Истории старого сада. 14. Последняя встреча

      Дожди, наконец, от нас отвязались, подсохло. Я ехал к саду на машине. Несмотря на прогноз, обещавший погожий денёк с лёгким южным ветром, небо с утра затянулось тёмно-серой пеленой, а с лобового стекла дворники лениво сметали мелкие брызги «незапланированного» дождя. Дорога тянулась по косогору. Далеко внизу была видна сосновая посадка, не обычная придорожная полоса, а большой прямоугольник,   обсаженный загоревшимся по осени ясенем. Тёмная зелень сосны в пёстрой рамке тёплых тонов от жёлтого до пурпурного казалась чёрной, смутно пророчащей, и только меньшая часть существа осознавала, что это всего лишь одна из причуд природы.

   По ощущениям ненастье должно было затянуться. Я решил загрузить в машину собранный в предыдущие поездки на электричке урожай, и, не дожидаясь, когда дороги развезёт, вернуться в город. Но, к счастью, небо с наветренной стороны просветлело. Довольно сильный ветер обещал, что погода одумается и вернётся в лоно прогноза метеоцентра. Я решил остаться. Никаких намёков на обитаемость воздушного пространства над садом не было, а, значит, и необходимости настраивать обсерваторию. Пришлось заняться уборкой сада, приготовлениями к зиме. Вскоре облачность стала разрываться, над головой поползли голубые прогалины -  надежда на ещё возможное бабье лето. Первой садовую навигацию открыла сорока, потом замелькали небольшие стайки мелких пернатых, одна из них села на привычные провода. Спохватившись, я поспешил установить свою оптику, поймать зрительной трубой нивелира столб, провода. Когда завершил приготовления, в глазке прибора оказались только пустые, туго скрученные алюминиевые нити. Птицы улетели. Скоро на воздушном подиуме обосновалась ещё одна птичья компания, где были одни воробьи, весёлые и довольные установившейся погодой. Третью стайку я решил сфотографировать, но подпустили меня на расстояние приличного фотовыстрела только две пичуги. Остальные, отыграв чудесную флейтовую композицию, сорвались в очередной задорный тренировочный облет территории. А осталась моя любимая пара коноплянок. Смотреть на них было больно. Птицы линяли и, видимо, чувствовали себя неважно. Самчик, с сохранившимися остатками красного на груди, сидел прямо, почти без движений, нахохлившись, отчего голова сделалась очень маленькой, а грудь, наоборот, неестественно великой и напоминал глубокого старика, этакого грузного и угловатого Жана Габена  в последние годы жизни. Самочка хоть и была совершенно растрёпанная, но выглядела вполне бодрой. Они по-прежнему держались вместе. Грусть моя усугублялась тем, что я понимал: это последнее наше рандеву. Скоро линька завершится и отличить моих квартирантов от прочих их родственников будет невозможно.

   Посочувствовав коноплянкам, я пошёл снимать садовые композиции. Осеннее солнце искрилось золотистыми звёздочками, легко прошивая сквозной узор поредевших, последних листьев. Сначала в объектив попали зажжённые солнечными лучами алые бусинки калины, словно волшебные фонарики, подсветившие красным цветом резные, уже пожелтевшие листья. Лапчатка кустарниковая в очередной раз в это лето  разложила роскошную накидку, расшитую яркими пятилепестковыми чистыми жёлтыми соцветиями. Из всех декоративных кустарников она, пожалуй, самая цветущая. Мне никак не удаётся посчитать, сколько же раз за лето она покрывается золотистым убором. Но нужно соблюдать условие: обязательно обрывать отцветшие соцветия, чтобы растение не тратило силы на семена.  Следующий кадр принадлежал южной неженке вейгеле, кончики новых побегов которой снова покрылись розовыми цветковыми граммофончиками. Это экспериментальное растение, проходящее испытание нелёгким климатом южного Урала, специально посажено на открытом месте, на зиму ветки его пригибаются и обматываются укрывным материалом. Уже несколько лет в таком облачении растение переносит зимнее издевательство. Значит, в укромном, защищённом от северных ветров закуточке ей должно быть почти комфортно. И последний аккорд осенней экспозиции – блистательный узор от дёрена, бело-зелёная листва которого заворожила сменой пигментов: зелёная часть превратилась в фиолетово-красную, а белая порозовела.

   И всё же, несмотря на обилие ярких красок, в саду поселилась грусть. Она была заметна и глазу, и сердцу. Раскрашенные осенью листья не отдавали жизнетворным глянцем, а цветы улыбались последней виноватой улыбкой.

   До самого вечера молодой варакушка ничем себя не проявил, и я решил, что он уже в пути на юг. Осень безрассудно транжирит светлое время суток. Когда я возвращался в город, оранжевый парашютик солнца уже медленно опускался в раскалённую лаву зари, но не сгорел в ней, а, немного не долетев, повернул вниз, ускорился и спрятался за горизонтом.