Лето моего детства

                Лето моего детства               

                Рассказ         
 
   Магнитогорск!  До сих пор притягивает  к себе этот город моего детства ! Наверняка там всё изменилось, ведь прошло много лет с тех пор, как я уехал из него.

   Я погружаюсь в пучину времени и где- то на донышке своей памяти нахожу 1953 год. Мне уже почти восемь. Мы живем на Левом берегу -  это Левобережный район  Магнитогорска, на

Доменной остановке трамвая  в бараке, совсем рядом с металлургическим заводом, от которого нас отделяет шоccейная  дорога, трамвайные пути и забор из бетонных плит.

В заборе торчит большая железная труба, из которой  вытекает  теплая ржавая вода. Её, как сейчас понимаю, сливали после  охлаждения прокатного стана . Под трубой образовался

большой котлован, наполненный этой  ржавой   водой, в которой все ребятишки из бараков с удовольствием купались. Никто нас не прогонял, да и некому было - родители в основном на
работе.
 
 - Ребя !- кричал какой- нибудь заводила – айда купаться! - и вся ребятня, включая девчонок, бежали к трубе.
 - Без! – кричал кто – то из пацанов. Это означало – купаться без трусов.

 - Без! – дружно подхватывали все и на ходу,  скинув трусы, сигали в тёплую ржавую воду.
   Не помню, чтобы  кто заболел после купания. Наверное, все микробы сдыхали от ржавчины.
 
   Как это было здорово! После купания можно слегка позагорать, а потом все разбегались по своим детским делам.

   Мы же с братом шли делать муку. Почему муку? Наверное, не очень хорошо жили, раз её делали. Для этого надо было набрать камешков в карман и, выбрав  момент, положить их на

трамвайные рельсы. Затаившись в бурьяне, мы ждали, когда пройдёт трамвай.  Железные колёса дробили камешки в белый порошок и получалась мука. Её можно было попробовать на

язык, но есть не решались, понимали, что это камни .
   Сделав  муку, мы с братом от нечего делать шли на Магнитную гору. Это было совсем


недалеко, через поле, поросшее блеклым ковылём. По пути мы переворачивали небольшие булыжники и находили под ними муравьёв. Этакие мелкие чёрные муравьи. Иногда под камнем

жили крупные
чёрные. Поймав несколько крупных в коробочку из под спичек, мы подпускали их к мелким и смотрели, как они бились насмерть с полчищами мелочи. Большие муравьи были русскими, а

мелкие – фашистами. И если фашисты начинали одолевать, мы помогали русским.
   Однажды мы наткнулись на гнездо птицы. В нём были маленькие яички, с ноготь величиной, серо – пёстрые. Где – то в стороне  пикала  птица – мы знали, что это

 
жаворонок и гнездо не трогали .
   Подойдя впервые к Магнитной горе , мы удивились – какая же это гора ? Это же огромная яма! Свесив головы над краем карьера, мы заворожено смотрели, как глубоко внизу ползали

по склонам вагонетки, лязгали ковшами экскаваторы, урчали бульдозеры. Горы как будто никогда и не было!

Наверное, бог предвидел, что будет война и заранее сбросил на Урал  громадную, почти  чистого железа глыбу, из которой получилось много могучих танков!

   Однажды,  вернувшись домой, мы застаём маму в слезах.
   - Сталин умер! – говорит, а сама плачет. Из чёрного динамика  голос Левитана извещал

о смерти вождя. Про Сталина мы знаем, только непонятно, почему мама плачет?
   Вернулся с работы отец. Над бараком нависла тишина, ребятня притихла. Мужики молчат,

 женщины вытирают платками глаза.
 - Как теперь жить будем? - вопрошает мать и, не получив ответа, всхлипывает.

   Мы знаем, что Сталин победил фашистов, и если Сталин умер, виноваты фашисты, они ещё есть. Утром с братом идём за оружием на скрап. Скрап – это гора металлолома -

покорёженные танки, пушки, пулемёты, автоматы, каски, разбитые автомобили – всё, что идёт на переплавку в мартеновскую печь.  Это находится на территории завода. Про все

дырки в заборе мы знаем.
   Никто скрап не охранял. Попадались простреленные немецкие каски.
   - Так им и надо!- говорили мы друг другу. Развороченные башни танков со звездами

вызывали у нас желание отомстить за Сталина. Немецкие каски не ценились. Мы выбирали наши, со звёздочкой. Автоматы  годные  найти не удавалось –  попадались с погнутыми

стволами, тяжёлые.
   Отец сделал нам деревянные автоматы. Играли в войнушку. Никто фашистами быть не хотел, играли барак на барак.
Когда кончались патроны, шли в рукопашную, устраивали потасовки.

Иногда кому-нибудь случайно расквашивали нос, но это редко.
   Ближе к осени отец с соседом по бараку куда - то  уходили и возвращались с вёдрами угля. Потом я узнал, что на подходе к городу грузовые поезда замедляли ход, а иногда

останавливались. Отец с соседом  забирались на вагон с углем и сбрасывали крупные куски вниз, а потом, когда состав уходил, собирали уголь в вёдра и приносили домой, чтобы топить печку в бараке.

   Недалеко от наших бараков находился продовольственный магазин и возле него  постоянно стояли нищие с протянутой рукой или с шапкой в руке.  Народ плохо жил, но сердце

русского человека всегда отзывалось на просьбу о помощи. Прохожие бросали им монетки, кто сколько может.

   Однажды мы с братом, взяв в руки панамки, встали у входа в магазин,  подражая  нищим. Подавали копейки, иногда бумажки. Вдруг прибежала мама и, схватив за руки, утащила нас

домой. Оказывается, соседка увидела новоявленных нищих и сказала об этом матери. Конечно, мы жили неважно, всё – таки пятеро детей, но мама была гордая и не могла

позволить, чтобы мы просили милостыню.
   Отец работал на заводе электриком, а вечерами, придя с работы, изготавливал

табуретки, шкафы. Он был хорошим столяром. К выходному  у него всё было  готово и он
едой. Мы были тут как тут, ждали, когда всё это окажется на столе. Вместе с нами, подняв

 хвост трубой, ожидал  вкусненького  и  кот. Отец, нашинковав колбасу для нас, отрезал кусок хлеба и, натерев его колбасой, бросал коту. Васька с удовольствием поедал хлеб, не

подозревая, что его дурят. Мы тихонько хихикали над ним, чтобы он не догадался. Потом, когда кот уже  отказывался  есть хлеб, отец  в награду бросал ему кусок настоящей колбасы.
   Иногда отец приносил домой большую головку сахара, твердого, блестящего. Были у нас кусачки,  такие небольшие щипцы, чтобы колоть сахар на мелкие кусочки. С вечера отец

разделывал головку сахара и, сложив всё в большую сахарницу, выставлял её на стол.
    Однажды, когда все ушли на работу я, набив карманы сахаром, угостил им всех  пацанов  и девчонок.
. Хватило всем. Вечером вернулся с работы отец и был удивлён тем, что так мало осталось сахара. Конечно, он догадался, чьих рук эта проделка. Я понял свою вину, но отец не

достал, как я ожидал, армейский  ремень из сундука, только пожурил за то , что я раздал сахар. Сахар  ведь был по талонам! И вообще, я не помню, чтобы отец хоть раз кого- то наказывал ремнём.


Но сахар со стола исчез, и теперь выставлялся только к чаю.
   Иногда портилась погода и у отца открывалась рана. На фронте он был связистом,

наткнулся на мину. Осколком  ему снесло половину ягодицы, я видел этот страшный шрам, когда ходил с ним в городскую баню, и ранило в обе ноги. Из одной ноги осколок достали,

вторую не стали оперировать - опасались повредить мениск, и тогда отец  не смог бы ходить. Раны затянулись, но в непогоду из того места, где сидел осколок, сочилась кровь.
 
   Всё труднее и труднее  отцу было зарабатывать на жизнь себе и детям. Не было здоровья и дома появились разговоры о переезде в деревню. Меня ожидала другая  жизнь , совсем не похожая на городскую!
               
                ***************************************
                Декабрь 2010 г