Мои женщины Апрель 1958 Пьяная

МОИ ЖЕНЩИНЫ Апрель 1958 Пьяная.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").


В апреле 1958 года я снова простудился и заболел. Я не удержался и вместе с ребятами попробовал на вкус маленькие сосульки, которые дружно хором капали под карнизом крыши соседского гаража.

На этот раз я заболел не очень сильно, поэтому мама не стала уходить с работы и сидеть со мной целые дни и ночи, как когда-то в детстве.

Я уже был самостоятельным пятилетним мальчиком и мог сам пить необходимые лекарства, кипятить чай, делать бутерброды, разогревать на электрической плите суп.

Правда, при этом дома всегда кто-то должен был находиться: отец, дядя Коля или брат, иногда подруга с маминой работы, но чаще всего «Злюка».

«Злюка» редко выходила из своей комнаты и общалась со мной.

Она рассеянно спрашивала меня, что я хочу и проверяла, выпил ли я лекарства. При этом всякий раз она называла меня новыми прозвищами.

Я был для неё то «мальчишка», то «мальчуган», то «мальчонка», то «парнишка», то «хлопец», то «оголец», то «шпингалет», а иногда – «шкет».

Что такое «шкет» я не знал, но мне, почему-то от такого прозвища даже не было обидно…

Я пытался разговорить «Злюку», рассказать ей о полёте в космос собаки Лайки, но ей это было не интересно.

Она рассеянно слушала, не отвечала и только сладко потягивалась, прежде чем встать и уйти в комнату дяди Коли.

Там она снова и снова ставила пластинку с американским танцем «рок-н-ролл» и танцевала, подпевая какому-то Элвису Пресли.

Вот о нём, об этом американском певце, она могла говорить без умолку в любое время суток.

Частенько они с дядей Колей допоздна крутили эту пластинку и топотали вдвоём в своей комнате так, что даже отец не выдерживал и строго стучал им в дверь.

Это увлечение дяди Коли и его «Злюки» американским «рок-н-роллом» очень не нравилось отцу и маме.

Родители восхищались американским пианистом Ван Клиберном - победителем первого Московского международного конкурса пианистов и скрипачей имени Петра Ильича Чайковского и возмущались «королём рок-н-ролла» американцем Элвисом Пресли.
 
Они пытались поговорить с дядей Колей и его девушкой, но те ничего не слушали, только пластинки крутили чуть тише.

В то же время мы с братом любили слушать, как поют мама и отец и подпевали им.

Особенно мне нравились песни из кинофильмов. Я с чувством выводил: «Самое синее в мире Чёрное море моё» или «Забота у нас простая, забота наша такая».

Особенно мне нравилась песня «Бухенвальдский набат» и я звонко орал: «Люди мира на минуту встаньте!».

В эти минуты все вскакивали, прибегали ко мне и просили больше не петь…
 
Только две наши песни нравилась «Злюке».

Она тоже пыталась подпевать маме и папе, когда они тихо пели песню из кинофильма «Добровольцы»: «А годы летят, наши годы, как птицы, летят» или торжественно пели: «Я люблю тебя жизнь!».

Я тоже любил жизнь.

Любил маму и папу, любил брата, любил дядю Колю, любил даже «Злюку».

Я любил всех людей на Земле и всем-всем здоровья и счастья. Чтобы они никогда не болели ангиной и хроническим тонзиллитом.

Хотя, что такое «счастье» мне так и не удалось пока узнать…

Я много раз спрашивал отца, маму, дядю Колю, брата и всех, кого встречал на своем жизненном пути: «Что такое счастье?» и не получал точного ответа.

Однажды такой вопрос я задал «Злюке», но она вдруг заплакала и убежала в комнату дяди Коли…

Так вот, однажды, «Злюка» и я остались одни дома. Отец, мама и дядя были на работе, а брат в школе.

Я чувствовал, что сегодня должно было что-то произойти.

«Злюка» была какая-то странная…

Она рассеянно бродила по комнатам, брала книги из шкафа и бросала их. Она долго стояла молча и смотрела в окно во двор, затем зачем-то потрепала меня по моему чубчику на голове и ушла к себе в комнату.

Я почувствовал, что она звала меня опять поиграть в «странную игру»…

Я очень не хотел поддаваться её колдовскому очарованию, особенно этому ласковому поглаживанию по голове.

Я тряс головой, гнал от себя наваждение, но меня, как магнитом, влекло и тянуло к запретной двери в комнату дяди Коли.

Не знаю почему, но я чувствовал, что она ждала меня!

Обречённо вздохнув, я встал со своего диванчика. Еле-еле передвигая непослушными ногами, поплёлся в общую комнату.

Подойдя к двери в комнату дяди Коли, я прислушался, но ничего кроме громких и частых ударов своего сердца не услышал.

Тогда я тихонько толкнул дверь и она открылась…

То, что я увидел, меня не удивило, но в то же время ошеломило.

«Злюка» сидела боком на полу на мохнатом ковре и ждала меня.

Она спокойно и настороженно смотрела на меня, будто спрашивая: «Ну, и что дальше?».

При этом её вид меня ошеломил. Она была полностью обнажённой…

Вернее на ногах у неё были чёрные босоножки на высоких каблучках, а на плечах и бедре тонкий прозрачный пеньюар, но всё остальное было обнажённым.

Перед ней на ковре стояли два бокала с красным вином.

Она сидела, опираясь на правую руку, а левой рукой как бы чесала у себя за плечом.

Складки её пеньюара были так искусно расположены, что частично открывали, а частично прикрывали её груди.

Особенно густыми складки были на «сокровенном тайном месте».

Только колени и длинные ножки «Злюки» с вытянутыми, как у балерины, ступнями были голыми.

Губы «Злюки» были почему-то пухлыми, красными, будто надутыми и она вдруг хриплым голосом сказала: «Ну, и чего ты ждёшь?».

Я немного помолчал, а потом вдруг спросил, сам не зная почему: «Ты что? Пьяная?».

«Злюка» ожидала всякого, только не этого. Её лицо вдруг исказилось…

Она действительно превратилась из прекрасной принцессы в злую «Злюку».

Резким движением она запахнулась полами пеньюара, сжалась, упала на ковер и вдруг зарыдала-заорала так, что я пулей выскочил из комнаты и мгновенно очутился у себя на диванчике.

Больше всего я боялся, что она, ревущая и пьяная, придёт ко мне и мне придется отбиваться от неё, чем попало.

На всякий случай я вооружился своим игрушечным пистолетом и старыми деревянными кубиками с буквами.

Я знал, что если ими кидаться, то эти четырёхугольные кубики больно бьют.
 
«Злюка» не пришла ко мне…

Я чутко прислушивался к тому, как она истерично рыдает и чувствовал кожей, что наша «странная игра» на этом не закончилась…