Емкая разговорная энциклопедия. А

 Ёмкая разговорная энциклопедия

А

ОБ АБРАКАДАБРЕ

Согласитесь, это вполне естественно: начинать энциклопедию именно с того, чего она заслуживает, а именно статьей об абракадабре – и по структуре построения лучше места ей не придумаешь, да и по смыслу вполне подходит. А то, что надо было начинать с простой и лаконичной буквы «а», так переведите взгляд чуточку наверх, там ее, одинокую, и разглядите. Большую такую, как стремянка, и без точки.

Если честно, я хотел было начать свое повествование с «абырвалга», но ведь хрен редьки не слаще? Да и что такое «абырвалг», к сожалению, не все из нас помнят. Так я вам охотно напомню: профессор Преображенский, к примеру, полагал, что это – «Главрыба», только наоборот. Причем – не просто Главрыба, а конкретный магазин с его продавщицами, товароведами, селедками и грузчиками.

Его же оппонент Шариков, на мой взгляд, интересовался отнюдь не самим магазином, как таковым, а содержимым его прилавков и пустотой в собственном желудке, оттого-то он так и любил селедку. Даже больше, чем продавщиц. Кстати, а вы задумывались, почему именно селедку? У Стругацких вон кадавр, желудочно неудовлетворенный, тоже именно ей насыщался, пока вконец не пресытился, у того же Булгакова в «Белой гвардии» опять-таки фраза подходящая есть (извините, придется слегка ее переделать): «А как же Вы, поручик, селедочку, да без водочки, кушать-то будете?». Нам не составляет труда припомнить еще множество подобных цитат, от Велемира Хлебникова и до Юлиана Семенова (это только век двадцатый), не говоря уж о антисоветском фольклоре про селедку иваси, колбасу, и… А к чему, собственно, я это все веду? Совсем уже с вами запутался.

Итак, мы с вами начинали с абракадабры, и давайте, пока совсем уж не заплутали, вернемся к теме нашего разговора. Так вот… Порой бывает трудно себе в этом признаться, но большинство из нас ее боится: дескать, не понимаю я тут ни черта, да в раздражении кидаем на стол книжку (таблицу, схемы, картины, очки), и начинаем срывать злость на своих ближних. А чего, спрашивается, злиться?

 Ну, не понимаешь ты этих символов и загадочных загогулин, так может, дело в самом тебе, и ты просто в свое время плохо учил букварь, высшую математику и армянский язык? Так ведь никто в этом не виноват: всей селедки и за всю свою жизнь не съешь, и даже не надкусаешь. Я вот, к примеру, нисколько не стыжусь, что не знаю нотной грамоты, но это ни в малейшей степени не мешает мне наслаждаться музыкой.

Да, кстати: вы в курсе, что какие-то чудики (из Вены, по-моему), вдруг взяли и хором спели ораторию ДНК? Как это? Очень просто: в генетическом коде всего четыре составляющих, располагай их в ряд согласно нотам, сократи до необходимости стандартные семь (и пусть семь на четыре без остатка не делится, зато  так больше жизненности и правдоподобия), и – поем! Не нравится? Вот и я тоже слушал-слушал, подвывал, ничего не понял, однако вышло, по-моему, не так уж и скверно, по крайней мере, не хуже, чем у Шенберга. Занятно получилось, и даже вполне гармонично: по крайней мере, я почувствовал в этой абракадабре, не зная ни нот, ни, тем более – формулы этой зловещей спирали, которая якобы предопределяет мою жизнь на веки вечные, рациональное зерно. Однако червь сомнения, каюсь, при этом все же точил: неужели этот напев и есть то, что ты есть, и как такое может быть, когда ты за какие-то там жалкие два часа прослушал не только судьбу не только самого себя, но и всего человечества зараз?

Дрянь эта вся ваша абракадабра, как есть дрянь, и люди, пишущие ее, тоже дрянь. Так что, если вы не Полиграф Полиграфович, лучше выкидывайте сразу мою писанину в мусорку, потому как это – одна сплошная абракадабра.

ОБ АРЕНАХ

Древнее это изобретение – арены, разве что раньше они были не вогнутые, а выпуклые: на вершине холма ли, горы ли, стоял шаман или жрец, вещал что-то невразумительное, но внушающее благоговейный трепет столпившимся внизу очумевшим и покорным слушателям, затем он, окончательно охрипнув, наконец переходил к самому главному: он начинал резать глотки, и неважно, кому – козленочку ли, или же вероотступнику.

Однако прошли века, человечество повзрослело и поняло, что не пристало вождю со старейшинами, задрав головы, пялиться снизу вверх на разукрашенного болтуна, и тогда его переместили с горки под горку, чтобы всем лучше видно было. Правда, дабы жрец не слишком обижался, прикатили ему в низину здоровенный камень (быть может, в надежде, что когда-нибудь в запале тот с него сверзится, да шею себе сломает), и с полным комфортом расположились на бревнышках по склону, а этот шаманище нехай на своих двоих возле костра пляшет, работа у него такая.

Дождавшись наконец апогея (усекновения главы), народ недовольно расходился по домам, и полноты счастья у зрителей не возникало. И тут наиболее сметливые дикари (хотя: какие они дикари, когда уже и клинопись освоили, и считать аж до «много» могли), сообразили, что все это действо можно превратить в бизнес, причем – безо всякого там шаманства, ведь для бизнеса никакой шаман не требуется: выстроил арену, пригласил бродячих лицедеев да мордобойцев – и на тебе, греби лопатой прибыль, да на трибунах маслинками с винцом приторговывай: все раскупят, никуда не денутся, не от зрелища же им отрываться, да до ларька топать: так можно и все самое интересное пропустить.

 В итоге появились удобные скамьи, входные билеты, и даже вип - ложи для знати, не желавшей, чтобы их благородные паразиты скрещивались с плебейскими. Одно дело – вшей от своего соседа-патриция подхватить, у нас и у самих на развод имеется, и совсем другое – когда твою голубую кровушку будет пить всякая пролетарская сволочь, от нее никакие термы с банями не спасут. К тому же в ложе навес над головой от палящих лучей солнца, и вино неразбавленное подают, да не какое-нибудь там далмацкое, а янтарное, лигурийское.
 
Века бежали за веками, гладиаторов с Софоклами сменили прыткие канатоходцы и красочное аутодафе, сути арен это не меняло: раз народ пришел, то хоть в лепешку разбейся (в прямом и переносном смысле), но позабавь его уродствами и жестокостью, красотой и разнузданным размахом представления, иначе и последние деньги отберут, и ребра на прощание пересчитают. Но – нравы постепенно смягчались, люди хирели и мельчали, на арены стали выходить с деревянными мечами и в бутафорских картонных латах, а то и вовсе без оных, в качестве оружия используя лишь краснобайство и харизматический стиль мышления.

 На всяческих вече, заседаниях дум, парламентов и съездов порой разгорались такие страсти, что куда там Эврипидам с Шекспирами, масштаб действа не тот. Теперь за какие-то битые два-три часа заседаний (иногда, правда, даже с украшающими действо кулачными баталиями), решались судьбы не одних только Эдипов да Лиров, - кроилась карта мира, подрывались устои империй, и, увы! – выносился смертный приговор ни в чем не повинным миллионам.
 
Все испортил век двадцатый: настоящие, подлинные арены баталий скрылись во тьму, удалились за кулисы, плебсу же, как всегда, достались кости: театры, кино, да войны с концлагерями. А это вам уже никак не театр одного актера, и даже не театр абсурда, это – жизнь; это – смерть, костлявая, зубастая и с горящими глазами.

Быть может, этот вселенский спектакль разыгрывается именно для нее? Не знаю. Про день сегодняшний даже и писать, если честно, не хочется: наступил окончательный закат Европы, перегар пассионарности, тоска…  Телевидение да интернет, скука сплошная. Теперь даже, как пел Высоцкий, «мильон» по рублю не меняют, ибо нет уже на арене «мильонов», настоящих талантов и выдающихся личностей, одна попса. Так что: «Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю».

ОБ АСТРОНОМИИ

Признаться, в детстве я мечтал стать космонавтом, или, хотя бы, астрономом. Но, так как по состоянию здоровья на космонавта я точно не тянул, то я с азартом первооткрывателя принялся читать книжки (как познавательные, так и фантастические), узнал оттуда про парсеки (ничтожная величина по космическим масштабам, скажу я вам), про световые года (это уже теплее), про пульсары с квазарами, прочел толику и про черные дыры, и о красных карликах с белыми гигантами.

Правда, меня тогда слегка разочаровало наше с вами ненаглядное солнышко: оно, как оказалось, по астрономической классификации всего лишь навсего желтый карлик, ни больше, ни меньше. Но ведь это не так уж и важно, когда ты интересуешься другими звездами? Потому я продолжал учить наименования звезд, созвездий, по ночам сверяя карту звездного неба с ее оригиналом.

Слегка удивляла, разумеется, буйная фантазия людей, так их поименовавших, но пускай эти два ковшика будут медведицами, а буква «М», - Кассиопеей, мне-то что, радость одна: заодно и древние мифы почитаю.

Так вот, а днем, прекрасно понимая, что без математики, геометрии, а после – без алгебры и тригонометрии, в астрономии – никак, я усердно зубрил точные науки, дабы соответствовать уровню будущего астронома. Физику, как производное, каюсь, я не очень уважал, но все же смирился и с ней, как с лишней функцией в уравнении. Но – была одна, и неразрешимая проблема: в нашей школе не было телескопа, а мои родители покупать его мне наотрез отказались.

Что ж, я их отлично понимаю: за такие деньги можно было целый месяц на югах загорать, а тут – нелепая трубка, и, кстати, в городе совершенно бесполезная. Да и что, если уж начистоту, можно было разглядеть в такой телескоп? Кратеры на Луне? Так они уже и без того прекрасно изучены. Звездное небо? Вот вам фигушки: слабовато будет.


Однако больше всего меня отвратила от астрономии именно физика, не помню уже, в каком это классе. Если еще точнее – то теория вероятности. А на ней, дескать, основаны все астрономические расчеты.  Вам еще непонятно? Вот и мне тогда было непонятно. Объясняю: я с ней несогласен, ибо она исходит из постулата, что ничего и нигде не может быть больше скорости света. Ну не верю я в это! Глупости это все и самоограничения! Однако, сколько я тогда не указывал учителю физики (занудный мужик, к тому же - очкарик), на недостаточную корректность данного посыла, тот лишь пучил на меня гневно глаза, как раввин, которому предложили отведать сало, и в итоге за четверть влепил мне всего лишь четверку.

Да, я могу признать, что чистая, однородная, энергия, имеющая в своей природе одну только массу, зависит от квадрата скорости света, и что с того? Эйнштейн там что, забыл, кто он по национальности? Где же у него дух, и все такой прочее? Но это для современных адептов физики неважно, у них пока карта с местностью сходится, так что хвала великому Альберту! А то, что она не сходится даже с логической (не говоря уж о живой, реальной), так это издержки производства.
 
И вообще, мне порой кажется, что зря философы с богословами пустили все на самотек, перестали сами всерьез заниматься физикой (Гейзенберги с Пригожиными не в счет: быть может, они и стучатся в нужную дверь, но она – на замке). Так вот, что я хотел бы сказать: на мой взгляд, к проблемам мирозданья нужно подойти с другой, внутренней, стороны этой самой двери, повернуть защелку, и… А дальше я понятия не имею, что будет. Но то, что будет – несомненно.

Что-то я отвлекся. Да, именно тогда-то у меня и окончательно пропало желание заниматься астрономией: раз уж меня на таком, примитивном, уровне, не понимают, так что же будет дальше? А тупо изучать то, с чем я несогласен, я не хочу и не буду.

Поэтому сегодня, порой выбравшись на природу, я лишь ласково и слегка сочувственно смотрю на группку сбившихся в кучку испуганных Плеяд, любуюсь Лебедем, привольно раскинувшим крыла над глупой и грешной Землей, вечно  стремящимся настигнуть свою законную добычу, Ящерицу. Порой нахожу созвездия со смешными названиями Лисичка и Заяц, которым уж точно никогда не суждено встретиться, затем перевожу взгляд на свой знак зодиака, и надеюсь, что, коли уж мне не суждено было стать астрономом, то, быть может, стану хотя бы космонавтом: надо лишь денежек подкопить.

Правда, случится это, похоже, не раньше, нежели чем Земля в очередной раз сменит полюса, и люди выберут для себя новую путеводную Полярную звезду.