Вдова

Никто не знал, сколько осокорей растет в Сармаддехе, да и не бы¬ло охотников узнать. «Ай, разве других дел у нас нет, что станем под-считывать, сколько осокорей растет вдоль дорог и на косогорах Сар-маддеха?» «О-о, может, вы еще захотите, чтобы мы сосчитали, сколько у нас ив, да кленов, да прочей арчи-марчи?»
Да, дураков толочь воду в ступе не находилось.
Но, оказывается, если понадобится, пересчитаешь даже камни га¬лечника Марзич.
И вот возникла надобность — и подсчитали, что вдоль дорог и на косогорах Сармаддеха растет без малого сто осокорейг— ^_     И кто же, спросите, сосчитал? ^^Скажу — не поверите, не скажу — не узнаете этой истории. 

По правде говоря, я стал болтлив, ничего не могу утаить, да и врачи знакомые советуют: не держи, мол, все в себе — до чахотки себя доведешь.
Ну как, догадались, кто сосчитал?
В таком случае навострите уши, чтобы слова мои ветер не унес, да тюбетейку руками придержите, чтобы от изумления она не покинула вашу голову.
Самый ленивый гражданин Сармаддеха, Рыжий Яздон — вот кто сосчитал!
Стать мне камнем, коли вру... э-э, привыкнешь к какому-нибудь выражению, так оно всегда готово с языка слететь.
Словом, однажды Яздон-Мечтателъ туго подпоясался, взял взаймы у всего мира отвагу и мужество и дал трехкратный столь решительный развод своей жене Черной Оросте, что вернуть ее назад добром — за¬хоти от того, конечно, — не представлялось уже возможным.
Рыжий Яздон дал жене развод, а проснувшись на другое утро, понял, что... ай, не могу найти подходящего слова... ну, скажем, понял, что безумно влюбился в соседку-вдову. Или, быть может, сперва безум¬но влюбился в соседку-вдову, а потом дал развод жене, или все же, как говорилось вначале, сперва развелся, а .потом влюбился, Бог его знает — не мы.
Факт тот, что на другой же день после того, как Рыжий Яздон, приведя жену в дом тещи, оставил ее там и по деревне пошли шушу¬канья, напоминавшие мушиное жужжанье, — дескать, он нацелился на • соседку -вдову, — Черная Ороста спешно вскарабкалась на трибуну... э-э, на крышу отцовского дома, левую руку изогнула наподобие лука, уперев в бок, а правую вытянула вперед наподобие меча: сперва — раз-два! — изрубила вдову на куски и обстреляла ее, дескать, ай, не видать же тебе светлого дня, пусть каждый ломтик съедаемого хлеба застревает в твоей глотке, пусть люди поскорей угостятся горячими блинами на твоих поминках... за четыре года извела четырех мужей, теперь пялишь глаза на моего простака Яздона, им тоже попользуешься и спровадишь к тем четверым...
От души, как говорится, обглодав косточки вдовы, Ороста повер¬нулась лицом в сторону дома бывшего мужа и стала, точно из водо¬мета, изрыгать потоки браии в его адрес: мол, видать, у той вдовы ме¬дом намазано, коли прилип ты, как муха, ай, раз не умеешь отличить мышиную нору от щели... плевать я хотела, к Ягоне ты пойдешь или к телке-двухлетке, только эта вдова-убийца и с тобой расправится, в во¬де ли утонешь, в огне ли сгоришь, в пропасть ли сорвешься, не будь я Ороста, коли не спляшу на твоем саване...   ,
Черная Ороста всласть излила душу и спустилась вниз. Спусти¬лась, но, видно, еще о чем-то вспомнив/снова поднялась на крышу и, собрав всю накопившуюся во рту слюну, плюнула сперва в сторону Яздонова дома, потом в сторону дома Ягоны. Плюнула — и только на этом, как говорится, успокоилась ее душа.
Ороста не без оснований назвала Ягону вдовой-убийцей. .Бедняжка четырежды выходила замуж, и все четыре ее мужа погибли оТ-какой-либо напасти в самом расцвете лет. Первый муж через три дня после^ свадьбы спустился ночью к Кафкруду выкупаться, и то ли ему руки-ноги свело судорогой, то ли затянуло в водоворот, но на следующий день его тело обнаружили на отмели Мижгон. Второй муж отправился за дровами и на осыпи Фалахмон был убит наповал упавшим ему на голову камнем. Третий умер в страшных муках от непроходимости ки¬шечника. А четвертый ушел на охоту и попал под обвал. И вот уже три года не находилось больше охотников на вдову, хотя была она женщина цветущая и симпатичная.
Однако   Яздон-Мечтатель,   объявив   жене  окончательный   развод,
проснулся наутро с ясным сознанием, что без соседки-вдовы больше не сможет спокойно прожить ни одной минуты.
Уж и крепился, бедняга, уж и крепился в надежде, что какая-ни¬будь добрая душа заглянет к нему — «Как дела, Яздон?» — и он от¬кроет свое сердце, но добряка, видать, не было, а если таковой и был, то не собирался снискать именно Яздонову благодарность. Наконец у Яздона-Мечтателя лопнуло терпение, и однажды вечером, когда опу¬стели деревенские улицы, он отправился к мулле Бухарзаду.
А мулла Бухарзад в это время, натянув на себя вывернутые наиз¬нанку шапку, рубаху, штаны и даже обув наоборот чоруки, что-то вы¬водил на бумаге вверх ногами — ох, колдун! — но с появлением Рыжего Яздона поспешно скрылся во внутренних комнатах, надел одежду ли¬цевой стороной, вернувшись, прошел в красный угол, сел, скрестив но¬ги, и стал перебирать четки да шепотом славить Аллаха; и лишь пере¬брав все девяносто девять бусин, вопросительно взглянул на Рыжего Яздона: «Ну?»
Рыжий Яздон, обливаясь потом, выложил свою сердечную печаль..
Слушая его с большим интересом, Бухарзад вновь занялся четка¬ми, перебрал девяносто девять бусин в честь девяноста девяти имен Бога, потом спросил:
—  Не боишься?
—  А чего мне бояться?
—  Вспомни пословицу о том, какой урок извлекла лисица, увидя волка с разодранной пастью и гиену со сломанной шеей.
—  Я и пришел к вам, чтобы найти выход из положения. Бухарзад еще раз перебрал по кругу все бусины своих четок и за¬думчиво проговорил:                —________
-------Тут.-вдапг-ввгход:—есж^женщина согласится, ее сперва следует
обвенчать с осокорем.
У Рыжего Яздона перехватило дыхание, он уставил изумленный' взгляд на Бухарзада, и мулла, сжалившись над ним, пояснил:
—  Осокорь — благословенное дерево, он примет на себя беду, ко¬торая ожидает тебя в случае женитьбы, то есть засохнет. Ты сам вы¬берешь дерево и сядешь под ним во время брачного обряда.
—  Вы емеетесь надо мной?
—  Разве тебе приходилось слышать, чтобы Бухарзад, дожив до-шестидесяти шести лет, над кем-нибудь насмехался? Я тебе говорю об испытанном средстве, а там —; как знаешь.
Яздон-Мечтатель, хотя ему было от роду тридцать два года, а Бухарзаду — шестьдесят шесть, не мог припомнить случая, чтобы мул'-ла подшучивал над кем бы то ни было, а потому помолчал, погрузив¬шись в раздумье, затем встал с места и промолвил:
—  Будь по-вашему.
На другой день Яздон-Мечтатель послал человека в соседний дом,, заручился согласием вдовы и занялся изучением осокорей, растущих в селений, и тут-то выяснилось, что таких деревьев в Сармаддехе девя¬носто девять. Это число обрадовало Рыжего Яздона, так как в благо¬словенных четках Бухарзада тоже было ровно девяносто девять бусин.. Более того, эти девяносто девять осокорей росли по краям дороги и на-косогорах и, понятно, никому не принадлежали. Тринадцать из них были совсем молодые деревца, тонкие прутики; тридцать девять уже имели крепкие стволы; тридцать четыре других были тенистые деревья с густой кроной; еще десять уже достигли преклонного возраста, но осень времен пока щадила их; и только три оставшихся дерева были: стары и дряхлы, и большинство их ветвей уже засохло. Яздон-Мечта¬тель выбрал одно из этих трех деревьев, на котором, по его расчетам,.
до наступления лета не останется ни одного зеленого листочка, и оно, окончательно засохнув, погибнет.
Дерево росло на откосе холма рядом с домом старухи Майсы. К за¬кату клонилась жизнь старухи Майсы, как и росшего на холме осо¬коря...
Вдову обвенчали с деревом по всем правилам и обычаям. Мулла Бухарзад прочел хутбу, женщина произнесла: «По собственному жела¬нию признаю своим повелителем это дерево»,— а Рыжий Яздон сказал из-за ствола от имени осокоря: «По собственному желанию принимаю ее в жены». Женщина отпила глоток из обрядовой чаши, и оставшую¬ся воду выплеснули под дерево. Яздон удалился, а женщина подошла к дереву и немного посидела под ним, прислонившись спиной к его могучему стволу.
После этого все разошлись.
Женщина отправилась домой, осокорь остался стоять на холме, а Яздон остановился на полпути.
Яздон остановился на полпути и почесал себе затылок. Почесал затылок, дескать, худо дело — всю обрядовую воду вылили под дере¬во, довольно было бы и брызнуть разок. А вдруг корни оживут и окрепнут, осокорь зазеленеет и зацветет — и тогда не два-три месяца, а два-три года ждать придется!
Радость Яздона мигом улетучилась, в мрачном настроении воро¬тился он к дереву. Увидев же его, окончательно расстроился. Место, куда выплеснули воду, так просохло, словно его не поливали только что. «Изжаждалось, проклятое, всю всосало!» —; воскликнул в сердцах Рыжий Яздон, в гневе пнул дерево ногой и пошел назад.
Прежде Яздон-Мечтатель не брался ни за какое дело, покуда не позавтракает, но тут, едва проснувшись на другое утро, наскоро умыл¬ся и поспешил к холму, чтобы посмотреть, засохло старое дерево или нет.
Но осокорь как был, так и стоял в своем прежнем виде. «Ничего страшного, — пренебрежительно махнул рукой Яздон, — хочешь ли, нет ли — засохнешь, никуда не денешься. Если даже тебя живой водой окатят, не зазеленеешь!»
Никто не ведал, как это вышло, сам Рыжий Яздон тоже не мог толком объяснить, когда его спрашивали, почему он был столь беспе¬чен на протяжении целой недели, что ни разу за это время не проведал «молодожена».
К осокорю он пришел лишь спустя неделю, пришел — и из уст его — вместе с клубом дыма — вырвался вопль «О Боже!» Старый, дряхлый, полузасохший осокорь воскрес, голые ветки сплошь покры¬лись мохнатыми почками.
Несчастный Яздон, словно статуя обиженного, в оцепенении за¬стыл надолго перед деревом-обидчиком, потом пришел в себя, без сил опустился на землю и пожалел, что не захватил с собой ватного хала¬та, иначе завернулся бы в него с головой и помечтал: ах, была бы сей¬час ранняя весна, разбушевалась бы гроза, и молния разорвала бы небесную грудь, ударила в макушку этого проклятого дерева и спали¬ла его дотла, или же произошло бы землетрясение, и этот холм с этим бесстыжим деревом провалился бы в землю на глубину сорока клин¬ков... Тысяча сожалений, что при нем не было ватного халата, но он все же пытался успокоить себя такими несбыточными мечтами.
Потирая лоб, он думал о том, что спустя дня три, когда почки распустятся и ветки оденутся листвой, придется оставить надежду на дерево. И что же тогда делать? Возможно ли расторгнуть брак жен-днны с этим живучим деревом и обвенчать ее с другим?
Не в силах ответить на этот вопрос, Яздон отправился к мулле Бухарзаду.
В этот раз Бухарзад на крыше сеновала, развалившись на войло¬ке, перебирал четки. Увидев четки, Рыжий Яздон огорчился, ибо тот¬час вспомнил свое предыдущее посещение Бухарзада и ответ муллы после того, как он перебрал девяносто девять бусин. Выхода, однако, не было, и Яздон подошел к мулле, пожал его благословенную руку и примостился на краешке кошмы.
Половина бусин была уже отсчитана,— Яздон возблагодарил Бога, что четки оказались перебранными наполовину,— мулла перебрал оставшуюся половину и вопросительно посмотрел на Яздон а: «Ну?» Яздон коротко, но живо обрисовал состояние дерева и собственные сомнения.
Бухарзад задумался, заново перебрал девяносто девять бусин. За¬тем поднял голову и спросил:
— А вдруг и с другим деревом случится то же самое?
Яздон не подумал об этом. Мулла прав. Что если все повторится? Неужто его возлюбленная должна сочетаться браком с девяноста де¬вятью сармаддехскими осокорями? Люди узнают —засмеют. А Черная Ороста узнает — ай и заработает ее мельница, перемалывая новость в потоки колкостей!
Вот почему Яздон промолчал, предоставив распутывание этого узла таланту Бухарзада. Но тот, прежде чем дать ответ, трижды перебрал четки.
— Давай еще немного подождем и посмотрим, что будет дальше..
Предложение понравилось Рыжему Яздону, и он воротился домой.
Теперь он ежедневно навещал «молодожена», но с каждым днем осокорь все больше хорошел, и досада Яздона все росла, осокорь ка¬зался ему самым зловещим творением Бога, какой не казалась даже Черная Ороста незадолго до развода.
Яздон занялся исследованием осокорей. Тщательно изучил каждое из оставшихся девяноста восьми деревьев. И где бы ни попался ему муравей или червячок, он приносил его в спичечном коробке к «молодо¬жену» и оставлял сновать на стволе. Однако вернувшись на другой день и найдя всех тех насекомых издохшими под деревом, начинал дымиться от ярости.
Не слишком обремененная раздумьями голова Рыжего Яздона ни¬когда так не работала, как в те дни и ночи. -Каких только планов унич¬тожения «новобрачного» осокоря он ни вынашивал! Один другого за¬манчивей. Но все они имели общий недостаток, который невозможна было не заметить и с которым нельзя было не считаться: их осуществ¬ление предполагало раскрытие личности виновника и бросало тень да его предстоящую женитьбу. Значит, нужно найти более разумный выход.
Как-то, проходя мимо деревенского магазина, он обратил внима¬ние на засохший чинар и тотчас сообразил,, от чего тот высох, хотя и прежде не раз видывал этот чинар. Под деревом находилась цистерна с керосином, керосин проливался и погубил дерево!
Ночью Рыжий Яздон вооружился лопатой, захватил канистру с керосином, пришел к «новобрачному» осокорю, вырыл ямки у его кор¬ней, залил их керосином, засыпал землей, утоптал и, успокоенный, во¬ротился домой.
Неделю он ждал, что осокорь засохнет, однако «молодожен» уто¬пал в столь пышной листве, что, казалось, сейчас забьет листьями, как крыльями, и полетит...
Видно, Яздону-Мечтателю не оставалось ничего иного, как уповать на заклинания Бухарзада, ибо он опять явился к нему. Во всей дерев¬не он не мог сейчас довериться кому-нибудь другому, кроме всеведу¬щего муллы.
На этот раз Бухарзад трижды перебрал по кругу все девяносто девять бусин своих четок.
—  Видать,—наконец поднял он голову,— твой осокорь растет ря¬дом с могилой какого-то давно обратившегося в прах и позабытого мужчины, и теперь его душа начинает вторую жизнь в этом дереве. Ай! — вдруг ударил себя по лбу Бухарзад.— Ведь Вдовца-то именно, под этим осокорем и похоронили!
—  Какой еще Вдовец?!
И тут-то Бухарзад вкратце и рассказал Рыжему Яздону историю Вдовца.
—  Раз уж однажды он помер, теперь его и черт не возьмет! — воскликнул побледневший Яздон,  выслушав  рассказ до  конца.
— Завтра вечером я обвенчаю вдову с другим деревом,— успокоил его Бухарзад. — Поверь мне, на каком бы дереве ни остановил ты свой: выбор, оно сразу же засохнет.
Однако до завтра дело не дошло.
В ту же ночь женские вопли подняли на ноги жителей деревни — и раньше всех Яздона-Мечтателя, так как крики доносились с соседне¬го двора.
Рыжий Яздон мигом вскочил с постели и бросился наружу, по¬вернул к дому соседки и, похолодев от ужаса, замер на месте.
Посреди соседской усадьбы возвышался могучий осокорь с холма,, опираясь на обнаженные корни,—неужто этими корнями-ножищами и пришагал он сюда? — а меж двух его ветвей висела
вдова в ночной сорочке, с окровавленными руками и лицом, на котором застыла грима¬са ужаса.