Игра в Бога

I

Старик Бекишев смотрел в монитор.

Было темно.
С кухни  еле слышно доносился звук радио.
В ванной подтекал кран.
С лестничной клетки тянуло сигаретным дымом. Дешёвым дымом.

На экране монитора на странице известного литературного сайта красовалась статья «Графомать твою, Бекишев, за ногу!»

Бекишев был мёртв.


II

Нашлись люди.

Впрочем, они находятся всегда.
Совершенно непонятно, откуда берутся, откуда узнают, но находятся всегда. Даже не люди – вестники.

Чаев узнал о Бекишеве из случайной переписки двух товарок. На сайте полно таких. Зачем они здесь неизвестно. Почему не уходят – тоже. Говорят. Просто говорят, общаются. Чаще всего обо всём и ни о чём сразу.

Чаева никто не осуждал, никто не предъявлял ему обвинений. Ничего не произошло.
Просто его статья убила человека. Его замечательная, язвительная, такая забавная статья убила старика Бекишева. Она не оставила ему лазейки. После этой статьи любому человеку было понятно – Бекишев бесполезен. Он не способен писать. Он – ничто.

Смерть Бекишева не оставляла лазейки Чаеву.

Нет, Чаев всё сделал правильно. Он написал по совести. Он написал честно. Он написал очень хорошо. Но он не хотел убивать.

А теперь он не хотел жить.


III

Сардов достал второй нож, полюбовался, убрал в ножны.

- Почему ты? – спросил Финк.
- Без разницы. Я, Клайс, Джерински, кто угодно. Один должен пойти. Сейчас наш ход.
- Не понимаю! Я четвёртый год инспектирую вашу колонию и ничего не понимаю. Ведь они тоже люди. Почему нельзя по другому?
- В метрополии этого не понять.
- Объясни. – Финк привстал со стула. – Ты сейчас уйдёшь, тебе всё равно, пойму я или нет, объясни, как сможешь.

Сардов повернул голову в сторону Финка.
Но он не видел его, не наблюдал. Он смотрел в себя.

- Человек должен убивать. Убивать, чтобы жить. Это такая игра, правило. Убивать, чтобы есть, убивать, чтобы защититься. Это в крови. Нельзя не убивать. Но нельзя убивать просто так.
Человек победил всех, у него не осталось настоящих врагов. Тех, с кем можно биться на равных. И люди стали убивать друг друга, чтобы выжить, как человечество.
Но в метрополии разучились убивать правильно. Они стыдятся убивать.
Они вырождаются.
Здесь, в колонии, не так. Здесь есть мы, хищники, и есть они, тли. Их много, они жрут и плодятся, жрут и плодятся. А мы их убиваем. Сколько можем.
Это не легко.
Их много. И как бы мы ни были смелее, ловчее, умнее, какие бы засады и ловушки ни придумывали, иногда им удаётся свалить кого-то из нас. Свалить и убить.
Да, они тоже убивают. Они защищаются, как могут, но это получается у них редко. Поэтому мы есть всегда. Немного, но есть.
Без нас нельзя.
Если их не убивать, они заполонят планету и сдохнут от голода и болезней. Они кончатся. Нельзя, чтобы люди кончились.
Мы прореживаем.

Сардов замолчал, задумался, и Финк тут же напомнил о себе:
- Но почему ты должен идти?
Сардов улыбнулся.
- Сегодня моя очередь быть Богом.
Их стало мало. У них была эпидемия, и их стало мало. Нарушилось равновесие. Если не уменьшить нас, мы победим, а победа означает смерть. Им надо подыграть. Поэтому я пойду открыто и буду убивать их, а они убьют меня. И никому не будет стыдно.

- Ты можешь улететь. – сказал Финк.
- Нет.
- Почему?
- Радость справедливого возмездия. Это сделает их лучше. Они сложат песни о тех, кого убью я, похоронят их с почестями. Они возвеличат тех, кто убьёт меня, объявят их героями. Они поверят в свою силу и станут сильнее. Это хорошо.
- Но…
- Нет. Не думай об этом. Подумай о Джерински. Ведь он не был рождён хищником. Ему пришлось им стать, когда ход был на их стороне, когда однажды их стало слишком много. Я умру весело, я буду крошить их тела, пока будет подниматься нож. Я буду петь.
Ты видел, чтобы Джерински улыбался?
Он хороший хищник.
Но ты видел, чтобы он улыбался?

Сардов подошёл к двери.

- Просто так надо. – сказал он.

- Но если однажды всё-таки кто-нибудь победит? – воскликнул Финк.

- Это будет означать, что Бог ошибся.