Так уж получилось

Так уж получилось, что со времен ранней юности, и до сегодняшнего дня я ни одного дня  не была одинока.
 В том смысле,  что не было периода, чтобы у меня не было поклонника или мужа.  В 15 лет я в первый раз поцеловалась с мальчиком, в 18 уже благополучно была замужем, а расставшись с первым мужем, тут же выскочила замуж за второго.
Эта моя особенность переходить от одного мужчины к другому является предметом насмешек моего нынешнего (второго) мужа, особенно в периоды конфликтов, когда я разъяренно сообщаю ему, что хочу развестись и жить одна. На что он, усмехаясь, всегда любезно осведомляется, когда это я жила одна, и знаю ли я как это делать?
Первому замужеству предшествовал  2 летний роман с парнем старше меня на 10 лет. Это была моя первая любовь.  Я бегала к нему на свидание в  мороз в осенних сапогах, мне казалось, это модно и очень красиво. В результате заработала редкую форму ревматизма и месяц пролежала в больнице. Так в больнице я встретила свои 16 лет.
Мы познакомились летом, я закончила с отличием 8-й класс и перешла в 9-й.  В той деревне, где я жила, в школе было только 8-летнее образование. Чтобы учится дальше, нужно было либо ехать в город, в училище, либо в соседнюю деревню, в школу, где есть 10-летнее образование.
На семейном совете было решено, что я буду заканчивать 10-й класс, и затем поступать в институт. Мне предстояло жить в интернате, а на выходные приезжать домой.
Я чувствовала себя ужасно взрослой и очень собой гордилась. Этому способствовал тот факт, что мой старший брат и после него моя  старшая сестра по окончании 8-летней школы по решению родителей поступили в педагогическое училище, потому что у них были довольно средние отметки и не много шансов поступить в институт после 10-го класса. После училища это было сделать легче и проще, и можно было уже совмещать работу с заочным обучением.
Я первая из детей, кому предстояло получить полное среднее образование и поступать в институт на очное отделение. Я была гордостью семьи. Я была лучшей ученицей в классе и в школе. Родители надеялись, что 10-летку я окончу с золотой медалью. После 10-го класса я собиралась ехать в Казань и поступать в престижный технический ВУЗ. Я хотела стать инженером. Почему-то именно инженер, ассоциировался у меня с образом романтической творческой интеллигенции, в ряды которой я с восторгом желала вступить, оставив навсегда деревенский быт, поля картошки,  и тяжелый сладкий дух  цветущей черемухи.
И все полетело в тар-тарары, потому что я влюбилась.
Это был взрослый парень, отслуживший в армии. Он жил в городе в общежитии, работал слесарем на заводе, а по выходным приезжал к родителям в деревню.
Мы познакомились на пруду, куда я пришла купаться с подругой. Стояла страшная жара, и купаться мы ходили каждый день, под вечер, после того как заканчивали полоть и поливать свои огороды  с бесконечными рядами картошки, грядами лука, капусты, огурцов и помидор.
Солнце клонилось к закату и уже было не обжигающим, а ласковым и приятно горячим. Пахло травой.  Мы лежали с подругой на покрывале и лениво переговаривались о чем-то. На другой стороне пруда загорали какие-то двое парней. Больше никого не было. Через какое-то время парни подошли к нам, оказалось, что они братья, двойняшки, и их родители недавно переехали в нашу деревню.
 Так мы познакомились.
Потом он рассказал, что ему очень понравилась  моя фигура, которую он разглядел с другого берега огромного пруда и решил обязательно узнать кто я такая.
Мы стали встречаться по выходным.
Он приезжал из города на автобусе. Я шла из деревни, где я училась домой  пешком за 7 километров.  Иногда подвозила какая-нибудь попутка, но в основном конечно пешком.
Он всегда привозил мне какие-нибудь подарки. Конфеты, духи, помаду, шарфик. Неловко доставал это все из кармана куртки и вкладывал мне в руки. Я смеялась. У него были большие голубые глаза, опушенные необыкновенно длинными ресницами и, как это пишут в романах, полные «чувственные» губы.  Мы гуляли или сидели где-нибудь на лавочке и все-время целовались. Мне кажется, что мы целовались непрерывно. Я не помню, чтобы мы разговаривали. Нет, наверное, что-то мы друг другу говорили, рассказывали, ведь мы встречались 2 года. Но я не помню ни одного разговора, только бесконечные поцелуи, после которых невозможно было спать. Он зацеловывал меня до умопомрачения и провожал до дома. Мы гуляли допоздна, и разъяренный отец запирал дверь, чтобы я не смогла войти без стука. Я влезала в окно. Пробиралась на цыпочках до кровати и лежала до утра без сна, ворочаясь и трогая руками распухшие губы.
Ясно, что никой золотой медали по окончании школы я не получила.
Я вообще перестала учиться. Я сидела на уроках, смотрела в окно, сочиняла стихи и ждала пятницы.
Только доброе расположение ко мне учителей и накопленные до этого периода знания позволили мне избежать троек в аттестате, а то и не остаться на второй год. Мне было все равно. Мать в серьез подумывала выдать меня замуж сразу после выпускных экзаменов.  Я не возражала, но и не настаивала. Все как-то текло само собой, помимо моей воли и сознания.
 Ни о какой Казани речи уже не шло, но в институт поступать все-таки было нужно, и я поступила в политехнический в том городе, где жил и работал мой парень. 
Мама, моя, спешно свернула хозяйство и переехала в этот же город, выхлопотав нам служебную квартиру. Она очень опасалась оставлять меня жить в общежитии.
Все шло к тому, что мы должны были пожениться. Не то, чтобы он сделал мне предложение или у нас было назначено время, когда это событие должно будет произойти. Обычно бывает, что люди говорят:  «мы поженимся, когда ты закончишь институт» или «когда тебе будет 18 лет», ничего такого мы не говорили, просто знали, что поженимся и было не важно, когда именно это случится.
Первый семестр я по инерции почти не училась.   Мой распорядок дня был подчинен тому, в какую смену работал мой слесарь. Если у него была первая смена, я шла на лекции и, как обычно, смотрела в окно, ожидая вечера. Если у него была вторя смена, я прогуливала лекции, шла к нему в общежитие, и мы шли гулять куда-нибудь в парк и целовались, пока не наступало время ему идти на смену.  Он провожал меня до дома и ехал на завод.
В конце первого курса мы расстались, и  я вышла замуж за своего однокурсника.
Через 5 лет, я случайно встретила его на вокзале. Он был очень растроган и рад меня видеть. Он жил где-то на  Украине, был женат, имел детей. Говорил, о том, что построил  большой дом, что у него хорошая работа. Потом, со слезами на глазах вдруг сказал, что если бы я согласилась, то он готов все это оставить, чтобы  быть со мной. Он говорил очень медленно и монотонно, и было понятно, что он часто думал об этом, о том, как встретит меня и скажет эти слова. Он приготовил их заранее, и сказал их почти сразу, как только мы столкнулись на остановке пригородного автобуса в окружении нагруженных  сумками и авоськами отъезжающих в деревню из города односельчан.
Я приняла решение расстаться с ним сразу, как только на меня обратил внимание мой будущий муж. Не знаю, насколько осознанными были мои действия. Все-таки я была еще очень молода. Однако то решение было основано на какой-то интуиции, женской мудрости, то есть я вдруг поняла, что все равно рано или поздно нам придется расстаться, потому что мы не пара.
  Все получилось как-то сразу. Помню, мы поссорились. Он провожал меня в институт, и хотел непременно довести до входа в здание. Я сопротивлялась. Я хотела, чтобы мы расстались на остановке, он настаивал. Я поняла, что я стесняюсь его. Я не хотела, что бы мои однокурсники знали, что я встречаюсь с таким взрослым парнем, к тому же я видела, насколько он проще, насколько ниже в интеллектуальном плане ребят, с которыми я училась. Мы ожесточенно спорили, и, в конце – концов он уступил, сел на автобус и уехал.
Я удрученная побрела в сторону института. Я шла и пыталась все как-то это осознать, и то, что мы поссорились, и то, что я его оказывается, стесняюсь.
На полпути к институту меня догнал однокурсник. «Опаздываем!» - он ухватил меня за руку и поволок за собой в сторону института. Я поволоклась за ним сначала быстрым шагом, потом бегом.
Это был мой будущий муж.
Он взял меня за руку на остановке, где я рассталась со своим парнем и больше не выпускал. Мы рядом сели на лекции, потом вместе пошли в столовую, потом он проводил меня домой.
На другой день я сказала своему парню, что мы расстаемся.
Он ничего не понимал. Он спрашивал, уговаривал, плакал. Я монотонно настаивала на своем. Я не помню уже, о чем мы говорили, но в голове осталась навсегда его фраза, о том, что он рад меня опекать. Я не поняла. Он сказал, что ему нравится обо всем мне напоминать, и находить то, что я потеряла: «Мне нравится находить твои очки!». Я и правда была, и есть сейчас, очень рассеяна, и все время все теряла, в том числе и очки. А он их всегда находил. Эта фраза про очки как-то полоснула меня по сердцу. Но я уже приняла решение и не собиралась его менять. Мы стояли и разговаривали на улице. Была зима. В конце, он провел рукой по моей щеке, потом по груди и животу, я была в шубе и стояла неподвижно. Он поднял полные слез глаза к небу и остался стоять. А я повернулась пошла дальше к тому месту, где стоял и смотрел, как мы прощаемся мой будущий муж.
Так я перешла от одного мужчины к другому.
Переход сопровождался двухнедельной депрессией. После того как мы расстались на улице, я пришла домой разделась, легла лицом к стене и больше не вставала. Я не плакала, я просто лежала и смотрела в стену. Мать с отцом ходили на цыпочках мимо. Всем знакомым сказали, что в деревне заболела бабушка,  и я уехала к ней. А я все лежала. Несколько раз приходил мой будущий муж, и подруги из института. Количество моих прогулов достигло критической точки, и мне отказывали в допуске к сессии. Грозило отчисление из института.
Мама не выдержала, села рядом и стала что-то мне говорить. Я не помню, что она говорила, но в конце я все-таки заплакала и мама вздохнула с облегчением. Я рыдала, а она гладила меня по плечу и  молчала тем особенным молчанием мудрой женщины, знающей, что такое жизнь и любовь и расставание  еще много такого, что мне еще только предстояло узнать.
На другой день я пошла  в институт и начала учится. Я была способной и все «хвосты» ликвидировала без труда и меня все-таки допустили к сессии, которую я благополучно сдала.
Мой новый парень, возможно совершенно не ожидал, что через несколько месяцев станет моим новоиспеченным мужем.
Мне кажется, я не оставила ему выбора. Вакуум в моем сердце после расставания с первой любовью был настолько огромен, что его засосало туда всего без остатка сразу же, как только он впервые взял меня за руку. Мы держались за руки все время, и все время были рядом. Я страшно в нем нуждалась. Я прилеплялась к нему утром на самой первой лекции, не отпускала от себя до самой поздней ночи. Мы почти сразу же стали близки,  и инициатором тоже была я, так мне хотелось привязать его к себе, так страшно было остаться одной.
Из-за продолжительной связи с бывшим парнем, из-за того, что мы переехали в город из деревни, у меня совсем не осталось друзей, никого, кто был бы мне близок, с кем я могла бы провести время и поделится настроением. Я была одинока в этом городе, деревенская девочка, которая недавно полола картошку и пасла с отцом коров. Я изо всех сил ухватилась за первую протянутую руку и ни за что на свете не могла ее отпустить.
Мой новоиспеченный муж оказался славным мальчиком, но отнюдь не подарком. Если коротко, я бы охарактеризовала его двумя словами – идеалист-неврастеник. Нет, такая не лестная характеристика не от того, что мы расстались, я благодарна, что он подарил мне дочь, он действительно славный парень. Однако его представления о том, что и как должно быть были всегда ужасно завышенными и не соответствовали его способностям, что заставляло его впадать в истерику. Все время, что я с ним жила, было посвящено тому, чтобы предотвратить или нивелировать последствия его истерик. Весь наш брак, без малого почти шесть лет, у меня было ощущение, что я ходила на цыпочках.
Ярким примером такой идеалистической неврастении может служить его отношение к полученным оценкам на экзаменах. Он очень старательно учился. Он посещал и тщательно записывал все лекции, заучивал и зазубривал наизусть все темы экзаменационных билетов,  но больше тройки ему ставили редко. Это заставляло его впадать в истерику. В буквальном смысле. После тройки по высшей математике, он ударил себя головой об угол стены и долго ходил с раной на лбу. Я никак не могла этого понять. Как все люди, обладающие хорошей памятью и врожденной сообразительностью, я училась легко и непринужденно. А уж благодаря тому, что мне все время приходилось поддерживать в учебе моего мужа, посещать с ним такое количество дополнительных занятий и готовить для него огромное количество шпаргалок к каждому экзамену, мои собственные оценки редко опускались ниже пятерок, и если бы не рождение дочери на третьем курсе, я спокойно могла бы претендовать на красный диплом. Но я была не честолюбива, к тому же ужас, от предстоящей дома истерики мужа, когда мы приходили с экзаменов, и у меня в зачетке красовалась пятерка, а у него трояк, заставил меня по-новому пересмотреть свое отношение к отметкам.
Физику он ходил сдавать четыре раза. Я получила пять с первого раза и еще три раза готовилась вместе с ним, зубрила и пыталась разжевать ему все темы в билетах. Ничего не помогало. На каждой новой переэкзаменовке преподаватель с раздражением возвращал ему зачетку со словами: «Готовьтесь еще!». В четвертый раз я зашла в аудиторию вместе с мужем. Беременность моя к тому времени уже подходила к концу, и мой огромный живот немым укором был нацелен прямо в нос сердитому преподавателю. Еще одной истерики вечером я вынести уже не могла. Сраженный размерами моего живота  преподаватель вздохнул, молча взял из рук мужа зачетку и, разбрызгивая чернила в перьевой ручке вывел жирное «четыре». Я помню, как мы радостно бежали домой с этой четверкой в кармане, муж как обычно держал меня за руку и рвался вперед как молодой конь, а я волоклась за ним, придерживая рукой огромный живот.
С женитьбой и с рождением дочери мы с мужем не прекратили очное обучение в институте и даже не брали академический  отпуск. В первый год после родов я на лекции уже не ходила, муж записывал их для меня, а я ходила только на экзамены, сцеживая в бутылку молоко и оставляя дочь с мамой. Дочь росла довольно прожорливой, и к моменту, когда я возвращалась с экзамена, все оставленное молоко уже было выпито, а мама сновала челноком вдоль окна,  потряхивая на руках орущего ребенка.
Количество молока вырабатываемого в моей груди полностью соответствовало потребностям моей ненасытной дочери. К моменту моего возвращения, молоко заполняло меня до отказа, промокало и лифчик, и проложенные в него тряпочки и тяжелыми каплями стекало в низ к животу. Я влетала в квартиру, сбрасывала куртку, бежала в ванную, на бегу высвобождая болевшую переполненную грудь, наскоро ее ополаскивала  и всовывала  прямо в орущий, широко открытый в истерике рот. В доме воцарялась блаженная тишина. Дочь за раз высасывала обе груди, сначала одну, за тем другую, словно маленький живой насос, перекачивая горячее молоко из одного тела в другое, и  утомленная  засыпала. Я чувствовала невероятное облегчение и опустошение  и была ей очень благодарна. Мы нуждались друг в друге. 
Нельзя сказать, что идеализм моего мужа был таким отрицательным. Его любовь ко мне, к дочери, его представления о роли мужчины в семье тоже были идеальными, он изо всех сил пытался этому идеалу соответствовать и во многом это  ему удавалось.
Он вставал ночью к дочери и подолгу носил ее на руках, если у нее болел живот. Позже, когда она уже подросла и могла ходить самостоятельно, он усаживал ее к себе на плечи и так и ходил с ней везде, на прогулку, в магазин, в гости к друзьям.  Как у всех студентов, а к тому же у семейных студентов, у нас было очень мало денег, поэтому он часто подрабатывал ночами на овощной базе, разгружая вагоны.  Это было очень выгодно, потому что на базе расплачивались сразу же, и еще можно было брать с собой сколько угодно фруктов. Он приходил домой под утро, в пыльной одежде, пропахшей вагонной краской и ночной прохладой, с кряхтением снимал с натруженных плеч огромный баул, наполненный до отказа  крепкими красными яблоками. Верный своему идеализму, он всегда притаскивал больше, чем мог без труда донести. Я кидалась к нему на шею, и с наслаждением вдыхала запах его пота перемешанного с запахом яблок.
  Он был ненасытным и прекрасным любовником, был нежен и страстен одновременно, и часто, после занятий любовью, когда он засыпал у меня на плече, я лежала без сна с открытыми глазами смотрела наверх и молилась, чтобы ничего не изменилось. Чтобы Я ничего не изменила. Где-то в глубине меня существовала уже неясная неосознанная мысль, что я оставлю своего мужа, так же как оставила до него бывшего парня и опять уйду. Я чувствовала это и боялась остаться одна, и горячо молилась, чтобы это мое неосознанное чувство оказалось ложным, и мы так бы  и прожили долгую и прекрасную идеальную жизнь с моим идеальным мужем.
Это звучит чудовищно, но все произошло так же как в первый раз.  Как только я увидела новую протянутую мне руку, я тут же вцепилась в нее  проворством и хваткой детеныша обезьяны, без сожаления выпустив предыдущую.
Нельзя сказать, что переход к нынешнему моему мужу прошел так уж гладко. Возможно, что я все же рассталась бы с первым  мужем сама и жила бы одна, и как-то попыталась бы оглядеться приспособится к этой жизни, но все случилось так, как случилось.