Серёжа

Своего мамонта Аким нашел в июне. Гнус парил липкими облаками, и Аким взошел, спасаясь, на высокий пригорок, где дул слабый ветерок. 
За рощей кривых березок вниз уходил косогор - начало нового аласа. Вечная мерзлота, по законам, ведомым ей одной, вдруг начинала отступать. Лёд вытаивал, опуская массивы грунта и образуя сначала лужи, затем озерца, озёра и системы озёр. А потом и вода отступала в глубину, и получались сочные травяные луга - места хорошие и сытные, как для людей, так и для животных.
Вот тут, стоя на краю пригорка, Аким и заглянул в свежую промоину - неглубокую - метров может пять. Из мутной, густой от грязи, бугристой воды  торчали округлые черно-коричневые подошвы.
Две.
Угол был странный. Мамонт - а кто же еще? - лежал брюхом кверху. Торчали передние ноги.
Как-то сразу Аким понял, что мамонт целый. Собственно - почему бы нет? Земля тут только начала отходить от ледяной оторопи, это не бесконечный оборот останков с отмелей на дно и снова на берег, как происходит на воде. Там находка ноги с мясом и шерстью или головы с ушами случается редко, а так - все кости, бивни, черепа. Целых, не потрепанных, туш находили немного - пальцев на одной руке хватит. С детства помнил Аким, как гремел на всю страну мамонтёнок Дима, именно потому что целенький достался - ни люди не успели отрубить что-нибудь, ни собаки и песцы оторвать куски.
"Собаки! - обеспокоился он. - Надо сделать так, чтобы собаки его не нашли. Да и люди...."
Вообще саму находку он тогда еще и не осознал, как следует, но сразу начал думать, как ее уберечь, скрыть, спрятать.
Потому что это был его мамонт, да и деньги очень серьезные.
Но в тот момент Аким о них не думал, просто хлопотал, как рачительный хозяин о чём-то важном и нужном.
Сходил за ломиком, потом и за вторым и за лопатой - хорошей, титановой - надо было отвести воду и убедиться, что ему не кажется - туша целая и хорошая.
Так и оказалось. Серёжа, так он решил назвать своего мамонта, лежал, упершись хребтом в глыбу каменистого грунта, голова закинута, и бивни направлены вертикально – словно он тянулся выбраться отсюда. Густая, длинная шерсть хорошо сохранилась, и даже тонкие уши, насколько Аким мог увидеть, были целенькие, не надорванные. Хобот изогнулся петлей, кончик был раскрытый, тёмно-розовый. Редкостной сохранности тело. Наверное - уникальной. Только правый бивень немного отломан, скол острый, как будто даже свежий.
И еще кое-что увидел Аким. Древко копья. Чуть заметное, показалось оно снизу, видимо пронзило горло мамонта. Небывалый случай! Такого точно никто еще не находил.
Любоваться, впрочем, было некогда. День в июне хоть и длинный, да дома, в Чокурдахе, могли хватиться. Аким споро работал ломиками, заваливая Серёжу глыбами льда с землей – осторожно, чтобы не повредить тушу.
Работал и думал, как удачно, что он нашел Серёжу сейчас, ведь скоро к ним по Индигирке со своим рупором приплывет на большом катере c баржей Саша-Бивни, можно будет сразу спросить цену. Но не торопиться. Только не торопиться. Как некоторые, многие, кто сгорел от водки и шальных денег за старые кости. Но Аким не таков. Он возьмет хорошую цену – три миллиона или даже пять. Построит дом, большой, как яранга цирка-шапито, и купит яхту - красивую белую лодку с парусом.
Ночью Акиму не спалось, все думалось, что лёд подтаивает и Серёжу найдет еще кто-нибудь.
Ранним утром он выбрался из дома и кинулся к мамонту. Пока что все было в порядке, но день занимался жаркий, и слой глыб, накинутых на Серёжу, мог истаять за один день. Аким добавил еще грунта, но покоя на душе не было. Полевки, песцы, поселковые собаки - все теперь были враги номер один.
Саша-Бивни объявился через неделю, когда Аким уж совсем извелся, укрывая тело от тридцатиградусной жары. Сразу спросил - сфотографировал ли Аким находку на мобильник? А тот растерялся – и правда, не подумал, не сообразил. Не раскапывать же его теперь - в самую жару?  Ну да... Глупо, если не сразу забирать. Целая туша требовала, конечно, особого подхода. Контейнера такого размера на барже не было. Да и, узнав, сколько просит Аким, Саша-Бивни, не гася белозубую улыбку, потемнел глазами и предложил разрубить мамонта, выломать бивни. Мол, на кусках можно наварить больше, легче, и все едино, сразу таких денег вообще никто не даст, и не мечтай.
Аким страшно обиделся, комком боли сжалось сердце. Резко повернулся и ушел, не попрощавшись. Разрубить! Как он мог такое предложить! Серёжа уникален потому, что абсолютно целый!
"Передумаешь - звони, номер есть в сельсовете!" - крикнул вслед Саша. Но Аким даже не обернулся.
Вечером он сидел возле подтаявшего мамонта. Все время обнажался кончик хобота и голубовато-кремовые бивни. Аким осторожно трогал гладкую, беззащитную хваталку и чуть не плакал от жалости то ли к себе, то ли к Серёже. Такая сохранность... Как живой.  Морщинистые веки прикрыты, словно спит. В голове не укладывается, что можно занести над ним топор. "Мясник, - неприязненно думал Аким о Саше-Бивни. - Не буду звонить. Поищу других. Просто надо хорошенько укрыть тело".
А как? Дома уже заметили, что он похудел, осунулся, советовали взять больничный, полежать, но Аким только отмахнулся. Съездил в район, купил большие листы жести, никому не показавшись, ушел к Серёже и мастерил там колпаки на бивни, хобот, высоко выступающую макушку и ноги - по размеру.
Устал, непривычная все-таки работа – одевать мамонта. С трудом выпрямился, подхватил свои заготовки – надо же еще их склепать, стал карабкаться вверх по наваленным глыбам.
Но лёд на них подтаял, пока Аким возился с жестью, и ноги его вдруг разъехались.
Аким нелепо взмахнул руками, скатываясь вниз на полусогнутых, и со всего маху насадился спиной на острый скол бивня. «Ну что же ты, Серёжа…» - только и успел подумать Аким, умирая.