Их жизнь. В краю голубых озёр 8

    На фотографии Мария и её первенец Робчик.
   
 ...Второго сына Мария родила в 1 час дня 17 ноября 1946 года. Гнал ветер по стылой земле мелкий редкий снежок, припорошивший накануне землю, обрывал последние листья с деревьев, жалобно поскрипывали голые ветви.
   Стывриниха принесла туго закрученного в пелёнки младенца, положила рядом с Марией, присела на табуретку, сложив на коленях свои старческие руки со вздутыми венами и тонкой сморщенной кожей.  Она долго смотрела на Марию, щуря подслеповато глаза,глубокая жалость светилась в них.
   - Как же ты будешь одна с двумя детьми, доченька? - Спросила она, пришепётывая беззубым ртом.
   - Как-нибудь буду, бабушка, - устало вздохнув, ответила Мария. - Даст Бог, выращу... Люди кругом, не дадут пропасть... Помогут...
   - Так-то оно так, да тяжело тебе будет, милая, - рассудительно сказала повитуха. - Времена, нынче, тяжёлые, голодные... Вон, как в городах люди мучаются...
   - Не одной мне тяжело, всем тяжело... Да это же не на всегда, придут и другие времена, будем лучше жить, чем сейчас...
   - А мужик-то твой... Он тебя насовсем бросил, али как? - Осторожно спросила старушка и, тут же, увидев, как сердито нахмурилась Мария, поспешно добавила: - Да ты не сердись, доченька, если что не так сказала... Прости старуху, я не со зла... Любопытно мне...
   - Да я не сержусь, - улыбка тронула губы Марии. - Я и сама не знаю, бабушка, - призналась она. - Уезжал, говорил, что возьмёт к себе, а сам ничего не пишет, ни одного письма не прислал...

   Младенец, лежавший спокойно, с закрытыми глазами, сделал попытку пошевелиться, сморщился и громко заплакал, кривя губы.  Мария села на кровати, взяла его на руки, прижала к груди, стала тихонько раскачиваться, вглядываясь в его сморщенное личико с небольшим, выделяющимся краснотой, пятном.
   - Бабушка, это пятно... оно останется? - Тревожно спросила она.
   - Нет, со временем пройдёт, и следа не будет, не бойся! - Успокоила её Стывриниха.  Ребёнок, вскоре, успокоился, засопел носиком-пуговкой...

     Мария опять вспомнила Владислава, подумала, что, вот, у неё и второй ребёнок родился на свет божий, а его отец даже не знает об этом. Может, даже, и думать про них забыл... И так ей обидно стало, что слёзы навернулись на глаза.  Старушка пригрелась в тепле, задремала, голова её медленно клонилась вниз, она потеряла равновесие,  и от этого вздрогнула, проснулась, улыбнулась смущённо:
   - Фу ты, чуть не заснула... охти... Старость - не радость... Хорошо тут у вас, хоть ты домой не ходи...
   - А ты и не ходи, бабушка, оставайся у нас, места всем хватит, - предложила Мария.
   - Да нет, пойду, надо же моих курочек покормить, хоть их только три штуки осталось, а всё ж таки, живность, какая-никакая, - кряхтя, встала Стывриниха, потом склонилась, еле слышно поцеловала в лоб Марию сухими бескровными губами:    
   - Смотри, дочка, не болей, сыновей расти, они - твоё будущее, всегда кусок хлеба будет на старости лет.
   - Спасибо тебе большое, бабушка, - ласково улыбнулась Мария.
   - Да ладно... Чего там, - махнула рукой повитуха и заковыляла к дверям.
   
  ...Шло время. Каждый день с утра до вечера, Мария крутилась по хозяйству, как белка в колесе.  Очень тяжело было с деньгами. Они постепенно таяли, несмотря на то, что мать ввела режим жёсткой экономии.  Частенько даже пелёнки приходилось замачивать в воде, смешанной с печной золой, не было мыла. Правда, оно не всегда и было в магазине. Да и до магазина кусок изрядный, не выходило ходить туда часто.
  ...Постепенно, Мария всё реже вспоминала Владислава, черты его лица, как бы, затягивала слабая белесая пелена, с каждым ушедшим месяцем пелена становилась всё гуще. Притупилась обида на него, тоска по нём.  Главное - она не одна на белом свете! У неё есть мама, есть дети, два сына... Они - её радость, её счастье и горе, её веселье и грусть...

   Пришёл день, когда младшенький, Лёня,сделал свои первые несколько шагов и, смеясь от счастья, упал на протянутые к нему руки Марии. Она, блестя радостными глазами, схватила его, прижала к груди, покрыла всё его личико поцелуями. И, тут же, от промелькнувшей мысли, помрачнела, прошептала горько:
 - Вот и ты пошёл, мой маленький,а папка твой, не видел тебя даже, ни разу в жизни, понятия не имеет, как ты выглядишь, да и есть ли ты вообще!
   
   Лёня рос более смелым и бесшабашным, чем Робчик, всё время куда-то спешил, торопливо переставлял свои слегка косолапенькие ножки, спотыкался, падал, набивал себе шишки, громко ревел, потом всё повторялось... Вскоре он научился самостоятельно забираться на кровать и ему очень понравилось кувыркаться на покрывале, сшитом из разноцветных кусочков материи...

   Однажды, он так разыгрался, что скатился к самому краю кровати и шлёпнулся на пол, лицом вниз, разбив себе нос. Сразу же потекла кровь. Лёня пронзительно закричал от боли и страха. Мария, мывшая в это время в корыте Робчика, опрометью бросилась на крик, подхватила перемазанного в крови Лёню, ахнула, взглянув ему в лицо, принялась торопливо вытирать полотенцем кровь, плача от жалости к нему, подвела к чугуну с тёплой водой, приготовленной, чтобы сполоснуть Робчика, вымыла Лёне лицо, усадила его на скамейку и пригрозила:
  - Сиди здесь и не слезай, а то получишь от мамы по попе, понял? - Лёня ещё пуще разревелся, но, потом, видя, что мама занялась Робчиком, постепенно затих и заинтересованно следил, как мама малюсеньким кусочком тёмного мыла водила по спине и груди у брата и под её рукой появлялись красивые пузыри. Наконец, мама сполоснула Робчика чистой тёплой водой и завернула в льняное полотенце. 
   
   Скрипнула не смазанная дверь и на пороге показалась бабушка с подойником, в котором белело тёплое молоко.  Лёня облизнулся и нетерпеливо заёрзал на скамейке. Потом не выдержал, сполз с неё и пошёл к бабушке, смотря на неё умоляющими глазами.
   - Ах ты, мой миленький, молочка хочешь, - умилилась бабушка. - Сейчас, сейчас, внучек мой дорогой, вот только процежу, и налью тебе.
   - Баба, я тозе молоцка хоцу, - подал свой голос Робчик, уже лежащий в постели.
   - И тебе дам молочка, подожди немного, внучек. - Мать помогла Марии уложить детей, вдоволь напившихся молока, потом  и сами сели  ужинать. Мальвина достала чугунок с картошкой, поставила его на стол, налила в кружки молока и отрезала по краюхе хлеба.
   - Мама, а у тебя... чего-нибудь покрепче ... нет? - Неожиданно спросила дочь, не донеся до рта картофелину.
   - В честь чего это? - Удивлённо спросила мать.
   - А ты не помнишь? -  Мать перебрала в уме костёльные  праздники, свой день рождения и Марии, недоумённо пожала плечами, взглянув ей в лицо.  Мария вздохнула, укоризненно покачала головой: - Мама, сегодня 17 июля...  Мать непонимающе продолжала смотреть на дочь.
   - Сегодня Робчику исполнилось три года, мама!
   - Езус Мария! - всплеснула руками мать. - Вот голова дурная! Совсем забыла!.. Нет, доченька, ничего... такого... нет, увы!- Виновато улыбнулась она.
   - Да я шучу, мама! Хотя, нет, давай, всё-таки, выпьем, чокнемся за здоровье Робчика! - Мария подняла кружку с молоком.  Они чокнулись, выпили, Мария крякнула, сморщилась, понюхала хлеб.
   - Да, крепка! - Засмеялась её выходке мать. - Прямо первачок!..

    За окном краснели облака, подсвеченные ушедшим за горизонт солнцем, пронзительно свистели проносившиеся высоко в воздухе ласточки, ловившие комаров, громко стрекотали кузнечики, еле шевелились под тихим ветерком ветви деревьев.  Громко залаял во дворе Тузик и, тут же, стих.
   - Чего это он? Пойду, посмотрю. Она открыла дверь и выглянула во двор. Тузик, виляя хвостом, став на задние лапы, пытался лизнуть в лицо какого-то мужчину.  В следующее мгновение она узнала его.  Это был...   Владислав!
   - Езус Мария! - Воскликнула мать. - Приехал! Вернулся!-  Мария, как вкопанная, замерла за её спиной, не веря своим глазам, чувствуя, как кровь гулко ударяет в голову, сердце проваливается куда-то вниз...
   
   Владислав сделал несколько неуверенных шагов, остановился, посмотрел им в глаза и пробормотал:
 - Здравствуйте!.. Приехал... вот... - Он пытался найти ещё какие-то слова, но ничего путного не пришло в голову. Речь, которую он приготовил в поезде, начисто забылась, и он потупился, разглядывая носки своих сапог. 
   Мать посмотрела на онемевшую от внезапно прихлынувшего счастья Марию, покачала укоризненно головой и, довольно сурово, буркнула:
 - Что ж, заходи, гостем будешь... сынок! - Язвительные нотки явственно прозвучали в её голосе.    
   Владислав подошёл совсем близко к Марии, нагнулся, заглядывая ей в глаза:
 - Машенька,- пробормотал он тихо и виновато, - прости меня, слышишь? Не могу я, оказывается, без тебя... Не выдержал, вот, приехал, прости, прошу тебя! - Он неуверенно взял её безвольно опущенную руку, пожал ласково, потом медленно поднёс её к губам и поцеловал.  Мария как-то судорожно, не то всхлипнула, не то сильно вздохнула и, чувствуя, как подгибаются ноги, упала ему на грудь.  Владислав обрадованно схватил её руками, сжал в объятиях, торопливо и жадно покрыл поцелуями её лицо.
 - Перестань, не надо, - счастливо шептала Мария, делая слабые попытки вырваться.  Мать посмотрела на них несколько секунд, плюнула со злости, круто повернулась и ушла в избу.
 - Вот дура-то! Вот дура! - Бормотала она себе под нос, перемывая посуду. - Чёрт знает, где он пропадал эти два года, с какими бабами спал... Ни одного письма! Ни одного! А она... на тебе! Всё забыла сразу! Всё простила! Езус Мария! Ну и дочку вырастила! И в кого только? Я бы... ему показала!
   
 - Проходи в избу, Володя, - сказала Мария, когда он выпустил её из объятий, поправила волосы дрожащими руками, шагнула за ним через порог и закрыла дверь.  Владислав молча оглядывался по сторонам.  После чистоты Ашхабадской квартиры тёмный потолок и оклеенные пожелтевшими старыми газетами стены избы показались ему ещё более невзрачными, чем были на самом деле.  Он вздохнул, опустил на пол чемодан и присел на табуретку.
 - Ты, наверно, кушать хочешь, а? Володя? - спохватилась Мария.
 - Мама, сделай ему что-нибудь...
 - Нет уж, моя милая, сделай ему сама! - Отрезала мать, сверкнув на неё глазами.
 - Ты бы у него спросила сначала, где он пропадал эти годы, с какими бабами спал! А потом уж, ужин ему предлагала!
 - Ну зачем ты так, мама? - Обиженно спросила Мария. - Мы уж, как-нибудь, сами разберёмся, не тебе же с ним жить, правда? - Мать открыла рот, собираясь что-то сказать, потом передумала, махнула молча рукой и ушла в комнату, закрыв за собой дверь. 
   
   Владислав проводил её глазами, заходили по скулам желваки, но сдержался, промолчал.  Мария вывалила из горшка в миску последние картофелины, налила в кружку молока, положила рядом кусок хлеба: - Извини, ничего больше нет.
 - Что ты, что ты! Хватит мне, не беспокойся! - Перебил её Владислав.  Он молча ел, старательно жевал грубый ржаной хлеб, запивал молоком.  Мария села на табуретку, сложила на коленях усталые руки, внимательно разглядывала его обветренное, сильно загорелое лицо с выгоревшими бровями и ресницами.  Он почти не изменился за это время и, всё же, стал чужим.  "Да, чужим, - поймала она себя на этой мысли. - Чужой мужчина!"  - "С какими бабами спал!- вновь, явственно, услышала она недавние слова матери.  "А, ведь, она права! - Безжалостно подумала Мария. - Ни единого письма не прислал! Где был, что делал? Ничего не знаю! А, только увидела его и обалдела от радости! Вот дура!"- Охватившее её ощущение счастья уходило, исчезало, как вода в сухой песок...
   
 - Спасибо, Машенька! - Сказал Владислав, вытирая ладонью губы. Встал, посмотрел на неё, заметив, что её лицо как-то поблекло, растаял счастливый блеск глаз. Хотел спросить, почему, но передумал, только прислонился к стене рядом с нею и молча смотрел на неё.  Мария очнулась от своих мыслей, поднялась:
 - Иди, хоть на сыновей-то взгляни, отец! - Не смогла она скрыть иронии.  Владислав почувствовал, как жар стыда охватил лицо. "Боже мой! А я, ведь, до сих пор не знал, что у меня второй сын родился! Стыд-то какой!" - Он вытер ладонью вспотевший лоб, низко склонил голову, пряча виноватые глаза.  "Смотри ты! А краснеть ещё не разучился!" - С усмешкой подумала Мария.
 - Пойдём, что же ты... замялся, - потянула она его за рукав. 
   
   Они подошли к низкой кровати, на которой спали два мальчика, склонив друг к другу светлые головёнки. Остро пахло свежим сеном от недавно набитого матраца. Столько беззащитности было в позах разбросавшихся во сне братьев, что Владислав почувствовал, как нежность затопила грудь. Он до рези в глазах всматривался в их лица, потом склонился и поцеловал их головки.
 - Как вы его назвали?- Спросил он, опять чувствуя, что краснеет и не может смотреть в глаза Марии.
 - Леонидом, - ответила Мария, изо всех сил борясь с подымающейся в груди злостью. Ей очень захотелось его ударить, даже руки зачесались.
 - Машенька, я понимаю, что виноват перед тобой... И перед ними... тоже.- Он с трудом выдавливал слова, - но что же теперь делать? ...Ну, ударь меня, а? Может, тебе легче станет... Теперь, ведь, не исправишь того, что случилось... Прости меня... Пожалуйста!.. Сначала я думал, что смогу жить без тебя... Очень злой на тебя был... А, потом, понял, что нет, не смогу... Не будет мне жизни без тебя, слышишь? Я люблю тебя, Машенька! Люблю! - Его слова становились всё жарче и жарче, Мария чувствовала, как от его слов у неё кружится голова, уходит злость и что-то сладкое сжимает сердце...
   
   Он осторожно взял в ладони её голову, всматриваясь в глаза затуманенным от нежности взглядом.
 - Я не могу без тебя, любимая, - еле слышно прошептал он и стал осыпать поцелуями её глаза, щёки, губы.  Мария с изумлением почувствовала, как её собственные руки, помимо её воли, обхватили его шею, а губы уже ищут его губы.   
  "Господи, что же я делаю?" - Запоздало и обречённо подумала она, закрывая глаза, ощущая, какие же у него горячие и мягкие губы...
 - Нет!- Вскрикнула она, почувствовав, как его рука гладит её грудь, и оттолкнула Владислава. - Не хочу! Так нельзя! Слышишь?
 - Тише! - Усмехнулся он,  - Мать услышит!
 - Ты, вот, говоришь, что любишь, что не можешь без меня... Почему же ты почувствовал это только сейчас, когда два года прошло, а? - Спросила Мария.
 - Видишь ли, сначала я был очень зол на тебя, за то, что ты отказалась ехать...
 - Как я могла поехать с тобой, - перебила его она, - с маленьким ребёнком, беременная... к чёрту на кулички... Я что, сумасшедшая, что ли? Ну, ясно же, что сначала должен ехать мужчина, устроиться там, подготовить всё... А, уже потом, женщина, тем более, такая, как я...
 - Ну, ладно, Маша, не будем спорить, - попросил Владислав, чувствуя, что она распаляется, а это ничего хорошего для него не сулило. Умом он понимал, что только лаской и нежностью одолеет её, что это - его самое сильное оружие:
 - Прости меня! Прости, пожалуйста, я - очень виноват перед тобой. Я сам прекрасно понимаю это, - просил он, сжимая в ладонях её руки и целуя их.
 - Не могу я тебя простить, понимаешь? Не могу! Ты - отец моих детей, а растила я их без тебя, одна! Ты думаешь - это легко? Посмотри, как  мы живём! Оглянись кругом! Видишь? Мои дети не знают, что такое сахар! Мне не за что его купить! Ты, хоть раз, подумал о них? Подумал о том, что у тебя двое детей? Что они кушать хотят! Хоть раз ты прислал им деньги? А мне, часто, даже мыло купить было не за что, понимаешь? Я им пелёнки в золе стирала! - Вскрикнула она, чувствуя, что не в силах сдержать слёзы и они уже катятся по щекам.
 - Тише, Машенька, детей разбудишь, пожалуйста, - просил Владислав, - ну, успокойся...
 - Пусть просыпаются, пусть увидят, какое сокровище к ним приехало!
 - Ну, успокойся, Машенька, пожалуйста!.. Вот увидишь, я буду совсем другим, честное слово! Тебе не придётся на меня обижаться! - Он ещё долго упрашивал её, гладил её вздрагивающие  плечи, целовал... Кончилось это тем, что Мария успокоилась, перестала плакать. Она постелила ему на полу и, заметив,что он жалобно смотрит на неё, усмехнулась: - Ничего, обойдёшься, поспишь и на полу!
 
   Владислав долго не мог уснуть, смотрел на шевелящиеся тени на стене от веток под светом луны. Её свет был ярок, и в комнате было довольно светло.  Он  старался дышать ровно и глубоко, прикидывался спящим, чувствуя, что Мария не спит, крутится на кровати.  Наконец, он незаметно задремал, а потом провалился в сон, сказалась усталость от дальней дороги. 
   Утром его разбудил стук в окно.  Мария, возившаяся с завтраком на кухне, открыла дверь и впустила кого-то.  Владислав услышал густой мужской голос, заговоривший по-латгальски. Как он ни прислушивался, не смог понять, о чём они говорят. Потом скрипнула дверь, мужчина ушёл.
 - Что ему надо было? - Спросил Владислав, когда Мария заглянула в комнату.

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/12/03/2000