В огне 28

Глава двадцать восьмая

21 февраля 2000 г.
19-30
Позиция разведчиков.

                Седой «плыл». Он не понимал от чего – пуля прошла под ключицей, не задев кость, и вышла со спины, но ему становилось все хуже и хуже…

                Он не ответил пехотинцу, а вызвал командиров групп к своему окопу.

                Первым подбежал лейтенант Тимофеев, люди которого занимали позицию в центре цепи, поэтому он был ближе всех.
 
                - Лейтенант, потери? – голос Седого прерывался.

                - Двое «двухсотых» и трое раненых. Все тяжелые… Духи не причинили нам вреда – палили поверх окопов. Всех выбил снайпер. Видать, его позиция была прямо напротив нашей.

                - И в меня он дважды попал! - Седой выругался. Тем временем подошли Стас и Дрюня.

                - Что у вас? – спросил он разведчиков.
 
                - У меня в группе потерь нет. Двое «трехсотых». Ранения легкие, - доложил Стас Шульгин.

                - У меня один легкораненый, - сказал Паршаков. – Мы уничтожили батарею духов, но к ним подтянулся резерв со стороны Харсеноя. Пятнадцать человек. Пока зачистили их, у вас здесь уже шла вялотекущая перестрелка. А пока дошли, вы все закончили без нас.

                - Что с батареей?

                - У духов на позиции было два миномета. Ну, и боеприпасы. Взорвали все, командир. Обслугу уничтожили.

                - Дрюня, для доклада сосчитайте потери боевиков. Где-то здесь был командир пехоты?

                - Я здесь! - раздался из темноты все тот же молодой голос. – Командир роты капитан Марков. Приказано заменить вас на позиции. Да, с нами еще санитары, носилки. Раненых ваших эвакуируем. И «двухсотых», - почему-то виновато добавил он.

                - Капитан,  пройди со Стасом, - Седой попытался приподняться, но его выстегнуло дикой болью, и он упал на место, застонав сквозь готовые выкрошиться зубы. Голос его враз осип. – Капитан, пройди по позиции, Стас тебе все покажет. Ночью духи могут полезть, поэтому тропу и лес около тропы заблокируйте наглухо. Обставьте растяжками под снегом. Их здесь, как муравьев в куче.
                - Понял! Сделаем! – капитан еще не растерял молодой задор. – Товарищ… - он замялся, не зная, как обратиться к Седому. «Командир!» - подсказал Стас. – Товарищ командир! С нами батальонный врач. Разрешите ему осмотреть вашу рану.

                - Спустимся вниз, там посмотрим! – ответил Седой.

                - Извините, товарищ командир! – голос капитана стал вдруг жестким. – У меня приказ командующего операцией! Врач специально пошел с нами!

                - Осматривайте! – махнул рукой Седой. – Стас, Дрюня, палатки!

                Окоп мгновенно накрыли плащ-палатками, которые держали разведчики и, поднырнув под этот навес, доктор включил фонарь и начал осмотр.

                Он возился с раной более часа…

                - Вас нужно срочно оперировать, - наконец, сказал он, накладывая на раны салфетки. – Пуля задела на выходе лопаточную кость и раскрошила ее. Снаружи я вычистил, что смог. Но рану на спине нужно вскрывать и чистить. Кроме того, вы потеряли много крови. У вас вся одежда на спине пропитана кровью… Вот такие дела! – Как-то совсем по-граждански закончил он, вкалывая Седому два тюбика промедола, и полез из окопа наружу.

                - Командира немедленно в госпиталь! – приказал он.

                Санитары попытались, было, сунуться в окоп, но разведчики оттеснили их и сами уложили Седого на носилки лицом вниз, как приказал доктор.

                Затем было длительное «хождение по мукам», хотя пацаны старались нести носилки плавно. Но по камням и корягам это получалось плохо.
 
                Пока его спустили вниз и донесли до полевого госпиталя, он искусал в кровь губы, а в глазах его плавали желтые круги. Он держался из последних сил, чтобы не потерять сознание…

                В госпитале – огромной, хорошо протопленной палатке, разбитой на отсеки, его встретил старый знакомый – начальник хирургического отделения из Ханкалы.

                - Егор! – закричал он. – Здоров, братишка! А я чё-то недавно думал о тебе… Давненько, думаю, не виделись, а это хорошо! Воюет, значит, без ранений! А ты вон чего удумал! Так, быстро срезайте с него одежду! – приказал он санитарам. – Всю! Обмыть, обтереть спиртом! И немедленно в операционную!

                - Сергей, надолго это? – спросил Седой.

                - А тебе какая разница?! – рассмеялся хирург. – Ты ж все равно через пару недель сбежишь недолеченный!

                - Нет, брат! Сам чувствую – что-то там, в спине не так! Боль адская…

                - Сейчас посмотрим! Сейчас посмотрим, - сказал доктор, наблюдая, как санитары большими ножницами срезают одежду Седого, с которой в подставленные тазы капали тяжелые капли крови. Срезанные фрагменты одежды бросали в эти же тазы, от которых исходил тяжелый, кислый запах крови.

                – Н-н-да! – настроение хирурга резко испортилось, когда он увидел, сколько крови потерял Седой. И ушел готовиться к операции.

                - Егор! У тебя большая кровопотеря! – сказал он, когда Седой уже лежал на операционном столе. – Если я тебе сделаю сейчас общий наркоз, сердце может не выдержать. Но оно может не выдержать и местный, если он вдруг начнет отходить… Ты же огромный, как медведь…

                - Серега, да делай ты уже что-нибудь! Местный, так местный. Выдержу…

                Он чувствовал, как трещала под скальпелем разрезаемая кожа, как давил скальпель на мышцы, рассекая их, как Сергей ковырялся в ране пинцетом… Но боли не чувствовал. Он знал, что она придет, когда начнет отходить наркоз.

                - Зашивайте! – наконец, сказал хирург, хлопая стаскиваемыми с рук окровавленными медицинскими перчатками.

                - Этот – самый крупный! – Сергей показал Седому зажатый пинцетом осколок лопаточной кости размером с ноготь. – И десяток мелких. На лопатке трещина – пятнадцать миллиметров. Тебе опять повезло… Попади снайпер на полтора сантиметра ниже, и лопаточная кость разлетелась бы вдребезги…

                - Да не каркай ты! – пробурчал Седой. – Сказал бы что-нибудь ободряющее, вместо того, чтобы пугать!

                - Да, легко! – рассмеялся хирург. – Жить ты будешь! Долго и счастливо!

                - О-о! Это уже перебор! – впервые за весь этот долгий, тяжелый день улыбнулся Седой. – Если ты мне еще и сигарету прикуришь…

                - В операционной?! Да ты совсем обнаглел! – закричал Сергей, прикуривая сигарету и вставляя ее в губы Седому. – Ну, полежи, отдохни, пока тебе койку готовят. На завтра прогноз плохой. Вертушки вряд ли будут летать. Так что, завтра, скорей всего, еще здесь будешь…

                Седого перенесли в реанимационный отсек и уложили на койку. Солдат-санитар подключил ему капельницу и вышел.

                Вскоре явился хирург и сделал ему инъекцию в руку.

                Он пошел к выходу, на ходу развязывая тесемки халата, и вдруг остановился.
 
                - Седой, ты помнишь Смоктунова? – спросил вдруг Сергей Александрович.

                Седой  с удивлением посмотрел на доктора. Тот стоял и ждал ответа.

                - Смока, что ли? Помню. Я же с ним в одной палате лежал. Ты почему спросил о нем?
 
                - Нет больше Смока... - со щемящей грустью в голосе сказал доктор.

                Перед глазами Седого встал Смок - сухой, жилистый, весь свитый из тугих мышц. Он был командиром группы спецназа ГРУ и выполнял запредельные задания. Правда, и потери в его группе были запредельными...

                - Погиб? - спросил Седой.

                - Умер в окружном госпитале. Доконал его груз прошлых ран.

                - Расскажи...

                - После крайнего ранения его отправили в Ростов... Ты же знаешь: на нем места живого не было, как собственно и на тебе. Положили в двухместную палату, обеспечили уход и лечение. Но...
               

                - Что с тобой? - спросил Герка - капитан-танкист - сосед по палате.

                - Ничего… - Смок отвернулся, пряча две маленькие горькие слезинки в углах глаз…

                - Доктора же не всегда правы… Кому, как не тебе это знать…

                - Я знаю. Я должен был умереть еще три жизни назад, но жив до сих пор…

                - Вот видишь?! – Герка попытался  поправить подушку под головой Смока. Она была насквозь мокрая и холодная….

                - Хочешь, я скажу сестре-хозяйке, чтоб принесла тебе свежую подушку? Твоя вся мокрая…

                - Не нужно.  Мне все равно…

                - Смок, все равно не должно быть! Должно быть хорошо!

                - Мне было хорошо! Давно! Тогда я еще не знал, что такое война, и играл с сыном. Была зима. У меня был отпуск, первый лейтенантский отпуск, и я катал сына на санках… Было очень хорошо. Морозный день, искристый снег, яркое солнце… И счастливое лицо моего сынишки... Я помню…

                - Видишь, ты помнишь…. Расскажи еще что-нибудь хорошее…

                - Я не видел больше ничего хорошего… Мне нечего рассказать тебе.

                - А сын? У тебя еще были дети?

                - Почему были? Они есть… Только они выросли без меня… Я не участвовал в этом.

                - Как это?

                - Так… Пока они росли, я воевал за какой-нибудь долг, который задолжали наши правители другим правителям. Потом оказалось, что лично мне никто ничего не должен, и у меня нет ничего за душой. Кроме пары офицерских погон. Да, еще вещевики мне должны юфтевые сапоги, но их уже, наверно, не шьют. И я вряд ли получу их когда-нибудь… А шинель мне выдали. Три года назад... Правда, на три размера меньше, и я ее сразу же поменял на  ящик тушенки. Тушенка оказалась говенной – соя. Хотя на красочной этикетке было написано "Говядина кусковая"...

                - А как...

                - Герка, ты оставь меня, пожалуйста. Мне опять хочется спать… Господи, я только и делаю, что сплю…

                - Доктор, он опять спит…

                - Ну, что ж я могу поделать? Я пытаюсь поддерживать его силы, но их запас давно исчерпался. Еще лет десять назад. Я вообще поражаюсь, как он жив до сих пор после таких серьезнейших ранений. Вы молодой врач и, наверно, не помните, как год назад он попал к нам с осколочным ранением в живот? Нет? Так вот, осколок, размером 23,0 Х 5,0 миллиметров пробил толстую кишку, и у него развился разлившийся перитонит. В кишечной полости начались некротические процессы. И все эти дни он участвовал в боях…   Он попал на стол к хирургам только через четыре дня  после этого ранения. И выжил… При этом пил только воду, и его непрестанно рвало жидкостью черного цвета…

                - Но после этого ранения его демобилизовали?

                - Как бы не так! После этого ранения... Сейчас, секундочку, читаю: «…неоднократные пулевые, осколочные ранения, контузии в 1996, 1999, 2001 году"... А-а, вот: "2 марта 2002 года:  Компрессионный перелом позвоночника в области Th5 – Th9, перелом передних отделов первых ребер в области соединения с грудиной, перелом шейки левой лопатки с торсионным смещением…». Вы думаете, как он переносил это ранение? Правильно, на ногах. Пока не свалился без сознания…

                - Смок, тебе дать что-нибудь?

                - Дай мне воды.

                - Смок, а почему ты не пускаешь к себе никого? Ведь к тебе приходят люди проведать?!

                - И я должен показать тем, кто меня любит, неподвижное тело, которое не может даже спустить себя с кровати? Им это будет приятно видеть? Нет! Лучше уж пусть думают, что я сплю и набираюсь сил… Вот скоро мне станет лучше… - он опять отвернулся к стене…

                - Смок, тебе станет лучше! Тебе обязательно станет лучше!

                Смок не ответил Герке. Он больше никогда никому не ответил…
Его большое, сильное когда-то тело отдало все, что могло Отечеству…

                Он умер в палате окружного госпиталя на жесткой, сбитой в комок, мокрой подушке…

                - Зачем ты мне это рассказал? - хмуро спросил Седой. - Намек на то, что и меня ожидает такой конец?

                - Честно?

                - Скажи, как  есть. Я приму любой ответ!

                - Я тебе ввел снотворное, - вместо ответа ответил доктор, поднимаясь с табурета, и, перекинув халат через плечо вышел из отсека.

                "Хоть бы пару сигарет оставил" - беззлобно подумал Седой, отворачиваясь к стенке палатки...

                Он уснул быстро, словно провалилися... И проспал сном младенца, без сновидений до утра.