Глава 3. Произвол

Произвол. 1944 год.

Все персонажи вымышлены, любые совпадения случайны.

Зима сорок четвёртого выдалась лютая. Замерзали  и падали  на лету воробьи.  Морозы  подскакивали до пятидесяти градусов, свирепствуя  и загоняя всё живое в спасительные норы и ветхие избушки.  В воздухе стояла  густая дымка, скрыв плотным туманом  Мало-Менеуз. Очертания деревеньки, растянувшейся длинной змейкой вдоль речки, едва угадывались по чёрным столбикам дыма, несмело поднимающимся в холодное  небо. Печки топили, чем придётся, кизяком, хворостом и соломой. 

Еликанида тщетно пыталась хоть что-нибудь увидеть через промёрзшее окно.  Ковыряла  холодным пальчиком толстый слой наледи,  выцарапывая маленький глазочек во льду. Девочка уже неделю не выходила на улицу. Затосковала, сидя целыми днями на еле прогретой печи.

Её мама Альтук,  кареглазая статная молодка, тридцати шести лет возилась у печи. Она, горестно вздыхая о былом, собирала на стол скудный ужин. Обстановка в избе была скромной:  деревянные лавки вдоль мазаных стен, самодельный стол,   кровати, и как  признак былого богатства кованый  сундук, полученный  в приданое. Дочь стражника выросла в зажиточном доме.  От прежнего благополучия остались только воспоминания и фотографии на белёной стене. С  семейного портрета за любимой дочкой наблюдали  бравый офицер царской армии Алексей с женой  Марфой.  Довольный жизнью стражник с щегольскими усами  и портупеей наперевес ещё не знал, что совсем скоро    поплатится  за георгиевские кресты и офицерские погоны домом, выездными скакунами, достатком и покоем.

Невеселые  раздумья Альтук прервал настойчивый стук в окно.  С  грохотом в дверь ввалилась неуёмная соседка. Шумно отдуваясь, Мария расстегнула  пуговицы кафтана   из чёрного полусукна.
— Альтук, беда, совсем печку топить нечем, —потёрла застывшие от холода ладошки Мария. —   А у тебя под рукой своя лошадь. Тебе все карты в руки. Пойдём ночью в лес, напилим дров.  Ни  одна собака не пронюхает.
—Там же лесник Ефим безвылазно сторожит с топором, —возразила Альтук, привычно перекинув за спину тяжёлые косы. —Дело рисковое.
—В такой мороз никто не сунется! Будет на печке под боком у  жены отлёживаться! — напирала Мария.

Тонкая, изящная с виду Мария имела железную хватку. Если  ей что  в голову втемяшится, колом не выбьешь. Альтук и Мария были почти одногодки и жили рядом. Женщины подсобляли друг другу, чем могли и делили по -соседски и  печали, и  радости.
—В лесочке Шивла-вар  местечко есть хорошее. Берёзки  там молодые, ровные,— упрямо гнула свою линию Мария. — Мы осенью там грибы собирали. Я  ту полянку с закрытыми глазами найду. В   Каменке то почти весь березняк вырубили  подчистую для топки паровозов, а ведь до войны там была непроходимая чаща.

У Альтук кизяк ещё был. Слава  богу, дети всё лето трудились.  Но  заканчивался запас лучины. А без лучины в хозяйстве беда. Ни галанку не растопить, ни избу не осветить.  А самые хорошие лучины, как известно, из молодой берёзы.
—Ладно, пусть будет по-твоему, — бросила Альтук виноватый взгляд на  Красный угол, где висела икона Пресвятой Богородицы Девы Марии.— Надо  ехать. Вряд ли Ефим в такую стужу высунется из избы.

Молодая женщина привыкла во всём полагаться на себя.   Надеяться  солдатке не на кого. Муж на войне, а Устав колхоза запрещал всё:  заготавливать для себя дрова,  косить сено. Если бы она придерживалась буквы закона, то давно бы уже  вместе с детишками перемёрли от голода и холода.
 Альтук работала конюхом. Вечерком тихо подогнала к дому Ветрогона, которого выходила своими руками.    Подоспели   неслышно Мария и её невестка Валя с топорами,    пилами в руках. Уселись  в сани и покатили с божьей помощью  за дровами.  Альтук погнала лошадку в дальний лесок. В Шывла вар ещё лесок сохранился. К   ночи мороз усилился.  Яркий свет луны отражался в белых сугробах.   Скрип  саней раздавался в студёном воздухе за несколько вёрст. 

—Вот наши берёзки, —вздохнула с облегчением Мария. —Нас дожидаются.
Женщины приступили к работе. Альтук разгорячилась от спешной работы и сбросила  на снег большую шаль.
— Несподручно в шубе пилить, — распахнула Альтук добротную  шубу, сшитую из крашеной овчины на заказ.   
Звук пилы и стук топора, звонко раздавались на весь лес,  заглушая  редкие, скупые фразы.

Вдруг перед преступницами предстал лесник, тщедушный  сорокалетний мужичонка из Петровки. Выпрыгнул  ловко, по - обезьяньи из саней, подскочил  к бабам.
—Беспледел! —возмущался Ефим, по кличке Кадак Тута (сломанная губа, чув.,) . —Плоиз-з-з-з-вол! Да я вас под тлибунал отплавлю! Сдавайте пилы и тополы! Я забиляю вещественные доказ-з-з-з-ательства!
Ефим заикался, картавил и не выговаривал половину алфавита. На войну его из-за этого  не взяли,  к  тому же  лесник имел дефект заячьей губы.
—Избы холодные! Дети  мёрзнут! Даже  ужин не на чем сварить, —заголосила Валя. — Будь человеком! Разреши  хоть несколько берёзок увезти.
—Не лазлесаю! —бросился лесник на женщин с топором. —Я вас всех к стенке плиставлю!

Мария сразу закипала, когда дело касалось мужиков, по той или другой причине увильнувших от призыва на фронт.
—Ах ты змей шепелявый! — вспыхнула Мария. — Лепетун  гнусавый! На женщин руки поднимать! Как на войну, так увечный! А  как на безоружных баб с топором кидаться,  так герой! Ну, сейчас мы тебе устроим сладкую жизнь! Сейчас узнаешь, как с нами воевать! —Альтук! Давай верёвки!  Никчёмный, совершенно никудышный мужичонка, а глянь-ка женат, —искренне возмущалась она. —Теперь любой  дурень может жениться и плодиться! Мужчин путёвых не осталось! Одни  увечные: слепые, хромые, косые и горбатые!  Вот и  спариваются бабы, с кем попало!
—Завяжем его собственными  же вожжами, — сказала хладнокровно Альтук. — Нам верёвка ещё понадобится дрова подвязывать. Да и следы оставлять ни к чему!

Ругая  служивого, явившегося в самый неподходящий час,  бабы  повалили лесника на снег. Скрутили  руки назад,  завязали. Женщины  во время войны почувствовали свою силу. Научились  курить и сквернословить.
—Чё будем с этим сморчком дальше делать? —  спросила запыхавшаяся от борьбы Валя. —Он же околеет тут от мороза!
—Привяжем к дереву, чтобы глупостей не натворил! —нахмурилась Мария. —И кобылку рядышком. Чтоб  не убёгла в деревню!
—Под суд пойдёте! Я вас всех на чистую воду выведу!— ругался и матерился лесник.
—Ты нас не стращай!  —оборвала Мария мужичонка, привязывая Ефимку к деревцу  вожжами. — Нам терять нечего! А если проболтаешься, прибьём! Был бы умнее, сообразил бы, что на санях много дров не увезёшь. Больше  кубометра в них не поместится!

На глазах  пленённого Ефимки женщины допилили деревья, сели в сани  и были таковы. Альтук   завернула сани  в Петровку, в дом лесника.
—Хозяйка, забирай своего заморыша, — крикнула  через порог Мария. — Он в Шивла- вар.  Поспешай! А  то замёрзнет, не дай бог.

Альтук гнала лошадку домой, на сердце было неспокойно. Ещё   неизвестно, чем обернётся для них эта ночная вылазка.  И  за самовольный угон лошади придётся  тоже  держать ответ.  В ту же ночь Альтук с детьми распилили  берёзки на чурбаки и  запрятали в подпол.
Ефим это дело замял.  Стыдно  было Ефиму  признаться в своей слабости и никчёмности, да и опасался за свою жизнь. Всем  было известно, что менеузовские слов на ветер не бросают.




продолжение http://www.proza.ru/2012/01/21/1353