Туда, где танцует солнце... ч. 10

Магиханум  несколько дней подряд не находила себе места. Ею овладевало  какое-то  радостное, вперемежку с грустью, волнение. Она чего-то ждала. После того, как она выдала замуж дочь, и та уехала в соседнее селение, в огромном доме она осталась одна, и лишь изредка навещающая её Зейнаб с первенцем  отвлекали женщину от одиночества. Мать радовалась за дочь. Она попала в хорошую семью. Муж работящий. Свёкор со свекровью сразу полюбили невестку, не обижали её, не придирались, а, наоборот, хвалили за её аккуратность.

Сегодня Зейнаб должна была заехать к матери на несколько часов. Бабушка ждала внука-бутуза, живого и шаловливого Эмирчика. Магиханум наладилась стряпать хинкал да мясные лепешки. Раскатывая  большой круг из плотного теста, она вполголоса  напевала какой-то восточный мотив. Взяв острый кухонный нож, стала ловко резать круг на тонкие жгуты  и, складывая жгуты друг на друга, делить их на небольшие квадраты. Она не услышала скрипа двери, шагов, медленно и осторожно приближающихся к ней.

Магомед остановился возле матери. Присев на корточки, прислушался к нежному  напеву. Словно что-то ёкнуло  в сердце женщины. Она замерла, затем медленно, словно опасаясь чего-то, оглянулась. Вот оно - родное лицо сына, его  грустные зелёные глаза. Поднявшись с пола и бормоча что-то ласковое, Магиханум обняла Магомеда, нежно целуя его щетинистые щёки, плача и ругая его, но по-доброму, по-матерински.

Нежные руки матери, её  поцелуи, как и в детстве, на Магомеда действовали магически. От них он становился мягким, податливым. Он готов был сделать всё, о чём она не попросит. Сын смотрел в её добрые глаза, когда-то тоже зелёные, но сейчас поблёкшие от горя и слёз. Он радовался, что наконец-то им довелось  свидеться.

Вскоре приехала Зейнаб с малышом. Обняв сестру, Магомед на какое-то мгновенье почувствовал отчужденность и непонятный страх в поведении сестры, переходящий в наигранную  радость от встречи с братом. Это привело Магомеда  в уныние.

Мать быстро накрыла стол. От горячего хинкала исходил ароматный запах мяса и специй. Потерев ладонями, Магомед спросил:
- А что, мать, не найдётся ли у нас чего горячительного к такому-то вкусному столу.
- Ну, конечно, сынок. В хлопотах я и не вспомнила.- Магиханум попросила дочь принести вина.

Разлив вино по стаканам, с улыбкой глядя на дорогих и милых ему женщин, Магомед произнёс:
- Ну что? За встречу! - Он пригубил вино, попробовал его на вкус и, ощутив его терпкость и аромат, большими глотками опустошил стакан.
Мать с сестрой, слегка притронувшись  вина губами, тем самым отметив возвращение Магомеда, начали расспрашивать его «что» да «как», рассказывали о себе. Зейнаб не могла нахвалиться своим новым семейством, мужем. Магомед, слушая её, всё чаще и чаще наполнял стакан вином, пил за чужое счастье и свою никчёмность.

Сестра уехала. Мать прибрала со стола. Магомед сидел молча, уставившись в застеленный сумахом пол и разглядывая замысловатые узоры, внимательно изучал их, вертя головой, словно филин.
- Мать, а где Гюльмейрам? - спросил Магомед.
- А кто её знает, сынок, - тихо начала Магиханум, - никто толком не ведает. Пируза замкнулась, ни с кем не общается, как помешанная ходит. Кто говорит, что Гюльмейрам сбежала от своего старого мужа, прячется где-то. Кто-то видел её здесь. Рамазан, сын Гамзы, видел её в городе с какими-то богатыми мужчинами. Красивая, говорит, вся в золоте, в дорогой одежде, весёлая. Может, по рукам пошла? Забудь её Магомед, одно горе от неё, - не глядя на сына, закончила Магиханум, тихо раскачиваясь на корточках взад-вперед.

Боль подступила к сердцу, постепенно переходя в голову. Магомед резко поднялся. Шатаясь после выпитого вина, вышел на крыльцо, посмотрел в сторону родника. Вспомнил, как встретил Гюльмейрам, влюбился до безумия. Вспомнил короткие встречи, поцелуи. Вспомнил гибкий стан, запах волос. Вспомнил всё то, что происходило с ним после. Ему вдруг захотелось тотчас узнать о Гюльмейрам всё. Неустойчивой походкой он направился к её дому. Он заметил, что вышедшая во двор Пируза, её тётка, узнав Магомеда, резко развернулась и зашла в дом, сильно хлопнув дверью. Это в одну секунду отрезвило мужчину. Он остановился. Поразмыслив, что ему вряд ли  удастся  что-то узнать, вернулся домой, ещё долго вспоминая о своей большой любви.

Всё лето Магомед занимался делами: смолил крышу, местами давшую течь от обветшания, штукатурил завалины, стены; в сараях навёл порядок; работал с матерью на огороде. Никуда из дома не выходил. Иногда Магомед выполнял заказы по изготовлению могильных плит. Сельчане знали, что от своего отца он унаследовал мастерство по работе с горным камнем и эту работу Магомед выполнял с особым удовольствием.

Но ничто его не могло отвлечь от мрачных мыслей. Сельчане все равно сторонились Магомеда, смотрели, кто - злобно, а кто - с опаской. Это причиняло  ему и боль, и обиду. От этого он становился злым, раздражительным и начинал ненавидеть окружающих его людей.

Ближе к осени была завершена вся основная работа по дому. Магомед решил попробовать себя «на стороне», то есть отправиться на заработки. Многие из земляков таким образом могли заработать деньги в осенне-зимний сезон. Магомед больше хотел отвлечься, чем что-то заработать. Он собрал тёплые вещи и всё самое необходимое, так как  не ведал, куда и на какой срок покидает родной дом. Простившись с матерью, Магомед  уезжал  в неизвестность.

Почему-то он решил на пароме добраться до Туркмении. Наверное, потому, что ему понравились рассказы его сокамерника о тёплых краях. Ему захотелось погреться под палящими лучами азиатского солнца после долгих северных зим и холодного каспийского ветра. По морю он путешествовал впервые. Магомеду было интересно всё. Свежий морской воздух трезвил, возвращая сознание о его значимости  в этом мире. Может, ещё не поздно заявить о себе всем, что и он заслуживает лучшего, и, возможно, счастливого будущего.

Прибыв в Красноводск, Магомед не захотел оставаться в этом городе. Город показался  ему серым  и мрачным, а уж это Магомеду совсем не нужно было. Ведь он решил начать жить заново, с чистого листа. «Нет! - решил Магомед, - поеду в Ашхабад».

В столице  он прожил с ноября по февраль, наслаждаясь теплой зимой, гостеприимством туркменского народа, его радушием. На окраине города, в Кишах, он снял себе во времянке небольшую комнатку. Работал на заказах, ему нравилось работать с камнем. Иногда он выполнял работы просто для себя, в которые вкладывал всю душу. После обточки, огранки, шлифовки обыкновенный холодный камень оживал в его руках. От него веяло теплом, и появлялась то экзотическая ваза, то волшебный цветок, а то стройная фигурка девушки. Мастера, работавшие вместе с Магомедом, восхищались его работами и между собой называли его «Миша-большой». Миша – потому, что им проще было называть его русским именем, а «большой» – не из-за его физических данных, напротив, Магомед был среднего роста, а за его большое умение и  мастерство.

В свободное  время Магомед  уходил в город, гулял по улицам, удивляясь, что после такого разрушительного землетрясения в 1948 году, город  на глазах поднимался из руин, строился, становился красивым, оживал, зеленел и радовался каждому новому дню.

Почему-то всё чаще и чаще Магомеду вспоминалась светловолосая девушка в бальном платье, с которой он толком не попрощался  в ту майскую ночь. Всё сильней и сильней ему хотелось увидеть её, извиниться, покаяться в прошлых грехах, попросить принять его такого, каков он есть и, может, от неё и только от неё, почему-то Магомед  был уверен в этом, изменится его жизнь. Желание увидеть девушку с далёкого Севера было так сильно, что Магомед, долго не раздумывая и простившись с друзьями, отправился к той, на которую возлагал  большие  надежды.
http://www.proza.ru/2011/12/13/784