Живи спокойно

Раннее пасмурное, октябрьское утро, за окнами еще темно. На улице всю ночь лил дождь.
Матрена Микулишна, «барыня», (как она себя величает), хозяйка небольшого двухэтажного особняка, известная на всю округу ростовщица. В свои пятьдесят шесть лет, выглядит на все семьдесят. Небольшого роста, полнотелая и полногрудая женщина, с крупными чертами лица, которое было все в морщинках. Она и в юности красотой не блистала, а состарившись, от забот и козней и вовсе выглядела отвратительно. При встрече с ней, от одного только взгляда, многие люди испытывали холодок между лопаток.

Сегодня, предвкушая выгодную сделку, встала пораньше и была в отличном настроении. Сидя в кресле, возле стола, пила чай с травами и следила, как слуга Никифор, вытирает пыль с картины.
- Осторожно, не урони, - произнесла почти машинально.
Никифор оглянулся, поморгал глазами, но промолчал, привыкший к замечаниям.

В четырнадцать лет, его привели родители в этот дом. С тех пор, работая мальчиком на побегушках, научился неплохо готовить, убираться.  Когда ему исполнилось двадцать лет, родители у Матрены умерли. Так как разница в возрасте между ними была небольшая, по инициативе хозяйки, он стал выполнять обязанности любовника. Это его не тяготило, но и не приносило удовольствия, он как пришел прислугой, так им и остался. Вся жизнь прошла, в этих  стенах набитых вещами. Прослужив здесь сорок лет, он мог предугадать каждое желание хозяйки, но все, что есть в доме, своим не считал.

Высокий, сухонький, сутулый, молчаливый, морщинистый старичок, казалось бы, давно должен был подумать о своей персоне, но нет. В течении жизни, будто напрочь забыл о себе, и довольствовался малым. Он был скор на ногу, все обязанности в доме выполнял сам (мыл, убирал, прислуживал), при этом оставаясь незаметным. Все, что его окружало, будто проходило мимо, не касаясь и не вызывая реакции. Ему было комфортно, находится в своем мире.

 Иногда Матрене казалось, что он немой и она ворчливым, недовольным голосом произносила:
- Блаженный, пророни хоть слово, али разговаривать разучился. Как глухонемой, за всю жизнь не услышала от тебя пару слов.
Никифор резко останавливался, смотрел вопросительно в глаза, (как собака на хозяина), а потом, опять принимался за дела.  Детей у них не было, и Матрена последнее время стала задумываться, кому достанется все нажитое добро, которое она скопила. Мысль эта ее тревожила и раздражала, но ответа не было.

В критические моменты жизни, так как она была ростовщицей, многие зажиточные господа, пользовались ее услугами. Она разорила немало людей за свою жизнь, немало получила проклятий в свой адрес, но жадность стояла превыше всех человеческих норм. Ее боялись и ненавидели. Во время сделки Матрена внутренне преображалась, становилась доброй и разговорчивой, (откуда что бралось). Она шутила и смеялась, глаза светились счастьем. Когда сделка завершалась большим барышом, она еще долгое время оставалась добрейшим человеком.

Двухэтажный дом, находился почти в центре города, давно требовал ремонта, но Матрена и слышать об этом не хотела, у нее всегда был весомый довод, «поворуют, да по миру пустят нищенствовать».  В доме было полно разношерстных вещей, они не сочетались меж собой, и это вносило в помещение сумятицу, своеобразный бардак.

На нижнем этаже была гостиная заставленная мебелью, вдоль стены стояли массивные три шкафа занимающие много место. Стол, что стоял напротив двери, был завален бумагами. Это была самая большая комната в доме. Матрена ее называла приемная, здесь совершались сделки с клиентами. Массивная входная дверь, слева три окна  с темно-красной, светло-синей,  и ярко зеленой шторами, создавали  пестроту.  Три резных и дорогих секретеров, расположенные между проемами окон, также имели разную цветовую гамму. Печка, находившаяся справа от входной двери  обогревала весь дом.

Матрена подперев рукой голову, сидела за столом, напротив входной двери.
    - Намедни видела в церкви Веру Поликарповну, - сказала она, сидя в кресле и допивая чай с травами, - Как разодета, да расфуфырена, а я и скажи ей про должок. Покраснела, глаза забегали, куда что девалось. Отвела меня в сторонку и давай умолять, что скоро все вернет, да еще и с процентами. Назначила ей свой срок, если сегодня, не отдаст долг, к приставу пойду. Нутром чувствую, денежки у этой особы еще есть. Она потерла руки, предвкушая доход.

Никифор, не обращая внимания на то, что она говорит, молча  подметал пол. Во дворе залаяли собаки.
- Кого это несет с утра пораньше, - проворчала Матрена, глядя в запотевшее окно. В такой ранний час, она никого не ждала. В дверь постучали.
- Заходите, милости просим - с учтивой улыбкой произнесла она. - Что изволите господа? 

Вошли два гусара и поздоровались. Один брезгливо поморщившись, встал возле двери и начал разглядывать обстановку, в которую попал. Второй достал из грудного кармана,  золотой браслет и сел на стул возле стола ростовщицы.
 - Матрена Микулишна, маменька просит вас долг отсрочить, да прислала в подарок  вот этот золотой браслет, - сказал, волнуясь, первый гусар.
- Ну-ка, ну-ка, - оживилась женщина.

Никифор быстро достал из секретера, что стоял у окна большую лупу, и принес.
 Матрена, сидя в кресле, долго разглядывала браслет, потом, бросив лупу на стол, встала с кресла, прошлась по комнате. Её молчанье тяготить двух молодых людей, они пытались по лицу угадать ее решенье, но  она сделала продолжительную паузу. Вот и сейчас  краем глаза наблюдала за гусаром, который принес браслет. Она умела манипулировать чувствами, наслаждалась мученьями жертвы, доводя до состояния, когда всё готовы отдать, даже душу, лишь бы поскорее закончить разговор.
 
Молодой человек, что стоял у двери, подошел к столу и повелительным, не терпящим возражения голосом сказал:
- Матрена Микулишна, давайте поскорее решайте этот вопрос, у нас служба.

 Но ответа не последовало. Сейчас Матрена чувствовала себя волчицей, которая готова вцепиться жертве в горло, и драть его до тех пор, пока последнее дыхание не вырвется из груди.

- Я вас прошу, Я вас умоляю, - со слезами в голосе произнес хозяин браслета, - почти доведенный до отчаянья, - это очень ценная вещь, и стоит дорого. Маменька и так не спит ночами, вся извелась, не знает где достать денег, что бы вам вернуть долг. Неужели вы нас погубите? - Он обхватил голову руками, и если бы не друг, слезы бы брызнули из его глаз.

- Видела я вашу маменьку намедни в церкви, - наконец произнесла Матрена, - Я бы не сказала, что Вера Поликарповна мучается и переживает, - неприкрытое ехидство просквозило в ее словах. - Ну да ладно, бог с ней.  Что сказать вам сударь, даже и не знаю, - Матрена, опять села в кресло, и взяла в руки браслет, - может быть по доброте душевной и соглашусь на ваше предложение, но все равно мне надо подумать.

- Нет уж сударыня, - опять вмешался второй гусар, разглаживая маленькие усики, - извольте вернуть закладную. Этот браслетик немалых денег стоит, и просто так, мы его здесь не оставим.
- Мишель, не вмешивайся в это дело. Я сам разберусь.
- Не-е-ет, так дело не пойдет. Не забывай Николя, что с твоей сестрой у нас скоро венчание, поэтому я вправе вмешиваться, - очень резко оборвал его друг. - Вы меня слышите Матрена Микулишна?- обернулся он к хозяйке дома, - Сейчас же на стол его закладные. Если вы этого не сделаете, я вас всех  перестреляю, или зарублю саблей. Когда мы входили в ваш дом, нас никто не видел, да  даже если и видел, я распоряжусь, что бы молчали.
Николя с испугом посмотрел на друга.  Никифор, видя, что хозяйке грозит опасность, вместе с метелкой встал с ней рядом.
 
- Теперь вы-ы-ы у меня под процентами - сказал Мишель сквозь зубы. Он сжал кулак и, перегнувшись через стол, потряс им перед носом Матрены, - Во-о-от, вы где у меня!!! - затем спокойно сел на стул,  - Извольте мадам, - он, как артист на сцене, развел руки в стороны, но неожиданно грозный голосом рявкнул, - я жду закладные, считаю до трех и вынимаю саблю.

Матрена Микулишна вздрогнула от такого речевого оборота,  побледнела, и ее начала бить нервная дрожь, руки и ноги стали холодными и ватными.
Раз, - начал громко считать Мишель, не давая опомниться, - два…

Ростовщица с трудом встала и подошла к одному из секретеров и наконец, кое- как справившись с замком, выложила на стол, закладную на имущество Николя и его сестры, и без чувств упала в кресло. 
Мишель спокойно указал Никифору на хозяйку и сказал:
- Ей срочно нужна вода, она приведет ее в чувство.

Никифор, прежде стоявший как вкопанный, засуетился, налил воды в стакан, и брызнул в лицо, та очнулась и открыла глаза. А Мишель спокойно отворив дверцу в печи, бросил туда бумагу. Огонь быстро справился с ней, оставив лишь кучку пепла. Затем молча, демонстративно, с ехидной улыбкой, посмотрел на Матрену Микулишну, и закрыл дверку в печи.
Ростовщица не мигая, с ужасом смотрела на печку, ее лицо перекосилось. Она не могла даже, что-либо сказать.

Мишель, стукнув друга по плечу, с улыбкой сказал:
- Николя, я все уладил. Как видишь с Матреной Микулишной, мы уже  договорились. Теперь долгов у тебя нет. Живи спокойно и про все, что здесь происходило, забудь.

Опешивший Николя не нашелся что сказать, а друг продолжил:
- Ну, нам пора Матрена Микулишна. Прощайте, - он раскланялся перед ней, будто она благородная дама, и силой взяв за рукав друга, вышел.
                25.01.12.