Истории старого сада. 16. Прощальное фото

    Дневная температура впервые опустилась ниже нулевой отметки. В плотном, остановившемся воздухе медленно плыли редкие, большие снежинки. Садовая поверхность оголилась, я убрал листву большинства многолетников. Без укрытия земля зябнет, блестит слезинками замёрзшей на её поверхности влаги. Зима пока не напрягается, к полудню огородные грядки так и не побелели. Да и растает скоро первое подношение суровой царице. Одна ива не хочет признавать близких морозов. В длинные девичьи косы вплелись редкие, мелированные жёлтым пряди, но листья ещё нежные, живые, ластятся к ладоням с трогательным целомудрием любимой дочери.

   Я снимал виноград со шпалеры, обрезал, готовил к укрытию на зиму. В саду было тихо. Может быть, зрелище такого кроткого снегопада умиротворяюще действовало на пернатых, и они примолкли, прячась в густой рыжей траве. Вдруг невидимые ранее воробьи дружно загалдели из дальнего угла сада, словно возвещая о чрезвычайном, невиданном происшествии. И действительно, в небе стремительно пронеслась стайка невеликих птиц, очень похожих  по лётному поведению на коноплянок. Сделав отточенный вираж, они расселись на уличных проводах, а малая часть, числом около десяти, разместилась на яблоне. С утра в небе, кроме снежинок, никто не летал, и обсерватория не была  установлена, правда, нивелир стоял неподалёку. Я подхватил прибор и едва ли не с руки начал вылавливать в побелевшем небе неожиданных гостей. Наконец, на безлистой веточке показалось висящее вниз головой ангельское создание с дивными пестринами на грудке, а вокруг подвешенного, плавно покачиваясь и кружась, возносились к небесам белые, пушистые звёздочки. Такого эффектного кино я ещё не видел. Для обретения душевной гармонии иногда стоит посмотреть вокруг через окуляр нивелира, переворачивающего изображение.

   Итак, мои милые жильцы меня провели, просто птенцы повзрослели, и ареал обитания летучей компании расширился, а посещение родимого дома было запланировано как раз на этот четверг. Фотоаппарат лежал в машине, мне пришлось осторожно пробраться по дальней от яблони границе сада, к воротам, взять «Cannon» и медленно красться под дерево. Коноплянки терпеливо ждали начала фотосъёмки. Я поднял их на крыло примерно на двадцатом кадре, когда, устав от напряжения, слишком резко поднёс аппарат к глазам. Вечером, на снимках я в деталях смог рассмотреть осенний птичий убор. После линьки дамочки выглядели наряднее кавалеров: нежный, светленький, жёлтоватый сарафанчик, украшенный монисто из тёмно-бурых, узких, продолговатых капель, являл собой образец эстетики птичьей одежды. Грудки самцов были красноваты, пестринки были красно-бурыми и размером помельче, чем у самочек.

   Было очевидно, что это последнее фото, подкараулить ставших подвижными коноплянок, а тем более приблизиться для съёмок на расстояние в три метра больше не получится. Так же, как в случае с варакушкой, мне чудесным образом было подарено это последнее, прощальное свидание. Всё лето я на удивление тесно оказался связан с птицами. Без телеобъектива сделал много снимков, в том числе и во время поездок с внуком. У меня появился добрый, этакий абстрактно-обобщённый товарищ, имя которому – Птичий Мир. Кажется, это мистическое совпадение – птицы были посланы, чтобы смягчить горечь невосполнимой потери самого близкого моего друга, навсегда ушедшего из жизни этим летом.