Мои женщины Май 1958 Королева парикмахерской

МОИ ЖЕНЩИНЫ Май 1958 Королева парикмахерской.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").


Майские праздники 1958 года проходили под лозунгами борьбы за мир и против атомной угрозы.

Эта атомная угроза вдруг стала одной из самых главных тем разговоров между мужиками во дворе.

Они упрашивали отца рассказать о какой-то водородной бомбе, которую взорвали англичане, а также разъяснить им, что такое «догматизм» и «ревизионизм».

Отец отшучивался и даже мне не хотел ничего разъяснять и отвечать.

Ну и не надо!

Зато на все майские дни я испытал такое потрясение, что запомнил его на всю жизнь.

Я первый раз влюбился в женщину…

Это было в парикмахерской.

Отец и я, выполняя поручение мамы, пошли в нашу городскую парикмахерскую, чтобы вместе подстричься.

Я с детства не любил парикмахерскую за её название, которое всегда вызывало у ребят плохие шутки, за белые больничные халаты парикмахеров, за запахи и за боль, которую я испытывал, когда мужчина или женщина специальной машинкой стригли мои волосы.
 
От этого кожа на голове зудела и горела от боли. Голове первое время после стрижки было холодно. Да ещё мой старший брат норовил всегда щёлкнуть меня по бритой макушке!

Вот и на этот раз отец привёл меня и чуть ли не силой посадил на скамейку в кресло перед зеркалом.

Я зажмурил глаза и приготовился к экзекуции…

Это слово «экзекуция» мне понравилось. Я уже знал, что оно означает «телесное наказание».

Это слово часто применяла новая воспитательница в детском саду, которую мы, естественно, не любили.

Я зажмурил глаза, ожидая боли, но стрекотание машинки было терпимым. Я открыл глаза.

То, что я увидел в отражении в зеркале, мгновенно отключило меня от происходящего.

Я перестал слышать, чувствовать, дышать.

В зеркале я увидел женщину...

В соседнем помещении находилось женское отделение парикмахерской.

Там женщины делали себе прически, накладывали маски на лицо, «маникюрили» себе ногти и болтали.

Там постоянно находилось множество женщин.

Одна из них, так же как и я, сидела в кресле перед зеркалом и, казалось, смотрела прямо на меня.

На самом деле она смотрела только на себя, любовалась собой, оглядывала себя, рассматривала себя, только себя и никого не замечала.

Это была не женщина, а прекрасная «Королева»!

Её только что постригли и сделали ей новую прическу.

Её белокурые волосы были взбиты в крупные красиво уложенные локоны. Эти локоны гибкими волнами вздымались над её выпуклым гладким лбом.

Волосы были не длинными и тщательно уложенными вокруг её ушей и на затылке.

Я увидел всё это потому, что «Королева» всё время вертела головой, оглядывая свою прическу со всех сторон.

У неё были красивые, как натянутый лук, брови. У переносицы они были округлыми и густыми, а ближе к краям глаз – тонкими.

Её веки были чем-то смазаны таким, что казались блестяще-золотыми. От этого её глаза, с длинными ресницами, покрашенными в чёрный цвет, светились.

При этом я не видел цвета её глаз. Они казались мне совсем чёрными, как сплошные зрачки.

Её носик был не большим и не маленьким. На конце носа у неё была маленькая такая выпуклость, которую она поминутно обмахивала каким-то пушистым комочком, от которого лёгким туманом веяла пыль.

Странно, но она не чихала, а продолжала этим пушистым комочком обмахивать свои круглые и гладкие, как румяные яблоки, щёчки.

Её губы были чуть-чуть приоткрыты и ярко накрашены в алый цвет.

Именно в алый цвет. Не красный и не в розовый, а в алый цвет.

Её губы были совсем как «аленький цветочек» из сказки.

Я, правда, не знал, как выглядел сказочный «аленький цветочек», но, наверно, он мог выглядеть именно так, как губы этой «Королевы».

Я не понял сразу, почему я назвал её «Королевой», но когда увидел её украшения, то догадался.

У неё были дивные украшения…

В ушах у «Королевы» были длинные серебристые серёжки с лучистыми стекляшками на болтающихся кончиках.

На шее у «Королевы» было ожерелье из блестящих серебристых пластинок, по концам которых, также блестели стёклышки. Их было так много, что при её малейшем движении серёжки и ожерелье испускали сотни лучиков света.

Самым волнующим в них было то, что световые блики от серёжек играли на обнажённой груди «Королевы»…

Да, её грудь была почти полностью обнажена.

Она лежала на согнутой в локте левой руке, которой «Королева» опиралась на стол перед зеркалом.

При этом «Королева» настолько забылась в любовании собой, что платье из тонкой материи совсем распахнулось и упало с её открытых плеч.

Когда «Королева» вертелась перед зеркалом или обмахивала себя пушистым комочком с порошком, её груди колыхались, на них весело играли искорки света от серёжек и изредка обнажались края её розовых сосков.

Мне показалось, что всё это видение с «Королевой» длилось какое-то мгновение.

Чья-то рука протянулась и захлопнула дверь в женское отделение.

Видение в зеркале исчезло.

«Королева» пропала.

Я очнулся…

Парикмахер что-то спрашивал меня. Отец тряс за плечо.

Моя голова была уже подстрижена. Только ненавистный чубчик торчал у меня надо лбом.

Всё кончилось…

Ко мне вернулось дыхание. Сердце забилось снова. Мне стало жарко и холодно одновременно.

Хотелось пить, пить и пить запрещённую холодную воду.

Я тупо смотрел на парикмахера, на отца и на самого себя в зеркало и никого не видел.

Только на улице я очухался и более-менее стал внятно и разумно отвечать на вопросы отца.

Меня распирало от желания кому-нибудь рассказать о пережитом…

Я спросил отца, видел ли он в парикмахерской «Королеву»?

Отец странно посмотрел на меня и сказал, что «у нас королев нет».

- А мама? – спросил я.

- Мама больше чем королева – не сразу нашёлся отец.

- Наша мама богиня – сказал чуть позже папа и я с ним полностью согласился.

Мы шли с отцом по весенней улице нашего города.

Он держал меня за руку. Нам было очень хорошо вместе.

Впервые я почувствовал, что моя стриженая голова приятно охлаждается.

Мысли мои начали проясняться от этого солнечного весеннего холодка.

Только почему у меня опять в трусиках стало сыро?..