Настроения в годы русско-японской войны ч. 1

НАСТРОЕНИЯ СРЕДИ НАРОДА.

Забытые уроки русско-японской войны.

Сразу после окончания несчастной для нас русско-японской войны, бывший командующий русской армией Александр Николаевич Куропаткин написал интереснейшую книгу «Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны». В ней он тщательно  проанализировал причины поражения Российской империи в этой войне и дал блестящий исторический обзор всех военных кампаний России, начиная с русско-японской войны.

(Мы будем неоднократно обращаться к этому произведению в данной работе. Актуальность темы вызвана ещё тем, что война эта почти неизвестна нашим людям. Огромное большинство «дорогих рассеян» вообще ничего внятного не сможет сказать о ней, а очень многие имеют самые дремучие (по невежеству) представления о тех сражениях.
С некоторыми авторами «прозы.ру» мне довелось дискутировать на тему русско-японской войны. Один исследователь всерьёз уверял, что в ходе Цусимского боя по русской эскадре  вместо японских комендоров стреляли ... англичане, другой в качестве главной причины капитуляции Порт-Артура назвал то, что «промасоненые генералы»-де не допустили (!!!) в Порт-Артур некую царскую икону(!!!) Тут-то крепость и сдалась  на милость врагу. Ни фамилий злодеев-генералов ни названия «царской» иконы, этот  знаток назвать так и не не смог.
Подобные мифы сочинялись после той войны для темного и неграмотного (тогда) крестьянства, чтобы как-то оправдать наши оглушительные поражения на суше и море. (Про миф о том, что эскадра Рожественского сражалась не с японцами, а с англичанами писал ещё Новиков – Прибой в своей известной книге). Но то, что в них ДО СИХ ПОР ВЕРЯТ наши грамотные соотечественники (имеющие «верхнее» образование – просто поразительно).

Вот что  писал А.Н. Куропаткин о моральном духе русского солдата на рубеже веков:
«...со времени Русско-турецкой войны ... наш солдат за эти 27 лет не стал лучше. Правда, в физическом отношении наш солдат в массе даже выиграл, но в духовном, по мнению многих начальствующих лиц, проиграл. Особенно трудный для командования материал стал поступать из фабричных центров, больших городов. Снова повторяю, что нижние чины постоянной службы были вполне надежны. Гораздо более требовали присмотра в бою и вне боя многие поступившие из запаса, особенно старших сроков службы. Ныне более, чем ранее требуется руководство, надзор в бою и вне боя офицера. Грамотных солдат было весьма мало».
Отметим, что кадровая армия была тогда ещё вполне надёжной и благополучной, но грозные процессы, происходившие в различных слоях общества, не могли не сказаться и на её состоянии. Особенно сложным были настроения рабочего класса и городских жителей, крайне слабую подготовку,  низкий моральный уровень и, в массе своей, совершенное НЕЖЕЛАНИЕ ВОЕВАТЬ на той, непонятной и непопулярной войне показали очень многие мобилизованные солдаты, как их тогда называли «запасные».

«Располагая огромным числом запасных, мы мобилизировали подкрепления, посланные на Дальний Восток, не младшими призывными возрастами запасных, а взяли в некоторых уездах различных губерний запасных всех возрастных сроков, а в соседних уездах тех же губерний не брали даже самых младших возрастов. Тотчас же по прибытии на театр военных действий подкреплений было обнаружено, что старшие возрастные сроки запасных в возрасте 39—43 лет и по физическим, и по духовным качествам были наименее надежными и, по отзыву начальствующих лиц, не усиливали, а ОСЛАБЛЯЛИ боевую стойкость частей. Наибольший процент из уходящих во время боя в тыл падал, по отзывам начальствующих лиц, на запасных старших возрастных сроков. Были, конечно, и отрадные исключения, но масса запасных старших сроков стремилась на нестроевые назначения в тыл, на этапы, в лазаретную прислугу, обозные...
Наш крестьянин в возрасте свыше 35 лет часто тяжелеет, становится, как говорят, сырым, обрастает бородой, теряет солдатский вид, труднее молодежи переносит тяжести походной жизни. Особенно малороссы Полтавской губернии старших возрастных сроков, попав с равнин Малороссии в горы Маньчжурии, оказывались слишком грузными, чтобы карабкаться по сопкам.»

Подробному анализу уроков русско-японской войны будет посвящена отдельная работа, здесь же мы затронем лишь некоторые важнейшие наблюдения и выводы Куропаткина, касавшиеся морального и боевого духа русских войск. 
«В последние войны, которые вела Россия...с особой ясностью сказалось, что с усложнившейся обстановкой войны наш командный состав во многих случаях оказывался не на должной высоте. Младшие офицеры в пределах своей деятельности были храбры, распорядительны, но недостаточно сведущи: начальники частей (за редким исключением) не были достаточно подготовлены к наилучшему использованию боевой способности вверенных им частей.
Но наиболее слабым оказался генеральский состав: бригадные, дивизионные и корпусные командиры. За исключением нескольких блестящих имен, большинство не было подготовлено к распоряжению в бою войсками всех родов оружия, не умели установить связи между частями, входившими в состав вверенных им сил и не умели поддержать связь по фронту с соседями. Чувство взаимной выручки не было сильно развито. Бездействие с оговоркой «не получал приказания», когда били соседей, не было редким явлением. Особенно неумело вели наступательный бой...»

Слабая подготовка нашего генералитета меня не слишком удивила, это всегда было «слабым местом и русской и, к сожалению, - советской армии. Даже неплохие офицеры, получая генеральские звания нередко «бронзовели», прекращали заниматься военным самообразованием и начинали вести себя по-барски. (Исключения, разумеется, были, но они лишь подтверждали общее правило).
А вот БЕЗДЕЙСТВИЕ в тех случаях, когда плохо приходилось соседям и ОТСУТСТВИЕ ВЗАИМНОЙ БЫРУЧКИ неприятно поразило и потрясло. Об этом уроке боёв русско-японской войны у нас не принято писать и вспоминать.
«2 октября 1904 года полковнику Мартынову было поручено начальствование над войсками левого фланга участка 17-го корпуса с приказанием упорно оборонять с. Ламатунь. Не теснимый противником, полковник Мартынов очистил с. Ламатунь, за что получил замечание от командующего 17-м корпусом. В японской армии командир полка из армии Ноги НЕ ПОДДЕРЖАЛ под Порт-Артуром СОСЕДНИЙ ПОЛК  и был ЗА ЭТО РАССТРЕЛЯН. У нас полковник Мартынов за бои на р. Шахе получил чин генерал-майора.» (!!!!!)
Суворовское «Сам погибай, а товарища выручай» - увы, НЕРЕДКО оставалось благим пожеланием в ходе сражений Русско-японской Войны. Куропаткин приводит в своей книге множество примеров этого.
К величайшему сожалению, никаких выводов из этих фактов сделано не было. И в годы Первой мировой войны это же неоднократно повторялось.
Гинденбургу удалось разбить корпуса 2-й Армии Самсонова поодиночке: сначала был разбит и отброшен правофланговый VI-й арм. корпус Благовещенского, потом под Уздау был разбит и в беспорядке отступил левофланговый I-й арм. корпус Артамонова, а уже затем немцы окружили и уничтожили центральные корпуса XIII, XV, и соединения XXIII-го русских корпусов. Дивизиями I-го арм. корпуса (которые ранее не участвовали в бою и сохранили боеспособность) была сделана попытка придти на помощь своим окружённым центральным корпусам, однако эти войска уже «потеряли сердце». Наступление велось вяло, без  порыва и после короткого боя наши войска отошли на прежние позиции. Результатом этого стали разгром центральных корпусов и пленение десятков тысяч наших деморализованных солдат и офицеров...
Вот что писал об этом генерал-квартирмейстер Ставки русской армии Ю.Н. Данилов:
«Операции, разыгравшиеся на Северо-Западном фронте, дают несколько разительных примеров таких положений в пределах этого фронта, при которых нападение неприятеля на одну из армий не вызывало должных активных действий со стороны остальных войск фронта, пребывавших в бездействии. В результате, наш противник, имея, в общем, на названном фронте силы, значительно нам уступавшие, успевал их сосредоточивать, пользуясь своею подвижностью и нашим бездействием, то против одной, то против другой армии и ставить себя в положение, гарантировавшее ему победу».

Важно отметить, что Германия с 1871 по 1914 годы не имела НИКАКОГО ОПЫТА реального участия своих войск в крупных военных кампаниях. Россия же имела опыт русско-турецкой войны 1877-78 г.г и сражений русско-японской войны 1904-05 г.г. Казалось бы, именно русская армия к 1914 году должна была иметь значительное преимущество в боевом опыте своего офицерского и генеральского состава, обстрелянности  унтер-офицеров и «запасных», владении тактикой боя, УМЕНИЕМ вести современную войну.
Однако на деле этого не произошло. По большинству показателей германская армия, не имевшая, повторюсь, НИКАКОГО боевого опыта, в начальных сражениях 1914 года заметно превосходила даже кадровые русские части. (О наших второочередных дивизиях, составленных из «запасных» - нечего и говорить. Даже русское командование признавало их боеспособность неудовлетворительной).
Одной из причин этого феномена было то, что Россия собственный печальный опыт русско-японской войны даже толком не проанализировала и не усвоила.
А.Н. Куропаткин подчёркивал:
«...для успеха требуется, чтобы война была народной и чтобы в достижении этого успеха дружно со своим правительством участвовал весь народ.
Такой народной войной и была война для японцев. Для наших же войск война, веденная в Маньчжурии, не была войной народной. Цели на Дальнем Востоке, которые мы преследовали, не были понятны русскому офицеру и солдату. Общее недовольство, охватившее все слои населения России перед войной, тоже только способствовало тому, чтобы начатая война стала ненавистной. Никакого подъема патриотизма война эта не вызвала. В армию стремились многие хорошие офицеры — это вполне объяснимо, но все слои общества остались равнодушными к начатой борьбе на Дальнем Востоке.

Несколько сот простых людей просились идти на войну добровольцами, но дети наших вельмож, купцов, ученых не рвались в армию.
Из многих десятков тысяч учащейся молодежи, праздно проводившей время и часто жившей при этом за счет государства, нашлось (кроме студентов-медиков) лишь несколько человек, поступивших в ряды добровольцами. В это же время в Японии стремились стать в ряды дети самых знатных граждан, даже в возрасте 14—15 лет. Был случай, что мать убила себя со стыда, когда сын ее был признан негодным поступить в солдаты.

Равнодушие России к той кровавой борьбе, которую сыны ее вели в чужой стране за малопонятные интересы, не могло не поколебать сердца даже сильных воинов. Военное одушевление, порыв к подвигу не могли явиться при таком отношении к ним на родине».

Совершенно ПОТРЯСАЮЩИЙ пример с этой «солдатской матерью» привел Куропаткин. Такой «градус» патриотизма был в японском обществе, которое ПОГОЛОВНО считало ту войну справедливой и отвечавшей японским национальным интересам.
А у нас в России нашлось всего несколько сотен добровольцев и всего НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК из числа десятков тысяч студентов, отправившихся добровольцами на фронт
Какой контраст это являло по сравнению с Японией:
 
«Мы проглядели, в каком патриотическом, воинственном направлении много лет велось воспитание японского народа, проглядели постановку школьного дела в Японии, где вместе с горячей любовью к родине с малых лет подготавливались даже в начальных школах будущие воины. Проглядели, с какой гордостью служили японцы в своей армии и с каким глубоким доверием и уважением относился японский народ к ней. Проглядели железную дисциплину в этой армии. Проглядели роль самураев-офицеров в армии. Мы совершенно не оценили значения того возбуждения против нас, какое явилось после лишения японцев результатов их побед над Китаем. Не оценили, что корейский вопрос был жизненным вопросом для японцев. Не оценили, что партия молодой Японии давно настаивала на войне с Россией, и только сдерживалась благоразумным правительством. С началом войны мы прозрели, но было уже поздно. В то время когда у нас война с Японией была не только не популярна, но непонятна для русского народа, вся Япония, как один человек, откликнулась высоким патриотическим порывом на призыв под знамена ее сынов...

Сотни желающих являлись идти на верную смерть, на самые отчаянные предприятия. Офицеры и нижние чины, уходя на войну, исполняли над собой обряд погребения, знаменуя этим намерение умереть за родину. В первое время войны, попавшись в плен, японские офицеры лишали себя жизни. В армию рвалась вся молодежь. Самые знатные семьи стремились принести родине пользу своей службой, службой своих детей или средствами. Были полки, который с криком «банзай» доходили до наших препятствий, прорывали их, заполняли трупами волчьи ямы и по трупам товарищей врывались в наши укрепления. Весь народ вместе с войском сознавал важность веденной Японией войны, сознавал значение совершавшихся событий и не жалел жертв для достижения победы. Силу Японии составляло полное единение народа с армией и правительством. Это единение и дало победу японцам. Мы вели борьбу только армией, ослабляемой при этом настроением народа, против всего вооруженного японского народа...
Главное, что послужило к успеху японских войск, — это их высокий нравственный дух, готовность на все жертвы для достижения победы и упорство, с которым все чины армии, от солдата до главнокомандующего, добивались победы. Во многих случаях положение японских войск было настолько тяжелым, что требовались чрезвычайные усилия воли, чтобы держаться или подвигаться вперед. Японские офицеры находили в себе силу требовать, казалось бы, невозможных усилий, не останавливаясь перед расстрелом отступавших, а японский солдат собирал последние физические и духовные свои силы и этим последним усилием часто вырывал у нас победу. Несомненно одно: не будь вся японская армия патриотично настроена, не чувствуй армия дружную поддержку всей нации, не сознавай армия во всех чинах ее огромную важность начатой борьбы, такие усилия, даже сделанные японскими вождями, не оказались бы результативны. Приказание идти вперед было бы отдаваемо, но войска, не поддержанные родиной, не нашли бы в себе сил к подвигу, который представлялся им свыше их сил».


К сожалению, русское офицерство далеко не всегда отвечало требованиям современной войны, плохо УМЕЛО и МОГЛО поддерживать элементарный порядок в подразделениях, а уж тем более - организовать бой, проявить самим и потребовать от подчинённых «чрезвычайных усилий» в ходе сражения. Вот что отмечал Куропаткин:
«Приходилось брать офицеров из частей войск, расположенных в Европейской России, на Кавказе и в Туркестане. При этом должная разборчивость при командировании офицеров не проявлялась. Посылали к нам в армию совершенно непригодных по болезненности алкоголиков или офицеров запаса с порочным прошлым. Часть этих офицеров уже на пути в армию заявляла себя с ненадежной стороны пьянством, буйством. Доехав до Харбина, такие ненадежные офицеры застревали там и, наконец, водворенные в части по прибытию в них, ничего, кроме вреда, не приносили и были удаляемы. Наиболее надежным элементом, конечно, были офицеры срочной службы, особенно поехавшие в армию по своему желанию. Среди них было много вполне выдающихся офицеров. Наименее надежны были офицеры запаса, а из них не те, которые оставили службу добровольно, а те, которые подлежали исключению из службы, но по нашей мягкосердечности попали в запас».

Вообще, это российская «добросердечность» (за чужой счёт нередко) принесла много вреда нашей армии. Всепрощенчество, нежелание брать на себя ответственность и позиция «моя хата с краю» многих должностных лиц  на войне разлагающе действовали на подчинённые  им подразделения и части:

«С ведома начальствующих лиц всех степеней разрешалось в помощь ротным и дивизионным санитарам назначать нижних чинов из строя для выноса раненых. При большом числе раненых уходило в тыл под этим предлогом огромное число нижних чинов. Затем слабодушные и преступные пристраивались к назначенным для выноса раненых или самовольно выносящих таковых или уходили в тыл без всякого предлога. Мне приходилось  видеть носилки с ранеными, при которых толкалось до десяти здоровых нижних чинов. Самовольный уход с поля сражения доходил в некоторых полках до нескольких сот человек, а в одном полку в первом деле, в которое он попал, ушло в тыл здоровых людей более одной тысячи человек. Необходимо пояснить, что уход из боя в тыл практиковался преимущественно запасными, в особенности старших сроков службы. Кадровые нижние чины в большинстве доблестно несли на себе главную тяжесть боя и, даже уменьшившись в ротах до горсти в несколько десятков человек, вместе с офицерами продолжали бой».

Требуется небольшой комментарий этого.
Тут впервые отчётливо проявилась новая и очень грозная тенденция поведения части нижних чинов русской армии: пользуясь попустительством и верхоглядством г.г.офицеров, наиболее «хитромудрые» солдаты стали искать «законные» способы уклонения от передовой, от непосредственного участия в бою. Кто-то записывался в сапожники, кто-то в денщики, но самые умные (и подлые) придумали этот способ: под видом помощи раненому «свалить» с передовой. Это явление, как видим, приняло массовый характер. Видя, что это деяние  не преследуется офицерами, самовольно уходили в тыл сотнями(!!!) особенно и не скрываясь ни от кого.
Если уж САМ КОМАНДУЮЩИЙ АРМИЕЙ А.Н. Куропаткин (который безусловно находился очень далеко от передовой и линии огня) видел как 10 здоровых солдат «толкались» у носилок с одним раненым, то это означает, что ни у кого из других начальников такое поведение солдат не вызвало негативных эмоций.
Стоит ли удивляться тому, что японцы, имея меньшее количество людей в армии, чем мы, всякий раз выставляли на боле боя более полнокровные роты и батальоны и одерживали верх?!
 
«От нравственного элемента войск на войне, по мнению великого полководца Наполеона, зависит три четверти успеха. Это отношение нравственного элемента к материальному сохраняет свою силу и в настоящее время, когда условия боя еще более стали тяжелыми, чем были во время наполеоновских войн. Ныне больше, чем когда-либо, моральная сила армии зависит от настроения нации…
 
Сельские жители в возрасте свыше 35 лет уже являлись домохозяевами, часто многосемейными. Все их интересы и помыслы, даже по прибытии в Маньчжурию, были дома. Эти заботы отнимали у них веселость, бодрость, необходимые для солдата. А тут еще сама война казалась непонятной, а с родины вместо призыва к подвигу присылались прокламации, подговаривавшие не сражаться с японцами, а бить своих офицеров. Характерен следующий случай: во время отступления из-под Мукдена некоторые части отходили в беспорядке, и встречались нижние чины, бросившие свое оружие. Один из чинов моего штаба, подъехав к такому безоружному, услышал от него вопрос: «А где тут идет дорога в Рассею?» А на упреки в трусости получил ответ: «Какой-такой я сражатель — у меня за плечами шестеро детей».

Великолепная сцена, не правда ли?! Солдаты побросали свои винтовки и бредут толпою, реагируя на замечания офицера штаба Армии самым наглым образом. Воистину, какие уж «сражатели» могут быть из такого сброда…
Самое удивительное, что спустя 10 лет, во время Первой мировой эта ситуация  повторилась почти дословно.

Командир роты Уфимского пехотного полка 1-й Армии Ренненкампфа вспоминал об одном из первых боёв в Восточной Пруссии:

«Во время боя, когда тяжелые снаряды начали разрушать окопы и появилось много убитых и раненых, испуганные запасные "дяди" -
бородачи начали охать и плакать как дети, a некоторые из них стали удирать и поползли из своего окопа по ходу сообщения... Двое из них приползли ко мне в окоп... Когда увидали меня, стали прямо рыдать!... - "Ваше Высокоблагородие! Ослобоните нас, увольте! Какие мы воители! У меня четверо детей! Ослобоните нас!" Сначала я бросился на них с револьвером, но потом опомнился. Я пристыдил их, напомнил о присяге, указав на молодых летами солдат-почти детей, мужественно сражавшихся.
Грустно и досадно было видеть эту картину! Я приказал им вернуться на свое место и горнисту сопровождать их...
Командиру 2-го взвода ст. унт.-оф. Афанасьеву я послал записку, укоряя его за беспорядок во взводе. И вот, как потом рассказали мне люди его взвода, Афанасьев, прочитав мою записку, освирепел! Кинулся к одному из этих храбрецов. - "Почему ты, борода, прячешься, ползаешь, срамишь весь взвод перед ротным командиром, а не стреляешь в немцев, с...с...?"
- "Да я не вижу их, господин взводный!"
- "Ах, не видишь?..." - закричал Афанасьев и тут же высоко поднял его на своих могучих руках над окопом! Немецкие пули быстро засвистали близко... близко...
- "Теперь видишь?!"
- "Вижу, вижу, г-н взводный", - отчаянно завопил "бородач" и сейчас же стал стрелять не только он, но и другие запасные, у которых были винтовки, взятые у раненых и убитых солдат. Полная дисциплина водворилась во взводе!»

Эх, КАКИЕ были унтера в русской КАДРОВОЙ армии. И КАК их БЕЗДАРНО растратили наши полководцы в самом начале Первой мировой войны...
   
На фото: русская пехота в строю (РЯВ)

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/12/25/601