Письмо из прошлого

   Всё, происходящее в нашей жизни не случайно. При кажущейся разрозненности событий,  сколько-нибудь внимательное рассмотрение всегда  обнаружит взаимосвязь между ними. Может быть, именно эту взаимосвязь и называют судьбой. Записана ли она на каких-то недоступных человеческому пониманию скрижалях, мы не знаем, но  самоуверенно полагая, что  сами  торим  свой жизненный путь, в значительной мере плывём по отведённому руслу.  Несколько таких событий, которые  трудно назвать  случайными, происходят, наверное, в жизни каждого человека.
   Мне довелось появиться на свет в небольшом приазовском посёлке, где когда-то родился известный исследователь Арктики  Георгий Яковлевич Седов. Детство, проведённое у моря, оставляет совершенно особые впечатления, освещающие жизнь человека в последующие взрослые годы. Шум морского прибоя, слышный в открытую форточку, крики летящих над двором чаек, ловля  бычков на рыбзаводском причале, горячие скамейки рыбацкого каюка после неблизких заплывов  – это  забыть невозможно.
     Но пролетели школьные годы, и на повестку дня встал выбор  дальнейшей жизненной дороги, так я оказался в Таганроге, городе тоже приморском, давшем название заливу Азовского моря, на берегу которого расположен посёлок Седово.  Уже на первом курсе познакомился со своей будущей женой, вся дальнейшая учеба прошла под знаком этой  дружбы. Она родилась в Томске, где в политехническом институте учился, готовясь стать шахтостроителем, её отец. После института, с молодой женой-уралочкой и родившейся в Томске дочерью, он, уроженец рабочего посёлка Тацинского,  приехал  на  родину, в Ростовскую область.  В тех местах как раз строилась новая шахта «Шолоховская Восточная», в строительстве которой отец моей супруги, Павел Григорьевич Курис, участвовал буквально с нуля. Потом он потом долгие годы работал на этой шахте инженером по технике безопасности, отлучившись только дважды для строительства шахт во вьетнамской провинции Куангнинь  по направлению Министерства угольной промышленности СССР.
    Рядом с шахтой  строился посёлок, где молодая семья  получила квартиру. Этот посёлок, возникший между Ростовом-на-Дону и Волгоградом, на голом месте, буквально  в степи,  назвали Шолоховским в честь известного донского писателя. Надежда на хорошие заработки и быстрое жильё привлекали туда шахтёров из многих мест большой страны.
    Как, наверное, всегда бывает на новостройках, новосёлы обзаводились новыми друзьями, ходили в гости, помогали друг другу, – в общем, жили небогато, но весело. И жизнь радовала: строились школы, Дворец культуры, кинотеатр, новые добротные дома. Рядом с советскими строителями работали болгары, оставившие память о себе на долгие годы.
    Обо всём этом мне много раз приходилось слышать от своей будущей жены. Она восторженно рассказывала о друзьях родителей, о весёлой компании, встречавшей вместе праздники. И среди других часто звучала не совсем обычная, а потому запоминающаяся фамилия Чекарамит.
    Сопоставляя рассказы будущей супруги с тем, что происходило в моём посёлке, я находил что-то похожее, но не очень много. Тот же массовый оптимизм, бескорыстная взаимопомощь, трудовой подъём. Так же развивалось производство, но не угля, а рыбы и продуктов из неё. Впрочем, именно наш областной город Донецк, носивший в своё время имя Сталина, всегда был   шахтёрской столицей Донбасса, а может быть, и не только Донбасса.
   Посёлок Седово, в отличие от Шолоховского, немолод, он ведёт свою историю от времён Елизаветы Петровны и поэтому характер имеет совершенно особый, слегка консервативный. Это и не  удивительно: бывший казачий хутор  старше Донецка более чем на век, на полвека старше районного города Новоазовска, он – ровесник Ростова-на-Дону. Сюда тоже ехало много новых людей, работавших на рыбзаводе, в школе, в рыболовецких артелях. Однако, жильё в поселке почти не строилось, и все прибывшие жили поначалу на частных квартирах.
    В этом смысле не остался в стороне и наш небольшой домик на улице Свердлова. К тому времени, как я начал помнить, у нас  жила учительница истории местной школы  Елизавета Лазаревна Хараджа. Фамилия эта греческая, и её можно встретить в Донецкой области, где живет немало представителей этой национальности, потомков  когда-то переселённых сюда крымских греков. Вместе с учительницей  жила её мать, довольно пожилая, как  мне тогда казалось, женщина по имени Сарра Михайловна. «Тётя Лиза» уделяла мне много времени, но была весьма строга, и приучала меня к правильным привычкам, поддразнивая «Вовкой-морковкой».  Правда, в то время чистить зубы порошком «Особый» или «Мятный» и делать зарядку мне очень не нравилось.
    Сарра Михайловна была прекрасной мастерицей: она постоянно вязала, штопала, шила и вышивала. Первые мои  рубашки и даже щегольские плавки на завязочках сбоку пошила именно она, не говоря уже о различных вышитых сумочках для расчёсок и прочих бытовых мелочах, прослуживших потом многие годы.
    Конечно, в двух комнатках жить было тесновато, и через какое-то время Хараджа перешли на другую квартиру, уже без хозяев.  Это была половина дома по улице Комсомольской, принадлежавшая Помазановым, впоследствии её купили Яковлевы, приехавшие в  посёлок откуда-то с запада Украины. Позже мать и дочь Хараджа перешли в противоположную половину дома, более просторную. Всё это время, пока они жили там, а это всего лишь в сотне метров от нас, мы часто ходили к ним в гости. Впрочем, в гости ходила, конечно же, моя мать, а меня брала, как она выражалась, «хвостиком» – оставить было не с кем. Иногда с нами ходил играть в карты и неженатый  брат матери Евгений Петрович. Визиты эти, правда, никакой романтикой так и не закончились.
    Через какое-то время бывшие наши жильцы ещё раз сменили квартиру. На этот раз они перебрались в небольшой домик на углу улицы Седова и переулка, ведущего к бывшей конторе рыбзавода. Домик этот с уютным двориком они купили, и мы помогали переносить туда домашний скарб. Я тоже не одним десятком «рейсов» перемещал туда какие-то кастрюли. На новоселье приезжал  брат учительницы дядя Федя, он впервые в моей жизни взял меня на рыбалку, и мы с ним за два-три часа надёргали ведро бычков на причале рыбзавода. Несколько раз приезжали две симпатичные чернявые девчушки – племянницы Елизаветы Лазаревны. Они у  бывших своих соседей по улице Комсосмольской, со своей местной подругой Лидой Сальниковой, готовили маленькие чебуреки и хрустящие вергуны. Всё это было необычайно вкусно. Через много лет я узнал, что греческие чебуреки      вообще-то называются «чир-чир» и в мясной фарш для них добавляется простокваша или кефир.
     На новом месте Хараджа жили довольно долго, несколько лет. В личной жизни Елизавете Лазаревне не везло, не знаю почему – женщина она была видная. Какое-то время у них жил некий художник, человек действительно одарённый, но, как многие люди его профессии, не лишённый известной слабости. Он числился в рыбколхозе, но иногда подрабатывал и в школе. Однажды мне, тогда уже четверокласснику,  поручили написать на обойной бумаге лозунг для КВН, я выбрал момент, когда маэстро был в учительской и обратился с просьбой. Художник не стал откладывать дело в долгий ящик: он свернул в трубочку тетрадный листок, согнул пополам, обмакнул сгиб в пузырёк с тушью и без всякой разметки написал требуемое. Буквы вышли идеально ровно.
    Наверное, Елизавета Лазаревна болела, в альбоме сохранилась её фотография с курорта. Вероятно, она не могла иметь детей. Помню, что весной мы с мамой навещали её в больнице, когда всё опять не состоялось. Художник вскоре после этого исчез из посёлка. Да и сами наши знакомые как-то заскучали и вскоре стали поговаривать о переезде. В небольшом донбасском городке Курахово у них жили родственники, а в Седово они были практически одиноки. Летом на подводе от них перевезли к нам кое-какую мебель, потом они продали дом и попрощались с нами.
    Сарру Михайловну я больше никогда не видел, а её дочь несколько раз приезжала. Как-то, идя в магазин, случайно столкнулся с ней, видимо  идущей с автостанции. «Привет, босоногая команда, – бодро сказала она, – как дела»? Почему-то это приветствие запомнилось. Тогда и вправду детвора летом ходила босиком.
    Время от времени Елизавета Лазаревна присылала открытки к праздникам, а потом постепенно и они перестали приходить. Я  окончил школу, институт и вместе с женой уехал  работать по направлению в Белокалитвинский район. Там родился сын, постепенно, хоть и непросто, налаживался быт. Каждое лето мы приезжали в Седово отдохнуть, бывая в Ростове, я обязательно заезжал проведать маму.
    Прошли годы. Однажды летом из почтового ящика, а ящики в Седово тогда были на стойках посредине улицы, я достал письмо с уже непривычным адресом отправителя: город Курахово. Конверт был подписан неровным, каким-то дёрганым почерком. Дома, читая письмо, я понял, что отправила его... Сарра Михайловна. Ей в то время, как она написала, было больше 90 лет, дочь её сколько-то лет назад умерла, а она «всё живет, сама не знает зачем». Письмо было написано логично, осмысленно и в нём чувствовалась ностальгия по времени, проведённому в Седово. Но самое удивительное было не в этом. Пожилая женщина узнала откуда-то, может быть написал кто-то из седовских знакомых, а скорее всего, просто нашла в старой переписке, что я живу в Белой Калитве. И она сообщала матери, что там неподалёку, в посёлке Шолоховском жил её племянник Фёдор. Он умер, но остались его дети и, если я смогу, то она просит передать им привет. И, как оказалось, фамилия этих  племянников – Чекарамит.
     Круг судьбы замкнулся. Мы с моей будущей женой жили в разных условиях, на большом расстоянии друг от друга, встретились совершенно случайно и всё-таки, как оказалось, не  случайно. У нас обнаружились общие знакомые!
    Я сразу же написал Сарре Михайловне ответ, мне очень хотелось, чтобы она успела его прочитать. Я буду всегда благодарен ей за это, может быть, последнее в её жизни письмо.
   А с сыном Фёдора Дмитриевича Чекарамита Владимиром, мне потом приходилось общаться по работе – он несколько раз проводил электротехническое обследование школы, где я работал директором. Честно скажу,  по Владимиру не было заметно, что его как-то зацепила эта история, хотя он в детстве дружил с моей супругой, и она не раз помогала ему тащить баян из музыкальной школы, да и тётю Лизу он хорошо помнил. Владимир  только поинтересовался, не мариупольский ли я грек. Он как раз и сообщил мне, как называются греческие чебуреки. А примерно через пару лет после нашего знакомства  Владимир ушёл из жизни.
    Родители моей супруги рассказывали, как  Елизавета Лазаревна приезжала в посёлок Шолоховский к двоюродному брату Фёдору Чекарамиту, работавшему заместителем сначала управляющего СУ-14, а потом Строительного треста № 2, и они общались с гостьей, поскольку дружили с Чекарамитами.
    А со временем судьба сделала ещё один зигзаг, и мне выпал случай писать книгу о строителях  Белокалитвинского района, и, в том числе, – посёлка Шолоховский. В воспоминаниях ветеранов-строителей я не раз встретил знакомого из своего детства, научившего меня ловить рыбу – Фёдора Дмитриевича Чекарамита. Все вспоминали о нём только хорошее, характеризуя как профессионала своего дела. И мне, не скрою, читать это было по-особому приятно.

   На фото Сарра Михайловна Хараджа и Елизавета Лазаревна, её дочь. 1960-е годы