, не больше. И как его в Африку занесло? Но – честно говоря, симпатичный парень, сразу видно, что головастый, да сметливый. Я показал ему кулак:
-Не який, а какой. Принц Гунага, брат мой. Усек?

Тот лишь кивнул, опасаясь, видимо, напороться на штраф. А землицу ему ой как хотелось, так что перечить не будет. Аборигены уже вовсю сгружали наши трофеи на землю, предвкушая пиршество: надоели им консервы, наверное. Да, кстати, насчет пиршества:

-Бригадир! – позвал я нашего маленького черного человечка. И опять-таки через младшего обратился к подбежавшему. - Как у тебя тут с дисциплиной?
-Хорошо, принц, хорошо! – поклонился тот, аж коснувшись пальцами земли.
-Сколько водки выпили? – продолжил я допрос.

-Как ты говорил, господин, даже еще на вечер осталось, - и опять поклонился, холуй.
-Это молодец, хвалю, - непроизвольно дернул я от внутреннего раздражения головой. - А теперь пошли, посмотрим, что вы там настроили. Тарас, поплыли вместе, ценные советы давать будешь.

Странно, но все было сделано именно так, как я сказал, и даже более того: удобная швартовочная стоянка, слева – большой навес из листьев пальмы, а за ним даже некое подобие очага сооружено. По краю лестницы натянут канат. Я подергал: держится. Площадка наверху меня тоже вполне устроила. И тут заметил веревки, тянувшиеся от колышков вглубь внутреннего водоема.

-А это еще что? Вы что, здесь рыбу ловите?
-Нет-нет, - замахал руками бригадир, - Мы поняли. Тут рыбу – нельзя. Мы Вам сюрприз приготовили, - и начал выбирать веревку. - Здесь пиво. Мы его поглубже опустили, туда, где холодно, - и выволок на берег звенящий мешок.

Усмехнувшись, я всем раздал по бутылке. Причем первую открыл бригадиру:
-Молодец, Бригадир – Гунага, далеко пойдешь. Будешь дальше так работать, подключу тебя к строительству аэропорта, настоящим шефом станешь. Только вот скажи, как ты тут без меня дисциплину-то поддерживал?

Тот замялся, потупившись:
-Бил. И вечером водки не давал.
-А остальную тогда куда девал? – заработал у меня в голове встроенный арифмометр, -  У тебя же всего на вечер осталось, как ты говоришь.
-Сам пил. С помощником и лучшим из рабочих.

Тарас заржал:
-Правильно, на троих! Це по-нашему!

Я сделал вид, что «це» не заметил. Но на третий раз его точно не прощу. Поэтому лишь спросил:
-Так что, дайверская твоя душа, ты об этом думаешь? – и кивнул на водоем.
-А… - и вдруг споткнулся. - Як «лизты трэба» на русском?
-Лезть надо, - обрадовался я понятливости водолаза.
-Це гарно. Лезть надо, - расцвел тот в улыбке.

-Минус один, - и я загнул палец. - Что, трудно было сказать «это хорошо»? Где у тебя аппаратура?
-Тута, - ответил Тарас, показывая рукой вниз.
-Тута – Марфута! – передразнил я его. - Твою мать! Так бы и сказал, что под навесом. Давай, бери Пацака с бригадиром, и поднимайте все сюда. Пока там нашу антилопку готовят, ты и нырнешь.

И сел пить пиво. Машинально достав из кармана сигареты, удивился: за все то время, что мы были на сафари, даже и пачки не выкурил. Еще неделька – другая, глядишь, так и совсем брошу. Когда наша группа поднялась со снаряжением, начал было объяснять водолазу, что я там внизу видел, но тот отмахнулся:

-Та не надо! Я сам усе, - и он показал на глаза.
-Увижу, - подсказал я.

Нацепив с помощью Пацака амуницию, он вошел в воду. Да уж… Нам бы такое лет двадцать пять назад! Мечта, а не аппаратура: и глубиномер на руке, и таймер, черт его знает какие датчики, фонарь, даже видеокамера для подводных съемок есть. Профи, ничего не скажешь. Я уже ополовинил вторую бутылку, когда Тарас наконец-то показался на поверхности. Плюхнувшись на бережок рядом со мной, он открыл было рот, но закусил губу.

-Да говори ты пока по-английски, а то ты по часу над каждым словом думать будешь, - вошел я в его положение. - Заодно и меня избавишь от необходимости переводить брату.

Как оказалось, нашего аквалангиста эта лужа тоже заинтересовала:

-Понимаешь, там странный феномен. И немудрено, что ты до дна не достал: где-то на одиннадцати метрах я нашел вход в круглую как бы трубу. Все заснял, не волнуйся. Вот, - и завистливо посмотрел на меня. - Пивка-то дай, начальник. Спасибо. Да, заплыл в нее. Пятнадцать метров – дна нет, двадцать – нет. И только на двадцати шести увидел дно, все в пузырьках. Холодина, аж яйца сводит.

Тут я пожалел, что не захватил гидрокостюм. Посередине – гладкий черный булыжник, круглый такой, - и показал руками, – сантиметров на пятьдесят – шестьдесят, а из-под него и бьют эти треклятые ключи. Ну, да сам все увидишь на камере, правда, хреновато получилось, сам не пойму, отчего, но разглядеть можно. И что это за дерьмо – не пойму, тут уж сами разбирайтесь. Только мне одному его точно не поднять. Надо что-то думать.

-Тогда пошли думать, - поднялся я на ноги, - Тем более что тебе водочка сейчас для сугреву точно не помешает.

Солнце уже катилось к закату, когда мы вернулись в наш лагерь. Животинка была уже готова, лодка, как положено, лежит брюхом кверху, все стоят, ждут, что мы скажем.
-Бригадир, сегодня всем по двойной порции, и никого не наказывай.

После оглашения столь радостного вердикта вся бригада возликовала. Сытно покушав, я отправил бригадира с его подчиненными спать, а сам решил устроить военный совет. Утро вечера, разумеется, мудреней, но, если что дельное придет в голову именно сейчас, оно же даже с утра не помешает? Сперва мы на два раза просмотрели запись. Прав наш ныряльщик: возле каменюки одна рябь, и улавливаются лишь общие очертания.

-Господа, какие будут соображения? – оглядел я окружающих. - Начинай ты, Тарас. Не тушуйся, давай опять по-английски.
-Я один точно не подниму, - сухо констатировал тот. - Даже будь второй комплект оборудования, кто, кроме меня, туда полезет? Да там вдвоем и не развернуться. Уровень бы… хотя бы метров на метров на семь, да пусть хоть пять, понизить, еще куда ни шло: и посветлее, и в веревках меньше шансов запутаться. А потом – тащите его наверх, как зацеплю. Иначе как мы это доставать будем?

И, если мы с младшим молчали, то Лариса с Ильичем тут же вступили в перепалку. Первым начал археолог:
-Ларочка, пойми: мы только чуть-чуть уровень понизим, ненадолго, твои рыбы совсем не пострадают. Поставим мощный насос, и откачаем!  - пытался с болью в глазах убедить свою супругу Володя.

Та в ответ лишь грозила ему разводом, и упрекала в мужском эгоизме. Нет, оставлять их наедине не стоит: наверняка же победит Петровна, и все наши усилия – псу под хвост.

-Лариса, а если так, - вступил я в семейную перепалку. - Воду ведь можно через узкий слив выпускать, осторожно и постепенно, а выход сеткой закрыть, чтобы ни одна рыбка не уплыла. А как достанем это нечто – тут же все восстановим, и вода вернется на прежний уровень.

Еще через полчаса препирательств Петровна сдалась, настояв, чтобы всякую там живность тут же тащили к ней, живую и невредимую. А также чтобы образцы водорослей собирали. Вот и слава богу, теперь не грех и по чуть-чуть выпить. Разошлись, вернее, расползлись мы уже в четвертом часу ночи.

Утро было туманное. Правда, туман был исключительно в голове. А так – светило солнышко, да рабочие суетились возле стола. Благодать. Разве что метрах в трехстах от нашей стоянки нарезали круги птицы, да под ними была нездоровая суета с тявканьем, рычаньем и прочими атрибутами Африки. Козочку, наверное, нашу вчерашнюю доедают, одни рожки да ножки и останутся. Хотя у всяких там гиен челюсти такие, что не одному волку и не снилось, так что, не исключено, что и рожек не останется.

Ополоснувшись в озере, подошел к общему столу. Кроме очередной антилопы были еще и миски с бурдой. Мягко говоря, неаппетитного цвета. Зато стоят две запотевшие бутылочки: одна возле моего места, другая – там, где вчера сидел Гунадана.

-Это что за хрень? – показал я на миску бригадиру.
Тот лишь зачерпнул эту мяшу ложкой, положил ее в рот, и, причмокивая, начал поглаживать себя по животу. Нет, этого чудика русскому языку учить я точно не буду, пусть Кунак, если что, мучается. И эту баланду есть я тоже не буду. А эта черная образина так и норовила меня ей попотчевать, подсовывая ложку с варевом к самому моему носу.

-Да иди ты нахрен со своей баландой! – отмахнулся я от него, как от переросшей цеце. -  Меня от мяса-то уже тошнит, а ты еще мне это говно суешь. Лучше бы окрошки предложил. Или – соляночки, тогда я бы понял, да спасибо сказал. Иди вон – арбайтен! И не приставай к моему организму!

Интонацию бригадир живо уловил: засопев, он забрал свою чеплашку и убрался от меня подальше. Тут подошли и остальные участники ночного  совета, правда, слегка невовремя: я только – только нацелился на Гунаданову бутылочку, а он – тут как тут. Да еще с надеждой в глазах просит ее открыть. Ударив крышкой о днище лодки, вернул ему:

-Я тебе зажигалку-то на что дал? Учись, родимый. Меня рядом не окажется – от жажды ведь помрешь.

Тот, лишь блаженно закатив глаза, как говорится, одним глотком опустошил тару. Во проглот! Я тут свою растягиваю, пытаясь плавненько прийти в себя после вчерашнего, а это гад – одним махом. Хотя, с другой стороны, пиво-то его. И я с грустью посмотрел на свою почти пустую бутылку, добил ее, и скомандовал:

-Так, со мной на остров отправляются Пацак, Тарас и бригадир. Остальным – десять минут на перекур и сборы, и – за нами. Гунадана, ты как хочешь: есть желание – плыви с нами, нет, сиди, пей пиво. Главное, сеть с собой чтобы не забыли прихватить, да, Лариса? Видишь, я помню о нашем уговоре: экосистему сохраним в целости и сохранности.

Побродив по окружности островка, наконец определились с местом дренажа. Я, разумеется, во всякой там ирригации – мелиорации ничего не понимаю, но со здравым смыслом иногда дружу: в этом месте склон был наиболее пологим, а стенка – наиболее толстой.

Но даже в данном случае копать следует с максимальной осторожностью: чуть что, переусердствуешь, и смоет всех к едрене фене. И Ларисе не видать своих рыбок, и нам мало не покажется. Снова закурив (блин, уже третья на сегодня!), прикинул в уме предполагаемый объем спускаемой воды, и слегка занервничал: меньше тысячи кубов на каждый метр понижения уровня никак не получалось. А это – двадцать железнодорожных цистерн, не баран чихнул.  Затем умножить на пять.

 Мамочка, роди меня обратно. Если вода сама протоку начнет расширять, вообще караул, только ноги уноси. И как это блюдце не переполняется? Неужели вся та вода, которая поступает из ключей, тут же испаряется? Что-то слабо верится. Наверное, протоки во внешнее озеро есть. Но да ладно, хватит морочить себе голову, да самого себя запугивать. Пусть археолог думает, а мне как-то на такой жаре неохота.

Через полчаса закипела работа. Я, свесив на окоеме ножки вниз, через Пацака раздавал указания, где и как рыть, где развешивать сеть, при этом с опаской глядя на плоды моего воспаленного разума и труда более оптимистично настроенных рабочих. Наконец во внешний окоем тонкой струйкой пошла вода. Через минуту это была уже струя, водопад, все больше и больше размывающий преграду, отделяющую нашу лужу от озера.

Я уже начал было паниковать, настолько стремительным был поток, но повезло: упав метра на полтора, уровень воды остановился. А про то, что сеть вместе с рыбками унесло стремниной наружу, я Петровне не скажу, благо, наш лагерь находится на противоположном конце острова, и нас оттуда не видно.

-Пацак, бригадир! Быстро достаньте снизу сеть и бегом с ней сюда. И – чтобы тихо, а то… , - и вовремя сдержался, а то хотел было уже во всеуслышание заявить, что Лариса нам дальше работать не даст.

Вроде обошлось: сеть с запутавшимися в ней рыбешками быстро отыскали и закрепили на прежнее место.
-Пошли обедать, - облегченно вздохнул я, - а про то, что сеть смыло, молчите. ОК?

Тарас был только «за», а Пацаку было все равно. Ему Ларисина рыба была… - как сказать? – уж лучше бы ее совсем не было. Даже не переправляясь на тот берег, мы перекусили на нижней площадке. 

-Надо за сегодня воду спустить, - удобно устроившись под навесом, высказал я свое мнение. -  Такого мощного слива, как сейчас, уже не будет: чем ниже, тем стенки толще. Так что давайте будем работать до темноты.
-А как же сон после обеда? Мы всегда спим, когда солнце в зените, - попытался было возразить бригадир.

-Ничего, не сахарные, не растаете. Панамки оденьте на голову, лопаты в руки – и вперед, на трудовой подвиг. А то завтра Петровна может всю работу испортить, и придется вам эту лужу котелками вычерпывать, чтобы ничего не разрушили. Ты хочешь столько воды перечерпать? Тогда можете смело дрыхнуть.
 
Так что после обеда негры, бурча, уныло потянулись вверх по лестнице. Еще через час уровень воды понизился еще на один метр, даже пиво из-под воды показалось. Честно говоря, я совсем чумел в своей шубе. Негритосы, хоть были и без шуб, тоже потели вовсю. Скрепя сердце, мы напару с Пацаком достали из озера пару мешков с пивом. Я, объявив перекур, раздал всем по бутылке. Напиток был уже не ледяной, но еще и не теплый.

А к вечеру мы все уханькались, как сволочи, но дело сделали. Рыба больше не уплывала, напор воды стал весьма умеренный, так что все обошлось без эксцессов. Необходимый уровень был достигнут. Проверив с Тарасом все еще раз, я скомандовал «баста». И, как говорится, усталые, но довольные, мы отправились в лагерь, где, похоже, опять готовили козочку. Гунадана с Ильичом, наверное, химичат. На подходе к базе я подманил к себе бригадира:

-Так, дружище, сегодня – по двести пятьдесят на человека, то есть – по бутылке на двоих, - обнял я того за плечо. - Молодцы, мужики, передай всем мою благодарность. Только ни граммом больше, понял?
Лариса с Ильичом были в явном нетерпении: «Что там, да что там», - постоянно допытывались они.

-Да все в порядке, как задумано, завтра все сами увидите. Потом расскажу, сначала пожрать дайте.

И я накинулся на еду, изредка запивая ее водкой. Работяги и вовсе разошлись на удивление рано, даже доели не все. Быстро оприходовав водку, они отправились спать. То-то же.

Сегодня своим персональным африканским ГУЛАГом я вполне доволен. Мне даже в палатку не хотелось, настолько меня охватила всеобщая доселе не услышанная гармония. Даже звуки здешнего животного мира не раздражал, и вполне вписывался в общую канву мироздания, разве что прорезавшийся храп наших аборигенов вносил определенный диссонанс в разноцветную палитру ощущений, но и к этому, наверное, можно привыкнуть.

Закурив, я нехотя поведал этой неуемной парочке про наши достижения. И, если Лариса все переживала за своих рыб, то Ильич только тихо улыбался, то и дело норовя подлить мне водочки в и без того полную кружку. Предвкушал, видимо, как он завтра, или, в крайнем случае, послезавтра обнимет свою столь вожделенную каменюку. Так я до самого утра и находился в счастливом заблуждении, что все складывается как нельзя лучше. Но получилось как всегда: биологичка, первой поднявшись на окоем внутреннего озера, посмотрела вниз, и с ней тут же случилась форменная истерика.

-Что еще такое?! – возмутился я.
-Ты что, животное, не видишь?! – продолжала верещать она. - Сколько водорослей погибло! Ты что, не видишь, вон рыбка в них запуталась и умерла? Вот и еще одна, оооо, - и уселась, закрыв лицо, прямо на не успевшие просохнуть за ночь водные растения.

Видя, насколько шатко наше положение, ринулся ее утешать:
-Ларис, сейчас мы по-быстрому поднимаем камень Ильича, восстанавливаем дамбу, вода и вернется. И ничего с твоими водорослями не сделается. А рыбу мы соберем и отдадим тебе для препарации, тебе же интересно, как она тут устроена. Да и сама вчера просила, чтобы мы для тебя…

Лучше бы я этого не говорил. Резко обернувшись ко мне, она во весь голос закричала:
-Эгоист! Только о себе и думаешь! Да вас всех за это расстрелять мало! – и вихрем унеслась вниз.

За ружьем, что ли? Этого только мне и не хватало. Но вроде нет: она просто, усевшись под навесом, принялась горько оплакивать то ли рыб, то ли диссертацию. Черная бригада, вжав головы в плечи, с опасливым недоумением смотрела то на меня, то на Ларису, то на ее мужа. Тот же, похоже, уже всерьез вознамерился своей клюкой расшибить себе голову.

-Ильич! – прервал я его самоистязания. - Быстро тащим лодку, аппаратуру, достаем твой камень, а то будет еще хуже. Возьми себя в руки! Будешь сбором рыбы руководить! Сам отберешь всякую-разную, штук десять, не больше. Остальную дохлятину кидайте на ту сторону, - указал я направление младшому. - А что соберете вместе с водорослями, отправь вниз, на исследование Ларисе. Пусть она описывает, будет хоть чем заняться. Блин!

Наверное, так быстро я не работал еще никогда. Разве что единожды, когда из командировки не вовремя вернулся шеф. А у нас, как назло, чей-то день рождения. Макс, конечно, мужик неплохой, но не любит, когда пьют без него, тем более – на рабочем месте. О его прибытии мы узнали всего минуты за три.

И, пока он заходил в здание, пока поднимался на лифте в офис, все следы торжества были спешно зашкерены по шкафам да по углам. Кое-кто даже успел налить себе кофе и с умным видом усесться за монитором, шурша бумагами. Остальные дружно ломанулись в курилку, отдышаться, да «Орбита» пожевать. Я же не успел, и столкнулся с тем прямо возле выхода:

-Здрасьте, Максим Игоревич, - поприветствовал я шефа, сделав невинный вид.
Тот начал крутить носом, пробурчав:
-Чем это так воняет?
-Так уж с неделю запах этот доносится. По-моему, мышь где-то под полом померла. Я уже и дератизацию вызвал.

Тот скептически посмотрел на меня, но все же направился в свой кабинет:
-Докладывай давай.
-Так я покурить хотел, - робко продемонстрировал я зажатую между пальцев сигарету.

-Потом покуришь, быстро на доклад!
-Мне же бумаги Вам показать надо, - промямлил я.
-Вот и давай их быстрей, одна нога здесь, другая – у меня!

Эх, мать – перемать! Принесла же его нелегкая! И как не вовремя-то! Благо отчеты за последнюю неделю мне долго искать не пришлось: я всегда их складываю в особую папочку. Оперативно отчитавшись, и, получив «одобрямс», направился было к выходу, но остановился:

-Знаете, Максим Игоревич, у меня есть еще один маленький вопрос: у (Саши – Гриши) сегодня день рождения, так, может, мы его вместе с Вами поздравим?
Тот, засопев, достал из кармана несколько крупных купюр, пересчитал, и протянул их мне:

-Купишь напитки – закуски, впрочем, что тебе объяснять, не маленький уже. Подарок я презентую сам. Иди. Начнем часа в четыре, так что у тебя час.
-Я же один не справлюсь, - взмолился я тогда, уже радуясь, что гроза прошла стороной.
-Ладно, Колю возьми и еще кого, только сисадмина не трожь, он мне нужен. Кликни его сюда. Быстро!

Вот такой у нас получился тогда аврал, однако все тем не менее обошлось. Может, и сейчас обойдется? Наш хохол, пожалев меня, отдал мне свой гидрокостюм, об отсутствии которого столь жалел в прошлый раз, помог нацепить аппаратуру, и мы напару начали погружение. Сверху, с лодки, к нам потянулись канаты с карабинами. Обменявшись жестами, мы по очереди нырнули в эту таинственную воронку.

 Возле дна я притормозил, чтобы заснять все на камеру. И, пока Тарас подводил стропы к месту крепежа, я только этим и занимался. Но вот пришла и моя очередь помучиться. Кое-как, вдвоем раскачивая из стороны в сторону проклятую каменюку, наконец-то завели канаты под камень, соединив их наверху крест-накрест. Теперь мне лишь оставалось вертикальные стропы притянуть к канатам, через блок прокинутым от берега, а там же вопрос техники: нехай тянут. Просто раз плюнуть.

Я даже не подозревал, что мы проваландались на дне около полутора часов: думал, минут двадцать всего прошло. Едва выбравшись на берег, почувствовал сильный озноб: то ли от холода, то ли от возбуждения. Нашего лучшего аквалангиста трясло еще больше. Да что там! Он был просто синий.

Причем – в оранжевую крапинку. И, если первое слово, которое произносит человек, это «мама», то сейчас у меня было другое: водка. Чапнув без закуски по целому стакану, мы с ним отправились вниз. А с этой каменюкой клятой пусть аборигены с археологом возюкаются: вон он ее как обнимает, чуть не целует.

Но даже внизу нас на отпускал этот злобный «Кондратий». Черт побери! Водки намахнули, на солнышке сидим, греемся, что же еще этой зловредной организьме надо?! Даже Петровна, и та подошла нас утешить. Но меня никак не отпускала одна мысль: уже минут сорок, как загораем, а все еще трясемся. Да еще и подташнивает. Не к добру это. Поэтому, закурив, спросил:

-Ларис, Вовины инструменты здесь? – та показала на алюминиевый ящик. - А что там внутри, знаешь?
-Да что тебе надо? Чего ты еще хочешь? – вновь начала она возмущаться.
-Счетчик Гейгера надо.

У моих собеседников сразу пропала охота шутить. Пока Петровна искала там пугающий ответом счетчик, мы с Тарасом со все нарастающей внутренней пустотой смотрели в глаза друг другу.
-А ты умеешь им пользоваться? – робко спросила враз приутихшая женщина.

Ничего не ответив, я включил. Наш приборчик весело застрекотал, радуясь рентгеновой пище. Поднес его к Ларисиной рыбе – тот и вовсе принялся заливаться звонкой трелью.


-Мать вашу! – вскочил я на ноги, - Быстро все сюда, хватайте все пожитки, лодку, и – сюда! – закричал я наверх.
И, если Тарас с Ларисой уже все поняли, то Ильичу пришлось повторять:
-Володя! Бросай  к чертям собачьим этот камень! Счетчик Гейгера зашкаливает! Я не шучу! Бегом сюда!

Тот неохотно спустился по лестнице:
-Ну что ты так орешь?! Это, может, находка века!
-Вот это – находка века! – поднес я прибор к этой странной рыбе. В ответ вновь заверещало так, что я опять вздрогнул. - Понял, нет, скотина?! И сколько ты там наверху рентген нахватался, я не знаю, но посмотри на нас с Тарасом, и сразу все поймешь. Мать вашу! – и я с отчаянья бросил ни в чем не повинный счетчик на землю.

Похоже, зрелище было не из лучших: бывшие еще поутру два совершенно здоровых мужика превратились в парочку трясущихся испуганных психов. Затем  был если не ад, то чистилище – точно: сначала мы выводили радиацию в лагере, потом – на обратном пути в столицу, а дальше…

Короче говоря, на очередную свадьбу Кунака никто из нашей троицы так и  не попал: всех трясло и мутило, бросало то в жар, то в холод. Промежутки между этими «потрясунчиками», как я это назвал, мы заполняли целебной водкой, которую запивали жирным молоком.

У Володи начали выпадать последние волосы, и, когда Лариса гладила его по голове, они забавными игривыми прядками падали на землю, на лету поблескивая на солнце. По крайней мере, нам с Тарасом было смешно. Потом мы умолкали, и, трясясь всем телом, залезали обратно в спальные мешки в надежде забыться.

Облегчение, по крайней мере, для меня, наступило дней через десять: я заметил, что, кроме рук, у меня ничего не трясется. И решил обойтись одним молоком. Через пару дней оклемался аквалангист, Ильичу же потребовалось дополнительная неделя. Несмотря на заметное улучшение самочувствия, он то и дело норовил приложиться к спиртному, а, выпив, начинал клясть свою злодейку-судьбу, которая отняла у него мечту всей его жизни.

Я решил написать страдальцу записку: «Ну его на фиг, этот Алатырь – камень!». Найдя с утра мое послание в непривычно пустом стакане, Володя только горестно вздохнул:
-На фиг.


                84. МЫ ЕДЕМ ОТДЫХАТЬ.


Лишь на следующий день Великий Гунага позволил снять карантин с нашего дома. Насмотрелся, наверное, всяких там ужастиков по телевизору про радиацию, да и та старая негритянка, что у нас прибиралась, тоже наверняка всякое понарассказывала, что у нас тут творится.

Посещения были крайне ограничены: всего раз в неделю, и то – только для Маши, Ларисы и Кунака. Вот он-то и стал провозвестником нашей свободы. И мы наконец-то вышли из дома: раньше нам путь дальше веранды нам был закрыт. Да не очень-то и хотелось, если честно. Потому, как не моглось. Сопровождаемые братцем и верными женами, мы пошли в сторону дома короля.

И, если мы с Тарасом чувствовали себя вполне сносно, то Ильичу было не так легко: он и раньше-то со своей тросточкой не слишком быстро ходил, а тут – еще и после облучения. Да и плешь такая на башке образовалась, что его тезка обзавидовался бы. Жанка теперь наверняка признает его как самого умного, даже умнее Ленина. Вот от таких вот умников, как они, все беды в мире и происходят, и никто не сможет убедить меня в обратном.

Редкие прохожие, обычно крайне радушные, теперь лишь с поклонами обходили нашу группу стороной. Зато на главной площади нас все же ждал обильный стол. Во главе, как и положено, восседал король, рядом – шаман, и еще, по всей видимости, узкий, человек из двадцати, круг приближенных.

Даже Машки с Жанкой не наблюдалось. Усевшись за отведенные нам места, мы все обратились во внимание, попутно разглядывая угощение. Передо мной, как я и ожидал, стояла тарелка с мозгами, сердцем, и, похоже, яйцами льва. Улыбнувшись, вождь кивнул:

-Кушай, кушай, я читал, что после радиации с этим делом плохо бывает. Окажется мало, еще принесут.
Здесь я заметил, что и у других собратьев по несчастью примерно такой же комплект закусок.
-Давайте за ваше здоровье и за здоровье моих внуков, - поднял бокал Великий Гунага.

Кто же ему откажет? Все послушно выпили и принялись за закуску. Я первым делом выбрал то, что еще никогда не пробовал. А ведь вкусно, елки-палки! Хотя, по-моему, немного переперчено. Хотя, быть может, они такие и должны быть: лев все-таки. Минут через пятнадцать выпивания – закусывания король обратился ко мне:

-Так что вы там такого нашли?
Проглотив кусок сердца, и запив его полюбившимся мне молоком, спросил:
-А чье это молоко?
-Буйволиц, конечно. Но специально для тебя мы туда добавляли еще и молоко львицы.

-Это как? – опешил я. - У вас что, и львицы домашние есть?
-Долго объяснять, ты лучше про то, что раскопали, рассказывай.
-Хорошо, - оставил я ради короля в покое экзотическую закуску. - Как я полагаю, это – метеорит. Не знаю, откуда он к нам прилетел, но уверен, что за него дадут уйму денег. Жаль, конечно, что не успели тогда от него хотя бы кусочек отколоть для исследований.

-Да, не успели, - горестно поддержал меня Володя. - Зато я сумел его слегка поскоблить. Вот образец, - и достал из кармана пробирку, - Тут грамма три, но для анализа однозначно хватит. В Москву вести надо, мы и в своем институте посмотрим, а для верности – и на независимую экспертизу отдадим.

Вот гад, даже здоровьем готов рискнуть ради денег и научных лавров. Как я зол! Не удивлюсь, если еще там, на озере, он радиоактивность мерил. И – молчал. Естественно: кто мы для него? Кролики подопытные. Все, вечером ему все выскажу. Я буду не я, если он мне компенсацию за страдания не выплатит. Со многими ноликами на конце.

-А для нас это, - показал на стекляшку пальцем Великий, - не опасно?
-Не волнуйтесь, это совершенно безопасно. Такая маленькая доза даже для таракана никакого вреда причинить не может, если, конечно, ей не дышать. А у меня здесь, - повертел археолог емкостью, - полная изоляция. Так что мое предложение – срочно доставить это в Россию. В Москву нам надо.

-Дело твое, - набулькав себе водки, равнодушно сказал я. - А вот мы еще в гостях у нашего брата Гунаданы не были. И на островах – тоже. А ведь Лариса Петровна наверняка там что-то интересного может найти?

Эффект моей речи превзошел все ожидания: Лара просто отобрала пробирку у Ильича:
-Пока здесь все не исследуем, никакой тебе России!

Вот и ладненько: у них свой бизнес – у меня свой. А вдруг они мне еще пригодятся? Застолье продолжалось прочти до полуночи. Когда все, кланяясь, уже принялись расходиться, поднялся и я, но Гунага-старший остановил меня:
-Давай еще поговорим. Маша тебя дождется, не волнуйся.

Ага, не волнуйся: я уже представлял себя в нашем уютном семейном гнездышке в объятиях жены, а тут вон какой облом. Король, отослав слуг, лично налил нам по пятьдесят напитка:
-Ты что на самом деле думаешь по этому поводу? Только – честно.

-Если честно, то – пятьдесят на пятьдесят. Но я уверен в том, что этот камень на самом деле нечто особенное. Читал, что существуют подобные метеориты, но чтобы такое… И все же я склоняюсь к той точке зрения, что на этом можно хорошо заработать. Так что давайте просто выпьем за успех.

Чокнувшись, король спросил, со смаком пережевывая то ли овощ, то ли фрукт, подтирая с подбородка сок:
-А насчет аэропорта и всего прочего ты не шутил?

-Ни в коем случае, Ваше Величество. Я, конечно, дурак, но не до такой степени, чтобы обманывать Вас, отец.
-Это хорошо, - и взмахом руки освободил меня от своего присутствия. - Иди к Маше, она хорошая жена, я знаю.

«И откуда это он знает?, - внезапно нахлынуло на меня чувство ревности, - у них тут что, право первой брачной ночи все еще в ходу?». Однако я, слегка поклонившись, просто пригасил эмоции, и молча направился домой, предвкушая долгожданную встречу, отогнав ненужные, чересчур уж навязчивые, мысли.

Последующие три дня мы все, включая двор самого Великого Гунаги, провели в сборах: оказывается, он лично с официальным визитом решил навестить своего стратегического соседа, а заодним и посетить подаренные нам с Кунаком острова.
Я даже боялся представить, сколько времени это займет, попутно недоумевая, чем же местная знать тут занимается. Да и простые жители тоже, впрочем, особым трудолюбием не отличались: я даже начал различать их по физиономиям. Одни постоянно сидели на ступеньках возле домиков, другие вечно слонялись туда-сюда, и никто ничего не делал.

Макса бы сюда: живо бы забегали. Но на мои предложения навести здесь порядок король лишь отмахивался: «Вот начнем строить, сам увидишь, как мы работать умеем». Да уж, не только в России медленно запрягают.

И мы опять поехали по бескрайним просторам Африки. Остановились лишь на ночевку, проигнорировав обед. Пока «молодежь» в лице меня, Кунака, Гунаданы и т. д., разминала затекшие члены, великий руководил постановкой лагеря. Вот и пусть его руководит, он же – Великий. А мы пока в сторонке постоим, пивка попьем.

Вопреки моим ожиданиям, за стол пригласили всех, кроме меня и Гунаданы. Король тоже отсутствовал: оказывается, он нас к себе в шатер. Устроившись втроем (смешно, да?), слегка потрапезничали. Я понял, что назревает очень серьезный разговор, и поэтому к спиртному прикладывался крайне аккуратно. Когда все утолили голод, Гунадана спросил. Нет, даже потребовал:

-Пусть теперь каждый из нас скажет всю правду, что нам надо друг от друга.  Давайте поговорим серьезно, как облаченные властью мужчины. Чтобы вы не смущались, начну с себя: от тебя, Влад, мне нужно следующее: твои специалисты, строительные материалы и оборудование. Рабочую силу я тебе дам. Я хочу, чтобы моя столица выглядела не хуже, чем у него, - и показал на Гунадану, затем вдруг поморщился. - Но это не главное.

Эх, начистоту, так начистоту. Армия мне нормальная нужна. И – вооружение. А то нам с Гунаданой этот выкормыш гиены (по-моему, он сказал «Брунгала») совсем житья не дает: народа у него раз в шесть больше, чем у нас с братом, вместе взятых, и земли больше, даже боевые самолеты, и те есть. И танки есть. Хоть и старые, но есть. Куда мы с братом против него? - Гунадана лишь согласно кивал головой. - Ты пойми, - продолжал король, - Когда я свою сестру замуж за него выдавал, он в вечной дружбе клялся, а теперь что?

То скот угонит, то вождей моих подкупает, чтобы они к нему переметнулись. А если те не согласны – целые деревни сжигает, а я и сделать ничего не могу. Вон у него, - показал он на моего соседа, - хоть боевые вертолеты есть, так он и в воздух боится поднимать: вдруг собьют? А мои и вовсе уже давно без дела ржавеют, даже пилоты, и те разбежались. Нет у нас защиты, помоги, а? Или тебе тех островов, что я вам подарил, мало?

Да уж, ситуация. Только войны мне не хватало. Я даже не знал, чем занять руки, и поэтому начал доставать сигарету. Великий остановил меня жестом. Достав сигару с гильотинкой, протянул мне: «Кури. Думай и кури». Посмаковав табачок, и, пока не найдя ответа в своей черепушке, я начал экспромтом:

-Мне-то лично всего хватает. Мне и островов-то, по большому счету, не так уж и надо, уж поверьте. А вот нашему правительству – надо. Им и островов надо, и всяких там преференций тоже надо. Может, право на разработку полезных ископаемых, или еще что, я не знаю, за них отвечать не могу, - и опустил голову долу, - Гунадана, пока я думаю, скажи, друг, свои пожелания.

Тот начал просто:
-О чем мы тогда с тобой говорили, я пересказал брату. Что он сказал сейчас, ты тоже слышал. И я с ним полностью согласен: если этого продажного ниггера поддерживают американцы, то мы хотим иметь дело с Россией. Жаль, что сегодня с нами нет нашего третьего брата, президента Гудабы, мы наверняка вчетвером договорились бы еще быстрее.

-А кто такой этот ваш Гудаба? – поинтересовался я.
-Это наш родственник, - пренебрежительно махнул рукой Гунага-старший, - Только он трусливый очень: демократию у себя завел (пи – пи, сказал бы телевизор), все на Америку смотрит, а то, что у него треть земли этот «пи – пи» отобрал, видите ли, его мало тревожит. «Пи – пи», короче говоря. А нас вместе с ним было бы уже больше десяти миллионов.

Заново раскурив уже почти потухшую сигару, я задумался. А на кой хрен мне эта Африка с ее проблемами сдалась? Что, опять русских ребят сюда посылать?! Фигушки! Если наемники так хотят, пусть они и едут, а нам и Анголы хватило. Видя мое смятение, Гунадана сказал:

-Если что, то мы и в вашу организацию по коллективной безопасности вступим, или еще куда, и все условия, как у вас надо, выполним. Не сомневайся, Влад, мы правду говорим, - а потом, слегка замявшись, добавил. - Только вот ты еще не озвучил, что тебе надо.

Не найдя ничего лучшего я брякнул первое, что пришло мне в голову:
-Оперный театр хочу. Лучший в Африке. А в чьей столице он будет находиться – решайте сами. И еще краеведческий музей: без него – никак.

Глядя в отупевшие глаза моих собеседников, до корней волос осознал, что я – еще тупее. Когда мы расходились по своим ночлежным местам, я чувствовал, что все думают об одном и том же: что я – полный идиот, но этого уже не исправить. Но почему-то моя Годзилла вмиг обратилась в прах, а засыпать, знаете, было так сладко – сладко…

Проснулся я от шума двигателей. Что за напасть? Выйдя на свежий воздух, слегка удивился: неподалеку дымил бронетранспортер неведомой конструкции с флагом на башенке, и стояли два пикапа с пулеметами и неграми. Гунадана, обнимая за плечи страшного вида образину при эполетах, прохаживался напару с ним по лагерю, что-то там ему втолковывая. Образина лишь вежливо кивала.

-А, наконец-то и ты проснулся, - воскликнул мой не знаю уже какой по счету брат, - Знакомься, это мой двоюродный брат и министр обороны, генерал «Гути – жути – Гунадана».

Я мысленно скривился: мало того, что у меня еще один брат (когда же они кончатся?!), так еще и такой страхолюдный. И как же его назвать? Судя по его глазам и кулачищам, такой может и в морду дать. Заметив мое замешательство, генерал протянул руку:
-Знаю, тебе будет сложно запомнить мое имя. Поэтому зови меня просто «Генерал». ОК?

Я с облегчением ответил рукопожатием, и удивился мягкости его ладони:
-А меня зови как хочешь. Главное, чтобы я сам запомнил. Можно – Влад, можно – Иваныч, на твой вкус. ОК? – продублировал я.

-Мне брат много про тебя рассказал, но, я надеюсь, ты найдешь время и для меня: я буду только рад поговорить. Как тебе моя техника? – кивнул он на этот антиквариат.
-Господин генерал, тебе честно или лучше соврать? – ответил я с сомнением в душе: а то ли я делаю?

Тот, засмеявшись, наконец-то выпустил мою руку:
-А ты что, в оружии что-то понимаешь? – и пристально взглянул мне в глаза, наклонив набок голову.
-Что-то, да, что-то – нет, я ведь не эксперт. Но, когда учился на военной кафедре, на танке поездить приводилось, - вспомнил я молодые годы.
-И на каком? – заинтересовался тот.

-Да на старом еще, учебном, разумеется. Шестьдесят четвертый знаешь?
-Конечно, знаю, надежная машина, - одобрительно закивал генерал. - Нам бы таких с десяток, так этот (и витиевато выругался по-английски), живо бы образумился, скотина.
-Ты где так ругаться-то выучился? – удивился я непредсказуемости судеб. - А то ты про меня уже многое знаешь, а я про тебя – ничего.

-Да в Вест – пойнте этом гребаном. Вот там у них техника! Такие вон консервные банки, - и указал на свой БТР, - они вместо мишеней на полигоне используют, а нам на этом говне воюй. Я уж думал было, что зря мой брат от покровительства Америки отказывается, а оказывается, что он, может, и прав. Если ты нам с танками поможешь, нам все будет нипочем, - и мечтательно прищурил свои глазищи.

-А поновее 64 – х ты ничего не хочешь? Скажи честно, я отвечу, - опять дернул меня невесть кто за известно что.
Тот, сглатывая подступившую слюну, вымолвил:
-Восьмидесятые хочу. Хотя бы штуки три. Лучше – четыре, но можно и две.

Да, не умеет торговаться наш генерал: Гунадана даже начал тишком подпихивать того локтем под ребра. Тот, обидевшись, добавил:
-И еще пару вертолетов и пару самолетов, фронтовых бомбардировщиков будет достаточно. Мы этому козлу такое покажем! – и погрозил кулаком неведомому врагу, - На коленках приползет прощения просить! Нам бы еще ПЗРК и…

Тут Гунадана перебил его мечтания на самом интересном месте:
-Успокойся, брат. Я думаю, что мы сделали правильный выбор. Будет у нас все, как ты хочешь, правда, брат?

Последнее «брат» было адресовано уже ко мне. Врать ой как не хотелось. А вдруг у нашего «Рособоронэкспорта» договоренности какие-то особенные есть? Эмбарго на поставку, или еще запреты какие – откуда мне знать? Поэтому, почесав в немытой голове, ответил:

-Не знаю, брат. Если наш президент даст «добро», будет все, и даже больше. Если нет – значит, нет, - горько добавил я. - Но наш разговор все равно должен храниться в строжайшей тайне: если америкосы прознают про наш план, то наверняка палки в колеса начнут вставлять. Так что, генерал, подготовь до моего отъезда список того, что тебе надо, вон с его письмом, - и кивнул на короля, - мне и передашь. Но ты можешь плюнуть мне в морду, если через год десяток 64 – х не будет в твоем распоряжении, даже невзирая на волю президента, - зачем-то добавил я на свой страх и риск.

Если не получится, то и леший с ним, ототрусь от плевка генерала, а если… Но дальше я загадывать не стал.

-Вот и хорошо! – снова схватил мою руку местный министр обороны. - Я вижу, что ты не врешь. Я тебе верю, и это тоже не пустые слова. Надень-ка вот это, тебе понадобится, - и сдернул с мизинца перстень. - Теперь тебя будут слушать так же, как меня. Ну, или почти так.  Бери, пригодится, теперь – ты не только наш брат, но и советник.

Я осторожно примерил его средний палец, рядом с тем кольцом, что выиграл у Кунака в бильярд. Неудобно. Примерил на левую руку – подходит.
-Так можно? – показал я Гунаданам оттопыренный палец.

Почему те заржали, до меня дошло только через секунду. Чертыхнувшись, я ударил кулаком о правую ладонь:
-А кто не поймет, тот пусть на своем лбу отпечаток рассматривает.
Отсмеявшись, Гунадана повел меня к столу:
-Давайте позавтракаем, и – в путь.

К моей превеликой радости, завтрак отнял совсем немного времени, даже спиртного на столе не было. Но мне не терпелось проверить чудодейственную силу кольца: подозвав солдатика, я как бы невзначай продемонстрировал ему новоприобретенную «гайку»:
-Пива принеси.

Тот слегка недоуменно посмотрел сначала на меня, на перстень, затем – на генерала, и только затем – на короля.
-Пять неси. Их Величествам, Его сиятельству, - и я пожалел Кунака, - Его Высочеству и мне. Только чтобы холодное было. И – открой.

А ведь работает! Даже не спросив ничего у своего непосредственного начальника, тот убежал – прибежал с такой скоростью, что, пока вы эту фразу читали, он уже начал возиться с открывашкой. Генерал только подмигнул: мол, как тебе мои бойцы? Я же был доволен до тех пор, пока не заметил возмущенных взглядов женщин, Ильича, Тараса, и так далее. Облажался я, однако, со своим экспериментом:
-Остальное выпьем по дороге, - попытался я их утешить.

Но они, похоже, крепко обиделись. А исправлять положение уже поздно: получилось так, что я разделил нашу экспедицию на людей первого и второго сорта: одним пиво пить можно, вторым – нельзя. И как выбраться из этого тупика, я просто не представлял. Похоже, Великий Гунага, осознав мое хуже чем бедственное положение, решил меня выручить: встав из-за стола, он произнес пламенную речь:

-Сейчас пьют те, кто знает, что будет. Завтра буду пить те, кто знает, что есть. Послезавтра мы вместе выпьем за тех, кого мы оставили вчера. Не будем же грустить о прошедшем, тщетно надеясь на будущее, и посмотрим с высоты птичьего полета на тех, кто мы есть сегодня.

Блин, после такого тоста грузины просто отдыхают. Зато задумавшиеся над словами короля, обделенные мною пивом попутчики явно перестали обижаться. Спасибо тебе, о Великий.

Наконец-то мы и в столице Гунаданы. Не Европа, конечно, но явно цивилизация: дороги асфальтированы, светофоры работают, по тротуарам ходит разношерстная публика, витрины сверкают чистотой и заманивают тряпьем и безделушками. Великий Гунага сейчас, наверное, слюной давится от зависти.

-А это мой проект, - протянув руку рядом с моим ухом, показал направление Гунадана. - Два небоскреба, видишь? Я их решил назвать так: один будет «Параллелью», а другой – «Меридианом». Порт все-таки. Как думаешь, морякам понравится?

Да, прямо скажем, небоскребы так себе, никак не больше двадцати пяти этажей. Но – они есть, один даже весь стеклом закрыт, второй достраивается. А что, кстати, далеко ходить? В моем родном городке тоже всего два «полтинника», хотели «Европу – Азию» строить стоэтажную, даже подготовительные работы провели, да так все с кризисом и заглохло. Макс хотел было там для нас аж целый этаж откупить, но…

-Честно говоря, морякам все до лампочки: им лишь бы бабы были, пойло, да подраться где, - мысленно вернулся я с недосягаемого Урала к вполне осязаемой Африке. -  Ты лучше на нижних этажах казино с ресторанами размести, боулинги там всякие с игровыми автоматами, а там морячки сами определятся, где ночевать, здесь, или, если силы останутся, в какой-нибудь хибаре на берегу, им апартаменты ни к чему.

-А мне мой топ - менеджер по строительству сказал, что сюда все потянутся, только построй, - обиженно пробормотал местный правитель.
-А он у тебя откуда? – прищурившись, спросил я.
-Из Германии, он друг моего пивовара. Тебе же его пиво понравилось?

-Пиво-то понравилось, - с ностальгией вспомнил я чудный, тягучий и затягивающий, вкус. - Только вот ответь: за проект ты отдал десять процентов от общей стоимости строительства, так? Потом – еще столько же, если не все пятнадцать с тебя содрали за организацию работ, еще примерно процентов на двадцать тебя нагрели на стоимости работ, а о стройматериалах я вообще молчу. Да на эти деньги ты мог еще две башни построить!

И зачем я огорчил человека? Деньги-то не мои. Но ведь и крал не я, а это уже совсем обидно. Я решил срочно загладить свой промах:

-Но ты правильно сделал, что построил: для имиджа твоей страны это очень важный шаг. А чтобы у тебя так больше с этими башнями не воровали, а воровать все равно будут, сколько головы не руби, я тебе своего специалиста пришлю: он и в игорном деле разбирается, и отели будет в порядке содержать, да и за портом присматривать сможет. И надо-то ему всего немного: дом на побережье, да нормальную зарплату.

 Поверь, есть у меня такой, Сергей зовут. Только учти: наркоту он на дух не переносит: травку покурить – пожалуйста, но если заметит что тяжелое – разберется сам, без твоей помощи. Тех, кто будет этим торговать, уже никогда не найдут.

-А твой Сергей – он кто? – настороженно спросил Гунадана.
-Если я – лев, то он – бык. У него даже фамилия такая. Если кто-нибудь неправ, того сразу на рога, и как говорится, дело в шляпе.

Незаметно за разговором мы подъехали ко дворцу: нас встречала вереница челяди, выстроившаяся по обе стороны дороги. Главным негром, как я, впрочем, и ожидал, оказался европеец, причем, судя по акценту, немец или австриец. «Вот тут-то я на тебе и оторвусь, фашист!» - с непонятным злорадством подумал я.

 Оказывается, его зовут Флориан, или попросту Флори. А родом он из Баварии, из маленького городишки, которого и с лупой на карте не найдешь. И, пока остальная часть делегации разбредалась по апартаментам, я потихоньку выкрал этого немца под тем предлогом, что хочу ознакомиться с окрестностями. Но цель, естественно, была другая: прознать со стороны сильные и слабые стороны Гунаданы, расстановку политических сил, и так далее.

Но до этого было еще ой как далеко: сначала пришлось обсуждать погоду, интересоваться родственниками в Германии, затем перейти постепенно на пивовара с архитектором. Нет, не зря говорят, что болтун – находка для шпиона. Видимо, не слишком избалованный общением на родном языке, Флори выкладывал мне все как на духу.

Даже соотечественников своих, и тех заложил: крадут много, а с ним, дворецким, не делятся, брезгуют: дескать, ты – слуга, пусть и негритянского короля, но - слуга, а они – вольнонаемные инженеры. Я только поддакивал, и целиком и полностью осуждал такую позицию неразумных снобов, тем самым обретя, похоже, в его глазах верного сторонника и прекрасного собеседника. Тот вконец совсем разошелся:

-Влади! – на западный манер переиначил он мое имя. - Оставайся лучше здесь, зачем тебе эта холодная и нищая Россия? Там же все только и делают, что дерутся и пьют.
-А здесь?! – сам собой вырвался ответ.

-Здесь тоже, - согласился он, не моргнув глазом. - Но здесь мы пьем благородные напитки: коньяк, вино или виски. А у вас – водку.
Зря он так про водку. Обидно мне как-то за наш пищепром стало:
-Хорошо, тогда давай проверим, какой из напитков наиболее благородный: я буду пить водку, а ты – виски или коньяк, на твой выбор. Крепость – одинаковая, объем – тоже. А наутро посмотрим, какой напиток благороднее.

-Я не могу, у меня работа, - попытался было возразить наивный Флориан.
-Ничего, на сегодня у тебя выходной. Это я сказал. Вон видишь…, - и я продемонстрировал ему «гайку». Черти полосатые, ну не помню я как по-немецки «перстень»! Неверное, и не знал, ни к чему мне такие слова были. - Или ты боишься проиграть? А как же арийский дух и все такое прочее? Если ты пацифист или трезвенник, тогда, конечно, и разговора нет. Но если нормальный мужик – принимай вызов.

-Я вообще-то против войны, - всего и нашел, что возразить этот бедолага.
-Я тоже. Но война на поле боя и война за столом – это ведь две большие разницы, согласен?

Тот лишь обреченно вздохнул. Я внутренне вздохнул еще обреченнее: и на кой ляд мне сдался этот спор? Что он мне принесет? Информацию? Отчасти – да. Надежный контакт? Тоже лишь отчасти. Больную печень? На все сто процентов. И мы пошли ее губить.

Еще немного поразмыслив, я обозрел накрытый стол, во главе которого сидели, как и положено, короли, и поведал Гунадане о сути наших с Флори разногласий. Но – гулять так гулять: я предложил расширить формат соревнований и составить две команды: команда пьющих водку против пьющих виски.

 Брату идея пришлась по вкусу: посовещавшись с Великим, он азартно разделил сотрапезников на два лагеря, пересадив по разные стороны стола, чтобы никто не жульничал. И тут действо началось…

Так… Что же вчера было-то? Ага, проясняется: все русские, включая Тараса и Кунака, пили нашу проклятую родимую, остальные же – вискарик. Потом пели песни, в основном – русские, здесь Лариса мастерица. Да, пели еще «Пидманула – пидвела» напару с водолазом, да с таким жаром, что не только эти прохиндейки Жанка с Машкой пустились в пляс, так еще и местных с собой от стола плясать утащили, даже генерала.

 Нам даже пришлось на бис повторять, благо, опять-таки Лариса помогла. Что еще? Да, точно: напару с Флори, обнявшись, пропели «Zwei weisse Tauben », единственную песню, которую я худо-бедно помню по-немецки. Да уж, двусмысленно получилось.

Но в конце застолья и на самом деле за столом осталось всего двое белых: я и Тарас. Тот за неимением салата положил голову на стол. Еще помню, как я тогда глупо захихикал: прежде чем примоститься, тот тщательно протер столешницу салфеткой. Заразу боялся подхватить, или еще что?

Ладно, пора идти мыться – умываться. Не решившись будить Машеньку, я принял душ и в одиночестве спустился вниз. Тишина. И где, спрашивается, весь народ? Видно было только садовника, упорно делающего вид, что он постригает и без того идеально ровные кусты. «Надо бы еще ровнее», -  решил я и пошел наводить порядок в порядке. Садовник лишь вежливо кланялся и послушно отстригал те листочки и веточки, на которые я ему указывал.

Ну, тоска же! Даже поругаться, и то не с кем. Вздохнув, вернулся в дом. Хоть бы эта сволочь Флори проснулся! Но вокруг царила полная тишина, доносилось только бессмысленное «щелк – щелк» секатора за окном и бездуховное «тик – так» напольных часов.

И я вспомнил старый проверенный метод: надо найти хорошую книгу. Помнится, вчера Гунадана мне хвастался своей библиотекой в несколько тысяч томов, вот настала и ее очередь. Но в объекте гордости моего названного брата меня ждало разочарование: почти все книги были юридические. Были и исторические, но, согласитесь, читать русскому человеку в Африке Геродота по-английски – явный перебор.

Наконец нашелся с шкафчик с художественной литературой. Если вы сомневаетесь, что выбрал я, - то в своем сомнении вы ошибаетесь. Шекспира, кого же еще? А вы что бы на моем месте выбрали за тридевять земель от дома? «Над пропастью во ржи»? Уайлдера или Теккерея? Нет уж, увольте. Лучше я обойдусь тем, что есть. Нагло стырив Гунаданову сигару из коробки, я сел читать – курить. Углубившись в первоисточник не родного, но все же тоже великого и могучего, языка, даже не заметил, как вошла служанка.

-Извините, масса, Вам что-нибудь нужно?
-Да, принеси, пожалуйста, кофе и пива.
Не моргнув глазом, та поинтересовалась:
-А сколько пива в кофе добавлять?
-Кхе, - чуть не подавился я дымом. - В кофе добавь положки сахара и пару ложек коньяка, а пиво – отдельно.

Та мухой унеслась. Нет, ну надо же до такого додуматься: пиво в кофе! Отведав бодрящего напитка, я дочитал очередной сонет, отложил книгу, и вновь отправился на свежий воздух. Садовник, заметив мое появление, еще ожесточеннее начал кромсать измученные ножницами кустики. Тут наконец-то выполз первый из травмированных алкоголем собутыльников. Как ни странно, им оказался Ильич. Усевшись рядом со мной на ступеньку крыльца, спросил:

-Победил-то кто?
-Он, - и я ткнул пальцем в небо.
-Кто – он?
-Змий. Всех победил. Только вот мы с тобой вдвоем в живых и остались. Пивка хочешь?

Вопрос был явно из разряда дурацких: Володя тут же начал визуальное прощупывание пространства в поисках напитка. Подозвав наблюдавшую за нами в полглаза негритянку, объяснил ей суть проблемы. Минут через пять, когда Ильич уже начал нервничать, она вернулась с подносом, на котором находились две чашки кофе и два бокала пива.

Все-таки в Африке живет народ хоть и тупой, но – сообразительный. Так, практически в полном молчании, и лишь изредка перебрасываясь репликами, мы дождались очередную жертву вчерашнего соревнования. Им оказался Флори, слегка опухший, но вполне адекватный: в строгом костюме и при бабочке. Встав напротив нас, он произнес торжественно, как на присяге:

-Больше с русскими я пить не буду!
-А куда же ты денешься, дурила? – с сожалением поболтал я кофе на донышке: ну правда, хороший, по крайней мере, лучше, чем у меня. - Через год здесь столько русских будет, что даже тебе наш язык учить придется, если не все мозги пропьешь.

-И что же мне тогда делать? – искренне испугался дворецкий.
-Бежать тебе надо, Флори, бежать.
-Куда бежать? – похоже, всерьез воспринял тот мой совет.
-Туда, где русских нет, - спокойно дохлебывая кофе, ответил я.

-Это куда?
-Да в Ад же, какой ты непонятливый. Понимаешь, черти, они как женщины, запах спиртного не переносят. Так что выбирай сам: либо Ад с русскими здесь, либо – там, но уже с чертями. Тебе который больше нравится?

И аккуратный, педантичный немец плюнул на ступени дворца. Да, видать, крепко достал я человека.
-Вы это о чем тут разговариваете так эмоционально? – поинтересовался порозовевший Володя.
-Да так,  о смысле жизни, о чем же еще русский человек с бодуна разговаривать будет? А ему – не нравится.

Тут вернулся Флориан с тряпкой в руке. Вытирая плевок, он в полголоса бубнил немецкие ругательства. Думал, наверное, что я не понимаю, дурачок. Да любой русский изучение чужого языка с чего начинает? Вот, правильно, не с того, чтобы «как тебя зовут», а «куда бы тебя послать». Однако некоторые обороты мне оказались, естественно, незнакомы, надо будет их запомнить.

-Флори, давай так: я тебя русскому мату буду учить, а ты меня – немецкому. Договорились?

Тот, зашвырнув тряпку в свежеподстриженные кусты, умчался в дом. Ладно, на обиженных воду возят. Тут, как нельзя более кстати, нас пригласили покушать. За столом были все те же лица, разве что отсутствовали их величества. Присев рядом с Машенькой, я втихушку погладил ее коленку:

-Я вчера не слишком много безобразничал?
-Слишком, - улыбаясь, ответила она. - Ты даже с Ларисой целовался, но я на тебя не сержусь.

Мамочки! И как же это меня угораздило? Да она же мне ни хрена не нравится, с какого это перепугу я так? Набравшись решимости, решил продолжить расспрос:
-А еще что? И когда это мы успели с ней целоваться? Почему не с тобой? Ты-то где была?

-Успокойся,  - погладила она меня по плечу, но улыбку, по-моему, все-таки прятала. - Вы сначала все здесь вместе пели, потом обниматься начали, а я тут сидела. Одна, как дура! – и, всхлипнув, замолкла, отвернувшись.

Тут вошли короли. Как ни странно, оба в цивильном: в костюмах и при галстуках. Чисто как на приеме у архимандрита, разве что не крестились. Одни только мы с Кунаком напару сидели, как полные идиоты, в шубах, и каяться нисколько не торопились.

-Через час приедет наш брат Гудаба со своими министрами, - объявил предводитель местного дворянства, - Влад, ты что, забыл, что ли? Я же тебе вчера вечером об этом говорил, помнишь? – и жадно схватился за французскую минералку. Затем, покривившись, посмотрел на окружающих, сел за стол, и, якобы смакуя, принялся ее отпивать маленькими глоточками. - Так что идите с братом и переодевайтесь в европейское.

-А где я его тут возьму? – недоумевал я, тем не менее внутренне не переставая потешаться над поклонником виски: очень уж он был потрепан.

-Да… Видать, ты совсем ничего не помнишь, – хмуро констатировал Гунадана. - С тебя же, когда ты с Ларисой пел да танцевал, мерки снимали. Хоть это-то помнишь? Ты еще портного Мойшей звал, – продолжил этот садист, вмиг разрушив мою непоколебимую веру в безвредность нашего национального напитка, -  да интересовался, обрезанный он или нет. Так что поднимайтесь в свои комнаты и поменяйте имидж: ваши костюмы уже там висят, на ваш выбор, но желательно – темного цвета.

 Кхм… Давненько такого на случалось, чтобы я совсем уж ничего не помнил. Наверное, все из-за жары. Еще раз наскоро ополоснувшись, принялся за выбор костюма. Остановился на темно-зеленом в полосочку. Была еще бабочка под цвет, но как ее завязывать – понятия не имею. Впрочем, кто там под моей бородой будет разглядывать, есть она у меня или нет?

Костюм, похоже, из обычного магазина, разве что подогнан по фигуре, вот и все еврейское мастерство, зато с Гунаданы содрал, наверное, раз в десять дороже, чем он стоит на самом деле. Нет, у этого мулата (Точно – не Мойша, как же там его?), папа явно еврей был. Взглянув на себя в зеркало, скривился: я совсем зарос, и мой любимый зеленый цвет однозначно диссонировал с заросшей шерстью личиной.

Плюнув на условности, переоделся в легкий светлый костюм. Вот это совсем другое дело! С той стороны стекла на меня взирал этакий Миклухо-Маклай с озорным взглядом. Нет, это тоже немного не то. Надо срочно изобразить на лице всю мировую скорбь, и с глазами что-то сделать. Потренировавшись минут пять перед зеркалом, спустился вниз, и, напустив на себя деловито – скорбный вид, вернулся в столовую.

За столом восседали три новых негра: один лучезарно улыбался, разговаривая с хозяином, двое же других просто молча сидели в углу стола, словно аршин проглотили. Обменявшись дежурными приветствиями, занял свое место возле Гунаданы. Честно говоря, мне эта троица откровенно не понравилась: если Гудаба со своей фальшивой улыбкой просто вызывал искреннее недоверие, то его очкастые министры только раздражали своим присутствующим отсутствием.

Подождав минут двадцать, выпив две кружки ставшего вдруг невкусным кофе, я не выдержал эти пустопорожние разговоры о всякой бытовой ерунде:

-Извините, я устал и хочу пройтись. Если кто со мной – пойдемте вместе, там о деле и поговорим. Кто не согласен, тот может быть свободен.
И, не оглядываясь, я пошел на выход. Ну не мог я больше слушать про урожаи да про надои, и тем более – мужские разговоры на бабский манер. Мои уши не для этого. Первым за мной пошаркал Ильич, горестно вздыхая:

-И что ты о них думаешь?
-Что?! – почувствовал я вдруг, что обрел в лице археолога если не единомышленника, то хотя бы болельщика. - Неужто и тебе эта игра тоже понравилась? – тот встревожено посмотрел мне в глаза, - Ишь как ты переживаешь-то! Гунага-Гунадана – чемпион, да? Ладно, не тушуйся, друг мой. За своих всегда болеть приятно. А уж помогать в игре – тем более, - обнял я его за плечо, влеча к беседке. - Так, к твоему вопросу: думаю я примерно то же самое, что и ты, или я неправ?

-Да нет, прав, - забросил он мне лозой правую руку за шею, словно придушить собирался. Ну, тяжело ему без клюки спускаться с лестницы, и что тут? Это еще не признак искренней дружбы. - Как в том, так и в другом, хочется, чтобы наши выиграли. Азартен я, как тот Парамоша. Но что теперь делать – ума не приложу.

-Ай, ничего страшного, - дошли мы наконец до удобных плетеных (ёлки, до чего же красиво сделано!), кресел, аккуратно, как по линеечке, расположенных вокруг стола. Флори, наверное, расставлял. - Сейчас главное – показать, кто в доме хозяин, - усадил я археолога на ближайшее от входа место. - И если они к нам присоединятся, в чем я почти не сомневаюсь, то дебют этой партии, а то и миттельшпиль полностью за нами. Правильно я думаю, Ильич? А с эндшпилем однозначно повозиться придется.

И вправду: минут через десять все остальные участники застолья, включая хмурых министров, подошли к нам в беседку. Глядя в бегающие глазки Гудабы, я слегка укоризненно произнес:

-Извините за прямоту, но я не затем такой долгий путь проделал, чтобы про ваших коров слушать. Будьте любезны, господин президент, скажите нам всем: Вы наш друг? – демонстративно затушил я окурок в пепельнице.

-Друг, конечно же, друг! – радостно пожимая мою руку, заверил он.
-А Америке ты друг? – добавил я каплю дегтя.
-Конечно, друг! Я всем – друг!

Я грустно посмотрев на Куначка, сказав по-русски:
-Мне такого друга нахрен не надо. Даже у последнего дерьма есть враги, а у самого лучшего человека – завистники. Что посоветуешь: сразу куда подальше его послать, или попробовать попугать? Только вот эти два чудика мешают.

Тот после небольшого замешательства якобы перевел:
-Влад Рытхэу – Рыжий Лев Гунага просит остаться руководителей государств, остальных уважаемых гостей приглашает отведать чудесного хереса из запасов нашего брата.

Да уж, мои уроки не зря прошли. Жестковато, конечно, он их удалил, но да ладно, главное – результат.
-Вот, теперь-то наконец и поговорим, - впился я взглядом в президента.
Тот, нахохлившись, кивнул.

-Вы, господин президент, понимаете, что войны не избежать? Если Вы хотите остаться в стороне – пожалуйста, воля Ваша. Только вот Ваши земли, оккупированные на данный момент вашим далеко не дружественным соседом, тогда отойдут в собственность моего дорогого брата, - положил я руку на плечо Кунака. - Он человек мужественный, решительный, и та территория, которую он займет, станет прекрасным буфером на пути продвижения агрессора. Но если Вы вступите вместе с нами в коалицию, то Ваши временно утерянные земли могут вернуться обратно под Ваш протекторат. Решайтесь, у Вас одна минута на размышление.

На его лице я видел явный испуг: очевидно, что землицу ему ой как хотелось вернуть, но, с другой стороны, он откровенно боялся, и все чаще и чаще посматривал в сторону дома, где пили херес его министры:
-Поймите, меня тогда могут сместить.

-Ну и что? – лениво прикуривая сигару, спросил я, - Вас и так давно уже сместили, надо смотреть правде в глаза. И не обижайтесь, но у Вас остался только титул и друзья. Если бы не Ваши уважаемые родственники, я бы никогда не взялся Вам помогать. Поэтому ответьте поскорей, пожалуйста: Вы наш друг? Только подумайте хорошенько, прежде чем ответить: в нашем деле двух друзей не бывает.

Тот, судорожно отхлебнув принесенный безмолвной служанкой кофе, наконец сдался:
-Я ваш друг. Америка мне больше не друг, -  и, помолчав, добавил. - Только мне что-то с министрами делать надо, а то они меня убьют, я знаю.

-Уважаемый друг, так в чем же проблема?  - успокаивающе положил я ладонь на его подрагивающую руку. - Через некоторое время в распоряжение Гунаданы и Великого Гунаги поступит наша бронетехника. Как только поставка начнется, ты отошлешь своих министров для консультаций к противнику. Я думаю, за пару месяцев новых кандидатов на портфели ты подберешь. Только начинай поиски уже завтра, хорошо?
 
-А как же Тиме? – неожиданно спросил Куначок.
-Какой такой Тиме? – непонимающе уставился я на него.
-Жена моя новая, ее Тиме зовут, - зашаркал тот неуверенно подошвой ботинка по полу. -  И она – дочь этого самого агрессора, против которого ты воевать собрался. Ты же ее видел пару раз после болезни, помнишь?

Я же в ответ лишь равнодушно пожал плечами: да, помню я эту долговязую и тощую, как Наоми Кемпбелл, барабульку, и что теперь? Все планы срочно менять? Вражине сдаваться? Нет уж:

-Ты же ведь вроде хотел отправить ее куда подальше, или уже передумал? Или колдуну берестяная корона не понравилась? Уж объясни, будь так любезен, только учти: это не я воевать собрался, мне похрен, не на  Россию напасть хотят, за вас обидно, - по-русски сказал я.

-Извини, не то сказал. Правда, извини. Там-то все нормально, поверь, только я боюсь, что ее отец раньше времени обидится. А нам, сам понимаешь, без твоей поддержки нам одним не справится.
-Тогда обождем некоторое время с этой твоей Тиме. А я пока пойду позвоню на родину, чтобы ускорить события. Гунадана! Можно тебя на минутку? – уже затем, возле крыльца, и понизив голос, обратился к хозяину я. - У тебя есть правительственная связь, защищенная от прослушки?

-Пойдем, покажу.
Взяв со стола с собой сигару и бокал виски, последовал за ним.
-Звони, - показал хозяин на аппарат, - А я пока пойду, с генералом потолкую: чует мое сердце, что-то назревает.

Макс моему звонку явно обрадовался:
-Привет, ты где? Как жив – здоров, рассказывай давай!
-Как жив – здоров, это неважно, нормально все. Тут, Макс, я такую кашу заварил – самому страшно.
-Так давай, рассказывай уже! – в нетерпении поторопил меня он.

И я начал методично повествовать о наших приключениях – злоключениях. Шеф лишь изредка перебивал, то комментируя, то уточняя некоторые моменты. После доклада он кратко спросил:
-А ты знаешь, Влад, что ты – идиот?
-Знаю.

-А ты хоть представляешь, к чему эта твоя каша привести может?
-Представляю, - стиснул я зубы.
-И после всего этого ты еще хочешь, чтобы я оставался твоим партнером?
-Хочу, - спокойно ответил я.

-Ну, ты и дурааак, - протянул тот. - Ни хрена себе: столько проектов за каких-то полгода из пальца высосать! Ты хоть…

-Да знаю я все, - перебил я шефа, - Макс, давай без эмоций, конструктивно. Будем рассуждать здраво, насколько это только возможно в нашем положении. Начнем с того, что в пятидесяти метрах от меня сидят и пьют элитный виски аж два короля и один президент. Далее: им всем от нас чего-то надо. Затем: у них всех есть то, чем они готовы поделиться с нами. И, наконец, здесь нахожусь я. Тебе этого мало?

-Нет, Иваныч, ты все же идиот, - вздохнул Макс. - Так, слушай, твои проблемы мы можем решить, пока ты там загораешь, я тоже не зря время теряю: на такого человечка вышел, что тебе лучше и не знать. Очень большого, понимаешь? Можно, конечно, и без него, но это долго будет. Рассчитываться-то с ним чем будем? Об этом-то подумал? – сменил он гнев на милость.

-Подумал, - лаконично заверил я.
-Чем подумал? – вновь начал сердиться шеф. - Каким местом? Ладно, говори, - вдруг резко сменил гнев на милость Макс.
-Пол-острова – ему, пол-острова – тебе. Причем так, чтобы с общей инфраструктурой. И путь он туда для приватных бесед нужных людей приглашает: глядишь, и ты тоже с ними познакомишься. Чем не вариант? Остров – это не яхта там тебе какая вшивая, не утонет.

-А что, может и сработать, - пробормотала трубка. - Ну и хрень. Им танки-то когда нужны?
-Вспомни сам себя, Макс. Когда я тебя спрашивал о сроках, ты всегда говорил: «вчера». Вот и тут – вчера. Война может уже через месяц начаться, не приведи Господь.

-Ладно, есть у меня идейка, - задумчиво чмокнуло у меня из трубки. - Через месяц не обещаю, но через два машины у вас точно будут. Семьдесят вторые твоего генерала устроят? Б/у, конечно, но с боеприпасами и инструктором.
-А штук сколько?

-Шесть или восемь, не помню точно. А насчет самолетов – вертолетов пока обожди, это посложнее будет. А свои доверенности с письмами от этого короля африканского перешли мне пока по электронке. Если все правильно, то это однозначно ускорит процесс. Пока.
-Пока, - ответил я, но, прежде чем повесить трубку, услышал из нее:, - И все-таки, Влад, ты идиот. И я с тобой напару. До связи.

Войдя в столовую, огляделся: вроде всё на месте. Всё, да не все.
-Может, твоего генерала позовем? – шепнул я королю на ухо. - Или ты ему не доверяешь? – тот лишь покачал головой, нахмурившись, - Тогда наливай. Выпьем, да пойдем на свежий воздух покурить на свежий воздух, надоело мне уже под твоим кондиционером сидеть.

Выпив, как положено, за здоровье хозяина, я попросил у него:
-Слушай, Гунадана, я у тебя в доме еще плохо ориентируюсь. Покажи мне, где туалет, пожалуйста, - и уже в коридоре, притормозив, спросил. - Ты кому не доверяешь: генералу или президенту?
-Президенту, конечно, - так же шепотом ответил тот. - А генерал – на все сто свой человек, не подведет.

-Тогда давай так: за сегодняшний день ты готовишь все документы в электронном виде все документы, о которых мы договаривались. И чем больше у меня будет полномочий, тем лучше, - и я нервно загрыз ноготь: есть у меня такая дурная привычка, никак отделаться от нее не могу. - А завтра отправишь нас с генералом осматривать окрестности, или еще под каким предлогом. Хорошо? Ах да, чуть не забыл: танки уже готовятся к погрузке. Насчет всего остального – после бумаг. Ты доволен, брат?

Когда я вышел из туалета, у него на физиономии было такое выражение, как будто писал не я, а он. Причем перед этим терпел часа два, как минимум.
-Брат! Может, и нехорошо так говорить, - лохматя пятерней и без того лохматую голову, начал тот. - Но порой мне кажется, что ты мне больше брат, чем мои родные братья, - и, отвернувшись, пошел на выход, где на обширной веранде смачно курили сигары мои попутчики-соратники.

-Как там, Влад? – тут же подскочил ко мне Кунак.
-Да ничего, туалет работает исправно.
-Да нет, ты скажи, как там, в Москве?

-Тоже работает, - как ни в чем ни бывало, пожал я плечами.
-Я тебя как человека спрашиваю, а ты… - насупился братец.

-Извини, натура у меня такая вредная. Хреново у нас все, -  увидев краем глаза пособника американского империализма, погромче сказал я. - Бюрократы кругом, дармоеды всякие! Только за то, чтобы заявку на экспорт рассмотреть, требуют два миллиона даже уже не долларов, их они, видимо, объелись, а евро. Так что раньше, чем через год, помощи не ждите.

Нехорошо, конечно же, друзей обманывать, но что делать, когда президент уже ушки навострил. Увидь этот родственничек наши довольные рожи, тут же начнет выводы ненужные делать. А так, глядишь, доложит по инстанции, что в ближайшее время поставок вооружений не ожидается. А когда натовцы прочухают, что к чему, будет уже поздно.

-А, вот и Вы, уважаемый Гудаба! – подвинул я тому стул, приглашая занять место возле себя.
До чего же мне его бегающий взгляд не нравится!
-Нет – нет, спасибо, брат, мне еще позвонить надо, а телефон – в машине, - и воровато умчался в придворцовый парк.

-Менять его надо, - мрачно констатировал я. - Он нам – хуже врага. Как вы думаете, кому он сейчас звонит? Вот то-то же. Вижу, что вы со мной согласны. У вас кандидатура есть?
-Так там же демократия. Суверенная страна, законы, конституция. Выборы всякие, да наблюдатели из ООН, - попытался возразить Куначок.

-Знаем мы эту демократию, - пренебрежительно махнул я рукой, - у кого танков больше, тот и главный демократ. А где конституция – там здравствуй, проституция. Или я в чем-то не прав?
-Так ведь танки-то еще когда будут! – продолжал отчаиваться братишка.
-А это уже не твоего ума дело. Когда надо, тогда и будут. Великий Гунага, объясните своему сыну, пожалуйста, что впадать в отчаянье – великий грех. Лучше предложите, кого вы видите на месте этой размазни.

Подошедший Гунадана в разговор не вмешивался: встав возле колонны, он меланхолично истреблял виноград, глядя вдаль. Он там что, там плывущие к нему по морю-окияну танки пытается рассмотреть?
-Хорошо, раз вы все воздерживаетесь, то я предлагаю генерала, - наскучило мне затянувшееся молчание.

Хозяин аж поперхнулся виноградиной:
-Генерала – в президенты?!
-А что тебе не нравится? – включил дурака я. - Мужик он храбрый, неглупый, да и к дисциплине привычный. Одного не знаю: как его в узде держать. А то заберет сначала танки, а мы ему их дадим, затем – вертолеты, а потом, глядишь, вы ему и тапочки подносить будете.

Похоже, последний аргумент окончательно поставил на дальнейшей карьере генерала жирную точку: тапочки носить никто не хотел.
-Так что, больше ни одной дельной кандидатуры у вас нет? – возмутился я.
-Есть, - отчего-то шепотом ответил Гунадана. - И это – ты.

Я от души расхохотался, даже принесенный кофе чуть на себя не опрокинул:
-Ты что, совсем сбрендил?
Но три пары глаз, не отрываясь, уже вцепились в меня.
-Вы тут что, все с ума посходили? – мигом прошла у меня охота смеяться. - Во-первых, мне эта власть просто нахрен не нужна.

-Это хорошо, - кивнул Великий Гунага.
-Тьфу ты! Во-вторых, я просто не соглашусь. И, наконец, я – белый! Или вы об этом забыли? – с ужасом выискивал я аргументы.

Нет, они тут точно все сбрендили. Какой бред! Но мои собеседники, похоже, все-таки были настроены серьезно, и маразм им от старости или нежданной болезни не грозил. А вот мне, похоже, лечиться уже пора: ни за что я не поверю, что негры всерьез предлагают белому человеку этакое безобразие.

-И что тут такого? – ухмыльнулся Гунадана. - В США вон президент – черный, а у нас что, белого быть не может?
-Все равно я не согласен! И дайте, в конце-то концов, виски с сигарой!

Пока смаковал, да прикуривал, родилась спасительная идея:

-Так, господа, есть еще одно предложение: сделаем там парламентскую республику. С каждым из вождей племен поодиночке, я думаю, мы сумеем договориться. И видимость демократии останется, и власть у этого прохвоста мы отберем. Пусть остается номинальным президентом: его роль – на приемах улыбаться, да в ООН выступать с речами о глобальном потеплении и борьбе с международным терроризмом.

А реально править страной будете вы, тут как раз генерал и пригодится. Назначим его главнокомандующим всех войск коалиции из трех стран. Да, власть у него будет, и власть большая, но недостаточно легитимная для международного признания. Зато этого вашего брата - изменника с его вождями в железной узде держать будет, да и объединенная армия у вас будет на зависть соседям. Такой вариант вас устроит? – вытер я  испарину со лба.

-Я знаю, русские любят шахматы. Пойдем, сыграем, - задумчиво предложил мне хозяин дома.

Я играл вяло, все вновь и вновь прокручивая в голове варианты развития событий. Поэтому в итоге победила дружба: один – один. Молча пожав друг другу руки, мы разошлись по спальням.






                85. ВОЙНА.


Раннее утро встретило нас грохотом. И это был не гром: сквозь разрывы были слышны как пулеметные очереди, так и одиночные выстрелы. И – удаляющийся стрекот вертолетов. Минут через пять-десять все стихло, кроме истошных криков. Не успел ты, Владислав Иванович, проморгал, проспал и просрал ты свое двадцать второе июня, дерьма тебе лохань.

-Что это? – робко спросила Машенька, высовывая носик из-под одеяла.
-Да так, ерунда. Это работенка новая муженьку твоему непутевому подвалила, - нежно погладил я ее по округлившемуся животику, глядя на часы. - Не волнуйся, мы разберемся.

Наскоро одевшись, побежал вниз. Гунадана был в столовой, и что-то по-своему кричал в трубку. Дождавшись окончания разговора, я улыбнулся:
-Учись у своего брата – президента. Только что-то пронюхал – и тут же давай звонить своим покровителям, чтобы те превентивный удар нанесли. Много жертв-то?

-Все вертолеты и казарма. Сколько солдат погибло, пока не знаю. Где же этот гребаный генерал?! – в сердцах ударил он кулаком об стол.

«Гребаный генерал» прибыл через пару минут. Злой, но чрезвычайно возбужденный, и, что немаловажно – с азартным огнем в глазах. Да, засиделся он, видать, без дела тут. Ишь как плечи распрямил, только дай ему крылья – полетит. Кхм. И гадить сверху на врагов будет: больше-то бомбить нечем.

-Осмелюсь доложить: на нас был совершен налет звеном вертолетов в количестве четырех единиц, - отдал он честь, приставив ладонь к непокрытой голове (я чуть было опять не съязвил). - Один из них подбили, дымит, но, возможно, обратно на базу вернуться сумеет. Однако я все равно послал ему вдогонку джип: вдруг настигнет.
-Потери какие? – перебил я его.

-Да небольшие, не волнуйтесь, - пренебрежительно махнул тот. - Солдат тридцать в казарме, да еще человек пятнадцать на аэродроме: раненый капрал отзвонился, что все остальные мертвы, машина туда тоже ушла. Жалко, конечно, что вертолеты погибли, но это еще не самое главное. Я уверен,  - и закусил губу, -уверен, что сюда идут танки. Я бы лично именно так и поступил. До вечера всяко доберутся, край – завтра утром. В городе паника.

-Так, слушай меня! – прислушался я людскому гомону за окном, сразу отбросив всякие сомнения. - Знаешь, что такое Сталинград? Так вот, мы им здесь похлеще устроим: никакого окружения, перебьем всех, и все! Первое: быстро отправляй надежного полковника с солдатами для наведения порядка и всеобщей мобилизации. Всех – в ружье! В средствах не стесняться!

 Не знаю, как у вас, а у нас военно – полевые суды были. Струсил кто или побежал – сразу к стенке! Отечество в опасности! Иди, отдавай приказы, и через пять минут – сюда, вместе думать будем. А мы с Его Величеством минут через десять вернемся. Генерал, блин! Стой! Ты это, извини, что я тебе вчера не сказал, но танки уже на корабль грузятся. Понял?!   - вновь заорал я. - Бегом выполнять!

И мы с Гунаданой направились в его кабинет.
-Я хоть не слишком грубо? – спросил я у короля. - Извини, что даже слова тебе не дал вымолвить: время дорого. Надеюсь, ты не обижаешься?
-Да нет, все нормально, - смахнул тот пот со лба. - Скажи лучше, что ты от меня сейчас хочешь?

-Срочно отправляй в Россию все бумаги на меня и прочее. Прямо отсюда, теперь уже ни к чему секретность. А я звонить буду, - и протянул ему визитку шефа, - Здесь адрес указан.

Мысленно перекрестившись, набрал номер Макса:
-Привет, Макс, это я.
-Привет. Что звонишь-то? Аль соскучился? – лениво ответило с того конца света.
-Да так, есть немного. Ты лови сейчас мою электронку с любовными посланиями из Африки, а я тебе тем временем сказочку расскажу.

-Слушай, не зли меня, по делу говори, - начал закипать партнер.
-Да дело-то яйца выеденного не стоит: война тут у нас началась. Минимум человек сорок уже погибли, аэропорт сожжен, так что из летающего у нас остались только вороны. Про ползающее тоже говорить не хочется: танки, как я понял, только на то и годятся, чтобы их использовать как огневые точки, вкопав в землю на подступах к городу. Короче, хреново все, хреновее некуда, я объявил поголовную мобилизацию. Но против танков я сомневаюсь, что выстоим.

-Мать – перемать! Так и знал! Где ты – там жди неприятностей! – и дальше все в том же духе. Как будто я сам не знаю, что где пролегла моя дорога – там обязательно будет яма, где тропка – там лужа, а где место тихое, да безопасное – там жди либо кирпич с крыши, либо метеорит с небес.

-Зато где мы вместе – там жди победы, - перебил я его. - Так что мне срочно нужны всякие там «Осы», ПТУРы, ПЗРК, не помню уже, как они там называются. А еще – обычные гранатометы и калаши, и чем больше, тем лучше, а народ мы всегда найдем.

-Все-таки ты идиот, Иваныч. Тяжко с тобой. Но – интересно, - вздохнула трубка. - До вечера продержитесь, как ты думаешь?
-Да, - втихушку трижды сплюнул я через левое плечо.
-Тогда вечером ждите борт. Если после этого еще месяц продержитесь – жди меня в гости: острова будем смотреть. Два.

-Мы вообще-то на один остров договаривались, - попробовал было  возразить я, но не слишком настойчиво: наплевать мне на них, по большому-то, счету.
-А сейчас – на два. Не жадничай: общее дело делаем.

-Ладно, хрен с тобой. Но это – все. И давай побыстрее там с бортом. Только пусть летуны на подлете предупредят о прибытии, а то наши гаврики черномазые, не дай Бог, по ним еще из пулеметов садить начнут. Мой сотовый у тебя есть, но на всякий случай запиши еще спутниковый короля, я тебе его сейчас продиктую.

Дождавшись, пока он повторит номер, повесил трубку.
-И что там? – волнуясь, спросил Гунадана.
-Вечером ждем самолет с оружием. Так что пусть на взлетной полосе все в порядок приводят. Да, кстати, ты мои бумаги-то отослал? – прищурился я на экран компьютера.

-Да, вон сам смотри, - кивнул тот на монитор. - В отправленных стоят.
-Хорошо, пошли военный совет проводить.

Вокруг стола в столовой уже столпились все: и кто надо, и кто не надо, даже бабы, и те приперлись. Оставив узкий круг, решил начать с Тараса:
-Ты в войнушку поиграть хочешь? А то, может, нам и твои яхты с катерами на что сгодятся: вдруг десант с моря. Если хочешь – оставайся, нет – так иди, за барышнями приглядывай: видишь, какие они напуганные.

-У мени диды казаками были! – выпятил тот грудь. - Так шо неча мени к бабам отправляты! Гуторь, шо робиты трэба.

Ей-богу, люблю я своих земляков: где надо и где не надо готовы свою удаль молодецкую показать, нехристей всяких там поганых покарать, под корень нечисть извести, а если что – то и буйную головушку свою положить. А куда и зачем – вопрос второй, даже если не третий.

-Пока присматривайся к карте и прикидывай, какой плавсостав тебе нужен для защиты бухты. Да, заодно прикинь, как бы ты сам на нее напал, - заводил я пальцем по карте, но, если честно, так ничего и не надумал. - А нам пока не до нападения, нам бы город отстоять. Так что мы, сухопутные крысы, займемся пока разработкой тактики не ближайшие двенадцать часов. Итак, господа, у кого какие соображения?

Господа то ли стеснялись, то ли соображений у них и вовсе не было.
-Господин генерал, Вы же в Вест-Пойнте учились, что посоветуете? – не найдя в собственной черепушке дельных мыслей, обратился я к профессионалу.

-Влад, там нас нападать учили, оборону никто из кадетов толком из принципа не изучал, а преподаватели смотрели на это сквозь пальцы.
-Вот и дураки, - радостно кивнул я, поскольку, похоже, у меня родился очередной авантюрный план. - Правда, в одном с ними я все же согласен: лучший способ защиты – это нападение. Где тут у этих гадов аэродром?

Оказывается, генерал, поскольку и сам там неоднократно был, знал не только расположение, но даже и режим охраны объекта. И пусть он сейчас усиленный, сути это не меняет:

-У тебя гранатометов сколько? – спросил я генерала.
-Хватает. Да и подствольников куча. А зачем?

-Затем. Судя по карте, на джипах до туда можно добраться часа за четыре. Край – пять, - как умный, померил я линейкой расстояние между пунктом «А» и пунктом «Б». - Пока агрессор там находится в эйфории от удачно проведенной операции, мы тихонечко прямо на земле уничтожим большую часть его авиации.

Не мне тебя учить диверсионному делу: направляй туда четыре джипа, отдай приказ лучшему разведчику, и возвращайся, будем линию обороны мозговать. Вражеская авиация вылетит все равно не раньше, чем танки подойдут к городу километров на десять, так что должны успеть. И благополучно вернувшихся пообещай к правительственной награде представить, да землю им посули этого вашего лже - президента.

Отхлебнул первое попавшееся, даже не почувствовал, что пью: может, кофе, может, виски. Через тридцать минут у нас был готов план минных заграждений (чем горжусь: это была моя идея, построить их в виде лука со стрелой), пошли накоротке перекусить, и сразу же отправились на позиции. Я сел с генералом, Гунадане поручил аэропорт, Кунаку с Тарасом – бухту. Часам к двум я вновь проголодался, как собака:

-Генерал, у тебя в машине пожрать есть чего?
Тот дал солдатику знак остановиться возле пригорка:
-Пойдем, оттуда еще посмотрим, - и вместе с биноклем прихватил с собой дорожную суму.

Запивая теплым до тошноты вискариком, мы напару с аппетитом сожрали здоровенный кусок то ли ветчины, то ли еще какой вкуснятины. Нервы у меня были на пределе, и мой желудок с аппетитом поглощал все, что ему ни предлагали.

-Здесь бы еще пулеметное гнездо организовать, - мечтательно погладил я холмик. - Минут пятнадцать бы еще выиграли.
-Так в чем же дело? – удивился вояка.

-Да ни в чем. Отсюда никто живым не выйдет, здесь смертник нужен: путей отступления-то нет, - оглядел я однообразные окрестности, - и прикрыть пулеметчиков некому будет, неоткуда. Не, дохлый номер: убежать они отсюда точно не смогут. А Матросовых среди вас однозначно нет.
-Кого? – заинтересовался генерал.

-Матросовых, - прикидывал я в уме сектор обстрела. - Был у нас такой герой, Александр Матросов, так вот, он амбразуру грудью закрыл, чтобы его товарищи высоту сумели захватить.
-Добровольно? – аж поперхнулся тот.
-За Родину, дорогой ты мой, за Родину. На пулемет никого лезть не заставишь, если он смысла в этом не видит. Вот и лезли.

-Охренеть, - покачал головой генерал, - не знал. И что ему за это дали?
-Могилку, что же еще? Мамке орден отвезли, да золотую Звезду Героя, вот и все. Зато высоту взяли, многие школы и улицы сейчас его именем названы.
-Герой, говоришь? Слушай, а если приговоренных к смерти сюда посадить? А их родным землю пообещать? – жадно оглядел он панораму.

Я засмеялся:
-Разбегутся. Однозначно разбегутся. Здесь лишь один вариант: «кукушек» из них сделать.
-Кого? – заморгал тот.

-Птица такая. Так во вторую мировую звали именно таких смертников: их приковывали цепью к длинному железному штырю, вбитому по самую маковку в землю, так что, чтобы выжить, им волей-неволей приходилось отстреливаться. До последнего патрона: так хоть какая-то надежда оставалась: ведь если те выживали, им давали свободу.

-Да, век живи – век учись, - расцвел генерал. - Так и сделаем. Все, поехали, место хорошее, здесь огневую точку и поставим. И откуда ты все это знаешь?
-Хе, - поднялся я с земли, отряхиваясь. - Я же на военной кафедре не только на политрука учился, или, как это по-вашему? – на заместителя командира по религиозной части, короче, Но и тактику и стратегию изучал, вот так вот. В том числе – и обороны. Хорошо мы вызубрили уроки сорок первого: тогда тоже орали: «Враг будет разбит на его территории», а что вышло? Обороняться-то не умели. Вот и пришлось нам до победы аж четыре года топать, да дерьмо лопать. Ладно, давай еще кружочек сделаем, все проверим, потом за картой посмотрим, где мы еще чего могли упустить.

        Однако все было нормально, даже слегка обидно, что придраться не к чему: и танки там, где надо, вкопаны, и народ расставлен. Даже Тарас, и то проявил инициативу, и поставил что-то вроде растяжек по-флотски. Не знаю, как это у него сработает, но гранат не жалко: благо при налете оружейка не пострадала.

Я тупо поводил пальцем по карте, не зная, что же еще придумать, но тут вдали ухнуло. Все, началось. Им осталось двенадцать километров, но на пути – минные поля, огневые точки, танки, и обычные жители с ружьями, которым обещали денег за участие в бое. Так, еще один взрыв, этот уже послабже, противопехотная, видимо. Ладно, посидим, послушаем эту музыку. По нам пока стрелять особого смысла нет: наш городок за холмами, но на всякий случай женщин все же отвести в подвал.

 Только я попросил об этом Гунадану, как зазвонил телефон. Это были летуны: «Через сорок минут заходим на посадку. Даете добро?». Я ответил положительно, даже, как положено, подтвердил разрешение на посадку, но на душе скребли кошки: разумеется, на летном поле мы побывали, и вроде, там все нормально, но я же не специалист, и не знаю, как оно там на самом деле должно быть. Радовало одно: голос у пилота был явно веселый, бесшабашный.

Через двадцать минут в темнеющем небе вдалеке показались мигающие огни идущего на посадку самолета. По-моему, на такое безумие способны только наши: диспетчерская – в руинах, электричества нет, связь с пилотами только по моему сотовому да по спутниковому Гунаданы, а взлетку и вовсе мы обозначили чисто по-партизански: развели по обе стороны костры, вот тебе и все ориентиры. Но, слава Богу, все обошлось: транспортник приземлился без сучка и задоринки, перекрывая шелест саванны визгом турбин. И вдруг – тишина. Я сказал в трубку:

-С мягкой посадкой, земляки.
В ответ донеслось кхеканье:
-Я в следующий раз тебя с собой на борт возьму. Пусть там баню приготовят: мы все мокрые, как мыши.

-Ничего, мужики, не пожалеете. Отбой, - и я обернулся к посеревшему генералу. - Слышь, у тебя награды-то хоть с собой есть? И выпить сразу, хлеб – соль, так сказать.
-Чего? – недоуменно очнулся тот.
-Эти люди своей жизнью рисковали, а ты что, даже ордена с собой не взял?
-Нет, - схватился тот за лоб. - Прости, Влад, забегался, не подумал. Потом, хорошо?

Тут начал опускаться зев летающего чудища. Как же он там называется? «Ан», вроде. А может – «Ил». С наспех закрашенными номерами и опознавательными знаками. И правильно: кто прилетел? Зачем прилетел? Разберись потом. В утробе монстра что-то взревело, и с этой (аппарели? С настила, короче), начал спускаться наш родной БМП с белой  звездой на борту и номером 001.

Встав в сторонке, он помигал фарой. Следом за ним выполз второй. Вот это царский подарок! И, хоть с той стороны города разрывов уже почти не слышно, но и очередей тоже не слыхать: значит, вражины минное поле так еще и не прошли. «Может, назавтра атаку отложат?» - то ли испугался, то ли обрадовался я.

Вследом за машинами из чрева пешком вышли еще несколько крепеньких человек в камуфляжке, а за ними, видимо, пилоты: их по форме сразу можно отличить было.

-Юра, - подойдя к нашей группе венценосных, представился невысокий мужичок лет тридцати  с добродушной улыбкой, почти что Гагаринской. - Здесь главный-то кто? Ты? – протянул он мне руку.

Крепко пожав его ладонь, я ответил:
-Нет, конечно. Здесь главный – король Гунадана, потом – король Гунага, генерал, принц Гунага. Да сам разберешься: они разные, легко запомнить. А меня Иванычем зови.

Тот встряхнул мою руку:
-Ты это чего, Иваныч, такую бородищу-то отрастил? Вшей плодишь?
-Да типун тебе на язык! Видишь ли, эти меня по-своему окрестили «Великим Красным Львом», вот и приходится соответствовать, - Юра хохотнул. - И вот еще что: запомни, что тут еще кое-кто по-русски понимает, не брякни чего сгоряча. Я знаю, порой они самых нелестных эпитетов заслуживают, но все равно не стоит.
 
Пока «Гагарин» здоровался – знакомился с власть предержащими, ко мне подскочил шустрый паренек в очках и с камерой, протягивая ладошку лодочкой:
-Леша. Можно – Леший, все друзья меня так зовут.
-И почему это Леший? – не мог я оторвать взгляда от процесса разгрузки. - Ты вроде бы не из дерева сделан, да и на Буратино не похож.

Тот рассмеялся:
-Как я подслушал, Вас ведь Иванычем зовут? А вот я потому Лешим и зовусь, потому как после моих репортажей все спрашивают друг у друга: « И где это он все заснял? – А леший его знает». Так может, уже можно с чего-то начать? Про вероломство там, про жертвы среди мирного населения и все такое прочее? И чтобы крови побольше, а?

-Знаешь, не был бы ты на нашей стороне – я бы тебя точно к лешему послал, гиен собой кормить. А так – снимай. Тебе, может, еще и парочку плачущих аборигенов дать, журналюга хренов?! – вдруг вспылил я, и тут же себя одернул. - Ладно, извини, горячусь: с утра на взводе. А ля гер кум а ля гер, сам понимаешь, - тот лишь улыбнулся. - Тогда пошли, с разгрузкой и без нас разберутся. Кстати, если серьезно, плачущих негров организовать можно. Надо, нет?

-Конечно, надо! О чем разговор? Только пусть один будет в лохмотьях, а другой изображает трупа, - и вдруг задергал своим острым носиком. - Может, мне кажется, но, похоже, настоящими трупиками пованивает, сладенько так, еще с Чечни этот запах помню. Да ладно, - и Леший махнул свободной рукой. - Давай сначала сюда трех негров, покажешь, на каком фоне их снимать, а с трупами разберемся: не убегут.

-Дай сюда камеру! – резко потребовал я.
-Зачем? – робко протянул мне ее Леший.

-А затем, что на фоне твоего трупа мы разрушения будем снимать! Это же здорово получится, только представь себе! Журналиста убили! Да на нашу сторону всякие там CNN с BBC встанут! Лучший твой репортаж с места событий, может, даже Пулитцеровскую премию дадут. Посмертно, правда, но ведь все равно приятно. Ты ведь не против премии?! – смывал я с себя гневными, напрасными словами тяготы и злобы дня.

Журналист, похоже, слегка обиделся:
-Нам надо снимать или нет?
-Надо. Только учти на будущее: это тебе не Москва. Будешь выеживаться – быстро к ногтю. Так что веди себя аккуратно, ври, да не завирайся, нехорошо это. Правду будешь снимать. Такую, какая она есть, - и принюхался к запаху гари: и вправду, не врет клятый репортер, сладеньким, да печененьким ветерок потягивает. - С чего начнем? 

-А что тут есть? – слегка поумерил пыл столичный пижон, получив обратно свою камеру.
-Там, - показал я налево. - Сгоревшие вертолеты. Там, вон видишь, до сих пор горит, так это бывшее здание аэропорта. Аэропорт здесь был. Минимум десять трупов. Куда сперва пойдем?

-Давайте сначала к вертолетам, только мне бы еще пару человек, фонари, да аккумуляторы носить. Можно? Вы позволите?
Ишь ты, какой вежливый стал. Кивнув, я подошел к генералу:
-Можно двух Ваших людей взять?

-Зачем?
-Для съемки. Про агрессию и все такое прочее. Телевидение, -  и указал тому на очкастого паренька с камерой в руке.

-Спрашиваешь зачем? – как малого ребенка, укорил он меня. - Я тебе перстень зачем дал? Иди и командуй. Опа, еще одна противотанковая, - оскалился он, расслышав эхо взрыва. - Третья уже. Три танка и десятка два пехоты – неплохо для начала, как думаешь? А ведь им еще километров восемь ползти! Отступать – поздно, а вперед – хе! А с такой твоей поддержкой – хрен они прорвутся. И вертолетов не слышно, неужели наши парни все же сработали? Кирдык им всем, как ты думаешь? Сталинград, блин!

- Генерал, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Правильно я говорю, Тарас? – обратился я к хохлу. - Пойдем, поможешь мне. Ты же местный язык розумиешь?
-Так, - подтвердил тот.

-Так вот: мне нужен один местный голодранец, который будет стонать возле сожженной техники, и еще один – освещение таскать. Справишься?
-А кто мени слухать-то будэ?
-Вот это послухают, - показал я «гайку».

Оставив на месте Лешика, уже снимавшего панораму, направились в сторону бывшего блок-поста, когда-то охранявшего въезд на аэродром. Там уже вовсю орудовали мародеры, нисколько не стесняясь солдат, стоявших неподалеку. Я подошел к этим горе – воякам и показал нужным пальцем на расхитителей социалистической собственности:
-Этих – ко мне. Бить пока не надо. Тарас, переведи.

Переведя, тот посмотрел вслед убегающим солдатам:
-Як ты був кацапом, так кацапом и остався. И не сердись на мени, Иваныч. Пошто теби усе це трэба?

-А я знаю? Интересно мне, и все тут, - улыбнулся я ему при свете догорающего аэропорта. - И перестань, наконец, русский язык коверкать: после победы начнем все начнем по-новой. Бери этих четверых уродов, и веди их за мной, - и  я потопал к журналисту, однако, вопреки ожиданиям, Годзиллы так и не услышал. Значит, пока все правильно делаю.

У вертолетов все же пришлось разыгрывать спектакль: одного пришлось раздеть почти догола, затем сожгли часть его рубашки, и бросили рядом с искореженной кабиной.

 Рубашка стоила мне пять долларов, но это не главное: негритосы, войдя в раж, предлагали все новые и новые варианты умирания: то один тащит раненого товарища от горящей техники, а с пилотского места свешивается труп, то труп напоследок оживает и тщится дотянуться до банки колы (Я им здесь что, рекламу снимаю?!).

Они готовы были даже все подряд здесь умереть, лишь бы еще пятерку получить. Сунув самому дотошному десятку, я пошел в сторону джипов: устал я с этим журналистом. Леший его мать. А тот, похоже, снимал все подряд. Мне же мучительно хотелось домой, в тишину, без этой стрельбы и крови.

 Я даже замечтался, представляя себе картину типа «У самовара я и моя Маша». И чтобы детишки рядом сидели непременно, отхлебывая чай из блюдечка. Да! – и баранками закусывали. Но тут как нельзя как более некстати на свет софитов со стороны бывшей диспетчерской подъехал грузовик с трупами служащих: некоторые в униформе, иные вовсе без штанов, без рубашек, и все были, как дрова, свалены в одну кучу, даже женщины. Кхм. И – ни на одном нет обуви. Меня тошнит, а радостный Леший тут же принялся снимать это на камеру.

Нет, не могу я дальше это переносить! Опротивело все, честное слово. Пристроившись в один джип с Гунаданой, я поехал вслед за бронетехникой и грузовиками с оружием в сторону города, за которым уже начал разгораться бой.

То есть  - это еще километров за пять до города, на первом рубеже обороны, так что наши прибудут на место, когда треть неприятеля уже будет перемолота, и останется лишь поставить точку. Дымящуюся такую, минут за пять. Эх, и не повезло же сегодня нашим врагам! Если бы не самолет, может, они  и прорвались бы, а так…

Сушите весла, господа, да венки готовьте: нам ваши павшие не нужны. Ничего не объясняя, я вылез неподалеку от дома, или же почти дома, и попрощался, пожелав славно отметить победу. Усталость навалилась как-то сразу. Надо часок поспать, и все пройдет. Сейчас постреляют – поубивают, как в тире на подготовленных позициях, и все. Нет, лучше вовсе об этом не думать.

Сон был такой, что и врагу не пожелаешь: обычно за ночь я успеваю просмотреть снов пять как минимум, а тут как навалилось: все одно и то же. Только перевернешься, глаза вновь прикрыл, - все, получай продолжение. Если вкратце, то сперва за мной охотилась незабвенная Годзилла, и я удирал от нее, пытаясь отбиться сочными яблоками, валявшимися прямо на дороге.

Мой персональный ужас дары природы напрочь игнорировала, но мне казалось, что какой-то, но все же должен взорваться, и, сворачивая из переулка в переулок, не уставал метать в зубастого зверя фрукты. Затем, после очередного пробуждения – засыпания, появились ее детеныши, от которых я пытался спрятаться на крыше небоскреба. На улице внизу, несмотря на учиненный чудовищами погром, мчались как ни в чем не бывало по своим делам автомобили. Однако опасность была уже слишком близко: идут ко мне, клацая зубьями, поджав коротенькие передние лапки, душегубцы.

 Осознавая, что это всего лишь сон, я все же не решился быть съеденным: распахнув ветру руки, я полетел вниз. И многолетний опыт полетов не прошел даром, так что  я, махнув рукой, свернул за угол здания, чтобы не врезаться в громадину из черно-блестящего стекла. Восхитительное ощущение! Туда рукой – повернул, хочешь – вверх лети, приподняв подбородок,  хочешь – над землей пари. А все твари – они там, позади остались.

На сей раз я очнулся от крика Маши: видимо, в своем виртуальном полете я опять махал руками-ногами, вот невзначай слегка и потревожил. Но та, пища,  прикрывала лицо руками, и с ужасом глядела на меня:

-Что с тобой? – всхлипывая, жалобно спросила она, размазывая кровь по лицу. - Тебе плохо?
Долетался, козел! И я бросился ее срочно утешать, лепеча невнятно:

-Бой мне снился, прости, родная! Столько всякого вчера навидался, что и вспоминать не хочется. Не волнуйся, чадушко, сейчас я тебе помогу, - вытирал я простыней красную-красную кровь с черненького-черненького личика. - Пойдем сейчас в ванную, у моемся, и все будет в порядке, так ведь?
-Я не понимаю, что ты говоришь, русский только учить начала, - заплакала супружница. Как белуга.

Вот горюшко-то! Присев рядом с ней на кровати, я обнял ее за плечи, потерся своей щекой о ее щеку, и повел умываться. Уложив ее обратно в постель, почувствовал, что спать совсем расхотелось, да и за окном уже светает. Черт, опять выстрелы! Что там творится? Неужели вчера еще не закончили? Снизу доносился дурманящий аромат свежесваренного кофе. За столом сидели летчики, Куначок, Великий и Юра. Он-то первым и заметил мое появление:

-Что, не спится? И правильно, что не спится, - удовлетворенно кивнул тот. - Так знай: по донесениям генерала, двадцать минут подтвержденным съемками из космоса, авиация противника уничтожена. Танки наконец преодолели твои минные поля, потеряв четыре единицы, и теперь полным ходом идут к нам в жаркие объятия. Так что присаживайся, пей кофе, скоро все будет закончено: был враг, да весь вышел. Буквально с минуты на минуту должно начаться.

-Да? А я думал, что все будет кончено еще вчера, - разочарованно взял я кружку.

-А нечего было такую оборону строить, - фыркнул тот, - это тебе не Курская дуга, и воюешь ты не с немцами. Если бы у них авиация осталась, это, конечно, было бы полностью оправданно, а так – мясорубка одна. Идиоты, сами в капкан лезут. О, слышишь? Это тебе не баран чихнул, вот и все, - констатировал он, загибая пальцы при каждом взрыве, - тютю каки. И любимый город может спать спокойно, - и довольно откинулся в кресле, прищурившись, - А ты молодец, мне даже и придумывать почти ничего не пришлось. Ты где учился-то? Слышал, что с Урала, так? Знаю, бронетанковое училище у вас там неплохое есть. Там?

-В университете я учился, Юра, в университете. Научный коммунизм изучал, мать его ети. С тех пор головой и мучаюсь: как бы своих побольше укокошить, да и о чужих не забыть. Вон, уже и взрывы прекратились, одни пулеметы работают. А это что - миномет?  Хоть бы сдались уже побыстрее, что ли.

-Может, поедем, посмотрим? – влез в разговор вездесущий журналист. - Заснять же все надо.
-Кто хочет, тот пусть едет. Я не хочу. Я дальше спать пошел: и так все понятно. И чего они вчера не развернулись и мирно не уехали? Эх…

И отправился обратно к Машеньке. Наверное, по-научному именно это состояние называется «депресняк», но я по возможности стараюсь избегать умных слов.  Паскудно у меня было на душе, вот и все. Я даже обед пропустил, несмотря на шум внизу, и просто валялся в полудреме на кровати, да в потолок пялился. Маша порой подходила ко мне то с чашкой чая, то с бокалом вина, но я упорно делал вид, что сплю: настолько мне не хотелось никого видеть.

В Россию бы сейчас! В снега! И чтобы ветер шапку с головы срывал, и ноги, скользя по намерзшему льду, все же тащили мое уставшее тело домой. Но дольше лежать я не выдержал по одной простой причине: болели бока. Чертыхнувшись, оделся и спустился вниз.

В зале для приемов царила невероятная чехарда: возле шведского стола кучковались летуны, танкисты, порой объединяясь с местными военными, женщины же были все местные, грудастые и упитанные, если, конечно, не считать Машеньку и моих, как оказалось, не таких уж и дурех.

Улыбнулась им судьба, ничего не скажешь. Разнаряженные все, блин, а накрасились опять, как на бал-маскарад.  Только я со всеми поздоровался, раскланялся с каждым знакомым и не очень, чокнулся, запалил сигару, как Флори принялся рассаживать всех за главный стол, причем – каждого на свое, строго определенное место. Мне отвели неподалеку от пустующих кресел королей, между Кунаком и, как ни странно, Юрой. Напротив сидел, подмигивая, генерал. Флори торжественно постучал по полу палкой, призывая к вниманию, и распахнул двери:

-Его Величество Гав – гав – Гунадана. Его Величество гыр – мыр – Гунага.
Мы все встали.
-Чего это они? – поинтересовался «Гагарин».
-Подожди, сейчас все сам узнаешь, - уверенно ответил я, не зная ответа.

Оказывается, нас ждало награждение. И, если всем военным вешали на грудь звезды, да внеочередные звания присваивали, то генералу на шею повесили цепь, да через плечо перекинули ленту с орденом, причем награждали сразу оба короля. Неожиданно позвали и меня.

Чего им надо? Я же не воевал. Но, как и генералу, на мою шею  надели цепь с побрякушкой, да ленту со здоровенным орденом, переливающимся всеми цветами при свете ламп. Откланявшись, вернулся на свое место. Среди, если я правильно понял, наградных документов, были еще и два паспорта на мое имя. «Слуга двух господ» - ехидно подсказал мне разум. На внутреннее возражение, что я служу одной только России, Годзилла лишь едко захихикала.

По окончании церемонии загадочно улыбающийся Гунадана пригласил всех в столовую. Ларчик открывался просто: оказывается, сегодня было Рождество. А я-то и счет дням уже потерял в этой суматохе. Все было почти по-домашнему: в углу стояла разукрашенная елка, горели гирлянды, над столом, освещая яства, царили свечи.

-С Рождеством Христовым, друзья! – подняв бокал с шампанским, воскликнул хозяин.

Отпив, я опять заскучал по дому, по морозу, Новому Году и тазику салата оливье. Сейчас бы валенки обуть, да на санках с горки покататься. Или – коньки: каток, хоть и платный, у меня неподалеку. Хорошие коньки, чистый лед, ненавязчивая музыка, ветер, что еще надо сорокалетнему человеку с двадцатисантиметровой бородой?

-Юра! – окликнул я сидевшего неподалеку военного специалиста. - У нас там хоть сколько градусов-то было, когда вы вылетали?
-Где - у нас? Я ведь с Москвы. У нас было нормально: градусов восемь – десять, не ниже. А как там у вас – не знаю. И знать не хочу, если честно. Не хватало мне еще чего там отморозить, - и продемонстрировал свою фирменную улыбку. - Я принципиально на задания летаю только на юг, сам понимаешь, куда. А яйца пусть Санта Клаус морозит.

-Неженка ты, - перешел я на русский. - Вон, посмотри, мы с братом в этом году уже и у чукчей побывали, да на моржей охотились. А ведь он – негр.
-Ты что мне лапшу-то на уши вешаешь? – возмутился Юра, - Чтобы этот черномазый лох на Чукотку поехал? Да ни за что не поверю!

-Ты это кого, гнида белоглазая, лохом назвал? – сжимая кулаки, поднялся с места Куначок, и двинулся, выставив челюсть вперед, в сторону обидчика.

Только драки мне тут не хватало! «Гагарин» же явно не ожидал, что какой-то там ниггер умеет разговаривать по-нашему, да еще и обижаться может. Честно говоря, я едва сдержал порыв братца: все остальные просто молча сидели, наблюдая за развитием событий: и – наши, и – тоже наши. Но шоу удалось избежать еще и благодаря Тарасу: встав между противниками, он провозгласил:

-А не выпьемо ли нам за нашу победу? Мы же ее усе сразом сробилы! Так выпьемо же за то, чоб мы жили довго и створили ще богато доброго!
-Опа, еще и хохол тут! – оторопел Юра.

Я, усмехаясь, вернулся на свое место, и поднял незримой рукой вновь наполненный бокал:
-У нас тут полный интернационал. На днях даже Мойша был. Вон видишь, какой костюм мне сшил? – и снял надоевший пиджак, по привычке повесив его на спинку кресла. - Это тебе не «москвашвея» какая-нибудь. Давай лучше на самом деле за победу выпьем. А вы с Кунаком руки пожмите, и чтобы в будущем – без эксцессов.

Через часок я улизнул из-за стола в свою комнату: пусть гуляют себе дальше, а мне мысли в порядок привести надо. Сев за письменный стол, начал излагать на бумаге некое подобие дневника с самого начала тех событий, которые столь круто изменили мою жизнь. Мемуары писать – это, конечно, удел стариков, но вдруг я до старости не доживу?

Зато мой еще не рожденный  сын Шишов – Рытхэу – Гунага будет знать, какую катавасию его покойный папенька устраивал. Кстати, забыл назвать свою фамилию: в школе из-за нее меня частенько дразнили то «Шишей», то «Шишкой». И, если за «Шишку» они получали, невзирая на возраст и комплекцию, сразу в лоб, то на «Шишу» я охотно откликался. Даже и не знаю, почему.


                86. НОВЫЙ ГОД.

Утром было всенародное торжество: столица праздновала победу Гунаданского оружия над злобными захватчиками, так кстати совпавшую с Рождеством. Несмотря на мое отчаянное сопротивление, Гунадана вытащил-таки меня на балкон помахать ручкой населению, заблаговременно напялив на меня успевшую осточертеть шубу, поверх надев цепь с орденской лентой.

Сначала речь толкал местный король. Его несколько раз поддерживала толпа, наводнившая всю площадь, скандируя: «Гунадана! Буру – буру!». И так далее еще несколько раз. Затем наступила очередь Великого Гунаги, который вышел в своей короне, со скипетром, и в чукотской мантии. Держава, похоже, показалась ему излишней. Потряхивая скипетром, он что-то кричал, жестикулировал, дожидался очередного «Гунага! Буру – буру!», и продолжал свою агитацию.

-А что такое «Буру – буру»? -  докричался через рев толпы я до Гунаданы.
-Не «Буру – буру», а «будабуна». Это победа по-нашему, - и взглянул на листочек бумаги, спохватившись. - Что встал-то? Тебя ведь ждут, твоя очередь говорить, не понял, что ли? – и указал мне место возле перил.
-А что я буду говорить? И на каком языке? – оторопел я.

Да, я растерялся, не вру. А этот гад лишь подтолкнул меня к перилам. Внизу колыхался народ, взирая на одного меня. Так, надо срочно придумать нечто емкое, краткое, но – эмоционально заряжающее. Какой-нибудь лозунг, переживший времена. Ничего, кроме «но пасаран», в голову не приходило. И я обернулся к королю: «Переводи только вступление. Остальное я сам». Подняв сжатую в кулак руку а-ля Эрнст Тельман, крикнул во весь голос:

-Братья и сестры! Там, откуда я родом, есть такой призыв: «Враг не пройдет!». Звучит это так: «Но пасаран!». Поэтому в честь нашей победы я прошу поддержать меня: поднимите, как я, правую руку, и повторяйте: «Гунадана! Гунага! Будабуна! Но пасаран!».

Это был настоящий фурор: такому массовому выражению патриотизма позавидовал бы, наверное, сам Гитлер. Стараясь перекричать друг друга, местные жители ритмично вздымали в небо сжатые кулаки, отчего-то при этом приплясывая. Местная специфика, надо полагать.

 Гунага с Гунаданой тоже не отставали, скандируя вновь и вновь только что родившийся в моем неспокойном разуме лозунг. Не знаю, сколько времени это длилось, но толпа никак не расходилась, и даже, наоборот, разогревалась этим «нопасараном». Даже в ритм массовому притопыванию в воздух стрелять начали. Я обратился к королю, пытаясь привлечь его внимание:

-Когда все это кончится?
-А что, уже хватит? Мне лично понравилось. Но если ты устал, то давай так, - и он нажал кнопочку возле окна.

Заиграла торжественная музыка. Наверное, это их государственный гимн. Все тут же смолкли, и, задрав головы кверху, начали подпевать. Короли – тоже. Я же пел «Союз нерушимый»: никаких других гимнов я не знаю и знать не желаю. Когда все допели, Гунадана что-то прокричал в толпу. Я расслышал только «аэропорт». Народ, напоследок крикнув «Но пасаран!», быстренько, но без давки, ломанулся в сторону аэродрома.

-Я им там стол накрыл, - объяснил Гунадана, - И поминки справят, и победу отметят, и Рожество отметят. Спасибо тебе за твой «Но пасаран», брат, - и поднял кулак в приветствии.

Гунага, редиска такая, тоже. Последовав примеру венценосных, я тоже вновь поднял руку: «Но пасаран!». Елки-палки, так и до фашизма недалеко. Вернувшись в зал, наша троица встретила горячий прием публики. И, если местные кричали этот клятый «Но пасаран» вполне искренне, то наши, русские,  лишь ехидно улыбались, но для приличия кулак все же подняли. Не скажу, что мне было грустно: мне было по-настоящему тоскливо – даже Машенька, и та подняла свой хрупкий кулачок и скандировала вместе с остальными. Дурдом.

Я ощутил вдруг знакомое присутствие в голове чего-то чуждого: так всегда со мной бывает, когда хочется послать всех и вся куда подальше, или же не терпится сделать очередную глупость, сулящую реальную опасность. Если вы думаете, что это просто адреналин со мной балуется, вы не совсем правы: я в эти минуты чувствую дыхание судьбы.

Может, это и есть мои личные точки бифуркации, как называл их Пригожин. И сейчас этими точками был нашпигован весь мой разум, с отчаяньем взирающий на эту картинку из параллельного мира. Мне было на самом деле больно: уязвляло буквально все: и восторженные крики толпы, и укоризненные глаза, и сдержанные ухмылки пилотов с танкистами. Вот она, моя Голгофа.

И я потащил свой крест дальше: и если для кого-то этот торжественный обед был обильной трапезой, то лично для меня – тризной. Я скорбел всей душой о моей непутевой жизни, о детских несбывшихся мечтах. Даже Светку, свою первую любовь, вспомнил. Прошла моя жизнь бездарно и безвозвратно, и теперь хоть заоглядывайся.

Учили тебя раньше рисовать крестики – теперь рисуй нолики. А выбора нет: поле для игры уже давно разлиновано, причем – не мной. От этих пагубных мыслей меня не могла отвлечь даже Машутка, то и дело пытавшаяся получше рассмотреть висевшие на мне, как на огородном пугале, ордена, то порываясь порасспрашивать поподробнее о митинге на площади, который она видела из окошка.

-Не надо ничего спрашивать, Маша, злой и уставший  я сегодня, и ничего-то мне не надо. Если ты позволишь, я пойду в потолок глядеть, да разгадывать, что там написано, - окончательно сдался я своему вязкому настроению. - А завтра мы на острова отправимся: надо ведь свои владения посмотреть?

-Ты чего такой хмурый? – наклонился над плечом Гунадана.
-Да войну я не люблю, брат, - обернулся я на того. - Пойми: из-за нескольких человек столько народа погибло: вон, как мне генерал сказал, только неприятельских трупов больше полутора сотен насчитали, так? Так. И чему же здесь радоваться? Так что пойду я лучше Шекспира почитаю, а ты, пожалуйста, организуй назавтра нам отплытие на острова. Все, я пошел. Остальным скажи, что доклад в Москву писать пошел, тем более что и на самом деле позвонить надо. До завтра. А кто из вас поплывет – решайте сами.

Поднявшись в кабинет хозяина, набрал Макса:
-Привет, истребитель негров.
-Привет. А…, - и шеф затих, чем-то там щелкая в России: может, прикуривал. - А это почему? Что это ты меня так назвал? Ну?

-Да настроение дурацкое, вот решил и тебе заодним попортить, - на американский манер я забросил ноги на стол. Неудобно, и как они так сидят? - Корче, кроме шуток: полная и безоговорочная победа. С той стороны, по последним данным, сто шестьдесят восемь безвозвратных потерь, раненых никто не считал, да еще человек триста в плен захвачено. У нас – всего восемь погибших, и то двое подорвались на наших же минах, идиоты.

Бронетехника врага подлежит восстановлению процентов на сорок – пятьдесят.  До безобразия хорошо получилось, хоть сам до вражеской столицы топай, да опасно это: сами всю армию потеряем, пиррова победа получится. Заберем, короче, под свое крыло еще одну страну, президент которой на нашей стороне выступать отказался, вот и все плоды победы.

-Охренеть. А что там наш Леший? Почему я по телевизору ничего не видел? Утром, правда, смотрел, но все же. Так, погоди, в Интернете сейчас пороюсь, не кидай трубку, - и возле уха заклацали клавиши. - Опа, есть, даже видеоряд. Не понял, это что, ты там на балконе? Очуметь! Ха! Дуче, блин! Влад, там тебя еще богом не провозгласили? Так, что тут у нас дальше? Хм, занятные картинки. Да, наворотили мы с тобой дел. Фу, трупы-то зачем было снимать? Да уж, серьезно. Это тебе не казаки-разбойники.

-Отстань, а?  - уже пожалел я о том, что позвонил. - Я же тебе говорю: настроение – ни к черту. Да, с Рождеством тебя, чуть не забыл.
-Тебя также. Ладно, не хочешь разговаривать, отдыхай. На Новый Год-то домой прилетишь?

-Надеюсь, а то эта Африка уже поперек горла стоит, - злобно посмотрел я на кондиционер, - Пока, до встречи.
-До встречи, партнер.

Нажав отбой, принялся за классика мировой литературы. Настроение это мне не подняло: в книге было нисколько не лучше нашего: предательства, интриги, воровство и убийства, тоска… Несколько раз, демонстративно швыркая носиком, проходила мимо дверей Маша. Наконец, не выдержав, принесла чашку кофе:
-Милый, что с тобой? Ты что, тоже беременный?

-Есть немного, - усмехнулся я, - Не знаю, как тебе объяснить, но пойми: у меня сейчас такое чувство, что вот вроде бы все хорошо, а на самом деле все плохо. Вроде и войну выиграли, и среди друзей-знакомых погибших нет, а на душе отчего-то кошки скребут. Знаешь, ты иди пока в саду погуляй, а я где-то через полчасика тоже выйду. Ладушки?

Та, сделав вид, что нисколько не обиделась, направилась к выходу. «Да, семьей надо дорожить, - открыла свой глазик с вертикальным зрачком Годзилла, - И родителям ты когда в последний раз звонил?». Что верно, то верно. Я набрал номер домашнего телефона родителей. После третьего гудка ответили:

-Слушаю Вас.
Это папа. Я живо представил его в кресле возле аппарата: беспроводные он отчего-то не уважает.

-Слушаю Вас, говорите, - повторил он.
-Пап, привет, это я. С наступающим Новым годом вас и Рождеством.
-Спасибо, и тебя тоже, - ожил любимый голос, приобретя бархатные нотки. - А ты сам-то где? Как на работу тебе ни позвоню – все в командировке да в командировке. Вот и мать извелась вся, совесть-то имей!

-Пап, я же на самом деле в командировке, - аж с ног до головы захлестнула меня волна нежности. -  Кручусь тут, как белка в колесе.
-Знаю я твое колесо, - пробурчал он, - Ты еще, когда в университете учился, про него рассказывал. «Сансарой», по-моему, называется.
-Да, ты прав, пап. Все возвращается на круги своя. И движется по спирали: у кого-то ввысь, к восхождению, а кого-то вниз, в штопор.

Тишина, лишь дыхание легкое слышится.  Интересно, сколько между нами тысяч километров? Десятка ведь, не меньше. Нет, больше: примерно как полторы России, следовательно… Господи, как же я от тебя далеко!

-Это ничего, сынок, это бывает, сам-то как?
-Честно говоря, не знаю: вроде бы многого за последнее время добился, только не больно-то это все меня радует, - честно ответил я.

-Ты мне свои демагогии-то прекрати! – раздраженно пробурчало из трубки. - У меня и от твоего сына голова кругом идет: все ему «Почему», «Зачем», да «Какой в этом смысл?». По делу говори. И без этих всяких фантазий: только про то, что пощупать можно.

-Да пощупаешь, пап, пощупаешь. Месяцев через семь.
-Я не понял, - насторожился на далеком Урале отец.
-Да ничего особенного: еще раз дедушкой станешь, и все дела. Только маму сильно не беспокой, а то она все близко к сердцу принимает.

Здесь некстати ворвался Гунадана и включил телевизор. Евроньюс показывали последствия налета, затем – сгоревшие танки, и наш сегодняшний митинг. С неудовольствием заметил свою то тут, то там мелькающую физиономию.

-Каким дедушкой?! И что там у тебя еще за шум?  – спросил отец.
-Да ничего, просто сыночка твоего по телику показывают. Забавно так, - чуть не заскрежетал я зубами от собственной физиономии с непомерно длинной бородой и короткими ручками.

-Владлен, что ты мелешь?!
-Сам можешь включить любой круглосуточный новостной канал, там и увидишь, - с омерзением оторвался я от экрана. -  Только учти: я сейчас с бородой, а так – все по-прежнему. И маму опять-таки не пугай.

-С кем это ты? С Москвой? – живо заинтересовался Гунадана.
-Нет, с отцом разговариваю.
-Дай я поговорю! – и он бесцеремонно выхватил у меня из рук трубку.

Пытаясь привлечь его внимание, я замахал рукой:
-Только он по-английски почти ничего не понимает. Медленно говори!
Кивнув, Гунадана начал растягивать слова:
-Здравствуйте (пауза) Я – король Гунадана (пауза) Спасибо Вам за Вашего сына (пауза) Теперь Вы мне как отец.

Выслушав ответ, он тихонько положил трубку.
-И что? – слегка заволновался я.
-Да ничего: он сказал только «спасибо» и «до свидания», затем отключился.

-А ты что хотел? – зашарил я по карманам в поисках сигарет. - Закурить есть? Спасибо. Блин, зажигалки тоже нет. Спасибо. Я же тебя предупреждал: он по-английски слов двадцать – тридцать знает, край – пятьдесят. Он, как и я, кстати, в школе только немецкий учил. Вот если бы к тебе сейчас какой-нибудь испанец позвонил, что бы ты ему ответил? Лично мне ничего, кроме как «аста ла виста», «буэнос диас» или «асьетунас неграс кон ***зо ен сальмонерра», в голову  не приходит. А если бы по-португальски? Это же вообще караул!

-И никакой это не караул, - ухмыльнулся тот, присев напротив. - У меня все соседи с севера бывшие подданные португальской короны. И твои острова, кстати, тоже были португальскими. Так что учи португальский.

И с сожалением выключил телевизор, по которому показывали уже нечто совершенно далекое от нас, и способное заинтересовать разве что Тараса: на Украине вновь парламентский кризис. Затем, прикрыв дверь, король удалился.

 Только я хотел взяться за Шекспира, как замигала лампочка на телефоне. Я рассеянно поднял трубку. Из нее мелодично пропел женский голос: «Ваше Величество, с Вами хотел бы поговорить Президент Ливийской Джамахирии Муаммар Каддафи. Я соединяю» - и послышалась восточная музыка.

Прикрыв в панике трубку ладонью, я что есть сил закричал:
-Гунадана! Гунадана! Тебя к телефону! – все тщетно.
Но тут музыка прервалась, и я услышал уверенный голос с арабским акцентом:

-Здравствуй, брат!
-И тебе здоровья и долгих лет жизни, - как можно бодрее ответил я.
-Видел сейчас по CNN, как вы этих американских прихвостней разгромили. Ты молодец, и армия у тебя просто замечательная. Передай своему… вечно забываю, как его зовут. Генералу, что я награждаю его Орденом свободы.

-Спасибо, брат, - осторожно поблагодарил я, не кривя душой: человек-человеку все-таки не только волк.
-А что это голос-то у тебя изменился? От радости, что ли?

Неужели я спалился? Каддафи – это тебе не мэр Урюпинска, он шутить не будет. Расхлебывай потом, да доказывай, что я – не я, а мамочка моя.
-Есть немного, да и женился тут недавно, - прокашлялся я, - Красивая. Машей зовут, как у русских.

-Вот про русских-то я с тобой и хотел поговорить. (Пауза. Я даже за качество связи начал беспокоиться). А то, что на свадьбу не пригласил – Аллах с тобой, хотя подарок я тебе все же пришлю. Да, про русских. Я слышал, они тебе здорово помогли? Это правда?
-И кто тебе это сказал? – уже наугад говорил я то, что придет в больную на всю голову башку.

-Моих людей ты и сам знаешь, они и сказали, - стал жестче голос. - Поэтому и хочу спросить: тебе русские все, что надо, дали, или я еще тебе чем, как брату, помочь смогу? Я хоть сейчас готов пару боевых вертолетов к вам направить. На время, конечно.

-Ты настоящий друг, приму, - в прострации закрутил я ручкой на столе навроде пропеллера. -  А у тебя там инструктора с рыжей бородой случайно нет? – спросил я наугад.

-Хвалю, хороший ход: и русские прикрыты, и ты особо не при чем, - по-отечески одобрил собеседник, что меня слегка покоробило: он что, так и с Гунаданой общается? Но терпение – мать его… Его, познания. - Пришлю я тебе одного майора. Борода у него покороче, но, в принципе, похож. Кстати, а этот твой бородатый – это кто? Молчишь? И это правильно, не говори пока. Встретимся, тогда все и обговорим. Спасибо тебе, брат! Сегодня я буду спать спокойно. До встречи.

-И тебе спасибо, брат. До встречи.

Я даже не заметил, как, по всей видимости, еще во время разговора вошел Гунадана. Улыбаясь во весь рот, поспешил со мной поделиться радостью:
-Меня уже второй президент с победой поздравил!
-Меня тоже, - грустно посмотрел я на телефон.

-Они же даже с днем рождения не всегда поздравляли, а тут проснулись!
-Меня тоже, - повторил я.
-Чего – тоже? Что заладил-то?
-Да Каддафи тут звонил, вот мне и пришлось, пока тебя нет, с ним разговаривать, - признался я в непреднамеренном грехе.

Почти не глядя, король опустился на стул:
-И что?
-Ничего особенного, мило так поболтали. Извини, конечно, что не в свои дела лезу, но ты же куда-то убежал. Вот мне и пришлось за тебя разговаривать.
-За меня – это как? – насторожился тот.

-Это значит, что от твоего имени. Получилось так, не обессудь, - поспешил я оправдаться. - Зато он скоро два боевых вертолета нам пришлет, да еще похожего на меня инструктора, - на самом деле было мне неудобно, что встрял не в свое дело. Хорошо хоть, не врал совсем, да чужим именем не представлялся.

-Инструктор-то нам зачем? – вытер тот рукавом пот со лба, бессмысленно таращась на стену, где висело что-то в стиле Айвазовского, только гораздо хуже.

-А ты хочешь, чтобы америкосы подняли вой, что тут видна рука Москвы? Меня же тысячи людей на балконе видели! А благодаря этому ящику – многие миллионы! Ни к чему мне такая слава, - и повертел в руках пульт от телевизора, борясь с желанием выкинуть его в окошко. - А если этот похожий на меня чудик появится, всегда можно свалить на братскую помощь Каддафи. А тому, как я понял из разговора, не просто все равно, он даже заинтересован в этом. Хе! – и я засмеялся.

-Ты чего?
-Представляю сейчас глаза американцев, которые потрошат всю свою картотеку, чтобы понять, откуда я взялся, и кто я такой. Смешно, нет?

Тому было совсем не смешно:
-А еще о чем ты с ним договорился? С Каддафи?
-Ты уж извини, но получилось так, что ты месяц назад снова женился, - неожиданно устал я искать оправдания для своих немотивированных поступков. - Жену Машей зовут, и она красивая. Зато он сам лично хочет прилететь, тебя с победой, да со свадьбой поздравить.

-Какого хрена?! Мне и своих хватает! – и вскочил с места. - Ты это чего тут все за меня решаешь?! Может, тебя еще и королем сразу сделать?!

Дальше последовала целая череда обвинений: и что я, дескать, узурпатор, и что говорю и действую от его имени, и что женил его без его же ведома. Все это пересыпалось отборными ругательствами. Но – английскими, что, согласитесь, скучно. Может, это хронический недосып сказался, а может – просто нервное, но отчего-то так захотелось зевнуть, что я чуть челюсть не вывихнул, и зубы не раскрошил, удерживаясь от зевка, дабы совсем уж не оскорбить короля.

-Что молчишь?! Нет, я тебя совсем не понимаю! Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание! – и Гунадана устало опустился на место.

-Как тебе сказать, - затянулся я очередной скомунизженой сигарой. - Первое: мне твой трон, как ты и сам, наверное, уже понял, даже даром не нужен. Да что там даром! Хоть золотом всего осыпь – не соглашусь. Не мое это, душа не лежит. Далее: что касается жены. Ну, женишься еще раз, вот и все дела, зато Каддафи к тебе в гости прилетит. Именно к тебе, а не просто так, за саммитом стран Африки кружку кофе напару выпить. А жену, если та надоест, всегда можно кому-нибудь сбагрить. Так что тебе важней: еще одна жена или Каддафи? Сам выбирай. Что тебя еще, брат мой, волнует?

-Да все меня волнует, - неопределенно покрутил тот сигарой. - А больше всего -  я сам. Как ты появился, так теперь уже и не знаю, кто страной правит, я или ты.

Да уж, время шуток явно прошло: по всей видимости, король и вправду задет по самое что ни на есть злокозненное, что только может быть у человека: за душу. Зря я с Каддафи разговаривал, представился бы ему секретарем или госслужащим, так ведь нет: опять на приключения – злоключения потянуло.

-Извини, Ваше Величество, я был не прав, - поднялся я с места. - Не стоило мне брать такую ответственность на себя. Но я же для пользы дела! – вновь закусило меня. - Пойми, пожалуйста, меня, дурака! Меня же хоть дворником сделай – я все равно придумаю, как получше, и покрасивее сделать. Натура у меня такая! Все, можешь смеяться.

-Вот это-то как раз меня и беспокоит, - задумчиво проговорил мой мрачный собеседник. - Если не считать того дурацкого камня, который вы достали со дна озера, как я понял, тебе во всем сопутствует удача. Да и с этим булыжником тоже еще не все ясно: вдруг он миллионы стоит? Не может быть столько удачи у одного человека, - и пожевал губами. - Может, ты свою душу колдуну отдал? И тобой правит злой дух? Если так, я тебе не брат.

-Да не отдавал я свою душу никакому колдуну! Спятил?! И не одам! – сперва расхохотался я, но затем опомнился. - Разве что, как написано в Библии, «за други своя», но мне, слава Богу, этого делать еще не приходилось. Если надо, я свою жизнь и за тебя отдам. Но, извини меня, душу – все же страшно, - отвернувшись, выдавил из себя я. - Если хочешь, проверь.

Сопение. Поцокав зубом, тот подошел ко мне и взял за локоть:
-Вот об этом я тебя и хотел попросить, только не знал, как подступиться, - я похолодел до ногтей на мизинцах ног, настолько тот был серьезен и непредсказуем. -  Может, мы с тобой пройдемся, погуляем? Она старушка добрая, всех насквозь видит. Тут недалеко, метров двести всего, - пряча взгляд, чуть ли не прошептал Гунадана. - Она тебя посмотрит, а потом вернемся. Пошли?

У меня отлегло от сердца: я-то уж подумал, что мне сейчас кровь пускать будут, или еще чего похуже. Я с легкостью согласился, тем более что и самому интересно, что там про меня скажут. Дерьма в моей душе, конечно, больше, чем в Авгиевых конюшнях, но, может, хоть хорошего что скажут? Похвала – она же всегда приятна, а мерзость я перенесу: и так все знаю, нечего правды пугаться.

Дом, обвешанный кореньями и хвостиками, и на самом деле находился неподалеку. Робко войдя вовнутрь, я остановился: на меня смотрела женщина, ну точь-в-точь Предсказательница из «Матрицы», только еще старше и без очков. Усадив нас за стол, она начала что-то выпытывать у местного правителя. Тот ей вежливо, но немногословно отвечал, изредка поглядывая в мою сторону. Наконец диалог закончился: колдунья подошла ко мне сзади, и положила ладони на голову.

 Мне привиделось разное: в моих грезах были и гурии, и золото, и власть, и власть, и опять власть, да много еще чего другого. Даже шахматы, и те отчего-то промелькнули перед моим мысленным взором. Выдохнув, прорицательница опустила руки мне на плечи, и произнесла на понятно – непонятном языке:

-Не того человека ты привел, великий Гунадана: нет в нем зла, и ничего его не прельщает, ни жизнь, ни смерть. Ему суждено дойти до конца над пропастью по веревке, сотканной из вашей любви и дружбы. И – его стремления обрести истину. Береги его: если упадет он, веревка порвется, и вы, идущие за ним, тоже. Решай сам, - и «пифия» вернулась в кресло, устало сплетя пальцы на животе.

-Что, проверил? – очнувшись от дурмана, пытался я выкинуть все те лестные отзывы, что услышал, из головы.

Она же точно не на английском говорила! Телепатия, блин! Или она меня так программировала? Может, я сейчас и вовсе стану розовым и пушистым, и Годзилла навсегда покинет мое бренное тело, не забыв при этом про вечно зудящий  разум? Ладно, это мы потом проверим, дело нехитрое: заеду Кунаку по роже, вот и вся проверка.

-Извини, брат. Но если бы я не проверил, мне покоя бы не было. Прости за недоверие, - поднялся Гунадана с места, оставив на столе конверт.
-Ага, работа такая, - процитировал я волка из любимого мультика. - Да понимаю я все, не волнуйся. На твоем месте я точно так же поступил бы. Давай лучше просто погуляем: а то я у вас уже столько времени в гостях, а города так толком и не видел.

Сердечно попрощавшись с предсказательницей, мы вышли на улицу.
-Так, и что ты у нас хочешь посмотреть? – по всей видимости, все еще находясь в замешательстве оттого, что почти без моего разрешения подверг меня проверке на местном «детекторе лжи», король.

Но червячина сомнения во мне все же оставалась: а вдруг это просто гипноз, и Гунадане она сказала нечто совсем противоположное, а я слышал лишь то, что хотел услышать сам? Не исключен ведь и такой вариант.

-Сперва скажи: что она тебе сказала?
-Ах да, ты же языка-то не понимаешь, - зашаркал тот подошвами по асфальту, как будто грязь от них хотел очистить. - Ты хороший человек, Иваныч, и мы с тобой должны идти по одному пути, вот. Нет, она сказала как-то иначе, но смысл тот.

-По веревке? – покусывая в волнении губу, спросил я.
-Да, а ты как понял? – остановился он на месте, как вкопанный.
-Неважно, - решил я больше не заморачивть себе голову итогами разговора с предсказательницей. - Так, делу – время, потехе – час, как гласит русская поговорка. Так что давай сразу за дело: бухту твою я хочу своими глазами увидеть, не возражаешь?

-Тогда на машине ехать надо: далековато.   
-Поехали, - и, прогоняя все мысли, не подразделяя их на нужные и никчемные, потопал я ко дворцу, оставив своей бедовой голове только лишь целенаправленные. - Только тогда, может, и генерала с Юрой с собой пригласим: они профессиональные военные, все таки.

А мы с тобой кто? Один – юрист, другой – преподаватель общественных наук, а по совместительству еще и бухгалтер. Так, а ты этому президенту Гудабе звонил? – обернулся я на слегка отставшего правителя. - Почему нет? Звони прямо из дворца, пусть завтра же будет у нас и кается, сука! Остальное – по плану, как договаривались, и пусть впредь каждое слово с тобой согласовывает, говнюк.

Сначала его надо попугать, и амнистию пообещать только в том случае, если он соберет здесь через неделю всех вождей, в том числе и тех, которые временно переметнулись. А не сможет – туда ему и дорога, Кунаку отдадим страну, ты не против? Пусть тоже королем станет, он заслужил, нет?

-Хорошо, так и сделаю. Сейчас отзвонюсь этому изменнику, и поедем.

В Севастополе я, к сожалению, не был, но местная бухта тоже впечатляла: даже океанские яхты возле причала выглядели жалкими букашками. Колеся по периметру гавани, я старался как можно больше заснять на камеру, иногда переводя объектив на Юру с генералом, которые делали комментарии.

 Порой в их разговор вмешивался и король, но его речь в основном относилась к политико-экономическим аспектам строительства военно-морской базы. В технические проблемы он не вдавался. Проехав пару десятков километров, мы наконец вернулись к причалам:

-А вот и моя яхта, - с гордостью показал Гунадана на белоснежное судно. - Если хочешь, плыви на ней на свои острова. Если нет - можешь на своей, вот она, рядом стоит, видишь?

-Какая из них? – уже перестал я удивляться сюрпризам Фортуны. - У тебя же вон сколько их стоит.
-Которая слева от моей, вот эта, - непонятно зачем передал он мне бинокль: и так все прекрасно видно, - «Асанда» называется. Если перевести, то получится «Лукавая». Но, если название не нравится, можешь изменить.

На западе – неудержимо стремящееся искупнуться в безбрежном море солнышко, на востоке от него – мы. Боже, как далеко же отсюда до России! Меня манит как восток, так и запад, но я стою на месте, словно завороженный. А посреди между двумя сторонами света – моя яхта.

-Не хочу, - с непонятной теплотой в душе произнес я, осматривая подарок. Поменьше, конечно, чем у короля, но все равно впечатляет. - Название «Лукавая» мне нравится. А почему ее так назвали?

-Она на удивление маневренная: немного зазевался – и уже плывешь не туда. Но в этом есть и плюсы: там, где на ней пройдешь ты, я на своей ни за что не смогу. Но с твоим капитаном ничего не страшно: я даже хотел его на свою яхту переманить, но он – ни в какую. Именно «Асанда» ему нравится, и все тут, - и король поманил нас за собой. - Пойдемте, господа, я вас с ним познакомлю: специально его с берега вызвал.
 
Я ожидал увидеть этакого морского волка вроде Потапыча, но навстречу нам со сходней спустился вылитый Антонио Бандерас с озорными чертиками в глазах.
-Добрый день! Добро пожаловать! – по очереди обнял он знакомых ему Гунадану и генерала, - Так, только, прошу вас, не подсказывайте, я сам попробую угадать, кто из вас мой новый босс, а кто – военный начальник.

Мы с «Гагариным» весело переглянулись, без слов понимая друг друга. По крайней мере, я считал, что мы думаем одно и то же: «Ну и бестия этот капитан!».
-Извините, - обращаясь к Юре, задорно сказал «Бандерас», - Мы с Вами раньше никогда не встречались? Лицо Ваше мне кажется знакомым. На Кубе были? Или в США?

-Был.
-Был – это хорошо, - продолжая пожимать Юрину руку, посмотрел на меня капитан. - А меня Хоакин зовут. Я с Кубы родом, но мне, знаете ли, социализм не совсем нравится.

Рассмеявшись, я подал ему руку, глядя в его бесенятые глаза. Приняв мою ладонь, как пирожок, тот слегка грустно произнес:
-Здесь и угадывать-то нечего, шеф. Даже скучно как-то, вы уж простите за прямоту. Вас ведь Влад зовут, так?

-И с чего это ты взял, что босс – это я? Из-за бороды, - пригладил я свободной рукой растительность, - или еще что-нибудь?

-Борода – это слишком просто. В армии, конечно, она не положена, но, к примеру, наш Фидель сколько лет ее носил? Так что, чтобы подстраховаться, я пожал Вам руку. И, несмотря на то, что она у Вас сильная, стало понятно, что физическим трудом и тренировками Вы давно не занимались, да и осанка у Вас цивильного человека, - и, по всей видимости, увидев, что я смотрю на него с некоторым сомнением, добавил. - Шучу, извините: я Вас еще на балконе приметил, да и по ящику Вас целый день крутят, - и поднял кулак. - Но пасаран! Проходите на борт, босс.

Если кто впервые поднимался на борт собственной яхты, тот меня поймет: это как выход в открытый космос, как первая любовь, или же - как научное открытие, которое ты сделал после многих лет трудов. Мне нравилось решительно все: и уютные каюты, и кают – компания, и даже машинное отделение. Видимо, Хоакин и на самом деле эту яхту любит.

Картину слегка портил негритосик, постоянно заглядывающий мне в глаза и услужливо распахивающий двери. К тому же, мерзавец, пытался изъясняться на чудовищном английском. Отослав его драить палубу, мы вернулись в кают – компанию, где был накрыт стол. Выпив бокал шампанского за «семь футов под килем», обратился к капитану:

-Завтра плывем на острова. К отплытию все готово?
-Все, - взяв с соседнего стула форменную белую фуражку, одел тот ее на голову, козырнув. - Сейчас команду с берега верну, и хоть через два часа отплывать можно. Можем, конечно, и прямо сейчас, да только питьевой воды маловато, да и помощник не помешал бы. А так все остальное в полном порядке.

Сборы были недолгими, и уже часам к одиннадцати завтрашнего, вернее, уже сегодняшнего, дня, все были в сборе: в новые владения со мной поплыли, естественно, Великий Гунага, Куначок, в последнее время незаметно отбившийся от нашей дружной компании, и львиную долю времени проводивший в объятиях Жанки, от чего даже еще больше похудел, и Ильич с ящиком оборудования и Ларисой в нагрузку.

Да, и Тарас – водолаз. Гунадана с генералом остались восстанавливать слегка порушенную во время конфликта инфраструктуру и отчаянно готовились встречать изменника общего дела. Да, не завидую я ему: эта парочка так его нагнет, что плинтус выше облаков покажется. По-свойски так отымеют его, по-родственному.

Как только мы вышли из бухты в открытый океан, я отобрал штурвал у капитана: очень уж порулить хотелось. Тот, стоя рядом, делал пояснения:
-Вот видите, босс, на этом экране зеленой линией показан наш маршрут. И если мы отклоняемся от него больше, чем на пять градусов, компьютер тут же подаст звуковой сигнал. Если и в этом случае никто не среагирует, он сам вернет судно на первоначальный курс. Здорово, да?

-Да что же тут здорового, - выпустив штурвал из рук, разочарованно ответил я, - А где же здесь романтика? Скучно как-то. Так что еще пара слов про автоматику и про спутниковую навигацию – и я выхожу прямо сейчас.
-Сами хотите управлять судном, без электроники? – подумав, нажал Хоакин на кнопочку.

Я лишь подмигнул.
-Что ж, плывите, - и он отключил еще несколько тумблеров, отчего экранчик погас, - Теперь Вы – капитан.
-А ты – штурман, - вновь взялся я за штурвал, уже совсем по-другому вглядываясь в море, - Так, смотрю, у тебя из механики только компас. И какой мне курс держать?

Я принимал уроки судовождения около трех часов, по большей части зачарованно глядя в открытый океан, и лишь изредка обращая внимание на компас. Наверняка я все же сбился и отклонился от курса, но надеюсь, не настолько, чтобы и вовсе мимо островов промазать. Да и стоящий рядом «Бандерас» тоже ничем не выдавал своих эмоций. Неожиданно он положил руку на штурвал:

-А знаете, почему я на самом деле с Кубы сбежал?
-Давай без церемоний, на «ты», - никак не мог я оторвать взгляда от моря, вернее, от дельфина, который, зараза блестящая, сопровождал нас уже больше часа. - И еще об одном тебя хочу попросить: поучишь меня испанскому? Договорились? А почему сбежал, расскажи, мне интересно.

-Вот потому-то и сбежал, что не интересно было. Я настоящим капитаном хотел быть! А я, видишь ли, им не подходил! – вдруг нагло одел он на меня свою фуражку. - И что из того, что мой дядя чуть их «Гранму» не потопил? Так ему, наоборот, медаль надо за это дать: может, он специально промазал? Так ведь нет: выслали из страны, и все.

 А мне после мореходного училища дали лишь место помощника капитана на такой посудине, что каждый выход в море мог стать последним. И оттого мы почти все время сидели, как дураки, на берегу, ожидая тихой погоды. Так что я тебе завидую: в первый раз – и на такой красавице, - нежно погладил он отделанную деревом панель управления. - На моей красавице.

Возражать, что красавица – не его, я не стал: коли нравится ему яхточка, пусть так и будет: мое же хозяйство целее останется. И путь холит ее и лелеет, я ничуть не против. Устав от судовожделенного времяпровождения, я спустился на палубу, оставив Хоакина в одиночестве размышлять о превратностях судьбы.

На корме тем временем царила полная кутерьма: мужики под руководством Тараса рыбачили, в предвкушении очередной добычи напряженно вглядываясь в океан. Что именно очередной, я понял, бросив взгляд на открытый люк под сиденьем диванчика, в котором уже нашли вечное упокоение пара здоровенных обезглавленных рыбин. Хотя нет: как-никак, однако пути длиной в одиннадцать метров перистальтики им никак не избежать.

Иваныч! – подозвал меня Тарас. - Ты тунца-то ловити будешь, али дальше спати поидешь? Побачь, яко водило я для тоби сшукав!

-Тарас, ты уже надоел! – утомленный навигацией, воскликнул я. - Одно жаль, что ты не родился пять - шесть веков назад: ты бы так Колумба с Америго Веспуччи со своим украинским достал, что они бы Нового Света никогда не открыли. А про наш с тобой уговор помнишь? Считаешь хоть, сколько с тебя за ненормативную лексику причитается?

Помолчав, водолаз оглянулся на других рыбаков, по всей видимости, ища у них поддержки. Не найдя отклика и сочувствия, спросил:
-Скильки?

-Стильки! А ну, отдай уду! И вообще, не отсвечивай: на твою рожу только самые тупые рыбы клюют, а остальные – пугаются. И твой улов нам ни к чему: заразные они все. Начнешь есть – сам отупеешь. Ладно, шучу я, шучу. Настроение у меня хорошее, - взглянув на озверевшую рожу Тараса, попытался я остудить его пыл. - Лови дальше, а я в сторонке постою, посмотрю.
-Вот сам теперь и лови! А я посмотрю! – был ответ.

Мне ничего не оставалось, кроме как взять предложенную мне удочку в руки. Впрочем, держать ее не было никакой необходимости: присутствовали специальные держалки, но все же я по-нашему, по-деревенски, взял эту хитромудрую штуковину в руки: очень уж было приятно ощущать, как удилище подрагивает и гнется в ладонях под порывами ветра и напором волн. Пусть даже ничего не поймаю, но азарт-то есть?

До то ли обеда, то ли ужина я так никого и не изловил, разве что единожды помог Кунаку доставать зубастое морское чудище. Отведав за столом одну из пойманных рыб, я приятно удивился: это же сказка, а не рыба! И кок у этого Хоакина, тоже, видать, не безрукий.

 Нет, я тоже иногда люблю готовить, но рыба из супермаркета, и то, что мы сейчас едим, видимо, совершенно на разных планетах водится. Даже капитан, доверившись своему автопилоту, с нами посидел, небрежно ковыряясь вилкой в своей тарелке.  Наконец он посмотрел на часы:

-Через час прибываем. Не забудьте пристегнуть ремни, - и протянул мне руку, в которую я после некоторого замешательства (что он хочет?), сунул его капитанскую кепку.

Шуточки все ему, а я отчего-то волнуюсь: как оно там, на островах? Да и фуражка мне понравилась: импозантная. Но да ладно, пойдем готовиться, Мы с братцем и «папиком» напялили шубы, понавесили ордена, и вернулись на палубу, где Ильич с Ларисой обсуждали народившиеся звезды:

-Вот смотри: это – Южный Крест, а это, справа, что такое? Загогулина на палочке. Весы, да? – показывала вверх Петровна.
-Нет, это, по-моему, Лебедь, - пожевал губами археолог.
-А вот это что за звезда такая яркая, астроном? – указал я на веселенькую звездочку. - Наверное, это «Альтаир», или – «Альдебаран», что-то красивое, и на букву «А». Нет?

-Как же, «А», - незаметно подошел сзади Тарас, - И это не звезда, а планета. Венерой называется, если хотите знать. А это уже на букву «В». Так что думайте сами, кто из вас Альдебаран.

И ушел, вполне довольный собой, на корму. Но вполне обидеться мне дал Бандерас, крикнувший со своего мостика:

-Хватит глядеть на звезды: глядите лучше вперед, на берег! Огни видите? Так что скоро земля, - и дальше начал раздавать команды туземным матросам на их тарабарском (негры, прошу вас меня простить, но у вас и на самом деле язык не очень-то), языке.

И на самом деле: выйдя на нос корабля из-за настройки, я увидел вдали огоньки. Вот и приплыли. Вот она – моя «Земля обетованная», к которой я так стремился. Видимо, есть во мне что-то, хоть на осьмушку, от еврея: иудеи шли неизвестно куда, однако они твердо знали, зачем. Я же знаю, куда, но с какой надобностью – понятия не имею.

Так что из меня получается этакий образцово – показательный вечный жид, только задом наперед. И, если насчет жида еще существует хоть какая-то доля вероятности, то насчет «вечного» могу уверенно сказать одно: «Не в ту дверку вы, друзья мои, постучались».

Огни тем временем приближались, и мы, сопровождаемые бодрыми выкриками нашего «пирата южных морей», сгрудились на носу яхты. Слов капитана было не разобрать, но и так было все понятно: сбылась наконец мечта идиота. Но - не время сейчас думать о душе, надо думать о еде: желудок, зараза такая, каждый день требует своей дани.

 Причем – не только мой: и дома, в холодной России, сын кушать хочет, да и у Маши в животике кто-то маленький живет, а всех их кормить надо. Так что, хочешь не хочешь, а работать надо. А про «зачем работать?»  вообще забудь, Владлен Иванович: если мне, кроме краюшки хлеба, воды, ничего, кроме себя, любимого, и не надо, то детям-то еще и отец живой иногда нужен.

Вскоре мы тихонько-тихонько начали подходить к причалу. Если кто не знает, что такое «тихонько-тихонько», объясню: это как будто ты гладишь по головке спящего ребенка. А вот самого себя по головке у меня погладить как-то не получалось: то ли рука не поднималась, то ли голова категорически не приемлила прикосновения грязных рук.

Хотя что из них грязнее – это еще подумать надо. И Годзиллочка моя любимая молчит уже подозрительно долго. Может, я что-то не так делаю? Вроде бы так долго совесть спать не должна. И чем же я ее так убаюкал? Плеском волн, или раздачей подарков? Или, быть может, моя любовь к Машеньке взяла, и просто ее убила, заняв ее место? А та взяла, и вправду померла?

 И мне Годзиллочку стало жалко: надо срочно сделать что-то нехорошее. А каким образом – это уж как Бог рассудит: сделать ли зло ближним, или же дать умереть совести, пусть он сам нашу общую судьбу и выбирает. Потом, если что, напару с Богом и помучаемся: все-таки не самая плохая компания. «Что бы такого сделать плохого?» - задумался я. На что – что, а на плохое русские горазды, это и к бабке не ходи.

Ситуацию осложняло лишь одно: я какой-то не совсем правильный русский, и  поэтому делать гадости другим мне решительно не хотелось. Оставалось одно: навредить себе. Физических увечий я категорически не желал, но вот если пожертвовать чем-нибудь материальным… Встав возле борта, я меланхолично рвал одну бумажку с изображением президента за другой, выкидывая обрывки в воду.

-Ты что делаешь-то? – вырвал у меня из рук  стодолларовую купюру Куначок, - Совсем с ума сошел?!
-Совсем! – и при всех обложил его трехэтажным матом, пнув напоследок ни в чем неповинного братца под зад.

На палубе воцарилась полная тишина, если не считать моей пришедшей в себя из комы рептилии. А я опять не знал, что мне делать. Чего, правда, и добивался. На пирсе, как и ожидалось, я оказался изгоем: все отвернулись от меня, даже этот гад Тарас, которому была обещана земля. Так хреново я себя давненько не чувствовал: и подойти к друзьям-товарищам неудобно, и в сторонку отойти нельзя.

Конечно, все получилось глупо, зато некоторое равновесие в душе все же установилось: воскресшая Годзилла восстановила так называемый «многополярный мир»,  о котором то и дело талдычит наш президент. Так что если хочешь добра – сделай какую-нибудь бяку, а там, глядишь, и полегчает. Не зря же говорится: «Не делай добра другому – зла не будет». Может, в моем случае обратный вариант работает? Подойдя к Кунаку, я обнял его за плечи:

-Извини, брат, но так надо было.
Внимательно взглянув мне в глаза, он ответил, помотав головой:
-Влад, я тебя на самом деле порой не понимаю. Вроде бы ты добрый человек, но порой, - и беспорядочно закрутил рукой, - как одержимый. Но если это было так угодно твоим богам, так и скажи, я пойму.

Ничего ты не поймешь, друг мой. Рассказать тебе про Годзиллу, так ты живо меня в психушку отправишь. Но не называть же  ее своим личным богом, жаждущим крови? Хотя, не исключено, она таковым и является. Злым и безжалостным богом, не терпящим суетной доброты. Пожав руки, мы подошли к остальным путешественникам, которые ожидали группу местных, шествующую к нам по пирсу.

Их было пятеро: впереди шел невысокий бородатый негр, за ним, поодаль, по всей видимости, его свита. Немного сутулясь (хотя, быть может, он просто так изъявлял свое почтение), тот заговорил с напялившим себе на голову репликат имперской короны Великим. На своем птичьем языке они разговаривали достаточно долго: мы с братишкой даже по сигарете успели выкурить.

-О чем разговор-то? – неоднократно спрашивал я его.
-Да отвяжись ты. Скоро сам все узнаешь. Борзеет, гад. Нормально все.

Нечего сказать – нормально! Местный начальник то что-то расспрашивал у короля, то, поводя взглядом по нашей компании, начинал спорить. Один раз даже голос повысил. Но Гунаге все же удалось охладить его пыл: сперва он подвел местного босса к Куначку, а затем и ко мне. Что ж, играть так играть! Я протянул тому правую ладонь, как бы невзначай расправив левой бороду, чтобы тому был виден перстень:

-Здравствуйте, извините, не знаю, как к Вам правильно обращаться.
-Я Великий принц Гунадана, губернатор островов, - с гордым видом ответствовал тот, и попытался выдрать свою лапку из моих объятий.

Ага, как же! Знаю я вас, «Великих»! На восточный манер обхватив руками его ладонь, я чуть ли не силком оттащил его в сторону:
-А я – твой новый король. И если не будешь меня слушаться, отвезу тебя в Россию, питекантропа в зоопарке изображать. Как, согласен? – и, дружелюбно улыбаясь, еще крепче сжал его дрожащую ручонку.

-Не хочу в Россию, - затряс тот башкой. - У вас там мафия.
-Вот и здесь, если не хочешь по-хорошему, тоже скоро будет, - заверил я его, - Я слово держу, могу и тебе «Но пасаран» устроить. Так что решай, только быстро, со мной ты или против. Я считаю до трех.

-Я с Вами, ваше Величество! – даже не дав произнести «раз», воскликнул он.
-Уверен?
-Уверен – уверен! – заморгал тот. - Не надо сюда мафии!

Я выпустил его мокрую ладошку:
-Тарас, Кунак! - позвал я попутчиков. - Вы хорошо знаете этого человека? – те выразительно пожали плечами: «Знаем, мол, и что?». Выдержав паузу, я решился. - Значит, так! Ты, брат, на своих островах можешь оставлять прежнего губернатора, дело твое. Если нет – гони его в шею, - и заметил боковым зрением, как у правителя затряслись коленки. - Хотя есть и другой вариант: мы его оставляем. Но – с одним условием: у нас здесь будет премьер-министр. А на эту должность я предлагаю назначить Тараса: он и язык местный знает, да и я ему пока доверяю. Слышишь, Тарас: именно «пока».
 
Вот так, за какую-то пару – тройку минут, и происходит низвержение идолов. А то ишь, голос на Великого Гунагу повышать осмелился, животное! Поникнув, губернатор стоял рядом с нами, наблюдая, как новоявленный премьер уже вовсю отдает указания.
-Ты зачем с ним так? – уже на торжественном ужине, устроенном в нашу честь в доме губернатора, спросил Кунак.

-А что он нашему отцу говорил, пока мы курили, ты слышал? Не знаю, как тебе, а мне такая наглость не по нутру. И пусть еще спасибо скажет, что я его вообще акулам не скормил: отвезли бы его миль за двадцать на «Асанде» от берега, и пусть поплавает. Сам посуди: что хорошего он сделал за годы своего правления? Хотя не надо, я сам тебе отвечу: ни – че – го! – чуть со злости не зацарапал я столовым ножом по столешнице, но  вовремя вспомнил, что она – уже моя. - Я сегодня мельком, пока досюда ехали, взглянул на пляжи: это же сказка! А где отели? Где инфрастуктура? Где бунгало там всякие?! Да сюда пару миллионов вложи – и все население за счет туризма жить будет. Вор он и бездельник, вот он кто, а с такими как поступают?!

Сытно поужинав, мы впятером: я, Великий Гунага, просто Гунага, хохол, и губернатор направились в кабинет последнего. Расстелив на столе подробную карту островов, хозяин дома принялся было расхваливать свои достижения.

-Ты тут разговоры-то свои брось, - перебил я его. - Твои успехи и так мы сегодня уже собственными глазами видели. Сами разберемся, без сопливых. И рот будешь открывать только тогда, когда тебя о чем-нибудь спросят. Все понятно? – а глаза, если уж совсем начистоту, просто разбегались между этими островами-островками, да бухточками с затейливыми, петляющими, заливчиками. Даже глубины проставили, зануды: не иначе, как немцы, местными топографами руководили.

И мы с премьером всерьез принялись за изучение карты. Куначок же с Великим самоустранились и присели в кресла потягивать вискарик. Тарас на мои вопросы максимально подробно отвечал, особенно если это касалось побережья, наличия пляжей и рыбалки.

 Если он что-то не знал насчет сухопутного жития-бытия, мы прибегали к помощи губернатора, который, уже не пытаясь возвеличить свою роль в истории, сжато и конкретно отвечал на поставленные вопросы. Итак, что мы имеем? Восемь островов, почти все разные, и нам с Кунаком их надо как-то поделить. Чтобы не портить карту, я набросал на бумаге схемку архипелага. Подойдя к парочке венценосных бездельников, предложил на берегу разделить острова, чтобы потом недоразумений не возникало.

-Да дели ты как хочешь! – лениво отмахнулся от меня братишка.
-Нет уж, дорогой, - упорно навязывал я ему крок. - Давай сейчас прямо вон на той карте соглашение подпишем. Так что выслушай меня: каждый из нас получает по самому крупному острову, согласен?

-Да согласен я, дай покурить спокойно, - видимо, не желал он выказывать своих эмоций, но все же слегка, еле заметно, поморщился.
-Это еще не все: по одному острову каждый из нас должен за оказанную помощь отдать Москве. Вот эти два. Видишь? – и, пока он совсем уж не увлекся стаканом, указал на номер 5 и номер 6. - Видишь, они почти одинаковые? Это чтобы никому не обидно было.
 
-Хорошо, хорошо, дальше-то что? – наконец-то оторвался от своего бокала Куначок, злобно посмотрев на бумагу, на которой, возможно, написана не только его, но и моя судьба.

-Вот, я тебе про то и говорю, - проклиная человека, который изобрел виски, вновь подсунул я ему карту под нос. - Из оставшихся я забираю себе третий, первый и восьмой. Тебе предлагаю второй, четвертый и седьмой. Согласен? Я это тебя затем спрашиваю, чтобы ты не обижался, что столица будет находиться на моем острове. Предлагаю сделать ее общей, а королем объявить тебя: я согласен на медаль. Стану пожизненным президентом с правом вето. Также, как и мои, равно и твои дети, которые будут править после нас. Как ты думаешь, это справедливо? Ну? Но только премьер-министра буду назначать лично я, а ты утверждать, - на всякий пожарный подумал я о потомках.

-А зачем нам тогда губернатор? – недоуменно спросил Кунак, с непонятной целью поводив по карте пальцем.

-Да вообще-то почти и незачем, - согласился я. - Зато на него, как говорится, если что, можно всех собак навесить: вдруг цунами будет, или ураган какой с жертвами. Пусть за экологией смотрит, да важных гостей встречает: этакий симбиоз свадебного генерала и козла отпущения. А конституцию мы с тобой напишем, никуда она не денется. Можно даже должность губернатора выборной сделать: мы же с тобой демократы. Так идем к столу подписывать, нет?

Тот неуверенно взглянул на своего отца. Папик молчал, и лишь глядел, как виски после очередного глоточка янтарными каплями стекает по стенкам бокала. Тут до меня дошло: разговаривали-то мы с ним по-русски. Плюнув на условности, подвел Кунака к главной карте:

-Подписывай, если согласен, – ткнул я пальцем в правый нижний угол.

  Вслед за его подписью я поставил свою, предварительно отметив на островах, чье есть чье. И, если губернатор лишь робко посматривал в сторону стола, то наш хохол живо заинтересовался результатами дележа. Если кто и оставался абсолютно индифферентным, так это Великий: ему уже все было по фигу. Слегка покачиваясь, он пошел к выходу:

-Вы кушать идете или здесь остаетесь?

Кушать – так кушать. Хотя вроде недавно ели. Или не ели? Уже не помню. Аккуратно сложив оригинал карты архипелага с автографами его владельцев, я засунул его в карман: береженого Бог бережет. От революций и прочих там, привычных для россиян, потрясений, это, без сомнения, не гарантия, но все же… Как там говорил Володя Шарапов: «Она мне сердце греть будет, когда на дело пойдем»?

Утром мы отправились в путешествие. Начали, естественно, с главного острова. Сперва проехались вдоль пляжей, где я не преминул-таки искупаться, затем заехали на аэродром.

-Это что? – возле небольшого облупившегося сооружения, выстроенного то ли из кирпича-сырца, а то и вовсе из кизяка, вкрадчиво спросил я губернатора, а затем, как водится, рассердился. - Это что, твой аэродром?! Да тебя за это расстрелять надо!

Тот начал лепетать, что аэродром не его, а наш, и строили его американцы пятьдесят лет назад, и вообще он тут не при делах: рация работает, локатор – тоже, негры взлетную полосу метлами подметают, а что она до сих пор грунтовая, он опять-таки не виноват: должного финансирования не было.

-Так, Тарас! – подозвал я премьера. - Чтобы через год здесь была нормальная бетонная взлетка, и более-менее сносный аэровокзал. Звезд с неба хватать не надо, но нормальную полосу ты мне обеспечь.

-А деньги мне где взять? – сперва по-басурмански раскрыл глаза тот, а затем улыбнулся, как будто на ладошке мне погадать намеревался.

-Слушай, не зли меня, - едва сдержался я, чтобы не сказать ему совсем уж нелестное. -  Кто из нас двоих хохол?! Ты или я? Так что сам и ищи, где взять: тебе целый год дают. Могу подарить идею: организуй акционерное общество по строительству аэропорта, вот тебе первые пятьсот баксов, - достал я из джинсов мятые бумажки, затем запихал их в его нагрудный карман, постучав по плечу. - Так что печатай акции и продавай их хоть по всей Африке, но начни с местных. Да, обязательно нужно начать именно с местных. Губернатор, у нас сколько напару с братом подданных?

-Почти тридцать тысяч взрослого населения, детей мы не считаем, - робко подошел к нам тот.

-Бардак! Всех посчитать в недельный срок! Пол, возраст, чем занимаются, все, как положено! Уйди с глаз моих долой! Работай! – прикрикнул я на и без того зашуганного губернатора. -  Да, Тарас, народа немного, но если каждый по десятке принесет, то это уже триста «штук» получится. А как результаты увидят – так и вовсе кубышки пооткрывают. Мне для моих планов инфрастуктура нужна, так что вертись, как хочешь. И про порт не забудь, а то живо тебя вместо Хиддинка главным тренером сборной страны сделаю.

-А это-то зачем?
-Чтобы икалось почаще.

До вечера мы катались по побережью. Устав знакомиться с местными жителями, я дал команду возвращаться в резиденцию. За ужином слегка осмелевший, почти пришедший в себя губернатор принялся рассказывать местные легенды и байки. Надо признать: рассказчик он неплохой, язык подвешен, да и чувством юмора тоже не обделен. И вдруг Ильича, до сих пор почти не видимого и не слышимого, как током ударило:

-Что Вы сказали? Раскопки были? И когда? – нервно застучал клюкой по полу археолог.

-Наверное, лет тридцать-сорок прошло, точнее не скажу: я тогда еще пацаном был, - обратил на того, как на внезапно возникшее из небытия привидение, внимание хозяин дома. – Если нужно, я потом в архиве посмотрю. Скажу только, что французы рыли. Затем у них волнения в Париже начались, и они все бросили.

-А что нашли-то? – пожирая губернатора взглядом, воскликнул тот.
Да уж, знакомая болезнь: мне тоже только дай что-нибудь интересное, так не упокоюсь, пока не пойму, что тут к чему.

-Честно говоря, я там ни разу не был, – задумчиво ответил губернатор.– Но, по слухам, они там раскопали некоторое подобие пирамиды. Только – маленькой, метра три высотой, больше ничего не знаю. А Вам-то зачем это нужно?

У Володи слюнки аж из ушей потекли. Перебив его желание немедленно отправиться к месту бывших раскопок, я постарался восстановить спокойствие:
-Завтра вместе туда поедем.

Если откровенно, мне тоже крайне любопытно было посмотреть на то, что там французы нашли. Но сейчас… Эх, ничего нет лучше, чем уснуть под бочком у любимой женщины! А если кто со мной не согласен – все, клади свой… Ладно, извините за фривольность, кладите вы свою шею на гильотину:  ни к чему вам голова.

С трудом разыскав на следующий день при помощи местного проводника место раскопок, мы были слегка разочарованы: там находился лишь небольшой холм, донельзя поросший кустарником. Но абориген упорно доказывал, что копать нужно именно тут, и нигде больше.

-Вот видите? – попинал он ногой небольшую кучу неподалеку, попутно выковырнув оттуда пару пустых консервных банок. - Вон там наш лагерь был, а сюда мы мусор выбрасывали. А там – пирамида, только мы ее всю раскопать не успели, - и, оторвав от куста (знаю, что это - не бузина, но нехай будет так), ветку, подошел к холмику, и воткнул ее в него сверху .

-Тогда в чем же дело? – вслед за ним попинал я кучу. - Иди и копай. Возьми с собой кого-нибудь, хоть водителя, но докажи королю, что ты не врешь.

Тот, засопев, уставился на меня. Поняв через пару секунд, что доплаты за труды тяжкие прямо сейчас не дождешься, прихватив лопаты, напару с водителем направился к холму, по пути горестно вздыхая. Володя тут же припустил за ними, держа в одной руке тросточку, в другой – складную саперную лопатку, с которой он, если я не ошибаюсь, не расставался даже на острове.

-Эй, Ильич! – окликнул я того в спину. – Спокуха, Маша, я Дубровский! Оставь этот инструмент мне, а сам на всякий случай из своего сундука счетчик Гейгера достань, а то мало ли что. Вон у тебя волосики на голове только-только отрастать начали, а все туда же, граблефил хренов.

-Кто-кто? – нахмурилась Лариса, поморгав глазами.
-Это тот, кто грабли наступать любит, понимаешь? – с удовольствием зачавкал я полюбившимися в последнее время орешками (точно не кешью, это нечто особенное. Короче, чтобы понять, прилетайте ко мне на острова). - Вот и твоему муженьку это занятие понравилось, похоже.

Фыркнув, она пошла помогать Володе разбирать приборы. А может, за своими сачками да ловушками, я не знаю. Их дело. Я же, вежливо попросив губернатора поставить лагерь, захватил лопатку, и самолично направился на холм, на вершине которого уже меланхолично ковырялись  местные жители. Заметив укрывшегося в тени кустов братца, крикнул ему:

-Кунак! Что встал-то? Про физзарядку забыл, или как? Скидывай свою шубейку, да пойдем покопаемся, авось, чего и найдем. А губернатор путь пока нам тент ставит, а то совсем уж он у тебя изнеженный: видать, тяжелее стакана с самого детства в руках ничего не держал.

Увидев приближение двух царственных особ, да еще и с лопатами на плечах, у аборигенов появилось неудержимое желание работать: они тут же начали, чуть ли не отпихивая друг друга, яростно вгрызаться в землю. Нам оставалось лишь, покуривая, с ленцой ковырять своими, по сути, никчемными, лопатками, да время от времени сердито посматривать  в их сторону.

 Поболтали еще с археологом, который нас успокоил насчет неприятных неожиданностей: все было в норме, затем опять немного поковыряли, и я неожиданно, но вполне предсказуемо, почувствовал, что спина расхотела нагибаться:

-Слушай, братишка, что-то я проголодался, - заявил я тому, увидев, что навес возле зарослей (как же похоже на обычную акацию!), наконец-то установлен. - Пойдем перекусим.

Тот охотно согласился, и, не раздумывая, воткнул свое орудие труда в землю: видимо, физзарядка в России и физзарядка в Африке – это две большие разницы. Помню, как в Москве лопату у него едва отобрал. Редиска, недолюбливает он свою родину. Не хочет он, видите ли, копать, жрать ему срочно приспичило.

 Спустившись вниз, я был слегка разочарован: оказывается, шатер был пружинной системы. Так что его стоило лишь слегка развернуть, и он сам становился на место. Колышками  к земле на всякий случай закрепил – и все дела. Скучно. Не удалось помучить губернатора. Но да ладно: не мытьем, так катаньем, меня на хромой кобыле не объедешь:

-А Вы, Ваше превосходительство, что прохлаждаетесь-то? Помогли бы лучше нашему археологу, - и показал на ковыляющего со склона с миноискателем и сумкой Ильича, - Вам самому-то не стыдно? Он ведь пожилой человек, к тому же – инвалид, а Вы ему в помощи отказываете. Нехорошо.

-А что мне делать-то? – растерялся губернатор.
-Иди и делай, что он скажет, - занял я свое привычное место (Справа? Слева? Мне все равно, сижу там, где хочу, лишь бы не во главе стола). - Если он на тебя пожалуется, я сам тебе шею намылю.

-А шею мылить зачем? – недоуменно спросил тот.
-Не хочешь мылить шею, мыль веревку. Хрен редьки не слаще, как у нас в России говорят.

Мой собеседник ничего не понял, но все же, оглядываясь, поспешил на помощь нашему косолапому – криворукому страдальцу, алчущему открытий. Под пологом расселись втроем: я, Великий, и мой друг Куначок. Потягивая пивко, тот вдруг спросил:

-Слушай, Иваныч, а веревку-то зачем мылить? До меня никак не доходит.
Великий Гунага тоже навострил уши. Странно. Хотя, впрочем… У них же жертвы веревкой связывают, чтобы она не убежала с места казни, у нас же все обстоит несколько иначе.

-Вы же знаете, что у нас страшенных преступников за шею вешают? – те кивнули в ответ. - Так вот, - продолжил я, - если веревку не мылить, то в самом процессе повешения, когда приговоренный под собственным весом при падении натягивает веревку, у него на шее лопается кожа. Так что без мыла тут никак. Гигиена прежде всего: иначе в рану микробы могут попасть.

-И что? – опешил братишка.
-Да ничего. Потом – уже совсем ничего. Не ту тему ты поднял, дорогой мой, - констатировал я, отчего-то отнюдь не сочувствуя повешенным.

-Нет, ты ответь! – вмешался Великий, - А потом вы их кому, медведям скармливаете?
-Нет, червям.

Тот лишь укоризненно покачал головой:
-Это жестоко.
-Это-то почему? – возмутился я не столько за отечественных червей, сколько за пренебрежение к вековым традициям. - А что, этими вашими термитами быть сожранным лучше?

-Может, и не лучше, - философски ответствовал тот, - Но ведь никто от термитов помирать не хочет, все им льва, подлецам, подавай.
-А какая в конце-то концов разница?!

-Ээээ, не скажи, - протянул король, закуривая сигару. - Если ты после смерти окажешься в чреве грязного существа, то и сам потом таким станешь. А если чистого – то наоборот. И я уверен, что в твоей прежней жизни так оно и было.
-И меня съели?!

Тот радостно кивнул.
Во, блин, романтика! Ведь так и скормят кому-нибудь чисто из уважения.

 Потеряв всякий интерес к продолжению разговора, обратил внимание на панораму острова: вдали виднелся вулкан, к счастью, не пыхтящий и не дымящийся, и не плюющийся лавой и камнями. На склонах - джунгли, затем проплешина, изредка прикрытая кустиками, на которой находимся мы.

Вон и те заросли, что метрах в ста он нас, что переговариваются сами с собой на языках разных животных, не больно-то, если в них сдуру не забредать, велики: так, жиденькая рощица. На холме копошились четыре фигурки, причем одна из них отчаянно жестикулировала. Поразмыслив, я решил стать пятым: пиво от меня никуда не убежит. Холм, конечно, тоже, но результаты поисков все же гораздо интереснее пенного напитка.

Вы когда-нибудь находили на обычном городском тротуаре бумажку в пятьсот, нет – в семьсот евро? Вот и я тоже не находил. А она красивая, наверное… Не буду тянуть резину, но, несомненно, мы обнаружили именно то, что искали: поднявшись на вершину, я увидел две большие черные ступени, в высоту сантиметров по шестьдесят каждая.

-И что у вас тут? – поинтересовался я у Ильича.
-Уйдите все. Не мешайте мне! – не глядя, отмахнулся серой коробочкой он.
-Чегоооо?!

-А, это ты, - оглянулся тот. -  Извини, увлекся. Здесь видишь что? – и надел наушники, оставив одно ухо свободным. - Мой сканер показывает, что минимум еще на пять метров в глубину все тот же характер породы. А на большее его не хватает: мощности мало. Мне хотя бы сорокаметровый! Хорошо, двадцати! Это же открытие века, если мы найдем настоящую пирамиду! Вот погляди сам, - и потянул меня за рукав к черному, зловеще торчащему из земли, бруску, наглаживая тот по поверхности. Даже наушники на него сбросил. - Видишь, это же обработанный камень. И не просто обработанный, а тщательно!

Я вслед за ним погладил антрацитно поглощающую весь белесый свет поверхность. Похоже, что Володя прав. И, если французы зачем-то специально не притащили сюда эти камни (С них станется: может, сенсацию хотели дутую сделать), много лет назад, то я уж и не знаю, что об этой парадоксине и думать.

-Дай мне раскопать эту пирамиду, а? Ты же сейчас правитель этого острова! – взмолился Ильич. - А я для тебя все что хочешь сделаю!
И, замолчав, поджал губы и прикрыл глаза, вжав голову в плечи. Я обнял его:
-Не переживай, дам. Только на некоторых условиях.

Ну не виноват я, что на моем острове – и вдруг такая хрень! Я, разумеется, и так признаю, что дурак, но чтобы профукать такое – надо быть дураком дважды, а это уже даже не каждому русскому под силу. Д я скорее от островов откажусь, чем от этого монумента! Поставлю его на Плотинке в центре Екатеринбурга, и до старости буду им гордиться. Вместе с Машей: «У пирамиды я и моя Маша», - чем вам не песня?

-На каких? – наклонив голову, искоса взглянул он на меня.
-Первое: ты же радиацию здесь мерил? – нехотя вернулся я в наш суетный мир от грядущей нереальности. - Сколько там?

-Я же сказал, что в норме. Не веришь – сам смотри. Вот, - и протянул мне счетчик, подняв тот с песка, щедро рассыпанного повсюду вокруг матерью-природой.
Я посмотрел: на самом деле в норме, нам в больших и шумных городах такой уровень и не снился.

-А почему тогда французы сюда не вернулись? Сам подумай: ведь нелогично же! – вернул я прибор, - Ну, были у них там беспорядки, так они уже сколько лет как прошли. Или, по-твоему, археологи были такие дураки, что просто забыли, что они здесь видели? Или они просто передохли все, как мухи, от неведомой инфекции?  Мне лично более логичным представляется второй вариант.

-А мне – первый, - усмехнувшись, оперся на свою клюку Ильич. - Здесь явно работали непрофессионалы, уж я-то вижу. Они просто не знали, что с этим всем делать, вот и плюнули на свою затею. Я уверен. Одно непонятно: откуда они добыли информацию, где копать? Но все равно это были не профи.

-Ну, раз уверен – так уверен. Но насчет всяких там микробов все же проверь: у тебя вон еще и Лариса есть, пусть поможет. И еще: это точно не мистификация? - не оставляло меня подозрение. -  Может, эти лягушатники весь мир объегорить хотели, да сами все и построили?

-Ага, сначала втихушку построили, потом зарыли, чтобы заново раскопать? Ведь это уже минимум трехэтажный дом получается из глыб, о чем ты говоришь-то? Сам-то подумал? – ехидно прищурился на меня тот.
-Логично, - нисколько не задел меня его взгляд. - Тогда пошли вниз, решать будем, что и как.

Пользуясь своей тихоходностью, и тем, что я его поджидаю в дороге, Володя, как говорится, попытался взять быка за рога:
-Мне бы рабочих сюда, хотя бы столько же, сколько там, а острове. Но надо, как я думаю, человек пятьдесят. Потом – полевую кухню, палатки, оружие и переводчиков.

-А может, и мне самому к тебе в разнорабочие податься? – не выдержал я. - А то вожу тебя – я, ныряю за твоей каменюкой тоже я, кормлю – пою опять-таки я. Совесть-то поимей! Ведь ты совсем не бедный человек, и на счетах у тебя миллиончик – другой евриков есть. Так что хочешь копать – копай. Заплати за все услуги, и делай, что хочешь, если это не в ущерб общему делу, - тот только застонал в ответ. - Ладно, - слегка смилостивился я, глядя на результаты раскопок, - дадут тебе рабочих.

Но пару сотен тысяч на строительство аэродрома уж будь любезен, вынь да положь. Это если безвозмездно. Есть другой вариант: ты вкладываешься в акционерное общество и покупаешь прямо сейчас акций на четыреста тысяч. И не смотри на меня так! Да как туристы пронюхают, что ты тут раскопал, остров Пасхи покажется бледной тенью! Да через годик – другой твои акции будут стоить в пять – десять больше! А если там внизу гробницы какие? Статуи всякие, да дворцы? Может, это и вовсе осколок Атлантиды? Риск, конечно, есть, но это лишь при условии, что ты сам не веришь в то, что говоришь. Ты веришь?

-Верю, - остановился тот, закуривая. Затем покачал головой. - Бестия ты, Иваныч. Так и хочется послать тебя куда подальше на всякий случай, но ведь вижу, что делаешь-то ты все правильно, вот в чем закавыка. Беру на четыреста акций. Нет, хрен с ним: на пятьсот! Говори, куда перечислять.

-Налетай – подешевело! – обнял я того за плечо, абсолютно не понимая, зачем мне все это надо. - Вот так, дружище: и дай Бог нам всем удачи, мы тут туристическую Мекку сделаем, все условия есть. Но помни: условия у меня еще остались.
-Ну, и жаба же ты, Иваныч! – сплюнул археолог.
-Ква! – и я засмеялся.

Да, и мне стало хорошо. Однако все равно мне что-то не давало покоя: вроде и Годзиллушка молчит, а все равно где-то свербит. Может, я с этого археолога содрал мало? Вон, ему и пятьсот тысяч не жалко, а у меня на карточке всего около пяти осталось. И кто же после всего из нас король: он или я? Эх, надо было миллион просить, а то аэропорт мне точно в самую что ни на есть круглую копеечку влетит. Да ладно, что-нибудь придумаем. Да и Тарас на что? Я тут за пару дней полмиллиона нашел, а он что, не найдет? Не верю я в это. Хохол, он такой: если не найдет, то хотя бы украдет. Главное, чтобы на благое дело, а за это только хвалить нужно.

-Так, Ильич, - остановил я археолога метров за тридцать до шатра, где вовсю оттягивались эти двое бездельников, наслаждавшихся местным фольклором, доносившимся из открытых дверей джипа. - Ты слишком много-то пока не болтай, а то, если раньше времени пронюхают, мы многое можем потерять. Сперва все задокументируй, как это положено в научном мире, заявку там подай, или как это называется. Все, чтобы комар носа не подточил. А пока скажи, что, мол, камни интересные, надо дальше копать, и – все. Пусть пока про акции кроме нас только Тарас знает: я тоже себе хочу прикупить, да денег пока нет. Займешь?

-А сколько тебе надо? – поморщился тот.
-Чем больше, тем лучше. Двести дашь?
-А не боишься? Вдруг на самом деле? Хотя не должно, - и заковырял землю тростью. – Хорошо, двести. Когда отдашь?

-Как только все задокументируешь, да к нам народ повалит: заложу свои акции в банке, и через пару месяцев обратно выкуплю. А насчет «боюсь» я вот что тебе скажу: народ вон и на Мальдивы да на Филиппины летает, а чем здесь хуже? Европейцам лететь даже ближе получится, а они денежку считать умеют. Поэтому первым делом – аэропорт для среднемагистральных самолетов, не потянуть нам пока взлетку для гигантов. Да и отели с ресторанами тоже за бесплатно никто строить не станет.

Но мы ведь один хрен построим, да, Ильич? И будем ну ооочень богатыми, а некоторые ученые – даже на весь мир знаменитые. Не зазнавайся только, а то привяжу тебя на ночь к твоему камню, а утром посмотрю, что с тобой будет. Ладно, извини за глупую шутку. А все семьсот перечисли туда, куда Тарас завтра скажет.

Несмотря на активное сопротивление Ильича и Ларисы, до последнего рыскавшей с сачком по окрестностям, через час мы отправились в столицу. Поскольку я никак не мог запомнить корявого названия города, решил его переименовать. Надо такое название придумать, чтобы было простое и звучное.

 Вот только какое? Не Нью – Васюки же ее называть, и не Санкт – Екатеринбург. А подобрать необходимо нечто такого – разэтакого: вот Аркаим, к примеру, звучит. Но он уже есть. Новое слово надо, новое. Односложное и оригинальное. Попробуем начать с ассоциаций.

Но в голову лезло только вроде «Вулкан – Полкан», да «Лесото – Болото». Да еще и внутренний голос попискивал ехидно: «Архипелаг Гулаг». Вновь закурив, я  уставился в окошко, игнорируя упорно навязываемое мне пиво. Может, в честь какого-нибудь героя или бога назвать?

Внутренний голос охотно подсказал вариант: «Владополисом» назови. А что? Тот же Александр Македонский сколько городов в свою честь назвал? Штук десять! А тут – всего один». Ох, тоска… Ладно, подумаем о наших, славянских, богах. Перун – как-то слишком устрашающе, и на Африку непохоже. Мокша – вроде ничего, но у нее уже своя земля есть.

Может, Ярило? Кстати, почему бы и нет? И коротко, и почти никому непонятно. Солнышко-то, оно ведь везде есть, и светит всем без разбора. Да и чем я сам (ха – ха) не солнышко? Вот пусть и будет город Солнца. А Фома Кампанелла сколь угодно долго может в своем гробу вертеться: я здесь натуральный рай построю. О двойственной природе творения он писал, видите ли! А у меня все будет в одном стакане, вот и посмотрим, кто из нас прав. И второго Фому неверующего, Мора, пусть с собой прихватит.

Опаньки! Тарас уже похозяиничать успел: на самом въезде в городок, которому было суждено настоящим городом, висела растяжка на русском: «Да здравствует русский царь!». Я от всей души захохотал: «Ну и подхалим!». Но да ладно: главное, чтобы много не воровал, а то живо Великому Гунаге отдам львам на корм. Нет, лучше – термитам.

А растяжку надо заменить: слишком уж неполиткорректно. Королей у нас много, могут и обидеться. Следующая растяжка порадовала меня больше: на ней, на сей раз на английском и на тарабарском, было написано: «Да здравствуют Великие короли Африки!». И, если первый плакат мои спутники, по всей видимости, с заднего сиденья просто разглядеть не успели, то к этому я привлек их внимание. Он пришелся им по душе, судя по довольному виду Великого:

-Хорошего ты премьера назначил, «Великий гыр – Быр – мыр – Рытхэу – Гунага»!
-А ты хорошего сына воспитал, о Великий правитель, - решил на всякий случай подольститься я.
-Вот Маша тебе наследника родит, сам его настоящим правителем сделаешь, - на подъезде к губернаторскому дому ответил лестью он на лесть.

Годзилла радостно взвыла: «А как же твой старший сын? Ты ему хоть что-то из своих странствий привез? Нет! Тогда зачем ты его рождал?». Гадина треклятая. И ведь, как всегда, она права, что обидно. «Может, чучело крокодила ему подарить?» - робко спросила глупая надежда. «Ага! А на спине написать «папа»!», - ехидно шепнула злобная рептилия. Уже за ужином, видя мое смурное настроение, Великий спросил. Вернее, констатировал:

-Вижу, ты чем-то огорчен: и ни кушаешь почти ничего, и не пьешь совсем. Что тебя тревожит? Расскажи, может, я чем помогу.

Я в ответ лишь невнятно замямлил про то, что я семье мало времени уделяю, и вообще, семьянин из меня ни к черту. Чушь и дребедень, корче, нес, пока кофе не кончился. Тут как нельзя кстати в столовую вошел бодрый Тарас. Даже не дав ему присесть за стол, я  на всякий случай оттащил его к угловому столику:

-Ты что такой радостный-то?
-Вот! – достал он свернутую в трубочку прессу из кармана. - Объявление о продаже акций нашего акционерного общества, завтра уже все прочитают!

-Хорошо, - отобрал я у него газетку. - Давай посмотрим. Так тут же на тарабарском! – вгляделся я в текст, - А вот это мелкое по-английски – это то же самое? Слово в слово?
-Да, сам проверял. И как?

-Хреново, премьер-министр, - и на самом деле осознал я, что хреново. - Сразу видно, что ты давно от нас уехал. Первую полосу дели пополам: сверху – про наш визит, о том, что на острова прибыли победители над агрессором и законные владельцы архипелага, наши рожи там напечатай, да заслуги покрасочнее распиши, мудрость, смелость, и всякое такое прочее. В конце еще припиши, что ты назначен их величествами на должность премьер-министра, и скоро все будет в шоколаде. И прямо под всем этим – реклама акционерного общества по строительству лучшего в Африке города – курорта под мудрым руководством правителей архипелага Ярило.

-Как?! – открыл премьер-министр в изумлении рот.
-Да не нравится мне название столицы, так что пусть будет Ярило. Солнышко по-нашему, по-славянски. Что, иль не нравится?
-Да нет, просто непривычно, - заморгал тот.

-Вот и привыкай. В рекламе еще укажи, что ты – член Совета директоров общества и доверенное лицо. Опиши прелести нового порта, аэродрома, посули волшебные дивиденды, а они будут, не сомневайся. Но через два – три года, раньше не надо. Так, ты счет в банке открыл? – продолжил допытываться я.

-Откуда?! Я и название-то фирмы еще не придумал! С тобой вот хотел посоветоваться, а ты тут пристаешь, - и опять перешел на украинский, описывая сложности здешнего законодательства.
-Так, - перебил я его словоизлияния, - контору называем «Ярило инвестмент», и нечего здесь мудрить. Прямо завтра же с утра бежишь, регистрируешь фирму, и открываешь счет в банке.

-Иваныч, а к чему такая спешка? – чуть не застонал он.
-Куй железо, пока горячо, - вернул я Тарасу верстку его белиберды. - Завтра даешь реквизиты – послезавтра получаешь на счет  деньги.

-Откуда?! И много? – навострился тот, словно почуяв запах сала.
-Семьсот евро. Для начала тебе хватит.

Тот разочарованно поник.
-Это ты чего? Это же миллион долларов, – толкнул я шутливо того в бок.
-Чего?! – вскинулся тот. - Какой миллион?!

-Обычный, с шестью ноликами. Я покупаю акций на двести тысяч евро, Ильич – на пятьсот. Но это пока между нами. Тихо, не дергайся: рыбу спугнешь. И улыбку свою дурацкую с лица убери. В России, куда я хочу улететь на праздники, наковыряю не меньше. Так что продавай акции, партиями, и пусть местные жители имеют приоритет: они тогда лучше работать начнут, да, и об этом тоже напиши. А кто не успел – тот опоздал.

Но если ты сам хотя бы полмиллиона не наковыряешь, пока я на родине, жди понижения в должности. Вплоть до дворника. И можешь продать свои последние трусы, но я тебе очень советую купить акции из первого транша. Сделай акцию по десять долларов, первая эмиссия – на пять миллионов. Итого, что мы имеем? Миллион уже, считай, есть, я бронирую еще два, итого два остается тебе. Если много, я возьму больше.

-Да нет, не много, – дрожащими пальцами прикурил он. - Поговорю с друзьями – знакомыми. У меня и яхтсмены – миллионеры из Америки есть, и дайверы из Европы, да много еще кто.

-Вот и славно, - ясным взором вглядывался я в туманное будущее. - Следующий выпуск начнем продавать уже по тридцать - пятьдесят, там посмотрим. Когда у нас строительство пойдет, я и вовсе боюсь, что деньги девать будет некуда. Так что срочно переделывай свою газету, с самого утра, да хоть сейчас открывай счет в долларах и евро, и за работу. А ее предстоит много.

Да, и чтобы было два ключа к Интернет – банку: один будет у тебя, другой – у меня. Усек? И хватит лоботрясничать: ищи менеджеров по строительству аэропортов да отелей, можешь хоть сам все эти строительные фирмы в Интернете просмотреть, да запросы направить. Не тяни: некогда. Все, я спать пошел, а то устал что-то, - и, чисто для проформы чапнув за общим столом элитного виски на сон грядущий, помахал всем рукой.

Но поспать мне не дали: только я начал раздеваться, заявился этот мелкий черный джинн, причем – не в бутылке, а с бутылкой:

-Влад, я видел, тебе выговориться надо. Ты сказал, что ты плохой семьянин. Говори, а я послушаю, - уверенно, как король, уселся Великий возле моей кровати.

Ну, не гнать же этого царя-батюшку, а в довесок еще и благодетеля! И я, отбросив сон и одеяло (дрянь, наверняка в Китае изготовлено!), вдумчиво принялся за повествование:

-Знаешь, Ваше Величество, сначала мы с женой жили душа в душу. Но это когда еще было… Начинали мы еще бедными студентами, потом я поступил в аспирантуру. Пить хочу. Есть что-нибудь? – король протянул мне тоник, достав его из-под стола. -  Вот тогда-то и начались первые проблемы: денег постоянно не хватало. А на дворе уже царила полная анархия: все воровали, сколько могли унести. Государственное имущество просто растаскивали: кто по кусочкам, кто – целыми кусками.

 А я так не умел, да и не хотел. Плесни, пожалуйста, - спустил я ноги на пол. - Это ничего, что я в трусах? Так вот: жена же, напротив, хотела, и усердно меня пилила: «Вон Васька Ликевич свое дело открыл, его  Ирка в мехах, да бриллиантах ходит. А Игореша, что за соседней с нами партой на семинарах сидел, так тот и вовсе завод купил. Я его тут недавно видела на такой крутой тачке! Красная вся, спортивная!».

А на все мои возражения, что я и после аспирантуры подрабатываю, из кожи вон лезу, чтобы семью обеспечить, она только фыркала: «Вот ты вроде умный, а – дурак! Кому теперь твой красный диплом нужен? Диссертация твоя никчемная? Засунь себе все это знаешь куда!». Тогда я пошел работать. С утра до вечера. Или же, точнее, от рассвета до заката. Сначала было все нормально: получал я порядочно, даже «БМВ» прикупил и квартиру сменил. Но потом родился сын, затрат прибавилось, да еще дефолт этот брякнул.

-Какой такой дефолт? Что это за зверь такой? – вежливо, почти что безразлично, спросил Великий, протягивая мне стакан.
-Как тебе объяснить? Вот в твоей стране валюта как называется? Извини, я не знаю, – попытался припомнить я, как выглядят купюры Або-Гуна.
-Доллары, - кивнул тот.

-Так вот: допустим, у тебя в кармане сто долларов осталось. Сегодня ты можешь, к примеру, купить на них пять бутылок виски, - растопырил я ладонь, затем убрал четыре пальца, -  а завтра – всего одну.
-Такого не бывает! – возмутился король.

-Еще как бывает, да и вас в Африке, я слышал, тоже в какой-то стране зарплаты триллионами выдают. Так вот: послезавтра становится еще хуже: все население только и делает, что мечется по магазинам и скупает, уже не обращая внимания на цены все, что осталось в продаже. Паника, понимаешь?

Вооот, - протянул я. - Потом нас всех уволили, фирма развалилась, новой работы нет, и я начал с горя пить. Пил всякую дрянь: и настойку (как по-английски «боярышник», я не знал) ягод, и еще что-то гадкое, но дешевое. Перебивался лишь случайными заработками. Тут жена и предложила развестись: «Не жена тебе я, мол, больше, не жена!».

После развода мне досталась лишь маленькая квартирка на окраине города, да ее цветы, из которых выжил один лишь кактус. Потом я нашел новую хорошую работу, купил новую квартиру, но кактус и другие горшки с погибшими цветами все же взял с собой. Быть может, в надежде, что появится новая хозяйка дома, и вновь зацветут цветы. А сына  я редко вижу, в основном только деньги посылаю, вот и все. Совесть мучает.

-Сын-то большой? – через минуту сочувственно спросил мой собеседник. Вернее – исповедник.
-Да уже выше тебя ростом. Глазом не успеешь моргнуть, как в армию заберут, если в институт вовремя не успеет поступить.

-И что? Армия – это же хорошо! - воодушевленно откликнулся тот. -  Только давай его в нашу, нам умные офицеры нужны.
-Ага, как же! – наверное, даже испугался я такой судьбы для сына. - Вон, когда у Гунаданы казарму разбомбили, ты даже и бровью не повел. У нас в армии, и то смертность меньше.

-Тогда давай его в этот, как его? – и король задумался. - А, в Кейптаунский университет определим. Это - где наш брат Гунадана учился. Как тебе моя идея? А принцу там никак не откажут. А уж будет он потом военным или нет – это ваши дела, вам решать.

Дерябнув еще немного виски, я все больше и больше начал склоняться к тому, чтобы принять его предложение. И от армии отмажется, и образование неплохое получит, друзей новых заведет, да белый свет повидает.

-Так что скажешь? – хитро прищурился старый интриган. (И как ему не жарко в шубе?). - Сын – твой, как была твоя воля, так она и осталась.
-Как тебе сказать? – терзало меня сомнение. - Наверное, сперва надо у него самого спросить, да с Африкой познакомить. А то он нигде дальше Средиземного моря и не был. Может, пока паспорт ему сделать?

-Паспорт – нет проблем! – радостно подлил в стакашки собеседник, - У тебя его фотография есть? Дату рождения помнишь?

Я, порывшись в портмоне, достал  улыбающуюся во все свои пока что белоснежные зубы карточку полугодичной давности:
-Такое сойдет?

-Конечно, - сравнил, видать, король мой бородатый оригинал с прототипом (че это я сказал-то?!). - Напиши на обороте полностью его имя и дату рождения, и уже завтра он будет гражданином Або-Гуна. Написал? Вот и хорошо, спокойной ночи и счастливых снов, - и, мягко прикрыв дверь, удалился восвояси.

Я же долго не мог уснуть, размышляя о дальнейшей судьбе сына: правильно я делаю или нет? Наконец, не выдержав, откинул простынь и стал искать свой новый паспорт. Как всегда, искомое лежало на самом дне сумки. Так, фотография – моя, данные указаны верно, даже подпись, и та моя. Хотя я нигде не расписывался. Наверное, сосканировали с моего загранпаспорта, да наложили, жулики. Интересно, а сыну они какую подпись нарисуют? Но да ладно, пора спать: утро вечера мудренее.

Утро было как утро: уже полседьмого, а все еще дрыхнут, сволочи. Наверняка вчера нализались до зеленых соплей, а тут работать надо. Растолкав спящего в обнимку с какой-то (симпатичная, сволочь, вполне одобряю вкус хозяина) черненькой девицей, губернатора, приказал немедля ему будить остальных: самому с утра слушать матюги абсолютно нет желания.

Первым делом направился в душ. И кто его изобрел? Вот кому надо Нобелевскую премию за мир давать, а не всяким там Горбачевым с Обамами: мир в душе воцарился почти сразу. Правда, одновременно возникли ассоциации со слезами матерей и с кустиками возле пивнушки, но я к таким превращениям мысли давно привык. Если уж начистоту, то по-моему, на этом свете нет ничего, что тем или иным образом не вызывало бы у меня дурных мыслей.


В столовой меня ждало разочарование: ни – ко – го! Ну, просто никого! Разве что негр с полотенцем через руку, да губернатор, который тоже не в счет:
-Где остальные? – нахмурился я.

-Они не хотят просыпаться, Ваше Величество, - наконец-то додумался поклониться губернатор. - Я стучал, они не открывают.
-Мать – перемать! – выругался по-русски я. - Не умеешь работать – не берись! Или увольняйся к чертовой бабушке!

В первую очередь от меня влетело опухшему с похмелья Тарасу. Мне не хотелось жалеть никого, даже Великого Гунагу, хотя он вроде и совсем не при чем. Но – пришлось, чисто для порядка. В итоге через пятнадцать минут все были в сборе. Нехотя пережевывая завтрак, я объявил:

-Сейчас едем смотреть острова. Кто со мной? Тебя, Кунак, я не спрашиваю, никуда ты от меня не денешься. Впрочем, как и ты, губернатор. А вот ты, Тарас, что до сих пор здесь делаешь?! – прикрикнул я на того (бедолага, аж ролл на пол уронил). - Память отшибло?! Быстро беги, и делай, как договаривались. Затем помогаешь Володе в организации экспедиции. Двадцать человек с инструментами и провиантом. Будут проколы – самого копать заставлю. Но сперва – Ярило. Ты все еще здесь?!

Эх, господа! Все-таки своя яхта – это хорошо: никто, пока плывешь по морю, не мешает. Кхм, дальше: вокруг дышит – колышется океан, чайки там всякие летают. Кричат, правда, противненько, но это одно, отдельно взятое, вполне было бы терпимо.

А тут Кунак еще этот все время из себя капитана изображает: большую часть времени только и делает, что в бинокль пялится. И так целых два дня. И не говорите мне, что это – великолепно, что это – незабываемое путешествие, я вульгарно, вплоть до матерщины, глобально устал от этого вполне локального процесса.

 Я по очереди перезнакомился со всеми здешними старейшинами, обменялся с ними всевозможными сувенирами, обрисовывал им радужнее будущее и агитировал народ участвовать в будущем процветании островов, и потел. Россияне, блин, вы даже не ведаете, что значит «потел»!

Но я – потел, поскольку болел. И хрен бы с ним, если бы я страдал только лишь от температуры: я напрочь не хотел себя видеть в зеркале. А по утрам – напяливать на себя шубу с орденами. Хорошо хоть, ритуальную маску не надо было одевать. Не хотелось мне под конец путешествия ничего, короче, и порой я просто сидел с кислой миной за столом, надувая для важности щеки.
 
Но тем не менее многие, и не обязательно из числа влиятельных особ, интересовались, куда нести деньги. Я равнодушно кивал им на губернатора: пусть пока бухгалтерией позанимается, не все ему под себя грести, пора и на дядю поработать. Короче, в общем и целом, как острова, так и островитяне мне понравились: мелкий мягкий песочек, совершенно безопасные джунгли безо всяких там зубастых хищников, и, наконец, сами аборигены абсолютно безо всяких комплексов.

Повторяю: безо всяких! Мне даже слегка неудобно стало, когда мы, любуясь закатом, с Куначком стояли возле пирса, а под пирсом… И такое безобразие у них, оказывается, на каждом шагу, под какую пальму ни плюнь. (Шучу, плевать надо под каждую третью). Забавно, разумеется, но все же это мне уже слегка приелось, домой я хочу. Хоть на недельку – другую, хотя бы на праздники, но – домой!

Убедившись в столице, где уже и вывеску перед въездом сменили, что все идет по плану, и что даже деньги уже находятся на расчетном счете, самостоятельно с него оплатил свою первую командировку до дома: незачем свою личную  карточку потрошить, когда на счету уже больше миллиона. Затем, утвердив стратегический план строительства, собрался на материк. Естественно, со мной увязались двое Гунаг: старый, да малый.

Устал я от Африки, честное слово, устал. А вот Африка, похоже, наоборот: в аэропорту меня провожала целая толпа «нопасарановцев», возглавляемая королями и колдунами. Дурдом на самом высоком уровне, одним словом. Напоследок Великий Гунага сунул мне в руки паспорт на имя сына и открытую для обозрения коробочку с восьмиконечной медалькой:

-Это тоже ему, пусть носит, и думает о своей второй родине. Мы вас ждем.
-Ждите, - без особого желания вернуться принял я от того подношение.
«Ждите, и дождетесь!» - тут же восторженно подхватила Годзилла.   

Дмитрий Криушов

АзъАртъ


                Лукавство не удел излишних
А промысел Господень
Просто так


               


Меня никогда не удивляло встречное желание, мне казалось (и не зря), что тогда я касаюсь незримости, жадности и жалости. Ну, а потом – отчего-то мне всегда хотелось петь «Lament». Была такая песня. И зачем они ее спели? Явно не для меня… Или же правильнее сказать: « За что?».

Вообще-то я полагаю, что человек глуп, пока мыслит. Поверьте – мне это хорошо известно, хотя… Хотя что может быть в этом хорошего? Так вот, я сейчас вам расскажу одну историю. Впрочем, история никогда не бывает одной, поскольку одна история слишком добра к другим, а люди – не очень.
Воот…

                1. Я попробовал заснуть.


Ну, люблю я что-нибудь попробовать, и ничего с этим не поделаешь. И неважно, в первый раз это творится со мной, иль в  сотый. Отчего? Оттого, что по вечерам мне порой кажется, что я уже давно сплю, когда смотрю в свой потемневший от сумерек потолок. Причем – именно «в свой», а не «на свой», и будто бы пытаюсь вытащить из его серовато – белесой нутрянки нечто самое важное для очередного грядущего дня.

Вот ведь какая дрянь мне лезет без спроса каждый вечер в голову (прошу прощения, но я надеюсь, что не мне одному). Сразу предупреждаю: на момент написания этих строк я еще жив, и, следовательно, будет продолжение, хотя возможно, с самим сном и не связанное. Как обычно, сон пришел не сразу: мешали комары и соседи. Вы, конечно, понимаете, почему мешали комары, но вот соседи… Ну да ладно, о них, дражайших моих, попозже.

А попозже было утро. Мягко говоря, я это время суток недолюбливаю (и, полагаю, хоть кто-нибудь со мной, да  солидарен). Утром тоже были комары. И когда они спят, гады кусачие? Специально ждут, что ли, когда я на работу пойду?

Зато у соседей вроде бы уже тоже  все тихо. «Спят, сволочи», - промелькнуло в озлобленном пробуждением разуме, и он ладонью прихлопнул, как комара, злобно верещащего монстра, тренькающего возле самого уха. Пожалуй, после комаров эти механические чудовища, что до поры до времени таятся у нас на прикроватных тумбочках, менее всего мне симпатичны.

Интересно, если в суд по правам человека, нет! - Человека (с большой буквы) подать претензию на этих не совсем гуманных производителей будильников, что им за это будет? Я уже просто ликую, поскольку и судьям тоже наверняка лень вставать в такую рань. И чтобы там не случилось, я однозначно буду на стороне самых суровых из судей. А случилось вот что…

               
                2. Отображение.


Как всегда, утром я себя в зеркале не узнал. Я был глубоко несчастлив внутри, но вполне счастлив снаружи, несмотря на свой давно уже не детский возраст. Тьфу, до чего противно! Интересно, как такой диссонанс может отразиться на моей психике? И тут я решил проверить ее одним незамысловатым образом. И что бы вы думали? Мне не удалось найти даже тени сомнения на своей бреющейся физиономии!

Она просто жила вне меня, невзирая на свою принадлежность, задокументированную в паспорте! Тогда мне стало настолько обидно, и я перестал бриться ей назло, оставив пол-лица заросшим щетиной. А ведь это было еще утро… Да, вот еще что: я до сих пор горд тем, что на работу приперся именно в таком виде (ха - ха, а я ведь – простой бухгалтер). Мой шеф даже дыхнуть не попросил, он не дурак: возможно, ему просто  стало интересно, что будет дальше.

А дальше… Дальше было еще интересней. Вам еще не надоело? Ну, тогда  ладно. Сначала, перед шефом, меня увидела секретарша. Как вам сказать, ниче такая… С фигуркой, симпатичная. Но я к ней как-то равнодушен: не в моем она вкусе, а это - приговор. Может, феромоны у нас с ней не совпадают, и леший с ними, с этими феромонами. Так вот, она мне прямо с порога сказала, чтоб я лучше пошел куда подальше  и проспался. Но я  до сих пор не уверен, что в ее глазах я видел именно свое истинное отражение.

                3. Бездельник.


Я надеюсь, вы уже поняли, что, увидев меня, директор меня обидно обозвал. Меня! И кем?! Бездельником и разгильдяем, вот кем. И что тут во мне такого? Подумаешь, пол-лица не брито! Некоторые вон и вовсе с бородами ходят, и ничего… Даже портреты с них рисуют.

Кстати, о бездельниках: в этот день мне пришлось работать за двоих. Как говорится «между нами, девочками» - но эта сволочь вчера была на каком-то дне рождения или где-то там еще, хорошо хоть, что позвонила, предупредила. Вот такие пироги с котятами. Мне не хотелось бы говорить о своей соседке что-нибудь негативное, но, поверьте, иногда хочется пожаловаться.

День тянулся так долго (для человека, которому не только коллегам, но и посетителям со своей полубритостью показываться уже стыдно), и так быстро (ведь, когда работаешь за двоих, время тоже, наверное, бежит в два раза быстрее), что я устал. Мне жутко хотелось есть и зарплату. Точнее – в обратном порядке, но до зарплаты еще как до Луны пешкодралом.

Вот и вечер. Вот туточки мы слегка и остановимся. Ну, представьте себе: идет (по Карлсону), «мужчина в самом расцвете сил», а навстречу – ОНА! А я взял и прошел мимо, бездельник! Прав мой шеф, ой как прав.



                4. Тот же вечер.


Эта встреча испортила мне настроение напрочь. Вы знаете, что такое «напрочь»? Я-то точно не знаю, но тогда, тогда я почувствовал это всей кожей, всеми ее мурашками, и вот теперь стою, смотрю, дышу, да проще сказать, - просто глазею и грущу. Напрочь.

Нехорошо, конечно, но меня взяла злость на весь женский род: и на свою соседку-прогульщицу, и на эту очаровашку, которая на меня даже и не взглянула.
Опустив голову, чтобы больше не смотреть на женщин, пошел дальше.

                5. Как же без нормального вечера?

Я шел домой в окрыленном состоянии. Если вы считаете, что окрыленность – это только в позитивном смысле, то вы глубоко заблуждаетесь. Окрыленность – это состояние, при котором реальность теряет свои свойства. И не имеет значения, в плюс или в минус. У меня тогда был минус.

Но мне повезло: когда я покупал в супермаркете пиво, передо мной оказались двое немцев, которые по-русски и «мама» - то сказать были не в состоянии. Ну, не то чтобы, что они были совсем того, но… Так, лучше скажем, это был еще промежуточный этап. Да еще и  по-немецки. Естественно, кассирша ничего не понимала, ни на их ломаном английском, ни тем более на чисто нетрезвом немецком.

 Я тут весь в печали, которую надо срочно залить. А они – мешают, стоят возле кассы и бормочут, фашисты. Пришлось переводить мне. И, прошу вас, только не смейтесь: одного звали Гансом, а другого – Фрицем. Я прятал улыбку как только мог, но все-таки мы умудрились подружиться. Я их отвел в мой заветный дворик, а что еще немаловажно – мы захватили с собой из супермаркета дармовых буклетов, чтоб на них сидеть, и потом весь оставшийся вечер зачем-то говорили по-немецки. Хотя: на каком еще языке нам было разговаривать?


                6.Ночь.

Я забыл купить пластинки для фумигатора. Во всем виноваты немцы.

                7.Утро туманное.


Интересно, чистил я вчера зубы или нет? И если нет, то чем? Ооо, блин, что-то с утра с логикой у меня слегка неладно…
Так… Надо постараться найти доказательство моего вчерашнего пребывания в центре моих же событий. Эге: эта сволочь вчера была… Ой, блин, вспомнил, точно – Фриц! И как их до сих пор такими именами называют?! И где ж его визитка? Он же вроде бы мне ее давал, поищем в кармашках. Так, и что тут у нас  написано? Ууу, елки, как все запущено – то: Fleischhauer (словарь дает как устаревшее, современное Fleischer - мясник). Блин, может лучше ему  не звонить?


                8. Днем.


Суббота. Все-таки позвонил. Интересно, сколько за роуминг сдерут? Привожу разговор почти что в оригинале (полностью не помню). Не… все же лучше в переводе:

- Привет, Фриц!
- Привет (недоуменно) .
- Это я!
- Ну, я рад тебя слышать!

Естественно, я понимаю, что он не понимает. А мне хочется завершить вчерашний спор. О чем? О простом, насущном. Опаньки! Вспомнил! Мне же Ганс вчера бутылку продул, и я немедленно, и, так знаете, строго, заявляю:

 – Где эта редиска Ганс? И где мой выигрыш?

В ответ лишь гудки.
Обиделся.
Сам дурак. Остался без бутылки.
Ох, как хорошо, что сегодня не на работу.

- Знаешь, - сказал я себе, - давай, сходим в зоопарк!
- Мысль свежа… - ответил внутренний голос, а потом добавил, - там и Фрица встретишь!

В общем, в зоопарк я так и не пошел. Бесцельно бродил по городу, заглядываясь на девчонок, и сетуя на друзей-товарищей: кто на дачу уехал, да меня не пригласил, а кто семьей оброс до такой степени, что порой даже про мой день рождения забывает.

                9.Еще солнце не зашло.

Блин, после этих немцев уже все русские слова из головы вылетели! Не удивляйтесь только, но порой и мужчины тоже покупают бананы. Это было возле продуктовой палатки.

- Мне точно не везет, – нудел  мне возле уха первый внутренний голос.
- Мне точно сегодня не везет, - отвечал оптимистично мне второй.

И тут вмешался третий:

- Мужик, дай закурить!

Банально, да? Но знаете, с такой мордой, как у него, и с такой фигурой, как у меня, поневоле курить начнешь. Если жить, конечно, хочешь.

                10. Затворничество.

Вообще-то я люблю гостей. Но сегодня… сегодня мне что-то не хочется… Не хочу никого обижать, но это немного маняще – побыть один на один со своим  одиночеством.

Мне стыдно и смешно признаться, но домой я вернулся с уже вполне назревшим фингалом. Ну,  недооценивают меня порой люди. «Хорошо», - пытаюсь успокоить я себя, - «если тебя начальник уволит, синяк все равно пройдет. И – радуйся». Но радоваться не получилось, по крайней мере, в одиночку. Я вам уже говорил про соседа? Странная личность мой сосед, скажу я вам. Хуже меня. Вот я, к примеру, со своим ящиком пива к соседу никак бы не пошел, а этот взял – купил – донес – пришел – и денег не спросил! Несправедливо…

                11.Для Прокопьевича.

Мне, вообще-то, Прокопьевич не очень-то и нравится, но он прознал, что графоманы тоже люди. Откуда? Приходится писать и про него. Вот только представьте себе: за полтинник, но не лысый, глаз хитрый, но не умный, и при всем при этом – длинный язык! Ну, и как после этого про него не написать?

Я полагаю, что Прокопьевич, вообще-то настоящий, подлинный Симбиоз. С большой буквы. Вы полагаете, что я шучу? Нисколько! Вот послушайте, что я вчера от него услышал:

- Аллёоооо! Тьфу, да я не тебе звоню!

Как догадался? – я ведь и слова еще ему не сказал, бедолаге. Но это еще далеко не все. К моему великому сожалению, он служил в ГСВГ (кто не знает, что это такое – загляните в Интернет). Городишко назывался Эберсвальде, самое подходящее название, нечего сказать!

И немцы все-таки придумали, как испортить мне жизнь – они подарили ему губную гармошку! С тех пор (или же, по крайней мере, сколько я его знаю), Прокопьевич со своим изумительным слухом и потрясающим чувством юмора на всех праздниках и днях рождения играет нам то, от чего, - вы не поверите! – русские люди торопятся допить поскорее водку, лишь бы этого не слушать! Вот такой у нас Прокопьевич!

12.Выходной.

Я умудрился отпроситься с работы. Вы полагаете, что это не праздник? Еще какой праздник! Вообще-то, я просто ничего не хотел делать, но меня заставила сама судьба: кран течь начал. А сантехник вечером не хотел приходить бесплатно. И днем, конечно, тоже, но днем – дешевле. Вот я и решил: отпрошусь, отосплюсь, ото….

Сантехник пришел. Классический вариант. Слегка нетрезв, слегка небрит (впрочем, директор мне приказал побрить вторую часть лица, сейчас я не брею первую). Вот… И денег не спросил. Взял, и настроение испортил.

                13. Шеф.


Да, независтливый я человек, что ж уж делать? Но: я завидую своему шефу. Представьте себе коттедж (ну и леший с ним, с коттеджем), но внутри - изразцовая печь. Елки-палки! Ведь красиво же, на самом-то деле! Наверное, так и надо, чтобы у моего шефа такое было. На вид он – директор как директор, коттедж у него - как коттедж, но – печь… Если бы вы ее видели, вы бы меня однозначно поняли.

После моей не слишком обременительной травмы прошла уже неделя. Зачем прошла? Мне директор все-таки разрешил носить бороду, но только целую. Хотя…? Мне интересно, вот если целую бороду отрастить до пояса, что он бы мне на нее сказал? И я решил попробовать. Признаюсь, скучно мне в этой бухгалтерии, не поймите превратно. Да и бриться тоже лень. Так что пусть себе растет.

14.Я горжусь комарами.

Мне эта мысль пришла внезапно, впрочем, как и все остальные мысли. Поясню: по-моему, если у человека в голове лишь одна мысль, то, наверняка, он болен. А если сразу несколько, то он болен на всю голову. С вами такое случалось? В это смысле я – просто рецидивист. Хотя… Какой-то недоделанный, что ли. Как-то, признаюсь, пытался посчитать, сколько мыслей у меня в голове крутятся одновременно, насчитал что-то около восьми. Устал…

Так, вернемся все же к нашим комарам. Хотя это и мошек касается, и прочей кровососущей мелочи. Я в детстве не знал, что они, оказывается, питаются не только кровью. Потом, почитав всякие умные книжки и поразмышляв над этим, понял, что не все книжки врут. В той книге было сказано, что эти сволочи (опять жужжит над ухом, гад!), вполне могут питаться всякой там травкой-муравкой, цветочками, короче говоря, вести себя как приличные пчелы: мы тебя не трогаем, и ты нас не трогай.

Теперь подойдем к сути вопроса: ведь та же пчела, ужалив, умирает, но – умирает, чтобы защитить свой улей, свою семью. Ее вполне можно, и даже нужно понять и  простить. А комар… Это – совсем другая песня. Звонкая. Даже, я сказал бы, звенящая. Наверное, и тишина, если она полная, тоже так называется.

Где же тут логика: ты можешь спокойно, без риска для жизни, кушать травку, иметь семью, детей, какой-никакой дом (хотя не знаю, какой дом может быть у комара, только надеюсь, что дом этот – не мой). Так ведь нет, все неймется ему, надо кровушки отведать, удаль богатырскую показать… Вот поэтому я и горжусь комарами.

15.Запах.


С утра, (правда, оно у меня начинается часов в 11) я пошел в библиотеку. Вот уж точно не знаю – зачем? У меня дома книг вон еще сколько пылится недопрочитанных. Это в смысле – которые либо недопрочитал, либо недопонял, или, возможно, недовоспринял. Хотя, конечно, это дело – ну, уж нет! – не вкуса, - это дело умопостроения, или как сейчас говорят, менталитета. А ведь хорошее слово менталитетом не назовут. И с что ругаться?

Да, теперь перейдем к примерам: кто-то может читать Волошина с Гумилевым часами, а я вот до сих пор не понимаю Северянина… И перечитывать не тянет. Кстати, мой самый отвратительный писатель, несомненно, Достоевский. «Отвратительный» - в самом душевном смысле этого слова. От - вращать. Отвращать от зла, от всего ненужного, низкого и безрассудного (я полагаю, Федор Михалыч написал бы «БЕСрассудного»).

Я зашел в библиотеку, где вроде бы все знакомо, хотя давненько и не бывал. Вот и пальмочка моя любимая стоит, лапки свои длинные развесила. Кстати,  когда я впервые ее увидел, лет этак двадцать назад, мечтал, что дома, когда он у меня будет, тоже будет пальма расти. Сбылась мечта. На все сто. Но почему-то моя пальма меня не сильно волнует, как вот эта, что в библиотеке.

 Хотя…я ведь пришел сюда не из-за пальмы, я пришел из-за запаха. Люблю я запах книг, и ничего не могу с собой поделать. Запах бумаги, типографской краски, чернил, да, пожалуй еще, запах сотен и сотен рук, прикасавшихся к этим книгам. Что может быть прекраснее? Знаете: есть такой термин «намоленная икона»? А тут – начитанная книга. Пусть порой и зачитанная до дыр, но она уже – как подарок от всего сердца предыдущих читателей последующим. Ну ладно, мне пора, я книжки глазами нюхать пошел.

16.Магазин.

Вечером я по-настоящему понял, что лето кончается. Воспринял мужественно, но на женщин особенно не заглядывался. Поэтому решил срочно заняться спортом. К примеру, купить лыжи. Благо, вот он – магазин. И кредитка в кармане. Зашел…

И зачем я сюда зашел? Горные – слишком дорого, беговые, эх, ладно, куплю такие. Да! Были ж времена, когда и креплений не надо было покупать! Всунул валенок в ремешок, и кати себе! А сейчас мне суют под нос всякие там крепления, как будто я в них что-то понимаю. Я купил желтенькие, ну прям как женщина! Зачем? – Не знаю, зато блестит. Или я - сорока?   

  Осчастливленный покупкой, я с лыжами и креплениями потопал до дома. К превеликому огорчению, пошел не только я, но и дождь. Та еще картина: мужик идет с лыжами под дождем! Вымок весь, как цуцик. Кстати, если кто знает, что значит «цуцик», позвоните, мне интересно. Пришел домой, вытер мокрые от дождя лыжи и вдруг понял, что никакого спортсмена из меня не получится: лыжные палки-то в комплект не входили! Представьте себе мое отчаянье: идти опять под дождь – неохота, а завтра – точно передумаю. А там  и зима пройдет.

17.День на день не приходится.

Сегодня мне приснилось, ой! - точнее, - сегоночью, что моего соседа опять выгнала жена. К моей превеликой радости. Думал: ну, наконец-то он от нее отделался. Но оказалось, что не тут-то было. Он вернулся. Блин. Зачем? Чтобы мне приснилось, что его выгнали во второй раз? Ха! Нужны ему мои сны! И тут у меня появилась идея: поскольку ему мои сны не нужны, то, быть может, он нужен моим снам? Бред, конечно, но, чем черт не шутит, тем более, если он соседский? Был бы свой… Уж он-то тому показал! Я уверен, свой – он весь в меня! Только я – безрогий. Надеюсь. А! -  и бесхвостый! Почти.

Хмм… А вообще-то это мысль. Ведь были же схватки гладиаторов с гладиаторами, терминаторов с терминаторами. А у нас, на лестничной площадке, чертинаторы с чертинаторами! Ух! Аж дух захватывает! Вот вы бы, например, на какого бы поставили? Я даже представил себе: мой – слегка темноватый, серебристый, но с рыжинкой. Блин, опять голый. Хвост распущен, рога расставлены, глаза косые! Лепота!

И его – хмырь недоупитанный, посудите сами – ручки трясутся, рожки кривятся, - и как же ему моего не бояться? И сидим мы с моим соседом на ступеньках, а наши черти рядом, и никто драться не хочет. Видать, решили дружить семьями. А я что, против? Лишь бы не размножались, а если что, то в другом месте.

Вернемся к началу. Нет, не сна, не дня, а того факта, от которого не отделаешься и не откупишься. Факты – они не менты. Ведь что из них первичнее? То-то же!

17.Ночь на ночь.

Который раз смотрю в потолок одним глазом. Может, это мой организм так  энергию экономит: на самом деле, зачем в темноту смотреть двумя глазами? Он умный, мой организм. Но - недальновидный. Я только что такой сон видел! Ууууу! Там были соседи, черти, … Прошу прощения, у меня с грамотностью всегда было плохо. Где и какие ставить знаки препинания, чтоб вы не восприняли, что черти – это не совсем соседи.

Ладно, разберетесь. Или это орфография? А, один черт, что сосед, что орфография с пунктуацией вкупе. Одно недоразумение. (Если кто не понял, это русский язык так называется). Вот эстонский, я полагаю, гораздо проще. Пока скажешь «Привет!», твой собеседник уже спит. Причем, без храпа, так ему страшно. Сами подумайте, это как бомба: «Приииииивеееееееет!» Уже страшно? Вот и я так думал, пока не встретил настоящего эстонца.

Это тоже было ночью. Он был похож на негра. Хотя, возможно, я для него –тоже. Мы так резко шарахнулись друг от друга, что чуть не выронили пиво. Это нас и познакомило. Ведь этот полубожественный напиток есть смесь огня и выдержки, расчета и принципиальной беспринципности. Ну и т.д…..

Может быть, конечно, это был не совсем эстонец, а лишь частично, - думалось мне спросонок, - Бывают же карелы, латыши, эрзя, финны наконец (впрочем, в хоккей они играют лучше, чем эстонцы). Он меня уж очень долго убаюкивал своим тягучим псевдоанглийским.

 Пожалуй, это невозможно передать: когда он произносил дежурные фразы, у меня автоматически тоже открывался рот, но я уже забывал, о чем он спрашивает, когда я его закрывал. Наверное, он подумал, что финн – это я, и как говорится, ушел, не попрощавшись. Может, это был англичанин, и он обиделся, но, чтобы не обижать финна, вежливо ушел, это именно  я ничего не понял? Странные они, англичане.

Когда я окончательно проснулся, то вдруг понял, что это был не совсем сон. Вернее, это был сон, но на прикроватной тумбочке лежала визитка: Торговый представитель республики Або-Гуна в Российской Федерации такой-то (если перевести с английского). У меня сразу отлегло от сердца. Значит, все-таки негр, и мне ничего не привиделось. Но! – чего уж тут легче! – мы же с ним даже не познакомились. Вроде.

Осторожно прошлепамши в соседнюю комнату, обнаружил там тело. Нет, скорее – тельце. Оно было маленькое, как говорят, «метр с кепкой», и нагло спало, укрывшись с головой на диване перед включенным, но без звука, телевизором. Скудоумно поскрипев мозгами, я, полагаясь на интуицию, вернулся в спальню и прочитал на визитке далее: (блин, ниче не понятно, ну хорошо, есть ориентир – с большой буквы написано «Гунага»). Я решил, пусть будет «Кунак».

                18.Кунак.

Тихо повздыхав и памятуя о том, - сверившись с часами, - что сегодня рабочий день,  я все же решил вздремнуть еще часок. Потом очнулся: кто-то чем-то брякает. Сволочь! На этот раз оба глаза открылись почти одновременно. И – тишина…- В ушах и мозгах!

 Я не дома. Где я? Осторожно поднимаясь, опять замечаю визитку на тумбочке. Не моя, блин! Ни тумбочка, ни визитка. Ни квартира. Вот, влип. Ладно, как говаривал Карлсон: «спокойствие, только спокойствие!» Тихо одемшись, как ни в чем не бывало, иду на запах, на кухню. Стоит негритосик, ростику небольшого, но бородатый. Внутренне сжавшись, я говорю – «Кунака?». Он в ответ качает головой и довольно-таки внятно произносит «Гим – Зым – Жим – Гунага». «Кунак? Гунага?» - с тайной надеждою спрашиваю я. Тот морщится: мол, что с вас, белых, взять. Устало говорит – «Гунага».

Я б тоже его понял: наследный принц, 52 года (это я узнал потом), а ему какой-то белый говорит, что он не Кыш – Мыш – Пыш – Гунага, а просто Гунага. Обидно, да?

Кстати, надо посмотреться в зеркало, может после вчерашнего я уже и не белый вовсе? Забыв про все языки, кроме языка жестов, я медленно показал себе между ног спереди, потом сзади. Что тут началось! До меня не сразу дошло, что его так возмутило. Путая слова, видимо, своего родного языка, он начал кричать, причем довольно громко. Настолько громко, что у меня разболелась голова, хотя ее возможностей еще хватило на то, чтобы подумать: «А как у него самого-то голова не трещит?».

 Но она у него тоже трещала. Угомонился, гад. Не доверяя больше рукам и языку жестов вообще, я прохрипел: «Toilet», и все-таки не удержался, показал спереди и сзади. Пусть поймет, скотина, какой же он дурак. Он понял. Я впервые увидел, что негры тоже краснеют. Ну да ладно. Я протянул ему руку и сказал: «Влад». Он долго смотрел мне в глаза и, протянув руку, произнес задумчиво: «Кунак». Вот так… Уел он меня.
 
19.Полуутрие.

Все-таки счастливый народ эти негры. Вот я, к примеру, на работу уже опоздал, а ему – хоть бы хны. Никуда, сволочь черномазая, не торопится. Да и куда ему торопиться?

Подумав, Кунак выставил на стол пару пива и холодец. Нет, я понимаю – заначка – дело святое, но что негру нужно от холодца? Мы неторопливо это оприходовали, и Кунак наконец-то показал мне дорогу в туалет и ванную. Странно, я и не заметил, что он уже и помылся и, возможно, даже зубы почистил. Я загрустил. Цивилизация, блин. Рассея, мать ее.

Через полминуты он меня вообще опустил ниже плинтуса. С довольной мордой притащил мне халат, полотенце, зубную щетку и зачем-то шампунь. Новый, запечатанный, хотя шампунь возле ванны уже стоял. Или что, для его кудряшек и моих рыжашек один и тот же шампунь не подходит? Хорошо, что ванная комната была с окном.

У меня дома – без окна. Я хоть тут примерно смог определить, где я нахожусь. Сердце возликовало: «Ирония судьбы – must die!». Я – в родном городе. Это утешило, ведь эта морда за столом на мои вопросы только хмыкала и ручками махала. Ладно, отольются кошке мышкины слезки. Тщательно помывшись, причем не без чувства мстительности, его шампунем, вытершись его полотенцем, одев его халат, я вдруг пожалел, что не попросил у него трусы. Было бы забавно.

Хотя, впрочем, его трусы на меня вряд ли бы налезли. И вдруг! – меня как током дернуло! – ну какой же я дурак! Финны – онни же растягивают гласные и согласные, а этот только гласные, как москвич. Филолух я! Утешало только одно: во-первых, я нашел одноразовые станки (буду спрашивать разрешенья, как же!), и – второе: рожа у меня была, вопреки опасениям, не черная, а красная, что, несомненно, гораздо лучше.

20.Послеутрие.

Кунак категорически отказывался объяснить, как я оказался у него дома. А, забыл еще сказать, что это какая-то съемная квартира, но, по-моему, очень приличного класса, с полной, абсолютно новой обстановкой. Зато он мне так подробно и так протяжно начал повествовать историю своего рода, его страны, причины появления в нашем городе, что я начал нервно поглядывать на часы и на сотовый телефон. Кунак спросил неожиданно, прямо в лоб (я не ожидал, что это у них так принято) – «Я тебе надоел?».

Поаплодируйте мне: я просто сказал ему, что где-то через два часа я буду уволен с работы. Он заморгал, задумался. Молодец. Встал, прошелся, вышел, пошуршал минут пять - десять и – вышел! Блин! В бабочке, в костюме «Не-знаю-от-кого» и говорит: «Сейчас мы едем к твоему шефу и я говорю, что делаю тебя своим торговым представителем. ОК?» Оторопев, решаюсь задать еще один дурацкий вопрос: «А запах?»

21.Маленький балаган.

Все-таки Кунак – не дурак. Оценив ситуацию, он вернулся в комнату, вновь пошуршал там какое-то время, и вернулся – да простят меня Боги, и ты – Господи, прости – уж чего я из спиртного не видел, не пробовал, но это было нечто. Кто не видел, тому не понять. Кто видел, тому не стоит и рассказывать. Где эти негры столько денег берут на такую дороговизну?!

 Пока я любовался столь уникальным предметом далеко не первой необходимости, коротышка притащил мне штук пять-шесть галстуков (на мой выбор). Честно говоря, мне было все равно, на каком из них мне вешаться, но учитывая презент (такой!) моему шефу от негритосского гостя, я выбрал наиболее нейтральный вариант: как вам понравится галстук огненно-красный, с черным черти-каким (прости Господи) орнаментом? Я выбрал его.

Все-таки Кунака правильный мужик. Надо будет спросить, чё он без бабы живет. Но да это потом. Перед выездом в офис он достал еще по пивку, мы выпили, покурили и – если я поехал сдаваться, он поехал, так сказать, презентоваться. Но! – что удивительно! – ведь чурбан чурбаном, а цветы для секретарши купил. И не дешевые. Лучше бы мне подарил. А я – ЕЙ. Той, что мимо меня прошла.

В офисе нас встретили с легким недоумением. Я – при галстуке, а со мной негр-недорослик в бабочке и с цветами. Тут же сунул их (я показал украдкой пальцем) секретарше, и хлопает ее по попе. Я оторопел. Пунцовая, та взглянула на дверь шефа. Наглая негритяка, невзирая на мои шаманские жесты, поманил меня рукой, и вошел к шефу в кабинет, торжественно доставая свой треклятый столетний презент.

Я вошел следом. В прострации и при галстуке. Шеф в полном обалдении только вытаращил глаза, и оттого просто указал нам на стулья. Кунак, не мешкая, представился: «Гопри – Топри – Мыр - …» дальше вы знаете. И протягивает визитку одной рукой. Другой – коньяк. «Друзьба», - нет, «Дужбба» или «Дудьба» - говорит он. Научился, блин. Мой шеф заворожено глядит на меня, на него, на коньяк и – спохватывается.

- Юлечка! Принесите нам, пожалуйста, лимончику и что-нибудь к столу.

Это он, сволочь, опасается, что мой негритос по-русски понимает, а так бы рявкнул: «Быстро сюда! Видишь, чё надо? – Так быстро отсюда и опять сюда с тем, чё надо!» Боится, гад, выгоду потерять. Юлечка прибежала быстро. Еще бы! С ее-то талией, да за такую зарплату! Но, видимо, шефу что талия, что секретарша нравится. Их дело.

Все-таки русские умнее негров. Шеф сказал, что хотел бы угостить дорогого гостя лично. Подошел к бару, поставил туда столетний подарок и достал обычный «XO». Нет, для меня, конечно, и это выше крыши, но – все же забавно. Забавно было и следующее: Кунак взял предложенную (целую) бутылку коньяку и предложил следующий тост (мы сидим, ничё не понимаем: ведь рюмки пустые, бутылка – закупорена, Юля вот только - только закуску принесла… Что за тост?). Итак, тост:

- У нас бедная страна, у вас – не только (или я совсем плохо знаю английский, или он опять хотел пошутить, потрясая при этом бутылкой. А у меня с похмелья аж сердце зашлось: ведь нельзя же так трясти, в конце-то концов!) - Я, понимая финансовые затруднения наших двух сторон, предлагаю бартер: менять бивни слона на бивни моржа. Причем, и слоны, и моржи должны быть взрослыми, чтобы не возникло недоразумений.

Бред какой-то времен перестройки, короче. Я уже даже сам забыл, что такое бартер, а схемы взаимозачетов для нынешнего поколения бухгалтеров – вообще тьма кромешная, а я ведь столько коридоров с ними оббегал.

- Один к одному, или по весу? – настороженно спросил шеф, недоуменно косясь на меня.
- Один к одному. И – один за всех.

Это Кунака открыл, наконец-то бутылку и начал разливать по рюмкам. Странный тост. Двусмысленный. Но мы выпили. Всё. Всё, что только было в баре у шефа. Когда мы перемещали свои тела вдоль стенок его кабинета на выход, я краем сознания заметил, что Юлечка усердно прячется за подаренным букетом. Я  тоже был бы не прочь там спрятаться…

Но завтра было завтра. И этим все сказано.

22.Что было завтра.

Блин, это же уже сегодня! И опять я не у себя дома. И что же Кунаку не спится, в конце-то концов! Разбудил тут спозаранку, кофе под нос сует. Я что, его дама сердца, что ли?

Дождавшись, когда я приду в себя, он принялся меня пытать, какие виды моржей у нас в области водятся, и какие лучше. Я все-таки идиот, что с ним связался, и вдвое, что привел этого мелкого придурка к шефу. Сами посудите: какие в нашей области, к черту, моржи! Разве что из тех безумных людей, любящих по холодку поплавать в полынье. Но, надо заметить, бивней у них нет. Я ему на это мягко намекнул. Кунак, подумав чем-то, ответил, что если в Африке слоны есть везде, то и в России моржи быть тоже должны почти что в каждой луже. Я задумался.

С одной стороны, объяснять ему, что Россия большая, - бессмысленно, он ответит, что Африка больше. Леший его знает, не мерил, может и больше. После этого мне в голову пришел совершенно дурацкий план: объяснить, что моржи живут в морях-океанах, ровно так же как слоны – только на суше. Когда он меня спросил: «А что, они в реках и озерах не живут?» - терпение мое иссякло. Я вспомнил про еще одного своего соседа по лестничной клетке, Максом  зовут. Ха, заодно еще и дома побываю, переоденусь.

А этот сосед у меня тоже уникум. Начнем с того, что он – студент. В его годы у меня квартиры еще не было. Так. Далее… Учится он в театральном и, когда я пытался ему читать свои стихи, он так мастерски меня передразнивал, что я сразу же забросил это дело.

Но сейчас он может быть полезен. Он – филателист. Тематика – животные всякие да водоплавающие, он про них мне все уши прожужжал. Молодой, но уже не совсем дурак. Я, к примеру, в его годы на девчонок заглядывался, а он – марки собирает. Короче, просто талант. И еще: объясните мне, какая связь между филателией и театром?! Ведь есть же она где-то, наверное? Но, на мой взгляд, это антиподы: ведь люди умеют жить как звери, а звери не могут играть как люди. Учиться надо. Друг у друга.

Сегодня обошлись без вчерашнего лимузина, на котом мы доехали до офиса, а жаль. Там такой барчик! А у Кунака я попросить постеснялся. Так, на сухую, мы и добрались до моего дома. Но не могу я так, насухую, да после этаких возлияний, мыслить! Мне пришлось сказать, что Макс без пива нас не пустит, всяко. Купили. Как говорят, к хорошему привыкаешь быстро, а к плохому – еще быстрее.

23.Макс.

Сначала мы зашли ко мне домой. Уух, как хорошо-то здесь, прохладно. А Кунак вдруг, как вкопанный, остановился возле стенки и смотрит на семейные фотографии. Признаться, я до сих пор считаю глупостью, что их развесил, но, почему-то мне все равно приятно. А он стоит и смотрит. Рот открыл, глаза круглые, потом обернулся на меня и тычет пальцем в прабабушкину фотографию.

 Дурак, что ли? На простой вопрос «Ты чего?» не ответил, но как-то сник. Сколько я его не пытал, уговаривал, - молчит, и все. Ладно, всему свое время. Затем, с внутренним содроганием, я повел его к соседу. Позвонил. Макс открыл. Елки-палки, я ж забыл предупредить, что со мной будет вот уж до такой степени «Маугли». Надо отдать должное соседу, увидев в моей руке пакет с пивом, он сразу отошел от шока, показывая жестом: входите мол, гости дорогие.

Начать разговор было сложно. Максимка разговаривал только по-русски, ну и еще чуть-чуть по-немецки. Мое подопечное – немного по-английски, а я уже и не то что разговаривать - думать устал. Вы пробовали, ну, хотя бы когда-нибудь столько времени подряд ненавидеть чужие языки?! Всем надо учить русский! Вот, к примеру, вы знаете как по-английски «морж»? А «бивень моржа»? (Хотя, у нас его называют клыком, да какая разница!) А у меня – стресс…


24.Марки.


Нет, не зря я притащил Кунака к Максу. У того оказалась такая коллекция с водными млекопитающими, что я даже растерялся, увидев, как эти два придурка, практически не понимая друг друга, пытаются что-то один другому доказать. Я не знаю, чем они там занимались дальше, и тихонько пошел пить пиво на кухню.

К счастью, мой сосед был не женат, а его подруга (стыдно признаться, но мне приходится звать ее просто «соседушка», когда мы встречаемся. И не обидно, пусть немного странно, но я вечно путаю, как ее зовут – то ли Маша, то ли Даша, пусть лучше будет «соседушка», и нехай она меня считает лучше дураком, чем маразматиком), была на работе. В отличие от этого оболтуса, она пыталась прокормить малую ячейку общества вполне достойно. Извините, но я скажу по-русски: - молодец, баба!


Соседушка заявилась поздненько, где-то за полночь. И как ее Макс не ревнует? А, их дело! Главное то, что эти чудики умудрились-таки вычислить, куда ехать за этими моржовыми бивнями.

Когда я зашел в комнату, соседушка еще не спала. Она тихонечко сидела в кресле и, абсолютно обалдевшая, пялилась на эту сладкую парочку, машущую руками. Они там что, размеры бивня друг другу показывают? Психи. Почему я не спросил у филателиста, как ее зовут? Я улыбнулся. Такой недоуменной улыбки в ответ я давно не видел. Вроде бы как вопрос: «Это че?!» Мне пришлось пожать плечами и сказать: «Это Кунак, это Макс». Вот ведь дурак, как будто она Максуда не знает… Взгляд соседушки стал еще настороженнее. Я ее понимаю. «Самое оптимальное решение – включить музыку!» - сама по себе родилась мысль. И я – включил. Первое, что попалось. Попался Том Вэйтс.

Ооой! Все три пары глаз встревожено уставились на меня. Да не волнуйтесь вы, это не я сбрендил! Просто жизнь такая… А вообще-то мне Том нравится, особенно в дурной компании. «Дурной», - не значит, что человек злой, нехороший или еще как. «Дурной» - означает, что он ищет то, что жаждет найти, совсем не там. Поэтому и дурной. По глазам Кунака я вдруг понял, что он тоже «Дурной», причем с большой буквы, и как-то слегка его зауважал. Нравятся мне такие люди, и все тут.

Скучно рассказывать, как долго еще Макс с Кунаком лазили по И-нету. Да уж, вот ведь, назовут такое: «Ищешь: И-нету».

25.Эврика 50/50.

Нашли, сволочи. Вы не поверите, но таки там столько много предложений! По-моему, столько моржей не бывает. Кунак просто воспрял духом. Особенно когда увидел фотографии (бивней или клыков, какая разница?) И – расценки. Приуныл. Видимо, понял, что договоренность с шефом 1:1 для него слегка не выгодна. А что делать? Видимо, в этой, блин Або-Буна или Або-Гуна (я путаю еще с Абрау-Дюрсо) слово – закон.

А слово должно быть за мной! Надо брать инициативу в свои руки, а то так можно и не у дел остаться. Поверьте, я был этому не рад. И я решил: если что, лучше ехать на севера, пока еще тепло, чем на юга, когда там пекло. На всякий случай подстраховался: попросил соседушку кинуть «орел-решка». 50 на 50. Хотя я уже все решил, но… Выпал герб России. С надписью: «Банк России» выпуклой такой, с хвостом. Издеваются они, что ли? Мне бы так улыбаться!
 
Однако наконец-то я снова дома! Правда, с нагрузкой в виде этого вездесущего пигмея, но все же. Посудите сами: где я, там и он. Хотя я уже начал привыкать, признаться. Первым делом я не стал бриться – все же на север ехать, вторым – сказал Кунаку, чтобы сварил кофе. Не все же одно только пиво пить! Потом позвонил шефу, мол, давай денег, ехать надо. Моему звонку он обрадовался, а я – не очень. Хотя… Деньги лишними не бывают, да и вообще я отчасти авантюрист. А на севере до сих пор ни разу не был. Что бы на халяву не скататься? Да еще в этакой компании, разэтакой.

Я опять почистил зубы. Себе. Первый раз. За три дня. Или нет? Ничего уже не помню, все перепуталось. Да и зубы белизной мне не ответили. Курить надо бросать. Но – потом. Ха, может их на бивни поменять? Да,…дурак. Зубы, говорят, лечатся, а вот мозги – увы.

Пообедав кофе с одной конфеткой на двоих, поехали в офис. Само радушие! В Одессе, наверное, сказали бы: «Чтоб я так жил и чтоб мне так платили!» Признаться, я чувствовал себя немного не в своей тарелке, - на тарелке были бутерброды с черной икрой, - красная уже не в счет, какие-то еще рыбно-мясные закуски, ну, и конечно, опять… И зачем ему эти слоновьи бивни, блин! Но бутерброды хорошие. Нет, вот я, к примеру, уже лет пять черной икры не лопал, и голод проснулся. А этот черный Карлсон (надо будет его переименовать) сожрал уже полтарелки, почти ничего не выпив. Явно нерусский человек.


26.Судьбоносная.


Итак, мы летим завтра. Сначала – на самолете, потом – на вертолете (и это с негром-то! Пилоты, боюсь, из-за гипертрофированного чувства юмора нас все-таки где-нибудь когда-нибудь… Прости, Господи, и сохрани). Нас и их, гогочущих придурков. Как будто бы мне легче?! Болтанка до умопомрачения, и никаких поселений внизу, если не считать сараюшек, над которыми мы зависли.

Это был Айякол, или Айяукол, или еще как так, но – смешно. Смешно, если бы не было холодно. Даже Кунак радикально цвет поменял. Ну, просто Блэйд недорощенный! Дальше был вездеход и аборигены (я у них прошу прощения, название народа не записал, а потом – забыл). Хочу похвастаться: если за самолет, за вертолет мы платили живыми деньгами, туточки – ха! – я взял в городе две канистры спирта. Одну всучил Кунаку, другую взял себе. И, если вы сможете договориться заплатить за 200 километров пути по тундре до моржового лежбища за десять литров спирта, то мы с вами – коллеги.

27.Север.

Когда мы на второй день пути наконец-то доехали до поселения (условно-досрочно-поселения), было уже холодно даже для меня. Кунак смотрел на меня искренне растопыренными глазами. «Это лето, щас тепло», - радостно издеваясь, хотел я ему сказать. Но - побоялся. Вдруг там, в Африке, будет жарко. Палка – она ведь о двух концах.

Поселенцы были крайне дружелюбные: два мужика неизвестно какого возраста, куча баб с детишками. Но! – на меня они уже не смотрели. Сперва это, конечно, шокировало, но потом я увидел Кунака, несущего канистру, и все понял. Им точно было не до меня, и даже не до него. Может, оно и к лучшему? Нас с моим (уже – приятелем) и двумя вездеходчиками разместили в самой большой юрте, - или яранге? Ну, о вездеходчиках особо: оба местные жители, но зовут-то как красиво: одного – Павел, другого – Даниил. Это вам не олень чихнул. Глобализация, однако.

Обогревшись у очага, заметили, что за нами подглядывает какой-то пацан. Позвали. Он радостно зашел, радостно поклонился (что за радость: геологи, что ли?), и проговорил, как бывало раньше, в пионерлагере на построении: «Старррейшина пррросит позволения пррройти к дорогим гостям!» Вездеходчики, видать, к такому привыкли, а мы с Кунаком переглянулись. Недоуменно. Это кто ж у кого в гостях?

Но что ж делать – я важно встал, выдержал паузу и, проигнорировав присутствие мальчика, крикнул, - «Ну, входи же, уважаемый!» Уважаемый, недолго думая, и недалеко ходя, вошел. Подслушивал, наверное, у входа, редиска. Его имя было намного сложней, но я хотя бы попытаюсь его перевести. Вы знаете, что значит «Ыплыкытыт»? Елки-палки, вряд ли в каком-нибудь другом языке найдется слово с таким большим количеством букв «Ы». Оказывается, оно означает орудие для ловли гусей в период миграции.

Наверное, чтобы у него было больше гусей, родители его нарекли «Ыплыкытын»  – то бишь, ловец гусей. Бог ему в помощь. Я сразу спросил: можно ли называть его «Павлик»? Он радостно закивал головой, поглядывая на кружки. Что ж, мы с мужиками не дураки, поняли. И, так как у нас еще осталась целая канистра спирта, создалось впечатление, что в этом чуме мы можем жить хоть целый год. Но в мои планы это явно не входило.

28.Бизнес.


Вы когда-нибудь слышали про доллары? Наверное, даже видели, и в руках держали. Павлику отчего – то эти бумажки нужны были позарез. Он прослышал, что доллар в сотни раз больше рубля, чему я, признаться, был несказанно рад. Дело в том, что, движимый каким-то -  десятым? – чувством, я сотню долларов привез по одному. Под недоуменные взгляды моих собутыльников, я начал объяснять суть существования мировых валют, их роль в товарообороте, чем окончательно заворожил захмелевшего после несчастной первой половины кружки Павлика.

Но! Смущало одно обстоятельство. Видать, Кунак все-таки насобачился немного по-русски, и теперь, глазами и жестами приглашал меня к выходу. Сволочь! Оказывается, он неплохо знал русский язык и до этого, редиска, в Москве учился. А я-то, дурак, все думал, что у него глаза такие хитрые?!

Он потребовал с меня 50%. Я смотрел слегка отупело: ты, елки-палки принц, так что, папу хочешь обворовать? Мы на всякий случай опять перешли на английский. В конце концов порешили так: что я решаю в России, это – мое, что он там – ну, то его.

 Хотя хотелось бы чуть-чуть отъесть и от Африки. Вот так вот дружно мы с моим другом Кунаком пописали. Зато - выступили общим фронтом: один бивень – один доллар. Дурдом, конечно, но я был немного обозлен. Че он раньше не сказал, что меня понимает? Нет, в Африку я точно поеду, и там все свое отобью. Из спортивного интереса, а не корысти для. Павлик согласился – за один клык либо доллар, либо тыщу рублей. Ответ был прост: либо тыщу, либо полдоллара. Павлик купился, но за большие потребовал-таки по целому зеленому.

И потянулись к нам нарты за долларами да за спиртом, везя вожделенные моим шефом и Кунаком бивни (то бишь – клыки). Все были довольны, кроме меня. Если у кого-то совести уж совсем с червячок, то у меня она разрослась в целую Годзиллу. Эх, зря, некстати, вспомнил я о жене. При виде ее Годзилла в моей душе просто подохла от ужаса.

 И все же, не до конца задавив в себе муки совести, я повелел загрузить вездеход, и возвращаться обратно, щедро оставив полканистры спирта местным жителям. Они были в восторге. При баксах, да еще и с выпивкой! Ляпота. А совесть все равно мучила.

29.Что делать?

В сухом остатке нам с Кунаком досталось по  десятку тысяч долларов, не считая, конечно, вожделенной зарплаты и премиальных от шефа. Живем! Смущало одно: а не надумал ли меня кинуть этот отъявленный напарник? Почему он делал вид столько времени, что по-русски ни бельмеса? И, вообще, может он никакой не принц, да и про эту Каабу-Герну тоже наврал? А сам родом из Эфиопии, или ЮАР, или… Все страны Африки перечислять не буду.

Сидит рядом, гад, улыбается. Я тоже улыбаюсь, даже подмигиваю. Хорошо хоть, в вездеходе по тундре не трясет, не то, что в вертолете. Достав фляжку с разбавленным спиртом, глотнул, и, протянув ее Кунаку, сказал: «За победу!» Он тоже глотнул, скривился и выдавил из себя: «За нашу победу!» Вот ведь сволочь, подумал я, забирая флягу обратно, и это знает. Но, с другой стороны, слишком уж нагло себя ведет, может и доиграться: я обидчивый.

Или это игра на то, кто кого переиграет, либо он все-таки принц. Я понял, что мне просто таки необходимо подстраховаться. Расскажу шефу правду. Но – не всю. Одно дело, если – (блин, только на него взглянул, тот затянул какую-то свою аборигенскую песню. А я-то думал, что заунывные песни только в России поют) – если, - перестав слушать его галиматью, если. Как же он мне мешает!

Пришлось опять протянуть ему фляжку. Все же рэп, к примеру, и тот лучше, чем это завывание. Хотя раньше я думал, что хуже рэпа может быть только комариное жужжанье ночью. После глоточка он столь же воодушевленно, но чуть побыстрее, опять принялся что-то петь. Нагло перебив его, пришлось спросить, - «Ты, когда в Москве учился, что пел?». «Помню Новый год, - говорит, - холодно, как сейчас, только тундра вся в елках».

Тут пришла моя очередь делать большие глаза: «Это как?». Оказывается, их зимой вывозили на турбазу в лес. Тундра в елках. Сам он тундра! А разучивали они там – ха!- «В лесу родилась елочка». На мое возражение, что лес – это где деревья растут, он мне со снисходительной улыбкой возразил, что, если холодно, значит – тундра. И начал петь: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла…» Оба вездеходчика обалдело обернулись: мол, у кого это из нас крышу снесло? А, дурить, так дурить! Я подхватил: «зимой и летом стройная, зеленая была». И тут же оборвал себя, одновременно пихая Кунака. Молчи, мол! Он, вроде, понял. И перешел на художественный свист, скотина. И что мне с ним делать?

Я опять достал фляжку – а она у меня большая, не сувенирная какая-нибудь, - и сунул под нос этому музыкальному террористу. И добился-таки своего! После пары глотков он прикрыл на своей наглой морде свои невинные глаза и уснул.

30.Пересадка.

Наконец-то мы добрались до зачатков цивилизации. Возле барака стоял вертолет, накрытый тентом, а в бараке присутствовала рация. Сотовый здесь еще не брал. Но тут возникла проблема. Паша с Даниилом наотрез отказались перегружать эти бивни, - тьфу, клыки, в вертолет. Дай за работу спирт, конечно, поможем, а нет спирта – не хотим помогать.

Едрена-матрена! У них и так целая канистра, куда им еще?! А нам с Кунаком тоже что-то делать руками совсем не хотелось. Я пошел в барак, разведать, как там и что. После свежего воздуха тундры и затхлости вездехода это утлое строение мне показалось золотой серединой. Тепло, не укачивает, даже электричество, и то работает. Мужики сидят, чай пьют. Бородатые. Впрочем, я тоже с бородкой, а уж Кунак тем более. Сделав улыбку поозорней, здороваюсь. Ну, что же делать? Спирта нет, бивни переносить надо, лететь надо. Неужели придется самим таскать?

После чашки чаю с сушкой закинул удочку: мол, такая вот проблема, чё делать? Все-таки хорошие у нас люди, отзывчивые. И любят менять шило на мыло. Прознав про наш с Кунаком «ченч», они предложили: три бивня слона за один бивень мамонта и их погрузку. Я предложил два бивня, но мне дали добавки – небольшую резную фигурку из бивня того же мамонта, как презент. Я согласился. Жадина.

31.Вертолетчики.

Обиженные до глубины души, Павел с Даниилом топтались у вездехода. И чё им еще надо? А веселые вертолетчики с диспетчером и метеорологом грузили добычу. Кстати, добавив туда под мое честное слово и бивень мамонта. Фигурку из кости я решил не светить. Сунул в рюкзак, предварительно упаковав, и все тут. Мое это, честно прикарманенное.

Вылетели утром. Где-то в течение часа меня мучил вопрос: а как мы будем перегружать это хозяйство из вертолета в самолет? Опять бартер? Но тут, слава тебе, Господи, зазвонил сотовый. Вслед за Табаковым мне захотелось закричать: «Ура! Заработало!». На связи оказался шеф. Вот и незачем теперь самому голову ломать. Обстоятельно доложив обстановку, я пояснил нашу небольшую проблему.

И все-таки шеф у меня не всегда злой, иногда даже добрый. Он пообещал, что сейчас же даст поручение, чтобы заказали билеты и контейнер, оплатили, а уж местные авиаторы свяжутся со мной сами. Я, улыбаясь, подмигнул Кунаку. Тот зачем-то показал большой палец вертолетчикам и тоже подмигнул. Те помигали нам в ответ. Прямо дурдом какой-то.

32.Аэропланные страдания.
 

Я плохо разбираюсь в самолетах, но при виде этого раритета что-то защемило сердце и захотелось срочно ехать отсюда на поезде, пускай даже и в плацкарте. Конечно же, мне позвонили, уложили груз в специальный самолетный контейнер, но зачем же так шокировать пассажиров?! Тем более, что один из них – русский. Среди пассажиров там были и золотодобытчики, как я понял по разговорам в буфете, и геологи, ну а мы с Кунаком, видимо, так, для комплекта. Кроме меня с ним, похоже, никто лететь не боялся. Привыкли, что ли?

Вы когда-нибудь ездили на «Жигулях» этак 80-го года выпуска с бомбилой? Если да, то представьте себе, что к этой консервной банке приделали консервные крылышки. Когда Кунак при взлете, посинев, закрыл глаза, я тоже решил закрыть. Какой у меня был цвет лица, не знаю. Через минут сорок предложили покушать.

 Есть мне окончательно и бесповоротно не хотелось, но надо же получить компенсацию за стресс! Из съестного нам подсунули кусок курицы с рисом, любезно наградив при этом ложкой, и кусок хлеба. Хорошо хоть, что не один на двоих. А то бы какая-то тайная вечеря получилась. Из выпивки была только минералка. С градусами. Комнатной температуры. Я попросил чай, Кунак – кофе. Но ему тоже принесли чай: кофе не было.

Нееет, на северах было всяко лучше. Аппетит, похоже пропал только у нас. Мужики – опять бородатые и веселые! – громко смеясь, разливали взятую с собой водочку, не брезгуя при этом принесенной курочкой. Поймав мой завистливый взгляд, один из них сказал, показывая на себя пальцем: «Серега». Ну, ладно, я тоже ткнул себя в грудь и, поскольку в этой жестянке было шумно, прокричал: «Влад». Потом показал на своего напарника и представил его: «Кунак». Кунак обернулся на меня и заморгал, - дескать, чё надо?

Я в ответ показал ему пальцем на попутчика и говорю: «Это – Серега». Серега, - добрейшей души человек, - протянул нам стакан с водкой леший знает какого розлива: угощайтесь, мол. Ну, на безрыбье и рак – рыба. А то эту снулую курицу с чаем что-то неохота. Он тоже поднял свой стаканчик и произнес весьма примечательный тост, - видимо, так как мой подопечный его заинтересовал больше, чем я, - и, вот только послушайте, что этому чудику пришло в голову: «Кунак – friend, very good, Серега - good, Влад - good too».

Ну почему меня все обидеть норовят, даже того не желая? Ответив: «За нас, за наше здоровье!», я опрокинул положенную мне половину стакана и отдал остальное Кунаку. Занюхал курицей. Есть ее до сих пор не хотелось. Это после такой рыбы-то, что мы у аборигенов лопали! И откуда они здесь эту курицу берут?! Еще бы ананасов предложили.

Несмотря на Серегины старанья, долетели мы еще вполне адекватными. Вот что значит курица.

33.Очередные осложнения.


Шеф встречал нас лично. Морда бритая, лощеная, после наших северян хочется плюнуть, - ну баба просто какая-то. Стоит, лыбится. Сразу повел нас на контейнерный терминал, смотреть, что мы привезли. Даже не покормил. Ан нет, - он все же сохранил в себе остатки человечности. В терминале нас ждал стол. Пока контейнера сортировали, да наш искали, нашли, распечатали, я вдоволь успел наесться суши с сашими и прочей белибердой. На мой взгляд, строганина лучше.

Вы бы видели, как у шефа затряслись руки при виде бивня мамонта! И – остального! Бивень он сразу решил оттащить в машину. Я, проклиная свою глупость, встал на его пути. «Ты чё?» - опешил тот. Мне пришлось собрать все внутренние силы, чтобы ответить, что этот бивень находится у меня лично на ответхранении до тех пор, пока бородачи не получат три обещанных слоновьих бивня.

Шеф в недоумении посмотрел на меня, потом – на Кунака и, плюнув, сунул мне бивень в руки, и уехал. Даже не попрощался. Прощай, премия. Судя по глазам, эта неблагодарная черная образина все поняла. Сочувственно взяв меня за рукав, он повел меня обратно к столу. Благо, грузчики есть, бивни переносят, а вот мне-то что с этим бивнем на руках делать? Присел за стол и задумался.

 Возможно, чтобы меня утешить, Кунак пообещал мне подарить на родине тотемную маску их рода. Вот ведь, блин, подарок! Что, на стенку повесить? Так ведь мне и эта-то физиономия еще долго будет сниться. Вот сидит, пялится на меня – обрадовался, нет? Я обрадовался: не обижать же человека. Вдруг это дорогой подарок, вроде как у нас крестиками поменяться. Может он мне брататься предлагает? Так ведь могу и принцем стать. Боже упаси.


34.Мамонт.

Кто придумал выражение: «Вымерли как мамонты»? Почему не как саблезубые тигры? Нет, у меня точно уже бзик на зубах, клыках и бивнях.

Бивень в камеру хранения без страховки и ветеринарной карточки ни в какую не принимали. В банковскую ячейку он тоже не влезет. Мы шли по городу, я терпеливо нес бивень, но грустили оба. А что, если? Я резко остановился. Кунак, наверное, метров 30 прошел, прежде чем заметил мое отсутствие. Присев на ближайшую скамеечку, я положил себе бивень на колени. Кунак осторожно присел рядом.

Помолчали. Я поглаживал рукой бивень, а это чучелообразное, скалясь, глазело на девчонок. Тоже мне, мужичок-с-ноготок! Но нас обходили стороной не только девчонки, но даже и милиционеры. Еще бы! Бородач белый с бивнем в руках и бородач черный. Колоритно, но непредсказуемо, и кто знает, что у них на уме. А на уме у меня было следующее: «Все-таки редкостная я редиска. Вспомнил через лет, наверное, десять про своего старого товарища, который работает в краеведческом музее. Агаа. Эврика».

Я резко поднялся и сказал Кунаку, что мы идем смотреть целого мамонта. Видели бы вы его взгляд! Только на выкате. Но он тоже встал и пошел вслед за мной. Молча. С бивнем и Кунаком мы дошли до музея минут за десять. Если бы не Кунак, дошли бы быстрее. Мне то и дело приходилось оборачиваться, пугая прохожих невольным, вслед за плечами, разворотом бивня. Честно говоря, меня это забавляло. Ну и парочка.

Леха…Леха. Как же его фамилия? Вот приду я сейчас в музей и попрошу Леху… Нет, что за напасть! Какая-то простая, то ли Рабинович, то ли Абрамович. Запоминающаяся. И отчество тоже запоминающееся. Э, да ладно, где наша не пропадала! Тем более, что до музея мы уже дошли.
 
Я мотнул головой Кунаку, чтоб тот дверь открыл и придержал: все-таки бивень-то большой. Подошли к охраннику, поздоровались. Прошу прощения, но охранник просто охренел, на нас глядя. Не теряя зря времени, ему вопрос: «Алексей Маркович у себя?» «Алексей Гершевич?» - переспросил тот. «Ну, зови!» - кивнул я. Тот, потыкав кнопочки, и сказав, что «тут к Вам эти», уставился на нас, вытягивая шею, дескать, чё сказать-то? Я решил поиздеваться и просто махнул рукой. «Свои», - неуверенно сказал охранник.

Леха подошел через пару минут. Сначала уставился на бивень, потом – на Кунака, потом – на меня и, наконец, на охранника. Выбирал, видимо, кто из нас «свой». Его взгляд опять остановился на бивне. Наверное, это было ему ближе. «Леха!, - чтоб отвлечь того от праздного созерцания, произнес я. - Познакомься, это мой друг – Кунак, - тычу я пальцем в белозубую бороду. - А это -  охранник», - издеваться, так по полной.

В глазах у Лехи промелькнуло узнавание, вернее, сначала его тень, а потом вырвался крик (бывает и такое, что глаза кричат вместе с голосом). «Влад! Ты?!». «Чё орать-то, посетителей распугаешь. Видишь, вон экскурсия идет», - невозмутимо ответствовал я.

По дороге до его кабинета я наслушался столько специфических национальных ругательно-ласковых эпитетов, что даже слегка позавидовал евреям: у всех народов они берут самое лучшее. Вот и у нас нашли, что взять. Зайдя в кабинет, я торжественно, с облегчением, положил бивень на стол. Демонстративно по-английски попросил у Кунака дать Лехе визитную карточку. Тот как-то совсем по-деревенски, хлопнул себя по лбу и, извиняясь, протянул хозяину визитку. Леха был непроницаем: видимо не знал, что мы от него хотим. Но потом, спросив, что именно мы будем пить, направился к барчику.

«Ээ! – остановил я его, - Постой, мы с Кунаком выберем сами». Нагло оттерев его от собственного бара, открыл. Странно, даже на ключ не закрыт. Что-то непохоже. Да… Тут не только XO не пахло, вон только VSOP полбутылки. А это что, в глубине? «Чивасик» пятнадцатилетний! Так, иди же сюда, милый! «Ты что, столько лет меня ждал?! - нагло спросил я, потряхивая вискариком, - Леха,  давай стакашки, разговоры будем разговаривать». Видимо, последняя фраза вернула музейщика из полной прострации к тотальной действительности. В лице меня. Самостоятельно дойдя до шкафчика, он достал три стаканчика и, что самое главное, водички не забыл. Ай, молодца!

Разливал Кунак, говорил я. «Слышь, Лех, давай выпьем по двум поводам: за встречу и за знакомство». Леха опять взял в руки карточку, пошевелил губами, но говорить ничего не стал. Видимо, на этот «Кыш – Пыш» тоже плюнул. Вот что значит отечественное воспитание! Невзирая на национальность и возраст. Вот и Кунак тоже про свое «Кыш - Мишь» уже давно не вспоминает, и правильно делает.

Пригубив, я приступил к делу. Подмигнул Кунаку, чтобы слушал и помалкивал, заявил, что наш уважаемый африканский гость очень-очень хочет осмотреть скелет мамонта, уж так сильно он его интересует. И сравнить с бивнем, что лежит на столе. Самопровозглашенные палеонтологи по моей команде заинтересованно закачали головами, закатывая глазки. Быстренько дохлебав из стаканчиков, мы пошли наслаждаться скелетом мамонта. Да… Что-то он за последние лет тридцать совсем не изменился. Скучно, наверное, ему тут одному.

 Ткнул Кунака в бок, чтобы тот открыл рот от восторга. Он понял и открыл. Я тоже начал бродить вокруг мамонта, размышляя, что же мне все-таки на самом деле хочется. С одной стороны, хочется приключений. Да, каюсь, засиделся я в офисе! С другой – денег, хотя мне их и в офисе хотелось. С третьей и, возможно главной, мне хотелось бивень. Уж очень он мне пришелся по душе, особенно, когда я его наглаживал на скамейке.

Решено! Воскликнув: «Ах ты, елки-палки! Надо же срочно позвонить! Слышь, Лех, давай к тебе в кабинет, оттуда позвоню, а наш друг пусть тут на мамонта любуется». Кунак вроде опять все понял. Леха тоже. Нехорошо, конечно, обманывать всех подряд, но уж очень я с этим бивнем сроднился, да и если никто ничего не узнает, все будут довольны. Так что я почти что чист.
 
И я предложил нашему уважаемому Гершевичу сделку. Он делает мне справку, что бивень мамонта с таких-то времен, в идеальном состоянии, а я за это ему даю денюшку. 100 долларов. Он возмущенно обвел кабинет глазами, взгляд остановился на «Чивасе» и, видимо, решив, что мы только выпили на столько, резко заявил: 500! Я положил на стол 200, сказав, что это – все, и предложил выпить за дружбу.

Нет, и чем я не еврей! Ведь все равно сдеру с шефа за экспертизу. Теперь главное убедить Кунака, что мне нужен еще один бивень слона для проведения экспертизы. Вот его-то я и подсуну дорогому начальнику вместо вожделенного бивня мамонта. Зато – с заключением экспертизы. Пусть хвастается, мне же проще. Полагаю, сбыт бивней слона он поручит тоже мне, так что… Если когда-нибудь и поймет, - что сомнительно, - что у него не бивень мамонта, вряд ли станет поднимать шум. Ведь он же его демонстрировал десяткам высокопоставленных людей. Уберет в кладовку, на крайний случай. Ладно, будущее покажет.

Пока я размышлял, моему напарнику вискарика осталось не так уж и много. Только запах. Пусть помечтает.

35.От-бытие.

Отпросившись у Лехи в туалет, я вернулся в зал с мамонтом. Мой негатив пялился на его (или ее) хвост. Точно, совсем уж сбрендил! Понятно, конечно, столько времени без баб тяжко, но чтоб на мамонта заглядываться…

Внутренний голос возразил: «А ты что сегодня наглаживал? И что ты хочешь себе оставить?» Ооох, не было жизни в ЭсЭсЭсЭре, и это тоже не жизнь. Тут либо думаешь, либо живешь. Оба варианта практически несовместимы. Посудите сами: если начинаешь жить, нет – Жить! – мозги уже не нужны, за тебя думают другие, и наоборот, - стоит задуматься, - так и жить не хочется.

Эти псевдоразмышления ни в коем случае не стали поводом для пессимизма: во-первых, я приобретаю очень нужную ненужную вещь. Далее, я развлекаюсь. Потом, заявив Лехе, что я не очень-то тороплюсь и у него на экспертизу хоть целый месяц, избавился от лишней головной боли. Не нужно думать, где я буду хранить все то время, пока я в Африке, столь понравившийся мне, - ну, не скажу, что артефакт, - но вещь, которая мне пришлась по сердцу. И, вообще, может я в прошлых жизнях мамонтом был! И, конечно же, маленький шкурный моментик: храниться он будет на халяву. Ох, и люблю я это слово! А шеф пусть холит и лелеет бивень слона. Будет знать, как бухгалтеру недоплачивать.

Через два дня мы отбыли в Африку. Летели какой-то экзотической авиалинией с почти симпатичными кучерявенькими стюардессочками. Самолет мне понравился. Айрбас номер какой-то. Зато еда… Выбор был прежний – мясо, курица, рыба (тунец). Тунец я вообще не перевариваю, мясо не хочу. Видимо, из упрямства опять заказал курицу. Та же песня!

Они что, специальную породу кур для всех авиакомпаний мира вывели?! Но это же на сухую есть никак не- возможно! Тоскливо переглянувшись с Кунаком, - а он тоже взял, глядя на меня, курицу, решили взять водочки. Он настаивал на виски, но я решительно отказал, аргументировав тем, что виски и в Африке можно купить, а вот «Столичную» - вряд ли. Довод подействовал. Нескоро, конечно, часа через полтора-два. Кудряшка заснул. Все-таки какие-то они слабаки.

36.При-бытие.

Когда мы приземлились, было, похоже, самое пекло. Это осенью-то! У нас, поди, дожди, люди картошку собирают. Невольно вспомнились студенческие годы: дождь со снегом, ты весь мокрый, дрожащий, а собирать надо. Хотя, когда пальцы уже просто не гнулись от холода, эту картошку мы просто втаптывали в жирную грязь. Втихушку так, чтобы бригадир не заметил. Мол, не было тут урожая, и все тут! И, как я вполне обоснованно полагаю, так делало не одно поколение студентов. А они еще нам твердят про кризис продовольствия!
 
Ладно, пора на выход. Растолкав все еще спящего Кунака, говорю, что мы на месте. Он подозрительно хитро заморгал глазами. Неужели опять?! Да, оказалось опять. Мы прилетели, - черт, ё-моё! – знает куда, и до его вожделенной родины дня два на грузовике. Это же просто подарок судьбы! Заодно и по Африке покатаюсь, глядишь и зеброчку или льва какого-нибудь за хвост потаскаю.

 По моему взгляду этот недомерок, кстати – да! и недоумок! – все же понял, что лучше пока помолчать, а то придушу. Вот все закончим, и придушу. Браконьер черномазый! Бивни ему подавай! Моржей и так мало осталось, а теперь еще меньше, так ведь нет, хочет, чтобы и слонов не осталось?

Все что я пытался сказать вслух, конечно же, в первую очередь относилось ко мне самому. Проклятая Годзилла! Да, мучает меня совесть, ну мучает она. А что делать? Попробуйте-ка посидеть за отчетами часов по восемь – девять – десять в день и поймете, что значит пусть и относительная, но свобода.

Меня вывел из жесткого, я бы сказал безжалостного депрессняка мой чернокожий брат. Оказывается, все уже вышли, лишь мы с ним вдвоем сидим и пялимся в пустоту. Я напрямую, ну а он, видимо, посредством меня. Заразно это.


37.Поездка туда, не знаю куда.

Это была та еще машина! Не уверен, что она участвовала во Второй мировой, но – «Мерседес». Естественно, грузовик. Я такие в кино как-то  видел. Здоровый, рычащий, и облезлый до степени камуфляжа.

И зря эта бородатая бестия пытается меня убедить, что так и дешевле, и – безопаснее. Если бы не внутренний голос, я, конечно, отказался бы. А он, гад такой, постоянно подначивал меня: « А где же ты еще такого экстрима хапнешь?» Я и сел за руль. Таак, три передачи. Гидроусилителя, конечно нет, но – где наша не пропадала?!

Кстати, в стоимость двухнедельного проката входили еще пустые канистры для бензина и ружье с патронами. Хозяин раритета объяснил, что можно охотиться и на львов (тут он рычал), говорил –  «пух!», на зебр, рисуя на себе воображаемые полоски, и еще на кого-то рогатого. Мне было все равно, лишь бы зверюги не бодались и не кусались. А мы как-нибудь мимо проедем. Это вам даже не Сибирь.

Осознание данного факта пришло ночью: везде что-то или точнее кто-то шуршал, рычал, бегал, завывал. Я все-таки не зря лег спать в кабине. По-моему это безопаснее. А Кунак был в кузове. Блин, а вдруг его кто-нибудь за ночь сожрет? Надо было ружье ему отдать. Но он лишь улыбнулся и рукой махнул. Спокойных снов, дорогой товарищ.

Следующая ночь прошла проще. Хотя Кунак опять не взял ружье. Зато у меня болели руки и спина. Что сказать: фашисты, они и в Африке фашисты. Руль крутился с трудом, передачи переключались через пень-колоду, педали жесткие, мука сплошная. Зато спал я крепко, не чувствуя ни рук, ни ног, не слыша воя-рыка-лая. Кунак, по его словам, будил меня минут пять. Да… Я уже так привык к его физиономии, что даже не испугался, увидев над собой это извращение над человеческой природой.

38.Он сказал: приехали.

 Это был забавный городок, почти как из вестерна. А еще – пара-тройка странной архитектуры пятиэтажек, и – все. Но – нас здесь ждали. Радостно так, непосредственно. Мы вышли из машины возле дворца. Удивительно, но оказалось, что Кунак повел меня сначала не к папе, во дворец, а к верховному мудрецу, что жил напротив.

 Тот, видимо, уже знал о нашем прибытии и, ничтоже сумняшеся, протянул нам, - с поклоном! – две ритуальные маски. Что с ними теперь делать? Обозленный голосок внутри советовал напялить маску на эту блаженно улыбающуюся черную физиономию. Но я с поклоном принял одну, Кунак – другую. А вы как бы на моем месте поступили? Тут я вспомнил про бартер, или, в данном случае, про взаимовежливость. Начал рыться в сумке. Что же ему отдать? Матрешек я как-то не взял, балалайки тоже, а человека отблагодарить надо. Я просто чувствовал кожей, что надо.

Моя сумка меня не подвела. Когда я бываю на озерах, собираю красивые камушки. Они были в боковом кармане. Я их выгреб и с легким поклоном протянул пригоршню  жрецу. Кстати, как его там зовут? Тот, как ни странно, принял мой дар с энтузиазмом – каждый камушек вертел-вертел, на просвет смотрел. Как дите малое, ей богу.

То есть, вроде меня самого: я тоже камушки люблю. Особенно, если их намочить, они обретают такие незабываемые цвета! Эх, вам не понять. А этот местный шаман, похоже, понимал. Посмотрел на меня с уважением и произнес: «Кыша – Мыша – Гунага». Что, опять Гунага? Я ткнул пальцем в своего напарника и спросил: «Гунага?» Тот радостно закивал головой, обвел руками все вокруг и торжественно произнес: «Гунага!»

Ух. Подумав секунду, я встал, показал на предполагаемый север, и не менее торжественно ответствовал: «Владлен Иванович!» Пусть язык сломает. Видимо ширина моих разведенных рук не слишком-то впечатлила жреца, но он открыл рот, улыбаясь, и собираясь что-то сказать, но, к моему немалому удивлению, был перебит Кунаком. Что за привычка - показывать пальцем? Кунак указал им на меня и сказал: «Влад». Потом на себя: «Кунак».

 Вы бы видели глаза жреца. Придя в себя где-то через полминуты, шепотом произнес: «Гунага». Как у них тут все сложно.

39.Освоение территории.

За время наших скитаний, многотрудных, но захватывающих, у меня выросла вполне приличная борода. Окладистая такая, рыжая. Не то, что у Кунака. Ну просто вылитый Троцкий, только черномазый. Но в данном случае она сыграла со мной злую шутку. На улице, когда мы уже шли к местному «Папе», нас окружила толпа детей и подростков. И всем до единого хотелось потрогать мою бороду. Кто-то щупал, кто-то гладил, некоторые даже дергали, бесенята мелкие. Особенно больно дергали девочки. Они что, клок моей бороды себе на память хотят оставить?

Так, слегка осчастливленные, мы и дотопали до дома папы Кунака. Перед входом стояли два негра с ружьями. Поклонившись, открыли дверь: «Заходите, гости дорогие!» Все таки у нас век акселерации: папа Кунака был еще мельче моего напарника. Кунак представил сначала меня, потом папу. Оканчивалось его имя, как вы уже, наверное, догадались, тоже Гунага. Все-таки не зря я прозвал Кунака Кунаком. Я бы в этих Гунагах точно запутался.

После обмена улыбками, я спросил у большого Кунака, можно ли называть его папу, ну так, для простоты, Великим Гунагой? Тот радостно закивал – мол, тому понравится.

Наверное, насмотревшись в детстве фильмов про индейцев, я поступил правильно: встав, я торжественно произнес: (Кунак переводил) «Великий Гунага! - король был вне себя от счастья быть названным таким именем. - Мы с твоим бесстрашным сыном совершили великий подвиг. Мы доехали до самого края света, мерзли во льдах, нас засыпало снегом». Интересно, подумал я, как его сынок меня переводит? Ведь его папик, по всей видимости, воочию этого всего и не видел. А, впрочем, вон в углу телик стоит. Хоть там-то наверняка показывали и если не наши севера, то хотя бы Канаду.

«И когда мы совсем замерзали в тундре, нас нашли местные охотники. Спасли нас, за что мы им обязаны до скончания века». У папы Кунака отвисла челюсть. Кунак снова покраснел. Сдерживается от смеха, сволочь. «А дальше мы пошли с Вашим сыном по Вашей воле, и по воле моего отца (эх, пусть шеф побудет пока моим отцом) охотиться на злых моржей. Они такие злые, что если б слоны плавали, один морж мог бы побить десять слонов». Кунак переводил, все больше краснея. Плохо это или хорошо?

Я продолжал свой эпос. «Мы убили их столько, что Белое море стало красным (ну откуда ему знать, где Белое,  где Баренцево?) от крови кровожадных хищников». Меня несло. «Но эти твари настолько живучи, - продолжал я, – что даже после смерти не оставляют души своих убийц. Даже местные шаманы не смогли нас вылечить. И теперь их души приходят к нам, требуя вернуть им их бивни. Что Вы, Великий Гунага, сможете нам посоветовать?».

Кунак стал совсем краснокожий, скрипел зубами, но так ни разу и не рассмеялся. Молодец! Гунага-старший торжественно встал и, обведя вокруг руками, произнес: «Гунага! Я дам вам в два раза больше бивней, чтобы духи моржей вас не тревожили. Отдадите им, когда вернетесь, бивни их братьев – слонов».

Вообще-то я к этому и стремился, но слонов как-то жалко. Опять проклятая совесть мучила. Покачав головой, ответил: «Великий Гунага мудрый, но я все же думаю, что моржей устроит, если мы к ним вернемся всего с четырьмя бивнями: два – для вашего уважаемого сына, и два – для меня. Они признают нас братьями, и перестанут к нам приходить со злом».

По-моему, мое предложение удовлетворило всех, даже сидящую во мне Годзиллу. Гунага-старший, по-моему, даже прослезился. Пристально посмотрев нам в глаза, вдруг повернулся и пошел в другую комнату. Я замер. Раскусил, что ли? Вернулся он минут через пятнадцать. И не один. За ним шли слуги. Двое несли какие-то балахоны, еще трое – маски. Мы с Кунаком встали. При полном молчании эти балахоны надели на нас, двое других отдали нам маски, третью маску один из слуг отдал Гунаге.

Церемониально подойдя ко мне, он произнес протягивая третью маску, причем на вполне приличном английском: «Эта маска для твоего великого отца, воспитавшего такого достойного сына, - и, не удержавшись, подергал - таки меня за бороду. Покачав головой, добавил с грустью: «Я всегда жалел, что у меня нет брата, но сейчас я обрел его. И мой сын отныне – твой брат, ты - сын. Это маска царей. Передай ее своему отцу. А сейчас – идите».

Да уж… Опять проснулась Годзилла. Я только-только начал предвкушать, что увижу шефа в маске, и чтоб он ее лет сто носил не снимая, а я его набившую оскомину рожу столько же не видел. Так, сопровождаемые охранниками и восторженными взглядами, два принца потопали в сторону дома. Сбылась мечта идиота.

40.Дома.

Несмотря на некоторую неказистость, дом у Кунака был неплохой. И даже  неважно, что на Рублевке он служил бы, наверное, сараем. А что касается  меня – очень даже неплохое жилище.

Все хорошо, если бы не служанки. И где он таких набрал? Высокие, длинноногие, грудастые, радостные такие все, как будто первый раз в жизни карамельку попробовали. И – безо всяких приличий. Даже без лифчиков. Жарко им, что ли? Кунак гордо смотрел на меня: мол, а тебе слабо?

Мне стало по-настоящему плохо. Ну, красивые же, блин! А у них тут в Африке СПИД, болезни всякие, даже подумать страшно. А мне страшно было даже на них посмотреть. И кто этих женщин придумал?! Очень и срочно захотелось охладиться. Жарко, да тут еще эти… Спросил у моего нового братца, где у него тут душ: жарко ведь. Хитро посмотрев на меня, коротышка взял меня под локоть, и через полминуты мы стояли у бассейна. И почему у меня нет бассейна? Я же уже принц!

Кунак скинул подаренную хламиду, и оказался в чем мать родила. Прыгнул в воду, обернулся, что-то крича. Не слышно. Я последовал его примеру. Хорошо-то как! Прохладная водичка, пальмы кругом, и никаких комаров. Но они прилетели. Точнее, пришли. Это были обнаженные служанки. Одна с визгом плюхнулась рядом со мной, вторая… Я уж и не знаю. И вообще, пусть в Африке тоже будут рыжие дети.

41.Три дня.

Оказывается, мой брат не так уж хорошо разбирается в математике. Когда приносили бивни, подсчет их количества и запись размеров он поручил мне. А сам… Эх, ладно, я тоже не без греха. Так в сладком дурмане и прошли три дня. За это время я набрал достаточное количество товара. Жаль, что торговался не я, а то наверняка бы еще что-нибудь, да спер. Хотя бы эту Машу.

Я ее Машей назвал. Просто не вмещает мой скудный мозг сложные имена! Понравилась она мне, хоть и поговорить толком не получилось. Даже странно: пытается говорить на английском, даже книжку вслух адекватно читает, а все равно непонятно, что сказать хочет. На утро четвертого дня, когда мы загрузились под завязку бивнями, масками и прочей экзотикой, - я с помощью Маши купил еще несколько безделушек, - настала пора ехать обратно.

 Я как-то невзначай спросил у Кунака – может, мы и Машу с собой возьмем? – тот, покачав головой, сказал, что пока нельзя. «Почему? Что мы, ее в России не прокормим?». – расстроился я. «Да прокормим, конечно, - ответил мой друг, - просто пойми, что она – моя вторая жена. Любимая. И я не хочу отдавать ее тебе насовсем».

Я оху…л. Я охр…л. Я офигел.

Но чувство юмора все-таки взяло свое через минуту. Помолчав, я якобы грустно спросил: «А хоть пару раз в год можно?» Чему-то обрадовавшись, Кунак ответил: «Конечно! Для тебя я и первую отдам!» И начал инструктаж: «Ты», - говорит, - «главное, их вместе с собой не ложи в постель, они этого не любят. Извини, у нас еще не Европа. Но уж что поделать». А затем вдруг грустно улыбнулся: «В следующий раз заберешь». Елки-палки, я, оказывается, вообще живу в Средневековье. Да на костер за такие дела надо, на костер! Хотя… тут и так жарко.

42.Дорога от дома до дома.

Попрощавшись уже с каким-то другим чувством еще пару раз с Машей,  начал одеваться. Нет, вы только представьте себе мое состояние! Я думал, у меня вообще после заявления Кунака ничего не получится. Но жену, признаться, он выбрал себе что надо. Она даже расплакалась, поняв, что мы уезжаем. По кому она плакала? Уезжая, вспомнил хороший фильм - «Сеньор Робинзон и его Пятница». Как же похоже! Не то что грустно - больно.

Но я ехал и ехал, благо Кунак молчал. Не знаю уж, что он там думал но, по-моему, он мне сочувствовал. Еще бы предложил женами поменяться! Ох…опять – бартер! И сколько же можно! Хватит, дело есть дело. Сдуру я решил проверить «Мерс» на крепость. Нажал педаль газа до упора.

Удивительно, но трясло меньше, чем в России. Тут даже братишка не выдержал: «Ты чего? Убить нас хочешь?». Смерти я не хотел ни для себя, ни для Кунака, ни для кого-нибудь еще. Несмотря на мои старания, доехали мы также за два дня. Со ставшими уже почти привычными ночными завываниями и прочими акустическими сюрпризами. Человек ко всему привыкает, особенно если он такой идиот, как я.
 
Теперь дело осталось за малым, но для меня весьма затруднительным. Как-то: организовать контрабанду отсюда туда, потом подменить бивень, еще три бивня отвезти на Север, потом доставить опять-таки контрабандой груз сюда, и снова увидеться с Машей. И что я в ней нашел?

Из городка я позвонил в офис. Странно, но шеф взял трубку сам. Ему что, Юля разонравилась? Я доложил, что груз готов к отправке, все в порядке, меня сопровождает принц, дабы удостовериться, что с обратной посылкой все получилось. Шеф меня и не обрадовал, и не огорчил. Просто спросил, есть ли у меня еще деньги на кредитке. Мне пришлось соврать всего один раз – я ответил:

- Есть.
- Сколько?
- Может, долларов двести. (Тут я соврал.)
- Хорошо, я тебе пошлю тридцать тысяч, но чтобы отчитался. А теперь едете в морской порт, через пару дней придет сухогруз, погрузите туда все хозяйство и через Питер – ко мне.

У меня закралось сомнение: а успею ли я до Нового года домой, или мне придется с этой негритосиной его встречать в каком-нибудь Зимбабве? Поймав мой взгляд, Кунак почему-то съежился. Не понимаю, испугался, что ли? Или соболезнует? Я сразу его простил. Ничего не объясняя, только лишь достал карту, поводил по ней пальцем, и поехал.

Лучше бы за рулем был он, а то уже все затекло, да еще эти бивни в кузове стучат. Опять-таки, ничего не говоря, в каком-то поселке я остановился возле «отеля», и заказал номер на двоих. Сперва забрали вещи из машины. Маску шефа я взял в первую очередь, - вдруг украдут, а мне так хочется на него ее одеть! Кунак же так и не произнес ни слова. Он что, специально меня бесит?! Ну и ладно, тоже буду молчать. И пусть я буду похож на попугая, меня это не волнует.

Утром ради спортивного интереса я решил посмотреть, сколько у меня денег на карточке. Это ж надо, уже дошли! Хоть прямо сейчас снимай. Не дождетесь, они мне еще понадобятся.

Порт появился внезапно, сразу после горки. Название города на дорожном знаке и название порта на карте совпало. На сей раз по поводу выбора места я целиком и полностью доверился брату. Хотя, похоже, он мне даже больше, чем брат. Я же еще с его женой спал, а он был совсем, совсем не против. А, одно слово – Кунак!

Мы повернули направо, потом налево, потом я почти заблудился в этих поворотах. Море видел, и это – главное. Заехав в какой-то дворик, остановились. Оказывается, у Кунака здесь жил почти родной дядя. Степень родства выяснить не удалось, да не очень – то и хотелось. Улыбка хозяина при нашей встрече была столь же обворожительна, как и демонстрация зубов его осла при въезде нашей колымаги во двор. Что он имел в виду? Ладно, я его прощаю. Лишь бы накормил и кровать дал.

За ужином, после омовения, он представился. Да, вы угадали только в одном, зато в главном. Его звали просто Гунага, без всяких там «Кыш – Мыш». Видать, совсем уж захудалый Гунага. Чтобы не обидеть хозяина, я, показав на себя пальцем, представился: «Владлен Иванович». Потом, демонстративно махнув рукой, сказал: «Влад». И, ткнув в его сторону, назвал новое имя хозяина этого дома:  «Гуня». Кунак опять начал краснеть. Ну, что тут такого смешного? Гуня же радостно закивал и повторил – «Гуня». Какие все-таки отзывчивые люди эти негры.

43.Черепашьи бега.

На следующий день, когда мы наконец-то почти по-человечески выспались, Гуня предложил во время завтрака культурную программу. Гвоздь сезона – черепашьи бега. Не мог же я такого пропустить! Мы опять пошли куда-то направо-налево-направо и т.д., и мои попытки запомнить наш маршрут оказались в конечном итоге тщетными.

Вышли к площади. Представляете себе африканский базар? Ну, можно китайский, только гораздо громче. Плюс еще добавьте в эту картинку всякие там фрукты с рыбами. Пованивает, однако. На краю базара было особенно громко и многолюдно. Там и проходили черепашьи бега. По дороге Гуня посвящал меня в суть предстоящих событий. Толпа липнет к стенам лавок и к площадке для бегов, образовывая тотальный затор, это понятно.

Далее: оказывается, беговые черепахи очень дорого стоят, даже по нашим меркам. Вполне могут и до тысячи зеленых. Вот так-то. Недоумевая, как можно заставить черепаху бежать, я спросил, как это достигается. Выяснилось, что черепахи очень боятся огня. Как огня. Это естественно: кому же охота зажариться живьем в своем собственном панцире? Поэтому, какая из черепах умеет больше бояться, на ту и ставят. Вот потому-то и ставят на самых трусливых.

На месте соревнований народу было на самом деле много: и негры, и европейцы, и китайцы. Слышалась немецкая, английская, и, естественно, прочая тарабарская речь. Гуня сказал, что за доллар можно постоять в VIP-секторе. Это утешило, а то и не протолкнуться. Вот только у меня минимум десятки в кармане. Пришлось отдать одну из них Гуне, сказав, что остальные семь я поставлю на ту, которая мне приглянется. Судя по тому, как резво он метнулся к какому-то толстенному негру (что для Африки редкость, здесь вам не Америка), - он был обрадован.

Решено: если я выиграю, то деньги отдам ему. Может, хоть накормит получше. Поле для состязаний выглядело следующим образом: это была прямоугольная площадка, где-то четыре на пять метров, а вдоль, разбивая этот стадион на сектора, установлены доски. Чтобы черепахи бежали куда надо, а не туда, куда их черепашьи мозги хотят. Беговых дорожек – штук восемь или десять, это максимум. Черепахи находились на старте в открытых сверху коробках, чтобы каждый играющий лично мог оценить степень их трусости.

Я тоже обошел черепашек. Не сильно-то они отличались от наших среднеазиатских, разве что покрупнее. Обошел еще раз. Гуня начал нервничать, даже за рукав меня подергал. Я понял: скоро старт, а еще ставку сделать надо. Выбор, конечно, не из легких, но пал на самую, на мой взгляд, симпатичную. Она так смешно таращила глазки!

По сигналу толстого негра к ящикам подошли, - я назвал их погонщиками черепах, -  с зажженными факелами. Что тут началось! После свистка дверки ящиков открыли, погонщики стали пугать бегунов факелами. Черепахи побежали. Погонщики – за ними. Кругом свист, крики. Болельщики «Спартака» просто отдыхают. Кажется, я тоже кричал. Матерно, по-русски. Через полминуты был финиш.

Я давно так не радовался. Моя, моя прибежала первой! Я был готов расцеловать эту отважную трусиху. Павлюченко с Аршавиным не стал бы, а вот ее – с радостью. Еще одно приятное известие принес Гуня. Моя избранница еще ни разу не побеждала, поэтому мы выиграли аж где-то около двухсот пятидесяти баксов. Уже открыв рот, внутренне сожалея об обещании отдать деньги Гуне, меня вдруг перебили. Вмешался случай:

- Земляк, ты где так матюкаться научился? Здорово, меня зовут Аркадий, - прогудело наверху.
- Я – Дима, а это – Кунак и Гуня, - представил я своих этому здоровенному матросу. – Ты откуда? – спросил я немного невпопад.
- С корабля, - не моргнув глазом, ответил он. Ну да, логично. – Слышь, - говорит, - я на эту рептилию тоже доллар поставил, так что гуляем! Ставил еще на ту и на ту, ну так в итоге все равно выиграл. Пойдемте все в бар, обмоем победу.

Вот так я и не узнал, как звали мою черепашку. Даже поцеловать не успел. Этот верзила одной рукой обнял меня за плечи, другой – Гуню, и потащил вместе в … ой, даже вспоминать не хочу. Из выпивки там был только сомнительного происхождения виски. Сначала он угощал нас, потом я – всех. Все клялись в вечной дружбе, даже Гуня.

На утро от Гуниного выигрыша осталось всего сто баксов. Да, Аркашка, и пить же ты здоров!




44.Банный день.

Утро опять началось лишь тогда, когда солнце уже было в зените. Приподняв свое измученное тело, понял, что мне просто необходимы две вещи – пиво и душ. Холодный. Добредя до комнаты, где мы вчера завтракали, обнаружил, что эти два негодяя уже сидят довольные, о чем-то своем курлыкают, и пьют пиво. Сволочи, даже меня не позвали. Кунак все понял сразу. Понял, что сейчас лучше не нервировать братика. Так быстро пиво, по-моему, я не пил никогда. Но – отлегло.

 Вспомнив про вчерашнее обещание самому себе, пошарил в карманах, и протянул оставшееся Гуне. Тот сначала, оторопев, уставился на меня, потом на Кунака. В смысле – что, этот рыжий хочет меня в магазин послать? Я объяснил Кунаку, что к чему. Тот перевел. Гуня просто расцвел. И, без всякого принуждения рванул за пивком. Кунак посмотрел на меня так, как я, наверное, вчера глазел на бегущих черепах. Потом махнул рукой и достал еще по баночке.
 
Все-таки негры быстро бегают. Не успел я допить вторую, как до сих пор счастливый Гуня принес еще упаковку. Блин, надо с этим завязывать. Так и спиться можно. Хотелось в баню. Или хотя бы в душ. В ответ на мой совершенно естественный вопрос, Гуня ответил – зачем душ, когда рядом море, но там сейчас жарко, лучше вечером. Спасибо тебе, братец.

45.Морская болезнь.

Вчера вечером мы все же искупались в Атлантическом океане. С мылом. Из вас кто-нибудь мылся с мылом в океане? То-то же. А на утро прозвенел звонок. Как ни странно, я выспался, даже был бодр и свеж. Зубы бы еще почистить, ну да по телефону запах пока не передается.

Звонил капитан сухогруза, Михаил Ефремович. Сказал, что у нас два часа, край – три, и что он ждет нас у Лысого причала. Признаться, я ничего не понял. Какой такой Лысый причал? Спросил у Кунака, тот – у Гуни. Гуня радостно закивал: знаю, мол. Слава Богу.

Оказывается, с этого причала рабов-негров отправляли в Америку, а чтобы они не сбежали и команду бякой всякой  не заразили, им брили голову. Потому он и «лысый». У меня даже появилось искушение – а не обрить ли Кунака? Что-то такое в моих глазах он заметил и отвернулся. Экстрасенс, блин.

«Ну что, - как говорил один мой старинный приятель, - встали, заревели?». Быстро собрав вещички, - ведь надо еще затариться на дорожку, - загрузили все добро  в машину и поехали до ближайшего магазина. Со времен СССР я такого изобилия не видел. Сельпо, да и только. Правда, с Кока-колой. Надо было ехать на рынок – запоздало подумал я. Но времени уже было в обрез. Набрали всего самого необходимого: военные сухпайки (и откуда они здесь?), сигарет, виски. На остальное у меня наличных денег не хватило, а карточки здесь не принимали. И да ладно, надеюсь, этот Михаил Потапыч нас не обидит.

Как в воду глядел! Доехав до Лысого причала, мы заметили мужика в форменной фуражке и с трубкой в руке. Он радостно замахал нам свободной от курения ладонью. Мы подъехали к нему. Я вышел из кабины, представился, и вдруг заметил, что он – косолапый. Нет – Потапыч и Потапыч! Главное, не перепутать как-нибудь, а то вдруг обидится.

 Да уж, не везет мне в последнее время на транспортные средства. То откровенно на ладан дышащий самолет, то трофейный грузовик, то вот это… А «это» было страшно. Большое, ржавое, с черти знает каким флагом, оно гордо стояло у причала. Наверху были матросы. Я удивляюсь, что, кроме капитана кто-нибудь окажется русским. Или украинцем, на худой конец. Гоп-компания какая-то. Но, как оказалось, слушалась его беспрекословно. Молодец, Потапыч! Общался он с ними на рычащем английском, и также, видимо, по привычке, по-немецки, от всей души.

Все разгрузили минут за пятнадцать. Те вещи, на которые я указывал, отнесли в каюту для пассажиров. Оказывается, зря я это сделал. Зайдя в нее, просто обомлел. Это был натуральный скворечник, посреди которого были свалены, нет – вру – аккуратно сложены наши пожитки и подарки.

Таак… Двухъярусная койка, стол, стул и иллюминатор. Господи, и куда же я попал? Судя по еще более почерневшей физиономии Кунака, он тоже был явно не в восторге. Зато Потапыч был, похоже, неописуемо горд за предоставленное нам обиталище:

- Лучшая каюта на корабле, - заявил он, но потом поправился, - Это после моей, конечно.

Что мне оставалось делать? Только спросить, есть ли здесь чулан, или просто закрытое помещение, куда мы могли бы поместить то, что заняло половину нашей каюты, после того как мы отберем необходимое нам в дорогу.

Все таки Потапыч – настоящий капитан. Сказав, что у нас полчаса на сортировку, так как потом вся команда будет при деле, мы уже почти отплываем, и, если не хотим таскать вещи сами, то лучше поторопиться. Улыбнулся, развернулся и пошел. Куда пошел?

Через десять минут появились два матроса явно азиатской наружности. Вежливо ждали, пока мы лихорадочно откладываем то, что может понадобиться в пути, и то, что будет востребовано только по прибытии. С масками я им повелел обращаться особенно аккуратно. Похоже, они поняли. Мы уложились в двадцать минут. Отнеся все остальное в кубрик, - или как его там? – заперли его на ключ, который отдали нам. То есть, мне. Улыбаются, бестии. Не дай Бог, если у них второй ключ есть.

Мы вернулись в нашу каюту, заодно проведав, где гальюн. И через два часа началась морская болезнь.

46.Кругом – вода.

Чертова посудина! Сначала мы с Кунаком бегали блевать по очереди, потом – на пару. И откуда это все взялось? Мы же столько и не съели. Обретя полноценно синюшный цвет, я поплелся к капитану. Я читал, что есть какие-то таблетки от морской болезни. Совершенно измученный, зашел к капитану в рубку. Как и положено, он стоял у штурвала, что-то там намыкивая себе под нос. Я кашлянул. Обернувшись, он сказал, довольно прищурившись на солнце:

- Гляди, какая красота!

Вяло поглядев на красоту, я через силу вымолвил:

- Потапыч, у тебя таблетки от морской болезни есть?
- А ты откуда знаешь? – опешив, спросил капитан.
- Так читал, что есть такие.
- Нет, ты прозвище мое откуда знаешь?

Мне было одновременно и плохо, и смешно. Оказывается, его еще в мореходке так прозвали. Он совсем даже не обиделся, передал помощнику штурвал, и лукаво глядя на меня, спросил:

- Что, обоим хреново?

Мне оставалось лишь развести руками. Слегка подталкивая меня в спину, он повел мое истерзанное качкой существо к своей каюте.

Да уж. На самом деле, немногим лучше нашей. Зато имелся рукомойник и постель нормальная. И вокруг стола – целых три стула. Ага! У него еще и шкаф есть! Вот туда-то он и полез. Шарил недолго, хмыкнул, - видимо нашел, - протянул мне бутылку минералки и пачку таблеток. Потом достал бутылку водки. Мне сразу же стало плохо.

-Да уж. Ладно, приходи завтра, хоть с нормальным человеком поговорю, а то сам ведь видишь…, - капитан вдруг сник. – Ну, пока. До завтра.

47.Змей-искуситель.


Таблетки помогли. Безо всякого отвращения мы с моим соседом сверху, - я боялся там спать при качке, и поэтому лег снизу, - проглотили калорийный, но вряд ли полезный завтрак и пошли смотреть на море. Заодно и с кораблем познакомимся, хотя если внутри он такой же страшный, как и снаружи… Но лучше бояться, когда знаешь что стоит бояться, чем дергаться и нервничать просто так.

Мы с Кунаком до обеда смотрели на море и обходили этот железный монстр, чуть не погубивший нас вчера. Ух, ты, дельфины! Прямо рядом с кораблем. Выпрыгивают – ныряют. Как они не устают? Брателло тоже вытаращил глаза и кричит:

- Рыба, рыба!

Я честно пытался ему объяснить, что дельфины – это млекопитающие, а не рыбы. Но, по-моему, он мне не поверил.

На обед Потапыч нас с Кунаком зазвал к себе в каюту. Мы же гости, как-никак, и негоже кормить нас всякой соевой баландой. Сперва я не поверил своим глазам: нам принесли окрошки. Как я люблю окрошку, особенно в жару! Даже моему сокамернику она понравилось. Говорит, даже в Москве, когда учился, такой вкусной окрошки не ел. Капитан, видимо, рассчитывал на похвалу, встал, весь довольный собой, и достал-таки бутылку водки:

- Так я же сам готовил. Не доверять же этим…

Тут он споткнулся, оборвал себя, и посмотрел на Кунака. Тот, конечно же, все понял, но благоразумно сделал вид, что он просто на вершине блаженства и ничего не слышит. Чтобы разрядить обстановку, я задал вопрос:

- Потапыч, а где у тебя рюмки?

Тот, видимо оценив нашу деликатность, сам метнулся к шкафчику и достал три рюмочки. Железные. Наверное, чтобы при качке не разбились. Выставил все на стол, нагнулся и вытащил из-под стола ананас. Мне-то что, а Кунака аж перекосило. Он что, ананасы не любит? Хозяин, торопливо разделывая это ершистое чудо природы, заявил, что водка с ним чудо как хороша. Потом, глядя мне в глаза, с болью произнес:

-Не смотри так, нету у меня груздочков, нету! И солененьких огурчиков тоже ни хрена нету!

Я заржал, Кунак – за мной. Капитан выдержал секунды четыре. Отсмеявшись, вполне довольные друг другом, хлопнули по рюмочке. А вообще-то с ананасом не так уж и плохо. Главное, привыкнуть. Вот что значит – одна на троих. И не пьяный, и как-то на душе светлее стало.

Капитан пошел к себе в рубку, Кунак – спать, а я – поболтать с матросами. Кто да  откуда, вот любопытный я такой. Первого же попавшегося угостил сигаретой. Поблагодарив, он юркнул в какую-то дверь. Вот и поговорили. Со вторым я повел себя иначе: выпятив подбородок, важно спросил, как его зовут. Ответив – Джон, он тут же прошмыгнул мимо меня.

 Стало даже интересно – смогу ли хоть кого-нибудь разговорить. И тогда направился к коку. Уж он-то, наверное, доволен жизнью, и что-нибудь не откажется мне поведать. Кок категорически улыбался, но на все вопросы на тех языках, которые я худо-бедно знал, отвечал по-английски, что он не понимает. И – все. Что за команда такая партизанская? С горя я тоже пошел спать.

48.Экватор.

Таинственно улыбающийся Потапыч разбудил нас рано утром, когда солнце еще едва вставало, и объявил, что через полчаса мы будем пересекать экватор. Так что прошу, дескать, всех на палубу. И подмигнул при этом.

Мы сделали всякие утренние дела и, дойдя до палубы, оцепенели. Вся команда в чистой форме выстроилась вдоль борта. Тут же вспомнился старый еврейский  анекдот – «кто в лавке остался?».  Обернувшись на капитанский мостик, я успокоился: там кто-то был.

Капитан был в белом кителе, при погонах и даже с аксельбантом.

- Ну что, - сказал он слегка злорадно, - будем посвящать вас в моряки?

Я все понял. Я же читал, а теперь забыл, тупица! При первом пересечении экватора положено искупать счастливчиков в море-океане. Подошел к борту, выглянул. Так и есть! За бортом привешена сеть, от акул ли, или чтобы мы не потонули.

Эх, где наша не пропадала! Как был, в одежде, спустился по специально опущенной лестнице и погрузился в воду. Это была не вода, а молоко. Тепленькая, мягонькая, прозрачная. Блаженство. Наверху все что-то наперебой кричали. Да и пусть там себе на солнышке поджариваются, мне и здесь очень даже хорошо.

Вскоре ко мне присоединился еще один новоявленный моряк, подплывая ко мне по-собачьи. Через минуту на палубе, кроме Потапыча, уже никого не осталось. Все полезли купаться. Я, опрокинувшись на спину, видел лишь бездонно синее небо и абрис склоненной над бортом головы капитана. По-моему, она улыбалась. Боюсь сглазить, но полагаю, что с капитаном нам точно повезло. Но долго побездельничать он все-таки нам не дал.

Первым, причем даже еще до команды, смешно загребая руками, до лестницы добрался Кунак. Надо будет научить его плавать, а то на него без смеха вся команда смотреть не могла. А моего братца стоит похвалить: хоть принц, но не обиделся. Тут послышался усиленный рупором голос Потапыча. Закончилась лафа. Все обреченно потянулись к лестнице. Я, само собой, в хвосте. Надо же продлить удовольствие.

49.Якорь.

Обсохнув на солнышке, мы пошли на завтрак. Была рыба, зато – с гречкой. И чем бы себя развлечь, а то совсем уж скучно? Решил дойти до капитана. Чтобы никто не слышал, отозвал его в сторонку покурить. Он неохотно передал штурвал помощнику, - видимо, сам любил порулить, и мы спустились с мостика.

Да... Теперь я понимаю моряков. Океан – просто завораживающе красивое зрелище. Ну, ладно, к делу. Я заявил, что мы с Кунаком прям-таки жаждем принести пользу команде, как новообращенные моряки. Тот кивнул: это хорошо, мол. «Да, - добавил я, - мы хотим наточить якорь».

У Потапыча стало такое выражение лица, как будто бы его кто-то схватил за одно место. Глаза круглые, рот открыт. Потом закрыл, но глаза оставил. Видимо, думал, издеваюсь я над ним или как? Или что у меня крыша от жары съехала. Опасаясь за его психическое здоровье, я поспешил объяснить, что хочу развлечь моего негритосика, а заодно себя и команду.

Шумно выдохнув, капитан наконец-то улыбнулся и, показав рукой на какую-то дверь, сказал, что я могу взять напильники у Сергея – механика. Потом покрутил пальцем у виска и пошел обратно к себе на мостик. Рулить. Я же еще разок посмотрел на океан, постоял, помечтал о разном. Нет, и вправду красиво же! Просто дух своей безбрежной мощью затягивает. Но – надо искать Сергея. Иначе настроение уйдет, а чем себя еще занять, я не представлял.

Добравшись до машинного отделения, я закричал в открытую дверь:

- Сергей!

Через какое-то время высунулась чумазая рожа. И когда он успел испачкаться? Вроде всего час назад все купались.

- Ээ, Сергей, тут вот какое дело, - промямлил я, - нас как двух только что посвященных в моряки, капитан попросил наточить якорь. Дай напильники, а?

Серега сразу отвернулся и пошел. Но при ходьбе трясся. Сам знаю, как трудно сдерживаться от смеха. Где-то через минуту вернулся. Морда по-прежнему грязная, только под глазами вертикальные полоски с разводами. Ох, и тяжко же ему пришлось! Выставив перед собой ящик с инструментами, механик собрался уходить. Ага, как же, дал я тебе досмеяться!

- Сергей! Постой, остальное-то забери!
- Ну чаго тебе ишшо?
 «Из Сибири, что ли», - подумал я, - «или может хохол». А, не важно.
- Забери, - говорю, - взял я, что нужно. А нужно мне было два драчевых напильника.

Посопев, Серега взял ящик и вновь потопал куда-то вглубь. Надеюсь, настроение я ему не до конца испортил, даже раззадорил. Я мысленно потирал руки. Сейчас он расскажет всей команде… А потом… Нет, сегодня скучно мне точно не будет. Еще бы Потапыч подыграл, покрикивал бы на нас. Да уж, надо было мне идти в театральное, на режиссерский.

Торжественно войдя в нашу каюту, я объявил, что капитан нам доверил ответственное задание – точить якорь. Лишь бы Кунак этот анекдот раньше не слышал. Радостно закивав, он спросил, как и где. Так, что ж, пошли к якорю. После беглого визуального осмотра, поцокав языком, я заявил Кунаку, что все запущено и якорь уже где-то с год не точили, и если мы его сейчас не наточим, может случиться беда. Сам подумай, дескать, не капитану же его точить? Остальные тоже при деле, придется нам.

Братишка попросил показать, как и что делать. Отдав ему напильник, я пояснил, что сначала, до достижения необходимого угла на плоскостях лап якоря, надо пользоваться самой грубой стороной напильника. Зубчатой, понимаешь? Потом – просто грубой. А уж затем, для доводки, мягким напильником. Показав для примера угол, необходимый для заточки, я отсел в уголок, сказав, что я-то свою работу всегда сделать успею, а пока покурю. Кунак трудился самозабвенно, иногда оборачиваясь на меня, - все правильно? Да, да, - кивал я головой.

Вопреки моим ожиданиям, матросы приходили поглазеть на это зрелище по одному, а не гурьбой. Но так оно и лучше. А то бы начали ржать и испортили весь праздник. Для виду с минуту пошоркав якорь, я проверил работу Кунака, похвалил и сказал, что меня зовет капитан. Тот был на мостике. Я ему помахал, Потапыч помахал в ответ. Куначок, глядя на капитана, начал работать с двойным усердием. Бедолага.

В душе опять завозилась Годзилла. Взяв по дороге пару пива, мы с Потапычем пошли в его каюту. Промочили горлышко, покурили. Совесть так и не давала покоя. Надо что-то подарить братцу в компенсацию за этот розыгрыш. И тут меня осенило!

- Потапыч, - говорю, - а у тебя есть тельняшки?
- Конечно, есть.
- Дак давай их нам вручим после обеда, а то если я своему черномазенькому расскажу, а я расскажу, что это я его так подставил, он может и обидеться. А с тельняшкой можно сказать, что это традиция такая.

Потапыч – правильный мужик, все сразу понял. На обед опять позвал к себе в каюту, зачем-то пригласив еще и доктора, а по совместительству – радиста. Китайца, в общем. Звали его тоже Сережа. Точнее, если я не ошибаюсь, Сунь Чинь Яо, но для русского слуха это как-то не то. Капитан, оценив стол, опять достал водочки и на сей раз четыре рюмочки. Сережа тоже достал китайскую водку. И лишь мы – с пустыми руками.

Тут наступил решающий момент. Потапыч залез рукой под подушку и достал оттуда тельняшки. Одну вручил мне, другую – Кунаку. Радости моего напарника не было предела. Он несколько раз поклонился, прижимая тельник к сердцу. А ведь принц!

Вот так вот, с бусами и прочей ерундой, и завоевали европейцы Африку. Ничего не меняется в этом мире. Мы переоделись в тельняшки, хозяин стола произнес что-то там про море и моряков, матросов и капитанов. И кто меня дернул за язык?! Выпив, я сделал испуганное лицо, и пробормотал:

- А кто же теперь якорь точить будет?

Кунак тут же сорвался с места и убежал. Я знаю, куда. Мужики тоже знали. Такого осуждения в глазах я давно не видел. Годзилла торжествовала.

Оприходовав еще по одной в полном молчании, я пошел за моим братишкой, точить якорь. Правду гласит поговорка: «Не рой яму другому»…

50.Гавань.

На пару с Кунаком мы точили якорь еще где-то около часа. Экипаж, смотря на нас, уже больше не надсмехался, а смотрел как на мучеников. Причем - добровольных. Видимо, Сережа проболтался про мою глупую шутку. Может, даже сочувствовали. Спасла погода. Вернее, непогода: по рации сообщили, что надвигается шторм, и лучше укрыться в каком-нибудь порту. Или уйти подальше в море. Потапыч выбрал порт. И где-то часа через два-три мы зашли в бухту и встали на недоточенный якорь.

Полкоманды капитан оставил на корабле, а остальных отправил на берег, земельку потоптать. Мы с Кунаком потоптать не отказались. Не помню, как этот городишко назывался, но он почему-то мне сразу не понравился. Улочки – узкие, прохожие – какие-то запуганные, и – тишина, даже собаки не лают. Я пожалел, что не взял с собой пистолет. Что-то у них тут неладно. Мои попутчики, похоже, были того же мнения. Может, лучше вернуться и не нарываться?  Ладно, дойдем до ближайшего бара, а там посмотрим.

Если я правильно понял, то перевести на русский название бара можно было как «На полпути». Крайне двусмысленно. Не удивлюсь, если у хозяина этого заведения на книжных полках окажется Монтень и Паскаль, Гегель там всякий, ну и прочая, прочая, прочая. В барчик мы зашли все почти разом и почти целиком: прямо перед входом у Кунака с головы сдуло бейсболку. Видимо, шторм начинался. В зале было тоже тихо. Что за ерунда такая? Портовый город, все от шторма укрываются, а где моряки, хотя бы  мордобой там, на худой конец.

Оказывается, в стране был траур: король ихний помер. Не дожил чуть-чуть до девяноста, бедолага. Да, тяжелая у них тут жизнь. Положение, как ни странно, спас Кунак. Оказалось, что бармен – тоже Гунага. Очень-очень далекий, но – Гунага. И как он мог отказать принцу, точнее даже целым двум. Это я понял, когда, напрягая слух, услышал, как, показывая на меня, братец говорил хозяину – Влад-Иванна-Гунага. Тот сразу проникся уважением и к моей персоне тоже. А тут – «Влад-Иванна». Круто, наверное. Надо будет новые визитки заказать. Для особо одаренных дураков.

Нарушая траур, хозяин, как говорится, закрыл избушку на клюшку, и за счет заведения решил нас угостить. Разумеется, в кои-то веки в одном заведении два принца сразу! И похожи… Ну просто как две капли воды. Одна – из-под крана, а другая – из скважины. Что-то я не то сказал. Да ладно, пусть из-под крана буду я, а Кунак нехай свою скважину бурит. Хозяин быстро подбежал обратно от запертых дверей, поинтересовался, что уважаемые гости желают.

Как же его назвать? Похоже, это у меня превращается в какой-то комплекс, надо кого-нибудь как-нибудь, да назвать. Что он Гунага, это понятно. Кунак уже есть, Гуня – тоже. Может, Хуня? Нет, это уже перебор. А тот все бегал вокруг нас, гундел. Сам виноват. Будет он у меня Г;ндосом. Г;ндос – это звучит гордо.

 Надеюсь, ему понравится, а остальные не поймут. И ударение, как  я полагаю, тоже правильно поставил, а то вдруг его новое имя ему понравится, а сюда придут русские, да  начнут издеваться. А так – скромный паллиативчик. Хотя надо спросить у Кунака, вдруг это на их языке что-нибудь обидное значит. Тот одобрил мой выбор имени. Красивое, говорит, лучше бы ты меня так назвал. Да уж, специфика.

Мне захотелось мяса. Не перемороженного, а нормального с подливочкой и свежими овощами. Подозвал хозяина и положил ему руку на плечо. Тот вздрогнул. Чтобы усилить эффект, я, привстав, торжественно нарек его  Г;ндосом. Тот вздрогнул во второй раз. Опасливо обернулся на Кунака. Тот ему – тыр-тыр-тыр  Г;ндос-Гунага! У того аж коленки затряслись. Видать, от радости. Бросился мне руки целовать, но что мне сейчас делать?

Погладив его по голове, показал, пусть пойдет к моему братцу. Похоже, я посвятил Г;ндоса в какие-нибудь африканские рыцари. Он теперь не просто Гунага, а – с приставкой. А мне-то что, жалко, что ли? Пусть себе порадуется. Новоявленный рыцарь стоял возле Кунака, глядя на нас влюбленными глазами. И как же мало нужно человеку для счастья! Я объяснил Кунаку, что бы я хотел закусить и чем запить. Г;ндос закивал и умчался на кухню.

Настоящий принц смотрел на меня с хитрой укоризной, потом произнес по-русски, но как-то ласково:

- Ну и мудак же ты!

В ответ я только улыбнулся. Тоже хитро. Мы заржали. Остальные так ничего и не поняли. Через пару минут примчалась какая-то бабулька, может жена хозяина, или еще кто, не знаю. С поклонами начала выставлять холодные закуски, потом убежала, вернулась, принесла всякую выпивку, поклонилась и опять убежала, предварительно сообщив Кунаку, что, дескать, извиняйте, но мясо будет где-то через час, муж пошел резать барашка. А она – всегда к нашим услугам. Ее глаза просто лучились обожанием, когда она на меня смотрела. Тьфу ты, пропасть африканская.

Сопровождавшие нас китайцы-малайцы с радостью накинулись на угощение в надежде, что за все заплатит Кунак. Как же! Это для нас – халява, а с них точно сдеру по сувенирчику. Но - не зверь же я, денег брать не буду. Наверняка у них завалялось по специфической безделице с исторической родины. Им – пустячок, а мне приятно. Так и в коллекционера превратиться можно.

Посудите сами, - за какой-то месяц я приобрел фигурку из бивня мамонта, целых две маски африканских аборигенов, и амулетик от Маши. Об остальном я умолчу. Не удивлюсь, что за звание рыцаря хозяин заведения мне тоже что-нибудь презентует. Только вот масок больше не надо.

Я не ошибся. Через часок, в течение которого мы усердно уничтожали доставленное женой  местного олигарха съестное, нам торжественно внесли блюдо с целым жареным барашком. На вертеле его, что ли, готовили? Запах был такой, что у всех опять потекли слюнки. Поддон несли двое негриков, а впереди шествовал Г;ндос с кинжалом в вытянутых руках.

Что он так любит кланяться? Протянув мне кинжал, он начал что-то лопотать, заискивающе глядя мне в глаза. Кунак переводил синхронно, слегка удивленно поглядывая на лепечущего хозяина. Мне доверялась великая честь. Я был должен жертвенным ножом разделать барашка. Этим кинжалом его и прирезали. Оружие было старинное, явно раритетное. Кунак переводил, я растерянно внимал. Оказывается, это фамильный кинжал одной из ветвей Гунага, и у кого он в руках, тот и является их предводителем. Или вождем.

Вот только вождем мне еще не хватало! Но, почувствовав, что отвертеться не получится, торжественно отрезал у барашка ногу. Потом – вторую. Одну отдал Кунаку, вторую взял себе. Потом, подумав, отрезал еще переднюю, - а она поменьше, и протянул хозяину.

Как тот не упал в обморок, не знаю. Взяв в трясущиеся руки лапку, он, кланяясь на каждом шагу, задом выбежал из зала. Не удивлюсь, если он ее высушит или заспиртует, и будет всем показывать, - это мне подарил великий принц Влад-Иванна-Гунага! Или я еще в кого-то его до кучи посвятил? Невзначай так. Вопросительно взглянул на напарника. Тот пожал плечами. И нехай, главное, ничего страшного не натворил.

Наши спутники, черт их подери, тоже начали относиться к нам тоже с каким-то благоговением. Малайки, блин! Похоже, чтобы моим кинжалом отрезать себе кусочек барашка, речи и быть не могло. Сидели они молча, томно глядя на тушку. Ручки сложили, ножки скрестили. Медитируют, что ли?

Оценив ситуацию, начал зазывать хозяйку. А ладно, ее обзывать я не буду, неохота. Жестами показал, что моим спутникам нужны ножи. Понятливая. Раздав каждому по ножу, та тихо скрылась за стойкой бара, только глаза поверх зубов сверкали. Может, дорогим гостям еще что-то надо. Матросики ели с энтузиазмом, но деликатно и молча. Перед тем, как они отрезали кусочек, вопросительно смотрели сначала на меня, потом – на Кунака.

Мы важно покачивали головами. Тот уже давно покраснел. Мне тоже хотелось смеяться. Вышли во двор, и там уже отвели душу. Потом посидели, покурили. Похоже, каждый думал о своем. Да уж… Что-то на душе неспокойно. И борода чешется. Надо у нашего неофита потребовать баню, пускай хоть турецкую. Надоело мне в море мыться.

Какие же все-таки эти китайцы вежливые! Пока мы отводили душу во дворе, те сидели, скрестив ручки-ножки, не притрагиваясь к барашку. Вот это дисциплина! Пришлось опять вспомнить инглиш. Чтобы не разочаровывать в нашем величии, махнул рукой, сказав:

- Остальное ваше.

Что было после, ну это, как говориться, что-то. Минут через десять от барашка остались только ребрышки. Во дают! Мы с Кунаком демонстративно лениво ковырялись в ножках, - вкуснятина, на самом деле, с душой сделано! И напитки хозяин тоже приволок явно не из местной лавки. Слегка раздобрев, я поманил его пальцем (за стойкой белели уже две пары глаз). Подбежав рысцой, мой подопечный спросил у Кунака, что господину угодно? Это я понял и без перевода. Я жестом указал ему место на скамейке, но не рядом с собой, а рядом с матросиками.

Тот осторожно присел, застенчиво улыбаясь. Щедро налив его же собственный вискарик, я решил произнести тост, - да, люблю я поболтать! Мысли ворочались в черепушке уже с трудом. Решил поднять бокал за семью хозяина, пожелал всего-всего. Кстати, почему детей не вижу? Кунак перевел.   Г;ндос нервно выпил вслед за мной и что-то там прокричал. Мы даже не успели покурить, как строем вышли мальчики-девочки. Ну и плодовитый же, зараза. Детишки дружно поклонились, продекламировав:

- Гыр-гыр-гыр-Влад-Иванна-Гунага!

Вот ведь, так и местным божком можно стать. Я похвалил Г;ндоса за красивых детей, потом – их умственные способности. Больше я не знал, что сказать. Хозяин просто расцвел. По-моему, его детишки навострились целовать мне ручки. Только этого не хватало! Встав, я погладил каждого по головке и махнул рукой. Прямо фюрер какой-то! Детишки моментально смылись.

Кроме Кунака, все были в экстазе. Господи, куда я попал? Решил срочно вернуться на корабль, а то уже манией величия пованивает. Как меня ни уговаривал хозяин, остаться на ночь я отказался. Похоже, братишка меня понял. Хотели уйти по-английски, но упрямый туземец вручил нам еще одного жареного барашка и ящик чего-то.

Нет уж, я точно не потащу! Матросики радостно подхватили подарки и последовав за нашими высочествами, понесли то, чем нас хозяин отблагодарил за приставку к его родовому имени. А меня радовал кинжал, который я привесил к поясу. Что делать, люблю я красивые вещи! Есть у меня такая слабость.

51.Опять Потапыч.

Море волновалось, но – не сильно. Ветер был, это да, но больших волн не было. Мы безо всяких проблем добрались до сухогруза, и с помощью матросов подняли добычу на палубу. Потапыч на все это представление смотрел сверху. Неудивительно, что, когда я поднялся на палубу, он попросил меня зайти к себе.

 Войдя в раж, я сказал «шерпам»,  чтобы несли все в каюту капитана. Те быстренько побежали. Потапыч удивленно посмотрел на меня – кто тут капитан, я или ты? Не уловив в моих глазах ни тени раскаяния, махнул рукой, и мы пошли к нему в каюту. Я-то, конечно, есть не хотел. Да и пить – тоже, но вдруг Потапыч чего захочет. Мне ж еще с ним до Питера плыть! Вернее – идти.

Перед входом в кубрик капитана стояли два матроса с подарками. Слегка подозрительно взглянув на меня, Потапыч скомандовал матросикам:

- Заноси!

Утром, за завтраком, капитан сказал, что шторм стих, и мы можем выходить в море. Барашка в камбузе на столе не было. Вот ведь проглоты! Что, и нам не оставили? А мы о них заботились, почти что жизнью рисковали, а тут – вон оно что… Я нахмурился, посмотрел на Кунака. Тот тоже как-то сник. Несмотря на качку, мне опять хотелось мяса.

Начал издалека, - а что было вчера на ужин? Ведь мы-то его проспали. Потапыч ответил, - мясо, с лапшой, вот такое. И порывшись в шкафчике, достал что-то вроде «Доширака», добавил – вот такое. А наше мясо будет на ужин.

 Вот ведь людоед нашелся! Затем тот достал бутылочку, продемонстрировал, но сразу спрятал. Правильно сделал, а то Кунак уже стакан начал искать. И после этого говорят, что все русские – алкаши! Ничего-то они не понимают. Это до первой – алкаши, а потом – как придется.

Благо мы уже снялись с якоря, и было чем заняться. Взяв напильники, мы пошли к этому чуду металлургии. Как-то мне этот процесс понравился, как ни странно. Может, бабы давно не было? Принялись за работу. Команда, прослышав про вчерашние наши приключения, взирала на нас просто-таки как на святых страстотерпцев. Я ликовал внутри, не показывая, конечно же, виду, - нравится мне дурака валять! А если не одному, то – вдвойне. Потапыч вышел на мостик, вздохнул и начал спускаться на палубу. Сперва я подумал, что он идет к нам, но он развернулся к глазеющей на нас команде, и отдал приказ.

Нет - нет, такого просто не бывает! Услав полкоманды на вахту, остальным тот раздал принесенные механиком напильники. И когда он успел механика вызвать? Оставшаяся часть экипажа, прознавши про то, что это идея моя, просто готова была порвать меня на месте. Вместе с Кунаком. Но, что-то бормоча под нос, уселись рядом и присоединились к нашему многомудрому занятию. Вот что значит авторитет! Уважаю Потапыча.

После дежурно-скудного обеда мы отправились опять точить якорь. Правда, уже со второй сменой. Если выражение «смотреть волками» вам понятно, то это было гораздо… ну, очень гораздо больше. Я почему-то внутренне ликовал. Это же надо – заставить несколько бедолаг, включая капитана, плясать под мою дудку! Мелочь, а приятно.

Когда я объявлял перекур, матросы разбегались, якобы в поисках сигарет, и еще может, в туалет сходить. Минут десять их каждый раз не было. Потом – возвращались покурить. И – опять пилили. Я устал и только командовал. Прынц я или не прынц? Вразвалочку, по-морскому, пошел к Потапычу. Тот смотрел на меня с грустью, - вот, мол, навязался на мою шею! – а я на него вполне радостно (внешне) и, с содроганием от чувства собственной глупости – внутри.

- Может быть, разделаем кабанчика для всех на ужин? – я перепутал, ведь это был барашек, - Для этого, чтобы не обижались?
- Вот ты и разделывай! – И – отвернулся. Настоящий капитан.

Преисполненный восторженного злорадства, я отправился на кухню. Объяснив коку, что капитан хочет сегодня вечером устроить праздник, намекнул, что было бы неплохо разделать кабанчика. Как не понял? Тьфу ты, барашка! Он понял, закивал, уверяя, что все будет в полном порядке. Нехотя – якобы – я поднялся опять на капитанский мостик.

Глядя в слегка взбешенные глаза капитана, предложил ему устроить торжественный ужин по поводу окончательного посвящения нас в моряки и отменить якорные экзекуции. Все же будут рады! Только вот бескозырки выдать бы нам неплохо. Нет, все-таки наглость – второе счастье. Некоторое время поглотав ртом воздух, Потапыч, махнул рукой, и, сказав – «делай, что хочешь», опять отвернулся. Обиделся, что ли? Он еще просто не понял, что на таких как я, не обижаются.

Хм. Надо еще что-нибудь такое придумать, чтобы позадорнее вышло. А то как-то скучно: разделают барашка, выпьют за здоровье и – все. Чего-то не хватает. Изюминки. Так  думай, башка, думай! Первая мысль была такая… Нет, это не пойдет. И другие три тоже как-то мне не понравились. И что за скудоумие такое?! Стоит на капитанском мостике, курит, глядя на этих обалдуев, которые без моего приказа не могут прекратить бессмысленное занятие. А сверху наблюдает капитан.

Что, влип, очкарик? Тут я решился на жертву. Ну, виноват я, вот сам и расхлебываю. Вспомнил, что у капитана была гитара. Пусть смеются, но у него есть еще и сборник испанских песен. Мы что-нибудь с ним споем. За ужином. Вернулся на мостик. Не объясняя свой план, сказал, что мне надо. И еще – потребовал братца. Для… ну, надо, и – все.

Вечером все собрались в кают-компании. Последним, как положено, зашел капитан. В руках – пакет и гитара. Наверное, ему тоже было интересно, что я на этот раз придумал. Кок уже минут пять как притащил барашка, все опять смотрели на нас в восхищением, несмотря на бессмысленные упражнения с металлическими предметами. А мы с Кунаком уже даже  порепетировать успели на юте, где нас никто не слышит. Я в меру своих способностей пробовал вспомнить, как играть на гитаре, а мой соседушка изо всех сил пытался заучить текст, переписанный мною из книжки капитана.

Тот же, окинув нас каким-то задумчивым взглядом, объявил, что отныне и я, и Кунак вааще конкретные моряки. Сказал по-русски, так что экипаж встал только после того, как Потапыч воскликнул: - Ура! Радовались все, жадно глядя на барашка. Но – всему свое время. Он вручил, вернее, напялил, не спросив даже размер головы, нам на головы бескозырки, и сунул мне в руки гитару. Вот ведь, елки-палки, отомстил. Моя бескозырка упала, именно – упала, - до бровей, а Кунаку, я полагаю, даже тюбетейка была бы комфортней.

Достав гитару из чехла, я вновь провел рукой по струнам. Расстроена. Ничего, мой голос тоже не подарок. Пусть мучаются, да и песня – соответствующая. Я бы вам, конечно, такого бы не пожелал, но по моей команде мы с Кунаком затянули: «Бессаме мучо». Как ни странно, это был фурор. Все были в восторге, косясь на остывающее мясо.

Вот так мы и стали настоящими моряками.

52.Европа.

Дизельного топлива нам хватило только до Португалии. Оставалось еще тонны две, но для корабля это тоже самое, как для «Бентли» - два литра. В Португалии я был впервые. Язык – непонятный, лица – загорелые, но улыбающиеся шире, чем в Африке. И – никто никуда не спешит. Отрадно. Хоть что-то общее между нами.

Некоторых прохожих, правда, отвлекала моя борода, отросшая за все это время до почти неприличных размеров, но в целом здесь мне понравилось. И вообще, кто там на меня как глазел, - быть может, англичане? Ну, может, просто не понимают они мужской красоты? Кто у них был там последний  бородатый? Генрих III, был последним, по-моему. И – все. А у нас Ленин – и тот бородатый! До сих пор, заметьте себе.

В порту мы оставались целых два дня. Якорь уже никто не точил, и делать было нечего. По местным притонам как-то не тянуло, и я решил устроить турнир по дартсу. Так, чтобы народ не расслаблялся, да и самому тоже интересно. Мы купили, - за свой счет! – мишень для дартса, дротики, а вот правила я перевести не смог. Было написано по-португальски. Ничего страшного, придумаем свои.

 Но, во-первых, не на щелбаны же играть? Значит, надо приз. Потом, не мешало бы еще разработать систему подсчета очков. Впрочем, почему бы и не на щелбаны? Попал в десятку – на тебе десять щелбанов, в пятерку – пять, в зеро – свободен. И так будет с каждым… У моих попутчиков либо пальцы устанут, либо лбы опухнут.

Экипаж правила воспринял с энтузиазмом. Эта посудина, пожалуй, столько смеха не слыхала с тех времен, когда ее спускали на воду. Смеялся даже Потапыч. О спорт, ты – мир! Я, разумеется, судил. Не мальчик ведь уже, чтобы на щелбаны играть. Кунак оказался самым метким. Лоб был почти не красный, но – как у него глаза горели! Вот что значит правильные правила игры придумать. Он даже по инерции пытался и мне щелбан влупить, но вовремя спохватился. В самый разгар сражения за целый лоб нас прервал капитан.

- Отбой! Всем – отбой!

Все в возбуждении разошлись. Ага, уснут они сейчас! Каждый своими шишками будет хвастаться. Потапыч молча спустился с мостика и, подойдя к мишени, снял ее со стенки. Отдав мне дротики, кивнул головой, - «пошли за мной».

Естественно, в кают-компании не дует, поправки на ветер делать не надо, но, глядя на горящие азартом глаза капитана, я понял, что надо что-то делать. Нет, это же  просто какой-то бык на корриде. Надо придумать такое, что если он проиграет, он не обиделся, а если выиграет, - в чем я сомневаюсь, - не обрадовался. В любом случае я в прогаре не останусь. Универсальный вариант: - «выпить че есть?» - спросил я. Потапыч радостно закивал и рысцой отправился за перегородку. Ну и походка же у него! Но на скорость доставки это не повлияло. DHL какой-то, разве что на сухую не работает.

Обоюдно выпив, я пояснил правила игры. Глаза моего оппонента прям-таки  лучились от возбуждения. Знал бы он, с кем связался. Пусть я толком правил и не помню, но в Екатеринбургских барчиках всегда занимал первые места. Возник вопрос – на что играем? Мы ведь не матросня какая-то, а… И пусть я тоже матрос, но играю все же с капитаном. Вот этой вот сухогрузины.

И пусть Саакашвили на меня не обижается: надо было посвежее фрукты поставлять, сам виноват. Сговорились, что я ставлю маску – а пофиг, у меня все равно их две, на, - не поверите, - якорь. Что, я зря его точил? На корабле их тоже два. Понятно, что ни один из них мне не нужен, но вы когда-нибудь выигрывали якорь? Когда-то надо начинать. Настороженно глядя на меня, Потапыч протянул мне руку: - «Договорились».

Эх, надо было на штурвал играть.

53.Качка.


Утром болтало так, что я уже решил, что Потапыч в отместку мне дротик в голову засадил. В самый что ни на есть мозжечок. В гальюне меня тоже ничего не обрадовало: отекшая морда, вяло пытающаяся улыбнуться, вот, пожалуй, и все. Однако к  моей превеликой радости, при выходе оттуда я наткнулся на капитана: та же картина. Видимо, он при виде меня испытал аналогичные чувства. Кивнув, он сказал, - «Якорь – твой!» Мне опять захотелось в туалет. И где же на свете  справедливость?

Потапыч, хитрая морда, сдержал свое слово. На ужин он явился в парадном кителе, и предложил, вернее – приказал всем поднять кружки с чаем и выпить за нового офицера Российского флота. С этими словами он подошел ко мне, отцепил с кителя форменный якорь и прицепил мне на грудь. Молодец, слава тебе, Господи, все же надумал, как отмазаться.

Весь экипаж был в восторге. Матросики услышали волшебное слово – «выпить», и поставили чай на стол. Поморщившись, Потапыч подал знак коку – тащи, мол. Это был спирт. Надеюсь, что медицинский. После пары-тройки-пятерки рюмок, когда Кунак уже начал с завистью посматривать на якорь на моей тельняшке, а Потапыч, дергая меня за рукав, горячо доказывая, что Россия – великая морская держава, меня вдруг потянуло в сон. «Мы до сих пор плывем, мы до сих пор плывем» - нудел внутренний голос. Вот и приехали…

Встав возле борта, я не нашел ничего лучше, чем облегчиться за борт. Неплохо, я вам скажу. Может, конечно, каким-нибудь рыбам это на вкус и не понравится, но ответьте – приятно ли мне, или вам – кушать эту рыбу? После всего этого. Так что всегда впредь спрашивайте у официанта, где она поймана.

54.Страна цветов.

После болтанки, длившейся несколько дней, мы наконец-то прибыли в порт. Ухоженный такой, даже с цветочными вазонами на пирсе. И еще - вежливые таможенники. По - быстрому просмотрев документы на груз, сказали «добро пожаловать», - и убрались восвояси. Даже паспорта не спросили! А у меня даже  Шенгенской визы нет. Да уж, до нашей таможни этим еще далеко, им же за державу не обидно…

В поисках какого-нибудь приемливого  заведения провели минут двадцать. Это надо ж такое! То панки-отмрозки, то псевдомузыка грохочет, а в последнем заведении, - так вообще одни голубые. Может, конечно, у них и обычные люди так одеваются, и к мужикам пристают, но – это уже перебор. Шпенглер был прав, катится Европа невесть куда.

Но нормальное заведеньице мы все-таки нашли. Мне понравилось. Старинный, красивый дом со всякими там резными финтифлюшками, а внизу, - я сразу понял, что этого-то нам и не хватало, - нормальные веселые мужские голоса.

Предчувствие меня не обмануло. Кто-то был в форме, кто-то в тельняшках, как мы с Кунаком. Даже у Потапыча, похоже, на лице полоски нарисовались! Усевшись за свободный столик, подозвали официантку. Марта, тьфу ты: у моей тетки так кошку звали! Но двуногая Марта даже улыбаться умела. И – разрез на юбке чуть ли не до шеи. Прощена. С трудом оторвав взгляд от этого местного колорита, начали наперебой заказывать выпить-закусить. Марта только успевала записывать.

Похоже, морячки за соседним столом над нами откровенно смеялись. А французский я тоже не знаю. Это обижало вдвойне. Тут после этого показа мод в ушах булькает, Кунак с Потапычем вообще взгляд от стола боятся оторвать, нестриженными когтями его царапают. Да уж, тяжело без баб.

Ну не могу я без приключений! Простите меня, неуемного.

- А ну, молчать! – по-русски выкрикнул я в сторону соседей.

Те испугались и замолчали, особенно когда заметили братишку, который вертел в руках столовый ножик. Просто так, безо всякой задней мысли, в раздумьях человек. Вот что значит – командный голос и демонстрация силы. Потапыч посмотрел на меня с уважением. Тебе бы, мол, дипломатом быть!

 Зал немного приутих, но основным предметом разговора, похоже, стали мы. Пялились, как на крестный ход под дождем. Ну что ж, играть так играть. Поднявшись, спросил, есть ли здесь русские? Из угла зала тут же взметнулась рука. Точно, нет мне покоя от этих русских!

Его звали Миша. Красивое имя, патриотическое. Поздоровавшись, и познакомив его с друзьями, я предложил устроить соревнование. Вот нас – почти четверо русских. Кунак, как-никак, все же мой брат, а значит – почти что наш.

В армрестлинг. С другими командами посоревноваться, из тех, кто тут есть. Мишины глаза просто загорелись азартом, но потом он скептически уставился на Кунака. Да и на меня тоже с сомнением посмотрел. Знал бы он, сколько мы с якорем упражнялись! Короче, за сборную России он выступать согласился.

Еще здесь были: англичане, немцы и турки. Их-то как сюда занесло?

В качестве арбитра я назначил Марту. Никто был не против. То ли ее знали, то ли совсем не знали. Я вот, к примеру, что у нее в голове творится, пока не пойму. Объяснив Марте правила соревнований, разбились по командам.

Хе, а через несколько минут  мы уже – в полуфинале. Минимум четвертое место гарантировано. Но не время ерничать. Мы сели против турок, - а все здоровые такие мужики, что даже боязно, блин.

Англичанам достались немцы. И что меня вечно на авантюры тянет? Встав, я объявил, что призом станет якорь с тельняшки русского офицера. Что тут началось! Кто-то выкладывал зажигалки, как я успел заметить, «Ronson». Это англичане. Турки сняли часы.

Немцы замялись, видимо, выжидая. Отведав порцию укоризненно-выжидающих взглядов, первым положил на стол портсигар немецкий капитан. Надеюсь, что серебряный. Его подчиненные тут же выложили рядом то, что было не так уж им и дорого. Истинные арийцы.

Первыми к столу подошли Потапыч и турецкий, - ну, не знаю я их языка! – пусть будет просто начальник, паша, короче. Немцы почему-то болели за нас, а англичане – так, для спортивного интереса. Потапыч все же победил. Вытерев мокрый лоб руками, плюхнулся рядом со мной. А очередь была именно моя. Я без всякого удовольствия посмотрел на своего соперника. Здоровенный, как горилла, но улыбка – добрая. Протянул мне руку, сказал: «Махмет».

Их что, всех там Махметами зовут? Я ответил – Гунага. Вы бы видели моего братца! Понял, видать, что я буду бороться не только за Россию, но и за его Або-Гуну. Бог мне в помощь, и его боженька – тоже.

 Уже через минуту мне стало стыдно. Я проиграл. Как я ни сопротивлялся, - он гнул и гнул, давил и давил. И – задавил. Что я проиграл такому бугаю, мало утешило. Настал черед Кунака. Этому маломерку попался тоже, мягко говоря, рослый мужчина… Марта, скомандовав – старт, отошла от стола. Вернее, отпрыгнула. Наследный принц просто припечатал руку турка к столу. Нет, кто бы мог подумать?! А турок, похоже, даже подумать ничего не успел.

Так, 2:1. Остался Миша. Все заведение уже забыло про выпивку, смотрит и, даже, кажется, за нас болеет. Особенно немцы.

3:1! Мы вышли в финал. Мне бы такой слабак попался, подумал я, завистливо глядя на Мишу. У меня-то вон какой здоровый был!

Потом боролись англичане с немцами. Ох, и азартная борьба была! Орали даже те, кто живет наверху: « ну когда же вы там заткнетесь, спать мешаете!». Победили немцы. Англичане, как положено, оставили свои ставки на столе и молча удалились. Турки кровожадно ждали нашего поражения.

Первым пошел я. Сосредоточился, вспомнил молниеносное движение братца, когда он победил турка. Не знаю, что мне помогло, но через долю секунды рука соперника была на столе ладонью вверх. Оставалось еще три подхода. Никогда я так не нервничал, даже на чемпионате мира по футболу. Мы выиграли – 4:0. Весь барчик, прыгая, уже сходил от восторга, а я – недоумевал: за что они так немцев не любят?

Все участники соревнований, исключая огорченных англичан, бросились качать меня на руках. Почему меня?! Кунак, он-то полегче будет. Не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг захотелось подарить немецкому капитану якорь. Типа того, что, ну, - проиграл ты, бывает, че тут сделаешь? Отцепив с тельняшки, с как можно более искренней улыбкой протянул ему:

- Цум глюк!

Очевидно, мои напарники вообще по-немецки не шарили. Уставились на меня – у кого глюк? Эх, не знают, что «глюк» - это «счастье». Только – немецкое. Вот и наркоши, к примеру, тоже плохую вещь «глюком» не назовут. В отличие от компьютерщиков. Хотя еще не известно, кто из них лучше.

Похлопав по скамейке рукой, я сказал – присаживайся! По-моему, он был не против. Странно. По-моему немцы – чрезмерно экономные. Что, кстати, мы сегодня и наблюдали. Если не считать его портсигар, остальные трофеи от немцев и двадцати-то долларов, наверное, не стоят. Немец был точно неправильный. Заказал всем пиво и, когда принесли, произнес тост:

- За настоящих мужчин!

Мне бы его лаконичность. Невольно вспомнились «Особенности национальной охоты». Улыбаясь, я перевел. Мои подопечные в ответ гаркнули:

- За нас! – и жестами подозвали наших не столь осчастливленных соперников.

Только этого не хватало! А те, сволочи этакие, радостно откликнулись и потянулись к нам за столик. Даже – турки. Пришлось сдвигать два стола. Тот турок, что у меня выиграл, сел поблизости. Скалился, гад. Но, водку – пил. Мусульманам, похоже, Аллах запрещал только вино пить. Про водку в Коране ничего не сказано. Может, они ее и придумали? А совсем даже не Менделеев.

55.Отплытие.

Ну что за тенденция такая? Как только я проснулся, - а проснулся не только я, но и этот… венценосный. Сначала мы несколько секунд пялились друг на друга, и тут меня словно электричеством ударило, - где наши трофеи? Все было возле кровати, в мешке.

 Еще пару минут я хотел подремать, но даже сквозь закрытые глаза чувствовал, что Кунак за мною наблюдает. Внимательно так. Вот ведь, сволочь иноземная, русскому богатырю поспать не дает! Вчерашний вечер вспомнился, может, как у Наполеона после Аустерлица: голова побаливает, но настроение – лучше некуда. Вздохнув, поднялся. Что же такое с Кунаком? Так и пялится на меня, не мигая. Не дай Бог, помер! Фу ты, улыбнулся. Заморгал. За такие шутки в следующий раз я точно его опять якорь точить пошлю.

Тот присел, достал откуда-то из-за спины, звякнув, тарелку, и протянул мне. Говорит, что из барчика вчера две спер. Со стенок. Одну – мне, другую – уж извини. Мейсенский фарфор, 1803 года, ручная работа! Да я за такой подарок эту воровскую морду расцеловать готов! И когда он успел?

Сделав то, что не только матросы с утра делают, - вы уж не подумайте чего, - но мы умылись, и так далее. Потом – позавтракали. Единственное верное решение, на мой взгляд, было вернуться в каюту и поделить вчерашние выигрыши. А то как-то совсем уж нечестно будет. Демонстративно не заметив взгляд Кунака, засунул себе в карман портсигар. Он мне, конечно, не понадобится, но красивые вещи, как я уже говорил, я люблю.

Братишка в ответ, порывшись, тоже что-то достал и сунул себе в штаны. Вот ведь гад, наверняка же перстень турка откопал! А я про него и забыл. Но, кто не успел, тот опоздал. Опять снаружи послышался какой-то гул. Не сильный, но навязчивый. И, так как мы с моим конкурентом на корону из всего остального мешка интересного для нас не нашли, я пошел с добычей к капитану. Пусть сам делит. Кстати, мы Мише хоть что-то отдали? Как-никак, а он тоже на одну четверть – герой.

За бортом на самом деле гудело: нас заправляли. А Потапыч, негодяй такой, стоял на мостике и хитро щурился. По-капитански. Переть ему наверх мешок я однозначно не хотел. И что мне остается? Призывно помахав ему рукой и, показав на поклажу, присел покурить. Тот поморщился, но спустился. Было бы из-за чего. Турецкие, английские, немецкие сувениры, вот и все. Вручив ему эту торбу, я произнес:

- Дели, как хочешь.

А глазки-то, глазки-то как у него загорелись. Капитан – он на то и капитан, чтобы путь освещать. Ну не думал же он, надеюсь, что это хозяйство я один себе присвою? Пошли обратно к нам в каюту. Нет, надо что-то все-таки с этой черномазиной делать. Опять лежит, делает вид, что дрыхнет. Да не верю я ему! Пришлось гаркнуть для порядку. Пускай и капитан знает, что я не хуже его орать умею.

Фу…ну и запашок же тут у нас! Кунак опять был в носках. Хорошо, что хоть в одних, а то мы с капитаном уже точно лежали бы возле, парализованные, даже если они просто шерстяными были. Отдышавшись и выгнав братца мыть лапы, приступили к разделу имущества. Нет, Потапыч все-таки не человек слова. То говорил, что капитан уже я, а теперь сам распоряжается. Ничего, ладно, посмотрим, что он мне выделит. Мне, конечно, все равно, но как-то интересно.

Просияв, тот протянул мне заколку от галстука. Да я в галстуке ходил в последний раз, когда в пионерах был, если не считать тот случай, когда мы впервые с Кунаком к моему шефу пожаловали. Но да ладно, как говорит мой друг Леха, в кулацком хозяйстве и пулемет не помеха. И что мне с этим совершенно бесполезными двумя вещами делать? Портсигар еще туда-сюда, а с заколкой что? Но тут раздался гудок, и мы поспешили на палубу.

А нас заправили уже и соляркой, и водой, даже еды что-то там натащили. Ай да  голландцы, ай да паразиты! Додумать не дали. Точно я сюда больше не поеду. Пусть потом себе локти кусают и на рынках цветочками торгуют.

Где-то через час мы отплыли. И куда же на этот раз?

На сей раз мне повезло. Влекомые Гольфстримом, мы за пару дней добрались до берегов Финляндии. Почти дома. Кунак, правда, покрылся пятнами, но отнесся к этому совершенно спокойно. Из-за переохлаждения, якобы: это у него бывает. С полчаса посомневавшись, я все же решился заглянуть в медпункт.

Опять – двадцать пять! Пришлось махать руками, утверждать, что друг уже умирает, весь – пятнистый. Эта кукумария сорвалась с места и, попутно испепелив меня взглядом, умчалась в сторону нашей каюты. Ох, что-то сейчас будет. Причем – со мной. И неважно, с какой стороны.

Правильно говорят, баба на корабле – быть беде. Кунака уже трясло, как в лихорадке, даже губы посинели. Тот, вопреки ожиданиям, все-таки посмотрел на меня с благодарностью. А на врачиху – с надеждой. Видимо мужику совсем поплохело. И не видать ему Финляндии, как своих ушей.

Сестричка (елки-палки, как же ее зовут?) – неожиданно резким тоном безапелляционно бросила:

- Срочно – носилки, и в карантин!

Не став тратить времени на поиски капитана, я, выскочив из каюты, схватил за шиворот первого попавшегося матроса. По-русски тот не понимал. А как носилки по-английски, я не знал, хоть убей. Похоже, сколько я жестами не показывал, что такое – носилки, он – тоже ничегошеньки не понял.  Подумав со злостью: «и набрали же, блин, дебилов всяких по справкам», я побежал на мостик.

Слава Богу, Потапыч был на месте. Задыхаясь от бега, объяснил ему ситуацию. Моментально указав своему старпому на штурвал, тот ринулся со мной вниз. Там он открыл какую-то дверь, достал носилки, и мы просто вихрем помчались с ним до каюты. Вот ведь напасть! Кунак уже стонал. Сестричка, хлопоча над ним, шлепала себя в отчаянье по ляжкам.

Осторожно перегрузив это тельце на носилки, мы самолично, вернее – саморучно, отнесли его в санчасть. Сестричка, надев марлевую повязку, тут же нас выгнала. Просто никакого уважения! А нам тут сиди в каюте капитана, смотри друг на друга, мучайся. Он, отдышавшись, предложил мне выпить тыквенного сока. Зато – из холодильника. Ну ладно, не все же водку глушить, можно и сока иногда.

Сок мы пили часа два, нервно курили. Выпили, наверное, литра три, - чисто сокоманы записные, и все тут. В перерывах между сигаретами Потапыч подходил к карте, оценивая, где бы лучше пришвартоваться и, если понадобиться, сдать принца в больницу. Я тоже тупо смотрел на карту, заранее понимая, что это ничего не даст. Даже ведь не знаю, где мы находимся. Но – все равно смотрел.

56.Почти рядом с домом.

Где-то сутки мы провели в Финляндии. Местные жители почему-то не улыбались, глядя на нас, а вот в той же Або-Гуне, к примеру, у всех рот был шире плеч при нашем появлении. И какая страна после этого более цивилизованная?

На развлечения и обзор окрестностей времени просто не хватило. По- быстрому купив свежего хлеба, мяска, воды и так далее, отправились с провизией обратно в порт. Экипаж переносил ящики, а мы опять засели в капитанской каюте. Потапычу пить было нельзя: скоро Питер, а там за выхлоп морские гаишники могут и лицензии лишить.

 До отплытия еще оставалось часов пять. Надо что-то делать, не сидеть же так, тупо глядя друг на дружку! Так вот, оттого мы и придумали половить рыбу. Прямо с корабля. Признаюсь, с корабля я никогда не ловил. Да и так-то раз пять в жизни. Хотя – занятие увлекательное. Кто не пробовал, я не виноват.

Потапыч, весело улыбаясь, заявил, что мы по-всякому ничего не поймаем: чутье у него, видите ли. Я тоже в этом не сомневался. Он вручил мне спиннинг, показал, как им пользоваться и ушел, зараза, на корму. И ладно, мне и одному не скучно. Если что-нибудь поймаем, будет для команды стерео: я ловлю с носа, а капитан – с кормы.

В рыбах я разбираюсь также, как и в жизни. Какая тут рыбалка?! Ветер холодный, - злился мученик добровольного промысла, - хлесткий такой, но я не переставал закидывать крючок все дальше и дальше. Вошел во вкус, видимо. Как ни странно, первую рыбеху вытащил я. Отцепив с крючка, заорал Потапычу: «Есть!» Тот нахмурился и начал забрасывать с удвоенной энергией. Эх, зря я его огорчил. Часа через три, когда мы уже устали от физических упражнений, подытожили улов. У Потапыча вышло раза в полтора больше. Но – да я же и не против, а очень даже и за! На уху всем точно хватит. Добытчики, одним словом.

А шпионы все равно были. Наверное, полкоманды, включая кока, за нами наблюдала. И – счет вела. Рефери тоже мне нашлись. Интересно, если кок здесь, будет у нас ужин или нет? А то что-то уже в животе бурчит, о чем-то напоминает. Или это выражал свое возмущение сам живот, а не его содержимое. Как говорится, смотав удочки, мы, довольные собой, отдали улов коку. Тот поклонился и побег на кухню. То бишь, камбуз. Объявил, что через сорок минут будет ужин. И – радостный такой. Мне даже завидно стало. И за кого, интересно, он болел? По-моему, явно не за меня. И почему за меня так мало народу болеет?

В азарте, забыв почти про все и вся, я лишь теперь спохватился: а что же там с братом? Отдав удочки матросам, мы поспешили к санчасти. У обоих глаза были виноватые: мы тут развлекаемся, а наш друг, может быть, уже загибается. Сестричка нам входить не позволила, заявив, что больной спит. И не надо ее беспокоить больше по пустякам!

Вот ведь вредина какая. Капитан обиду проглотил, развернулся и пошел. Даже мне ничего не сказал. Видимо, направился к себе в каюту. Или – на мостик. Ну, а я двинулся к себе. Леший с ним, желудком и ужином! Обиделся тоже, в общем.

Обижаться мне пришлось недолго. Где-то через часик в дверь вежливо постучали. Кого же там опять несет! Это был кок. Промямлив, что рыжего господина у себя ждет капитан, он быстренько захлопнул дверь. Нет, и сволочь же все-таки Потапыч! Как будто не мог сам прийти, извиниться, или еще что-нибудь придумать. Да еще и поспать не дал. Мне как раз такие…, ну, вы понимаете, такие снились! В древности они «суккубами» назывались, но что-то в России это название не прижилось.

Хотя последняя была даже совсем ничего… Сон быстро вымылся из головы, подчищая свои возможные огрехи, но так и не дал мне рассмотреть лица той, последней. Лежа на спине, я задумался – а откуда берутся все эти лица? Ладно, лиц за жизнь, быть может, я миллион и повидал. А как же быть со всем остальным? Сначала они разговаривают о чем-то возвышенном – о поэзии, о театре. Потом, глядишь, уже без одежды.

А другие, напротив, говорят, извините меня за выражение, - полную лабуду. А потом – опять без одежды. «Золотой середины» мне не хочется. Если одновременно и то, и другое, то это явный перебор. Ну не мог я столько голых женщин в жизни видеть! Продолжая лежать на спине, подумал, что, может быть, просто мой идеал, - продукт моего собственного воображения? Но как-то этот идеал, кроме физических параметров, мне совершенно не подходил. Любви не хватало. Вот и все.

57.Питер.

Примерно через день я увидел «Аврору». Конечно, основной мотивацией было взглянуть: как она там? Может, почувствовать вкус времени, может – пальнуть? Самое же на то время. Кунак, почти оклемавшись, поплелся за мной. Обойдя почти весь крейсер, попали в столовую. То есть в кают-компанию.

 Офигеть, и цены тут у них! Дороже только в парижском «Максиме», наверное. Россия – мать! – где же твои сыновья?! Что, мы с Кунаком вдвоем остались? Ну, разве что еще Потапыч. Не-ту-ти в нашей стране любви к ближнему своему, ну не-ту-ти! И вы сами поразмыслите, - почему. И ведь это еще не Москва. Ох-хо-хошеньки. Дерут, как с негров. А нас ведь всего-то навсего полтора.

Не удержавшись, я повел моего верного Кунака в Эрмитаж: как же так, в северной столице быть, и Эрмитажа не видать? Кощунство какое-то. И надругательство над Российской историй. Кстати, и всемирной – тоже. Я забыл купить схему расположения залов, так что мы брели наугад.

Надо отдать должное моему попутчику, он то и дело показывал мне пальцем на какую-нибудь картину, и восклицал, - а-а-ооо! Емко. Но надо было возвращаться на корабль. Шефу я уже позвонил, и теперь надо хоть как-то закамуфлировать наш груз.

Эх, заворочалась опять в душе жабочка, - что же ты эти бивни, к примеру, львиными шкурами не обтянул? Пригодились бы. «Ну и жаба же ты, Иваныч!» - это уже Годзилла. Ну что она у меня такая здоровая?! Вон Кунак рядом идет, улыбается, и никакая-растакая совесть его не мучает, не терзает. Нет, русским родиться – и правда вредно.

58. И я передумал.

Трейлер за нашим грузом должен был подойти часов через пять-шесть.

Крайне воодушевленный Эрмитажем, Кунак ворочался и что-то бормотал по-своему. Тоже мне – любитель прекрасного. А спать все равно надо. И что я этого бурчальщика в санчасти не оставил? Да еще в город потащил. Сидел бы он здесь на корабле, под присмотром капитана. Может поумнел бы. А то у меня-то чего наберешься? Все-таки мне удалось задремать. Пришли таможенники, попросили вежливо так показать документы. Даже не развернув, вернули их обратно.

Вот это связи у шефа! Говнюк он, конечно, но – первосортный. Затем – суета: погрузили хозяйство в кузов. Выписали накладную. Что в ней было написано, я не читал. Лучше и не знать. Что-то там везут, так и пусть везут. Мы с Кунаком и водилой поехали отдельно, на джипе, а за нами тащилась фура.

 Но нельзя же так медленно ехать на такой машине! Да еще и братец через каждые полчаса порывался попросить, чтобы ему дали порулить. Водитель, Коля, был весом в два Кунака. Однако – терпел. Что будет, когда мы выйдем отлить? Остановились на парковочке часа через четыре. У Коли – глаза дикие от явного перевозбуждения, а у моего бедолаги – счастливые такие.

 Думал, наверное, порулить ему дадут. Щас. Я немного придержал Кольку, объяснив ему, что эта негритосина – их принц, так что будь аккуратнее. И, по возможности, повежливее. Хотя – куда уж вежливей? У меня бы, к примеру, нервов на столько времени могло бы и не хватить.
 
Коля плюнул и пошел за грузовик. Я же показал Кунаку кулак и, где-то через полминуты, пока тот внимал мою речь про врожденное скудоумие всяких там принцев Африканского континента, мы двинулись к фуре вслед за Николаем. Вот ведь гады! Они уже и тушенку успели открыть, пока я разъяснял политику партии. Никакого уважения.

Заметив наши с принцем, - ох, молодец, тот уже научился, - гневные взгляды, один из дальнобойщиков быстренько удалился, появившись с еще двумя банками. Протянул нам, переводя глаза с одного на другого. Так, понятно, - та еще картина. Только вот ему все равно было непонятно. А мне разыгрывать его было лень. Да и устал я, к тому же проголодался.

Поэтому я лишь широко улыбнулся и сказал: «Danke sehr!». А зачем же мне в России по-русски -  то разговаривать? Это же неуважение к национальным меньшинствам, а им, может быть, после этого нехорошо. Напрочь забыв, как по-немецки будет «открывашка», просто брякнул - «Кундецунде» - сопровождая это самой доброжелательной улыбкой и жестами, - что, мол, как это у вас открывается?

Дальнобойщик, даже еще не успев присесть, забрал банки у нас из рук, и так же лучезарно улыбаясь, начал открывать тушенку, и попутно вполне внятно произнес: «Вот пид…сы!» Я тут же схватил Кунака за руку, - черт его знает, что в этой черной башке творится, второй показал Коле, не переживай, нам все еще интересно. И только начинается.


Все-таки в великой стране мы родились. Досадно, конечно, что мы в ней живем, но ведь и это тоже  не вечно. Тут я окончательно передумал подменять шефу бивень мамонта на бивень слона. Нет, на кой мне он сдался? И какая в них разница? Суета все и томление духа, честное слово. Я доел тушенку безо всякого аппетита. Обозвали нас, а отвечать просто категорически неохота. Или что, с этим придурком драться теперь? Нет уж, увольте. Вон, если Кунаку неймется, пусть он и идет. Прикончив, что было на походном столике, закопали банки с прочим мусором, закурили. Помолчали.

Ну что же, домолчались. Встав, я скомандовал: «По машинам! И шевелитесь, вашу мать!» Мой обидчик сначала просто опешил, стоял, изображая из себя то ли Ихтиандра, или еще какую водную рептилию, и, наконец, прозрел. Перестав ритмично разводить руками и открывать рот, выдавил из себя: «Вы, что – русский?».

«Высечь бы тебя», - подумал я мечтательно. И для коллектива в воспитательных целях полезно. А этому обалдую – тем более. Но я все же не садист. А вот Кунак, наверное, справится. Ведь есть же за что! Хотя и у самого руки так и чесались.

Но – не стоит, пока не доехали, главное – груз. И лишь злобненько так ему улыбнулся. А этот бедолага пусть  потом всю дорогу мучается. Все-таки, наверное, в глубине души  я – садист.

59.Коля.

Коля был просто счастлив. Понятно, конечно: покушал, да еще такое шоу повидал! Но, похоже, дело не только в этом. Ведя машину, он радостно скалился и, покачивая головой, посматривал на нас, дураков. Я улыбался в ответ. Может он этого дальнобойщика тоже недолюбливает, или чувство юмора у него такое? Однако не могу я столько времени улыбаться. Чтобы разрядить обстановку, спросил у Кольки, - где мы вообще едем? Тот сразу сник. Помолчав, произнес:

- А можно, мы километров через восемь ненадолго остановимся?

Я недоуменно кивнул. Почему через восемь? Если бы хотел куда-то, мог бы и где-нибудь здесь притормозить. Что-то непонятно. Мутно как-то. Не подстава ли? Но, глядя на его лицо, как-то не верилось.

Пока я размышлял, мы доехали. Недалеко от дороги стоял памятник со звездой. Такие во всех городах и весях России стоят, где-то – ухоженные, почти как в Германии, а где-то – как здесь. Позвав меня взглядом, водитель вышел. На всякий случай осмотревшись, - нет, вроде никакой опасности, - последовал за ним. За нами – все остальные. Даже – дальнобойщик. Это же  просто неорганизованный бардак какой-то!

Я просто недоумевал. Зачем мы здесь остановились? Может, еще до мавзолея доехать или до вечного огня? Коля просто ткнул пальцем в список погибших, сказав, что вот этот – его дед. Да уж, список был, мягко говоря, великоват. Не хотел бы я жить в то время. А вот Колька, видимо, деда любил. Заочно, конечно. Хотя я и своих тоже люблю, даже того, который умер, когда мне было всего полгода. Кровь есть кровь. Молча поклонившись, пошли обратно к машинам.

А Коля – улыбался. Странный они народ, эти водители.

60.Наконец-то дома.

Не буду описывать дороги, их у нас и так все знают. Даже в джипе трясло, а что было с мужиками в длинномере, мне и думать не хотелось. А хотелось иногда поспать, иногда – поесть, и всякое такое. Километров за сто до поворота нас ждали. Первым ко мне подошел шеф:

- Ну что, как дела? – не здороваясь, спросил он.

А я ведь не могу обойтись без шуток.

- Задница болит, - отвечаю.
- Ерунда, это пройдет, а в городе я тебе такой вазелин найду, что ты про это место напрочь забудешь, - утешил он. Да уж, пошутить иногда он тоже умеет. Ничего, придет время, я тоже что-нибудь забавное придумаю.

Про него, а чем не персонаж? Радостно ухмыляется, к машине меня подпихивает. Давай, мол, там поговорим. Ага, не на того напал. И тогда я заявил, что, мягко говоря, Кунак будет опечален, если мы будем разговаривать без него. Без малейшего намека на взаимную приязнь, попросили позвать братца.

И что я все время на неприятности нарываюсь! А вот Кунак был, напротив, доволен. Да уж, ему-то что терять? Якобы нехотя подошел к нам, пояснил, что ему со своим братом нужно вернуть долг северным людям. Бивни отвезти. Директор завертел головой, выискивая еще какого-нибудь негра и, не обнаружив, спросил:

- А где твой брат?
- Да вот же он, - сказал Кунак, кивая на меня. – Теперь он тоже наследный принц.

В очередной раз мне удалось увидеть, как люди перестают дышать не только носом – ртом. Шеф дышал чем-то другим, изумленно переводя взгляд с одного принца на другого. Глаза раздваивались. Вроде не пил еще, а зрение – вон какое. Сплошная экономия. Судорожно сглотнув, он отчего-то мягко спросил:

- Тогда что, по машинам?

Вот так-то! Этих начальников тоже иногда строить надо. И – децимацию проводить, чтобы другим неповадно было. Семь бивней, заранее заготовленных, мы положили в джип и, накоротко попрощавшись с шефом, отправились ко мне домой.

И на кой они мне сдались? На стенку вешать, что ли? И дырки надо будет делать еще, и крепеж покупать. Колорит, конечно, но ведь еще и наверх, в квартиру, тащить надо. Жалко, что дальнобойщика нет - отработал бы свою вину, зараза. А соседи, как обычно сидевшие на лавочках, были просто в изумлении.

 Вот  представьте себе: три мужика тащат вот такое вот разэтакое в наш подъезд. Даже никто не поздоровался, а ведь обычно – вежливые такие. Вот, наконец-то я дома. Выгрузив все хозяйство на пол, мы стали прощаться. Сначала ушел Колька, а Кунак почему-то решил остаться. Хотя мне хотелось бы, чтобы он тоже ушел. Просто возжелал невозможного: побыть одному, и в тишине. Но ведь не обижать же человека! Он мне вот же жену свою отдавал, а мне для него что – кровати жалко?

 Выспавшись к обеду, я вперил взгляд в потолок. Кунак в соседней комнате что-то бормотал, охал. Пришлось встать, проверить: что живой, - это понятно, но вдруг еще и больной? И заразный. От него всего можно ждать. Открыв дверь, я осторожно заглянул внутрь и увидел следующую картину: братец лежал на спине и, чего-то выкрикивая, мотал головой, да еще при этом дергал ногами.

Я вежливо постучал в дверь. Тот быстро вскочил, и начал мне что-то энергично объяснять на своей тарабарщине. И как прикажете мне справиться с этой образиной? Как только я демонстративно покрутил пальцем у виска,  Кунак сразу заткнулся. Посмотрел на стены, мебель, потом на меня и, похоже, прозрел. И начал даже вполне внятно, хоть и сбивчиво, разговаривать. Стресс был у бедолаги. Ему приснилось, что его отец, вкупе с шаманом, подыскали ему третью жену, а отказаться – никак нельзя.

- Так и что теперь, на весь дом орать надо? - возмутился я, - Что же тут такого страшного?

Он аж отшатнулся:

- Ей уже почти тридцать лет, и она худая, как… как…, - пошарив вокруг глазами, и уронив взгляд на стол, воскликнул, - как ручка!

И смех, и грех. Было бы из-за чего расстраиваться. Тоже мне, подарок нашелся. Все ему молоденьких подавай. А ведь тридцать лет – это же просто песня. Да и сорок – совсем даже ничего. Даже если она такая, как ручка. Это же хорошо, что следит за своей фигурой человек! Задумавшись, осторожно поинтересовался у друга:

- А роста какого?

Тот, вздохнув, показал рукой на шкаф: такая. Ага, вот теперь понятно, почему он мне Машу отдал. Она ведь тоже почти на голову его выше. Комплексует, что ли? Нет, все-таки эти негры какие-то ненормальные. Да и откуда он вообще взял, что его по возвращении домой заставят жениться? Да и хрен – то с ним: приснилось и приснилось. Зачем же нервничать?

На мой вопрос новоявленный жених ответил, что этот сон ему их шаман передал. И чтобы Кунак был готов к свадьбе и прикупил в России какие-нибудь подарки родственникам невесты. Да уж, похоже, либо братишка совсем с катушек съехал, либо в Африке сотовые совсем ни к чему.

Тот состроил наикислейшую физиономию и пошел в туалет. Плакать, что ли? Вот ведь, а я-то не сходил! А захотелось! Не дай бог этот чудик еще и помыться решит. Через пару минут он вернулся, все еще встревоженный. Так правильно – горячую воду же отключили, а нагревателя у меня нет. Вы ведь наверняка ни разу не видели негритянского «моржа»? А вот я пойду и, матюкаясь, стерплю. Дома и стены помогают. Особенно если пьяный.

Сочувственно погладив его по грязной кучерявой башке, я пошел мыться. А что вы хотите: чтобы я воды ему нагрел, да на балконе тазик искал? Брат брату – рознь. И непонятно еще, кто из них хуже. Опять Годзилла проснулась, сволочь такая. Решив из чувства солидарности тоже не мыться и, благо время уже было подходящее, да и деньги еще были, предложил ему сходить в сауну. Заодно и помоемся. Тот радостно закивал головой.

Что, по африканской жаре соскучился? Нет, не в сауну, - в русскую баню тебя отведу. И – веничком, и – веничком! Чтоб не скалился так. И ведь даже про свой сон позабыл! - удивился я. Вот что баня с людьми делает! Еще там не был, а уже счастлив. Вон как быстро побежал к своей сумке, порылся и вернулся уже в темных очках.

- Очки-то тебе зачем? – спрашиваю.
- Для контраста.
- Дак ведь осень уже, видишь, солнышко низко, - продолжал недоумевать я.
- Для контраста, - радостно повторил Кунак.

И что с ним поделаешь?!

61.Причуды.

Собирались мы недолго – и собирать-то особенно нечего, да и ни к чему оно. Там и так все есть. Захватил лишь любимую шапочку для бани, рукавички, сед;шку, да и всякое там прочее. Наклонив голову, Кунак молча смотрел за моими сборами. А ладно, тебе тоже полотенце положу.

Вытянув губы, он что-то пробормотал, и вскоре вернулся с носками. Причем – с моими. И где он их нашел? Я и то их порой ищу минут по пять, а он – раз и все. По запаху, что ли искал? Еще бы трусы принес. Может, у него на них просто нюху не хватило?

Так. Это – взял, это – взял. Вроде все в комплекте. Остальное возьмем на месте, а с банщиком я уже договорился. Нормальный мужик, но, правда, если встретишься с ним в темном переулке, то точно захочется не в баню, а – в кустики. Что есть, то есть: морда у него на самом деле протокольная. Менты его постоянно останавливают, требуют предъявить паспорт, а затем фотографию сверяют.

И что там сверять, спрашивается? Как в паспорте рожа бандитская, так и в натуре. Да еще и обыскивают до кучи, чтобы не скучать, видимо. На это он мне жаловался почти каждое мое посещение, просяще заглядывая в глаза, - мол, может, хоть ты-то меня пожалеешь? И я его жалел. Каждый раз привозил литр водки. И его грусть сменялась радостью. Вот так и надо утешать людей, без лишних слов: учитесь.

Забыл сказать, что сидел он всего один раз, да и то – за кражу. Но почему-то до сих пор этим гордится. И сколько я его не выпытывал, так и не понял, в чем предмет его гордости: в том, что он сидел, в том, что его поймали, или же в том, что он украл? А если кто мне скажет, что чужая душа – потемки, я возражу – загляни в свою. А Вовчик был такой… - полосатый весь… Кстати, надо добавить, что его зовут Владимиром. Но себя он предпочитал называть «Вованом». Ну и ладно, мне-то что?

Вкратце объяснив Кунаку, куда мы едем и, что там будем делать (не вдаваясь в подробности), мы прибыли к месту назначения. Совсем рядом с городом, бревенчатая баня, все услуги на месте, - что еще желать? А Вовчик, как всегда, был на высоте. Проводив нас в дом, также, как и баня, построенного из оцилиндрованных бревен, и, выделив каждому из нас с братцем по комнате, удалился, сказав, что вернется через пару минут. Спокойно распаковавшись, мы с Кунаком уже собрались было выйти на воздух покурить, но тут наш заботливый хозяин позвал нас в гостиную.

Все произошло примерно так, как я и рассчитывал. Был обильный стол, уютная обстановка, каминчик. Братишка сразу же начал подбрасывать туда дрова. Замерз он, что ли? И вдруг остановился, опешив.

 В комнату не вошли, а именно – вплыли – четыре дивы. Сбросив простынки, они вежливо улыбнулись. Стоя за ними, пусть и не столь вежливо, но естественно, радушно, скалился Вовочка. Куначок зачем-то в каком-то порыве ударил себя поленом по голове. Лучше бы он углем топил. Темпераментный ты наш.

- Это твои жены? – спросил, не отрывая взгляда от девчонок, братишка.

И что-то показал рукой. Однако не обманывать же мне еще и его! И я щедро сказал, осклабившись:

- Выбирай любую.

Он так огорошено-счастливо посмотрел на меня, что даже закралась одна тайная мысль: либо он дурак, либо – я. Впрочем, не исключены оба варианта одновременно. Тот обошел всех кругом, потом еще раз. У Вовчика глаза просто светились, а улыбку он делал просто вежливо-приветливой.

Дескать, привел к своему боссу и его уважаемому гостю жен дорогого хозяина, и – все тут. Даже, дескать,  на женские попы не смотрю. И подмигнул. Я – в ответ. Гад, ведь чуть весь концерт мне не сорвал! Закашлявшись, он пулей вылетел во двор. Чтоб он там до слез смеялся!

Кунак с надеждой зачем-то заглядывал каждой проститутке в глаза, при этом трогая их за соски. Что это за манера знакомиться? Вова, только зайдя в комнату, увидел такое чудо. И опять умчался кашлять. Нет, у девчонок нервы покрепче. Стояли, молчали. Молодцы, бабы.

Тут принц, резко обернувшись ко мне, робко спросил:

- Можно вот эту?

А это была, как я и думал, невысокой, но пухленькой особой. Что крашеная, так это пройдет, отмоется. Недолго думая, я описал рукой дугу, и сказал:

- Наташа.

А как ее на самом деле там зовут, естественно, не знал. Хорошо, хоть Вовочка опять не успел не ко времени вернуться.  А то бы, наверное, снова кашлять побежал. Но девочки не  подкачали. Что ж, себе я выбрал худенькую: глаза у нее были очень уж красивые. Может, и душа у нее тоже есть?

 А то я как-то без души не могу. Знаете ли, противно. Пусть будет без любви, но осадок останется – не отмоешь. Эх, пусть она будет Машей. Может, и Кунаку приятно будет? Хотя нет, мне только в его темной душе копаться не хватало.

Гордо уперев руки в бока, Маша гневно произнесла:

- Сколько тебе раз говорить, что я – Маруся, а не Маша!

И с озлоблением переводила взгляд с меня на Кунака. Тот аж съежился. Нет, это какая же актриса пропадает: так качественно подыгрывает! Ведь в первый раз меня видит. Вроде. А может, и психолог бы из нее получился? Остальные девчонки умчались кашлять. Да на здоровье! А Маруся, потупив глазки, спросила:

- Извини, дорогой, можно я за стол присяду?

Наташенька просто заливалась слезами, содрогаясь всем телом. Да уж, тяжело ей. И, всхлипывая, повисла на плече братца. Нет, это идиллия просто! Тот гладил ее по голове, что-то бормоча, а она только и делала, что вытирала слезы. Маша не выдержала и пошла кашлять с остальными. А Кунак все наглаживал и наглаживал.

И, видя степень его наглаживания, я отправил их в так называемую «комнату отдыха». Пусть лучше там поутешает. Он благодарно кивнул и повел свою безутешную спутницу за собой. Она все еще вытирала слезы, содрогаясь, но – молчала. Обернувшись тайком, показала мне палец.

Не тот, про который вы подумали, хотя, быть может, и – тот. Кто знает, что у вас там в голове? Вот ученые говорят, что там – мозг. А мне оно зачем? Там же сплошные жировые клетки со всякими нейронами. Нет уж, ожирение и облучение мне всяко ни к чему. Так что догадывайтесь лучше сами…

- Марусенька, присаживайся, - предложил я, указывая место рядом с собой, – Ты не против, что я тебя так назвал?

Та пожала плечиками и, подстелив простынь, села рядом. А потом попросила пива и сигарету. Ну, пиво-то ладно, а вот курящих женщин я, честно говоря, не люблю. Но – у нее были такие лучистые глаза! И я не смог устоять. Прикурив одну, отдал ее этой очаровашке, второй затянулся сам. Эх, и до чего же жизнь баб доводит! А она, потягивая пивко, украдкой смотрела на меня.

Может, и не совсем пропащая? Вон какие бесенята в глазах пляшут. Прямо как у меня, только мои умело маскируются. И правильно делают, а то бы я уже столько раз по морде получил, что и им мало бы не показалось. Чтобы отвлечь красотку от вредных привычек, повел ее в парилку. Та, быстро затушив сигарету и, шлепая босыми ногами, ушла в прихожую.

Чем-то там пошурудив, вернулась в шапочке. В буденовке. А во лбу – звезда горит. Да уж, надо было ее Аней назвать. Да уж: просто вылитая Анька-пулеметчица, только голая. Правда, в руках две пары тапок держит, но это совсем не портит картины. Малевич с Кандинским отдыхают!

Банька была – что надо: Вован запарил венички, в предбаннике поставил запотевшее пивко, квасок, я отхлебнул – ядреный. Только вот в самые ответственные моменты тот заглядывал и спрашивал:

- Не нужно еще чего-нибудь?
- Сгинь! – не удержавшись на второй раз, заорал я.
- Куда сгинь? Куда я из-под тебя сгину? – нежно спросила Маша.

Ну что делать с этими бабами! И презерватив даром пропал… Отсмеявшись за столом, я закурил. Пива или квасу? Пива что-то больше не хотелось, и я плеснул себе кваску. Маша, подумав, сделала тот же выбор. Покурили, помолчали. Правильно говорили древние: «Post coitum bestia trista est» . Я, правда, слово «post» как-то заменил на «ante» , а уж «бестию», извините, трогать не стал. И так хорошо.

Однако где эту черномазину носит? Нажал на звонок, и в дверь сразу вошел ухмыляющийся Вовочка. Он там что, подслушивал? Ох, ну и рожа все-таки у него до чего мерзопакостная!

- Что, все же надо? – еще шире улыбаясь, спросил он.

Нет, такую вот морду даже улыбкой не испортишь. Маруся, до того нежно поглаживая меня по бороде, начала ее нервно дергать.

- Ты че, сдурела? – воскликнул я. – И вообще, у себя подергай!

Вован уже не сдерживаясь, начал ржать, а вот Маша куда-то умчалась. Да ладно, на обиженных воду возят. Я-то немного пар выпустил, теперь надо еще и на Кунаке оторваться. Обещал попарить, значит попарю. Объяснив хозяину этого достославного заведения, что мне надо, отвернулся к столу. И что ты будешь делать! Прямо на столешнице тлела недокуренная сигарета. И пятно осталось. Главное, чтоб Вован не заметил, а то обижаться будет.

Тот вскоре пришел с братцем и двумя зареванными девчонками. Чего они так? Кунак только развел руками.

- Ты что, гад, с ними сделал? – заорал я.

Тот аж попятился в испуге.

- А ну, садись сюда, будешь рассказывать, почему и за что барышень обидел!

Тот послушно присел, робко заглядывая в глаза, вымолвил:

- Я не обижал, они сами обиделись. Прости, пожалуйста, я больше не буду.

Остальных как ветром сдуло. Опять, наверное, кашлять пошли. Зато Кунак по-русски говорить начинает все чище и чище. Даже почти без акцента. Ему бы Пушкиных плодить. Но для острастки надо ему как следует вдарить. И я повел его в парилку. О чем минут через пять сам и пожалел.

Я его хлестал от души, но, конечно, аккуратно: брат все-таки. Он сжимал пальцы даже на ногах, но терпел. Только улыбался. Вот что значит королевская кровь! Пусть даже африканская. А я вот вымотался. Бессильно кинув веники в тазики, - а я всегда предпочитаю париться и парить двумя вениками, направился к выходу. Кунак сполз с полки и поплелся за мной. Прямо как зомби. Хорошо хоть, ведра с холодной водой Вова поставил почти у входа. Это я его попросил. Опрокинул на себя одно, радостно закричав:

- Эх, хорошо!

Второе ведро, заставив братишку нагнуться, вылил на него. Тот заорал так, что было слышно, наверное, даже у него в Африке. Даже эти банные страдалицы на крылечко выбежали. Увидев у меня в руках ведро, расхохотались и вернулись обратно. Зато  хоть слезы просохли. Да и время у них закончилось. Пошли одеваться, гадюки такие. Я отправился за ними.

 Жестом отозвав в сторонку «Наташу», начал рассказывать ей про Кунака. А та то и дело перебивала, - да ты што? – Это што, правда? – И он – принц? – И жениться хочет? И все эти фразочки по очереди произносила во время моей недолгой речи. Особенно меня поразило ее «што». Шипящее такое, с придыханием. Порывшись в сумочке, протянула мне визитку, сказав:

- Только смотри, чтобы без кидалова.

Маруська щенячьими глазами глядела на эту картину. Ревновала, что ли? И, посопев носом, тоже дала мне свою карточку. Так, теперь главное – их не перепутать. «Наташу» звали Жанной, а Марусю, как ни странно, Машей. Да, бывают в жизни совпадения.

А насчет Наташи, если что, братцу скажу, что имена жен перепутал. Проглотит, как миленький. Ведь я же столько времени дома не был! Мог и подзабыть, а кто обманываться рад, тому и шкаф – купе побольше размером в спальне ставить. Тут как раз подошла машина за девчонками. Из нее вышел водитель, поинтересовался, - как оно? Я кивнул.

Кунак в расстроенных чувствах смотрел на сборы наших красавиц. Те, виляя бедрами, подошли к нам и поцеловали в щечки. Наташа-Жанна что-то еще шепнула на ушко братцу. Тот просто расцвел! Эх, как мало нужно человеку для счастья. Но джипчик, развернувшись, вскоре увез предмет его воздыхания. Вот ведь бедолага. Кунак спросил:

- А зачем они уехали?
- Да им по домам надо, - лаконично ответствовал я.
- И что, у каждой из твоих жен свой дом? – оторопело поинтересовался он.

Я  просто улыбнулся в ответ. Как говорится, - ври, да не завирайся. Пусть думает, как хочет. А тот глядел на меня с явным пиететом. Нет, не зря же меня в принцы посвящали! Махнув рукой, я демонстративно зевнул и пробурчал:

- Пошли спать!
- Пошли…

62.Сват и брат.

Вернувшись домой, предварительно попросив разрешения, Кунак начал звонить по телефону. Что-то сбивчиво лопотал, потом замолчал, потом внезапно в его голосе зазвенел металл. Вот уж чего-чего, а этого я от него не ожидал. Ведь, как я понял, наверняка со своим папиком разговаривает. Или с колдуном, какая разница.  Минут через пять словесных баталий он повесил трубку, и, вытерев пот со лба, плюхнулся рядом в кресло. Улыбаясь, объявил:

- У меня есть две новости, одна – хорошая, другая – плохая.
-Я всегда предпочитаю начинать с плохих новостей. Остается хоть какая-то надежда, что хорошие перевесят.

- Ты помнишь тот сон, о котором я тебе рассказывал, а ты еще смеялся? Так вот, это оказалось чистой правдой. Мне придется жениться на этой дылде.
- Так, а хорошая? – отчего-то я не удивляюсь, что бывают пророческие сны.
- Я буду жениться дважды! Мне отец позволил взять в жены Наташу.

Тут он споткнулся, покосившись на меня:

- Если, конечно, ты не против. А я тебе взамен свою Машу дарю. Навсегда. Ведь мы же братья!

O tempore, o mores! 
И что я с этой Машей буду в России делать? Мне что, тоже жениться? Хотя, конечно, детишки интересные получатся. Черненькие такие, кудрявенькие, но – рыжие. Да, хочу я рыжих детишек! Нету у меня еще таких, а я хочу! Что же я такое делаю?!

Но я - кивнул. Кунак тут же восторженно вскочил с кресла и, бросившись ко мне, начал обнимать. Было бы за что. Да заткнись ты, Годзилла, проклятая! Ведь доброе же дело делаю – этого осчастливлю, девчонку пристрою. Не вечно же ей на панели-то быть. Зверюга, недовольно побурчав, стихла.

- Видишь ли, у нас так принято, что надо спрашивать разрешения у женщины, предлагать ей руку и сердце, и все такое, - осторожно начал я.
- Так я ведь, так я – прямо сейчас! – вспыхнули у того глаза.
- Что сейчас?
- Спрошу, нет,  попрошу, черт! – предложу!

И глаза такие дикие…
Ага, как же! Сейчас! Проститутки в это время все дрыхнут, как сурки. Да и подготовить барышню надо, проинструктировать, чтобы чего лишнего не брякнула. Поэтому, тяжело вздохнув, я заявил, глядя на часы, что до двух она в фитнесс-центре, и вообще будет лучше, если я с ней сначала один поговорю. Тот смирился с судьбой.

Сначала мы пошли покушать в ближайший ресторанчик, потом я повел его в наш музей. Тоже ближайший, геологический. К счастью, там как раз начиналась экскурсия. Оперативно пристроив Кунака к остальной группе, я пошел на выход. Куначок покорно поплелся вслед за экскурсоводом.

Значит, минимум полтора часа у меня есть. Пока они обойдут все четыре этажа, пока он покупает всякие там финтифлюшки из камня для своей родни, я успею поговорить с Наташей. Завернув за угол, убедился, что он за мной не следит. Набрал номер с визитки и, к своему удивлению услышал бодрый голос:

- Приветики!
- Привет, Наташ, тьфу ты, Жанна.
- Это кто?
- Это Влад, который с негром.


- Ааа! Здравствуй, Владик! – радостно воскликнула она.
- Слушай, у меня нет времени, надо срочно повстречаться по поводу нашего вчерашнего разговора, - прервал ее выкрики я, - у тебя максимум пятнадцать минут, чтобы доехать до станции «Геологическая». Там рядом кафушка, там и встретимся.
- Хорошо, хорошо! Уже бегу.

И чем этот негритосик эту бабу так заинтересовал? Принцессой, что ли, хочет стать, или просто денег срубить? Но минимум полчаса все равно ждать придется. Знаю я этих женщин. Подкраситься, подмазаться, напудриться, потом перед зеркалом повертеться. Нет, это платье мне не подходит, лучше вот то, вот с этой юбкой, и так далее. Вопреки моим ожиданиям, Наташа появилась минут через двадцать. Уже накрашенная. Терпеть не могу крашеных женщин.

- Туалет – вон там, - показал я ей пальцем.
- Зачем? Я не хочу, - недоуменно посмотрела на меня та.
- А я – хочу! Смой всю свою эту бяку с лица, негры этого не любят.

Та, найдя глазами дверь в туалет, поспешила к ней. Ха, а вход-то платный! И сумочка с кошельком – вот она, впопыхах оставленная на соседнем стульчике. Подергав дверку, Наташа наконец-то обратила внимание на надпись, висевшую прямо перед ней.

Злобно порывшись в карманах, подошла к барной стойке и отдала деньги, которые, как известно, не пахнут. Бармен молча отдал ключик.  И что за архаизм! Нет, чтобы поставить электронный замок, а лучше – дактилоскопический детектор. А еще лучше – сканер для считывания сетчатки глаза. Мало ли кто к ним в туалет заберется.

Наташа, отдав ключик, вернулась ко мне за столик. Вот так-то лучше! Хоть рассмотреть толком, а то просто Чиччолина местного разлива какая-то. Так, вроде ничего. Без видимых изъянов. В зубы я, конечно, заглядывать не буду, не лошадь она, да и не мне на ней пахать. Ладно, сойдет. Выдержав паузу, сказал:

- Твой принц хочет взять тебя в жены. Даже с отцом договорился. Правда, четвертой.

Девушка сникла.

- Но, может быть, назначит любимой.

Ой, и как же широко мы улыбаться умеем! И пищать при этом. Гюльчатай тоже нашлась.

- Только есть одно препятствие, – та недоуменно воззрилась на меня, - А может, и больше, - грустно покачал я головой.
- Какие такие…такие…, - запинаясь, спросила проходимица.
- А вот такие-растакие! Во-первых, я до сих пор не знаю, как там на самом деле тебя зовут.

Она опять пошмыгала носом, и достала паспорт. Жанна. Не соврала. Молоденькая совсем. Хм, дальше. Прописка в селе Красьеозерское. Хорошо хоть не в «Крысьозерское». Целое озеро крыс, это же куда деваться. Молча вернув паспорт в протянутую руку, положил на нее ладонь.

- Так вот, теперь рассказывай, какую лапшу ты будешь вешать на уши своему суженому-ряженому.
- Я, я, я скажу, что учусь. В Сельхозакадемии, вот! – просветлев, воскликнула она. – Я и коров люблю, и доить их умею, и подружка у меня там учится, она показывала мне их внутреннее устройство.

- Кого?
- Коров! Знаешь, они такие интересные, и у них все не так как у людей.
- Потому что коровы молоко дают, а люди – пьют? – не удержался я.

Обиделась.

- У тебя загранпаспорт-то есть?

Та вновь открыла сумочку и протянула мне уже заграничный. Запасливые мы какие! Не удивлюсь, если она с собой еще и зубную щетку прихватила. Из виз был только Израиль. Ну, Израиль, так Израиль. Может кровь родная ее туда, на юг, тянет. Ведь среди иудеев и негры есть. Главное, чтоб она моему Кунаку обрезанье не сделала.

- В общем, запомни. Мы с тобой женаты около года в гражданском браке. Кроме тебя у меня еще три жены – Маша, Наташа и, - как там звали у вас четвертую?
- Катюха которая, что ли? – недоуменно поморщила она лобик.
- Вот хорошо, пусть будет Катюша. Патриотично. И еще: у каждой есть свой дом с домохозяйкой и так далее. Ты же хочешь, чтобы в Африке у тебя тоже был свой дом?

Та радостно закивала. Ой, и попьет же она кровушки у братца. А, сам виноват. Захотелось белую жену – получай еврейку. Хотя, судя по внешности, о ее национальности можно судить только по паспорту. И что она в Израиле не осталась? Доила бы там своих коров, под солнышком загорала. А тут вон чем занимается. Но, видимо, доить коров ей нравится меньше, чем доить мужиков, так получается.

Я грустно опустил голову. Может, сказать Кунаку, что она не хочет? И, раз пообещала мне, что будет мне всю жизнь верна, никуда ни с кем не поедет? Нестыковочки, однако, получаются. Что же тогда в постель к нему полезла? Нервно закурив, посмотрел на часы. Скоро закончится экскурсия и надо на что-то решаться. А, собственно говоря, что тут решать, когда все уже и так решено.

- Ты смотри, - грозно посмотрев на нее, сказал я, - там у них нравы суровые: облажаешься – и твоя голова на копье.

Та испуганно посмотрела на меня, закусив губу.

- И я тебя не пожалею, - добавил внагрузку.

И затянул от всей души: «и молодая не узнает, какой у парня был конец». Хороший все-таки у меня голос, красивый. Жанна аж прослезилась. И губки кусает. Только почему-то аплодисментов не слышно. Не зря заставил ее всякую косметику смыть, а то еще чудище получилось бы. Вытерев салфеткой глаза, посмотрела на меня и, резко тряхнув головой, ответила:

- Все равно поеду!

Вот ведь стерва. Ну что ж, придется идти на встречу с Кунаком, - с грустью подумал я, - а то он наверняка уже все каменюки  пересмотрел и теперь ждет у выхода, мается. Допив пиво, пошли к музею. Возле выхода, вопреки ожиданиям, стоял совершенно счастливый братишка с кульком в руках, что-то там разглядывая. Потом, заметив нас, кинулся на встречу. Шагах в двух остановился, настороженно переводя взгляд с меня на нее и обратно.

- Знаешь, я перед тобой виноват, - протянул я, потупившись.

Бедолага чуть в обморок не упал.

- Ее зовут не Наташа. Ее зовут Жанна. Извини, что перепутал, - продолжил грустно.

Нет, это просто надо видеть! Столько радости в таком маленьком теле! Глазки сияют, про пакетик забыл, и повторяет, как заведенный:

- Жанна, Жанна.

С кем я связался? Что за детский сад?!

- Ладно, пошли домой, помолвку отмечать. А то у Жанны химическую обработку в доме ведут. Мураши завелись.

Кунак недоуменно уставился на меня.

- Ну, это термиты такие, только – маленькие. Понимаешь?

Брат радостно закивал головой. Потом сочувственно покачал, даже поцокал. Надо же, такая напасть – термиты дома! Жанка, отвернувшись, начала вздрагивать. Кунак бросился ее утешать. Дурдом.

Вечером обсудили дальнейшие планы. Проблемы с визой взялся решать Куначок. Жанна заявила, что займется сборами, но просит оставить дом с термитами младшей сестре. Я кивнул. А что, Кунак рассчитывал, что я специально для черненькой Маши дом куплю, чтобы в его глазах вруном не оказаться? Хотя, с другой стороны, а кто я такой, как не врун? Правда, безобидный.

63.Второй поход на Север.

Все-таки до чего же эти женщины народ прилипчивый! Прям-таки вцепившись в Кунака, Жанка за завтраком заявила, что тоже вместе с нами отправится на Север. Тоже мне, жена декабриста. Братишка только счастливо  улыбнулся.

 И что она такого с ним ночью делала? Про тяжелую женскую долю рассказывала, что ли? Про мужа-деспота? Что и денег мало дает, коров доить по утрам заставляет, да и вообще рыжий. А Кунак черный да пригожий. Ну, да и леший с ними.

- Ее повезешь за свой счет, - заявил я братцу,  – И чтобы, если что, спать мне не мешали!

Голубки согласно закивали головами. Блин, еще не поженились, а медовый месяц уже начался.

- Может ты тоже с собой жену возьмешь, а? Или двух? – это уже Куначок решил вставить реплику.
- Нет. Они все, кроме Жанны, от холода зубами клацают. А она – только пупырышками покрывается, и это меня не раздражает. Почти. Ну, короче, сам увидишь, они крупные такие.

Кунак сочувственно поглядел на свою пассию. Та, фыркая, побежала в ванную. Через минуту заглянула и, сказав, что помчалась за теплыми вещами, начала одеваться. Тот бросился ей помогать. Только этого не хватало. Если он увидит ее «дом», то пиши пропало.

- А ты пока занимайся визой! А ты – билетами! – безапелляционно заявила она.

Тоже мне, командирша нашлась. Надо чуть-чуть проучить.

- Ты паспорта-то оставь, - промурлыкал я, - А то как же мы без твоих бумажек твои приказания будем выполнять?

Горестно вздохнув, Жанка протянула мне паспорта. Что, - страшно, да? Хотя -  зачем нам эта виза? Нет, надо все же сделать. В прошлый раз и как зовут-то там, в Африке, не спросили, но ведь ехали-то мы за грузом, а не с грузом. Вдруг чего. Получается, и мне виза нужна.

- Делай что хочешь, - протягивая загранпаспорта, твердо сказал я братцу, - но чтобы через неделю визы были. Через DHL перешлешь, или еще как, неважно. – И протянул ему пятитысячную. Тот отшатнулся.
- Да я сам, я – за свои, у меня есть, – возмущенно возразил он, и рванул к двери.
- Стой, блин! Паспорт свой оставь: как я билеты на самолет покупать буду, - на тебя или на Пупкина Ивана Ивановича?

А смешной у них, оказывается, паспорт. Черти что накалякано, ну да ладно, пусть там, в порту, и разбираются. Тем более что наверняка опять через VIP пойдем, а там попроще. Только вот с грузом определиться надо. И геологов этих предупредить, когда прилетаем. Ну не хочется мне опять на вертолете трястись! Доставим бивни и – баста!

 Кстати, - решил я, - отвезу все семь. Только надо сразу сейчас договориться на ченч. На сколько фигурок, интересно, потянет один бивень? Лишних у меня четыре. Нужных – ни одного. А вот фигурки нужны. Вон какой красивый чукча на нартах у меня за стеклом в серванте стоит. В очередной раз, погладив его по голове, решился звонить бородачам. Хотя и сам уже такой.

А, позвоню на спутниковый. Дорого, конечно, зато надежно. Ответили сразу. Почти.

- Але! Это Иваныч – борода с негром!
- Какая такая борода с негром?! – был недоуменный ответ.
- Да елки-палки, не борода с негром, а я – и с бородой, и с негром. За бивень мамонта вам отдачку хочу привезти.
- Ааа! Иваныч! Че ты сразу не сказал-то! – восторженно продудел тот.

Кто этот «тот», я не знал, но понял, что «тот» понял, кто я. И это – главное.

- И еще. У меня в заначке еще четыре бивня есть. Хочу поменяться на костяные фигурки. Сколько дашь?
- А бивни хорошие?
- Да хорошие, хорошие, гладкие такие.
- А большие?

- Вот такие, - развел руками я. Как будто он по телефону размер видит.
- Ну, тогда за бивень дам по шесть штук.
- Нет, по десять! – возражаю я.

- Ты че, сдурел? Из них всего штук пятнадцать выходит! А мне что останется, ты совесть-то имей. А остальным? А за работу?
- Ну ладно, пусть будет семь, - смиловался я, - Но чтобы все были разные.
- Тогда – шесть!

Вот ведь торгаш. Хотя меня и пять бы устроили. Этакая красота, да ручной работы… Но – азарт не покидал.

- И еще одно условие, - плюс еще две фигурки, побольше, для моего шефа и еще одну – для короля.
- Идет, - продудела недовольно труба, - пока!
- Пока. Сообщу, когда встречать.

Как же, отдам я шефу большую фигурку! Маленькой обойдется. А Великому Гунаге придется отдать в дар… Э, пусть сам Кунак выбирает. Конечно, его доля – двенадцать, но ему хватит и пяти. Не зря же я заказывал все разные. Расставлю их по полочкам, и тихо, в одиночку, а может – с Машей, будем ими любоваться. Эх, Маша, Маша…

Но хорош рассусоливать, пора за дело браться. Во-первых, позвонить шефу, кто там сегодня и завтра с утра в порту дежурный. Во-вторых, созвониться с ними, договориться, чтобы все было как по нотам. В-третьих, организовать доставку уже почти не моего груза на контейнерную и оплатить перелет вкупе с доставкой. Всего делов-то!

Но промотался я практически до ночи. Хорошо хоть, у Кунака ключи были. А то куковали бы здесь напару с Жанной перед подъездом. Чем-то поздно поужинав и отдав последние распоряжения, поставил будильник и лег спать.

Елки – палки, до чего же я не люблю эти будильники! Злобно шипя, пошел в ванную, пока никто не опередил. Нет, все-таки одному жить лучше. И правильно эти арабы делают, что женам отдельные дома покупают. Никто не нудит, детишки не орут, красота. Правда, денег у них, как у дурака фантиков, а я – не дурак. Потому и денег нет. Наскоро ополоснувшись, пошел будить этих счастливчиков. Сейчас так осчастливлю, мало не покажется.

- Подъем! На самолет уже опаздываем!

Те повыскакивали из постели в чем мать родила. Начали судорожно метаться по комнате в поисках деталей туалета, порой сталкиваясь друг с дружкой. Чудо, а не картина! Наконец-то разобрав, где трусы, где лифчики, оделись и схватили сумки в руки. Кунак, запыхавшись, спросил:

- И что мы ждем?
- Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста, - процитировал я.

А я на самом деле уже приготовил глазунью. Быстро и нехлопотно. Но Кунак почему-то обиделся. Бросил сумку на пол, отвернулся, и начал что-то бормотать по-своему. Ну вот, я тут для них стараюсь, продукты перевожу, а они еще и недовольны!

Первой от стресса отошла Жанка. Улыбнувшись, поставила сумку в коридоре и занялась приемом пищи. Вскоре к ней присоединился братец. А я пока займусь собственными сборами. Да и что тут собирать? Свитер, дубленка, шапка, рубашка, еще кое-что из мелочи. Три минуты на все про все.
Гости синхронно побежали в туалет.

- Я первый!
- Нет, я!

Первым оказался сильнейший. Кунак молча стоял у двери и пальчиком царапал обои. Потом, вдруг обернувшись ко мне, едва разжимая губы, проговорил:

- А ты вообще молчи!

Как будто бы я хоть что-то сказал. Может, у них там так принято, что в туалет сначала идет мужчина, а лишь потом – женщина? Хотя - какой там туалет? Такой же, как у нас в тайге – везде. Только у них, если пошел в кустики, надо бояться львов, то у нас – медведей. Вот и вся разница. Что ж, пошел на кухню.

 Так и знал! Эта наглая баба даже посуду не помыла. И я не буду. Пока братишка свои дела делает, пусть сама моет, а я проверю. Куда она денется с подводной лодки? А у нее ситуация весьма схожая. Присел, закурил. Обычно я дома не курю, но тут, - вон какое дело. Воспитывать надо девчонку. И она, естественно, помыла. Посмотрел на часы и выглянул в окошко. Машина стояла.

- Ну что, встали, заревели? – спросил я, раздавая паспорта с билетами.
- А реветь-то зачем? – это уже Жанна.
- Как это зачем? Во-первых, с цивилизацией прощаемся, - говорю, проверяя, везде ли выключен свет, закрыты ли окна, не течет ли вода, - Во-вторых, женщина даже на воздушном судне не сулит ничего хорошего. А вашего брата, точнее сестры, там просто уйма. Так что присядем на дорожку.

Кунак недоуменно хлопал своими глазищами: надо ехать, а они тут расселись. Но тоже сел. Помолчали. Начался очередной этап славной эпопеи. Правда, уже втроем.
Ну что за цирк! Неподалеку от машины стояли, – видимо только что с работы, – мои «жены». При нашем появлении начали стенать, заламывать руки, вытирать платочками глаза.

- На кого ты нас покидаешь? С кем мы останемся? Хозяин, возьми нас с собой! – наперебой твердили они, приведя этим в смятение не только братишку, но и меня. А Жанна, стерва такая, сзади радостно скалилась. Она подстроила! Вот ведь гадюка подколодная.

- Не плачьте, милые, утешьтесь, красавицы, - высоким стилем начал я, - не пройдет и года, как я вернусь из странствий. – Те завыли и запричитали еще громче. Хоть бы весь двор не разбудили! Краем глаза заметил, как водитель оторопело глядит на нашу теплую компанию, порой вертя головой – может, где гроб выносят или еще что.
- А старшей назначаю тебя, Марусенька. И чтобы, когда вернусь, ты мне предоставила ежедневные отчеты за все траты-растраты. И не балуйте без меня! – завершил речь я.

Те закивали настолько дружно, что хоть в синхронное плавание отправляй.
 
- Это и тебя касается, - развернувшись, заявил этой прохиндейке, - ты еще до сих пор моя жена, хоть и спишь с кем попало, - кивнул на Кунака.

Девчонки уже залились настоящими слезами, обнявшись в кружок. Водитель в недоумении аж из машины вышел, но, по всей видимости, так ничего и не понял. Я бы на его месте тоже был бы в ступоре. Вроде Куначка. Тот стоял и, похоже готов уже был заплакать вместе с остальными. Только – от умиления.

Я подошел к Марусе, погладил ее по волосам. Она вдруг бросилась мне на шею. Потом отошла. Да, тушь потекла… Данную экзекуцию со мной проделали и остальные, оставляя мокрые «чмоки» на моей щеке.

- Ну ладно, поехали! На самом деле опаздываем.

И я решительно двинул к машине. Колька, - блин, вспомнил, как его зовут! – быстренько открыл багажник и поставил рядком туда наши баульчики. Какой молодец эти спортивные сумки придумал? Туда все швырк-швырк, и всего-то делов. А чемодан? Нет, это целая головная боль. Укладка, потом – где его хранить, потом – не дай Бог поцарапается, - вещь-то дорогая. А сумку, если что, выкинул – и все. Или под всякие там автомобильные железяки приспособил. Я заметил, у многих автомобилистов есть такая.

На прощание помахали провожающим руками. Те посылали воздушные поцелуи. Кое-кто наверняка Жанке завидовал. Но, может, придет и их время, пристрою еще кого-нибудь. Ведь у моего африканского друга наверняка родня есть. И Жанне веселее будет. Надо об этом подумать. Ту же Машу, например. А что, так сказать баш на баш, а Маш на Маш.

Может, остальных двоих геологам сбагрить? Ведь изголодались же, бедолаги, без женщин-то. И девчонок пристрою – авось себе счастье найдут, и я вдруг чего-нибудь опять выменяю. Только вот ведь жалость – геологам-то лапшу на уши не сильно повесишь. Да скажу, что те в трудное положение попали, бандюки замучили, а дальше пусть сами что хотят, додумывают.

Даже не заметил, как доехали до порта. Коля припарковался, любезно взял сумку Жанны и мою. Кунак, ничуть не обидевшись, понес свою сам. А мы шли налегке. Нас уже ждали. Дежурный радостно поздоровался и повел в VIP-зал, взяв оформление багажа и регистрацию билетов на себя. Вот и хорошо, нашим легче. Начали прощаться с водителем: его-то туда не пустят. Тот робко попросил привезти ему рыбы.

- Пожалуйста, я заплачу! Хоть сейчас! – взмолился он. – Ну не могу я эту магазинную есть, она невкусная, а?

Как отказать такому гурману?

- Денег нам не надо, а вот встречать ты нас будешь обязательно.
- Да хоть каждый день!

Еще один псих, - констатировал я факт, хотя, конечно, молча.

- Телефон свой продиктуй.

Тот быстро достав бумажник, протянул мне оттуда визитку. Подумав, еще по одной – Жанке и Кунаку.

- Всегда к вашим услугам! – и, пожав всем руки, удалился. Даже – испарился. Вот ведь что любовь к рыбе с людьми делает!

В VIP-е мы взяли халявного, - а одно это уже приятно, - совсем недурственного коньячку и уселись рядком на диванчик, каждый думая о своем, изредка отхлебывая из бокалов. Синхронно закурили. Сосед, сидевший неподалеку, - весь такой: при галстуке, на заколке что-то блестит, да и костюмчик явно не из ближайшего супермаркета, - порой украдкой бросал на нашу троицу удивленные взгляды. Дескать, что эти-то здесь делают?

Я усмехнулся. Понимаю его, конечно. Посередине сидит рыжая бородатая образина в поношенном свитере, рядом – еще одна, только черная, но тоже бородатая, и – девица с шальными глазами. А та все то нюхала коньяк, то щупала диван. Наконец-то не выдержала:

- Это что, натуральная кожа? – шепотом спросила она.

Хорошо хоть, я глоток успел до конца сделать. А то мог бы и конфуз получиться.

- Из кожи жопы носорога, - также тихо ответил я, отдышавшись.
- Не врешь?
- Она особо прочная, VIP-залы только из нее мебель и заказывают.

Фух! Ну точно дурдом. К счастью, пришла девушка в форме и попросила нас пройти на посадку. Быстренько добив коньячок, пошли за ней. А сосед так же недоуменно, но уже не скрываясь, смотрел нам вслед.

64.Теплая встреча на морозе.

Только мы успели сойти с трапа, как сразу же попали в тесные объятия геологов. Заждались, блин. Отдышавшись, показал на Жанну:

- Это Жанна, жена моего друга. – И я положил ему руку на плечо. Тот радостно засверкал зубами.

Новоявленная жена сделала что-то вроде книксена и, - не поверите, - покраснела. Это с ее-то опытом! Мужики робко потянулись знакомиться. Тут уже никто не обнимал, каждый подходил по очереди, представлялся и отходил в сторонку, ко мне поближе.

Честно говоря, я пытался запомнить, как кого зовут, но после минуты самоистязаний плюнул на это дело. Ну похоже они! Все бородатые, в камуфляже, разве что кто-то повыше, а у кого-то в бороде седины больше. Хоть бы бейджики привесили. Надеюсь, хоть наколки на руках есть. Многие же по молодости делают. Вася там, Федя. Некоторые, правда, Люда или Лена, а это уже мне вряд ли поможет.
Неподалеку стоял вертолет. Что, опять? Не хочу!

- А это наш вертолет? – спросила молоденькая ведьмочка.

Бородачи радостно закивали.

- Мужики, послушайте, может лучше я здесь вам груз передам, и не надо никакого вертолета? – с чувством обреченности спросил я.
- Нет, нет, нет, - замахали руками эти обалдуи, - мы для вас такую программу приготовили! И для Вас, мадемуазель! – галантно поклонившись Жанне, - Хоть и не знали, что Вы будете, гарантирую: Вам обязательно понравится!

Все, Кунак точно попал. А если он, - значит и я. Опять трястись. Зачем я согласился взять с собой эту неведому зверушку? Сидела бы сейчас у меня дома, квартиру сторожила, цветочки поливала. Вернее - кактус. Он один от моего разгильдяйства выжил, от остальных растений одни горшки остались. Цветы мне прежняя жена зачем-то оставила. Как память, что ли? Вот такая у меня память: только колючки и остались.

Пошли в «здание» порта. Тут у них тоже был свой VIP-зал. Только – махонький. И мебель из кожзаменителя. Жанка расстроено поглаживала диванчик. Да уж, к хорошему быстро привыкаешь. За раздумьями пропустил что-то важное. Автоматически прихлебывая водочку и, закусывая строганинкой, я вдруг очнулся.

- Что? – спрашиваю у геолога.
- Говорю, чтобы вы обязательно называли его Александром, а не Сашей или Шурой.
- Кого? – не понял я.
- Ты че, не слушал?

Я помотал головой. А что, может, мне есть очень хотелось. Или выпить. Оказалось, мы сейчас летим совсем в другое место. И их главу, а по совместительству и шамана, зовут Александр. И никак иначе.

- А Ыплыкытын будет? – спрашиваю.
- Да нет, он уже давно откочевал. Но, если так хочешь, вертолет за ним пошлем.

Отрицательно покачав головой, я начал складывать туда икру. Прямо ложкой. Вон ее сколько принесли! Не пропадать же такому добру! Жанка тоже немедленно взялась за дело. Куначок, поглядев на нас, тоже. Геологи лишь сочувственно вздыхали и подливали. Чтобы что-нибудь где-нибудь не застряло, наверное. Тут принесли бумаги на контейнер. Мужик, жадно глядя на стол, сказал, что и груз, и наш багаж уже в вертолете. И слюнки при этом глотал.

А мне что, жалко? Пригласил его присесть. Ой, батенька… Похоже, кроме водки, его ничего больше не интересовало. У меня даже аппетит пропал. Три целых стакана за минуту! И – без закуски. Да еще и на рабочем месте. Правда, он тут же сник, и один из геологов бережно куда-то его повел. И что за кайф? Ни поговорить, ни хотя бы чуть-чуть пошаять, сразу бряк – и все. Не понимаю. Не по-русски как-то это.

- Ты зачем его за стол посадил? – спросил меня недовольный геолог.

Я недоуменно поднял глаза.

- Ну скажи, зачем?

Вот заталдычил одно и тоже.

- Есть такое понятие, как гостеприимство. Надеюсь, оно вам тоже известно, - буркнул я, и демонстративно отправил очередную ложку икры в рот. Хотя, признаться, уже не лезло.

Вернувшийся же геолог, увидев патовую ситуацию, разлил еще по чуть-чуть водки и утешил, что с Васей все нормально. Уже дрыхнет. Да уж, их «чуть-чуть» и мое – это две большие разницы. Не могу я пить в таких количествах! Поэтому я лишь слегка отхлебывал. Лишь бы еще Кунак, до кучи, не скопытился. А вот его супружница, похоже, опасения не вызывает. Только розовеет. Но жесты – точные, уверенные. Начала бы пьянеть, было бы заметно. Поплыла бы.

Бывают же такие женщины! Иной и рюмки хватит, а другие – вон оно что… Одеваясь, с долей грусти мы поглядывали на стол. Столько всякой вкуснотищи осталось! А геологи взяли с собой только водку. Извращенцы. Столько еды пропадет. Тысяч на десять, как минимум. Вот чем торговать-то надо. А меня – то клыки, то бивни. Суета и зломысленность.

В вертолете и на самом деле было все в порядке – и багаж, и груз. А накладную-то я этому Васе так и не подписал, вдруг возникла ехидная мысль. А нечего напиваться с такой скоростью.

Долетели сравнительно быстро. Жанка от страха, похоже совсем протрезвела. Даже в иллюминатор боялась взглянуть. Да, впрочем, и смотреть-то не на что. Приземлились неподалеку от стойбища. Рядом ходили олени, привыкнув уже, видимо, к вертолетам, и, в отличие от нас, грешных, не испытывая никакого страха перед ними, что-то там разрывая копытами. Ягель, наверное. Откуда мне знать, что тут растет?

Из близлежащих чумов-яранг высыпал радостный народ, но подходить не спешил. Следом степенно вышел старичок с такой же козлиной бородой, как и у братишки, и важно отправился в нашу сторону. Хотелось курить, но – вдруг это невежливо? Или, не дай Бог, целоваться придется. Всего можно ожидать. Нет, не пришлось. Обошлись простым пожатием рук с легкими поклонами. Сначала он поздоровался с летчиками, потом – с геологами, и уже затем подошел к нам. Цепкими глазенками окинул нашу троицу. И начал знакомиться:

- Александр, - это он мне.
- Владлен. Влад.
- Александр, - это он Кунаку.

И, не выпуская его руки из своей, поплевал на левую и потер ей щеку братца. Убедиться, что ли хотел, что черный цвет не стирается? Тот терпел, улыбаясь.

- Александр, - представился он Жанне.
- Жанна.
- Жанна. А-а-а-а-а, как хорошо, что вы к нам прилетели, - пристально глядя ей в глаза, пропел он.

Та, похоже, слегка испугалась. Хотя чего ей пугаться? Не съедят же ее, а остальное – пройденный этап.

- Пойдемте ко мне в дом, пожалуйста! – сказал он, делая жест в сторону юрт. Правда, похоже, это касалось не только Жанны.

Все, включая даже пилотов, потянулись следом, хотя местная детвора проявляла явно повышенный интерес к этой летающей кастрюле. Вождь вдруг остановился как вкопанный:

- Нет, я сначала покажу вам мое стадо.

И зачем мне это, спрашивается, надо? Еще в оленью лепешку наступишь, или боднет какая-нибудь буйная тварь. Я сказал об этом Жанне, чтоб была осторожнее. Та тут же начала сканировать поверхность.

 А братец уже вовсю семенил за шаманом, который поторапливал нас жестами и многообещающей улыбкой. Геологи с пилотами тихохонько зашли за вертолет и справляли там малую нужду. Черт, и мне бы не помешало. Ничего, спрячусь за какого-нибудь оленя, авось ничего не откусит. Он же травоядный.

- Александр! Послушай, уважаемый, а у оленей блох нет? Или других там паразитов? А то Жанна боится, - перевел я стрелки.
Та тут же замерла. Жена Лота, тоже мне.
- Нет, нет, мой олешка чистый. Чистый воздух, чистый ягель, все чистое. Пусть не боится, однако!

И тут же начал рассказывать, чем отличается один олень от другого, как и где их пасти, и какие они умные и хорошие. Зоолог, елки-палки! Подведя нас к стаду, подмигнул мне сразу двумя глазами:
- Влад! Выбирай!

Нет, мне только оленя не хватает. Еще езди потом на нем. Поэтому, как говорится, пойдем другим путем. Сказав «спасибо», отправился к стаду. Недалеко пасся олененок. Размером с большого дога, но видно, что еще маленький.
Александр восторженно зацокал языком.

- Как ты хорошо, Владлен, в олешках разбираешься! Самое лучшее мясо – вот в таком возрасте. Сейчас мы рыбу поедим, а потом уже и олешек готов будет.

Мне стало жалко олешка. Получается, это я его к смерти приговорил. Но Александр уже накинул олененку на шею аркан, и, передав его пастуху, что-то сказал по-своему.

- Завтра выберешь ты, - он показал на Кунака, - а послезавтра – ты, – Это уже Жанке.

Не понял, мы что, здесь три дня торчать будем?! Я был возмущен до глубины души, но смолчал. Тем более не хотелось смотреть, как бедную животинку сейчас забивать будут, и поэтому поспешил к тому чуму, на который изначально показывал местный глава. Около него уже зубоскалили летчики вкупе с геологами, потягивая сигареты. Блин, а я даже и покурить забыл, и пописать. Спросил шамана, где тут можно облегчиться. Тот широко улыбаясь, махнул рукой: «Там».

Где – «Там»? Что, мне до Северного ледовитого океана топать, чтобы сделать свое дело? Закурив, я пошел «туда». Оказывается, и идти почти что никуда не надо. «Там» тут тоже везде. Вот и хорошо. Ну и правильно – оленям можно, собакам, - а их вон сколько бегает, - тоже можно, а мне – нельзя?

Слегка замерзнув, зашел в ярангу. Все уже были внутри, собравшись вокруг центра. Посередине горел очаг. И где они тут дрова берут? Народ расселся на оленьих шкурах, что-то обсуждая. Заметив меня, смолкли. Александр указал мне место через аборигена помоложе. Сына, наверное. Вроде похожи. Хотя они все тут похожи.

Однако хозяин сперва все  же попросил снять сапоги. Странно. Остальные-то вон – в обуви сидят. Встретив мой недоуменный взгляд, он объяснил, что, так как я первый раз у него в гостях, так надо. Ну, надо так надо. Усевшись на предложенное хозяином место, начал было снимать сапоги. Но тут подбежала шустрая барабулька и начала мне активно помогать. Быстро стянув с меня обувь, она умчалась с ней на воздух. Кунак с Жанкой тоже сидели босые.

- За здоровье дорогих гостей, - провозгласил шаман, передавая мне кружку и цельную, но чищенную рыбину.

Вот бы сицилийцы такому подношению обрадовались! Но я, естественно, виду не подал и, хотя совершенно в одних носках вставать не хотелось, все же поднялся и ответил:

- За уважаемого хозяина и его семью, за то, чтобы на столе не переводилась рыба и мясо, а стада размножались настолько, чтоб геологам места не хватило.

Все сперва замерли, потом дружно заржали, рискуя расплескать водку. Особенно рисковал Александр. Отсмеявшись, он с какой-то хитрецой посмотрел на меня и выпил. Ну, просто вылитый Ильич!

Я тоже, выпив и прищурившись, посмотрел на него с этакой скрытой улыбкой. Тот опять засмеялся, хлопая себя руками по ляжкам. Ну да ладно, выпил-закусил, а куда теперь надкусанную рыбину девать? Просто понятия не имею. Стола-то нет.

А, будь что будет! Отдал ее соседу справа. Тот, обрадовавшись, вскочил, откусил и передал хозяину. Шаман тоже куснул и передал дальше по кругу. Ко мне вернулся хвостик. И что с ним делать? Опять проблема. Подумав, встал и торжественно положил его в костер.

- Да не исчезнет никогда великий дух рыбы в реках и морях! – и поклонился костру.
- А ты можешь стать шаманом, настоящим шаманом, если захочешь. Это немногим дано. Иди ко мне в ученики, – Это уже Александр. И кому – мне!

Только этого не хватало. Из огня да в полымя! Я только улыбнулся в ответ, показав крестик. Хозяин тоже улыбнулся, показав своему сыну на кружки. Тот забегал по кругу, разливая водку. Когда наливал мне, я спросил:

- Тебя хоть как зовут-то? – Тот замотал головой. Немой, что ли?
- У него завтра свадьба, - мягко сказал Александр, - и ни называть свои имена, ни разговаривать ему нельзя. Духи не велят. А вот после свадьбы – можно. Вы – почетные гости, тогда и познакомитесь.

Тут как раз вернулась женщина с нашей обувью и, начав с меня, стала помогать обуться. Правда, пока добралась до Жанки, та уже была в своих красных сапожках. Пижонка. Мне захотелось прояснить ситуацию. Выпив, я позвал геологов якобы покурить. Один из них, пожевав губами, вышел за мной. Курили-то все равно в яранге, дым отлично выходил через верхнее отверстие.

- Ну че тебе? – спросил он, закуривая.
- Ты можешь объяснить, что завтра будет и, вообще, надолго ли мы здесь застряли?
- А тебе что, не нравится? – флегматично вопросом на вопрос ответил он.

Откуда-то доносился безумно вкусный аромат. Олешек, наверное…

- Да ниче.
- Ну вот и расслабься. Все через это проходили.
- Послушай, - схватив его за рукав, торопливо произнес я, - мне хоть бабу ихнюю в постель подсовывать не будут? А то я слышал, что положено у них так.
- Как знать, если ты шаману понравишься, тогда подсунут. Его жену, любимую. Ту самую, которая с обувью бегала.

Ой мама, мамочка… Пойду лучше напьюсь до бесчувствия. И аппетит куда-то сразу пропал, зря олешку загубили. Уж лучше бы меня. Чтоб не мучился.
С утра, с трудом разлепив веки, увидел сидящего передо мной на корточках вчерашнего соседа. В нарядном национальном костюме, а улыбка – от уха до уха. Протянув мне руку, чтобы помочь встать, он произнес:

- Парацетамол.

Зовут его, что ли так? С трудом усевшись, опухшими глазками посмотрел на это чудо. Ведь ему же до свадьбы разговаривать нельзя, тем более имя называть.
- Чтоб голова не болела. – И сует мне в руки кружку. – А меня зовут Иосиф. Иосиф Александрович – красиво, да?
 
Я кивнул. Фармацевт нашелся…Тяпнув водки, увидел прямо перед носом ложку икры. Закусил. Опять эта икра! Ну да лучше, чем ничего. Полегчало. Оказывается, сам обряд свадьбы я благополучно проспал, но главные торжества еще впереди. Начал шарить глазами в поисках сапог. Нету. Иосиф показал мне на стоящие рядом расшитые сложными узорами унты.

- Это твои. Вчера мерку сняли, всю ночь шили, – довольно сказал он.
Так вот зачем они вчера с нас обувку запрашивали! Тогда я не в обиде. А он, в довершение всего, протянул белоснежную песцовую шубу и такую же шапку.
- Это тоже твое.

Ни хрена себе! У меня, откровенно говоря, не было слов. И я просто обнял щедрого дарителя и, по православному трижды поцеловав, предложил выпить. Наливал сам. По чуть-чуть. А в это время пытался хоть как-то воспользоваться своим замутненным разумом.

Чем отдариваться-то буду? Бивень – жалко. А что, если тот серебряный портсигар, который немецкий капитан проиграл? Он как раз у меня где-то в сумке. Может, хоть как свадебный подарок сойдет. Напялив на себя все это богатство, попрыгал на месте. Как в элитном ателье кроили.

- Это что, тоже за ночь сшили? – повернулся я к нему.
- Да нет, мы тут на продажу готовим, а ночью только размер подобрали.
- Ну, спасибо, в долгу не останусь.

Наклонившись к своей сумке, якобы за сигаретами, осмотрел сувениры. Так, портсигар здесь, - ага! – вот и «Ronson»! Это вам не «Zippo» какое-то завалящее. За такой дар и отдать не жалко, да и люди хорошие, - почему бы приятное не сделать? Рассовав подарки по новоприобретенным карманам, вышел на улицу.
 
Хотя, какая тут улица. Тут улица также, как и туалет – везде. На главном перекрестке этого «везде», хотя, может это здесь называется площадью, горел большой костер, а вокруг него были вертикально вкопаны доставленные нами бивни. Александра я узнал не сразу.

Он плясал по кругу между костром и бивнями в ритуальном костюме, что-то напевая и ритмично ударяя в бубен. Собравшийся вокруг импровизированного забора из бивней люд также приплясывал. Я вслед за остальными тоже попробовал поприплясывать, пока не почувствовал, что мне срочно нужно в другое «везде», куда ходят по одному.

Вернулся я совершенно счастливый. Подойдя к кругу, нашел попутчиков. Те воззрились на меня с откровенной завистью. Им подарили только унты, а геологам и пилотам – вообще одни лишь рукавички.

- Владлен! Владлен! Иди сюда! – это меня звал Александр, не переставая бить в бубен и приплясывать.
Я подошел к изгороди.
- Да сюда, к костру! Становись напротив меня и делай, как я.

Иосиф уже совал мне в руки бубен с колотушкой. И что за жизнь такая?! Еще не хватало обновку подпалить. А дураком себя выставить – это всегда, это пожалуйста. И я, сунув шубейку с шапкой сыну вождя, - не замерзну, мол, - вошел в круг. Шаман, не останавливаясь, продолжал свое движение.

Я попытался подстроиться. Вроде получается. И в ритм попадаю, и раскачиваюсь, как он, признаться, даже напевать начал что-то такое, неродное. Жанка, дура, начала аплодировать. На нее зашикали,  и та тут же заткнулась.

Знаете, а мне понравилось! Есть в этом обряде нечто сакральное, непонятное, но – действенное. Не знаю, сколько мы так пританцовывали, но я весьма нескоро заметил, что мы с Александром ходим в одну сторону, а толпа вне ограды – в другую. Может, еще и это усилило эффект?

Шаман вдруг резко остановился, прекратив песнопения. Я – тоже.
- Подойди!
Я подошел.
- Наклони голову!

Я наклонил. «Рубить, что ли, собрался?» - промелькнула очередная мысль. Любит у меня башка похохмить. В том числе и надо мной. И тут почувствовал, как мне на шею вешают какой-то амулет. Вернее, видел лишь кожаный мешочек на кожаном же ремешке. Хотел поднять голову, но шаман ее придерживал сверху рукой. Второй же подсунул мне под нос глиняную тарелку с куском, похоже, печени. Явно свежей. Вон даже кровь еще сочится.

- Ешь!

Ну что за сволочная у меня натура! Так и подмывает попросить нож с вилкой! И набор специй в придачу. А то наверняка ведь эту свежатинку не солили. Но я молча взял ее руками. Понимал, что момент, наверное, важный. Да, это была печень. Еще горячая, но, как я и предполагал, несоленая. Зато мягонькая. Ниче, сойдет.

Правда, интересно, вид у меня сейчас какой? Морда – в крови, борода – в крови. Упырь какой-то. Стараясь думать на подобные отвлеченные темы, дожевал остатки печенки. Хорошо, что шубу снял, а то бы точно закапал. Вон, еще и свитер в крови. Отпустив мою голову, Александр громогласно провозгласил, обращаясь, видимо, не только ко мне, но и окружающим:

- Теперь ты, Дмитрий, член рода Рыхтэу! И мне – как сын.
Тоже мне, еще один папочка выискался. Но я, поклонившись, произнес:
- Спасибо, отец!

Тот обнял меня, окончательно запачкав моей залитой кровью бородой мой же свитер, и повлек между бивней от костра. Народ ликовал, Кунак даже прыгал от восторга. Только Жанна смотрела на меня с каким-то ужасом. Да уж, хорошо, что зеркала нет. Черт! Геологи нас фотографировали! Или даже на камеру снимали. И не разберешь: сейчас все маленькое такое. Наверняка потом покажут.

Слава богу, догадались хоть воды принести. Кадушку держала в руках, похоже, жена Александра. Надеюсь, чтобы умыться, а не попить. Я с опаской посмотрел на шамана.

- Вымой лицо и пойдем кушать. Сегодня у меня два праздника: еще один сын и еще одна дочь.

Тьфу ты, пропасть! И вода-то у них какая-то не такая, а настой чего-то на чем-то. Надеюсь, не на оленьих какашках. Зато – теплая. Я старательно отмывал кровь, откуда возможно. Куначок подсказывал. Ну, вроде все. Поблагодарив хозяйку, пошел было переодеваться. Ну не в этом же кровавом свитере ходить? Но тут подскочил Рытхэу-младший и начал пытаться вернуть мне шубу с шапкой.

- Ты че, сбрендил? Я же все в крови запачкаю! – замахал я отставленными ладонями назад руками, - Сейчас переоденусь и заберу.
- Нет, нет, стой здесь! – слегка заметавшись, воскликнул он.

Потом сунул мое добро Кунаку и поспешил в соседнюю ярангу. Ну ладно, я пока хоть покурю. Толком не удалось. Во-первых, из-за мокрых усов сигарета быстро промокла, а во-вторых, Иосиф вернулся достаточно оперативно.

- Это мой тебе подарок, брат! – сказал он, протягивая мне шмотки, - Правда, красивые? Мои любимые. Ты не волнуйся, брат, они чистые-чистые.

Вот тебе и «Брат – II» нашелся. Поблагодарив, я поклонился. Тот с готовностью поклонился в ответ, щедро улыбаясь на все 22 зуба. Они тут что, вообще не знают, что есть такие люди – дантисты? Вон Кунак, и тот знает. Хотя, возможно, если ему даже его белоснежные зубы выбить, новые отрастут? Кто их, негров, знает.

Минут через пять, переодевшись и тщательно вытерев полотенцем лицо вместе с тем, что на нем выросло, вышел на воздух. Посмотрел на одежки, и пришел к выводу, что в таком наряде у нас в городе я просто произведу фурор. Но – колоритно. Я в этом виде даже в офис как-нибудь загляну, пусть припухнут.

 У выхода торчал Кунак. Сразу же напялил на голову шапку и даже помог шубейку надеть. Ну да, он-то всего лишь единожды принц, а я, получается, уже дважды. За мной ухаживать надо, а то капризничать начну. Опять порылся в карманах. Что же делать? Отдать портсигар Иосифу, а зажигалку – главе рода? Как-то мелковато получается.

- Слушай, - обратился я к Кунаку, - а у тебя тот перстень, что мы выиграли, с собой?
Тот кивнул.
- Хочешь породниться? Скажешь, что это – от тебя и твоего отца, короля. Побрататься с северным коллегой, мол, хочет. В гости зовет.

Куначок похлопал глазенками, затем, просияв, метнулся в ярангу. Пошуршав, выбежал и протянул мне перстень. Вроде ничего. Даже камушки есть.

- Ты мне-то что его суешь? Сам и подаришь. Пошли, что ли?
- Пошли.

Какой же счастливый у него вид! И как немного нужно, чтобы сделать счастливыми сразу двух людей, причем – даром. Шаман наверняка обрадуется, а Кунаку будет приятно, что он – тоже дважды принц. Да может, и ему еще полная северная экипировка перепадет.

- Мы идиоты! – отойдя шагов на пять, вдруг опомнился я.
- Почему?
- А невесте ты что дарить будешь?

Братец застонал. Лихорадочно закурил. Я тоже, перебирая варианты. В голову лезли самые идиотские варианты. Что понятно: кесарю – кесарево.
Кунак вдруг просветлел:

- Есть вариант! У меня есть камень на шнурке с родины от сглаза. – И начал расстегивать рубашку. – Вот! –протянул он мне искристый камущек.
- А что, красивый камень, и идея, полагаю, неплоха. С меня причитается. Давай сюда.

Камень я потер о куртку брата, - ну не о свою же, уже любимую, шубу тереть? Да, неплохой камушек. Положив его тоже в карман, мы направились к бивням. Торжество только начиналось. Все сидели на нартах. На них – оленьи шкуры для комфорта. Посередине – длинный стол. Во главе, как положено, сидел хозяин, по правую руку – Иосиф с, как я полагаю, женой. Симпатичненькая. Места слева пустовали.

-Владлен, иди сюда! – воскликнул Александр, -  С другом подходи, да.

Вот и хорошо, а то я уже размышлял, не послать ли того первым с поздравлениями. Для повышения статуса, так сказать. А Жанку придется вытаскивать. Вон она там где-то притулилась вдалеке.

- Извини, но можно жена моего друга и брата сядет рядом с ним? Они тоже недавно поженились.
- Конечно, конечно! – воскликнул мой третий по счету папа, и согнал с соседних нарт какого-то мужичка. Ну да я здесь жить не собираюсь, так что враги мне не страшны. Да он, похоже, и не обиделся.
- Жанна! Иди сюда, уважаемая!

Та закрутила головой. Ну ясное дело, у чукчей Жанна – самое популярное имя, вдруг не к ней обращаются.

- Иди сюда, тебя же зовут, - не выдержав паузы, крикнул я.
Та подошла к шаману и робко сказала:
- Да, здрассьте.
- Я прослышал, что ты тоже недавно замуж вышла.
- Да, здрассьте.

И глазки такие испуганные. Александр рассмеялся.

- Садись вон там, рядом с моей, развлекать ее будешь, а вы, дорогие мои, однако, сюда.
И показал рядом с собой. Я присаживаться не стал. И Кунака держал за шкварник.
- Говори, доставай перстень и говори! – шепотом сказал я. И уже погромче, для окружающих, - Сейчас мой названный брат хочет сделать обращение к уважаемому хозяину тундры.

Смотри-ка, братец быстро оклемался:
- Ваше величество! Я прибыл к Вам с важной миссией по поручению моего отца, короля (Тынга-бынга – ну никак не запомню) – Гунага. Он, услышав о Вас от Владлена, моего брата, и попросил меня передать Вам этот перстень с редкими камнями в знак братской любви.

Вот ведь базарить научился! Видать, есть у кого… Прохиндей!
Александр с удовольствием принял кольцо, спросил, на который палец его одевать, но сразу же поняв, что лучше на тот, с которого не свалится, начал украдкой любоваться. Так, один уже доволен.

Теперь можно и перекусить, а  остальное подождет. Затем, внезапно встав, хозяин прилюдно объявил, что у него сегодня поистине великий день: у него появились не только еще один сын и одна дочь, но – и еще один брат, и еще один сын. И, сев, заплакал.

Не переборщил ли я? С этим бардаком надо что-то делать. Толкнув локтем Кунака, поднялся. Тот синхронно повторял мои движения. И остальные тоже встали.

- Дорогой наш отец! – выспренно начал я, - Мы с братом знаем тебя совсем недавно, но уже любим, как родные сыновья, как Иосиф, как весь твой народ. Но позволь нам сделать подарки и новобрачным, у них сегодня великий день.
- Помни, ты даришь невесте, я – жениху, - это уже Кунаку, тишком.

Александр, подняв зареванное лицо, следил за происходящим, любовно поглаживая перстень. Я залез в карманы и протянул узкоглазому брату портсигар.

- Этот серебряный портсигар я вез из Германии, он очень хороший, - Иосиф дрожащими руками взял реликвию, - А это – зажигалка из Англии, с золотой эмблемой, - И протянул ему второй подарок. У него уже даже губы дрожали, и глаза тоже были на мокром месте.

Тут подключился Куначок.
- А это – твоей красавице-жене, - достав камушек на шнурке, сказал он, - Он от сглаза, и помогает, - тут он слегка потупился, - в деле умножения семейства.

Та задрожала всем телом, принимая дар. Так детей хочется, что ли?
На шамана уже просто страшно было глядеть. Слезы лились ручьями, но улыбка была, - за исключением явного кариеса, - просто солнечная. Все остальные местные тоже плакали от умиления. И, если чукчи плакали открыто, то наши прикрывали лица руками. Особенно Жанка. Смеются, гады. Ну, правильно, где еще такое увидишь?

Слегка срывая голос, глава рода произнес:
- Мы тут все родня! – и как-то робко посмотрел на геологов.

Они, что, уже отметились? Я оглянулся на детишек. Вроде чукчата и чукчата. Правда, вон у некоторых глазки какие-то не слишком узкие, а у пацана, который стоял неотступно рядом, вообще светлые. Да уж, без геологов, видать, не обошлось.

Придется опять напиваться. Ну не хочу я, поверьте, с новобрачной спать. А опасность есть. Жена брата – как не поделиться самым дорогим. Нет уж, мне Маши хватило. Мои размышления прервал Александр, продолжая, видимо, тост, - а середину я прослушал:

- За наш род, да будет он вечно!

Все быстро перестали реветь и, похватав кружки, выпили. Закусив, шаман подозвал Кунака. Так-так, интересно.

А оказалось, ничего интересного. Они просто отправились выбирать олешка. Вот ведь нравы! Нет чтобы рыбу лопать – им все мясо подавай. Зато местные были в восторге. Видать рыба-то уже приелась. А завтра еще Жанкина очередь. Просто праздник живота какой-то. Экзотика, конечно, но оленей все равно жалко.

- Ты чего? – выпучил на меня свои узенькие глазенки сын вождя. 

Оказывается, я накладывал, совершенно отрешившись от реальности, икру ложкой в кружку с водкой. Чуть-чуть поразмыслив, я ответил:
- Коктейль. У нас так модно.

И демонстративно сделал глоток. А ничего получилось, даже – классно. И в горле не застревает, и закуску искать не надо. Вот оно все тут, как говорится, в одном флаконе. Все тут же последовали моему примеру. Икра быстро кончилась. А мне чем прикажете закусывать? Но уже через пару минут на столе образовались еще пара чеплашек с икрой. Вот ее-то мы, родимую, с другой, не менее родимой, и будем кушать. Жаль, дома такое не получится, - больно уж икра дорогая. Да и не такая вкусная, как эта.

Пока Куначок выбирал оленя, Иосиф, оказавшийся совсем недурным рассказчиком, развлекал меня разговорами. О местных обычаях, об охоте, о рыбалке, время от времени отхлебывая «коктейль». И ведь как увлекательно все описывал. Любит, видимо, свою так называемую малую родину.

Его соседи кивали головами, иногда добавляли комментарии. Но, по большей части, молчали и курили трубки. Даже женщины. Я тоже достал сигареты. Но только успел прикурить, как появились Александр с небольшой тарелкой в руках, Кунак с подносом, а за ними шли еще двое с полными дымящимися, источающими аромат тазиками мяса.

Шаман с тарелочкой остановился возле меня. Я на всякий случай тоже встал.
- Это тебе! Мне твой черный брат все о тебе рассказал. И про Машу, и…, - тут он запнулся. – Это яйца молодого оленя, сам жарил.

Хорошо хоть олений член не принес. На этой же тарелочке. Эротично бы смотрелось. Но я взял, поблагодарив, однако тут же предложил:
- Может, одно отдать Иосифу, как-никак он сегодня женился?

- Нет, так никак нельзя, - покачал головой шаман, - Их затем и два, чтобы рождались и мальчики, и девочки. Так что ешь, пусть у тебя будет много детей, а у меня – еще больше родни. А за Иосифа не беспокойся – мы еще неделю гулять будем, ему тоже достанется.

Как же хорошо, что мы завтра улетаем! С надеждой посмотрел на геологов с пилотами. Похоже, те тоже пить устали. Быстро схрумкав оказавшееся весьма и весьма вкусным угощение, подошел к бледнолицым братьям.
- Надеюсь, мы завтра все-таки улетим?

Один из пилотов пожал плечами:
- А у нас летное задание такое – вернуться завтра.

Присел рядом с ними, закурил.
- Ну, и как вам мое посвящение? И это они так со всеми?
- Как ни странно, ты – первый. Наверное, Александру понравился.

Вот те на. Геологи тоже сделали недоуменные физиономии. Да уж. Вернулся к себе на место. Там уже стояла новая тарелка со шматом мяса. Сколько же жрать-то можно?! Я так скоро лопну. Но что делать, надо, согласно плану, во избежание чего, напиться и тихонечко забыться. Но сначала – дело. Я подошел к шаману и спросил, почему это его так заинтересовали бивни слонов.


- Видишь ли, резьбу по кости мамонта очень охотно покупают американцы, мы даже их сертификат имеем. А клык моржа маленький, непохожий. А бивень слона – в самый раз, - и гордо посмотрел на меня.
Что ж, логично.

- Знаешь, а у нас в городе еще много бивней есть, - заметил я с ленцой.
- Сколько?
- Больше ста, - чтобы уж совсем не врать, ответил я.

Тот аж подпрыгнул:
- Вези, сынок, все вези!
- Понимаешь, есть одна загвоздка – когда предложение превышает спрос, цены падают. А тебе это надо? – не был я готов к такой бурной реакции.

Александр, поразмыслив, пыхнул трубкой и отрицательно покачал головой.
- И поэтому нужно установить оптимальное количество, которое не вызовет подозрений и не обрушит цены, - продолжил я.

Тот с уважением посмотрел на меня.
- Ты прав. Знаешь, я подумаю неделю-другую, поговорю со своими друзьями из Нома, это город такой американский, там наши родственники живут. И тогда тебе позвоню. Они как раз где-то через неделю приезжают в гости, заодно и спутниковый телефон привезут. Главное, ты мне свой номер оставь.

Я кивнул, подивившись его благоразумию:
- Завтра. Визитки в куртке, там. И еще: на какой основе будем сотрудничать? На что меняться, или за деньги?
- А тебе что лучше? Давай еще клыков моржей тебе достану. Я же слышал, как ты здорово этого дурака Ыплыкытына провел. Но я не сержусь: нечего в тундре сидеть сиднем, цивилизоваться надо, однако. Правильно? Только клыки – совсем по другой цене, сам понимаешь.

Э, нет. Годзилла вместе с Гринписом меня точно сожрут. Хрен редьки не слаще, кто из них. Так мы всех моржей со слонами истребим, и неважно, за какую цену, но хватит. Ну, пару белых медведей там, ну, сотню-другую песцов, что еще? Не знаю. И я поделился частью своих сомнений с мудрым Александром. Тот задумался, мы с ним по чуть-чуть выпили, и тут его осенило:

- Слушай, только это тайна, - почти на ухо шептал он, - наши геологи тут золото моют, алмазы всякие, может, тебе их надо, а?

Затея, конечно, опасная, но перспективная. Шеф наверняка согласится. И я, в который раз кляня себя за глупость, кивнул.

- Аркаша! Аркаша! – закричал шаман одному из геологов, маша рукой, - Подойди сюда, однако, поговорить надо.

Я поскребся в памяти. Вроде, в прошлый раз на самом деле какой-то Аркадий был. Ну да ладно. Только запомнить надо. У этого нос немного набок. Хорошо ему, видать, попало. Я делал вид, что мне на все наплевать, пока Александр что-то талдычил на ухо Аркаше, время от времени посматривая на меня. Тот же только бороду чесал. Потом встал, дошел до своего места и вернулся уже с кружкой. Поставив рядом свою, наполнил также все остальные.

- Ну что, как говорится, за успех нашего безнадежного дела? – подмигнул я.

Шаман, видимо, впервые слышал этот тост. Он уставился недоуменно на меня, но потом, видя мою улыбку, до него дошло. Захохотав так, что все за столом вздрогнули, поднес кружку ко рту и залпом выпил. А кто-то еще говорит, что чукчи пить не умеют. Я тоже опрокинул внутресь свою долю.
- Знаешь, - смущенно начал я, - Я еще обещал друзьям-соратникам рыбы там привести, сувениров, может быть шкуру какую-нибудь. Я куплю.

Тот гневно воззрился на меня.
- Ты мой сын! Тут все – твое!
И отвернулся. Я еще чуток плеснул в кружки.
- Извини, отец. Просто у нас принято отдариваться. А у меня уже ничего такого нет. Вертолет, разве что, да и тот – уже не мой.

Александр посмотрел на вертолет, на меня и – опять громогласно засмеялся.
- Любишь шутить, однако! – с одобрением в голосе произнес он.
- Люблю. И не только пошутить.

Мы чокнулись. Вроде бы все насущные вопросы, которые планировал, - и даже не очень, - на сегодня разрешены. Можно смело надираться от греха подальше и – баиньки.

Проснулся я в слегка опостылевшем состоянии. Конечно, тут похмелье переносится гораздо легче, чем в городе, но потряхивает. Хоть бы свет кто включил! Добрел в сумерках до столика, налил грамм 50 водки. Запил холодненьким оленьим молоком. Какая умница догадалась его принести! Просто жить захотелось. Вдруг взгляд упал на большой картонный ящик, стоящий возле моего лежака. И как я его сразу не обнаружил?

Открыл. Внутри были многочисленные коробочки. Вскрыл одну. Фигурка. Ух ты, красивая. Во второй коробочке – другая. И так далее. Вы играли в детстве в солдатиков? Если да, то наверняка были любимые. А тут любимыми оказались сразу все. И я любовно брал каждую в руки, рассматривал, гладил, с жалостью клал обратно в коробочку. Да. Это уже почти музей.

Упаковав все обратно в ящик, в самом замечательном расположении духа вышел на воздух. Там уже прогуливался счастливый Кунак. Тоже в новой шубе. Только с полосками. Ну, прямо ниггер мафиозный с Бруклина! Только здоровенного золотого креста на толстой цепи не хватает, да и ростом не вышел. Вдобавок – улыбка добрая.

- Как спалось?
- Смотри, какую шубу мне Александр подарил! – игнорируя мой вопрос, гордо произнес братишка.

Сделав маленькое дефиле, подошел поближе, и сказал, погладив шкурку:

- Мягкая такая. И теплая, однако.
Мне еще одного чукчи с этим «однако» не хватало! И где только нахватался.
- И папе такую же подарил, только длиннее, - продолжал хвастаться он.

Зачем им в Африке шубы? Странный народ эти негры.

- Запомни! – это уже я. - Слово «однако» - это слово-паразит, и если я еще раз его услышу, получишь в лоб. Во второй раз – шубу отниму. Понял?
- П-понял.

Вот так-то. Что за напасть? Всех воспитывать надо. И тут появилась его суженая в расшитой узорами шубке, по-моему, оленьей. И счастливая такая! Обновке ей шла. Поэтому настроение решил не портить, и просто, показав большой палец, сказал:

- Супер! Мне, правда, нравится.
- Ой, спасибо вам, мальчики, что привезли меня сюда. Я так еще никогда не отдыхала. Да еще и подарки такие!

И завертелась на месте, раскинув руки. За нами поодаль, улыбаясь, наблюдал «папа». Вот и хорошо, даже он доволен.

- Доброе утро, отец! – помахал я ему рукой.

 Тот с радостной улыбкой подошел к нам. Сначала погладил шубку Жанки, потом – Кунака, потом – мою, спрашивая у каждого:
- Нравится?

Мы дружно закивали головами, наперебой заверяя его – «конечно, конечно, спасибо!» И все такое. Тот, хитро прищурившись, поманил нас за собой. Нет уж, пить я больше не могу! Печень у меня одна. А вот от рыбки с икоркой не откажусь. Может, среди моих предков были шведы или финны? Ведь как увижу хорошую рыбку, мне больше ничего и не надо. Разве что – на сон грядущий с кем-нибудь интимно пообщаться.

Хозяин завел нас в ярангу, и, показывая на шкуру белого медведя, величественно изрек, глядя на Кунака:

- Это моему брату и твоему отцу. Я уверен, мы обязательно подружимся.

У Кунака челюсть просто отвисла, но у негров это, видать, на резинках, словно бы трусы. Судорожно сглатывая, он, косясь на меня, спросил:
- Пощупать можно?
- Это ты теперь у своего родного отца спрашивай, его это, - вновь хитро прищурив  и без того узенькие глазки, ответил хозяин.

- Теперь ты, – это он уже Жанне, - Ты не успела сегодня выбрать себе оленя, поэтому я взамен дарю тебе вот это, – и показал на развесистые оленьи рога, – Это был очень красивый и сильный олень. Все мне завидовали. Забирай.

И что за намеки? Жанке, я полагаю, все равно, будет ей братишка изменять, или нет. А вот за ней, боюсь, не заржавеет. Хотя, вроде, не дура, такого мужика терять. Да еще и в Африке. Я же ее предупреждал. Уверен, что она запомнила.

Но! – не дай Бог, «папа» мне тоже рога подарит, придушу на месте, несмотря на то, что я обычно тихий. Тот отозвал меня в сторонку. Остальные деликатно вышли. А я, - я с наслаждением потоптался по медвежьей шкуре. Мне-то ни к чему разрешение Гунаги Великого. С ухмылкой глядя на эту картину, Александр повлек, обняв меня за плечи, за занавеску. Он что, извращенец?! Но я робко последовал за ним.

- Вот, – задумчиво сказал он. – Ты теперь Владлен Рытхэу. А это много значит. И поэтому я дарю тебе несколько вещей, которые для нашего рода значат очень много. Наклонись!

Я подчинился. Мне опять вешали на шею амулет. Да у меня этих амулетов уже больше, чем у патриарха панагий! Но судьба есть судьба, и от нее не уйдешь. Поэтому ваш покорный слуга лишь поинтересовался, какая сила в нем заключена.

- Ты сам поймешь, - ответил он, протягивая бубен с колотушкой. – Когда будешь вспоминать меня, одевай этот амулет, и, как я тебя учил, танцуй и бей в бубен. Поверь, ты поймешь, - заверил он, отечески положив мне руку на плечо.
- Спасибо тебе, - искренне растрогался я, -  Я обязательно буду тебя вспоминать. И, надеюсь, еще вернусь.
- Ты вернешься.

Поклонившись по русскому обычаю до земли, я пошел к выходу. С одной стороны, я живо представлял себе, как с бубном скачу посреди квартиры, напевая что-то вроде: «Ты увидишь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он – бескрайний, я тебе его дарю-ю-ю.» А с другой – чем черт не шутит? Может, шаман и прав? Нравится он мне, даже не сформулировать, чем конкретно, но – определенно нравится.

Все-таки, выпив моего фирменного «коктейля» на дорожку, эти… короче, начали собираться. Я самолично загрузил свой драгоценный ящичек, задвинув его в самое надежное место, чтоб никакая сволочь не повредила. Потом закинул сумки – свою и Кунака. Позови черта, он тут как тут. Робко дергая меня за рукав своими грязными пальцами, попросил:

- Помоги мне со шкурой, пожалуйста! Тяжелая, однако.

И тут же Кунак получил в лоб. Обещания надо выполнять, а то верить никто не будет.

- За что? – хватаясь за лоб, вознегодовал он.
-За «однако». Я тебя предупреждал? Предупреждал. Ты согласился? Согласился. Так что – не дуйся.
- Ой, извини, оно как-то само.
-То-то же. Я тебе еще Кузькину мать не показывал. Ладно, веди, помогу.

Предусмотрительно сняв шубейку, аккуратно положил ее на сиденье. И Кунаку посоветовал:
- Запачкаем ведь.

Тот закивал, и бросил свою прямо на мою. Вот ведь бармаглот! А я тогда – Бармалей, что гораздо страшнее. Или, точнее, Карабас-Барабас, уж больно мне за ниточки дергать нравится. Но все же – сам пропадай, а товарища – выручай. И я пошел выручать.

Это было… нечто. Несмотря на то, что помогал даже Иосиф, - это после первой брачной-то ночи! – мы втроем едва свернули эту шкуру. Да она еще и тяжеленная оказалась! Едва запихнули ее в вертолет. Геологи, гады, помогали чисто символически, пальчиками. Завидовали, что ли. Хотя и сами какие-никакие, но подарки получили. Да еще и от меня фигурки получат.

Эх, прощай, севера! Весь род нас провожал, махая руками при нашем взлете. Я заметил, у Александра на глазах были слезы. Хороший мужик этот шаман. Прав он: наверняка я сюда еще вернусь, и пусть даже просто так, за свой счет.



65.Выдать замуж за геолога.


Итак, у нас целый день в этом Урюпинске. Нет, чтобы через Анадырь лететь, там, говорят, и аэропорт нормальный, и гостиницы человеческие имеются, так ведь нет – опять сюда: ближе, мол. Надо срочно что-то предпринять, а дела еще остались. Сначала мы устроились в каком-то подобии гостиницы неподалеку от здания аэропорта, сдав на хранение проклятущую шкуру, естественно, предварительно завернув ее в половичок, который я выменял на пару рыбин в столовке. Ну куда мне столько рыбы! И тащить тяжело, и не съешь столько. Даже за месяц. Впятером.

Хозяйка камеры хранения с подозрением спросила:

- А что это у вас такое?
- Понимаете, мы археологи-энтомологи. Вот, нашли в тундре древнюю мумию. Замечательно сохранилась! Почти как живая! – импровизировал я, - Вот, везем в столицу на исследование. Так что Вы не трогайте ее, пожалуйста, и не распаковывайте, вдруг испортится.
И испугался сам, услышав:
- Бзззз, бзззз. Убззерите ее туда, в угол! – и рукой, словно от мошкары,  машет.
- Хорошо, как скажете, - пожал я плечами.

Опять я палку, похоже, перегнул… При выходе из помещения заметил, как она мечется в противоположном углу. Конечно, можно было бы ее и подменить, но мне еще с геологами дела завершить надо. А «мумия», я уверен, останется в полной неприкосновенности. Вот только бабульку жалко. Боится ведь!

В этой псевдогостинице, которая выглядела как натуральный барак, да впрочем, таковым и являлась, нам выделили две комнаты: одну – геологам, другую – нам на троих. Лишь бы клопов не было.

Ох, грехи наши тяжкие… Надо делить добычу.
- Коктейль сделай! – это я Кунаку, - Только сам много не пей.

Тот начал священнодействовать. Славный все-таки у меня рецепт получился! Главное, если будете такое сами творыжить, вот вам мой совет: с кабачковой икрой не перепутайте. И не кладите белковую ради экономии: наверняка дрянь получится.

И я, встав на коленки перед кроватью: стола-то почти и не было, так, подобие  размером с прикроватную тумбочку, - начал распаковывать богатство. Жанка бухнулась на коленки рядом со мной. Мы бережно доставали фигурки, подолгу их рассматривали, спорили, сортировали и, уже потом, определившись в категориях, ставили в определенный сектор кровати.

Ну, вроде все. А Куначок, оказывается, все это время стоял рядом с нами. Елки-палки, ведь уже минут сорок прошло, как мы начали ковыряться. А он что, все это время стоял и тупо молчал? Охх! Ножки-то как затекли. Жанка тоже с трудом поднялась. Ага, коктейльчик нам точно поможет. Закурив, протянул братцу две большие фигурки:

- На выбор! Одну – от меня твоему отцу, вторую – отдаю шефу. Выбирай, которая больше нравится.

Тот с осторожностью вытащил из коробки первую фигурку. Мне тоже было интересно, и что там такое? Это было изображение мамонта. Солидно. А у меня вон мелкие какие…Мамонта он бережно положил на кровать и начал открывать вторую большую коробку. Я просто подпрыгивал от любопытства.

- Вот эту! – обернувшись, крикнул Кунак, показывая фигурку.
На меня смотрел бюстик то ли Хемингуэя, то ли геолога.
- Это ты! И подарок – от тебя! Папа будет всегда помнить, и фотографий не надо! – в экстазе тыча пальцем то в меня, то в бюстик, твердил братец.

Неужели у меня такая борода отросла? Попросив у него «Хемингуэя», подошел к зеркалу. А что, что-то общее есть. Хоть прям здесь садись, и «Старик и море» пиши. Только вот знойных кубинок вокруг как-то не хватает. Зато у меня негр есть.

- Ну что ж, эту, так эту, - и отдал ему фигурку. У него ее сразу отобрали.
- Иваныч! Иваныч! Ну, Иваныч! – затеребила меня эта бестия.
- Ну что тебе? – недовольно взглянул я на Жанку.
- Обернись, сравнить хочу.

Вот вредина. Я посмотрел на нее. Все. Десять секунд кастинга вполне достаточно.

- Иваныч!
- Да че ты пристала, в конце-то концов! – возмутился я, - Не видишь, человек делом занят!
- Ну, извини, просто ты так на него похож…, - сникшим голосом пролепетала она.
- На кого похож? На эту черную образину? Которая только и делает, что мой коктейль поглощает? – ткнул я пальцем на братца.

Кунак быстренько вернул мою кружку на место

- Извини, брат, перепутал, - вздернул он брови.
- Чего извини, ты сюда ее дай. Только сначала наполни.
- Щас, щас! – засуетился тот.

Так, значит, две большие уже не считаем. Остается на нас двадцать четыре фигурки. Остальное – этим хапугам. Минус пять – это Кунаку. Посмотрел, что же ему отдать. Пусть будет серия. Морж, олень, мамонт, опять же медведь, и песец.

Так, выходит полный набор. Зато все первого-второго сорта, как мы определили с Жанкой при сортировке. Я аккуратно сложил их в коробочки и отложил в сторонку. Так. Осталось отобрать еще девятнадцать. И тут…

- Эй, ты! Ты че на меня водку-то льешь?! – заорал я.
Оказывается, Кунак тоже засмотрелся на фигурки, и с моей кружкой наклонился, чтобы лучше их рассмотреть.
- Ну, дурак дураком! – обращаясь к Жанне, воскликнул я. - И кого ты себе в мужья только взяла?  Ну, шучу я, шучу, успокойся, - глядя в обиженные глаза дважды принца, с раскаянием проговорил я. – Это твои фигурки, - показал на пять коробочек.

Тот, сразу позабыв обиду, радостно их сгреб и начал по очереди рассматривать, время от времени произнося что-то вроде «У-у-у-у», и «О-у-у-о».
Ладно, не надо отвлекаться. Надо отобрать срочно свое, а то не дай Бог, Кунак очнется и начнет предлагать поменяться. Нет уж. Так. Высшего сорта восемь штук. В коробочки их. Первого сорта осталось…много. Надо выбрать одиннадцать. Минут через пять терзаний дележ был закончен. И очень даже вовремя. Только я успел убрать коробочки в сумку, как, постучавшись, вошли геологи.

- И что это вы тут делаете?
- Да вот, вашими фигурками любуемся, уж извините, что без спросу: они просто у меня в багаже были.

К нам подошел один Аркаша. Двое других куда-то удалились. Он долго разглядывал их с такой нежной улыбкой, что мне даже опять стыдно стало. Себе-то я забрал лучшие! Молчи, Годзилла, молчи. Геолог разделил фигурки на три части. Тут пришли и остальные двое. Что я вижу! И не с водкой, а с шампанским. И где они его в этой дыре нашли?

- Мы решили отпраздновать свадьбу по-нашему, с шампанским. Вы ведь недавно поженились? - это он Жанке.
- Нет, - пролепетала она, - Мы поженимся только на его родине.
- Вот и хорошо, - воскликнул Аркадий, - отметим помолвку! Согласны?

Против никто не был. Открыли, как положено, шампанское с хлопком. Чинно разлили, выпили. Хорошо хоть, обычное «Асти Марти», а не «Вдова Клико», а то я бы уже совсем не знал, что думать.

- Аркадий, поговорить надо, - твердо сказал я, показывая глазами на дверь.
Тот набычился, но – пошел. До меня вовремя дошло, что он решил, что я драться с ним хочу. И начал посмеиваться про себя.
- Слушай, может в вашей комнате лучше, а? – на всякий случай, дабы опередить непредвиденное, спросил я, - А то о делах в коридоре как-то не так.

Дикий свет в его глазах погас, кулаки разжались. Рассмеявшись, он хлопнул меня ладонью по спине:
- Пошли! А я-то подумал, ты мне за что-то в морду дать хочешь.
- Я что, на психа похож? – усмехнулся я.
- Ну, есть немного…

Да уж, что есть, то есть. Не обижаться же на правду. Уселись возле такого же обшарпанного стола.

- На, смотри! – высыпав из одного мешочка немножко золота, а из другого – штук пять алмазиков, предложил он.
И что я тут должен смотреть? Золото на зуб пробовать, или алмазами стекла резать?

-Тут экспертиза нужна, - удивленный абсолютным собственным равнодушием, развожу я руками.
- А я тебе что, уже не экспертиза? – слегка возмущается тот, - Да я на этом собаку съел.
- Ты пойми, ты – эксперт заинтересованный, и мой шеф вряд ли тебе поверит. Он – не я. Я-то верю. Согласен?

- Ладно, согласен, - подумав, прогудел он. – Но если не получится, все вернешь до грамма!
- Взвешивай, - придвигаю я к нему ладонью фитюльки.
- Да пошел ты! – всерьез возмутился он, - Такое количество ты можешь хоть сейчас с этой… с шампанской выпить, а потом в туалет сходить - я за час больше добуду. Так что забирай свои пробы.

- Так, стой, погоди. Во-первых, засыпь обратно в пакетики это хозяйство – я не умею. Во-вторых, я предлагаю решить вопрос доставки. Или он у вас уже решен? – зажужжала у меня в голове идейка.
Геолог задумчиво почесал в голове:

- Ну, говори.
-Буду с тобой максимально откровенен, - и я похлопал себя по карманам, -  Блин, сигареты забыл, сейчас вернусь.
- Икру не забудь! – крикнул вслед он.
- Ладно, - меланхолично ответил я.

Вернувшись, поставил на стол банку с икрой и продолжил, уже видя внутренним взором нити того, о чем я хочу сказать. Теперь главное – подыскать для ниточек слова-бусинки, да нанизать их в необходимом порядке:
- Так вот. Я всегда стараюсь совместить собственное благо с благом для других. Вот тебе, к примеру, плохо, что ты со мной познакомился?
- Не, ты че, ты наш, свой, так сказать, ваще.

Да уж, емкий ответ. Фух, ладно, как в омут с головой:

- Ну, тогда слушай, - выдохнул я ничего не значащие слова. - Правду слушай. Буду говорить прямо, а ты мне, уж будь любезен, прямо ответь. Есть у меня две знакомые, обиженные судьбой девушки. Молоденькие, красивые, но запуганные нашими бандюганами. И я хочу увезти их из города. Как можно дальше.

Почему бы и не к вам? Вам ведь тоже женского общества не хватает. Только ты не подумай чего, они только по желанию. Даже я – и то ни с одной из них не спал. Не подхожу, наверное, - и я грустно развел руками, тайком подглядывая за реакцией собеседника. - Только не подеритесь из-за них, хорошо? - Он кивнул. - И еще… Им же можно предложить подзаработать на перевозке вот этого, - указал я на пакетики. – Сначала мы их поднатаскаем, а потом пусть уж сами. Ну, посуди, на баб и внимания меньше. Допустим, работают они тут, а прописка – там. И – все. Логично?

- Идет, – задумчиво протянул он, поглядывая на… (на это квартиру даже в Московии можно купить). – А они правда красивые?
- Слушай, на вкус и цвет товарища нет, - искренне заметил я, и не менее честно присовокупил, - но я, к примеру, не отказался бы

Хмыкнув, Аркадий протянул мне ладонь:
-Лады. Десять процентов, если все нормально сложится – твои.
-Лады, - ответил я рукопожатием.

Вот и славненько: и этих сосватал, и насчет бизнеса договорился. Эх, и полегчало же! Дело осталось за малым: по – умному проинструктировать Жанку и Кунака. И, естественно, еще и этих двух обормотиц. Они-то уж точно в прогаре не останутся. Главное, разговаривать со всеми порознь, оставив лишь общеизвестную канву, и пусть каждый свои тайны прячет сам, как может. В своих же собственных интересах.


-Кстати, Аркаша, а еще с кем-то из твоих о делах говорить можно? – спросил я, спохватившись.
-Очень осторожно, - закурил он вонючую сигарету без фильтра. - Ты можешь спросить, к примеру, про то, как там у нас погода, как солнце светит, или что с делами в стойбище. Если будет невнятный ответ – все, суши весла, пока я сам не выйду на связь.
-Хорошее у тебя мышление, - похвалил я, - образное такое, поэтическое.

Тот, ухмыльнувшись, сделал нам коктейль. До чего же он всем тут понравился! Выпили. Я слегка задумался: с кем бы сначала поговорить? Наверное, лучше с Жанкой. Только вот как ее выманить? Или наоборот?

-Слушай, - обратился я к геологу, - Подойди, пожалуйста, к Жанне, и шепни ей на ушко, что ее уже, дескать, тошнит от табачного дыма, так что пусть все остальные, кроме нее, выметаются во двор – там не холодно.

Через пару минут услышал незлобивые матерки и топот удаляющихся ног по коридору. Аркадий, вернувшись, кивнул головой. Так, трех минут мне хватит. Зашел в нашу комнату:

-Так, принцесса, слушай сюда! Похоже, наши друзья – геологи уже готовы в бой идти, лишь бы на твоих подружках жениться. Молчи, ничего не говори. Твоя задача – объяснить этим Катям – Наташам, что легенда сохраняется только для Кунака и прочих африканцев. Для геологов они – жертвы бандитского произвола, но – честные и разборчивые. Ни со мной, ни с моим братцем, что, впрочем, правда, никаких таких контактов не было. В этом смысле подготовь их так, чтобы комар носа не подточил. Придумаете сами. И еще: работа у них будет непыльная, но – курьерская. Со всеми такими предосторожностями. Я сам их обучу для начала, а затем пусть геологи за все отвечают. Поняла?

-Поняла, котик, как же тебя не понять?- замурлыкала та.

Я показал ей кулак:
-Запомни раз и навсегда: про Кунака и про бошки на копье я не шутил. Кстати, это касается и твоих подружек: тундра большая. Могут несколько десятков тысяч лет в мерзлоте храниться, как новенькие, но оно им надо?

Жанка, кроме того, что начала мельтешить руками, так еще и вдобавок головой затрясла. Цирк шапито, блин. Я вновь закурил.
-У меня же голова от дыма болит, ой, нет – тошнит! – вспомнила она, и тоже закурила, стервочка такая.
-Ты уже негритянка или еще чукча? – усмехнулся я.

Та недоумевающее взглянула:
-Почему?
-А ты сама себя послушай: голова тошнит. У нее голова тошнит, господа! – обернулся я ко входящим геологам.
-Чего?!
-Того, друзья мои: не входит туда больше шампанское, вискарика у нее голова просит.

-Чего? - опять спросил Кунак.
-Того, блин, ясно же объясняю. Виски знаешь что такое? «Чивас» там всякий, «Джонни Уокер», да мало ли еще всякой там заморской дребедени. Но еще лучше – водку.
-А, это можно, - и один из геологов удалился, что-то недовольно бормоча, громко топая по коридору.

Фигурки из кости до сих пор стояли тремя стройными рядами. Эх, до чего же с ними жалко расставаться! Пока бегали за водкой, потом делали коктейль, я успел все их заново перебрать, потрогать. Но это все – уже не мое. Смирись, человек.

-Мы хотим выпить за молодую жену нашего друга, - поднял кружку Аркадий, - За твою красоту, Жанна, за то, чтобы ты нас никогда не забывала. Поэтому позволь нам, скромным геологам, подарить тебе на память по сувениру, - и, забрав из каждого ряда по фигурке, подал их Жанке.

Та чуть стакан не выронила. Запищала, как мышь в «Щелкунчике», залпом выпила, и, позабыв про стол, вцепилась в подношение, переводя счастливый взгляд с подарка на мужиков и обратно. В куклы она не наигралась в детстве, что ли? Впрочем, как и я сам, наверное, в солдатиков.

Ладно, теперь, видимо, настала очередь Кунака. Отозвав его в комнату геологов, попытался пооперативнее разрешить его недоумение:

-Видишь ли, мы тут большое дело затеваем. Настолько большое, что я отдаю двух своих жен, да ты их видел, провожали они нас, - геологам. А Маруську в знак нашей вечной дружбы отдаю твоему брату, или кому сам скажешь. Но только -  в хорошие руки.
-Это зачем? – поперхнулся тот.

-А ты сам подумай. Мы отсюда – золото, алмазы, меха, финтифлюшки разные. Сюда от тебя – бивни, опять – таки меха, да много чего наверняка еще найдется. А как иначе дружбу крепить, если не кровной связью?

Как же быстро его можно убедить ничтожными доводами! Легковерный, как будто бы Москве не учился. А цель-то у меня, признаться, была совсем другая: девчонок пристроить. Вот такая я дремучая сентиментальная провинция.

И мы ударили по рукам.

                74. Вот мы и дома.

Как мы и договаривались, Коля ждал нас в порту. В зале прибытия, как назло, первой с транспортера выехала наша рыба, тщательно лично мной упакованная. Плюс к ней несколько пластиковых контейнеров с икрой в отдельном баульчике.

-Бери, - кивнул я водителю, - неси в машину.

Однако тут на Колька напал ступор: не отрываясь, он пялился на наше новехонькое облачение. Достав один из амулетов, я покачал им перед его носом:
-Очнись! Вокзал отходит! Бери шмотки, говорят, и тащи в машину.

Тот ухватил, сколько мог унести, и, кряхтя, направился к выходу. Вернулся неожиданно быстро. А, понял: его наши менты под шлагбаум прямо сюда пропустили: машина-то знакомая, да и пропуск имеется. Мы как раз, шипя от напряжения, сгружали шкуру. Я выругался:
-Ну что встал, как пень, помогай!

После того, как мы совместными усилиями одолели – таки отголоски медвежьей мести живущим, спихнув ее с ленты, тот поинтересовался:
-А что это там такое тяжелое?
-Как что? – вытер я испарину, - Труп, конечно: не все такие холода выдерживают.

Тот испуганно отшатнулся, зачем-то вытирая руки о штаны:

-Иваныч, ты извини, но труп я не повезу. Ни за какую рыбу, даже не проси.
       -Да шучу  я, шучу, - усмехнулся я вслед за Кунаком, - Там подарок его вон отцу от тамошнего чукотского коллеги. Да, мужики, отдохнули, теперь понесли, черт бы побрал этот подарок. А ты, Жанчик, посторожи пока мой ящичек.

Не мог же я, в самом-то деле, самую главную ценность в багаж сдать. Поломали бы там все, сволочи. Это вон шкуре ничего не будет, а фигурки пускай со мной остаются. Правда, пришлось один лишний билет для них покупать, но да ничего, зато сердце спокойно. Так весь полет мой ящичек так и стоял рядом со мной, немного выступая в проход. Стюардесса сначала ругалась, но потом, когда я купил у нее дорогущий коньяк среднего качества, смирилась.

Два «К», Коля и Кунак, ухватились за края, предоставив мне возможность делать вид, что я сильно помогаю им посередине. И как же это чудище теперь впихнуть в другое, уже железное, чудище? Джип, конечно, машина большая, но ведь все же не грузовик.

Пришлось сперва доставать то, что Колек уже успел аккуратно расставить, затем, перегнув шкуру, впихивать ее в нутро монстра на колесах. Вот, вроде и вошла, остальное – мелочи. Да, не думал я, что столько много добра получится. А ведь это все придется еще и в квартиру тащить, а лифта нет. Тоска.

Заветный ящичек я пристроил на «директорское место», даже ремешком его пристегнул. Колька тут обиженно засопел:

-Иваныч! Испачкаешь ведь! Ящик-то грязный.
-Да чистый он, Колямба, чистый, я его весь полет на коленях вез. Ладно, я тебе еще и икры дам, потерпи, ничего не сделается с твоим драндулетом.

Похоже, водитель моим предложением остался удовлетворен:
-Ну что, тогда поехали? – обернулся он на меня из-за кресла. - Вы точно ничего не забыли?

Так, ящик на месте, документы в кармане, ключи от дома я заблаговременно переложил из дубленки в шубейку. Одно в ней плохо: внутренний карман не предусмотрен. Поэтому приходится таскать кошелек в штанах, а это чревато. Надо будет что-то придумать. Пока я размышлял, как и в какое место этот карман пристроить к шубе, мы уже доехали до дома. Сначала занесли багаж. Я лично нес самое драгоценное: ящик, внимательно смотря под ноги. Не дай Боже споткнуться! Но нет, не споткнулся. Бережно поставив его в уголок, нежно погладил. Как-никак, достойное продолжение моей коллекции. Так и до музея с такими темпами недалеко.

Потом, оставив Жанку сторожить двери, спустился вниз. Оставалось самое страшное: шкура. Мужики стояли возле машины, курили, с ужасом поглядывая на разверстый зев багажника. Я задумчиво присоединился. Очень уж неохота ее тащить. Хорошо хоть, мамонты вымерли: представляю себе, сколько мамонтиная шкура весила бы. Полтонны, никак не меньше.

-Это, - обратился я к Кунаку, - Ты что, ради своего папы и шубу свою не пожалеешь?
Тот, спохватившись, быстро скинул шубейку и сунул мне в руки:
-Мы с Колей вдвоем понесем, ты только двери открывай.

Водитель был явно недоволен таким предложением, даже набычился.
- Коль, тебе рыба-то нужна?- спросил я его, - А то она уже вся там, наверху. Там и делить будем.

Тот горестно вздохнул, тихонько матюгнулся, бросил сигарету, и начал вытаскивать наш стратегический груз. Вытащить-то вытащил. Напару с братцем они положили его рядом с багажником. Коля поставил машину на сигнализацию, и, вздыхая столь душещипательно, что даже мне стало его искренне жаль, взялся с одного конца, посматривая на Кунака. Тот, напротив, улыбался. Ну конечно же: своя ноша не тянет. А я лишь открывал и придерживал двери. Затащив шкуру в мой коридор, Колек вытер рукавом мокрый лоб и сказал:

- Все, дальше – сами. Пошли делить рыбу.
-Ты хоть ботинки-то сними, не в офисе ведь, - показал я ему на обувь. -  А уборщица ко мне уже который год не ходит. Развожусь, мол, с тобой, и все тут, - тот ухмыльнулся понимающе, - Тапочки – вон там.

Но Коля сначала начал разглядывать наши унты, а потом с горящими глазами попросил потрогать мою шубу.
- Руки сперва помой! Туалет – вон там, – махнул я рукой.
- Ага. Я быстро.

Пока он мыл руки, я на всякий случай достал из кармана мешочки с золотишком и алмазами. Убрал их в сервант, в чайничек. Жанка заинтересованно смотрела, что же я там делаю.
- Потом объясню. А пока молчи, - и прижал палец ко рту.
- Пошли затаскивать! – это я Кунаку, - Или мы через твою шкуру салочки устраивать будем?

Двусмысленно как-то получилось, ну да ладно. Волоком затащили шкуру в гостиную: не поднимать же ее. Да и пол заодно протрем.
Коля с чистыми руками уже стоял в прихожей.
- Сейчас-то можно?
- Смотри.

Как древнюю китайскую вазу династии Цынь, этот ценитель искусства взял ее в руки, погладил, потом слегка встряхнул.
- Мягкая такая. И легкая, - завистливо произнес он.

Кунака передразнивает, что ли? Тот тоже примерно так говорил, пока самому не подарили.
- А можно мне такую же? – предательски задрожал у него голос.

- Такую – нет, - усмехнулся я, -  Вон посмотри, даже у нашего черномазого принца и то – с полосочками. Тебе могу приобрести только серую, или черную. Положено так, по статусу.
- Я на черную согласен!
- Ладно, поговорим, когда в следующий раз на севера поеду.
- Договорились! – радостно кивнул тот, – Ну что, пошли делить рыбу?

Вот ведь редиска! Шуба-шубой, а про рыбу не забывает. На кухне Жанка уже распаковала пакет со всяким там муксуном-стерлядью, доставая за хвостики одну рыбу за другой. Она там у них что, половые признаки ищет?

- Они все женского пола, - пояснил я оторопевшей Жанке, - Видишь: там, где надо, у них ничего нет. И не будет.
После произошло то, что даже я от себя самого не ожидал.
- Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Со святыми упокой! – пропел я по-церковному, перекрестив сначала рыбу, а потом и шкуру медведя.

Ну, совсем у меня с этого «коктейля» крыша съехала. Или мое подсознание так со мной играет?

- Поделим же все по-братски, как завещал апостол Андрей, - судорожно пытался выпутаться я из неудобного положения, - Богу – десять процентов. Завтра с тобой, - глядя на Кунака, сказал я, - поедем в церковь. Коля – не бог, поэтому пусть берет, сколько хочет. Кто-то против?
Выдержав паузу, провозгласил:

- Бери, как договаривались. И икру не забудь, – и кивнул на контейнеры с искомым продуктом.
На что Коля выдержанный человек, но тут, достав, по-моему, две стерлядки и муксуна, он подошел к икре.
- Мммммы? – наклонившись, промычал он.

Совсем охренел мужик от радости.
- Ммммы! – передразнил его я, - Бери маленькую баночку, и чтоб я тебя сегодня больше не видел! И будь на связи. Пока.
- Пока! Всем пока! – и водитель, развернувшись, вдруг остановился, - Дверь-то за мной закройте.

Видать, не весь разум растерял человек, не то, что некоторые.
- Она захлопывается. Надеюсь, справишься?
- А, ну тогда пока.
- Ты хоть бы пакетик взял! Как понесешь-то!
- Да ниче, донесу! – радостно скалясь, ответил Коля.

У него что, восемнадцать пальцев на руках, что ли? Ну, его дело. Дверка захлопнулась. Вот и хорошо. Теперь можно сосредоточить свое внимание на моих подопечных, а то они, похоже, уже заскучали: вон у братишки какие глаза потерянные:

- Ты папину шкуру так и оставишь, или все же развернешь? А то вдруг кому ночью приспичит, запнется и искалечится.
- Разверну, разверну, - торопливо проговорил Кунак, - Только вы по ней не ходите, на нее только смотреть можно.
- А трогать можно? – ехидно интересуюсь я.

- И трогать нельзя. Без разрешения отца – нельзя, - нахмурился тот.
- Тогда вот что! Сейчас ты берешь ноги в руки, шкуру на одно плечо, Жанку – на другое, и топаешь по холодку к себе домой. Ферштейн?

Тот засопел, набычился и закурил. Кто ему позволял, кстати?
- Пепельница у тебя где? – каким-то обреченным голосом спросил он. - И можете ходить, - тут он ласково погладил сверток. -  Пока… пока никто не видит. Только потом не говорите, что ходили.
- Так я уже по ней ходил, причем – в сапогах.
- Когда? – в ужасе промямлил Куначок.

- Там, на Севере.
- Ничего не говори отцу! Пусть думает, что…что...
- На нее не ступала нога человека, – продолжил я.
- Да! Не ступала! – с жаром подтвердил он.

Мне то что? Ну не ступала, значит – не ступала. А вот Жанке было опять смешно. Хохотушка нашлась, тоже мне.
- Только запаковывать обратно сам будешь, - расставил я точки над «и».
- Ладно, ладно, - и что за манера у братца вечно повторять слова.

Развернули. Красотища. Тут тебе и башка с зубами, и лапы с когтями. Жалко, остальное отрезали: интересно было бы посмотреть. Я не удержался и, сняв носки, прошелся по шкуре. Приятное ощущение, надо сказать. Но, видимо, не для всех: Кунак аж глазки закатил. И что так страдать? Ноги у меня чистые, ногти – подстриженные, не поцарапаю и не порву. А вот Жанка – может. Тут же последовав моему примеру, принялась расхаживать по шкуре.

И когда она успела педикюр сделать? Вот ведь, таинственная женская душа. Куначок чуть не взвыл.

- Ты сам-то попробуй, вдруг потом папа тебе не разрешит. Приятно же! Хоть раз в жизни медведя потопчешь, - подмигиваю я ему. -  Вдруг его потом моль покоцает, или еще что?

Кунак, вздыхая, тоже снял носки и осторожно вступил на шкуру, благо места хватало всем. Потоптавшись, слегка просветлел лицом.
- За это надо выпить, за это надо выпить! – подпрыгивая, закричала в восторге Жанка.

Что у меня за напарники? Негр – алкаш, эта еврейка – тоже. Ну и я, наверное… Поэтому, еще немного поелозив босыми ступнями по меху, скомандовал:
- Хорош, всем обуваться – и на кухню!

И, если Жанна с сожалением обулась в свои шлепанцы, то Куначок был явно рад окончанию надругательства над памятью животного. Пусть даже и чужого, доселе незнакомого. Быстро натянув носки, он метнулся на кухню. Не дай Боже опять «коктейль» делать! Надоел он мне уже, хочется чистенькой. Поэтому, оперативно обувшись, поспешил следом. Жанка, естественно, за мной. Рассадив их по местам, я начал тоненько нарезать стерлядочку, благо она еще не оттаяла.

- Рюмки достань, - это я ей. – И тарелочки приготовь.

Нарезав пол-стерляди, остальную положил в морозилку. Настала очередь муксуна. Также, безжалостно обезглавив, начал его бережно строгать. А головы я завтра собакам скормлю во дворе. Вон их сколько развелось! Гавкают всю ночь напролет и гавкают, сволочи. Спать не дают. Но – все равно их жалко. Пусть хоть раз в жизни деликатеса покушают. Хотя, конечно, им не понять, но мне-то приятно. Может, потом буду рассказывать, как бродячих собак стерлядью и муксуном кормил. А что только головами и хвостами – не так уж и важно.

Разложив все красиво по тарелочкам, поставил их на стол. Водку уже налили.
- Так, если кто-то будет с солью – вот соль. Кто просто так – это тоже неплохой вариант.
- Что, так вот сырую, и есть? – робко спросила Жанна.
- Не есть, а закусывать, дурында.

Дурында не обиделась, и только робко взяла пальчиками тонюсенький ломтик. Поднеся его к носику, принюхалась. И чего там нюхать?
- За победу! – и провозгласил я, подняв рюмку одной рукой, другой рукой держа солидненький шматок муксуна.

Ох, красота-то какая! Рыбка просто таяла во рту. Если кто не пробовал, весьма рекомендую. Песня! Фантастика! Ничуть не хуже моего «коктейля». Похоже, «песня» понравилась всем. Налили по второй. Повторили. Нет уж, сегодня напиваться не будем, это точно, хватит уже, надо организму передышку дать. Вот этого «меньшевика» добьем на троих, и все.

Пошел звонить шефу. Не став вдаваться в подробности даже отдаленно, сказал, что завтра надо встретиться. Тот, чем-то пошуршав, спросил:

- Часа в три тебя устроит?
- Буду. С подарками.
Тот, поперхнувшись, выдавил:
- Жду.

Вот пусть теперь всю ночь думает, что за подарки, и о чем будет разговор.
Вернувшись на кухню, обнаружил полную идиллию. Мои голубки сидели, о чем-то там воркуя. Или – замышляя? Да нет, непохоже.
- Всем спать! Завтра получите инструкции.

66.Разговор с шефом.

Проснувшись, почувствовал аромат кофе. Так может пахнуть только настоящий кофе, который у меня в заначке. И как он, гады, его там нашли? Я же его даже сам от себя прячу. В дверях, улыбаясь, стоял Гунага. Ну, натуральный же злобный Гунага, сволочь такая африканская! Нельзя же так со мной с утра, да еще и по нервной системе. Наверняка же весь мой н. з. извели, кофепивцы клятые: там совсем немного оставалось.

-Кушать подано! Хорош спать уже.
-Иди ты на… - тут я споткнулся: не люблю материться при женщинах. А та стояла, и, улыбаясь, выглядывала из-за плеча братца. - Я еще зубья не чистил, и все такое прочее.

-Так вот зачем у тебя щетка рядом с унитазом стоит! – расплылся в улыбке братишка, - А я – то все думал – думал: зачем тебе она?
Он что, издевается надо мной, или всерьез не знает? – думал я, всячески пытаясь сдержать эмоции. Жанка пуле вылетела на кухню.
-Гадина заморская! Ты…

Дальнейшее я опущу из повествования, нехорошо такое писать, да и говорить – грех. Кунак, по-рыбьи хлопая глазами, и молчал, слышны были мои матюки и судорожное всхлипывание из кухни.

-И ты, змея подколодная, тоже молчи! – забежал я в ярости в одних трусах на кухню, - Сионистка, твою мать! Надо было тебя белым медведям на сожрание отдать! Молчать!

Та испуганно замолкла, закусив губу, но дрожать всем телом не перестала. Выругавшись напоследок, я пошел чистить свои зубы, чтоб их, и все такое, чтоб его. О чем там в мое отсутствие эти два извращенца разговаривали, я не знаю, но, когда вернулся, так и не притронувшийся к кофе Куначок лишь тихо водил пальцем по столу. При моем появлении он еще больше съежился, а эта бестия, напротив, опять закрыла рот ладошкой: спросить, наверное, хотела, все ли я себе прочистил. Хорошо хоть, не спросила: убил бы на месте.

-Ты извини, я правда не знал, ну извини, Иваныч! – с мольбой обратился ко мне Кунак, - Честное слово, не знал! Когда я в Москве учился, там тоже были ершики, но они совсем другие, и на деревянной ручке. Откуда мне знать, зачем там у тебя эта хрень! На родине я ей не пользуюсь, да и в посольстве тоже нет нужды: унитаз слуги помоют. Хочешь, возьми себе мою шубу, только давай не будем ссориться.

Я поморщился, пытаясь вспомнить квартиру Кунака: а ведь точно, унитаз у него, мягко говоря, грязноватый, да и щетки тоже вроде рядом нет. Бывает же такое. Я присел за стол, принюхиваясь к кофе:

-Ладно, проехали. А твоя шуба разве что на таракана налезет, тебе в самый раз по чину: ты такой же черный.
-А ты – ры… - но Жанка вовремя опомнилась, перехватив мой взгляд,  - ты… ты рыбки хочешь?

Я рассмеялся, прогоняя из души накипь злобы. Увидев это, за мной принялись смеяться и остальные. Вот и хорошо. Сняв стресс, мы принялись наконец за кофе, благо, тот еще не совсем остыл. Наверное, поэтому я и разрешил курить прямо на кухне. А может, мне просто вставать лень было?

-Так, ты, - показал я на Кунака, - выясняешь, что там у нас с визами. Ты, пигалица, разговариваешь с Машей, Катей и Наташей. Все, как мы договаривались. Уяснила? То-то же.
Оба тут же заверили меня в своей полной боеготовности. Ну а мне, как всегда, досталась самая трудная доля: командовать.

-Что расселись-то? По коням!
-По каким коням? – недоуменно спросил Куначок.
-Садишься сейчас на своего медведя и скачешь на нем в свое посольство! Что же тут непонятного?

У Жанки сегодня с утра просто праздник живота: содрогаясь, она закрыла лицо руками и прям – таки рухнула на стол. Нет, смех точно заразен: у меня самого  внутренности тоже уже спазматически сжимались в предвкушении посмеяться.
-Я один с ним не доскачу, он тяжелый, помочь бы надо, - ошалев, прошептал братец, округлив в полном непонимании глаза.

И тут я наконец не выдержал. Жанка, та и вовсе уже билась в истерике. Хорошо хоть, что соседи на работе, а то бы точно «скорую» вызвали. Кунак недоуменно переводил взгляд с меня на свою супружницу.

-Это фразеологический оборот такой, - отсмеявшись, пояснил я, - Понимаешь? Это значит: за дело! Работать! И вообще молчи, а то снова заставлю якорь точить. Все, хорош, все за дело!

Вымыв холодной водой лицо, чтобы успокоиться, я пошел топтать шкуру. Молодожены же вовсю собирались – одевались.
-Общий сбор здесь, в шесть часов. Я могу задержаться, но чтобы к шести мои жены и документы были здесь. Что-то непонятно? – посмотрел я с напускной суровостью на этих притихших сусликов, - Кыш отсюда!

Похоже, все понятно. Попробовали бы они у меня не понять! Внезапно вспомнилась строчка из «Наутилуса»: «Круговая порука мажет, как копоть». Да уж, прав был Кормильцев. Вот и все: закрыв дверь за зваными гостями, я остался один на один со своими мыслями. Хотя, впрочем, не совсем один: вон у меня сколько рыбаков, охотников, животинок всяких, в том числе и невиданных. Даже дракон, и тот есть. Он-то у них, на Чукотке, откуда, спрашивается?

 Змеев Горынычей мои предки, может, и видели, но чтобы те до Чукотки долетали – крайне маловероятно. Но – пусть будет. Главное, что никто не кусается. Напоследок хлебнул еще немного кофейку, с печалью глядя на отдаваемого моему шефу на заклание мамонта. Тот стоял на столе напротив меня, набычившись. Или – намамонтившись? Как правильно?

Короче говоря, он был явно недоволен. Чтобы утешить, погладил его сначала по голове, затем – по хребетику. Авось простит? Нет, не прощает. И что с ним делать? Нет уж, пусть потерпит: предавать другие фигурки мне тоже не хотелось. Так что как предрешено, пусть так оно и будет: мамонт достанется шефу.

И вдруг тот, глядя на меня своими немигающими глазами, как мне показалось, понял. Но – не простил.
-Так шеф же тоже неплохой человек! – воскликнул я, отвечая прямым взглядом на взгляд.

Мамонт вроде бы даже сморгнул. Нет, только слез мне еще здесь не хватало!
-Ничего, держись, рано или поздно ты ко мне еще вернешься, наверняка вернешься, я правда постараюсь.

И ведь не пил сегодня ничего! А несу невероятную чушь, и главное – кому? Испортил меня Александр, как пить дать, испортил. Вон и бубен тоже неподалеку лежит. Может, постучать, пока есть время? И я ритмично постукивал, расхаживая по кругу, кружил по медвежьей шкуре, чувствуя каждый ее волосок, каждую шерстинку, и мое сердце радостно отвечало своим ударом на удар бубна. Я вспоминал шамана, вспоминал Иосифа, бивни, олешков, дым от костра, и умиротворение переполняло мою душу. Это на первый взгляд нелепое занятие отняло у меня (или – подарило мне?) около часа, и теперь я радостен и свободен. Хорошая все-таки вещь – бубен!

Вполне довольный собой и окружающим миром, я оделся во все чукотское. Нехай на меня такого в офисе полюбуются. Да и тепло в таком одеянии, а сейчас не май месяц на дворе – вон какая холдрыга. Даже на северах, по-моему, потеплее было. Или во всем виноват коктейль?

Еще разок погладив напоследок мамонта, я бережно упаковал его в коробочку, и пешком пошел в офис: Колю вызывать было неохота. Прохожие порой даже оборачивались, глядя на меня, некоторые, как правило – старушки, даже останавливались, впадая в ступор. Еще бы! Идет по улице мужик в непонятной одежке, вот с такущей бородой, и всем улыбается.

В конторе меня уже ждали. Но – немного не такого. Лучезарно улыбаясь, прошел сразу к шефу. Тот остолбенел, вернее – окаменел, поскольку сидел в кресле.

-Это… что? – только и смог он сказать.
-Это – я. Добрый день. Не нравится? Или я рано пришел?
-Да нет, нормально, садись, вот стул, присаживайся, - растерянно проговорил мой начальник, разминая в руках сигарету.
-Разговор у меня к Вам есть, Максим Игоревич, но я все же начну с приятного. Вот Вам мой подарок, - и бережно распаковал мамонта.

-Ух ты! – схватил он фигурку, - Слушай, а ведь здорово! Это кость?
-Именно. Бивень мамонта. Так, и еще: не знаю, нужна ли Вам экологически чистая икра, но я привез, - достал я из сумки контейнер, - Сам рыбе брюхо вспарывал, - зачем-то соврал я, - сам солил, но – уже под руководством местного вождя. Вот, - и развел руками.
-Так это отметить надо, - потянулся тот к барчику.

Блин, что – опять? А куда денешься? Шеф, он и на Чукотке шеф. Пока он наполнял рюмки, я достал пакетики с золотом и алмазами. Высыпав содержимое на стол, повторил: «Вот».

-Что это?
-Разве не понятно? Это вот – золото, а это – алмазы. Если вам не надо, могу забрать себе, и пусть алмазы мелковаты: для крупных еще время не пришло.

Тот аж ладошкой накрыл содержимое пакетиков, пялясь на меня. Потом, очнувшись, протянул мне руку:
-Макс. Зови меня Макс. Мы теперь – партнеры, договорились?
-Доля? – поспешил уточнить я, пока Макс не отошел от шока.
-Пятнадцать, - немного помедлив, ответил шеф.
-Минимум – двадцать пять, и торговаться даже не буду. Сам знаешь, почему.

-Ладно, будь по-твоему, грабитель, - кивнул Макс, перебирая камешки.
-И все расходы по транспортировке и накладные расходы – тоже твои. Плюс оборотные средства, - добавил я на всякий случай, - я уже и курьеров нашел.
-Без базара. А это точно алмазы? Да, и сколько денег тебе нужно?

А вот над этим вопросом я как-то не подумал. На какую сумму он, интересно, согласится?

-Как золото, так и алмазы я взял именно под тебя, на экспертизу. Слегка потратился, но это потом, - и сам задумался: понятно, что этот Аркадий блефовал, что за несколько часов может столько нарыть, но ведь отдавал-то он их, не жалея? А если у него крупные где-нибудь под корягой или же под подушкой есть?, - Потом, я уверен, цена будет настоящая, а не чисто символическая. Так что для начала надо штук пятьдесят евриков плюс дорога и представительские. На большее пока я и сам не пойду: рискованно. Ты пока это добро на экспертизу отправь, да пусть меня тоже азам научат, а то жизнь – сложная штука.

-Сложная, - поворошил тот пальцем блестяшки, - тут мы все сделаем. Пятьдесят, говоришь. Ладно, может ты и прав: начнем с пятидесяти. Да, и всякие там расходы пусть тоже делятся в зависимости от доли. Только ведь, Влад, рискую-то пока один лишь я, от меня икрой не откупишься. Ладно, молчи, сам все знаю: твоя задумка, твой проект, значит, мои деньги. Но все расходы будем делить. Да, и где отчет о тех деньгах, что я тебе в Африку посылал?

-Ты тогда не спросил, вот я и не сделал. Но часть из тех средств – здесь, у тебя под рукой. Что же касается будущего – здесь постараюсь за каждую сотню отчитаться, точнее не получится: не упомнишь, сколько где на бензин, на оружие, да на взятки и подношения потратишь. Но то, что двух – трехкратная окупаемость будет – в этом нисколько не сомневаюсь. Так что, по рукам? Если по рукам, зови своего юриста, бумажки будем подписывать. Иначе я в Африку не поеду, хотя там тоже есть чего купить – продать.

Тот недоуменно взглянул на меня:
-Ты что, с дуба рухнул? Какие могут быть бумажки? Вася Пупкин дал наличные деньги Пете Перепелкину? Ты что, нашу бухгалтерию не знаешь? Или структуру бизнеса еще не уяснил? – и подвинул мне рюмку. -  Выпей-ка, может, и мозги у тебя на место встанут. Вот молодец, закуси лимончиком. Так какие тебе бумажки надо, хороняка?

-Все равно не поеду, - осознал я нелепость своих требований: и в самом деле, что здесь можно на меня переписать? Долю в чем? В пустышках, между которыми крутятся большие деньги? Да хоть все их себе прибери – один хрен завтра за бортом голый окажешься. - Придумай что-нибудь, ты же у нас директор. Понимаешь, гарантии я хочу, и не обижайся: ничто не вечно. А с вашим братом опять чехарда началась, как в девяностые.

-Это правда, - поморщился тот, вновь наполняя рюмки, - давай Олежку помянем. Блин, летом же с ним вот так же, как с тобой сейчас, сидели. Пятеро детей осталось. Две жены, сейчас не знают, куда бежать и что делать.
-Олег – это тот, который толстый? – взял я бокальчик.
-Ну да. А ты что, и не знал? На глушняк, в голову, смотреть страшно было: заштукатуренный весь на отпевании лежал.

-Да уж, - постарался я вспомнить лицо Олега, - жалко, мне он нравился. Давай помянем.
Посидели, помолчали. Наконец шеф встал, и, закурив, принялся расхаживать по кабинету:
-Хм, а ведь это вариант. Помнишь наш завод в этой, как ее? Пусть будет Югославия. Помнишь?

-Помню, а что? Я и капитализацию там помню, и нашу долю в общем пакете, если ничего за последнее время не изменилось там, конечно.
-Так вот, - продолжил он расхаживать, помахивая сигаретой, - я тебе предлагаю нулевой вариант: ты уже сегодня становишься как бы миллионером, но ни хрена со своими миллионами сделать не сможешь. Но они – твои.
-Это как, я что-то не понял, - на самом деле не понял я.

-Экий ты тупой. Я тебе дарю пятнадцать процентов акций завода, ничего при этом не теряя, а ты их приобретаешь, ничего не приобретая. Так, опять не понял. Объясняю еще раз: я не теряю потому, что твои пятнадцать процентов голосов для меня – пустой звук. Да, являясь хозяином акций, ты можешь их продать конкурентам, но здесь я тебе не завидую: получишь за них миллиона два, и что дальше? Вечно в бегах? Не верю, ты не такой, да на эти деньги долго не побегаешь. Так что если хочешь гарантий – вот тебе мое предложение. Да, и еще: если ты на мою жертву согласен, с тебя тоже причитается: пятьдесят процентов от того, что ты будешь зарабатывать в нашем с тобой конгломерате, ты вкладываешь в выкуп моих акций того же самого завода. Так что к пенсии ты вполне можешь стать его единоличным владельцем, и жить себе на Мальдивах на дивиденды. Причем – в самом лучшем отеле.

-Не нравятся мне Мальдивы, - пробурчал я, - скучно там, одни туристы да море, с тоски помрешь. А что за завод-то? А то я только название помню, да число сотрудников.

Макс пожал плечами:
-Врать не буду, не вижу смысла, но с этим долбаным кризисом хреновато там. Краны там всякие делают, да бетономешалки с прочей строительной ересью. А кому это сейчас надо? Блин, ведь в два раза дешевле продаем, чем немцы, и качество у нас не хуже, а один черт все хреново: все в лизинг, да в долг просят. А рабочим чем зарплату платить? Обещаниями? Там же Европа, а не Россия, синюшкин ты колодец! Так что?

-А, зови, и пусть я буду миллионером только на бумаге, - и закурил хозяйские, - Может, хоть детям чего останется от папки их непутевого.
-Здесь уже я не понял, - наконец-то занял Макс свое место, - У тебя же вроде один только сын? Или дочь, извини, я уж не помню, кто.
-Сын, ты не ошибаешься. Но ведь жизнь-то не кончается?

-И то верно, - плеснул он еще по чуть-чуть, - Давай за детей. Цветы жизни, чтоб их, разгильдяи. Я вот таким точно не был. Эх, хорош коньячок. Так, юриста, говоришь? – и нажал на кнопочку.

Юрист появился буквально через десять секунд. Шеф протянул ему листочек:
-Так, крючкотвор: оформишь на него дарственную, проценты я написал. И чтобы твоя нотариус была здесь через полчаса! Иди!

Юрист в недоумении удалился. Так тебе и надо, зануда! Как попросишь его что-нибудь сделать, так вечно: «Завтра», «да мне некогда, дела». Сейчас-то я на нем, паршивце, и оторвусь.

-За тебя, Иваныч, - поднял шеф рюмку.
-За тебя, Макс. И за нас обоих, - не придумав ничего поумнее, ответил я.

Закусывали мы опять икрой. Сколько же нужно ее съесть, чтобы она надоела? Верещагину я, разумеется, не завидую, но что, интересно, находилось в той лохани у Луспекаева? Неужели на съемки одного эпизода столько икры выделили? Нет, наверное, там все же просто похожая на икру бурда у него была.

-Значит, канал поставки у тебя отлажен? – облизал ложку директор.
И до чего же смачно он ее лижет! Так ведь ложку и насквозь протереть можно. Да уж: больше никогда не буду облизывать ложки, а то еще подумают про меня, что я икры целый год не ел. Я кивнул.

-Так, но все же уточним: предполагаемый объем какой?

-Полагаю, в пределах разумного: здесь главное - никого не разозлить, а с добычей – сколько денег хватит. Не миллиарды, конечно, но то, что за следующий год до лимона евро в месяц добраться можно, думаю, реально. Извини, но не люблю загадывать: вдруг наши власти опять чего надумают, или народ взбунтуется, кто его знает? Кто летом шестнадцатого предполагал, что через год такая буча будет? Кто летом семнадцатого думал, что все мы окажемся в полном дерьме? Кто знал, наконец, в год трехсотлетия дома Романовых, что вся Россия на целое столетие будет смешана с говном?

-Только не надо патетики, - осуждающе взглянул Макс на бутылку, - Хороший у нас с тобой темп, задорный.

И тут меня словно бес в ребро толкнул:
-Знаешь, Макс, а я ведь сказал в Африке, что ты – мой отец. Может, твоему брату и моему отцу что-нибудь туда зашлем? Я, конечно, и так подарков взял, но сам понимаешь: куда мне до тебя. Если хочешь, я от тебя ему нечто достойное вашей братской любви увезу.

Да, сегодня у шефа на самом деле трудный день. Замерев, он смотрел на меня с явными признаками душевного расстройства. Потом очнулся, и, выпив до дна свой бокальчик коньяка, направился к сейфу.

-Прибери пока себе, - подал он мне пачку евро, - и поехали.
-Куда поехали?
-Подарок покупать, чтоб его! И тебя тоже, – неожиданно жестко ответил шеф, сердито поглядывая на меня.

Тут кстати и почти без стука отворилась дверь в кабинет, и показалась робкая физиономия юриста:
-Все готово. Ознакомьтесь, пожалуйста. Или позже зайти?

-Да заползай уже, - недовольно мотнул начальник головой в сторону стола.
-Вот, пожалуйста, - подошел тот к столу, косясь на коньяк, - если со всем согласны, подпишите. Вот там, вот здесь, ой, - извините! – Вы и сами все знаете, - и, оставив один экземпляр у Макса, второй протянул мне, моргая непонимающими глазками.

Я посмотрел на пачку: по-русски вроде все понятно, все правильно: обременений нет, доля акций в пересчете на проценты указана верно. Бумаги на тарабарском языке с печатями и закорючками я проглядел мельком: все равно все через пень – колоду понятно. И я подписал. Шеф тоже. Нотариуса, переминающуюся возле входа, Макс небрежным жестом пригласил к столу. Та попросила у Юли снять для нее копии, записала наименования и номера документов в свой талмуд, заверила все печатями, и убралась напару с юристом восвояси.

-Ну как, доволен? – взглянул на меня шеф.
-Да как тебе сказать? Тебе-то хорошо, а мне еще полмира объезжать придется, и это только в одну сторону. Ты вот, к примеру, морской болезнью страдаешь? А мне – опять придется.

-Есть за что бороться, - плюхнулся в кресло он, - И – не скули. Думаешь, мне легко? Я тут каждый день допоздна мандавохаюсь, чтобы вас, гадов, прокормить. И семью свою еще, блин, обеспечить, - отчего-то горько добавил он.
-Что – жена?

Тот поморщился:
-Не береди душу.

Я молча наполнил стопарики. Может, и ему какую-нибудь негритянку привести? Выпив, я решился:
-Слышь, Макс, а хочешь, я тебе из Африки бабу привезу? Благородную, королевских кровей. Хочешь? Я уже для себя одну такую практически взял, не вру, правда. Машей ее зовут.

-И куда я ее дену? – фыркнул тот.
-Ничего нет проще: купишь ей квартирку неподалеку, зато душой отдыхать будешь! – в азарте продолжал я, - и, кстати, они послушные и сексуальные, - тут я потупил взгляд, вспоминая Машку.

Макс размышлял недолго:
-Вези. Но учти: если она мне не понравится, тебя самого в жены возьму. Мало не покажется.
Да уж, инициатива наказуема. Хотел, как лучше, а получилось… Продолжение вы и сами знаете.

-Может, тогда двух, на выбор? – после небольшой паузы спросил я.
-Да хоть пять!
-Тогда учти: они все – благородные, и если кого обидишь, про Африку придется забыть.

Поморщившись, Макс решился:
-Одну. На твой выбор. Не подведи меня. Ты же знаешь толк в бабах, нет?
-Знал бы – никогда не женился. А вот теперь опять. Да, квартирки придется покупать две: я брату обещал, что у Маши тоже квартира будет. И лучше – поблизости друг с дружкой, а то ведь они чужие здесь, скучно одним-то будет. Ты же не сможешь с ней денно и нощно проводить? Нет. Вот пускай вдвоем и общаются.

-Хрен с тобой, - махнул тот рукой, - куплю две.
Нет, до чего же женщины мужиков доводят! Такие деньжищи – и куда? Все ведь псу под хвост! Но попробуем дожать, а вдруг получится?

-И – по машине. Хотя бы «Гольф».
-А вот это видел? – продемонстрировал он дулю, - Своей куплю, а своей ты сам покупай! Усек?

-Усек, - забрал я свой пакет документов, внутренне ликуя: я и на квартиру-то не очень рассчитывал, а одной машины девчонкам за глаза хватит, по магазинам-то ездить, - Ну что, поехали?
-А, ну да, - убрал шеф в сейф свой экземпляр, не забыв, естественно, и про пакетики.

Коля при нашем появлении, так и не допив свой кофе или чай, вскочил, все еще с вожделением глядя на мое облачение:
-Куда едем?
-Покажу. И Борю позови. А ты будешь возить вон его, - все еще находясь в раздумьях, мотнул головой в мою сторону шеф.
-Когда возить? Куда?- это Коля.
-Всегда. И – куда скажет.

Просто-таки неожиданная щедрость от моего начальника, уж чего – чего, а этого я от него точно не ожидал: ведь такая сволочь прижимистая, на лицензионное программное обеспечение, и то жмется. Но – машина мне точно не помешает, хоть я и не любитель таких вот монстров на колесах.

В машине мы расселись, как мне нравилось: Макс – сзади, на директорском месте, а я  - спереди, рядом с водителем. Терпеть не могу эти подголовники перед носом. Ехали мы совсем недолго: до антикварного салона дорога заняла минут семь, не больше. Все время за нами кралась черная 750 – я бронированная «бэха» Бори. Едва зайдя в магазин, Макс пальцем поманил продавца:

-Маркелыч здесь?
Тот кивнул.
-Так зови, что башкой-то трясешь!

Маркелычем звали хозяина заведения, несколько раз его видел. На самом – то деле он никакой не Маркелыч, а какой – то там Маркштайн или Меркович, не помню. Вон и Лехину фамилию в музее тоже тогда забыл. Директор магазина через минуту выкатился к нам колобком, лучезарно улыбаясь:

-Максим, дорогой ты мой, как же тебя давно не было! Я тут для тебя даже такое… - и остановился, взглянув на меня.
-Не бойся, говори, это мой партнер, можешь говорить при нем все.

Что это опять за провокация? Чтобы шеф, мало того, что машину дал, так еще и прилюдно меня своим партнером назвал?! Ему что, золотишко с алмазами совсем мозг попортили?

-Владлен Иванович, если помните, - протянул я руку Маркелычу.
-Как же, помню – помню. Вы у меня еще трехтомник «Мужчины и женщины» в хорошем состоянии покупали. Продешевил я тогда, но да что теперь об этом вспоминать.

Ну и память! Я-то его хитрую физиономию уже успел подзабыть, а он – помнит. А книги я тогда покупал на день рождения жены, вспоминая фразу  незабвенного Васисуалия Лоханкина: «И книгу спас любимую притом».

-Сразу ко мне, или еще здесь посмотрите? – заметался хозяин глазками между нами.
-К тебе, к тебе, веди уже, старый плут, - слегка приобняв того за плечи, повлек с собой Макс хозяина вглубь магазина.

В кабинете, напоминающим запасник не самого захудалого музея, Маркелыч отпер стоящий в углу сейф, и с гордым видом извлек оттуда шкатулочку:
-Вот, смотри, специально для тебя придерживал. Настоящий Фабер, отвечаю. Прелесть же, и не говори, что тебе не нравится.

Да уж, куда мне с моим костяным «музеем» до такого уровня! Чтобы сильно не огорчаться, принялся рассматривать висящие на стенах иконы. Пока Макс в одиночку любовался шкатулкой, ко мне подошел антиквар:
-Владлен… Эээ…
-Иванович, - подсказал я.

-Владлен Иванович, вы не на то смотрите. Иконы тут, конечно, хорошие, но самое-самое я храню в запасничке. Вам достать, или уже не надо?
-Разумеется, надо, уж будьте так любезны.

Тот вытащил из бездонного сейфа пять коробок, как будто пиццу предлагал:
-Смотрите. Тут у меня разные школы иконописи, и просто вижу по Вашей бороде, что я здесь не единственный любитель иконописи. Взгляните, к примеру, вот на эту! Она мне мою Яночку в молодости напоминает, такая же глазастая, да худенькая, - бережно достал первую икону Маркелыч.
 
Одигитрия. Уже неплохо. На глазок – век восемнадцатый, ближе к концу. Хотя, может, и середина. Хорошая вещь, ничего не скажешь.  Ладно, будем дальше посмотреть, что там у него есть.

Ух, ты! Черноликая Казанская! Где же вы, мои денежки?! Однозначно себе бы купил. Я пооблизывался, бережно держа в руках икону. Она была именной: на обратной стороне была выцарапана надпись на церковнославянском вязью буковицами, обращенная неведомой Авдотье. Или, это наоборот, дар от нее храму? Не разберешь, плохо я понимаю эти буковицы с точками да палочками. Ну, честное же слово, вещь! Даже не вещь, а нечто настолько сакральное, что, не омыв рук, к ней и прикасаться грешно. Я подал икону шефу:

-Как тебе? На мой взгляд, твоему африканскому брату обязательно должна понравиться черная Мадонна.

Пока тот рассматривал икону с разных сторон, я попросил достать остальное. Так, Николай – чудотворец у меня уже и так есть. Кстати, тоже Невьянской школы. Отложим его в сторону, невзирая на прекрасное состояние. Так, далее: «праздники». Да ну их, у меня зрение плохое, а тут только с лупой разглядывать.

Последняя иконка оказалась совсем небольшой, овальной такой, на раковина написанной, и она светилась изнутри. Интересно, что за лак такой монахи применяли? Сергий Радонежский, - разобрал я мелкие буковки. Не Бог весть какая старая, максимум века полтора, но так и тянет еще разок на нее взглянуть.

-Можно мы посоветуемся? – спросил я у Маркелыча, - И кофе, будьте любезны. А цены у Вас где указаны?
Тот вытащил из стоечки на столе готовый прайс – лист:
-Кофе вам сейчас принесут. Понадоблюсь – позовете, - и вышел из кабинета.

-И что ты мне предлагаешь? – спросил шеф, огорченно глядя на цены.
-Покупать. Однозначно покупать. Это на самом деле иконы из того разряда, которые не стыдно оставить потомкам. Бери свою шкатулку и вот эти две иконы.
-Зачем две? Одной хватит. Они знаешь, сколько стоят? – и шеф протянул мне листок с расценками.
Да уж… Но – все равно лет через пять, когда кризис окончательно устаканится, это богатство, которым несведущие люди решили пожертвовать ради сытного пропитания, будет стоить раза в три, а то и больше – дороже. Я высказал свое мнение шефу. Тот, слегка поразмыслив, спросил:
-Может, тогда еще что-нибудь взять? Советуй, ты же в этом кнокаешь, как я вижу. Так что?

Пожав плечами, я указал на Одигитрию. А что, состояние – хорошее, следов реставрации я не заметил, исполнено – мастерски. Спасибо тебе, богомаз, за твою работу. Может, себе ее втихушку прикарманить? Но ведь и Сергий мне тоже понравился. А, там посмотрим:

-Есть за что столько платить. Только ты скидку за опт попроси.
-Нашел кого учить! – огрызнулся шеф, - Маркелыч! А, наконец-то кофе. Так, - подержал он паузу, - Надеюсь, мы договоримся.

Если кто-то и может торговаться на равных с евреем, то это – мой шеф. Я успел две кружки совсем даже недурного кофе выдуть, пока эти финансовые маньяки препирались друг с другом. В итоге утихомирились: Макс сбросил от базовой цены аж двадцать с хвостиком процентов. Но все равно получилась очень даже приличная сумма: пока я отсчитывал за наше приобретение деньги, чуть не сбился со счета. А ведь мне эти бумажки считать – раз плюнуть! На глазок определяю, сколько в пачке купюр, и редко ошибаюсь больше, чем на одну. Но вот как Макс торговался о том, о чем понятие не имеет – ума не приложу.

Рассчитавшись, мы, несмотря на уговоры Маркелыча выпить по такому поводу коньячку, сразу отправились по машинам. Тут шеф вдруг спохватился:
-А вторая икона тебе зачем нужна?

Вот ведь гад, допетрил наконец-то.
-Знаешь, если тебе, к примеру, Фаберже нравится, так почему я не могу взять себе скромную иконку? Мы же партнеры, и, заметь, я не считаю, сколько ты тратишь на себя, а сколько – на меня. Согласен?

Тот, плюнув, забрал коробку с Сергием, и пожал на прощание мне руку. А я поехал домой с двумя ликами Богоматери, а куда он направился со своей шкатулочкой, понятия не имею. И леший с ним.

-Во сколько завтра? – спросил Коля, подвезя меня к подъезду.
-Я тебе позвоню. Но будь готов с самого утра: мало ли что.
-Понял, шеф, до завтра.

Весь мой обезьянник уже был в сборе. Распаковав черноликую Божью Матерь, протянул ее Кунаку:
-Это – для твоего отца. Этой иконе уже три сотни лет, - слегка приврал я, заранее припрятав сертификат, в котором значилось: 80 – 90 гг. восемнадцатого века,  - если не больше. Как ты думаешь, твоему отцу понравится?

Куначок благоговейно принял у меня из рук образ, и, нежно его поглаживая, пролепетал:
-Да. А почему у Мадонны все лицо такое черное? – вдруг встрепенувшись, спросил он, - Она что, наша?
-Знаешь, брат, есть и такое поверье, - присел я на диван рядом с Кунаком, чтобы лучше видеть икону, и, подбирая слова, дабы не обидеть невзначай этого растамана, - Но я не уверен. Не хочешь – не бери.

Кунак с испугом прижал образ к груди:
-Нет – нет! Она - наша! Она будет хранительницей нашего рода, ты не сомневайся! Отец просто все отдаст за нашу Богородицу! И я  - тоже! – вскочив с места, прям – таки вжимал в себя икону братец, - никогда! Никогда у нас не было такой драгоценной вещи!
-Это тебе не вещь! – перебил я его, - Это – реликвия! Ее передают из рода в род, и так без конца. И не смей ее попортить: сам перед отцом отвечать будешь! Понял, малахольный?

Угроза подействовала мгновенно: еще раз нежно погладив икону, тот проигнорировал протянутые к нему руки: остальным тоже хотелось на нее взглянуть, и бережно уложил образ обратно в коробку. Даже перекрестился, но не по –нашему, а на западный манер.

 Годзилла попыталась было поднять голову, но я ей только шепнул на ушко: пусть этому лику лучше молятся и искренне  поклоняются  негры, чем она пылится у безбожного нового русского в его  бильярдной. О чем тот попросит? Чтобы «французик» правильно закрутился, да куда надо пошел? Да пошел он сам туда вместе с этим французиком! Один им всем путь: в лузу!

-Что, девочки, пошли? – позвал я Катю с Наташей на кухню, - присаживайтесь и отвечайте: готовы вы к испытанию?
Те, похоже, были ко всему готовы.
-Рассказывайте, - отмахнулся я от заверений в вечной преданности, - Тихо, я сказал! Рассказывайте: мне правды не надо, говорите лишь то, главное, что вы будете своим любимым северным друзьям рассказывать.

Те поведали на самом деле душещипательную историю. Что ж, такое и на самом деле может сработать. Недослушав, я встал с сигаретой у окна:
-Вроде бы у вас все красиво, правдоподобно (Разгильдяйки довольно переглянулись), только теперь ответьте мне честно: зачем вы едете туда? Ну-ка, не шептаться! – увидев их стремление посекретничать, воскликнул я.

За все ответила Катя:
-Мы замуж хотим, семью. И денег – тоже. Честное слово.
Так, первым пунктом она обозначила «замуж». И лишь вторым - деньги. Может, и не врет? Но все равно надо их попугать:

-Надеюсь, что вы в курсе, что жители севера делают с неверными женами. Жанка, надеюсь, вам рассказывала, какие у них там нравы. Они там не грузины: истерик да сцен устраивать не будут: отвезут в тундру, и нет состава преступления: заблудилась. Никогда не найдут, там песцы голодные, они даже косточки, и те зубами перемалывают.

 А что я сделаю с вами, если вы что-нибудь якобы потеряете при перевозке груза, и вовсе говорить не хочу. Тундра земным раем покажется. Серьезно, серьезнее некуда: может, ваши мужья вам что и простят, от меня не уйдешь. А от тех людей, что надо мной – тем более. Ну дак как? Не передумали?

-Да, - как перед алтарем, произнесла трясущимися губами Катюша. Ее напарница просто кивнула, - мы все понимаем. А отпуск хоть будет?
-Когда на него заработаете, тогда и будет. Хоть в Новую Зеландию летите. Хоть в эту долбаную Америку, мне все равно. Всем понятно? Я вам даю одновременно два шанса: выйти замуж и хорошо подзаработать без опасения подхватить сифилис, - начал я терять терпение. - Ваш окончательный ответ жду. Или выметаетесь прочь, или беспрекословно слушаетесь меня, Кунака и Жанку. Остаетесь?

Обреченно переглянувшись, девушки дружно сказали «Да»:
-Мы в тебя с первого взгляда поверили. Тогда, еще в бане, помнишь? Нет, не в последний раз, а еще тогда. Мы еще  с сестрой поспорили, кого ты выберешь.
-И что?
-Ты нас путал. Ты ведь нас не бросишь?

Ни хрена себе. Нет, чтобы меня запомнить, много ума не надо: дня, наверное, не проходит, чтобы тень прошлых знакомств со мной не поздоровалась, и не поинтересовалась о моих делах. А я вот эти тени напрочь не помню! Да, я когда-то говорил с этими людьми, называл их по имени – отчеству, но кто они такие – понятия не имею.

Сами посудите: только за последние годы минимум день в неделю я провел в коридорах разных солидных ведомств, и каждый второй, даже пусть каждый третий со мной здоровается, многие из них называют по имени – отчеству, и я почти всегда отвечаю им тем же радушием, только вот напрочь не помню, кто они такие. А ведь их, этих лиц, тысячи! Даже страшно подумать, сколько в нашем городе уважаемых  людей меня знают. А тут еще и эти, междуногие, меня запомнили.

-Я вам что – муж?! – оторвался я от бесконечной череды чиновных лиц, - Познакомлю, обучу, а дальше – сами. Все, хватит лирики. Вы все уяснили?
-Все уяснили, - робко ответила Наташа, до сих пор тихо таившаяся в уголке, - А жить там мы где будем?

Так и хотелось сказать что-то вроде: в землянке, в юрте, в теплушке, и так далее, но я сдержался:
-Где все живут, там и вы жить будете. Или вы думаете, что всякие там аспиранты, да доктора наук рядом с собаками спят? Разве что, - задумался я, - с душем и прочим комфортом придется временно распрощаться: это вам не жизнь в городе. Последний раз спрашиваю: не пугает? Согласны?

Переглянувшись, девчонки, вздохнув, ответили:
-Мы согласны. Нам бы только денег на дорогу подзаработать. Так что мы, наверное, пойдем.

-Никаких «на дорогу»! С «этим», - помахал я рукой между ног, - завязывайте. Все, хватит уже, назарабатывались. Вот вам деньги, - протянул я Катьке примерно тысячу евро, - Купите себе что-нибудь потеплее. А жить пока вы будете вон там, - показал я на пустующую комнату, - пока мы не вернемся, квартира в вашем распоряжении. Но: не дай Бог, не дай Бог будет какой-нибудь косорез, пеняйте на себя. И цветы чтобы поливали, - посмотрел я с тоской на одинокий кактус, -  И: хоть одна жалоба от соседей, хоть одна царапина на мебели – вам не поздоровится. Посуду – мыть, окна – мыть, пол – драить. Да вообще, что я вам объясняю? Чтобы все сверкало, как яйца дятла!

-А что, у дятла еще и яйца есть? – вкрадчиво, с лукавой улыбочкой, спросила Катерина.
-Да почти что как у меня, только они – с крылышками.

Заносит же меня иногда, порой такое отморожу, что сам от стыда краснею. Нет, точно я зря это сказал: залившись смехом, эти жрицы любви тотчас же попросили продемонстрировать мои:

-А у тебя правда без крылышек?
-Отстаньте, они у меня инвалиды, одна нога на всех. И ту поделить никак не могут: она как раз посередине. А мне – мучайся.

Давки мой скабрезный юмор ухватили сразу. И что за народ эти бабы? Сказал бы мне такое мужик, я бы только закурил, искренне сомневаясь в его умственной полноценности. А им – смешно. Бедные геологи. И зачем мне это все надо? Золота с алмазами никогда не видел, что ли? Или денег очень уж надо? Так ведь не надо ни того, ни другого, ни третьего, вот ведь беда. Но: раз уж начал игру, не стоит останавливаться, неспортивно это.

 Упрямый я аж до настырности, весь в отца: тот ни за что работу не бросит, даже на обед не пойдет, пока то, что задумал, не закончит. Вот и я такой же, только, в отличие от отца, мне можно доверить разве что якорь точить, да лампочки в коридоре менять. А то, чтобы телевизор починить – ну уж нет, увольте, там внутри электричество злобное живет. Меня как-то раз так долбануло, что до сих пор каждой розетке кланяюсь. Наверное, оттого и установил их дома пониже, на европейский манер, возле плинтуса. Чтобы кланяться пониже: а вдруг помилует?

-Ну что, раз все согласны, устраивайтесь вон в той комнате, -  поднялся я из-за стола, - постельное белье купите сами, комплект ключей я вам оставлю. И еще: заплатите за квартиру. Квитанции вон в этом ящике, а то я терпеть не могу в очередях стоять. Денег вам хватит. Или что-то не устраивает? Говорите сразу: не маленькие дети уже.

Девчонки, отрицательно замотав головами, в унисон откликнулись:
-Нет – нет, все хорошо. Мы сделаем все так, как Вы сказали.

Мне это «Вы» как-то не понравилось. Сами посудите: с чего бы это? Хорошо, замуж выдаю (хотя, в каком статусе они там будут, от них зависит), да работенку непыльную предложил. Что же так прогибаться-то? Подозрительно, что ни говори, как бы не кинули. Придется все-таки на время отлучки мой музей сдать в камеру хранения от греха подальше.

Что-то я этим пигалицам не очень верю: несмотря на то, что они, наверное, мне в дочери годятся, да ясные глазки, мрази в жизни повидали наверняка побольше моего. Если что, остальное хозяйство пусть выносят, мне не жалко: новое куплю, не обеднею. При острой необходимости, если что, коль не украду, то хотя бы сворую. Да и договор о разделе доли тоже на полочке не зря лежит: пусть маленькие, но дивиденды капать будут.

Но стараться все равно придется, чтобы Годзилла не мучила. Абсолютно и напрочь не хочется мне с ней общаться! Вот выгоню сейчас девчонок: ох и порадуется же она! Всю жизнь, гадюка, грызть будет: дескать, не помог. Мог, но – не захотел. И почему меня родители таким наивным дураком воспитали?! Рос бы нормальным ребенком: надул кого нибудь – твоя заслуга, тебя надули – сам виноват.

А я, видимо, с самого рождения инвалид: обману – совесть мучает, скажу правду во вред себе – опять мучает. Поэтому на душе у меня постоянно как-то нехорошо. Наверное, просто не в той стране я родился. Жил бы, допустим, в Германии, или, боже упаси, в Америке – совесть наверняка бы в тряпочку молчала. А тут, в России, она столь же необъятна, как и ее просторы. Неуютно нам, русским, на родине.

Ладно, хорош сопли жевать. Осторожно упаковав фигурку из серванта, положил ее вместе с остальными: так оно надежнее. А кактус пусть эти Наташи с Катями поливают. Может, и квартиру даже выдраят. А то она вон уже сколько лет не мыта, с развода еще. Я-то только пылесосил слегка, и то изредка, оттого и пылюга опять кругом. А тряпкой я вовсе один только телевизор и протирал, чтобы хоть что-то видно было, да кухонный стол еще иногда. Что же касается остального, то делал вид, что надеюсь: якобы, само пройдет.

-А ведро с тряпками у тебя где? – поддержала мои самые радужные надежды Наташа.
-Да там, где-то на балконе.
-А балкон где? – вытянула она шейку.

-Да где-то там, почти на улице, - неопределенно покрутил я пальцами. - Вот как выходишь из этих дверей, вот этих, которые за занавеской, так там почти что улица. В прошлый раз там был и балкон, сейчас не знаю, где он. Но если он там – на нем должны быть тряпки и ведра. Сама ищи, не знаю я! И – не отвлекай. Видишь, я думаю.

Та нерешительно открыла балконную дверь. Интересно, сколько ей времени понадобится, чтобы найти искомое? Я уже, к примеру, года четыре как там ничего не искал. И зачем мне этот балкон? Разве что хлам туда всякий выбрасываю, потому что до помойки нести лень. А накопилось там…

Внезапно, прервав мои холостяцкие мысли, вернулась доброволица:
-Это? – покачивая ведром, спросила она.

Как будто я знаю. Я этим ведром пользовался всего один раз. Да и то – когда его покупал. Я его нес домой: вот и все использование. Катюха присела на корточки возле меня:
-А мне ты ведро дашь? С тряпкой.

Свалились же на мою голову!
-Ведро ищи сама, вроде на балконе еще одно должно быть, а из тряпок бери что хочешь: их там много валяется. Нет ведра – кастрюля старая точно есть. Но чтобы к вечеру здесь все было чисто. На крайняк – к утру. А нам работать надо: жизнь-то коротка, - грустно констатировал я.

И вновь впал в задумчивость. Девчонки дружно приводили мою квартиру в божеский вид, а я все еще размышлял: «И чего это мне так приспичило – всем счастье устраивать? Почему именно я? И что теперь со всем с этим делать?!». И так далее. Даже сперва не услышал, как Катя, протирая пол, попросила меня поднять ноги.

-А? – очнулся я.
-Ноги подними, пожалуйста. И – не думай ни о чем, мы все как надо сделаем. Мы тертые – перетертые, ну, сам понимаешь, но честно не подведем. Ни тебя, ни твоих друзей. Ноги подними, я протру, - добавила она.

Поелозив у меня под ногами, Катюха вдруг спросила:
-Влад, ты извини, но ты знаешь, что ты – идиот? Зачем мы тебе нужны? Ведь мы же б…ди. Настоящие! Зачем?

Тьфу ты, опять проблемы. Неужели и ее тоже что-то вроде совести грызет?

-Оттого-то и нужны, - закурив, ответил я, -  Я помочь вам хочу, да и себе тоже. И я не вру. Я хочу, - взмахнув сигаретой, продолжил я свое повествование, - очень простое и малое: чтобы вы обрели нормальную семью. И чтобы геологи тоже получили то, что хотят. Сможете – выйдете замуж, дурака начнете валять – пеняйте сами на себя. Дура набитая, ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы всем было хорошо. Всем, - тут я поперхнулся, - я это делаю для вас, и – не подводите меня. Никогда. Иначе…, - затянувшись, с неожиданной даже для меня тоской в голосе, проговорил, - иначе я совсем разуверюсь в людях. Вот так-то.

-Я поняла. Я все поняла. Все-все, - и она вдруг зашмыгала носом, - я – тоже дура, только мне не повезло, вот и все. Помоги нам, а? Я честно тебя никогда не забуду, не хочу я на панели подыхать, как последняя сука. Мы не колемся, веришь? На, посмотри, - закатала та рукава, - видишь? И колеса не глотаем, пьем только. Мы хотим из этого болота хоть куда, хоть на Северный полюс, лишь бы не на вокзал вроде наших старушек. Я тут недавно встретила одну из наших, так мне ее стало так жааалкоооо, - залилась та слезами. - Раньше она красивая была, а теперь – опойка, не хочу я так. Я для тебя все что хочешь сделаю.

Только слез мне тут не хватало. Не люблю я женских слез, слабая у меня психика:
-Делай, что я тебе говорю, а больше мне ничего и не надо. У меня жена есть.
-Зовут-то как? – шмыгая, спросила эта пигалица.

-Меня – Иваныч, ее – Машей, вроде, - задумался я о Машином настоящем имени. Может, она, как и Кунак, тоже Мыны – быны?
-Это что, наша Машка?

-С дуба рухнула?! Моя – черненькая такая вот, как… ну, как… пульт от телевизора, - продемонстрировал я. Остальное было либо не черное, либо пыльное.
-Что, крашеная? – перестала сопливить Катька, - А натуральный цвет какой?

Эх, ну кто же этих баб придумал!
-Негритянка она, идиотка!
-Она что, еще и идиотка? – опешила та.
-Нет, ты! Понимаешь: она – негритянка, а ты – идиотка! Это же просто идиллия получается, - наконец-то улыбнулся я.

-Мне твои деньги вообще не нужны! – вспылила вдруг Катька, отбросив тряпку, - И мужья – тоже! Ты зачем меня сюда позвал?! Ты вообще зачем? Зачем? Я же хотела, чтобы было лучше, - размазывая слезы по щекам, прогундосила она, - никого мне не надо. Просто ты – сволочь, так и знай! Ты… - и наконец замолкла, уткнувшись мне в плечо.

Что у меня за манера такая: как волнуюсь, сразу же тянет схохмить. Погладив ее по голове, я заявил, что если ей моих денег не надо, то я и не настаиваю. И что мужей у меня никогда и в помине не было: не нравлюсь я мужикам. Да и меня самого тоже только на баб тянет.

-Ладно, ты прости меня, дуру, - просморкавшись все в ту же половую тряпку, попросила она.
-Ты и на самом деле дура, - отстранился я, - Ты только посмотри, во что сморкаешься. И что ты теперь, свои сопли по моему полу размазывать собираешься? Иди, меняй воду.

Та, напоследок всхлипнув, пошла в ванную. Да уж, наверное, я и вправду дурак. Причем – злобный. «Злобный дурак», как окультурено перевели ту фразу с кошелька из «Криминального чтива», хотя там было написано совсем другое. Может, оно и правильно: нельзя же российского зрителя, воспитанного на великой отечественной и прочей мировой культуре, шокировать безбашенными американскими приколами.

-Пойдем, пройдемся, братишка, - заглянул я из кухни в большую комнату, - Освободим помещение, пусть здесь девочки прибираются. Не будем им мешать.
-А… Это? – показал пальцем на иконы братик.
-Не волнуйся. Если они поцарапают, или еще что, поверь, ответят по полной. Все нормально будет. Пошли?

Он, засопев, положил свою на диван, еще разок бережно ее погладил, с опаской поглядывая в сторону кухни, где шуршали в прямом и переносном смысле слова «жены». Выйдя в коридор, он погрозил им пальцем:
-Не трогайте, даже не дышите на папину черную мадонну! И – не смотрите! Не подходите к ней! – и обреченно вздохнул. - Пошли.

Благодать, а не погода: легкий снежок мягко опускался на наши шапки и шубы, Куначок жадно ловил эти искры небес ртом, посмеиваясь:

-Знаешь, когда я учился в Москве, такого красивого снега там ни разу не видел. Посмотри, как он падает! И, видишь, видишь, летит, как искры от ночного костра, только у вас эти искры – холодные. И – белые, а не красные. У нас считается, что белый цвет – это оборотная сторона красного, а не черного, как у вас, белых.

Ага, европейцев, наверное, колбасили, вот и решили, что под белой кожей должна быть красная кровь, вот оттого-то так и решили, - вяло подумал я, прислушиваясь к скрипу дороги под унтами. Хотя… не совсем вяжется: свою-то кровь они тоже видели.

-У тебя какая кровь? Красная? – продолжил я вслух свои рассуждения, - красная. А кожа – черная. У меня кожа белая, а кровь все равно красная. Так что, по-моему, красный цвет объединяет как черное, так и белое. Согласен?
-Иваныч, ты всегда прав. И я горжусь, что у меня есть такой брат, - обнял меня за плечо Кунак.
-Я тоже тобой горжусь, брат, - в ответ обнял я его.

Вот ведь гад! Тоже носом подозрительно зашмыгал. Но ведь птица говорун не зря отличается умом и сообразительностью:
-Ты это, только не смей мне заболеть! И чихать на меня тоже не надо. Нам завтра предстоит еще кое-что сделать, а там уже и в твою Гунагию полетим. Ты мне здоровый нужен. Так что рассказывай, что там у нас с визами.

-Все готово. В Москве они, - сдавленно промямлил тот.
-Вот и хорошо: все равно через Москву лететь.

Кунак вновь с жадностью кита, поглощающего планктон, принялся ловить снежинки, изредка вытирая лицо рукавом:
-Хорошо-то как! Как хорошо! У вас всегда такая погода? – спросил он, принявшись своими розовыми ладошками ловить снежинки.

-А ты приезжай сюда в декабре – январе, февраль тоже хорош бывает. Мало не покажется: за тридцадчик зашкаливает. Иногда даже за сорок, особенно по ночам.
-Это чего – холода? По Цельсию? – с ужасом воззрился на меня Куначок.

Блин, никаких сил на него у меня уже не хватает:
-По Менделееву! Сам-то как думаешь? Не дай Бог пописать захочется – струя до земли не долетает, застывает. (Вру, долетает: проверено). А если уж покакать приспичило – то уж лучше в штаны: иначе все хозяйство отморозишь. Это тебе не Африка. У нас даже медведи в города погреться приходят, так мы их в подъезды отогреться пускаем: они же тоже божьи твари, - зачем-то добавил я.

-Шутишь? – оглянулся по сторонам мой спутник.
-Ну, шучу, шучу. Про медведей – шучу, остальное – как повезет. Да и сам еще все зимой увидишь.
-Не поеду я к вам зимой! – убрав руки за спину, нервно воскликнул братец, - Мне детей хочу! Мне женщин хочу!

Да уж, похоже, Кунак с испугу даже русский язык слегка подзабыл.

-Да не волнуйся ты так! Если сесть там, где ветра нет, то может, и обойдется, - продолжал издеваться я, - Да и в любом супермаркете бесплатный туалет есть, добежишь. Хочешь, я тебе прямо сейчас укромные уголки покажу, где от ветра укрыться можно? Поверь, очень удобно: даже туалетной бумаги не надо: вытер жопу снегом, и все дела. Только по яйцам не елозь: отпадут нафиг.

-Опять шутишь? – настороженно спросил тот.
-Ты пойми: мы – народ закаленный, - устав врать, сказал я, - Мы после бани в снегу купаемся, да в прорубь ныряем, это очень даже для здоровья полезно. После этой закалки нам хоть бы хны, честно. Нет, гриппом тоже болеем, конечно, но это ерунда. Так как, тебе-то самому позакаляться со мной слабо?

-И что, ты – тоже? – с изумлением посмотрел на меня Кунак.
-Что «тоже»?
-В снегу купаешься. В воду холодную лезешь.

-А то как же! Знаешь, какая это благодать: после баньки – да в сугробчик, а затем – снова в парилку! Не чувствуешь ни жара, ни холода, и веничком, веничком! Сказка! – припомнил я последний новый год, который мы с друзьями отмечали где-то этак числа четвертого января на даче Васьки, нашего завсектора по железнодорожным перевозкам. - Так что приезжай к нам настоящей зимой, закалять тебя будем, точно не пожалеешь. По сравнению с зимней баней наша прошлая баня просто баловство для инфантильных особей.

Братишка, похоже, закаляться не хотел. Помотав головой, улыбнулся:
-Неет уж, только летом.

Слабак. Мне вон сейчас на его родину, в жару к павианам всяким ехать со львами, а он обычного морозца испугался. Зима ему, видите ли, наша не по нраву, цаце. А я вот даже не жужжу, даже в самые лютые холода зубами не стучу: поджал губы, чтобы не обветрить, да не обморозить, и топаешь весело по холодку, смахивая куржак с бровей.

-Ладно, как хочешь. Но все равно много потеряешь, честно говорю.
-Может, нам пора домой? – видимо, перестав любоваться снежинками, спросил братишка.
-Хорошо, домой – так домой.

                67. Событие отбытия.

Отчего-то я проснулся рано. В идеально чистой квартире царила тишина, разве что Кунак слегка похрапывал. Но – негромко, деликатно так, как будто извиняясь за свои счастливые сны. И – время от времени открывал невидящие глаза. Как он так спит? Слегка помешкав, я поплотнее задернул шторы и отправился на кухню.

Странно: холодильник был полон еды. И когда они успели все это приготовить, ума не приложу. Ага… это – овощное рагу, со сметанкой сойдет, вот еще что-то мясное, да рыбка заливная соседствует с салатиком. Ну и дела! Молодцы, бабы. Геологи с такими с голодухи не подохнут. А если подохнут, так только ввиду отсутствия продуктов, но в это не верится.

Нет, надо сначала принять душ, а потом уже брюхо набивать. Тщательно помывшись (когда еще придется?), высушил феном голову, и в приподнятом настроении заорал на всю квартиру:

-Общий подъем! Туалет свободен!

В глубине квартиры что-то засопело, заворочалось, недовольно забурчало, но – проснулось. В коридор одна за другой, позевывая, выползли абсолютно голые Катька с Наташкой. Или как их там?

-Ты чего? – глядя на мою изумленную физиономию, спросила одна.
-Я-то ничего, мне все равно. А вот Кунак и удивиться может.
Не переставая зевать, Катька, махнув рукой, сказала:
-И что теперь? Вы же братья, - и девчонки вместе пошли в ванную.

Да уж, логика. А, пусть делают, что хотят: заслужили, вон сколько вкуснотищи домашней наготовили. Вскоре появился и братец, но уже в трусах. Хоть этот что-то одел. Хотя не стоит, конечно, исключать возможность, что он просто мерзнет.

-Доброе утро, - кивнул я ему, - ты бы хоть халат одел, а то просквозит: вон вчера как чихал.
-А где он?
-В ванной посмотри, сразу слева от входа.

Тот, кивнув, пошел за халатом. Интересно, что сейчас будет? Кто будет орать – «жены» или братец? Но – тишина. Настолько безразличная, что я уже начал сомневаться в удачности своей бредовой идейки. Тут, неся в трясущихся руках халат, появился Куначок:

-Они там голые. Совсем.
-Ну?
-Их две, и они моются.
-И что дальше? – разбирало меня любопытство.

-Я зажмурил глаза и достал халат, как ты говорил.
-И что же ты здесь нашел, в конце-то концов, такого?! – воскликнул я.
-Это жены не мои, мне совсем нехорошо смотреть.
-Да? А ты подумал своей черной башкой, что я, может, просто похвастаться хотел? Зови их сюда. Пусть вытираются и идут.

Ладно, напоследок и попользоваться не грех, пока желудок не набил. А то я с полным животом не очень люблю: утомительно это. Через пару минут девочки, слегка прикрывшись полотенцами, зашли на кухню. Так, одно полотенце – мое, нашли, партизанки. Хотя: чего его там искать, когда оно на сушилке висело.

-Ну, что, Куначок, на день грядущий? – подмигнул я тому.
-Чего? – оторвал он взгляд он жриц любви. - Чего на день грядущий?
-Ээх, - вздохнув, взял я Катюшу за руку, - Пошли. А ты, Наташ, - покрутил я пальцами, - Сделай так, чтобы он тебя никогда не забыл, даже с Жанкой. Угу?

Та тут же уселась на коленки Кунаку.
-Можно, Иваныч, можно? – выглянул тот из-за Наташкиных волос.

Я только еще раз подмигнул. Вот, через несколько минут полегчало. И не спорьте со мной: никак нельзя мужику без женщины, злой он от этого становится. А вот некоторые этого не понимают, бестолочи. Счастья своего не понимают. А вот эти – поняли: и пол вымыли, и мебель протерли, да жрачки наготовили столько, что мой холодильник в изумлении до сих пор довольно урчит. И к тому же – на все и всегда согласные, так и хочется позавидовать геологам.

Вполне довольные друг дружкой, мы наконец пошли на кухню, энергию восстанавливать. Только мы подогрели пищу, как тут же появилась и эта парочка. Оба, как говорится, в чем мать родила. Я поморщился:

-Кунак, хоть ты-то оденься. Я что, тебе зря халат давал? Или думаешь, что мне на твою черную задницу смотреть интересно?
-Я присяду, тебе ничего видно не будет, – продемонстрировал он свою белоснежную улыбку.

-Ты!.. , - я уже просто слов не находил, чтобы выразить свое возмущение, - ты, может быть, еще и есть им будешь?! – указал я ему ниже пояса, стараясь быть как можно спокойнее, но, похоже, получилось не очень.
-Халат одену, - сердито посверкивая глазами, недовольно произнес братец, - А трусы – нет.

-Это почему?
-Я их ей подарил, на память.
Сдержав рвущийся из гола смех, я спросил:
-А она тебе что?
-Вот! – показал тот мне мое же собственное полотенце.

Да уж. Леший с ним, пусть забирает, только бы дал покушать спокойно, без этих вот приколов. Хватит их мне уже, надоело. Хотя: сам затеял, сам и расхлебывай:

-Ладно, присаживайтесь, пока все горячее. А ты, чудо, забирай свое полотенце и напяливай на свою тщедушную грудь халат. Голых жен я еще потерплю, а тебя в таком виде видеть не хочу. Иди уже, одевайся, - взял я вилку.

Катюха молча разложила еду по тарелкам. И, в таком же безмолвии, лишь пожелав друг другу дежурного «приятного аппетита», принялись за поглощение завтрака. Поразмыслив, я достал бутылку красного вина:

-На сегодня это все. И, если есть возражающие, то могут прямо сейчас выметаться из квартиры к едрене фене. А нам с тобой, - взглянул я на братца, предстоит сегодня очень большая работа. Очень, - поставив ударение, завершил я.

Так, с едой покончено, посмотрим, что там у нас с транспортом. Ага, Коля стоит возле подъезда, хороший мальчик. Надо будет ему что-нибудь из Африки привезти, пусть порадуется: старается мужик все-таки. Насмотревшись в окошко, набрал шефа.

Нет, все-таки непредсказуемый народ эти директора! То баклуши днями напролет бьют, то уже подсуетились, и делать самому ничего не надо: он, оказывается, уже и контейнер заказал, и с таможенниками договорился. Нам осталось только купить билеты на нас с братцем, да на Жанку с Машкой. Да, еще шкуру с иконой в контейнер до кучи пристроить. И зачем она сдалась Кунаку! Оставил бы мне, и все тут. Решил позвонить Коле:

-Коль, привет! Поднимись ко мне, пожалуйста, хорош в машине париться.

Тот через пару минут зашел. От кофе отказался, но да это его дело: пускай сейчас таскает. Я взял с собой икону и ящичек с фигурками, шкура же, естественно, досталась этим двум «К». Девочки им помогали, но как-то несмело. Распрощавшись возле машины, я напоследок на них порычал, постращал, но все же поцеловал. Загрузив все в машину, поехали сперва в банк. Там я положил  свои статуэтки в сейф: береженого Бог бережет. Потом… Да, потом было уже скучно, рутинно: забрали Жанку с Машкой, купили билеты и поехали в порт, до кучи засовывать в контейнер подарки для Великого Гунаги. Как ни странно, даже шеф лично нас провожать приехал. Отозвав меня в сторонку, сказал:

-Ну, счастливого тебе пути. Не знаю, что тебе еще, кроме удачи, пожелать, но без добрых вестей не возвращайся: хотя бы оффшор, но открой.


                68. Бывает и на старуху проруха.

До Москвы мы долетели, естественно, без проблем. В самолете опять предлагали всякие там коньяки – арманьяки, водку и прочую гадость, приводящую людей в неадекватное состояние. Поэтому, поймав мой злобный взгляд, Куначок, как и я, ограничился пивом, барышни же предпочли вино. Ладно, по бокальчику можно.

Москва, как всегда, встретила нас суетливой ленцой: все вроде бы при деле, суетятся, а работать никто не хочет. Ну, да, понятно: на кой им эти провинциальные шлемазлы сдались? Поэтому, что с документами, что с грузом мы провозюкались достаточно долго. Но хуже всего дела обстояли с нашим контейнером: местные таможенники вдруг затребовали его открыть, невзирая на все бумаги и печати.

-Мы же таможню у нас, в Екатеринбурге, проходили! Печать на документах – вот, пломба на контейнере есть, что же вам еще-то надо? – пытался возмутиться я, потрясая бумагами.
-А мы вашим таможенникам не верим, - меланхолично ответили москвичи, - так что решайте все вопросы с нами.

Как же! И правильно, что не верят: там сотни клыков моржей, шкура медведя, да икона. Голимая контрабанда. А в накладной у меня – оптические инструменты. У этих москалей на эти «инструменты» точно глаза в кучу съедутся. Поэтому, недолго поразмыслив, я тихонько спросил у старшего:

-Сколько?
-Десять, - так же равнодушно ответил мне капитан, - Это если ничего такого там у вас нет. Пятьдесят – если что найдем.

Вашу же мать! Макс же обещал, что все будет на мази!
-Минутку, я позвоню шефу, - попросил я.
-Надо, так звони, - опять-таки задумчиво ответил таможенник.

Отойдя в сторонку, набрал Макса:
-Макс, тут такая байда: таможня добро не дает.
-Сегодня кто там у них за главного? – встревожено спросил тот.

-А черт его знает, я разговаривал с одним капитаном, сытый весь такой, аж полтинник зелени затребовал.
-Тысяч? – недовольно крякнуло из трубки.
-Да был бы фантик, я бы из своих ему отдал и тебя не спрашивал.
-Ладно, жди. Будь на связи, я сейчас разберусь. А этому эмбицилу скажи, пусть ждет звонка.

Вот и ладно: жди – значит, жди. Объяснив, естественно, слегка искаженно, ситуацию капитану, я оставил Кунака присматривать за контейнером. Блин, а ведь время-то уже на исходе! Благо, хоть паспорта с визами гунаганский посольский человек прямо в порт привез, в саму столицу заезжать не пришлось.

 Ну все же на руках! Только груз этот долбаный никак не выпускают, мздоимцы хреновы. Да, есть у меня еще на карте деньги, но – не полтинник же! Да и жалко столько денег этой держиморде отдавать. Фух. И жарко же в этой шубейке. Перекинув ее через руку, я повел девчонок в кафушку: делать-то что-то надо.

Цены там меня опять неприятно удивили. Они тут что, каждый день к ценнику нолик подрисовывают?! На что у нас в порту цены помножены где-то на пять от оптовых, здесь же вообще за гранью всяческого разума. Сами посудите: ну не может обычный «Будвайзер» стоить шестьсот рублей! Оттого пива я взял только себе, ограничив выбор девчонок чаем и кофе. Кофе оказался тоже недешевый, в супермаркете на эти деньги можно целую упаковку купить, и пить ее потом месяца три по утрам, а тут… Ненавижу Москву. Быстрее бы позвонил Макс!

Но он позвонил поздно, когда я начал совсем уж грустить: контейнер еще на складе, регистрация вот-вот закончится, как и вот это дорогущее пиво в моем бокале. Девкам-то хорошо: купили себе в киоске журнальчики, и жарко обсуждают свои дурацкие моды да духи, даже пробники на страницах по очереди нюхают. Фу, какая гадость! Человек, нюхающий журнал: это ли не определение женщины?

Тут подошли таможенник напару с Кунаком:
-Вы извините, пожалуйста, мы не знали, что это гуманитарный груз. Можете забирать.
-Куда?! – выкрикнул я зло, - Куда забирать? Все уже! Время прошло! – и показал тому на табло, - До вылета – тридцать минут. Вы что, успеете?

-Нет, конечно, - пожала плечами эта амеба, - давайте следующим рейсом. И – безо всяких хлопот?
-Это через сколько часов? – саркастически улыбнулся я.

-Так это, - начал приобретать былую самоуверенность таможенник, - в арифметике я не силен. Но: через неделю. Мы туда каждую неделю летаем.
-Кто это – «мы»?! Вы вот что, лично каждую неделю туда летаете?  - вымещал я на нем злобу за часы ожидания и цены на напитки.
-Нет, - слегка сдулся капитан, - я там не разу не был.

-Аааа, - закинул я ногу на ногу, - «Нас и здесь хорошо кормють», так? Так что на родину моего любимого брата советую тебе, капитан, не соваться: живьем сожрут: обиделись они. Понял?
-Да больно мне туда надо, - вновь начал отходить от стресса москвич. Но – на Кунака все же посмотрел с опаской.

 Надо дожать, обязательно  надо. Я выложил на стол билеты, квитанции, и прочую мишуру обремененного багажом путешественника:

-Так, слушай меня внимательно. Ты и так задержал нас на неделю с препаратами и медсестрами высшей квалификации, так что представь себе, сколько там, в Африке, за это время народа помрет в страшных муках. Про свиной грипп слышал? Еще бы: вон и намордник носишь. Так там вторая волна сейчас, если не остановить, может и до нас добраться. Жить хочешь? Ладно, хорош лирики: неважно как, но ты безо всяких там доплат и проволочек регистрируешь нас на следующий рейс. Все ясно? Или еще один звонок нужен?

-Не нужен, - поморщившись, подал он мне визитку, - Если что – звоните.

Видать, на самом деле крупная шишка ему звонила, раз такой послушный стал. Забрав наши бумаги, он, еще раз извинившись за недоразумение, отправился восвояси. А нам что прикажете делать? Неделя в Москве, да еще и с этими погрязшими в грехах бездельниками?! И – жить где? В гостинице – дорого, квартиру, наверное, немногим дешевле будет. Не в приюте же для бездомных ночевать. Я принялся нервно водить ладонью по своей давно не стриженной шевелюре, кривя губы.

-Ты это чего? – озабоченно спросил братец, - Голова болит?
-Болит! Еще как болит! Где мы неделю жить-то будем? И – на какие шиши? Или, может, в колодцах на теплотрассе устроимся? – продолжал я жалеть уже ставшими своими деньги, - И станем бомжами всесоюзного значения? Вернее, даже, международного?

Тот, довольно хмыкнув, ответил:
-А ты дурак, Иваныч: для меня и для отца у нас в посольстве всегда комнаты есть. И для гостей тоже есть комнаты. Так, может, поехали туда, или ты в колодце ночевать хочешь?

Вот гад, и молчал. Да и я тоже об этом не думал: ни разу еще не ночевал в посольстве, как и эти наши барабульки. Интересно даже, что там и как. Я кивнул:
-Поехали!

Тоже мне, Гагарин нашелся. Забрав сумки, мы двинулись к выходу. Да уж, ну и погодка же в этой Москве! Под ногами хлюпает, с неба на серую беспросветную землю падает какое-то подобие снега. Мне даже стало жалко, что не захватил с собой зонтик, и вместо сапог надел полюбившиеся мне унты. А ведь еще топать и топать, ехать и ехать. Но будем надеяться, что чукотские мастера все сделали на совесть, авось моя обувка не развалится. За нами следом со своими сумками тащились дамы.

«Да уж, гордыня тебя подводит», - перемывал я косточки самому себе. Да, ни одного прокола за последнее время, вот и возгордился: мол, самый умный, самый удачливый, так что теперь иди, меси эту снежную жижу. Дурила! И самолет профукал, да еще и целую неделю в этой мерзкой Москве среди негров жить».

На улице мы все, дружно закурив, двинулись, невзирая на многочисленных зазывал, наперебой предлагавших довести до Москвы почти что даром, особенно если мы скинемся по паре штук. Ага, так я вам восемь тысячи выложил! Поэтому, опустив глаза в пол, чтобы не приставали, направился к электричке. Оно и дешевле, и быстрее. А на Павелецкой мы на метро сядем, и леший с ней, с толкучкой.


                69. Москва. 


Добравшись почти без проблем до посольства (Кунак забыл, в котором доме оно находится), мы позвонили в видеодомофон. Вернее, звонил братишка, а мы стояли рядом и слушали эту тарабарщину. Вскоре выбежал охранник и, подобострастно каждому кланяясь, по-английски предложил помочь с багажом. Вот собака: русский язык, гад такой, выучить не может. Я кивнул девчонкам:
-Сумки ему отдайте, пускай сам тащит.

Те с радостью избавились от своей ноши. И чего они туда понапихали? Альбомы с фотографиями, что ли? Или запас провизии на неделю? Мужичок с радостью подхватил эти баулы, и пошел по тропинке, головой приглашая нас за собой, при этом в полголоса что-то восторженно приговаривая.

И что такого Кунак ему успел сказать? Из того, что он там в экстазе бормотал, я расслышал лишь «Гунага», регулярно повторяющееся. Куначок только головой кивал, изредка вставляя односложные комментарии. Затем вдруг, уже на крыльце, перешел на английский, обращаясь к своему верноподданному:

-Мы все здесь – Гунага. Это – мой брат, - указал на меня оторопевшему охраннику он. - Это – моя жена, а это – новая жена моего отца.

Ни хрена себе! Он что, эту пигалицу своему папику решил сбагрить? То есть она… она мне будет мамой?! Спасибочки за такую маму, всю жизнь о такой мечтал. Охранник, не выпуская сумок из рук, церемонно поклонился всем, начиная с «королевы». Хорошо хоть, что она по-английски, похоже, не в зуб ногой. И как она со своим муженьком венценосным общаться будет? Хотя, может быть, это и к лучшему: поосмотрится там, пообтешется, глядишь – и поймет, что к чему. И что надо говорить, и что – врать.

Несмотря на внешнюю неказистость посольства внутри все оказалось вполне пристойно. Может, и не пять звезд, но четыре – наверняка. Разве что бассейна с морем не хватает. Шустрая негритянка, выслушав краткую речь охранника, тут же подхватила наши с Кунаком сумки и понесла их на второй этаж, то и дело оглядываясь, расплывшись в самой искренней улыбке.

Мужичок отправился за ней, попросив нас обождать в комнате отдыха, пока они апартаменты дорогих гостей готовят. И  тоже улыбался. Не понимаю, что у них за зубы такие. Вон у меня – кариес на кариесе, от зубного не вылажу, а у негров зубья всегда как новенькие. Они что, из какого другого материала, или же мне просто давно уже пора на покой?

-Если уважаемые господа желают до ужина развлечься, то к их услугам бильярд. Ваше Высочество, прохладительные напитки, - обратился он к Кунаку, - как Вы приказали, а закуску скоро принесут.

Бильярдный стол был на удивление нормальный, не пул какой-то там. У меня аж руки зачесались. Бережно поводив рукой по бортам, принялся осматривать кии. Да уж, мой личный, который я покупал, наверное, лет шесть как назад, ни в какие подметки этим не годится. Сам того не заметил, как зацокал от удовольствия языком.

Короче, кто играл, тот меня поймет. И кто для этих негритосов такую красоту выбирал? Ладно, я тоже выбрал. Ох, это просто сказка, а не палочка! И в руке сидит емко, и по весу, и по длине – в самый раз. Чуток коротковата, но незначительно, привыкнуть можно. Про остальное я просто молчу. Нельзя, просто нельзя такие шедевры делать: народ же с ума от восторга сойдет. Вздохнув, я обернулся:

-Здесь кто-то играет?
-Ну, я где-то немного, - с одобрением посмотрел тот на выбранный мной кий. - Хороший выбор. Это мой любимый. Теперь он – твой, - и взял тот, что стоял правее, тот, к которому я тоже примеривался, - Во что играем?
-Раз уж мы в Москве, давай в «Москву».

Тот кивнул. Играли трудно, тяжело. Вот чего-чего от братца не ожидал, так это того, что он играть умеет. И шарики прячет, гад такой, и крутит не хуже меня, и глазок рабочий: никак не хочет проигрывать, сволочь черномазая. Но все же проиграл. Восемь – семь.

 Ничего не скажешь, счет достойный. Оба старались изо всех сил, я даже взмок, несмотря на то, что остался в одних штанах и футболке. Братишка, похоже, тоже упарился: вон пот чуть со лба не капает. Пожав друг другу руки, и, поблагодарив за интересную игру, мы присели попить пивка, которое девчонки уже беззастенчиво дули.

-Знаешь, я никак не ожидал, что ты в бильярд шпилишь, - сделал я первый сладкий глоток. - Хорошее пиво. Нет, честное же слово: русский бильярд – это же искусство! А ты вон, негритосина этакая, сколько мне сопротивлялся.

Тот, улыбаясь, вновь протянул мне руку:
-Этот стол я сам выбирал. И палочки, как ты их называешь, тоже. И – я хотел у тебя выиграть. Но – не получилось: наверное, бильярд – на самом деле русский. А кий ты честно выиграл, так что забирай.
-Куда забирать? В Африке я что, слонов гонять им буду? Нет уж: пусть остается здесь – будем вместе в Москве, еще разок сразимся. Договорились?

Тот, наморщив лоб, немного подумал и направился к шкафу. Побренчав там чем-то, подошел, протягивая перстень:
-Это когда я чемпионат Африки выиграл. Теперь я проиграл. Бери.
-Так я же не африканец! – отстранился я.
-Бери, а то обижусь, - не отставал тот, -  Бери – бери! На!

Пришлось взять. До чего же я не люблю эти цацки! А что делать? Вдруг этот чудик и вправду обидится? Потом его успокаивай, «контру» предлагай, чтобы проиграть, а я проигрывать не люблю. Кунак настойчиво совал мне «гайку» в руки:

-Примерь. Если не подойдет, размер изменить можно.
Вздохнув, я примерил. Вроде ничего, не болтается. Показал девчонкам:
-Нравится?

Те наперебой кинулись рассматривать. Во дикие! Как будто «рыжья» с камушками никогда не видели. Тут кстати пришел этот… как там его?
-Тебя хоть как зовут? – сделал я недовольное лицо.
-Простите меня, господин. Зовите меня Джон.

-Тогда объясни мне, Джонни, почему ты без стука входишь? Тебя что, хорошим манерам не учили? – я с удовольствием заметил, что мой английский, как и русский у Куначка, становится все лучше и лучше: вот что значит практика, - Тебя что, мой брат плохо воспитывает? Смотри, скоро сам король приедет, так ты что, и к нему без приглашения врываться будешь?
-Там совсем остывает! – нелепо разводя руки, начал оправдываться Джон.

Для профилактики помедлив, чтобы еще немного попугать и без того запуганного мужика, нехотя сказал:
-Веди тогда, Сусанин.

В столовой было просто нечто, я аж опешил. Кунак, обратившись ко мне, пояснил:
-Это – катумба! Вот для вас, русских, вкуснее всего пельмени, а для нас – катумба!

Может, в шоке я не так расслышал, или что-то неправильно понял, но на столе лежало то, что в приличных домах только собакам дворовым выбрасывают: возе каждого стула на толстой доске лежали, разделенные пополам, здоровенные кости. И я отважился присесть к своей порцайке:
-Это что – грызть?

-Ни в коем случае! – с жаром возразил братишка. - Вон видишь, здесь посередине, тут, где кость на изломе, видно круглое пятно: это наши специи, мы с ними отвариваем. Сейчас мы мозг кушать будем, он всеми запахами саванны пропитался. Смотри, как надо делать.

И принялся, стуча половиной кости об доску, доставать костный мозг, с удовольствием высасывая сок из образовавшейся порой полости. И причмокивал при этом, смахивая бульон с бороденки:
-Кушайте, кушайте, пока горячее! Остынет – плохое будет, а сейчас, брат, вкуснее только твой коктейль.

Смирившись с судьбой, я принялся на братишкин манер выбивать об доску мозг из кости. Девочки тут же последовали моему примеру, и дружный перестук заполнил комнату. Украдкой переглянувшись, первой начала поглощать неведому катумбу Жанка:
-А что, вкусно, мальчики! Мне нравится.

 -Конечно, вкусно! – с жаром подхватил Куначок, - Только из антилоп куда как вкуснее: они мягкую травку кушают, не то, что ваши коровы.
-А наши коровы, они что, дерьмо едят? – поинтересовался я его мнением.

-Разумеется! – долбил уже второй половиной кости по доске Кунак, - Вот сам посуди: наши антилопы кочуют с места на место, а ваши коровы где посрут, там и жрут. Так что они там жрут? То-то же! Если бы не мои приправы, есть совсем было бы нельзя.
-Что – совсем?
-Совсем, - подтвердил братец.

Я задумался: в чем-то он прав. Что наши коровки в жизни видели? Только хлев да выгон, вот и вся их картина мира. Да, еще и бойню напоследок. А африканские антилопы бродят себе по степям, ни в чем себя не ограничивая. А если и едят что-то выросшее на дерьме, то оно осталось от их же прабабушек и прадедушек, перегнившее.

Наверное, огурцы там всякие с помидорами, выросшие на моих отходах, я тоже жрать бы не стал. Хотя: что там у нас в магазинах продают, я ведь тоже не знаю? Может, оно на соседском дерьме выросло. Никто ведь толком не знает, куда все с очистных девается: не исключено, что в те же теплицы, как идеальные органические  удобрения для тех же огурчиков да укропчиков. Ну, вот: даже аппетит сразу пропал.

Вяло доев мозги, я принялся за пиво, откинувшись на спинку стула. Надо срочно что-то придумать, а то неделю здесь еще торчать, а месить эту мяшу под ногами мне однозначно не хочется. Может, имеет смысл через какую-нибудь соседнюю страну полететь? Подойдя к политической карте мира, висящей на стене в, как я понял, курительной комнате, поводил по ней пальцем. Ага, нашел:

-Слушай! – обратился я к Кунаку, - А у вас с какими соседями отношения хорошие? Может, чтобы столько не ждать, туда и полетим? Что время-то терять?
Куначок тоже подошел к карте, и, потыкав пальцем, сказал:
-Можно сюда: и ехать недалеко, и аэропорт там нормальный. Можно – сюда, - переместил он палец, - но тут дорога плохая.

Прикинув расстояние, и посчитав по масштабу, я пришел к выводу, что первое «сюда» явно предпочтительней. Ладно, позвоню шефу: может, он что-то переиграет. Тот, выслушав мой доклад, согласился, что время – деньги, но ждать звонка мне все же придется. И – вдруг опять заговорил про оффшор.

-Макс, ну помню же я! – устал я слушать его бесценные указания.
-Вот и хорошо. Будь на связи, - и повесил трубку.

Допив пиво,  мы пошли спать. Мне отвели отдельную комнату, вернее, две смежных, Маше – также отдельные апартаменты: будущая жена короля, как никак, да и Кунаку с Жанкой еще одну. Ну, что за беда: опять я без бабы остался! Хоть бы служанку какую подсунули, никакого гостеприимства. Но – нет, не подсунули.

 Утром я проснулся, как всегда, первым, впридачу с редко встречающимся у меня дурным настроением. Абсолютно безо всякого удовольствия сходив в туалет, где тоже были по стенам развешаны картины с видами саванны, поплелся чистить зубы и принимать душ. Но, едва я начал выходить их душевой кабинки, ко мне тут же подошла негритянка с халатом и полотенцем. Поклонившись, протянула мне.

Нет, фигура еще туда – сюда, то рожа – как у Кощея бессмертного. Кондолиза Райс по сравнению с ней просто Василиса Прекрасная.  И поэтому, молча приняв у нее полотенце, принялся вытираться. Та мышкою выскользнула за дверь, стараясь на меня не смотреть. Все, настроение окончательно испорчено.

Но – от этого есть лекарство: чтобы было не так одиноко, решил попортить удовольствие и остальным. Чисто русское же желание! Какой-нибудь итальянец, наверняка сейчас бы за других радовался, а я так не могу. Мы, засранцы, только гадить и умеем: без этого нам белый свет не мил. Поэтому  я немилосердно поднял своих попутчиков, весьма этим напугав служанку:

-Извините, мистер! – легко затронула она меня за рукав, - Но Ваша одежда немного неправильная.
Тьфу ты! Я, оказывается, халат одел на левую сторону.
-Это к счастью, дура, - ответил я по-русски.

-Я не понимай, - запинаясь, произнесла негритянка, - инглиш, плиз.
-Это – к счастью, - повторил я по-английски, правда, уже без «дуры».

Даже на душе полегчало. Много ли мне надо? Соседей разбудил, служанку дурой обозвал, вот оно и легче, и жить как-то сразу стало веселей. Сволочь я редкостная, одним словом. И – пусть это два слова, но процентов на пятьдесят, я, возможно, и соглашусь. Тем временем в коридорчик начали выходить слегка озлобленные «родственники»:

-Ты что нас так рано разбудил? – с обидой произнес Кунак.
-А кто вчера просил меня вас в Алмазный фонд, да в Оружейную палату отвести? А в храм Христа Спасителя? Я, что ли? Или Пушкин? Когда мы это все успеем, по-твоему?

Конечно же, меня никто об этом не просил, но меня опять понесло. Вдруг захотелось посмотреть на все это богатство не по телевизору, и все тут.

-А… - только и смог выдавить из себя Куначок, двинувшись было в сторону ванной. Вдруг остановился. - Так это, может, на посольской машине туда поедем? Она большая, и шампанское там в холодильнике есть, хорошо ведь? Представляешь: холодненькое такое, ядреное! Я сейчас Джону скажу, он и ананасов порежет.

Кто про что, а братец о выпивке. Нет уж:
-А за рулем кто будет? Тоже ананас? Или баклажан твой неумытый?
-Почему баклажан? Джон и будет, - оторопело ответил тот.

И как он меня до сих пор не прибил на месте? И так его обзываю, и этак, а он все терпит. Не понимает? Или уже просто привык? Наверное, второе: ведь когда я его «черномазиной» или «ниггером» называю, он тоже молчит, даже и не морщится. Хоть бы «снежком» меня как-нибудь в отместку обозвал, или еще как пообиднее, а то диссонанс во взаимоотношениях получается. Придется, видимо, с ним себя повежливее вести, - утешил я свою Годзиллу. А он пусть меня «снежком» зовет, или «рыжиком», мне все равно: заслужил.

-Не надо машины: на метро поедем, брат. Оно и быстрее, и демократичней. Ты же не хочешь отрываться от народа? – брякнул я.
-Хорошо, отрываться не будем. А как насчет позавтракать?
-Вот там твоими ананасами и позавтракаем.

Братец, показав мне спину, пошел в ванную. Христосик, тоже мне, нашелся! Моя Годзиллушка запрыгала в душе так, что, кажется, даже пол начал сотрясаться. И за что мне такие муки? Вроде ведь неплохой человек, а совесть мучает, как будто какого маньяка – убийцу. Хотя, быть может, как раз их-то она и не мучает. Счастливчики.

В столовой нас ждал шикарный завтрак: кофе, чай, салаты – это понятно. Но зачем здесь эти огромные лобстеры? Этого я понять никак не мог. Или это муляжи? Так, для антуража, так сказать. Когда мы расселись, Джонни у каждого спрашивал, что тот будет пить, и согласно пожеланиям наливал искомый напиток. Мне хотелось кофе, но в качестве наказания я выбрал зеленый чай. Тот с готовность наполнил мою чашку.
 
-А это здесь зачем? – указал я на морскую живность, с легким недоумением поглядывая на Жанку, которая дергала лапки морской живн… - хорошо, уже мертвенности -  с явным интересом.
-Осторожно, дура, он кусается! – заорал я невзначай.

Та заорала в ответ, отпрыгнув от стола. Все засмеялись, даже ничего не понимающий Джон, и тот хихикал возле стола, прикрывшись салфеткой. Может, из уважения, а может – догадался.

-Дурак! Дебил драный! – придя в себя, воскликнула Жанка.
-Ты, девочка, говори, да меру знай, - понизив голос, наклонился я к столу, - Или обратно хочешь? Это никогда не поздно. Так что жало-то свое прикуси. Навсегда: я теперь за тебя в ответе, или позабыла? И, если что, моя башка будет на копье рядом с твоей, его вон папа об этом и позаботится. Так ведь? – повернулся я к брату.

Тот кивнул:
-Папу нельзя сердить. Правда, выбор все же есть: можно преступника львам отдать, можно к гиенам, а можно просто к термитам засунуть. Вот, - начал он театрально размахивать руками, - идет, к примеру, лев к связанной по рукам и ногам добыче. А та шевелится, ругается. А лев ничего не понимает, что ему говорят. Мы только веревки поутру обратно уносим, их и хороним.

К гиенам решаются более безрассудные люди: до последнего надеются, что удастся выпутаться и убежать, - с жаром в глазах продолжал Кунак, - но никто – никто! Не убежал! Съели их всех. А вот к термитам никто не хочет: боятся, - с сожалением добавил братец. - Что же касается копий, то на них мы только головы государственных преступников насаживаем, да изменников королевской крови.

 Вот меня папа может, и тебя, Влад, тоже, да и вас двоих, тоже: вы уже члены семьи. Хотя, конечно, можете отказаться, и умереть в пасти льва или гиены, как обычные простолюдины, дело ваше.

Если девчонки позеленели, то я сидел в раздумьях: врет, конечно, но ведь в каждой правде есть доля правды. Может, и на самом деле скармливают непокорных, поди проверь потом, да у льва признательные показания сними. Никакая полиция ничего не докажет, как ни крути: ну, съели, и съели бедолагу. А «Гринпис» только «за» будет: как-никак, голодных зверушек накормили. На взаимовыгодных, так сказать, условиях.

-Ладно, поехали на машине, - отставил я кружку, - Джонни, ты заказываешь нам билеты в алмазный фонд, да на экскурсию по Кремлю: не в очереди же нам там толкаться. Да и все такое прочее тоже не мешало бы.

Я уже успел докурить, когда вернулся расстроенный Джон:
-Извините, мистер, но сегодня получается только Кремль, в фонд дозвониться пока не можем. Но, если хотите, можно заказать билеты в Большой театр, там сегодня вечером «Тоска», - сверившись с бумажкой, искательно склонил голову тот.

-Не «тоска», а «Тоска»! Классику знать надо! Закажи. Есть кто-то против оперы? – обратился я к сотрапезникам по-русски.
Девчонки пожали плечами:
-Они там что, все время поют, да? – слегка недовольно спросила Машка, - Громко так?
-Поют, поют, - помотал я головой, - Там вам программки дадут, так что все поймете, если грамотные.

-А так что, еще и непонятно будет? – удивилась та.
-Ты что, итальянский знаешь? Нет? Вот и я не знаю. Но поют красиво.

-Раз красиво, пошли, я же не против, - легко согласилась Машка. - Мне вон тоже Бритни Спирс нравится, хоть я ее и не понимаю. Зато танцует так прикольно! Наши «Блестящие» тоже ничего, только титьки у них ненатуральные, - и гордо продемонстрировала свой бюст, - не то, что у меня! Я ж с деревни: попервости мамкино молоко пила, потом – коровье. А эти столичные мокрощелки, небось, кроме «Данона», и не пили ничего. Вот, - и отвернулась, гордясь собой.

Жанка втихушку сравнила грудь подруги со своей. Вздохнув, сказала:
-А я вот оперу люблю. Особенно – «Лебединое озеро». Там девчонки все такие стройные, как я, рядком под скрипки пляшут. Их еще потом мужики на руках таскают, - добавила она, по-прежнему зло косясь на Машкин бюст.

И что прикажете мне со всем этим безобразием делать? Ума не приложу. Наверное, лечить их надо. Причем: где-нибудь в лепрозории, чтобы нормальных людей своим «IQ» не заражали.
-Машина готова, - прервал мои размышления Джонни.

Мы с братцем по-быстрому оделись во все северное, а вот девчонки побежали мазаться – краситься.
-Минимум косметики! – только и успел я крикнуть им вослед.
Ладно, надеюсь, минут за пятнадцать они управятся. Служанка уже хлопотала у стола, и, как мне показалось, демонстративно гремела посудой.
-Слушай, - поинтересовался я у братца, - а посол-то твой где? Да все прочие там работники.
-Они на первом этаже: на второй им нельзя. На второй, кроме нас, входят только Джон да прислуга, остальным тут делать нечего. Вон там они сидят, по коридору и налево, - махнул он ладонью.

-А посетителей-то много? – посмотрел я в сторону его руки.
-Да откуда? Десяток – два в день, вот и все посетители. Как правило – русские, на сафари к нам едут, а наших я давно уже не видел.
-То-то ты так быстро нам визы и сделал, - пробурчал я.

Тот лишь ехидно улыбнулся, закуривая на свежем воздухе:
-А чего ты хочешь? Гунага сказал, Гунага сделал. Не хочешь – вообще не едь, не особо-то ты мне и нужен.
Вот это хамство! Я, понимаешь ли, таскаюсь тут с ним по белу свету, пою – кормлю, а он мне вон оно что! Фигвамы рисует!

-Ну и вошкайся теперь сам со своими бабами! Скотина неблагодарная! Пошел ты нахрен, Гунага! Я собираюсь, и – домой, - и, в гневе выкинув в сугроб  недокуренную сигарету, пошел за вещами.
-Влад! Иваныч! Я пошутил, постой! – схватил меня изменник за рукав, - Ну прости меня, хочешь – ударь!

Я был настолько зол, что без раздумий врезал, о чем тут же пожалел: из Кунака текли аж четыре струи: две – из глаз, и две – из разбитого носа.
-Пригни голову, дурак! Шубу же запачкаешь! – с силой надавив ему на шею, крикнул я.

Тот повиновался. На снег продолжала легким ручейком литься кровь, перемешанная со слезами. Достав свой вечно сопливый платок из кармана, я  принялся утирать ему лицо:
-Ты прости меня, братишка. Но ты же первый начал! А я – человек обидчивый. Да и еще и вдарить сам предложил, вот я и не сдержался. Я же тебе как к брату, а ты – выметайся! Ну, виноват я, прости! Хочешь – потом отомсти, только львам не скармливай.

Тут некстати подъехал из гаража лимузин. Из него пулей вылетел Джонни, размахивая руками, и что-то там восклицая по-своему.
-Ты, задница черномазая, когда последний раз с крыльца снег убирал?! – заорал я на него, - Видишь, хозяин расшибся, а ты бездельничаешь, сволочь этакая!
-Не понимай ты, - залопотал тот, - Английский.

Вкратце повторив вышесказанное, я добавил:
-А сейчас выйдут молодые госпожи: королева и принцесса! Если еще и они упадут, я вообще не знаю, что с тобой сделаю!

И, если мы с вами от страха бледнеем или краснеем, то Джонни пожелтел. Вы когда-нибудь желтого негра видели? А они – есть. Только бегают быстро. Охранник просто пулей помчался в гараж, и столь же стремительно, уже с лопатой, вернулся обратно, и тут же принялся расчищать от мокрого снега крыльцо. Кунак то ли сморкался, то ли всхлипывал. Я обнял этого коротыша за плечи:

-Ну что, может, без обид, а? – тот кивнул. Я взглянул в его растерянное лицо. - Ух ты! А ну-ка иди, лицо вымой, а то тебя с такой рожей не то что в Алмазный фонд не пустят, так даже и в СИЗО не заберут.
-А што такое СИСО? – пробубнил братец.

-Следственный изолятор.
-А што такое следственный изолятор? - вновь прогундосил он. Ему бы слоника в мультике озвучивать: цены бы не было.
-Тюрьма это. Ты в тюрьму хочешь?

Кунак настолько решительно замотал головой, что я едва успел отскочить: капли крови, все еще струившееся из разбитого носа, веером полетели в разные стороны. И откуда в этом пигмее столько крови?
-Джон! – позвал я то ли охранника, то ли дворецкого, - Помоги своему хозяину умыться: не дай Бог еще раз упадет.

Тот, немедленно бросив лопату, подбежал к своему шефу и бережно повел его обратно в дом. Я же, закурив, задумался. Хотя: чего тут думать? За работой и время быстрее летит, и думается легче, правильнее как-то. Поэтому, взяв брошенную лопату, принялся за расчистку двора. И наплевать, что обо мне эти посольские служащие думать будут. Обычаи у нас в России такие. Вон, тот же Николай Второй дрова колоть любил, да и лопатой тоже махал, и ничего. Про Петра Первого я вообще молчу.

Я еще не успел припомнить всех тех самодержцев, что любили собственными ручками поработать, как во двор вошла довольно-таки импозантная пара: ему – лет под шестьдесят, в очках и с палочкой, ей – явно поменьше, но слишком уж все какие-то гламурненькие. Вот и хорошо: отведем душу. Я встал во фронт, лопату наподобие ружья поставил рядом, и гаркнул: «Милости просим!».

-Старайся, старайся, голубчик, - одобрительно кивнул мужичок, засовывая мне в карман пятерку баксов. Затем, слегка покачиваясь, подошел к двери, - А ты что, нам даже двери не откроешь?
-Никак нет! – выпучил я глаза. - И вообще – пошли на фиг! Не мешайте работать! – и как ни в чем ни бывало принялся дальше чистить двор.

-Как ты так смеешь? – завизжала очнувшаяся от шока барабулька, - Мы на тебя жаловаться будем!
-Кому?! Ему? – показал я им пальцем на выходящего из дверей Куначка, за которым все так же послушно топал Джон. - Братишка, тут тебе на меня пожаловаться хотят. Уж даже и не знаю, чем не угодил. Может, двор плохо убираю, или еще что. Знаешь, давай пошлем их в жопу!
-Кого – их? – взглянул на посетителей братец, - Да посылай, куда хочешь, поехали давай. Девочки уже оделись, идут. А ты чего это за лопату схватился?

-Физзарядка.
-Ааа, ну тогда ладно.
-Эй, вы, вы вообще кто такие? – продолжила нервничать женщинка.

-Это – принц Гунага, - пожал я плечами, - Я – тоже. Сейчас выйдут королева с принцессой. Вам что, автографы оставить? Послушай, - обратился я к Кунаку, - Тебе такие туристы нужны?
-Мне – нет, а папе, может, и да.

-Ага! – решил я не терять кураж, - Ты хочешь сказать, что твой отец желал бы их иметь на обед?
-Ммм. Не знаю, не знаю, - замялся Кунак.
-Да объясните же наконец, что это все значит! И что значит это ваше «на обед»? – более сдержанно спросил щедрый посетитель.

-Да не волнуйтесь вы так: по-моему, король лет как уже десять никого не ест. Язва у него, понимаете? А вот он, - кивнул я на Гунагу, - он может, но вами вряд ли заинтересуется: ему все молоденьких подавай. Вам лично ведь тоже молоденькие нравятся? – подмигнул я тому.

Мужчина зачем-то подвигал свою шапку пирожком вправо – влево, и, глядя мне в глаза, спросил, закусив губу:
-Издеваетесь?

-Ага! – довольно кивнул я, воткнув лопату в сугроб, - Просто там, в Африке живут такие же идиоты, как и мы с вами, поэтому я туда и еду уже во второй раз. Тепло там, понимаете? Да и вся экзотика тоже в наличии. Даже сексуальный  экстрим есть, если желаете, - фу ты, ну ты, совсем ведь не хотел ничего такого говорить, само вырвалось. - А он на самом деле мой брат, если серьезно, можете хоть у кого спросить, и, по секрету говоря, если вы к его папе приедете не с пустыми руками, а еще лучше – с деловыми предложениями, на обед к королю вы все же попадете. Причем – как почетные гости. Но – только если идея ценная, это я лично проверю. Вы, извиняюсь, по профессии кто будете?

-Археолог я, - задумчиво протянул мужчина с сомнением, но уже вполне адекватно рассматривая наше с Куначком одеяние. - Вот Вам моя визитка. Да, кстати, именно из профессионального интереса, там остров есть ну очень… Знаете, такой неправильный, каких быть не должно!

Сама конфигурация и структура доказывают, что он явно искусственного происхождения! – начал заводиться тот, жестикулируя, - Но! С другой стороны! Я заказывал съемки из космоса, так вот: там нет ни – ка – ких следов цивилизации! И поэтому я сам с моей женой - а она биолог - решил отправиться к вам на родину, да посмотреть, как там все на самом деле.

Вот как, значит. А я-то их за обычных зажравшихся буржуинчиков принял. Хотя, судя по одежке, этот археолог явно что-то накопал, да не все сдал, а биологичка – наловила, а затем еще и размножила.

-Так, Джонни, помоги этим господам побыстрее оформить визы: мы вместе полетим, - за полсекунды была решена судьба этой парочки.
Тот, поклонившись, повел наших будущих попутчиков в посольство.

-Зачем тебе это надо? – спросил брат.
-Подумай: если у вас там на самом деле есть некий удивительный остров, и ты участвуешь в его исследовании, находите там ценности, тебе что – хреново?
-Нет, не хреново. А если не найдут? – перестал наконец теребить нос братишка.

-Так платят-то все равно они, да еще и аппаратуру наверняка с собой возьмут. А если ни хрена не найдут – американские газеты выйдут с заголовками: «Очередной провал русской археологии». Найдут – русские газеты напечатают: «Новый успех отечественных археологов». А тебе – ни жарко, ни холодно. Но если найдут, - тут я постучал по дереву, - сокровища там всякие, артефакты, так может, и вовсе разбогатеем: ты ведь в доле? Туристов туда возить будем, чем не бизнес?

-Я согласен. Пусть ищут. Найдут – половина моя.
-Щас! – вновь взялся я за лопату, - А отцу ты сколько отстегнуть собрался?
-Тоже пятьдесят.

-Не наглей, или полетишь один. Пятьдесят – это вам напару с папиком. Остальное делим так: двадцать, нет, пятнадцать процентов этим гробокопателям, а прочее – наше с Максом, - продолжая чистить площадку, твердо заявил я. - Согласен?
-Иного от тебя и не ожидал. Согласен, - и принц протянул мне руку. - Да что ты мне лапу-то свою тянешь? Отдай лопату, я тоже размяться хочу.

Он успел расчистить где-то квадрата два – три, как из посольства показалась донельзя довольная парочка в сопровождении Джона. Последний, опешив, встал на месте как вкопанный.

 Еще бы! Его принц (целое, и почти невредимое, высочество!), самостоятельно лопатой работает! Тот же явно начал расходиться: высунув от усердия язык, он поднимал наполненную снежной массой лопату, и, неся в руках, тащил зачем-то содержимое метров за десять, тем самым образовав там уже изрядную кучу. Чтобы не мешать столь многомудрому занятию, я решил обратиться к археологам, заглянув в карточку:

-Владимир! Можно, я буду звать Вас просто Владимир?
-Конечно, спасибо Вам за помощь. А мою жену зовут Лара. Полностью – Лариса Петровна, но можно и Лара. Да, Ларочка?

Та, слегка поморщившись, подала мне руку для поцелуя. Ага, разбежалась, твои ручки целовать я буду! Да я лучше руку брата поцелую, чем твою!
-Владлен, наследный принц родов Гунага и Рытхэу, - представился я. - Прошу прощения, что как-то упустил момент первоначального знакомства, - и подал ладонь ребром вниз: пожмет – так пожмет, нет – так и не надо.

Та пожала:
-Лариса… Лара.
-Вот и замечательно. Как вы уже, наверное, поняли, вон тот физкультурник с лопатой – принц Гунага. То оторопевшее создание возле входа – наш водитель Джонни, а рядом с ним, - тут я слегка споткнулся, - королева Мария и принцесса Жанна.

Надеюсь, не перепутал. Нет, точно не перепутал. Обе церемонно поклонились. Володя с Ларисой поклонились куда как глубже. Я еще раз взглянул на визитку:

-Вижу, вы москвичи. Быть может, Владимир, пока Ваша жена собирает вещи, а нам на днях вылетать, если и вовсе не завтра, Вы тем временем нам город немного покажете? Машина – готова, - кивнул я на лимузин с флажком, - Лара, а брать с собой ничего особенного не надо: там жарко. Нет, конечно, если не хотите вместе с нами лететь – пожалуйста, никто не неволит. Разве что визу еще год получать будете.

-Надо, надо! – горячо заверил меня Владимир, - Но мне помощников надо: один-то не справлюсь.
-Ерунда: помощников мы вам там найдем, правда, братишка? – помахал я трудоголику.

Тот только кивнул, продолжая упражнения с лопатой. Псих.
-Вы, Владимир, главное, возьмите с собой необходимое вам оборудование, остальное найдем на месте.
-Так ведь у меня инструментов да приборов килограмм сто пятьдесят, - осторожно возразил археолог.

Вздохнув, я выудил из кармана визитку таможенника и набрал его номер:
-Виктор, ты? – и, услышав утвердительный ответ, продолжил, - Слушай, тут такая ерунда: с нами полетят археологи со всякими своими железяками, давай их в мой контейнер до кучи запихаем?
-А ты кто такой? – был ответ.

Тьфу ты, забыл представиться:
-Да Влад я, рыжий – бородатый, помнишь такого?
-А, это ты, - пауза. - А там точно ничего такого нет? Ведь мне придется свою печать ставить, - как-то робко спросил тот.

-Эти приборы можешь хоть до винтика разобрать, да с собаками проверить. Точно нет. Ты только мое медоборудование не открывай, не распаковывай, ну их, этих политиков, так что даже не трогай: пахнуть не будет. И еще: ты в ближайшие дни, будь любезен, будь уж на связи: может, мы другим рейсом полетим. А уж сувенир из Африки, и не фуфло какое, даже не сомневайся, я тебе привезу, - торопливо добавил я.

-Хорошо, вези, - через пару секунд ответила трубка, - Только предупреди не позже, чем за два часа до вылета, так что сувенира – тоже два.
-Идет. Пока.
-Пока.

-Э, подожди! – запоздало крикнул я, но связь на том конце уже прервалась. А всего-то навсего и хотел спросить, для кого второй подарок: для мужчины или для женщины, - Итак, Владимир, слушайте меня внимательно. Пока Лара пакует свои вещи, Вы комплектуете свое хозяйство.

-Оно у меня уже скомплектованное, в институте все стоит, - с опаской посмотрел он на меня.
-Это замечательно. Как Вы, наверное, слышали, все ваше добро мы положим в мой контейнер, а как прилетим, там и разберемся, где чье. Только позвольте еще один вопрос: в аэропорт кто Ваше богатство повезет? Я на этом катафалке, - постучал я по крылу лимузина, - точно не повезу.

-Что Вы, что Вы! – замахал тот ручкой. - У нас в институте и «газели» есть, все будет в лучшем виде. Устроит?
-Да мне хоть «ЗИС – 5»! Главное, в самолет его не засовывать. Так что звоните, чтобы грузили, опечатали, и были в полной боевой, как говорится.

Володя тут же начал набирать номер:
-Але! Это кто? Саша? Саша, оперативно загрузи полевое оборудование… Да, ящики номер два и пятый, остальные не надо. Когда? Жди звонка, и водитель тоже пусть дежурный будет под рукой. А меня волнует? Да хоть день, хоть два! Учти: иначе тебе диссертации вовек не видать! Я спецрейсом вылетаю, отстань. Да, как самолет будет готов, так и позвоню. Что? Чего тебе? – и поморщился,  слушая трубку, - Ладно, помогу, - и нажал отбой.

Отвернувшись, я еще раз взглянул на его карточку: Владимир Ильич. Да уж, такого на кривой козе не объедешь, даром что с палочкой ходит, да хромает. Есть у меня еще один Владимир Ильич знакомый, тот и вовсе…

Мало того, что день рождения – восьмого марта, да лысоват до интеллигентности, но – если услышишь от него что-нибудь простенькое, навроде «политической проститутки», то можно считать, что его Божья благодать посетила: обычно он такое заворачивает, что даже цветы вянут. Но если мой, проверенный годами и литрами Ильич хоть как-то услаждал мою русскую душу матюками, то от этого археолога еще неизвестно, что ожидать: в тихом омуте черти водятся. Встряхнув головой, скомандовал:

-Все в машину! Время уходит!

Но Кунак все с тем же азартом чистил снег, несмотря на все попытки Джонни отобрать у него лопату. Естественно, тщетные. Брат только бурчал невнятно, и с прежним упорством продолжал свое общественно – полезное занятие.

-Гунага, блин! – крикнул я, - Цигель – цигель! – и показал на часы.
Тот с сожалением воткнул лопату в сугроб и подошел ко мне, то и дело оглядываясь на осиротевшее орудие труда.

-Да не огорчайся ты так! – подмигнул я ему. - В Африке я тебе новую лопату куплю, там у тебя песка – хоть год греби, не перегребешь.
-Физзарядка, - с щемящей грустью произнес тот, - цигель – цигель. Совсем. А песок мне нехорошо, неудобно: не поймут.
-А в чем же дело? Езжай к Александру, у него снега на весь твой век хватит! И оленям свою травку легче добывать, и тебе потеха.

-Потеха? – недоуменно спросил Кунак. Потом пощупал у себя под мышками, -Да, потный совсем. Мыться надо, а то пахнуть будет на весь Кремль. Я минут пять, не больше! – и умчался.
Вот тебе и вся потеха. Ильич безмолвствовал.


                70. Кремль.


Доехали почти без проблем: выпили всего-то пару шампанского, разве что Жанка постоянно мешала, пытаясь найти по телевизору что-то навроде «МТВ», щелкая каналами. Володя же время от времени делал комментарии, по каким мы улицам мы едем, и чем они знамениты, кто на них жил, а кто - умер.

К сожалению, он нашел только одного благодарного слушателя, а именно – меня. Интересно так рассказывал: археолог, одним словом. Он даже, углядев во мне родственную душу, порой хватал меня за руку:
-Вот здесь бы порыть! Тут знаешь, что можно найти?! И пусть потом этот Голобецкий свои книжки на помойку выкидывает!

-А кто такой этот Ваш Голобецкий? Извините, но я не знаю.
-О, это тот еще козлина, компиляторщик! – закатывал он глаза к потолку, -  В науке совсем ничего не понимает! Тварь наемная! – со злостью в голове продолжил Володя.
-И кто же его нанял? – посочувствовал я Ильичу, разделяя его неприязнь к более счастливому сопернику.

-Да власти же наши! – размахивая фужером, продолжил тот, - Им надо, к примеру, кусок земли, так тот приедет, да заключение составит, что тут ничего интересного для науки нет. А оно – есть! Есть! – продолжал горячо доказывать он, - Мне студенты, которых на раскопки посылали, что… Стыдно мне за нашу науку, Владлен, ой как стыдно, - уже тихо добавил он.
-Да уж, у нас то же самое, - чокнулся я с археологом.

Утешение вышло слабое. Тот, выпив залпом остатки шампанского, совсем поник головой. Из задумчивости нас вывели менты. Не пускали, сволочи. Опустив стекло, я спросил:
-Вы что, не видите, что машина – с дипломатическими номерами? Или вам флажок с капота на память подарить? Встреча там у нас.

-С кем? И представьтесь, пожалуйста, - улыбаясь, сказал мент, доставая папку со списком.
-С Алмазным фондом! И – со всем прочим, пока не надоест, - не найдя ничего получше, ответил я.
-А туда сегодня нельзя: закрыто, - захлопнул он папку.

-То есть как закрыто? – недоумевал я, - Мы же сегодня с администрацией договаривались.
-Нельзя – значит, нельзя, - повторил он с тоской во взгляде: мол, понарожает же страна идиотов, вот они все в Москву и прутся. Но потом все же снизошел до объяснения, - Премьер сегодня там канцлера водит, да разговоры разговаривает. А вы кто такие? – ткнул он пальцем в флажок, - Танзания какая-то.
-Мы – не Танзания! – возмутился Куначок, - И не какая-то!

Мент, устав препираться, махнул рукой:
-Если так хочется, пешую прогулку разрешаю, но машину все же уберите с глаз долой. Так пойдете, нет?

Настоящий полковник, блин! Чтобы тебе никто не писал, кроме ЖЭКа и налоговой! Да, и чтобы тебе за телефоны да за электричество счета перед ужином приносили. Приятного аппетита, морда. Я посмотрел с участием на обиженно сопящего братца, оскорбленного в самых своих светлых патриотических чувствах:
-Как, идем? Когда еще в Москве-то будем, на самом деле. А на них, - кивнул я на ментов, - ты не обижайся, служба у них такая: мозги не положены.
Тот, усмехнувшись, кивнул.

-Вы нам расскажете – покажете? – спросил я у Ильича.
-С превеликим удовольствием. Только вот обувка у меня не по сезону, - горестно взглянул он на ботиночки.
-Ничего, я Вам потом новые куплю, не переживайте Вы так.

И мы вышли месить снег, хоть и убирали его здесь получше, чем возле посольства.
-Мужики, покажите, пожалуйста, человеку, где здесь припарковаться поблизости можно, - обратился я к ментам, - Только он по-русски не бум – бум, надо по-английски.

Тот, что полковник, лениво наклонившись к окошку, стал объяснять Джонни, куда ехать. Тем временем наш археолог, невзирая на слякоть, и, по всей видимости, позабыв уже про свои драгоценные штиблеты, принялся рассказывать историю Кремля.

Ну-ка, ну-ка, навострим ушки, а то наверняка я много чего не знаю, хоть и прочитал про все это великолепие предостаточно. И, если Куначок просто слушал, изредка поглядывая на стены и башни (видать, он здесь уже был, а может, и не один раз), то барабульки, явно не утруждая себя прослушиваем лекции, просто пялились на Кремль. Даже под ноги себе не смотрели.

Еще бы! Им и наш Урюпинск – столица, а тут – вон оно все, настоящее. Да и премьер с канцлером тоже где-то там внутри бродят, и дедушка Ленин рядышком с ними лежит. Ну, вот, только его помяни, как тут же в разговор встряла Жанка:

-А Ленина нам увидеть можно? Я бы и цветочков ему купила. Или веночек.
-Он что, тебя осчастливил? Или ты его родственница? – с укором взглянул я на нее.
-Да нет, я его на картинке видела. Хороший такой дядечка. И борода у него аккуратная, и голова лысая. Значит – умный.
-Ага, значит, Хрущев был просто гений, - негромко прокомментировал я.

Ильич, поперхнувшись, ответил за меня:
-Видите ли, милочка, в мавзолей сейчас редко пускают. А вот если Вы желаете поклониться памяти Сталина, или, скажем, Брежнева, то милости прошу, я Вам покажу, где их памятники.

Та, слегка наморщив лобик, произнесла слегка нараспев:
-Сталин – тоже хороший. Помню, он еще всех фашистов победил. С трубкой еще такой, улыбчивый, да? – спросила она. - А вот кто этот ваш Бр… Бер… Как его там? Не помню.

-Брежнев, дура, блин! – не вынес я такого творческого подхода к истории. - Он жил еще во времена Аллы Пугачевой!
-А что, она тоже умерла?  - встрепенулась она, - Я же ее недавно по телику видела! Живая она, че ты тут мне врешь! – и, отвернувшись, добавила. - Значит, и этот Брежнев ваш тоже живой.

Да уж, железная логика. Воистину женская, непробиваемая. Ильич, также не возражая, молча повел нас к елочкам. Сперва мы дошли до бюста Сталина. Возле него лежали, слегка припорошенные снегом, цветы. Эта дурында торжественно, словно государственный деятель какой при возложении венков, подошла к постаменту, вздохнула, отряхнула цветы, положила их обратно, поклонилась, и попятилась, не сводя взгляда с бюста:

-Когда я вернусь в Москву, я ему обязательно трубку куплю. Ему же трудно там, наверное, без трубки. Вон у нас в селе как мужик помрет, то, если курил, ему в гроб обязательно сигареты кладут. А водку клали всем. На первое время, говорят, должно хватить, а дальше сами найдут. Ой, нет – вру! Нашему председателю не положили: он непьющий был, а положили, - с жаром в глазах продолжила Жанка, - только рюмку: вдруг он там передумает и тоже начнет.

-Чего начнет? – заинтересовался я похоронными обрядами народов Урала.
-Так пить же, чего же еще-то? Непонятливый ты какой.
-Так, - прищурился я, - а если бывшие некурящие вдруг там курить захотят, а вы им сигарет не положили, им-то что делать?

Та после недолгого раздумья ответила:
-А остальные на что? Мужики они или не мужики? Поделятся.
 
Да уж, с такими бабами лучше не спорить. Но все же интересно, что она мне ответит на следующий вопрос:
-А презервативы вы им туда не кладете? Ну, типа, на первое время. Там же бабы тоже, наверное, есть.

-Зачем? – посмотрела та на меня, как на полоумного. - На том свете все же на халяву. Пусть бабы рожают, не страшно. С дитями-то, оно веселее, да и заняться есть чем, а Боженька поможет, он добрый. Мне батюшка в нашей церкви говорил, что он всех – всех нас любит!

-Кто любит – батюшка? – вкрадчиво спросил я.
-Да боженька же, дурак! У батюшки жена есть, Мариной Леонидовной зовут. Ему и с ней-то не сладить, а ты говоришь невесть что.

Кругом царило почти полное безмолвие, лишь Ильич деликатно сморкался в сторонке в платочек, да братишка, закусив губу, дергал за ветку ели, невзирая на падающий на него с верхних лап снег.

-Оставь елку в покое, да! А то новую из Африки привозить придется! Сам будешь садить и поливать. И это… Как тебе сказать?  - отряхнул я снег с его шапки, - Мозги женам, как и ментам, тоже не положены, не бери в голову.

Тот, слегка оклемавшись, оставил ель в покое и поплелся вслед за археологом. Лишь бы ничего такого не заподозрил. Надо будет еще раз этим горгульям мозги промыть, чтобы язык за зубами держали, да и самому от своего вечного ерничанья воздержаться. Я двинулся следом. Да уж, Ильич явно в легком замешательстве.

-Ничего не спрашивайте, потом все объясню, - тихонько сказал я ему. - Пойдемте лучше дальше, пусть хоть Царь – пушку посмотрят, да Царь – колокол. А Вы еще что-нибудь занимательное расскажете, хорошо?
-Да-да, разумеется, - убрал он в карман платок. - Я только отдышусь, хорошо?

-Понимаю. Может, тогда хоть покурим? Нам же, наверное, можно: мы сопровождаем особу королевского рода – звания, авось простят за святотатство.
Тот, кивнув, достал пачку:
-Вы такие курите?

Хотя я и терпеть не могу «легкие», но все же угостился: оно сближает. Следом за нами задымили и остальные. Вскоре подбежали двое зорких охранников этого пантеона:
-Здесь курить нельзя!

И черт же меня опять за язык дернул:
-Мы не просто курим, мы воскуряем дым над прахом первых похороненных здесь красноармейцев, погибших под этими стенами в неравном бою в 1919 году. А они, кстати, все курящие были. Вон и Сталин курил, и Брежнев, как и все остальные. Один Гагарин, по-моему, не курил.

-Так, попрошу вас покинуть Кранную площадь: здесь не место для шуток, - строго сказал, по всей видимости, главный: уж больно длинный вымахал, даже звездочек на погонах не видать.
-Мы же сами-то не местные, просто того вон принца на экскурсию привели, -  и я указал на Куначка.

Тот помахал в ответ, скалясь белозубой улыбкой.
-Забирай своего черномазого принца и выметайся, - наклонившись, прошептал мне на ухо этот здоровяк. - Во избежание, все понятно? Предупреждаю: мало не покажется. Протрезвеете – добро пожаловать.

-Да понятно, понятно. Слушай, служивый, а можно нам с принцем хотя бы на вашем с коллегой фоне сфотографироваться? А то быть в Москве, на Красной площади, и уехать без единой фотографии – это же неправильно, а?

Тот аж застонал:
-А вы точно уберетесь? – спросил он сквозь зубы.
-Конечно, как договаривались – ото всей души улыбнулся я ему.
-Тогда валяйте, но только – быстро.

И я махнул рукой Кунаку: иди сюда, мол. Следом за ним подбежали и барышни.
-Так, становимся возле вот этих бравых офицеров, и фотографируемся на память: они любезно согласились попозировать. Ильич, будьте так любезны, вот Вам мой сотовый, снимите нас, пожалуйста.

Тот, пренебрежительно повертев мой «тамагочи» в пальцах, вернул его мне:
-Я лучше на свой: пикселей больше.
-Нисколько не возражаю. Только, если можно, захватите в объектив что-нибудь характерное: красиво ведь! – обвел я вокруг рукой.

И мы построились возле этих переростков: не то что на корточки приседать не было необходимости, но и просто пригибаться. Они были минимум на голову меня выше, не говоря уж об остальных.
-Три кадра, хорошо? – обратился я к главному из «Шварценеггеров».

Тот лишь скрипнул зубами. Ну и пусть себе скрипит: это он нас в Кремль не пустил, так что пускай потерпит.

Фотосессия закончилась быстро, даже поулыбаться толком в камеру не успел. Что эти два амбала за нашими спинами делали, не знаю, но не дай Бог, «рожки» ставили! Я им тогда назавтра, а может – в следующий раз, здесь такой цирк устрою, что над ними весь кремлевский гарнизон потешаться будет. Такая я вот бяка. Но настроение вдруг кардинально переменилось, и я припомнил грустные стихи моего друга Булычева, но – не фантаста. Вновь замесив ногами свежевыпавший, но уже подтаявший, снег, я начал декламировать вслух:

-«День грустный, как у осени украли:
   Попал в декабрь денек из сентября.
   Его за что-то будто наказали,
   И он – в слезах промозглого дождя.

   И мне под настроение погода:
  Ведь на душе-то тоже моросит:
  Любимой кошкой чувствует себя природа,
 
  Когда хозяин у нее грустит ».

-Это стихотворение – Ваше? – искоса взглянул на меня Ильич.
-Нет, что Вы, друга. У меня хуже.
-Так Вы что, еще и стихи пишете? – искренне заинтересовался тот.

Я задумался:

-Пишу – но не хочу.
Когда хочу – не смею:
Боюсь, наверное, того, что есть,
Что после лучше не сумею.

И не смешите меня, друг:
Я на расправу скор,
В бесувственнось поверив.

Но если смолкнете Вы вдруг –
О чем тут разговор:
Я Вам Ваш час отмерил, - Экспромтом выдал я, изредка, правда, запинаясь, подыскивая подходящую рифму.

-Это что, тоже Вашего друга?
-Да нет, это, знаете ли, - и усмехнулся, - это так, душа у меня подудонилась, вот и все. Она у меня такая: вечно с дудою ходит.

Ох, лишь бы опять меня не понесло! И я умолк. Археолог, видя мое настроение, спросил:
-Тогда скажите, куда сейчас пойдем.

- Можно в музей, - безразлично ответил я, - Можно – в магазин, или, на худой конец, в ресторанчик, а то у меня ноги уже совсем промокли, а унты жаль.

Тот, встрепенувшись, посмотрел на свои туфли:
-А давайте в Манежный двор! Там, конечно, ничего интересного, но коньяк наливают. А дамы тем временем могут по бутикам походить, они это любят. А Вы что любите? – и, без перехода. - Я вот лично бересту люблю. И все, что из нее сделано, - мечтательно добавил археолог.

-Какого века? – ехидно спросил я.
-А?
-Береста-то какого века должна быть? – продолжал обнаглевший в моем лице распорядитель дня, - Новгородская устроит?

-Устроит. И – не ерничайте, пожалуйста, - сердито ответил обиженный землекоп.
-И что же тогда стоим? Может, тогда и пойдем?
-Может, тогда и пойдем, - передразнил меня любитель древностей.

Вот ведь язва какая! Я с ним глупо шучу, а он ни с того, ни с сего обижается. Может, он маньяк? Типа, который обижаться любит? И я решил на свою беду проверить:
-А где тут у вас женское нижнее белье продается? – возле входа спросил у Володи я.
-Пойдемте к карте, поищем.

Уже поняв свой прокол, я обреченно подошел к монитору, который тут же бодро высветил запрошенные сектора продаж. Это же часа на два – три! Нет, гораздо больше: девчонки явно ни одной мало – мальской тряпки не пропустят, чтобы их не пощупать. Так что у них это явно до вечера. А денег у них – одна карточка на двоих, на которой явно не густо. Как бы не подрались. Но – коготок увяз, теперь от смолы надо держаться подальше:

-Так, девочки, магазин в вашем распоряжении, а мы пойдем, пивка попьем, пока вы покупки делаете. Договорились? Вы звоните, как освободитесь, - добавил я уже в спину уходящему женскому народцу.

Эх, гулять – так гулять!
-Ильич! Ты же тоже к королю в гости собираешься. Неужто без подарка поедешь? – еще раз взглянул я на схему, - Ты там что-то про бересту говорил.
-И то правда! – воскликнул тот, обрадовавшись неведомо чему, - Пойдемте все вместе, может, присоветуете чего.

-Советовать будет он, - кивнул я на Кунака, - Папа – его, так что и вкусы у них примерно совпадать должны.
-Хорошо, господа, пройдемте со мной: бутик где-то здесь поблизости, я помню, - взял инициативу в свои руки Ильич.

Прохожие на нас все, как один, оглядывались. Я уже по своей наивности полагал, что они тут, в столице, ко всему привычные, ан нет. Мы тоже кое-что могем: только представьте себе такую картину: в ряд идут три мужика. Один из них – интеллигентный, при очках и при палочке, в солидном костюме ковыляет посередине.

Справа – тоже тип в очках, но с длиннющей рыжей бородищей, да еще и в непонятной северной одежде, к тому же весь в амулетах: от жары я расстегнул шубейку, и теперь все мои обереги напоказ. Честно признаться, мне нравится, что они со мной. Да, и, наконец, третий, примерно в такой же шубейке, тоже с бородой, но – без очков и весь черный.

Так, дружной троицей, мы и ввалились в искомый павильон. Чего там только не было! И иконы из бересты, и шкатулки, и кружки – туески, и черти знает что еще. Даже берестяная книга была. Продавцы, почувствовав запах денег, перестали нюхать свой товар, и засуетились вокруг нас: посмотрите то, посмотрите это. А вот я лично терпеть не могу.

-Вон их консультируйте, а мне лучше этот фолиант дайте посмотреть. Если понадобится, я вас позову, - небрежно отогнал я консультанта.

В отличие от форзаца, листы книги были мягкие, тонкие, но, естественно, тоже берестяные. Я принюхался: пахло березой и спиртом. «Вымачивают, наверное, для мягкости», - решил я. Так, почитаем. Напечатано было на старославянском, с трудночитаемыми знаками, но понять можно. Евангелие от Матфея. И хочется, и колется. Посмотрел на цену. Колоться стало еще больше: четыреста пятьдесят баксов. Да и наплевать! Подарю кому-нибудь, а не пригодится – дома поставлю, красивая же вещь.

-Беру! – подозвал я продавца, протягивая карточку. - И еще: во-первых, нам нужны справки, что данные изделия не обладают культурной ценностью, и…
-Я понял, понял, сию минуту сделаем, - заверил продавец.

-И, во-вторых, - продолжил я, - полагаю, что к такой крупной покупке должен прилагаться бонус от магазина.
-Выберете, пожалуйста, сами вон с той полки, - слегка разочарованно произнес сотрудник бутика.

Это что, его деньги? Что же до такой степени расстраиваться? Или хотел подарок себе забрать, а потом на Арбате его толкнуть? Не исключено. Выбирал я недолго: вон какой берестяной образ стоит. Спас нерукотворный, впервые его таким вижу. Я протянул продавцу:

-Упакуйте, пожалуйста, чтобы не попортить в дороге.
-Сделаем, - с уважением посмотрел на мою бороду тот. - А дорога, извините, у Вас  дальняя?

-В Африку, - показал я глазами на братишку. - Да, и его не обидьте, тоже что-нибудь подкиньте: он у нас, в Рассее,  не в последний раз.
-Все сделаем. Как говорится, клиент всегда прав, - и снял почти что мою, почти что кровную денежку с карты. Сверив подпись, протянул ее обратно, - Заходите к нам еще. Вам Ваши покупки как упаковать: вместе или порознь?
-Порознь.

Тем временем между братцем и археологом разгорелся жаркий спор. Вот уж никак не ожидал такого упорства от «нашего Ильича»: если Кунак настаивал на огромном коробе, почти что – сундуке, разукрашенном видами старой Москвы, да всякими там елками – березками, то профессор упорно отстаивал свою точку зрения:

-Вот посмотрите! – с жаром доказывал он, порой переходя с «Вы» на «ты». - Вот это, несомненно, копии с тех вещей, которые я самолично находил на раскопах, я все их до последней мелочи помню. Посмотри получше: та грудная накладка с оручами, она надевалась женихом при венчании, а вот эта – для невесты!

Знаешь, им еще вручались такие вот, похожие, двуручные чаши, братины, для хмельных напитков. Правда, на свадьбе новобрачным пить не полагалось, даже есть, и то нельзя было, так что из них только гостей и потчевали. Вон, видишь, буковицы какие! -  и принялся, подслеповато щурясь, разбирать вслух написанное.

-Да зачем моему отцу ваши буковицы! – стоял на своем братишка. - А тут – картинки, все просто и красиво.
-Да что вы тут головы ломаете? – надоело мне слушать их перепалку, - Берите и то, и другое. Только ты, братец, лично эту бандуру, - указал я на саркофаг, - в самолет потащишь.

Тот, оценив ситуацию, сник: не хотелось ему, видимо на себе этот расписной гроб нести:
-Ладно, Ильич, убедил, - и с жалостью посмотрел на сундук, - Давай купим твои эти накладки.

-Это не накладки, дурила доморощенная, - поймал я идею, - Это же свадебное облачение! А ты кому жену везешь? – и с прищуром сам себе ответил, - папе. Вот и поженим их по-нашему, по-славянскому, обряду. Ильич у нас в этих обрядах спец, да, Ильич? Нет, не подумайте чего: с отказом от жратвы – питья, это, разумеется, перебор, но остальное пусть будет честь по чести. Усекаете мою мысль, путешественники?

Куначок заинтересованно кивнул:
-Ты все-таки голова, Иваныч! А давайте тогда еще и вот это купим! – и указал пальцем на берестяную корону.

Хм, красивая, ничего не скажешь. Сразу видно, что руками сделана, а не из какого другого места получилась. Разве что не припомню королей в таких коронах. Да и ладно, не мне же ее носить:
-Тогда за корону платишь ты, а Ильич – за свой подарок. ОК?
-Договорились! – прихватив корону, направился к кассе братишка.

И вдруг, как споткнувшись, остановился возле зеркала, и надел корону на себя. Это надо было видеть! Что же простая береза с людьми делает! Только что был человек, а теперь – дуб дубом. Тот, повертевшись и так, и этак, спросил:

-А можно, я себе ее оставлю?
-Да оставляй, - фыркнул я, - твои же деньги. Можешь еще и скипетр с державой прикупить: будет полный комплект самодержца.
-А скипр – это что? – робко спросил Кунак.

-Скипетр, балда. Это палка такая специальная, чтобы тупых министров по башке лупить, если те накосорезят.
-А она здесь есть? -  жадно зашарил глазами по полкам братец, мнящий, видимо, себя уже королем, казнящим непутевых министров.
-Нет, - успокоил я того, - Здесь точно нет. Он должен быть металлический, чтобы побольнее было.

Ильич, уже расплатившись, с удовольствием слушал эту ахинею, в глазах аж чертики озорные заплясали:
-Может, тогда сейчас зайдем в тот отдел, где репликатами торгуют? Уверен, там и скипетр, и держава найдутся.

Я однозначно не обрадовался:
-Только тащить все, что вы там накупите, будете сами! А что я приобрел, понесу, так уж и быть, самолично. То есть, собственноручно. Пойдемте тогда быстрее в ваш бутик, и пиво пить: в горле уже пересохло.

Забрав покупки, пошли за репликатами. Каждый из нас получил до кучи дисконтную карту, а Кунак с Ильичом – еще и по берестяной шкатулке. И, если Ильич, хмыкнув, просто закинул ее в пакет, то братишка с удовольствием на ходу обозревал храм Василия Блаженного на крышке, и что-то там еще по бокам.

Вот ведь беда! В указанном этим клятым гробокопателем заведении было столько переливающегося всеми цветами радуги добра, что даже я слегка опешил. Куначок же, похоже, совсем дар речи потерял, но вскоре воспрял:

-А где тут палка? Палка где?
-Сюда, молодые люди, сюда, - с кровожадной улыбкой пригасил нас за собой Владимир, - вот вам скипетр, а вот и держава. Даже корона есть. Уверяю: это копии настоящих императорских регалий.

Кунак заворожено смотрел на все это великолепие, похоже, уже сожалея, что купил себе берестяную корону, затем обратился к продавцу:
-А можно это посмотреть?
-Конечно, сей момент, - живо откликнулся тот, и радостно забренчал связкой ключей, направляясь к нам.

Видать, покупателей у них тут не густо: сплошные зеваки. Эх, лучше бы Кунак сначала на цены посмотрел: у мне аж сердце зашлось. Прикинул в уме: за весь комплект получалось около двадцати пяти тысяч. И – не рублей, конечно.

-Вот это – Большая императорская корона, позолоченная, украшена стразами из горного хрусталя. Точная копия, - начал продавец, - вот это…
-Не надо! – воскликнул принц – вредитель, - Я беру весь комплект!

И что прикажете мне с ним делать? Негры, наверное, все такие: издревле блестяшки любили.
-Ты хоть на цену-то посмотрел? – спросил я в осколках надежды.

-А. А. А, - начал заикаться братец, взглянув на ценник, - А все равно беру. Ты же мне займешь, Иваныч? Мы же братья! Ты же знаешь, я отдам!

Господи, помоги мне сладить с этим обалдуем! Если я за него заплачу, у меня на карте останется максимум пять единиц евриков.  Мне-то одному, конечно, хватит, а вдруг форс – мажор? Но я кивнул и развел руки:

-Займу.
-Спасибо, брат! Спасибо, дорогой! Это же на самом деле царский подарок! – принялся прыгать от счастья тот. Хорошо хоть, целоваться не лез.
-Упакуйте все крайне тщательно. И – вложите вовнутрь историю каждого предмета, обратился я к прыщавому продавцу, который уже начал действовать мне на нервы. - А я пойду себе бонус выбирать. Он у вас какой?
-Пять процентов.

Что,  я себе за тысячу баксов безделушку здесь не присмотрю? Хотел было сперва шахматы в стиле а-ля Екатерина великая, но передумал: как я их тащить буду? Так, сабля Шамиля мне тоже не подходит: в самолет не пустят, так что пусть будет что-то маленькое и безобидное.

Не мудрствуя лукаво, я выбрал яйцо Фаберже. Симпатичная реплика, аккуратненькая, авось пригодится. Расплатившись, пошли в ресторан, покупки обмывать. И если вы скажете, что негры не могут светиться, вы не правы. Кунак просто сиял, то и дело посматривая на покупки.

Ей-богу, его теперь можно вместо торшера ночью ставить: хоть газету читай. Наверное, даже  яркость можно регулировать, не вставая с дивана: отодвинул от него пакет – свет меркнет, придвинул – ярче светит. Вот ведь что искусство с людьми делает.

Дошли до заведеньица. Хорошо хоть, не китайское, или, Боже упаси, американское. «Градара» какая-то. Интересно, чья здесь кухня: испанская или итальянская?  Я взглянул на меню: итальянская.

-Я угощаю! – решился просветленный Куначок. - У меня сегодня просто праздник! Спасибо тебе, брат, никогда не забуду!
Не забудет он. Я тоже тебя, любитель побрякушек, не забуду. Выбрал пасту с чем-то, и лазанью. Кунак, глядя на меня, заказал то же самое. Ильич ограничился одной пастой. Так, а что же пить-то будем? Здесь мои размышления прервал бармен:

-Рекомендую Вам наш фирменный напиток. Если желаете, могу принести на пробу.
-Ну что ж, неси, - обрадовался я избавлению от необходимости выбора.

Тот уже через минуту вернулся с подносом, на котором стояли три рюмки:
-Прошу вас, отведайте.
Я отведал. Да, правда, вкусно.
-А что это? – принюхался я.
-Это – настойка, которая готовится прямо здесь, в нашем ресторане. Могу показать, где. Желаете?

Сначала я, а потом и мои сотрапезники потянулись за пареньком.
-Вот, - показал он на огромную, литров на пятьдесят, стеклянную бутыль, висевшую над столом, - видите, - постучал он пальцем по стеклу, - Здесь и апельсин, и лимон, и персик, перчики, да прочие специи. Все это перманентно настаивается, и в любой момент можно открыть этот краник внизу, через него и наливаем. Каждый, заказавший два блюда и более, может наливать себе совершенно бесплатно, за счет заведения. Рюмочки – здесь, рядышком. Угощайтесь, господа.

Ильич, ничтоже сумняшеся, тут же заказал себе пиццу. Наполнив бокальчики по новой, вернулись ко столу.
-Мужики, а давайте пересядем поближе к напитку, чтобы далеко не ходить, - предложил я.

И мы пересели: перенесли все свои пакеты, и тут подоспела паста. Какие там спагетти! Они и рядом здесь не лежали. Все-таки умеют итальянцы готовить. И в футбол играть, не то, что наши. Сравнение, кстати, вполне корректное: та же самая разница.

Так мы, регулярно пользуясь этим чудодейственным стеклянным агрегатом, просидели часа три. Честно говоря, меня даже штормить слегка начало. Хорош. Еще рюмочку, жульенчик сверху – и точно хорош. Даже визуально можно определить, что в чане с апельсинами изрядно убыло. Да, похоже, бармен тоже уже вовсю жалеет, что сказал нам, что пойло – бесплатное. Хрен с ним, оставлю долларов десять на чай: «Да не оскудеет рука дающего», как сказано в писании. Наконец-то мне позвонили девчонки, и наперебой начали чем-то там хвастаться.

-Ладно, хорошо, - промямлил я уставшими губами, - идите к выходу, мы сейчас тоже туда подойдем.

Фух. Ну и налопался же я! Кунак осоловевшими глазами пялился в «Евроньюс» на телеэкране, а Ильич, тот так и вовсе носом клевал. И как мы с этими любителями халявы до машины доберемся, право, не знаю. Расплачиваться опять пришлось мне: эти два неадекватных типа только моргали.

Мол, все – потом, все – потом, а сейчас – не трогай нас. Мы в нирване, мы в нирване, мы играем на баяне. Ух, и забористая же вещь эта настойка! Пьется, как «Фанта», только без пузырьков, а ноги даже до туалета идти не хотят. А этих двоих и вовсе хоть прямо сейчас в вытрезвитель сдавай. Поэтому я слегка поменял план и набрал Жанку:

-Девочки, вы кушать хотите?
-Нет, мы в «Макдоналдсе» поели.
-Так, хорошо, а где вы сами-то сейчас? – поморщился я от такого выбора общепита.

-Под куполом, тут красиво так! – защебетала она.
-Так-так, - передразнил я, - идите сейчас направо, там найдете ресторан «Градара». Только написано по-английски. Найдете?
-Ну, хорошо, - недоуменно произнесла она, - уже идем.

Как ни странно, нашли они нас быстро: пяти минут не прошло. Посмотрев на нашу захмелевшую братию, Жанка возмутилась:
-Вы тут что, совсем охренели?!
-А нехрен так долго ходить! – заявил внезапно очнувшийся Ильич.

-Так, девочки, - вмешался в дискуссию я, - берем сейчас еще по одной сумочке, и, бережно нас поддерживая, идем к машине. Кто вам деньги на шмотки давал? Я? Я! Вот и не рыпайтесь. Пошли давай, - тряся за плечо, начал я приводить в чувство вновь отключившегося Ильича.
-П – пошли. А куда? Туда? – недоуменно взглянул на меня тот, показывая пальцем в пространство.

-Туда мы всегда успеем. Вставай, на паровоз опоздаем!
-Куда мы? – вновь недоуменно повторил тот.
-Туда! Да поднимайтесь же, черти безрогие! Это же надо за четыре часа так нажраться! Кунаку, ладно, простительно, а ты-то что, нерусский, что ли?

Археолог, широко раскрыв глаза, повертел растопыренными пальцами:
-А мы все тут нерусские. Мы – последние, - и, опираясь на свою трость, вполне успешно поднялся на ноги.

Да уж, ну и логика, почище женской. То – все нерусские здесь, то одни мы и остались. Похоже, Куначку для того, чтобы последовать примеру Ильича, посторонняя помощь не помешала бы. Держась за стол, он попросил свою будущую:

-Помоги, а? Видишь, мы тут вас ждали – ждали.
-Да вижу я, как вы нас тут ждали! – слегка шокировав других посетителей, крикнула Жанка.

Но сумку все же взяла, и, подхватив братца под локоток, повела к выходу. Тот, пыхтя, прижимал к груди пакет с царскими регалиями, но был не против такого вольного обращения со своим высочеством. Дело осталось за Ильичом. Маша, на удивление нежно поддерживая его за поясницу, направилась вслед за первой «сладкой парочкой». Мне же, как всегда, осталось лишь проверить, все ли забрали, и следовать за ними. Догнав Кунака, спросил:

-А где Джонни?
-О! – подняв указательный палец, воскликнул тот, доставая телефон. -  Сейчас позвоню, узнаю.

Оказывается, верный водитель – охранник находился неподалеку, в подземном паркинге. Из разговора Куначка с Джонни я понял лишь то, что он сейчас подойдет и всем нам поможет. Вот это водитель, не то что мой Колька: тому, если рыбу не пообещать, вообще ничего делать неохота. А этому даже и карасика малого не надо.

И появился-то как вовремя! У Ильича уже и ножки подкашивались, и палочка из рук выпадала: я то и дело ее поднимал. Увидев такую картину, Джонни подхватил под микитки Куначка с археологом, не оставив нам никакого выбора: нам пришлось тащить все пакеты, и присматривать за этой троицей, чтобы самим не потеряться. Вот и хорошо, что до машины недалеко. Джонни аккуратно рассадил своих подопечных по местам, и убрал в багажник покупки:

-Едем?
Мне припомнилась старая песенка «Yello» - «Drive – drivin. Dream – dreamin», и так далее по тексту:

-А ты что, хочешь нам своих денег дать, чтобы мы еще что-нибудь купили? А то мы все свои уже потратили, - и я столь ароматно дыхнул на водителя, отчего тот мелко заморгал:
-Не хочу.
-Тогда поехали.

Мужики уже вовсю кемарили в салоне, отнюдь не освежая воздух. Да уж, компания. Может, тоже вздремнуть? Но нет, до посольства я как-нибудь дотяну, а дальше можно и на бочок.
Спали мы все, без исключения, часов до одиннадцати утра, пока меня не разбудил звонок. Звонил Макс:

-Ты где, черт побери! Пятый раз тебя уже набираю – а ты не отвечаешь! Спишь, что ли?
-Спал, - искренне ответил я, пытаясь очнуться. - Мы тут все спим после экскурсии.
- У тебя самолет через шесть часов, а ты дрыхнешь?! Совсем охренел?! Контейнер готов к погрузке, так что быстро в порт!

-Сейчас – сейчас, всех бужу, - вскочил я, - А билеты у кого? И порт какой?
-Через пятнадцать минут тебе позвонит человек, он все и объяснит. Давай мухой, ни пуха, ни пера!

Вот и побывал в Москве.

-Всем подъем! Быстро встаем, на самолет уж опаздываем! Я не шучу! – забарабанил я в двери, по привычке торопясь занять туалет первым, хотя на этаже их было два, - подъем! Джонни, поднимай всех, я сейчас, быстро, и тебе помогу, - торкнул я положившего на руки голову спящего охранника.

Тот поднял на меня заспанные глаза:
-Что?
-Да вылет у нас через пять часов, дубина! Буди всех!
-Я не понимай русски, - виновато посмотрел на меня тот.

Выругавшись про себя, я вернулся, и, стараясь не сорваться, объяснил ситуацию. Тот, выпучив и без того блестящие глаза, побежал выполнять приказания. Сзади раздались крики, стук, ругательства, - а как же без них? А мне-то что? Кто первый встал – того и тапки. Оперативно ополоснувшись под душем, пошел собираться. Хорошо хоть, из багажника ничего вчера не выгрузили: было кого разгружать. Меня и то едва растолкали. Опять зазвонил телефон:

-С Вами говорит Петров. Павел Федорович Петров. Мне нужен Владлен Иванович.
И голос-то какой солидный! Каждое слово – как гиря. Но я вновь не смог удержаться от сарказма:
-И зачем это он Павлу Федоровичу понадобился?

-Вы - Владлен Иванович? Да или нет? Или я трубку вешаю, - металлом прозвучало из телефона.
-Да, это я. Вы извините, но по какому поводу Вы звоните, извольте узнать.
-Я могу позвонить и по поводу, и без повода, так что запоминайте: вылет у Вас из Домодедово, и через четыре часа двадцать минут у вас закончится регистрация. Все документы получите у Жени, он вас на посадку и проведет.
 
-Какого Женю? – пытался я прийти в себя.
-Спросите его на входе, неважно, каком. Вы же рыжий – бородатый, так?
-Так.
-Он Вас сам найдет, - как малому ребенку, продолжил втолковывать мне он. - Так что не опаздывайте, до свидания.

Точно: не меньше, чем генерал. Уж я-то их интонации отлично различаю. Могу максимум на одну звездочку ошибиться, но этот Павел Федорович – однозначно генерал. А уж генерал – майор, или генерал – полковник, дело пятое. Надо бы его номер на всякий пожарный записать: а вдруг пригодится?

Ага, как же: высветилось, что номер засекречен. Пока я в коридоре разговаривал, стоя в одних трусах, вокруг меня сновали мои попутчики, впопыхах одеваясь и собирая вещи. Лишь бы эти две прохиндейки под шумок из посольства что-нибудь до кучи не стибрили. 

-Ильич! – схватил я того за руку, - Срочно звони своему аспиранту, пусть дует с аппаратурой в Домодедово, и ждет звонка.
-А как же Лариса Петровна?
-Пусть и ее забирает по дороге, только чтобы быстро. Звони! Хотя нет: ее мы сами заберем, так быстрее будет. Напиши мне номер своей «Газели» и как зовут водителя.

Тот черкнул все, что я просил, на фирменном бланке посольства, даже сотовый телефон указал. Я набрал Виктора:

-Привет, извини, что в столь неурочный час. Что? На дежурстве? Отлично, сочувствую. Так, часика через полтора подойдет «Газель», - и продиктовал ему координаты, - Запихай там эти ящики ко мне в контейнер. Какой рейс? Слушай, спроси у Жени. Что? Да, значит, это про меня тебе звонили. Ну все, жди из Африки с подарками.

Поездка по предутренней Москве кардинально отличалась от дневной: где-то часа через полтора, считая наши сборы, мы уже были у Ларисы. Та стояла с баулами у подъезда, поеживаясь от холода. Ничего, скоро обогреется, да причем так, что мало не покажется. Еще через часок мы были в порту. По пути отзвонился таможенник: «Все ОК, счастливого полета, Иваныч». Пока ставили на тележки наш багаж, я спросил у праздно шляющегося мента:

-Женю можно позвать?
Тот пожевал губами, посмотрел на меня скептически, но все же достал рацию и сказал в шипение:
-Привет, это очко, тут к тебе. Рыжий, с бородой. Понял.

Я что-то не так расслышал, или что?
-Очко – это я, - пояснил для меня мент, глядя на мое слегка удивленное лицо. - Позывной у меня – двадцать один. Мне нравится. Вот Вы, к примеру, обижаетесь, когда Вас рыжим зовут?

-Нет. Можно даже очкариком, мне все равно.
-Вот и у нас так. Тут все свои, - зачем-то постукивая дубинкой по ладони, проговорил он, - Да и ты, я думаю, уже наверняка наш.

И юмор же у этих ментов! Но ведь как он, гад, хитро улыбается, поигрывая дубинкой! Или Виктор раскопал-таки бивни в контейнере, и теперь вместо Африки меня ждут нары? Только не паниковать и не дергаться!

-Влад, - протянул я ему ладонь.
-Ярослав, - кивнул тот, пожимая мне руку. - И что твои там так долго копаются? Пошли лучше в зал со сквозняка, а то и так уже чихаю. Женя нас сам найдет.

Ничего себе Женя! Это же просто помесь Карелина с Валуевым! Добрый, слегка отстраненный взгляд, полуулыбка на губах, и на все на это даже дыхнуть не получится: высоковато.

-Владлен Иванович, - подал я свою ручонку в его лапищу.
-Женя. Я тут для всех – Женя.
Интересно, в каком это смысле для всех «Женя»? Имеет он всех, что ли? В смысле – женит.

-Пойдемте ко мне, - прогудел тот сверху, поманив меня за собой.
-Так мне же остальных подождать надо, - оглянулся я на нашу братию, - потеряться могут.
-Не потеряются, боец проводит, - кивнул на Ярослава Женя.

Обстановка в его кабинете была, надо сказать, не по деньгам иному директору. Мебель люкс, сразу видно; в углу флаг стоит, над головой – резной герб, на столе стоит рамка с донельзя довольными друг дружкой президентом и премьером, в шкафчиках – безделушки. И так далее. Пока я крутил головой, хозяин рылся в столе.

-Женя, извини за столь странный вопрос, но ты вообще-то верующий, нет?
-Православный я, а что? – оторвался тот от рытья в ящиках.
-Да вот смотрю, у тебя тут кругом президенты – флаги, безделушки, а даже малой иконки нету.

-Дак понимаешь, - продолжал он разбирать одной рукой бумаги, вторая же была занята: он ей в носу ковырялся. - Дарят все хрень всякую. Вон, погляди сам: черти какие-то мексиканские, шакалы египетские, а… - и замолк, удрученно глядя на бумаги.
-Жень, я сейчас вернусь. Я знаю, что тебе не хватает. Лады? – и подмигнул ему, приподнимаясь с места.

-Если только ненадолго, - недоуменно посмотрел он на меня.
-Разумеется.

Я вышел из кабинета. Неподалеку стояла наша компания с багажом и ментом в придачу. Тот поинтересовался:
-Куда теперь?
-Пока никуда: документы ищет.
-А, тогда это надолго.

Может, его начальник – и надолго, зато я нашел быстро. Достав берестяной Спас, направился обратно в кабинет Жени:
-Нравится? – протянул я ему явно неосвещенную картинку.
-Ох, … тать! Это мне? – на всю ширину стола раскинул руки тот.
-Тебе, кому же еще? Как можно в кабинете, да без иконы?

-Ну, братишка, ну, удружил! Христос ведь, да?– растроганно проговорил хозяин, - А вешать-то его куда?
-Если по правилам, то в дальний правый угол, где у тебя флаг стоит.


-Дак мы это сейчас поправим! Ты же мне подсобишь, братка? – и бережно положил бересту на стол, даже подул на нее.
Тьфу ты, еще один братец нашелся.
-Конечно. А что мне надо?
-Да ничего не надо, ты просто флаг поддерживай, чтобы ни за что не зацепился, остальное в левый угол я сам перенесу, - и, кряхтя, поднял нехитрую конструкцию.

Подставка и флагшток, по всей видимости, были и взаправду тяжелые: литое латунное основание, толстый флагшток из крепкого массивного дерева с блестящим золотистым двуглавым орлом в навершии. По-моему, килограмм шестьдесят это точно весило: и зачем такой в кабинете? Да его на улице при ураганном ветре, и то, наверное, не сдует.

-Уф, - дотащив в противоположный край кабинета свое богатство, любовно погладил он флаг, - Тяжелый, однако.
Был бы на его месте Куначок, живо получил бы в лоб. За «однако».
-Так что, повесим твой подарок? – скорее утвердил, нежели чем, спросил, Женя.
-А мы на самолет-то не опоздаем? – осторожно спросил я.

Тот, любуясь иконой, поворачивая ее и так, и этак, произнес:
-Да никуда вы не опоздаете. Я вас мухой проведу, так что не дергайся. Давай лучше икону вешать.

Подкатив к углу тумбочку, и, к моему удивлению, достав оттуда молоток и гвозди, попросил меня подержать тумбочку, а то, мол, та на колесиках. Тумбочка затрещала под его тяжестью, но выдержала: хорошее, видать, дерево.

-На такой высоте пойдет? – обернулся на меня он.
-Сам смотри, тут главное, чтобы верхний край иконы находился на одном уровне с навершием флага. Понял?

Тот начал примериваться, и, наконец решившись, стал забивать гвоздь в стену.
-Звали? – тут же залетел мент.

-Мими ма муй! – промычал в его сторону зажавший гвоздь во рту Женя.
-Чего? – опешил мент.
-Послали тебя, - поспешил ответить за того я, чтобы Женин гнев не достиг через открытую дверь до ушей пассажиров. - Удались пока от греха подальше.

Сержант послушно захлопнул дверь.
-Момовет, - одобрительно кивнул местный босс, и продолжил забивать гвоздь в стену. Затем, достав изо рта следующий, попросил уже внятно, - Слушай, поройся в верхнем правом ящике стола, там резинки для денег должны быть.

Кроме резинок, там была еще целая куча и самих денег. Какие – в открытых конвертах, а какие – просто так, в резинках.
-А тебе зачем резинки-то? – спросил я у Жени.

-А на что я буду икону вешать?
-Хм, тогда их надо минимум штук пять, чтобы икона удержалась: они тонкие, иначе, боюсь, не удержится.
-Ну и сними с пачек, что как маленький-то? – забив второй гвоздь, удовлетворенно пробурчал тот. - Давай сюда, вешать будем.

Продев в специальные ушки резинки, он связал их узлом и пристроил наконец свою икону. Спустившись с тумбочки, довольно спросил:
-Ну, как тебе?
-Здорово, честное слово – здорово! Как тут и была, – с удовольствием оглядел я преображенный кабинет.

-Вот то-то же. А тебе, братишка, огромное спасибо. Ни у кого такого не видел, а у меня вот – есть. Так, ты возьми в ответку что-нибудь из шкафчика. Хочешь – божка какого, или еще что, мне все равно.
-Не хочу.

-Это почему? – округлил в удивлении глаза хозяин.
-Ты мне свою визитку подари лучше, да слово дай, что поможешь, когда мне надо будет, - решил отказаться я от искушения приобрести малое, потеряв большее.

Тот, хмыкнув, достал блестящую коробочку:
-Ты извини, братишка, но для таких раздолбаев, как ты, у меня только такие визитки, - и протянул мне одну, - Золотая, по спецзаказу, - не удержался похвастаться тот.

Да, на самом деле тяжеленькая: граммов пять, если не все десять. На ней было лаконично выгравировано: Евгений. И два сотовых телефона.
-Ты уж не обессудь, у меня простые, бумажные, - достал я из кармана свою.
Тот взял ее, недоуменно повертел, затем еще раз вчитался:
-Не понял: ты что, бухгалтер?
-И швец, и жнец, и на дуде игрец, - с усмешкой погладил я бороду.

-Да уж, непростой ты, ох, непростой! – отложил тот визитку, по-ментовски глядя на меня, - Все, давай выпьем за знакомство.
Интересно, я когда-нибудь вылезу из этой синей ямы?
-Давай. Только я один не пью.

-В смысле – один? А я? – остановил он руку, в которой держал жаждущую выплеснуться наружу влагу.
-Я без брата не пью, - показал на дверь я.
-Ну, зови тогда, раз так надо.

Выйдя в зал, я подозвал Кунака:
-Братишка, иди сюда.
Когда тот зашел, Женя аж рот открыл:
-Это что, твой брат?!
-А ты наши документы нашел?  - незаметно подмигнул Кунаку я. - Там же черным по белому написано, что он – мой брат.

-Да нашел, нашел, сейчас посмотрю. Как его звать-то? – и опять начал рыться в документах, но вдруг остановился, уставившись на меня. Понял наконец, что я над ним подшучиваю.
-Его зовут принц Гунага, и он на самом деле мой названный брат, а про то, что это в документах записано, так это я пошутил, извини.

Хозяин зашелся громоподобным хохотом:
-Ну, ты и гад! Вот молодец! Я даже не понял сперва, что ты меня просто разводишь.
-Сам понимаешь: хотел убедиться, что документы все в порядке, и ты их нашел, - как можно более дружелюбно улыбнулся я.

-Мне можно идти? – спросил до сих пор стоявший возле дверей Куначок.
-Куда идти?! – возмутился хозяин. - У вас еще полтора часа времени, это как минимум. Присаживайся давай, что встал там, как неродной? Видишь: твой брат уже сидит, и ты тоже сядешь! – хищно добавил тот.

-Ты по званию-то кто? – спросил я хозяина с его крамольными речами: недолюбливаю я шуточки подобного рода.
-Я – самый главный Дед Пихто! – оперевшись на стол руками, угрожающе наклонился ко мне до сих пор вполне миролюбивый Женя. - Усек?

А как не усечь, если я таких Женей (если не по росту, конечно), уже предостаточно навидался? Они – цари и боги, причем злые, но это лишь для чужих, а для своих – прекрасные мужики, и вообще – рубаха-парни. Главное – меру знать, да не зарываться, а то, несмотря ни на что, живо переведут тебя из разряда «своих» в «чужие»: такие уж здесь правила игру. Но и подыгрывать им тоже нельзя: презирать начнут.

-Уже давно, - лаконично отвечаю я.
-Вот и хорошо. А сейчас – по вискарику. Достань пока вон оттуда стакашки, а я на самом деле документы проверю. Так, угу, точно твои. Четыре старых и два новых. Слышь, Влад, не в службу, а в дружбу: кликни там Сашка.

 Да уж, такому не откажешь. Я уже поднялся с кресла, но вдруг предложил, остановившись возле порога:
-Слышь, с нами друг – инвалид, с палочкой там мается. Может, четвертым его возьмем?
-Да о чем речь! Только Сашка сперва позови.

Выглянув из дверей, я наугад крикнул:
-Сашок! – как я и предполагал, это был тот мент, что недавно заглядывал на стук молотка. - Заходи, зовут тебя. Ильич, ты тоже заходи.

Увидев ковыляющего Ильича, Женя заорал на своего подчиненного:
-Ты что, свинья морская, не мог сказать, что у меня инвалид в очереди?! Да ты, б… га такая, на руках его до самого самолета понесешь, понял?! А теперь иди, вот тебе документы, вот билеты, все регистрируй, и багаж сдай. Вечерком еще поговорим.

Того как ветром сдуло.
-Присаживайтесь, пожалуйста, эээ? … - указал хозяин Ильичу на кресло.
-Владимир Ильич, - подсказал я.
-Влад, ну что же ты три стакана-то достал? – попенял мне Женя.

-Так ты же вон какой здоровенный, я и подумал, что ты из горла будешь, - сделал я невинное лицо.
-Эх, ну и гадина же ты, - покачал тот головой, опустив руки на подлокотники. - Но что-то мне подсказывает, бухгалтер, что в разведку я бы с тобой пошел. По крайней мере, не скучно.

-Спасибо, - ответил я, доставая четвертый стакан, - я бы с тобой тоже пошел. И при обстреле укрыться есть за чем, и пошутить над кем: красота, а не разведка. Только вот раненого тебя с поля боя я не стал бы вытаскивать: тяжелый ты. Пристрелил бы, и все дела.

Так, в легких словесных перепалках и пролетели полтора часа. Напоследок, перед прощанием, я спросил у Жени на ушко:

-Сколько, если что, возьмешь с меня в будущем?
-Десять.
-Идет! Пока!

Впереди ждала Африка.


                71. ЗЛАЯ ДОБРАЯ АФРИКА.

Почти весь перелет я проспал, очнувшись лишь единожды: поклевал завтрак или обед, и опять в отруб. Вторично проснулся уже при посадке: ремешки им, видите ли, приспичило пристегнуть. А мне вот пописать приспичило. И я вскочил и направился в хвост самолета. Мне попыталась было преградить дорогу негритянка, призывая по-английски меня к порядку. Не на того напала, дуреха:

-Оставь меня, старушка, я в печали. Иди лучше, русский учи. Мы тут с братом скоро у вас такого наворотим, что не только английский забудете, русский родным считать начнете!

Преодолев это неожиданное препятствие, я продолжил путь к столь желанному для меня месту. Вернулся, пристегнулся:
-И что, теперь твоя душа спокойна? – спросил я стоящую цербером возле моего места стюардессу.

Жалко, не знаю, как «душенька» по-английски. Не «маленькая душа» же! Поэтому и пришлось обойтись «душой». Была бы она немкой, я бы ей наверняка такого наговорил, что на рейсы этой авиакомпании меня уж точно больше бы не пустили.

А может, все-таки попробовать? Но – было уже поздно: та уже ушла за занавеску, и слова, уже вполне построенные в по-немецки логичную цепочку нелицеприятных эпитетов, пришлось просто проглотить.
 
Как только подали трап, к нему тут же подкатил «Ренч Ровер». Или «Ленд Ровер», вечно я их путаю. «Уазик», короче. Из него высыпали негры и начали, размахивая руками, что-то кричать.

-Это не твои? – показал я на них Кунаку в иллюминатор.
-Мои, мои! – аж вжался тот  с радости в стекло. - Вон мой брат, с ним – его брат, да ты же их помнишь!

Не понять мне, видимо, никогда этих негритосов: как это понимать – брат брата, он уже что, не его брат? Как же у них тут все запущено… Но: пусть сами разбираются, кто чей брат, мне это до лампочки. Главное, что встретили на машине. Еще хотелось бы, чтобы вместо того антикварного грузового «Мерседеса» подали что-нибудь покомфортнее.

Из самолета, естественно, первыми выходили мы. Куначок тут же одел свою шубейку, ласково поглаживая ее рукой. Я, слегка поразмыслив, сделал то же самое, разве что гладил не для удовольствия, а чтобы мех улегся. Может, надо так свой статус так подтвердить? Тем более что Ильич смотрит на меня с явным одобрением.

Ладно, тогда и свои бирюльки на груди покрасочнее развешу. Двинулись к выходу. Внизу нас ждал настоящий фурор: братья наперебой полезли целоваться – обниматься. Сперва Кунака, а затем и меня, повторяя «Гунага, Гунага». Я им отвечал тем же «Гунага». Ильич с Ларисой и девчонками скромно стояли в сторонке, наблюдая за процедурой приветствия.

 Куначок, как ни странно, первым из них представил археолога, что-то им талдыча по-своему. Братья заулыбались, подошли к нему, и протянув руки, назвали свои имена. Но я все равно их не запомнил: заканчивается-то все равно одинаково. Но, если старший ограничился фразой «Ильич – гуд», то второй даже вполне внятно произнес:

-I’m glad to meet you! My country is your country!
-Лариса, - взяв супругу под локоток, сказал Ильич, - my wife.

Оба брата почтительно поклонились. Кунак, продолжая процедуру знакомства, подвел к своим родственникам Жанку:
-Моя новая жена, Жанна. Нравится?

Те, похоже, поняли не все, но про жену явно усекли. И начали опять церемонно кланяться, приложив ладони к груди.
-А это новая жена нашего отца, Маша.

Те начали с удвоенным усердием отбивать поклоны. Еще бы! Им новую мачеху привезли, и неизвестно, что от нее ожидать. Девочкам представление, похоже, понравилось: они лишь царственно наклоняли головы, и вежливо улыбались.

И кто их этому научил? Или это у всех баб в крови, головы мужикам дурить? Мои размышления прервала разгрузка багажа и контейнера: все делалось тут же, на месте, безо всякой там транспортерной ленты и лишних ожиданий. Пока мы отбирали свои вещи, подъехал грузовик. «Вольво», похоже, почти новый, даже со спальным местом.

-Это – наш? – с надеждой спросил я у того Гунаги, что получше владел английским.
-Наш, конечно, - ответил тот с улыбкой, - Дорога – далеко, мягко ехать – хорошо.
-Хорошо. Но погрузкой буду руководить я лично. Понял?

Похоже, тот не понял. На помощь мне пришел братец, и перевел тому, что я сказал. «Родственничек» обрадовался, кивая головой:
-Белый босс работать хорошо.
-Да не работать, а руководить! – возмутился я перспективой одной только мыслью о возможности собственноручной разгрузки. - С вас – только грузчики.

Кунак опять перевел.
-Да, да, вон они! Хорошие рабочие! – обрадовался местный брат, показывая пальцем в сторону фуры. И вправду, там уже топтались в ожидании с десяток аборигенов, - А красный Гунага только думать.

Это что, еще одно прозвище?
-Хорошо. Начнем! Кунак, родимый, помогай переводить, а то ведь непременно поломают что-нибудь.
-Пошли, какой базар!

Вот ведь, и когда наблатыкался? Я вроде ничему такому его не учил. У Жанки, что ли? Контейнер уже открыли, невзирая на наличие пломб, и явное отсутствие таможенника, которого я здесь в упор не видел. Нашим легче. Приказав отложить подарки пока в сторону, я показал на ящики с клыками:

-Сперва грузите их, но только – в два ряда. Одну треть ящиков поставили, на них – вот это, и все хорошенько закрепить. Загрузили вторую треть, - на низ вот это и вот это, и тоже закрепите. Дальше – по аналогии. Я лично буду проверять каждую треть. И – аккуратнее, не свое таскаете.

Кунак переводил, но затем, слегка нервничая, спросил:
-А зачем подарки наверх? Лучше пусть возле самого входа будут, чтобы сразу и подарить.
-Да? – ехидно прищурился я, - А если при тряске ящики сдвинутся и все к едрене фене переломают? Ты об этом подумал? Нет уж: пусть будут сверху, так надежнее. Хотя твои регалии все же, как я полагаю, лучше убрать в джип. Согласен?

Братец, естественно, с радостью согласился. Но – как же мне надоел этот англоязычный Гунага! Он все время кружил вокруг нас, то пытаясь дотронуться до шубеек, то разглядывая мои амулеты. И, наконец решился:
-Это какой зверь?
-Это – песец, - закурил я, испытывая после перелета острое никотиновое голодание, - Это, брат, полный песец.

Куначок, слегка задумавшись, перевел, но столь многословно, что даже мне слегка неудобно стало.
-Ооо! – в итоге в полном восхищении произнес брат (или – брат брата) Кунака, благоговейно воззрившись на шубу.

Я же лишь подумал, что мне уже совсем жарко:
-Так, Гунага, - скинул я надоевший мех. - Ты будешь, пока я не улечу обратно, хранителем шубы. Гладить руками можно, мух отгонять – нужно, носить – нельзя. Все понятно?

Куначок перевел. Младший брат радостно закивал, и подставил, вытерев руки об штаны, свои розовые ладошки:
-Не сомневайтесь, Красный Гунага, я все сохраню, и пусть меня гиены растерзают, если хоть волос с Вашей мантии упадет, - заверил тот меня с улыбкой верноподданного. Естественно, через братца.

-Ты что, сказал ему, что это – мантия? – обратился я к переводчику.
-Мы же с тобой, как-никак, принцы северного царя. Нам без мантии – никак. Так что и к отцу в них пойдем, и потом тоже.
-Чего – тоже?! – ужаснулся я.
-Ходить будем.

-Так жарко же, черт возьми!
-Да ничего, потерпишь несколько дней, зато у тебя сейчас новое имя: Красный Гунага! Если отец утвердит, то ты по положению будешь почти как я.
-А почему «почти», позволь узнать? – подставил я влажную спину под легкий ветерок.
-Потому, что я – черный, а ты – рыжий. Это значит, что в тебе слишком много огня, а это – плохо.

Расисты, блин, доморощенные. Нет уж, так просто я этого не оставлю:
-А ты знаешь, что остается после огня? Сажа! Головешки черные, такие же, как и ты. Понял, жопа черномазая?
-Ты это чего? Я же не обижаюсь, когда ты меня ниггером называешь! – оторопел от агрессии братишка.

-А кто ты такой, как не ниггер? – заело меня.
-А ты сам-то что, не рыжий, что ли?
-И все равно у вас тут дискриминация, - только и нашел я, что сказать, но злиться не перестал.

-А у вас что, ее нет? За последнее время мне в России три раза уже морду били! И ты тоже уже два раза бил. А я тебя – ни разу.
-Что, хочешь?
-Хочу! – сжались у того кулаки, - Ты фашист: не любишь ни нас, негров, ни евреев, ни русских! Женщин не любишь! Гадина фашистская!

Ох, бедовая моя головушка. Под зонтиком за столом сидели Ильич с барабульками. Ему-то я очки и отдал. Надо будет хоть разок от Кунака пропустить, а то на самом деле не очень красиво получается. Вот ведь беда: опять до драки дошло.

-Ты хоть мантию-то свою сними, - посоветовал я Кунаку, - испачкаешь ведь.
-Спасибо, брат. Сейчас, подожди, - и он отдал шубейку тому же Ильичу. - Ну что, за дело?

Вокруг нас уже начал собираться немногочисленный народец, чувствующий близкую потеху. Больше всего интересовались происходящим бабы. Братья же Кунака, уже вовсю приплясывали, и ритмично восклицали: «Ух – ух!». Сперва мы слегка примеривались друг к другу, нарезая круги, и делая ложные выпады. На его стороне была скорость, на моей – длинные руки и дворовое детство. Но первый удар пропустил именно я: Жанка – дура взвизгнула, вот я и отвлекся. Уйдя от дубля, перешел в неспешную контратаку.

-Из-за чего весь сыр-бор то? – лениво спросил Ильич.
-Да эта обезьяна меня фашистом назвала, - уклоняясь от очередного удара, ответил я. - Вот кто кого из нас побьет, то и будет настоящий фашист.

Куначок слегка подрастерялся от такой трактовки результатов боя, за что и поплатился: отлетев метра на полтора, сел на задницу, и схватился за щеку. Я тут же подошел к нему:

-Не больно, брат?
-Нормально, брат, - поморгал тот глазами, и улыбнулся. - Мир?
-Мир, конечно! – и подал ему руку, помогая подняться.

Тот с огорчением потрогал назревающую гематому:
-И зачем ты так больно бьешь?

-А затем, родной, что у меня сердце больное, и ему еще больнее станет, если кому-нибудь не врезать. Может, даже и на всю жизнь стенокардию или еще что похуже случиться может. Ты же не хочешь, чтобы у меня сердце болело? – заглянул я в глаза Кунаку. - А виноват в этом будешь ты.
-Так, а если тебе моего младшего брата ударить, это твоему сердцу лучше поможет? – показал братец на Гунаг.

-Сдурел?!  - опешил я. - Нет, просто так не поможет. Надо, чтобы он, к примеру, мне хотя бы на ногу наступил, или сказал что-нибудь нехорошее, и тогда я ему – хрясь! И на сердце сразу как-то легче становится. Тебе же вот стало, когда ты меня ударил? Только честно.
-Я все понял. Сейчас сделаем, - немедленно среагировал братишка, направляясь к своим родичам.

Группа поддержки не расходилась, заинтересованно ожидая продолжения. Даже Ильич, и тот, забыв про зонтик, выдвинулся в первый ряд, опираясь на свою клюшку. Куначок тем временем что-то втолковывал своему младшенькому. Тот, с опаской посматривая то на вполне дружелюбно улыбающегося меня, то на вполне оформившийся фингал старшего брата, пытался было возразить, но все было безуспешно. Ему все равно пришлось подойти ко мне и сказать:

-Я тебя не любить! – и сразу закрыл глаза, ожидая удара.
-Как не любить, если мы – братья? – парировал я.
-Ударь меня, - и еще плотнее поджал свои лопоухие губы, оттого ставшие вполне схожими со среднеевропейскими.

-За что? – мне эта игра уже начала нравиться.
-За лицо, - слегка подглядывая, ответствовал тот.
-Так, решено! – продолжил я свое иезуитство. - Пока не выучишь русский, как твой старший брат, даже и не мечтай, что я на тебя обижусь. Мы же с ним по-русски поругались.

-Я не понял, - жалобно протянул жертвенный братец.
Куначок, усмехаясь, перевел.
-Я буду учить, - облегченно, но неуверенно произнес тот.
-Да, и учти: если «Евгения Онегина» мне наизусть не прочитаешь, вызов не принимается, - не хватало мне еще всех местных принцев по мордасам лупить, - У нас перед дуэлью так положено.

Пока братишка переводил мой бред, Ильич разочарованно поковылял обратно к себе под зонтик, а за ним потянулись и эти негодяйки, так и не дождавшиеся очередной порции крови. Вампирши какие-то: шампанское им не нравится, что ли? А крови они больше не дождутся: хватит уже. Вон у Кунака синяк какой, да и у меня тоже челюсть потрескивает.

-Я не понял, что за бардак?! – накинулся я на братца. - Почему народ у тебя не работает? Они сюда что, на бокс пришли? Или все-таки работать?
-Работать. Хорошо работать, быстро! – закивал тот.
-И что стоишь? Командуй!

Тот сразу же побежал к грузчикам, на ходу что-то им крича. Я же направился к своему месту под зонтиком, передохнуть. Поднял все еще подрагивающими после драки пальцами бокальчик с шампанским, наконец-то закурил. И, если Володя смотрел на меня с каким-то пытливым изумлением, то Жанка принялась гладить меня по щеке:

-Тебе больно?
-Ему больней, - отдернулся я. -  Извини, что слегка переборщил. Так что это: иди, лучше мужа своего погладь. Ты чья жена: моя или его?
-Ой, и правда! – сорвавшись с места, воскликнула эта авантюристка.

Одновременно подперев голову рукой, мы с Ильичом смотрели друг на друга. Действительно, иногда и слов не надо: Володины глаза враз отражали и сожаление, и осуждение, и понимание. Не знаю, что выражали мои, и поэтому я просто показал ему язык, и пошел проверять груз.

Все-таки наши родные вечно пьяные грузчики лучше африканских, сообразительнее. Я пришел к этому выводу, лишь взглянув на то, как они в кузове ставят ящики.

-Вы зачем ящики вдоль ставите? – через Кунака спросил я. - Вот смотрите, идиоты, если их ставить не короткой стороной к выходу, а длинной, то они занимают все пространство от борта до борта, потом останется только распорки поставить. А у вас что? У вас ведь весь груз будет туда-сюда по дороге елозить! Быстро переставить!

Через пять минут ящики были переставлены и закреплены под моим чутким руководством. Сверху  положили подарки. За их крепежом я следил особенно тщательно, объясняя все жестами, и не прибегая к помощи переводчика. И мы все сделали, без ложной скромности, образцово: сколько я ни дергал, груз под моим напором двигаться не хотел. И поэтому я остался весьма собой доволен, своей смекалкой, расчетливостью и… Ну, кто хоть в чем-то гордится собой, тот поймет.
 
-Налей всем грузчикам шампанского, - кивнул я Кунаку, - пусть выпьют за Красного Гунагу и его братьев.

Тот, слегка опешив, что-то сказал пролетариям, и подошел ко столу. Достав из походного холодильника бутылку, обратился к своим соотечественникам, изредка кивая в мою сторону. Те в ответ кланялись, а я лишь надувал щеки. Работа у меня такая: щеки надувать. Ну, и еще попутно кого-нибудь, кто слепо верит в мою бескорыстность. Как говорится: кто не спрятался, я не виноват.

Цепочкой подходя к бокалу, каждый из рабочих выпивал свою дозу, и, кланяясь, произносил короткую фразу с «Гунагой» на конце. Похоже, довольны были все. Допив так кстати привезенное братьями шампанское, решили трогаться в путь. Только вот как их всех рассадить? Наверняка по статусу девчонок надо в джип, затем…

-Сколько мест в джипе? – поинтересовался я у не дождавшегося поединка молодого Гунаги.
-Восемь, - и зачем-то нарисовал палочкой на песке цифру.

-Ты что, думаешь, я не знаю, как по-английски восемь?! Все, ты меня обидел. Сегодня же начнешь русский учить. А где ты Пушкина достанешь – твои проблемы. Кто за рулем грузовика?
-Трак - я не понимай, - развел тот руками.

-Тракдрайвер! Ху? – слегка напирая на него, продолжил допытываться я, но затем смилостивился, и постучал по кабине, - Это – «трак», «драйвер» - это мужик, который рулит, - и показал ему, как будто я кручу баранку, - Кто? Понял?
-Понял! – обрадовался тот, - Я могу! Я – Тракдрайвер могу!

Вот и хорошо: мы на грузовике поедем втроем, Ильич, если захочет, присоединится, а остальная бабская шобла пусть на «Ровере» едет, а то их дебилизм меня уже порядком достал. Да и Куначок без дела не останется: будет моего неудавшегося спарринг-партнера русскому языку учить.

Кстати, и с Володей мне тоже поближе познакомиться охота: места в этом доме на колесах явно хватит на всех. И я направился к Ильичу. Тот, слегка наклоняясь, и опираясь на палочку, рассказывал то ли Ларисе, то ли девочкам, об особенностях местного ландшафта. Лариса то и дело перебивала его, и начинала рассказывать о здешней флоре и фауне. И – ведь интересно рассказывала! Ее бы к Сенкевичу в передачу. Но дело есть дело. Отозвав археолога в сторонку, поинтересовался, где он хотел бы ехать: в джипе или грузовике:

-Там и туалет внутри есть, и кухонька, а если тебе трудно будет, так я подсажу, - продолжал я его убеждать, - Да и поговорить будет с кем.
-А ты чего меня убалтываешь? Я и так с тобой поеду, не с твоими же дурами, - дал он прямой ответ.
-Тогда послушай. И попытайся по возможности меня понять, а также объяснить все Ларисе. В какой интерпретации – решай сам.

И я поведал ему про девчонок и мотивы моих поступков все так, как есть. Или - прочти все.

-Только, пожалуйста, не сорви мне все. А Ларису Петровну попроси, пусть она с ними общается, пусть даже как с глупыми, но – принцессами. Хорошо? Пусть всякие там бабские разговоры ведет про шмотки – безделушки, можно даже про то, насколько у слона член длиннее, чем у жирафа, или наоборот, я не в курсе. Этим дурочкам наверняка понравится. Да они, я полагаю, и так по дороге сами что-нибудь такое, да спросят. У тебя же жена биолог, может, и придумает нечто дельное? – с надеждой в голосе спросил я.

-Придумает, не волнуйся. А какого сорта эти барышни, я давно уже понял. А ты правда все это бескорыстно делаешь? Ну, этих вот…, - и он замялся. - Не в бордель, не на продажу?
-А ты мне в глаза посмотри. Посмотри – посмотри, не стесняйся!  - приблизил я свои глаза вплотную к его лицу. - И не обижай меня так больше, будь любезен. Хотя, если честно, моя корысть тут тоже есть.

-И какая же?
-Понимаешь, я меняю свою якобы жену Жанну на его, - кивнул я в сторону Куначка, - настоящую жену Машу. Ты не поверишь: не Маша – а просто шоколадка! Стройненькая, все при себе… Красивая, короче. Да, так вот: если не дура, точно на ней женюсь, веришь?

Тот, хохотнув, только махнул свободной рукой и поковылял к джипу. Лариса тут же подошла к нему. Наверное, помочь залезть хотела. Ильич, помотав головой, тут же начал ей что-то рассказывать, помогая себе рукой. Та лишь изредка посматривала на меня и вздыхала, изредка в раздумьях морщась.

Пока Володя терпеливо втолковывал своей жене неведомую мне истину, я уже успел выкурить до самого фильтра две сигареты, и, соответственно, дважды обжечь пальцы. Наконец Ильич, поцеловав Ларису в щечку, направился ко мне:

-Все в порядке, - подмигнув, заявил он, - Лариса будет им всякие байки травить, пока едем, и их героически терпеть. Так что нам можно смело отправляться в путь.

У меня отлегло от сердца: если по пути эта ботаничка еще их хотя бы основам хорошего тона научит, я ей лично сорву какой-нибудь редкий африканский сорняк: пусть порадуется. Или она – биологичка? Ладно: тогда неведому зверушку отыщем – вот и все дела. И мы тронулись в путь: грузовик впереди, джип сзади.

Пока Куначок на первом сиденье пытался начать обучение своего родственничка основам русского, я принялся обживать наш хозблок. Весьма уютно, надо заметить. Две лежанки, рукомойник, микроволновка, туалет. И, что немаловажно, холодильник был полон пива, чем я не преминул воспользоваться: кто не успел, тот опоздал. Ильич с энтузиазмом разделил мою точку зрения.

-А послушай, Володя, - протягивая ему открытую банку, спросил я. - А что все-таки в этом твоем острове такого необычного? Сколько вон в мире островов необычной формы, а ты именно сюда поехал.

Вопрос, похоже, задел того за живое:
-Понимаешь, Влад! Или – Иваныч, как тебе лучше?
-Да хоть Гунагой назови, только королем не назначай, - улыбнулся я.

-Хорошо, вот смотри, - и раскрыл свой ноутбук, - Вон видишь: кругом – саванна, а посередине – абсолютно круглое озеро, а посередине озера – остров, тоже круглый, и посреди этого острова – водоем! Каково?
-Прямо как в сказке про яйцо Кощея получается, - рассмеялся я. - А посреди водоема что – игла?

-Вот это-то я и хочу узнать! – (да, давненько я не видел таких горящих глаз!) - Ведь это же явно не вулканического происхождения,  я проверял: тектонических разломов тут и близко нет, про коралловые рифы я и вовсе молчу, их бы и следа за эти миллионы лет, что мировой океан отступил, в порошок бы стерло! Уверяю, дело тут не чисто! – не переставая отхлебывать из банки, заверил меня он, - И, что самое главное, уровень воды во внутреннем водоеме на десять метров выше уровня озера, представляешь? И где: в пустыне!

Чокнувшись с ним, я честно ответил:
-Не представляю.
-Вот и я тоже! – с восторгом одобрил наши умственные способности Ильич, - Жалко, что у нас аквалангистов нет, а то бы мы самому Кусто такую Кузькину мать показали!

-Ему уже поздно показывать, - вспомнил я красную шапочку неугомонного француза. - Он уже снизу на все посмотрел. Вряд ли он на небеса попал: не его это стихия.
-Ну и юмор у тебя, - похоже, обиделся за весь научный мир Володя. - Я помру, про меня тоже такое скажешь?

-Про тебя – нет. Про себя – тоже нет. Так только про великих сказать можно: им и на том свете неймется. Так что давай его помянем, авось он нам и поможет. Только – водочкой, я тут чуток припас, а то как-то не по-русски получится: человека пивом поминать. Согласен?
-За Кусто я и бутылку выпью, - вдруг сменив минорное настроение на мажорное, заявил Ильич. - Только бы вот закусить не грех.

Да уж, послал Боженька мне попутчика. В холодильнике была только колбаса вроде нашего сервелата, да еще неведомые фрукты. В супермаркете, разумеется, нечто подобное видел, но даже и на сей раз пробовать не рискнул: туалет, он хоть и рядом, но вдруг обоим враз приспичит?

Поэтому я весьма обрадовался, обнаружив родные сердцу апельсины. Выгрузив добычу на стол, принялся за поиски ножа и рюмок. Да и пару тарелок отыскать не мешало бы. Начал с выдвижных ящичков, где обычные нормальные люди хранят ложки – вилки.

 Негры, по всей видимости, ни теми, ни другими, не являются: в верхнем ящике лежали топор и два пистолета. В среднем - бережно уложенные в опорожненную коробку из-под яиц гранаты. Я осторожно заглянул в самый нижний ящик, опасаясь найти там еще что-нибудь вовсе смертоубийственное. Но там была только пыль. Прошерстив еще на раз полки, обнаружил лишь консервы и лапшу быстрого приготовления. Ножа нигде не было. Даже простой открывашки, и то не было.

Видя мои затруднения, Володя предложил: «А может, мы колбасу так, зубами? А водочка и из горлышка хорошо идет». Я был зол и несогласен, и, бормоча про «долбанных ниггеров», на четвереньках пополз к кабине. Урок русского языка там все еще продолжался:

-Дерево. Де – ре – во, - показывая пальцем на чахоточную африканскую иву, проплывающую за окном, твердил Кунак брату. Тот послушно кивнул и повторил:
-Де – ре - во. Я - Де – ре – во.

-Это он – дерево!  - перебил того я, показывая на Кунака. - И будет баобабом тыщу лет, пока помрет!
-Ты что, мне такой долгой жизни желаешь? – улыбнулся мне братишка.
-Если за минуту найдешь ножи – рюмки – вилки, то пожелаю, - пообещал я.

-А если не найду?
-Тогда будешь всю оставшуюся дорогу шкуру белого медведя в кузове русскому языку обучать! И не дай Бог она не заговорит: с самого шкуру спущу. Я жду, время пошло, - и попятился в сторону нашего с Ильичом обиталища.

Тот сидел, нервно барабаня пальцами по столику:
-Найдет, думаешь? Или, может, все-таки, так? Я неприхотлив: и спирт из фляжки пил, и водку из консервной банки пил, а однажды, - понизив голос, прошептал он, - Даже из черепа пил, когда докторскую защитил. Хорошая такая черепушка, скифская, в золотом обрамлении, - мечтательно проговорил тот, задрав голову, - Знаешь, такое ощущение, что всю мудрость веков в себя вбираешь при этом: захватывающее чувство!

-Ага, и глупость, похоже, тоже, - ответил я ядовито, задумчиво посмотрев на него. - Это к бабке не ходи.
-Я узнал, где! – прервал нашу только нарождающуюся дискуссию Кунак, - Вон в том шкафчике, за панелью. На нее надавить надо, она и откроется.
-Сам и дави, а то вдруг я чего поломаю.

Тот послушно подошел к панели, и, надавив на нее слева, предоставил нашему взору великолепие сервировки от «Вольво», с завистью поглядывая на стол.
-Что встал-то, как вкопанный? Ставь давай! – потребовал я.
-А рюмок сколько? – сглотнул слюну Куначок.

-Твой брат будет?
-Нет, он за рулем, и молодой еще! – запротестовал Кунак.
-Тогда одну, - и, выдержав паузу, продолжил, - мне – одну. Ильичу – тоже одну. А себе бери хоть пять, все равно тоже в одну налью.

Просветлев лицом, тот достал три рюмки, тарелку, и так далее. Все, как положено на троих в походных условиях, как полагается. Хорошая все-таки машина эта «Вольво», даже не трясет, и лишь слегка покачивает. Я вспомнил про поездку в «Мерседесе», и меня аж передернуло от воспоминаний. Надо срочно от них отвлечься:

-Слушай, а пусть младшенький нам музыку включит, - попросил я у Кунака.
-Вот сам и попроси, - хитро прищурившись, ответил братец.
-По-русски, или по-английски?
-А ты попробуй, - повторил тот.
 
Я пробрался к головной части кабины: «Музыку включи!». Гунага – младший про музыку-то понял, а вот какую, видимо, не знал:
-Регги? Кантри? Рок? Диско?
-Лю – бу – ю! Doesn’t matter! Understand?

Тот радостно закивал и включил регги. Честно говоря, мне этот стиль тоже нравится. Широко улыбаясь, вполз обратно в нашу кают – компанию.
-Ну, как? – поинтересовался братишка.

-Он выучил еще одно русское слово: регги. Слышишь?
-Так это же наше, негритосское, слово! – возмутился тот.
-Ну да! Вот скажи, «рок» - это чье слово?
-Английское, - уверенно ответил Куначок.

-А вот и нет, - пожевал я ломтик колбаски: невкусная, -  Это наше, русское слово: оно означает судьбу, неизбежность. Начал слушать рок – и все, влип, как куря в ощип.
-Не понял, извини, - попросил тот.
-Что же тут непонятного? Стоит лишь один раз услышать зов рока – и все, никогда его больше не забудешь.

Ильич, согласно кивая, наполнил рюмки.
-А какая разница тогда между судьбой и роком? – продолжал интересоваться братец. - Мне все еще непонятно.
-Видишь ли, судьба у человека может быть и счастливой, а рок от тебя совсем не зависит, он не знает жалости. Не зря же говорят: «злой рок». Англичане это, правда, перевели как «хард рок», но хрен редьки не слаще. Теперь понял?

Но тот лишь, выпятив и без того большую нижнюю губу, задумчиво смотрел куда-то в пространство сквозь стенку кабины.
-Ты пить будешь, филолог? – перебил его размышления Володя.
-А? Да, - вздохнул Кунак, подняв бокальчик, - Наверное, есть такой рок. И нам надо выпить за него, чтобы он не был такой злой.

Едва мы успели оприходовать содержимое, как грузовик остановился. Куначок по-русски, и, по всей видимости, специально чересчур внятно, спросил у своего меньшого:
-Что? Здесь? Есть?
-Есть! Спать! – отчетливо ответствовала кабина.

Мы с Ильичом зааплодировали:
-Молодец! Скоро будешь «Евгения Онегина» в подлиннике читать! – крикнул я в темноту.
-Читать! Ред Гунага читать!

Вот ведь язва! Так при его упорстве и молодости, глядишь, лет через пять и на самом деле русский выучит и попытается мне морду набить. Хотя отмазки всегда можно придумать: сказать, к примеру, что я тоже перед дуэлью должен их язык из уважения выучить, да местную сагу ему пересказать, а то иначе не канает: нарушение устоев. Ладно, будущее покажет, и нечего морочить себе голову. Пора на свежий воздух, там и думается получше.

-Ильич! Тебе помочь? – крикнул я в темноту кабины.
-Не надо, дорогой, - схватился тот рукой за поручень, - Мне твой брат помогает. Ты только снизу меня подстраховывай, хорошо?

Пока мы совершали торжественный спуск Ильича, пока орошали виртуальные придорожные кустики, которых в наступившей темноте и не рассмотреть, шустрые братцы уже развели костер, и поставили на него котелок, расставив по кругу походные стульчики. Рассевшись, все дружно замолчали, слушая лишь потрескивание костра, шорох травы да далекие крики зверей.

-Это – гиена, - задумчиво подняла Лариса Петровна палец,. - Похоже, жертву нашла, слышите? Сейчас других зовет.
Через минуту вдалеке что-то зарычало, закричало и почти стихло, доносились лишь совершенно невнятные звуки.

-Вот и все. Была зеброчка – и нету зеброчки. Больная, наверное, была, от стада отстала, - горестно добавила она.
-Где – где? – повскакивали со своих мест девчонки.

-Да не волнуйтесь вы так, до них километра два – три, не меньше, и скоро они будут сытые, - попробовал успокоить я их.
-А вдруг они бегом?! И – всей стаей? И разрывать нас начнут, как вон ее! – воскликнула Жанка, ткнув при этом почему-то в Машку.

Во дура. Хотя: вывезли бы меня, нет! – не совсем меня, а как бы меня, только  из деревни, двадцатилетнего пацана, в идеале – не служившего, да закинули в Африканские дебри, я тоже бы, наверное, испугался. С другой стороны, когда мы вдвоем с братцем здесь на грузовичке пылили – я ведь тоже трухал, если уж честно? То-то же.

-Успокойся, на огонь они не пойдут: боятся они огня, поняла? Да и на взрослого здорового человека они не нападают, если тот не лежит вдупель пьяный в одиночестве под баобабом.
-Да? А если я споткнусь? – и пересела поближе к костру.

Ильич же, напротив, подвинул свой стульчик ко мне во тьму, и принялся выпытывать мои музыкальные пристрастия, уж больно его моя интерпретация «рока» заинтересовала.

-Сложный вопрос, Ильич. Я, признаться, в музыке не очень-то и разборчив, почти всеяден, - почти не утруждая себя анализом, лениво отвечал я, -  Разве что попсу на дух не переношу и блатной шансон. Хип – хопы эти не перевариваю, но стерпеть могу. Наверное, классику все же больше всего люблю. И очень жалею, что мы по собственной глупости в Большой не попали. А про рок я тебе потом расскажу. Наливай уже, а то выдохнется, - устало произнес я, - Сейчас выпьем – покушаем, и – баиньки.

Утром проснулся от легкой тряски. Что, уже едем? Выглянув в окошко, убедился, что дело обстоит слегка наоборот: мимо нас, совсем рядом, буквально в метре от капота, проходило стадо слонов, сотрясая могучими ногами землю. Да, это вам не зоопарк, там такого восхитительного зрелища не увидишь.

Тут же проснулась Годзилла и аж завопила от восторга: «Это ты сто пятьдесят таких гигантов загубил! И – ради чего? Ради твоего дурацкого музейчика в шкафу?! Ради потехи твоего самолюбия? И моржей ты столько же укокошил! Что скажешь, браконьер?!». Я, застонав, подошел к столику. Права Годзиллушка, ой как права. Приключений ему захотелось, сувениров всяких. Да еще при этом и в джентльмена поиграть. Говнюк я, одним словом. Вздохнув, наполнил себе почти полную рюмку.

-Ты это почему без меня пьешь? – донесся с полки голос Ильича.
-Совесть мучает: сколько из-за меня животин поубивали!
-Этт – хорошо, этт – можно, - осторожно опуская ноги на пол, вымолвил он, - И давно мучает?

-А этт – уже нехорошо, этт – уже чересчур: сколько лет живу, столько и мучает! – в сердцах бросил я.
-И что, за столько лет еще не понял, что это на самом деле хорошо? – продолжил этот воспитатель с явно садистическими наклонностями, - Наливай по-полной, а я тебе взамен одну историю расскажу, хочешь?
-Хочу, - выполнил я его просьбу.

Закурив натощак, Ильич вдумчиво начал:
-Дело было в Монголии, еще в студенческие времена. А звали ее Энхэ.
-Вы что там, - донеслось вдруг с верхней полки, - на улицу уж выйти покурить не можете?
-Не ворчи, Кунак, видишь, человек про жизнь рассказывает. Лучше окошко открой, раз душно, - посоветовал я.

Тот недовольно выполнил мои пожелания и, как был в одних трусах, так и присел за столик:
-Про меня-то что, забыли? – и он придвинул свой стаканчик.

-Так вот, - наполняя посуду Куначка, продолжил повествование археолог, - звали ее Энхэ. Симпатичная такая монголочка, тоже на археологическом училась, только – у них, в Улан-Баторе. А преподаватели там были, естественно, русские, так что русский она знала вполне прилично. И чем я так ей приглянулся, до сих пор не знаю: я ведь уже тогда ходил с палочкой. Вот я вам сейчас покажу, как мы с ней пили водку, - и, накрыв сой стакашек рукой, перевернул его на вытянутой ладони, - видите, ни капли не утекает. Но если я слегка подвину большой палец, то водка по ложбинке будет стекать прямо в рот. Вот смотрите!

Жидкость в стакане и правда убывала. Я попытался было сделать то же самое, но Ильич меня остановил: «Не надо, только разольешь все, сперва на воде потренируйся».

-А смысл-то в чем? – поинтересовался Кунак.

-В экономии. От ста грамм хмелеешь так, как будто бы целую бутыль выпил, - тыльной стороной руки вытер Ильич подбородок. - Но – давайте лучше я вам дорасскажу свою историю.  Так вот: с Энхэ мы очень сдружились, и так получилось, что однажды, после этого вот, - показал он на ладонь, - даже и слюбились. Она девочкой была, да… , - и зачесал голову. - Но любила меня, ребята, так, как больше никто не любил! Одежду мне стирала, в работе помогала, нет – нет, да и погладит украдкой, а в столовке все норовила мне мяса побольше подсунуть. Даже ноги мне мыла, - зашмыгав носом, добавил Ильич. - И так все два месяца, что мы в экспедиции были, пока срок не вышел. Мне – на пятый курс, ей – на третий. Только адресами и обменялись. Я не писал, она – тоже. Лишь лет через десять я узнал, что у нее родился сын, Илья. А я-то так ни разу его и не видел! – стуча кулаком в грудь, воскликнул Володя. - И ее – тоже. И не увижу.

Быстро допив свой стакан, он попросил:
-Пойдемте на воздух, мужики, а то здесь душно.

Закурив возле орошенного нами колеса, добавил:
-Запомни, Влад, да и ты, Кунак, тоже: вот загубили вы животину, да хоть тысячу, ее же всегда расплодить можно, а вот семью, вот самую что ни на есть любовь – не расплодишь никогда. Так что плюнь пока на свою совесть, Иваныч, главное, не забудь моего горького урока: не бросай любовь, не предавай ее. Ни- ко – гда! Остальное – мелочи.

Почти без аппетита позавтракав, отправились в дальнейший путь. У меня в голове всплывали воспоминания: где-то любовь была, где-то – нет, и кого я, возможно, предал, и кто – быть может, меня. Благо, настоящих персонажей оказалось не так уж и много: либо я однолюб, и помню только Светку Сорокину из школы, либо я черствый, как сухарь: еще несколько влюбленностей, и все.

 А может, я на самом деле никого и не любил? Вот и себя я тоже не люблю, так, может, и других просто не могу? Я оглянулся вокруг: Кунак продолжал свои уроки русского языка, я сидел возле столика с унылым видом, о чем красноречиво свидетельствовало зеркало, висящее напротив. Ильич же, разлегшись на спальном месте, вновь нагло похрапывал.

-Володя! – тормоша его, попытался я вырвать попутчика из сладких объятий Морфея, - Проснись!
-Чего тебе? – разлепив глаза, недовольно пробурчал тот.
-Паспортный контроль! У тебя паспорт где?

Быстро вскочив, то начал лихорадочно шарить сперва по сумкам, а затем – по карманам: «Где-то здесь был».
-Ладно, охолонись, и прости меня, дурака. Я просто хотел тебя немного взбодрить, адреналинчику подкинуть, чтобы у тебя мозги побыстрее работали. Так вот: ответь мне, пожалуйста, что такое любовь?

Ильич, намеревавшийся было возмутиться, поперхнулся, и присел рядом:
-Влад, этого никто не знает. Вот что такое ненависть, что такое предательство – это пожалуйста, это все знают. А что такое любовь – не знают. Может, это оттого, что мы просто злые люди, и любовь нам недоступна? Вот ты, Иваныч, к примеру, знаешь, что такое ненависть?

-Нет. Такого чувства у меня точно не было.
-А предательство? – подбавил масла в огонь Володя.
-Как тебе сказать? Клянусь, я сознательно никого не предавал, а если что из-за меня такое и случилось, то надеюсь, если не люди, то Бог простит. Что же касается всего остального… Налей.

Глядя на мои скривившиеся губы, Ильич плеснул:
-Не переживай ты так, ты же не виноват.

-Да не знаю я, не знаю: виноват или не виноват! Понимаешь, я… Ну, в людей я всегда верил. И – до сих пор верю. Не может себя человек по-скотски вести! На то ему Господом душа и дана, чтобы друг друга было чем любить! Разве я не прав? – допытывался я, скорее, у себя самого, чем у археолога. - Вот и Гурджиев говорил, что человек зарабатывает себе свою душу сам, своими добрыми делами, своими поступками. И если поступок – злой, душа у него от этого умаляется, а если добрый – то прибавляется. Согласен, нет?

-Давай выпьем сначала, а потом я тебе еще одну историйку расскажу, - задумчиво пригубил попутчик. - Хотя и не знаю даже, стоит или нет. Я никому еще эту историю не рассказывал, даже Ларисе. А! – махнув рукой, с горечью отхлебнул он еще раз, как будто пил виски, а не водку. - Ладно, ты мужик свой, перед тобой и исповедоваться не грех: ты ведь тоже застал те времена. Учился я тогда в институте. Помнишь, там такой первый отдел был.

-Помню, как не помнить. Я их еще куда подальше послал.
-А вот на меня сочинили компромат: дескать, во время последней экспедиции, той самой, что в Монголию, пропали артефакты. А я, как назло, расписывался при описи, а что в ящиках - не посмотрел. Не до того было: с Энхэ прощались. Ну, не крал я тогда ничего, веришь?

-Верю, - ответил я, внутренне усмехнувшись: «Значит, потом-то было?».
-Спасибо. Так вот: мне предъявили ультиматум – либо я стучу на всех, либо меня с позором отчисляют, и заводят уголовку. И я выбрал первое. А ты говоришь: животные, совестно ему, - и замолк.

Тут мы очень вовремя остановились на обед: не хотелось мне ничего ему говорить, я-то учился в несколько иные времена, уже при перестройке. Даже за то, что я наговорил тогда на семинарах по научному коммунизму преподавателю насчет трудов Ленина, мне ничего не было, даже оргвыводов не сделали. Повезло мне, дураку, что раньше не родился: живо бы пригодился.

Напару с Кунаком помогли Ильичу спуститься с грузовика. Братья уже вовсю шуршали, накрывая стол сухим пайком, и даже без водки. И костер не запалили. Заболели они, что ли?

-А что, мы сегодня варить ничего не будем? – поинтересовался я, повинуясь зубовному скрежету в желудке.
-Нам километров сто пятьдесят – двести домой ехать, нет времени, - продемонстрировал свою белоснежную улыбку Гунага – младший, - Вы кушайте, а мы поехали.
-Как поехали? – опешил я.
-Джип впереди и быстро, пояснил тот. - Мы – после и медленно. Встречу делать надо.

И старший Гунага,  позвав накурившихся бездельниц, запрыгнул в машину, так и не притронувшись к еде. Вот ведь незадача, - думал я, ковыряясь ложкой в тушенке. Тогда сейчас самое время разложить подарки, переместив их к самому входу, чтобы удобнее доставать было, заодним и проверить, не сдвинулось ли внутри что. А для этого надо все развязать, рассортировать, а нас всего трое: Володя не в счет. Вяло дожевав съестное, скомандовал подъем:

-Ты, молодой Гунага, сейчас открываешь кузов, и то, что лежит на ящиках, подаешь вниз. Я здесь сортирую, потом ты на свободное место в том порядке, какой я укажу, укладываешь хозяйство обратно. Ферштейн?

Побросав чинарики все, даже Ильич, поплелись к кузову. Гунага, открыв борт, тут же полез вглубь.

-Ты на хрена вглубь-то лезешь, дубина?! – уже начал я отчаиваться от непроходимой неспособности братца. -  Сначала с этой трети отвяжи, и нам сюда подавай! А то как ты будешь из дальнего конца-то все хозяйство тащить? – забыв про крайне рудиментарный уровень познаний принца в великом и могучем, воскликнул я.

Куначок перевел, причем – не на английский, а на свой тарабарский, после чего его братец крайне смутился и пополз по ящикам обратно к выходу, и, сопя, принялся развязывать все веревки, крепившие груз, подряд.

-Ты что, чудило, делаешь?! – не выдержал я. - Отвязывай только верхнюю часть, что на ящиках, остальное – не трогай! – еще раз убедился я в интеллектуальном превосходстве наших доморощенных пышущих перегаром Санек и Сережек.

Тот смущенно начал привязывать веревки обратно, услышав перевод Кунака. Да уж, с таким можно не один час проковыряться, так что опять не обойтись без моего участия. Опершись на плечо братца, я поднялся в фуру:

-Так: отвязываешь вот это и вот это. Эту веревку не трогай. Понял? И – чтобы осторожно, не поломай чего.

Зашуганный принц лазил по ящикам с клыками, то и дело спрашивая: «Эту?». И, если я кивал, отвязывал, и, соответственно, наоборот.  Первой оказалась освобожденной шуба для Великого Гунаги. Я осторожно подал ее Кунаку:

-Тащи в салон, там места много, положи ее куда-нибудь, хоть на мою лежанку, все равно спать уже больше не придется.

Потом пошли коробки с берестой, которые временно складывал внизу возле выхода Ильич. И вдруг, уже развязав второй ряд, Гунага подал мне ящик. Не может этого быть! Это же регалии, которые братишка хотел положить в джип! Тот стоял внизу напару с археологом, радостно улыбаясь. Но, увидев мое немое возмущение, начал оправдываться:

-Оно же тут всегда при мне, так спокойнее. И я первым хочу вручить отцу подарок, а то вдруг они, - кивнул он в сторону дороги, - раньше меня все откроют. Это не их подарок.

Выругавшись, я осторожно подал ему короб:
-В самое безопасное место. И – мухой обратно, тут еще икона, которую ты будешь держать на руках всю оставшуюся дорогу. Да, и еще шкура. Шкуру ты с братцем положишь возле самого выхода, никуда она не денется.

Тут Гунага как раз подал мне коробку с «Черной Богоматерью». Осторожно положив ее на край кузова, я спрыгнул на землю, и, закурив, спросил у Володи:
-Что скажешь – нормально?
Тот, покачав головой, поковылял к кабине, но, вдруг остановившись, резко спросил:

-А как ты думаешь: из России такие иконы вывозить – это нормально? Купил бы новодел, и дело с концом!
-А ты что, остров за сотню долларов хочешь?! Нету теперь таких цен, и не морочь мне голову! – обиделся я.

Годзиллушка тут же радостно проснулась. И откуда она взялась на мою шею? Радостно урча, она немедленно принялась выпытывать у меня истинные мотивы моих поступков, как будто я сам их не знаю. Решив, что, может, ее хоть дым отпугнет, вновь закурил. Эх, выпить бы еще! Она после спиртного у меня тут же засыпает, несмотря на многолетнюю тренировку.

Но – даже столика возле фуры уже не было. Вручив братцу икону, отправился осматривать саванну. В сидячем положении это как-то не очень получалось, но мир показался вдруг более дружелюбным Вернувшись, и, вполне удовлетворенный работой собственной перистальтики, со злорадством принялся наблюдать за извлечением из дальнего угла на свет Божий шкуры: пыхтя, братушки беспорядочно дергали бренные останки белого медведя из одной стороны в другую.

-Эй, дурилка картонная! – окликнул я Кунака, - Знаешь, поговорка такая есть: квадратное – кантуй, круглое – кати. Шкура круглая или квадратная?
-Она – продолговатая, - ответил братец, вытирая со лба пот.

-А вы не пробовали вдоль кузова, по ящикам катить, архимеды? Только не уроните вниз после третьего штабеля, здесь еще коробки стоят.
-Вот и убери их оттуда, - огрызнулся Кунак.

Проглотив заслуженную обиду, я от греха подальше спустил на землю остальные подарки, наблюдая тем временем за процессом перемещения в ограниченном пространстве северного раритета. Дела шли почти успешно: шкура порой застревала между рядами ящиков, и братьям приходилось применять поистине титанические усилия, чтобы прокатить ее дальше в тесном пространстве кузова.

Но минут через десять она все-таки лежала возле выхода. Куначок уселся на свой драгоценный дар папе задом (а ведь еще недавно вопил, что по нему и босиком-то ходить нельзя!), и, дрожащими от напряжения руками показал жестом, что ему невтерпеж закурить. Пожалев несчастного, я прикурил за него сигарету и подал ему. Тот только кивнул благодарно, затянулся и прикрыл глаза:

-Ну и гад же ты, Иваныч! Ты зачем ее в самый конец затолкал?
-Братишка, я же не знал, что твой брат на джипе от нас удерет! – принялся оправдываться я. - Я рассчитывал, что твои родичи со всем этим и без нас справятся, потому самые легкие подарки, которые для нас, и положил поближе. А ты чего подслушиваешь?! Крепи шкуру, это подарок от короля Чукотки!

Минут через двадцать тронулись  путь. Молча так, обидевшись друг на дружку. А больше всех – на меня. Вот ведь невезуха! Нарушив игру в молчанку, поинтересовался у «малыша»:

-Слушай, а у тебя «Дорз» есть?
-«The Doors»? Есть! Коллекшн! Я его очень любить, это великая группа! Включать?
-Разумеется, нам же еще часа полтора, наверное, ехать.

-Два! – довольно ответил тот, ставя диск, - Красный Гунага, а тебе который песня хорошо?
-Да мне почти все хорошо: и «Spanish Caravan», и «Riders on the Storm», «the End», конечно, и … эта, не помню названия, в которой оптимистический заряд в припеве: «уверяю тебя, нам суждено умереть». А, точно: «Alabama Song»! Прумь – тюм – тюм, прум – тюм, тюм, и так далее. Класс, а?

-Ну вот, все больше узнаю, чем ты живешь, чем дышишь, - обратился ко мне археолог, - Что, Моррисон нравится?
-Знаешь, в реальной жизни он вряд ли мне бы понравился, читал я его биографию. Но: его стихи, его музыка, его напор – это что-то, недаром же они в чартах не то что «Роллингов», «Битлов» переплевывали. Жалко Джимми, рано он крякнул.
-Это точно, - кивнул он, начав отбивать ритм. Даже губами шевелил.

А сборник был на самом деле неплохой: минут через двадцать, кто хоть что-то понимал в «Дорзе», начали подпевать. Таковых обнаружилось трое: Ильичу с его слухом досталось место на подпевках, мы же с малышом оспаривали пальму первенства в вокале. Произношение у него было ни к черту, но голос хороший, моррисоновский. Последней на диске была, естественно, «The End», а я ее практически наизусть помню. Где-то посередине я не выдержал и крикнул:

-Driver, will you takin` us?
Гунага довольно закивал головой:
-This is the end, - и показал на появившееся впереди поселение.

-Не узнал, что ли? – со смешком спросил Кунак. - Скоро и дворец уже покажется, все еще не узнаешь? Вон, смотри: и что? – ткнул он пальцем в направлении машущей руками толпы. -  Да уж… Ну, раз уж папу не узнаешь, посмотри хотя бы налево.

Там стояли отдельной группкой, чуть поодаль от всех остальных, Лариса, две этих профурсетки, и – Маша! Ох ты, батюшки – светы, и надо же было влюбиться в негритянку! «А что, ты и вправду влюбился? – ехидной вполз в мозг внутренний голос. - Ты же сам недавно тут причитал, что, кроме Светки, у тебя почти никого и не было».

 Но времени для дискуссий уже не оставалось: Кунак подавал мне свою «мантию», Ильич, покряхтывая, шарил руками под лежанкой в поисках своей палки, так что оставалось лишь смириться с неизбежностью. Расправив амулеты, я направился, поддерживая Ильича, к выходу.

Если кто-то кого, как нас, и встречал, то разве что Гагарина. Одно плохо: пришлось целоваться со всеми желающими. Мало того: каждый норовил подарить какую-нибудь побрякушку.

И, если сначала я по простоте душевной складывал их в карман, сердечно благодаря за подарок, то вскоре осознал всю бессмысленность этого занятия, и попросил Ильича все это добро скидать в один пакет: в очереди поприветствовать нашу делегацию оставалось еще человек пятьдесят, и каждый дарил кто шкурку, кто амулетик, поздравляя нас с прибытием.


                72. ПРИБЫТИЕ.

Когда схлынул толпа, к нам подошел Великий Гунага:
-Я ждал вас и верил, что вы скоро вернетесь, сыны мои, - и посмотрел на свой «Ролекс». - Через двадцать минут я вас всех жду за столом. А ты, человек с палкой, можешь сразу идти за мной. Мне поговорить с тобой надо.

Ильич послушно захромал следом, недоуменно оглядываясь на нас. Я, сам ничего не понимая, и не желая его разочаровывать в своей предусмотрительности, лишь отмахнулся: «Иди, мол, не отсвечивай». Последней подошла ко мне Маша, поглаживая свою ладошку, как будто выискивала там ответ в линиях судьбы:

-Я тебя ждала. Люблу, - по-русски сказала она. И – поцеловала.

Лариса Петровна, по-моему, аж запищала от восторга. А эти две гадины, закурив, только ухмылялись. Что же я наделал?! Они же тут всех построят: и Кунака, и папика его, а вслед за ними – и всю Африку: знаю я этих стервозных русских. Ладно, придется, по всей видимости, их впоследствии как-то разделить, а то они тут такого наворотят, что и ООН не разберет. Но у меня сейчас немного иная проблема:

-Братишка! – позвал я Кунака. - Ты, пожалуйста…
Не успел договорить: тот подошел сам:
-Вот твой муж и мой брат. Его обида – моя обида, его радость – моя радость! – и, повернувшись, собрался уходить.
-Кунак, леший тебя дери! – крикнул я вослед.

-Чего тебе еще? Печатей в паспорт у нас не ставят!
-Охолонись, братишка. Не понял? Успокойся, короче, - погладил я его по рукаву шубы. -  Так, ты подумай своей башкой: и как мы сейчас потащим все подарки отцу, на Машу, что ли, их все загрузим?

Тот, опомнившись, созвал с десяток почетно – обязанных и заставил их перетащить все дары в закуток, за которым уже виднелся здоровенный стол, и прохаживались в ожидании торжества гости. Хотя: какие они гости? Это я – гость, а они – хозяева, но ждут отчего-то именно меня, пусть даже и не одного, а с девчонками. Все было бы хорошо и лестно, если бы не жара. Может, Маше эту шубу подарить? Пусть она и парится, она к жаре привычная. Но – нет, лучше сегодня ночью буду потным я, чем она, потерплю денек. Да и имидж поддерживать надо.

-Ты иди, Маша, мы с твоим бывшим один вопрос обсудить должны, - обратился я к ней по-английски.
Та, поклонившись, отошла в сторонку. Неужели все-таки не дура? Но – надо на всякий случай еще раз проверить:

-И попить принеси, - добавил я.
-Что?
-Сок, воду, неважно.
-Минуточку.

Меньше, чем через минуту, она вернулась с подносиком. Один стакан протянула мне, другой – братцу.
-Это хоть не яд? – спросил я с подначкой. - А то, представляешь, одним махом с обоими мужьями разделаться: это же просто сказка, - уже чисто по-русски подмигнул я братцу.

Тот, отхлебнув из стакана, панически заорал, дергаясь: «Открывашка! Яд!».
-Какая такая открывашка, ты что, сбрендил?  - и отхлебнул в свою очередь. Покатав напиток во рту, до меня дошло. - Отвертка это, а не открывашка. Так что давай за работу, распаковывать надо. Маша, ты нам поможешь?

Та тут же подбежала к коробкам, немедленно намереваясь разрывать их на куски голыми руками, лишь бы побыстрее увидеть, что там внутри. Ох уж это женское любопытство, ему все нации покорны.

-Начни вот с этого, - перебил я ее познавательный порыв, и указал  на сверток со шкурой, - С остальным мы сами разберемся.
Помогать Маше подвизалась подошедшая Лариса. Пока они там возились со шкурой, мы с братцем повскрывали ящики.

-Ты что себе оставишь? – спросил я у него.
-Ну, мне хотя бы корону из дерева, и еще что-нибудь, - просительно вымолвил Кунак.

-Хорошо: бери вот это, это, и, - поискав глазами, обнаружил искомое, - вот это. И – неси к нам в дом. Остальное сейчас дарить начнем: не видишь, народ уже волнуется? Да, и братков своих кликни, пусть они дары носят, а мы с тобой речи говорить будем.

Женщины оказались проворнее нас, мужчин: распаковав шкуру, они принялись ее расчесывать невесть откуда взявшейся щеткой, что-то там друг с дружкой обсуждая. Тут в наш закуток вошли две уже слегка захмелевшие Гунаги мужского пола. И, словно наткнувшись на невидимую стену, остановились перед шкурой. Наконец старший, присев на корточки, начал наглаживать мех. Вскоре к нему присоединился и младший:

-Это кто? – робко спросил он.
-Это – шкура короля медведей, а остальное я потом скажу. Так, вы пока стойте здесь, и как я только скажу, несете по очереди подарки. Ясно?
-Кому? – болванчиками вскочили они на ноги.

-Кому ясно, или кому нести, чудики? Отцу нести, кому же еще. Это подарки от его братьев и сыновей, что же тут неясного? А вот вы, к примеру, что за последний год отцу подарили, позвольте узнать?

Благо, с переводом никто пока особо не торопился, так что пока смущенные моим напором Гунаги просто продолжали пожирать взглядами медведя, изредка посматривая в мою сторону. Тут подошел Кунак:
-Иваныч, все только нас и ждут. Да, и отец тоже прямо сегодня жениться хочет.

Вот ведь неймется старому! За шестьдесят ведь уже, а все туда же. Впрочем: если Кунаку – пятьдесят два, то его папе, соответственно… Бедная Маруська. Впрочем, не исключено, что бесшабашная молодость победит всякую там зрелость и знатность.

-А Ильич где? – прищурясь, посмотрел я на кучкующийся народ.
-Да вон он, рядом с папой присел, о чем-то с ним разговаривает.
-Так и зови его сюда, ни к чему пиршество задерживать.
Археолог вскоре приковылял.

-Ильич, ты помнишь, что обещал? Короче, самолично вручишь эти свадебные причиндалы королю и его невесте, да одеть поможешь. Но – это уже после того, как Кунак подарит ему регалии, - стараясь зрительно представить себе картину предстоящих событий, просто повествовал я то, что проносится перед моим внутренним взором. -  Затем со шкурой к нему подхожу я, говорю речь, а дальше – твоя очередь. Усек? Так, а вы, дармоеды, хватайте вот эту коробку и ставьте ее рядом с местом Владимира, и мухой обратно.

Кунак перевел. Нет, не так надо все обстряпать, криво выходит. Господи, как же все красиво-то обстряпать? Поразмыслив, я передумал:
-Так, Куначок, зови сюда еще одного добровольца.

Тот что-то крикнул, и от стола к нам подошел еще один Гунага.
-Мужики, вы берете шкуру за лапы, а я – за голову, и пошли дарить. Прямо сейчас. Лариса Петровна, присмотрите, пожалуйста, за остальным, хорошо? Пусть у них тут нравы и суровые, но все-таки не хотелось бы, чтобы что-то пропало. Вон видите, детишки так и норовят что если не стырить, так хотя бы потрогать, - кивнул я на пузатую мелочь.

И мы начали этаким кораблем выплывать ко столу: эти четверо держат за лапы, а вот что касается башки, здесь я слегка погорячился: тяжелая, сволочь! Но – отступать некуда. Великий Гунага привстал. С трудом дотащив свою ношу до полутрона – полукресла, мы постелили медвежачью шкуру поверх. Слегка отдышавшись, я сказал:
-Это Вам, великий Гунага, от Вашего северного брата. Присаживайтесь, пожалуйста, Ваше Величество.

Тот с превеликой осторожностью вновь занял свой трон, поглаживая мех:
-Это кто?
-Это – король медведей, он такой же сильный, как и король львов, - заверил я его.

Сказал – и задумался: а ведь, пожалуй, я неправ: белый мишка, пожалуй, эту кошку полосатую на раз уделать сможет. Лев без прайда кто? Голодный одиночка, обреченный на голодную смерть, и все тут, а наш медведь нигде не пропадет, да и что по массе, так и по «зубовооружению» всяко своего африканского хищника превосходит.

-А душа у него где? – вдруг поинтересовался колдун, принюхиваясь своим приплюснутым носом к дару.
-Вы не волнуйтесь, душа у него на небе, у нас, на севере, ее хорошо видно, даже созвездие такое есть – «северный медведь». Так вот, она – там. Мы с сыном Великого Гунаги, моим братом, сами ее туда отправили.

Жаль, что бубна моего с колотушкой с собой нет, показал бы сейчас им камлание: то еще представление получилось бы! Местный Мерлин внимательно посмотрел на меня, затем подошел, и, перебрав мои амулеты, что-то громко произнес. Честно говоря, я слегка струхнул: чего это ему от меня надо? Но вскоре сидящие за столом принялись дружно кричать в ответ, улыбаясь. Фух, аж от сердца отлегло. Но – хватит на сегодня ворожбы, пора говорить самому:

-А теперь наш дар преподнесет Ваш сын, - отчасти присвоил заслугу братца себе я. А что, кто ему денег занял? – Пошли за регалиями, - это я уже Кунаку.

Вдвоем мы донесли ящик к уже ерзающему в нетерпении папику. Достав оттуда коробку с короной, пояснил:
-Короновать должен священник, - достал я заблиставшую на солнце стразами корону, протянул ее колдуну. - Одевайте, ваше Святейшество, и скажите молитву. Но – короткую.

Тот, почтительно взяв искрящийся всеми цветами радуги новодел, зашел за спинку трона, водрузил его на голову застывшего в неподвижности короля, бормоча при этом что-то на своем туземном наречии. По-моему, даже ветер стих, а что касается гостей, так те, похоже, даже дышать боялись. Пока народ не дышал, я достал коробки со скипетром и державой, Себе я взял державу, палку же отдал Кунаку:

-Так, ты подаешь в правую руку, а я – в левую.
-А как подавать? – осторожно взял тот символ власти.
-Очень просто: папа раскрывает ладонь, и суешь туда скипетр. Можешь даже объяснить, зачем он нужен: я уверен, что отцу понравится.

Мы зашли с двух сторон, и, когда закончились причитания колдуна, вложили в подставленные руки символы державной власти. По-моему, Великий даже прослезился. Ладно, теперь очередь за иконой. Быстро сбегав за ней, вернулся и с поклоном протянул вождю. Похоже, то был в растерянности: руки заняты, а икону с Черной Богородицей он явно хотел.

-Ваше Величество, передайте на время скипетр и державу Вашим сыновьям, - посоветовал я, видя его затруднения, - Они вам непременно вернут.

Двое Гунаг уже были тут как тут. Бережно приняв из отцовых рук наши дары, сразу же принялись их рассматривать. Но, если вождь, разглядывая икону, смотрел поверх нее на меня с явным дружелюбием, то взгляд шамана мне однозначно не понравился. Еще бы! – новое божество привезли! Эх, была не была! Вернувшись из закутка, я с сожалением протянул ему берестяное Евангелие:

-Это – Вам, - объявил я, - Это священная для всех нас летопись, и я не сомневаюсь, Ваше Святейшество, что она вам очень пригодится.

Тот настороженно принял книгу, затем открыл, и, внезапно просветлев лицом, рысью помчался к своему дому. Словарь с церковнославянского искать, что ли? Но, главное, он был явно доволен, и даже – польщен, так что деньги потрачены не зря.

-Иваныч, а можно я вас всех сфотографирую? – прервав общую тишину, спросила Лариса. - Вместе с королем.
-Так вы сами у него и спросите, - пожал я в недоумении плечами.
-Извините, Ваше величество, - набравшись храбрости, обратилась та к королю, - Вы не против, если я Вас с Вашими сыновьями запечатлею?

Тот, похоже, английский знал немного похуже Куначка, но кивнул:
-Ты и ты, - царственно наклонил он голову к браткам, прижимавшим к груди российскую красотищу, - становитесь позади меня. Ты, - показал он на меня, - вставай здесь. А ты, странник, вставай здесь, - показал он Кунаку место рядом с собой, с другой стороны трона.

Мы выстроились так, как он велел: в центре, на шкуре и в короне, восседал сам король, за ним – эти «братки», а мы с Куначком по бокам. И, если коренные Гунаги были при регалиях, а папик даже и при иконе, то мы стояли просто так, парясь в своих мантиях.
-Фотографируй, - скомандовал хозяин.

Лариса сняла нас в нескольких ракурсах, изредка прося сказать «чиз». Не люблю я улыбаться на камеру, раздражает меня это. Мне легче язык показать, чем губы в бессмысленной улыбке растягивать.

-А может, стоит колдуна позвать? – спросил я у братца. - Пусть он Евангелием нас всех осеняет: нам пофиг, а ему приятно.

Тот, одобрительно кивнув, послал соплеменника за шаманом, вкратце объяснив, что надо. Колдун, сияя от удовольствия, встал между братьями, и, подняв над собой берестяное Евангелие, с радостью присоединился к фотосессии. Вот и хорошо, никто не остался обойденным, значит, обид не будет. А что женщин не пригласили, так это, может, положено у них так.

Теперь можно и выпить – закусить. А затем начнется еще один важный момент – короля женить будем, а то вон как Ильич нервничает, не зная, когда ему эти нагрудники с наручами дарить. Усевшись за ломящийся от изобилия стол, состоявший из мясного – овощнофруктового, с удивлением обнаружил «Столичную».

-Ты? – нагнулся я к Куначку.
-Дьюти – фри, - лукаво взглянул тот на меня.

И когда успел, спрашивается? Вроде все время возле меня торчал, или это его братцы расстарались? Пиво же в грузовике было, а ни он, ни я его точно не покупали. Подняв стаканы, все чего-то ждали, переглядываясь. Великий еще этот на меня странно посматривает. А мне-то откуда знать, кому право первого голоса предоставляется?

Вон, метрах в пятидесяти от нас, черепушка чья-то бесхозная на копье болтается, и разбери потом, чья она: обезьянья или человечья. Разумеется, наверняка для колорита, туристов привлекать, но ведь чем черт не шутит? Ляпнешь что-нибудь не то, и туда же, пару ей составлять. Посмотрел на Кунака. Тот лишь кивнул ободряюще. А, была не была! Поднявшись, и, попросив братца переводить, начал здравницу по-русски:

-Я хочу поднять бокал за Великого и Справедливого Гунагу, настоящего, подлинного короля Африки (не перебарщиваю ли?), за его скромность и щедрость, за то, чтобы и внуки наших внуков передавали из уст в уста сказания о его достославных подвигах. Лишь он в одиночку способен сразиться со львом! – и тут же почувствовал существенный пинок по ноге:

-Ты что мелешь? - шипел Кунак, - Один на охоту пойти хочешь, с копьем против льва?! Сдурел?
Я, осекшись, продолжил:

-Но всегда лучше быть со своими родными, они никогда не подведут, и пусть за Вашим правым плечом всегда будут Ваши сыновья, а за левым – жены!

Вот ведь, блин, сморозил! Но, к счастью, никто, кроме Ларисы и Ильича, этой оплошности не заметил.
-Ура! – чтобы не давать времени на раздумья, закричал я.
-Урааа! – подхватили остальные.

Осушив стакашек, я подошел к Володе:
-Спасибо, что не засмеялся. Так, мой хромоногий падре, ты к обряду готов?
Тот, жалобно вздохнув, спросил:
-Поможешь?

-Помогу, куда же я денусь. Давай попробуем так: когда ты будешь свои колядки произносить, я время от времени стану голосить что-нибудь православное. Сойдет, как ты думаешь?
-Лишь бы твои дуры не мешали, - с сомнением произнес тот. - А так, думаю, справимся.
-Ну, тогда с Богом, - выдохнул я, внутренне перекрестившись.
-С Богом.

И мы с веселыми лицами обреченно пошли с очередными подарками к молодожену
-Маша! – позвал я.

На призыв метнулось сразу две Маши.

-Масяня, это только тебя касается. Женушка, посиди пока на месте, - и, чертыхнувшись, попросил на английском Машеньку оставаться на месте, - Так, Машка, мы тебя сейчас замуж выдавать будем. Передумывать поздно. И, если во время церемонии ржать начнешь, или отчебучишь чего – вон, видишь, башка на копье висит? – и показал в сторону черепушки.

Лишь бы не описалась со страха, курица мерзлая. Но та, вместо того, чтобы испугаться, спокойненько подошла к копью и весело так спросила:
-А как его звали?

-Тутанхамон, ешкин кот! – уже на взводе бросаю я, пытаясь тем не менее поймать кураж. - Иди сюда, сейчас обряд будем совершать. Кунак, пусть наш отец встанет рядом с этой… с его новой женой рядышком, дальше… И не перепутай! – так, колдун берет корону, и мы вместе с новобрачными трижды обходим по кругу стол. После каждого обхода ваш священник по очереди возлагает корону на головы новобрачных, и пусть говорит себе при этом все, что хочет. Лариса, мы с вами будем петь. Ты знаешь «ой, то не вечер, то не вечер?», - та кивнула в недоумении. - Вот и хорошо: ее и будем петь.

Хорошо хоть, что в голову не пришло что-то вроде «В лесу родилась елочка», а то эти пигалицы нам однозначно все бы испортили. Да и Кунак не понял: русская народная еще туда – сюда, может, и вправду эту песню петь положено, но про елочку явно был бы перебор.

-Так, Ильич, - закусил я удила азарта, - ты по окончании трех кругов одеваешь им на грудь берестяные украшения, произнося попутно славянские заклинания, ты в них спец. Только время от времени делай, пожалуйста, паузы, я буду басить: «Во имя Отца, Сына, и Святого Духа». Не покоробит?
-Поехали, - только и смог произнести белыми от волнения губами Володя.

И мы – поехали. Даже у меня коленки дрожали: не до шуток ведь, могут и на самом деле шакалам скормить. Но все вышло как по писаному: парочка чинно обходила стол, шаман после каждого круга, бормоча, надевал им на голову корону, а мы с Ларисой тем временем заливались, идя позади, русской народной песней. Голос у нее откровенно неплохой, с переливами: мы даже на два голоса пытались исполнять, и это – без репетиции! Но, хоть получалось и не всегда гладко, все сидящие за столом были поистине околдованы красотой мелодии.

Наконец наступил решающий момент. Ильич, показав шаману, что пора вернуть королю его шляпу, принялся привязывать Великому Гунаге нагрудник и оручи, приговаривая при этом нараспев. Затем сделал паузу. Я спохватился: «Во имя Отца, Сына, и Святого Духа!», и перекрестил новобрачных.

Умеет же рожать Россия на свет Божий всяких там Лжедмитриев и прочих самозванцев, вот и я до кучи. И не надо мне напоминать по Донского и Менделеева, но ведь Ленин, в честь которого я был столь безжалостно обозван родителями,  был настоящий?

Нет, надо это дело срочно заканчивать. Пока Ильич, воркуя суесловицы, завязывая последние веревочки на брачных облачениях, я жестом пригласил доблестный туземный народ поднять бокалы. Как только тот справился с завязками, я опять возобновил «служение»:

- Во имя Отца, Сына, и Святого Духа! Горько!

Сперва подхватили только россияне, да Кунак, который, видать, уже бывал на наших свадьбах. Братишка что-то крикнул присутствующим по-своему. Местное население сначала вразнобой, а потом уже и дружно, начали скандировать «Горько!».

Машка тут же обняла вождя и принялась целовать его взасос. Я же начал отсчет: «Раз – два – три», и так далее. Что она там у короля во рту своим языком вытворяла, даже не представляю, но я уже устал считать, а глаза у Великого Гунаги, похоже, и вовсе закатились куда-то за затылок.

-Машка! – на правах бывшего мужа одернул ее я. - Водка греется, хорош уже! Садись со своим новым мужем, и давайте за все хорошее выпьем. И пусть у вас будет столько детей, сколько у вас на двоих пальцев; сорок один!

Куначок, похоже, перевел только последнее. Великий сперва задумался, но вскоре до него дошло, и он, загоготав, поднял свой бокал. Елки зеленые, я же совсем забыл! Где же эти славянские пиалы?

-Ильич! У тебя что, с памятью совсем нелады?
-Это почему? – сползла у него с губ облегченная улыбка.
-Мы из чего с тобой пьем? А должны были? Где там эти твои рынды, или ковши, как их там? – закрутил я руками, и вправду позабыв название, - Пусть молодожены потрудятся, да гостей обносят.

Тот хлопнул себя по лбу: «я сейчас». Подойдя к молодым, поставил перед ними эти монстроидальные сосуды и наполнил до краев водкой. У бедного вождя, похоже, глаза опять начали за затылок закатываться. Маша от него не отставала.

-По русскому обычаю вы должны, - и Володя сделал паузу, гад такой: не дай Бог у короля еще инфаркт случится, - Вы обязаны обойти с этими чашами гостей, чтобы каждый смог отпить из ваших рук.

Все, инфаркт отменяется. Вождь, радостно тряся короной, осторожно поднял братину и, стараясь не расплескать, двинулся по кругу. Маша последовала его примеру. Как же жарко-то здесь у них, особенно – в шубе! «А шуба-то!» - нашло на меня очередное озарение. Склероз проклятый!

И я метнулся в наш закуток. Какая сволочь шубу на гвоздь повесила? Оттого-то я ее и не заметил в прошлый раз, роясь в коробках. Оперативно освободив от полиэтилена королевскую мантию, пошел обратно к столу, где застал странную картину: Великий Гунага с ковшом в руках нерешительно топтался возле моего места. Недолго думая, я накинул на того шубу:
-Это – Ваша мантия, Ваше Величество.

Народ в очередной раз восторженно закричал. Великий же просто сунул мне в руки эту баклажку и поцеловал, вытирая глаза. Затем вдел руки в рукава, и, приняв обратно слегка пригубленную мной чашу, степенно направился дальше. Царь, эфиоп его мать. Усевшись рядом с Ильичом, я вздохнул с облегчением:

-Ну, теперь вроде все. Он – наш. Еще немного подпоить, а дальше, помнишь, как в той песне: «Какое небо голубое, мы не сторонники разбоя»? Применим все методы сразу, и чем больше их сработает, тем лучше. Согласен?
-Согласен. Давай выпьем, как говорится, за успех нашего безнадежного дела. Только по чуть-чуть, чтобы голова соображала, что в ней язык делает.

Но чокнуться нам не дали: оказывается, венценосец уже вернулся на место, и поднял руку, призывая всех к тишине. Говорил он много, непонятно, время от времени показывая то на небо, то на землю, обводя рукой вокруг, и при этом, похоже, говорил он в том числе и обо мне. Не дай Бог на охоту зовет, или на войну с соседним племенем.

 Куначок, встав позади меня, вкратце перевел. Оказывается, я ниспослан тому с небес, и я такой же сын земли, как и он сам, и весь его народ будет помнить вечно Великого Красного Гунагу. Переводя последние слова, братишка засопел: видимо, новая добавка к моему имени здорово пошатнула статусные позиции этого националиста.

-А теперь давайте выпьем все до дна! – поднял король свою братину.

Вот ведь хитрюга! У него ведь после обхода стола если что и осталось, так капель пять на самом донышке, а у меня – грамм сто в этом стакане. Да еще и жара, да шуба эта треклятая. Так и скопытиться раньше времени можно, а это в мои планы однозначно не входит.

Но – делать нечего. И я залпом выпил, радостно улыбаясь в сторону трона. Затем быстро ухватил тарелку, чтобы закусить это теплое пойло. Мозги. Пусть будут мозги: они жирные, и обволакивают стенки пищевода и желудка. Может, хоть торкнет послабже, а то уже в головушке зашаяло. Я активно продолжил поглощать закуску, игнорируя всякие там фрукты.

-Нравится? – ехидно поинтересовался Куначок. - А знаешь, чьи это мозги?
Я в напряжении замер: от этих негров чего угодно можно ожидать.
-Льва! – с довольным видом развеял мои сомнения братец. - Кушай, и к тебе его сила и храбрость перейдет!

Облегченно вздохнув, я с удовольствием продолжил трапезу. Но, к сожалению, уже слегка завеселевший Великий Гунага, одобрительно глядя за процессом поглощения мною кошачьих мозгов, внезапно поднялся с места:

-Ты теперь не просто Великий Красный Гунага, ты теперь Великий Красный Лев Гунага! – провозгласил он на английском, а потом сказал, видимо, то же самое на туземном, чем привел народонаселение в крайнюю ажиотацию.

 Все принялись экстренно наполнять посуду. Я, выругавшись про себя (он что, решил от меня одними только титулами отделаться?), тоже наполнил свою, и с поклоном подал ее королю:
-Напополам, Ваше величество.

Тот, довольно кивнув, опрокинул в себя половину емкости. Я, одной рукой прижимая рукой тару к груди, второй засунул тому в рот ложку мозгов. Тот милостиво принял закуску, даже ложку облизал. Мою ложку! Языком, который своим так усердно обрабатывала эта прохиндейка, и который, в свою очередь, заранее известно, в чем доселе участвовал. Я, якобы споткнувшись, уронил ложку:

-Извините, Ваше Величество, Вы что, гостей ждете?
-А ты откуда знаешь? – расплылся тот в белозубой (и сколько же лет этим зубам?), улыбке.

-Понимаете, - пристроил я ложку на столе, - У нас примета такая есть: если ложка или вилка падает – жди гостей.
-Правильная примета, - дернул головой вождь. - Скоро приедет мой брат. Он сын брата жены моего деда, - с трудом ворочая извилинами, сформулировал он. - Тоже король. Да скоро сам его увидишь. Ты что не пьешь?

Я, обернувшись к столу, подхватил первый попавшийся кусок мяса. Быстро допив оставшееся, закусил. Вкус, конечно, странноватый, но вроде ничего, съедобно.
-А это чье мясо? – поинтересовался я, - Тоже лев?
-Тоже лев, - пригладил тот бородку. - Большой лев.

Я взглянул на стол:
-А остальные, они что, тоже львов едят?
-Понимаешь, здесь кто что выбирает, - с трудом подыскивая слова, задумчиво протянул тот, - женщины вон, как я вижу, едят антилопу, твои братья – буйвола, а ты выбрал льва. Однако все тарелки рядом стоят. А ты выбрал именно льва, - повторился Великий, -  над этим надо подумать.

И, наклонив набок голову, пошел к своей новой жене. Я же вернулся на свое место, и даже не заметил, как Володиной ложкой доел львиные мозги, изредка запивая остывающее блюдо водочкой. Да, понятно, на льва я сейчас слегка похож: грива отросла до плечей, а борода – и вовсе до неприличия. Ну, чем не лев?

А что касается выбора блюд, так я хапал со стола, что мне приглянулось, и все. Но: червячок сомнения все же оставался. Варианта два: или меня разыгрывают, на что непохоже, либо… Вздохнув, плеснул себе еще чуток. И даже вздрогнул, когда об мой стакашек стукнулся другой.  Куначок. Налил и ему: мне что, чужого жалко?

-Ты отчего такой грустный?  Должен вроде быть счастливый: ты теперь – Великий Красный Лев Гунага, а я – всего лишь Первый Сын Второй жены Великого Гунаги, - с явно кислой миной спросил он.

Случаются же с людьми беды! Он что, мне завидует, дурила?
-Слушай, а давай я тебя тоже как-нибудь назову, - предложил я, - Мы же с тобой братья.
-Нельзя, - замотал тот головой, - Может только либо старший брат, или сам отец. Тебе нельзя.

Вот ведь напасть! Воистину: нет преимуществ без недостатков. Мои размышления о бренности иерархии прервал маленький кортеж, состоящий из черного чемоданообразного джипа и микроавтобуса: по всей видимости, пожаловал этот «брат – жены – не разберешь – кого», так как Великий Гунага самолично отправился встречать гостей. В короне и в шубе. Пижон. А мне тут сиди, потом обливайся, давно бы уже с Машенькой куда-нибудь сховался, в прохладу, да в усладу. Но: тут и дураку ясно, что нельзя.

Гость тем временем с восторгом рассматривал облачение хозяина. А тот, зараза этакая, уже повел того к своему трону, показал шкуру, похвастался скипетром и державой, а затем принялся знакомить с Машкой. У соседнего короля при ее виде аж кадык дернулся. Затем Великий, вполне довольный собой, повел своего гостя в нашу сторону:

-Вана – манна – уна – Гунага, - представил он меня.
Или нет? Хрен их поймешь. Но я, привстав, на всякий случай поклонился.
-Гуна – шунда – гыр – Гунадана, - ответно поклонившись, сказал местный Алеша Попович, и перешел на английский. - Я очень рад, что у меня появился еще один брат.

-Я тоже, - крепко пожал я его руку, как можно шире улыбаясь, думая при этом: хорошо хоть, что я не в Китае, а то там уж наверняка, побратавшись с одним, получил бы с миллиончик – другой родственников.

Интересно, как бы они там меня прозвали? «Сын красного дракона»? Или (они же любят там всякие закавыки),  «голубоглазый брат золотого тигра»? Из прострации меня вывел новый сосед, которого хозяин усадил слева от  себя, и справа от меня. А я-то все думал, отчего это место пустует?

-Зови меня просто Гунадана, а то, я вижу, тебе затруднительно. Давай за знакомство.
-Влад, - поднял я свою чеплашку. - За знакомство.

Оказалось, что он король именно той страны, через которую мы в прошлый раз с грузом бивней проезжали. Учился он в Кейптаунском университете на юриста, что изредка ему в жизни пригождается. Я же в ответ пожаловался, что мое образование практически не повлияло на мою дальнейшую судьбу, разве что окончательно разбудило наивно спящий до начала университетского обучения в глубине души цинизм.

-А ты знаешь, кто такие циники? – заинтересованно спросил Гунадана, видимо, соскучившийся по болтливому слушателю.
-Да те же хиппи, только на два с лишним тысячелетия пораньше. « А мне все по…, я сделан из мяса, - заголосил я вдруг, перегревшись, видать, на солнышке, «Ленинград» - Самое страшное что может случиться – это стать..».
Эти гадюки возле короля все же закончили фразу.
-И что это значит? – спросил сосед.

И я, как мог, перевел. Зачем? Тот задумчиво посмотрел на меня, потом – на девчонок, и произнес, покручивая свою тарелку против часовой стрелки:

-Да, зря мой отец вашему Брежневу отказал в строительстве военной базы: вам вон жарко, а вы веселитесь, вам холодно, а я в кино это видел, на «Дискавери», по-моему, - вам тоже смешно. И медведи у вас там ходят с волками. Это – правда?

-А ты что, не видишь, на чем твой брат сидит?
-Вижу, оттого и спрашиваю.
-Можно, я тебя напрямую спрошу? – уже захмелев, скосил я на того и без того закосевшие глаза, - Ты не обидишься?

Тот кивнул.
-Тогда ответь: ты – дурак?
Он помотал отрицательно головой.
-Вот и посмотри в Интернете, и увидишь, где живут белые медведи, и где – умирают. На крайнем Севере! А у нас умирают только… - и задумался, как бы перевести слово «бурые», - коричневые. Те еще сволочи: в лесу после них малины не найдешь: всю подчистую сжирают. А уж грибы – тем более. И не дай Бог ему попадешься: и тобой закусит.

-А ты можешь мне шкуру коричневого медведя привести? – слегка занервничал он от таких новостей.
-Да хоть какого. Список составь, что тебе надо. Либо я, либо он, - кивнул я на Куначка, - обязательно привезем. Если хочешь, и военную базу построим: нам сейчас на НАТО наплевать. У тебя бухта подходящая есть?

-Есть! – заскреб он нервно бритый подбородок, - Знаешь, я уже сам хотел с тобой об этом поговорить. Что мне эти яхты? В год меньше миллиона дохода дают, а вот если база – тогда да, это и мне хорошо, и тебе, как я думаю, хорошо. Поговори с президентом, пожалуйста!

Чуть не поперхнувшись, я все же поинтересовался:
-А ты в наше посольство не обращался с таким предложением?
-Нет, туда мне нельзя: соседи обидятся, они тоже хотят. А вот если инициатива будет исходить от Москвы, тогда они ко мне претензий иметь не будут.

Опять я ничего не понял: или он дурачка мне тут валяет, или всерьез думает, что я к президенту на прием попасть могу? Это здесь я аж сразу с двумя королями за одним столом сижу, а у нас на родине любой вшивый депутатишка меня только через неделю примет, и то – по протекции.

-Давай поступим так, - вытер я пот со лба, - Ты мне даешь карту акватории бухты, с глубинами, с проходами, ну, сам понимаешь. К ней – письмо, которое кроме меня и еще пары ответственных лиц никто не увидит. Оригинал вложи в конверт, опечатаешь, как положено, а его копию без своей подписи и печати, один текст, тоже отдаешь мне, чтобы я с генералами знал, о чем говорить. В этом письме, если, конечно, ты мне доверяешь, ты передаешь часть переговорного процесса мне, оставляя, естественно, окончательное решение за собой. А я сделаю все, что смогу. Идет?

-ОК! Если все получится, десять процентов – твои.
-А министру? – сам собой включился у меня в башке калькулятор.
-Какому министру?

-Который в Москве. Министру вооруженных сил: ему тоже десять надо. Хотя обычно они берут пятнадцать.
Тот заморщился, и плеснул в стакашки:
-Попробуй все же десять.

-Не бери в голову! – чокнулся я с ним. - Мелочи все это.  Мы с тобой возле военной базы такую инфраструктуру построим – ахнешь, - слегка понесло меня. -  Ты, главное, побольше земли вокруг бухты скупи, пока никто не пронюхал. А с российскими моряками я договорюсь: бизнес будем делать. Что-то перевозить из Африки к нам, я что-то от нас – к вам. Их же никакая таможня не остановит: попробуй крейсер, или фрегат остановить. Подводная лодка – тоже вариант, - разыгрался у меня аппетит. - Да твой миллион ни в какое сравнение не идет. Так что, я полагаю, года через два - три про яхты ты смело можешь забыть.

-Нет, это никогда, - мотнул король кучерявой башкой. -  Я все же оставлю две яхты: одну – себе, другую – тебе. И не смотри, что они маленькие, зато – океанские. Знаешь, как это классно – плавать на собственной яхте? Да знаешь, конечно: в новостях то и дело показывают, как вы, русские, по Европе куролесите. «Ламборджини» в хлам разбили! Этот ваш, не помню его фамилии, замок во Франции взорвал, лишь бы жене при разводе не отдавать! Нет, откуда у вас столько денег?

Я сдержался. Надо мыслить конструктивно: предлагает мне яхту, и то уже немало, пригодится. Можно будет, глядишь, адмирала какого-нибудь на ней покатать, а если потребуется – то и подарить. Пятьдесят процентов. Хрен с ним, не обеднею, тем более что я и не богател никогда. Все мое богатство – квартира, да кактус в ней.

-ОК. За наш общий бизнес, -  и поднял стакан.
-За дружбу! – согласился Гунадана.

Чокнулись, выпили. Ох, что-то меня совсем штормит. Попытался было встать, да уже не смог. «Эх, ты, а еще говорил, что русские не сдаются», - промелькнула последняя мысль.


                73. МАША.

Оказывается, это она, увидев мое бедственное состояние, отвела меня домой. Под белы рученьки, так сказать. Потом, по ее словам, я самостоятельно разделся и рухнул на постель, совершенно не интересуясь наличием рядом живой женщины. Но она, дескать, не в обиде, и все понимает. И при этом поглаживала меня по моей отросшей бороде. Вот и хорошо.

То есть – совсем нехорошо. Рассольничку бы сейчас. На худой конец – пивка, наличием которого я и поинтересовался. Кивнув, та черной мышкой (или – пантеркой?), выскользнула и вскоре вернулась с двумя запотевшими… О, елки! Зажатыми между обнаженных грудей банками, держа в руке бокал. Застонав, я присел на кровати, и, отмахнувшись от бокала, открыл банку. Холодненькая, Ешкин кот! Как же хорошо-то. Мигом прикончив баночку, потянулся было за второй, но передумал:

-Туалет где?

Машенька, радостно закивав, осторожно повела меня по коридору, и, указав на дверь, объяснила, что там не только туалет, но и душ. Это что-то новенькое. И, хоть туалет был то ли «био», то ли другой какой непривычной системы, зато из душа текла вполне приятная водичка, не такая вонючая, как в нашем городе. Тут же стояли моющие средства и висело веселенькое полотенце с пальмами. Китайское, наверное. Почти закончив омовение, и даже почистив зубы, почувствовал, что из утреннего «недочеловека» превращаюсь в полноценного члена общества.

-Маша! – позвал я, постучав в стенку.
Та засунула свою очаровательную головку в дверь.
-Спинку потри, - попросил я по-русски: не все еще шестеренки в голове как надо закрутились, - Спинку, - показал я на область между лопатками, - спинку, soap! Поняла?

Та улыбнулась, скинула свою набедренную повязку, и, забравшись в кабинку, принялась нежно намыливать мне спинку пальчиками, а может, и еще чем. Я уже был ко всему, как пионер, готов. Так мы промылись вдвоем, наверное, минут тридцать или сорок. Затем она вытерла меня полотенцем с пальмами, и, вполне удовлетворенный как душем, так и всем прочим, я вернулся в комнату, где меня ожидала маленькая мужская радость: сигарета и пиво. Теперь можно его и из бокальчика. Только начал его наполнять, как Маша, присев рядом в костюме Евы, робко объявила:

-Влад, у нас будет сын. Это тогда случилось, в прошлый раз. Я так боялась, так боялась, что ты не вернешься!
Минуточку, и к чему такие стрессы за одно утро? Хотя: видно, что она не врет, взгляд у нее переменился, в нем что-то женское появилось, сучье, кормящее. А я-то вчера и не заметил, да и сегодня не до того было.

-А почему именно сын? – постарался я сдержать эмоции.
-У всех Гунаг первым рождается сын.
-А если дочь?

-Тогда она уже не Гунага, отец может за ней ухаживать, но Гунагой она никогда не станет, - слегка облегчила мои опасения насчет признания общественностью  как в предположительно дочкиной, так и в моей собственной «Гунагости», она.
-Видишь ли, у меня в России уже есть сын, так что зачем переживать?

-Тогда и мать дочери тоже уже не Гунага, - нагнула та голову. - Она неправильная, духам и Богу неугодная, - машинально продолжила та наглаживать мое плечо.
Вот ведь, нашла проблему! Возьмет мою фамилию, и дело с концом.
-Ну и что? – усмехнулся я.
-Тебе придется взять еще одну жену, потом – еще одну, пока сын не родится. А я не хочу тебя ни с кем делить!

Нет, надо срочно утешать, а может, и вправду мне Господь еще один шанс продлить свой род дает?
-Да сын у нас родится, кто же еще? – обнял я ее.

Та подняла на меня свои заплаканные глазки: «Правда?». И разревелась еще пуще прежнего. Так, надо ее отвлечь:
-А где ты английский выучила?
-В школе, при церкви, - утерла та нос моим полотенцем.
-Так, значит, ты – христианка?

Та в изумлении подняла на меня свои покрасневшие глазки:
-Конечно!
-А православной христианкой не хочешь стать? – показал я свой крестик.
-Мне что, можно? – робко спросила она.
-Конечно, ведь у тебя муж православный.  Это даже хорошо, приветствуется, да и сына крестить тоже надо.
-Я согласна!

Вот, и слезки сразу высохли. Но у меня все равно в голове сумбур: а если, допустим, это не мой ребенок, а того же Кунака? Что же теперь, ждать, пока у него рыжея борода отрастет, чтобы не сомневаться? Но наверняка же тот черненький родится: нордический – цвет рецессивный, угадывай потом, что за чудо на свет появилось. А, и хрен с ним! Воспитаю, как своего, если что: соскучился я по маленьким детям. Я погладил Машу по голове и хотел было уже закурить, как вспомнил вполне разумную надпись на пачках: «Оберегайте детей от табачного  дыма»:

-Да, еще вот что: увижу тебя еще раз с водкой или сигаретой – ты мне больше не жена, - поднял я ее пальцем за подбородок. - Глоток шампанского можно, и не больше, понятно?
-Это почему? – недоуменно спросила она.
-Это! Может! Повредить! Нашему! Сыну! – делая ударение на каждом слове, заявил я.

-Хорошо, - испуганно распахнула та глазищи. -  Я буду хорошей женой. Я буду православной. Я буду слушаться. А вдруг меня Великий Гунага попросит?
-Что попросит?
-Чтобы я виски с ним пила, мы так часто, когда вечер. Но ты не подумай ничего, наш папа – он добрый, только в карты заставляет играть. Кроссворды еще из газеты разгадываем, я тут знаешь, какое слово угадала? Месопотамия, вот! А ты смог бы?

Я протер очки:
-Подходящее слово. Да, - и посмотрел их на просвет. -  Грустное только: была держава – и нет ее, не докричишься. Сколько ни рой землю, все равно ничего, кроме черепков, не найдешь. Так и с нами. Ладно, теперь ты будешь сидеть только рядом со мной. Возражения есть?

Возражений не было. Захватив сигареты, пошел к выходу, на крылечко. Хорошо хоть, что двери со стеклом: возле входа, если не ошибаюсь, столпилось уже полдеревни. Бездельники, блин! Им бы в поле пахать, да антилопам хвосты крутить, так ведь нет: им зрелищ подавай. Но курить хотелось, и я отправился за «мантией».

Выйдя на крыльцо в одной шубе и полотенце, был встречен приветственными криками. Мне оставалось лишь закурить, и, как Сталин с мавзолея, с благосклонной улыбкой помахивать рукой. И чего они все так радуются? Я им кто – сват, брат? По корове каждому подарил? Внезапно толпа расступилась, и ко мне вышел Великий Гунага с распростертыми объятиями. А позади него уже стоял огромный накрытый яствами стол.

Господи, и чем же я так перед тобой провинился? Ведь только – только голова начала проходить. Выкинув сигарету, я обнял вождя:
-Ваше Величество, приветствую Вас!
-Привет и тебе, сын мой!

Эх, сейчас сказать, или повременить?
-Отец, у меня к Вам одна просьба, - не отпуская того из объятий, прошептал я на ухо.
-Проси, что хочешь! – расстелил он передо мной жестом пространство саванны.

-Понимаешь, Маше больше нельзя пить спиртное, - кивнул я в сторону стола.
-Это почему? – освободился от объятий «папик».
-Видишь ли, врачи не рекомендуют. У нас будет сын, только это…

Слово «секрет» я сказать не успел: Великий Гунага, взметнув руки, громко закричал по-своему верноподданной толпе. Что тут началось! Такого не было даже вчера, когда нас встречали, да когда мы подарки дарили. И, слава Богу, что меня бросились обнимать лишь трое: сам король, его старший сын, и Куначок, который, подмигнув, с едкой улыбкой произнес:

-Ну, теперь держись. Это на неделю.
-А меньше – никак? – с ужасом спросил я.
-Да есть, конечно, способы, я тебе потом о них расскажу.  Эх, Иваныч, Иваныч, что же ты наделал.

Да уж, наделал, что называется, по самое нихочу. Вслед за братцем подошел король Гунадана, и, усмехаясь, пожал мне руку:
-Я рад за вас. Искренне рад, - и понизил голос, подмигнув. - Сам когда-то хотел на ней жениться. И даже если у вас будет девочка – все равно рад. Вы прекрасная пара: уж я-то знаю.

И отошел. Лучше бы он не отходил: следом потянулись вереницей бессчетные Гунаги, а их ведь в этом полугороде – полудеревне, если я не ошибаюсь, живет тысяч восемьдесят. Пусть тысяч сорок из них – дети, еще тысяч десять – пятнадцать за стадами ходят, да бананы срывают, этих вычеркиваем, но остальных-то куда девать? Вон они – все идут и идут.

 Хорошо хоть, женщины целоваться не лезли, а стояли себе в сторонке, да кучкуясь штук по десять – двадцать, разговаривали. Странно: наши все толпой стоят, а эти полплощади заняли своими компашками. Однако рука уже всерьез болела, впрочем, как и щеки от непрерывной улыбки, и шея от благодарственных поклонов. И что за жизнь такая?! Я позвал Кунака:

-Слушай, может, мне хоть пивка глотнуть можно? И покурить? А то стою тут, понимаешь, как Маргарита у Булгакова. Встань, пожалуйста, рядышком, и, когда попрошу, дай отхлебнуть из баночки, да сигаретой затянуться.

Тот, сглотнув слюну, вдруг спросил:
-Это что, ты меня на свадьбу свидетелем зовешь?
-А кого же еще! Ты же мой брат.

Лучше бы я этого не говорил: когда братец перевел мои слова окружающим, мою бедную лапку стали пожимать с удвоенным усердием. Даже улыбка, и та у меня стала, наверное, совсем уж вымученной. Выручал время от времени Куначок: тот подавал мне в мою пока что еще здоровую руку то бокальчик с пивом, то сигарету. Наконец-то все закончилось: последним подошел колдун. Постучал после поздравления своей кочергой в дверь дома.

Дверь тут же открылась: видимо, Маша давно уже все поняла, и на крыльцо вышла в полном черти чем. Посудите сами: на голой груди какие-то висюльки, на бедрах – шкура то ли леопарда, то ли еще кого пятнистого, на голове – взрыв на макаронной фабрике, в ушах – серьги размером с мою ладонь. Но это еще не самое страшное: в носу было кольцо. Кое-как опомнившись от шока, хотел было подать ей руку, но Кунак опередил меня:

-Это я должен сделать. А ты иди пока к Жанне.
Хорошо, иди – так иди. Найдя эту любительницу приключений в толпе, по дороге сжимая – разжимая опухшую руку, направился к ней:
-Привет, кукумария.
-Привет! – игриво ответила она.

Признаться, я только сейчас, вблизи, понял, что на ней фата и светлое платье. Ничего себе!
-У нас сегодня сразу две свадьбы: твоя, и твоего брата, - вывел меня из оцепенения Гунадана. 

-Тогда сам и рассказывай, что делать надо. Пожалуйста, - взмолился я, хватаясь за него, как за последнюю соломинку, поглаживая опухшую ладонь.
-Магистр подскажет. Если непонятно, ты делай так, как он, - и махнул в сторону Кунака.

-Ничего даже не сказал, - разочарованно посмотрел на него я. -  Закурить-то хоть дай, а то рука болит.
-Это что! Моя столица раза в три больше этой, да и жен тоже побольше будет. Так что, - хохотнул тот, - скажи еще судьбе спасибо, что не на моей дочери женишься: до ночи бы руки пожимал, - снисходительно пояснил он. Но сигарету для меня прикурил.

-Так что, эта вакханалия еще неделю длиться будет? Есть же варианты, - со слабой надеждой в голосе спросил я.
-Только государственные интересы или война, - равнодушно ответил он.

-Да ты пойми: я прямо сейчас Америке войну объявлю! – вновь с ужасом представил я себе грядущую вакханалию. - Мне уже все равно: от цирроза помирать или же от пули. От пули даже проще.
-Ладно, придумаем, напарник, - утешил меня тот, - я уже и указание вчера дал, чтобы все бумаги готовили. Смотри лучше вон  туда.

И действительно, действо уже началось: по знаку колдуна, когда-то успев вместо привычных шорт и футболок переодеться в национальное, местное население, построилось если не кругом, то хотя бы, ввиду недостатка места, эллипсом слоя в четыре, как приплюснутый рулет. А посередине его, вместо начинки – я, грешный.

Загремели барабаны, колотушки, трещотки. Все, кроме барабанщиков, двинулись в ритуальном танце по кругу, при этом что-то ритмично выкрикивая. Значит, мне вчера это не приснилось: сквозь сон я слышал то же самое. Видимо, они так Великого  Гунагу женили. Пришла теперь и наша с Куначком очередь, и хорошо хоть, что вместе, а не порознь: тут надо дела делать, а им лишь бы выпить да поплясать. Черная Россия какая-то. 

Но, подчиняясь жестам колдуна, мы с братцем пошли, держа девчонок за руки, навстречу друг другу. Встреча, как я понял, должна состояться возле шамана: возле него уже собралась группа тамтамщиков, а перед колдуном из раскуроченной бензиновой бочки поднимался дым. Я в очередной раз пожалел, что не захватил с собой ни бубна, ни копытца: сейчас точно показал бы этому шарлатану, как надо камлать по правилам. Ну и пусть остается в своем темном невежестве! Вуду у них тут, видите ли, водятся. И что? У нас в России с утра в понедельник что ни мужик – то Вуду.

Проснулся я уже засветло: сквозь веки просвечивало солнце. Надо вспомнить, пока все воспоминания не смыло суетой дня, что же вчера было. В голове вязко потянулись фрагменты: вот я за столом что-то говорю, потом пытаюсь Машу учить русскому, затем мы парами, Кунак с Жанной, я – с Машей под тамтамы танцуем подобие кадрили, потом… И – вдруг меня осенило!

 Батюшки – светы! Мало того, что Ильич получил в свое полное распоряжение столь желанный для него остров в саванне, так и нам с Куначком перепало по островку, правда, уже в океане – море. Вернее, это сначала король хотел подарить нам по острову. Потом, выпив еще чарочку, Великий Гунага и вовсе расщедрился и подарил нам целый архипелаг, мотивируя это тем, что, во-первых, - разгибал он на европейский манер пальцы,- их восемь, так делить проще.

Далее: они – далеко, и он там был всего два раза, так что, дескать, забирайте. Камска волость, блин. И, как один из главных аргументов, завершил он свое предложение тезисом, что раз уж Куначку здесь, на родине, ничто королевское, не светит, так пусть хоть там поцарствует напару со мной.

-Хочешь, можешь даже государство там свое образовать, - помнится, продолжал разглагольствовать он. - А я признаю. Если я признаю – то и ООН признает. Берете?

И мы взяли. А дальше, как у Шекспира: «The rest is silence”. Видать, чем-то мы с Гамлетом похожи: оба – принцы в чужой для них стране. Но я, в отличие от него, датского, пока живой, лежу и думаю, приснилось мне это или нет. Вроде бы нет: ни одного сна я за сегодняшнюю ночь не припомню, а это со мной случается редко. Одна сплошная чернота и муть бесцветная. Вдруг рядом что-то зашуршало.

 Открыв глаза, обнаружил возле меня напряженно ерзавшую  в кресле Машеньку с бокалом в руке. Я хотел было возмутиться: «Дескать, я же вчера тебе говорил?!», но она молча наполнила стакан пивом  и подала мне. Спасительница. «Чип и Дейл» и рядом с ней не стояли. Они бы точно ни черта не принесли бы, сколько их не зови.

-С добрым утром, Ваше Величество! – приветствовала она меня, подавая бокальчик с вожделенным напитком.
-Морген гутен не бывает, - ответил я, с трудом спуская ноги с кровати. - А чего это ты так меня назвала?
-Вас же вчера с Вашим братом королями провозгласили.

Ох – хохоюшки. Значит, точно не приснилось.
-Спасибо за пиво, Ваше величество, очень кстати, - сделав живительный глоток, ответствовало мое величество.
Та покрутила головой и спросила:
-Кто «Ваше Величество»?

-Ты. Если я король, то ты – королева и, следовательно, тоже «Ваше Величество». Как английскую королеву зовут, помнишь? А обращение ко мне на «Вы» забудь. И вообще, - вдруг дошло до меня, - кто тебя по-русски «Ваше Величество» научил говорить?
-Вы. То есть – твое Величество.

У меня аж волосы на голове зашевелились: это что, я ее вчера спьяну еще и строил? Дисциплину учил нарушать и старшим по званию наличность отдавать? Нет, это вряд ли: иначе Маша меня боялась бы, а так… Просто ласково смотрит. Кстати, и какой дурак отменил в английском «ты»? Говорили бы, как раньше, до шестнадцатого, по-моему, века, «thou», и меньше путаницы было бы.

-Это хорошо, что выучила. Но на «Вы» будешь обращаться ко мне только в официальной обстановке. Дома – только на «ты», - и протянул ей обратно пустой бокал. Получив обратно уже вполне весомый, глотнув, продолжил, - А то вон у нас в России что из этого вышло.
-И что вышло? – поинтересовалась супруга.

-Сначала Империя распалась, а короля с его женой и детьми расстреляли, а с ними и всех остальных, кто на «Вы» обращался. Кто после этого в живых остался, те со страху друг с другом только на «ты» разговаривали. Но это – пока Сталин был жив. Как тот помер, королем стал Хрущев.
-Он что, был его родственник? – перебила меня Маша.

-В каком-то смысле да. Такая же сволочь, только слегка подобрее.
-У вас что, королями только сволочи становятся? – задала вполне естественный вопрос Машенька.
Вздохнув, я продолжил:
-Короче, этот самый Хрущев отрезал от России огромную территорию, больше вашей страны, и подарил ее соседнему государству. Оттого, что на «Вы» начал разговаривать. Потом был Брежнев.

-Тоже сволочь? – подавая мне бокал, поинтересовалась Маша.
-Он, понимаешь ли, себя очень любил, и в итоге довел страну до полного обнищания. За ним был добрый ко всем Горбачев.
-Я его помню! – хлопнув в ладошки, воскликнула жена. - По телевизору в детстве видела, у него еще на голове грязь! А так – хороший.

-Да уж, хороший. А грязь у него не на, а в голове. Так он и вовсе пол – Европы Америке подарил, да треть страны разбазарил. И все потому, что чересчур вежливый был, и на «Вы» ко всем обращался. А я не хочу, чтобы мой дом развалился, а с ним и наша семья – тоже. Так что давай на «ты».

Та согласно закивала. Закончив эту шизоидную политинформацию, направился в ванную:
-Я тебе постучу, когда «шир – шир».

Машенька только улыбнулась. Выйдя из ванной, мы направились в разные стороны: Маша – одеваться, я же – к холодильнику и за «мантией». Очень уж покурить хочется.

Так и есть: меня уже ждали. Опять радостные крики, идущий мне навстречу Великий Гунага, и так далее. Хорошо хоть, руку срочно никто не порывается пожимать: быть может, мой нынешний статус уже не позволяет им ничего такого? Вождь тут же, приобняв меня, попытался было придвинуть к столу.

-Извините, отец, но мне пришло экстренное сообщение на сотовый (я опять почти не соврал, связь худо – бедно, но была), и нам необходимо созвать совещание. И чтобы никто, кроме меня, Вашего сына, Ильича, Гунаданы, и, если Вы соизволите присутствовать, дабы сказать решающее слово – Вас. Я очень надеюсь на Вашу помощь, - прижав руку к сердцу, горячо произнес я. - Давайте посидим в доме. Минут двадцать, я думаю, нам хватит. Хорошо?
-Хорошо, - слегка недовольно ответил король.

Отдав указание братцу, который стоял неподалеку, отчего-то начал внимательно наблюдать, как я прикуриваю. А тут, как назло, ветер. Наконец, закурив, я попытался составить логическую цепочку грядущего разговора так, чтобы всем было интересно, и никто не остался в обиде, благо, пиво уже впиталось в мой ватный мозг, который, узрев угрозу в виде стола, тут же начал панически соображать. Вскоре, пообщавшись с колдуном, Кунак направился в нашу сторону. Тот был явно недоволен. «Блин! – рассердился на себя самого, - Надо и его пригласить тоже, а то ведь непорядок получается».

-Ваше Величество, а можно еще один вопрос?
-Спрашивай, отвечу, - пробухтел тот, оглядываясь на стол.
-Можно Вашего уважаемого провидца тоже пригласить? Если ваша мудрость затмевает его дар, то его, соответственно, нашу.  Вместе мы ведь лучше придумаем, так?

Тот, одобрительно кивнув, попросил братца пригласить на наш совет и шамана. Вот и хорошо: мне любые союзники нужны. Приглашенные подошли к слитной группой: кто нес мясо, кто фрукты, даже Ильич, и тот тащил в своих скрюченных пальцах бутылку, дымя на ходу.

-Господа, - остановил я процессию, - Давайте будем курить только на улице, сами знаете, почему. Покурим здесь, хорошо? – махнул я в сторону дома. - А потом уже и посидим мужской компанией.

Тут я впервые обратил внимание на сам дом. Не помню, чтобы он в прошлое мое посещение здесь стоял. Нечто вроде жилища американца среднего достатка, или чуть похуже, но дом абсолютно новый, даже спутниковая антенна есть. И гараж на два машино-места. А я-то в этом угаре ничего и не заметил. Не удивлюсь, если там и ультрасовременная кухня есть.

-Веди, хозяин, - кинул окурок в клумбу Гунадана, - А то, как говорили у нас в Кейптауне, «теплый виски похож на блюющую женщину: самому блевать охота».

Усмехнувшись, я повел нашу венценосную группу внутрь дома, первым вместо кошки пропустив вождя:
-Маша, организуй нам стол, тот, что на колесиках (и откуда я про него вспомнил?), и бумаги принеси, мы планы составлять будем. Великий Совет тут у нас. А сама потом посиди на кухне, пока не позовем.

Ильич посмотрел на меня с явным неодобрением, не ведая, что я именно из-за этого со своей первой и развелся: хотел в уютной домашней обстановке с партнерами, да с друзьями посидеть, о будущем подоговариваться за бутылочкой (куда же без нее), а затем, возможно, и пульку расписать.

А жена хотела обратного: чтобы я пришел домой не с друзьями, а с деньгами, обсуждал ее глобальные проблемы с подбором гардероба, да еще и, моя посуду, слушал ее сплетни про подружек. Не вышло: ничего не могло сломить мою тягу к свободолюбию, и отвращения к домашней работе.

Гвоздь забить – пожалуйста! Два – да на здоровье! Три – уже перебор, я его лучше завтра забью, если домой приду: ведь не один лишь только я гостей домой приглашаю, они меня тоже. Особенно регулярно названивает один бывший шахматист, КМС, по-моему. Вот и последний наш с ним разговор, к примеру:

-Иваныч! Это я, Олег. Ага, слегка есть. Давай сегодня вечером ко мне, сыграем, а? У меня уже и пиво в холодильнике стоит, и рыбка, какую ты любишь. Семгочка, жирненькая, слабосоленая, пальчики оближешь! Только прошу: как в прошлый раз, грязными руками за фигуры не хватай: я их едва отмыл. Ну, так едешь? Рыбку резать или как?

Знает ведь, чем меня купить: у меня аж слюнки потекли:
-А твоя-то где? – в робкой надежде отмазаться спрашиваю я.
-Да выгнал я ее на х…! Представляешь: она вчера наши с тобой шахмотья в мусорку выбросила: сказала, что они ей не нужны. Хотел было достать их из ведра, но было уже поздно: она их каким-то говном залила, не ототрешь. Вот я и купил новые. Обмоем?

Вот такие, или примерно такие звонки я и выслушиваю каждую пятницу, причем почти с одними и теми же аргументами в пользу того, что мне просто необходимо встать на лыжи и бежать к нему, дабы утешить. Хотя, признаться, некоторые особи у него задерживались чуть ли не на полгода, но это были совсем уж редкостные экземпляры: они стирали, гладили, готовили, да нас, паровозов, терпели.

Но: все же мешали. Через некоторое время они внаглую начинали приводить домой подружек, и смотреть с ними единственный в доме телевизор. Естественно, мы на это рычали, и я думаю, всем понятно, чем это заканчивалось. Вот такой вот у меня друг Олег. Геннадьевич, кажется.

 Да, и до сих пор не пойму, отчего это он именно меня выбрал в свои соперники: я ведь до сих пор путаю, где при расстановке фигур конь от офицера должен стоять – справа или слева (шутка). Наверное, все-таки оттого, что я его порой выигрываю, а он так и не может понять, отчего.

-По наитию надо играть, по наитию, - объяснял я этой оторопевшей роже, играющей по всем канонам.
-И все равно я не понимаю, где ты меня тут обскакал, - недоуменно глядел тот на доску.

Такое, правда, случалось не часто: в лучшем случае одна партий из пяти оставалась за мной, а ничьи мы не считали. Вот такие у меня друзья. Про преферанс я вообще молчу: гады они все, эти картежники, обязательно коньяк с лимоном с собой притащат.

Затем – трубки-сигары, обсуждение партии, взаимные упреки, типа: «Ты зачем с этой сходил? Забыл, что ли, какую масть я тебе показывал? Сходил бы с бубы – нет базара, а в пики-то зачем? У него же всего одна бубна оставалась! Развели бы, как миленького, без лапы оставили!». Впрочем, претензии были редки, чаще всего, посмотрев на карты, просто говорили каждый свое слово. И – все были довольны. Или – недовольны.

Опомнившись от милых сердцу воспоминаний, вернулся к жестокой реальности. Кунак держал перед моим носом рюмку, вот я и очнулся.
-Кто сообщение-то послал? – наконец-то добившись моей адекватной реакции, спросил тот.

-Это по его душу, - кивнул я на Ильича, - Москва недовольна, что мы с исследованиями затягиваем. Я попытался было дозвониться, узнать, в чем там дело, но секретарша постоянно говорит, что шеф занят. Злится, наверное.
-И что? – спросил Гунадана.

-А то, что от этого зависят все наши планы. Ты же не хочешь, чтобы они не сработали? Бухта там, и все прочее.
-Твои предложения, - осторожно глянул тот на местного короля.
-Давайте сначала выпьем, а то закуска остывает, а потом уже и за планы. Все со мной согласны?

Не знаю, как согласны, но выпили все. Великий Гунага подвинул мозги ко мне поближе:
-Тебе это надо. Думай.

Может, Верещагину икра и приелась, а мне вот что она на севере, что мозги здесь до сих пор нравятся. Хотя, наверное, его понять тоже можно: он ее, года три без передыху каждый Божий день трескал, а я – всего-то навсего третий день.

-А яйца льва вы едите? – вдруг спросил я у вождя. Отчего спросил – не понимаю.
-Мы их обычно в землю закапываем, чтобы львиный род не пресекался. А у тебя что, - показал он жестом, - с этим уже проблемы?

-Да что Вы! Все хорошо. Просто у нас в России мужики яйца быков да медведей едят, чтобы у их сыновей было бычье упрямство и медвежья сила, - принялся фантазировать я, дабы вернуть тонус, - А если к этому добавить еще и львиную храбрость, то тогда твоему сыну вообще ничего не грозит.
-Если ты до кучи еще и ослиные не съешь, - скептически прищурясь, по-русски добавил Ильич.

И наполнил по новой, гад такой. Взял, ни за что ни про что, оскорбил в лучших побуждениях, да крылья моей неуемной фантазии подрубил.

-Ослиные – это по твоей части, - попытался я мелочно отомстить. - Говорили же тебе: не пей, козленочком станешь, а ты не послушался. Вот вместо того, чтобы искать в пустыне твой Алатырь – камень, мы сидим здесь, да бухаем. Хромай теперь до туда на своих копытцах, - и продолжил уже на английском. - Я предлагаю, - придвинув к себе лист бумаги, взял ручку, и начал писать по-русски: не хватало еще чтобы кто-нибудь мои ошибки увидел. Если с устным английским у меня еще худо-бедно, но вот с письменным – швах, самоучка я. - Следующий план. Первое: нам необходим транспорт. Джип для нас и грузовик для рабочих. Полагаю, - обратился я к королям, - вы это сможете организовать.

Те легко согласились.
-Так, второе: подбор персонала. Человек десять, я думаю, хватит. И если Великий колдун не возражает, я хотел бы попросить именно его заняться этим лично. Вы же, Ваше Святейшество, лучше всех в людях разбираетесь? Вот и хорошо, значит, согласны. Только чтобы были неглупые, сильные, и трудолюбивые.

-ОК, - коротко ответил шаман.
-Тогда третье. Надо решить, кто из нас поедет. Бесспорно, это Ильич, - тот кивнул, - его жена Лариса, - тот кивнул вторично, - Это как научное ядро экспедиции. Затем – я, потом, - взглянул я на Великого. Похоже, ехать ему совсем не улыбалось. Понимаю: здесь жена молодая, и вдруг – куда-то переться, - Ваше Величество, Вы простите меня, но мне кажется, что король должен оставаться со своим народом. Или Вы хотите ехать?

-Я останусь со своим народом, - пряча улыбку облегчения, соизволил тот от радости снизойти до того, чтобы собственноручно наполнить всем бокальчики.
-Тогда, может, Вы не против, если с нами поедет мой брат? – обняв Куначка за шубу, для проформы спросил я.

Вот этого я никак не ожидал: пожевав губами, король ответил:
-Против.
-Это почему? – вырвался недоуменный вопрос.
-Ему через неделю жениться, - строго посмотрел тот на сына. - На своей длинноногой антилопе.

Вот ведь елки! Я и забыл об этом совсем, стратег хренов. Кунак под моей рукой лишь безвольно опустил плечи.

-Выпей, выпей, - пытался утешить я его, лихорадочно соображая, чем тут можно помочь или хотя бы соврать для общего блага. Эврика! И зашептал ему на ухо, – Слушай, а если она тебе на самом деле за неделю – другую не понравится, ты ведь можешь подарить ее, к примеру, моему шефу? Он длинных любит, я точно знаю.

-Могу, - с расцветающей надеждой в глазах на русском ответил Куначок. - Надо будет только вот с ним поговорить, - и осторожно показал в направлении шамана, - да откупные дать, пусть скажет, что у нее судьба другая – за белого выйти. Только вот денег у меня мало осталось, - и замолк задумчиво.

Хмыкнув, я поинтересовался:
-А ты свою берестяную корону еще не сломал? Если нет, ее и предложи. Здесь же ни у кого такой нет! Представляешь: отец – в своей, колдун – в своей. По-моему, хороший вариант, ему должно понравиться.

-Должно! – с энтузиазмом встретил мою идею братишка. - Если получится, я твой должник. Мне ни островов, ни титула не надо!
-Вы это там о чем? – одернул нас вождь.
-Думаем, Ваше величество, кто вместо него поедет, - перехватил инициативу я, - Гунадана, ты едешь?

-Еду, конечно: мне тоже интересно.
-Хорошо. Великому Колдуну, похоже, придется остаться здесь, чтобы присутствовать на свадьбе, так?

Тот важно кивнул: «Так». Это важно: не хватало мне еще там наблюдателя из числа служителей культа. Что-нибудь отчебучит, местные будут в первую очередь слушать его, никак не меня. Я-то приехал и уехал, а шаман и в Африке шаман, с ним не поспоришь. Так, получается, что едет нас всего четверо.

 И – это без переводчика: Гунадана, как я понял, избегал разговаривать на местном диалекте. Видимо, языки соседей отличались примерно так же, как, скажем, русский от польского или чешского: поймешь-то поймешь, но с трудом, и лишь при желании участников разговора донести информацию друг до друга.

-Мне переводчик нужен, - обратился я к Великому. - Может, тогда хоть младшего сына со мной отпустите, того, что по-английски говорит?
-Он пусть едет, - важно, как на церемонии, махнул тот рукой, и вдруг вздохнул, -  Может, хоть чему-то у тебя научится.

-Тогда четвертое, - влил я в себя еще немного жидкости и задумался: надо будет что-нибудь обязательно упустить, иначе нехорошо выйдет. Пусть сами мне напомнят, пускай себя самыми-самыми незаменимыми, да догадливыми посчитают. - Так, это инструменты. Это за тобой, брат, - и опять перешел на русский, - Ты на картошке был?
-Да.

-Тогда готовь лопаты, ведра, совки, мешки. Десять комплектов должны быть в грузовике. И еще: втихушку положишь к нам в джип палатку со спальниками и прочее, как будто мы на пикник едем, и четыре ружья с патронами. Понял? ОК?
-О чем это вы? – толкнул меня в бок Гунадана.

-Да признаться, я названия инструментов на английском не знаю, потому и объяснял по-русски. Кстати, ты-то как, в грузовике поедешь, или в своем джипе?
-В любом случае с вами, а то мне мой водитель давно уже надоел: они или курит, или поет. Но самое страшное – это когда он про свою семью начинает рассказывать, - и помотал головой, как будто отгоняя дурные воспоминания, -  Денек я его послушал, а потом запретил, и теперь он только курит и поет. А уволить нельзя: двоюродный брат.

-Курит, говоришь? – заметил я, - А не пора ли и нам покурить? А то все пьем и пьем. Заодним и Гунагу – младшего просветим насчет его миссии.

Все радостно, доставая по пути сигареты, потопали к выходу. Младшой стоял неподалеку от входа, скалясь в улыбке. Надо его тоже как-то назвать. «Быр – мыр – Гунага» точно не подходит. «Младшой» для местного уха тоже наверное не лучший вариант. Может, «Пацан»? О, нет – «Пацак»!

-Гунага – Пацак! – подозвал я его, - Ты не против, если я тебя буду звать «Пацак»? А то мне сложно произносить твое полное имя. А меня зови просто Иваныч, безо всяких там «Великий Красный», и так далее.

-А что такое «Пацак»? – осторожно спросил тот.
-Это вроде младшего брата. Так ты не против?
-Младший брат Пацак – хорошо! Иванич – Пацак. Хорошо, - попеременно показав на нас пальцами, ответил он.

Так он, смотришь, и свое собственное племя пацаков организует. Только вот зря он меня «Иваничем» назвал, вонью попахивает, но да ладно: произношение можно исправить. Эх, как же четланина на них на всех не хватает! Обернулся. Все, кроме Ильича, безмятежно курили на крылечке. И только археолог, стоя возле перил, дымил в одиночестве, укоризненно посматривая в мою сторону. Заметив мой взгляд, и, опираясь на клюку, ритуально присел: «Кю!». Я лишь улыбнулся и пожал плечами:

-Ильич, без шуток же скучно. Только Ларису предупреди, а то вдруг чего, хорошо?
-Ку! – только и ответил гробокопатель.

-Так! – отбросив ненужные мысли, обратился я к Пацаку, - ты – ответственный за провиант. Вода – еда, ложки – котелки (надо же, даже вспомнил, как «котелок» по-английски). На двадцать человек и на двадцать дней. И все грузите в машину. Если еды не хватит – будем есть тебя. Ты же за  своего отца готов жизнь отдать?

Тот неопределенно покрутил руками. Может, у них тут и в самом деле людей при необходимости жрут: что ни говори, черная душа – потемки, а в сочетании с черной кожей – и вовсе тьма, да мрак непроглядный.
-Господа, - обратился я к членам совета, - давайте каждый из нас назначит ответственных за сборы, а завтра с утра все проверим. Договорились?

Похоже, договорились: все разошлись в разные стороны, подзывая к себе людей из толпы. Только вот мне ничего другого не оставалось, кроме как вернуться домой и, плюхнувшись на диван, смотреть на Машу, ковыряясь в чужих мозгах.   

-Русский будем учить? – не выдержал я ее пристально – просящего взгляда.
-Расший – гуд, - робко ответила она.

Причем «Расший» у нее прозвучало почти как «рыжий». Зато через часок мучений она вполне сносно научилась здороваться, говорить «спасибо» и считать до десяти. Еще через полчасика, когда мы уже добрались до папы, мамы, и прочих там братьев с тетками, без стука вошел Кунак:
-Иваныч, народ требует. Остыло ведь уже все!

Поморщившись, я накинул шубу и поплелся за ним следом. Странно: если сперва в шубейке мне было страшно жарко, то сейчас – вполне терпимо. Привык, наверное. И опять все пошло по накатанной: помню лишь, что, пытаясь отвлечь Великого Гунагу от возлияний, спросил его:

-А не хотите ли Вы взглянуть на тот груз, что мы из России привезли?
-А я его уже смотрел, - хитро прищурившись, ответил вождь, - На складе все лежит. Очень хорошие бивни, сын мой. Из них я столько кинжалов сделаю, что ко мне все соседи за покупками съедутся. Кинжал из бивня моржа – это же чудо! Шедевр! – сжал он кулаки в азарте. - Я на вырученные деньги наконец-то себе новый дворец построю, да и на аэродром останется!

Я попытался так же, как и Александру, объяснить, что сразу все кинжалы продавать не стоит, так как цена упадет, но не сработало. Великий только отмахнулся:
-Ты не понимаешь, - снисходительно улыбаясь, ответил он. - У нас кто больше заплатил, тот и круче.

Слово «круче» он произнес со смаком: «Кююль». Да уж, просто африканская версия старого анекдота про нового русского, когда тот объяснял своему знакомому братку, что тот – лох, и в магазине за углом точно такой же галстук стоит на тысячу баксов дороже, и поэтому надо было покупать именно там. После  таких вот навеянных невеселой аналогией раздумий я попросил:
-А можно на этот ваш кинжал взглянуть?

Король кивнул Куначку, и через минуту я держал в руках костяное оружие. Не хочу никого обижать, но в нем мне понравились только ножны. Видимо, это стриженая шкура леопарда, украшенная по периметру пятен узорами из стекляшек, а может, и чего подороже. Сам же кинжал – ничего особенного, как в охотничьем магазине, разве что костяной.

Ни тебе особенного орнамента, ни навершия. Абсолютно ничего интересного, как его не крути. И я, уже будучи под воздействием пекла и винных паров, в свою очередь послал Кунака (просто лень самому вставать, невмоготу), за «Хемингуэем». Подав его вождю, снял очки:

-Похоже?
Как великий Гунага, так и его ближайшие родственники, толпясь, принялись сравнивать меня со статуэткой. И, если судить по цоканью языков, та им понравилась.

-Если хотите, Ваше Величество, - продолжил я. - Могу пригласить к Вам великого мастера из России, он обучит ваших резчиков кости своему искусству. И тогда Ваши кинжалы Вы продадите раз в десять дороже, так что не только на аэропорт, но и на университет хватит.

Идея с университетом вождю явно понравилась. Видимо, это тоже было у них «Кююль». Эх! – махнул я мысленно рукой: я-то ничего не теряю:
-Только у меня к Вам будет еще одна просьба: Вы построите в Вашей столице православную церковь. А священника Вам пришлют. По рукам?

Разве я неправ? Экспансия так экспансия. Что растеряли за последние десятилетия, придется восстанавливать нам, играющим с огнем молодящимся сорокалетним. И, если я смогу внести в это великое дело свой маленький вклад, надеюсь, хотя бы на том свете мои скромные заслуги зачтутся.

Недовольных было двое: колдун (а кому конкурент нужен?), и, как ни странно, Гунадана: в его королевстве, как я выведал чуть попозже у братца, университета не было. Завидки, наверное, мужика взяли. Ничего, и в его столице, даст Бог, и церковь построим, и университет откроем, если надо.

Глядишь, лет через пятнадцать – двадцать местные по-русски будут шпарить не хуже, чем Верка Сердючка. Ведь всякое завоевание начинается с чего? С мозгов, правильно. А если к этим мозгам еще и военную базу прибавить – на, Россия, кушай: две страны – твои. И все это – безо всяких выстрелов и почти без подкупа.

-А преподавателей в Ваш университет мы подыщем, - заверил я.
-Хорошо, по рукам, - встав с трона, протянул мне ладонь Великий, - Только ты еще архитектора своего пришли: я ведь даже не знаю, как ваша церковь выглядит.

-Пришлю, Ваше Величество, - обнял я его. - Даже не сомневайтесь. Вы настоящий друг России и патриот своего отечества. И Россия – тоже Ваш друг.


                74. АЛАТЫРЬ – КАМЕНЬ.

С утра, ополоснувшись, вышел на улицу. Вроде еще рано, а уже пекло. Вокруг машин вовсю суетились аборигены под присмотром начальства. Ни Кунака, ни «папика» видно не было.

Пока я проверял комплектность груза, подошли и они. Вслед за ними подтянулся и Ильич со своей благоверной. Интересно: догадаются они или нет? Но Кунак лишь планомерно водил пальцем по своему списку и ставил галочки. Я же специально для них, обалдуев, забыл!

-Все! – радостно выдохнул братец.
Все, да не все. Но: не тыкать же людей в их собственную непредусмотрительность. Может, сами догадаются еще.

-Там озеро, - как бы невзначай заметил я.
-Что? – насторожился Куначок.
-Что слышал.
\
-Я слышал – «озеро». Так?
-Тогда и думай, что мы еще забыли, - уже начал я слегка нервничать. Дотумкает он наконец или нет? Похоже, что нет. Придется опять подсказывать, - Кунак, ты по воде ходить умеешь?

-Неет, - нерешительно протянул тот.
-Вот и я не умею. Еще раз спрашиваю: что мы забыли?
-Лодки! Лодки забыли! – и тот с радостным криком побежал к отцу.

Странное счастье у человека: лодки забыли, а он – счастлив. Догадливый, блин. На всю округу нашлось всего три приличных лодки: две надувные, с моторами, и еще одна – я еще долго сомневался, брать ее с собой или нет, - деревянная, весельная, зато – большая. А, возьмем и ее: авось не потонет.

Если что, ее и на буксире таскать можно, чтобы крупные грузы на берег переправлять. Так, осталось только проверить комплектность груза, и можно в путь. Да уж, места в кузове грузовика явно для десятерых маловато. И даже пусть в кабину как селедки набьются, все равно кому-то в этом кошмаре ехать придется. А, и хрен с ними: пусть скажут спасибо, что не на Колыму их везут.

-Поехали! – только и оставалось, как скомандовать мне.

Провожал нас, похоже, весь этот городок. Наверное, даже из саванны пришли всякие там буйволопасы с антилопопасами. Хотя кого они там пасут – леший его знает. Может, и слонопасы среди них тоже есть. От городских они отличались незначительно: всего-то пара колец в ноздрях, да разрисованы, как яичко на Пасху, а так – те же Гунаги. Разве что чересчур здоровый блеск в их глазах меня немного смущает.

Король был, как и положено, при короне и в мантии, и лишь босые ноги слегка портили весь антураж. «Подарю в следующий раз ему валенки, - злорадно подумал я, - нехай себе парится». А что делать, если я никогда еще короля в валенках не видел.

Смакуя такую картину, дождался окончания процедуры прощания. И, если у Машеньки глаза были на мокром месте, то эти две дурехи просто радостно помахали нам в ответ. Я, как всегда, сел на свое любимое переднее место. И, если кто возразит мне, что место директора – сзади, там, дескать, безопаснее, лишь посоветую ему пересесть еще куда подальше: в багажник.

Дорогу описывать не буду, сплошное однообразие. Изредка дорогу пересекали всякие там зебры, антилопы, и пробегала прочая там местная живность. Встречались и слоны, конечно. Но даже они мне настолько приелись, что окрестности разглядывать вскоре стало скучно. Вот вы бы, к примеру, стаю бродячих  собак, роющихся на вашей помойке, стали рассматривать? Или кошек с голубями? Вот то-то же. Похоже, даже Лариса уже фотографировать устала.

Однообразие единожды скрасил баобаб, под сенью которого мы устроили привал. Здоровенный, зараза. Правду говорят: лучше один раз увидеть. Я попытался обойти его по периметру, считая шаги, но, если в первый я раз я перепутал место, с которого начал отсчет, то на второй раз эта тупая древесина меня обидела: сосредоточенно считая шаги, я не заметил торчащий из земли корень и растянулся прямо при всех во весь рост. Хорошо хоть очки не разбил.

 Со злостью пнув ствол, вновь припомнил Высоцкого: «Чтобы на тебя еще тысячу лет здесь коршуны гадили!». Но на его фоне я все-таки сфотографировался. Взглянув на экранчик фотоаппарата, почти ничего не понял: возле раскидистой сосенки стоит рыжий бородатый карлик, раскинув в стороны крохотные ручки: ну, просто вылитый Гимли! Видать, не понравился я этому баобабу.

К ночи мы добрались до озера. И, если бы не свет фар, черта с два мы бы тут обосновались: темнота – хоть глаз выколи. Первым делом я распорядился поставить палатку, а сам вместе с Ильичом и Ларисой отправился к озеру. Водичка в нем была теплая и мягкая, как парное молоко. Эх, искупнуться бы!

Не знаю, как вы, но я лично в декабре еще ни разу не купался. Одна проблема: а вдруг в этом озерке кто-нибудь голодный водится? Мои сомнения развеял Пацак: он радостно плюхнулся в эту черную муть, переливчато поблескивающую отражением незнакомых звезд. Вот и хорошо.

Хорошо и еще одно: я уже давно перестал стесняться женщин. Поэтому, раздевшись догола, устремился вслед за «Малышом». Вскоре нас стало трое: подключился Гунадана. И, как оказалось, они здесь в Африке понятия не имели о нашем северном водном развлечении. Правда – увы! – весьма быстротечном ввиду особенностей климата.

 И я научил их, что вдвоем, взявшись за руки «замком», очень легко подбрасывать третьего. Напрыгавшись по очереди в воду, в самом лучшем расположении духа вернулись в лагерь. Там уже было все готово: палатка стоит, костер горит, ужин накрыт на импровизированном столе: под него приспособили перевернутую вверх дном плоскодонку.

Вот и славно, уже и пригодилась, не зря брали. Пассажиры джипа, как белая кость и голубая кровь, достаточно комфортно разместились на стульчиках, остальные же просто присели на карачки, глотая слюнки. На днище лодки все было, как обычно: мясо, овощи, хлеб и водка. Они тут что, вообще не просыхают?! Нет, надо срочно наводить порядок:

-Переводи! – зыркнул я на Пацака. - С сегодняшнего дня у нас в лагере такой же порядок, как и у нас в России. Сто грамм наркомовских перед сном – и все, больше ни грамма! – и понял, что я слегка переборщил со словом «наркомовские»: Младшой явно затруднялся при переводе. - Сто грамм от короля – и спать. А если утром или днем кого с запахом замечу, пусть пеняют на себя.

И, если Гунадана с Ильичом встретили мою инициативу с явным одобрением, то остальные члены экспедиции, включая самого Пацака, от идеи были явно не в восторге. А что они, собственно говоря, думали? Что они сюда пузо на солнышке греть, да купаться приехали? Держи карман шире! Но пряник все-таки нужен:

-А по окончании работ, когда вы найдете все, что нужно Великому профессору, - и показал на Ильича, - вас всех ожидает праздник. Так что: раньше сядешь – раньше выйдешь.
-Чем они быстрее закончат работу, тем быстрее вволю напьются, - пояснил Пацаку Ильич.

Наскоро поужинав, поинтересовался у аборигена:
-Пацак, здесь хищники есть?
-Конечно, есть. Где вода, там и животные, - и показал на себе рожки, - А где животные, там и хищники.

-А на нас они напасть смогут? В смысле – ночью, пока мы спим, - оглядел я непредсказуемые, темные в прямом и фигуральном смысле, окрестности.
-Могут, - грустно ответил Младшой. - Только я ружья не взял. Будем их огнем отгонять.
-Зато я взял, деревня. Пошли за мной.

Вручив возле джипа ему… Не знаю, как оно называется, но назову «Винчестер»: красиво же звучит, солидно, с коробкой патронов, и назначил Пацака разводящим караула. Тот кивнул: «Ес, сэр!». Захлопнув багажник, я направился к палатке. И чего эта сволочь Кунак ни одного «Калаша» не положила? Это же сказка, а не машина. Да и мне как-то попривычнее было бы. Но да ладно, спокойной ночи, дорогой ты мой Иваныч.

Наутро я наконец-то проснулся безо всяких признаков похмелья. Откуда-то снаружи доносились подозрительные, и весьма настораживающие звуки. И, если далекое «му» я еще как-то выделял из общей какофонии, то остальное просто ни в какие рамки не лезло.

Выбравшись наружу, понял причину моего недоумения: вокруг лодки крутилась целая свора шакалов, торопливо поглощавших остатки от вчерашнего ужина. А наш боец мирно спал, притулившись рядом с колесом. Карабин валялся рядом. Подняв его, я выстрелил в воздух. Негры тут же, кто в чем, повыпрыгивали из кузова, размахивая руками. Шакалы, естественно, мгновенно разбежались, оставив после себя истоптанную позицию без боя.

-И что мне с тобой делать?! – ткнул я прикладом незадачливого «сторожа».
Тот не понимал, что я сказал, но гнев в моих глазах явно разглядел. Тут подоспел Пацак, продирая заспанные глаза.

-Десять плетей, - кинул я ему.
-Что?! – покрутил тот головой в поисках подсказки. - Извините, но я не понял. Чего десять?
-Пошли со мной, сейчас покажу, - и вместе с ним направился к кустарничку, росшему возле озера. -  Вот прямо сейчас все тебе и покажу, - и срезал вполне приличную розгу. - А теперь – идем к лодке.

Тот покорно последовал за мной, отчего-то пряча руки за спиной.
-А теперь – ложись, - жестко приказал я.
-Как ложись? - дрожащими губами спросил Пацак срывающимся голосом.
-На лодку ложись. Жопой – кверху.

Тот, боязливо оглядываясь, прилег. Вздохнув, я в полсилы оттянул его по заднице. Бедолага аж подскочил на месте, обеими руками держась за травмированный орган:
-За что?!

-Тут  кто был старшим по караулу? Кто вахту проспал? Твой человек. И это значит, что из десяти осталось девять ударов, - и я потряс для вящего устрашения перед его носом ветками, -  Как вы их со своим охранником делить будете – ваше дело. Если хочешь, я все всыплю тебе, если нет, то наказывать его за проступок, - кивнул я на негра, - будешь ты. Но – девять раз на двоих, понял?
-Понял! – все еще держась за задницу, попытался выхватить он у меня из рук розги, - Я лучше его сам!

Оно и понятно: своя попа ближе к телу.
-Только бей не слишком сильно: так, чтобы он работать мог, а сидеть – нет. ОК? – и отдал наконец ему орудие наказания.

Закурив, пошел обратно к палатке. Лариса Петровна глядела на меня, как на средневекового инквизитора, время от времени вздрагивая от криков наказуемого.

-А что, Вы хотите, - бросил я в раздражении, - чтобы на следующую ночь нас лев сожрал? Это, слава Богу, сегодня просто шакалы понабежали. А что может быть завтра с утра, Вы подумали? – начал заводиться я. - Просыпаемся: а где Лариса? Нету Ларисы! Львы ее стрямкали! Только лоскутки от лифчика и остались! Понятно?

-Тихо – тихо, не переживай ты так, - положил мне руку на плечо Гунадана. - Ты все правильно сделал. Разве что принца бить без позволения его отца никак непозволительно. Тем более – по заднице.
-Я могу королю и сам все рассказать, как все было, он тому еще добавит. Рассказать, нет? – не отпускал меня адреналин.
-Не стоит, - покачал он головой, -  Он молчать будет, да и остальные – тоже.

«Вот и ладно, вот и хорошо», - думал я, возвращаясь к лодке. И, если Пацак с розгой в руке выглядел вполне удовлетворенным, то его подопечный был явно не в настроении: закусив губу, он с превеликой осторожностью дотрагивался до своей филейной части. Я развернулся к рабочим:

-Объявляю всем! Пацак, переводи! – поднял я руку. - Сегодня было мягкое наказание, чтобы вы поняли, что я не шучу. В следующий раз наказание будет настоящим. Разойтись! – и наклонился к младшенькому. - Ты этому пострадавшему грамм пятьдесят плесни, ему сразу полегчает, сам знаю.
-Откуда знаешь? – засунул тот розги под лодку.

-Было такое, - одобрил я про себя такое хозяйственное отношение к орудиям наказания. - У нас в университете в бойцы стройотряда так посвящали, да еще и тебя самого при этом количество ударов заставляли считать, гады. Но да я не в обиде, все через это проходили, - с легкой ностальгией ответил я, – разве что после шестого – седьмого удара память напрочь отшибает, сколько там тебе досталось, да… А они стоят и допытываются, сколько раз было. Вот я тогда сдуру и ответил: «До хрена». И тогда мне всыпали «до хрена»: сам же просил, мол.

-И что?
-Да ничего особенного. Потом выпили – закусили, форму одели, да песни попели. Хорошие были времена.
-А этот ваш отряд – это что? – искательно заглянул он мне в глаза.

И как ему объяснить? Сказать, что чтобы в студенчестве стать строителем третьего разряда, надо было через такой вот обряд пройти? Не поймет. Поэтому я вспомнил о старом анекдоте:

-Это спецназ такой, университетский. Круче нас только стройбат: им тоже кроме лопат, никакого оружия не давали.
-Почему?

-Боятся его очень.
-Я тоже хочу в ваш отряд! – горячо заявил Пацак. - Давай еще девять раз! – и протянул мне лозу, достав ее из-под лодки.

И неймется же чудику! И что же с ним делать? Мазохист, блин, хренов, свалился же на мою голову. Подавив негативные эмоции, заявил:
-Тебе нельзя: ты – принц, а значит, как минимум прапорщик. А прапорщиков испытывать не положено.

-А «прапорщик» - это кто? – продолжил домогательства этот юный мньяк.
-Это человек, который несет знамя королевства. Он впереди всех воинов в бой идет, понимаешь? – терпеливо нес я эту полубелиберду. - А если его убьют, знамя поднимает другой, и теперь он – прапорщик. И так – до победы. Ты что, до сих пор хочешь стать прапорщиком? Прапорщика ведь дают не просто так, а за заслуги. Ты должен подвиг совершить, или, в крайнем случае, пользу отечеству принести, да причем такую, чтобы тебя еще многие поколения помнили. Сможешь?

-Смогу! – азартно вращая глазами, воскликнул Пацак, - Что сделать надо?
-Сперва ты выучишь русский, - наскучило мне общение с ним. - А пока делай все так, как я скажу, и никак иначе. Если все будет в порядке, я тебе лично из России погоны прапорщика привезу, вместе с кителем. А пока пошли лодки грузить: работать надо.

Все-таки рудиментарная стыдливость во мне еще осталась: при свете дня я купался уже в трусах. Освежившись, вышел на берег. Рядом находились, покачиваясь на легких волнах, две резиновые лодки. В деревянную, построенную из неведомого дерев, ладью, аборигены укладывали шанцевый инструмент, и прочее колюще – режущие, а к тем, что с моторами – тяжелое, но тем не менее гладкое: канистры с водой, еду и сумки.

Ильич аж весь извелся от нетерпения, поглядывая на вожделенный возвышающийся из воды остров, и даже пытался помочь при погрузке. Негры его вежливо оттирали, недовольно меж собой бормоча по-своему. Судя по их физиономиям, наверное, матерились. И правильно: нечего людям мешать, когда они работают.

Наконец отплыли. И, если наши надувные лодки достигли берега уже через пару – тройку минут, то плоскодонка находилась еще даже и не на середине пути. Лишь бы не затонула со всем скарбом и неграми. Хотя, похоже, те старались: рулевой покрикивал, задавая темп, остальные же дружно налегали на весла.

-Ильич! Осторожнее! – услышал я голос Гунаданы.

Оказывается, этот одержимый, опираясь на свою клюку, вовсю спешил выбраться из лодки. А наконечник на палке – железный. Вот ей-то он, кряхтя, и  упирался со всех сил о резиновое дно лодки, пытаясь перекинуть ногу через борт.

-Ильич, мать твою! – дернул я того за руку,  - Лодку ведь порвешь своей кочергой! Быстро сел, где стоишь, я сам тебе помогу.

Тот нехотя послушался и плюхнулся на дно лодки. До чего же хорошие люди эти негры! Мне даже не пришлось обувь мочить: один из тех, что приплыл на соседней лодке, вытащил нас всех по очереди, как котят, на берег. Здоровый мужик, не то, что Кунак: у того даже на то, чтобы пятый раз поднять стакан водки, силенок не хватает. Археолог, похоже, решил быть первым белым, ступившим на этот островок.

Своим именем его хочет назвать, что ли? А то вон на нашем городском пруду остров под названием Баран есть. Пусть и этот так называет в свою честь, старый упрямец. С помощью аборигена археолог успешно выбрался на берег, и, несмотря на окрики, уже начал восхождение к вершине. Оступался, упрямо вставал, цеплялся за камушки, но – полз. «Ползи, улитка, ползи. По склону Фудзи» - с каким-то нежным садизмом подумал я. Наверное, успел-таки уже полюбить его, дурака.

Оперативно разгрузив лодку, мы с Гунаданой отправились вслед за этим «Паганелем». Догнали быстро, хотя и не без труда: склон был достаточно крутой, да и обувь постоянно скользила по камушкам. Подхватив его с двух сторон, дотащили его до вершины.

И это того стоило: перед нами открылось еще одно озерко, почти идеально круглое. Вода была слегка зеленоватая, но – чистая: даже рыбок видно. И как они сюда попали? Ума не приложу – уровень основного, кольцеобразного озера и на самом деле метров на десять с лишним  ниже. Списал бы все на птиц, но их здесь не видно. Странно: у нас возле самой заплесневелой лужи, кроме обычных веселящихся отдыхающих, водится хотя бы с десяток чаек. Лишь бы рыба плавала, да народ их хлебушком подкармливал.

Но да ладно: Лариса у нас биолог, пусть и разбирается, а мне сейчас просто искупаться охота. Да, и пусть я буду первым белым, искупавшимся в этой странной лохани. Даже не обижусь, если ее, как и сам остров, назовут тоже Бараном. Или Бараньим озером, мне наплевать. Вдоволь наплававшись, выкарабкался на бережок. Вот ведь черт! Уже Лариса стоит рядом с этой парочкой первооткрывателей.

-Лариса Петровна! Вас не смущает, что я голый?

Та лицемерно отвернулась. Не совсем понимаю я ее, признаться. Ей – тридцать с хвостиком, а этому маньяку с палочкой – лет шестьдесят. И что она в нем, колченогом, нашла? В дочки ведь годится. Но мужик он в принципе неплохой, хоть и жадноватый. Да что я-то об этом думаю, почему осуждаю, какое право имею?

 Самому ведь за сорок, а сколько лет Машеньке – даже знать не знаю. Не удивлюсь, что ей и двадцати нет. И, в конце-то концов, мне тоже когда-нибудь шестьдесят будет, если моя дурная и склонная к авантюрам башка раньше не решится проверить, что крепче – топор или шея.

-Вода теплая. Рыбы – не кусачие, - одевшись, подошел я к остальным, - Лариса, а откуда здесь рыба? Высоко ведь, да и до моря далеко.
-Птицы, - кратко ответила она.
-А ты где тут птиц-то видишь? – указал я на безоблачное небо. - Я тоже думал, что птицы. Ни одной не вижу, сама посмотри.

-Это перелетные птицы, - протянула Петровна, внимательно приглядываясь к озерной живности. - Вон видишь – «дрохус», а вот это – «мрохусы» (Я, разумеется, прошу прощения, но совершенно не запомнил, как они там на самом деле называются), - показала та тоненьким пальчиком на кишащую рыбками гладь озера. - И это не их естественный ареал обитания.

В ее глазах загорелся маниакальный блеск: ну, вылитый Ильич в юбке!
-Даже мутации наблюдаются! Дай сачок! – резко выкинув руку в мою сторону, воскликнула она.
-А ты своей шляпкой ловить не пробовала? Сама посмотри: где я, и где – сачок. Если тебе так приспичило, то он там, внизу.

Та удрученно посмотрела вниз. Я же уселся на бровку, к мужикам, рядом с Володей:
-Ты думаешь, что то, что ты ищешь, именно здесь?
-Здесь, именно здесь! – увлеченно размахивая руками, воскликнул Ильич, чуть не задев своим костылем Гунадану. - Надо побыстрее осушить это озеро, а там и копать будем, - и принялся радостно потирать руки.

Осмотревшись, я предложил:
-Давай канаву выроем: по ней вода сама из этой лужи уйдет в нижнее озеро.
-Ты – гений! Давай копать прямо сейчас! – засуетился тот, призывно махая руками копошащимся внизу рабочим, - Все сюда, сюда! Берите инструменты и копать!

-Не дам! – с визгом оттолкнув меня, ринулась к нему Лариса.
-Что?! – оторопело спросил наш хромоногий следователь.
-Не дам! Это – мои рыбы! Таких нигде больше нет! И, если тебе наплевать на мою докторскую, то мне наплевать на тебя! И на тебя тоже! – обернувшись ко мне, добавила она.

Семейная драма, етит ее. Бедный Ильич под таким натиском просто растерялся. Здесь до исполнения мечты всей своей жизни вроде бы рукой подать, да другая не дает: стоит, и, гневно поджав губки, буравит того взглядом. Володя, похоже, сдался: обхватив голову руками, он горестно уселся на окоем своей надежды, уставившись в зеленоватую холодность воды. Петровна принялась его утешать, поглаживая по голове:

-Вовочка, это ненадолго. После докторской рой здесь сколько хочешь!
-Да – а?! – гнусаво протянул археолог. - А потом твою лужу заповедником сделают, - уже со всхлипывания продолжал тот, - А мне так совсем ничего и не останется – а – а.

Нет уж, надо прекращать этот спектакль. Надо просто проверить, что там, вот и все.
-Лариса, отвернись, а купаться пошел.

Та, фыркнув, отвернулась: дескать, тут у человека драма, а этому рыжему лишь бы искупаться. Тщательно провентилировав легкие, зашел в воду. Затем, как еще в детстве, нырнул. Тогда мы, будучи еще совсем зелеными пацанами, соревновались в бассейне, кто дольше всех проплывет на шестиметровой глубине. Среди них я был не лучший, но и не худший, вот старый навык и пригодился.

На глубине метра в три появились какие-то водоросли, жадно стремящиеся к солнцу, совершенно не пугаясь пришельца. Вернее, приплывца. Глубже пошли камушки, покрытые неведомой растительностью. Внезапно, ориентировочно на восьми – девяти метрах, резко похолодало. Так и есть: из темного углубления на самом дне били ключи.

 На большее меня не хватило: резко оттолкнувшись от дна, начал стремительный подъем. Едва дотерпев до поверхности, пулей вылетел из-под воды. Фух, как дышать-то, оказывается,  хорошо! Отдышавшись, поплыл к берегу, где эта троица, не отрываясь, смотрела в мою сторону. Да уж: курить надо бросать, в прежние времена я бы наверняка даже и травки для Ларисы успел бы нарвать.

-И что вы на меня все так уставились, как на Ихтиандра? Понырять мне захотелось, да и проблему вашу заодним решить, - выходя их озерка, пробурчал я.

Лариса, не отрываясь, смотрела мне ниже пояса. Что там не так? Я тоже посмотрел. Ну да, скукожился немного от холода мой дружок, таким маленьким я его никогда не видал. И, если Петровна (хрен ей, а не растения!) лишь отвернулась, покачивая головой, то Гунадана веселился вовсю. Даже эта скотина Ильич, ради которого я и нырял, и то хихикал, размазывая по щекам былые слезы.

-Ну и наплевать на вас! – демонстративно сплюнул я. - Я там жизнью, так сказать, рисковал, чтобы вам помочь, а вы еще надо мной и смеетесь. Тогда сами и придумывайте свой план, а мне все пофиг! - и встал обсыхать на солнышке.

Светило быстро сделало свое дело. Чтобы не сгореть, что со мной случается регулярно, оделся, и направился вниз, к лодкам:
-А вы, мыслители, пока подумайте, как одним выстрелом двух зайцев убить.

-Иваныч! Иваныч! – взбаламошенно закричал Ильич, пытаясь догнать меня по этой круче, - ты пойми: просто смешно нам было. Прости ты нас, дураков, а?
-Стой там, где идешь! – в испуге вскинул я руку. Не хватало еще, чтобы эта колченогая образина здесь шею себе свернула. - Так, а теперь тихонько возвращайся обратно наверх. Гунадана, что уставился? Помоги же ему в конце-то концов! Какой-никакой, но Володя все же человек.

Вернувшись к этим неблагодарным тварям, уселся на край этого нерукотворного бруствера: это с внешней стороны он выглядит как остров, а с этой – просто насыпь меньше метра высотой. И вновь закурил, редиска. Недавно же еще хотел бросить, а в Африке это, похоже, легче, чем у нас: жарко, во рту – сушняк, так нет ведь, опять закурил.

-Так что ты там надумал, скажи уже, не томи, - сложил страдальчески брови домиком Ильич.
-Пива хочу. Без пива ничего не скажу.

Усмехнувшись, Гунадана крикнул вниз. Через пару минут подошел Пацак с небольшой упаковкой пива:
-Холодное! – поспешил обрадовать меня тот. -  Я же знаю, что ты холодное любишь.

Благодарно кивнув, принялся рассматривать бутылку. Местное какое-то. Все, что я понял, так это плотность и количество градусов. Да, еще слово «пиво» на нескольких языках прочитал, вот и все.

-Это из моей собственной пивоварни, - похвастался Гунадана, - Попробуй, оно вкусное. Директор завода у меня немец, и он уверяет, что вода у нас очень хорошая, поэтому и пиво хорошее получается. И сырье тоже я закупаю только в Германии.

-А почему по-русски ничего не написано? – вновь присмотрелся я к этикетке. - И как наши моряки будут разбираться, где тут хорошее пиво, королевское, а где – моча? – и, отхлебнув, оценил: на самом деле недурной напиток, однозначно лучше нашего магазинского. - Ты бы вот здесь, - и провел пальцем по окружности наклейки, - написал по-русски: «Собственная пивоварня Его Величества Гунаданы», да медальки подрисовал с короной наверху для солидности, народ это любит, уверяю тебя.

-Ты выпил? – перебил меня этот маниакальный археолог. - Говори уже, что ты там надумал!

-А ты вообще помолчи! Похоже, не по твоей это части. Был бы ты геологом, тогда другое дело, а так на дне ничего рукотворного я не обнаружил. Так что сиди и помалкивай в тряпочку, - и тот сразу сник. - Да не отчаивайся ты так, - шутя толкнул я его в бок. - Перед всплытием я заметил дырищу в самом центре этого котлована.

Может, там чего и найдем. Разве что у меня здоровья не хватит на одном голом энтузиазме дотуда донырнуть: больше десяти метров. Акваланг нужен, а еще лучше – аквалангист. А то я последний раз акваланг одевал еще при Брежневе. Сам понимаешь, аппаратура вся изменилась, да и я сам тоже все подзабыть успел. Гунадана, у тебя есть аквалангист?

-Лучший на побережье, а что? – и он принялся лениво кидать в рыбок камушками.

Как там у Козьмы Пруткова? «Кидая камушки в воду, гляди на круги, ими образуемые, иначе твое занятие будет пустым времяпрепровождением»? Вроде так, если мне память мне  не изменяет. Так что поступим согласно заветам Козьмы: тоже побросаем камушки. Однако вскоре то ли на воде, то ли перед моими глазами уже поплыли круги:

-Да ничего, можешь сам нырять, если хочешь. Есть желание?
Тот отрицательно помотал головой.
-Тогда есть предложение послать за этим твоим специалистом Пацака на джипе. Ты только письмо ему напиши. Да, и пусть еще пивка твоего волшебного побольше захватит: мне понравилось. Можешь своему немцу от меня благодарность вынести.

Тот самодовольно улыбнулся:
-Я рад, что ты оценил мое пиво. Но мне-то хоть одну бутылку все же дай.
Оказывается, ящичек я поставил по-куркульи между ног, забыв поделиться с остальными содержимым.
-Извини, не корысти ради, просто задумался. Еще кто будет?

Ко мне протянулись две руки: одна – черная, другая – белая. Лариса отказалась. Не хочет – как хочет, уговаривать не будем.
-Открывашка есть? – спросил Гунадана у окружающих, с надеждой глядя в основном на меня.

-Нет.
-А как тогда открыл? – завистливо сглотнул слюну он.
-Руками и головой, - и я отхлебнул из горлышка.
-А нам что, открыть головы уже не хватает? – и ко мне потянулись те же самые руки, и те же самые бутылки.

-А у вас самих что, руки уже отсохли, или голова не работает? – со строгостью усталого судии посмотрел я на них. С одной стороны – помочь надо, но с другой – мне уже так голову напекло, что ни о чем, кроме как о том, чтобы плюхнуться обратно в эту заветную лужу, и не вылезать из нее до самого заката, душа просто и слышать не желает.

Эта парочка лишь пожала плечами. Деревня просто, и глушь африканская! Уже и бутылку сами открыть не могут.
-У тебя зажигалка есть, брат? – взял я у него бутылку.

Тот достал «Зиппо». Золотую, похоже. Да уж, явно не тот вариант.
-Не пойдет. А что-нибудь металлическое или пластмассовое, как это? – и показал свою зажигалку.
Тот отрицательно помотал головой. Вздохнув, я обратил внимание на его обувь: здоровенные такие бахилы на толстой кожаной подошве, да еще и подкованные. Как раз то, что надо.

-Положи ногу на ногу вот так, - показал я на себе.
Тот повторил. Укрепив ободок крышки на ранте каблука, я ударил по ней сверху. Пиво, радостно шипя, освободилось из заточения, выдавая на-гора пену.
-Все понятно? Ильичу сам откроешь, или еще раз показать? – подал я королю вожделенный напиток.
-Давай еще раз.

Я забрал бутылку у Ильича и привычно открыл ее «Федором». Наверное, лучше зажигалки я не встречал: и безотказная, и универсальная, да и хватает ее надолго. (Это – как бесплатная реклама, в качестве благодарности).

-Это ты как? - зачарованно смотрел на меня Гунадана.
-Зажигалкой. Вот этой, - и повертел ей у него перед глазами.
-Слушай, подари ее мне, а я тебе – свою, - и протянул мне «Зиппо».

-Ты что, сдурел? – запротестовал я, и тут же почувствовал недовольное бурчание собственной Годзиллушки. Да не видать тебе, гадина, моих угрызений совести. По крайней мере – сегодня, - Моей зажигалке красная цена – тридцать центов, а твоя баксов триста, наверное, стоит.
-Тысячу двести, - поправил он меня. - Это спецзаказ.

Проклятая Годзилла, зная мою жадность, радостно заскрежетала своими когтями прямо по душе: а вдруг соблазнюсь. Надо срочно перевалить проблему с больной головы на здоровую:
-Прибереги ее для других. Военным она точно понравится, они на золотишко падкие, знаешь ли.

-Ерунда, у меня еще много таких осталось, я оптом заказывал, - продолжая совать мне в руки зажигалку, уверял он. - Посмотри! Видишь, здесь наш герб! Бери! Я же тебе говорю: много осталось.
-Военных тоже много, - как мог, отказывался я от искушения.

И на кой, спрашивается, на самом-то деле, мне эта игрушка? Девчонок ей привлекать? Перед друзьями-знакомыми хвастаться? Да у меня и так уже все есть, и даже больше того, чем надо, так зачем же мне сдалась эта зажигалка? Неужели я до сих пор хапаю чисто по привычке, как выскочка последний? Когда же я от этого отвыкну? Не хочу я брать эту безделку, ни к чему мне она: уж коли я не для нее рожден, значит, и она не для меня сделана. А для меня сейчас главное – игра, которую я затеял, и которая мне, признаться, чертовски нравится.

Однако Гунадана, не слушая возражений, все же умудрился засунуть мне ее в карман со словами:
-Знаешь, раньше я думал, что ты умный, а теперь понял, что дурак. И даже дважды.

-Это-то почему? – отдал я ему свою зажигалку, вновь проклиная себя за слабохарактерность. Однако мнение короля мне все-таки интересно послушать.
-Во-первых, от таких подарков не отказываются. А, во-вторых, Пацака, как ты его назвал, мы никуда посылать не будем.
-А это почему?

-Почему, почему, - и махом сделал такой объемный глоток, что бутыль почти опустела. - Заладил, как попугай. В джипе спутниковый телефон есть. Я ему позвоню, и через пару – тройку дней он здесь. А мы тем временем на сафари сгоняем. Ты любишь охоту?

Как-то неудобно говорить ему, что я на охоте был всего дважды, да и то стрелял исключительно по бутылкам. Однако посмотреть, что такое сафари, а тем более – поучаствовать в нем, это, пожалуй, крайне заманчиво. Поэтому ограничился полуправдой:

-У нас я охотился всего несколько раз: некогда все. У вас – так и вообще никогда. И, вот еще что: я к другим карабинам привык, которые на основе «Калашникова» сделаны.

-О, Калашников, да (Йе)!  - не совсем деликатно хлопнул он меня ладонью о коленку. - У меня вся армия ими вооружена, да и у меня самого тоже несколько модификаций есть. Это неважно, что я всего один взял, если хочешь, можешь из него стрелять, я из ружья могу. Но на охоте из автомата все же немного неправильно, по-моему. Ладно, разберемся. Мы тут неподалеку с твоими братьями в позапрошлом году охотились, так такого льва завалили! – гордо выпятив нижнюю челюсть, предался воспоминаниям он. - Ты бы наверняка его в одиночку съел!

-Что, маленький такой, размером с кошку? – ехидно поинтересовался я.
Тот, осознав, что сморозил глупость, продолжил:
-Да нет же, большой, как буйвол! А ты у нас – Великий рыжий. Сразу бы не съел, из остального консервы бы сделали, потом, дома, и доел, - нес он уже полную ахинею.

-Ага, а его скелет нашему краеведческому музею подарил, а то там скелет мамонта есть, динозавра – есть, а вот льва им просто катастрофически не хватает.
Тот только вздохнул, и, махнув рукой, предложил:
-Пойдемте лучше вниз.

А визу находилась наша доблестная стахановская бригада, отчасти задремавшая, да порой покуривающая.

- Так, постой, - притормозил я Гунадану на склоне. - Я тут что подумал: пока мы на сафари, чем все эти бездельники заниматься будут? Они же без нас сперва сопьются, а затем и передерутся от нечего делать. Надо их срочно чем-то занять. Правильно: тема есть. Пацак! – остановился я. - Эй, Пацак! Ты меня слышишь? Кликни сюда бригадира! И сам подходи!

Через некоторое младшенький поднялся к нам с щупленьким негритосиком. Странно, я-то думал, что главный у них здесь тот, кто побольше, к примеру тот, что Ильича на берег сгружал. Ладно: кушай то, что дают, может, хоть толковым окажется.

-Пацак, переводи, - достал я пару бутылок пива. Одну отдал переводчику, другую – бригадиру. - Тебя как зовут?
-Быр – Гунага, - нерешительно принял тот бутылку.

-Так вот, теперь ты  Бригадир – Гунага, а для здесь начальства – просто бригадир, - решил я идти и дальше вопреки советам дедушки Оккама в плане присваивания всему и вся новых имен.
-Бригадир, - радостно скалясь, заверил тот присутствующих в своей лояльности.

-Тогда слушай. Пока мы с Великим Биологом и Великим Археологом ездим по делам, вы должны сделать следующее: нужна плоская площадка здесь, примерно на этом уровне, - показал я черту примерно сантиметров на десять выше уровня воды. - Семь метров длиной. Землю скидывать только в ту сторону, - и ткнул пальцем в сторону внешнего озера.

Нет, что-то маловат фронт работ, за день управятся. Они, конечно, не китайцы, их куда как меньше, зато к жаре привычные. Однозначно уже назавтра заскучают. Надо загрузить их по максимуму:
-Ты что пиво-то не пьешь? Присаживайся рядом, я тебе открою.

Тот присел. Заодним я открыл по бутылочке и всем остальным:
-Так, переводи, брат. Затем вы должны сделать ступени вниз, только не напрямую, а по дуге, чтобы поположе было. По краю натянете веревку, чтобы держаться. Понял?

Тот отрицательно помотал головой.
-Это плохо. Гунадана, Лариса, вы помогаете археологу спуститься вниз, а мы пойдем прокладывать маршрут будущей лестницы.

Не буду вдаваться в подробности, но до бригадира минут пятнадцать доходило, зачем мне все так сложно надо. Он все пытался настоять на своем: дескать, напрямую быстрее. Разумеется, кому охота лишнюю работу делать. Даже Пацак, и тот уже начал на того злиться. Но после того, как я сказал, что если лестница будет не такая, как я ему тут четверть часа втолковываю, он сам лично будет носить наверх и Великого Биолога, и Великого Археолога, тот живо переменил настроение, и лишь уточнил угол наклона у Младшенького, и провел линию по дуге.
 
-Хорошо, все сделаем, - заверил меня он.
-И еще. Внизу сделаете еще одну площадку, но побольше, чем наверху, вроде пристани. Чтобы и лодки закрепить, и столы поставить, и все такое прочее. Метров десять в длину, три – в ширину. Есть еще вопросы?

После перевода тот только согласно закивал.
-Пацак, объясни ему еще, пожалуйста, что раз он остается здесь за бригадира, то и дисциплина тоже на нем. Водка – только по вечерам и в тех пределах, что я сказал. А если что не так, то я, Великий Красный Лев Гунага, сам его печень съем. Переводи!

Бригадир после перевода опасливо посмотрел на меня, отодвинулся, и выкинул пустую бутылку в озеро.
-И чтобы не сорили! Все отходы зарывать в землю, засранцы! – и пошел в сторону лодки. - Всем за работу! Командуй, бригадир!

-Это ты хорошо с лестницей придумал, - уже подходя к машине, сказал юрист, - так что беру свои слова обратно.
-Какие слова?

-Насчет дурака. Дважды. Жалко, что у нас всего одно ружье и автомат, ружья я как-то не захватил, не думал, что на охоту поедем.
-Зато я думал. Есть у нас и ружья, и патроны. Пошли звонить, да с оружием разбираться, объяснишь мне, что там к чему.

Пока король разговаривал по телефону, я, ругаясь, рылся в багажнике. Наконец-то под грудой одеял и всякой прочей дребедени обнаружил ружья и ящик с патронами.

-Все в порядке! – присев на приступочку джипа, сказал Гунадана, - Будет через три дня. Все возьмет, даже пиво.
-У меня тоже все в порядке. На-ка, проверь, - и протянул ему сначала ружья, а за ними – и патроны.

Тот, наскоро проверив наш небольшой арсенал, заверил меня, что можно охотиться хоть на льва, хоть на антилопу. Даже на слона пули есть.
-Да? – прищурился я, взяв патрон для слона, - И куда ты этого слона потом запихивать будешь? На коленки себе положишь?

Тот посмотрел на багажник джипа и, закурив, ответил:
-Зато льва можно смело на верхний багажник забросить, мы так уже возили: выдерживает.
-И, разумеется, жрать целиком его буду именно я, - не унималось во мне желание отомстить королю за его слишком дорогой подарок. - Или ты уже и банки для консервирования приготовил? Он же протухнет за день, пока мы едем. Так что давай лучше какую-нибудь антилопку – и все.

Он нехотя согласился:
-Тогда уж двух: одну там съедим, а вторую сюда привезем.

Мне-то что? Двух – так двух. Разве что меры предосторожности принять не мешало бы: наши черные работяги, может, только при нас так суетятся на том берегу, дружно ковыряясь лопатами под чутким руководством бригадира. А как уедем, тут же побегут за водкой. И наплевать им на бригадирскую печень.

 Может, даже сами ей и закусят. Так что, оставив работягам в грузовике три литра, остальное перетащили в джип: а вдруг самим пригодится? После краткого перекуса, и, еще раз убедившись, что местный бригаденфюрер все понял правильно, мы отправились в путь.

-Долго ехать-то? – лениво спросил я водителя, опуская сиденье.
-Часа за четыре должны добраться, а там и заночуем. На жирафов вон пока посмотри, - и Пацак показал пальцем на длинношеюю животину.
-А что на нее смотреть? Она же не кусается, - и я задремал.

Очнулся, лишь когда мы остановились: были уже сумерки, вокруг росли деревья, в которых что-то неприятно ухало, визжало – кричало. И даже – рычало. Последнее мне совершенно не понравилось. Я даже начал подумывать, а не заночевать ли мне в машине, и ну ее, эту палатку: сожрут еще, даже сон не дадут досмотреть.

Причем – на самом интересном месте: ведь хуже этих хищников может быть, наверное, только наша телевизионная реклама: только увлечешься фильмом, слюни распустишь, как тебе тут же прокладки предлагают. Но мои попутчики, включая Ларису, уже разошлись по кустикам.

 Чтож, пойду искать свой. Лесок разве что настораживает: темные заросли, лианы всякие, да гуки из темноты. Да ну его нафиг! И я по примеру Гагарина просто встал возле колеса. Опосля, захватив ружье, начал движение в сторону остальной группы, жестикулирующей неподалеку при свете фар.

-До чего договорились, первопроходцы? – подошел я к группе теней.

Нет, я серьезно: когда идешь от автомобиля по саванне к попутчикам, только что и видишь, на что можешь ориентироваться, так это яркую траву под ногами, сливающиеся с ней фигуры людей, и резкие тени от них, остальное же – кромешная тьма. Так что, выходит, я шел во тьме на тени, пусть это даже и парадоксально звучит.

-Да мы тут никак к  общему мнению прийти не можем, - посетовал Гунадана, - Я предлагаю палатку поставить вот там, чтобы всю рощу видно было, а Лариса хочет туда, подальше за машину.
-Мой дорогой брат, ты прав, и Лариса тоже права, - как обычно, соглашаюсь я со всеми, - так что давайте выберем нечто среднее: палатку мы ставим вплотную к багажнику джипа, чтобы там укрыться, если что, а между лесом и палаткой разведем костер. Согласны?

Согласны-то согласны, только вот палатку отчего-то никто ставить не хочет, да и за дровами сходить в эту чащу тоже никто не рвется.

-Пацак! – позвал я. - Бери свое ружье и пошли за дровами, а вы, трусы, ставьте пока палатку. И, от греха подальше, в лес не суйтесь, а то сами вас в темноте подстрелим.

Младшой, зарядив ружьишко, потопал вслед за мной. Надо бы хоть узнать у него, во что стрелять надо:
-Ты не молчи, объясни лучше, что тут горит, а что – нет. Давай будем собирать так: мы оба смотрим по сторонам, ты подставляешь руки, а я на них кладу дрова. Если увидишь что-то опасное, кричи «стреляй». Усек?

И мы так сделали три ходки, пока не случилось не такое уж и непредвиденное: из полутьмы вдруг вспыхнули два светящихся глаза. На голом инстинкте я вскинул карабин и шмальнул между них. В зарослях что рыкнуло, и упало, задергавшись. Вокруг воцарилась тишина. Ее слегка нарушал  только Пацак, все еще державший в руках кучу хвороста: он с шумом вдыхал сквозь свои приплющенные ноздри воздух, и каким-то «Бу – бу» выпускал его через рот. Вскоре с автоматом прибежал Гунадана:

-Что тут у вас?
-Не знаю. Хочешь – посмотри. Знаешь, мне взгляд не понравился, - пытаясь унять дрожь в руках, ответил я, - Вот и выстрелил. Наши-то все на месте?

-Все, не волнуйся, не в человека стрелял, - и тот бесстрашно попер в чащу. - Иди-ка сюда! – Я, пуча глаза во все стороны, подошел. Тот стволом потрогал что-то светлое возле кустов. - Твоя первая добыча. Поздравляю! – пожал он мне руку. - И метко как! Прямо в глаз, даже шкуру не испортил.

Я подошел ближе: большая кошка. Побольше рыси, но не пятнистая, гак ягуар. Может, пума? Нет, те вроде только в Америке живут. И я опять соврал, уже не знаю, зачем:

-Знаешь, у меня предки из сибирских охотников были, так они белку в глаз били, а в это попасть – ничего особенного.
-А белка – это кто? – принялся тот рассматривать при неверном свете зажигалки тушку.

-Что? – оторвался я от фантасмагорического зрелища. - А, это такая очень большая мышь с пушистым хвостом и ценным мехом. Она на деревьях живет. Так что для них в такого зверя попасть было вообще раз плюнуть.

Тот лишь хмыкнул и взялся за переднюю лапу:
-Бери за другую, дотащим до костра, там рассмотрим. Ильич, а ты что здесь делаешь? Сумасшедший? Мы же опять выстрелить могли!

-Смотрю, - по всей видимости, до сих пор не понял серьезности предупреждения тот, флегматично пожимая плечами.

Так мы и двинулись: спереди мы с Гунаданой, за нами – кошка, затем – Пацак с дровами и Ильичом. Если вы думали, что палатка уже стояла, то вам нечего делать в саванне с этими неграми. Одно утешение: хотя бы костер горит. Рядом с ним стояла Лариса, напряженно всматриваясь в темноту.

-Кто здесь? – нервно спросила она, подвигаясь к костру.
Я в ответ лишь одной рукой поставил карабин на предохранитель. Наверное, это получилось слишком громко:

-Ааа! Мальчики! Меня убивают! Помогите! – зачем-то присела она за костром.
Представление прервал Ильич:
-Это мы, Ларочка, не бойся.

И она ему такое ответила! То, что биологи столь грамотно переводят термины физиологии на исконно русский, я понял только теперь: для каждого из нас Петровна назначила сразу по несколько мест, куда нам стоило бы пойти. И слава Богу, что Гунадана с Пацаком не знают русского. Подтащив тушку к огню, я уселся на нее сверху.

-Нравится? – спросил я Петровну, приподняв клыкастую голову зверюги.
-Вы что, ее убили, варвары?! – вновь завопила она.

-Понятно: ты бы предпочла, чтобы она убила нас. Это – джунгли, и если не убьешь ты, сожрут тебя. А потом – и некоторых других, которые стрелять не умеют. Ты хочешь, чтобы тебя живьем сожрали? Нет? Тогда молчи.

Пока мы ставили палатку, Лариса только и делала, что наглаживала голову хищной твари, что-то ей нашептывая.

-Ты хоть бы ужин сделала, - заворчал Володя. - Все лучше, чем так сидеть.
-Вот сам ее убил, сам и делай! – навзрыд ответила Петровна.
-А я-то что? Я, что ли, в нее стрелял? – недоуменно развел руками археолог.
-Да все вы, мужики, такие! Вам лишь бы убить и попользоваться, попользоваться и убить! – и, хлопнув дверью, закрылась в машине.

Да уж, Фрейда бы сюда: он бы живо растолковал, что ей ближе – сначала быть использованной, а потом – убитой, или же наоборот. Но я не Фрейд, и даже не иже с ним. Единственная из его работ, которая мне понравилась – «О забывании иностранных слов», Так, вроде, называется.

Сколько раз ловил себя на мысли, что простейшее же слово, тысячу раз его говорил, а вот именно теперь даже вспомнить не могу. И только минут через пять нужное слово само всплывало в памяти. И, как правило, оно ассоциативно связывалось с чем-то неприятным, когда-то случившемся.

 Самый банальный пример: порой не могу вспомнить, как по-английски или же по-немецки «бумага». Хотя чего же, кажется, проще, звучат почти одинаково. А все из-за того, что в детстве пытался спереть у нашей соседки – хохлушки, которая торговала мороженым в ларьке на углу, целую коробку этого лакомства, пока она оставила его без присмотра по дороге в нашем дворе.

Но – невовремя вернулась. Я уже предвкушал полное счастье для всех местных пацанов, а тут это укоризненное за спиной: «О, папир-то, кацап, папир!». Стыдно было страшно, но, что еще хуже, одну мороженку она отдала-таки мне даром. А я ее так и на съел, и, плача в кустах от угрызений совести, просто выкинул.

 С тех пор у меня затруднения с бумагой. Да, остальные слова тоже вылетают из головы, но по несколько другой причине: они напоминают наши родные русские ругательства, либо просто дурные слова. Примеров, полагаю, приводить не надо: каждый мыслит в меру своей испорченности.

-Пошли уже, что сидишь? – отвлек меня от самокопания Гунадана.
-Куда? – недоуменно спросил я.
-Шкуру снимать, куда! Или ты хочешь, чтобы мы прямо возле костра тушу разделали и вокруг кровью все залили, чтобы шакалам до нас добраться легче было? – и, громыхая железяками, принялся шариться в багажнике.

-Это кто хоть был-то? – показал я на кошку.
-Ты даешь! Не узнал, что ли? Львица, молоденькая совсем. Странно, конечно: в это время они обычно спят, да и в одиночку не охотятся. Голодная, наверное, была, а тут тропа к водопою, - пыхтя из джипа, продолжил он. - Поджидала наверняка кого.

-Вот и дождалась, - невесело усмехнулся я.
-Дождалась. Вот, бери, расстелем, и потащим на ней твою львицу подальше от палатки, - и протянул мне угол толстой полиэтиленовой пленки.
-Так может, шкуру лучше здесь, при свете костра, снимем, а уж остальное потом утащим?

-Тоже верно, - кивнул тот, вновь зашуршав в машине, - Мой любимый, - похвастался он, демонстрируя что-то большое и блестящее навроде мачете, - башку с плеч только так сносит.
-Кому сносит?

-Кому надо, тому и сносит, - довольно потрогал он лезвие пальцем, улыбаясь. - Все, начали. Я делаю разрез здесь, здесь, и … Сам, короче, увидишь. Твоя работа – тянуть шкуру на себя, она тогда, как чулок с дамской ножки, слезает. Не возбудись только, брат.

Как ни странно, вся процедура, по моим прикидкам, заняла немногим более десяти минут. Напоследок Гунадана, садюга этакий, вырвал у обнаженной львицы плоскогубцами клыки и когти. Мне стало искренне жаль зверушку. Все-таки попасть в руки к людям – не самая лучшая доля.

 Пока Гунадана выскабливал шкуру, да посыпал ее солью, чтобы та не протухла, мы с Ильичом и Пацаком просто тупо пили водку, слушая джунгли. Больше всего звуков доносилось с той стороны, куда мы оттащили тушку: там смешалось все: и рык, и тявканье, перемежающееся с визгом и отчего-то с кашлем.

-Это гиена кашляет, - пояснил нам младшенький, заметив мой интерес к саванне. - Объелась, наверное.

«Хоть кому-то хорошо», - подумал я, укладываясь спать в палатке.

Выйдя с утра на воздух, не буду говорить, зачем, обнаружил интересную картину: буквально в десяти метрах от джипа, не шевелясь, стояло маленькое войско местных сусликов, поджав лапки к груди. Штук двадцать – тридцать, никак не меньше. И все таращились на меня. «Сурикаты – цурикаты», -  вертелось у меня в голове.

Желая подружиться, взял кусок вчерашнего хлеба и кинул в их сторону. Все тут же попрятались. Вот так всегда: стоит тебе протянуть кому-нибудь руку – или цапнут, или убегут. Настроение подпортилось, несмотря на безоблачное небо. Даже захотелось кого-нибудь вновь убить. Чтобы еще гаже стало, наверное. Сжевав без аппетита галету, взял ружье и направился к речке.

В зарослях вовсю кипела жизнь: наши лохматые – хвостатые предки прыгали с ветку на ветку, щерясь на меня своими крупными зубами, вдалеке кто-то ухал и рычал, но мне было все равно. Так что я просто присел на бережку, положив ружье на колени, без опаски поглядывая по сторонам.

Это же надо! Какая наглая лягушка! Сидит в шаге от меня, да зоб свой, урча, надувает. И чего ей от меня надо? Или, может, это самец, и напугать меня старается? Решил поиграть с ней в гляделки: кто кого пересмотрит. Эта ярко – зеленая тварь, похоже, правил игры не знала, и, время от времени смаргивая, тем не менее не отводила взгляд.

Я понял, что такую не пересмотришь, и хотел было отодвинуть ее в сторону прикладом. Не тут то было! Это земноводное, перепрыгнув через ружье, уселось еще ближе ко мне, видимо, горя желанием продолжить игру.

-Что тебе надо? – обратился я к ней. - Целовать все равно не буду.
-Ты с кем это тут разговариваешь? – услышал я голос за спиной.
-Да так, с царевной – лягушкой. Говорят, что если ее поцеловать, она превратится в принцессу.

-Насчет ее – не знаю, а вот ты наверняка превратишься в труп, - нарушил нашу идиллию Гунадана. - Она ядовитая.
-А ты когда-нибудь неядовитых принцесс видел? – задумчиво спросил я, глядя на ее мерно вздымающееся зеленое горлышко. - Нет? Если нет, тогда не о чем и говорить.

Тот что-то невразумительно пробурчал про диснеевские мультики, но ответ, похоже, не удовлетворил и его самого.

-Вот – вот, они в сказках только такие розовые и пушистые, - продолжая вглядываться в загадочные глазки лягушки, изливал я свое мутное настроение на первого попавшегося. - Вот ты, к примеру, с какой такой радости от своих жен уехал? То-то же.

Юрист присел рядом. Ядовитое земноводное попеременно, видимо, находясь в сомнении, кого из нас отравить первым, переводила взгляд с одного на другого. Так ничего и не решив, попрыгала к речке. Согрелась на солнышке, наверное.

-Слушай, а тут рыба водится? – поинтересовался я.
-Водится. Но крокодилов – больше.
-И кого же они здесь едят? – плюнул я в речку.
-Всех, - фыркнул Гунадана, - Кого поймают, того и едят.

Видимо, мое квеленькое настроение передалось и ему: вон он как невесело на мутную, как мое состояние, воду, смотрит.

-Гунадана, а давай одного из них заколбасим, может, и хандра пройдет?
-И зачем тебе крокодил? – слегка пощелкал тот затвором. Звонко получилось, даже зверушки слегка притихли.

-Ну, его можно выпотрошить, как львицу, сделать чучело и на стенку повесить, - начал я придумывать повод, по которому крокодила и убить не грех, -  У нас же они не водятся, гости ходить будут, да смотреть. Или подарить его кому. К примеру, чукотский царь Александр от такого подарка точно не откажется. Что скажешь?

-Хорошо. Давай тогда сразу двух, - поднялся тот на ноги.
-Двух-то зачем?
-Один – твоему Александру, другой – тебе. Идет?

Я пожал плечами: мне-то что? Крокодил в доме еще никому не мешал. Если он  мертвый, разумеется. Гунадана покрутил головой, прицелился, и шлепнул ни в чем неповинную мартышку, мгновение назад наблюдавшую за нами с искренним любопытством.

-Сдурел?! – возмутился я. - Крокодила же, а не мартышку! За что ты ее?!
-Если ты хочешь, чтобы я на тебя крокодилов приманивал, это твое дело, -  и пошел в сторону лагеря. - Подожди, я сейчас.

В недоумении я сидел, глядя на трупик обезьянки. Зато Годзилла ликовала: хотел крокодила, получи еще и мартышку в нагрузку. Тут вернулся безжалостный истребитель обезьян с веревкой. Один конец он примотал к шее жертвы, другой подал мне:

-Закидывай макаку в реку, метров на пять – шесть, не больше. Как увидишь крокодила, быстро тяни веревку с приманкой на берег, где-то  до сюда, - и указал на точку метра за два от берега. - Сам стой здесь, и будь готов, если что. Но – не волнуйся: я его точно подстрелю.

Кивнув, я пошел к реке. Легко сказать: кинь на пять метров. С учетом того, что я боялся близко подходить к воде, получалось семь. А мой лохматый предок был тяжеленький, килограмм под десять, наверное. Раскрутив вокруг себя тушку на манер олимпийских метателей молота, зашвырнул ее в воду.

Метатель обезьян, блин! Похоже, параолимпийское золото в разряде умственно отсталых мне светило: я зашвырнул ее метра на два дальше, чем было надо. Тут же из-под воды показалась зубастая пасть, стремясь настигнуть нежданный подарок судьбы. Но: не тут-то было: я начал быстро выбирать веревку, подтягивая наживку к себе. Да и сам тоже задом пятился. Ну, так, на всякий случай.

 Рептилия буквально вылетела на сушу, преследуя такую близкую добычу. Однако – не успела: Гунадана двумя выстрелами прекратил эту стремительную игру в догонялки. Речное чудище еще немного подрыгалось и затихло. Здоровый, сволочь! Метра три с хвостом, наверное.

И куда я его вешать буду? У меня и голой стены такого размера дома нет: или картины висят, или шкафы стоят. Не вертикально же его вешать? Так он и по высоте не войдет, скотина.  Да и как я такого монстра в Россию доставлю, ума не приложу. Не ручку же к нему пришивать, и утверждать, что это чемодан такой.


-Что стоишь? Наживку забрасывай, - вернул меня с берега Исети на берег африканской реки Гунадана.

И я забросил нашу малютку обратно искупаться. Но та даже приводниться не успела: навстречу открылась зубастая пасть, с радостью принимая наше подношение. Через мгновение мартышка скрылась под водой вместе с веревкой. И я, честно говоря, рад, что не обмотал ее вокруг руки, а то сейчас бы напару с обезьянкой в чьей-нибудь пасти барахтался. Недолго, правда, но это слабое утешение.

-Ты что, не догадался другой конец веревки к дереву привязать? – накинулся на меня король. - Сейчас бы того, как миленького, на берег вытащили. А теперь опять макаку стрелять, да в машину за новой веревкой идти.

-Не надо, я передумал: на кой мне сдалось это чучело? Этого вот, - пнул я чудище. - Подарю от твоего имени Александру, если ты не возражаешь. А что? Хороший подарок, по-моему. Кожу выделать, лаком покрыть, должно красиво получиться. Как думаешь?

-Тебе виднее. Наши мастера все как надо сделают, такое и подарить не стыдно. Так, постой, - задумавшись, поднял он руку. - У нас положено зубы золотом покрывать. Надо, нет? Или Александру лучше так сделать, чтобы стало похоже на настоящее, естественное?
-Делай, как положено.

Решено: на самом деле, зачем мне дома эта монстрятина? Первые полгода всякие там родственники – друзья – знакомые будут еще изучать строение его пасти, выпытывая подробности и особенности охоты на крокодилов. Я, естественно, с каждым разом буду все больше и больше приукрашивать сегодняшнюю историю.

А затем мне все это надоест до такой степени, что даже пыль с этого чемодана станет лень стирать, и придется опять придумывать, кому бы его сплавить. И я настолько живо представил себе, как я захожу на день рождения к Максу или Гершевичу, или еще кому, с крокодилом под мышкой, что невольно улыбнулся.

-Ты что сегодня такой задумчивый? – опять перебил меня Гунадана. - Я пошел за джипом, а ты  пока посматривай по сторонам, и держи ружье наготове.

Мучения с крокодильим трупом длились больше часа: я тысячу раз обозвал себя дураком, идиотом и так далее, порой разнообразя свой внутренний монолог из лексикона Потапыча. Если бы не помощь Пацака, мы бы, наверное. провозились еще на час дольше.

Саму процедуру снятия кожи можно сравнить разве что с тем, как будто бы вы голыми руками пытаетесь снять кузов с лимузина. Весь перемазавшись в крови, я просто уселся рядом с останками и, повинуясь неведомому доселе инстинкту, выдернул из нее то, что наиболее походило на печень. Откусил, пожевал.

Вроде ничего, есть можно. Передал кусок Гунадане. Тот тоже откусил и передал Пацаку. Младшой, наклонив голову, также откусил порядочную часть, остальное же, забормотав по-своему, с размаха закинул в реку. Надеюсь, что это нечто вроде «вечная память», а не ругательство в мой адрес, тем более, что родичи жертвы, несомненно, обрадовались подношению: кусочек даже минутки поплавать не успел.

Опасаясь окончательно изгваздать машину, к лагерю мы с младшим братом пошли пешком. Там нас ждал неоднозначный прием: если Ильич с интересом разглядывал выпотрошенное чудище, то Петровна смотрела на нас, как на врагов рода человеческого. Да и всего сущего впридачу.

Ополоснувшись с Пацаком по очереди из канистры, я пошел переодеваться, благо, есть во что: не напрасно я захватил с собой родную российскую камуфляжку.  А вот с предыдущей одеждой мне всяко придется расстаться: даже бейсболка, и та кровью заляпана. Хорошо, что на мне были только джинсы с рубашкой, а не подарки с северов: такой потери я мог и не пережить.

 И чего я тогда, возле реки, до трусов не разделся? Мухи ему, видите ли, мешают. Выгребя остатки наличности из карманов, кинул старую одежду в костер. Пусть это будет мой собственный ритуал сожжения в память о крокодильей душе. И вообще, пора уже и подкрепиться.

Но, похоже, опять придется обойтись одними консервами: львицу сожрали еще вчера, крокодилом тоже наверняка уже закусывают, да и не очень-то мне хочется ровесника динозавров есть. Так что мы быстро перекусили, чем Бог послал. После фаст – фуда по-африкански мы закрепили на верхнем багажнике джипа предварительно набитую под руководством Гунаданы травой кожу крокодила. Рядом с ней расстелили шкуру львицы: красота!

-Ты куда полез? – остановил меня чернокожий юрист, видя, что я уже нацелился на свое место в машине. - Наверх залезай, рядом со мной. Зря я, что ли, шкуру стелил? Или ты из окошка по антилопам стрелять будешь?

Наверх, так наверх. И я послушно забрался по лесенке к Гунадане, тем более, что вдвоем веселей. Искать стадо антилоп долго не пришлось: минут через двадцать мы уже вовсю пылили сбоку от несущихся в страхе животных.

-На раз – два – три стреляй, - скомандовал наш черномазый егерь.
На счет «три» выстрелили. Как ни странно, скоптилась всего одна животинка, остальные дружно убежали. Кто же промазал, интересно? Наверняка я, хотя даже при тряске по такой толпе промазать было сложно даже с завязанными глазами. Спешившись, подошли к антилопке.

-Так и знал! – недовольно помотал головой мой наставник по охоте. - Вот эта пуля – твоя, - ткнул пальцем он на окровавленную голову, - А та, что в сердце – моя. Ты что, не мог другую корову выбрать?

Я пожал плечами:
-Я ты?
-Ладно, давай ее перевернем, чтобы кровь вытекла, - поморщился он, - Берись за рога, а я за задние ноги. На счет «три».

Перевернув и дождавшись, пока из вен не вытечет вся бурая, пузырящаяся жидкость, мы уселись рядышком на еще теплое тело. Закурили. Но скотинка напоследок все-таки немного нам отомстила: пока Гунадана устраивался поудобнее на ее животе, она пукнула. Да еще и опорожнилась впридачу. Ильич хихикал, Пацак посмеивался, и лишь Лариса Петровна была в печали: жалко ей было козочку, по всей видимости.
 
-Где остановимся на ночлег-то? – спросил я у нашего штурмана.
-Да где хочешь: до базы далековато, да и пока здесь передохнем, да мясо приготовим, ехать будет уже поздно. Есть поблизости заросли, конечно, - и махнул неопределенно рукой. - Но там хищников уйма. Если хочешь еще пострелять – поехали.

Стрелять мне однозначно не хочется.
-А если здесь? Здесь безопасно? – оглянулся я вокруг, однако ничего, кроме опостылевшего ковыля (или как он у них там называется?), не обнаружил.
-Я полагаю, что да, - слегка успокоил меня Гунадана, - Разве что шакалы прибегут, или гиены, но это ерунда. Они кровь далеко чуют. Так что, если ты не против, сейчас будем шкуру снимать, затем мяско разделаем, приготовим, а всякую там требуху твой братец подальше отвезет.

И мы принялись за дело: король возился с антилопкой, а мы с Пацаком ставили палатку. Ильич по мере сил помогал. Только лишь Лариса не занималась никаким общественно-полезным трудом: она бродила по саванне, похоже, всяких букашек – таракашек искала, то и дело с баночкой в руке наклоняясь к земле. Установив палатку, пошел помогать Гунадане. Тот уже отрезал жертве ручки – ножки, небрежно отбрасывая в сторону требуху и обрезки.

-А, это ты, - заметив меня, констатировал он. - Тебе шкура нужна?
Я отрицательно помотал головой.
-А рога?

-Да на кой они мне сдались? Ильичу вон предложи: у него жена молодая, пусть тренируется, - неловко пошутил я, глядя на кишки, валяющиеся на полиэтиленовой пленке.

Улыбнувшись во все свои шестьдесят четыре зуба, тот направился к Володе. Археологу, похоже, рога были нужны: подойдя к козочке, он, наклонившись, погладил их кончиками пальцев. Но затем, внимательно посмотрев в сторону Ларисы, твердо заявил:
-Не нужны.

Сложив пригодное в пищу мясо в пакеты, остальное завернули в ставшую никому не нужную шкуру. Пока Пацак отвозил ее в степь, мы развели костер, благо, остатки дров Гунадана предусмотрительно захватил с собой. Начало быстро смеркаться. Лариса Петровна тоже подошла на огонек с уже вполне адекватной физиономией, и тут же подсунула свою баночку под нос своему благоверному:

-Смотри, что нашла! Надо, конечно, проверить, но такого экземпляра я не припомню. Милый, мы же возьмем его с собой в Москву?
-Только кормить его сами будете, - некстати влез в разговор я.

Та только молча ожгла меня взглядом и, прижав баночку к груди, направилась в палатку.
-Ильич, - вздохнул я. - Ну, сорвалось с языка, извини. Поговори с Ларисой, пусть на мои глупые шутки не сердится, хорошо?
-Да ничего, Иваныч, я ее знаю. Минут двадцать подуется, а как запах еды почувствует, сразу же выйдет, как миленькая.

И вправду, только наша козочка начала благоухать, Петровна наконец-то сменила гнев на милость. Подойдя к костру, она показала мне язык:
-А такого жука у меня в ноутбуке нет! Если подтвердится, что это – новый подвид, я его «Иванычем» назову, понял?

-Да понял я, понял, - обрадовался я восстановленному миру. - Хоть «Козловичусом Иванычоусом» назови, только не сердись больше, хорошо? Лучше за водкой сбегай. Она там, в дальнем правом углу палатки. Стаканчики рядом, в пакете.

И что у меня за характер! Только что же помирились, а я опять хамлю. Во избежание разрастания конфликта за напитками направился сам, не дожидаясь вполне предсказуемой реакции.

А антилопа у Гунаданы удалась на славу: она пахла (пахнула, пахала?), короче, благоухала травой, свежим воздухом и, даже можно сказать, полной, пьянящей и крылатой, свободой. Просто ей сегодня слегка не повезло.

Несмотря на не вполне веселые мысли о бренности бытия, я с наслаждением уплетал за обе щеки источающую дивный аромат ножку. Для пущей гармонии попросил Пацака включить что-нибудь вроде Вангелиса. Но тот, увы, нашел лишь нечто туземное, чему я, пожалуй, был впоследствии даже рад: как нельзя лучше подходило местное пение к местному эху, оно перетекало друг в друга, подсвечивая особенности, оно, как говаривал Бонд, взбалтывалось, но не смешивалось. 

В поющей саванне завораживало все: и черное небо в ярких блестках звезд с горошину величиной, и вторящие им глаза на просторе, сверкавшие при свете костра. Даже пожухлая трава под ногами, похоже, тоже прислушивалась к музыке, отражая всполохи огня. Так, сопровождаемые полной идиллией, мы и отправились спать.

А утром, оперативно позавтракав остатками ужина и собрав палатку, снова тронулись в путь. Гунадана опять затащил меня на багажник:
-Иваныч, давай так: как настигнем стадо и пристроимся рядом с ним. Ты выцеливаешь ту козу, что поменьше, я – что побольше, - для наглядности сводил и разводил он ладони. - А то опять завалим одну и ту же.

-А на кой ляд нам две? И как я буду козу от козла отличать?
-Отличить просто: у козлов на спине полоски потемнее, вроде твоей бороды, а у коз – посветлее, как твоя башка. Понял? – я кивнул, слегка покоробившись от сравнения. - А зачем две, это, по-моему, и так понятно: мы впятером за пару присестов одну съели, а в лагере еще плюс десять рыл.

Все-таки это скучно, стрелять с машины. Зато удобно и практично. Заметив вдалеке стадо жвачных, мы тут же направились в их сторону. На счет три я опять выстрелил. Когда остальное стадо умчалось, мы с королем, отплевываясь от пыли, обнаружили два трупика и еще одну антилопку, тщетно пытающуюся подняться с колен. Пришлось и ее добить, чтобы не мучилась.

-А ты говорил: зачем две, -  укоризненно посматривая на меня, покачал головой юрист, подходя к добыче.
-Так я же всего один раз стрелял! Как и ты! – и на всякий случай прибавил, - У нас, в России, поговорка есть такая: Бог троицу любит.

-Как и я. Троицу, скажешь тоже. Ты ведь опять в голову целился? – продемонстрировал тот отверстие от пули.
-Ну да, - наклонился я к тушке.
-Тогда смотри: ты попал не в голову, а в шею, и пуля прошла навылет, и попала вот в ту бедолагу.

-Промазал, бывает, - только и оставалось мне что сказать.
-Ерунда, это даже к лучшему. Давай сольем кровь и поехали.
Лариса, тяжело вздыхая, опять отправилась бродить с баночкой по степи, с немым упреком глядя в нашу сторону.

-Петровна, а что ты так зло смотришь? – надоело мне вытирать вместе с кровью свою совесть о жухлую траву. - С чего бы это? Мы всего троих животинок сгубили, и то ради собственного пропитания. А ты своих жучков – паучков сколько? Они же тоже живые были, им жить хотелось, а ты их в банку, с голодухи помирать, обрекла!

Я хотел было продолжить, но, увидев, как Лариса смотрит в свою банку, заткнулся.
-Это – для науки, – растерянно пояснила она, и задумчиво побрела дальше в поисках букашек.

До лагеря ехали почти в полном молчании, несмотря на бодрую музыку, которую поставил наш младшенький. На берегу нас уже ждали, обнаружив, по всей видимости из-за шлейфа пыли, который тянулся за нами. К своему удивлению, среди черных лиц вдруг обнаружил одно белое. Загорелое до черноты, но – белое.

-Это мой лучший дайвер, из Европы его нанял. Берет дорого, зато результаты работы – грех жаловаться. Знакомься, - и Гунадана подвел меня к водолазу. - Зовут Тарас. Он то ли из Греции, то ли из Турции, где-то рядом, не знаю.
-Ну, здорово, Тарас! – протягивая ему руку, по-русски произнес я, сердечно радуясь прибытию земляка.  - Меня Иванычем звать.

-Здоровше бачилы! Ласкаво просимо, - искренне, тепло ответил рукопожатием Тарас. Да уж, крепкая у него лапа.
-Ты что, еще и турецкий понимаешь? – спросил Гунадана.
-Он не турок, он – хохол, а это две большие разницы, - глядя в глаза соплеменника.

-А Хохланд – это где? – продолжил допытываться тот, - в Европе?
-«Хохланд» - это сыр, а Тарас родился на Украине, есть такая морская страна, - подмигнул я украинцу. - У них даже герб в виде оружия морского бога Посейдона, в виде трезубца.
-А ты – кацап, москаль клятый, - попробовал было обидеться дайвер.
-А кацап – это кто? – опять заинтересовался юрист.

-Ты. И все остальные – тоже. Как ты думаешь, почему я младшего Пацаком назвал? Потому, что на кацапа похоже.
-Як я разумию, ты супротив нашей незалежной шо имаешь? – вопреки моим ожиданиям, и не подумал даже возмущаться Тарас, и лишь усугубил мое замешательство. - Шо до мене, так я тильки за: моя матка уже скильки рокив от нашего президенту гривен не бачила. Вин я роблю на круля, а деньгу до дома шлю, шоб не вмерли.

-Да ладно, не грусти, если что, я тебе какую-нибудь землицу подыщу, - начал я робко выбираться не свою, уже проторенную, колею. -  Построишь себе там нормальный дом, семью туда перевезешь, только и моего брата Гунадану не обижай: будешь работать и на него, и на меня. Прорвемся, Тарас.

Так как мы разговаривали на родных языках, юрист ничего не понимал, но, услышав свое имя, попросил:
-При мне, будьте любезны, по-английски говорите, иначе обижусь, – и, закурив, отошел в сторонку.

-А землица-то где будэ? - дергая меня за рукав шубы, которую мне опять пришлось на себя напялить, возбужденно спросил наш жовто-блакитник.
Вот уж действительно: когда хохол родился, еврей заплакал. Слегка поразмыслив, я ответил:
-Не бойся, не на Колыме. Если заслужишь, дам тебе участок на моем острове. Гектар возле моря тебя устроит? Только это в рассрочку, а стройся уж сам.  Если все будет так, как надо, то, может, и вовсе тебе эту земельку подарю.

-А ты шо, и остров имае? – возбужденно обхватил тот рукой подбородок.
-Имае! Целых четыре! – слегка рассердился я на дотошность дайвера. - И, если ты не дурак, то поймешь, кого слушать надо. Дальше говорить ничего не буду. Но если проворуешься – пеняй сам на себя.

-Та ведаю я, не дурной, - горячо заверил меня аквалангист. - Тильки зараз мне гуторь, шо робиты надо.
-Сперва по-русски начни разговаривать, а то устал я уже тебя, сепаратиста, слушать. Ты что, наш великий и могучий в школе не учил?
-Учив, як не учив. Тильки погано: дюже невнятно було, як так зараз столько словив попокалечилы.

-Погано ему, - за пять минут устал я от «мовы» больше, чем от Ларисы Петровны за все дни. -  Погано – это «плохо» по-русски. Так что теперь учи, земляк. Тут тебе не твоя школа, у меня каждая ошибка – доллар. Если вообще ничего не пойму – пять. Надо будет слово подсказать – спрашивай, охотно отвечу. Причем – бесплатно. А то ведь позорище какое-то: брат-славянин по-русски говорит хуже, чем Гунага.

-Який Гунага? – нахмурился тот.

Салага совсем. Лет двадцать пять, не больше. И как его в Африку занесло? Но – честно говоря, симпатичный парень, сразу видно, что головастый, да сметливый. Я показал ему кулак:
-Не який, а какой. Принц Гунага, брат мой. Усек?

Тот лишь кивнул, опасаясь, видимо, напороться на штраф. А землицу ему ой как хотелось, так что перечить не будет. Аборигены уже вовсю сгружали наши трофеи на землю, предвкушая пиршество: надоели им консервы, наверное. Да, кстати, насчет пиршества:

-Бригадир! – позвал я нашего маленького черного человечка. И опять-таки через младшего обратился к подбежавшему. - Как у тебя тут с дисциплиной?
-Хорошо, принц, хорошо! – поклонился тот, аж коснувшись пальцами земли.
-Сколько водки выпили? – продолжил я допрос.

-Как ты говорил, господин, даже еще на вечер осталось, - и опять поклонился, холуй.
-Это молодец, хвалю, - непроизвольно дернул я от внутреннего раздражения головой. - А теперь пошли, посмотрим, что вы там настроили. Тарас, поплыли вместе, ценные советы давать будешь.

Странно, но все было сделано именно так, как я сказал, и даже более того: удобная швартовочная стоянка, слева – большой навес из листьев пальмы, а за ним даже некое подобие очага сооружено. По краю лестницы натянут канат. Я подергал: держится. Площадка наверху меня тоже вполне устроила. И тут заметил веревки, тянувшиеся от колышков вглубь внутреннего водоема.

-А это еще что? Вы что, здесь рыбу ловите?
-Нет-нет, - замахал руками бригадир, - Мы поняли. Тут рыбу – нельзя. Мы Вам сюрприз приготовили, - и начал выбирать веревку. - Здесь пиво. Мы его поглубже опустили, туда, где холодно, - и выволок на берег звенящий мешок.

Усмехнувшись, я всем раздал по бутылке. Причем первую открыл бригадиру:
-Молодец, Бригадир – Гунага, далеко пойдешь. Будешь дальше так работать, подключу тебя к строительству аэропорта, настоящим шефом станешь. Только вот скажи, как ты тут без меня дисциплину-то поддерживал?

Тот замялся, потупившись:
-Бил. И вечером водки не давал.
-А остальную тогда куда девал? – заработал у меня в голове встроенный арифмометр, -  У тебя же всего на вечер осталось, как ты говоришь.
-Сам пил. С помощником и лучшим из рабочих.

Тарас заржал:
-Правильно, на троих! Це по-нашему!

Я сделал вид, что «це» не заметил. Но на третий раз его точно не прощу. Поэтому лишь спросил:
-Так что, дайверская твоя душа, ты об этом думаешь? – и кивнул на водоем.
-А… - и вдруг споткнулся. - Як «лизты трэба» на русском?
-Лезть надо, - обрадовался я понятливости водолаза.
-Це гарно. Лезть надо, - расцвел тот в улыбке.

-Минус один, - и я загнул палец. - Что, трудно было сказать «это хорошо»? Где у тебя аппаратура?
-Тута, - ответил Тарас, показывая рукой вниз.
-Тута – Марфута! – передразнил я его. - Твою мать! Так бы и сказал, что под навесом. Давай, бери Пацака с бригадиром, и поднимайте все сюда. Пока там нашу антилопку готовят, ты и нырнешь.

И сел пить пиво. Машинально достав из кармана сигареты, удивился: за все то время, что мы были на сафари, даже и пачки не выкурил. Еще неделька – другая, глядишь, так и совсем брошу. Когда наша группа поднялась со снаряжением, начал было объяснять водолазу, что я там внизу видел, но тот отмахнулся:

-Та не надо! Я сам усе, - и он показал на глаза.
-Увижу, - подсказал я.

Нацепив с помощью Пацака амуницию, он вошел в воду. Да уж… Нам бы такое лет двадцать пять назад! Мечта, а не аппаратура: и глубиномер на руке, и таймер, черт его знает какие датчики, фонарь, даже видеокамера для подводных съемок есть. Профи, ничего не скажешь. Я уже ополовинил вторую бутылку, когда Тарас наконец-то показался на поверхности. Плюхнувшись на бережок рядом со мной, он открыл было рот, но закусил губу.

-Да говори ты пока по-английски, а то ты по часу над каждым словом думать будешь, - вошел я в его положение. - Заодно и меня избавишь от необходимости переводить брату.

Как оказалось, нашего аквалангиста эта лужа тоже заинтересовала:

-Понимаешь, там странный феномен. И немудрено, что ты до дна не достал: где-то на одиннадцати метрах я нашел вход в круглую как бы трубу. Все заснял, не волнуйся. Вот, - и завистливо посмотрел на меня. - Пивка-то дай, начальник. Спасибо. Да, заплыл в нее. Пятнадцать метров – дна нет, двадцать – нет. И только на двадцати шести увидел дно, все в пузырьках. Холодина, аж яйца сводит.

Тут я пожалел, что не захватил гидрокостюм. Посередине – гладкий черный булыжник, круглый такой, - и показал руками, – сантиметров на пятьдесят – шестьдесят, а из-под него и бьют эти треклятые ключи. Ну, да сам все увидишь на камере, правда, хреновато получилось, сам не пойму, отчего, но разглядеть можно. И что это за дерьмо – не пойму, тут уж сами разбирайтесь. Только мне одному его точно не поднять. Надо что-то думать.

-Тогда пошли думать, - поднялся я на ноги, - Тем более что тебе водочка сейчас для сугреву точно не помешает.

Солнце уже катилось к закату, когда мы вернулись в наш лагерь. Животинка была уже готова, лодка, как положено, лежит брюхом кверху, все стоят, ждут, что мы скажем.
-Бригадир, сегодня всем по двойной порции, и никого не наказывай.

После оглашения столь радостного вердикта вся бригада возликовала. Сытно покушав, я отправил бригадира с его подчиненными спать, а сам решил устроить военный совет. Утро вечера, разумеется, мудреней, но, если что дельное придет в голову именно сейчас, оно же даже с утра не помешает? Сперва мы на два раза просмотрели запись. Прав наш ныряльщик: возле каменюки одна рябь, и улавливаются лишь общие очертания.

-Господа, какие будут соображения? – оглядел я окружающих. - Начинай ты, Тарас. Не тушуйся, давай опять по-английски.
-Я один точно не подниму, - сухо констатировал тот. - Даже будь второй комплект оборудования, кто, кроме меня, туда полезет? Да там вдвоем и не развернуться. Уровень бы… хотя бы метров на метров на семь, да пусть хоть пять, понизить, еще куда ни шло: и посветлее, и в веревках меньше шансов запутаться. А потом – тащите его наверх, как зацеплю. Иначе как мы это доставать будем?

И, если мы с младшим молчали, то Лариса с Ильичем тут же вступили в перепалку. Первым начал археолог:
-Ларочка, пойми: мы только чуть-чуть уровень понизим, ненадолго, твои рыбы совсем не пострадают. Поставим мощный насос, и откачаем!  - пытался с болью в глазах убедить свою супругу Володя.

Та в ответ лишь грозила ему разводом, и упрекала в мужском эгоизме. Нет, оставлять их наедине не стоит: наверняка же победит Петровна, и все наши усилия – псу под хвост.

-Лариса, а если так, - вступил я в семейную перепалку. - Воду ведь можно через узкий слив выпускать, осторожно и постепенно, а выход сеткой закрыть, чтобы ни одна рыбка не уплыла. А как достанем это нечто – тут же все восстановим, и вода вернется на прежний уровень.

Еще через полчаса препирательств Петровна сдалась, настояв, чтобы всякую там живность тут же тащили к ней, живую и невредимую. А также чтобы образцы водорослей собирали. Вот и слава богу, теперь не грех и по чуть-чуть выпить. Разошлись, вернее, расползлись мы уже в четвертом часу ночи.

Утро было туманное. Правда, туман был исключительно в голове. А так – светило солнышко, да рабочие суетились возле стола. Благодать. Разве что метрах в трехстах от нашей стоянки нарезали круги птицы, да под ними была нездоровая суета с тявканьем, рычаньем и прочими атрибутами Африки. Козочку, наверное, нашу вчерашнюю доедают, одни рожки да ножки и останутся. Хотя у всяких там гиен челюсти такие, что не одному волку и не снилось, так что, не исключено, что и рожек не останется.

Ополоснувшись в озере, подошел к общему столу. Кроме очередной антилопы были еще и миски с бурдой. Мягко говоря, неаппетитного цвета. Зато стоят две запотевшие бутылочки: одна возле моего места, другая – там, где вчера сидел Гунадана.

-Это что за хрень? – показал я на миску бригадиру.
Тот лишь зачерпнул эту мяшу ложкой, положил ее в рот, и, причмокивая, начал поглаживать себя по животу. Нет, этого чудика русскому языку учить я точно не буду, пусть Кунак, если что, мучается. И эту баланду есть я тоже не буду. А эта черная образина так и норовила меня ей попотчевать, подсовывая ложку с варевом к самому моему носу.

-Да иди ты нахрен со своей баландой! – отмахнулся я от него, как от переросшей цеце. -  Меня от мяса-то уже тошнит, а ты еще мне это говно суешь. Лучше бы окрошки предложил. Или – соляночки, тогда я бы понял, да спасибо сказал. Иди вон – арбайтен! И не приставай к моему организму!

Интонацию бригадир живо уловил: засопев, он забрал свою чеплашку и убрался от меня подальше. Тут подошли и остальные участники ночного  совета, правда, слегка невовремя: я только – только нацелился на Гунаданову бутылочку, а он – тут как тут. Да еще с надеждой в глазах просит ее открыть. Ударив крышкой о днище лодки, вернул ему:

-Я тебе зажигалку-то на что дал? Учись, родимый. Меня рядом не окажется – от жажды ведь помрешь.

Тот, лишь блаженно закатив глаза, как говорится, одним глотком опустошил тару. Во проглот! Я тут свою растягиваю, пытаясь плавненько прийти в себя после вчерашнего, а это гад – одним махом. Хотя, с другой стороны, пиво-то его. И я с грустью посмотрел на свою почти пустую бутылку, добил ее, и скомандовал:

-Так, со мной на остров отправляются Пацак, Тарас и бригадир. Остальным – десять минут на перекур и сборы, и – за нами. Гунадана, ты как хочешь: есть желание – плыви с нами, нет, сиди, пей пиво. Главное, сеть с собой чтобы не забыли прихватить, да, Лариса? Видишь, я помню о нашем уговоре: экосистему сохраним в целости и сохранности.

Побродив по окружности островка, наконец определились с местом дренажа. Я, разумеется, во всякой там ирригации – мелиорации ничего не понимаю, но со здравым смыслом иногда дружу: в этом месте склон был наиболее пологим, а стенка – наиболее толстой.

Но даже в данном случае копать следует с максимальной осторожностью: чуть что, переусердствуешь, и смоет всех к едрене фене. И Ларисе не видать своих рыбок, и нам мало не покажется. Снова закурив (блин, уже третья на сегодня!), прикинул в уме предполагаемый объем спускаемой воды, и слегка занервничал: меньше тысячи кубов на каждый метр понижения уровня никак не получалось. А это – двадцать железнодорожных цистерн, не баран чихнул.  Затем умножить на пять.

 Мамочка, роди меня обратно. Если вода сама протоку начнет расширять, вообще караул, только ноги уноси. И как это блюдце не переполняется? Неужели вся та вода, которая поступает из ключей, тут же испаряется? Что-то слабо верится. Наверное, протоки во внешнее озеро есть. Но да ладно, хватит морочить себе голову, да самого себя запугивать. Пусть археолог думает, а мне как-то на такой жаре неохота.

Через полчаса закипела работа. Я, свесив на окоеме ножки вниз, через Пацака раздавал указания, где и как рыть, где развешивать сеть, при этом с опаской глядя на плоды моего воспаленного разума и труда более оптимистично настроенных рабочих. Наконец во внешний окоем тонкой струйкой пошла вода. Через минуту это была уже струя, водопад, все больше и больше размывающий преграду, отделяющую нашу лужу от озера.

Я уже начал было паниковать, настолько стремительным был поток, но повезло: упав метра на полтора, уровень воды остановился. А про то, что сеть вместе с рыбками унесло стремниной наружу, я Петровне не скажу, благо, наш лагерь находится на противоположном конце острова, и нас оттуда не видно.

-Пацак, бригадир! Быстро достаньте снизу сеть и бегом с ней сюда. И – чтобы тихо, а то… , - и вовремя сдержался, а то хотел было уже во всеуслышание заявить, что Лариса нам дальше работать не даст.

Вроде обошлось: сеть с запутавшимися в ней рыбешками быстро отыскали и закрепили на прежнее место.
-Пошли обедать, - облегченно вздохнул я, - а про то, что сеть смыло, молчите. ОК?

Тарас был только «за», а Пацаку было все равно. Ему Ларисина рыба была… - как сказать? – уж лучше бы ее совсем не было. Даже не переправляясь на тот берег, мы перекусили на нижней площадке. 

-Надо за сегодня воду спустить, - удобно устроившись под навесом, высказал я свое мнение. -  Такого мощного слива, как сейчас, уже не будет: чем ниже, тем стенки толще. Так что давайте будем работать до темноты.
-А как же сон после обеда? Мы всегда спим, когда солнце в зените, - попытался было возразить бригадир.

-Ничего, не сахарные, не растаете. Панамки оденьте на голову, лопаты в руки – и вперед, на трудовой подвиг. А то завтра Петровна может всю работу испортить, и придется вам эту лужу котелками вычерпывать, чтобы ничего не разрушили. Ты хочешь столько воды перечерпать? Тогда можете смело дрыхнуть.
 
Так что после обеда негры, бурча, уныло потянулись вверх по лестнице. Еще через час уровень воды понизился еще на один метр, даже пиво из-под воды показалось. Честно говоря, я совсем чумел в своей шубе. Негритосы, хоть были и без шуб, тоже потели вовсю. Скрепя сердце, мы напару с Пацаком достали из озера пару мешков с пивом. Я, объявив перекур, раздал всем по бутылке. Напиток был уже не ледяной, но еще и не теплый.

А к вечеру мы все уханькались, как сволочи, но дело сделали. Рыба больше не уплывала, напор воды стал весьма умеренный, так что все обошлось без эксцессов. Необходимый уровень был достигнут. Проверив с Тарасом все еще раз, я скомандовал «баста». И, как говорится, усталые, но довольные, мы отправились в лагерь, где, похоже, опять готовили козочку. Гунадана с Ильичом, наверное, химичат. На подходе к базе я подманил к себе бригадира:

-Так, дружище, сегодня – по двести пятьдесят на человека, то есть – по бутылке на двоих, - обнял я того за плечо. - Молодцы, мужики, передай всем мою благодарность. Только ни граммом больше, понял?
Лариса с Ильичом были в явном нетерпении: «Что там, да что там», - постоянно допытывались они.

-Да все в порядке, как задумано, завтра все сами увидите. Потом расскажу, сначала пожрать дайте.

И я накинулся на еду, изредка запивая ее водкой. Работяги и вовсе разошлись на удивление рано, даже доели не все. Быстро оприходовав водку, они отправились спать. То-то же.

Сегодня своим персональным африканским ГУЛАГом я вполне доволен. Мне даже в палатку не хотелось, настолько меня охватила всеобщая доселе не услышанная гармония. Даже звуки здешнего животного мира не раздражал, и вполне вписывался в общую канву мироздания, разве что прорезавшийся храп наших аборигенов вносил определенный диссонанс в разноцветную палитру ощущений, но и к этому, наверное, можно привыкнуть.

Закурив, я нехотя поведал этой неуемной парочке про наши достижения. И, если Лариса все переживала за своих рыб, то Ильич только тихо улыбался, то и дело норовя подлить мне водочки в и без того полную кружку. Предвкушал, видимо, как он завтра, или, в крайнем случае, послезавтра обнимет свою столь вожделенную каменюку. Так я до самого утра и находился в счастливом заблуждении, что все складывается как нельзя лучше. Но получилось как всегда: биологичка, первой поднявшись на окоем внутреннего озера, посмотрела вниз, и с ней тут же случилась форменная истерика.

-Что еще такое?! – возмутился я.
-Ты что, животное, не видишь?! – продолжала верещать она. - Сколько водорослей погибло! Ты что, не видишь, вон рыбка в них запуталась и умерла? Вот и еще одна, оооо, - и уселась, закрыв лицо, прямо на не успевшие просохнуть за ночь водные растения.

Видя, насколько шатко наше положение, ринулся ее утешать:
-Ларис, сейчас мы по-быстрому поднимаем камень Ильича, восстанавливаем дамбу, вода и вернется. И ничего с твоими водорослями не сделается. А рыбу мы соберем и отдадим тебе для препарации, тебе же интересно, как она тут устроена. Да и сама вчера просила, чтобы мы для тебя…

Лучше бы я этого не говорил. Резко обернувшись ко мне, она во весь голос закричала:
-Эгоист! Только о себе и думаешь! Да вас всех за это расстрелять мало! – и вихрем унеслась вниз.

За ружьем, что ли? Этого только мне и не хватало. Но вроде нет: она просто, усевшись под навесом, принялась горько оплакивать то ли рыб, то ли диссертацию. Черная бригада, вжав головы в плечи, с опасливым недоумением смотрела то на меня, то на Ларису, то на ее мужа. Тот же, похоже, уже всерьез вознамерился своей клюкой расшибить себе голову.

-Ильич! – прервал я его самоистязания. - Быстро тащим лодку, аппаратуру, достаем твой камень, а то будет еще хуже. Возьми себя в руки! Будешь сбором рыбы руководить! Сам отберешь всякую-разную, штук десять, не больше. Остальную дохлятину кидайте на ту сторону, - указал я направление младшому. - А что соберете вместе с водорослями, отправь вниз, на исследование Ларисе. Пусть она описывает, будет хоть чем заняться. Блин!

Наверное, так быстро я не работал еще никогда. Разве что единожды, когда из командировки не вовремя вернулся шеф. А у нас, как назло, чей-то день рождения. Макс, конечно, мужик неплохой, но не любит, когда пьют без него, тем более – на рабочем месте. О его прибытии мы узнали всего минуты за три.

И, пока он заходил в здание, пока поднимался на лифте в офис, все следы торжества были спешно зашкерены по шкафам да по углам. Кое-кто даже успел налить себе кофе и с умным видом усесться за монитором, шурша бумагами. Остальные дружно ломанулись в курилку, отдышаться, да «Орбита» пожевать. Я же не успел, и столкнулся с тем прямо возле выхода:

-Здрасьте, Максим Игоревич, - поприветствовал я шефа, сделав невинный вид.
Тот начал крутить носом, пробурчав:
-Чем это так воняет?
-Так уж с неделю запах этот доносится. По-моему, мышь где-то под полом померла. Я уже и дератизацию вызвал.

Тот скептически посмотрел на меня, но все же направился в свой кабинет:
-Докладывай давай.
-Так я покурить хотел, - робко продемонстрировал я зажатую между пальцев сигарету.

-Потом покуришь, быстро на доклад!
-Мне же бумаги Вам показать надо, - промямлил я.
-Вот и давай их быстрей, одна нога здесь, другая – у меня!

Эх, мать – перемать! Принесла же его нелегкая! И как не вовремя-то! Благо отчеты за последнюю неделю мне долго искать не пришлось: я всегда их складываю в особую папочку. Оперативно отчитавшись, и, получив «одобрямс», направился было к выходу, но остановился:

-Знаете, Максим Игоревич, у меня есть еще один маленький вопрос: у (Саши – Гриши) сегодня день рождения, так, может, мы его вместе с Вами поздравим?
Тот, засопев, достал из кармана несколько крупных купюр, пересчитал, и протянул их мне:

-Купишь напитки – закуски, впрочем, что тебе объяснять, не маленький уже. Подарок я презентую сам. Иди. Начнем часа в четыре, так что у тебя час.
-Я же один не справлюсь, - взмолился я тогда, уже радуясь, что гроза прошла стороной.
-Ладно, Колю возьми и еще кого, только сисадмина не трожь, он мне нужен. Кликни его сюда. Быстро!

Вот такой у нас получился тогда аврал, однако все тем не менее обошлось. Может, и сейчас обойдется? Наш хохол, пожалев меня, отдал мне свой гидрокостюм, об отсутствии которого столь жалел в прошлый раз, помог нацепить аппаратуру, и мы напару начали погружение. Сверху, с лодки, к нам потянулись канаты с карабинами. Обменявшись жестами, мы по очереди нырнули в эту таинственную воронку.

 Возле дна я притормозил, чтобы заснять все на камеру. И, пока Тарас подводил стропы к месту крепежа, я только этим и занимался. Но вот пришла и моя очередь помучиться. Кое-как, вдвоем раскачивая из стороны в сторону проклятую каменюку, наконец-то завели канаты под камень, соединив их наверху крест-накрест. Теперь мне лишь оставалось вертикальные стропы притянуть к канатам, через блок прокинутым от берега, а там же вопрос техники: нехай тянут. Просто раз плюнуть.

Я даже не подозревал, что мы проваландались на дне около полутора часов: думал, минут двадцать всего прошло. Едва выбравшись на берег, почувствовал сильный озноб: то ли от холода, то ли от возбуждения. Нашего лучшего аквалангиста трясло еще больше. Да что там! Он был просто синий.

Причем – в оранжевую крапинку. И, если первое слово, которое произносит человек, это «мама», то сейчас у меня было другое: водка. Чапнув без закуски по целому стакану, мы с ним отправились вниз. А с этой каменюкой клятой пусть аборигены с археологом возюкаются: вон он ее как обнимает, чуть не целует.

Но даже внизу нас на отпускал этот злобный «Кондратий». Черт побери! Водки намахнули, на солнышке сидим, греемся, что же еще этой зловредной организьме надо?! Даже Петровна, и та подошла нас утешить. Но меня никак не отпускала одна мысль: уже минут сорок, как загораем, а все еще трясемся. Да еще и подташнивает. Не к добру это. Поэтому, закурив, спросил:

-Ларис, Вовины инструменты здесь? – та показала на алюминиевый ящик. - А что там внутри, знаешь?
-Да что тебе надо? Чего ты еще хочешь? – вновь начала она возмущаться.
-Счетчик Гейгера надо.

У моих собеседников сразу пропала охота шутить. Пока Петровна искала там пугающий ответом счетчик, мы с Тарасом со все нарастающей внутренней пустотой смотрели в глаза друг другу.
-А ты умеешь им пользоваться? – робко спросила враз приутихшая женщина.

Ничего не ответив, я включил. Наш приборчик весело застрекотал, радуясь рентгеновой пище. Поднес его к Ларисиной рыбе – тот и вовсе принялся заливаться звонкой трелью.


-Мать вашу! – вскочил я на ноги, - Быстро все сюда, хватайте все пожитки, лодку, и – сюда! – закричал я наверх.
И, если Тарас с Ларисой уже все поняли, то Ильичу пришлось повторять:
-Володя! Бросай  к чертям собачьим этот камень! Счетчик Гейгера зашкаливает! Я не шучу! Бегом сюда!

Тот неохотно спустился по лестнице:
-Ну что ты так орешь?! Это, может, находка века!
-Вот это – находка века! – поднес я прибор к этой странной рыбе. В ответ вновь заверещало так, что я опять вздрогнул. - Понял, нет, скотина?! И сколько ты там наверху рентген нахватался, я не знаю, но посмотри на нас с Тарасом, и сразу все поймешь. Мать вашу! – и я с отчаянья бросил ни в чем не повинный счетчик на землю.

Похоже, зрелище было не из лучших: бывшие еще поутру два совершенно здоровых мужика превратились в парочку трясущихся испуганных психов. Затем  был если не ад, то чистилище – точно: сначала мы выводили радиацию в лагере, потом – на обратном пути в столицу, а дальше…

Короче говоря, на очередную свадьбу Кунака никто из нашей троицы так и  не попал: всех трясло и мутило, бросало то в жар, то в холод. Промежутки между этими «потрясунчиками», как я это назвал, мы заполняли целебной водкой, которую запивали жирным молоком.

У Володи начали выпадать последние волосы, и, когда Лариса гладила его по голове, они забавными игривыми прядками падали на землю, на лету поблескивая на солнце. По крайней мере, нам с Тарасом было смешно. Потом мы умолкали, и, трясясь всем телом, залезали обратно в спальные мешки в надежде забыться.

Облегчение, по крайней мере, для меня, наступило дней через десять: я заметил, что, кроме рук, у меня ничего не трясется. И решил обойтись одним молоком. Через пару дней оклемался аквалангист, Ильичу же потребовалось дополнительная неделя. Несмотря на заметное улучшение самочувствия, он то и дело норовил приложиться к спиртному, а, выпив, начинал клясть свою злодейку-судьбу, которая отняла у него мечту всей его жизни.

Я решил написать страдальцу записку: «Ну его на фиг, этот Алатырь – камень!». Найдя с утра мое послание в непривычно пустом стакане, Володя только горестно вздохнул:
-На фиг.


                84. МЫ ЕДЕМ ОТДЫХАТЬ.


Лишь на следующий день Великий Гунага позволил снять карантин с нашего дома. Насмотрелся, наверное, всяких там ужастиков по телевизору про радиацию, да и та старая негритянка, что у нас прибиралась, тоже наверняка всякое понарассказывала, что у нас тут творится.

Посещения были крайне ограничены: всего раз в неделю, и то – только для Маши, Ларисы и Кунака. Вот он-то и стал провозвестником нашей свободы. И мы наконец-то вышли из дома: раньше нам путь дальше веранды нам был закрыт. Да не очень-то и хотелось, если честно. Потому, как не моглось. Сопровождаемые братцем и верными женами, мы пошли в сторону дома короля.

И, если мы с Тарасом чувствовали себя вполне сносно, то Ильичу было не так легко: он и раньше-то со своей тросточкой не слишком быстро ходил, а тут – еще и после облучения. Да и плешь такая на башке образовалась, что его тезка обзавидовался бы. Жанка теперь наверняка признает его как самого умного, даже умнее Ленина. Вот от таких вот умников, как они, все беды в мире и происходят, и никто не сможет убедить меня в обратном.

Редкие прохожие, обычно крайне радушные, теперь лишь с поклонами обходили нашу группу стороной. Зато на главной площади нас все же ждал обильный стол. Во главе, как и положено, восседал король, рядом – шаман, и еще, по всей видимости, узкий, человек из двадцати, круг приближенных.

Даже Машки с Жанкой не наблюдалось. Усевшись за отведенные нам места, мы все обратились во внимание, попутно разглядывая угощение. Передо мной, как я и ожидал, стояла тарелка с мозгами, сердцем, и, похоже, яйцами льва. Улыбнувшись, вождь кивнул:

-Кушай, кушай, я читал, что после радиации с этим делом плохо бывает. Окажется мало, еще принесут.
Здесь я заметил, что и у других собратьев по несчастью примерно такой же комплект закусок.
-Давайте за ваше здоровье и за здоровье моих внуков, - поднял бокал Великий Гунага.

Кто же ему откажет? Все послушно выпили и принялись за закуску. Я первым делом выбрал то, что еще никогда не пробовал. А ведь вкусно, елки-палки! Хотя, по-моему, немного переперчено. Хотя, быть может, они такие и должны быть: лев все-таки. Минут через пятнадцать выпивания – закусывания король обратился ко мне:

-Так что вы там такого нашли?
Проглотив кусок сердца, и запив его полюбившимся мне молоком, спросил:
-А чье это молоко?
-Буйволиц, конечно. Но специально для тебя мы туда добавляли еще и молоко львицы.

-Это как? – опешил я. - У вас что, и львицы домашние есть?
-Долго объяснять, ты лучше про то, что раскопали, рассказывай.
-Хорошо, - оставил я ради короля в покое экзотическую закуску. - Как я полагаю, это – метеорит. Не знаю, откуда он к нам прилетел, но уверен, что за него дадут уйму денег. Жаль, конечно, что не успели тогда от него хотя бы кусочек отколоть для исследований.

-Да, не успели, - горестно поддержал меня Володя. - Зато я сумел его слегка поскоблить. Вот образец, - и достал из кармана пробирку, - Тут грамма три, но для анализа однозначно хватит. В Москву вести надо, мы и в своем институте посмотрим, а для верности – и на независимую экспертизу отдадим.

Вот гад, даже здоровьем готов рискнуть ради денег и научных лавров. Как я зол! Не удивлюсь, если еще там, на озере, он радиоактивность мерил. И – молчал. Естественно: кто мы для него? Кролики подопытные. Все, вечером ему все выскажу. Я буду не я, если он мне компенсацию за страдания не выплатит. Со многими ноликами на конце.

-А для нас это, - показал на стекляшку пальцем Великий, - не опасно?
-Не волнуйтесь, это совершенно безопасно. Такая маленькая доза даже для таракана никакого вреда причинить не может, если, конечно, ей не дышать. А у меня здесь, - повертел археолог емкостью, - полная изоляция. Так что мое предложение – срочно доставить это в Россию. В Москву нам надо.

-Дело твое, - набулькав себе водки, равнодушно сказал я. - А вот мы еще в гостях у нашего брата Гунаданы не были. И на островах – тоже. А ведь Лариса Петровна наверняка там что-то интересного может найти?

Эффект моей речи превзошел все ожидания: Лара просто отобрала пробирку у Ильича:
-Пока здесь все не исследуем, никакой тебе России!

Вот и ладненько: у них свой бизнес – у меня свой. А вдруг они мне еще пригодятся? Застолье продолжалось прочти до полуночи. Когда все, кланяясь, уже принялись расходиться, поднялся и я, но Гунага-старший остановил меня:
-Давай еще поговорим. Маша тебя дождется, не волнуйся.

Ага, не волнуйся: я уже представлял себя в нашем уютном семейном гнездышке в объятиях жены, а тут вон какой облом. Король, отослав слуг, лично налил нам по пятьдесят напитка:
-Ты что на самом деле думаешь по этому поводу? Только – честно.

-Если честно, то – пятьдесят на пятьдесят. Но я уверен в том, что этот камень на самом деле нечто особенное. Читал, что существуют подобные метеориты, но чтобы такое… И все же я склоняюсь к той точке зрения, что на этом можно хорошо заработать. Так что давайте просто выпьем за успех.

Чокнувшись, король спросил, со смаком пережевывая то ли овощ, то ли фрукт, подтирая с подбородка сок:
-А насчет аэропорта и всего прочего ты не шутил?

-Ни в коем случае, Ваше Величество. Я, конечно, дурак, но не до такой степени, чтобы обманывать Вас, отец.
-Это хорошо, - и взмахом руки освободил меня от своего присутствия. - Иди к Маше, она хорошая жена, я знаю.

«И откуда это он знает?, - внезапно нахлынуло на меня чувство ревности, - у них тут что, право первой брачной ночи все еще в ходу?». Однако я, слегка поклонившись, просто пригасил эмоции, и молча направился домой, предвкушая долгожданную встречу, отогнав ненужные, чересчур уж навязчивые, мысли.

Последующие три дня мы все, включая двор самого Великого Гунаги, провели в сборах: оказывается, он лично с официальным визитом решил навестить своего стратегического соседа, а заодним и посетить подаренные нам с Кунаком острова.
Я даже боялся представить, сколько времени это займет, попутно недоумевая, чем же местная знать тут занимается. Да и простые жители тоже, впрочем, особым трудолюбием не отличались: я даже начал различать их по физиономиям. Одни постоянно сидели на ступеньках возле домиков, другие вечно слонялись туда-сюда, и никто ничего не делал.

Макса бы сюда: живо бы забегали. Но на мои предложения навести здесь порядок король лишь отмахивался: «Вот начнем строить, сам увидишь, как мы работать умеем». Да уж, не только в России медленно запрягают.

И мы опять поехали по бескрайним просторам Африки. Остановились лишь на ночевку, проигнорировав обед. Пока «молодежь» в лице меня, Кунака, Гунаданы и т. д., разминала затекшие члены, великий руководил постановкой лагеря. Вот и пусть его руководит, он же – Великий. А мы пока в сторонке постоим, пивка попьем.

Вопреки моим ожиданиям, за стол пригласили всех, кроме меня и Гунаданы. Король тоже отсутствовал: оказывается, он нас к себе в шатер. Устроившись втроем (смешно, да?), слегка потрапезничали. Я понял, что назревает очень серьезный разговор, и поэтому к спиртному прикладывался крайне аккуратно. Когда все утолили голод, Гунадана спросил. Нет, даже потребовал:

-Пусть теперь каждый из нас скажет всю правду, что нам надо друг от друга.  Давайте поговорим серьезно, как облаченные властью мужчины. Чтобы вы не смущались, начну с себя: от тебя, Влад, мне нужно следующее: твои специалисты, строительные материалы и оборудование. Рабочую силу я тебе дам. Я хочу, чтобы моя столица выглядела не хуже, чем у него, - и показал на Гунадану, затем вдруг поморщился. - Но это не главное.

Эх, начистоту, так начистоту. Армия мне нормальная нужна. И – вооружение. А то нам с Гунаданой этот выкормыш гиены (по-моему, он сказал «Брунгала») совсем житья не дает: народа у него раз в шесть больше, чем у нас с братом, вместе взятых, и земли больше, даже боевые самолеты, и те есть. И танки есть. Хоть и старые, но есть. Куда мы с братом против него? - Гунадана лишь согласно кивал головой. - Ты пойми, - продолжал король, - Когда я свою сестру замуж за него выдавал, он в вечной дружбе клялся, а теперь что?

То скот угонит, то вождей моих подкупает, чтобы они к нему переметнулись. А если те не согласны – целые деревни сжигает, а я и сделать ничего не могу. Вон у него, - показал он на моего соседа, - хоть боевые вертолеты есть, так он и в воздух боится поднимать: вдруг собьют? А мои и вовсе уже давно без дела ржавеют, даже пилоты, и те разбежались. Нет у нас защиты, помоги, а? Или тебе тех островов, что я вам подарил, мало?

Да уж, ситуация. Только войны мне не хватало. Я даже не знал, чем занять руки, и поэтому начал доставать сигарету. Великий остановил меня жестом. Достав сигару с гильотинкой, протянул мне: «Кури. Думай и кури». Посмаковав табачок, и, пока не найдя ответа в своей черепушке, я начал экспромтом:

-Мне-то лично всего хватает. Мне и островов-то, по большому счету, не так уж и надо, уж поверьте. А вот нашему правительству – надо. Им и островов надо, и всяких там преференций тоже надо. Может, право на разработку полезных ископаемых, или еще что, я не знаю, за них отвечать не могу, - и опустил голову долу, - Гунадана, пока я думаю, скажи, друг, свои пожелания.

Тот начал просто:
-О чем мы тогда с тобой говорили, я пересказал брату. Что он сказал сейчас, ты тоже слышал. И я с ним полностью согласен: если этого продажного ниггера поддерживают американцы, то мы хотим иметь дело с Россией. Жаль, что сегодня с нами нет нашего третьего брата, президента Гудабы, мы наверняка вчетвером договорились бы еще быстрее.

-А кто такой этот ваш Гудаба? – поинтересовался я.
-Это наш родственник, - пренебрежительно махнул рукой Гунага-старший, - Только он трусливый очень: демократию у себя завел (пи – пи, сказал бы телевизор), все на Америку смотрит, а то, что у него треть земли этот «пи – пи» отобрал, видите ли, его мало тревожит. «Пи – пи», короче говоря. А нас вместе с ним было бы уже больше десяти миллионов.

Заново раскурив уже почти потухшую сигару, я задумался. А на кой хрен мне эта Африка с ее проблемами сдалась? Что, опять русских ребят сюда посылать?! Фигушки! Если наемники так хотят, пусть они и едут, а нам и Анголы хватило. Видя мое смятение, Гунадана сказал:

-Если что, то мы и в вашу организацию по коллективной безопасности вступим, или еще куда, и все условия, как у вас надо, выполним. Не сомневайся, Влад, мы правду говорим, - а потом, слегка замявшись, добавил. - Только вот ты еще не озвучил, что тебе надо.

Не найдя ничего лучшего я брякнул первое, что пришло мне в голову:
-Оперный театр хочу. Лучший в Африке. А в чьей столице он будет находиться – решайте сами. И еще краеведческий музей: без него – никак.

Глядя в отупевшие глаза моих собеседников, до корней волос осознал, что я – еще тупее. Когда мы расходились по своим ночлежным местам, я чувствовал, что все думают об одном и том же: что я – полный идиот, но этого уже не исправить. Но почему-то моя Годзилла вмиг обратилась в прах, а засыпать, знаете, было так сладко – сладко…

Проснулся я от шума двигателей. Что за напасть? Выйдя на свежий воздух, слегка удивился: неподалеку дымил бронетранспортер неведомой конструкции с флагом на башенке, и стояли два пикапа с пулеметами и неграми. Гунадана, обнимая за плечи страшного вида образину при эполетах, прохаживался напару с ним по лагерю, что-то там ему втолковывая. Образина лишь вежливо кивала.

-А, наконец-то и ты проснулся, - воскликнул мой не знаю уже какой по счету брат, - Знакомься, это мой двоюродный брат и министр обороны, генерал «Гути – жути – Гунадана».

Я мысленно скривился: мало того, что у меня еще один брат (когда же они кончатся?!), так еще и такой страхолюдный. И как же его назвать? Судя по его глазам и кулачищам, такой может и в морду дать. Заметив мое замешательство, генерал протянул руку:
-Знаю, тебе будет сложно запомнить мое имя. Поэтому зови меня просто «Генерал». ОК?

Я с облегчением ответил рукопожатием, и удивился мягкости его ладони:
-А меня зови как хочешь. Главное, чтобы я сам запомнил. Можно – Влад, можно – Иваныч, на твой вкус. ОК? – продублировал я.

-Мне брат много про тебя рассказал, но, я надеюсь, ты найдешь время и для меня: я буду только рад поговорить. Как тебе моя техника? – кивнул он на этот антиквариат.
-Господин генерал, тебе честно или лучше соврать? – ответил я с сомнением в душе: а то ли я делаю?

Тот, засмеявшись, наконец-то выпустил мою руку:
-А ты что, в оружии что-то понимаешь? – и пристально взглянул мне в глаза, наклонив набок голову.
-Что-то, да, что-то – нет, я ведь не эксперт. Но, когда учился на военной кафедре, на танке поездить приводилось, - вспомнил я молодые годы.
-И на каком? – заинтересовался тот.

-Да на старом еще, учебном, разумеется. Шестьдесят четвертый знаешь?
-Конечно, знаю, надежная машина, - одобрительно закивал генерал. - Нам бы таких с десяток, так этот (и витиевато выругался по-английски), живо бы образумился, скотина.
-Ты где так ругаться-то выучился? – удивился я непредсказуемости судеб. - А то ты про меня уже многое знаешь, а я про тебя – ничего.

-Да в Вест – пойнте этом гребаном. Вот там у них техника! Такие вон консервные банки, - и указал на свой БТР, - они вместо мишеней на полигоне используют, а нам на этом говне воюй. Я уж думал было, что зря мой брат от покровительства Америки отказывается, а оказывается, что он, может, и прав. Если ты нам с танками поможешь, нам все будет нипочем, - и мечтательно прищурил свои глазищи.

-А поновее 64 – х ты ничего не хочешь? Скажи честно, я отвечу, - опять дернул меня невесть кто за известно что.
Тот, сглатывая подступившую слюну, вымолвил:
-Восьмидесятые хочу. Хотя бы штуки три. Лучше – четыре, но можно и две.

Да, не умеет торговаться наш генерал: Гунадана даже начал тишком подпихивать того локтем под ребра. Тот, обидевшись, добавил:
-И еще пару вертолетов и пару самолетов, фронтовых бомбардировщиков будет достаточно. Мы этому козлу такое покажем! – и погрозил кулаком неведомому врагу, - На коленках приползет прощения просить! Нам бы еще ПЗРК и…

Тут Гунадана перебил его мечтания на самом интересном месте:
-Успокойся, брат. Я думаю, что мы сделали правильный выбор. Будет у нас все, как ты хочешь, правда, брат?

Последнее «брат» было адресовано уже ко мне. Врать ой как не хотелось. А вдруг у нашего «Рособоронэкспорта» договоренности какие-то особенные есть? Эмбарго на поставку, или еще запреты какие – откуда мне знать? Поэтому, почесав в немытой голове, ответил:

-Не знаю, брат. Если наш президент даст «добро», будет все, и даже больше. Если нет – значит, нет, - горько добавил я. - Но наш разговор все равно должен храниться в строжайшей тайне: если америкосы прознают про наш план, то наверняка палки в колеса начнут вставлять. Так что, генерал, подготовь до моего отъезда список того, что тебе надо, вон с его письмом, - и кивнул на короля, - мне и передашь. Но ты можешь плюнуть мне в морду, если через год десяток 64 – х не будет в твоем распоряжении, даже невзирая на волю президента, - зачем-то добавил я на свой страх и риск.

Если не получится, то и леший с ним, ототрусь от плевка генерала, а если… Но дальше я загадывать не стал.

-Вот и хорошо! – снова схватил мою руку местный министр обороны. - Я вижу, что ты не врешь. Я тебе верю, и это тоже не пустые слова. Надень-ка вот это, тебе понадобится, - и сдернул с мизинца перстень. - Теперь тебя будут слушать так же, как меня. Ну, или почти так.  Бери, пригодится, теперь – ты не только наш брат, но и советник.

Я осторожно примерил его средний палец, рядом с тем кольцом, что выиграл у Кунака в бильярд. Неудобно. Примерил на левую руку – подходит.
-Так можно? – показал я Гунаданам оттопыренный палец.

Почему те заржали, до меня дошло только через секунду. Чертыхнувшись, я ударил кулаком о правую ладонь:
-А кто не поймет, тот пусть на своем лбу отпечаток рассматривает.
Отсмеявшись, Гунадана повел меня к столу:
-Давайте позавтракаем, и – в путь.

К моей превеликой радости, завтрак отнял совсем немного времени, даже спиртного на столе не было. Но мне не терпелось проверить чудодейственную силу кольца: подозвав солдатика, я как бы невзначай продемонстрировал ему новоприобретенную «гайку»:
-Пива принеси.

Тот слегка недоуменно посмотрел сначала на меня, на перстень, затем – на генерала, и только затем – на короля.
-Пять неси. Их Величествам, Его сиятельству, - и я пожалел Кунака, - Его Высочеству и мне. Только чтобы холодное было. И – открой.

А ведь работает! Даже не спросив ничего у своего непосредственного начальника, тот убежал – прибежал с такой скоростью, что, пока вы эту фразу читали, он уже начал возиться с открывашкой. Генерал только подмигнул: мол, как тебе мои бойцы? Я же был доволен до тех пор, пока не заметил возмущенных взглядов женщин, Ильича, Тараса, и так далее. Облажался я, однако, со своим экспериментом:
-Остальное выпьем по дороге, - попытался я их утешить.

Но они, похоже, крепко обиделись. А исправлять положение уже поздно: получилось так, что я разделил нашу экспедицию на людей первого и второго сорта: одним пиво пить можно, вторым – нельзя. И как выбраться из этого тупика, я просто не представлял. Похоже, Великий Гунага, осознав мое хуже чем бедственное положение, решил меня выручить: встав из-за стола, он произнес пламенную речь:

-Сейчас пьют те, кто знает, что будет. Завтра буду пить те, кто знает, что есть. Послезавтра мы вместе выпьем за тех, кого мы оставили вчера. Не будем же грустить о прошедшем, тщетно надеясь на будущее, и посмотрим с высоты птичьего полета на тех, кто мы есть сегодня.

Блин, после такого тоста грузины просто отдыхают. Зато задумавшиеся над словами короля, обделенные мною пивом попутчики явно перестали обижаться. Спасибо тебе, о Великий.

Наконец-то мы и в столице Гунаданы. Не Европа, конечно, но явно цивилизация: дороги асфальтированы, светофоры работают, по тротуарам ходит разношерстная публика, витрины сверкают чистотой и заманивают тряпьем и безделушками. Великий Гунага сейчас, наверное, слюной давится от зависти.

-А это мой проект, - протянув руку рядом с моим ухом, показал направление Гунадана. - Два небоскреба, видишь? Я их решил назвать так: один будет «Параллелью», а другой – «Меридианом». Порт все-таки. Как думаешь, морякам понравится?

Да, прямо скажем, небоскребы так себе, никак не больше двадцати пяти этажей. Но – они есть, один даже весь стеклом закрыт, второй достраивается. А что, кстати, далеко ходить? В моем родном городке тоже всего два «полтинника», хотели «Европу – Азию» строить стоэтажную, даже подготовительные работы провели, да так все с кризисом и заглохло. Макс хотел было там для нас аж целый этаж откупить, но…

-Честно говоря, морякам все до лампочки: им лишь бы бабы были, пойло, да подраться где, - мысленно вернулся я с недосягаемого Урала к вполне осязаемой Африке. -  Ты лучше на нижних этажах казино с ресторанами размести, боулинги там всякие с игровыми автоматами, а там морячки сами определятся, где ночевать, здесь, или, если силы останутся, в какой-нибудь хибаре на берегу, им апартаменты ни к чему.

-А мне мой топ - менеджер по строительству сказал, что сюда все потянутся, только построй, - обиженно пробормотал местный правитель.
-А он у тебя откуда? – прищурившись, спросил я.
-Из Германии, он друг моего пивовара. Тебе же его пиво понравилось?

-Пиво-то понравилось, - с ностальгией вспомнил я чудный, тягучий и затягивающий, вкус. - Только вот ответь: за проект ты отдал десять процентов от общей стоимости строительства, так? Потом – еще столько же, если не все пятнадцать с тебя содрали за организацию работ, еще примерно процентов на двадцать тебя нагрели на стоимости работ, а о стройматериалах я вообще молчу. Да на эти деньги ты мог еще две башни построить!

И зачем я огорчил человека? Деньги-то не мои. Но ведь и крал не я, а это уже совсем обидно. Я решил срочно загладить свой промах:

-Но ты правильно сделал, что построил: для имиджа твоей страны это очень важный шаг. А чтобы у тебя так больше с этими башнями не воровали, а воровать все равно будут, сколько головы не руби, я тебе своего специалиста пришлю: он и в игорном деле разбирается, и отели будет в порядке содержать, да и за портом присматривать сможет. И надо-то ему всего немного: дом на побережье, да нормальную зарплату.

 Поверь, есть у меня такой, Сергей зовут. Только учти: наркоту он на дух не переносит: травку покурить – пожалуйста, но если заметит что тяжелое – разберется сам, без твоей помощи. Тех, кто будет этим торговать, уже никогда не найдут.

-А твой Сергей – он кто? – настороженно спросил Гунадана.
-Если я – лев, то он – бык. У него даже фамилия такая. Если кто-нибудь неправ, того сразу на рога, и как говорится, дело в шляпе.

Незаметно за разговором мы подъехали ко дворцу: нас встречала вереница челяди, выстроившаяся по обе стороны дороги. Главным негром, как я, впрочем, и ожидал, оказался европеец, причем, судя по акценту, немец или австриец. «Вот тут-то я на тебе и оторвусь, фашист!» - с непонятным злорадством подумал я.

 Оказывается, его зовут Флориан, или попросту Флори. А родом он из Баварии, из маленького городишки, которого и с лупой на карте не найдешь. И, пока остальная часть делегации разбредалась по апартаментам, я потихоньку выкрал этого немца под тем предлогом, что хочу ознакомиться с окрестностями. Но цель, естественно, была другая: прознать со стороны сильные и слабые стороны Гунаданы, расстановку политических сил, и так далее.

Но до этого было еще ой как далеко: сначала пришлось обсуждать погоду, интересоваться родственниками в Германии, затем перейти постепенно на пивовара с архитектором. Нет, не зря говорят, что болтун – находка для шпиона. Видимо, не слишком избалованный общением на родном языке, Флори выкладывал мне все как на духу.

Даже соотечественников своих, и тех заложил: крадут много, а с ним, дворецким, не делятся, брезгуют: дескать, ты – слуга, пусть и негритянского короля, но - слуга, а они – вольнонаемные инженеры. Я только поддакивал, и целиком и полностью осуждал такую позицию неразумных снобов, тем самым обретя, похоже, в его глазах верного сторонника и прекрасного собеседника. Тот вконец совсем разошелся:

-Влади! – на западный манер переиначил он мое имя. - Оставайся лучше здесь, зачем тебе эта холодная и нищая Россия? Там же все только и делают, что дерутся и пьют.
-А здесь?! – сам собой вырвался ответ.

-Здесь тоже, - согласился он, не моргнув глазом. - Но здесь мы пьем благородные напитки: коньяк, вино или виски. А у вас – водку.
Зря он так про водку. Обидно мне как-то за наш пищепром стало:
-Хорошо, тогда давай проверим, какой из напитков наиболее благородный: я буду пить водку, а ты – виски или коньяк, на твой выбор. Крепость – одинаковая, объем – тоже. А наутро посмотрим, какой напиток благороднее.

-Я не могу, у меня работа, - попытался было возразить наивный Флориан.
-Ничего, на сегодня у тебя выходной. Это я сказал. Вон видишь…, - и я продемонстрировал ему «гайку». Черти полосатые, ну не помню я как по-немецки «перстень»! Неверное, и не знал, ни к чему мне такие слова были. - Или ты боишься проиграть? А как же арийский дух и все такое прочее? Если ты пацифист или трезвенник, тогда, конечно, и разговора нет. Но если нормальный мужик – принимай вызов.

-Я вообще-то против войны, - всего и нашел, что возразить этот бедолага.
-Я тоже. Но война на поле боя и война за столом – это ведь две большие разницы, согласен?

Тот лишь обреченно вздохнул. Я внутренне вздохнул еще обреченнее: и на кой ляд мне сдался этот спор? Что он мне принесет? Информацию? Отчасти – да. Надежный контакт? Тоже лишь отчасти. Больную печень? На все сто процентов. И мы пошли ее губить.

Еще немного поразмыслив, я обозрел накрытый стол, во главе которого сидели, как и положено, короли, и поведал Гунадане о сути наших с Флори разногласий. Но – гулять так гулять: я предложил расширить формат соревнований и составить две команды: команда пьющих водку против пьющих виски.

 Брату идея пришлась по вкусу: посовещавшись с Великим, он азартно разделил сотрапезников на два лагеря, пересадив по разные стороны стола, чтобы никто не жульничал. И тут действо началось…

Так… Что же вчера было-то? Ага, проясняется: все русские, включая Тараса и Кунака, пили нашу проклятую родимую, остальные же – вискарик. Потом пели песни, в основном – русские, здесь Лариса мастерица. Да, пели еще «Пидманула – пидвела» напару с водолазом, да с таким жаром, что не только эти прохиндейки Жанка с Машкой пустились в пляс, так еще и местных с собой от стола плясать утащили, даже генерала.

 Нам даже пришлось на бис повторять, благо, опять-таки Лариса помогла. Что еще? Да, точно: напару с Флори, обнявшись, пропели «Zwei weisse Tauben », единственную песню, которую я худо-бедно помню по-немецки. Да уж, двусмысленно получилось.

Но в конце застолья и на самом деле за столом осталось всего двое белых: я и Тарас. Тот за неимением салата положил голову на стол. Еще помню, как я тогда глупо захихикал: прежде чем примоститься, тот тщательно протер столешницу салфеткой. Заразу боялся подхватить, или еще что?

Ладно, пора идти мыться – умываться. Не решившись будить Машеньку, я принял душ и в одиночестве спустился вниз. Тишина. И где, спрашивается, весь народ? Видно было только садовника, упорно делающего вид, что он постригает и без того идеально ровные кусты. «Надо бы еще ровнее», -  решил я и пошел наводить порядок в порядке. Садовник лишь вежливо кланялся и послушно отстригал те листочки и веточки, на которые я ему указывал.

Ну, тоска же! Даже поругаться, и то не с кем. Вздохнув, вернулся в дом. Хоть бы эта сволочь Флори проснулся! Но вокруг царила полная тишина, доносилось только бессмысленное «щелк – щелк» секатора за окном и бездуховное «тик – так» напольных часов.

И я вспомнил старый проверенный метод: надо найти хорошую книгу. Помнится, вчера Гунадана мне хвастался своей библиотекой в несколько тысяч томов, вот настала и ее очередь. Но в объекте гордости моего названного брата меня ждало разочарование: почти все книги были юридические. Были и исторические, но, согласитесь, читать русскому человеку в Африке Геродота по-английски – явный перебор.

Наконец нашелся с шкафчик с художественной литературой. Если вы сомневаетесь, что выбрал я, - то в своем сомнении вы ошибаетесь. Шекспира, кого же еще? А вы что бы на моем месте выбрали за тридевять земель от дома? «Над пропастью во ржи»? Уайлдера или Теккерея? Нет уж, увольте. Лучше я обойдусь тем, что есть. Нагло стырив Гунаданову сигару из коробки, я сел читать – курить. Углубившись в первоисточник не родного, но все же тоже великого и могучего, языка, даже не заметил, как вошла служанка.

-Извините, масса, Вам что-нибудь нужно?
-Да, принеси, пожалуйста, кофе и пива.
Не моргнув глазом, та поинтересовалась:
-А сколько пива в кофе добавлять?
-Кхе, - чуть не подавился я дымом. - В кофе добавь положки сахара и пару ложек коньяка, а пиво – отдельно.

Та мухой унеслась. Нет, ну надо же до такого додуматься: пиво в кофе! Отведав бодрящего напитка, я дочитал очередной сонет, отложил книгу, и вновь отправился на свежий воздух. Садовник, заметив мое появление, еще ожесточеннее начал кромсать измученные ножницами кустики. Тут наконец-то выполз первый из травмированных алкоголем собутыльников. Как ни странно, им оказался Ильич. Усевшись рядом со мной на ступеньку крыльца, спросил:

-Победил-то кто?
-Он, - и я ткнул пальцем в небо.
-Кто – он?
-Змий. Всех победил. Только вот мы с тобой вдвоем в живых и остались. Пивка хочешь?

Вопрос был явно из разряда дурацких: Володя тут же начал визуальное прощупывание пространства в поисках напитка. Подозвав наблюдавшую за нами в полглаза негритянку, объяснил ей суть проблемы. Минут через пять, когда Ильич уже начал нервничать, она вернулась с подносом, на котором находились две чашки кофе и два бокала пива.

Все-таки в Африке живет народ хоть и тупой, но – сообразительный. Так, практически в полном молчании, и лишь изредка перебрасываясь репликами, мы дождались очередную жертву вчерашнего соревнования. Им оказался Флори, слегка опухший, но вполне адекватный: в строгом костюме и при бабочке. Встав напротив нас, он произнес торжественно, как на присяге:

-Больше с русскими я пить не буду!
-А куда же ты денешься, дурила? – с сожалением поболтал я кофе на донышке: ну правда, хороший, по крайней мере, лучше, чем у меня. - Через год здесь столько русских будет, что даже тебе наш язык учить придется, если не все мозги пропьешь.

-И что же мне тогда делать? – искренне испугался дворецкий.
-Бежать тебе надо, Флори, бежать.
-Куда бежать? – похоже, всерьез воспринял тот мой совет.
-Туда, где русских нет, - спокойно дохлебывая кофе, ответил я.

-Это куда?
-Да в Ад же, какой ты непонятливый. Понимаешь, черти, они как женщины, запах спиртного не переносят. Так что выбирай сам: либо Ад с русскими здесь, либо – там, но уже с чертями. Тебе который больше нравится?

И аккуратный, педантичный немец плюнул на ступени дворца. Да, видать, крепко достал я человека.
-Вы это о чем тут разговариваете так эмоционально? – поинтересовался порозовевший Володя.
-Да так,  о смысле жизни, о чем же еще русский человек с бодуна разговаривать будет? А ему – не нравится.

Тут вернулся Флориан с тряпкой в руке. Вытирая плевок, он в полголоса бубнил немецкие ругательства. Думал, наверное, что я не понимаю, дурачок. Да любой русский изучение чужого языка с чего начинает? Вот, правильно, не с того, чтобы «как тебя зовут», а «куда бы тебя послать». Однако некоторые обороты мне оказались, естественно, незнакомы, надо будет их запомнить.

-Флори, давай так: я тебя русскому мату буду учить, а ты меня – немецкому. Договорились?

Тот, зашвырнув тряпку в свежеподстриженные кусты, умчался в дом. Ладно, на обиженных воду возят. Тут, как нельзя более кстати, нас пригласили покушать. За столом были все те же лица, разве что отсутствовали их величества. Присев рядом с Машенькой, я втихушку погладил ее коленку:

-Я вчера не слишком много безобразничал?
-Слишком, - улыбаясь, ответила она. - Ты даже с Ларисой целовался, но я на тебя не сержусь.

Мамочки! И как же это меня угораздило? Да она же мне ни хрена не нравится, с какого это перепугу я так? Набравшись решимости, решил продолжить расспрос:
-А еще что? И когда это мы успели с ней целоваться? Почему не с тобой? Ты-то где была?

-Успокойся,  - погладила она меня по плечу, но улыбку, по-моему, все-таки прятала. - Вы сначала все здесь вместе пели, потом обниматься начали, а я тут сидела. Одна, как дура! – и, всхлипнув, замолкла, отвернувшись.

Тут вошли короли. Как ни странно, оба в цивильном: в костюмах и при галстуках. Чисто как на приеме у архимандрита, разве что не крестились. Одни только мы с Кунаком напару сидели, как полные идиоты, в шубах, и каяться нисколько не торопились.

-Через час приедет наш брат Гудаба со своими министрами, - объявил предводитель местного дворянства, - Влад, ты что, забыл, что ли? Я же тебе вчера вечером об этом говорил, помнишь? – и жадно схватился за французскую минералку. Затем, покривившись, посмотрел на окружающих, сел за стол, и, якобы смакуя, принялся ее отпивать маленькими глоточками. - Так что идите с братом и переодевайтесь в европейское.

-А где я его тут возьму? – недоумевал я, тем не менее внутренне не переставая потешаться над поклонником виски: очень уж он был потрепан.

-Да… Видать, ты совсем ничего не помнишь, – хмуро констатировал Гунадана. - С тебя же, когда ты с Ларисой пел да танцевал, мерки снимали. Хоть это-то помнишь? Ты еще портного Мойшей звал, – продолжил этот садист, вмиг разрушив мою непоколебимую веру в безвредность нашего национального напитка, -  да интересовался, обрезанный он или нет. Так что поднимайтесь в свои комнаты и поменяйте имидж: ваши костюмы уже там висят, на ваш выбор, но желательно – темного цвета.

 Кхм… Давненько такого на случалось, чтобы я совсем уж ничего не помнил. Наверное, все из-за жары. Еще раз наскоро ополоснувшись, принялся за выбор костюма. Остановился на темно-зеленом в полосочку. Была еще бабочка под цвет, но как ее завязывать – понятия не имею. Впрочем, кто там под моей бородой будет разглядывать, есть она у меня или нет?

Костюм, похоже, из обычного магазина, разве что подогнан по фигуре, вот и все еврейское мастерство, зато с Гунаданы содрал, наверное, раз в десять дороже, чем он стоит на самом деле. Нет, у этого мулата (Точно – не Мойша, как же там его?), папа явно еврей был. Взглянув на себя в зеркало, скривился: я совсем зарос, и мой любимый зеленый цвет однозначно диссонировал с заросшей шерстью личиной.

Плюнув на условности, переоделся в легкий светлый костюм. Вот это совсем другое дело! С той стороны стекла на меня взирал этакий Миклухо-Маклай с озорным взглядом. Нет, это тоже немного не то. Надо срочно изобразить на лице всю мировую скорбь, и с глазами что-то сделать. Потренировавшись минут пять перед зеркалом, спустился вниз, и, напустив на себя деловито – скорбный вид, вернулся в столовую.

За столом восседали три новых негра: один лучезарно улыбался, разговаривая с хозяином, двое же других просто молча сидели в углу стола, словно аршин проглотили. Обменявшись дежурными приветствиями, занял свое место возле Гунаданы. Честно говоря, мне эта троица откровенно не понравилась: если Гудаба со своей фальшивой улыбкой просто вызывал искреннее недоверие, то его очкастые министры только раздражали своим присутствующим отсутствием.

Подождав минут двадцать, выпив две кружки ставшего вдруг невкусным кофе, я не выдержал эти пустопорожние разговоры о всякой бытовой ерунде:

-Извините, я устал и хочу пройтись. Если кто со мной – пойдемте вместе, там о деле и поговорим. Кто не согласен, тот может быть свободен.
И, не оглядываясь, я пошел на выход. Ну не мог я больше слушать про урожаи да про надои, и тем более – мужские разговоры на бабский манер. Мои уши не для этого. Первым за мной пошаркал Ильич, горестно вздыхая:

-И что ты о них думаешь?
-Что?! – почувствовал я вдруг, что обрел в лице археолога если не единомышленника, то хотя бы болельщика. - Неужто и тебе эта игра тоже понравилась? – тот встревожено посмотрел мне в глаза, - Ишь как ты переживаешь-то! Гунага-Гунадана – чемпион, да? Ладно, не тушуйся, друг мой. За своих всегда болеть приятно. А уж помогать в игре – тем более, - обнял я его за плечо, влеча к беседке. - Так, к твоему вопросу: думаю я примерно то же самое, что и ты, или я неправ?

-Да нет, прав, - забросил он мне лозой правую руку за шею, словно придушить собирался. Ну, тяжело ему без клюки спускаться с лестницы, и что тут? Это еще не признак искренней дружбы. - Как в том, так и в другом, хочется, чтобы наши выиграли. Азартен я, как тот Парамоша. Но что теперь делать – ума не приложу.

-Ай, ничего страшного, - дошли мы наконец до удобных плетеных (ёлки, до чего же красиво сделано!), кресел, аккуратно, как по линеечке, расположенных вокруг стола. Флори, наверное, расставлял. - Сейчас главное – показать, кто в доме хозяин, - усадил я археолога на ближайшее от входа место. - И если они к нам присоединятся, в чем я почти не сомневаюсь, то дебют этой партии, а то и миттельшпиль полностью за нами. Правильно я думаю, Ильич? А с эндшпилем однозначно повозиться придется.

И вправду: минут через десять все остальные участники застолья, включая хмурых министров, подошли к нам в беседку. Глядя в бегающие глазки Гудабы, я слегка укоризненно произнес:

-Извините за прямоту, но я не затем такой долгий путь проделал, чтобы про ваших коров слушать. Будьте любезны, господин президент, скажите нам всем: Вы наш друг? – демонстративно затушил я окурок в пепельнице.

-Друг, конечно же, друг! – радостно пожимая мою руку, заверил он.
-А Америке ты друг? – добавил я каплю дегтя.
-Конечно, друг! Я всем – друг!

Я грустно посмотрев на Куначка, сказав по-русски:
-Мне такого друга нахрен не надо. Даже у последнего дерьма есть враги, а у самого лучшего человека – завистники. Что посоветуешь: сразу куда подальше его послать, или попробовать попугать? Только вот эти два чудика мешают.

Тот после небольшого замешательства якобы перевел:
-Влад Рытхэу – Рыжий Лев Гунага просит остаться руководителей государств, остальных уважаемых гостей приглашает отведать чудесного хереса из запасов нашего брата.

Да уж, мои уроки не зря прошли. Жестковато, конечно, он их удалил, но да ладно, главное – результат.
-Вот, теперь-то наконец и поговорим, - впился я взглядом в президента.
Тот, нахохлившись, кивнул.

-Вы, господин президент, понимаете, что войны не избежать? Если Вы хотите остаться в стороне – пожалуйста, воля Ваша. Только вот Ваши земли, оккупированные на данный момент вашим далеко не дружественным соседом, тогда отойдут в собственность моего дорогого брата, - положил я руку на плечо Кунака. - Он человек мужественный, решительный, и та территория, которую он займет, станет прекрасным буфером на пути продвижения агрессора. Но если Вы вступите вместе с нами в коалицию, то Ваши временно утерянные земли могут вернуться обратно под Ваш протекторат. Решайтесь, у Вас одна минута на размышление.

На его лице я видел явный испуг: очевидно, что землицу ему ой как хотелось вернуть, но, с другой стороны, он откровенно боялся, и все чаще и чаще посматривал в сторону дома, где пили херес его министры:
-Поймите, меня тогда могут сместить.

-Ну и что? – лениво прикуривая сигару, спросил я, - Вас и так давно уже сместили, надо смотреть правде в глаза. И не обижайтесь, но у Вас остался только титул и друзья. Если бы не Ваши уважаемые родственники, я бы никогда не взялся Вам помогать. Поэтому ответьте поскорей, пожалуйста: Вы наш друг? Только подумайте хорошенько, прежде чем ответить: в нашем деле двух друзей не бывает.

Тот, судорожно отхлебнув принесенный безмолвной служанкой кофе, наконец сдался:
-Я ваш друг. Америка мне больше не друг, -  и, помолчав, добавил. - Только мне что-то с министрами делать надо, а то они меня убьют, я знаю.

-Уважаемый друг, так в чем же проблема?  - успокаивающе положил я ладонь на его подрагивающую руку. - Через некоторое время в распоряжение Гунаданы и Великого Гунаги поступит наша бронетехника. Как только поставка начнется, ты отошлешь своих министров для консультаций к противнику. Я думаю, за пару месяцев новых кандидатов на портфели ты подберешь. Только начинай поиски уже завтра, хорошо?
 
-А как же Тиме? – неожиданно спросил Куначок.
-Какой такой Тиме? – непонимающе уставился я на него.
-Жена моя новая, ее Тиме зовут, - зашаркал тот неуверенно подошвой ботинка по полу. -  И она – дочь этого самого агрессора, против которого ты воевать собрался. Ты же ее видел пару раз после болезни, помнишь?

Я же в ответ лишь равнодушно пожал плечами: да, помню я эту долговязую и тощую, как Наоми Кемпбелл, барабульку, и что теперь? Все планы срочно менять? Вражине сдаваться? Нет уж:

-Ты же ведь вроде хотел отправить ее куда подальше, или уже передумал? Или колдуну берестяная корона не понравилась? Уж объясни, будь так любезен, только учти: это не я воевать собрался, мне похрен, не на  Россию напасть хотят, за вас обидно, - по-русски сказал я.

-Извини, не то сказал. Правда, извини. Там-то все нормально, поверь, только я боюсь, что ее отец раньше времени обидится. А нам, сам понимаешь, без твоей поддержки нам одним не справится.
-Тогда обождем некоторое время с этой твоей Тиме. А я пока пойду позвоню на родину, чтобы ускорить события. Гунадана! Можно тебя на минутку? – уже затем, возле крыльца, и понизив голос, обратился к хозяину я. - У тебя есть правительственная связь, защищенная от прослушки?

-Пойдем, покажу.
Взяв со стола с собой сигару и бокал виски, последовал за ним.
-Звони, - показал хозяин на аппарат, - А я пока пойду, с генералом потолкую: чует мое сердце, что-то назревает.

Макс моему звонку явно обрадовался:
-Привет, ты где? Как жив – здоров, рассказывай давай!
-Как жив – здоров, это неважно, нормально все. Тут, Макс, я такую кашу заварил – самому страшно.
-Так давай, рассказывай уже! – в нетерпении поторопил меня он.

И я начал методично повествовать о наших приключениях – злоключениях. Шеф лишь изредка перебивал, то комментируя, то уточняя некоторые моменты. После доклада он кратко спросил:
-А ты знаешь, Влад, что ты – идиот?
-Знаю.

-А ты хоть представляешь, к чему эта твоя каша привести может?
-Представляю, - стиснул я зубы.
-И после всего этого ты еще хочешь, чтобы я оставался твоим партнером?
-Хочу, - спокойно ответил я.

-Ну, ты и дурааак, - протянул тот. - Ни хрена себе: столько проектов за каких-то полгода из пальца высосать! Ты хоть…

-Да знаю я все, - перебил я шефа, - Макс, давай без эмоций, конструктивно. Будем рассуждать здраво, насколько это только возможно в нашем положении. Начнем с того, что в пятидесяти метрах от меня сидят и пьют элитный виски аж два короля и один президент. Далее: им всем от нас чего-то надо. Затем: у них всех есть то, чем они готовы поделиться с нами. И, наконец, здесь нахожусь я. Тебе этого мало?

-Нет, Иваныч, ты все же идиот, - вздохнул Макс. - Так, слушай, твои проблемы мы можем решить, пока ты там загораешь, я тоже не зря время теряю: на такого человечка вышел, что тебе лучше и не знать. Очень большого, понимаешь? Можно, конечно, и без него, но это долго будет. Рассчитываться-то с ним чем будем? Об этом-то подумал? – сменил он гнев на милость.

-Подумал, - лаконично заверил я.
-Чем подумал? – вновь начал сердиться шеф. - Каким местом? Ладно, говори, - вдруг резко сменил гнев на милость Макс.
-Пол-острова – ему, пол-острова – тебе. Причем так, чтобы с общей инфраструктурой. И путь он туда для приватных бесед нужных людей приглашает: глядишь, и ты тоже с ними познакомишься. Чем не вариант? Остров – это не яхта там тебе какая вшивая, не утонет.

-А что, может и сработать, - пробормотала трубка. - Ну и хрень. Им танки-то когда нужны?
-Вспомни сам себя, Макс. Когда я тебя спрашивал о сроках, ты всегда говорил: «вчера». Вот и тут – вчера. Война может уже через месяц начаться, не приведи Господь.

-Ладно, есть у меня идейка, - задумчиво чмокнуло у меня из трубки. - Через месяц не обещаю, но через два машины у вас точно будут. Семьдесят вторые твоего генерала устроят? Б/у, конечно, но с боеприпасами и инструктором.
-А штук сколько?

-Шесть или восемь, не помню точно. А насчет самолетов – вертолетов пока обожди, это посложнее будет. А свои доверенности с письмами от этого короля африканского перешли мне пока по электронке. Если все правильно, то это однозначно ускорит процесс. Пока.
-Пока, - ответил я, но, прежде чем повесить трубку, услышал из нее:, - И все-таки, Влад, ты идиот. И я с тобой напару. До связи.

Войдя в столовую, огляделся: вроде всё на месте. Всё, да не все.
-Может, твоего генерала позовем? – шепнул я королю на ухо. - Или ты ему не доверяешь? – тот лишь покачал головой, нахмурившись, - Тогда наливай. Выпьем, да пойдем на свежий воздух покурить на свежий воздух, надоело мне уже под твоим кондиционером сидеть.

Выпив, как положено, за здоровье хозяина, я попросил у него:
-Слушай, Гунадана, я у тебя в доме еще плохо ориентируюсь. Покажи мне, где туалет, пожалуйста, - и уже в коридоре, притормозив, спросил. - Ты кому не доверяешь: генералу или президенту?
-Президенту, конечно, - так же шепотом ответил тот. - А генерал – на все сто свой человек, не подведет.

-Тогда давай так: за сегодняшний день ты готовишь все документы в электронном виде все документы, о которых мы договаривались. И чем больше у меня будет полномочий, тем лучше, - и я нервно загрыз ноготь: есть у меня такая дурная привычка, никак отделаться от нее не могу. - А завтра отправишь нас с генералом осматривать окрестности, или еще под каким предлогом. Хорошо? Ах да, чуть не забыл: танки уже готовятся к погрузке. Насчет всего остального – после бумаг. Ты доволен, брат?

Когда я вышел из туалета, у него на физиономии было такое выражение, как будто писал не я, а он. Причем перед этим терпел часа два, как минимум.
-Брат! Может, и нехорошо так говорить, - лохматя пятерней и без того лохматую голову, начал тот. - Но порой мне кажется, что ты мне больше брат, чем мои родные братья, - и, отвернувшись, пошел на выход, где на обширной веранде смачно курили сигары мои попутчики-соратники.

-Как там, Влад? – тут же подскочил ко мне Кунак.
-Да ничего, туалет работает исправно.
-Да нет, ты скажи, как там, в Москве?

-Тоже работает, - как ни в чем ни бывало, пожал я плечами.
-Я тебя как человека спрашиваю, а ты… - насупился братец.

-Извини, натура у меня такая вредная. Хреново у нас все, -  увидев краем глаза пособника американского империализма, погромче сказал я. - Бюрократы кругом, дармоеды всякие! Только за то, чтобы заявку на экспорт рассмотреть, требуют два миллиона даже уже не долларов, их они, видимо, объелись, а евро. Так что раньше, чем через год, помощи не ждите.

Нехорошо, конечно же, друзей обманывать, но что делать, когда президент уже ушки навострил. Увидь этот родственничек наши довольные рожи, тут же начнет выводы ненужные делать. А так, глядишь, доложит по инстанции, что в ближайшее время поставок вооружений не ожидается. А когда натовцы прочухают, что к чему, будет уже поздно.

-А, вот и Вы, уважаемый Гудаба! – подвинул я тому стул, приглашая занять место возле себя.
До чего же мне его бегающий взгляд не нравится!
-Нет – нет, спасибо, брат, мне еще позвонить надо, а телефон – в машине, - и воровато умчался в придворцовый парк.

-Менять его надо, - мрачно констатировал я. - Он нам – хуже врага. Как вы думаете, кому он сейчас звонит? Вот то-то же. Вижу, что вы со мной согласны. У вас кандидатура есть?
-Так там же демократия. Суверенная страна, законы, конституция. Выборы всякие, да наблюдатели из ООН, - попытался возразить Куначок.

-Знаем мы эту демократию, - пренебрежительно махнул я рукой, - у кого танков больше, тот и главный демократ. А где конституция – там здравствуй, проституция. Или я в чем-то не прав?
-Так ведь танки-то еще когда будут! – продолжал отчаиваться братишка.
-А это уже не твоего ума дело. Когда надо, тогда и будут. Великий Гунага, объясните своему сыну, пожалуйста, что впадать в отчаянье – великий грех. Лучше предложите, кого вы видите на месте этой размазни.

Подошедший Гунадана в разговор не вмешивался: встав возле колонны, он меланхолично истреблял виноград, глядя вдаль. Он там что, там плывущие к нему по морю-окияну танки пытается рассмотреть?
-Хорошо, раз вы все воздерживаетесь, то я предлагаю генерала, - наскучило мне затянувшееся молчание.

Хозяин аж поперхнулся виноградиной:
-Генерала – в президенты?!
-А что тебе не нравится? – включил дурака я. - Мужик он храбрый, неглупый, да и к дисциплине привычный. Одного не знаю: как его в узде держать. А то заберет сначала танки, а мы ему их дадим, затем – вертолеты, а потом, глядишь, вы ему и тапочки подносить будете.

Похоже, последний аргумент окончательно поставил на дальнейшей карьере генерала жирную точку: тапочки носить никто не хотел.
-Так что, больше ни одной дельной кандидатуры у вас нет? – возмутился я.
-Есть, - отчего-то шепотом ответил Гунадана. - И это – ты.

Я от души расхохотался, даже принесенный кофе чуть на себя не опрокинул:
-Ты что, совсем сбрендил?
Но три пары глаз, не отрываясь, уже вцепились в меня.
-Вы тут что, все с ума посходили? – мигом прошла у меня охота смеяться. - Во-первых, мне эта власть просто нахрен не нужна.

-Это хорошо, - кивнул Великий Гунага.
-Тьфу ты! Во-вторых, я просто не соглашусь. И, наконец, я – белый! Или вы об этом забыли? – с ужасом выискивал я аргументы.

Нет, они тут точно все сбрендили. Какой бред! Но мои собеседники, похоже, все-таки были настроены серьезно, и маразм им от старости или нежданной болезни не грозил. А вот мне, похоже, лечиться уже пора: ни за что я не поверю, что негры всерьез предлагают белому человеку этакое безобразие.

-И что тут такого? – ухмыльнулся Гунадана. - В США вон президент – черный, а у нас что, белого быть не может?
-Все равно я не согласен! И дайте, в конце-то концов, виски с сигарой!

Пока смаковал, да прикуривал, родилась спасительная идея:

-Так, господа, есть еще одно предложение: сделаем там парламентскую республику. С каждым из вождей племен поодиночке, я думаю, мы сумеем договориться. И видимость демократии останется, и власть у этого прохвоста мы отберем. Пусть остается номинальным президентом: его роль – на приемах улыбаться, да в ООН выступать с речами о глобальном потеплении и борьбе с международным терроризмом.

А реально править страной будете вы, тут как раз генерал и пригодится. Назначим его главнокомандующим всех войск коалиции из трех стран. Да, власть у него будет, и власть большая, но недостаточно легитимная для международного признания. Зато этого вашего брата - изменника с его вождями в железной узде держать будет, да и объединенная армия у вас будет на зависть соседям. Такой вариант вас устроит? – вытер я  испарину со лба.

-Я знаю, русские любят шахматы. Пойдем, сыграем, - задумчиво предложил мне хозяин дома.

Я играл вяло, все вновь и вновь прокручивая в голове варианты развития событий. Поэтому в итоге победила дружба: один – один. Молча пожав друг другу руки, мы разошлись по спальням.






                85. ВОЙНА.


Раннее утро встретило нас грохотом. И это был не гром: сквозь разрывы были слышны как пулеметные очереди, так и одиночные выстрелы. И – удаляющийся стрекот вертолетов. Минут через пять-десять все стихло, кроме истошных криков. Не успел ты, Владислав Иванович, проморгал, проспал и просрал ты свое двадцать второе июня, дерьма тебе лохань.

-Что это? – робко спросила Машенька, высовывая носик из-под одеяла.
-Да так, ерунда. Это работенка новая муженьку твоему непутевому подвалила, - нежно погладил я ее по округлившемуся животику, глядя на часы. - Не волнуйся, мы разберемся.

Наскоро одевшись, побежал вниз. Гунадана был в столовой, и что-то по-своему кричал в трубку. Дождавшись окончания разговора, я улыбнулся:
-Учись у своего брата – президента. Только что-то пронюхал – и тут же давай звонить своим покровителям, чтобы те превентивный удар нанесли. Много жертв-то?

-Все вертолеты и казарма. Сколько солдат погибло, пока не знаю. Где же этот гребаный генерал?! – в сердцах ударил он кулаком об стол.

«Гребаный генерал» прибыл через пару минут. Злой, но чрезвычайно возбужденный, и, что немаловажно – с азартным огнем в глазах. Да, засиделся он, видать, без дела тут. Ишь как плечи распрямил, только дай ему крылья – полетит. Кхм. И гадить сверху на врагов будет: больше-то бомбить нечем.

-Осмелюсь доложить: на нас был совершен налет звеном вертолетов в количестве четырех единиц, - отдал он честь, приставив ладонь к непокрытой голове (я чуть было опять не съязвил). - Один из них подбили, дымит, но, возможно, обратно на базу вернуться сумеет. Однако я все равно послал ему вдогонку джип: вдруг настигнет.
-Потери какие? – перебил я его.

-Да небольшие, не волнуйтесь, - пренебрежительно махнул тот. - Солдат тридцать в казарме, да еще человек пятнадцать на аэродроме: раненый капрал отзвонился, что все остальные мертвы, машина туда тоже ушла. Жалко, конечно, что вертолеты погибли, но это еще не самое главное. Я уверен,  - и закусил губу, -уверен, что сюда идут танки. Я бы лично именно так и поступил. До вечера всяко доберутся, край – завтра утром. В городе паника.

-Так, слушай меня! – прислушался я людскому гомону за окном, сразу отбросив всякие сомнения. - Знаешь, что такое Сталинград? Так вот, мы им здесь похлеще устроим: никакого окружения, перебьем всех, и все! Первое: быстро отправляй надежного полковника с солдатами для наведения порядка и всеобщей мобилизации. Всех – в ружье! В средствах не стесняться!

 Не знаю, как у вас, а у нас военно – полевые суды были. Струсил кто или побежал – сразу к стенке! Отечество в опасности! Иди, отдавай приказы, и через пять минут – сюда, вместе думать будем. А мы с Его Величеством минут через десять вернемся. Генерал, блин! Стой! Ты это, извини, что я тебе вчера не сказал, но танки уже на корабль грузятся. Понял?!   - вновь заорал я. - Бегом выполнять!

И мы с Гунаданой направились в его кабинет.
-Я хоть не слишком грубо? – спросил я у короля. - Извини, что даже слова тебе не дал вымолвить: время дорого. Надеюсь, ты не обижаешься?
-Да нет, все нормально, - смахнул тот пот со лба. - Скажи лучше, что ты от меня сейчас хочешь?

-Срочно отправляй в Россию все бумаги на меня и прочее. Прямо отсюда, теперь уже ни к чему секретность. А я звонить буду, - и протянул ему визитку шефа, - Здесь адрес указан.

Мысленно перекрестившись, набрал номер Макса:
-Привет, Макс, это я.
-Привет. Что звонишь-то? Аль соскучился? – лениво ответило с того конца света.
-Да так, есть немного. Ты лови сейчас мою электронку с любовными посланиями из Африки, а я тебе тем временем сказочку расскажу.

-Слушай, не зли меня, по делу говори, - начал закипать партнер.
-Да дело-то яйца выеденного не стоит: война тут у нас началась. Минимум человек сорок уже погибли, аэропорт сожжен, так что из летающего у нас остались только вороны. Про ползающее тоже говорить не хочется: танки, как я понял, только на то и годятся, чтобы их использовать как огневые точки, вкопав в землю на подступах к городу. Короче, хреново все, хреновее некуда, я объявил поголовную мобилизацию. Но против танков я сомневаюсь, что выстоим.

-Мать – перемать! Так и знал! Где ты – там жди неприятностей! – и дальше все в том же духе. Как будто я сам не знаю, что где пролегла моя дорога – там обязательно будет яма, где тропка – там лужа, а где место тихое, да безопасное – там жди либо кирпич с крыши, либо метеорит с небес.

-Зато где мы вместе – там жди победы, - перебил я его. - Так что мне срочно нужны всякие там «Осы», ПТУРы, ПЗРК, не помню уже, как они там называются. А еще – обычные гранатометы и калаши, и чем больше, тем лучше, а народ мы всегда найдем.

-Все-таки ты идиот, Иваныч. Тяжко с тобой. Но – интересно, - вздохнула трубка. - До вечера продержитесь, как ты думаешь?
-Да, - втихушку трижды сплюнул я через левое плечо.
-Тогда вечером ждите борт. Если после этого еще месяц продержитесь – жди меня в гости: острова будем смотреть. Два.

-Мы вообще-то на один остров договаривались, - попробовал было  возразить я, но не слишком настойчиво: наплевать мне на них, по большому-то, счету.
-А сейчас – на два. Не жадничай: общее дело делаем.

-Ладно, хрен с тобой. Но это – все. И давай побыстрее там с бортом. Только пусть летуны на подлете предупредят о прибытии, а то наши гаврики черномазые, не дай Бог, по ним еще из пулеметов садить начнут. Мой сотовый у тебя есть, но на всякий случай запиши еще спутниковый короля, я тебе его сейчас продиктую.

Дождавшись, пока он повторит номер, повесил трубку.
-И что там? – волнуясь, спросил Гунадана.
-Вечером ждем самолет с оружием. Так что пусть на взлетной полосе все в порядок приводят. Да, кстати, ты мои бумаги-то отослал? – прищурился я на экран компьютера.

-Да, вон сам смотри, - кивнул тот на монитор. - В отправленных стоят.
-Хорошо, пошли военный совет проводить.

Вокруг стола в столовой уже столпились все: и кто надо, и кто не надо, даже бабы, и те приперлись. Оставив узкий круг, решил начать с Тараса:
-Ты в войнушку поиграть хочешь? А то, может, нам и твои яхты с катерами на что сгодятся: вдруг десант с моря. Если хочешь – оставайся, нет – так иди, за барышнями приглядывай: видишь, какие они напуганные.

-У мени диды казаками были! – выпятил тот грудь. - Так шо неча мени к бабам отправляты! Гуторь, шо робиты трэба.

Ей-богу, люблю я своих земляков: где надо и где не надо готовы свою удаль молодецкую показать, нехристей всяких там поганых покарать, под корень нечисть извести, а если что – то и буйную головушку свою положить. А куда и зачем – вопрос второй, даже если не третий.

-Пока присматривайся к карте и прикидывай, какой плавсостав тебе нужен для защиты бухты. Да, заодно прикинь, как бы ты сам на нее напал, - заводил я пальцем по карте, но, если честно, так ничего и не надумал. - А нам пока не до нападения, нам бы город отстоять. Так что мы, сухопутные крысы, займемся пока разработкой тактики не ближайшие двенадцать часов. Итак, господа, у кого какие соображения?

Господа то ли стеснялись, то ли соображений у них и вовсе не было.
-Господин генерал, Вы же в Вест-Пойнте учились, что посоветуете? – не найдя в собственной черепушке дельных мыслей, обратился я к профессионалу.

-Влад, там нас нападать учили, оборону никто из кадетов толком из принципа не изучал, а преподаватели смотрели на это сквозь пальцы.
-Вот и дураки, - радостно кивнул я, поскольку, похоже, у меня родился очередной авантюрный план. - Правда, в одном с ними я все же согласен: лучший способ защиты – это нападение. Где тут у этих гадов аэродром?

Оказывается, генерал, поскольку и сам там неоднократно был, знал не только расположение, но даже и режим охраны объекта. И пусть он сейчас усиленный, сути это не меняет:

-У тебя гранатометов сколько? – спросил я генерала.
-Хватает. Да и подствольников куча. А зачем?

-Затем. Судя по карте, на джипах до туда можно добраться часа за четыре. Край – пять, - как умный, померил я линейкой расстояние между пунктом «А» и пунктом «Б». - Пока агрессор там находится в эйфории от удачно проведенной операции, мы тихонечко прямо на земле уничтожим большую часть его авиации.

Не мне тебя учить диверсионному делу: направляй туда четыре джипа, отдай приказ лучшему разведчику, и возвращайся, будем линию обороны мозговать. Вражеская авиация вылетит все равно не раньше, чем танки подойдут к городу километров на десять, так что должны успеть. И благополучно вернувшихся пообещай к правительственной награде представить, да землю им посули этого вашего лже - президента.

Отхлебнул первое попавшееся, даже не почувствовал, что пью: может, кофе, может, виски. Через тридцать минут у нас был готов план минных заграждений (чем горжусь: это была моя идея, построить их в виде лука со стрелой), пошли накоротке перекусить, и сразу же отправились на позиции. Я сел с генералом, Гунадане поручил аэропорт, Кунаку с Тарасом – бухту. Часам к двум я вновь проголодался, как собака:

-Генерал, у тебя в машине пожрать есть чего?
Тот дал солдатику знак остановиться возле пригорка:
-Пойдем, оттуда еще посмотрим, - и вместе с биноклем прихватил с собой дорожную суму.

Запивая теплым до тошноты вискариком, мы напару с аппетитом сожрали здоровенный кусок то ли ветчины, то ли еще какой вкуснятины. Нервы у меня были на пределе, и мой желудок с аппетитом поглощал все, что ему ни предлагали.

-Здесь бы еще пулеметное гнездо организовать, - мечтательно погладил я холмик. - Минут пятнадцать бы еще выиграли.
-Так в чем же дело? – удивился вояка.

-Да ни в чем. Отсюда никто живым не выйдет, здесь смертник нужен: путей отступления-то нет, - оглядел я однообразные окрестности, - и прикрыть пулеметчиков некому будет, неоткуда. Не, дохлый номер: убежать они отсюда точно не смогут. А Матросовых среди вас однозначно нет.
-Кого? – заинтересовался генерал.

-Матросовых, - прикидывал я в уме сектор обстрела. - Был у нас такой герой, Александр Матросов, так вот, он амбразуру грудью закрыл, чтобы его товарищи высоту сумели захватить.
-Добровольно? – аж поперхнулся тот.
-За Родину, дорогой ты мой, за Родину. На пулемет никого лезть не заставишь, если он смысла в этом не видит. Вот и лезли.

-Охренеть, - покачал головой генерал, - не знал. И что ему за это дали?
-Могилку, что же еще? Мамке орден отвезли, да золотую Звезду Героя, вот и все. Зато высоту взяли, многие школы и улицы сейчас его именем названы.
-Герой, говоришь? Слушай, а если приговоренных к смерти сюда посадить? А их родным землю пообещать? – жадно оглядел он панораму.

Я засмеялся:
-Разбегутся. Однозначно разбегутся. Здесь лишь один вариант: «кукушек» из них сделать.
-Кого? – заморгал тот.

-Птица такая. Так во вторую мировую звали именно таких смертников: их приковывали цепью к длинному железному штырю, вбитому по самую маковку в землю, так что, чтобы выжить, им волей-неволей приходилось отстреливаться. До последнего патрона: так хоть какая-то надежда оставалась: ведь если те выживали, им давали свободу.

-Да, век живи – век учись, - расцвел генерал. - Так и сделаем. Все, поехали, место хорошее, здесь огневую точку и поставим. И откуда ты все это знаешь?
-Хе, - поднялся я с земли, отряхиваясь. - Я же на военной кафедре не только на политрука учился, или, как это по-вашему? – на заместителя командира по религиозной части, короче, Но и тактику и стратегию изучал, вот так вот. В том числе – и обороны. Хорошо мы вызубрили уроки сорок первого: тогда тоже орали: «Враг будет разбит на его территории», а что вышло? Обороняться-то не умели. Вот и пришлось нам до победы аж четыре года топать, да дерьмо лопать. Ладно, давай еще кружочек сделаем, все проверим, потом за картой посмотрим, где мы еще чего могли упустить.

        Однако все было нормально, даже слегка обидно, что придраться не к чему: и танки там, где надо, вкопаны, и народ расставлен. Даже Тарас, и то проявил инициативу, и поставил что-то вроде растяжек по-флотски. Не знаю, как это у него сработает, но гранат не жалко: благо при налете оружейка не пострадала.

Я тупо поводил пальцем по карте, не зная, что же еще придумать, но тут вдали ухнуло. Все, началось. Им осталось двенадцать километров, но на пути – минные поля, огневые точки, танки, и обычные жители с ружьями, которым обещали денег за участие в бое. Так, еще один взрыв, этот уже послабже, противопехотная, видимо. Ладно, посидим, послушаем эту музыку. По нам пока стрелять особого смысла нет: наш городок за холмами, но на всякий случай женщин все же отвести в подвал.

 Только я попросил об этом Гунадану, как зазвонил телефон. Это были летуны: «Через сорок минут заходим на посадку. Даете добро?». Я ответил положительно, даже, как положено, подтвердил разрешение на посадку, но на душе скребли кошки: разумеется, на летном поле мы побывали, и вроде, там все нормально, но я же не специалист, и не знаю, как оно там на самом деле должно быть. Радовало одно: голос у пилота был явно веселый, бесшабашный.

Через двадцать минут в темнеющем небе вдалеке показались мигающие огни идущего на посадку самолета. По-моему, на такое безумие способны только наши: диспетчерская – в руинах, электричества нет, связь с пилотами только по моему сотовому да по спутниковому Гунаданы, а взлетку и вовсе мы обозначили чисто по-партизански: развели по обе стороны костры, вот тебе и все ориентиры. Но, слава Богу, все обошлось: транспортник приземлился без сучка и задоринки, перекрывая шелест саванны визгом турбин. И вдруг – тишина. Я сказал в трубку:

-С мягкой посадкой, земляки.
В ответ донеслось кхеканье:
-Я в следующий раз тебя с собой на борт возьму. Пусть там баню приготовят: мы все мокрые, как мыши.

-Ничего, мужики, не пожалеете. Отбой, - и я обернулся к посеревшему генералу. - Слышь, у тебя награды-то хоть с собой есть? И выпить сразу, хлеб – соль, так сказать.
-Чего? – недоуменно очнулся тот.
-Эти люди своей жизнью рисковали, а ты что, даже ордена с собой не взял?
-Нет, - схватился тот за лоб. - Прости, Влад, забегался, не подумал. Потом, хорошо?

Тут начал опускаться зев летающего чудища. Как же он там называется? «Ан», вроде. А может – «Ил». С наспех закрашенными номерами и опознавательными знаками. И правильно: кто прилетел? Зачем прилетел? Разберись потом. В утробе монстра что-то взревело, и с этой (аппарели? С настила, короче), начал спускаться наш родной БМП с белой  звездой на борту и номером 001.

Встав в сторонке, он помигал фарой. Следом за ним выполз второй. Вот это царский подарок! И, хоть с той стороны города разрывов уже почти не слышно, но и очередей тоже не слыхать: значит, вражины минное поле так еще и не прошли. «Может, назавтра атаку отложат?» - то ли испугался, то ли обрадовался я.

Вследом за машинами из чрева пешком вышли еще несколько крепеньких человек в камуфляжке, а за ними, видимо, пилоты: их по форме сразу можно отличить было.

-Юра, - подойдя к нашей группе венценосных, представился невысокий мужичок лет тридцати  с добродушной улыбкой, почти что Гагаринской. - Здесь главный-то кто? Ты? – протянул он мне руку.

Крепко пожав его ладонь, я ответил:
-Нет, конечно. Здесь главный – король Гунадана, потом – король Гунага, генерал, принц Гунага. Да сам разберешься: они разные, легко запомнить. А меня Иванычем зови.

Тот встряхнул мою руку:
-Ты это чего, Иваныч, такую бородищу-то отрастил? Вшей плодишь?
-Да типун тебе на язык! Видишь ли, эти меня по-своему окрестили «Великим Красным Львом», вот и приходится соответствовать, - Юра хохотнул. - И вот еще что: запомни, что тут еще кое-кто по-русски понимает, не брякни чего сгоряча. Я знаю, порой они самых нелестных эпитетов заслуживают, но все равно не стоит.
 
Пока «Гагарин» здоровался – знакомился с власть предержащими, ко мне подскочил шустрый паренек в очках и с камерой, протягивая ладошку лодочкой:
-Леша. Можно – Леший, все друзья меня так зовут.
-И почему это Леший? – не мог я оторвать взгляда от процесса разгрузки. - Ты вроде бы не из дерева сделан, да и на Буратино не похож.

Тот рассмеялся:
-Как я подслушал, Вас ведь Иванычем зовут? А вот я потому Лешим и зовусь, потому как после моих репортажей все спрашивают друг у друга: « И где это он все заснял? – А леший его знает». Так может, уже можно с чего-то начать? Про вероломство там, про жертвы среди мирного населения и все такое прочее? И чтобы крови побольше, а?

-Знаешь, не был бы ты на нашей стороне – я бы тебя точно к лешему послал, гиен собой кормить. А так – снимай. Тебе, может, еще и парочку плачущих аборигенов дать, журналюга хренов?! – вдруг вспылил я, и тут же себя одернул. - Ладно, извини, горячусь: с утра на взводе. А ля гер кум а ля гер, сам понимаешь, - тот лишь улыбнулся. - Тогда пошли, с разгрузкой и без нас разберутся. Кстати, если серьезно, плачущих негров организовать можно. Надо, нет?

-Конечно, надо! О чем разговор? Только пусть один будет в лохмотьях, а другой изображает трупа, - и вдруг задергал своим острым носиком. - Может, мне кажется, но, похоже, настоящими трупиками пованивает, сладенько так, еще с Чечни этот запах помню. Да ладно, - и Леший махнул свободной рукой. - Давай сначала сюда трех негров, покажешь, на каком фоне их снимать, а с трупами разберемся: не убегут.

-Дай сюда камеру! – резко потребовал я.
-Зачем? – робко протянул мне ее Леший.

-А затем, что на фоне твоего трупа мы разрушения будем снимать! Это же здорово получится, только представь себе! Журналиста убили! Да на нашу сторону всякие там CNN с BBC встанут! Лучший твой репортаж с места событий, может, даже Пулитцеровскую премию дадут. Посмертно, правда, но ведь все равно приятно. Ты ведь не против премии?! – смывал я с себя гневными, напрасными словами тяготы и злобы дня.

Журналист, похоже, слегка обиделся:
-Нам надо снимать или нет?
-Надо. Только учти на будущее: это тебе не Москва. Будешь выеживаться – быстро к ногтю. Так что веди себя аккуратно, ври, да не завирайся, нехорошо это. Правду будешь снимать. Такую, какая она есть, - и принюхался к запаху гари: и вправду, не врет клятый репортер, сладеньким, да печененьким ветерок потягивает. - С чего начнем? 

-А что тут есть? – слегка поумерил пыл столичный пижон, получив обратно свою камеру.
-Там, - показал я налево. - Сгоревшие вертолеты. Там, вон видишь, до сих пор горит, так это бывшее здание аэропорта. Аэропорт здесь был. Минимум десять трупов. Куда сперва пойдем?

-Давайте сначала к вертолетам, только мне бы еще пару человек, фонари, да аккумуляторы носить. Можно? Вы позволите?
Ишь ты, какой вежливый стал. Кивнув, я подошел к генералу:
-Можно двух Ваших людей взять?

-Зачем?
-Для съемки. Про агрессию и все такое прочее. Телевидение, -  и указал тому на очкастого паренька с камерой в руке.

-Спрашиваешь зачем? – как малого ребенка, укорил он меня. - Я тебе перстень зачем дал? Иди и командуй. Опа, еще одна противотанковая, - оскалился он, расслышав эхо взрыва. - Третья уже. Три танка и десятка два пехоты – неплохо для начала, как думаешь? А ведь им еще километров восемь ползти! Отступать – поздно, а вперед – хе! А с такой твоей поддержкой – хрен они прорвутся. И вертолетов не слышно, неужели наши парни все же сработали? Кирдык им всем, как ты думаешь? Сталинград, блин!

- Генерал, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Правильно я говорю, Тарас? – обратился я к хохлу. - Пойдем, поможешь мне. Ты же местный язык розумиешь?
-Так, - подтвердил тот.

-Так вот: мне нужен один местный голодранец, который будет стонать возле сожженной техники, и еще один – освещение таскать. Справишься?
-А кто мени слухать-то будэ?
-Вот это послухают, - показал я «гайку».

Оставив на месте Лешика, уже снимавшего панораму, направились в сторону бывшего блок-поста, когда-то охранявшего въезд на аэродром. Там уже вовсю орудовали мародеры, нисколько не стесняясь солдат, стоявших неподалеку. Я подошел к этим горе – воякам и показал нужным пальцем на расхитителей социалистической собственности:
-Этих – ко мне. Бить пока не надо. Тарас, переведи.

Переведя, тот посмотрел вслед убегающим солдатам:
-Як ты був кацапом, так кацапом и остався. И не сердись на мени, Иваныч. Пошто теби усе це трэба?

-А я знаю? Интересно мне, и все тут, - улыбнулся я ему при свете догорающего аэропорта. - И перестань, наконец, русский язык коверкать: после победы начнем все начнем по-новой. Бери этих четверых уродов, и веди их за мной, - и  я потопал к журналисту, однако, вопреки ожиданиям, Годзиллы так и не услышал. Значит, пока все правильно делаю.

У вертолетов все же пришлось разыгрывать спектакль: одного пришлось раздеть почти догола, затем сожгли часть его рубашки, и бросили рядом с искореженной кабиной.

 Рубашка стоила мне пять долларов, но это не главное: негритосы, войдя в раж, предлагали все новые и новые варианты умирания: то один тащит раненого товарища от горящей техники, а с пилотского места свешивается труп, то труп напоследок оживает и тщится дотянуться до банки колы (Я им здесь что, рекламу снимаю?!).

Они готовы были даже все подряд здесь умереть, лишь бы еще пятерку получить. Сунув самому дотошному десятку, я пошел в сторону джипов: устал я с этим журналистом. Леший его мать. А тот, похоже, снимал все подряд. Мне же мучительно хотелось домой, в тишину, без этой стрельбы и крови.

 Я даже замечтался, представляя себе картину типа «У самовара я и моя Маша». И чтобы детишки рядом сидели непременно, отхлебывая чай из блюдечка. Да! – и баранками закусывали. Но тут как нельзя как более некстати на свет софитов со стороны бывшей диспетчерской подъехал грузовик с трупами служащих: некоторые в униформе, иные вовсе без штанов, без рубашек, и все были, как дрова, свалены в одну кучу, даже женщины. Кхм. И – ни на одном нет обуви. Меня тошнит, а радостный Леший тут же принялся снимать это на камеру.

Нет, не могу я дальше это переносить! Опротивело все, честное слово. Пристроившись в один джип с Гунаданой, я поехал вслед за бронетехникой и грузовиками с оружием в сторону города, за которым уже начал разгораться бой.

То есть  - это еще километров за пять до города, на первом рубеже обороны, так что наши прибудут на место, когда треть неприятеля уже будет перемолота, и останется лишь поставить точку. Дымящуюся такую, минут за пять. Эх, и не повезло же сегодня нашим врагам! Если бы не самолет, может, они  и прорвались бы, а так…

Сушите весла, господа, да венки готовьте: нам ваши павшие не нужны. Ничего не объясняя, я вылез неподалеку от дома, или же почти дома, и попрощался, пожелав славно отметить победу. Усталость навалилась как-то сразу. Надо часок поспать, и все пройдет. Сейчас постреляют – поубивают, как в тире на подготовленных позициях, и все. Нет, лучше вовсе об этом не думать.

Сон был такой, что и врагу не пожелаешь: обычно за ночь я успеваю просмотреть снов пять как минимум, а тут как навалилось: все одно и то же. Только перевернешься, глаза вновь прикрыл, - все, получай продолжение. Если вкратце, то сперва за мной охотилась незабвенная Годзилла, и я удирал от нее, пытаясь отбиться сочными яблоками, валявшимися прямо на дороге.

Мой персональный ужас дары природы напрочь игнорировала, но мне казалось, что какой-то, но все же должен взорваться, и, сворачивая из переулка в переулок, не уставал метать в зубастого зверя фрукты. Затем, после очередного пробуждения – засыпания, появились ее детеныши, от которых я пытался спрятаться на крыше небоскреба. На улице внизу, несмотря на учиненный чудовищами погром, мчались как ни в чем не бывало по своим делам автомобили. Однако опасность была уже слишком близко: идут ко мне, клацая зубьями, поджав коротенькие передние лапки, душегубцы.

 Осознавая, что это всего лишь сон, я все же не решился быть съеденным: распахнув ветру руки, я полетел вниз. И многолетний опыт полетов не прошел даром, так что  я, махнув рукой, свернул за угол здания, чтобы не врезаться в громадину из черно-блестящего стекла. Восхитительное ощущение! Туда рукой – повернул, хочешь – вверх лети, приподняв подбородок,  хочешь – над землей пари. А все твари – они там, позади остались.

На сей раз я очнулся от крика Маши: видимо, в своем виртуальном полете я опять махал руками-ногами, вот невзначай слегка и потревожил. Но та, пища,  прикрывала лицо руками, и с ужасом глядела на меня:

-Что с тобой? – всхлипывая, жалобно спросила она, размазывая кровь по лицу. - Тебе плохо?
Долетался, козел! И я бросился ее срочно утешать, лепеча невнятно:

-Бой мне снился, прости, родная! Столько всякого вчера навидался, что и вспоминать не хочется. Не волнуйся, чадушко, сейчас я тебе помогу, - вытирал я простыней красную-красную кровь с черненького-черненького личика. - Пойдем сейчас в ванную, у моемся, и все будет в порядке, так ведь?
-Я не понимаю, что ты говоришь, русский только учить начала, - заплакала супружница. Как белуга.

Вот горюшко-то! Присев рядом с ней на кровати, я обнял ее за плечи, потерся своей щекой о ее щеку, и повел умываться. Уложив ее обратно в постель, почувствовал, что спать совсем расхотелось, да и за окном уже светает. Черт, опять выстрелы! Что там творится? Неужели вчера еще не закончили? Снизу доносился дурманящий аромат свежесваренного кофе. За столом сидели летчики, Куначок, Великий и Юра. Он-то первым и заметил мое появление:

-Что, не спится? И правильно, что не спится, - удовлетворенно кивнул тот. - Так знай: по донесениям генерала, двадцать минут подтвержденным съемками из космоса, авиация противника уничтожена. Танки наконец преодолели твои минные поля, потеряв четыре единицы, и теперь полным ходом идут к нам в жаркие объятия. Так что присаживайся, пей кофе, скоро все будет закончено: был враг, да весь вышел. Буквально с минуты на минуту должно начаться.

-Да? А я думал, что все будет кончено еще вчера, - разочарованно взял я кружку.

-А нечего было такую оборону строить, - фыркнул тот, - это тебе не Курская дуга, и воюешь ты не с немцами. Если бы у них авиация осталась, это, конечно, было бы полностью оправданно, а так – мясорубка одна. Идиоты, сами в капкан лезут. О, слышишь? Это тебе не баран чихнул, вот и все, - констатировал он, загибая пальцы при каждом взрыве, - тютю каки. И любимый город может спать спокойно, - и довольно откинулся в кресле, прищурившись, - А ты молодец, мне даже и придумывать почти ничего не пришлось. Ты где учился-то? Слышал, что с Урала, так? Знаю, бронетанковое училище у вас там неплохое есть. Там?

-В университете я учился, Юра, в университете. Научный коммунизм изучал, мать его ети. С тех пор головой и мучаюсь: как бы своих побольше укокошить, да и о чужих не забыть. Вон, уже и взрывы прекратились, одни пулеметы работают. А это что - миномет?  Хоть бы сдались уже побыстрее, что ли.

-Может, поедем, посмотрим? – влез в разговор вездесущий журналист. - Заснять же все надо.
-Кто хочет, тот пусть едет. Я не хочу. Я дальше спать пошел: и так все понятно. И чего они вчера не развернулись и мирно не уехали? Эх…

И отправился обратно к Машеньке. Наверное, по-научному именно это состояние называется «депресняк», но я по возможности стараюсь избегать умных слов.  Паскудно у меня было на душе, вот и все. Я даже обед пропустил, несмотря на шум внизу, и просто валялся в полудреме на кровати, да в потолок пялился. Маша порой подходила ко мне то с чашкой чая, то с бокалом вина, но я упорно делал вид, что сплю: настолько мне не хотелось никого видеть.

В Россию бы сейчас! В снега! И чтобы ветер шапку с головы срывал, и ноги, скользя по намерзшему льду, все же тащили мое уставшее тело домой. Но дольше лежать я не выдержал по одной простой причине: болели бока. Чертыхнувшись, оделся и спустился вниз.

В зале для приемов царила невероятная чехарда: возле шведского стола кучковались летуны, танкисты, порой объединяясь с местными военными, женщины же были все местные, грудастые и упитанные, если, конечно, не считать Машеньку и моих, как оказалось, не таких уж и дурех.

Улыбнулась им судьба, ничего не скажешь. Разнаряженные все, блин, а накрасились опять, как на бал-маскарад.  Только я со всеми поздоровался, раскланялся с каждым знакомым и не очень, чокнулся, запалил сигару, как Флори принялся рассаживать всех за главный стол, причем – каждого на свое, строго определенное место. Мне отвели неподалеку от пустующих кресел королей, между Кунаком и, как ни странно, Юрой. Напротив сидел, подмигивая, генерал. Флори торжественно постучал по полу палкой, призывая к вниманию, и распахнул двери:

-Его Величество Гав – гав – Гунадана. Его Величество гыр – мыр – Гунага.
Мы все встали.
-Чего это они? – поинтересовался «Гагарин».
-Подожди, сейчас все сам узнаешь, - уверенно ответил я, не зная ответа.

Оказывается, нас ждало награждение. И, если всем военным вешали на грудь звезды, да внеочередные звания присваивали, то генералу на шею повесили цепь, да через плечо перекинули ленту с орденом, причем награждали сразу оба короля. Неожиданно позвали и меня.

Чего им надо? Я же не воевал. Но, как и генералу, на мою шею  надели цепь с побрякушкой, да ленту со здоровенным орденом, переливающимся всеми цветами при свете ламп. Откланявшись, вернулся на свое место. Среди, если я правильно понял, наградных документов, были еще и два паспорта на мое имя. «Слуга двух господ» - ехидно подсказал мне разум. На внутреннее возражение, что я служу одной только России, Годзилла лишь едко захихикала.

По окончании церемонии загадочно улыбающийся Гунадана пригласил всех в столовую. Ларчик открывался просто: оказывается, сегодня было Рождество. А я-то и счет дням уже потерял в этой суматохе. Все было почти по-домашнему: в углу стояла разукрашенная елка, горели гирлянды, над столом, освещая яства, царили свечи.

-С Рождеством Христовым, друзья! – подняв бокал с шампанским, воскликнул хозяин.

Отпив, я опять заскучал по дому, по морозу, Новому Году и тазику салата оливье. Сейчас бы валенки обуть, да на санках с горки покататься. Или – коньки: каток, хоть и платный, у меня неподалеку. Хорошие коньки, чистый лед, ненавязчивая музыка, ветер, что еще надо сорокалетнему человеку с двадцатисантиметровой бородой?

-Юра! – окликнул я сидевшего неподалеку военного специалиста. - У нас там хоть сколько градусов-то было, когда вы вылетали?
-Где - у нас? Я ведь с Москвы. У нас было нормально: градусов восемь – десять, не ниже. А как там у вас – не знаю. И знать не хочу, если честно. Не хватало мне еще чего там отморозить, - и продемонстрировал свою фирменную улыбку. - Я принципиально на задания летаю только на юг, сам понимаешь, куда. А яйца пусть Санта Клаус морозит.

-Неженка ты, - перешел я на русский. - Вон, посмотри, мы с братом в этом году уже и у чукчей побывали, да на моржей охотились. А ведь он – негр.
-Ты что мне лапшу-то на уши вешаешь? – возмутился Юра, - Чтобы этот черномазый лох на Чукотку поехал? Да ни за что не поверю!

-Ты это кого, гнида белоглазая, лохом назвал? – сжимая кулаки, поднялся с места Куначок, и двинулся, выставив челюсть вперед, в сторону обидчика.

Только драки мне тут не хватало! «Гагарин» же явно не ожидал, что какой-то там ниггер умеет разговаривать по-нашему, да еще и обижаться может. Честно говоря, я едва сдержал порыв братца: все остальные просто молча сидели, наблюдая за развитием событий: и – наши, и – тоже наши. Но шоу удалось избежать еще и благодаря Тарасу: встав между противниками, он провозгласил:

-А не выпьемо ли нам за нашу победу? Мы же ее усе сразом сробилы! Так выпьемо же за то, чоб мы жили довго и створили ще богато доброго!
-Опа, еще и хохол тут! – оторопел Юра.

Я, усмехаясь, вернулся на свое место, и поднял незримой рукой вновь наполненный бокал:
-У нас тут полный интернационал. На днях даже Мойша был. Вон видишь, какой костюм мне сшил? – и снял надоевший пиджак, по привычке повесив его на спинку кресла. - Это тебе не «москвашвея» какая-нибудь. Давай лучше на самом деле за победу выпьем. А вы с Кунаком руки пожмите, и чтобы в будущем – без эксцессов.

Через часок я улизнул из-за стола в свою комнату: пусть гуляют себе дальше, а мне мысли в порядок привести надо. Сев за письменный стол, начал излагать на бумаге некое подобие дневника с самого начала тех событий, которые столь круто изменили мою жизнь. Мемуары писать – это, конечно, удел стариков, но вдруг я до старости не доживу?

Зато мой еще не рожденный  сын Шишов – Рытхэу – Гунага будет знать, какую катавасию его покойный папенька устраивал. Кстати, забыл назвать свою фамилию: в школе из-за нее меня частенько дразнили то «Шишей», то «Шишкой». И, если за «Шишку» они получали, невзирая на возраст и комплекцию, сразу в лоб, то на «Шишу» я охотно откликался. Даже и не знаю, почему.


                86. НОВЫЙ ГОД.

Утром было всенародное торжество: столица праздновала победу Гунаданского оружия над злобными захватчиками, так кстати совпавшую с Рождеством. Несмотря на мое отчаянное сопротивление, Гунадана вытащил-таки меня на балкон помахать ручкой населению, заблаговременно напялив на меня успевшую осточертеть шубу, поверх надев цепь с орденской лентой.

Сначала речь толкал местный король. Его несколько раз поддерживала толпа, наводнившая всю площадь, скандируя: «Гунадана! Буру – буру!». И так далее еще несколько раз. Затем наступила очередь Великого Гунаги, который вышел в своей короне, со скипетром, и в чукотской мантии. Держава, похоже, показалась ему излишней. Потряхивая скипетром, он что-то кричал, жестикулировал, дожидался очередного «Гунага! Буру – буру!», и продолжал свою агитацию.

-А что такое «Буру – буру»? -  докричался через рев толпы я до Гунаданы.
-Не «Буру – буру», а «будабуна». Это победа по-нашему, - и взглянул на листочек бумаги, спохватившись. - Что встал-то? Тебя ведь ждут, твоя очередь говорить, не понял, что ли? – и указал мне место возле перил.
-А что я буду говорить? И на каком языке? – оторопел я.

Да, я растерялся, не вру. А этот гад лишь подтолкнул меня к перилам. Внизу колыхался народ, взирая на одного меня. Так, надо срочно придумать нечто емкое, краткое, но – эмоционально заряжающее. Какой-нибудь лозунг, переживший времена. Ничего, кроме «но пасаран», в голову не приходило. И я обернулся к королю: «Переводи только вступление. Остальное я сам». Подняв сжатую в кулак руку а-ля Эрнст Тельман, крикнул во весь голос:

-Братья и сестры! Там, откуда я родом, есть такой призыв: «Враг не пройдет!». Звучит это так: «Но пасаран!». Поэтому в честь нашей победы я прошу поддержать меня: поднимите, как я, правую руку, и повторяйте: «Гунадана! Гунага! Будабуна! Но пасаран!».

Это был настоящий фурор: такому массовому выражению патриотизма позавидовал бы, наверное, сам Гитлер. Стараясь перекричать друг друга, местные жители ритмично вздымали в небо сжатые кулаки, отчего-то при этом приплясывая. Местная специфика, надо полагать.

 Гунага с Гунаданой тоже не отставали, скандируя вновь и вновь только что родившийся в моем неспокойном разуме лозунг. Не знаю, сколько времени это длилось, но толпа никак не расходилась, и даже, наоборот, разогревалась этим «нопасараном». Даже в ритм массовому притопыванию в воздух стрелять начали. Я обратился к королю, пытаясь привлечь его внимание:

-Когда все это кончится?
-А что, уже хватит? Мне лично понравилось. Но если ты устал, то давай так, - и он нажал кнопочку возле окна.

Заиграла торжественная музыка. Наверное, это их государственный гимн. Все тут же смолкли, и, задрав головы кверху, начали подпевать. Короли – тоже. Я же пел «Союз нерушимый»: никаких других гимнов я не знаю и знать не желаю. Когда все допели, Гунадана что-то прокричал в толпу. Я расслышал только «аэропорт». Народ, напоследок крикнув «Но пасаран!», быстренько, но без давки, ломанулся в сторону аэродрома.

-Я им там стол накрыл, - объяснил Гунадана, - И поминки справят, и победу отметят, и Рожество отметят. Спасибо тебе за твой «Но пасаран», брат, - и поднял кулак в приветствии.

Гунага, редиска такая, тоже. Последовав примеру венценосных, я тоже вновь поднял руку: «Но пасаран!». Елки-палки, так и до фашизма недалеко. Вернувшись в зал, наша троица встретила горячий прием публики. И, если местные кричали этот клятый «Но пасаран» вполне искренне, то наши, русские,  лишь ехидно улыбались, но для приличия кулак все же подняли. Не скажу, что мне было грустно: мне было по-настоящему тоскливо – даже Машенька, и та подняла свой хрупкий кулачок и скандировала вместе с остальными. Дурдом.

Я ощутил вдруг знакомое присутствие в голове чего-то чуждого: так всегда со мной бывает, когда хочется послать всех и вся куда подальше, или же не терпится сделать очередную глупость, сулящую реальную опасность. Если вы думаете, что это просто адреналин со мной балуется, вы не совсем правы: я в эти минуты чувствую дыхание судьбы.

Может, это и есть мои личные точки бифуркации, как называл их Пригожин. И сейчас этими точками был нашпигован весь мой разум, с отчаяньем взирающий на эту картинку из параллельного мира. Мне было на самом деле больно: уязвляло буквально все: и восторженные крики толпы, и укоризненные глаза, и сдержанные ухмылки пилотов с танкистами. Вот она, моя Голгофа.

И я потащил свой крест дальше: и если для кого-то этот торжественный обед был обильной трапезой, то лично для меня – тризной. Я скорбел всей душой о моей непутевой жизни, о детских несбывшихся мечтах. Даже Светку, свою первую любовь, вспомнил. Прошла моя жизнь бездарно и безвозвратно, и теперь хоть заоглядывайся.

Учили тебя раньше рисовать крестики – теперь рисуй нолики. А выбора нет: поле для игры уже давно разлиновано, причем – не мной. От этих пагубных мыслей меня не могла отвлечь даже Машутка, то и дело пытавшаяся получше рассмотреть висевшие на мне, как на огородном пугале, ордена, то порываясь порасспрашивать поподробнее о митинге на площади, который она видела из окошка.

-Не надо ничего спрашивать, Маша, злой и уставший  я сегодня, и ничего-то мне не надо. Если ты позволишь, я пойду в потолок глядеть, да разгадывать, что там написано, - окончательно сдался я своему вязкому настроению. - А завтра мы на острова отправимся: надо ведь свои владения посмотреть?

-Ты чего такой хмурый? – наклонился над плечом Гунадана.
-Да войну я не люблю, брат, - обернулся я на того. - Пойми: из-за нескольких человек столько народа погибло: вон, как мне генерал сказал, только неприятельских трупов больше полутора сотен насчитали, так? Так. И чему же здесь радоваться? Так что пойду я лучше Шекспира почитаю, а ты, пожалуйста, организуй назавтра нам отплытие на острова. Все, я пошел. Остальным скажи, что доклад в Москву писать пошел, тем более что и на самом деле позвонить надо. До завтра. А кто из вас поплывет – решайте сами.

Поднявшись в кабинет хозяина, набрал Макса:
-Привет, истребитель негров.
-Привет. А…, - и шеф затих, чем-то там щелкая в России: может, прикуривал. - А это почему? Что это ты меня так назвал? Ну?

-Да настроение дурацкое, вот решил и тебе заодним попортить, - на американский манер я забросил ноги на стол. Неудобно, и как они так сидят? - Корче, кроме шуток: полная и безоговорочная победа. С той стороны, по последним данным, сто шестьдесят восемь безвозвратных потерь, раненых никто не считал, да еще человек триста в плен захвачено. У нас – всего восемь погибших, и то двое подорвались на наших же минах, идиоты.

Бронетехника врага подлежит восстановлению процентов на сорок – пятьдесят.  До безобразия хорошо получилось, хоть сам до вражеской столицы топай, да опасно это: сами всю армию потеряем, пиррова победа получится. Заберем, короче, под свое крыло еще одну страну, президент которой на нашей стороне выступать отказался, вот и все плоды победы.

-Охренеть. А что там наш Леший? Почему я по телевизору ничего не видел? Утром, правда, смотрел, но все же. Так, погоди, в Интернете сейчас пороюсь, не кидай трубку, - и возле уха заклацали клавиши. - Опа, есть, даже видеоряд. Не понял, это что, ты там на балконе? Очуметь! Ха! Дуче, блин! Влад, там тебя еще богом не провозгласили? Так, что тут у нас дальше? Хм, занятные картинки. Да, наворотили мы с тобой дел. Фу, трупы-то зачем было снимать? Да уж, серьезно. Это тебе не казаки-разбойники.

-Отстань, а?  - уже пожалел я о том, что позвонил. - Я же тебе говорю: настроение – ни к черту. Да, с Рождеством тебя, чуть не забыл.
-Тебя также. Ладно, не хочешь разговаривать, отдыхай. На Новый Год-то домой прилетишь?

-Надеюсь, а то эта Африка уже поперек горла стоит, - злобно посмотрел я на кондиционер, - Пока, до встречи.
-До встречи, партнер.

Нажав отбой, принялся за классика мировой литературы. Настроение это мне не подняло: в книге было нисколько не лучше нашего: предательства, интриги, воровство и убийства, тоска… Несколько раз, демонстративно швыркая носиком, проходила мимо дверей Маша. Наконец, не выдержав, принесла чашку кофе:
-Милый, что с тобой? Ты что, тоже беременный?

-Есть немного, - усмехнулся я, - Не знаю, как тебе объяснить, но пойми: у меня сейчас такое чувство, что вот вроде бы все хорошо, а на самом деле все плохо. Вроде и войну выиграли, и среди друзей-знакомых погибших нет, а на душе отчего-то кошки скребут. Знаешь, ты иди пока в саду погуляй, а я где-то через полчасика тоже выйду. Ладушки?

Та, сделав вид, что нисколько не обиделась, направилась к выходу. «Да, семьей надо дорожить, - открыла свой глазик с вертикальным зрачком Годзилла, - И родителям ты когда в последний раз звонил?». Что верно, то верно. Я набрал номер домашнего телефона родителей. После третьего гудка ответили:

-Слушаю Вас.
Это папа. Я живо представил его в кресле возле аппарата: беспроводные он отчего-то не уважает.

-Слушаю Вас, говорите, - повторил он.
-Пап, привет, это я. С наступающим Новым годом вас и Рождеством.
-Спасибо, и тебя тоже, - ожил любимый голос, приобретя бархатные нотки. - А ты сам-то где? Как на работу тебе ни позвоню – все в командировке да в командировке. Вот и мать извелась вся, совесть-то имей!

-Пап, я же на самом деле в командировке, - аж с ног до головы захлестнула меня волна нежности. -  Кручусь тут, как белка в колесе.
-Знаю я твое колесо, - пробурчал он, - Ты еще, когда в университете учился, про него рассказывал. «Сансарой», по-моему, называется.
-Да, ты прав, пап. Все возвращается на круги своя. И движется по спирали: у кого-то ввысь, к восхождению, а кого-то вниз, в штопор.

Тишина, лишь дыхание легкое слышится.  Интересно, сколько между нами тысяч километров? Десятка ведь, не меньше. Нет, больше: примерно как полторы России, следовательно… Господи, как же я от тебя далеко!

-Это ничего, сынок, это бывает, сам-то как?
-Честно говоря, не знаю: вроде бы многого за последнее время добился, только не больно-то это все меня радует, - честно ответил я.

-Ты мне свои демагогии-то прекрати! – раздраженно пробурчало из трубки. - У меня и от твоего сына голова кругом идет: все ему «Почему», «Зачем», да «Какой в этом смысл?». По делу говори. И без этих всяких фантазий: только про то, что пощупать можно.

-Да пощупаешь, пап, пощупаешь. Месяцев через семь.
-Я не понял, - насторожился на далеком Урале отец.
-Да ничего особенного: еще раз дедушкой станешь, и все дела. Только маму сильно не беспокой, а то она все близко к сердцу принимает.

Здесь некстати ворвался Гунадана и включил телевизор. Евроньюс показывали последствия налета, затем – сгоревшие танки, и наш сегодняшний митинг. С неудовольствием заметил свою то тут, то там мелькающую физиономию.

-Каким дедушкой?! И что там у тебя еще за шум?  – спросил отец.
-Да ничего, просто сыночка твоего по телику показывают. Забавно так, - чуть не заскрежетал я зубами от собственной физиономии с непомерно длинной бородой и короткими ручками.

-Владлен, что ты мелешь?!
-Сам можешь включить любой круглосуточный новостной канал, там и увидишь, - с омерзением оторвался я от экрана. -  Только учти: я сейчас с бородой, а так – все по-прежнему. И маму опять-таки не пугай.

-С кем это ты? С Москвой? – живо заинтересовался Гунадана.
-Нет, с отцом разговариваю.
-Дай я поговорю! – и он бесцеремонно выхватил у меня из рук трубку.

Пытаясь привлечь его внимание, я замахал рукой:
-Только он по-английски почти ничего не понимает. Медленно говори!
Кивнув, Гунадана начал растягивать слова:
-Здравствуйте (пауза) Я – король Гунадана (пауза) Спасибо Вам за Вашего сына (пауза) Теперь Вы мне как отец.

Выслушав ответ, он тихонько положил трубку.
-И что? – слегка заволновался я.
-Да ничего: он сказал только «спасибо» и «до свидания», затем отключился.

-А ты что хотел? – зашарил я по карманам в поисках сигарет. - Закурить есть? Спасибо. Блин, зажигалки тоже нет. Спасибо. Я же тебя предупреждал: он по-английски слов двадцать – тридцать знает, край – пятьдесят. Он, как и я, кстати, в школе только немецкий учил. Вот если бы к тебе сейчас какой-нибудь испанец позвонил, что бы ты ему ответил? Лично мне ничего, кроме как «аста ла виста», «буэнос диас» или «асьетунас неграс кон ***зо ен сальмонерра», в голову  не приходит. А если бы по-португальски? Это же вообще караул!

-И никакой это не караул, - ухмыльнулся тот, присев напротив. - У меня все соседи с севера бывшие подданные португальской короны. И твои острова, кстати, тоже были португальскими. Так что учи португальский.

И с сожалением выключил телевизор, по которому показывали уже нечто совершенно далекое от нас, и способное заинтересовать разве что Тараса: на Украине вновь парламентский кризис. Затем, прикрыв дверь, король удалился.

 Только я хотел взяться за Шекспира, как замигала лампочка на телефоне. Я рассеянно поднял трубку. Из нее мелодично пропел женский голос: «Ваше Величество, с Вами хотел бы поговорить Президент Ливийской Джамахирии Муаммар Каддафи. Я соединяю» - и послышалась восточная музыка.

Прикрыв в панике трубку ладонью, я что есть сил закричал:
-Гунадана! Гунадана! Тебя к телефону! – все тщетно.
Но тут музыка прервалась, и я услышал уверенный голос с арабским акцентом:

-Здравствуй, брат!
-И тебе здоровья и долгих лет жизни, - как можно бодрее ответил я.
-Видел сейчас по CNN, как вы этих американских прихвостней разгромили. Ты молодец, и армия у тебя просто замечательная. Передай своему… вечно забываю, как его зовут. Генералу, что я награждаю его Орденом свободы.

-Спасибо, брат, - осторожно поблагодарил я, не кривя душой: человек-человеку все-таки не только волк.
-А что это голос-то у тебя изменился? От радости, что ли?

Неужели я спалился? Каддафи – это тебе не мэр Урюпинска, он шутить не будет. Расхлебывай потом, да доказывай, что я – не я, а мамочка моя.
-Есть немного, да и женился тут недавно, - прокашлялся я, - Красивая. Машей зовут, как у русских.

-Вот про русских-то я с тобой и хотел поговорить. (Пауза. Я даже за качество связи начал беспокоиться). А то, что на свадьбу не пригласил – Аллах с тобой, хотя подарок я тебе все же пришлю. Да, про русских. Я слышал, они тебе здорово помогли? Это правда?
-И кто тебе это сказал? – уже наугад говорил я то, что придет в больную на всю голову башку.

-Моих людей ты и сам знаешь, они и сказали, - стал жестче голос. - Поэтому и хочу спросить: тебе русские все, что надо, дали, или я еще тебе чем, как брату, помочь смогу? Я хоть сейчас готов пару боевых вертолетов к вам направить. На время, конечно.

-Ты настоящий друг, приму, - в прострации закрутил я ручкой на столе навроде пропеллера. -  А у тебя там инструктора с рыжей бородой случайно нет? – спросил я наугад.

-Хвалю, хороший ход: и русские прикрыты, и ты особо не при чем, - по-отечески одобрил собеседник, что меня слегка покоробило: он что, так и с Гунаданой общается? Но терпение – мать его… Его, познания. - Пришлю я тебе одного майора. Борода у него покороче, но, в принципе, похож. Кстати, а этот твой бородатый – это кто? Молчишь? И это правильно, не говори пока. Встретимся, тогда все и обговорим. Спасибо тебе, брат! Сегодня я буду спать спокойно. До встречи.

-И тебе спасибо, брат. До встречи.

Я даже не заметил, как, по всей видимости, еще во время разговора вошел Гунадана. Улыбаясь во весь рот, поспешил со мной поделиться радостью:
-Меня уже второй президент с победой поздравил!
-Меня тоже, - грустно посмотрел я на телефон.

-Они же даже с днем рождения не всегда поздравляли, а тут проснулись!
-Меня тоже, - повторил я.
-Чего – тоже? Что заладил-то?
-Да Каддафи тут звонил, вот мне и пришлось, пока тебя нет, с ним разговаривать, - признался я в непреднамеренном грехе.

Почти не глядя, король опустился на стул:
-И что?
-Ничего особенного, мило так поболтали. Извини, конечно, что не в свои дела лезу, но ты же куда-то убежал. Вот мне и пришлось за тебя разговаривать.
-За меня – это как? – насторожился тот.

-Это значит, что от твоего имени. Получилось так, не обессудь, - поспешил я оправдаться. - Зато он скоро два боевых вертолета нам пришлет, да еще похожего на меня инструктора, - на самом деле было мне неудобно, что встрял не в свое дело. Хорошо хоть, не врал совсем, да чужим именем не представлялся.

-Инструктор-то нам зачем? – вытер тот рукавом пот со лба, бессмысленно таращась на стену, где висело что-то в стиле Айвазовского, только гораздо хуже.

-А ты хочешь, чтобы америкосы подняли вой, что тут видна рука Москвы? Меня же тысячи людей на балконе видели! А благодаря этому ящику – многие миллионы! Ни к чему мне такая слава, - и повертел в руках пульт от телевизора, борясь с желанием выкинуть его в окошко. - А если этот похожий на меня чудик появится, всегда можно свалить на братскую помощь Каддафи. А тому, как я понял из разговора, не просто все равно, он даже заинтересован в этом. Хе! – и я засмеялся.

-Ты чего?
-Представляю сейчас глаза американцев, которые потрошат всю свою картотеку, чтобы понять, откуда я взялся, и кто я такой. Смешно, нет?

Тому было совсем не смешно:
-А еще о чем ты с ним договорился? С Каддафи?
-Ты уж извини, но получилось так, что ты месяц назад снова женился, - неожиданно устал я искать оправдания для своих немотивированных поступков. - Жену Машей зовут, и она красивая. Зато он сам лично хочет прилететь, тебя с победой, да со свадьбой поздравить.

-Какого хрена?! Мне и своих хватает! – и вскочил с места. - Ты это чего тут все за меня решаешь?! Может, тебя еще и королем сразу сделать?!

Дальше последовала целая череда обвинений: и что я, дескать, узурпатор, и что говорю и действую от его имени, и что женил его без его же ведома. Все это пересыпалось отборными ругательствами. Но – английскими, что, согласитесь, скучно. Может, это хронический недосып сказался, а может – просто нервное, но отчего-то так захотелось зевнуть, что я чуть челюсть не вывихнул, и зубы не раскрошил, удерживаясь от зевка, дабы совсем уж не оскорбить короля.

-Что молчишь?! Нет, я тебя совсем не понимаю! Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание! – и Гунадана устало опустился на место.

-Как тебе сказать, - затянулся я очередной скомунизженой сигарой. - Первое: мне твой трон, как ты и сам, наверное, уже понял, даже даром не нужен. Да что там даром! Хоть золотом всего осыпь – не соглашусь. Не мое это, душа не лежит. Далее: что касается жены. Ну, женишься еще раз, вот и все дела, зато Каддафи к тебе в гости прилетит. Именно к тебе, а не просто так, за саммитом стран Африки кружку кофе напару выпить. А жену, если та надоест, всегда можно кому-нибудь сбагрить. Так что тебе важней: еще одна жена или Каддафи? Сам выбирай. Что тебя еще, брат мой, волнует?

-Да все меня волнует, - неопределенно покрутил тот сигарой. - А больше всего -  я сам. Как ты появился, так теперь уже и не знаю, кто страной правит, я или ты.

Да уж, время шуток явно прошло: по всей видимости, король и вправду задет по самое что ни на есть злокозненное, что только может быть у человека: за душу. Зря я с Каддафи разговаривал, представился бы ему секретарем или госслужащим, так ведь нет: опять на приключения – злоключения потянуло.

-Извини, Ваше Величество, я был не прав, - поднялся я с места. - Не стоило мне брать такую ответственность на себя. Но я же для пользы дела! – вновь закусило меня. - Пойми, пожалуйста, меня, дурака! Меня же хоть дворником сделай – я все равно придумаю, как получше, и покрасивее сделать. Натура у меня такая! Все, можешь смеяться.

-Вот это-то как раз меня и беспокоит, - задумчиво проговорил мой мрачный собеседник. - Если не считать того дурацкого камня, который вы достали со дна озера, как я понял, тебе во всем сопутствует удача. Да и с этим булыжником тоже еще не все ясно: вдруг он миллионы стоит? Не может быть столько удачи у одного человека, - и пожевал губами. - Может, ты свою душу колдуну отдал? И тобой правит злой дух? Если так, я тебе не брат.

-Да не отдавал я свою душу никакому колдуну! Спятил?! И не одам! – сперва расхохотался я, но затем опомнился. - Разве что, как написано в Библии, «за други своя», но мне, слава Богу, этого делать еще не приходилось. Если надо, я свою жизнь и за тебя отдам. Но, извини меня, душу – все же страшно, - отвернувшись, выдавил из себя я. - Если хочешь, проверь.

Сопение. Поцокав зубом, тот подошел ко мне и взял за локоть:
-Вот об этом я тебя и хотел попросить, только не знал, как подступиться, - я похолодел до ногтей на мизинцах ног, настолько тот был серьезен и непредсказуем. -  Может, мы с тобой пройдемся, погуляем? Она старушка добрая, всех насквозь видит. Тут недалеко, метров двести всего, - пряча взгляд, чуть ли не прошептал Гунадана. - Она тебя посмотрит, а потом вернемся. Пошли?

У меня отлегло от сердца: я-то уж подумал, что мне сейчас кровь пускать будут, или еще чего похуже. Я с легкостью согласился, тем более что и самому интересно, что там про меня скажут. Дерьма в моей душе, конечно, больше, чем в Авгиевых конюшнях, но, может, хоть хорошего что скажут? Похвала – она же всегда приятна, а мерзость я перенесу: и так все знаю, нечего правды пугаться.

Дом, обвешанный кореньями и хвостиками, и на самом деле находился неподалеку. Робко войдя вовнутрь, я остановился: на меня смотрела женщина, ну точь-в-точь Предсказательница из «Матрицы», только еще старше и без очков. Усадив нас за стол, она начала что-то выпытывать у местного правителя. Тот ей вежливо, но немногословно отвечал, изредка поглядывая в мою сторону. Наконец диалог закончился: колдунья подошла ко мне сзади, и положила ладони на голову.

 Мне привиделось разное: в моих грезах были и гурии, и золото, и власть, и власть, и опять власть, да много еще чего другого. Даже шахматы, и те отчего-то промелькнули перед моим мысленным взором. Выдохнув, прорицательница опустила руки мне на плечи, и произнесла на понятно – непонятном языке:

-Не того человека ты привел, великий Гунадана: нет в нем зла, и ничего его не прельщает, ни жизнь, ни смерть. Ему суждено дойти до конца над пропастью по веревке, сотканной из вашей любви и дружбы. И – его стремления обрести истину. Береги его: если упадет он, веревка порвется, и вы, идущие за ним, тоже. Решай сам, - и «пифия» вернулась в кресло, устало сплетя пальцы на животе.

-Что, проверил? – очнувшись от дурмана, пытался я выкинуть все те лестные отзывы, что услышал, из головы.

Она же точно не на английском говорила! Телепатия, блин! Или она меня так программировала? Может, я сейчас и вовсе стану розовым и пушистым, и Годзилла навсегда покинет мое бренное тело, не забыв при этом про вечно зудящий  разум? Ладно, это мы потом проверим, дело нехитрое: заеду Кунаку по роже, вот и вся проверка.

-Извини, брат. Но если бы я не проверил, мне покоя бы не было. Прости за недоверие, - поднялся Гунадана с места, оставив на столе конверт.
-Ага, работа такая, - процитировал я волка из любимого мультика. - Да понимаю я все, не волнуйся. На твоем месте я точно так же поступил бы. Давай лучше просто погуляем: а то я у вас уже столько времени в гостях, а города так толком и не видел.

Сердечно попрощавшись с предсказательницей, мы вышли на улицу.
-Так, и что ты у нас хочешь посмотреть? – по всей видимости, все еще находясь в замешательстве оттого, что почти без моего разрешения подверг меня проверке на местном «детекторе лжи», король.

Но червячина сомнения во мне все же оставалась: а вдруг это просто гипноз, и Гунадане она сказала нечто совсем противоположное, а я слышал лишь то, что хотел услышать сам? Не исключен ведь и такой вариант.

-Сперва скажи: что она тебе сказала?
-Ах да, ты же языка-то не понимаешь, - зашаркал тот подошвами по асфальту, как будто грязь от них хотел очистить. - Ты хороший человек, Иваныч, и мы с тобой должны идти по одному пути, вот. Нет, она сказала как-то иначе, но смысл тот.

-По веревке? – покусывая в волнении губу, спросил я.
-Да, а ты как понял? – остановился он на месте, как вкопанный.
-Неважно, - решил я больше не заморачивть себе голову итогами разговора с предсказательницей. - Так, делу – время, потехе – час, как гласит русская поговорка. Так что давай сразу за дело: бухту твою я хочу своими глазами увидеть, не возражаешь?

-Тогда на машине ехать надо: далековато.   
-Поехали, - и, прогоняя все мысли, не подразделяя их на нужные и никчемные, потопал я ко дворцу, оставив своей бедовой голове только лишь целенаправленные. - Только тогда, может, и генерала с Юрой с собой пригласим: они профессиональные военные, все таки.

А мы с тобой кто? Один – юрист, другой – преподаватель общественных наук, а по совместительству еще и бухгалтер. Так, а ты этому президенту Гудабе звонил? – обернулся я на слегка отставшего правителя. - Почему нет? Звони прямо из дворца, пусть завтра же будет у нас и кается, сука! Остальное – по плану, как договаривались, и пусть впредь каждое слово с тобой согласовывает, говнюк.

Сначала его надо попугать, и амнистию пообещать только в том случае, если он соберет здесь через неделю всех вождей, в том числе и тех, которые временно переметнулись. А не сможет – туда ему и дорога, Кунаку отдадим страну, ты не против? Пусть тоже королем станет, он заслужил, нет?

-Хорошо, так и сделаю. Сейчас отзвонюсь этому изменнику, и поедем.

В Севастополе я, к сожалению, не был, но местная бухта тоже впечатляла: даже океанские яхты возле причала выглядели жалкими букашками. Колеся по периметру гавани, я старался как можно больше заснять на камеру, иногда переводя объектив на Юру с генералом, которые делали комментарии.

 Порой в их разговор вмешивался и король, но его речь в основном относилась к политико-экономическим аспектам строительства военно-морской базы. В технические проблемы он не вдавался. Проехав пару десятков километров, мы наконец вернулись к причалам:

-А вот и моя яхта, - с гордостью показал Гунадана на белоснежное судно. - Если хочешь, плыви на ней на свои острова. Если нет - можешь на своей, вот она, рядом стоит, видишь?

-Какая из них? – уже перестал я удивляться сюрпризам Фортуны. - У тебя же вон сколько их стоит.
-Которая слева от моей, вот эта, - непонятно зачем передал он мне бинокль: и так все прекрасно видно, - «Асанда» называется. Если перевести, то получится «Лукавая». Но, если название не нравится, можешь изменить.

На западе – неудержимо стремящееся искупнуться в безбрежном море солнышко, на востоке от него – мы. Боже, как далеко же отсюда до России! Меня манит как восток, так и запад, но я стою на месте, словно завороженный. А посреди между двумя сторонами света – моя яхта.

-Не хочу, - с непонятной теплотой в душе произнес я, осматривая подарок. Поменьше, конечно, чем у короля, но все равно впечатляет. - Название «Лукавая» мне нравится. А почему ее так назвали?

-Она на удивление маневренная: немного зазевался – и уже плывешь не туда. Но в этом есть и плюсы: там, где на ней пройдешь ты, я на своей ни за что не смогу. Но с твоим капитаном ничего не страшно: я даже хотел его на свою яхту переманить, но он – ни в какую. Именно «Асанда» ему нравится, и все тут, - и король поманил нас за собой. - Пойдемте, господа, я вас с ним познакомлю: специально его с берега вызвал.
 
Я ожидал увидеть этакого морского волка вроде Потапыча, но навстречу нам со сходней спустился вылитый Антонио Бандерас с озорными чертиками в глазах.
-Добрый день! Добро пожаловать! – по очереди обнял он знакомых ему Гунадану и генерала, - Так, только, прошу вас, не подсказывайте, я сам попробую угадать, кто из вас мой новый босс, а кто – военный начальник.

Мы с «Гагариным» весело переглянулись, без слов понимая друг друга. По крайней мере, я считал, что мы думаем одно и то же: «Ну и бестия этот капитан!».
-Извините, - обращаясь к Юре, задорно сказал «Бандерас», - Мы с Вами раньше никогда не встречались? Лицо Ваше мне кажется знакомым. На Кубе были? Или в США?

-Был.
-Был – это хорошо, - продолжая пожимать Юрину руку, посмотрел на меня капитан. - А меня Хоакин зовут. Я с Кубы родом, но мне, знаете ли, социализм не совсем нравится.

Рассмеявшись, я подал ему руку, глядя в его бесенятые глаза. Приняв мою ладонь, как пирожок, тот слегка грустно произнес:
-Здесь и угадывать-то нечего, шеф. Даже скучно как-то, вы уж простите за прямоту. Вас ведь Влад зовут, так?

-И с чего это ты взял, что босс – это я? Из-за бороды, - пригладил я свободной рукой растительность, - или еще что-нибудь?

-Борода – это слишком просто. В армии, конечно, она не положена, но, к примеру, наш Фидель сколько лет ее носил? Так что, чтобы подстраховаться, я пожал Вам руку. И, несмотря на то, что она у Вас сильная, стало понятно, что физическим трудом и тренировками Вы давно не занимались, да и осанка у Вас цивильного человека, - и, по всей видимости, увидев, что я смотрю на него с некоторым сомнением, добавил. - Шучу, извините: я Вас еще на балконе приметил, да и по ящику Вас целый день крутят, - и поднял кулак. - Но пасаран! Проходите на борт, босс.

Если кто впервые поднимался на борт собственной яхты, тот меня поймет: это как выход в открытый космос, как первая любовь, или же - как научное открытие, которое ты сделал после многих лет трудов. Мне нравилось решительно все: и уютные каюты, и кают – компания, и даже машинное отделение. Видимо, Хоакин и на самом деле эту яхту любит.

Картину слегка портил негритосик, постоянно заглядывающий мне в глаза и услужливо распахивающий двери. К тому же, мерзавец, пытался изъясняться на чудовищном английском. Отослав его драить палубу, мы вернулись в кают – компанию, где был накрыт стол. Выпив бокал шампанского за «семь футов под килем», обратился к капитану:

-Завтра плывем на острова. К отплытию все готово?
-Все, - взяв с соседнего стула форменную белую фуражку, одел тот ее на голову, козырнув. - Сейчас команду с берега верну, и хоть через два часа отплывать можно. Можем, конечно, и прямо сейчас, да только питьевой воды маловато, да и помощник не помешал бы. А так все остальное в полном порядке.

Сборы были недолгими, и уже часам к одиннадцати завтрашнего, вернее, уже сегодняшнего, дня, все были в сборе: в новые владения со мной поплыли, естественно, Великий Гунага, Куначок, в последнее время незаметно отбившийся от нашей дружной компании, и львиную долю времени проводивший в объятиях Жанки, от чего даже еще больше похудел, и Ильич с ящиком оборудования и Ларисой в нагрузку.

Да, и Тарас – водолаз. Гунадана с генералом остались восстанавливать слегка порушенную во время конфликта инфраструктуру и отчаянно готовились встречать изменника общего дела. Да, не завидую я ему: эта парочка так его нагнет, что плинтус выше облаков покажется. По-свойски так отымеют его, по-родственному.

Как только мы вышли из бухты в открытый океан, я отобрал штурвал у капитана: очень уж порулить хотелось. Тот, стоя рядом, делал пояснения:
-Вот видите, босс, на этом экране зеленой линией показан наш маршрут. И если мы отклоняемся от него больше, чем на пять градусов, компьютер тут же подаст звуковой сигнал. Если и в этом случае никто не среагирует, он сам вернет судно на первоначальный курс. Здорово, да?

-Да что же тут здорового, - выпустив штурвал из рук, разочарованно ответил я, - А где же здесь романтика? Скучно как-то. Так что еще пара слов про автоматику и про спутниковую навигацию – и я выхожу прямо сейчас.
-Сами хотите управлять судном, без электроники? – подумав, нажал Хоакин на кнопочку.

Я лишь подмигнул.
-Что ж, плывите, - и он отключил еще несколько тумблеров, отчего экранчик погас, - Теперь Вы – капитан.
-А ты – штурман, - вновь взялся я за штурвал, уже совсем по-другому вглядываясь в море, - Так, смотрю, у тебя из механики только компас. И какой мне курс держать?

Я принимал уроки судовождения около трех часов, по большей части зачарованно глядя в открытый океан, и лишь изредка обращая внимание на компас. Наверняка я все же сбился и отклонился от курса, но надеюсь, не настолько, чтобы и вовсе мимо островов промазать. Да и стоящий рядом «Бандерас» тоже ничем не выдавал своих эмоций. Неожиданно он положил руку на штурвал:

-А знаете, почему я на самом деле с Кубы сбежал?
-Давай без церемоний, на «ты», - никак не мог я оторвать взгляда от моря, вернее, от дельфина, который, зараза блестящая, сопровождал нас уже больше часа. - И еще об одном тебя хочу попросить: поучишь меня испанскому? Договорились? А почему сбежал, расскажи, мне интересно.

-Вот потому-то и сбежал, что не интересно было. Я настоящим капитаном хотел быть! А я, видишь ли, им не подходил! – вдруг нагло одел он на меня свою фуражку. - И что из того, что мой дядя чуть их «Гранму» не потопил? Так ему, наоборот, медаль надо за это дать: может, он специально промазал? Так ведь нет: выслали из страны, и все.

 А мне после мореходного училища дали лишь место помощника капитана на такой посудине, что каждый выход в море мог стать последним. И оттого мы почти все время сидели, как дураки, на берегу, ожидая тихой погоды. Так что я тебе завидую: в первый раз – и на такой красавице, - нежно погладил он отделанную деревом панель управления. - На моей красавице.

Возражать, что красавица – не его, я не стал: коли нравится ему яхточка, пусть так и будет: мое же хозяйство целее останется. И путь холит ее и лелеет, я ничуть не против. Устав от судовожделенного времяпровождения, я спустился на палубу, оставив Хоакина в одиночестве размышлять о превратностях судьбы.

На корме тем временем царила полная кутерьма: мужики под руководством Тараса рыбачили, в предвкушении очередной добычи напряженно вглядываясь в океан. Что именно очередной, я понял, бросив взгляд на открытый люк под сиденьем диванчика, в котором уже нашли вечное упокоение пара здоровенных обезглавленных рыбин. Хотя нет: как-никак, однако пути длиной в одиннадцать метров перистальтики им никак не избежать.

Иваныч! – подозвал меня Тарас. - Ты тунца-то ловити будешь, али дальше спати поидешь? Побачь, яко водило я для тоби сшукав!

-Тарас, ты уже надоел! – утомленный навигацией, воскликнул я. - Одно жаль, что ты не родился пять - шесть веков назад: ты бы так Колумба с Америго Веспуччи со своим украинским достал, что они бы Нового Света никогда не открыли. А про наш с тобой уговор помнишь? Считаешь хоть, сколько с тебя за ненормативную лексику причитается?

Помолчав, водолаз оглянулся на других рыбаков, по всей видимости, ища у них поддержки. Не найдя отклика и сочувствия, спросил:
-Скильки?

-Стильки! А ну, отдай уду! И вообще, не отсвечивай: на твою рожу только самые тупые рыбы клюют, а остальные – пугаются. И твой улов нам ни к чему: заразные они все. Начнешь есть – сам отупеешь. Ладно, шучу я, шучу. Настроение у меня хорошее, - взглянув на озверевшую рожу Тараса, попытался я остудить его пыл. - Лови дальше, а я в сторонке постою, посмотрю.
-Вот сам теперь и лови! А я посмотрю! – был ответ.

Мне ничего не оставалось, кроме как взять предложенную мне удочку в руки. Впрочем, держать ее не было никакой необходимости: присутствовали специальные держалки, но все же я по-нашему, по-деревенски, взял эту хитромудрую штуковину в руки: очень уж было приятно ощущать, как удилище подрагивает и гнется в ладонях под порывами ветра и напором волн. Пусть даже ничего не поймаю, но азарт-то есть?

До то ли обеда, то ли ужина я так никого и не изловил, разве что единожды помог Кунаку доставать зубастое морское чудище. Отведав за столом одну из пойманных рыб, я приятно удивился: это же сказка, а не рыба! И кок у этого Хоакина, тоже, видать, не безрукий.

 Нет, я тоже иногда люблю готовить, но рыба из супермаркета, и то, что мы сейчас едим, видимо, совершенно на разных планетах водится. Даже капитан, доверившись своему автопилоту, с нами посидел, небрежно ковыряясь вилкой в своей тарелке.  Наконец он посмотрел на часы:

-Через час прибываем. Не забудьте пристегнуть ремни, - и протянул мне руку, в которую я после некоторого замешательства (что он хочет?), сунул его капитанскую кепку.

Шуточки все ему, а я отчего-то волнуюсь: как оно там, на островах? Да и фуражка мне понравилась: импозантная. Но да ладно, пойдем готовиться, Мы с братцем и «папиком» напялили шубы, понавесили ордена, и вернулись на палубу, где Ильич с Ларисой обсуждали народившиеся звезды:

-Вот смотри: это – Южный Крест, а это, справа, что такое? Загогулина на палочке. Весы, да? – показывала вверх Петровна.
-Нет, это, по-моему, Лебедь, - пожевал губами археолог.
-А вот это что за звезда такая яркая, астроном? – указал я на веселенькую звездочку. - Наверное, это «Альтаир», или – «Альдебаран», что-то красивое, и на букву «А». Нет?

-Как же, «А», - незаметно подошел сзади Тарас, - И это не звезда, а планета. Венерой называется, если хотите знать. А это уже на букву «В». Так что думайте сами, кто из вас Альдебаран.

И ушел, вполне довольный собой, на корму. Но вполне обидеться мне дал Бандерас, крикнувший со своего мостика:

-Хватит глядеть на звезды: глядите лучше вперед, на берег! Огни видите? Так что скоро земля, - и дальше начал раздавать команды туземным матросам на их тарабарском (негры, прошу вас меня простить, но у вас и на самом деле язык не очень-то), языке.

И на самом деле: выйдя на нос корабля из-за настройки, я увидел вдали огоньки. Вот и приплыли. Вот она – моя «Земля обетованная», к которой я так стремился. Видимо, есть во мне что-то, хоть на осьмушку, от еврея: иудеи шли неизвестно куда, однако они твердо знали, зачем. Я же знаю, куда, но с какой надобностью – понятия не имею.

Так что из меня получается этакий образцово – показательный вечный жид, только задом наперед. И, если насчет жида еще существует хоть какая-то доля вероятности, то насчет «вечного» могу уверенно сказать одно: «Не в ту дверку вы, друзья мои, постучались».

Огни тем временем приближались, и мы, сопровождаемые бодрыми выкриками нашего «пирата южных морей», сгрудились на носу яхты. Слов капитана было не разобрать, но и так было все понятно: сбылась наконец мечта идиота. Но - не время сейчас думать о душе, надо думать о еде: желудок, зараза такая, каждый день требует своей дани.

 Причем – не только мой: и дома, в холодной России, сын кушать хочет, да и у Маши в животике кто-то маленький живет, а всех их кормить надо. Так что, хочешь не хочешь, а работать надо. А про «зачем работать?»  вообще забудь, Владлен Иванович: если мне, кроме краюшки хлеба, воды, ничего, кроме себя, любимого, и не надо, то детям-то еще и отец живой иногда нужен.

Вскоре мы тихонько-тихонько начали подходить к причалу. Если кто не знает, что такое «тихонько-тихонько», объясню: это как будто ты гладишь по головке спящего ребенка. А вот самого себя по головке у меня погладить как-то не получалось: то ли рука не поднималась, то ли голова категорически не приемлила прикосновения грязных рук.

Хотя что из них грязнее – это еще подумать надо. И Годзиллочка моя любимая молчит уже подозрительно долго. Может, я что-то не так делаю? Вроде бы так долго совесть спать не должна. И чем же я ее так убаюкал? Плеском волн, или раздачей подарков? Или, быть может, моя любовь к Машеньке взяла, и просто ее убила, заняв ее место? А та взяла, и вправду померла?

 И мне Годзиллочку стало жалко: надо срочно сделать что-то нехорошее. А каким образом – это уж как Бог рассудит: сделать ли зло ближним, или же дать умереть совести, пусть он сам нашу общую судьбу и выбирает. Потом, если что, напару с Богом и помучаемся: все-таки не самая плохая компания. «Что бы такого сделать плохого?» - задумался я. На что – что, а на плохое русские горазды, это и к бабке не ходи.

Ситуацию осложняло лишь одно: я какой-то не совсем правильный русский, и  поэтому делать гадости другим мне решительно не хотелось. Оставалось одно: навредить себе. Физических увечий я категорически не желал, но вот если пожертвовать чем-нибудь материальным… Встав возле борта, я меланхолично рвал одну бумажку с изображением президента за другой, выкидывая обрывки в воду.

-Ты что делаешь-то? – вырвал у меня из рук  стодолларовую купюру Куначок, - Совсем с ума сошел?!
-Совсем! – и при всех обложил его трехэтажным матом, пнув напоследок ни в чем неповинного братца под зад.

На палубе воцарилась полная тишина, если не считать моей пришедшей в себя из комы рептилии. А я опять не знал, что мне делать. Чего, правда, и добивался. На пирсе, как и ожидалось, я оказался изгоем: все отвернулись от меня, даже этот гад Тарас, которому была обещана земля. Так хреново я себя давненько не чувствовал: и подойти к друзьям-товарищам неудобно, и в сторонку отойти нельзя.

Конечно, все получилось глупо, зато некоторое равновесие в душе все же установилось: воскресшая Годзилла восстановила так называемый «многополярный мир»,  о котором то и дело талдычит наш президент. Так что если хочешь добра – сделай какую-нибудь бяку, а там, глядишь, и полегчает. Не зря же говорится: «Не делай добра другому – зла не будет». Может, в моем случае обратный вариант работает? Подойдя к Кунаку, я обнял его за плечи:

-Извини, брат, но так надо было.
Внимательно взглянув мне в глаза, он ответил, помотав головой:
-Влад, я тебя на самом деле порой не понимаю. Вроде бы ты добрый человек, но порой, - и беспорядочно закрутил рукой, - как одержимый. Но если это было так угодно твоим богам, так и скажи, я пойму.

Ничего ты не поймешь, друг мой. Рассказать тебе про Годзиллу, так ты живо меня в психушку отправишь. Но не называть же  ее своим личным богом, жаждущим крови? Хотя, не исключено, она таковым и является. Злым и безжалостным богом, не терпящим суетной доброты. Пожав руки, мы подошли к остальным путешественникам, которые ожидали группу местных, шествующую к нам по пирсу.

Их было пятеро: впереди шел невысокий бородатый негр, за ним, поодаль, по всей видимости, его свита. Немного сутулясь (хотя, быть может, он просто так изъявлял свое почтение), тот заговорил с напялившим себе на голову репликат имперской короны Великим. На своем птичьем языке они разговаривали достаточно долго: мы с братишкой даже по сигарете успели выкурить.

-О чем разговор-то? – неоднократно спрашивал я его.
-Да отвяжись ты. Скоро сам все узнаешь. Борзеет, гад. Нормально все.

Нечего сказать – нормально! Местный начальник то что-то расспрашивал у короля, то, поводя взглядом по нашей компании, начинал спорить. Один раз даже голос повысил. Но Гунаге все же удалось охладить его пыл: сперва он подвел местного босса к Куначку, а затем и ко мне. Что ж, играть так играть! Я протянул тому правую ладонь, как бы невзначай расправив левой бороду, чтобы тому был виден перстень:

-Здравствуйте, извините, не знаю, как к Вам правильно обращаться.
-Я Великий принц Гунадана, губернатор островов, - с гордым видом ответствовал тот, и попытался выдрать свою лапку из моих объятий.

Ага, как же! Знаю я вас, «Великих»! На восточный манер обхватив руками его ладонь, я чуть ли не силком оттащил его в сторону:
-А я – твой новый король. И если не будешь меня слушаться, отвезу тебя в Россию, питекантропа в зоопарке изображать. Как, согласен? – и, дружелюбно улыбаясь, еще крепче сжал его дрожащую ручонку.

-Не хочу в Россию, - затряс тот башкой. - У вас там мафия.
-Вот и здесь, если не хочешь по-хорошему, тоже скоро будет, - заверил я его, - Я слово держу, могу и тебе «Но пасаран» устроить. Так что решай, только быстро, со мной ты или против. Я считаю до трех.

-Я с Вами, ваше Величество! – даже не дав произнести «раз», воскликнул он.
-Уверен?
-Уверен – уверен! – заморгал тот. - Не надо сюда мафии!

Я выпустил его мокрую ладошку:
-Тарас, Кунак! - позвал я попутчиков. - Вы хорошо знаете этого человека? – те выразительно пожали плечами: «Знаем, мол, и что?». Выдержав паузу, я решился. - Значит, так! Ты, брат, на своих островах можешь оставлять прежнего губернатора, дело твое. Если нет – гони его в шею, - и заметил боковым зрением, как у правителя затряслись коленки. - Хотя есть и другой вариант: мы его оставляем. Но – с одним условием: у нас здесь будет премьер-министр. А на эту должность я предлагаю назначить Тараса: он и язык местный знает, да и я ему пока доверяю. Слышишь, Тарас: именно «пока».
 
Вот так, за какую-то пару – тройку минут, и происходит низвержение идолов. А то ишь, голос на Великого Гунагу повышать осмелился, животное! Поникнув, губернатор стоял рядом с нами, наблюдая, как новоявленный премьер уже вовсю отдает указания.
-Ты зачем с ним так? – уже на торжественном ужине, устроенном в нашу честь в доме губернатора, спросил Кунак.

-А что он нашему отцу говорил, пока мы курили, ты слышал? Не знаю, как тебе, а мне такая наглость не по нутру. И пусть еще спасибо скажет, что я его вообще акулам не скормил: отвезли бы его миль за двадцать на «Асанде» от берега, и пусть поплавает. Сам посуди: что хорошего он сделал за годы своего правления? Хотя не надо, я сам тебе отвечу: ни – че – го! – чуть со злости не зацарапал я столовым ножом по столешнице, но  вовремя вспомнил, что она – уже моя. - Я сегодня мельком, пока досюда ехали, взглянул на пляжи: это же сказка! А где отели? Где инфрастуктура? Где бунгало там всякие?! Да сюда пару миллионов вложи – и все население за счет туризма жить будет. Вор он и бездельник, вот он кто, а с такими как поступают?!

Сытно поужинав, мы впятером: я, Великий Гунага, просто Гунага, хохол, и губернатор направились в кабинет последнего. Расстелив на столе подробную карту островов, хозяин дома принялся было расхваливать свои достижения.

-Ты тут разговоры-то свои брось, - перебил я его. - Твои успехи и так мы сегодня уже собственными глазами видели. Сами разберемся, без сопливых. И рот будешь открывать только тогда, когда тебя о чем-нибудь спросят. Все понятно? – а глаза, если уж совсем начистоту, просто разбегались между этими островами-островками, да бухточками с затейливыми, петляющими, заливчиками. Даже глубины проставили, зануды: не иначе, как немцы, местными топографами руководили.

И мы с премьером всерьез принялись за изучение карты. Куначок же с Великим самоустранились и присели в кресла потягивать вискарик. Тарас на мои вопросы максимально подробно отвечал, особенно если это касалось побережья, наличия пляжей и рыбалки.

 Если он что-то не знал насчет сухопутного жития-бытия, мы прибегали к помощи губернатора, который, уже не пытаясь возвеличить свою роль в истории, сжато и конкретно отвечал на поставленные вопросы. Итак, что мы имеем? Восемь островов, почти все разные, и нам с Кунаком их надо как-то поделить. Чтобы не портить карту, я набросал на бумаге схемку архипелага. Подойдя к парочке венценосных бездельников, предложил на берегу разделить острова, чтобы потом недоразумений не возникало.

-Да дели ты как хочешь! – лениво отмахнулся от меня братишка.
-Нет уж, дорогой, - упорно навязывал я ему крок. - Давай сейчас прямо вон на той карте соглашение подпишем. Так что выслушай меня: каждый из нас получает по самому крупному острову, согласен?

-Да согласен я, дай покурить спокойно, - видимо, не желал он выказывать своих эмоций, но все же слегка, еле заметно, поморщился.
-Это еще не все: по одному острову каждый из нас должен за оказанную помощь отдать Москве. Вот эти два. Видишь? – и, пока он совсем уж не увлекся стаканом, указал на номер 5 и номер 6. - Видишь, они почти одинаковые? Это чтобы никому не обидно было.
 
-Хорошо, хорошо, дальше-то что? – наконец-то оторвался от своего бокала Куначок, злобно посмотрев на бумагу, на которой, возможно, написана не только его, но и моя судьба.

-Вот, я тебе про то и говорю, - проклиная человека, который изобрел виски, вновь подсунул я ему карту под нос. - Из оставшихся я забираю себе третий, первый и восьмой. Тебе предлагаю второй, четвертый и седьмой. Согласен? Я это тебя затем спрашиваю, чтобы ты не обижался, что столица будет находиться на моем острове. Предлагаю сделать ее общей, а королем объявить тебя: я согласен на медаль. Стану пожизненным президентом с правом вето. Также, как и мои, равно и твои дети, которые будут править после нас. Как ты думаешь, это справедливо? Ну? Но только премьер-министра буду назначать лично я, а ты утверждать, - на всякий пожарный подумал я о потомках.

-А зачем нам тогда губернатор? – недоуменно спросил Кунак, с непонятной целью поводив по карте пальцем.

-Да вообще-то почти и незачем, - согласился я. - Зато на него, как говорится, если что, можно всех собак навесить: вдруг цунами будет, или ураган какой с жертвами. Пусть за экологией смотрит, да важных гостей встречает: этакий симбиоз свадебного генерала и козла отпущения. А конституцию мы с тобой напишем, никуда она не денется. Можно даже должность губернатора выборной сделать: мы же с тобой демократы. Так идем к столу подписывать, нет?

Тот неуверенно взглянул на своего отца. Папик молчал, и лишь глядел, как виски после очередного глоточка янтарными каплями стекает по стенкам бокала. Тут до меня дошло: разговаривали-то мы с ним по-русски. Плюнув на условности, подвел Кунака к главной карте:

-Подписывай, если согласен, – ткнул я пальцем в правый нижний угол.

  Вслед за его подписью я поставил свою, предварительно отметив на островах, чье есть чье. И, если губернатор лишь робко посматривал в сторону стола, то наш хохол живо заинтересовался результатами дележа. Если кто и оставался абсолютно индифферентным, так это Великий: ему уже все было по фигу. Слегка покачиваясь, он пошел к выходу:

-Вы кушать идете или здесь остаетесь?

Кушать – так кушать. Хотя вроде недавно ели. Или не ели? Уже не помню. Аккуратно сложив оригинал карты архипелага с автографами его владельцев, я засунул его в карман: береженого Бог бережет. От революций и прочих там, привычных для россиян, потрясений, это, без сомнения, не гарантия, но все же… Как там говорил Володя Шарапов: «Она мне сердце греть будет, когда на дело пойдем»?

Утром мы отправились в путешествие. Начали, естественно, с главного острова. Сперва проехались вдоль пляжей, где я не преминул-таки искупаться, затем заехали на аэродром.

-Это что? – возле небольшого облупившегося сооружения, выстроенного то ли из кирпича-сырца, а то и вовсе из кизяка, вкрадчиво спросил я губернатора, а затем, как водится, рассердился. - Это что, твой аэродром?! Да тебя за это расстрелять надо!

Тот начал лепетать, что аэродром не его, а наш, и строили его американцы пятьдесят лет назад, и вообще он тут не при делах: рация работает, локатор – тоже, негры взлетную полосу метлами подметают, а что она до сих пор грунтовая, он опять-таки не виноват: должного финансирования не было.

-Так, Тарас! – подозвал я премьера. - Чтобы через год здесь была нормальная бетонная взлетка, и более-менее сносный аэровокзал. Звезд с неба хватать не надо, но нормальную полосу ты мне обеспечь.

-А деньги мне где взять? – сперва по-басурмански раскрыл глаза тот, а затем улыбнулся, как будто на ладошке мне погадать намеревался.

-Слушай, не зли меня, - едва сдержался я, чтобы не сказать ему совсем уж нелестное. -  Кто из нас двоих хохол?! Ты или я? Так что сам и ищи, где взять: тебе целый год дают. Могу подарить идею: организуй акционерное общество по строительству аэропорта, вот тебе первые пятьсот баксов, - достал я из джинсов мятые бумажки, затем запихал их в его нагрудный карман, постучав по плечу. - Так что печатай акции и продавай их хоть по всей Африке, но начни с местных. Да, обязательно нужно начать именно с местных. Губернатор, у нас сколько напару с братом подданных?

-Почти тридцать тысяч взрослого населения, детей мы не считаем, - робко подошел к нам тот.

-Бардак! Всех посчитать в недельный срок! Пол, возраст, чем занимаются, все, как положено! Уйди с глаз моих долой! Работай! – прикрикнул я на и без того зашуганного губернатора. -  Да, Тарас, народа немного, но если каждый по десятке принесет, то это уже триста «штук» получится. А как результаты увидят – так и вовсе кубышки пооткрывают. Мне для моих планов инфрастуктура нужна, так что вертись, как хочешь. И про порт не забудь, а то живо тебя вместо Хиддинка главным тренером сборной страны сделаю.

-А это-то зачем?
-Чтобы икалось почаще.

До вечера мы катались по побережью. Устав знакомиться с местными жителями, я дал команду возвращаться в резиденцию. За ужином слегка осмелевший, почти пришедший в себя губернатор принялся рассказывать местные легенды и байки. Надо признать: рассказчик он неплохой, язык подвешен, да и чувством юмора тоже не обделен. И вдруг Ильича, до сих пор почти не видимого и не слышимого, как током ударило:

-Что Вы сказали? Раскопки были? И когда? – нервно застучал клюкой по полу археолог.

-Наверное, лет тридцать-сорок прошло, точнее не скажу: я тогда еще пацаном был, - обратил на того, как на внезапно возникшее из небытия привидение, внимание хозяин дома. – Если нужно, я потом в архиве посмотрю. Скажу только, что французы рыли. Затем у них волнения в Париже начались, и они все бросили.

-А что нашли-то? – пожирая губернатора взглядом, воскликнул тот.
Да уж, знакомая болезнь: мне тоже только дай что-нибудь интересное, так не упокоюсь, пока не пойму, что тут к чему.

-Честно говоря, я там ни разу не был, – задумчиво ответил губернатор.– Но, по слухам, они там раскопали некоторое подобие пирамиды. Только – маленькой, метра три высотой, больше ничего не знаю. А Вам-то зачем это нужно?

У Володи слюнки аж из ушей потекли. Перебив его желание немедленно отправиться к месту бывших раскопок, я постарался восстановить спокойствие:
-Завтра вместе туда поедем.

Если откровенно, мне тоже крайне любопытно было посмотреть на то, что там французы нашли. Но сейчас… Эх, ничего нет лучше, чем уснуть под бочком у любимой женщины! А если кто со мной не согласен – все, клади свой… Ладно, извините за фривольность, кладите вы свою шею на гильотину:  ни к чему вам голова.

С трудом разыскав на следующий день при помощи местного проводника место раскопок, мы были слегка разочарованы: там находился лишь небольшой холм, донельзя поросший кустарником. Но абориген упорно доказывал, что копать нужно именно тут, и нигде больше.

-Вот видите? – попинал он ногой небольшую кучу неподалеку, попутно выковырнув оттуда пару пустых консервных банок. - Вон там наш лагерь был, а сюда мы мусор выбрасывали. А там – пирамида, только мы ее всю раскопать не успели, - и, оторвав от куста (знаю, что это - не бузина, но нехай будет так), ветку, подошел к холмику, и воткнул ее в него сверху .

-Тогда в чем же дело? – вслед за ним попинал я кучу. - Иди и копай. Возьми с собой кого-нибудь, хоть водителя, но докажи королю, что ты не врешь.

Тот, засопев, уставился на меня. Поняв через пару секунд, что доплаты за труды тяжкие прямо сейчас не дождешься, прихватив лопаты, напару с водителем направился к холму, по пути горестно вздыхая. Володя тут же припустил за ними, держа в одной руке тросточку, в другой – складную саперную лопатку, с которой он, если я не ошибаюсь, не расставался даже на острове.

-Эй, Ильич! – окликнул я того в спину. – Спокуха, Маша, я Дубровский! Оставь этот инструмент мне, а сам на всякий случай из своего сундука счетчик Гейгера достань, а то мало ли что. Вон у тебя волосики на голове только-только отрастать начали, а все туда же, граблефил хренов.

-Кто-кто? – нахмурилась Лариса, поморгав глазами.
-Это тот, кто грабли наступать любит, понимаешь? – с удовольствием зачавкал я полюбившимися в последнее время орешками (точно не кешью, это нечто особенное. Короче, чтобы понять, прилетайте ко мне на острова). - Вот и твоему муженьку это занятие понравилось, похоже.

Фыркнув, она пошла помогать Володе разбирать приборы. А может, за своими сачками да ловушками, я не знаю. Их дело. Я же, вежливо попросив губернатора поставить лагерь, захватил лопатку, и самолично направился на холм, на вершине которого уже меланхолично ковырялись  местные жители. Заметив укрывшегося в тени кустов братца, крикнул ему:

-Кунак! Что встал-то? Про физзарядку забыл, или как? Скидывай свою шубейку, да пойдем покопаемся, авось, чего и найдем. А губернатор путь пока нам тент ставит, а то совсем уж он у тебя изнеженный: видать, тяжелее стакана с самого детства в руках ничего не держал.

Увидев приближение двух царственных особ, да еще и с лопатами на плечах, у аборигенов появилось неудержимое желание работать: они тут же начали, чуть ли не отпихивая друг друга, яростно вгрызаться в землю. Нам оставалось лишь, покуривая, с ленцой ковырять своими, по сути, никчемными, лопатками, да время от времени сердито посматривать  в их сторону.

 Поболтали еще с археологом, который нас успокоил насчет неприятных неожиданностей: все было в норме, затем опять немного поковыряли, и я неожиданно, но вполне предсказуемо, почувствовал, что спина расхотела нагибаться:

-Слушай, братишка, что-то я проголодался, - заявил я тому, увидев, что навес возле зарослей (как же похоже на обычную акацию!), наконец-то установлен. - Пойдем перекусим.

Тот охотно согласился, и, не раздумывая, воткнул свое орудие труда в землю: видимо, физзарядка в России и физзарядка в Африке – это две большие разницы. Помню, как в Москве лопату у него едва отобрал. Редиска, недолюбливает он свою родину. Не хочет он, видите ли, копать, жрать ему срочно приспичило.

 Спустившись вниз, я был слегка разочарован: оказывается, шатер был пружинной системы. Так что его стоило лишь слегка развернуть, и он сам становился на место. Колышками  к земле на всякий случай закрепил – и все дела. Скучно. Не удалось помучить губернатора. Но да ладно: не мытьем, так катаньем, меня на хромой кобыле не объедешь:

-А Вы, Ваше превосходительство, что прохлаждаетесь-то? Помогли бы лучше нашему археологу, - и показал на ковыляющего со склона с миноискателем и сумкой Ильича, - Вам самому-то не стыдно? Он ведь пожилой человек, к тому же – инвалид, а Вы ему в помощи отказываете. Нехорошо.

-А что мне делать-то? – растерялся губернатор.
-Иди и делай, что он скажет, - занял я свое привычное место (Справа? Слева? Мне все равно, сижу там, где хочу, лишь бы не во главе стола). - Если он на тебя пожалуется, я сам тебе шею намылю.

-А шею мылить зачем? – недоуменно спросил тот.
-Не хочешь мылить шею, мыль веревку. Хрен редьки не слаще, как у нас в России говорят.

Мой собеседник ничего не понял, но все же, оглядываясь, поспешил на помощь нашему косолапому – криворукому страдальцу, алчущему открытий. Под пологом расселись втроем: я, Великий, и мой друг Куначок. Потягивая пивко, тот вдруг спросил:

-Слушай, Иваныч, а веревку-то зачем мылить? До меня никак не доходит.
Великий Гунага тоже навострил уши. Странно. Хотя, впрочем… У них же жертвы веревкой связывают, чтобы она не убежала с места казни, у нас же все обстоит несколько иначе.

-Вы же знаете, что у нас страшенных преступников за шею вешают? – те кивнули в ответ. - Так вот, - продолжил я, - если веревку не мылить, то в самом процессе повешения, когда приговоренный под собственным весом при падении натягивает веревку, у него на шее лопается кожа. Так что без мыла тут никак. Гигиена прежде всего: иначе в рану микробы могут попасть.

-И что? – опешил братишка.
-Да ничего. Потом – уже совсем ничего. Не ту тему ты поднял, дорогой мой, - констатировал я, отчего-то отнюдь не сочувствуя повешенным.

-Нет, ты ответь! – вмешался Великий, - А потом вы их кому, медведям скармливаете?
-Нет, червям.

Тот лишь укоризненно покачал головой:
-Это жестоко.
-Это-то почему? – возмутился я не столько за отечественных червей, сколько за пренебрежение к вековым традициям. - А что, этими вашими термитами быть сожранным лучше?

-Может, и не лучше, - философски ответствовал тот, - Но ведь никто от термитов помирать не хочет, все им льва, подлецам, подавай.
-А какая в конце-то концов разница?!

-Ээээ, не скажи, - протянул король, закуривая сигару. - Если ты после смерти окажешься в чреве грязного существа, то и сам потом таким станешь. А если чистого – то наоборот. И я уверен, что в твоей прежней жизни так оно и было.
-И меня съели?!

Тот радостно кивнул.
Во, блин, романтика! Ведь так и скормят кому-нибудь чисто из уважения.

 Потеряв всякий интерес к продолжению разговора, обратил внимание на панораму острова: вдали виднелся вулкан, к счастью, не пыхтящий и не дымящийся, и не плюющийся лавой и камнями. На склонах - джунгли, затем проплешина, изредка прикрытая кустиками, на которой находимся мы.

Вон и те заросли, что метрах в ста он нас, что переговариваются сами с собой на языках разных животных, не больно-то, если в них сдуру не забредать, велики: так, жиденькая рощица. На холме копошились четыре фигурки, причем одна из них отчаянно жестикулировала. Поразмыслив, я решил стать пятым: пиво от меня никуда не убежит. Холм, конечно, тоже, но результаты поисков все же гораздо интереснее пенного напитка.

Вы когда-нибудь находили на обычном городском тротуаре бумажку в пятьсот, нет – в семьсот евро? Вот и я тоже не находил. А она красивая, наверное… Не буду тянуть резину, но, несомненно, мы обнаружили именно то, что искали: поднявшись на вершину, я увидел две большие черные ступени, в высоту сантиметров по шестьдесят каждая.

-И что у вас тут? – поинтересовался я у Ильича.
-Уйдите все. Не мешайте мне! – не глядя, отмахнулся серой коробочкой он.
-Чегоооо?!

-А, это ты, - оглянулся тот. -  Извини, увлекся. Здесь видишь что? – и надел наушники, оставив одно ухо свободным. - Мой сканер показывает, что минимум еще на пять метров в глубину все тот же характер породы. А на большее его не хватает: мощности мало. Мне хотя бы сорокаметровый! Хорошо, двадцати! Это же открытие века, если мы найдем настоящую пирамиду! Вот погляди сам, - и потянул меня за рукав к черному, зловеще торчащему из земли, бруску, наглаживая тот по поверхности. Даже наушники на него сбросил. - Видишь, это же обработанный камень. И не просто обработанный, а тщательно!

Я вслед за ним погладил антрацитно поглощающую весь белесый свет поверхность. Похоже, что Володя прав. И, если французы зачем-то специально не притащили сюда эти камни (С них станется: может, сенсацию хотели дутую сделать), много лет назад, то я уж и не знаю, что об этой парадоксине и думать.

-Дай мне раскопать эту пирамиду, а? Ты же сейчас правитель этого острова! – взмолился Ильич. - А я для тебя все что хочешь сделаю!
И, замолчав, поджал губы и прикрыл глаза, вжав голову в плечи. Я обнял его:
-Не переживай, дам. Только на некоторых условиях.

Ну не виноват я, что на моем острове – и вдруг такая хрень! Я, разумеется, и так признаю, что дурак, но чтобы профукать такое – надо быть дураком дважды, а это уже даже не каждому русскому под силу. Д я скорее от островов откажусь, чем от этого монумента! Поставлю его на Плотинке в центре Екатеринбурга, и до старости буду им гордиться. Вместе с Машей: «У пирамиды я и моя Маша», - чем вам не песня?

-На каких? – наклонив голову, искоса взглянул он на меня.
-Первое: ты же радиацию здесь мерил? – нехотя вернулся я в наш суетный мир от грядущей нереальности. - Сколько там?

-Я же сказал, что в норме. Не веришь – сам смотри. Вот, - и протянул мне счетчик, подняв тот с песка, щедро рассыпанного повсюду вокруг матерью-природой.
Я посмотрел: на самом деле в норме, нам в больших и шумных городах такой уровень и не снился.

-А почему тогда французы сюда не вернулись? Сам подумай: ведь нелогично же! – вернул я прибор, - Ну, были у них там беспорядки, так они уже сколько лет как прошли. Или, по-твоему, археологи были такие дураки, что просто забыли, что они здесь видели? Или они просто передохли все, как мухи, от неведомой инфекции?  Мне лично более логичным представляется второй вариант.

-А мне – первый, - усмехнувшись, оперся на свою клюку Ильич. - Здесь явно работали непрофессионалы, уж я-то вижу. Они просто не знали, что с этим всем делать, вот и плюнули на свою затею. Я уверен. Одно непонятно: откуда они добыли информацию, где копать? Но все равно это были не профи.

-Ну, раз уверен – так уверен. Но насчет всяких там микробов все же проверь: у тебя вон еще и Лариса есть, пусть поможет. И еще: это точно не мистификация? - не оставляло меня подозрение. -  Может, эти лягушатники весь мир объегорить хотели, да сами все и построили?

-Ага, сначала втихушку построили, потом зарыли, чтобы заново раскопать? Ведь это уже минимум трехэтажный дом получается из глыб, о чем ты говоришь-то? Сам-то подумал? – ехидно прищурился на меня тот.
-Логично, - нисколько не задел меня его взгляд. - Тогда пошли вниз, решать будем, что и как.

Пользуясь своей тихоходностью, и тем, что я его поджидаю в дороге, Володя, как говорится, попытался взять быка за рога:
-Мне бы рабочих сюда, хотя бы столько же, сколько там, а острове. Но надо, как я думаю, человек пятьдесят. Потом – полевую кухню, палатки, оружие и переводчиков.

-А может, и мне самому к тебе в разнорабочие податься? – не выдержал я. - А то вожу тебя – я, ныряю за твоей каменюкой тоже я, кормлю – пою опять-таки я. Совесть-то поимей! Ведь ты совсем не бедный человек, и на счетах у тебя миллиончик – другой евриков есть. Так что хочешь копать – копай. Заплати за все услуги, и делай, что хочешь, если это не в ущерб общему делу, - тот только застонал в ответ. - Ладно, - слегка смилостивился я, глядя на результаты раскопок, - дадут тебе рабочих.

Но пару сотен тысяч на строительство аэродрома уж будь любезен, вынь да положь. Это если безвозмездно. Есть другой вариант: ты вкладываешься в акционерное общество и покупаешь прямо сейчас акций на четыреста тысяч. И не смотри на меня так! Да как туристы пронюхают, что ты тут раскопал, остров Пасхи покажется бледной тенью! Да через годик – другой твои акции будут стоить в пять – десять больше! А если там внизу гробницы какие? Статуи всякие, да дворцы? Может, это и вовсе осколок Атлантиды? Риск, конечно, есть, но это лишь при условии, что ты сам не веришь в то, что говоришь. Ты веришь?

-Верю, - остановился тот, закуривая. Затем покачал головой. - Бестия ты, Иваныч. Так и хочется послать тебя куда подальше на всякий случай, но ведь вижу, что делаешь-то ты все правильно, вот в чем закавыка. Беру на четыреста акций. Нет, хрен с ним: на пятьсот! Говори, куда перечислять.

-Налетай – подешевело! – обнял я того за плечо, абсолютно не понимая, зачем мне все это надо. - Вот так, дружище: и дай Бог нам всем удачи, мы тут туристическую Мекку сделаем, все условия есть. Но помни: условия у меня еще остались.
-Ну, и жаба же ты, Иваныч! – сплюнул археолог.
-Ква! – и я засмеялся.

Да, и мне стало хорошо. Однако все равно мне что-то не давало покоя: вроде и Годзиллушка молчит, а все равно где-то свербит. Может, я с этого археолога содрал мало? Вон, ему и пятьсот тысяч не жалко, а у меня на карточке всего около пяти осталось. И кто же после всего из нас король: он или я? Эх, надо было миллион просить, а то аэропорт мне точно в самую что ни на есть круглую копеечку влетит. Да ладно, что-нибудь придумаем. Да и Тарас на что? Я тут за пару дней полмиллиона нашел, а он что, не найдет? Не верю я в это. Хохол, он такой: если не найдет, то хотя бы украдет. Главное, чтобы на благое дело, а за это только хвалить нужно.

-Так, Ильич, - остановил я археолога метров за тридцать до шатра, где вовсю оттягивались эти двое бездельников, наслаждавшихся местным фольклором, доносившимся из открытых дверей джипа. - Ты слишком много-то пока не болтай, а то, если раньше времени пронюхают, мы многое можем потерять. Сперва все задокументируй, как это положено в научном мире, заявку там подай, или как это называется. Все, чтобы комар носа не подточил. А пока скажи, что, мол, камни интересные, надо дальше копать, и – все. Пусть пока про акции кроме нас только Тарас знает: я тоже себе хочу прикупить, да денег пока нет. Займешь?

-А сколько тебе надо? – поморщился тот.
-Чем больше, тем лучше. Двести дашь?
-А не боишься? Вдруг на самом деле? Хотя не должно, - и заковырял землю тростью. – Хорошо, двести. Когда отдашь?

-Как только все задокументируешь, да к нам народ повалит: заложу свои акции в банке, и через пару месяцев обратно выкуплю. А насчет «боюсь» я вот что тебе скажу: народ вон и на Мальдивы да на Филиппины летает, а чем здесь хуже? Европейцам лететь даже ближе получится, а они денежку считать умеют. Поэтому первым делом – аэропорт для среднемагистральных самолетов, не потянуть нам пока взлетку для гигантов. Да и отели с ресторанами тоже за бесплатно никто строить не станет.

Но мы ведь один хрен построим, да, Ильич? И будем ну ооочень богатыми, а некоторые ученые – даже на весь мир знаменитые. Не зазнавайся только, а то привяжу тебя на ночь к твоему камню, а утром посмотрю, что с тобой будет. Ладно, извини за глупую шутку. А все семьсот перечисли туда, куда Тарас завтра скажет.

Несмотря на активное сопротивление Ильича и Ларисы, до последнего рыскавшей с сачком по окрестностям, через час мы отправились в столицу. Поскольку я никак не мог запомнить корявого названия города, решил его переименовать. Надо такое название придумать, чтобы было простое и звучное.

 Вот только какое? Не Нью – Васюки же ее называть, и не Санкт – Екатеринбург. А подобрать необходимо нечто такого – разэтакого: вот Аркаим, к примеру, звучит. Но он уже есть. Новое слово надо, новое. Односложное и оригинальное. Попробуем начать с ассоциаций.

Но в голову лезло только вроде «Вулкан – Полкан», да «Лесото – Болото». Да еще и внутренний голос попискивал ехидно: «Архипелаг Гулаг». Вновь закурив, я  уставился в окошко, игнорируя упорно навязываемое мне пиво. Может, в честь какого-нибудь героя или бога назвать?

Внутренний голос охотно подсказал вариант: «Владополисом» назови. А что? Тот же Александр Македонский сколько городов в свою честь назвал? Штук десять! А тут – всего один». Ох, тоска… Ладно, подумаем о наших, славянских, богах. Перун – как-то слишком устрашающе, и на Африку непохоже. Мокша – вроде ничего, но у нее уже своя земля есть.

Может, Ярило? Кстати, почему бы и нет? И коротко, и почти никому непонятно. Солнышко-то, оно ведь везде есть, и светит всем без разбора. Да и чем я сам (ха – ха) не солнышко? Вот пусть и будет город Солнца. А Фома Кампанелла сколь угодно долго может в своем гробу вертеться: я здесь натуральный рай построю. О двойственной природе творения он писал, видите ли! А у меня все будет в одном стакане, вот и посмотрим, кто из нас прав. И второго Фому неверующего, Мора, пусть с собой прихватит.

Опаньки! Тарас уже похозяиничать успел: на самом въезде в городок, которому было суждено настоящим городом, висела растяжка на русском: «Да здравствует русский царь!». Я от всей души захохотал: «Ну и подхалим!». Но да ладно: главное, чтобы много не воровал, а то живо Великому Гунаге отдам львам на корм. Нет, лучше – термитам.

А растяжку надо заменить: слишком уж неполиткорректно. Королей у нас много, могут и обидеться. Следующая растяжка порадовала меня больше: на ней, на сей раз на английском и на тарабарском, было написано: «Да здравствуют Великие короли Африки!». И, если первый плакат мои спутники, по всей видимости, с заднего сиденья просто разглядеть не успели, то к этому я привлек их внимание. Он пришелся им по душе, судя по довольному виду Великого:

-Хорошего ты премьера назначил, «Великий гыр – Быр – мыр – Рытхэу – Гунага»!
-А ты хорошего сына воспитал, о Великий правитель, - решил на всякий случай подольститься я.
-Вот Маша тебе наследника родит, сам его настоящим правителем сделаешь, - на подъезде к губернаторскому дому ответил лестью он на лесть.

Годзилла радостно взвыла: «А как же твой старший сын? Ты ему хоть что-то из своих странствий привез? Нет! Тогда зачем ты его рождал?». Гадина треклятая. И ведь, как всегда, она права, что обидно. «Может, чучело крокодила ему подарить?» - робко спросила глупая надежда. «Ага! А на спине написать «папа»!», - ехидно шепнула злобная рептилия. Уже за ужином, видя мое смурное настроение, Великий спросил. Вернее, констатировал:

-Вижу, ты чем-то огорчен: и ни кушаешь почти ничего, и не пьешь совсем. Что тебя тревожит? Расскажи, может, я чем помогу.

Я в ответ лишь невнятно замямлил про то, что я семье мало времени уделяю, и вообще, семьянин из меня ни к черту. Чушь и дребедень, корче, нес, пока кофе не кончился. Тут как нельзя кстати в столовую вошел бодрый Тарас. Даже не дав ему присесть за стол, я  на всякий случай оттащил его к угловому столику:

-Ты что такой радостный-то?
-Вот! – достал он свернутую в трубочку прессу из кармана. - Объявление о продаже акций нашего акционерного общества, завтра уже все прочитают!

-Хорошо, - отобрал я у него газетку. - Давай посмотрим. Так тут же на тарабарском! – вгляделся я в текст, - А вот это мелкое по-английски – это то же самое? Слово в слово?
-Да, сам проверял. И как?

-Хреново, премьер-министр, - и на самом деле осознал я, что хреново. - Сразу видно, что ты давно от нас уехал. Первую полосу дели пополам: сверху – про наш визит, о том, что на острова прибыли победители над агрессором и законные владельцы архипелага, наши рожи там напечатай, да заслуги покрасочнее распиши, мудрость, смелость, и всякое такое прочее. В конце еще припиши, что ты назначен их величествами на должность премьер-министра, и скоро все будет в шоколаде. И прямо под всем этим – реклама акционерного общества по строительству лучшего в Африке города – курорта под мудрым руководством правителей архипелага Ярило.

-Как?! – открыл премьер-министр в изумлении рот.
-Да не нравится мне название столицы, так что пусть будет Ярило. Солнышко по-нашему, по-славянски. Что, иль не нравится?
-Да нет, просто непривычно, - заморгал тот.

-Вот и привыкай. В рекламе еще укажи, что ты – член Совета директоров общества и доверенное лицо. Опиши прелести нового порта, аэродрома, посули волшебные дивиденды, а они будут, не сомневайся. Но через два – три года, раньше не надо. Так, ты счет в банке открыл? – продолжил допытываться я.

-Откуда?! Я и название-то фирмы еще не придумал! С тобой вот хотел посоветоваться, а ты тут пристаешь, - и опять перешел на украинский, описывая сложности здешнего законодательства.
-Так, - перебил я его словоизлияния, - контору называем «Ярило инвестмент», и нечего здесь мудрить. Прямо завтра же с утра бежишь, регистрируешь фирму, и открываешь счет в банке.

-Иваныч, а к чему такая спешка? – чуть не застонал он.
-Куй железо, пока горячо, - вернул я Тарасу верстку его белиберды. - Завтра даешь реквизиты – послезавтра получаешь на счет  деньги.

-Откуда?! И много? – навострился тот, словно почуяв запах сала.
-Семьсот евро. Для начала тебе хватит.

Тот разочарованно поник.
-Это ты чего? Это же миллион долларов, – толкнул я шутливо того в бок.
-Чего?! – вскинулся тот. - Какой миллион?!

-Обычный, с шестью ноликами. Я покупаю акций на двести тысяч евро, Ильич – на пятьсот. Но это пока между нами. Тихо, не дергайся: рыбу спугнешь. И улыбку свою дурацкую с лица убери. В России, куда я хочу улететь на праздники, наковыряю не меньше. Так что продавай акции, партиями, и пусть местные жители имеют приоритет: они тогда лучше работать начнут, да, и об этом тоже напиши. А кто не успел – тот опоздал.

Но если ты сам хотя бы полмиллиона не наковыряешь, пока я на родине, жди понижения в должности. Вплоть до дворника. И можешь продать свои последние трусы, но я тебе очень советую купить акции из первого транша. Сделай акцию по десять долларов, первая эмиссия – на пять миллионов. Итого, что мы имеем? Миллион уже, считай, есть, я бронирую еще два, итого два остается тебе. Если много, я возьму больше.

-Да нет, не много, – дрожащими пальцами прикурил он. - Поговорю с друзьями – знакомыми. У меня и яхтсмены – миллионеры из Америки есть, и дайверы из Европы, да много еще кто.

-Вот и славно, - ясным взором вглядывался я в туманное будущее. - Следующий выпуск начнем продавать уже по тридцать - пятьдесят, там посмотрим. Когда у нас строительство пойдет, я и вовсе боюсь, что деньги девать будет некуда. Так что срочно переделывай свою газету, с самого утра, да хоть сейчас открывай счет в долларах и евро, и за работу. А ее предстоит много.

Да, и чтобы было два ключа к Интернет – банку: один будет у тебя, другой – у меня. Усек? И хватит лоботрясничать: ищи менеджеров по строительству аэропортов да отелей, можешь хоть сам все эти строительные фирмы в Интернете просмотреть, да запросы направить. Не тяни: некогда. Все, я спать пошел, а то устал что-то, - и, чисто для проформы чапнув за общим столом элитного виски на сон грядущий, помахал всем рукой.

Но поспать мне не дали: только я начал раздеваться, заявился этот мелкий черный джинн, причем – не в бутылке, а с бутылкой:

-Влад, я видел, тебе выговориться надо. Ты сказал, что ты плохой семьянин. Говори, а я послушаю, - уверенно, как король, уселся Великий возле моей кровати.

Ну, не гнать же этого царя-батюшку, а в довесок еще и благодетеля! И я, отбросив сон и одеяло (дрянь, наверняка в Китае изготовлено!), вдумчиво принялся за повествование:

-Знаешь, Ваше Величество, сначала мы с женой жили душа в душу. Но это когда еще было… Начинали мы еще бедными студентами, потом я поступил в аспирантуру. Пить хочу. Есть что-нибудь? – король протянул мне тоник, достав его из-под стола. -  Вот тогда-то и начались первые проблемы: денег постоянно не хватало. А на дворе уже царила полная анархия: все воровали, сколько могли унести. Государственное имущество просто растаскивали: кто по кусочкам, кто – целыми кусками.

 А я так не умел, да и не хотел. Плесни, пожалуйста, - спустил я ноги на пол. - Это ничего, что я в трусах? Так вот: жена же, напротив, хотела, и усердно меня пилила: «Вон Васька Ликевич свое дело открыл, его  Ирка в мехах, да бриллиантах ходит. А Игореша, что за соседней с нами партой на семинарах сидел, так тот и вовсе завод купил. Я его тут недавно видела на такой крутой тачке! Красная вся, спортивная!».

А на все мои возражения, что я и после аспирантуры подрабатываю, из кожи вон лезу, чтобы семью обеспечить, она только фыркала: «Вот ты вроде умный, а – дурак! Кому теперь твой красный диплом нужен? Диссертация твоя никчемная? Засунь себе все это знаешь куда!». Тогда я пошел работать. С утра до вечера. Или же, точнее, от рассвета до заката. Сначала было все нормально: получал я порядочно, даже «БМВ» прикупил и квартиру сменил. Но потом родился сын, затрат прибавилось, да еще дефолт этот брякнул.

-Какой такой дефолт? Что это за зверь такой? – вежливо, почти что безразлично, спросил Великий, протягивая мне стакан.
-Как тебе объяснить? Вот в твоей стране валюта как называется? Извини, я не знаю, – попытался припомнить я, как выглядят купюры Або-Гуна.
-Доллары, - кивнул тот.

-Так вот: допустим, у тебя в кармане сто долларов осталось. Сегодня ты можешь, к примеру, купить на них пять бутылок виски, - растопырил я ладонь, затем убрал четыре пальца, -  а завтра – всего одну.
-Такого не бывает! – возмутился король.

-Еще как бывает, да и вас в Африке, я слышал, тоже в какой-то стране зарплаты триллионами выдают. Так вот: послезавтра становится еще хуже: все население только и делает, что мечется по магазинам и скупает, уже не обращая внимания на цены все, что осталось в продаже. Паника, понимаешь?

Вооот, - протянул я. - Потом нас всех уволили, фирма развалилась, новой работы нет, и я начал с горя пить. Пил всякую дрянь: и настойку (как по-английски «боярышник», я не знал) ягод, и еще что-то гадкое, но дешевое. Перебивался лишь случайными заработками. Тут жена и предложила развестись: «Не жена тебе я, мол, больше, не жена!».

После развода мне досталась лишь маленькая квартирка на окраине города, да ее цветы, из которых выжил один лишь кактус. Потом я нашел новую хорошую работу, купил новую квартиру, но кактус и другие горшки с погибшими цветами все же взял с собой. Быть может, в надежде, что появится новая хозяйка дома, и вновь зацветут цветы. А сына  я редко вижу, в основном только деньги посылаю, вот и все. Совесть мучает.

-Сын-то большой? – через минуту сочувственно спросил мой собеседник. Вернее – исповедник.
-Да уже выше тебя ростом. Глазом не успеешь моргнуть, как в армию заберут, если в институт вовремя не успеет поступить.

-И что? Армия – это же хорошо! - воодушевленно откликнулся тот. -  Только давай его в нашу, нам умные офицеры нужны.
-Ага, как же! – наверное, даже испугался я такой судьбы для сына. - Вон, когда у Гунаданы казарму разбомбили, ты даже и бровью не повел. У нас в армии, и то смертность меньше.

-Тогда давай его в этот, как его? – и король задумался. - А, в Кейптаунский университет определим. Это - где наш брат Гунадана учился. Как тебе моя идея? А принцу там никак не откажут. А уж будет он потом военным или нет – это ваши дела, вам решать.

Дерябнув еще немного виски, я все больше и больше начал склоняться к тому, чтобы принять его предложение. И от армии отмажется, и образование неплохое получит, друзей новых заведет, да белый свет повидает.

-Так что скажешь? – хитро прищурился старый интриган. (И как ему не жарко в шубе?). - Сын – твой, как была твоя воля, так она и осталась.
-Как тебе сказать? – терзало меня сомнение. - Наверное, сперва надо у него самого спросить, да с Африкой познакомить. А то он нигде дальше Средиземного моря и не был. Может, пока паспорт ему сделать?

-Паспорт – нет проблем! – радостно подлил в стакашки собеседник, - У тебя его фотография есть? Дату рождения помнишь?

Я, порывшись в портмоне, достал  улыбающуюся во все свои пока что белоснежные зубы карточку полугодичной давности:
-Такое сойдет?

-Конечно, - сравнил, видать, король мой бородатый оригинал с прототипом (че это я сказал-то?!). - Напиши на обороте полностью его имя и дату рождения, и уже завтра он будет гражданином Або-Гуна. Написал? Вот и хорошо, спокойной ночи и счастливых снов, - и, мягко прикрыв дверь, удалился восвояси.

Я же долго не мог уснуть, размышляя о дальнейшей судьбе сына: правильно я делаю или нет? Наконец, не выдержав, откинул простынь и стал искать свой новый паспорт. Как всегда, искомое лежало на самом дне сумки. Так, фотография – моя, данные указаны верно, даже подпись, и та моя. Хотя я нигде не расписывался. Наверное, сосканировали с моего загранпаспорта, да наложили, жулики. Интересно, а сыну они какую подпись нарисуют? Но да ладно, пора спать: утро вечера мудренее.

Утро было как утро: уже полседьмого, а все еще дрыхнут, сволочи. Наверняка вчера нализались до зеленых соплей, а тут работать надо. Растолкав спящего в обнимку с какой-то (симпатичная, сволочь, вполне одобряю вкус хозяина) черненькой девицей, губернатора, приказал немедля ему будить остальных: самому с утра слушать матюги абсолютно нет желания.

Первым делом направился в душ. И кто его изобрел? Вот кому надо Нобелевскую премию за мир давать, а не всяким там Горбачевым с Обамами: мир в душе воцарился почти сразу. Правда, одновременно возникли ассоциации со слезами матерей и с кустиками возле пивнушки, но я к таким превращениям мысли давно привык. Если уж начистоту, то по-моему, на этом свете нет ничего, что тем или иным образом не вызывало бы у меня дурных мыслей.


В столовой меня ждало разочарование: ни – ко – го! Ну, просто никого! Разве что негр с полотенцем через руку, да губернатор, который тоже не в счет:
-Где остальные? – нахмурился я.

-Они не хотят просыпаться, Ваше Величество, - наконец-то додумался поклониться губернатор. - Я стучал, они не открывают.
-Мать – перемать! – выругался по-русски я. - Не умеешь работать – не берись! Или увольняйся к чертовой бабушке!

В первую очередь от меня влетело опухшему с похмелья Тарасу. Мне не хотелось жалеть никого, даже Великого Гунагу, хотя он вроде и совсем не при чем. Но – пришлось, чисто для порядка. В итоге через пятнадцать минут все были в сборе. Нехотя пережевывая завтрак, я объявил:

-Сейчас едем смотреть острова. Кто со мной? Тебя, Кунак, я не спрашиваю, никуда ты от меня не денешься. Впрочем, как и ты, губернатор. А вот ты, Тарас, что до сих пор здесь делаешь?! – прикрикнул я на того (бедолага, аж ролл на пол уронил). - Память отшибло?! Быстро беги, и делай, как договаривались. Затем помогаешь Володе в организации экспедиции. Двадцать человек с инструментами и провиантом. Будут проколы – самого копать заставлю. Но сперва – Ярило. Ты все еще здесь?!

Эх, господа! Все-таки своя яхта – это хорошо: никто, пока плывешь по морю, не мешает. Кхм, дальше: вокруг дышит – колышется океан, чайки там всякие летают. Кричат, правда, противненько, но это одно, отдельно взятое, вполне было бы терпимо.

А тут Кунак еще этот все время из себя капитана изображает: большую часть времени только и делает, что в бинокль пялится. И так целых два дня. И не говорите мне, что это – великолепно, что это – незабываемое путешествие, я вульгарно, вплоть до матерщины, глобально устал от этого вполне локального процесса.

 Я по очереди перезнакомился со всеми здешними старейшинами, обменялся с ними всевозможными сувенирами, обрисовывал им радужнее будущее и агитировал народ участвовать в будущем процветании островов, и потел. Россияне, блин, вы даже не ведаете, что значит «потел»!

Но я – потел, поскольку болел. И хрен бы с ним, если бы я страдал только лишь от температуры: я напрочь не хотел себя видеть в зеркале. А по утрам – напяливать на себя шубу с орденами. Хорошо хоть, ритуальную маску не надо было одевать. Не хотелось мне под конец путешествия ничего, короче, и порой я просто сидел с кислой миной за столом, надувая для важности щеки.
 
Но тем не менее многие, и не обязательно из числа влиятельных особ, интересовались, куда нести деньги. Я равнодушно кивал им на губернатора: пусть пока бухгалтерией позанимается, не все ему под себя грести, пора и на дядю поработать. Короче, в общем и целом, как острова, так и островитяне мне понравились: мелкий мягкий песочек, совершенно безопасные джунгли безо всяких там зубастых хищников, и, наконец, сами аборигены абсолютно безо всяких комплексов.

Повторяю: безо всяких! Мне даже слегка неудобно стало, когда мы, любуясь закатом, с Куначком стояли возле пирса, а под пирсом… И такое безобразие у них, оказывается, на каждом шагу, под какую пальму ни плюнь. (Шучу, плевать надо под каждую третью). Забавно, разумеется, но все же это мне уже слегка приелось, домой я хочу. Хоть на недельку – другую, хотя бы на праздники, но – домой!

Убедившись в столице, где уже и вывеску перед въездом сменили, что все идет по плану, и что даже деньги уже находятся на расчетном счете, самостоятельно с него оплатил свою первую командировку до дома: незачем свою личную  карточку потрошить, когда на счету уже больше миллиона. Затем, утвердив стратегический план строительства, собрался на материк. Естественно, со мной увязались двое Гунаг: старый, да малый.

Устал я от Африки, честное слово, устал. А вот Африка, похоже, наоборот: в аэропорту меня провожала целая толпа «нопасарановцев», возглавляемая королями и колдунами. Дурдом на самом высоком уровне, одним словом. Напоследок Великий Гунага сунул мне в руки паспорт на имя сына и открытую для обозрения коробочку с восьмиконечной медалькой:

-Это тоже ему, пусть носит, и думает о своей второй родине. Мы вас ждем.
-Ждите, - без особого желания вернуться принял я от того подношение.
«Ждите, и дождетесь!» - тут же восторженно подхватила Годзилла.