Некоторые курьезы в транслитерации

НЕКОТОРЫЕ КУРЬЕЗЫ В ТРАНСЛИТЕРАЦИИ ИНОСТРАННЫХ ИМЕН И НАЗВАНИЙ

        Трудности и расхождения при транслитерации древнегреческих и латинских имен и названий немногочисленны. Из исключений приведем не-сколько, касающихся латинских имен. Личное имя (praenomen) Lucius в XVIII — XIX вв. передавалось как Люций, ныне — как Луций. имя (cognomen) Сенека (Seneca) в старину часто произносили с ударением на втором, а не на первом слоге, ориентируясь на французский вариант S;n;que. Характерное окончание существительных мужского рода –us издавна опускалось, чего не сказать о греческих окончаниях. Так, переводивший Платона в середине XIX в. профессор Казанского университета В. Н. Карпов Фидия называл Фидиас, Горгия — Горгиас и пр. Там же Гера именуется Ира, Геракл — Иракл и т. д. Любопытно, что А. П. Сумароков в своей «Эпистоле о стихотворстве» Эсхила называет Ешиль, на немецкий лад (по-немецки сочетание sch читается как ш — фонема, которой в греческом языке нет). Ныне это воспринимается как курьез, однако на немецкий манер образовано и современное слово шизофрения (от греческого sсh;z; — расщепляю и phr;n — разум). К концу XIX в. транслитерация греческих слов устоялась, и чуть ли не единственной трудностью осталась передача звука [;] — то через букву ф (до 1918 г. — через ;), то на французский лад, через т: Фесей (;есей) и Тезей (в последнем случае вызывает спор, озвончать ли s в интервокальном положении — опять же на французский манер).
     Меньше всего проблем вызывает транслитерация немецких слов, по-скольку лишь две немецких фонемы не имеют русских аналогов: ng, которая, как и в английских словах, передается диграфом нг, и h, которая первоначально передавалась буквой г, а позднее также и х. Иногда эти способы транслитерации соседствуют. Например, атаман П. Н. Краснов именовал германского рейхсканцлера Хитлером, тогда как И. В. Сталин называл его Гитлером с самого его прихода к власти, а более поздний германский государственный деятель Хонеккер изначально писался через х, а не через г. Многие филологи полагают, что транслитерация через х точнее, чем через г и предлагают, например, фамилию знаменитого писате-ля транслитерировать Хессе, а не Гессе (например, в последнем издании Большой советской энциклопедии). Даже если это справедливо — что небесспорно, — всё равно вряд ли следует ломать установившуюся традицию. И уж тем более не следует Генриха Гейне переименовывать в Хайнриха Хайне (хотя такие предложения единичны).
     Скандинавские имена и названия в XVIII — XIX вв. транскрибирова-лись в основном на немецкий лад, поскольку выучить эти языки было негде, и чуть ли не единственными их знатоками были писатели-переводчики Петр и Анна Ганзен. Поэтому шведского короля XVI в. именовали Густав Ваза, а не Васа, шведского же духовидца — Шведенборг, а не Сведенборг, а героя ибсеновской драмы «Враг народа» — доктор Штокман, а не Стокман, не ведая, что звуки з и ш в скандинавских языках отсутствуют (оттенок фонемы ш, правда, имеется в датском).
     Основною трудностью при транслитерации французских слов оказа-лась передача фонемы [y] в начале слова. В наше время ее обычно передают буквой ю — например, в названии газеты «Юманите» (L’Humanit;), — прежде же предпочитали сочетание гю: например, Гюго (Hugo), ориентируясь, таким образом, не столько на произношение, сколь-ко на написание. Впрочем, В. К. Кюхельбекер в стихотворении, посвященном этому великому писателю, передал его имя как ;го, использовав первую букву по аналогии с немецкой ;, которой в русской азбуке никогда не существовало. На написание ориентирована и передача имени Ги де Мопассана как Гюи (Guy), отчего в ХХ в. повсеместно отказались.
     Больше проблем и курьезов наблюдается при транслитерации английских слов. Напомним, что английский язык сделался предметом широкого изучения в России лишь в конце XIX в., в отличие от французского и немецкого. Часто английские слова произносились с ударением на последнем слоге, как во французском языке. Например, в ломоносовской «Оде на день восшествия на всероссийский престол Ее Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1747 года» Ньютон назван Невт;ном, а в элегии В. А. Жуковского «Сельское кладбище» Кромвель и Мильтон, судя по расположению в стихе, именуются Кромв;лем и Мильт;ном. Изобретатель паровоза поныне именуется на немецко-французский лад Стефенс;ном, а не Ст;венсоном. На французский лад искажено, например, имя Жаксон вместо Джексон в пушкинской «Барышне-крестьянке». Впрочем, случаи странной транслитерации английских имен наблюдались и в ХХ в.: имя писателя Galsworhy традиционно передается как Голсуорси (одно время даже Гельсу-орси), хотя английская фонема [;] искони передается как т.
     Английские имена, оканчивающиеся на –ey, в XIX в. транс-крибировали графически, а не фонетически — на –ей, а не на –и: Shelley — Шеллей, а не Шелли, Waverley — Веверлей, а не Уэверли, и пр. Известная кинокомедия до сравнительно недавнего времени шла в советском кинопрокате под названием «Тетка Чарлея». Дифтонг [ei] нередко и ныне передается то как ей, то, на старинный лад, как е: Джен и Джейн, Ньюгейтская и Ньюгетская тюрьма. Комичнее всего кажется русскому человеку устаревшая побуквенная передача заглавия вальтер-скоттовского романа «Айвенго» — «Ивангое» (Ivanhoe).
     Труднее всего ответить на вопрос, почему до сравнительно недавнего времени звук [;] избегали передавать буквой а. Ясно, что при транслитерации таких слов, как Лондон или клуб (хотя у А. С. Грибоедова в «Горе от ума» — клоб) ориентировались на их написание, а не произношение. Но совершенно непонятно, почему у Н. С. Лескова и даже у позднейших авторов мистер Тапмен из диккенсовских «Посмертных записок Пиквикского клуба» назван Топменом. Существительное lunch еще недавно передавалось как ленч (теперь заимствование бизнес-ланч уже прочно вошло в русский язык). Второстепенный персонаж стивенсоновского романа «Остров Сокровищ» в переводе Н. Чуковского именуется Гентер, а не Хантер, в отличие от героев других романов, переведенных другими переводчиками. В транслитерации антропонима Ruskin мы наблюдаем единственный случай передачи фонемы [;] буквой ё: Рёскин — тоже явление трудно объяснимое.
     Английское l передавалось, а иногда и сейчас передается как ль, тоже на немецко-французский манер: Бойль, Буль, Гулль, Ливерпуль и т. д. Рассела некоторое время именовали Ресселем. Еще один курьез в том, что имя известного естествоиспытателя поныне произносится как Томас Гексли, а его родного внука, знаменитого писателя, называют Олдос Хаксли (Huxley). Мужское имя Herbert передается то фонетически — Харберт (например, в переводе романа Ж. Верна «Таинственный остров, выполненном М. Салье), то графически — Герберт (так традиционно пишется имя писателя Уэллса).
     При транслитерации испанских имен и названий переводчикам, в силу исторических обстоятельств лишенным возможности полноценно овладеть испанской фонетикой, было неведомо, что среди отсутствующих в этом языке звуков — з и ц, и что буква z произносится как [;], в Латинской Америке — как [s]. Поэтому еще на рубеже XIX — XX вв. имя Vel;zquez писалось либо Велазкез (на французский манер), либо Велацкец (на немецкий лад). Alvarez тогда передавалось как Альварец, P;rez — как Перец, G;mez — как Гомец (например, дон Педро Гомец в пародийном романсе Козьмы Пруткова «Осада Памбы»). В одноактной комедии того же Козьмы Пруткова «Любовь и Силин» один из героев, заезжий испанец носит имя дон Мерзавец — по той же причине. В романе «Человек-амфибия», где действие происходит в Буэнос-Айресе, писатель-фантаст А. Беляев написал имя одного из эпизодических героев Гарсилассо, удвоив с, дабы оно не озвончилось в интервокальном положении, не ведая ни того, что звука [z] в испанском языке нет, ни того, что согласные, кроме r, в этом языке не удваиваются. По той же причине неверно написано имя главного отрицательного героя того же романа — Зурита. Другой курьез — написание Miguel как Мигуэль, а не Мигель (например, у А. Н. Островского, переводившего драматические произведения Сер-вантеса) — это явление того же порядка, что транслитерация имени Мопассана как Гюи, о чем говорилось выше.
     Женское имя Кармен и поныне зачастую произносится на французский лад, с ударение на последнем, а не первом слоге — под влиянием новеллы Мериме и особенно оперы Бизе. Имя знаменитого барселонского зодчего Гауди, напротив, подавляющее большинство наших соотечественников произносят с ударением на первом, а не на последнем слоге — вероятно, на английский манер. Известную в свое время общественную деятельницу нередко называют Долор;с Ибарр;ри (правильно — Дол;рес Иб;ррури).Название Андалус;я очень часто прозносят Андал;зия, не только неправильно ставя ударение, но и используя несуществующую в испанском языке фонему з. Выведенная в мексиканском штате Чиуауа (Chihuahua) порода декоративных собачек называется по-русски чихуахуа, поскольку их первым российским заводчикам было невдомек, что буква h во всех романских языках никак не соответствует фонеме [x], а просто не читается.
     Хуже всего обстоит дела с транслитерацией португальских имен и названий. Их чудовищные искажения видны уже в драматической поэме В. А. Жуковского «Камоэнс», где молодой стихотворец наречен Васко Мусинхо де-Квеведо Кастель-Бранка (Vasco Mouzinho de Quevedo Castelo Branco). К середине ХХ в. успели сложиться целых два способа передачи португальских слов — назовем их соответственно графическим и фонетическим. Первый ориентирован на написание, второй — на произношение. Первый подразумевает передачу буквы о через о во всех позициях и s как с во всех позициях, кроме интервокальной, где она передается через з. При втором способе конечное безударное о передается как у, а s в конце слова или перед согласной — как ш (поэтому эти два способа передачи еще называют «на о и на с» и «на у и на ш»). Впрочем, написание некоторых имен и названий успели унифицироваться: Камоэнс и Рио-де-Жанейро пишут даже сторонники фонетической, а Жоржи Амаду — даже приверженцы графической транслитерации. Камоэнса, впрочем, в XVIII — XIX вв. произносили на французский лад, с ударением на последнем слоге, как это явствует из расположения в стихе в упоминавшихся «Эпистоле о стихотворстве» Сумарокова и поэме Жуковского «Камоэнс». Замечено также, что графическая транслитерация преобладает в художественной, а фонетическая — в научной и справочной литературе, а также в публицистике и периодике. Приверженцы графической транслитерации обвиняют своих оппонентов в том, что именно по их милости большинство русских читателей произносят имя недавно умершего писателя Жоржи Амаду с ударением на последнем слоге (видимо, по аналогии со словом какаду). На это они получают ответ, что если бы его фамилия по-русски писалась Амадо, то, скорее всего, ее стали бы произносить «Ам;да», поскольку безударное о по-португальски произносится как у, а по-русски как а. Более того: фамилию недавнего лауреата Нобелевской премии по литературе Жозе Сарамагу (Jos; Saramago, в фонетической транслитерации — Жозе Сарамагу) в нашей стране обычно произносят Сарам;га, а имя стяжавшего невиданную популярность бразильского писателя Пауло Коэльо (Paulo Coelho) выговаривают как Паула Каэлья. Последнее кажется особенно комичным: ведь когда во время встреч с португальцами и бразильцами их имена произносят не знающие португальского языка русские люди, то их имена как будто из мужских становятся женскими: мужское имя Augusto звучит как женское Аугушта,  Eduardo как Эдуарда, Fernandо как Фернанда, Francisco как Франсиска, L;cio как Лусия и т. д. Реакцию носителей таких имен пишущему эти строки неоднократно доводилось наблюдать лично. И хотя графическая транслитерация более распространена, нежели фонетическая (автор этих строк является приверженцем последней), обе продолжают сосуществовать — но, по нашим прогнозам, вряд ли в обозримом будущем одна вытеснит другую.
     В заключение следует сказать несколько слов о курьезах, связанных с транслитерацией иностранных слов и названий в  последнее время, когда резко возросла роль рекламы. То, что дикторы произносят Мулинекс, а не Мулине (Moulinex), Герньер, а не Гарнье (Garnier) и Эстрелла, а не Эстрелья (Estrella), свидетельствует о недобросовестном отношении к своим обязанностям рекламодателей, у которых есть все возможности проконсультироваться у любого студента-филолога, а также о падении общего уровня культуры среди населения. Это одно из отрицательных явлений нашей постперестроечной действительности.

Опубликовано: Одиннадцатые Федоровские чтения. СПб., 2011.