Мои женщины. Январь 1960. Кукла Барби

МОИ ЖЕНЩИНЫ. Январь 1960. Кукла Барби.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").


7 января 1960 года мне исполнилось 7 лет.

Оказывается, по словам родителей, я уже стал «совсем взрослым мальчиком» и скоро пойду в школу.

На день рождения родители мне подарили школьный набор из грифельной доски, цветных и белых мелков, а также букварь, карандаши, стиральные резинки, коробочку со счетными палочками и другие школьные принадлежности.

На этот раз никаких кукол, игрушек, машинок, детских книжек и раскрасок мне не подарили.

Я очень обиделся и долго не мог понять, что от меня хотят с этой тяжёлой грифельной доской.

Мне уже было скучно играть «в школу», рисовать на грифельной доске какие-то буквы, цифры и рисовать крошащимся мелом, который пачкал руки и одежду.

Сначала родители и брат с азартом попытались играть со мной «в школу», но мне было неприятно, что они все наперебой поучают меня и заставляют писать мелом на фанерной неровной доске.

Самое главное мне было неприятно стирать мокрую тряпочку, которой вытирался мел с доски.

Почему-то все мне говорили, что «если любишь кататься, то люби и саночки возить».

При чем тут саночки и грифельная доска!?

Особенно неприятно было, когда мой брат терял терпение и орал на меня за то, что я не мог правильно написать на доске какую-нибудь букву.

Он показывал мне её в букваре, говорил, как она называется, потом ловко рисовал её мелом на доске, стирал и приказывал мне всё это повторить.

Я послушно повторял и пытался нарисовать эту букву по следам мела на доске.

У меня получалось не очень хорошо. Крошился мел, дрожала рука, и линии получались неровно, либо я забывал, как это надо правильно делать.

Брат орал на меня, больно щёлкал по голове пальцами, и всё его учение заканчивалось моим рёвом.

Мама говорила, что меня «надо оставить в покое и дать самому прийти к желанию учиться». Она боялась, что такое «учение» отобьет у меня охоту учиться.

Я был ей очень благодарен ещё и потому, что в это время моим главным увлечением стала игра в куклы…

Играть с куклой Снегурочкой, подаренной моему брату его знакомой девочкой на Новый год, я не мог.

Эта кукла лежала в ящиках шкафа в родительской спальне под слоем постельного белья.

Эту куклу я мог доставать и играть с ней только в исключительных случаях, когда дома никого не было, и я был уверен, что в ближайшее время никто не придёт и не поймает меня за такой игрой.

Я играл в куклы, вырезанные из последней обложки журнала «Работница», которую выписывала мама.

На последней странице обложки журнала «Работница» были нарисованы девушки в купальниках, а вокруг разные платья, брюки, юбки, кофточки, рубашки, майки и костюмы.

Эти одежды и фигурки я наклеивал на плотную бумагу, а потом вырезал острыми парикмахерскими ножницами.

Одежды имели маленькие лепестки, которые загибались, и их можно было надеть на картонную фигурку куклы.

Мне было интересно комбинировать разные варианты одежды в зависимости от фантазии, сезонов года и воображаемой погоды.

Конечно, больше всего мне было интересно смотреть на куклу, одетую в купальник…
 
Иногда я быстро надевал на куклу много разных одежд, а потом медленно их снимал, обнажая всё больше и больше плоское полуобнажённое тело бумажной девушки.

При этом я испытывал странное волнение, от которого кровь бурлила в жилах, становилось жарко или холодно одновременно. И ещё у меня дрожали руки…

Конечно, в такие «игры» я играл тогда, когда меня никто не мог видеть. Эта игра в куклы была моей тайной, о которой, правда, знали или догадывались все домашние.

Отец строго поджимал губы и еле сдерживался, чтобы меня не «выдрать, как следует».

Мама его успокаивала и пыталась со мной поговорить на какие-то запутанные темы.

Она что-то путано говорила, объясняла, рассказывала, спрашивала, но я ничего не понимал и не мог ей ничего ответить.

Я сам не понимал, откуда у меня вдруг возник этот интерес к куклам…

Мой двенадцатилетний брат откровенно потешался надо мной, хотя я сам видел, как он втайне играл моими куклами, а также своей куклой Снегурочкой.
 
Кроме этого мой брат начал меня целовать…

Он бегал за мной. Я думал, что мы играем с ним «в салочки», но он ловил меня, скручивал «в бараний рог» и целовал.

Целовал сначала в лоб, в щёки, в нос, а потом стал целовать куда-то в губы.

Мне было до жути страшно и неприятно. Я брыкался, дёргался, орал, кричал, матерился…

Он отставал от меня только тогда, когда я кричал, что обо всём расскажу папе и маме.

После новогоднего праздника он ещё не раз приставал ко мне со своими мокрыми поцелуями, но я уже научился так брыкаться и отбиваться, что он перестал ко мне приставать.

Теперь он отрабатывал на мне приёмы рукопашного боя, которым научился у нашего дяди Коли и дяди Жоры.

Он заламывал мне руки так, что я вынужден был пищать, скулить и плакать.

Я плакал больше не от боли, а от обиды, что не мог ему ответить так же, как он заламывал мне руки.

Во-первых, он был сильнее, а во-вторых, я не мог так причинить боль своему родному брату.

Брат скручивал меня, подминал под себя, заламывал мне руку или ногу и, сопя, смотрел, как я пытаюсь высвободиться, корчусь и ору от боли.

Он отпускал меня только тогда, когда я уже терял контроль над собой и начинал брыкаться и дергаться, как дикое животное…

Конечно, я жаловался маме и папе.

Конечно, брат называл меня «плаксой» и «ябедой».

Конечно, мне было очень обидно и больно.

Брат даже иногда разрешал мне его ударить, заломить ему руку или ногу, чтобы «отомстить» за обиду, но я ничего не мог с собой поделать.

Не мог я бить своего родного брата».

Хотел, жаждал, но не мог. Не мог и все…

За это и за то, что я не мог драться и бороться, а так же за моё увлечение куклами, брат называл меня «девчонкой».

Я сам понимал, что это нехорошо – играть мальчику в куклы, но ничего не мог с собой поделать.

В детском саду мы часто вместе с девчонками играли в куклы.

Эти игры назывались по-разному, но всегда были очень интересными и весёлыми.

Воспитательницы сами разрешали нам, мальчишкам, участвовать в этих играх.

Причем всякий раз мы воображали себя шофёрами, которые подвозят на машинах куклы до нужного места.

Особенно мы любили воображать себя пожарными, которые спасают куклы из огня, либо милиционерами, которые спасают кукол девчонок от хулиганов.

Я хорошо помнил, как в раннем детстве, когда нам было по 4 года, мы все вместе играли «в дочки-матери».

Конечно, я не был мамой, но с интересом смотрел, как девчонки баюкают кукол, носят их на руках, кормят воображаемой пищей с ложечки или из соски.

Мы, мальчишки, невольно затихали, когда девчонки, уложив своих кукол «спать», шикали на нас и требовали тишины «в доме».

При этом мы, мальчишки, были за «пап» или «дядь».

Обычно все игры были с одним сюжетом – повторялся наш детсадовский режим дня: проснулись, умылись, позавтракали, пришли в ясли или в детский сад, поиграли, поели и спать.

Потом, когда нам исполнилось по пять с половиной лет, мы играли в «семью».

Теперь наши куклы не только копировали домашний режим дня детей, но были куклы, которые изображали родителей.

Эти куклы уходили «на работу». Одни ездили на машинках, строили из кубиков «дома», спасали детей при воображаемом пожаре.

Другие куклы «работали» в магазине и продавали еду и вещи. Третьи принимали детей «в больнице» и лечили их.

Некоторые куклы изображали из себя «хулиганов» и приставали к «родителям» и их «детям».

Я никогда не играл в «хулигана», но и «в милиционера» - тоже.
 
Моя любимая кукла «малышок-голышок», как правило, карабкалась в горы, преодолевала препятствия, перескакивала через пропасти.

Порой приключения моего «малышка-голыша» привлекали внимание всех детей в группе и тогда я, по ходу игры, придумывал такие невероятные приключения, что даже у меня самого захватывало дух.

Когда нам было по 6 лет, мы играли с девчонками «в мужа и жену».

Куклы при этом были нашими «детьми».

«Жёны» нас встречали после работы, посылали в «магазин» за хлебом и едой, заставляли нас убирать в «квартире», возить на машинках вещи, играть с «нашими детьми» и учить их «в школе».

Куклы для девчонок уже были не просто младенцами, за которыми нужно было ухаживать, а уже «взрослыми дочками», которых нужно было учить домашним делам, объяснять им правила поведения, учить их «уму-разуму».

Нас, мальчишек, уже особо не допускали к играм с куклами, да мы и не очень-то хотели.

У нас были свои игры. Мы все время играли-состязались. Выясняли кто сильнее, быстрее, ловчее или хитрее.

Девчонки со своими куклами только смотрели на наши «битвы» и нравоучительно говорили своим «дочкам», что «мальчишки дикие, грубые и некультурные».

Своих «дочек» девочки стали украшать.

Расчёсывали им волосы, завязывали банты, даже красили губы красными карандашами. Потом с куклами девочки стали танцевать, особенно перед нами, мальчишками.

Когда нам исполнилось по шесть с половиной лет, к нам снова вернулись игры с куклами.

Только теперь некоторые из нас, кто дружил между собой, немного иначе играли «в мужа и жену».

Таким мальчиками и девочкам мы орали: «Жених и невеста! Тили, тили тесто!».

Но такие игры были очень редки. Я только один раз принял участие в такой игре, когда меня с моей подружкой Ирой, с которой мы прятались под столом, объявили «мужем и женой», а все приходили к нам «в гости» с детьми.

Мы принимали «гостей», угощали их воображаемыми угощениями и организовывали игры для их «детей».

В этот период в моду входили не просто куклы «голыши» или пухлые пластмассовые куклы «младенцы», а богато одетые куклы «девочки».

Они имели даже трусики, маечки, красивые платья, пластмассовые туфельки-галоши. Их волосы были уложены в красивые прически или свиты в косички с бантиками. У них открывались и закрывались глаза, и некоторые куклы умели говорить «мама».
 
Девчонки чаще играли со своими куклами по отдельности. Одевали их, разговаривали с ними, о чём-то шептались.

Мы, мальчишки, больше только искоса смотрели на эти таинственные игры.

Особенно нас сердило то, что девчонки, глядя на нас, о чём-то загадочно шептались с куклами или между собой, а потом издевательски смеялись. Явно было, что они нас обсуждают и смеются над нами…

Сейчас в старшей подготовительной группе игры с куклами наших девчонок стали ещё более странными.

Теперь девчонки играли с куклами, как в настоящей жизни общаются с детьми и подружками.

Игры начинались, прерывались на ночь, а потом продолжались на следующий день, и так неделями.

Теперь девочки со своими куклами-подружками выбирали из нас, мальчишек, одного и играли с ним «в свидание».

Девочки чопорно знакомились с куклой-мальчиком, рассказывали о себе и своих кукольных «подружках», вместе играли. При этом непременно прихорашивались как девочки, так и куклы.

Потом назначалось настоящее свидание, где-нибудь в тайном месте, куда мы приходили все, чтобы смотреть на их свидание, как в кино.

Потом мы все вместе играли «в свадьбу».

Из дома приносились подарки и угощение «молодым», одного из которых играла кукла-девочка, а другого кукла-мальчик с нарисованными усами.

В этой игре были: «магазин», «больница», «парикмахерская», «пожарные», «хулиганы» и «милиционеры», «родители» и «гости».

После «свадьбы» появлялась кукла-ребёнок, «голышок»…

Сначала маленький «голышок», потом куклы побольше, а в конце игры – красивая настоящая дорогая кукла-ребёнок.
 
В такую игру мы играли только один раз и в ней участвовали даже наши воспитательницы и заведующая детским садом.

Даже мама помогла мне и принесла с работы трубочку с раструбом, которой она когда-то слушала сердца больных.

Я, естественно, играл роль «доктора».

Причём я «слушал» не только кукольных «дочек», но и их мам.

Все девочки нашей группы подставляли мне свои ребристые грудки и мальчишки мне страшно завидовали.

При этом я слышал только удары своего бешено стучавшего сердца…

От игр с куклами мы перешли к играм с девчонками.

В нашей старшей подготовительной группе к школе всё чаще стали образовываться и распадаться пары.

Теперь уже никто не играл с куклами, как с младенцами. Мы сами стали «куклами».

Девчонки наперебой стали сами прихорашиваться и красиво одеваться. Они часами сидели и заплетали свои волосы в косички, расчёсывали или делали себе причёски с начёсом.

Не только на праздники, но и в будние дни девочки стали приходить в детский сад в новых платьицах, кофточках и туфельках. Они стали наряжаться.
 
Мне тоже было интересно наряжать свои картонные фигурки в разные одежды.

Я приклеил к их туфелькам плоские картонные кружочки и они могли теперь стоять.

Я двигал куклами на своем столе и они «шагали, как манекенщицы», демонстрируя свои красивые одежды.

Мои кукольные девушки ёжились от воображаемого холода в пальто или плащах, бегали в лёгких курточках и коротких юбках, танцевали в длинных и коротких праздничных платьях, убирались по дому в домашних майках и шортах или загорали на солнышке в своих купальниках.

Я очень хотел примерить разные одежды на куклу Снегурочку, которая лежала в мамином бельевом шкафу под стопкой свежих и постиранных простыней и пододеяльников.

Однажды я не вытерпел. Пользуясь отсутствием родителей и брата, достал куклу Снегурочку из шкафа.

Она оказалась голой!..

На ней не было никакого платья, красной шубки и шапочки Снегурочки!

Мало того, она оказалась весьма потёртой, использованной и её волосы были в полном беспорядке.

Правда, волосы с правой стороны у неё были неумело заплетены в косу. По всему было видно, что с ней кто-то играл и играл здорово!

Отец играть в куклы не мог… Он ярый их противник.

Мама играть не могла, потому что ей это совсем ни к чему.

Я не мог, потому что всё это время страшно боялся.

Оставался брат…

Наверняка это он «тренировался» с этой куколкой!

Я был потрясён, спрятал куклу обратно в бельё, закрыл шкаф на ключ и побежал в свою комнату.

«Надо же, сам кричит и ругается, говорит обидные слова, а сам играет с куклой, да еще голой!» - лихорадочно думал я.

При этом я воображал, как брат играется с ней, тренируется в придании ей всяких поз и даже целуется с ней!

Такого я от брата не ожидал…

Я почувствовал, что нечаянно проник в его тайну, что он тоже чувствует что-то такое, что чувствую я.

Хотя нет, он чувствует что-то другое, если раздел её догола и играется с ней голой…

Мне жутко хотелось позлорадствовать и рассказать всем о том, что мой брат играет в куклы, да ещё не просто так, а как с живой девушкой.

Мне было только очень жутко оттого, что за этим последует.

Родители, конечно, расстроятся и будут его ругать и наказывать, ребята засмеют, а брат мне жестоко отомстит!

Когда родители и брат вернулись, я посмотрел на них так, что мама и папа встревожились и стали спрашивать, что случилось.

Я говорил, что «всё нормально», а сам со значением молча разглядывал вдруг откуда-то возникшее смущение на лице брата.

Он ещё пытался, как обычно, шутить, играть и даже опять тренировать на мне свои приёмы борьбы, но я даже не сопротивлялся.

Я молча позволял ему скручивать мои руки и ноги в захваты и узлы. От этого у брата опускались руки и он растерянно меня отпускал.

Он, видимо, не мог понять, почему я так переменился.

Просто я стал обладателем его интимного секрета или тайны.

Теперь я со значением, спокойно реагировал на его шутки, уколы, остроты, граничащие с издевательством, и спокойно доставал свои куклы и играл с ними.

Более того, я стал показывать маме свои комбинации их одеяний. Она меня похвалила за то, что я правильно подобрал одежду куклы по стилю и сезону.

Теперь эти бумажные девушки в купальниках меня не волновали. Я просто играл с ними и каждый раз они мне всё больше становились скучными.

Меня даже больше не привлекала пластмассовая кукла Снегурочка в мамином шкафу. Что-то произошло такое, чего я не мог объяснить…
 
Мне надоели эти плоские бумажные застывшие фигурки и их одежды.

Даже кукла Снегурочка меня больше не волновала, так как у неё стали вылезать из головы спутанные волосы.

Мне опять захотелось увидеть «мои куклы» живьём…

Я это понял, когда в очередной раз мне вдруг приснилась моя Фея красоты и страсти.

Я увидел её на фоне раскрытого маминого шкафа с одеждой.

Она стояла передо мной обнажённая и прижимала к груди красивое длинное платье.

Из-за платья я видел только её бедро и длинную худенькую ногу в красивых чёрных босоножках с бантиком.

Она отвернулась от меня и смотрела на себя в зеркало на дверце шкафа.

В этом зеркале отражалась голая спина, бугорчик груди, попка, бёдра и ноги феи.

Её глаза в зеркале смотрели прямо на меня.

Она улыбалась и кокетливо переминалась с ноги на ногу, играла бёдрами и любовалась собой.

Её пушистые белокурые тончайшие волосы были уложены в красивую пышную прическу, точно такую, как у куклы «Снегурочки», когда её принесли в первый раз.

Фея красоты и страсти ещё раз продемонстрировала мне себя в зеркале, улыбнулась, кокетливо приподняла плечо и подмигнула длинными ресницами.

После этого я услышал её звонкий уплывающий вдаль смех, и она исчезла…

На следующий день я собрал всех своих бумажных кукол вместе с «одеждой» и подарил их соседским девчонкам с нашей улицы.

Они были удивлены, что у меня есть такие игрушки и очень обрадовались.

Я сказал им, что это мама попросила меня вырезать этих кукол, чтобы отрабатывать на них варианты сезонной одежды для нас с братом.

Мне не было жалко этих кукол.

Я почему-то был уверен, что их время прошло, и мне вскоре предстоит познакомиться с живой Феей красоты и страсти.

Тем более что на нашей улице жили разные девчонки и девушки.

В конце января 1960 года я обнаружил, что кукла Снегурочка исчезла из маминого шкафа и вообще из дома.

Так закончились мои игры в куклы.

Много лет спустя в магазине игрушек я увидел нашу куклу Снегурочку...

Это оказалась знаменитая американская кукла «Барби».

Каким чудом она попала в наш маленький городок в далеком 1960 году?

Тогда 4 января 1960 года в Стокгольме было подписано Соглашение о свободной торговле между Австрией, Великобританией, Данией, Ирландией, Лихтенштейн, Норвегией, Португалией, Швейцарией и Швецией.

Это была ответная акция на отмену таможенных и торговых ограничений в странах ЕЭС.

Может быть так заокеанская игрушка «Барби» попала к нам.

Еще позже я узнал, что эта игрушка была сделана в США польской эмигранткой Рут Хэндлер, которая тоже очень любила играть с бумажными женскими силуэтами, вырезанными из женских журналов.

Эту куклу Рут сделала для своей дочери Барбары – Барби.

Прообразом ставшей легендарной куклы стала немецкая порнозвезда «Лилли».

Фото этой сексапильной грудастой блондинки до конца 50-х годов не сходили со страниц бульварной газеты «Бильд» и пользовались небывалой популярностью у мужчин.

В кукле «Барби» сохранены были все пропорции тела этой «порнодивы».

В 1958 году компания «Мателл», принадлежавшая семейству Хендлеров, закупила права на облик «Лилли».

Так немецкая проститутка превратилась в игрушечную американскую девушку-подростка с сексуальной фигурой.

Даже черты лица Лилли сохранились у «Барби».

Кукла превратилась в образец американской и западноевропейской красоты, критериями которой стали косметическая красота лица, высокий рост, стройность, граничащая с худобой и крутой резиновый бюст.

Если бы кукла «Барби» ожила, то она стала бы молоденькой женщиной ростом около 167 сантиметров, весом чуть менее 50 кг, объёмом груди 99 см, талии – около 46 см и бёдер – 84 см.

На её подростковом худеньком теле доминировали бы зрелые крутые куполообразные женские груди с острыми сосками.

Эти формы рано пробуждают сексуальное чувство у детей, играющих с «Барби».

Пробудили они эти чувства и у меня…