Аты- Баты, три рубля

-Куда  едем,  капитан?
Офицер  резко  обернулся  и грозно  спросил,  почти  прокричал:-  Кто  сказал?
Перед  ним  стояли призывники,  с  мешками,  в телогрейках, в старых  порой  рваных  пальто  и  плащах.
-Я.
Из толпы вышел в  драповом  пальто с  поясом,  при  пыжиковой  шапке,  мохеровом шарфе и черных кожаных  перчатках  хозяин  вопроса.   Для  1973 года на  призывной площадке,  это было , как вызов  военкоматовской  нравственности.
- Я  спросил  -  сказал  парень.
Капитан   окинул  его  с  ног до  головы,  развернулся  и молча  ушёл.  Шапка,  правда , только с  вида  имела  приличный  вид,  за отворотами  были  проплешины,  да  и шарф  был  начёсанным,  не  первой  молодости, а если поближе…,  то  пробит шрапнелью.  В  голове   у  Лёхи  была  смесь  градусов  и  мыслей.  Как  же  ему  всегда  не  нравились,  все  насильственные  перемещения  в  неизвестность.  Одно  дело,  когда    по доброй воле.   А вот  такое…   Сколько  ему  пришлось  сменить  за  свою  жизнь  школ,  домов.
Сколько  раз  он  был  в  этой  неприятной  роли  новичка.  Всё  испытал  своим  носом,   Правда  и  чужих  носов  не  жалел. 
 Видно  капитан  кому-то  пожаловался.
Пришёл  майор с  двумя  другими  капитанами,  Вычислили  Леху  из  притихшей толпы коллег
.- А тебя  мы  в  армию  не возьмём.
-Почему?
Да  ты  пьяный.
А  кто  в  армию  идёт  трезвый?
Вот  если  пройдешь  по  этой  доске,  возьмем -  и  майор  показал  на  длинную  тонкую  доску. 
Наверное,  это  доска у  них служила индикатором  пригодности и  сейчас   работала, как пропуск.
Алексей  подумал, что сейчас  отправят  обратно,  потом  опять  проводы,  слёзы, сопли  И  твёрдым  шагом  прошёл  по  указанному  маршруту.
-Ладно,  служи- смягчился  майор  и  команда  офицеров  удалилась.
        Потом  были  непонятные  вагоны с  туманным  маршрутом,  какие-то  перевалочные помещения , в которых  находили  способ  опохмелиться.  И  Лехе  предлагали, но  он  смотреть  не мог  на  водку.  От  одного  воспоминания  мутило.   
Когда  загрузили  в  вагоны  и  отправили  по  настоящему  к  цели,  то  обнаружил  знакомое  лицо  из  родной  альма – матер.  Парень  учился в  параллельном  потоке , группа ЭС-10.
Эсники  учились  после  десятого, но их  брали только на второй  курс  и  они ,как бы считали  себя  старше   и  задирали  нос.  А  на  летних  месячных  военных  сборах   Этот  конфликт  по  поводу  старшинства разрешился  обычным, но  действенным  способом.  Нос  они  больше  не  задирали.
А  в  этом  вагоне,   везущем в  неизвестность встреча  противников  обернулась в радостный союз.   Во  всём,  главное-ядро.  Вот  таким  ядром  и  стали  Лёха  и  Серёга.   Какие - то  мелкие  приблатнёные,  пытались  натянуть  одеяло  власти, на  себя, но  были быстро подмяты,  как  в интеллектуальном,  так и  в  физическом  смысле и были причислены  ядром , к  обслуживающему  персоналу.   Вот  так  Лёха  и  Серега  стали  «  стариками « по  вагону  ещё до  присяги и не  вступив,   в  почётное  звание  Салаги.
Ехали  дня  два, тире три. 
Сержанты  сопровождения держались  скромно,  вели  себя на  равных и порой даже  робко,  каково же  было  потом  изумление  Лёхи,  когда  они   пересекли  границу войсковой  части.    Как  будто их  надули  ядовитым  газом. 
Разговор  пропал- один  крик!
-Понты  дешёвые. Там  в  поезде,  ссали  голос  повысить.
Самое  интересное  началось  в  бане,  Да, какая  это  баня!  Так ,  сарай  с  водопроводом.   От  горячей  трубы  лучше  далеко  не  отходить.  Жопа  замерзнет(начинают  просыпаться   солдатские, самые  литературные , почти нежные слова).
Из  воспоминаний:
Ещё   в  военкомате  на  собрании,  где  военком  с  воодушевлением  рассказывал о прекрасной  жизни  в  армии. 
В  частности  он  говорил,  что  армия  теперь  другая.   Раньше  все  были  в  рванье,  в  телогрейках, а  сейчас  можно  спокойно  ехать  в    хорошей  одежде, а  потом  переслать  её  домой    Последний  раз  Леха увидел  свою  гражданскую  одежду  через  неплотно  закрытую  дверь  банного тамбура.  Кто-то  уже примерял  его  вязанный  свитер.  Больше  встреч  с ней  не  было.    Обмундирование  выдавалось  на  глазок.  Было  два  раз размера.  Длинный и  не  длинный.  Лёхе  достался длинный  и  сапоги, на  два  номера  больше, а  к  ним  маленькие,  маленькие  портянки,  которые  сразу  забились  в  мысы  сапог  и те  стали  сразу ,  как раз в  пору.    В  ефрейторе,  который  выдавал  портянки, Лёха  узнал  нового хозяина  своего  свитера.
-Как  свитер,  не  жмёт?
Ефрейтор  скорчил  кисляк  на  своей  ефрейторской  роже  и  приготовился сказать все то,   что он успел  выучить за  время  своей  службы.
-  Ладно, ладно  ты  бы  мне дал  портянки  нормальные  и  считай,  махнулись.
Ефрейтор  выбрал  самые  длинные,  как  же  они  потом  пригодились.   
В  новой  одежде  Леха  потерял  свой  статус,  завоёванный   с  Серёгой в  поезде.   
Все  стали похожими на  одно  лысое  лицо.
Рукава -  крыльями,  штаны  мешочком, в  коленях  колышком.  Сапоги,  как  повод  учиться    ходить  заново.
А  тут  еще  и  Серегу  отделили  и  увели  в  неизвестность…
За   какие-то   часы  весь  московский  призыв  был  расформирован. 
Из  москвичей  Леха остался один.  Хотя  другие  остались  не разлучёнными  с  земляками.   Кого  он  только  здесь  не  увидел.  Были  алтайские  немцы,  латыши, литовцы, эстонцы,    Какие-то  чернявые  сидящие  всё  время   кучкой. Потом  узнал- каракалпаты.
Знать  про  них раньше  не знал.  Азербайджанцы, армяне,  узбеки  , таджики и  совсем   адын-  москвич Леха.
Почему  заостряю  на  это  внимание,  потому,  что  там  в армии  москвич  выделяется    в отдельную,  особенную  национальность.  Только  там  Лёха  узнал,  что  москвичей  почему-то  положено  не  любить.  И  ни  в одном  батальоне, ни  на  одной  точке  двух москвичей  никогда  не  держали.  Даже  питерцев  было  двое,  одесситов  было двое,   бакинцев и  сумгаитцев 6 человек.
Такая  арифметика.
Вот  так.   Лёха  попал  под  Архангельск.
Привезли  их  ночью.  Звёзды  показались  маленькими,   маленькими,  далёкими, далёкими.  Воздух  колючий,  холодный. И  запах  угольного  дыма.  Чужой  враждебный запах  угля. В  нём  Лёха  почувствовал  себя  особенно  одиноко.
В  душе  стало  кисло   И он  понял,  кАк  это  долго-  два  года.  Как  далеко  он  от всего  и  как  ему  дорого,  все  то,  что  осталось  за  этой  толстой  стенкой  времени,  которая  его  сейчас  разделяет от     той  жизни.. 
И  как  он  будет  стирать  эту  "стену-время",  день  за днём , с радостью,  зачёркивая  его  крестиком,  в  своём   календарике.